Я всегда сожалел, что нет рядом со мной человека, который бы разделял мои взгляды и с кем бы я мог посоветоваться. Честно скажу я в растерянности. Ни я, ни мои сотрудники, даже полковники особо не разбираются в политике. Я, как и они, не вижу разницы между кадетами и октябристами, не могу понять, чем отличаются бородач — гастроном Миша Стахович — видный кадет — от моего корпусного товарища Энгельгардта — октябриста. Не понимаю целей вооруженных браунингами эсеров, или невооруженных, но как мне, кажется, более опасных эсдеков, опирающихся в отличие от эсеров не на крестьянство, а на рабочих.
Я вождей "левых" партий не видел и не знаю, читал немного о Плеханове и только с Пушкевичем знаком, но и его речи считаю пустой болтовней. Марков мне вообще, кажется, всего лишь мелким хамом. И если честно я намного лучше разбираюсь в лабиринтах политических партий Франции, и то только ощупью, в основном то, от чего зависит обороноспособность страны. * Со всем, что в настоящий момент творится в России я не в состоянии разобраться самостоятельно. С появлением Христофора мне как-то стало легче понять все происходящее сегодня, его трактовка событий легкодоступна и близка мне.
Слушая Игнатьева, старшего, почему-то казалось — он несколько фальшивит, или передергивает, ведя какую-то свою игру. Никогда не поверю, чтобы хорошо образованный, всесторонне подготовленный, живо интересующийся событиями в мире, гражданин, мог не понимать, что творится в его стране. Можно поверить какому-нибудь клерку из бюро, но не полковнику, графу, военному агенту, представляющего такую великую державу как Россия. А он между тем продолжал рассуждать о своей некомпетентности:
— Я поглощен войной всецело, и я не одинок, несведущих людей большинство. Ни о каких революциях мы не думаем, нам дороже честь России.
— А будущее России? Разве оно вас не волнует? И, насколько мне известно, вы Алексей Алексеевич, весьма успешно будете сотрудничать с Советским Союзом, особенно в становлении советской дипломатии, да и разведкой заниматься в пользу России продолжите. Ваша позиция в отношении произошедших изменений в империи не вдруг появилась, я это заметил в наших беседах, вы уже сегодня являетесь сторонником революционно настроенных людей в стране.
— Возможно. Но сегодня я офицер и именно поэтому я не должен уделять внимание политике и ее деятелям. Я с прискорбием смотрю на то, как войска втягиваются в революционное движение, причем в то время, когда враг уже на нашей территории. Вместо того чтобы защищать, как и положено военным Родину от внешней угрозы они по уши влезли в разборки внутри страны. Неразбериха в умах людей, подстрекаемых политиками из многочисленных партий, чехарда в правительстве.... Кому подобное нужно и зачем? Чьи приказы мне сегодня выполнять? Командования, временного правительства или какой-то одной из партий?
Я понимаю, отсидеться и быть в этих событиях нейтральным недостойно гражданина своей Родины, правильней выглядело бы определиться в грядущих катаклизмах и принять участие на одной из сторон. Например, присоединиться к революционерам.... Так ведь не знаю, каким именно. Стать на сторону большевиков, как вы советуете, значит подтачивать устои государственности, на сторону монархистов..., я и раньше не был большим приверженцем загнивающего строя. Если честно я бы поддержал наших демократов, но видя, кто за всем этим стоит, у меня тут же возникает отторжение такого решения.
И вообще..., мне в настоящее время хочется порой все бросить и послать всех и вся ... на китайскую гору Кху Ям. Знаете, Христофор, где она находится?
— Нет, не знаю, но догадываюсь, вероятно, у черта на куличках.
— Вот именно. Я бы и вас туда послал с вашими прожектами, но.... Одним словом, хочется попытаться, может и в самом деле что-то получится. Все-таки будущее моей Родины мне не безразлично.
— О чем это вы тут говорите? — Вклинился и Павел в непонятный для него разговор.
Я на минутку отключился, лишь краем уха продолжал слушать, как старший брат пытается рассказать младшему о наших с ним предстоящих делах. Пользуясь моментом, вновь погрузился в мысленные беседы с собой. Я понимал, мои знания о будущем легли уже на подготовленную почву. Все-таки в их мемуарах вполне искренне написано об отношении к событиям, несомненно. И это давало мне уверенность, что знаю неплохо обоих братьев, имею представление, о чем они думали в дни лихолетья. Но как оказывается, судя, по их словам, в ходе разговора, сейчас в их мыслях ничего кроме растерянности и незнания что им конкретно делать, не было. Все происходящее в мире гораздо сложней и беспорядочней, и не укладывается в привычный для них жизненный порядок. Ни тот, ни другой, себя не мыслили без России, но каждый понимал это по-своему. Они просто-напросто не знали, к какой из сторон примкнуть, никто им ничего не объяснял, как и большинство людей, они барахтались в кипучей действительности самостоятельно, не представляя к какому берегу выгребать. Ситуация для них патовая и они растерялись. Привычных указаний нет, приказы нового правительства противоречивы и нерешительны. Понять братьев мне не сложно, и увлечь своими планами играя на струнах патриотизма нетрудно. И мне, кажется, я не ошибся, делая на них ставку.
