Монастырь-2: ловушка для ангела

— Альваро Феллучи совсем тебя разбаловал, как я погляжу. Он что, беспрекословно выполняет все твои приказы? А он в постели хоть шевелится или лежит бревном, как девственница?

— Бабочка, — нежно улыбнулся король. — Маленькая, с невидимо трепыхающимися крылышками, неизвестно откуда берущаяся и куда пропадающая. Если ее не прихлопнуть.

Он подхватил один из принесенных ранее прутьев и легко коснулся кончиком мошонки мужчины.

— Альваро Феллучи хорош, — прут очерчивает и дразнит кожу. — И прекрасно двигается. Пластика, как у кошки. Но ты же не это хотел сказать? — тяжелый взгляд почти давит к земле, прут чувствительно упирается в яички. — Говори, милый, я слушаю.

Кристиан попытался представить кошачью пластику Феллучи, и вынужден был признать, что Фернандо шикарно парировал его выпад. Когда же кончик прута оказался между ног Легрэ, у него из головы разом вылетел и молодой инквизитор Альваро, и нахальство. Сердце застучало сильнее, жар охватил мышцы, и мужская плоть снова налилась кровью и желанием любить. Кристиан шумно усмехнулся, выдержал паузу. Он взглянул в глаза короля, опустил руки вдоль тела.

— Нет.

Юноша не видел происходящего, но упоминание о Альваро Феллучи ранило его гораздо сильнее прутьев. Герцог понял, что слезы заливают длинный мех не сразу. Не издавая ни звука, он предавался теперь горечи, которая возвращала все черные краски.

— Бабочка, — еще одно движение прутом по мошонке, потом вдоль плоти, и спокойный, с едва видными всполохами, взгляд. — Подними руки и расставь ноги. Или боишься сравнения?

Кристиан взглянул на Луиса — коротко, но внимательно, мягко улыбнулся Фернандо.

— Нет. Но вот из чистого любопытства, я, пожалуй, выполню твою просьбу. Хочется узнать, что ты делаешь с бабочками. — Легрэ немного расставил ноги и поднял руки, не глядя на герцога сказал: — Луис, а ты разве не хочешь это знать?

Но юноша его почти и не слышал... Вниз лестница... уведи лестница в темноту одному побыть... Там Альваро Феллучи, как кошка гибкий, короля обнимет, обовьет его хвостом, потянет сладкой дымкой на кровать, станет мурлыкать на ушко песенки заморские... в темноту и не отзываться.

Фернандо сделал шаг к мальчику и коснулся его щеки легким ударом прута.

— Луис, милый, отвечай и смотри на меня.

— Не хочу... — герцог подтянул ноги к животу. Ласковый гибкий котик приходит в сны короля. У короля много аппетита и на бабочек и на котов. В животе скручивались жгуты.

Легрэ тяжело вздохнул и отпустил руки — придется отложить игру на другой раз. Жаль, он был почти готов сказать королю "да". Но беспокойство за Луиса было сильнее собственных желаний плоти.

— Легрэ, я разве тебе разрешал двигаться? — отреагировал Фернандо на попытку барона изменить положение. — Луис, мальчик мой, смотри, милый, смотри.

— Нет, — отрезал герцог. В слабой попытке подняться он словно набрался сил. Играть душой он не позволит даже королю.

Кристиан снова вздохнул, но возвращаться в прежнее положение не торопился — успеет еще, если вообще до дела дойдет.

Фернандо опустился на колени рядом с мальчиком.

— Луис, — он погладил рукой по щеке юноши, — смотри на меня, милый. Смотри, любимый, смотри.

— Довольно, я уже смотрел. И слушал, — взорвался герцог. — Выматывайтесь из моей комнаты, ваше величество.

— И что ты увидел? — Фернандо склонился к лицу мальчика.

— Вы-ма-ты-вай-тесь! — зарычал диким зверем герцог, вспыхивая, как свеча.

— Луис, — король прижимал мальчика уже собой. — Маленький мой, отвечай.

Тот ударял ладонями по груди Фернандо, отталкивал, злился все сильнее.

— Оба выматывайтесь...

