Ясная ночь

Мне хотелось держаться за руку Андрея, чтобы чувствовать его, хотелось, чтобы он чаще взглядывал на меня. И я не знала, как мне вести себя с ним. Как-то всё очень неопределённо. С одной стороны, он вроде даже признался в своих чувствах ко мне. С другой — между нами нет доверительности. Ну и что, что сглаз?! Я хочу знать про него и про себя в его жизни!

Возмущение стихало, как только я хорошенько задумывалась об этом жутком всеобщем здешнем сглазе. А если он мне что-то расскажет, и мы не можем быть даже рядом? Нет, пусть уж лучше молчит.

Одно я знала точно: к Валентину не вернусь.

И Андрея мне, если придётся уйти, забыть будет трудно.

Бабуля, конечно, скажет, что я ещё совсем молодая и что всё у меня впереди...

Я вскинула глаза. Андрей спокойно смотрел в ветровое стекло — мы подъезжали к магазину... А мне показалось, что он посмотрел на меня.

— Зоя, а платье, что купила тебе Женя, тебе не понравилось? — спросил Андрей, мельком всё-таки взглянув на меня.

— Понравилось, — задумчиво сказала я. — Только в нём работать нельзя.

— А что можно? — улыбнулся Андрей.

— Сидеть в беседке, среди цветов, и распивать чаи или кофей! — засмеялась я. И осеклась. Вот в чём дело. Мне показалось, что он смотрит на меня, потому что в этот миг он думал обо мне!.. Если я, конечно, не слишком много выдумываю.

В ответ Андрей только насмешливо поднял брови.

Снова тишина. Снова мы ехали по деревне. Только теперь, забыв о личном, я уже смотрела на дома критичным глазом. Значит, людей выгоняли... Несмотря на объяснения, полную картину происходившего я восстанавливала сама. Что дядя Ваня, что Андрей — оба, кажется, привыкли к умолчанию, поэтому половины не договаривали.

Изб много новых. Теперь я это заметила. И не просто новых, а укреплённых, как в подготовке к войне. Как крепости. И сейчас же я поняла, почему так много здесь металлических ворот. Я-то сначала думала — это рачительность крепких хозяев. Ан нет. Оказывается — защита.

Доехали до магазина. Дело — вечером. Покупателей гораздо больше, чем днём, когда мы приехали впервые. Андрей решительно взял меня за руку и больше не отпускал. Пока здоровался со всеми, пока шёл к прилавку... Сначала я немного смущалась этой решительности и этой показной... эээ... владетельности. Пока не сказала самой себе: "Ты же хочешь этого! Чего лицемеришь со смущением?" И перестала обращать внимание на взгляды со стороны (разве что отвечая на приветствия, если смотрели явно на меня), с гордостью ощущая, как сильно ведёт меня Андрей. Да и на него взглядывая слегка снисходительно: ишь, вцепился в руку! Но ведь мне это нравится! Мне приятно, что он тащит меня, время от времени оборачиваясь посмотреть на меня, как на собственность! И приятно, что и мужчины, и женщины смотрели на меня приветливо — думаю, оттого, что Андрей вёл меня за руку.

Дарья Петровна встретила нас радостным "ах!" и немедленно послала какую-то девочку, лет двенадцати (я сразу не разглядела её медовые волосы, потом сообразила: дочка!) за молоком. Оказывается, продавщица успела домой к вечерней дойке, а потом прибежала назад, знала: когда приходит стадо, народу в магазине почти нет. Так что мы по всем статьям явились вовремя... Закупились мы продуктами неплохо. Андрей к выходу пошёл с двумя сумками, а я с бидончиком молока.

Только у двери был один не самый лучший момент, когда навстречу нам вошла Таисья. Но она спокойно кивнула Андрею — по мне только равнодушным взглядом скользнула, типа "знать не знаю и знать не желаю!" — и посторонилась. Андрей сначала пропустил выйти на улицу меня, а затем вышел сам. Поостерёгся оставлять меня одну наедине с колдовкой?

