Монастырь-2: ловушка для ангела

Ловушка для ангела

Столица Вестготского королевства. Северная часть, за которой начинаются непроходимые леса и в бесконечность, до самых берегов ледяного океана уходят владения Северного Ярла. Здесь, где власть короля Фернандо была наиболее сильной, жизнь герцога Сильвурсонни, который из послушника превратился в фаворита его величества, во многом теперь зависела от того, насколько долго он может удержаться так высоко.

Многие при дворе говорили, что экзотическая птичка не протянет и двух месяцев — ошибались. Но как таковую, птицу эту никто и не видел. Потому что Луиса держали подальше от интриг и сплетен, что окружали Фернандо всегда. Что думал о своем заточении сам юноша, мало кто знал. Но очень часто в его покоях бывал личный духовник короля, через которого некоторым вельможам удалось узнать, как примерно выглядит красавчик, привезенный из Валассии, где подписали столь важный договор о соединении земель, а Вестготское королевство получило выход к морю, чем окончательно закрепило статус одного из сильнейших государств среди ныне существующих.

Скрепляющим звеном являлся герцог Сильвурсонни. Молчаливый мальчик, живший за крепко запертыми дверьми. Прошло почти три месяца, а он никак не мог привыкнуть к богатой обстановке и до сих пор не понимал, почему Фернандо так ревниво прячет его от людей и лишнего внимания. Лишь проверенные слуги. Лишь закрытые в мир двери. А еще личный духовник — почти ежедневной приходивший поговорить с Луисом о делах духовных.

И, конечно же, книги, коих в покоях герцога, как и письменных принадлежностей, было достаточно — не хватало только учителей. Впрочем, таковые тоже появились при первом же упоминании — пожилые мэтры, умудренные жизненным опытом — больше светские, ведающие лишь некоторыми, интересующими Луиса ремеслами.

В этот вечерний час юноша стоял у окна в прозрачной рубахе. Две служанки омывали его тело. Богатый ужин был накрыт в соседней комнате. Но Луис ни сегодня, ни завтра не ждал Фернандо и Легрэ в гости — те сообщили о неотложных переговорах, о коих переговаривались очень тихо, возбудив недоверчивое и колющее любопытство. Неужели? Посланники Рима прибыли...

Юноша задумчиво огляделся, попросил подать домашнее блио — все равно он потом завалится в кровать, чтобы читать, задумчиво прошел к столу, ел без всякого желания, вспоминая все жесты и шептания Кристиана и Фернандо... Опять интриги! Попытки уговорить обоих выпустить из-под контроля не приводили ни к какому успеху... Всякий раз все заканчивалось либо жестким "нет", либо страстными и выматывающими ночами.

Луис зарылся пальцами в светлые волосы, который отросли и бурно вились. Навис над тарелкой, когда услышал скрипнувшую дверь и поднял глаза. Служанка низко поклонилась.

— Ваше сиятельство, барон пожаловали, зовут вас в комнату, — сообщила она.

— В комнату... — герцог не сразу понял, что здесь Кристиан, но, тем не менее, тот час поднялся и быстрым шагом направился к небольшому коридору, за которым находилась их общая спальня с огромной кроватью, словно предназначенной для любовных утех.

Луис дернул дверь и замер на пороге, разглядывая Кристиана, что стоял спиной, грея руки у камина. В каком он настроении? Голубые глаза наполнились сомнениями.

— Я вот думаю, — сказал Легрэ так, словно давно готовил свою речь. Он не обернулся, но начал разговор, как только услышал легкие шаги Луиса за спиной. — Тебе не надоело сидеть взаперти?

Если бы герцог мог что-то уронить, то уронил.

— Уже поздно, Кристиан... — начал он, продолжая выжидать на пороге. — Что с переговорами? Все закончилось, я правильно понимаю?

— Да, верно, — совсем не уверенно ответил Кристиан и обернулся. Внимательный взгляд синих глаз скользнул по лицу Луиса. Собственно, чего Легрэ ожидал? Бурного согласия и того, что герцог станет прыгать от радости? Юноша в последнее время совсем сник и Кристиан надеялся, что это не из-за Фернандо, который уже месяц появлялся в покоях герцога крайне редко. Еще и Альваро Феллучи этот, приехавший недавно посланник римской инквизиции из свиты Ксанте... Как не к месту. — Хочешь съездить к морю, Луис?

— К морю? — брови изумленно поползли вверх. Легрэ напился. Или что-то перепутал... Нет, он издевается. Юноша спрятал руки за спину. — До моря две недели пути, — сообщил он, еще внимательнее разглядывая мужчину.

— Спасибо, что напомнил, — подтрунил Кристиан, мягко ступая по деревянному полу. Он остановился напротив Луиса и положил ладони на его талию и сделался серьезным. — Что с тобой? Что тебя беспокоит?

— Беспокоит? Вероятно, должно? — еще большее удивление. — Ты что-то хочешь мне сказать? Что? — Луис поднял голову к Легрэ, изображая спокойствие. Странные вопросы и... совсем не пахнет вином. — Кристиан, — взгляд на полуоткрытую дверь. — Нас могут увидеть.

— А мы разве делаем что-то предосудительное? — Пальцы Легрэ дрогнули, досадливо смяли мягкую ткань. — Мы просто разговариваем. Я же могу поговорить со своим господином, верно? Так значит, все хорошо?

— Может, ты мне скажешь, — Луис сдерживал подозрения, такие странные и непонятные, словно сейчас мужчина что-то от него скрывает, а еще думает, будто это просочилось через двери сюда, чтобы мучить и... Юноша сжал пальцы. — Я уехать должен. Король... меня... я больше здесь не нужен?

— Что ты такое говоришь? — Легрэ переложил ладони на плечи Луиса и заглянул в глаза. — С чего ты взял, что не нужен здесь? Просто Фернандо сейчас очень занят и у него дела, а тебе нужно потерпеть — и всего-то. Вот я и зашел, чтобы предложить тебе куда-нибудь съездить, развеяться. Тебе не понравилась моя идея? Тогда давай просто об этом забудем и придумаем себе другое занятие.

— Ты сказал. Сказал... — герцог растерялся окончательно. Но потом выдохнул: — Куда поедем?

— Подальше от столицы, — улыбнулся Легрэ, а затем тихо добавил: — Только Фернандо еще об этом не знает. Чтобы он не принял наше путешествие за побег, давай ему напишем письмо.

— Наверное, с точным описанием места, где нас найти? — улыбнулся Луис. — Ты неисправим. — Он потянулся к Кристиану, чтобы взлохматить волосы. — Фернандо запретил мне выходить до его соизволения. Ты хочешь, чтобы он разозлился?

Легрэ на миг задумался, перехватил руку Луиса и коротко поцеловал холодные пальцы, прижал его ладонь к груди, придержал другой рукой за талию — сладкие прикосновения, такие невинные и в то же время безумно любовные.

— Решать тебе, Луис. Я возьму на себя всю вину за твое похищение — злой король для меня все равно, что манна небесная — в радость. К тому же, мне кажется, что тебя все-таки что-то тревожит, но то ли ты не хочешь говорить об этом, то ли боишься признаться самому себе. Когда ты в последний раз улыбался? Ты скучаешь по нему, да?

Юноша отвел взгляд. Скучает по Фернандо? Конечно, в этом нет ничего постыдного, чтобы скрывать и не улыбаться.

— Ты... меня... похитить? Сейчас? — стук сердца в груди Легрэ будоражил сознание. А рука на талии делала ноги ватными, пробуждала воспоминания о всех ночах, которые Луис сгорал между двумя телами, предаваясь желаниям. И сейчас, казалось бы, спокойная синь таила ураган. Завороженный, юноша согласно кивнул.

— Вот и славно, — улыбнулся Кристиан. — Напиши письмо Фернандо, у тебя почерк красивый, не то что мой, и, как стемнеет, выходи в сад. Встретимся у старых ворот. Я приведу двух лошадей. Порезвее. И прихвати с собой теплый дорожный плащ.

Луис кивнул. Вечер и так спускался на сад за окном. А значит, Кристиан собирается лишь зайти к себе и что-то взять в дорогу. Герцог выдохнул. Что писать Фернандо, он не представлял. Зато его ярость — точно. Юноша больше писал, чем собирался, вернее, думал, как объяснить то, что произошло. А выходило со всех сторон странно. Но Луису так хотелось выехать за ворота замка, так мечталось подышать ветром свободы... что в сумерках он оказался в саду и, оглядываясь, стал прогуливаться по дорожкам.

Облака затянули небо — и совсем стемнело, а Легрэ все не было. По какой-то непонятной причине он задерживался. У ворот показался человек в плаще, привел пару лошадей, но лицо его, даже если бы и не было скрыто капюшоном, его невозможно было бы разглядеть.

Луис нервно посмотрел на темную фигуру. Высокий, широкоплечий. Только он мог прийти сюда совершенно безнаказанно, да еще с двумя лошадьми. Несколько раз выдохнув, чтобы успокоить себя, юноша двинулся навстречу. Он чувствовал, как колени нервно дрожат. Выбираться из замка? Из столицы?

Неожиданно позади Луиса хрустнула ветка, и не успел он обернуться, как человек огромного роста и силы, набросил на его голову пыльный мешок и принялся связывать за спиной руки. К нему подбежал второй — помочь.

— Крикнешь — убью, — пригрозил он хриплым низким голосом, совершенно не похожим на голос Кристиана.

Луису стало плохо. Дурнота подкатила к горлу. Рассудок словно перепутался от ужаса. Он чувствовал, как словно весь сначала вспыхнул, а потом покрылся липким потом. И ничего не понимает... Инквизиция... Они подкупили кого-то... Герцог попытался вырваться, но лишь почувствовал, как падает в пустоту.

Связав его по рукам и ногам, люди подняли свою добычу на седло и, вскочив на лошадей, во весь опор поскакали вперед, сквозь ночь, увозя Луиса как можно дальше от столицы, от короля и от барона Легрэ.

Следующим утром Луис очнулся в старой лесной хижине — с его головы сняли мешок, но рук и ног от крепких веревок не освободили. Похитители уложили герцога на теплое одеяло, брошенное на полу, и сейчас оба мирно занимались освежеванием молоденького зайца, с ухмылками поглядывая в сторону юноши. Одеты люди были как самые настоящие лесные разбойники.

— Что, — сказал рослый, вероятно тот самый, который в саду подкрался к Луису сзади, чернобородый и со шрамом над губой, — очухался? Наконец-то, а то я подумал уже, что ты помер.

Рыжий и молоденький приятель чернобородого звонко засмеялся — он сам был едва старше Луиса, но нелегкая жизнь предавала его лицу необычной взрослости.

Щурясь от слишком яркого света, герцог постарался размять давно затекшие руки, ног он вообще не чувствовал. Свершилось наказание господне... Луис закрыл глаза, стараясь подумать о том, что боль заканчивается и что тело имеет предел. Наверняка, эти люди скажут, что им надо. Спрашивать не имеет смысла. Да и смешно это будет как-то.

— А он не слишком общительный, — подметил вслух рыжий, лукаво сощурив карие глазенки и поморщив веснушчатый нос. — Тем лучше. Проблем меньше. Продадим его Барону по двойной цене. Как думаешь, Джейс, зачем он ему нужен, этот симпатичный герцог?

— Ну, — чернобородый выпотрошил тушку зайца и многозначительно улыбнулся, — глядя на такую смазливую мордашку и зная предпочтения Барона в плане любовных утех, я могу только одно предположить, Марти, для плотских утешений.

— Да ну? — рыжий даже присвистнул от изумления. — Не знал, что такое бывает.

— Теперь знаешь, — усмехнулся Джейс и взглянул на Луиса: — Есть хочешь, или ломаться будем?

Луис поднял взгляд. Что за? Продать? Одно не вязалось с другим. Как могли оказаться похитители в замке, где полно охраны? Юноша чуть перекатился и уткнулся в одеяло носом. То пахло мерзко. Да вообще ситуация выходила за рамки логики.

— Вы не инквизиторские ищейки, — только и смог изумленно выдать герцог.

— Чего? — возмущению в голосе Марти не было предела. — Еще чего выдумал! Нет, конечно. — Паренек протянул руку к плечу герцога и тихо подтолкнул. — Слышь, ты нас не бойся, если бежать и брыкаться не будешь, мы не тронем. Работа у нас такая — нам заказывают человека, а мы крадем, нам платят — мы доставляем куда нужно. А так мы мухи не обидим. Это вы уж знатные да богатые после сами друг с дружкой разбирайтесь.

— Отстань от него, Марти, — проворчал Джейс, — лучше дай пареньку воды, а то ведь в горле, небось, все пересохло от пыли и волнения.

— Крадете? — Луис совсем непонимающе сдвинул брови. — То есть вам барон приказал меня украсть? — герцог совсем запутался и теперь пытался сложить хоть во что-нибудь картинку. Тогда можно объяснить появление разбойников в королевском саду. Продать барону...

— Ну да, — Марти как обычно болтал без умолку, за что Джейс поглядывал на него без одобрения. — Барон. Не вижу смысла скрывать, коли он тебя... — рыжий неловко прикусил губу и снял с пояса флягу, — ну, ты понимаешь... в общем того, то ты все равно узнаешь рано или поздно. Я, конечно, тебе не завидую, но раз уж тут дела такие странные творятся...

— Марти, — осадил его чернобородый, и рыжий умолк, после помог Луису сесть и дал отпить из фляги несколько глотков чистой родниковой воды.

Герцог пил жадно. У него и без того кружилась голова. Посмотрел на рыжего Марти и вздохнул. Стоит вернуться в нормальный мир, как сразу сознаешь, что все истины, все ложные слова духовника короля ничего не значат, что это ложь.

— Сколько он вам обещал? Я вдвое заплачу, — голос герцога дрогнул.

Разбойники переглянулись.

— Понимаешь, парень, — осторожно сказал Джейс, стараясь не замечать того, что рыжий поник головой, — у Барона с нами давно дела не ладятся. Мы его грабили пару раз, пару раз он нас, а сейчас вышло так, что жена моя у него.

— И моя мать, — насупился Марти. Он поднялся на ноги и спешно вышел за дверь.

— Вот так-то, малыш, — чуть погодя, вздохнул чернобородый и, подвинув ближе к себе ведро с водой, стал омывать тушку зайца. — Не получится у нас с тобой сделки. Мне правда жаль тебя, но ничего не поделать.

Луис совсем запутался. Какая жена? Какая мать? Голова опять пошла кругом... Врут ведь! Даже дураку понятно, что врут. Луис тяжело вздохнул. А потом вздрогнул. Если это какой-то совсем другой барон? Если речь идет не о Легрэ?

— Вы сейчас о ком мне говорите? Кто ваш барон?

— Его все так зовут — Барон, а настоящего имени никто не знает, — пожал плечами Джейс. — У разбойников нет имен, нет дома, нет совести. Говорят, у них даже души нет и сердец. Когда мы крадем таких как ты, я тоже часто думаю, что это правда. Ведь как не крути, а с Бароном у нас сделка. Мы можем тебя и пожалеть, и подружиться с тобой, но в результате все равно отдадим, как обещали. В нашем мире сделки дороже крови, и за нарушения договора платят только ей.

— Понятно, — протянул юноша, ничего окончательно не понимая. — И как же вы в замок попали? Да еще с лошадьми? — герцог сам не понял, как начал рассуждать вслух. Он так и не отделался от привычки в минуты опасности совершенно отключаться от прежнего себя. — Стены перелетели? Разумное объяснение одно — вас впустил кто-то свой... Ну, у короля охрана точно не могла... Постойте, да и барон ваш меня нигде видеть не мог. Вообще, мало я вам верю... То есть я верю, но... — герцог отвернулся и стал смотреть на старый очаг.

Джейс покачал головой и понес зайца к жаровне, достал из сумки маленькую коробочку, присыпал тушку укропом и сушеным луком, нацепив на жердь, поместил над огнем.

— Где и когда видел, этого я не знаю. Да ему и видеть не надо. Помешан он на знати — заполучит кого-нибудь, поиграет, а чтобы не прознал никто ничего, после в море утопит. И снова другую жертву ищет. Мы-то неделю вокруг дворца бродили, думали уж ни с чем вернемся в гавани, а тут и повезло: услышали, как приказали всю охрану от старых ворот убрать, мол, по приказу герцога Сильвурсонни, после подпоили конюха вашего да выведали, что ты вроде как куда-то собрался тайно выехать. Ну, а про внешность герцога в столице каждая собака знает. Ты подходишь.

— Я не давал таких приказов... — покачал головой Луис. — Я вообще приказов не могу раздавать, — лицо подернулось новыми размышлениями. — И что? Теперь вы меня потащите через всю страну? — герцог попытался устроиться поудобнее, но все никак не получалось. А потом он и вовсе опять завалился на бок.

— А у нас есть выбор? — Джейс вздохнул, следя за тем, чтобы заяц поджаривался ровно. — Может Барон сам по дороге встретит, может, и не довезем. На все воля Божья.

Луис пытался сидеть и просто дышать, но выходило у него достаточно плохо. Конечно, ситуация выглядела ужасным фарсом, только вот быть его участником — нисколько. Если эту шутку устроил Легрэ, то он поступил очень жестоко. Если похитители настоящие — жизнь вообще становится этакой призрачной ниточкой.

Юноша старался запомнить лица, запахи, ощущения, как делал еще в детстве. Оказывается ни к чему вся эта философия бытия, важно просто дышать пока и жить.

— Так ты есть будешь? — спросил Джейс. — Заяц, конечно, пресный, но мы к такой еде привыкшие. Потом сразу в путь отправимся. Днем будем ехать через леса, ночами по дорогам. Лучше будет как следует подкрепиться, в следующий раз нормально поедим только завтра.

— Да, — кивнул Луис спокойно, хотя внутри все дрожало от нарастающего ужаса. Он побледнел и почувствовал, как ледяные капли скатываются по спине. — Если можно... Хотя я не уверен, что могу есть. Лучше воды...

Джейс дал Луису воды и все же настоял на том, чтобы тот поел, а когда вернулся Марти, они втроем снова отправились в путь. Два дня спешили так, словно за ними гнались черти, а на третий достигли небольшой деревушки под названием Дивная, где из встретил большой отряд вооруженных до зубов пиратов. Их главарь оказался высоким шатеном двадцати семи лет, плечистым и улыбчивым, с добрыми серыми глазами. Для капитана шайки головорезов одевался он слишком роскошно, будто вознамерился на кого-то произвести впечатление. Едва пираты окружили герцога и его похитителей, он приказал развязать Луиса, и помог тому слезть с коня.

— Вас везли связанным? — спросил он с искренней горечью в голосе, беря руку Луиса в свои ладони. — Я прошу прощения за это недоразумение, герцог, но наемники такие невежественные люди, что с них и спросить-то нечего.

Марти покраснел от злости и хотел что-то сказать, но Джейс положил ему руку на плечо и предупреждающе покачал головой, безмолвно умоляя не делать глупостей.

Луис коротко кивнул, принимая извинения. Все равно запястья стерты до крови. Стоять тоже было тяжело. Юноша был вымотан, голова кружилась и осталось единственное желание — присесть куда-нибудь на минуту, чтобы остановить затянувшийся спектакль перед агонией. Насколько надо быть заинтересованным в чьей-либо персоне, чтобы тащить ее через страну?

— Я могу немного посидеть? — унизительное путешествие, когда следят даже тогда, когда необходимо очиститься, явно не подошло к концу. Ноги подкашивались и в голове шумел ветер.

— Конечно. — Капитан кивнул и расплылся в улыбке, одновременно как-то заинтересовано разглядывая Луиса. — Я тут как раз небольшой домик прикупил для этой цели. Если вам понадобиться еще что-нибудь, не стесняйтесь. Зовите меня Артур.

Неуместные улыбки и глаза, таящие за любопытством опасность — сколько раз герцог видел такие взгляды. Даже теперь, уставший, измученный дьявольской гонкой по дорогам, он понял, что Легрэ был прав — у любого, даже у старика, даже у умирающего он вызывает желание.

Луис направился за пиратом, опустив взгляд, стараясь не смотреть по сторонам, мешая сапогами пыль площади, вдоль которой были сбиты деревянные мостки на время дождей.

Они вошли в дом: Джейсон, Марти, капитан и Луис, после чего Артур запер дверь и пошел по дому, проверить — все ли окна надежно затворены. На какое-то время Луис остался со своими похитителями наедине.

— Хороший дом, — сказал Марти, осматриваясь по сторонам. — Здесь светло и совсем не пахнет плесенью. Даже стулья есть вместо скамеек.

Джейсон хмуро вздохнул.

— Не думал я, что он так торопиться будет, что следом за нами поедет, — сказал он вполголоса.

— А что ты от него ожидал? Он нам никогда не доверял... — начал было Марти, но в этот самый момент на лестнице, ведущей на второй этаж, показались сапоги Артура.

Он спустился вниз легко, почти играючи, все так же лучезарно улыбаясь.

— Твой сын — умный мальчик, Джейс. Пожалуй, когда ты умрешь, я приберу его под свое теплое крылышко. Ценю в людях наличие мозгов.

Луис просто стоял и молчал, привыкая к новым запахам и тому, что руки невыносимо ноют. Но растирать их не решался. И опять просто тихонечко дышал, усмиряя слишком быстро бьющееся сердце. Если действительно так спешат, значит, опасаются ярости короля. Значит и его, Луиса, прикончат достаточно быстро. Герцог сжал губы, сглотнул поднимавшуюся из глубин тошноту.

Почему люди идут в разбойники? От отчаяния, от неумения освоить ремесло, от того, что разоряются или бегут от долгов и злых хозяев, затем, что ищут лучшей доли. Каждый раз они рискуют затем оказаться в лапах суда, где даже смерть кажется наградой. Их пытают днями и ночами. Их истязают...

Возможно, и эти люди видели боль. Вон, у некоторых пиратов то пальца нет, то уха... и шрамы. Такие ненавидят родовитых. Какая им разница, кто ты есть на самом деле?

Луис сцепил пальцы до белизны. И судорожно выдохнул.

— Я никогда к тебе не пойду, — смело заявил Марти и Артур рассмеялся — весело и совершенно беззлобно.

— А вот это совсем не разумно. Впрочем, отдыхайте, господа. И мы с герцогом пойдем к себе, пожалуй. — Капитан осторожно взял Луиса под руку. — Идемте, вам необходимо отдохнуть.

Это "к себе" прозвучало слишком фамильярно, но герцог решил, что излишне будет говорить что-то сейчас. От касания пирата по спине поползли мурашки — жутковатая картинка измывательств и дальнейшего утопления рисовалась зримо. Хотя Луис и не был уверен, что именно этот расфуфыренный франт и есть пресловутый Барон, тем не менее, любопытно понять, для чего столько людей для всего лишь похищения — не выгодно это с чисто экономической точки зрения. Или получить хороший выкуп, или продать по заказу... Бывали же случаи, когда специально увозили людей, чтобы сбыть на невольничьих рынках. Что-то не так в россказнях двух наемников.

Артур привел Луиса в большую удобную спальню, в которой был стол, богато накрытый различными яствами — будто специально для гостей, пара стульев, две тарелки, бутылка вина. В углу на табуретке стоял таз с водой для умывания, а на краю — два чистых полотенца. Запах сухих дров и роз наполнял воздух комнаты.

— Ну вот, располагайтесь поудобнее, — сказал Артур, следя за реакцией своего пленника. — Здесь есть чистая одежда, еда, постель, словом, все, что нужно для хорошего отдыха после долгой дороги.

— Благодарю, — герцог нерешительно опустился на стул. Гудящие ноги и руки, пульсирующие от крови. Рукава рубахи, скрытые под длинным шерстяным блио, стали неприятными на ощупь. Луис посмотрел на угощение, но понял, что есть перехотел еще в первый день похищения. Да и не сможет он сейчас даже чашу удержать. Пальцы, словно деревянные.

Артур сходил за тазиком с водой и полотенцами, поставил у ног Луиса, присел на корточки напротив и намочил полотенце в свежей воде, отжал.

— Оботрите лицо, герцог, вам заметно полегчает, — сказал он мягко. — Вытяните ноги, я сниму сапоги.

— Благодарю, но... — юноша опустил взгляд на похитителя. — Что на самом деле вам нужно? — спросил прямо. — Я не верю ни одному слову, услышанному от наемников. Что вам угодно?

Артур мельком взглянул в глаза герцога и протянул ему выжатое полотенце.

— Я обязательно расскажу вам все, Луис, но, пожалуй, не сегодня. Надеюсь, вы поймете и простите меня за это. Наберитесь терпения. Вам лучше отдохнуть хорошенько — и ваша красота засияет подобно солнцу. — Артур улыбнулся. — Что вы думаете красоте, Луис? Что вы находите красивым во внешности людей?

— Я не сторонник внешней красоты. Для меня важнее все, что делает людей лучше хоть немного, — юноша принял полотенце, с усилием потянул к лицу. Левое плечо ныло. Несколько мазков, чтобы смыть дорожную пыль. — Простить? Я вас даже не знаю. Наверное, вы собираетесь сделать что-то ужасное, раз просите прощение заранее.