Король некоторое время просто выслушивал истерику юноши, потом перехватил руки и спросил:

— Луис, ты любишь меня?

— Не буду я на твои дурацкие вопросы отвечать, — герцог продолжал сопротивляться, словно разъяренное животное, попавшее в капкан. — Уходи! Уходи! Уходи!

Легрэ стиснул зубы, он держался, как мог, и вдруг внутри что-то надломилось.

— Знаешь что, Луис? — сорвался он, злясь и тяжело дыша. — Да иди ты к черту! Ты лжец! Фернандо тогда был прав, сказав, что ты никого не любишь, кроме себя! Вместо того чтобы бороться за любимого человека всеми силами, ты гонишь его прочь! Ты просто избалованный самовлюбленный мальчишка! Привык, что с тобой все возятся, уговаривают, бегают за тобой! И то, что Фернандо сегодня здесь, а не с Альваро Феллучи, тебя почему-то не занимает! Ты все это устроил! Ты свел нас вместе, и ты хотел, чтобы мы были втроем! А теперь ты все рушишь?! Молодец! Видимо, ты у нас один только и способен страдать по-настоящему! Только знаешь, я не железный и не твой дворовый песик — захотел поманил, захотел выкинул! Ты мне всю душу вымотал! Хватит! Хочешь, чтобы я ушел — я уйду! Я же всегда твои желания выполнял! Иди к черту, Луис! Я надеюсь, теперь ты добился, чего хотел?! Доволен? — Кристиан быстро дошел до стола, поднял с пола халат и ушел, громко хлопнув дверью.

— И ты, ты тоже катись! Выматывайся! Ненавижу вас обоих, — Луис вырвался из рук короля и бросился к двери, за которой еще стояла бочка. Он закрыл дверь и задвинул засов. Из глаз текли слезы. Да, ничтожный мальчишка, которого можно использовать на свое усмотрение. Юноша подхватил глиняный кувшин и с размаху швырнул в стену. Начал сметать все на своем пути, не заботясь о том, что наносит себе раны. Под ноги ему рухнула и бочка. Вода окатила пол. Герцог продолжал трястись от того, что всегда был прав. Напрасен этот союз. Ни к чему... Хватит.

Фернандо посмотрел на захлопнувшуюся в соседнюю комнаты дверь и быстро пошел за Легрэ. Разъяренный мужчина не успел уйти далеко, и король, схватил его за руку, развернул к себе и поцеловал:

— Кристиан, пошли ко мне.

Легрэ так задыхался, что слова не мог сказать, и поначалу по наитию попытавшись вырваться, он вдруг понял, кто перед ним и крепко обнял короля за шею. Голова болела, глаза застилал туман, и Кристиану нечем было дышать.

— Прости... Фернандо, прости меня.

Король обнял барона:

— Давай я скажу твою любимую фразу — Легрэ, ты идиот, — поцелуй после этих слов показывал лишь неудовлетворенное желание, никакого обвинения или неудовольствия. -Идем ко мне.

— Да, — Кристиан утвердительно покачал головой. — Идем, — больше он ничего сказать не смог, но агония сменилась обычной болью и глухой тоской, и если бы не Фернандо, Легрэ сейчас наверняка бы сошел с ума. Через четверть часа они вошли в покои короля.

Фернандо отправил Легрэ к себе, а сам на минуту задержался, велев прислать к Луису Кармелиту, и если вдруг герцог не будет открывать дверь, просто ее выбить.

— Кристиан, — Фернандо закрыл вход на ключ, теперь им никто до утра не помешает. — Все будет хорошо.

Он подошел к барону и легко поцеловал его.

— У меня есть чудесный коньяк. Или вином предпочтешь продолжить?

— Лучше чего-нибудь покрепче, — серьезно ответил Легрэ. Он положил ладонь на щеку короля, он столько хотел сказать: о Луисе, о том, как глупо и прозаично все вышло, о том, что он изо всех сил старался примирить их троих, но язык словно онемел, и пальцы предательски дрогнули. Фернандо здесь, с ним — значит, Луис прогнал и его тоже. Все рушилось на глазах, и теперь Кристиан вдруг четко понял, что из последних сил пытается уберечь хоть что-то из того, что ему дорого. Горе не должно перекрывать любви, злость не должна, ни обида, ни ревность, ничто и никогда. — Как ты?

