| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Тем не менее, Немирович не стал продолжать осаду Минска, поскольку после его победы у литовского командования зародился амбициозный план развить успех путём нанесения удара по Северо-Западной русской армии с двух сторон, дабы отрезав ей путь к отступлению блокировать под Вильно, и соединив силы двух гетманов разгромить в последующем сражении.
Уже 4 февраля войска Радзивилла появились в трёх вёрстах от Вильно, перерезая дороги ведущие к Полоцку, Гродно и Минску. Спустя несколько дней на территорию Виленского повета пришло и войско во главе с Немировичем. Позднее виленский воевода Андрей Дмитриевич Ростовский докладывал царю, что к этому времени "весь Виленский уезд по обе стороны реки Вилеи гетманы Юрий Радзивилл и Немирович заступили". Войска гетманов быстро увеличивались, так как к ним стала присоединяться "присяжная" шляхта ближайших поветов.
Однако литвинов подвела взаимная неприязнь обоих военачальников, отказавшихся объединиться и ставших отдельными лагерями. Узнав об этом от захваченного языка, и стремясь опередить противника, Шуйский выделив часть войск "для оберегания приходу гетмана Радзвилла", атаковал более слабую армию Немировича 21 февраля 1532 года у села Верки. В начале битвы из-за удачных действий литовской кавалерии ситуация складывалась в пользу литвинов. Используя опыт, полученный в сражении под Минском, литвины решили нанести главный удар всей массой конницы по правому флангу русских. Польская конница, игравшая роль главной ударной силы, разделённая на отряды по 300 человек в каждом, обрушилась на авангард русских войск, стремясь охватить фланги русских и зайти им в тыл. Следом за этими тремя отрядами в бой вступило множество мелких отрядов литовской конницы. Передовой полк был смят. Полк правой руки отступил. Литовская конница повернула к селу, где в центре русских позиций находилась пехота.
Но располагавшиеся в центре стрельцы соорудили шанцы из саней и залегли в построенных укреплениях. Остальные выстроились в линию, состоящую из 4 шеренг. Кроме того, русские располагали полевой артиллерией из 14 пушек, которые при приближении противника дали залп. Затем открыли огонь первые две шеренги стрельцов. Заступив на их место, дали залп две задние шеренги. Идущие на острие атаки поляки были рассеяны залповым огнём стрельцов и обратились в бегство. На помощь дрогнувшим полякам спешили литвины, однако положение для Немировича было критическим. Гетман, лично возглавивший конницу, в числе остальных вынужден был бежать. Русские войска перешли в контрнаступление. Литовская кавалерия бросила пехоту, которая была вскоре окружена и разгромлена. Вся армия Немировича обратилась в беспорядочное бегство. Сам гетман, едва избежав гибели, был взят в плен. Как позднее докладывал царю Шуйский: "А ратных людей его, гетмана Немировича, полку побили на голову. И твои ратные люди его, гетмана Немировича, ратных людей секли на 15 верстах".
Положение Андрея Немировича могла бы спасти помощь от Юрия Радзивилла, но тот в это время пытался занять Вильно. Однако хоругви, ворвавшиеся в город через остробрамские ворота, были отбиты. После чего, узнав о поражении Немировича, гетман "от Вильны пошел прочь по Новогродской дороге к реке к Неману".
Хотя Немирович потерпел поражение и попал в плен, а Юрий Радзивилл не сумел захватить Вильно, кампания с самого начала стала протекать не так, как рассчитывали в Москве. Отступивший за Неман гетман разбил свой лагерь под Новогрудком, из-за чего сохранялась угроза вторжения на контролируемые русскими территории. В свою очередь князь-воевода, выделив отряд в 1100 бойцов под началом своего младшего брата Ивана Васильевича Шуйского для оказания помощи всё ещё находящемуся в осаде Гродно, расположился под Лидой. Сложилась патовая ситуация, в которой время играло на пользу литвинов. Восстание шляхты против русских властей продолжало шириться. Большим ударом для русских позиций в Литве стало возвращение под власть Сигизмунда слуцкого князя Юрия Олельковича. Убеждённый полонофил и сторонник союза с Польшей князь Юрий Олелькович ранее вынужденно присягнув русскому царю был готов вернуться в подданство литовскому господарю в обмен на полную амнистию своих действий. Ещё в ноябре 1531 года, после падения Клецка он вступил в переговоры с великим гетманом, и Юрий Радзивилл, которому Олелькович приходился родственником (Юрий Слуцкий был женат на Елене Радзивилл) охотно заверил слуцкого князя в том, что король Сигизмунд прощает его. После чего, стоило до Слуцка дойти сообщению о поражении русской армии под Минском, как уже 10 декабря 1531 года город распахнул ворота перед литовской армией.