— Я очень хорошо понимаю, что в вашем положении вам всюду мерещатся враги, но уверяю вас, иногда происходит так, что плохое случается к лучшему. — Артур потянул сапоги с ног герцога, и опустил его ступни в таз с водой. Ладони осторожно зачерпнули ее, чтобы омыть кожу от щиколотки до пальцев. — Со мной вам не нужно осторожничать, Луис, вы можете быть абсолютно откровенны во всем, и я, в свою очередь, постараюсь быть откровенным с вами. Мне бы не хотелось ничем омрачать наши будущие отношения.

— Отношения? — герцог хотел бы встать, но у него не хватило сил даже отказаться от странного ритуала омовения. — Какие отношения? Почему вы уверены, что мне они нужны? Я вижу вас не более получаса. Да и вы меня — тоже.

— Завтра это будет — день, послезавтра два, — спокойно ответил Артур. — А отношения людей так многообразны и сложны, что для многих просто не придумали названия. Вас возмущает мое посягательство на ваше личное пространство? Уверяю вас, Луис, будь у меня иной путь познакомиться с вами, я бы не поступил так, как поступаю сейчас. — Артур вытащил ноги герцога из воды и отер их мягким полотенцем. — Мой поступок кажется вам отвратительным, я же день ото дня предаюсь отчаянию. Я готов признать, что похитив вас, поступил не лучшим образом, мерзко и недостойно, подло и даже низко, но по-другому бы просто не получилось. По-другому было бы еще хуже, и тогда могли пострадать близкие вам люди. Фернандо и Легрэ. И поверьте мне, Луис, в своем выборе я принял решение наименее болезненное для вас. Не так уж я плох, как кажется на первый взгляд. Попытайтесь это осознать.

Слушая пирата, герцог пытался вникнуть в его извращенную психологию, и она выглядела весьма логично. Значит, все-таки вот это Барон? Неужели этот человек не задумывается над тем, что однажды богатая одежда и обилие сброда вокруг сделают ему плохую услугу. Надо быть поистине отчаянным, чтобы запросто появляться на территории с таким количеством людей и не опасаться шпионов, способных донести до короля сведения о разгуле разбоя. Если бы похититель задумался над своими, казалось бы, логичными действиями, то увидел несколько промашек. И главная из них — отсутствие родовых или хотя бы ремесловых отличий, которыми всегда оберегаются люди, дабы не попасть в неприятности вне дома и не подвергнуться нападению.

— Я пытаюсь осознать, — герцог изучал лицо незнакомца. — Что я должен делать теперь по вашему разумению?

— Просто плывите по течению, — улыбнулся Артур, глядя в голубые глаза, — и ешьте как следует, разумеется. Со мной вы в полной безопасности и с вами ничего плохого не случится. Отдыхайте. Я принесу чистую одежду. Вашу постирают.

Пират забрал тазик с водой и вынес его за дверь, после чего дошел до комода и достал совсем новые одежды: коричневые штаны, белую рубаху и голубое блио, расшитое по горловине серебряной нитью. Все это он положил на край аккуратно заправленной постели.

— Разумный совет. И как мне к вам обращаться? — Луису пришлось заставить себя подняться. Новая одежда, лежавшая на кровати, отличалась изяществом. — Я думаю, что останусь в своей... но благодарю за щедрый подарок.

Пират сказал, что пострадали бы Фернандо и Кристиан... Откуда он знает про Легрэ? Про его настоящее имя?

— Это не подарок, просто временная мера — на один день, если хотите, пока вашу одежду постирают, — ответил капитан. — А называть вы можете меня по имени. Артур. Хотите вина?

— Нет, — отрицательно покачал головой Луис, памятуя о том, как действует на него этот благородный напиток. — Одежда мне тоже не нужна. Я останусь в своей.

— Что ж, не стану настаивать. — Артур сел за стол, напротив Луиса. — Давайте есть.

Юноша, стараясь не раздражать похитителя, налил себе немного воды. От голода следует избавляться постепенно. Несколько глотков, головокружение...

Герцог опять поднял взгляд на Артура. Странный тип. Возможно, он сейчас вежлив, а через минуту сорвет со стола всю еду и залепит такой удар, что отлетишь к стене. Панический ужас опять охватил тело. Луис опустил глаза. Но успокоиться не мог. Он так хотел свернуться клубочком где-нибудь в углу и забыться хоть на час.

— Хотите, на ночь я вас оставлю одного? — после долгого молчания, спросил Артур, потягивая вино и пристально разглядывая герцога. — Вы боитесь меня, я это вижу, и это меня очень огорчает. Так мне уйти?

— Если можно... — юноша все не решался смотреть на мужчину, и мысли его становились все более мрачными, а догадки множились, как снежный ком.

Артур поднялся и, подойдя к герцогу, присел на край стола. Он сцепил руки на коленях, глядя на своего пленника сверху вниз.

— После того, как вы основательно подкрепитесь, Луис, я уйду со спокойной душой. — Артур пододвинул ближе к юноше тарелку с жареной птицей и зеленью.

— Простите, Артур, но я несколько дней ничего не ел. Мне будет плохо от такой жирной пищи, — герцог не врал и не выказывал характер. — Если вам не будет трудно, то я выпил бы бульон и на этом остановился пока. Не сердитесь, но мой живот и так скручивается от боли.

— Вас не кормили? — пират нахмурился.

— Наемники очень спешили сюда. Половину пути я провел в качестве тюка, — пожал плечами Луис и тут же болезненно поморщился. Плечо ныло не на шутку.

— Что ж, — вздохнул Артур, меняя тарелку с птицей на другую — полную овощного супа, — теперь у меня есть веский повод их убить.

— Зачем убить? — глаза юноши округлились. Он сам не ожидал, но коснулся руки мужчины и тотчас отдернул. — Они не виноваты. Они не сделали ничего такого, чтобы вот так...

— Поразительно, — задумчиво произнес мужчина, мягко улыбнулся и его глаза восхищенно заблестели, — люди вашего круга обычно не склонны ни к жалости, ни к милосердию. Вы хотите, чтобы я не причинял им никакого вреда?

— Если это возможно... — как ни глупо теперь звучали слова Луиса, но они были искренними и крайне смущенными из-за поведения и слов похитителя.

— Хочу узнать из чистого любопытства, герцог, — тихо сказал Артур, — а вы могли бы, к примеру, выкупить у меня их жизнь поцелуем?

— Все в вашей доброй воле. Такая расплата вас устроит? Хорошо, — юноша представил, что несчастных заблудших бродяг, промышляющих разбоем и наемными вылазками, прирежут, поднялся и поцеловал похитителя в губы столь неожиданно, так смело, словно дарил не поцелуй, а молился за жизнь других людей. Губы герцога были мягкими и сочными, как виноград, пьянящими, словно молодое вино. Несколько секунд, и юноша отстранился. — Теперь они могут жить?

Казалось, что Артур был ошеломлен таким поступком, и этот поцелуй, пусть и без любви, ошеломил его, заставил дышать чаще, а через мгновение осторожно облизать влажные губы.

— Вообще-то, — медленно сказал он, — вы совершенно были не обязаны этого делать, Луис. Вы меня сейчас удивили такой неожиданной решимостью. Признаться, на первый взгляд вы выглядите не очень уверенным в себе.

— Что же, я это сделал, — юноша опять сел, он съел несколько ложек супа. Голод накатывал все сильнее, но лучше съесть еще потом, чем мучиться от живота.

— Страшно подумать, на что вы готовы ради любимого человека,— в этих словах Артура таился, пожалуй, слишком большой смысл. Судя по серьезному взгляду светлых серых глаз, он говорил не праздно, а словно бы рассматривая шантаж, как одно из средств для достижения цели. — Или подобное самопожертвование для вас привычно?

— Признаюсь, я не совсем понимаю, что именно вы понимаете под самопожертвованием... У каждого своя мера. — Луис пропустил мимо слова о любви. Любить — это дар, где становится не страшен даже самый тонкий лед, под которым сокрыта бездна.

— Мера, — задумчиво повторил мужчина. — Да, признаюсь, люди — поразительные существа — они так любят всему давать меру. Времени, удовольствиям, жизни. Хорошо, какова же ваша мера, Луис? Положим, на что вы пойдете, если я скажу, что Легрэ у меня, и что я могу убить его в любой момент? Вы снова меня поцелуете? — Артур мягко и многозначительно улыбнулся, чуть склонился вперед. — Или вы зайдете намного дальше?

— Что? — герцог медленно поднял глаза на похитителя. — Откуда вы можете знать, кто он такой, если с ним давно не знакомы? Вы мстите Легрэ, так?

— Вы уходите от ответа, Луис, пытаясь поднять мою любимую тему, — Артур разглядывал лицо герцога с влюбленным вниманием и мягкой, чуть коварной улыбкой на ровных губах, что делало его совершенно очаровательным. Любая девушка уже бы кинулась в объятия, но девушки Артура не интересовали никогда, даже в пору ранней юности. В его глазах блеснул огонек искусителя. — А давайте поиграем в игру. Вы мне ответ на вопрос. Я вам ответ на вопрос... И мы чудесно проведем время, уверяю вас.

— Вы хотите услышать ответ, стану ли я делать еще что-то, кроме поцелуев, если ценой будет жизнь Легрэ. Хорошо, я скажу вам... Только если вы меня принудите. Добровольность в таких делах предполагает чувство.

— Что ж, уговор дороже денег, и я вам отвечу на один ваш вопрос. Я не мщу Легрэ... Пока не мщу. Остальное будет зависеть от вашего благоразумия, Луис. — Артур снова вернулся на свое место и, сцепив пальцы, оперся локтями на стол, по-прежнему не сводя с герцога глаз. — Чувства бывают разными. Даже если я смогу или захочу принудить вас к соитию, вы все равно будете испытывать чувства. Чувство долга. Отвращение. Горечь. Злость. Боль. Страх. Ненависть и так далее... Все это слишком сложно и всего этого слишком много. Добровольность не предполагает ни привязанности, ни любви. Вы поцеловали меня, выкупив жизнь двух совершенно незнакомых вам людей. Ляжете ли вы со мной, если я пообещаю вам сохранить жизнь Легрэ? — Артур заинтересованно прищурился. — Да или нет?

Часто ли видел Луис принуждение в своей жизни по той или иной причине? Да, очень часто... Так бывает всегда, когда ты загнан в ловушку, когда кто-то сильнее тебя или когда ты боишься. Шокирующая откровенность — это еще не поступок. Артур передергивает понятия, выбирая самые подходящие в данной ситуации. Пытается вызвать эмоции не того толка, которые звучат на самом деле.

— Нет, — сказал просто. Конечно, он предполагал, что за этим последует и теперь всего лишь выжидал реакции. Если этот человек считает его идиотом, то зря.

— Все становится еще интереснее. — Артур улыбнулся и налил себе еще вина. — Ваша очередь задавать вопрос, Луис.

— Вы обещали дать мне выспаться, — герцог проигнорировал желание пирата поиграть. Все уловки так открыты. "Если бы ты видел, как допрашивает Ксанте, то очень удивился тому, что на самом деле знает о жизни твой пленник".

— Вы правда полагаете, что временные отсрочки разговора — это выход избежать его? — спросил Артур. — Вы и через год так делать будете?

— Я не избегаю разговора, но я очень устал. А потом я отвечу на все ваши вопросы, — сказал Луис, глядя на свои босые ноги. Те замерзли, колени тряслись. Наверное, со стороны выглядит так, словно это страх... Нервы были на пределе. И голова отказывалась работать. — Здраво я все равно вам не отвечу.

— Тогда ложитесь в постель. — Артур пожал плечами, словно смиряясь, и отставил бокал с недопитым вином в сторону. — Я запру вас на ночь. Сами понимаете, я вынужден так поступить.

Когда в двери щелкнул замок и похититель покинул комнату, герцог еще несколько минут сидел на стуле, а затем бросил затравленный взгляд вокруг. Недолго его жизнь была хоть немного не похожей на кошмар. Все же в людях много зла... Коварства и... крови.

Луис тяжело поднялся, еще раз плеснул себе на лицо воды из тазика, обошел кровать стороной и забился в угол, прислонившись лицом к стене. Это был дальний угол от двери, находившийся у окна. Юноша закрыл глаза, прислушиваясь к гудящим рукам, ногам и плечу. Но мысли его были не о боли. Герцог размышлял о том, как получилось так странно. Лишь король мог позволить сброду войти на пределы замка, где полно стражи. Иначе не складывается. Или Легрэ. Но для того, чтобы вывезти Луиса не требовалось снимать охрану. Значит, король решил избавиться от надоевшего фаворита... А еще хуже — сам Легрэ устроил все это. В любом случае, завтра или ближайшие часы виделись не веселыми. Юноша готовился к тому, что его будут истязать. И слабость и недомогание покажутся жалкими цветочками.

Если же Кристиана и правда выкрали, то он еще больший болван, чем кажется иногда, когда становится упрямым ослом и стоит на своем. Но пока пират не покажет Легрэ, то разговора не будет... Нет.

Глаза закрылись, и Луис через какое-то время сполз вниз, а потом и вовсе свернулся калачиком на досках.

Посреди ночи чьи-то заботливые руки перенесли его в расправленную постель и укрыли одеялом, потом человек ушел, но через некоторое время вернулся снова и, недолго думая, лег рядом с герцогом.

Сквозь сон юноша слышал какие-то неясные звуки, но бессилие, что охватило его, не давало возможность отомкнуть глаз. И даже когда кто-то потянул с тела верхнюю одежду, он не вышел из тяжелого забытья. Лишь недовольно свел брови, чтобы затем погрузиться в тепло покрывала.

Сильные руки обняли его поверх теплой ткани, согревая еще в бережных объятиях посреди холодной ночи.

Когда наступило утро и запели петухи, Артур сонно открыл глаза и, взглянув на лицо Луиса, чуть улыбнулся. Пират все еще держал герцога в своих объятиях и выпускать не собирался.

Юноша проснулся от того, что услышал, а вернее физически ощутил стук сердца. Его крепко прижимали к себе. И это пугало. Резко открыв глаза, Луис понял, что спит уже в кровати. А на нем осталась лишь длинная рубаха, все еще измазанная кровью на рукаве.

— Вы всегда просыпаетесь так... — Артур шутливо приподнял брови, подбирая нужное слово, — нервно? Или моя компания вас настолько пугает? — С губ сорвался едва заметный снисходительный смешок, а руки сжались чуть сильнее, словно дав понять, что вырываться не нужно — это просто бесполезно. Несмотря на некую аристократичность в телосложении, Артур был очень силен, но Луис, к счастью, пока не знал, что руки, которые удерживают сейчас, с легкостью разгибают подковы и сворачивают шеи лошадям. — У вас такие глаза, будто я призрак или чудовище. Расслабьтесь, прошу вас.

— Не всегда, — чуть шевельнувшись в объятиях похитителя, юноша попытался отодвинуться, деликатно дав понять, что испытывает боль. — Ваше появление для меня не сюрприз после всех слов и сказанных и несказанных.

— А для меня сюрприз, — как-то неуверенно пожал плечом Артур, даже не думая размыкать рук. Легкое сопротивление Луиса не доставляло ему никаких неудобств и казалось, что пират вообще этого не замечает. — Понимаете, в доме только две спальни, и я, вроде как остался не у дел. Нижнюю заняли Джейс и Марти, верхнюю я отдал вам. Я пытался спать на скамейке в трапезной, но через час замерз. Так что, можно сказать, что забраться к вам в теплую постель меня вынудили только обстоятельства. Ну, а учитывая мои пылкие чувства к вам, герцог, я просто не смог долго внимать голосу совести.

— Кто же мешал вам спать в кровати? — заметил Луис и покраснел. — Вы так и будете меня держать? Я бы хотел встать... — взгляд пирата говорил Луису о многом. Однажды он видел подобный в обители, когда проснулся с Фернандо в одной кровати.

— Я бы и рад отцепиться, да что-то руки не слушаются. — Артур отпустил взгляд на губы Луиса, стал дышать немного сдержаннее и чаще, говорил теперь уже тихо и серьезно: — Не убегайте от меня так скоро, герцог, это слишком жестоко. Разве я делаю что-то плохое?

— А вы считаете, что делаете что-то хорошее? — парировал тихо юноша. Он затаил дыхание, чувствуя, как грань между ними становится слишком тонкой и запаниковал от голодных, алчных глаз, выискивающих слабость.

— Считаю, — кивнул Артур, взглянув в голубые глаза, — но пока у нас с вами слишком различные мнения на одно и то же событие. Возможно через неделю, год или два вы примите мою точку зрения, или я вашу. Вы считаете меня мерзавцем, думаете, что я играюсь с вами и вы для меня — забавная игрушка. Но разве я похож на такого идиота, который ради мимолетной прихоти крадет королевского фаворита, рискуя не дожить до своего следующего дня рождения? Что, если я люблю вас?

Наверное, у одного подобные слова вызвали бы усмешку или гомерический хохот, другой бы впал в состояние ступора. Луис недоуменно нахмурился:

— Допустим, я поверю вам. Но вы меня только вчера увидели. И в любом случае слова ваши сейчас звучат как ложь, — он опять зашевелился в железных тисках. — Возможно, вы заблуждаетесь. И очень скоро будете сожалеть о подобных словах.

— Сожаление — удел малодушных трусов, Луис. — Артур немного ослабил хватку, но не выпустил герцога их рук. — Это чувство отвратительно мне и чуждо, к несчастью. Я просто слегка сумасшедший, и именно поэтому я украл вас. Я поступил несколько самонадеянно, о чем говорил вам вчера, но, на мой взгляд, правильно. Вы знали, что Легрэ носит перстень с рубином? У этого кольца есть маленький секрет — внутри ваш профиль, вырезанный на слоновой кости. Поистине тонкая работа лучших мастеров, и насколько точная. — Артур показал Луису левую руку — на указательном пальце красовалось золотое кольцо с крупным овальным рубином гладкой огранки. Легким движением большого пальца Артур надавил на край обода и замок со щелчком открылся, открыв нутро кольца. — Судите сами, как точно переданы ваши черты. Легрэ сильно рассердился, когда я забрал у него эту вещицу. Он зря показал мне секрет кольца... и рассказал о вас. Вы еще сомневаетесь в серьезности моих намерений?

Юноша задохнулся. Кольцо на пальце похитителя сильно его взволновало. Перстень Кристиана. Боже милосердный!

— Я... вы... неужели вы не понимаете? — отчаянная слеза покатилась по щеке. — Как вы можете сравнивать картинку и живого человека? Кто вам дал право выбирать чужую судьбу?

— А кто вам дал право судить меня — меня не зная? — с тоской в голосе спросил Артур. — Вы даже не хотите мне дать шанса — это понятно и объяснимо, но, господи, Луис, почему я не должен и не могу попытаться добиться вас? Не мы выбираем любовь, она — нас. Разве я виноват перед вами в том, что не могу и не умею не чувствовать? Разве это справедливо? Легрэ, который не ставит вас ни во что и даже не понимает. Или Фернандо, который к вам ходит так, словно делает одолжение. Какой вы в бесконечной череде его любовников? И что делать мне, если для меня вы могли бы стать единственным? Я бы смог оценить вас по достоинству. Я бы сумел сделать вас по-настоящему счастливым и свободным. Позвольте узнать вас, Луис, таким, каков вы есть? Кто знает, может быть, я и есть ваша судьба. Не разбивайте мне сердце, не дав ни единой надежды.

— Я вас не сужу... — витиеватая речь так не вязалась с образом пирата и вообще с простолюдином. Да и разговор явно выходил из рамок обычных знаний. — Вы слишком много знаете про мои отношения? Пустите меня... — герцог попытался освободиться и оттолкнуть. — Добивайтесь девушек.

— Я хочу вас, — ровно сказал Артур, просто разжимая руки. — А о ваших отношениях мне Легрэ достаточно рассказал, чтобы я делал выводы, и мне жаль вас. Возможно, сейчас вы не понимаете, что я выкрал вас для вашего же блага, но со временем поймете. И кстати, ваша очередь задать вопрос.

Теперь скрыть свой стыд и совершенное непонимание удавалось с трудом. Юноша отодвинулся, как можно дальше и поспешил покинуть кровать. Его одежду, конечно, унесли. Дрожащие пальцы потянули шоссы и рубаху, сложенную на стуле. Внутри стояло ледяной ком. Но Луис продолжал упорно одеваться.

— Мне нечего у вас спросить. Если вы думаете, что я не в курсе, что есть такое Легрэ, то ошибаетесь. И наши с ним отношения... они нас только касаются. Даже если они дурны, даже если... Вас это не касается.

— С тех пор, как мои люди накинули вам мешок на голову, Луис, меня касается все, — ответил Артур, со вздохом поднимаясь с постели и приводя свои одежды в порядок. Некоторое время он молчал, потом, отстраненно глядя в окно, спросил: — Даже не хотите узнать, как там приходиться вашему Легрэ?

— Я вам не верю, — герцог встал, поправляя рукава, на которых туго были затянуты ленты. Выбор был сделан отменный. Дорогая ткань сочеталась с королевским фасоном. — Покажите мне. Покажите... Я хочу быть уверен, что он жив.

Артур улыбнулся.

— После завтрака я отведу вас к нему и вы убедитесь, что он жив.

— Хорошо, раз вы так открыто решили меня шантажировать, я обойдусь и без завтрака, — Луис побледнел, вспоминая синь глаз и одновременно пытки, через которые прошел всего несколько месяцев назад Легрэ.

— Шантажирую, — задумчиво повторил Артур, словно напоказ. Он подошел к Луису и стал помогать ему зашнуровывать ленты на рукавах. — По-вашему попытка достучаться до вашего разума и сердца — это шантаж? Вы же знаете, я в любой момент могу применить силу, сделать из вас свою игрушку — послушную во всем. — Во взгляде серых глаз проскользнуло что-то до ужаса ледяное, но тон Артура был мягок и доброжелателен, а пальцы ловкими. — Я могу разрушить все ваши иллюзии относительно Фернандо и Легрэ, и так очернить их в ваших глазах, что прозрев, вы начнете искренне не понимать, зачем отдали этим двум чудовищам свое сердце. Я могу сделать так, что вы не захотите возвращаться к ним. Лишить вас воли, даже разума. Но все это я могу достичь лишь применив силу и кое-какие мерзкие средства. Вот Кристиан бы не постеснялся, и Фернандо тоже. Да они так с вами и делали, разве нет? Неужели вы их полюбили за такие вот низкие поступки? А если они снова поступят так? — Артур раздосадовано вздохнул. — Я стараюсь изо всех сил разговаривать с вами на равных и, соблюдая законы собственной совести, не вести себя как похотливый самец. Видит бог, мне это сложно дается, когда я смотрю на вас. И вы ошибаетесь, если считаете, что я шантажирую вас. Я даже не думал о подобном. Просто я пока не знаю, как нам найти точки соприкосновения, и в возведенной вами защитной стене, я всего лишь нащупываю уязвимые места. Не делайте из меня чудовище безосновательно. Я могу им быть, но с вами не хочу, если конечно... — Артур заинтересованно присмотрелся к юноше, — вы не именно этого добиваетесь.

Герцог поднял на мужчину затравленные глаза.

— Не добиваюсь, — чуть слышно сказал он, а глаза его стали двумя прозрачными льдинками. — Откуда вы знаете? — спросил он, теряя голос. — Кто вам сказал? Откуда?.. — губы задрожали. Луис сделал шаг назад и чуть не упал на кровать.

Артур предусмотрительно и бережно подхватил юношу за талию, заглянув в лицо, мягко усмехнулся — и снова взгляд полный нежности скользнул по губам. Голос стал гипнотически сладок:

— Господи, до чего же вас легко выбить из колеи, — это прозвучало почти восхищенно, как комплемент. — У вас очень ранимая натура, Луис. Пожалуй, я учту, что с вами следует быть более осторожным... и ласковым.

— Вы не ответили. — Луис тяжело дышал, паниковал. Если кто-то рассказал... Кто это сделал? Легрэ? Зачем он мог болтать такие подробности?

Ладони остановили похитителя, отдаляя их друг от друга.

— Вы серьезно собираетесь меня удерживать? Вы думаете, что я соглашусь лишь потому, что у вас Легрэ? Вы сказали, что меня принуждали, почему вы думаете, что я стану... — юноша опустил подробности про постель, испугался еще больше, потому что этот Артур опять добивался физического контакта.

— Я не думаю, но собираюсь удерживать вас, вы правильно поняли, Луис, и вы делаете правильные выводы в большинстве случаев. Вы хотите, чтобы я ответил на ваш вопрос? Я отвечу, но потом вопрос задам я, и вам тоже придется на него дать ответ. И чем больше будет вопросов, чем больше ответов, тем опаснее будет становиться игра, тем больше будет разочарований для вас, понимания, что все не так, как вам виделось. Осторожнее, Луис. — Артур перехватил руки юноши, и быстро сведя их над головой, опрокинул герцога на постель, едва сам не свалился на него, но в последний момент успел упереться свободной рукой в матрац. — Хорошо подумайте, действительно ли вы хотите знать ответ на этот вопрос.