Слушая рассуждения братьев, я пытался понять, на что могу рассчитывать. Вырисовывалось следующее.... Оба высказали согласие включиться в работу по выполнению моей придуманной, а может кем-то внушенной, миссии. Не скрою, меня взбодрило такое положение вещей. Все-таки не зря я выкладывался, рассказывая кто я, и откуда появился, и то, что они приняли меня именно таким, со всеми странностями и загадками, было несомненным успехом. Значит можно приступать к реализации задуманного. У меня по плану первым пунктом стоит вопрос о финансах. Я не стал настаивать на привлечении денег, лежащих на вкладах в банках Франции и подотчетных Игнатьеву старшему. Погожу, время терпит, дойдет в свое время дело и до этих средств. Те рекомендации, что я дал по их размещению, полковник выполнит, он же умный человек и соотнести одно с другим в состоянии даже без моей подсказки. Так оно и будет, и без моего вмешательства сделает все необходимое. Но здесь, в этом времени возможны изменения в ту или иную сторону, во всяком случае, я заметил уже отклонения по времени. Если хочу положительных результатов необходимо немного опережать, фору иметь будет нелишним, вмешиваться в события нужно заранее и подстраивать события в нашу пользу.
Продолжая краем уха вслушиваться в беседу братьев, слушая, как Алексей пытается убедить Павла, и, по всей видимости, себя тоже, в необходимости вывезти семью из России, а заодно и все активы, принадлежавшие им, понял — требуется моя помощь. Хотя бы разъяснить, как все это вижу я. Много говорить не пришлось. Оба брата почти сразу просекли возможность получить деньги в российских банках, оставив в залог свои земельные владения и усадьбы. Ничего странного, как они считали, нет. Многие имения закладывались и перезакладывались в банках еще со времен царствования Екатерины второй. Но вот куда перевести займы они не совсем правильно понимали. Я тоже плутал в этих дебрях, но в отличие от них знал — будущее советское правительство доберется до заграничных банковских вкладов бывших российских сограждан и будет требовать через суды, возвратить неправедно нажитые богатства народу, который именно и способствовал своим трудом приобретению этих средств. И помня, что во многих случаях судебные тяжбы были в пользу СССР, старался найти другой способ сохранения капитала. Мне казалось, будет лучше, если все ценности перевести в золото, в том числе и деньги, лежавшие в банках России на вкладах членов этой семьи. Как хранить в дальнейшем и использовать семейные финансы, куда их направить для увеличения сумм, я им также доходчиво разъяснил. Поинтересовался насчет возможных затруднений при перевозке золота через границу. Вряд ли его окажется много, но, тем не менее, знание таких нюансов не повредит.
Не стал посвящать, почему необходимо сосредоточение всего капитала в одном месте, и в одних руках. Плохо, что оба брата не финансисты, но зато вероятность уговорить хозяев применить их в общем предприятии в таком случае намного проще пройдет. Кроме этого, немаловажно вспомнить — в моем времени переводы такой массы денег почтой, или ещё каким-то образом нередко были связаны с криминалом, а доверять, пусть даже специалисту, большую сумму чревато последствиями. В моем мире, да и в здешних условиях можно не увидеть, ни человека, ни денег. Проще всего через банки, пусть там и большие проценты при переводе стригут. Смущает сегодняшняя их "надежность", тут тоже имеются подводные камни, возникает опасение не увидеть, ни банка, ни золота. Получается все-таки когда "маешь вещь" оно как-то лучше себя чувствуешь. В ходе обсуждения решили — будет видно на месте, главное провернуть операцию по получению кредитов, ну и вывоз капитала за границу, и чем быстрее, тем лучше. Ни у кого из нас не вызвало отторжения несовместимость с понятием чести офицера, с намечаемыми действиями. Наоборот, Павел сам предложил свою кандидатуру, он, понимая, что Алексею оставить дела и выехать в Россию будет просто невозможно, принял на себя основную тяжесть реализации плана операции, и даже объяснил почему.
Обсуждая все нюансы предстоящей поездки в Россию, мы не заметили, как наступило утро, лишь наши распаленные головы напомнили — нужен отдых. Отложив все на потом, нашли места, где можно спокойно поспать, не мешая пришедшим сотрудникам бюро заниматься делами. Полковник предупредил подчиненных, чтобы не смели беспокоить без уважительных причин. Едва моя голова прикоснулась к подушке, как тут же вырубился. Правда, перед тем как уснуть, я вспомнил одну немаловажную вещь, и поспешил ее выложить обоим полковникам. Новость не была для графа неожиданной. То, что служанка, живущая в доме старшего Игнатьева, работала на французскую контрразведку, он отлично знал и не хотел менять, убрав от себя, мотивируя тем, что известный враг — считай почти друг, знаешь, чего следует ждать от него. К тому же удобно сливать информацию, которую посчитаешь необходимой в непростом деле службы на поприще военного агента, не боясь навредить себе.