Неспокойным стало и положение на территории не только Гродненского, Виленского, Ошмянского, Минского, но и Речицкого, Оршанского, Бобруйского уездов. Правда, здесь не произошло всеобщего перехода шляхты на сторону Сигизмунда. Так, в отписках речицкого воеводы Евдокима Тушина неоднократно упоминаются отряды "присяжной" речицкой шляхты, которая ходила в походы против "изменников". Позднее речицкая и бобруйская шляхта участвовала в боевых действиях против литовских войск в Полесье, получив за это благодарность от царя. Особое беспокойство вызвало то, что непосредственно у границ трёх уездов стали располагаться хоругви армии Юрия Радзивилла, которые не скрывали своих намерений. По сведениям, которыми располагали в начале декабря в Бобруйске, один из полковников литовской армии, князь Иван Андреевич Полубенский, стоял "под Игуменом", другой отряд во главе с Матеем Войтеховичем Клочко — "за Борисовым", третий — отряд полковника Богдана Григорьевича Воловича — занял Лапичи, лежавшие на западной границе Бобруйского уезда у дороги, ведущей на Минск. Особое беспокойство вызывал "волонтёрский" отряд подкомория Николая Юрьевича Паца, разместившийся в Свислочи и тем самым перекрывая путь по Березине. Ещё ближе к Бобруйску, в 45 вёрстах от города, в захваченном "изгоном" Глуске находился отряд местной шляхты во главе с князем Юрием Слуцким, которые "воевали Бобруйского оуезда и Мозырского и Речицкие места". В конце ноября от захваченных пленных стало известно, что "по зимнему пути" противник намерен идти к Бобруйску "с нарядом". Обеспокоенный воевода просил подкреплений, так как "послать" ему "на тех воров неково и оборонитца от них неким". Положение усугублялось тем, что "уездные всяких чинов люди" возят всякие запасы в Свислочь, а в Бобруйск ничего не доставляют.
В конце февраля — начале марта в Москве был предпринят ряд мер, чтобы исправить положение. Ивану Телепнёву-Оболенскому, ещё находившемуся в Шклове, было приказано 30 февраля направить отряд во главе с Фёдором Сукиным, чтобы очистить от "воров" Минский и Бобруйский уезды, а отряд во главе с Даниилом Пронским, направленный в Мозырь для усиления тамошнего гарнизона, должен был выгнать изменников "за Птичь". Одновременно Иван Прозоровский обязан был собрать войска для похода против Олельковича к Слуцку. Перед выступлением в поход он должен был писать к "литвинам" в Слуцк и другие города, чтобы "добили челом". В дальнейшем, однако, более важным, первоочередным делом было признано предотвращение опасности, грозящей Минску и Бобруйску. В начале марта Прозоровскому были посланы приказы направить корпус Фёдора Козловского против литовских войск, стоявших в Свислоче и Лапичах.
Первые предпринятые меры не дали результатов, на которые рассчитывали. "Олелькович повиновения своего не принес", но разделивший свои войска по указу царя Иван Прозоровский не решился предпринять против него решительные действия, ограничившись разорением округи Слуцка. Даниил Пронский, выступивший в поход 10 марта 1532 года, "за малолюдством" не решился атаковать Глуск и повёл свой отряд прямо в Мозырь. Фёдор Сукин, также выступивший в поход 10 марта с рейтарским полком, успел вовремя, когда высланный против изменившей минской шляхты отряд головы московских стрельцов Василия Пушкарёва 17 марта под Каменичами столкнулся с отрядом Николая Паца и попал в окружение. Пац отступил, когда на выручку осаждённым пришёл отряд во главе с Сукиным. Русские военачальники сообщали, что успешно дали отпор Пацу, но стоит отметить, что тот отступил от Каменичей всего на 10 вёрст, а Пушкарёв и Сукин поспешили отвести свои отряды в Минск.
Пожалуй, единственный крупный успех одержанный русскими в марте 1532 года — снятие осады с Гродно. Просидевший в осаде около шести месяцев гродненский гарнизон выдержал пять попыток штурма. Но по мере затягивания осады города, количество осаждавших, из-за недостатка продовольствия, уменьшилось с 3000 в начале ноября 1531 года до 1000 в начале марта 1532 года. Понятное дело, что осада крепости столь малыми силами была возможна только в условиях, когда главные силы русской армии были скованы боями на Вилии. По мере усиления русских позиций на севере Великого княжества Литовского осада становилась всё более бесперспективной. Поэтому, когда 14 марта к городу подошёл посланный из-под Вильно отряд князя Ивана Шуйского, то литвины не приняли боя и отошли, сняв осаду.
Положение заметно изменилось к лучшему к концу апреля 1532 года. Посылка на театр военных действий дополнительных сил привела к перелому в ходе военных действий. Посланный к Свислочи в конце декабря отряд во главе с Фёдором Козловским нанес поражение войску Николая Паца, взяв знамёна и захватив обоз. Позднее отряд Паца понёс серьёзные потери в бою с Фёдором Сукиным и отступил за Птичь. Отряд Воловича попытался из Лапичей начать военные действия против Березино, в котором находились крупные продуктовые склады, но 12 апреля потерпел неудачу в бою с войсками, высланными из Могилёва. После этого его отряд отошел от Лапичей на запад к Поречью. Планы похода литовских войск на Минск и Бобруйск становились нереальными. 30 апреля один из корреспондентов Юрия Радзивилла сообщал ему, что для Юрия Олельковича военные действия также складывались неудачно, и он был вынужден отступить к Слуцку. Иван Полубенский также в середине апреля потерпел поражение в бою с русскими войсками и отступил в Игумен, который в конце месяца был осаждён войсками Прозоровского, и сдался 3 мая.
Всё это происходило в условиях, когда литовское войско волновалось и отказывалось нести службу. Из-за чего гетман был вынужден отпустить ополчение, а с наёмными контингентами отступить к Слониму. Последние впрочем тоже, не получая жалования, начинали бунтовать, и даже угрожали, "если не дадут им грошей", перейти на русскую службу. Сам гетман Радзивилл, по сообщениям пленных, оставил театр военных действий и направился в Брест, где в это время находился король, чтобы добиться выплаты жалованья. В свою очередь, князь Шуйский, узнав об отходе Радзивилла, также двинулся со своей армией на север, к Полоцку, где распустил своих уставших людей по домам. Осенне-весенняя кампания 1531-1532 гг. таким образом завершилась, но только лишь для того, чтобы военные действия почти сразу же, после короткого перерыва вызванного весенней распутицей, возобновились с наступлением тёплой погоды с новой силой.
Для Великого княжества Литовского наступивший 1532 год грозил оказаться последним. Значительная часть страны, включая столицу, была оккупирована противником. Многие земли опустошены идущей уже третий год войной, казна была пуста — чтобы хоть как-то наполнить её Сигизмунд I был вынужден вновь обратиться к займам и отдаче в залог своих имений, а шляхта устав от войны всё более неохотно откликалась на призыв о сборе ополчения. Более того, напряженная и изнурительная борьба, в которую вступило Великое княжество Литовское с конца 20-х гг. XVI века, не только не отодвинула на задний план внутренние противоречия, но, наоборот, только усугубила их. Консолидировавшееся к тому времени шляхетское сословие, стремившееся, с одной стороны, к умножению своих прав и вольностей, а с другой стороны — к установлению юридического равенства в собственной среде и к уничтожению особенных преимуществ, которыми пользовались крупные землевладельцы, князья и паны, жаждало реформ. В своих претензиях к господарской власти шляхта добивалась освобождения не только от прямых, но и от косвенных налогов, уменьшения судебных и канцелярских пошлин и расходов; требовала привлечения духовенства и мещан к большему участию в несении государственных повинностей, предоставления урядов и достоинств (почётных званий) только лицам шляхетского сословия и сохранения этих урядов в их прежнем значении и "пожитках", и, наконец, обязательного участия в законодательстве великого вального сейма как органа шляхетского сословия во всей его совокупности. Особенно настойчиво добивалась шляхта учреждения выборного земского суда с юрисдикцией, простирающейся не только на шляхту, но и на князей и панов, тем самым пытаясь ликивдировать самовластие последних. Этому требованию долгое время было упорное противодействие со стороны господаря и высшей знати. Господарю с учреждением земских судов по польскому образцу предстояло ограничение прерогатив власти и уменьшение доходов, князьям и панам предстояло поступиться прерогативами наместничьей власти, доходами от суда и своею привилегированною подсудностью.
Но начавшаяся война вынудила как великого князя, так и знать отнестись к требованиям мелкого дворянство с куда большей внимательностью, ибо оно составляло основу литовского войска, и именно от его готовновсти воевать зависела обороноспособность государства. Уже в 1531 году, в ответ на жалобы шляхетства на военное разорение, господарь вынужден был освободить от платежа мыта на пограничных таможнях как лесные товары, так и хлеб и скот, которые отпускались из шляхетских имений за границу, с тем условием, чтобы служебники, сопровождающие товары, показывали под присягою на мытных коморах, что отправляемые товары — шляхетские и приготовлены к продаже на средства самого владельца. Эта уступка была крупным подарком шляхетскому сословию не только за счёт земского скарба, но и за счет торгово-промышленного сословия — мещанства, посредническая роль которого в отпускной торговле вследствие этого постановления сильно сократилась.
Однако этой уступки шляхте показалось недостаточно. Продолжающаяся война показала ей силу своего сословия, и одновременно слабость "панства", подталкивая к новым требованиям. И трудности осенне-весенней кампании 1531-1532 гг. спровоцировали шляхество на новое выступление. Слишком долгое и бесцельное нахождение в военном лагере под Новогрудком утомило шляхту, вызвав её сильное возмущение. Начались волнения, во время которых "воинники" не только требовали отпустить их домой, но и стали делать политические заявления. Испугавшись бунта, Радзивилл был вынужден распустить войско, но недовольство шляхты это хоть и приглушило, но не устранило. На созванном в апреле 1532 года сейме в Бресте дворяне завалили господаря жалобами на плохое управление воевод и старост, и их "кривды" при отправлении правосудия, и потребовало присутствия шляхетских присяжных заседателей на воеводском суде. Так же звучали требования о введение выборного суда, подчинении князей и панов юрисдикции местных судов, контроле шляхты над сбором и расходовании панами земских финансов.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