— Вы затеяли эту игру, — герцог дернулся под мужчиной, который держал его и так поврежденные запястья. — Вы делаете мне больно, — сказал он и поморщился. — У меня плечо болит и руки... Вам сложно отвечать? Или вам сложно дожидаться, пока игра доберется до кровати? — герцог откровенно злился на похитителя, который теперь над ним нависал. — Я к вам ничего не испытываю. Мне не будет сложно отвечать на вопросы. Я к ним привычен.

— Вы воспринимаете мои действия сейчас, как домогательства. Но я не стану ни лапать, ни целовать вас. Вы к этому совершенно не готовы, — Артур медленно отстранился. — Хотя, по сути, вы правы, я хочу вас и ничего не могу с этим поделать. Эту проблему нам придется решать так или иначе. Вставайте, мы идем к Легрэ. И не говорите потом, что я вас не предупреждал.

Юноша поднялся, руку ему протянул Артур, который же теперь собирался вести к Легрэ. Луис рассматривал пирата и дальше. Манеры не простолюдина, внешность — тоже. Мерзко. Странно. Все не так, как должно. Но лучше сразу в омут, чем и дальше ждать.

— Идемте, — кивнул, и золото кудрей колыхнулось, юноша сразу расчесал их рукой.

Под подозрительными взглядами Джайса и Мартина, Артур и Луис вышли из дома, пересекли широкий двор и направились к сараю, вход в который охраняли двое пиратов. Остальные шумно пили в таверне через дорогу. Артур приказал открыть дверь, после чего обняв Луиса за плечи, повел его в густой полумрак. Здесь пахло сухим деревом и сеном. Посреди сарая стояла телега — в ней, спокойно положив правую руку поперек живота, крепким беспробудным сном спал Кристиан. Его бледное лицо было неподвижно, а в черных прядях у виска запуталась божья коровка.

— Ну вот, — спокойно сказал Артур, склоняясь к Легрэ, — на четверть часа он весь ваш. — Пальцы бережно погладили барона по щеке.

— Что с ним? — юноша стоял в нескольких шагах от телеги. — Зачем мне нужна эта четверть часа? — герцог не предпринимал никаких попыток к действиям и лишь в упор смотрел на похитителя. Мысли становились мрачнее, чем вчерашние воспоминания о городских пытках. Руки похолодели. Если от него ждут радости или проявления чувств, то пусть не надеется. Проявление чувств, как ветер — либо есть, либо нет.

— Не знаю, — Артур пожал плечами, обошел Луиса вокруг и встал за его спиной. — Возможно, чтобы попрощаться, взглянуть на него в последний раз. Он спит. Спящий он не так опасен, как бодрствующий, согласитесь. Вы не хотите подойти к нему?

— Когда я буду смотреть на вас в последний раз? — герцог повернулся к мужчине лицом. — Думаете, через год? Через месяц? Через день? Вы самоуверенно утверждаете, что у вас есть время, чтобы узнать меня ближе. Вы уверены... Я — нет.

— Угрозы? — рассмеялся Артур. — Замечательно! Могу поспорить, что через час мы с вами двинемся в путь, и нас не остановит не один патруль до самой гавани. Надеюсь, вы понимаете, чем кончится для Легрэ все это, если вы вздумаете поднять крик и начать звать на помощь?

Луис не отводил взгляда, с печалью наблюдая за тем, что так смешит Артура. Как мало знал человек боли, если чужие несчастья кажутся ему смешными. Как мало видел боли, как жестокосерден... Такого может полюбить ледяной идол, который хочет тщеславно вознестись. Даже в Фернандо за дьяволом прятался ребенок, потерянный и одинокий. Он любил свет и радовался ему с искренней нежностью.

— Вы находите смешным то, что я позову на помощь? Или последствия моего поступка?

— Вовсе нет, — Артур постарался быть серьезнее. — Просто будет обидно, что придется убить старого приятеля из-за вашего неразумного поступка, а он даже оценить не сможет.

— Так вас смерть забавляет, — задохнулся Луис. — Вы когда-нибудь сидели над умирающим, раненым, потерянным? — в глазах появились слезы. — Вы когда-нибудь вытирали пот с болеющего, который прощается с жизнью. Вы знаете, что такое, когда уходит жизнь из близкого человека, а ты ничего не можешь сделать, потому что смерть сильнее тебя и неизбежна и необратима? Вы убьете? Сейчас. Ну же, к чему такой долгий путь? Давайте же, убейте спящим...

Артур перестал улыбаться, он сделал шаг навстречу Луису, сказал:

— Простите, — и обнял без похоти — просто в попытке успокоить. — Я хочу предложить вам сделку, Луис. Дайте мне всего месяц побыть рядом с вами, и если за это время я не начну вам хотя бы нравиться, я отпущу вас и Легрэ. А если начну, то дам вам время все хорошенько обдумать. Я не убью его без крайней необходимости, и не буду использовать, как средство давления на вас, для того, чтобы затащить вас в свою постель, обещаю. Мне не доставляет удовольствия загонять вас в угол, и тем, что я сейчас угрожал Легрэ, я всего лишь хотел показать вам, что тоже способен на отчаяние, если меня поставить перед выбором. Пообещайте мне, что не поднимите тревогу, когда мы встретим дорожных патрульных, и я пообещаю не давить на вас больше подобным образом.

— Я ведь все равно не могу отказаться, — покачал головой герцог. Он понимал, что у него нет выбора, а потому согласно кивнул. Дорога. Куда собрался везти его этот странный человек и как собирался добиваться чувств... совершенно неясно. Придется смириться. Руки обвивали, прижимали к себе, пытались словно сделать ближе. Луису и правда было больно. Странно, что Кристиан спит. Они его опоили. Или еще что-то сделали. Сердце сжалось от невыносимой тоски. Но юноша постарался сдержать свои порывы, лишь тихонечко сжал пальцы в кулак.

— Простите меня, — легким поцелуем в волосы сказал Артур, — я слишком тороплю события. Сегодня мы отправимся в путь, и почти неделю будем гнать лошадей во весь опор. Потом остановимся в небольшом замке Стоунхил, купленном мною не так давно. Легрэ привезут туда позже и вы, если пожелаете, сможете снова его увидеть. Давайте установим своеобразное табу на чувства, пока не доберемся до места. Я и без того за последний день наговорил вам больше, чем следовало. Я буду заботиться о вас, как о госте и держать руки при себе весь путь до замка, а потом мы снова все обсудим, Луис. Что скажете?

— Хорошо, — новое согласие вопреки тому, что на самом деле хочется. В любом случае придется ехать. Кто подгоняет Артура? Стоунхил? Герцог вздрогнул. Это же далеко к западу. Практически за пределы Атальи. Как же, совсем недавно юноша изучал карты, которые привез ему учитель, показывая торговые большие города. Замок отмечен был за пределами Вестготского королевства. Значит, путь не к морю.

Луис вбросил еще один взгляд на Легрэ. И приготовился к путешествию.

Они добрались до замка с опозданием на день — из-за сильного ливня пришлось разбивать в лесу временный лагерь и целую ночь, герцог был вынужден провести в одном шатре с Артуром. Однако пират был верен своему слову и, разговаривая с Луисом о совершенно будничных делах, заботясь о том, чтобы он не замерз, был сыт и высыпался, он ни единого раза не позволил себе того, что делал в деревне. Артур улыбался, был весел, рассказывал герцогу о пиратских приключениях, о море, о дальних странах, в которых он побывал, и иногда — совсем редко — о том, что Легрэ жив-здоров и в полной безопасности.

Стоунхил встречал своего хозяина и его гостя мрачным видом серых башен, непреступно высокими зубчатыми стенами и почти ветхим запустением.

— Простите за беспорядок, — Артур спешился с коня и обернулся к герцогу, — я не успел довести до ума это паучье логово, но к вашему приезду должны были подготовить роскошную спальню и общую столовую... Ах да, еще тюрьму в подвале.

Луис не спросил, для чего нужна тюрьма. Он вообще старался говорить поменьше. Но слушал Артура весьма внимательно и находил, что то много врет про пиратские будни и вообще не похож на простолюдина. А если бог и дал хорошо подвешенный язык, это вовсе не может укрыть многих деталей.

— Здесь вы собираетесь жить? — герцог поднял голову высоко-высоко, разглядывая каменные стены вокруг и оценивая стены не замка, а настоящей крепости. Сбежать отсюда будет невозможно.

— Мы остановимся здесь на время, — Артур придержал коня герцога под уздцы, — пока вы не придете к какому-либо решению в нашей проблеме и до истечения назначенного мною срока. Слезайте с лошади и идемте внутрь. Вам необходимо отдохнуть с дороги.

Коротко кивнув, юноша перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю. Он продолжал оглядываться, любуясь архитектурой. Если бог даст, можно будет нарисовать эти башни и эти, похожие на лестницу уступы в стене.

— Вы сказали, что подготовлена спальня... Это значит то, что я думаю?

— А что вы думаете? — насмешливо поинтересовался Артур и не смог сдержать лукавой улыбки. Не обращая внимания на веселую суету своих людей, которые были рады крыше над головой и отдыху, он взял герцога под локоть и повел в замок. — Полагаете, мы будем с вами ночевать в одной кровати? Интересная мысль. Признаться, я не рассматривал это как вариант, но теперь...

— Ваши замечания на мой счет верны. Я предпочту тогда спать в неподготовленной комнате, а спальня и вам сгодится, — терпеливо ответил на издевку Луис. — Или мое место в тюрьме?

— В моем доме гости спят в лучших спальнях, Луис, — Артур открыл дверь перед герцогом, пропуская его вперед себя в огромную залу, залитую солнечным светом, который делал бледными серые тона мебели и открывал взору всю восхитительную высоту потолков. Это была общая столовая, похожая на монастырскую: два длинных стола стояли вдоль стен с длинными стрельчатыми окнами, скамейки, огромный камин напротив входа, три жаровни в самом центре. Артур вдохнул полной грудью сухой воздух, наполненный запахом жареного мяса, а потом он заметил хрупкую фигурку темноволосого мальчика, что сидел за столом, положив голову на сложенные руки.

— Кевин! — воскликнул Артур и парень встрепенулся, в один миг соскочил со скамьи и подбежал к Барону.

— Господин, — он чуть поклонился, растеряно переводя взгляд с Артура на Луиса и несколько нервно теребя ленту дорогого зеленого блио, что было надето на нем. Кевину едва исполнилось пятнадцать, но выглядел он старше, что совершенно не портило его, а лишь предавало очарования. Он совершенно не походил на слугу — скорее на произведение искусства: белизна его кожи подчеркивалась чернотой прямых, остриженных до плеч волос, тонкий чуть вздернутый нос, чувственные розовые губы и ошеломительно-красивые зеленые глаза — они словно отражали в себе свет хризолитов. Он неловко улыбнулся Луису и робко перевел взгляд на Артура. — Я выполнил все ваши указания, хозяин. Все готово.

— Хорошо. Ты славно поработал. Я доволен тобой, — кивнул Барон и повернулся к Луису. — Знакомьтесь, герцог, это Кевин Лис, мой управляющий. Молод, но проворен не в меру и еще ни разу за два года меня не подвел. Несмотря на свой ангельский вид, бестия еще та, так что вы осторожнее с ним.

Кевин прикусил губу и виновато пожал плечом.

— Мне очень приятно познакомится, — Луис чуть склонил голову, здороваясь с юношей. Управляющий? Ребенок управляющий... Похоже, Артур действительно сомневается в умственных способностях своего пленника. Ну, раз так положено игрой... А в игре полагается красивое лицо, которое на самом деле должно присутствовать... Или он думает, что... Свою мысль Луис решил не развивать, просто разглядывая зал и изучая то, как сделаны окна. Стекло — толстое и очень дорогое. У заказчика замка был отменный вкус.

— Мне тоже, — совсем стушевался Кевин, бросил умоляющий взгляд на Артура.

— Распорядись выдать Джайсу и Мартину то, что они заработали и пусть убираются с глаз моих долой, — холодно сказал тот и Кевин, обрадовавшись непонятно чему, очертя голову вылетел за дверь. Артур проводил его долгим задумчивым взглядом. — Вы не хотите ничего уточнить, Луис?

— Нет, — герцог шагнул к окну. Провел ладонью по темному дереву. Он отвернулся спиной к мужчине и теперь смотрел за обрыв и широкий ров, задумчиво изучая даль, глядя на облака. Если верить пирату, то Кристиана доставят сюда же. — Вы хотите что-то добавить к уже сказанным условиям. Предыдущее я выполнил.

Артур подошел сзади и положил руки на плечи герцога, глядя вместе с ним в окно.

— Я очень хочу поцеловать вас сейчас, Луис, — сказал он тихо, грустно — как о чем-то несбыточном. — Легрэ привезут в замок послезавтра. Я обещаю вам сделать все возможное, чтобы находясь в тюрьме он не испытывал никаких неудобств, кроме одной — отсутствия свободы. Его будут хорошо кормить, и в его камере заткнут все щели, чтобы там было тепло. Пока это все, что я могу сделать для вашего любовника. Надеюсь, вы понимаете, что взамен от вас я жду только благоразумия, и если и благодарности какой-либо, то уж никак не удовлетворения моей плоти. Простого спасибо будет достаточно. Возможно, тогда вы перестанете поворачиваться ко мне спиной, Луис.

— Спасибо. Я стараюсь вести себя благоразумно. Хотя, признаюсь, сложно понять, как именно оно выглядит. Артур, скажите мне правду, — полуоборот головы на похитителя. — Вы не пират... Это я давно уже понял, так что препирательства будут выглядеть очень забавными. Вы не разбойник. Люди ваши, может, быть и сброд, но достаточно организованный, из чего я делаю выводы, что это во многом люди, которые владеют оружием, — взгляд поднялся и остановился на лице. — Кто вы такой?

— Я не могу вам этого открыть до тех пор, пока вы не станете моим, — мягко улыбнувшись, Артур вскользь поцеловал герцога в висок и, отпустив, отошел — это выглядело бегством — довольно умело замаскированным под торопливость, словно задержись Артур рядом с Луисом еще секунду и того бы уже ничто не спасло. — Вы догадливы и умны, но если у нас с вами не сложится, то поверьте, вам лучше никогда не знать, кто я. Давайте пока оставим в покое тайну моего происхождения — на кону стоит слишком много жизней и не стоит так запросто ими рисковать. Идемте лучше, я провожу вас в вашу спальню, а после мы пообедаем. Я зверски голоден.

— Что же, если бы мы продолжили игру, то вы в нее теперь, безусловно, проиграли, — улыбнулся Луис и последовал за мужчиной через зал. Странно, что Артур ждет решения. Думает ли он о том, что чувства могут оказаться искренними? Сомневается ли в своем поступке? Много жизней? Учитывая, что замок за пределами Вестготского королевства, бояться похитителю вряд ли стоит. Он продолжает церемониться и на самом деле добивается искреннего общения.

Ступая по лестнице в коридоры, такие узкие во всех рыцарских замках, герцог ожидал, что идти придется достаточно до спальни, пересекая повороты, практически лабиринт для непросвещенного.

— Вы никогда не слышали пословицу: чтобы выиграть войну — иногда нужно проиграть сражение. — Артур шел немного впереди, но часто оборачивался на Луиса и улыбался ему. — Возможно, если я начну проигрывать раз за разом, то меньше, чем через неделю мы с вами окажемся в одной постели и отнюдь не с намерением вздремнуть.

В ответ герцог пожал плечами. Возможно в словах похитителя и была доля истины. Но не в смысле его слов, а в том, что, находясь постоянно рядом, люди постепенно переступают границы и независимо от собственных желаний становятся ближе...

— Пока вы только выигрываете, — заметил юноша, останавливаясь позади перед нужной дверью. — Вам нравится выигрывать... но я с вами не веду никаких тайных или явных игр. Так каковы условия теперь? Что я должен делать?

— Полагаю, фраза — полюбить меня, вас не слишком устроит, поэтому, просто располагайтесь поудобнее, — с этими словами Барон открыл дверь перед Луисом и, обняв одной рукой за плечи, вошел в уютную спальню с камином, с маленьким круглым столом посередине. Огромная кровать с пологом из нового бардового бархата бросалась в глаза, а из окон открывался чудесный вид на лес.

Это было уютно обставленное любовное гнездышко, словно специально предназначенное для того, чтобы лежать вдвоем у горящего камина, обниматься и предаваться забытью.

— Бедный Кевин, — только и смог выдохнуть юноша, скидывая с себя руку. — Он так вас ждал. И вы так его расстроили. Простите, я не должен говорить вам то, что думаю, но раз уж откровенность — наша основная пока связь, любовь требует того, чтобы за откровенностью случилась близость.

Артур закрыл дверь. Он отстегнул фибулу, скрепляющую теплый плащ на плече, бросил ткань на спинку стула.

— Должен ли я сейчас думать, что я на правильном пути и у меня есть шанс завоевать ваше сердце? — спросил он. — Впрочем, вы не должны отвечать мне на этот вопрос, тем более что ответ на него мне прекрасно известен. Я рад, что вы говорите со мной откровенно и благодарен вам за это. Кевин любит меня — у него это на лице написано. Сложно не заметить. Еще совсем недавно он любил совершенно другого человека. Этот человек был принцем и Кевин — мальчик из его гарема. Он впечатлителен и скор на порывы. Возможно, что завтра он полюбит вас, — Артур улыбнулся. — Не вините меня в жестокосердии по отношению к нему, я этого не заслуживаю.

— Не думаю, что чувства — лишь порывы. Очень часто мы заблуждаемся, что любим, — сказал Луис тихо, делая несколько шагов вперед, и добавил, словно боялся, что услышит слова сам: — Мы роз срываем яркие букеты, мы ранимся до крови, и рассветы кровавим ложью прожитого зла. Любовь быть злой для сердца не должна.

Герцог оглянулся и внимательно вновь посмотрел на мужчину.

— Если я люблю Легрэ, что вы сможете с этим сделать? Хотя вы даже в моих чувствах по отношению к нему не уверены... А я вам правду должен говорить, если вы и так все мне рассказали...

— Мне очень больно это слышать, Луис. Знать, что вы любите другого. — Артур неторопливо подошел к герцогу, любуясь его красотой, прикоснулся кончиками пальцев к шраму на лице и тут же убрал руку. — Но мне никто не в силах запретить бороться за вас и полагать, что ваша любовь к Легрэ может оказаться заблуждением. Не сердитесь на меня за эти слова — во мне говорит ревность. Она как кровь — свежа и горяча, взращенная любовью в муках ада — она страшней удара палача. — Артур всмотрелся в глаза герцога, погладил рукой его щеку. — Любить вас — это мука, но я не променяю ее ни на что.

Смущение охватило юношу. Он просто не знал, что делать. Как реагировать на ласку, как поступать. Не понимал, почему должен оставаться здесь. Ведь очевидно, для пирата, или кем он там на самом деле является, — всего лишь очередной приз, как и мальчишка, которого выпроводили, как надоевшую хорошенькую игрушку.

— Простите, я... Вы хотели пообедать, — юноша задрожал, понимая, что грань все тоньше. И здесь, в уединении, придется общаться намного больше.

— Думаю, я еще потерплю пару минут, — лаская осторожными поглаживаниями пальцев щеку Луиса, Артур не отпускал его взгляда и медленно сокращал расстояние между ними, стремясь к поцелую, как к единственному логичному завершению этого разговора.

Луис не успел отступить, как оказался в объятиях. Его душа трепетала. Ему казалось, что дверь сейчас откроется и там объявится разгневанный Легрэ или Фернандо. От этого острота происходящего была еще явственнее.

— Что вы делаете? — брови поползли вверх.

— Наглею, — страстно шепнул Артур, прижимая герцога Сильвурсонни к себе. — И не могу остановиться.

Дышать стало невозможно. Жарко. Слишком мало пространства. И дверь закрыта... И стены — они словно ловушка.

— Вы обещали. Вы мне обещали... — залепетал Луис, чувствуя, как руки тянут навстречу, как властно лишают свободы.

— Я обещал не шантажировать вас Легрэ и не распускать рук, пока мы в дороге, — нежным шепотом парировал Артур, настойчиво и в то же время терпеливо. — Я обещал вам еще что-то, чего не помню? Или у нас проблемы с взаимопониманием?

Светлые брови нахмурились. Мужчина прав. Обещал лишь в дороге.

— Это значит, что вы... будете... касаться меня? — голубые глаза расширились. Всякая близость для Луиса и раньше была никоторым испытанием. Он и с Легрэ и королем вел себя замкнуто и частенько избегал всякого контакта. Теперь Артур позволял себе слишком много.

— Я должен вам сказать, что...

В дверь постучали, и голос Кевина заставил Артура разжать руки.

— Господин, обед готов, — юноша появился на пороге и его случайный взгляд, брошенный на перепуганного герцога, на руки Барона, что лежали на талии Луиса, исполнился замешательства. — Подать сюда или в столовую? — уже тише поинтересовался управляющий.

— Подай сюда, — Артур кивнул и отошел к окну, переводя дух.

Луис благодарно взглянул на так не вовремя вошедшего управляющего. Не ревнуй, мальчик. Не злись. Я недолго задержусь. Герцог задумчиво перебирал ткань на рукаве, продолжая стоять на том же месте. Артур сказал, что он любит Легрэ...

Кто ты, Кристиан? Ты вошел в жизнь и теперь привел в нее незнакомых людей. Ты причиняешь им лишь одним моим присутствием боль. Надо... надо было, чтобы ты тогда поставил нож.

За обедом — слишком роскошном для двоих — Артур вел себя сдержанно и зачастую виновато опускал глаза. Кевин учтиво прислуживал, и держался как-то слишком отстраненно, только раз спросил Луиса: подать ему травяного чаю или вина, в остальное же время Лис стоял у двери, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Но было в такой атмосфере нечто хорошее и спасительное для Луиса — Артур не вел при Кевине никаких разговорах о любви.

— Вы почти ничего не съели, герцог, — сказал он, ломая пополам еще горячую ржаную лепешку и поедая ее малыми кусочками. — Надеюсь, вы не собираетесь морить себя голодом?

— Нет, просто не будет ли правильным пригласить за стол вашего помощника? — герцог продолжал что-то искать в своей тарелке, что и так была полна, а потом опять бросил взгляд на юношу у двери.

Кевин потупил взор, а Артур даже не повернул головы в его сторону.

— Вам скучно есть в моей компании, Луис? — отшутился он с улыбкой. — Хотите вина для поднятия настроения?

— Мне не скучно, — опять что-то не так сказано и сделано. Герцог поднял кубок с вином и слегка пригубил, чтобы не обижать хозяина замка. Возможно, тот в курсе, как быстро пьянящий сок винограда действует на юношу. — Все было очень вкусно. Благодарю вас.

— Вы, кажется, говорили, что не пьете вина, — вспомнил Артур. — Почему?

— Как видите, пью, — Луис обтер губы салфеткой. Напряженно выпрямился, ожидая новых вопросов. А потом решил, что лучше спрашивать самому. — Почему вы выбрали именно этот замок?

— Сложно рассказать так, чтобы вы меня не заподозрили в низменных и подлых намерениях на ваш счет, — Артур сам налил себе вина в бокал и отсалютовал Луису через стол. — Я хочу выпить за вас, герцог, и за вашу поразительную способность задавать компрометирующие вопросы, ответы на которые будут мне кое-чего стоить.

— Похоже, мои вопросы постоянно вам не по нраву. Тогда небольшая просьба, если вам она тоже не покажется слишком трудоемкой, — Луис сложил руки на колени.

— Я готов выслушать вас, — потягивая вино, Артур возвращался к своему обычному состоянию, и теперь, почти забыв о присутствии Кевина, любовался Луисом.

— Мне нужна бумага, чернила — красные и черные. Перья. Лучше отточенные, потому что ножа, вы, конечно, не дадите. Гусиные перья, — юноша опять покраснел под откровенным взглядом, напирающим своей чувственностью.

Артур несколько удивился, но чуть помолчав, кивнул Кевину.

— Ты слышал просьбу герцога?

— Да, господин.

— Выполняй.

— Слушаюсь, господин, — Кевин учтиво поклонился и вышел за дверь.

— Позволите полюбопытствовать, Луис, зачем вам чернила? — спросил Барон, ставя бокал на стол. — Ножа я действительно вам не дам и в этой комнате нет ничего такого, что смогло бы нанести вам вред. Так зачем чернила?

— Рисовать, — просто ответил юноша. — Оказывается, вы мало знаете о предмете своей любви. Замок очень красив. Я буду рисовать его.