Фернандо просто язвительно-грустно улыбнулся и накрыл руку Легрэ своей.

— Луису пора взрослеть. Иначе он так и будет всю жизнь... — король запнулся подбирая слово, потом просто махнул рукой и подошел к столу. Наполнив два высоких кубка до середины коньяком, отдал один из них брату. — Надо полностью менять наше отношение к нему.

— Я давно об этом думаю, — Кристиан покачал головой, задумчиво глядя на свое отражение в янтарной жидкости. — Ему придется решать, чего он на самом деле хочет и учится нести ответственность за собственный выбор. — Легрэ подошел к Фернандо и посмотрел ему в глаза. — Мне, наверное, не следовало уходить. Накричать на него — да, но уходить не нужно было.

— Это бы ничего не изменило. Остался бы ты, вместе бы успокоили. Опять. И все осталось бы по-прежнему. А ты вспомни, какую настойчивость проявлял Луис для того, чтобы выяснить, что я к нему чувствую. И чтобы с тобой оставаться наедине, — Фернандо шутливо отсалютовал бокалом Кристиану. — Нужно дать ему возможность завоевать нас еще раз. Если мы ему нужны, то мальчик ей воспользуется. Если нет... Что-нибудь придумаем.

Легрэ отхлебнул коньяка из бокала — тепло разлилось в его животе, но лучше не стало, голова по-прежнему болела, и хотелось отключиться хотя бы на время, не думать о том, что произошло, что теперь, возможно, придется жить без Луиса. Как это сделать, Кристиан пока совершенно не представлял. Одно он знал точно — так больше не может и не должно продолжаться.

— Я больше не буду его ни о чем просить, давить на него как-либо, прикасаться к нему, и если он считает, что отношения — это игра и можно устраивать истерики по любому поводу, то я в этом не участвую. Довольно с меня обвинений во всех смертных грехах.

Фернандо наклонил бокал, наблюдая, как тягучая янтарная жидкость, оставляет свой след, окрашивая серебро в странный золотистый цвет.

— Луис так не думает. Когда ему больно, он бьет всеми доступными средствами, а единственное, что ему доступно — слово. Осознанно или нет, он знает, как задеть больнее всего, и пользуется этим. А потом... Потом приходишь ты или я, и все возвращается. И с каждым разом все больнее и больнее. Теперь нужно дать инициативу ему. Судя по всему, к тебе он к первому придет. Я ведь коварный изменщик, — глоток коньяка обжег горло, смыв горечь с языка, но не с души.

— С радостью скажу ему по этому поводу несколько слов. — Кристиан отхлебнул еще из бокала и нахмурился. — А я тебе верю, Фернандо. Может быть и зря, может быть, я в результате горько ошибусь, может, разочаруюсь и в очередной раз поступлю, как дурак. Я не знаю этого и не знаю, что будет завтра, но я тебе верю. Я никогда не упрекну тебя больше ни на счет Альваро Феллучи, ни на счет кого-либо другого. Возможно, что мы сами виноваты в том, что Луис такой. Он чувствует бессилие, и любое нарушение равновесия выбивает его из колеи. Он боится.

Король прикрыл глаза.

— Мне это странно говорить, но я рад слышать, что ты мне доверяешь. И я ведь не просто так попросил тебя показать ваши с Луисом игры. Он великолепен, но пока еще все-таки не готов. Тело приемлет, желание тоже есть, но, как обычно, все портит разум. Ты прав — он боится. Это неправильный страх. Он его парализует, а потом доводит до состояния полного неприятия окружающего, и себя тоже. Хотя сейчас уже получше, чем было раньше.

Отставив коньяк, Фернандо скинул сапоги и улегся на неразобранную кровать.

— Это будет тяжело, но сейчас остается только ждать. Если через неделю ничего не произойдет, надо будет постараться его подтолкнуть исподволь. Пусть решает — любит или нет, нужны или нет.