— Так что, пусть фискалит — пробормотал Алексей, уже засыпая.
— Тоже верно, пусть фискалит, зато я лишний раз подтвердил свое реноме.
Глава 13
Мое вынужденное безделье и бесчисленные попытки доказать обоим братьям, что я вполне здоровый человек закончилось, они поверили в мои слова, и появившаяся у них цель дала тот самый импульс — действовать, который мне и был нужен. Даже азарт и соревнование между братьями в желании что-то сделать полезное появились. Благодаря чему мы буквально за три дня успели подготовиться к поездке в Россию. Мне очень хотелось побывать там лично в это время. Увидеть и понять события, происходящие в России, не по учебникам и документам, а самому пройтись по проспектам и площадям Петрограда, вникнуть в ту сумятицу и анархию, заполнивших в это время улицы города, понять, как воспринимались простыми людьми перемены в их жизни. Было ли у них хоть какое-то осознание себя и своих дел в происходящем, их мнение по действиям политиков. Навязанная кем-то или самостоятельная появилось у людей тяга к изменениям. Может также как всегда — стихийно, под влиянием трудностей жизненных. И в прошлой истории, и в будущей таких примеров не счесть.
Возможно, моя поездка поможет разобраться, проанализировать, сделать определенные выводы и решить, наконец, окончательно, ту ли миссию навязал на свою шею. Понять правильно ли я выбрал направление в своем желании помочь людям не дать им возможность уничтожать друг друга в массовом порядке изуверскими способами. Или моя миссия всего лишь бред сумасшедшего пытающегося к тому же привлечь к трудновыполнимой задаче двух вполне адекватных человека, поверивших, что я появился в обличии простого солдата как посланец Всевышнего, который сможет остановить гонку вооружения и предотвратить новые войны на планете.
Много чего еще мне хотелось понять и перечислять все мои сомнения и надежды можно бесконечно долго. Стараясь отвлечься от таких ненужных для меня в настоящее время мыслей, я увлеченно наблюдал происходящие явления и события, как за бортом корабля, на котором мы после всех сборов оказались, так и на его палубе. Мы — это я, полковник Павел Игнатьев, финансовый гений Алексея поручик Ильинский и еще один военный, правда, в гражданской одежде. Зато постоянный и надежный — так сказал Павел, представляя нам своего напарника и помощника по поездкам — поручик, барон Вихров. Не знаю насколько это верно и главное в чем надежный, но острый взгляд при его изношенном раньше времени лице и красноватый нос, хранившие следы привольной жизни мне внушали опасения, что в определенное время по команде Павла он, не задумываясь, свернет голову любому из нас. И даже не поморщится. За таким человеком, как я понял, нужен был глаз, да еще какой зоркий глаз. Другом он мне явно не станет. Не знаю, что их связывает, но он Павлу, безусловно преданный человек — несомненно. Одно то, что он следует за полковником неотлучно, и кажется, даже сон графа оберегает, дает возможность не сомневаться в его преданности своему начальнику.
Мне в нашем путешествии было интересно все, в отличие от Павла, которому приходилось уже проходить весь этот путь. Дорога явно небезопасна: через Булонь, * минуя вечно мрачный и дождливый Лондон, по Северному морю к скалистым берегам Швеции, где предстоит пересадка на датский теплоход, идущий из Америки, а точнее откуда-то из Канады и уже на нем дальше, до Финляндии. И при этом всегда помнить, а порой и чувствовать через перископ на себе взгляд немецкого капитана подводной лодки.
Я если честно не обращал внимания на опасность, поджидающую нас в глубине этих вод в виде немецких субмарин, до меня она не доходила, видимо по причине отсутствия таковой. Стать свидетелем торпедной атаки подводной хищницы, в результате которой корабль мог в одно мгновение затонуть, мне не пришлось. Путешествие напоминало круиз по северным странам Европы. Я получал удовольствие от такого времяпровождения. Когда бы я еще увидел воочию эти скалистые берега Скандинавии, а затем Финляндии, с ее красивыми и вечными хвойными лесами, навевающих уверенность, что все в этом мире относительно спокойно и незыблемо. Наблюдая за пассажирами, я отмечал — у всех пассажиров в глазах, несмотря на опасность и неизвестность ожидаемых как в настоящем, так и в будущем, порой проявляется нетерпеливость познать что-то новое, неизведанное, манящее своей непредсказуемостью. Подтверждали это и разговоры о будущем каждого по отдельности и Российской империи в целом. Все как один старались убеждать друг друга и себя в первую очередь — у них все сложится хорошо. Главное — благополучно добраться до России.
Возникающие стихийно то тут, то там небольшие митинги вносили разнообразие в нашу спокойную поездку, особенно это стало ощущаться, после того как мы перебрались в Швеции на другой пароход приписанного к датскому пароходству, но следующего из Канады в Финляндию.