Герцог поднялся и снова направился к окну. Разгар осени золотил деревья и украшал землю изысканным полотном. Небо было еще очень высоким, покрытым легкими перьевыми облаками. В такую пору собирают добрый урожай. Празднуют, готовятся к зиме, набивая подвалы колбасами и дарами природы. Ставят вино, солят лососятину. В эту пору начинается сезон охоты.

— Странно, что Легрэ вам не сказал об этом.

— Не сказал, — мрачно отозвался Артур, достал из-за пазухи маленький пузырек и, пользуясь тем, что герцог отвлекся, быстро капнул в его чашу со смородиновым чаем каплю своего зелья — через полчаса оно вызовет у Луиса сильное любовное желание, изменит восприятие мира, слух и зрение. Вместо четких предметов герцог будет видеть лишь тени и свет, слабость и истома завладеют телом, и каждое касание к его белой коже станет прекраснее солнца и острее ножа. Сладкие грезы заполнят его разум — грезы, которых нет. — Когда разговор касался вас Легрэ, знаете ли, — продолжил Артур беспечно, припрятав пузырек в сапог, — больше занимали темы постельные, чем творческие и порою меня это раздражало.

— Что же, не говорили вы с Легрэ, — подумал юноша, опуская голову. — Только мельком если... И если Кристиан так хвалился своими утехами, то не он это был или герцог его совсем не знает.

Герцог обернулся. Улыбаться он не желал. Было неприятно, что в устах Артура все слова о Легрэ звучат слишком презрительно, небрежно.

— Я могу умыться с дороги? И немного отдохнуть? — спросил, отдаляя тупую боль в сердце. Как можно было говорить о том, что так интимно и только для двоих дано?

— Конечно. Только давайте допьем чай — жаль оставлять. Кевин потрясающе сегодня его заварил, словно вложил всю душу, — Артур взял свою чашу и пригубил ароматной жидкости. — Он вам нравится, Луис?

— Да, он старался для вас, — согласился юноша, возвращаясь к столу. Он присел на краешек своего небольшого деревянного кресла. Отпил несколько глотков, продолжая думать о том, мог ли Кристиан говорить о том, что между ними было, вспомнил все страстные ночи, когда умирал под королем и Легрэ, и залился краской.

— Это не важно, — тихо подметил Артур, не сводя с герцога задумчивого взора. — Ваш румянец на щеках... так нежен. О чем вы думаете?

— Что? — юноша поднял глаза, словно очнулся только что от сна. — Ни о чем таком, что вам было бы интересно. К вечеру станет прохладно. Наверное, надо растопить камин. Я думаю, что раз спальня здесь одна, я лучше буду жить в другой комнате. Я не готов оставаться здесь с вами.

— Не готовы? — Артур расплылся в довольной улыбке. — Луис, я, конечно, знаю вас мало и могу ошибаться в своих выводах, но между нами что-то происходит. Как бы вы не хотели это признавать, но я нравлюсь вам. Нет, не как потенциальный любовник, но если бы не было Легрэ и Фернандо, вы бы приняли меня. Вы не оттолкнули меня в сарае, не сделали этого в обеденной зале, и здесь, в этой спальне за миг до прихода моего управляющего... Если бы я был настойчивее, вы бы позволили себя поцеловать. Если вы, как вы сказали — "не готовы" остаться со мной, я уйду. Сегодня уйду. Между "не готов" и "не хочу" есть масса вариантов, и все они, кроме последнего, предполагают согласие. Скажите правду, Луис, я ведь нравлюсь вам? Не бойтесь, это вас ни к чему не обяжет. Я поселюсь этажом ниже и не полезу сегодня в вашу постель ни с горя, ни тем более на радостях.

— В любом случае, даже если мне и приятно с вами говорить, это ничего не значит, — буркнул юноша, вставая. Тепло разливалось по телу. Глоток вина. И уже такая реакция. Многословный, изящно выражающийся, путающий словами... — Я вовсе не стремился вам поддаться или что-то показать, я просто не провоцирую... — сердце застучало быстрее, и Луис присел на край кровати, чувствуя слабость.

— Но я вижу именно провокацию, — Артур покачал головой. — Неужели вы меня настолько боитесь, Луис? Сопротивление чем отчаяннее, тем сильнее возбуждает таких, как Легрэ. Я же хочу от вас духовной близости. Что для вас значит — нормальные человеческие отношения?

— Они не возникают сразу... — юноша прислонился к спинке кровати. Дыхание сбилось. В животе было горячо и томительно. — Все непросто. Кажется, что просто, — глаза закрылись. Жар. Может быть, простуда... Или лихорадка, что только начинается. — Вы не будете против, если я прилягу. — Луис опустился на кровать, пытаясь понять, что с ним происходит. Полог кровати шел волнами... свет заливал комнату...

— Конечно, — Артур оказался рядом, помог лечь, а потом коснулся пальцами оголенной шеи герцога, провел по ней до ключиц. — Просто вообще никогда ничего не бывает, Луис, но вам нужно только позволить мне быть рядом и все изменится. И это будет к лучшему.

— Прошу, я... — юноша сбился с мысли на полуслове, словно через него пробежала нежная волна, которая ласкала и одновременно не давала покоя. Головокружение усилилось, и уже на грани сознания Луис понял, что в питье все же что-то подмешали. Он и сейчас был в сознании, но словно все вокруг стало слишком ярким... Сил отодвинуться не было.

— Что с вами, Луис? Вам дурно? — искренне взволновался Артур, развязывая пояс на талии юноши. — Вы о чем-то хотели просить меня?

Герцог отрицательно покачал головой. Язык заплетался. Слова путались.

— Уйдите, — чуть слышно попросил он. Горячая волна затопила живот.

— Я не могу уйти, пока не буду уверен, что вы в порядке. — Артур положил ладонь на щеку юноши. — Кажется, вам действительно дурно. Вы горите. Необходимо снять одежду и лечь под одеяло, — сказав это, он принялся бережно снимать блио Луиса и, несмотря на то, что герцог слабо сопротивлялся, рубашку, штаны и сапоги постигла та же печальная участь. Когда Артур закончил, герцога уже колотило от возбуждения, и он хватал руками простыни, метался в забытьи словно безумный. Юное тело вздрагивало от любого касания широких ладоней и казалось, что Луиса ласкает даже грубая ткань простыней, даже жаркий воздух спальни целует беспрестанно кожу и сводит с ума помутившийся разум.

Артур склонился над герцогом — точнее навис, опираясь одним коленом на край постели, а руками по обе стороны от его головы, и на губах Барона не было даже тени улыбки или насмешки.

— Это было сложнее, чем я себе представлял поначалу, — сказал он со вздохом.

За его спиной появился Кевин — с чернилами и бумагой, да так и замер в трех шагах от порога.

— Уйди! — словно почувствовав его присутствие, рявкнул Артур, обернулся через плечо. — Марш к себе! — и исполненный ужаса юноша вылетел за дверь вместе с вещами для герцога.

Барон прикрыл глаза на миг, тяжело дыша и собираясь с мыслями, потом снова взглянул на свою жертву.

— Луис? — позвал он нежно. — Вы слышите меня? Вы восхитительно красивы... Успокойтесь. У вас приступ редкого отравления — такое случается у людей слабых здоровьем от одной из приправ, что у нас кладут в суп. Это не страшно и вполне поправимо... Доверьтесь мне. Я знаю, что делать.

— Да, слышу. Вы... вы мне... подмешали... — глаза герцога закатились, с губ срывались стоны. Обнаженный перед человеком, который давно желал победить.

Луис выгнулся, не в состоянии сдерживать желание. Страшно было подумать, к чему приведет предложение пирата, который так грубо и резко выпроводил своего любовника.

— Не говорите ерунды, я ничего вам не подмешивал, — поцеловав юношу в лоб, Артур легко соскочил с кровати, отошел к камину и прихватил железными щипцами уголек, положил его на специальный поднос, после чего вернулся к постели. В широком подсвечнике, что вонзился в каменную стену над кроватью, он зажег одинокую свечу. После отложив поднос на стол, распустил ленты удерживающие полог — тяжелая ткань с шорохом опустилась, и герцог оказался в полумраке замкнутого пространства, и Артур знал, что теперь Луис не сможет разглядеть его лица, даже когда его будут целовать. Мир теней и любовных мучений — вот место, в котором герцогу предстоит пробыть до утра.

— Ваше зрение восстановится, как только вы поспите. Не пугайтесь, — Артур залез на постель, и его ладонь в сладкой пытке прошлась по груди Луиса.

Тот перехватил запястье мужчины и попытался отодвинуть. Полумгла смущала, в животе зажигался огонь. Герцог чувствовал возбуждение, которое брало верх над его мыслями и сомнениями.

— Зачем вы меня... — Луис запнулся, представляя, что ласка может еще сильнее завести, потянул на себя одеяло. — Так дайте мне поспать.

— Вы сможете уснуть, лишь утолив свою страсть, иначе промучаетесь до завтрашнего вечера, — Артур перехватил руки герцога и прижал его запястья к постели, склонился к уху и зашептал: — Мой свет, отдайте мне твою любовь... Отдайте себя. Я подниму вас на небеса — в рай... Мы останемся там, сколько пожелаете.

— Нет, — отозвался Луис. — Я не животное. Идите... — дыхание перехватило от крови, горячим огнем распаляющей пах. — Идите к чертям! — юноша дернулся в сторону, пытаясь уйти от контакта. Но был слабее мужчины. Тогда он просто отвернул голову в сторону и до боли прикусил нижнюю губу.

Пространство плыло все сильнее, в полутьме свет свечи напоминал лунную дорогу в дремучем лесу. Герцог застонал. У Фернандо было тоже такое средство. Однажды король заставил удовлетворять себя при нем. Теперь тело пронзали молнии вожделения.

— Ну, знаете, — жарко усмехнулся Артур, достав из-под подушки веревку и привязывая ею руки Луиса к спинке кровати, — посылать меня ко мне же — это слишком. Почему бы вам не перестать упрямится и не попытаться просто получить удовольствие, раз уж так получилось. Я о вас же забочусь. Не хочу, чтобы вы мучились долго. Не усложняйте все посылами к чертям.

В ответ юноша начал отчаянно сопротивляться, но его теперь ограничивали веревки. Каждое движение, каждое прикосновение распаляли.

— Упрямиться... Да, прошу... Прекратите же, — напряженные слезы выступили в уголках глаз, но Луис понимал, что просить бесполезно. Сейчас он был открыт для любовных утех и абсолютно беспомощен.

— Давайте прекратим этот, по сути, бесполезный разговор, — Артур чуть отстранился, любуясь делом рук своих. Глаза немного привыкли к полумраку, и в отличие от Луиса, Борон видел все прекрасно. — Я облегчил вам задачу, сделав так, что вы не увидите сегодня моего лица. Можете в процессе думать о Легрэ... я не щепетилен, для начала перетерплю. А пока вы настраиваетесь нужным образом — я принесу вам немного вина. Оно продлит возбуждение и замедлит разрядку. Но для вас это будет сладкая мука.

Бесполезно. Человек не собирается слушать. Он хочет получить желаемое. Добивается этого любыми путями. Луис ощутил, как на губы, в рот льется сладость вина, как пропитывает новым жаром нутро.

Представлять Легрэ? Кристиан... Синие глаза, полные страсти, его руки, такие властные и одновременно нежные. Его голос... его жар...

Милый архангел, оберегающий меня от безнадежности. Пустите! Юноша дернулся из узла веревок.

— Шшш, — едва слышно успокоил мужчина и его голос доносился до слуха будто издали. Он склонился мягким поцелуем к шее Луиса и губы нежно прихватили кожу, потом еще раз, и снова... Широкая сильная ладонь ласково скользила по животу, смещаясь вниз. Теперь он был похож на тень, на темный силуэт в алых всполохах страсти — истинная суть Дьявола.

И смотреть на темный силуэт было невыносимо. Скручивались в тугие узлы мышцы. Ноги дрожали от нетерпения, чтобы к ним прикасались. Рука явившегося нечистого из самой преисподней терпеливо расплавляла последние преграды, руша стены крепости, проявляя чувственность и страстность герцога.

Губы целовали грудь, плечи — казалось, невыносимо долго длилась эта пытка, и каждый полный любви и желания поцелуй, вонзался в кожу словно гвоздь, в податливое дерево, усиливая желание до боли в нервах и в мозгу. Свеча дрожала, глядя на действо с трепетом и благоговением, а когда обнаженное тело мужчины накрыло собою юное и беспомощное, по белому воску вниз покатились капли похожие на слезы. Губы коснулись губ, и только по их шевелению можно было распознать всего лишь два слова:

— Люблю тебя, — два слова, в которых заключался весь смысл жизни, и поцелуй последовавший за этим нес безудержную, дикую и грубую в своем откровении страсть. "Мой", — словно утверждал он. "Мой", — с каждым вдохом вливался в грудь раскаленный воздух. "Мой... Ты только мой, Луис".

Жестокие губы забирали неосознанные уже ответы. Все утратило смысл, кроме них. Герцог было мало. Ему было жарко, ему было жутко, ему было мало... Его толкало навстречу буре. Навстречу страсти, изменяя и делая совершенно иным.

Каждый раз Луис задыхался, тянулся головой вверх, натягивая веревки. Волосы взмокли от нестерпимости восхищенной страсти. Минуты назад он сопротивлялся, а теперь так же отчаянно отдавался.

Его погладили по голове, и легкий смешок разбавил тяжесть двух дыханий. Недолго думая, мужчина сел на колени Луиса, и склонившись, вобрал в рот его мужское достоинство — язык обвивал, щекотал, жался к горячей бархатной плоти, изводя ее обладателя, а потом пальцы обхватили основания члена и резкие быстрые движения губ вверх-вниз стали напоминать не ласку, а насилие — они терзали и мучили, сжимали, отпускали, пытались захватить все.

Юноша протяжно закричал, дергаясь из стороны в сторону, стирая в кровь запястья.

— Нееет, — завопил, желая освободиться от пытки. Волосы белыми короткими всплесками разметались по подушке. Грудь тяжело вздымалась, не в состоянии остановить сладостную муку.

Но никто над ним не сжалился и не прекратил. Луису суждено было страдать и биться в своей сладкой агонии долгие минуты, возможно часы, и лишь когда свеча сгорела на четверть, его семя оросило горло насильника, срывая герцога в оглушительную звенящую пустоту, наполняя его изнутри ослепительно ярким солнцем. После первого оргазма напряжение немного спало, но до конца было еще долго. Мужчина лег между разведенных ног юноши и вжался в его пах бедрами, своей огромной твердой плотью, дав понять раз и навсегда, что все только начинается. Мир иллюзий, мир теней и этот восхитительный ад не собирался выпускать герцога из своих объятий и власти Дьявола, делающего с Луисом все, что приходило в его извращенный ум.

— Раздвинь ноги шире, — теперь голос звучал слабым эхом под пологом. — Впусти меня в себя.

Юноша в ответ дернулся назад, сводя, насколько мог колени, но его вновь раздвигали. Руками найдя опору в веревке поднялся еще выше.

— К черту. Идите... — по взмокшему телу прокатилась новая волна жажды отдаться. Но Луис, упрямый даже в слабости, игнорировал законы логики. Он боялся своего тела, каждой реакции, каждого порыва...

Насильник в этот раз внял яростному сопротивлению — просто распрямился грозной тенью и довел себя до излияния рукой. Пока Луис, сбитый с толку временной свободой, пытался отдышаться, мужчина смотрел на него и утолял собственную похоть, и лишь когда теплое семя вровень со стоном излилось на живот герцога, тот мог ощутить его влагу и понять, что произошло.

— Значит в другой раз, — усмехнулся Дьявол. — Завтра. Завтра ночью я снова спрошу тебя. И если ты не захочешь, послезавтра я спрошу в последний раз.

Слова доходили до слуха с какой-то задержкой, точно через туман. Унизительно. Мерзко. Юноша сдержал слезы отчаяния. Не согласится. Никогда не согласится. Пусть даже это будет стоить ему жизни. Или это... шаг к смерти Легрэ? Слеза потекла по виску и скрылась в волосах. Сумасшедший Артур не хочет проигрывать. Ищет полной отдачи скрытому за вежливостью садизму.

Ночь была долгой, и еще много раз палач доводил свою жертву до излияния руками и ртом до полного изнеможения. И хотя Артур не взял Луиса в этот раз, он измотал мальчишку настолько, что после полуночи тот забылся глубоким сном.

Когда ранним утром Луис открыл глаза — он увидел, что полог поднят, а он лежит в крепких объятьях Артура и оба они одеты. Прижимая герцога спиной к своей груди, хозяин замка мирно спал.

Герцог лежал тихо, боясь пошевелиться и тем самым разбудить мучителя. Он думал о том, что слышал ночью. Еще два раза... Спрашивать будет, требовать согласия. В животе похолодело. Значит, обещание отпустить — ложное. И есть множество вариантов, чем закончится дикая пляска с новым демоном, который встал на пути.

Луис попытался снять с себя одну из руку, чтобы выбраться из кровати, но лишь усилил стальные тиски, обвившие грудь и шею.

— Доброго вам утра, Луис. — Артур сонно открыл глаза и, приподняв голову, осмотрелся. — Еще так рано, — он вздохнул. — Давайте поваляемся. Я жутко устал за ночь.

— Вы и дальше собираетесь изображать из себя вежливость? — юноша дернулся. — Как же вам не стыдно? Пустите меня, — слезы потекли по щекам. — Я не хочу с вами оставаться рядом.

Артур сел и удивленно уставился на герцога.

— Изображать вежливость? — переспросил он. — Хоть убейте, не понимаю, о чем вы говорите. И, тем более, почему вы плачете. Я чем-то оскорбил вас? Или вы до сих пор еще бредите? Я уже послал людей в деревню за лекарем. Вы хорошо себя чувствуете, Луис?

— Брежу? Вы... — юноша слетел с кровати на пол и начал отступление к окну. — Теперь скажете, что ничего не было? Скажете, что я сумасшедший. Луис дернул вверх рукава, чтобы посмотреть на запястья.

— Так вы о том, что я был вынужден связать вас? — Артур досадливо потер лоб. — Простите меня, Луис. С моей стороны это было слишком решительно, но вы так махали руками в бреду, что я побоялся, как бы вы не навредили себе. И мне пришлось связать вас, но клянусь, что я это сделал из лучших побуждений. Не волнуйтесь, вам нельзя волноваться. — Артур соскочил с постели и шагнул к герцогу. — Ночью, пока вы спали, я приказал поставить на окна решетки, на случай, если вам станет хуже. Господи, Луис, если вы не здоровы, скажите мне. Вы можете сказать мне откровенно. Я не отступлюсь от вас, даже если окажется, что у вас чума и весь мой замок вымрет через неделю. Не пугайте меня так.

— Что вы болтаете? Вы думаете, что это я сумасшедший, но, по-моему, это вы меня решили с ума свести. — Герцог обернулся. Решетки? Вот точно бред. — И отступаться от меня вам не нужно, потому что вы... Я требую, чтобы вы меня перевели хоть в тюрьму. Я здесь с вами не останусь. — Луис прижался спиной к стене, бледнея и откидывая одно за другим новые и новые объяснения.

— Луис, — Артур медленно подошел к герцогу, держа руки перед собой в знак безобидности своих намерений и с сомнением разглядывая своего пленника, — объяснитесь. Я всю ночь провел рядом с вами. Я очень беспокоился. Вы ведете себя, по меньшей мере, странно. Вчера за обедом все было так хорошо. Объясните мне, что я сделал не так?

— Никто не сомневается, что рядом, — голубые глаза стали злыми и одновременно испуганными. — Теперь вы собираетесь отрицать. Конечно, я сумасшедший... Так вам выгодно представить. Не подходите... — Луис стал двигаться вдоль стены. Пока не забился в угол. — Не я вас сюда привез, чтобы перед вами объясняться.

— Да при чем тут это? — воскликнул Артур, всплеснув руками. Он нахмурился и, встав перед герцогом, положил руки на его плечи. — Что я отрицаю? Сжальтесь над моим бедным сердцем, Луис. Если я в чем виноват перед вами, я готов извиниться. Вы почему-то боитесь меня, словно я черт или Дьявол. Почему?

— Потому!!! Вы решили любым путем свести меня с ума. У вас это хорошо получается. Играйте дальше заученную роль, — герцог замер под руками мужчины, даже боясь пошевелиться. — Наверное, такие штуки вы и над тем мальчиком проделывали. Теперь он покладистый? Все вам дозволяет?

— Не делал, — коротко и серьезно ответил Артур. — Не похищал его... и не любил, как вас. Послушайте, Луис, я действительно ничего не понимаю в том, что произошло. Я не шутил над вами и не собирался сводить вас с ума. Вы вчера съели что-то, что вызвало у вас сильные видения, и если в них был я, и вам примерещилось что-то скверное, то я не знаю, как доказать вам обратное. Я никогда и ни при каких обстоятельствах не причиню вам вреда, поверьте, — Артур чуть сжал пальцы на плечах герцога и медленно обнял. — Все хорошо, Луис. Тише, тише, все хорошо.

Юноша был напряженным, натянутой струной, которая готова вот-вот оборваться. Он не верил ни одному слову. И опасался, что утешение — лишь шаг к новому нападению.

— Я ел только то, чем вы меня угощали, — наконец, сказал он. — Теперь вы будете вменять мне вину в своей же пище... В высшей степени умно, — плечи затряслись от нервов. — Вы добиваетесь, чтобы я с вами спал, так не лучше ли сейчас... Хотите сейчас? Воспользуйтесь своей властью.

— Молчите, — Артур прижал Луиса к себе еще сильнее. — Даже слушать этого не хочу. Это все сон, Луис, дурной сон. Я не причинял вам боли и не стану брать того, что вы готовы отдать мне в отчаянии. Да, я хочу вас и повинен только в своей страсти, но я никогда не пользовался властью, чтобы взять кого-то силой. Я обязательно все выясню о том, кто имел доступ к приготовлению вашей пищи и кто посмел подсыпать вам дурманящей приправы. Этот человек будет наказан. — Артур увлек Луиса к постели. — Ложитесь. Я все-таки позову лекаря.

— Пустите меня, — продолжая сопротивляться, герцог дернулся к бегству. Руки мужчины удержали его, уложили обратно в кровать. — Не нужен мне ни лекарь, ни ваши милости. Вы лжете. И сами знаете, что лжете. Я никому никогда не верил, а вам и подавно.

Артур придавил Луиса за плечи к матрацу и, склонившись к лицу, заглянул в глаза — очень серьезно и внимательно.

— Я не лгу, Луис, — сказал он. — Не стоит говорить того, о чем вы после будете жалеть. Пообещайте мне успокоиться и поспать и я уйду. Понимаю, что в нынешнем состоянии разговора у нас не получится, и понимаю, что вы сейчас не желаете видеть меня. Что мне делать, чтобы вы поверили мне?

— Тогда уйдите. И не задавайте мне больше вопросов, — дикий зверек проснулся в герцоге. Он щетинился, готов был вырываться и даже драться. Остаться одному... Обдумать... Не чувствовать, как в лицо дышат желанием. Сжимают плечи, требуют...

— Скоро придет Кевин, — Артур медленно отпустил герцога и сел на постель, глядя на него с долей сомнения. — Я не могу оставить вас в таком состоянии совсем одного, вы понимаете.

— Пусть приходит, — отозвался юноша и спрятался лицом в подушку. Боится, что сбегу, хотя как это сделать в замке, где даже не ориентируешься, где на окнах решетки и сам ты пленник.

Артур долго сидел, согнувшись, опираясь локтями на широко расставленные ноги, молчал и глядел в пол. Потом у него замерзли ноги, и он надел сапоги. Время шло, но Кевин задерживался.

— Ну, хорошо, — Артур вздохнул и начал плохой разговор, — я поступил мерзко, даже слишком. Теперь вы в праве ненавидеть меня, только... Что с Легрэ? Он ведь тоже когда-то поступал с вами так, и вам это нравилось, Луис. Нравились его домогательства, его сила и власть над вами. Чем отличается мой поступок от дел Легрэ? Разве я хуже его?

Герцог пошевелился и поднялся растрепанный на постели. Тихонечко всхлипнул, вытирая нос рукавом, как ребенок. Он сейчас так и чувствовал себя. Глупо и потерянно.

— Я любил Кристиана, — сказал честно. — Он меня — нет. Ему и теперь кажется, что любит. На самом деле он — ветер. Вот чем отличается! Я сам ему позволял, сам этого хотел. Дразнил, добивался его. Хотел, чтобы он злился.

— Он любит вас, Луис, но он дурак — и с этим ничего нельзя поделать. — Артур поднялся, дошел до окна, распахнул створки, впуская в душную с ночи спальню свежего воздуха. В голубых небесах таяла заря. — Я сказал вам, что буду ждать вашего согласия до послезавтрашней ночи. Я приду сегодня и я намерен взять вас без проса, — Артур холодно взглянул на герцога. — Если сила и страдания вам дороже искренности сердца и такой тип, как Легрэ способен зажечь в вас любовь, пусть будет так. Я замучаю вас, но отниму у него, слышите?