— Пусть решает, — тихим эхом повторил Кристиан. Он вспомнил лицо Луиса, его вдохи и слезы — такие сладкие, как он отзывается на боль и на ласку. Легрэ допил свой коньяк и налил себе еще. — Я для себя все решил.

— Кристиан, налей мне тоже, — Фернандо ощущал странное опустошение внутри. Последние несколько месяцев вымотали его как ничто раньше. Постоянное напряжение сказывалось все больше и больше, и, в конце концов, закончилось какой-то странной несостоятельностью в принятии правильных решений по отношению к мальчику. Может, действительно было лучше отправить их с Легрэ подальше, пока решалась проблема с инквизиторским "посольством"? Но так не хотелось отпускать, приходить хоть иногда, видеть, разговаривать, спать вместе с ними и засыпать рядом...

Легрэ принес королю бокал с коньяком и, отдав, присел на край постели. Близость Фернандо сейчас согревала израненную душу.

— Что, если он уйдет? — спросил он, глядя в карие глаза. — Ты думал над этим?

— Думал, много раз. И решал сам отпускать, думая, что так ему будет лучше. Только вот он приходил и появлялось осознание, что у меня не получится сделать это безболезненно для него. Как-то раз он сказал, что готов кормить моего зверя, что примет меня любым, и даже если я, потеряв разум, что-то сделаю, это будет что-то общее. Это идиотизм, но я до сих пор верю. Может быть, именно это и дает мне сейчас надежду, — король сделал глоток. Коньяк действительно был чудесен, но в тот момент хотелось просто забыться на чуть-чуть, чтобы собраться с силами, чтобы все потом сделать правильно.

Легрэ вздохнул. Если бы он понимал Луиса так же хорошо, как Фернандо, но он не понимал и терпел в своих попытках поражение за поражением. И иногда у него, как сегодня, просто отпускались руки. Чего хочет сам Луис? Быть с ним и с Фернандо — он сам так говорил, но раз за разом начинал барахтаться против течения и в этом состоянии он был до отвращения безумным. Он не умел принимать все таким, какое оно есть. Фернандо это касалось особенно. Луис не терпел изъянов в отношениях — он должен быть уверен, что его любят, иначе все летит к чертям. Когда он начинает сомневаться в себе или в других, он срывается, и Легрэ получил только за то, что нечаянно пошутил про Альваро Феллучи. Ни один его поступок — плохой или хороший ничего не значил для Луиса. Легрэ силился понять, почему ему указали на дверь, и не мог. Он усмехнулся и смирился с этим окончательно.

— Надежду на что? На короткое перемирие до следующего раза? Когда-нибудь, он наложит на себя руки и перед этим оставит нам длинное письмо с подробным списком кто, в чем и как перед ним виноват.

Фернандо задумался, не поднеся кубок до рта.

— Кристиан, ты в своих абсурдных идеях бываешь иногда до безумия прав. Письмо. Нужно сделать так, чтобы он нам написал письмо, раз сказать не может. Можно не письмо, стихотворение или поэму. Что угодно. Только нужно придумать, как это преподнести, чтобы не вызвать отторжения у Луиса.

— Смеешься? — фыркнул Легрэ, прогулявшись до стола за бутылкой. — Ты ему еще духовника пришли для исповеди. Он их любит.

— Нет, — глаза Фернандо уже загорелись идеей. — Стихи он пишет и прячет от нас, я думаю, что не только стихи. Нужно сделать так, чтобы он написал все, что думает и чувствует, но не для нас! А мы потом прочитаем — хоть что-то станет точно понятно. Только вот как? Кстати, нужно записать его стихи, пока еще помню, — король кинул взгляд на стол. Письменные принадлежности были на месте. — Кристиан, записать сможешь?

Легрэ пожал плечами и хлебнул коньяка прямо из бутылки, потом встал, оставил бутылку на полу и сел за письменный стол. Ему было тошно, но голова приятно кружилась, и мир слегка покачивался перед глазами.

— Диктуй, — сказал он, бездумно глядя в желтый пергамент. — Я сейчас тебе что угодно написать готов.

Король закрыл глаза, вспоминая все, что было пару часов назад. В паху сладко потянуло. Он облизнул губы и начал диктовать: