Ландскнехт. Часть вторая.

— Разве ж так оно быват, вашбродь? Чтоб с какого-то другого мира? Не, с Севера я... — а самому мне, значит, страсть как интересно бы узнать, кто ж этот акадЭмик-то.

— Ага, ага. А еще, очень ты интересное устроил, там, на дороге. Варс мне рассказал, как ты там устроил 'подавление огнем'. Ты знаешь, я вот такого никогда и не слышал. И Варс с Баргеном тоже. Артиллерист один из союзных только слышал — и говорит, что-то это со Старых Времен, раньше мол, так воевали, а потом прошло, сейчас вот кто-то в Союзе, что-то такое вновь придумывает. А ты ловко так, словно так и надо.

— Случайно вышло, вашбродь. А слова эти я вообще брякнул не подумавши, само получилось. А в Союзе я вообще еще ни разу в жизни не был, даже чтоб проездом.

— Ладно, хорош придуриваться, солдат. Я ж сказал, не интересно мне, кто ты и откуда. Я уже решил, а то не шучу — пристрелил бы тебя давно, и всего делов.

— Дык за что ж, вашбродь?

— Не за что, а зачем. Чтоб спокойнее было. Но, повторю, дело решенное уже. С Севера ты, и демон с тобой. Надо решить, чего с тобой дальше делать. Сам-то чего думаешь?

— А чего бы, вашбродь, не оставить меня как есть я в роте? Нешто я плохо воевал до сего?

— Ты мне тут не дави на заслуги. Воевал нормально, даже хорошо. Только роту ...то, что от нее осталось... останется... Расформируют. Как срок выйдет. Бывших штрафников раскидают, кого куда, я вернусь на прежнее место, а тебе звание дадут и дальше отправят.

— Ну и чем бы так плохо, вашбродь?

— А... пропади оно все пропадом! — махнул рукой Кане — Да, и в самом деле. Значит так. Сейчас я бумаги оформлю, и будешь ты у меня временно взводным. Ефрейтора тебе положено дать... ну и мать их, полковую шлюху, дадим, раз положено. А там дальше, если доживешь... Да и наплевать мне.

— Благодарю, вашбродь.

— Не спеши. Дело твое все одно... мутное. Потому — поставлю тебе особую отметку.

— Это что ж за отметка такая, вашбродь, разрешите узнать?

— А ходу тебе в чинах не дадут. На всякий случай. Так что на карьеру не рассчитывай особо. По крайней мере — у Барона. Да и у риссцев тоже. По крайней мере, пока они союзники наши. И в Союзе — так же. Обычно такие отметки ставят всяким знатным, кого сместили в результате интриг, да тайно, имя ему сменив, на службу отправили, обычно правда, офицерами младшими, но бывает, кого и в солдаты ссылали. Вот им и ставят, дабы не могли в свое положение вернуться, ни службой, ни геройством, ни протекцией — никак. И тебе такую волчью метку поставлю.

— А ладно, вашбродь. Мне вот, верьте иль нет, и самому высоко лезть неохота. Оттуда и падать больнее, и дует, я так мыслю, наверху сильнее. Мне бы место потише, да поспокойнее.

— Ага. Я по тебе вижу — вполне уже дружелюбно смеется Кане — То-то ты так в тишину и покой рвешься — прям как драгун на проповедь.

— Судьба у меня видать такая, вашбродь.

— Судьба, Йохан, это дело такое, серьезное. Ты попусту-то языком не тепли про это. Ну да, ладно! Все, поговорили считай. Вечером еще вызову — а там взвод свой, где числился, и примешь. Ступай, Йохан с Севера.

* * *

Взвод я принял. С особым цинизмом, так сказать, со стороны Кане. Сияя новенькой ефрейторской лычкой, вечером, на построении, в торжественной, можно сказать, обстановке. Сразу стало очень тоскливо. Стою я, смотрю на своих товарищей, и понимаю — что теперь уже и мне придется после каждого боя водку втихаря пить. Ну, капитан же не пригласит в компанию. Обвел еще раз взглядом, вздохнул. Глазами с Боровом встретился. Интересно, если его грохнут — тоже переживать буду? А ведь, похоже, буду. Меньше, чем за других, наверное, но все равно. Вот чорт, угораздило же...