Луис окаменел от откровений похитителя. Он больше не намерен ждать. Но собирается опять ждать до вечера. Что же не так в его поведении? Смутное, мешающее.

— Поступайте так, как вам угодно, — отозвался столь же холодно. Опустил взгляд на покрывало. Пальцы уже сминали ткань, а сердце ухало в груди, сбиваясь с ритма.

— Что вы сделаете завтра утром?

— Это не зависит от меня... Только Бог знает, что будет завтра утром, — голос предательски задрожал.

— Легрэ сказал мне, что вы склонны к самоубийству. После нашей ночи вы попытаетесь покончить с собой? — Артур подошел к герцогу и, присев перед ним на корточки, взял его руки в свои, взглянул в глаза.

— А вы считаете, я буду и дальше терпеть ваши домогательства? — взгляд юноши мог бы сказать о многом, но сейчас он был полон тьмы. — Свяжете меня? Приставите людей? Станете следить? Все вокруг вас живые люди. Невнимательные и живые.

— Вы ненавидите меня? — Артур затаил дыхание. — Если бы не было сегодняшней ночи, вы бы меня ненавидели?

— Нет, — юноша говорил правду. Он так редко говорил правду, что теперь она казалась сладчайшим нектаром. Скрываться уже ни к чему. Судьба предопределена, а исход... Разве Артур вообще что-либо понимает?

— А теперь? — пальцы пирата дрогнули, взгляд исполнился глухой боли.

— Нет, — Луис покачал головой. — Но я ненавижу вашу напыщенную уверенность в себе. И не только в вас. Вашу эгоистичную манеру преподносить так, будто я вам что-то должен. Или что я вам принадлежу. Это все заблуждения. Мне кажется, — юноша горестно коснулся руки Артура, словно хотел его утешить, — что вы придумали себе образ. Я вам не подхожу.

— Поцелуйте меня, Луис, — тихо пробормотал Артур, мягко, почти нежно улыбнулся, и было в этом что-то безумное, — поцелуйте меня по доброй воле... Один раз. Пожалуйста.

— Я... уже целовал вас... этой ночью... Вы забыли?

— Вы делали это под действием дурмана, Луис. — Артур тяжело вздохнул, поддался вперед — губами к губам, опрокидывая герцога навзничь, почти целуя, срывая непослушными руками пояс. — Всего лишь раз... и будь что будет.

Под напором, от того, как тяжело дается мужчине самообладание герцог на мгновение растерялся. Он знал, что нельзя давать надежду, но губы похитителя уже почти коснулись губ, обжигая страстью, прошлись вдоль невесомо. И Луис оказался во власти чужой страсти, которая заставила его откликнуться инстинктивно, глупо...

Сорванный с талии пояс полетел в сторону, колено мужчины вклинилось между ног герцога, разводя их в стороны. Артур потянул блио Луиса вверх, чтобы снять.

— Вы меня хотите, Луис, — жарко шептал Артур, покрывая поцелуями лицо герцога. — Вы хотите меня, черт возьми.

Отрицать свою реакцию было в высшей степени глупым. Юноша чувствовал возбуждение, чувствовал, как естество наливается кровью, как от поцелуев приятно кружится голова, как его пальцы сжимают плечи похитителя.

— Оставьте, прекратите! Зачем? — Луис запоздало забарахтался под вжимавшим его в перину телом.

— Вы знаете ответ, — с тяжелым стоном Артур впился губами в шею Луиса. — К чему все эти пустые разговоры о чувствах? Вы отдаетесь тем, кто вас берет — и всего лишь. Вам не нужна любовь в ее светлом проявлении... Вы любите ее темную сторону — запретную и сладкую, как плод райского дерева.

— Нет, нет, — герцог не сумел скинуть с себя похитителя, но стал сопротивляться уже отчаянно и зло. Он отталкивал Артура руками, почти кричал, бился, как птица, мешая себя целовать.

Дверь распахнулась, и в спальню вбежал Кевин.

— Прекратите! — Юноша кинулся к Артуру и, ухватив за одежду на спине, стал оттаскивать от герцога. Лицо управляющего было бледным и тень сегодняшней бессонной ночи отражалась усталостью в наполнившихся слезами глазах. — Оставьте его! Отпусти-ите!

Артур словно придя в себя, отшатнулся от Луиса и, сделав три шага от постели, зло уставился на Кевина.

— Вон! — прорычал Артур и в ответ прозвенело звонкое смелое: — Нет!

— Уйди, — Барон ощерился, словно пес, поддался к постели, но в последний момент Кевин встал между ним и Луисом.

— Нет! — повторил он еще тверже, и голос его звучал еще пронзительнее.

— Уйди с дороги, — в последний раз тихо повторил Артур.

Кевин гордо поднял голову.

— Герцог болен, — сказал он, дрожа, — а вы не даете ему отдохнуть. Сейчас же уходите отсюда.

Артура будто вытряхнуло из состояния какой-то страшной звериной одержимости — он растеряно посмотрел на Луиса, потом на Кевина, стиснул зубы и вышел вон, хлопнув дверью.

Теперь они остались вдвоем, но герцог никак не мог прийти в себя, он сидел, обхватив голову руками, зарывшись пальцами в перепутанные волосы, и покачивался туда и обратно. Одежда на юноше, растрепанная и нелепая, выдавала произошедшее.

— Спасибо, — поблагодарил Луис, глядя в одну точку.

Кевин сначала непонимающе взглянул на него, потом мягко коснулся плеча — руки у него здорово тряслись.

— Ты в порядке?

— Да, все хорошо, — Луис все глядел в одну точку, не желая возвращаться в реальность. Он вообще сейчас ничего не понимал.

— Ага, — Кевин шмыгнул носом, потом дошел до двери, выглянул в коридор, желая убедиться, что там никого нет, и запер дверь на ключ изнутри. Он стоял некоторое время спиной к Луису, держась рукой за ручку ключа. С трудом пересилив себя, он дошел до стола, налил в стакан воды и принес герцогу. — Пей.

Герцог принял стакан и, стуча зубами, выпил до дна. Затем глаза его поднялись на мальчишку, который так бесцеремонно выпроводил собственного хозяина.

— Кристиан здесь?

Кевин промолчал. Он сел на край постели и сцепив руки в замок на коленях, нервно сжимал пальцы.

— Артур не такой... обычно он очень добрый. — Юноша опустил голову, и из-за тяжелой пелены шелковый волос невозможно было толком разглядеть его лица. — Отвратительно.

— Я не спросил про твоего Артура. Я спрашиваю про пленника. Про Кристиана Легрэ, — отчаянно забормотал Луис.

— А-а, — зло протянул Кевин, — так ты про волка этого знать хочешь? Про Легрэ. Доберусь я до него когда-нибудь — отучу в чужие дела совать свой нос. Это я с виду только маленький и щуплый.

Герцог глянул на мальчишку с новым непониманием.

— Послушай, может, ты мне объяснишь, в чем дело? — юноша потер ладонями виски, стараясь прогнать внезапную боль.

— В чем дело? В ЧЕМ ДЕЛО?! — воскликнул Кевин вскакивая на ноги и задыхаясь от обиды. — Да в твоем Легрэ. Не видели его целый год, и еще столько же не видеть бы. А тут явился. Вино. Гулянки. Пиры. Эти долгие разговоры наедине... Артур изменился. Когда появляется Легрэ — всегда что-то меняется, всегда кому-то становится плохо. Мы с Артуром были так счастливы, а потом он взял и привез тебя! Целует тебя... Лжец. Я думал, он исправился, исцелился, я столько труда и души в это вложил, а ты спрашиваешь меня, в чем дело? Я скажу... Появился Легрэ и все полетело к черту, все стало по-старому. И дело все в том, что всем хищникам хочется новых мальчиков и новых ощущений.

— Тогда понятно, — процедил сквозь зубы Луис. — Хотя и до этого тоже было ясно, — он поднялся. Подхватил парнишку и потащил к двери, а затем быстро повернул ключ и выпроводил того в коридор, чтобы запереться изнутри. Двери в замках таковы, что особо нет надежды открыть. Да и коридоры узкие. Предатель...

Луис бессильно опустился у двери и заплакал.

Некоторое время вокруг все было тихо — так тихо, что казалось, будто все умерло, но едва солнце оранжевым заревом коснулось крыш башен, у двери появился Артур вместе с Кевином — они о чем-то спорили, но незадолго до того, как поравнялись с дверью, умолкли.

— Луис, отоприте! — Артур требовательно постучал по дереву. — Вы не сможете сидеть там вечно! Это глупо! Я сильно сожалею о нашей ссоре, но это не повод запираться. Сколько вы собрались там сидеть?

Луис, который за это время перебрался на подоконник, очнулся от тяжелой дремы и глянул в сторону, откуда шли голоса. В комнате становилось зябко, как во всех замках. Темнота сгущалась. И хотелось выть, словно собаке, которую оставили одну. Герцог промолчал на стук, на требование отпереть дверь. Сколько раз он говорил себе, что следовало отказаться от поездки в столицу. Сколько раз узнает еще, что все чувства — лишь похоть.

— Что ж, вы мне просто выбора не оставляете, — засмеялся Артур, — мне придется лезть к вам через камин.

— Нет! — Кевин, судя по отчаянным отговорам за дверью, попытался остановить хозяина, но безуспешно, и когда Артур ушел из коридора, Кевин в слезах бросился к двери. Казалось, он был готов грызть ее зубами. — Луис, пожалуйста... Открой, я тебя умоляю. Он же сорвется с крыши. Он сумасшедший. Я же... я без него умру! Ну отопри же ты эту чертову дверь! Он же погибнет, дурак такой... Луис, умоляю...

Юноша спустил ноги с подоконника и пошел к двери, бормоча под нос, что вероятно, вся эта комедия нужна лишь для того, чтобы сюда попасть и сделать хуже. Он повернул ключ в двери и открыл. Совершенно белый, с белыми губами и холодным взглядом.

— Проходите, это не мой замок, — сказал спокойно.

Кевин бросился к нему на шею и обнял так крепко, словно брата.

— Спасибо, — пробормотал он. Хотел еще раз поблагодарить, но тут за его спиной появился Артур, в сопровождении стражи. Он мягко и беззаботно улыбнулся Луису и вошел внутрь.

— За ваше золотое сердце можно отдать целое царство, герцог.

Кевин прижался к Луису еще ближе.

Герцог стоял у двери, словно статуя. Вернее, он и был холоден. Многое было передумано за этот день. И мысли эти одна мрачнее другой опустошили нутро. А потому Луис не разделял теперь радости мальчишки, который так сильно любит своего хозяина, а просто смотрел на Артура двумя ледышками опустошенной души.

— Кевин, тебе лучше уйти, — холодно сказал Артур, не сводя с герцога глаз.

— Ты не сделаешь этого! — крикнул в отчаянии юноша, но двое стражников уже оттащили его от Луиса. — Не бросай меня... Ты обещал... Ты же обещал, что никогда не прикоснешься к другому...

Артур достал из-за пазухи пузырек с зельем и с улыбкой протянул его герцогу на открытой ладони.

— Пейте, Луис.

— Что это? — юноша сжал губы. Бедный мальчик хотел, чтобы открыли дверь. Бедный мальчик сильно ошибается в своем возлюбленном. Обещания? Да, их так часто и легко рассыпают, когда желают достигнуть чего-то.

— То же, что и вчера, — Артур лукаво сощурил серые глаза. — Пейте.

— Вы же знаете, что добровольно я этого не сделаю.

Артур откупорил пузырек, шагнул к герцогу и, ухватив рукой за подбородок, чуть запрокинул ему голову, быстро влил в рот немного зелья.

— Нет! — крикнул Кевин вырываясь. — Ты сволочь, Артур! Черт бы тебя побрал! Тебя и Легрэ! Вас обоих! Я тебе никогда не прощу этого!

— Уведите его, — вежливо приказал Артур, — и заприте в комнате под охраной, пока я не приду.

Стражники выволокли Кевина силком за дверь и Луис с Артуром остались наедине.

— У вас есть пара минут, чтобы сказать мне все, что вы хотите, — мужчина обнял герцога за талию, привлекая к себе.

— Вы и Легрэ, вы оба... — Луис сощурился, — будьте вы прокляты. — Герцог резко оттолкнул похитителя. Дернул дверь на себя, намереваясь бежать... Доза была больше в этот раз. Ноги подкосились.

— Нужно ли с выводами так торопиться? — это говорил Артур Луису, пока тащил его к постели. — Меня-то вы за что проклинаете? За мои чувства к вам? Проклинайте Кристиана, он заслуживает большего. Разве я не предлагал вам стать моим возлюбленным? — Артур с улыбкой стаскивал одежды с юноши, успешно справляясь с его брыканием. — Все бы могло быть иначе... Красиво. По-хорошему. Но вам нужен был только Легрэ. За что вы его проклинаете, м? За то, что он рассказал мне о вас? Или за то, что его сейчас нет здесь?

— Вы одержимый, — через волны, крутящиеся в теле, прошипел герцог, слабо сопротивляясь насильнику. Он цеплялся пальцами за Артура, пытаясь его оттолкнуть и одновременно сделать больно. — Вы банальный, ничтожный, вы жалкий... Ненавижу, презираю вас... Вы омерзительны.

— Да вы просто хотите, чтобы я был таким, — пылко парировал Артур, связывая руки герцога его же собственной рубахой. — Надо было в первый же день сделать это с вами, сейчас бы вы уже сами под меня легли. Знаете почему? Вы мазохист, Луис, вы не представляете жизнь без страдания и даже когда у вас все прекрасно, когда с вами рядом два любящих вас человека, вы все равно ищите повод для терзаний. Так терзайтесь же... Этой ночью я дам вам выстрадаться на полжизни вперед.

— Ублюдок! — Луис взвыл, словно пес, который наступил на угли и обжег лапы. Задергал руки с неистовой силой, которую ему придавал гнев. Желание от зелья теперь больше походило не на томление, а неистовую ярость. Юноша вырывался, пытался кусаться, продолжал рычать.

После того, как Артур получил коленом по бедру, он рывком перевернул Луиса на живот и придавил к постели.

— Хорошо, — шептал он в ушко. — Хорошо... Сопротивляйтесь, герцог, вот так, выпустите свой гнев, свою обиду, свою боль. Скоро зелье подействует в полную силу, и вы будете умолять взять вас. Ненавидеть меня и все равно умолять взять. С этого дня, я посажу вас на цепь, буду кормить с рук и каждую ночь воевать с вами... Не добьюсь любви, что ж, не беда, добьюсь зависимости.

— Идите к чертям!!! Ничтожество! — Луиса вдавили в перину лицом, крепко держали, чтобы больше не рыпался. Но он все равно рвался прочь, подпаляемый словами этого ненормального. До тех пор пока сознание не стало затуманиваться, а тело окончательно не ослабло от напитка. Но даже тогда юноша считал про себя, а потом и вовсе начал молиться, удерживая голову на месте... Когда и это не помогло, он просто закрыл глаза.

— Присмирели? — Артур чуть приподнялся, позволяя Луису вздохнуть свободнее, схватил и свернул в два раза его блио. — Не хотите видеть моего лица, герцог? Прячьтесь пока. Я могу это понять. — Барон завязал Луису глаза его же одеждой, туго затянул два узла на затылке. — Так лучше, верно? — сказал он, понижая голос. Артур встал с постели, чтобы наспех раздеться. — Наберитесь терпения, я только запру дверь.

Поворот ключа в замке прозвучал как приговор — теперь никто и ничто уже не могло спасти Луиса от жарких рук, заскользивших по его телу, от пробудившегося ото сна демона и его поцелуев, касающихся щиколоток, подколенных ямок, бедер, а затем и ягодиц.

Он и раньше погружался в безумие. Но каждый раз новое, теперь оно становилось больше похожим на извилистую и горячую змею. Дьявол приходит в любом обличье к людям, но никогда не являлся еще таким жарким искусителем, как решил сделать это теперь. Грани стремлений рассыпались от его вдохновленной похоти, что желала овладеть юным телом, затуманенным волшебным снадобьем. Луис и сам извивался, никак не умея освободить рук. Он был слеп, как щенок, которого бросили в адский котел.

Сильные руки развели в стороны ягодицы — легкий поцелуй в поясницу, и горячий язык сместился вниз, чертя влажную дорожку от крестца к анальному отверстию, щекоча самым кончиком чувствительную кожу, будто умоляя открыться.

Луиса затрясло, забило в сладкой судороге. Язык пытал его желанием и раззадоривал, словно выпытывал, что в самом деле скрывается под холодностью титулованной особы, практически принца огромных земель. Сдержанность оборачивалась неистовостью, мышцы расслаблялись, впуская совратителя. Юноша застонал.

— Люблю твой голос, — со смешком шепнул искуситель, но это была не ирония — такая свойственная Артуру. Страсть в этих словах не жила, но любовь чувствовалась неприкрыто, как оголенные нервы, как самая большая тайна на свете. Язык ненадолго проник внутрь Луиса, делая его влажным, потом снова. — Прогнись в пояснице сильнее.

Ответом была дрожь, которая желанием сама выгнула жертву навстречу. Герцог заметался, закрутил головой из стороны в сторону, не в силах терпеть проникновения, томительной влаги, раскрывающей его, расслабляющей и зовущей к ответу. Пальцы инстинктивно наши под собой ткань покрывала. Жарко... Капельки пота стекают с подколенных впадин. Сердце срывается с такта в дикую пляску.

Делай, что хочешь, Дьявол, только забери, забери меня поскорее в свой густой мрак.

И следуя немой молитве герцога, Дьявол расправил горящие крылья и с желанием брал, что хотел — вначале языком, потом пальцами — такими настойчивыми и прекрасными в своей жестокости. Поцелуи осыпали спину юноши. Ему под живот подсунули то ли одеяло, то ли подушку. Мужчина навалился сверху, запустил руку в волосы герцога и, запрокинув тому голову, шепнул на ушко:

— Попроси, чтобы я взял тебя... попроси.

Приторной патокой в самое ухо — этот невыносимый шепот. Эта мольба, этот приказ, эта ласка горячего дыхания, эти губы, как отзвуки недавних поцелуев. Горячей кожей по маслом растекшейся коже, отвердевшим естеством между ягодиц...

— Я люблю Кристиана... Иди к чертям... — дикий стон от того, что тело сдалось, а голова в пламени сопротивления.

— Любишь? — усмехнулся Дьявол, взмахнув крыльями, толкнулся внутрь, принося первую яркую боль. Рука дернула Луиса за волосы, пресекая попытки зажаться. Мир снова стал царством теней и пламени. — За что же проклинал?

— Боже милосердный, — герцог сорвался на протяжный крик. Его прожигало оловом, его уносило в пропасть ада. Внутренности сжимались, вновь толкание и новый крик. — К чертям... Иди ты... — слезы намочили ткань рубашки, которой завязали глаза. — Все вы одинаковые. Вы все...

— Какое замечательное... откровение, — тяжело двигаясь в Луисе, проговорил Дьявол. — Думаю, самое время обсудить, — бедра вжались в ягодицы Луиса до упора, зубы на миг прикусили кожу на плече — пока не до крови, и тут же отпустили, чтобы сказать: — Ты, значит, мальчик мой, всех нас ровняешь? Фернандо... Меня... Легрэ... Раз так, Луис, не все ли равно, кто тебя трахает, м? Почему тогда не все равно? Или все твое сопротивление — только пыль в глаза?

Теперь стало совсем темно, но в темноте этой царил не мрак, а кровь, которой истекало сердце. Разве тебе понять, что... не под этим небом, не здесь рождается одно единственное, робкое? Его так хочется оберегать и укрыть от всякой обиды, тонкое растение, что тянется вверх. Обвивает дерево, распускает на нем цветы радости. Сплетается под землей с ним корнями. Кристиан... прости! Ты смеялся. Корни сохнут без воды. И росток, что тебя обнимал, растоптан откровениями и насмешками за спиной. Поделом. Ты знал, кого полюбил...

— Иди к черту... — слабо отозвался Луис.

— Да, не задалось у нас что-то с разговорами в последнее время, — мужчина отпустил герцога и, перевернув Луиса на спину, живо распутал его запястья, легко поцеловал их, а после прижал к постели — совсем как вчера. Губы коснулись губ, и язык с силой раздвинул сомкнутые зубы, вторгаясь внутрь.

Юноша ответил на эту, казалось бы, грубую ласку. Он вдруг ощутил, как медленно сходит с ума — казалось, что плечи, что фигура, все принадлежит Кристиану, руки обхватили плечи, провели по спине к линии позвоночника.

— Узнал, — Легрэ стянул повязку с глаз герцога и поцеловал Луиса в висок, потом в щеку, потом снова в губы.

— Ты... знаешь кто ты? — потянувшись к губам, злясь и вожделея, герцог раскалывался сразу на два противоположных желания. Поцелуи по лицу по шее и плечам. — Как ты мог так жестоко? Ты мне... — Пальцы огладили ягодицы мужчины, словно призывая того. — Ты мне не веришь...

— Хочешь, чтобы я объяснил тебе свои мотивы? — тихо спросил Легрэ, переворачиваясь на спину и увлекая Луиса за собой так, что тот теперь лежал на Кристиане.

Тот прижался к возлюбленному так, словно сейчас закончится видение и начнется продолжение кошмара. Он продолжал целовать мужчину, терся о грудь щекой, скользил ладошками по бокам, упиваясь близостью.

— Если ты хочешь... Изощренно подсовывать мне другого. Ты не веришь, — под полуприкрытыми веками полыхнул огонь нового потока страсти. Луис обхватил естество Легрэ пальцами, двинулся снизу вверх медленным движением.

— То есть, — Легрэ судорожно вздохнул между словами, его бедра инстинктивно толкнулись вверх, — ты думаешь, что я... тебе устроил проверку твоих чувств ко мне? — Легрэ бросил досадливый взгляд на стену и порадовался, что Луис сейчас слеп и не может видеть его огорченной иронии. Кристиан со вздохом запустил пальцы в волосы своего возлюбленного, немного приласкав его. — У нас оказывается, не только с разговорами, но еще и с взаимопониманием не все в порядке... А я-то думал, что хуже уже некуда. Вот черт.

— О чем ты? — желание, которое хлестало через край, мешало понимать смысл слов, но Кристиан... Луис чуть сжал член Легрэ, отпустил, словно хотел наказать. — Что ты хочешь всем этим сказать?

Легрэ спихнул с себя мальчишку и поднялся с постели. Он сходил зачем-то до стола, вернулся.

— Я дам тебе противоядие, — после этих слов губ юноши коснулся край серебряного стакана. — Пей до дна. Через четверть часа ты придешь в себя.

Вкус, цвет, раздражение Кристиана — все смешалось в какой-то бесконечный испуг. Выпив предложенное новое зелье, герцог забрался подальше на кровать и, обняв руками колени, с дрожью ждал, когда прекратится томление и желание, которые ломали его. Ужас рос в нем пропорционально тому, как возвращался разум. Оттолкнул? Кристиан разгневан. Он сам устроил все это. И теперь еще и...

Глаза прояснились, в них теперь прятался выжидающий зверь. Следящий, не менее раздраженный и готовый к ответным реакциям.

— Хочешь ударить? — спросил Кристиан, сидя на краю постели и подобрав под себя одну ногу — он был обнажен, но подозрительно печален. — Вижу, что хочешь.

— Где моя одежда? — вопросом на вопрос ответил Луис. Он сам нашел смятую рубаху и потянулся побыстрее одеться. — Значит, так ты представляешь свидания? Приятно провести время вдвоем? Доверие... Хватит, Кристиан. Довольно! — руки герцога дрожали. — Я каждую минуту думал, что с тобой. Я... Ты...

— А о Фернандо? — вдруг тихо спросил Легрэ. — О Фернандо ты за это время хоть раз думал?

— Я ухожу, — босые ступни коснулись пола. — Довольно! Хватит! — судорожные поиски шосс и пояса. — Сейчас и навсегда, — глаза покосились на Кристиана, за ними душа чернела и рассыпалась пеплом. — Я все знаю про Фернандо, — сказал спокойно. — Он всегда был таким. Он не способен сидеть на месте. Он ветреный, — юноша за несколько секунд натянул сапоги и направился к двери. — Дай мне коня.

— Дверь заперта, а ключ я спрятал, Луис. — Кристиан оперся плечом о деревянный столб полога и со спокойным выжиданием смотрел на человека, которого очень любил и никак не мог ему это втолковать. В такие вот моменты, когда Луис собирался сбежать, Легрэ казалось, что все бессмысленно. — Помнишь, мы же когда-то обещали друг другу говорить, если между нами возникнет непонимание. Ты уйдешь, не узнав причины моего поступка?

— Твои поступки безумны... Ты меня скармливаешь, как веселое развлечение. Ты считаешь, что я все стерплю. Да, ты повторяешь все время, что я хочу, чтобы меня брали, унижали... Отдай ключ. Хватит надо мной издеваться.