Хотя какое тут наедине! Пока шли к прилавку и обратно, Андрей успел со многими и поздороваться, и перемолвиться словечком — порой для меня загадочным, поскольку казался вырванным из насыщенного контекста. Мне показалось интересным, что его, хотя он всего три года живёт в этой деревне, воспринимают очень по-дружески. Несмотря на его привычно полурасстёгнутую рубаху, в то время как все остальные ходят довольно солидно — чуть не в галстуках, кроме молодёжи, конечно; несмотря на босые ноги. Кстати, о ногах. Подозреваю, что он таким естественным образом набирает энергию. Эх, где бы сейчас взять Интернет да почитать обо всём, что связано с колдовскими или просто энергетическими практиками! У Андрея-то наверняка компьютера дома не водится, поскольку хозяин плохо влияет на электрические приборы.

У машины нас встретил Барон. Причём встретил как-то странно. Он лежал у машины гордым сфинксом, в упор вперившись во входную дверь (как вышли — сразу на прицел его взгляда). Впечатление — лишь бы не смотреть на широкоплечего высоченного детину, лет за тридцать, в чёрной майке, выразительно облепившей его грудную клетку борца-тяжеловеса, и в штанах хаки. Незнакомец, уже привычно глазу рыжеватый, прислонился к забору у магазина и тоже спокойно смотрел — только не на дверь, а на собаку. Тоже странное ощущение недавних врагов, сейчас, на людях, демонстрирующих временное перемирие.

Андрей глянул на детину, усмехнулся, кивнул. После чего загрузил пакеты в багажник, а меня, с бидончиком в обнимку, впустил сесть на переднее сиденье.

Детина снова внимательно проследил, как Барон легко прыгнул к задним сиденьям. Когда Андрей захлопнул за псом дверцу, он оттолкнулся от забора и вошёл в магазин.

— Хозяин Барона? — почему-то шёпотом спросила я, хотя Андрей уже сел на место водителя и закрыл все дверцы.

— Бывший, — с каким-то удовольствием ответил Андрей.

— А он не будет... претендовать? — Я поёжилась: такой огромный! Даже рядом с далеко не маленьким Андреем. А какие мышцы!

— На выброшенного пса? Даже если бы захотел... Вся деревня знает, что Барон теперь наш. Точнее — твой.

— Так уж и знают? — недоверчиво спросила я. — Ну, что мой?

— Магазин — лучшее место для распространения новостей и слухов. А Дарья в прошлый раз видела в окно, как ты кормила Барона сардельками (я вспыхнула), после чего он встал и пошёл за нашей машиной.

— Любой мог покормить... — пробормотала я, невольно оглянувшись — как там пёс.

— Но не после прикосновения любого умирающий Барон мог встать и пойти.

— Может, он и не был умирающим, — не уступала я. — Может, хозяин плохо рассмотрел рану?

— У него был перебит позвоночник и сломаны задние лапы. Чудо, что Барон вообще смог доползти до магазина, — спокойно сказал Андрей, словно поставил точку в разговоре.

И я притихла, пытаясь осознать размеры собственной силы, про которую с детства думала, что такой обладают все вокруг, пока бабушка однажды не уверила в обратном. Значит, мне достаточно было погладить пса по голове... Надо же... Поэтому Барон уже на следующий день, как я провела ладонью — уже целенаправленно — по его ране на плече, очень бодро бегал везде за мной.

Не знаю, как было с Андреем, когда он узнал собственную силу, но мне немного даже страшно стало. Но дорога и поблёскивающие среди деревьев пруды, а затем въезд на холм подействовали безотказно успокаивающе. И я уже, с приближением к дому, думала только о том, что там, на моей кухне, оставили мне студенты, много ли грязной посуды, или привезли одноразовую, как утром грозилась Женя...

Мы въехали в поместье. Я вышла и не спеша пошла вперёд, пока Андрей выпускал Барона, пока вытаскивал из багажника покупки... Уже на короткой дорожке к крыльцу я заметила на асфальте какую-то вещицу, нагнулась подобрать. Машинально шагая далее, к двери, я удивлённо разглядывала красивую блестящую пуговицу, болтающуюся на застёгнутой булавке. Странно. Может, кто-то из девушек-студенток потерял? Надо будет спросить. Но почему пуговица — и на булавке? На брошку не похоже. На заколку для волос — тоже. Может, кто-то из ребят купил новую вещь из ненашинских? Но булавка очень уж сильно российского производства — такая привычно знакомая. А ненашинские производители, если и суют какую-нибудь мелочь в качестве дополнения, обычно используют необычные булавки — маленькие или цветные. Ладно. Узнаю, кто потерял, и спрошу — что это такое.

А пока машинально сунула странную находку в сумочку, висевшую на длинной ручке через плечо, занесла бидончик с молоком на кухню, потом сбегала к себе — переобуться в тапки. И снова понеслась на кухню.

Едоки нашего дома после ужина перенесли стопки использованных тарелок с обеденного стола на кухонный и помчались одеваться на гуляния возле прудов — как поняла я из задорной переклички в коридоре. Так что я спокойно сложила посуду в посудомоечную машину, включила её и начала думать, что приготовить на следующий день. Заскочила Женя, попросила на завтра приготовить что-нибудь, кроме завтрака, в дорогу: понравилось, как в прошлый раз я предложила ребятам взять с собой пирожки и запечённые бутерброды. Минут пять посидели, подумали, полистали книжку — нашли пару рецептов. Женя убежала, а я поразмыслила, не записать ли то, что нужно готовить: столько всего! Забуду же.

А пока взяла карандаш и под приглушённый шумок посудомойки принялась набрасывать примерное меню. На вновь открывшуюся дверь я не сразу подняла глаза...

— Зоя! — начал быстро вошедший Андрей и вздрогнул.

Посудомоечная машина печально бормотнула что-то неразборчивое и заглохла. Я с недоумением взглянула на неё, не сразу сообразив, что именно произошло. А Андрей вполголоса выругался "ёлками-палками". И только тогда я поняла. После чего на меня напал совершенно идиотский смех.

— А починить можно? — спросила я, уже отсмеявшись и вытирая слёзы.

— Пока не знаю, — вздохнул Андрей. — Зоя, ты не ругайся. Я помогу тебе с посудой.

— Да ладно! — весело отмахнулась я. — Иди уж. Сама всё вымою.

Огорчённый, он и ушёл, совсем забыв мне сказать, из-за чего шёл ко мне. А я ещё долго прыскала от смеха, вспоминая о происшествии: и машину жалко, и уж больно всё эффектно произошло!

Андрей же настолько впечатлился нечаянной поломкой, что и в самом деле напрочь забыл кое о чём предупредить меня. Так что, когда он поздно вечером ввалился ко мне в комнату, где я сидела с книжкой (взяла из не приведённой ещё в порядок будущей библиотеки — просто с книжной свалки) в руках, я даже испугалась. Барон тоже сначала было вскинулся на нежданного гостя, но, разглядев хозяина дома, голоса подавать не стал, только, как и я же, недоумённо смотрел на вторжение. Андрей и впрямь ввалился — с матрасом в руках. Причём матрас он прижимал к себе, и в этом зажиме обнаружилась ещё и подушка.

— Ты что?!

— Забыла? Я же сказал тебе... — сбивчиво начал Андрей и замолчал, вопросительно глядя на меня из-за матраса. — Или не сказал? На кухне?

— Нет.

— Эту ночь я сплю в твоей комнате.

— Но здесь...

— Я постелю рядом с кроватью. Мне не привыкать спать на жёстком.

И он отодвинул мои тапки, после чего и в самом деле разложил матрас перед кроватью. Всё. От всей комнатки-веранды осталось свободным место, где-то метра два на два, между дверями. Я, боком сидевшая на кровати, поджав ноги, скептически смотрела на действия Андрея и наконец не удержалась.

— А зачем?

— У тебя бывают предчувствия?

— Не задумывалась над этим.

— А у меня бывают. Не бойся, я мешать не буду.

Я вздохнула: опять умалчивает!

— Ты-то мешать не будешь — я могу разбудить. Барон иногда выходит на улицу среди ночи. Не боишься, что наступлю спросонок?

— Отодвинусь, — наконец улыбнулся он.

Перед самым сном он вышел — кажется, проверить, все ли двери закрыты за пришедшими с гулянья ребятами, а я быстро привела себя в порядок перед сном: сняла лёгкий, почти незаметный макияж (рядом с Андреем хочется быть красивой) лосьоном из сумочки. Времени на ванную комнату не было: сначала долго и упорно занимали студенты, потом до сна осталось всего ничего. Сложив все столь необходимые каждой предусмотрительной девушке предметы в косметичку, я хотела было закрыть сумку, как вдруг вспомнила, что на дне валяется та самая штуковина, которую я подобрала у входа в дом. Я вынула её, задумчиво повертела в руках. Нет, сейчас к ребятам со своей находкой лучше не идти. Некоторые из них наверняка уже спят...

Что ж, снова сунула находку в сумку и легла, натянув на себя тонкое покрывало.

Постучавшись, вошёл Андрей. В руках — подсвечник на три свечи и зажигалка. Всё это он поставил на узкий подоконник, ближе к моему изголовью. Чтобы под рукой было — объяснил он. Только промолчал, естественно, зачем это нужно, чтобы освещение оказалось у меня под рукой.

Кроме матраса и подушки, он ничего больше и не принёс, поэтому я не удивилась, когда он лёг, не раздеваясь. Мелькнула мимо уровня моей кровати его светло-русая голова. И тут произошло то, что, в общем-то, нетрудно было предугадать. Мы начали болтать. Ну... Я начала.

— Андрей, — лёжа на спине и глядя в потолок, сказала я. — А как ты узнал про себя?

— Я не узнавал, — не уточняя, о чём я спрашиваю, сразу ответил Андрей. — Мне дед сказал. Но уже перед смертью, а до того он сдерживал меня, не объясняя, в чём дело.

Я прикусила губу. Вот как... Моя бабушка и его дед... Интересно.

— А почему он сдерживал?

— У каждого имеющего силу есть свой возрастной порог. Переступи его — и сила, которая не используется, начинает угасать. Остаются так — крохи.

Меня аж в жар бросило. Именно этого добивалась бабушка? Чтобы моя сила угасла? Но... почему? Или она боялась слишком сильных, слишком яростных приступов проявления или выплесков моей силы? Боялась, что я не сдержусь и стану чёрной?

— А почему он всё-таки сказал тебе?

— Он умирал, а мой порог всё не наступал. Пришлось рассказать, чтобы я не натворил чего. Взял с меня клятву быть очень осторожным и рассказал про деревню предков. Сказал, что ровесник его там жил, а может, живёт до сих пор. Если, мол, найду его — научит кое-чему.

— Это он про дядю Ваню?

— Да.

— Извини за любопытство. У тебя такой дом. Это наследство или сам купил?

— В смысле вопрос: откуда деньги? Одно время я жил за рубежом, очень много писал, в том числе и коммерческие картины — по заказу. Приглашали расписывать потолки и стены — не отказывался. Интересно было осваивать техники. Так что вернулся не бедным, откровенно говоря. Если хочешь, могу показать несколько вещей из тех, что писал за границей.

— Хочу, — немедленно сказала я, втайне обрадовавшись, что он всё же решился показать мне свои картины.

— Может, попробуем уснуть? — В его голосе мне почудилась лёгкая усмешка.

— Попробуем, — согласилась я. — Спокойной ночи.

— Спокойной...

Очень хотелось подвинуться ближе к краю кровати и посмотреть, спит ли он. И вообще — посмотреть на Андрея. Какой он, лежащий. Как при том, что он лежит, выглядят его лицо и волосы. И спит ли он вообще. Может, лежит с открытыми глазами?.. Стало даже смешно: что я — сегодня днём не видела его, что ли? Теперь — вдруг — в темноте захотелось. Но желание взглянуть на хозяина дома сверху вниз оказалось таким требовательным, что я перевернулась лицом к окнам и потащила на плечо, а потом и на ухо — покрывало. Чтобы соблазну не поддаться.