Особый цинизм заключался же в том, что от роты остались ошметки. И капитан, не сильно смущаясь, благо оба сержанта все еще в лазарете — свел все в один 'усиленный' взвод. Тридцать шесть штыков, считая меня. И получается у нас веселая такая 'рота' — Кане — командир, а дальше я и мой взвод.

Сразу навалились заботы — еще до отбоя заново всех построил и проверил буквально все. Подумал, что пора заводить полевую сумку со склерозником — иначе башка лопнет. Постарался учесть все недочеты, запомнить, и рванул к обозникам, готовясь устроить скандал. Однако скандала не вышло, только я явился со свирепой рожей, как Лошадиная Морда, косясь на свеженашитое 'Горелое Мясо', не суетясь, но споро выдал все, что смог. Конечно, это потому, что запасов больше, чем надо, но все равно, радует. Теперь у каждого солдата... моего, мать их так, обезьян штрафных, солдата! — полный боекомплект, хорошая одежда и амуниция, усиленный паек.

На ужине все посматривал на Костыля — зверски хотелось приложить ему прикладом в лоб. Просто так. Но, боюсь, не оценит. Да и, чорт его знает — вполне может оказаться, что и не получится, теперь примечаю — движется этот Сильвер одноногий полегче, чем иные двуногие, да и пальцы видать сильные. И вполне может быть, и выглядит он куда старше своих лет. А он, гадюка, видно заметив, еще и подмигнул мне эдак, весело. Правда, плов был, как обычно, очень вкусный. Он еще и готовит неплохо, не отнимешь.

Утром недолгое тыловое счастье кончилось.

Построили, и капитан огласил приказ. Сего дня Барон выступает вглубь Валаша, силами номерного полка, при поддержке свиррской гусарской сотни и 'приданных частей'. Приданные части — это мы. И, что странно — штурмовики Фаренга. Правда, сам лейтенант, похоже, остается пока в лазарете. Да артиллерия — минометная полубатарея от драгун.

Едва передохнувшие за ночь, свиррцы хмуро построились в колону, за ними выстроились драгуны. Потом куцый полковой обоз — негусто что-то, не балует Барон номерных. Штурмовики, с видом принцессы, попавшей в бордель, расселись по телегам своего обоза. Разумеется, никто не был против, даже номерные. Хотя, дисциплина у свиррцев была явно не на высоте. И перегаром от иных несло, и шумели, строились кое-как. Хмуро наблюдавшие за этим саперы, перекуривавшие неподалеку, рассказали, что это 'ополченцы', участвовавшие в свиррских событиях — по большей части они резали каких-то 'каплунов', я так понимаю, обычный революционный грабеж и бардак устраивая, а единственный боевой опыт был у немногих — разоружение валашских драгун. Но гонору у ополченцев было — выше крыши. Даже я, пока бегал, выясняя порядок построения и прочие походные надобности, наслушался про то, как мол 'запануем, когда вернемся!'. Не нравятся мне эти вояки, ну да ладно. Нам место определили в самом конце колонны, за обозами. Арьергардом это не назвать — 'полковник', напыщенный, как индюк, не соизволил выделить ни охранения, ни дать каких-то распоряжений по прядку следования. Так, словно купеческий караван собирал. Драгунский унтер, командир минометчиков, не особо стесняясь моей черной формы (а и неудивительно, наши парни вполне себя зарекомендовали, мы же вместе с драгунами дрались), шепнул — что полкан тоже 'из местных'. Глядя на меня, полковник вообще морщился, и поначалу потребовал было подать ему капитана, но кто-то из офицеров шепнул ему что-то, и тот, еще больше скривившись, приказал нам 'тащиться позади, всех, где и есть место всякой сволочи, раз уж навязались'.

Объяснять ему, что мы бы рады не навязываться, я не стал, а с радостью побежал строить своих за обозом. Конечно, прокатиться на телегах не выйдет, но все проще. Разве что пыли наглотаемся — но шарфы я у обозников вытребовал, на всех — да и сами они накрутили тоже. Построив взвод, распределил таки, если не охранение, то наблюдателей. Дал действия в случае нападения врага — по южноафриканской методике с местным колоритом — нарезал сектора и велел, в случае нападения врага, каждому залечь, и выпустить по три патрона по местам, удобным для засады, сразу же, без команды. Кане, уже восседая на лошади, смотрел издалека, похмыкивая, но не вмешивался. Потом ускакал в голову колонны — надеюсь, при случае набьет морду Индюку, или, по крайней мере, пошлет по матери.

Уже готовились выступать, как пригнали и втиснули между нами и обозом телегу. Потом, вот ведь однако — в голову колонны прошествовали самые натуральные музыканты! Невеликий оркестр, все как положено — барабан, трубы какие-то. Что интересно — вроде как эти музыканты из 'настоящих' баронских полков, по форме судя. Эвона как — с музыкой пойдем. Вот ведь цирк-то. Плюнул на все это, и разрешил своим присесть и закурить.

К полудню, уже измаявшись на жаре, наконец-то услышали по рядам команду приготовиться. Все повскочили, встряхнулись, подтягиваясь, потушили трубочки и самокрутки. Музыканты стали наяривать какой-то военный марш, навроде Егерского, еще минут пять колонна вытягивалась, и мы наконец-то тронулись. Цирк продолжился — выстроенные, оказывается, чуть впереди, напротив оркестра драгуны приветствовали проходившую колонну унылым 'ура', салютуя саблями. Выражение же лиц у них было... Да и с чего быть другому — кто кого, спрашивается, должен бы приветствовать? Разве что штурмовикам, и как ни странно, нашему взводу гаркнули чуть повеселее. На что я скомандовал выровнять строй, дать в ногу и равнение налево. Промаршировали неплохо — смотрю, кое-кто с драгун даже лыбится. Пройдя, скомандовал сбить шаг — один чорт тащимся еле-еле, в ногу идти несподручно, и маршировали-то в полшага, почти на месте.

Как только мы прошли строй драгун, музыканты окончили играть, догнали быстрым шагом обоз, аккуратно зачехлив, уложили свою музыку на телегу, похватав с нее ранцы и винтовки, и пошли на обгон, намереваясь, надо думать, пристроится в колонну где-то впереди.

Гусары выдвинулись вперед еще раньше, поутру.

И потянулась дорога. Почти по Киплингу — пыль и пыль. Хорошо одно — все вниз. Уклон не очень большой, дорога змейкой идет, есть возможность посмотреть на растянувшуюся колонну. И на облако пыли, тянущееся за нами. Какого чорта так переть? Это облако и без бинокля, поди, за километры видать. Ох, загонит нас этот Индюк в такую задницу, чую...

Пыль, жара, каменистые склоны, жидкие кустарники, снова пыль, опять камни... Привал у родника, где сразу выстраивается очередь, и приходится ждать, пока злобные измучавшиеся ополченцы разберутся, кому вперед наполнять фляги. Едва успеваем наполнить сами, до того как скомандовали строиться в колонну. Плюнув, отрядил шестерых остаться — двое присмотреть, а остальные — наполнить два бочонка с обоза. Пригодится. Да и успели в общем-то еще до того как мы тронулись. Пожрать толком не вышло, велел сухарями перебиться — ничего, потерпим.

Снова пыль и чортова дорога, камни и пыль, пыль и кусты, пыль, пыль, пыль...

К вечеру занимаем на гребне небольшого хребта, какие-то несерьезные укрепления, врагом не занятые в силу, наверное, полной их бесполезности против нас — врезаны в склон и смотрят на Запад, а тылы с нашей стороны абсолютно открыты. Тут уже побывали гусары, оставив разъезд, ушедший дальше с нашим приходом. Приказ — привал до утра. Тут есть колодец, его как-то спешно проверяют на отраву, все оказывается в порядке. Снова суета и ругань, поят солдат и лошадей.

На нас никто не обращает внимания, Кане где-то пропадает — очередной раз послав всех к чорту, приказываю солдатам и обозу становиться лагерем чуть поодаль, растягиваем тенты от телег, палатки ставить незачем. После того, как все устроены и начинают греть воду и потрошить паек, вышел на гребень, посмотреть.

Километров пять вниз еще идет некрутым совсем склоном равнина с чахлыми кустами — а дальше уходили вниз в дымку невысокие холмы, заросшие веселым зеленым лесом. У самого леса виднеются дымки — там, похоже, встали гусары.

Обернулся, на звук шагов, тут же подобрался, готовясь докладывать подошедшему Кане.

— Не надо — махнул рукой тот, — Вижу и так, нормально. Караулы назначил?

— Так точно, вашбродь. Все как положено. Не то что у... этих...

— Ага, взводный. Тоже, значит, приметил, что за воякам нас придали?

— Так кто ж не заметит-то? Осмелюсь вопросить, вашбродь — с чего это Барон, да продлятся его дни, такой сброд в службу взял? Да еще на такое дело ответственное направил — наступать. Да и не мало ли сил для наступления?

— Много думаешь, взводный. И говоришь слишком много — сухо и негромко ответил капитан — Не твоего ума это дело. И даже не моего. Одно знаю — эти петухи считают, что Барон им сильно обязан, что они в мятеже участвовали. И идут они не воевать, а пограбить приграничье. Войску тут у Валаша нет, потому никто нас не остановит.

— Вашбродь, пока мы перевал брали, да ждали их — валашцы уж сто раз успеют сообразить, что к чему. Уже ждут нас поди, а то и заманивают — вон, укрепления бросили — они конечно бесполезны, но на денек нас тут и полурота могла бы подтормозить...

— Я тебе сказал, меньше говори, а лучше меньше думай, взводный. Проще жить будет

— Виноват, вашбродь — а про себя думаю, что оно, конечно, жить станет проще, но как бы не вышло, что и меньше.

— Ладно. Караулы проверяй, а то в полку — скривился, как от зубной боли капитан — уже велели выделить по маленькому бочонку вина на взвод.

— В честь чего, вашбродь?

— Как это? — укрепление взяли. И вообще, как таким бравым ребятам, Барону нашему Свирре преподнесшим на блюдечке, не выпить? Смекаешь?

— Тьфу ты, демонов им в задницу...

— Вот-вот. Бди, взводный.

— Есть бдеть, вашбродь...

Кане ушел, а я остался стоять, втыкая на пейзаж. Настроение упало и разбилось, в мелкий дребезг. И до того-то было не радужное вовсе, а теперь... Отчетливо почувствовался пресловутый пятый угол. Пойти что ли, повыпрашивать у штурмовиков пулемет на посмотреть? Так не дадут же, сволочи...

Подошел Лошадиная Морда, вообще-то оказавшийся вполне покладистым дядькой, пайки выдал не зажимаясь, и со всеми у костра садился не чинясь. Постоял рядом, вздохнул:

— Что, товарищ взводный, красиво? Дошли мы таки. Вот он, впереди — Валаш!

Глава 7

Первый день нашего генерального наступления на Валаш проходил успешно. Гусары, могучим тараном проламывали нам путь через лес, регулярно отражая атаки врага. Ну, по крайней мере, стрельба возникала регулярно, и гильз на дороге валялось немеряно. Правда, иногда и пустые бутылки на обочине лежали, свеженькие.

Но, так или иначе, до самой равнины на нас никто не покусился. Да и на равнине тоже — замеченный конный взвод валашцев был сразу отогнан нашими храбрыми конниками, а вскоре и вся сотня убыла "в рейд" — только мы их и видели. Обещались вернуться к следующему вечеру, разведав все в округе. Лихие ребята, как же, гусары. Главное, очень дисциплинированные, и тактически грамотные. Все, от солдата до командира. Ну, и хрен с ними.

А мы победно заняли первый населенный пункт — малюсенький городок, название которого я даже и не уточнял. Две сотни домов, довольно добротных. Таможня. Собственно, ради таможни и складов этот городок тут и существовал в основном. Казармы пограничников пустовали, полиции тут никакой и не было, вся администрация тоже бежала, остались лишь немногочисленные перепуганные жители. Непонятно, на что они рассчитывали, и почему не убежали.