— Нет, не отдам, Луис. — Легрэ склонил голову на бок, изучая герцога пристальным взглядом синих глаз. — Что же касается моих поступков, то они разумны ровно до тех пор, пока до тебя можно достучаться. Как только ты превращаешься в непробиваемую стену, я начинаю поступать безумно. С тех пор, как Фернандо стал реже навещать тебя — ты как в воду опущенный, Луис. Ни улыбки, ни радости. Ты стал таять, как свеча, гаснуть, считая, что надоел Фернандо, и он просто забыл тебя. Он король, и судьба странным образом уравняла нас с ним в возможности любить тебя. Так уж сложилось, что Фернандо понимает тебя лучше, но в силу многочисленных дел не может проводить с тобой много времени. Я могу, но не понимаю. Что бы я ни сказал, не сделал, все обращается против меня. Я думал, что могу помочь тебе пережить тяжелый период без Фернандо: я приходил к тебе каждый день, мы занимались любовью, я старался, как мог, но ты даже говорить не хотел мне о своих бедах, словно я тебе чужой. И каждое утро я уходил от тебя, отпустив руки, — Кристиан горько усмехнулся, и глаза его заблестели смесью гнева и отчаяния. — Я черти что за это время передумал, Луис. То ли ты нарочно уморить себя решил, то ли ты разлюбил меня. Я понимаю, ты скучаешь по Фернандо. Я тоже скучаю по нему, но вместо того, чтобы предаваться отчаянию, я старался изо всех сил вытащить нас обоих из этого. Я все перепробовал, но ты даже не замечал этого. Вот тогда я и подумал, что тебе нужна хорошая встряска. Я не знаю, почему ты становишься огнем только тогда, когда с тобой поступают именно так! Ты карабкаешься к свету только тогда, когда тебя начинают тянуть вниз. Думаешь, я с тобой тут поиграть решил, да? — задыхаясь от горечи, Легрэ покачал головой. — А мне вот давненько уже не весело как-то, Луис, потому что по-другому растрясти тебя невозможно, а за каждый такой вот поступок я получаю от тебя упреки и проклятия, — Кристиан закрыл ладонью лицо, пытаясь успокоиться, но никак не мог восстановить дыхание. — Когда я в столице встретил Артура, мы здорово напились. Я тогда совсем не знал, что делать. А он мне рассказал, что у него проблемы с Кевином, и мы придумали все это, — Легрэ повернул голову и взглянул на Луиса. — Ты снова горишь чувствами, Луис, и я готов признать в этом свою вину, но ведь правда же, что за всю последнюю неделю ты не терзался мыслями о Фернандо. И никому я тебя не скармливал. Артур не прикасался к тебе.

Луис слушал Кристиана со смешанным чувством горечи, взбудоражено прислонившись к самой двери. Кристиан так часто играет, так часто путает истинные чувства и... вряд ли он узнает правду.

— Отдай ключ, — повторил спокойно. — Все кончено. Если ты не понял, я тебе еще раз повторяю. Дело было не в Фернандо. Дело в тебе, Кристиан. Ты можешь и дальше мне рассказывать о том, как пытался меня вытащить, но на самом деле ты ... не знаешь ничего. Да, мы слишком разные... Кончено! Окончательно... Сначала с королем, а теперь — с тобой.

Легрэ моргнул, стиснув зубы, стал надевать свои одежды.

— Что ж, со мной-то все понятно, — горько усмехнулся он. — Я знал, что ты мне это скажешь. А чем виноват перед тобой Фернандо? За что его твоя нелюбовь карает?

Желваки герцога дернулись.

— Ты дашь мне ключ или нет, венец ума? Довольно с меня и твоих вопросов и твоих ответов...

— Возьми, — Кристиан обернулся через плечо и гадко усмехнулся, но его глаза блестели не от гнева, — отними, если сможешь. — Он показал Луису ключ на веревочке, повесил его на шею и спрятал под рубахой на груди. — Ты как обычно, ничего мне не станешь рассказывать. Я же сволочь, я не заслуживаю твоего доверия, и тебя тоже заодно. Держишь меня возле себя из жалости — только и всего. "Я люблю Кристиана"... будь он проклят.

— Ты еще больший дурак, чем я думал. Все играешь... К тебе я не подойду. Я смешно тебе доверял. Думал, что-то значу для тебя. А ты... — Луис смахнул слезы с глаз. Он себя не узнавал, он душу терял, но та нужна ли Кристиану? Звон в ушах нарастал, бледнели краски даже в сгущавшейся ночи, где милый — только тень. Он не поймет, не увидит, как больно... — Не требуй больше, чем можешь получить. Не ищи добра от добра. Не верь вере своей. Люби даже если тебя не любят. А ты не любишь, Кристиан. Я ничего от тебя не просил. Я принимал все, как есть... Но вы заперли меня, как в тюрьме. Вы боялись, что я сбегу? Я не птичка, которая довольно сидит в клети. И пора уже улететь...

Легрэ долго молчал, прислонившись к стене и стоя напротив юноши, потом совсем тихо сказал:

— Мы с Фернандо всего лишь глупые неоперившиеся птенцы... Если хочешь лететь — лети, Луис. Когда кто-то становится для тебя жизнью очень просто сойти с ума... Подойди и возьми ключ. Я ничего тебе не сделаю. Обещаю. Я уже боюсь что-либо делать.

— Нет, — юноша на мгновение закрыл глаза, но слезы его задушили, не давая уже остановиться. Он просто сполз вниз и теперь рыдал, не скрываясь.

Ласковые руки обняли за плечи, забрали в объятия, прижали к бешено бьющемуся сердцу.

— Я жить без тебя не смогу, Луис, — прошептал в теплые волосы Кристиан. — И с тобой тоже не могу. Я раз за разом ошибаюсь. Эти ошибки обходятся мне слишком дорого. Я не способен сделать тебя счастливым... мне жаль. Прости.

Простить? За чувства, за каждое мгновение солнца, за синь лукавых глаз, за то, что есть человек по имени Кристиан? Что он такой, а не какой-то другой? Такой близкий и такой не верящий, что Луис принимает таким, какой он есть.

Руки обняли мужчину. Душа страстно подалась к душе.

— Я несчастлив лишь от того, что ты не веришь. Что ты ищешь повод... Отпустишь, прогонишь, обманешь... Позовешь, погладишь, пожалеешь... Кристиан, я люблю тебя... И темноту твоей души, и все ее рассветы, и жаркий зной, и холодность, и ветры... Но коли не уверен ты? А ты думаешь, что я тебя терплю...

— Скажи, что любишь, — Легрэ прикрыл глаза. — Я схожу с ума, когда вижу тоску в твоих глазах, когда не могу ничего с этим сделать. Я обжигаюсь об тебя, как об лед... Это невыносимо больно... и страшно. Мучить тебя, терзать, царапая белые глыбы твоих стен — остается только это. Или уходить навсегда, — Легрэ сорвал с шеи ключ и вложил его в руку юноши. — Что с ним делать — решать тебе. Артур ждет внизу, лошади, твоя личная охрана, и ты волен делать то, что считаешь нужным.

— Люблю, разве так сложно понять? Разве ты не знаешь? Мы с тобой, словно слепые, — ключ был теплым в ладони, но герцог не хотел его держать и уронил на пол. Сейчас в темноте трудно найти. — Утром откроем? Да?

— Может быть, — Кристиан рывком повалил Луиса на пол и там, возле дверей, взял, опоив единственно верным зельем — любовью. Черт знает, какая она у них была — не нормальная, сумасшедшая, дикая ощерившееся волчица, но — любовь. Целуя Луиса, Кристиан с иронией думал о том, что и сегодня у них все как обычно: ссоры до крови, перемирия до звезд. Завтра, оставив замок Артура, они уедут к морю — в маленький домик на берегу, а еще через два счастливых дня, туда приедет Фернандо. Не последнее испытание предстояло вынести Луису, но сегодня Кристиан не скажет ему об этом, тем более что он только что занялся восстановлением собственного счастья.

Страсть и бешеный темперамент Кристиана совершенно сносили голову герцогу каждый раз, особенно теперь — на грани между ссорой и миром. Он почти не помнил, что произошло за долгую ночь, лишь то, что Легрэ как будто вошел в кровь, пропитал собой существование.

Юноша отчаянно отдавался своему дьяволу, ожидая любого подвоха по утру, даже очередной ссоры или еще чего-то подобного, но этого не случилось. Их ждали лошади, их ждал океан, который меньше чем месяц назад обещал коварный обольститель Легрэ.

* * *

Маленький уютный домик на песчаном обрыве, в сосновом бору, выходил окнами на большую отмель — он приютил счастливых влюбленных, став раем, в котором Кристиан был счастлив. Сегодня светило солнце и они с Луисом уже час валялись голышом на песке, нежась в тепле уходящего лета. Сентябрь только начинался и вода была теплой и приятной.

— Луис, я должен тебе кое-что сказать, — между прочим, сказал Легрэ, повернувшись на бок и подперев щеку рукой. Его мокрые волосы волнистыми прядками обрамляли лицо. — Вечером приедет Фернандо.

Разморенный теплом и долгим сном после бурной ночи, юноша не сразу поверил в услышанное. Но затем приподнялся и недоуменно воззрился на Кристиана. Позолотившаяся первым загаром кожа, отливающие серебряными и золотыми нитями мокрые волосы, обрамляющие лицо, — образ юного бога с неведомых берегов вдруг омрачился.

— Зачем? Ты знаешь, что... Он не приедет. Он сам сделал выбор... Зачем ты?.. — Луис еле сдержался, но выдохнул. — Будешь сам с ним говорить.

— Буду, — кивнул Легрэ. — И этот разговор для меня может кончиться очень плохо. Потому я прошу тебя, что бы ни случилось — не вмешивайся. Даже если я позову, даже если небо на землю рухнет и у короля вырастет семь голов, не вмешивайся и не подходи к нам, пока не будешь уверен, что это безопасно. О каком выборе речь?

Герцог нахмурился.

— Я тебе уже говорил, что я не идиот. Что ты не в плену я понял не сразу, но... Послушай, Кристиан, я знаю, что Фернандо часто менял кровати. И я нашел кое-что, когда он был особенно рассеян. Царапины, засосы, рыжие волосы... Все это случилось не тогда, когда он перестал приходить, как ты сделал выводы о моей печали, а незадолго до отъезда.

Легрэ опустил глаза и задумчиво приподнял брови. Час от часу не легче.

— Ты думаешь, что у него есть любовник.

— Я не думаю, я знаю... — без обиняков заявил Луис. — И я его ни в чем не обвиняю. То есть... — стараясь сохранить лицо, юноша улыбнулся, но так бледно, что словно хоронил свои чувства. — Он совершенно свободен. Мы все свободны в своем выборе.

— Да уж. Мы свободны, — Кристиан погладил Луиса пальцами по щеке. — Я надеялся, что ты никогда не узнаешь. Я и сам бы хотел не знать о Альваро Феллучи, но... Я собираюсь вернуть Фернандо. Ты его еще любишь?

— Альваро? Кто это? — спросил юноша. К щекам прилила кровь. В пальцах застучала кровь. — Люблю? Не хочу об этом говорить. И зря ты опять затеваешь что-то... Зря.

— Думаешь зря? — Легрэ уложил герцога на песок, поцеловал в губы, слизывая морскую соль с них.— Я не хочу сдаваться, Луис.

Отвечая на нежность любимого, такого ласкового большого хищника, герцог и думал забыться, но понимал, что Кристиан пытается его сейчас успокоить. Понежить... Но... даже к вечеру тревога в сердце не улеглась, а когда на дороге показались огни приближающегося отряда, Луис и вовсе занервничал не на шутку. Исправить... В записке было написано, что они уедут на несколько дней. Прошел месяц. Наверняка, Фернандо в ярости. Оправдания никакого нет. Что говорить о жалкой ревности мальчишки, у которого на короля не больше прав, чем у любого другого фаворита.

* * *

Фернандо был в тихом бешенстве. Получить такое письмо как раз после окончания "переговоров" с инквизицией, во время которых приходилось извиваться ужом, рассыпаться золотом, дергать за все ниточки, отслеживать все слабости прибывших, чтобы вовремя предложить нужное или припугнуть, добиваться благосклонности всеми доступными способами, лишь бы не допустить допроса Луиса, а в ответ... Как нож под ребра. Губы искривила усмешка, а рука слишком сильно дернула повод, заставляя коня сбиться с галопа. Дьявол!..

Только два дня назад очередной почтовый голубь принес, наконец, весть о том, что Легрэ с Луисом находятся в поместье, которое он выбрал для себя после полного присоединения Валассии. А где они были раньше? Рука опять дернула повод. Конь обиженно всхрапнул. Король успокаивающе погладил Буйного — он-то ни в чем не виноват. Ничего, скоро он сможет поговорить с... С ними. Скулы свело бешенством.

Спешившись во дворе дома, Фернандо кинул поводья торопливо подбежавшему слуге и окинул взглядом двор. Ждали, готовились, хотя он велел ничего не предпринимать, чтобы прибыть внезапно. Король стиснул зубы. Управляющего сменить. Сюрприз не удался. Значит, будет не совсем сюрприз. Он решительно вошел в угодливо распахнутую дверь.

Кристиан и Луис сидели за столом и разговаривали, как ни в чем не бывало, но когда вошел Фернандо, они умолкли и переглянулись. "Все хорошо", — сказал взгляд Легрэ. Кристиан поднялся навстречу королю.

— Хорошо, что ты приехал, — сказал он, глядя в глаза. — Прежде, чем ты что-то сделаешь или скажешь, я должен кое-что объяснить. Это я увез Луиса из столицы. Силком. А письмо вынудил написать обманом.

Луис уронил ложку на стол — вот это откровенная ложь! Обманом тащил, но согласился герцог сам. Юноша взглянул на короля и отвел взгляд. Успокоенные сомнения и ревность вновь всколыхнулись в нем. Фернандо был так красив и так желанен, но юноша... он вскочил из-за стола и бросился в другую комнату.

Фернандо лишь сильнее стиснул зубы, проследив взглядом за мальчиком. Так... Спокойно... Спокойно... Да ни дьявола ни спокойно! За кого этот Легрэ его принимает! Ноздри раздувало бешенством, ищущим выход.

Король сел за стол и кивком указал Кристиану на вино.

Иногда бросая на короля осторожные внимательные взгляды, Кристиан наполнил их бокалы вином, потом запер входную дверь, закрыл ставни и, прикрыв дверь в комнату Луиса, вернулся к столу. Он молчал некоторое время, пристально глядя на Фернандо. Ему вспомнился их первый раз, поцелуй в лесу — именно он свел Легрэ с ума тогда, предопределив его любовь к королю и к собственному брату.

— Луис знает о Альваро Феллучи, — сказал Легрэ тихо и спокойно.

Фернандо отпил вино и спросил:

— Ты?

Он внешне продолжал спокойно смотреть на Кристиана, но тот уже хорошо изучил короля, чтобы обмануться его таким вроде бы нормальным состоянием.

— Я бы никогда не сказал ему, — ответил Легрэ, выдерживая взгляд короля. — Ты был не осторожен и он видел следы вашей взаимной страсти... Мы взрослые люди, Фернандо, и я все понимаю. Я ни разу не обсуждал с тобой этого, я ни разу не взглянул на тебя с упреком, хотя знал, что ты ходишь к нему с завидным постоянством. Я молчал, но теперь придется поговорить. Ни я, ни Луис — мы не имеем права спрашивать короля, насколько это увлечение серьезно, но я все же спрошу.

"Не имеем права спрашивать короля" — от этой фразы голову Фернандо окончательно затопило тьмой. Он спокойно, не отпуская взгляд Легрэ, отставил бокал в сторону, встал из-за стола и с ноги открыл дверь, за которой скрылся его мальчик.

— Ты тоже считаешь, что не имеешь права спрашивать короля о его увлечениях?

Луис, стоявший возле окна, обернулся. Он был спокоен. Только яркий румянец горел на щеках.

— Зайди и закрой за собой дверь, — попросил тихо.

Кристиан стоял за спиной Фернандо грозной тенью и смотрел на Луиса.

Фернандо кинул взгляд за плечо, потом повернулся с нехорошей улыбкой к юноше.

— Мальчик мой, ты не ответил на вопрос, — первый стелящийся шаг навстречу. — Почему не ответил? — второй, такой же легкий, как первый. Иронически вскинутая в вопросе бровь — третий шаг. Почти вплотную. — Я слушаю.

— Повернись ко мне спиной и сложи сзади руки, — герцог говорил безо всякой улыбки. — Возможно, тогда я отвечу на твой вопрос, — он вскинул вверх бровь.

Игра? И это после всего, что они сделали? Король всматривался в Луиса дьяволом, постепенно заполоняющим тело и душу. Повернувшись спиной и сложив руки за спиной, он безразлично сказал:

— Можешь не отвечать.

— Прекрасно, что могу не отвечать, — юноша связал руки шелковой широкой лентой, показательно обошел короля, отправился к двери, закрыл и прислонился к ней спиной. — Согласен, что ты сегодня пленник? И ты отвечаешь на мои вопросы?

Фернандо ласково улыбнулся. Опять? Почти мечтательный взгляд остановился на мальчике.

— А сможешь?

— Ответь на вопрос, а не продолжай задавать сам, — Луис сложил руки на груди. Он впервые очень сильно злился на злость Фернандо.

Король откинул голову назад и слегка втянул воздух, как будто принюхивался или пытался что-то почувствовать.

— Да, — он огладил мальчика ласковым взглядом. Это будет интересно и забавно.

— Мне плевать, что ты делаешь и с кем, мне хочется знать, ты меня еще любишь? — голубые глаза сверкали жестокостью. — Или ты пришел показать мне свою силу?

Улыбка на губах мужчины слегка заледенела. Да. Забавно. Только больно. Мальчику еще нужно поучиться связывать. Можно сейчас запросто руки перекинуть вперед и все. Шелк запястья не удержит.

— Да.

— Да на оба вопроса? Хорошо... Ты ведь не сильно связан, Фернандо, ты готов со мной поиграть настолько жестоко, насколько хватит твоего воображения, чтобы понять, как мне теперь больно?

— Тебе больно? С чего это тебе больно, если тебе плевать на то, что я делаю? — голос трескался льдинками. Король вспомнил все, что он делал за прошедшее время, чтобы вытащить мальчика. Об этом Луис никогда не узнает.

— Вот ведь, обещаешь отвечать на вопросы, а сам продолжаешь их задавать. Ты тоже ничему не способен научиться. Ты не слушаешь, — зло усмехнулся Луис. Он направился к королю и обнял, проводя по связанным запястьям. — Так ты согласен? Или нет?

Фернандо спокойно смотрел затопленными тьмой глазами на мальчика. Он что, действительно верит, что может сделать еще больнее, чем уже сделал?

— Да.

— Что же ты так на все соглашаешься, демон мой? — улыбнулся Луис, увлекая короля за собой, он заставил опереться мужчину на изножие кровати, медленно опустился перед ним на колени, оглаживая бедра, колени, икры, снял с Фернандо сапоги, нежно начал тереться щекой о бедро. — Тогда я тебя раздену, да?

Король не ответил, продолжая безучастно смотреть на юношу. Он изголодался, безумно соскучился по Луису, и тело на прикосновения сразу же ответило однозначной реакцией.

— Мальчик мой, последний вопрос неуместен после моего согласия.

Пальчики потянули ткань шосс вниз освобождая кожу для поцелуев, коварно улыбаясь и злясь на ветреность короля Луис заставил мужчину чуть расставил ноги. На щиколотках что-то негромко щелкнуло.

— Я нашел здесь кое-что от инквизиции, — сказал герцог, продолжая дразнящей влагой пробегать по уже внутренней стороне бедер и поднялся. — Мне придется и руки защелкнуть, чтобы ты случайно не упал, — заметил он, гладя Фернандо по груди и отстегивая льняные, обшитые бисером пуговицы на рубашке. — Коварный изменщик!

Мужчина ничего не ответил, только еще крепче стиснул зубы. На щеках заходили желваки.

— Злишься? Да? Думаешь, я сам убежал? Нет, — тонкие пальцы бережно распутывали запястья из шелковых лент. — Почему я тебе ничего не говорю. Так ты же сам не захочешь. Ты ведь... — герцог приподнялся и поцеловал Фернандо в гордый подбородок, — не станешь слушать, — за спинкой кровати что-то звякнуло, и герцог в один момент лишил короля окончательно возможности избежать пленения. — А теперь я позову Кристиана... — сощурился юноша, — и спрошу, согласится ли он побыть связанным.

Фернандо в ответ лишь легко обозначил губами улыбку, не убирая холода безразличия из взгляда. Слова юноши о побеге странным образом стали бочкой масла, которая чуть утихомирила бушующий шторм. Как можно быть таким наивным! Как можно думать, что он поверил фальши слов Легрэ? Боль не ушла, но теперь будет точно очень забавно.

Луис еще раз со страстью провел ладошкой по груди вниз. А затем отправился за Кристианом, который нервно ходил по небольшой столовой.

— Теперь ты, — с порога сказал герцог. — Вы поиграли. Теперь я тоже вот решил с вами. Ты согласишься посидеть привязанным и голым? — голубые глаза сверкнули яростью.

Легрэ задумчиво почесал в затылке, усмехнулся. Не то, что бы он недооценивал Луиса, но гнев Фернандо его сейчас волновал несколько сильнее.

— Вообще-то, бывало и хуже, — сказал он, входя в комнату и с некоторым изумлением скользя по прицепленному к спинке кровати королю. — И кстати, Луис, когда я с тобой, как ты выразился, играл, я знал последствия, — Кристиан взглянул на юношу и фальшиво улыбнулся. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?

— Да, знаю. Вы оба никогда не отвечаете на вопросы. Зато любите их задавать, — герцог откинул ткань на предмете, притаившемся в углу спальни, и толкнул его вперед. С виду обычное кресло. — Разденься и присядь, Кристиан.

Кристиан стал медленно раздеваться, поглядывая на короля.

— Если сегодня я умру, — сказал он совершенно серьезно, — то перед этим я все-таки хотел бы узнать: серьезно у тебя с Альваро Феллучи или нет? Или ты считаешь, что в отличие от Луиса я этим не должен интересоваться?

— Поговорите потом, — юноша прервал новые вопросы Легрэ и заставил его усесться в кресло, положить руки на подлокотники, сбоку щелкнул рычажком... Запястья мужчины накрыли железные полумесяцы. — Так вот, правила игры таковы. Я задаю вам волшебные вопросы. Но отвечает не тот, кому я их задаю. И если вы не угадываете с ответом или лжете, то следует наказание.

Фернандо посмотрел на прикованного Легрэ и в глазах невольно зажегся огонь — захотелось находиться в совершенно другой позе. И не со связанными руками. Король слегка облизнул чуть пересохшие губы и спросил Луиса, продолжая разглядывать Кристиана:

— И как ты будешь отличать правду от лжи?

— По своему усмотрению, как и вы это делаете... — юноша вновь приблизился к королю, заглянул тому в глаза, полные черноты. — Скажи, а ты правду от лжи частенько отличаешь?

— Мальчик у нас многому научился, — усмехнулся Кристиан. — Тебе нравится, Фернандо?

— Неправильный ответ, Кристиан, — Луис развернулся полубоком к Легрэ и в руке его блеснул нож, который скользнул в ткань рубахи монарха и начал разрезать, то и дело задевая и оставляя на коже легкие, но болезненные царапины.

— А у нас, Луис, вообще все давно и не правильно.

Юноша не ответил. Он плотнее прижался всем телом к королю, а в пламени камина, который растопили на ночь глаза стали почти перламутровыми. Пальцы вновь пробежали по груди, по бокам, играючись достигли края волос в паху.

— Кристиан, кто из вас двоих более сумасшедший?

Король с искренней улыбкой смотрел на мальчика, потом еще раз мазнул взглядом по Легрэ, и тихо выдохнул в губы Луиса:

— Ты.

— И вот опять уход от ответа, — улыбка стала ядовитой. Упрямцы! — юноша быстрым шагом покинул короля, склонился к Кристиану и впился в его губы долгим и сладким поцелуем. Одновременно с этим, с креслом что-то произошло. Острый штырь врезался Легрэ в спину, принося крайнее неудобство.

Кристиан дернулся и шумно вдохнул, прикусил Луису губу. Если бы не железные наручи, что удерживали его, неизвестно как бы он отреагировал. Фернандо захотелось придушить, а Луиса... После, все после. Теперь его очередь отвечать на вопрос.

— Мне нравятся твои реакции, — шепнул юноша, слизывая свою кровь. — Желанный мой, — поползти вниз змеей и потянуть с себя рубаху. — Почему король мне изменяет?

Легрэ с трудом перевел взгляд на Фернандо, потом взглянул на Луиса и немного нахмурился. Что ж, вот их шанс высказать друг другу наболевшее.

— Он ищет новых ощущений.

Король насмешливо фыркнул.

— Я такой скучный? — улыбнулся юноша. Он стоял перед Кристианом на коленях со скинутой наполовину рубашкой. По золотистым плечам играли отблески огня. Луис положил руки на колени Легрэ, потом приблизился, щекоча короткой лаской бедра.

— Нет, — ответил Кристиан, стараясь не думать о том, что в спину врезается шип, грозя выбить его из равновесия и ввергнуть от происходящего в пучину похоти и забытья. — Просто большинство мужчин таковы... Особенно хищники.

— Видимо, Фернандо утратил дар речи, если не способен запомнить правила... И ты — тоже? Будем считать, что своим молчанием король наказал тебя дважды, — что-то острое полоснуло по спине, и в этот момент герцог обхватил пальцами член Легрэ.

У Кристиана потемнело в глазах, и он вскрикнул, а потом почувствовал, как по спине к пояснице стекает теплая кровь — он словно видел ее за закрытыми веками.

— Задавай вопросы так, чтобы другие понимали, что спрашивают их, мой мальчик, — прошептал барон. — Ксанте тебе разве не показывал, как это делается?

— Ой, какое верное замечание... — ласковая рука заводила Легрэ с методичной хитростью, пока не добилась очевидного результата. И тогда Луис полез в карман и достал забавную железную штучку, которую ловко закрепил на окрепшем естестве, принося новые мучения. — У меня есть кое-что поинтереснее веревочек. Как ты там говорил, не кончишь, пока я не захочу? А если добавить твоего зелья... Несколько капель, — в пальцах сверкнул тонкого стекла флакончик.

Кристиан рассмеялся.

— Ну слава богу, а то я уже побоялся, что заскучаю. — Он улыбнулся Луису и одобрительно кивнул. — Две капли — и я до утра весь твой.

— Значит, это ты со мной скучаешь?

— Да, — обронил Фернандо, наблюдая за разворачивающимся действом. Дьявол ласковой зверушкой ластился по всему телу, разжигая желание и ярость.

— Что же, — мазнув ядом по губам Кристиана, который теперь оказался в руках зелья, Луис встал и, продолжая раздеваться, повернулся к королю. Он намеренно демонстрировал Кристиану и Фернандо свое тело, — по ответу и награда. — Прочь полетели шоссы и сапоги. — А я эту ночью точно не заскучаю, — подцепить из камина раскаленный железный прут, на конце которого алеет рисунком что-то непонятное.

— Фернандо, — сказал Кристиан, чувствуя, как по телу растекается жар, — пока я не начал тут нести всякую ахинею, а ты еще относительно цел, хочу сказать тебе пару слов. Первое: ты придурок. А второе, — Легрэ выдержал многозначительную паузу, — месть не удалась. Я-то в отличие от тебя на сторону не бегал... Да черт, какое мне дело до твоих похождений, любимый?! Ровно, как и тебе до моих.

— Какая месть? — король благосклонно посмотрел на Кристиана.

Луис стоял напротив короля, крутя между пальцами железную палку. Рисунок алый, как кровь, танцевал огнем. Перепалка вопросов мало его волновала.

— Сладко выжигать боль на чужом теле... на своем тоже сладко, Фернандо? — бока мужчины коснулось опаляющее жжение. Тонкий рисунок, источающий кровь. Плачущий профиль Луиса.

Король рванулся вбок, сжав зубы. В ноздри ударил запах, приходивший в кошмарах. Безумно хотелось хоть чуть-чуть выдохнуть боль, глубоко и, казалось бы, надежно запрятанную. Которую когда-то удалось перебороть. Не удалось. Фернандо закусил губу, лишь бы ничего не сказать, и поднял глаза на Луиса.

— Мы боимся щекотки... — юноша продемонстрировал свое маленькое тавро мужчине. Зато сколько ощущений оно принесло. На лице Фернандо проступили капельки пота. — Тише, грозный хищник, которому со мной скучно. Теперь и тебе мазнем чуток по губам. Вот так, — Луис вновь опустился перед королем на колени. Заставил стоять смирно, чуть сжав колодки на ногах. Потянулся губами к естеству и, словно в извинение, прикоснулся языком к нему, провел по кругу по головке, чуть втянул, отпустил, затем прогнулся в пояснице, демонстрируя Кристиану себя. Ловкие движения были пока тягучими и нежными. Руки скользили по бедрам, обхватывали и сжимали ягодицы, толкая их вперед. Герцог пьянел от сладости присутствия Фернандо, но от этого злился еще больше.

Кристиан пожалел бы короля — если бы был не под действием сильного афродизиака — от него все казалось слишком красивым, но размытым. Сердце бешено колотилось в груди и все, что казалось кожи даже болью, заставляло тело дрожать. Легрэ старался не шевелиться, но его воля постепенно сходила на нет, а глаза слепли. В конце концов, он остался один на один со звуками и дуновением воздуха. Пальцы сжались в кулаки до судорог, сквозь стиснутые зубы рвалось тяжелое дыхание.

Король облизал губы. Кошмар продолжался. Умом он понимал, чем и для чего его опоили, но вот результат... Возбуждение, любовное желание, которое он испытал при виде Луиса и Кристиана, сменилось просто похотью тела, которое рвалось к прикосновениям, к нежным губам и рукам. Тело дрожало и плыло, а Фернандо закрыл глаза, пытаясь изгнать из разума воспоминания о похотливых руках инквизитора, которое безумным образом переплеталось с реальностью. Удивительно, как Луису удалось вызвать их. Хотя мальчик всегда умел буквально парой слов вызывать в нем самые разнообразные чувства...

Фернандо с легким стоном толкнулся вперед.

Отклики короля внушали Луису надежду на то, что путь выбран правильно. Во власти своего же дьявола король становился неистовым и жадным зверем. И теперь его желание лишь подтверждало, что любовный пыл так ярко горит в его крови. Юноша изводил мужчину, ласкал его, вылизывал, прикусывая нежно мошонку, руки бесстыдно скользили между ног, заставляя короля почти повисать в тисках. И когда рот наполнился солоноватым теплом, юноша отпустил Фернандо и вернулся к Кристиану. Больше не спрашивая, ничего не говоря, принялся распалять безумным желанием поцелуев и рук. Ища самые чувствительные места, крутя колесики на кресле, которые выпускали жала и убирали, доводя зверя в ловушке до неистовства. Мало, мало огня... Еще немного...

Герцог отпустил почти рычащего Кристиана, затем совершенно безрассудно вернулся к Фернандо, отстегнул одну ногу и высвободил тому обе руки. Отпрыгнул, ринулся к Кристиану, чтобы нажать на очередной рычажок и опрометью бросился за дверь, почти мгновенно закрыв ту с той стороны на ключ. Щелчки замка отомкнули железные круги, отпуская Легрэ. А Луис прижался к двери спиной и задумчиво заулыбался.

— Я убью этого мальчишку, — прорычал Легрэ совершенно не серьезно, сползая с кресла и поворачивая голову туда, где примерно должен был находиться Фернандо. — Здорово... Замечательно... Чертово возбуждение. Ну все, до утра промучаемся.

— Тебе помочь? — спросил король почти спокойно, осматривая стесанные руки и стараясь не касаться бока. Дьявол, даже вина нет... И на раны плеснуть было бы полезно, и унять крупную дрожь кошмарного сна.

— Нет, — пробормотал Легрэ, поворачиваясь на бок и подтягивая ноги к животу. Он пытался дрожащими пальцами снять металлические кольца со своего члена, но у него ничего не получалось и Кристиана это бесило. — Кажется, ты у нас спец по поводу изящества пыток, Фернандо? — риторически спросил он. — Натаскал бы мальчика... а то выглядит, как мелкая пакость. Луис?! Иди сюда!

Луис тихонько засмеялся, прыская в ладошку.

— Дьявол, Легрэ, ну ты и!.. — последнее слово Фернандо с трудом проглотил. — Ну раз помочь не нужно, буду делать то, что мне хочется, — с этими словами король подхватил барона под руку, и чуть ли силком довел до кровати, благо всего несколько шагов было. Уложив плохо соображающего мужчину на кровать, освободил его от кольца, вызвав болезненный стон.

— Кристиан, — легкий поцелуй в губы, — терпи.

С этими словами он с силой прижал Легрэ израненной спиной к постели.

— Лежи так, — глядя в синие, грозовые глаза, король нежно провел рукой по лицу мужчины. Затем склонился к его паху, обхватил губами плоть и стал медлительными, почти ласкающими движениями приводить его к разрядке.

Кристиан хотел оттолкнуть короля, но почему-то получалось совсем наоборот и даже выглядело, наверное, желанием.

— Пусти, — прохрипел Легрэ требовательно, до боли напрягая мышцы ягодиц, лишь бы не шевелиться, не двигаться навстречу его умелым горячим губам. — Не нужна мне твоя... помощь. Еще скажешь потом, что снова я во всем виноват... Пусти. Я лучше до утра мучаться буду, чем с тобой...

Фернандо не обратил никакого внимания на слова Кристиана, продолжая настойчиво и неторопливо доводить его до оргазма. Его собственный организм начинал требовать к себе внимания, разрастаясь жаром и безумием по всем клеткам тела. Через несколько минут Легрэ еле слышно застонал, получив, наконец, разрядку и небольшую передышку от действия зелья.

— Я скоро, — король опять поцеловал барона и принялся одеваться, стараясь игнорировать собственное болезненно-возбужденное состояние. Сняв ставни, он выбрался во двор и вернулся в дом через дверь.

— Ключ, — спокойно приказал Фернандо, глядя на Луиса, как на пустое место.

Юноша бросился бежать, вскочив из-за стола, за которым сидел, уронив голову в руки. Ключ и так торчал в двери, а он рванул в дверь и помчался подальше по зеленым зарослям, чтобы скрыться в виноградниках. Скучно со мной... К черту тебя, Фернандо. К черту!

Король бесстрастно посмотрел вслед мальчику и, взяв свою сумку с зельями, вернулся к Легрэ. Выбрав нужное, выпил глоток и, сев рядом с Кристианом, приподнял тому голову и поднес пузырек к губам. Властно велел:

— Пей, два глотка.

"Лучше бы ты злился", — думал про себя Легрэ, но не пить у него не было ни единой причины. Хотелось спросить у Фернандо, сильно ли болит ожог, но Кристиан не решался и думал, что, наверное, они все трое дожились до такого печального момента, когда любое проявление заботы кажется издевательством, и ты все время ждешь подвоха. И ни к чему объяснять Фернандо, что Легрэ ничего не знал о планах герцога, и что он, как и Луис, безумно ревнует и совершенно не представляет, что с этим делать, и что все эти игры — странные и глупые — ничуть не укрепят их отношений. И скорее всего, будет наоборот.

— Я не знаю, чем нас напоил Луис, но это должно помочь. Очень уж симптомы знакомые, — бросил Фернандо, возвращаясь к пыточному стулу, на который он бросил сумку. — Поворачивайся на живот.

Король не смотрел на Легрэ, занимаясь ожогом и запястьями. Мазь приятно холодила кожу, унося часть неприятных ощущений.

Кристиан медленно сел и повернулся к королю окровавленной спиной. Он обвел комнату затуманенным взором.

— Где Луис?

— Не знаю, — ровно ответил Фернандо, осматривая повреждения на спине у Легрэ. Некоторые ему очень не понравились, но в целом, кажется, обошлось. Смоченная жгучим обеззараживающим раствором ткань прошлась резкой болью по ранам, поверх, принося облегчение, легла мазь.

Всю ночь Луис просто шел вперед, он давно покинул пределы виноградников, прошел несколько холмов, за которыми открывался вид на порт Валасс и виднелся остов монастыря, но юноша не собирался отправляться ни к монахам, отстроившим несколько домиков на зиму, ни в город. Он направился к густому лесу, где бродил еще очень долго, напился и умылся из чистого источника, который пролегал среди густой травы, поел немного собранных по дороге гроздьев винограда, а потом нашел огромное старое дерево с дуплом. Возвращаться герцог не собирался и, душимый ревностью и долго скрываемыми обидами, решительно обдумывал вариант своего путешествия за пределы Атальи. Но пока он просто хотел спать.

А тем временем его искали с собаками всю ночь люди короля. Кристиан волновался и злился: ах, если бы ему было так же просто бегать от своих проблем, как герцогу по округе! Увы, он всегда предпочитал разбираться с ними в одиночку. Сейчас он бы с радостью устроил разговор с заумными речами, но нужно было найти мальчика, и Легрэ запихал свои обиды и норов куда подальше. Им с Фернандо сообщили, что нашли Луиса в дупле дерева и, связанного, ведут обратно. К удивлению Легрэ, король приказал временно запереть герцога в погребе.

— Я через два часа после рассвета уезжаю, — Фернандо пытался оценить уровень вина в бутылке, из которой он пил, пока искали Луиса. Если зрение его не подводило, бутылка была пуста. Вторая тоже. Плохо. Нужно еще найти. — Легрэ, прикажи подать еще вина.

— Тебе хватит, Фернандо, — холодно заметил Легрэ, глядя на короля в упор и не пригубив из своего стакана. Спина болела, голова тоже, а сердце... Кристиан немного помолчал. — Ты едешь один?

— С каких это пор ты короля осмелился спрашивать? — Фернандо поднялся со стула и понял, что несколько переоценил свое состояние. Он выругался про себя, но все равно упрямо пошел к двери кликнуть слугу, который должен ждать под дверью, на случай если королю или его гостям что-либо захочется.

Легрэ хмыкнул и осушил бокал до дна. Вертя его в руке, Легрэ подпер ладонью лоб и задумчиво разглядывал серебряный барельеф с растительным узором.

— Я не спрашивал, я надеялся... — тихо сказал он, сглотнув горечь. — Напрасно, похоже. Намерен ты взять с собой Луиса или нет, я тоже не могу спросить?

Закрыв дверь и повернувшись со своеобразной грацией, которая доступна только внезапно опьяневшим людям, король ответил неожиданно трезвым голосом:

— Герцога Сильвурсонни я больше не намерен видеть. А без него ты откажешься ехать.

Идя неестественно прямо, Фернандо вернулся к столу и сел ждать, пока принесут новую бутылку. Он не помнил, чтобы раньше хоть раз вино настолько сильно на него подействовало.

Не поднимая головы и не меняя позы, Легрэ взглянул на короля.

— Вот в том-то и беда, — сказал он, — что каждый из нас все знает за другого лучше. Человека можно полюбить за один день, но нельзя за такой же короткий срок разлюбить, а чтобы потерять достаточно мига. Я никогда бы не упрекнул тебя на счет Альваро, и вряд ли ты бы узнал что-то о моих переживаниях, но когда дело дошло до Луиса, я не выдержал. Я увез его из дворца, сделал все, чтобы отвлечь от раздумий о тебе. А оказалось, что он знает о том, что у тебя помимо нас есть еще кто-то. И разве я должен спрашивать что-то вроде: "тебе с ним хорошо" или "хочешь ли ты, чтобы я остался с тобой"? А я бы остался, Фернандо. Не с королем — со своим братом и с человеком, которого я любил. Ты хоть видел, что было с Луисом? Как он угасал.

Король молчал, пока не принесли вина и, хотя он не просил, еды. Когда, обильно уставив стол разнообразными блюдами, слуги удалились, Фернандо налил себе еще вина. Он сейчас мог бы многое сказать в ответ на обвинения Легрэ, но... Будет ли от этого толк? Или будет просто похоже на пьяную обиду? И король просто спросил, задумчиво глядя на Кристиана:

— Если тебя волновал именно Луис, то почему же ты не поговорил со мной? Как с человеком, которого ты любишь, а не как с королем, как ты недавно так пафосно заявил? Почему вместо этого ты просто увез его?

— Я думал, что тебе все равно, а еще боялся, — Кристиан опустил глаза и усмехнулся своему глупому признанию. — Боялся, что ты рассердишься и в гневе уничтожишь даже то немногое, что еще осталось. Я не хотел тревожить ничего, чтобы попытаться сохранить наши отношения. Альваро Феллучи ... Такое положение не устраивало ни меня, ни Луиса, но мы оба старались держаться. Я говорил Луису, что ты занят государственными делами, а мне просто захотелось съездить к морю. Все должно было получиться, Фернандо, и получилось бы, если б Луис не знал правды. Он бы пришел в себя, мы бы вернулись в столицу и я бы по-прежнему ничего не сказал ему о Феллучи. Тебе не легко в последнее время приходилось: инквизиция, переговоры, и ты вовсе не должен был с нами проводить все свободное время, но... Хотим того мы или нет, и я и Луис ревнуем и ничего не можем с этим поделать. Когда-то ты ревновал Луиса ко мне... Ты знаешь, как это больно. И если у тебя что-то серьезное с этим рыжим, то гони меня из своей жизни так же, как и Луиса, или я убью Альваро.

— Мне все равно что именно? — Фернандо начал выходить из состояния холодного равнодушия, в которое он погрузился после "игры" Луиса.

— Мы, — отрезал Легрэ. — Тебе нравится уточнять? Ты всерьез думаешь, что мне все это тебе приятно говорить? Вот потому я и не говорил с тобой, и без того тошно дальше некуда, — Кристиан поставил бокал на стол и, запустив обе руки в волосы, отошел к окну. — Что у тебя с Альваро Феллучи? Отвечай.

Бешенство накрыло Фернандо с головой. В два шага подойдя к барону, он схватил его за волосы и впечатал в ставню.

— Легрэ, — шипение змеи было ничто по сравнению с голосом короля, — ты идиот! Ты меня чуть до безумия не довел вашим... отъездом! — он буквально выплюнул последнее слово. — Вы здесь только два дня, а ты знаешь, что я пережил за это время? Папские инквизиторы уехали, а вы исчезли сразу после их отъезда! Но агенты остались! И не только римские! В том числе и Альваро! Откуда я мог знать, что вас не похитили, а вы всего лишь развлекаетесь, пытаясь от меня отвлечься? Или что вы решили, что теперь, когда я решил все вопросы, можно и без меня пожить?

Фернандо трясло, глаза застило красным. С каждым словом он все сильнее вдавливал Легрэ в дерево, а потом вдруг отпустил и отступил, с гневом смотря на брата.

Два шага обратно — и очередной кубок. Пуст. Не помогло. Фернандо отхлебнул прямо из бутылки. К дьяволу!

Кристиан утер кровь из нечаянно прикушенной губы, вернулся к королю и, развернув за плечо, впился поцелуем в губы — и так страстно, как не делал этого никогда — два-три проникновения языка, выдох, почти стон. Тяжело дыша, Легрэ прервал поцелуй и взглянул в карие глаза ледяным выверенным взором, стер с губ тыльной стороной ладони след поцелуя.

— Так ты волновался? Как мило... Постоянно трахая Альваро, ты, видимо, тоже с ума сходишь.

Бутылка полетела в стену, окрасив ее цветом крови. Фернандо схватил Кристиана и вернул поцелуй своим безумием, бешенством, своей горечью — месяц без тех, кто дороже жизни. И кто, по сути, предал, сразу решив и безоговорочно поверив, что он только играет.

— Схожу.

— Почему? — Кристиан схватил короля за грудки и с болью глядя в глаза сказал: — Не замыкайся, Фернандо. Ответь. Все же рушиться на глазах, разве ты не видишь? Любовь моя, — Легрэ взял лицо короля в ладони, целовал щеки, глаза, губы, оставлял бледные кровавые следы, но ему было плевать на все: на кровь, на боль, на свою ненавистную несдержанность, на все, кроме Луиса и Фернандо. — Я же до сих пор тебя... Зачем же ты так?

— Вас спасаю, идиоты, — король прижал к себе Кристиана, отвечая ему правильным желанием, тем которое так бездумно погасил Луис, дав зелье. — Откуда я знал, что вы там себе понапридумывали? Я и так разрывался в последнее время на части... — он легко огладил мужчину по спине, по бокам, руки застыли на бедрах. Поцелуи становились все жарче.

— Теперь знаешь, — Легрэ прижался губами к шее Фернандо и затих. Был хорошо стоять так, хотелось верить ему. Очень хотелось. — Зачем тебе Альваро Феллучи?

— Тебе весь расклад дать? Или краткому ответу поверишь — для политики? — король коротко поцеловал Кристиана в волосы.

— Почему раньше не сказал? — Кристиан прикрыл глаза и вдохнул запах Фернандо. — Как это объяснить Луису?

— Зачем вас было беспокоить? Я не знал, что вы в курсе. Вернее, про тебя-то знал, но не думал, что для тебя это важно, — король, продолжая обнимать барона одной рукой, другой зарылся ему в волосы. Как же долго... — С герцогом Сильвурсонни я общаться больше не намерен.

— Я невыразимо скучал по тебе — такому нежному, открытому... Даже по твоему рукоприкладству. Не пори горячку, Фернандо, поведение Луиса — это моя вина, — Кристиан целовал шею короля легко и нежно, будто прося прощения. — Поговори с ним... Для меня это тоже важно, и прежде, чем ты вынесешь окончательное решение, я тебе кое-что расскажу. — Легрэ позволил себе предаться своей слабости и нежности еще немного, а после рассказал Фернандо о том, что произошло в замке Артура и о своей дурацкой идее втянуть Луиса в хорошую переделку, чтобы тот отвлекся о мыслях о короле и своей печали, о том, как они потом жарко и страстно мирились. — И он считает, что мы заперли его в клетке, — закончив рассказ такой новостью, Легрэ налил им с Фернандо еще вина.

— Ему нельзя было выходить, пока не уехала инквизиция, — король покрутил вино в кубке. — Кристиан, всему есть свои пределы. Лу... Герцог Сильвурсонни перешагнул свой. Я почти два месяца делал все, что мог, чтобы его не только на допрос не вызвали, но получить полную охранную грамоту. Ты видел лишь малую часть того, что пришлось сделать. И сразу после этого вы исчезли, — Фернандо залпом выпил вино и требовательно протянул кубок к Легрэ. — Полностью исчезли на месяц. Никаких данных о вас с подстав -лошадей не брали, моими домами не пользовались. И от вас самих ничего, — поглядев в наполненный бокал, продолжил. — Я тебе уже говорил, что дьявол что передумал. И по приезде получаю — "ах, король, мы не в праве спрашивать". Я думал, что хотя бы для вас я не "король".

Рубиновые капли падают на стол слезами. Красиво. Плачет кровавыми слезами сердце.

— Оказалось, король. И после этого в ответ на полное доверие меня просто заклеймили, — Фернандо сделал очередной глоток и слегка скривился. — Несколько месяцев молчание, внешне в порядке, потом вы пропадаете, а потом клеймо. Как у племенного бычка, — Фернандо поднял тяжелый взгляд на Легрэ. — Нужно чувствовать грань, за которую нельзя переступать, если тебе не все равно на человека. Герцог хотел поиграть и заигрался. А что касается тебя...

Взгляд в полупустой кубок.

— Зачем тебя спрашивать, хочешь ли ты остаться? Ты всегда выберешь герцога, зачем же унижаться лишний раз? — Фернандо иронически улыбнулся.

— Ты слишком много привык думать за других, — Кристиан провел рукой по щеке короля, вглядываясь в глаза. — Я то же самое чувствовал там, на поляне, в лесу, когда в твоих руках был кнут, когда я отдался тебе... И потом, стоя на коленях в шатре... и еще много раз после я переступал через себя с таким чувством, будто умираю. Сколько раз мне хотелось все бросить и уехать, Фернандо, бежать, не любить никого и никогда, — Легрэ вздохнул. Он и подумать не мог, что сможет рассказать это когда-нибудь кому-либо. Это была его самая сокровенная и горькая тайна. — Я ненавидел тебя за то, что сам позволял с собой делать. Вещи, которых не делал никто. Принимая твою власть над собой, я не хотел думать о том, что ты первый и последний человек на земле, которому я позволял брать себя. Мой враг и вынужденный любовник. Никто не замечал, каково мне, и я не говорил об этом, но сейчас я знаю, что ты чувствуешь. Эта боль не мучает и даже не убивает — она добивает, Фернандо. Но иногда, один поцелуй и невзначай брошенная фраза: "Я спущусь за тобой в Ад" могут все изменить, — Кристиан поцеловал короля в губы. — Попробуй еще раз. Дай ему шанс вытащить тебя из-за грани, как когда-то я дал его тебе.

Фернандо молчал, глядя в синь глаз. Понимающих, прощающих. И этим страшных.

— Кристиан, ради чего?

— Ради нас. — Кристиан коснулся руки короля. — Ты сильный и не нуждаешься в опеке. Мне нравится, когда ты касаешься меня, смотришь, когда делаешь меня чуточку слабым и не отпускаешь. Я хочу быть с тобой... и с ним. Ради меня, Фернандо.

Король холодно улыбнулся. Хмель быстро уходил из организма, как будто его там и не было.

— Ради тебя? Ради тебя я на многое готов пойти. Ради герцога тоже. И в ад спуститься даже. Но, знаешь ли, нежный мой, — Фернандо погладил барона большим пальцем по подбородку, и склонился, как будто желая поцеловать. — В следующий раз вы ведь меня опять предадите. Для Лу... Для герцога его внутренние переживания и страдания гораздо важнее чувств окружающих людей. Даже тех, кого он считает любимыми. И он в любом моем действии будет искать отказ от себя. Для тебя чувства Луиса важнее. Видимо, потому что он кажется слабым.

Отодвинувшись, король продолжил.

— А он не слабый. Но любит быть таким. Это же так сладко.

Злая усмешка исказила лицо короля.

— Как думаешь, я прав?

— Да, — спокойно ответил Легрэ, и в его тоне было столько уверенности, словно он не услышал ничего нового. — Ты прав, Фернандо. Наши чувства друг к другу — чувства трех совершенно разных людей. Луис любит, когда его любят, и ненавидит, когда ненавидят. Он эмоционален, но страдает от этого больше, чем окружающие. Я могу это перетерпеть. Ты тоже. Что же касается того, чьи чувства для меня важнее, то говоря — "Луиса", ты ошибаешься. Все, что между нами произошло — результат недомолвок. Такое за день не исправишь. И если бы чувства Луиса для меня были важнее, чем твои, я бы сейчас был с ним. Сложно поверить, что бывший враг может любить тебя всей душой, и я говорю тебе, Фернандо, что если бы не было Луиса, я бы все равно был с тобой. Урок, который мне преподнесла вся эта история, горек. Я не оправдал твоих надежд. Я выбиваюсь из твоих представлений о мужской красоте — я не молод, не ослепительно красив, как Луис или Альваро, но ты время от времени даешь мне понять, что я тебе нужен. В такие моменты моя неуверенность в себе тает и я кляну себя за сомнения. Мне сложно любить тебя, Фернандо, — Легрэ судорожно вздохнул и задышал глубже, — но видит бог, я люблю тебя. Теперь уже нас держит это странное чувство, не Луис. Именно поэтому я так дико ревную тебя к Феллучи.

Король откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Никогда он не считал Легрэ врагом. Помехой — да. Бесился от того, что стражник испортил психику мальчика и мешает его воспитанию своими безумными поступками. Размышления никогда не были сильной стороной барона, как у любого человека действия, некоторые его деяния бесили просто неимоверно, что полгода назад, что сейчас. Но если тогда Легрэ хотелось просто повесить, то сейчас хотелось совершенно другого. Наорать, ткнуть в ошибки, с надеждой, что Кристиан хоть что-то поймет. И поцеловать. Видеть, как тот желает и отдается.

Фернандо усмехнулся и устало потер переносицу — и как же его так угораздило? Через несколько секунд он встал, обошел кресло Легрэ и, встав со спины, обнял и прижал, зашептал, щекоча дыханием шею мужчины:

— Кристиан, давай я тебе еще раз скажу — ты идиот. Разве любят за что-то? За красоту, внешность, выдающие личные качества или еще что-то? Вот скажи мне, к чему было себя постоянно накручивать? Если ты, как говорил, видел, что все рассыпается? На песке замок не построишь. И молчанием разбитое не склеишь, — король пробежал языком по уже согретой дыханием коже мужчины. — Лучше бы ты сразу что-то сделал — думать у тебя плохо получается. Вернее, — он усмехнулся в шею барона, чуть прикусив ее, — итоги твоих размышлений всегда приводят к очень странным последствиям. Подсовывать твои стратегические планы врагам, что ли?

Фернандо слегка повернул голову Легрэ и чуть поцеловал.

— А вот скажи-ка мне, нежный мой, как герцог отреагировал на известие о моем приезде? Вы ведь меня явно ждали.

— Ждали, — ответил Легрэ, скользя странным взглядом по лицу короля, полным желания взглядом. Чтобы не накалять обстановку, Кристиан попытался подбирать слова помягче: — Он не особо обрадовался. Он вообще думал, что ты не приедешь, что он надоел тебе и ты наигрался... Ну, все как обычно... А я вот надеялся, что мы проведем здесь несколько чудесных дней... без Альваро.

Взгляд Фернандо чуть дрогнул, дьявол толкнулся мягкой лапой жажды в голову и тело.

— Что ж вы так далеко уехали, — чуть издевательски спросил король низким, бархатным голосом. — Давно бы... провели...

Какую же чушь про себя самого Легрэ порет! Король накрыл губы барона пока мягким поцелуем.

Кристиан ответил на поцелуй более нетерпеливо, наслаждаясь вкусом Фернандо и чуть прикрыв глаза, а когда все закончилось, сказал:

— Ну, хотелось тебя подразнить, честно говоря, — взгляд скользнул по губам короля. — Сам не понимаю, почему мне так нравится это делать. И вообще, ты в последнее время предпочитал Альваро, и мы с Луисом сделали кое-какие выводы — неправильные и скоропалительные, но тут уж ты сам виноват, извини. Мог бы хотя бы попытаться рассказать нам о своих планах. Думаешь, мы бы не поверили тебе?

Фернандо иронически посмотрел на Легрэ.

— И как ты себе это представляешь? Прийти и сказать — я тут немного буду занят в другой постели, но это для вашего же блага? В следующий раз буду поосторожнее, — король искоса взглянул на барона, тщательно пряча улыбку.

— Будь, сделай одолжение, — Кристиан улыбнулся, немного помолчал. — Мне нравится идея: отсылать мои планы врагам. А еще, я хочу тебя, Фернандо, — Легрэ порывисто поднялся на ноги и встал перед королем. — Поцелуй меня еще.

В глазах короля вспыхнул огонь. Мягкий шаг навстречу:

— Ну, раз ты просишь, — рука пробежалась по горлу мужчины, как будто изучая, вспоминая... и крепко держит, почти под подбородком, сжимая, почти до боли. Вторая рука в волосах, удерживая, фиксируя. Жаркий поцелуй, со всей накопившейся за последнее время жаждой и освобождением от страха, когда сердце умирает от мысли, что с любимыми что-то случилось.

В синих глазах Кристиана полыхнул дьявольский огонек, и вызывающая улыбка растаяла в долгом глубоком поцелуе, от которого едва не ушла земля из-под ног. Они могли бы продолжить, но темнота и холод погреба не покидали мыслей Легрэ и он, с трудом прервав поцелуй, прошептал:

— Поговори с ним.

— Поговорить? — глаза короля опасно сузились. Он отпустил Кристиана и отошел на два шага, нехорошо осматривая его с ног до головы. — Ну что ж, поговорю, только вы поиграли, я тоже хочу... поиграть... Ты мне в этом поможешь.

Фернандо обошел вокруг Легрэ, рассматривая его. Ссадины на лице, прокушенная губа. Сойдет. Потом рванул рубаху Кристиана у ворота, разрывая почти до половины. Скептически осмотрев полученный результат, король кликнул подать воды для умывания. Сметя часть блюд на пол, поставил на стол почти мгновенно принесенный серебряный таз с теплой водой. Со спокойным лицом взял со стола нож и сделал глубокий разрез на запястье. Немного пропитав льняное полотенце кровью, прополоскал руку в тазу, добившись, чтобы вода окрасилась розовым. После этого стал с безразличным видом перетягивать руку бинтом, взятым из сумки с зельями.

— Кристиан, встань туда, — Фернандо указал в угол комнаты.

— Что ты делаешь? — Легрэ дошел до угла и развернулся лицом к королю. — У меня нехорошее предчувствие.

— Нехорошее, говоришь? — Фернандо зло улыбнулся. — Что ж, посмотрим. Закрой глаза, — после того, как барон выполнил просьбу, плеснул на него вином из бокала. — На, — монарх протянул ему окровавленное полотенце, — вытри лицо и пока посиди тут. Полотенце к лицу, как будто из губы только кровь прекратила идти. Вмешиваться... — он на мгновение задумался, поджав губы и скептически рассматривая мужчину, — ладно, вмешивайся.

Оглядел комнату — стена в пятнах от разбитой бутылки, на столе и на полу валяются разгром, разбросанные пустые и полные бутылки. Вполне сойдет. Налив себе вина, он уселся в кресло, положил ноги на стол и велел привести герцога.

Что происходило это несколько часов в погребе, в который посадили Луиса, не мог знать даже дьявол, но он явился оттуда с очень странным выражением лица да еще весь измазанный чернилами, пропахший спиртным, с горящими глазами и алыми, словно от поцелуев губами. Предупредительно оставив юношу на пороге, стражи удалились, а тот теперь стоял, держась за локоть левой руки и разглядывал погром в столовой, короля и даже Легрэ, как привидений. Несколько секунд вроде как оценивал. Сделал маленький шажок вперед. Под ногой треснула разбитая бутылка. Глаза вновь переместились с короля, расположившегося в кресле на Кристиана. И потянулся к целой бутылке, коих еще было много. Отхлебнул... А затем пошел мимо в комнату, даже не закрывая двери. Начал там рыться в сундуке, который привез с собой, доставая свои зарисовки и исписанные листы.

Фернандо заинтересованно проследил за Луисом и отхлебнул еще вина. Если мальчик сейчас свалится и уснет, то придется перенести общение на завтра, если нет... Он устроился в кресле поудобнее и приготовился развлекаться.

Кристиан ничего не понимал в людях, с которыми он связал жизнь, но давно смирился с этим. Он прижал полотенце к носу и задрал голову, словно бы пытаясь остановить кровь, а потом закрыл глаза. Мысль, что Луису сейчас очень нехорошо, пробуждала желание подойти к мальчику и обнять, объяснить, что Легрэ на него не сердиться и как-то успокоить, но что-то другое удерживало и не давало сил выдать Фернандо. Сердце Легрэ разрывалось надвое и тоска точила разум.

Пока мужчина вот так сидел с полотенцем, герцог стянул сапоги и достал свои старые. Он переодевался в самые простые вещи, кинул в мешок несколько рубашек, а затем отправился обратно к дверям. И походка не выдавала, что он пьян.

— Герцог, куда это ты собрался? — Фернандо перехватил мальчика на середине комнаты, прижав к себе спиной. От мужчины разило вином.

— Туда, — ожидаемого сопротивления не последовало, только расслабленная и равнодушная обреченность. Сердце Луиса билось ровно, словно ничего не происходит.

— Ммм... — король зарылся лицом в волосы юноши. Злость и почти физическая ярость никуда не пропали, но... месяц... — Туда, это куда?

— Туда, — кивок на дверь.

— Зачем? — Фернандо прижал к себе мальчика еще крепче.

— Затем, — отозвался Луис низким голосом.

Король со вздохом повернул юношу к себе лицом и принялся рассматривать. Потом потянул вверх рубашку мальчика.

Но Луис оттолкнул Фернандо, заставляя того упасть в кресло, и пошел к двери.

Кристиан тихо и незаметно поднялся на ноги, напряженно наблюдая за своими любовниками и подмечая даже малые изменения взглядов и интонаций — и пока все было плохо.

— Герцог, — король прекратил притворяться пьяным и крепко держал юношу за шею. — Мы с бароном Моунт уже обсудили ряд вопросов, и пока я не получу ответы от вас, вы никуда отсюда не уйдете. Это понятно?

— Да. Слушаю вас.

— Отлично, — ответил король, отпуская мальчика. — Будьте добры, присядьте за стол.

Луис развернулся и отправился к столу и сел на край стула, поставив рядом свою дорожную суму, туго завязанную пеньковой веревкой.

— Барон уже высказал все свои претензии, теперь я слушаю вас, — Фернандо сел напротив.

— У меня нет претензий, ваше величество.

Кристиан стиснул зубы и засопел, смотрел на короля исподлобья, но пока молчал.

— Значит, так и будем здесь сидеть, — подвел итог продуктивному разговору монарх и вежливо спросил. — Вина?

— Нет.

— Отлично, — Фернандо перевел благосклонный взгляд на Легрэ. — Барон, надеюсь, кровотечение остановилось? Если остановилось, то приглашаю вас также присесть за стол, — король опять начал ласково смотреть на Луиса.

Тот поставил локти на стол и подпер ладонями лицо, разглядывая короля. Лишь идиоту было бы незаметно, что вся его левая рука в каких-то странных разводах.

Легрэ медленно дошел до стола и сел в кресло. Он отложил полотенце в сторону и коснулся пальцами разбитой губы, после хмуро взглянул на Луиса, словно спрашивая: "Ну, как ты?"

Взгляд юноши был словно неживым, как у куклы. Венецианское стекло сверкало чистотой. Пятнышко крови обозначилось у сгиба рукава — в области локтя.

— Простите, но раз вам больше не о чем спросить, то и мне отвечать не на что.

— Тогда снимите рубашку, — Фернандо сделал глоток из кубка.

— Идите к черту! Это моя рубашка!

— И что это меняет? — лениво поинтересовался король.

— Я не буду перед вами раздеваться.

— Герцог, вы не поняли, я не просил, я приказал, — Фернандо опять окатил ласковым взглядом мальчика.

— А я сказал — идите к черту!

— Герцог, вы же понимаете, что это бесполезно? — король разговаривал с юношей, как с несмышленышем. — И к черту я не пойду, и без рубашки вы окажетесь в конце концов. Я же не просил вас раздеться полностью — только рубашку снять. Что же вызывает у вас такой протест?

— Это с какой стати? — Пятно стало разрастаться. Луис качнулся.

— Герцог, если вы прямо сейчас не снимете рубашку сами, с вас ее снимут, — жестко откликнулся король. — Вам понятно?

— Не смейте говорить со мной в таком тоне. Вы, выхолощенный, эгоистичный тиран!

— Я согласен, только вы так и не сняли рубашку. Мне позвать охрану или вы позволите это сделать вашему вассалу?

— Вы глухой? — герцог качнулся еще раз.

— Нет, я просто тиран, как вы сами меня некоторое время назад просвещали. Барон, снимите с герцога рубашку. Только поаккуратнее, герцог опять что-то с собой сделал, — Фернандо с удовольствием отхлебнул еще вина. — Герцог, будете сопротивляться, я просто лишу вас сознания, — король нехорошо улыбнулся. — Вы же знаете, я это умею и смогу.

— Пусть только попробует, — зло прищурился Луис. — На этот раз я не шучу.

— Да какие тут шутки, Луис? — Легрэ поднялся и подошел к юноше, с тоской глядя на него и совсем тихо сказал: — Пожалуйста, не заставляй меня делать выбор.

— Барон, у вас выбора нет, только у герцога, — даже мнимая благосклонность короля начала заканчиваться. — Герцог, барон вам ничего не сделает, а я — сделаю. Что вы выбираете? — в голосе короля звенел лед.

— Сделайте. Ненавижу... — юноша вздернулся натянутой струной вверх. Он подхватил сумку и вновь направился к двери.

Фернандо вздохнул и отставил бокал. Через несколько минут они с Легрэ уложили потерявшего сознание мальчика на кровать в соседней комнате и раздели.

Левая рука Луиса была сплошь похожа на сплошную гематому, только с тем отличием, словно ее всю исклевали или птицы, или какие-то ужасные монстры. Виднелись проколы, через которые сочилась кровь, кожа была испачкана чернилами, словно попутно эти монстры еще пытались что-то нарисовать. На груди тоже беспорядочными алыми следами красовались то ли синяки, то ли раны. А сбоку в области подмышки... Кожа была разодрана по прямой, словно герцогу пытались оторвать руку.

— Это еще что такое? — ошалело спросил Легрэ, замерев от потрясения.

Фернандо аккуратно коснулся места, откуда капала кровь, и быстро вышел из комнаты. Через достаточно короткое время он вернулся с лекарем.

Тот нес с собой все возможные снадобья, чистые отрезы ткани, слуги — несколько тазов кипяченой воды. Сперва лекарь осмотрел руку, поднял взгляд на короля.

— Раны неглубокие, но он целился в вены, — сказал тихо. — И еще грязь. Чернила содержат достаточно веществ, которые способны отравить кровь.

Кристиан многозначительно переглянулся с королем.

— Что теперь?

— Ничего, — лекарь стал стирать кровь и чернила, обнажая раны, а затем достал увесистую бутыль, которую попросил Легрэ подержать. Добрался до плеча. — А вот это похоже на веревку. Вывернуть что ли пытался... — новое качание головой. — Подержите, я проверю, в порядке ли кости и суставы.

Фернандо аккуратно держал мальчика и напряженно следил за лекарем, пока тот выполнял все необходимые манипуляции. Смотрел так, как будто от его дополнительного внимания хоть что-то зависело.

Кристиан осторожно положил руку на его плечо.

— И все-таки что-то хорошее в этом есть, — сказал он. — Ты его любишь. Почему бы просто не сказать ему об этом, когда он придет в себя?

— Я уже говорил. Ничего это не изменило, — король продолжал наблюдать за лекарем.

Тот не слушал мужчин, отдав все внимание пациенту. Забрал бутыль. По спальне разнесся запах чистого спирта. Аккуратно намочив отрез ткани, стал протирать ранки, а когда дошел до плеча, повернул юношу на бок и стал обрабатывать повреждения и здесь. Далее он обработал руку отварами и настойками и покинул спальню.

Фернандо смотрел на измученного мальчика. Решение принято, но все же... Он лег на кровать рядом с Луисом, поправил его волосы и провел рукой по лицу. Все же...

Кристиан сел на край постели, нагнувшись, положил подбородок на плечо короля.

— Тогда просто скажи ему другое... Что он нужен тебе. Кто знает, вдруг до него дойдет. Хотя, — Легрэ вздохнул, — я ему говорил... не дошло.

В комнате, в которую проникал предвечерний свет чудесного летнего дня, напоминал о том, что за окном зеленеет и цветет пышный сад, который так и манил окунуться в расслабление и забыть обо всем на свете. Тихо заливалась где-то вдалеке птица, благословляя земную радость.

За бугром золотом манил мягкий песок пляжа. Ласковые волны плескались, накатывая и отступая, словно пытались зацеловать землю. И даже сюда, в дом, доносился едва уловимый шум, который манил, который звал нырнуть в голубые волны.

Луис тихо застонал. Он бы никогда не позволил себе этого в сознании. За бессонную ночь, которую он провел, пытаясь убежать, и день, проведенный в погребе, герцог долго думал. Думал над всем, что видел. Он не винил короля за его слабости, никогда бы не спросил того, почему он встречается с другим. Он и от Легрэ не ожидал, что тот увезет его столь далеко, да к тому же так жестоко разыграет, заставив думать, что Луис способен спать с кем угодно. Короткий мир, расшатанные нервы... Король, который предъявлял претензии и ворвался в комнату, когда Луис и так был на грани. Прошлая ночь должна была стать наказанием для Легрэ — глупой шалостью мальчишки, который хотел просто показать Кристиану, что шутки бывают слишком злыми... Но все вышло из-под контроля с появлением короля.

Луис никогда, ни за что не спросил бы у Фернандо про отношения с Альваро Феллучи. Он вообще бы не решился... Но напыщенность, но эта грубая жестокость, но это пренебрежительное "с тобой скучно" окончательно развеяло иллюзии юноши.

Он хотел помирить хищников своим безумством и, идя на пытки — то есть, на то, что должно было остаться шалостью, где пострадала бы лишь гордость двух пленников, понимал, что услышит нечто ужасное, но Фернандо...

В погребе, откуда герцог и приволок "ведьмовское кресло" и колодки, находились еще и перья, с заточенными остриями. А еще полукруглый серп... Как Луис поступал с собой? Он наказывал себя за любовь. Глупец... Глупец... Острия вонзались в кожу. Юноше было не больно. И тогда он увидел веревку и бросил взгляд на серп. Полчаса ушло на то, чтобы привязать себя к окну одной из деревянных полок. Отставить руку... Серп в правой сверкнул...

Луис видел в своем нынешнем кошмаре, как кромсает себя на части. Он себя ненавидел. И ненавидел, что любит... Он хотел, чтобы боль прекратилась, но даже вонзенные в кожу перья, даже веревка... даже... Герцог не желал возвращаться из забытья, в которое его ввел Фернандо. И говорить не желал.

Первой вернулась тягучая мука в плече и руке, которая постепенно превращалась в жжение и пульсацию, а за ней — голоса. Но голоса были теперь слабее боли тела. Луис благодарил бога, что боль сильнее слов. Даже очнувшись, он почти не мог понять, что именно слышит.

Он перестал стонать. Стоны без сознания сменились подавляемыми яркими вспышками внутри руки. Герцог даже Фернандо видел смутно и снова и снова благодарил небеса, что сейчас именно так...

А потом он начал подниматься, вновь собираясь уходить.

Сильные пальцы обхватили подбородок — настойчиво, но не грубо, и над Луисом в сиянии света склонился синеглазый ангел.

— А теперь послушай меня, — сказал он мягко и серьезно, — если любишь — не отрекайся и не беги. Помни, ты — моя жизнь, — поцелуй на лоб юноши пролился светом и видение исчезло, на смену ему пришла реальность: встревоженный взгляд Легрэ, бледное лицо короля.

Юноша растерялся. Его ангел... Его демон... Он едва сдерживал слезы. Проклятье! Нельзя позволять себе плакать.

— Герцог опять желает убежать от проблем. Как обычно. Жалеет себя. Как обычно. Думает о себе. Как обычно. Не думает о других. Как обычно, — голос Фернандо ранил жестокостью. — Герцог опять забыл, что он герцог. Как обычно. Герцог опять забыл, что его любят. Как обычно. Герцог, я что-то упустил?

— Как обычно, — Луис закончил тихо, неосознанно. Скорее повинуясь инстинктам повторить. А затем скинул пальцы Легрэ с подбородка. — Как обычно, — повторил еще раз.

— Что же? — король издевательски посмотрел на мальчика.

— Король думает о себе, как обычно. Эгоистичен в своем величии, как обычно. Только он прав, как обычно. И считает, что ему все можно, как обычно...

— Браво, браво, — Фернандо пару раз хлопнул в ладоши. — Продолжай, мой недобрый вассал.

— Я ухожу, — мрачно сказал Луис.

— Нет. Про короля ты сказал. Теперь про своего вассала.

Легрэ нахмурился и опустил глаза — ему было противно от происходящего, плохо от того, что два любимых человека ссорятся и рушат остатки своего счастья. Они так долго за него боролись, все трое.

— Не надо, Фернандо... — Кристиан вздохнул.

— Он хочет услышать... Пусть знает. Я не виню. Ты винишь. Ты ищешь изъяны. Я не требовал от тебя ничего. А Кристиан тут ни при чем... Он тебя любит... А я, получается, нет.

— Забавно, — абсолютно ровным голосом откликнулся Фернандо через несколько секунд. — Значит, я ищу изъяны. Ты меня не любишь. Откуда такие выводы?

Оставаться спокойным и говорить чуть отстраненно было безумно трудно.

— Мне больно... — Луис неотрывно смотрел на короля. — Ты задаешь вопросы. Ты отвечаешь на вопросы.

— Что ж, — холодной маской улыбнулся Фернандо. — Значит, я тебе не подхожу. Я всегда буду задавать вопросы. Я всегда буду хотеть ответы. Хоть одного поцелуя на прощанье я достоин?

Луис сомневался. Он любовался. Боль тела. Боль души... Шаг к Фернандо. Мой нежный, мой страстный, мой безумный король. Нежные губы коснулись губ мужчины с такой лаской, что солнце не сравнилось бы с ними теплом. Герцог любил. Пусть король будет свободен.

— Почему ты говоришь, что не любишь? — прошептал Фернандо, не отпуская мальчика.

— Пусти, — в руках, обвивших талию, Луис был беспомощнее, чем обычно. — Пожалуйста...

Кристиан встал позади Луиса, почти касаясь грудью спины и лишая его всякой возможности вырваться.

— Почему? — король еще раз нежно поцеловал юношу, грея и согреваясь сам. Боль не уходила, как-то странно плавилась, растворяясь в теле странными спазмами. Он убрал белокурую прядку со лба мальчика.

— Ты мучаешь меня... Вы мучите меня, — Луиса бил жар. Он их желал. Он каждый раз плавился с ними рядом так сильно, что боль отступала. Что хотелось кричать и сдаваться.

Легрэ провел руками по ягодицам юноши, чуть сжал их, снова погладил.

— Мы едва с ума не сошли — так за тебя волновались, — шепнул он над ушком. — Не делай так больше. Никогда. Сердись. Кричи. Бей, но так не делай.

Истома маслом по телу. Яростные глаза Фернандо. Черные, но холодные и расчетливые. Луис испугался. Он находился под их гипнозом. Руки Легрэ гладили ноги, бедра, намекали...

— Луис, ты любишь или нет? — король опять склонился поцелуем к мальчику.

Герцог даже моргнуть боялся. Зачем спрашивать? И так все ясно. Люблю. Так страстно, так самозабвенно... Твой гнев, Фернандо и бурю твою, и твое сумасшествие... тебя... Люблю горячность Кристиана, его пылкость его ледяное молчание... его небрежность и его крепкое плечо... Вас...

— Люблю... — шепотом.

— Тогда зачем уходишь? — король легко пробежался пальцами по щеке юноши.

— Я... — меж ними, горячими, жадными хищниками, словно в ловушке, в сладкой ловушке находился Луис. — Я тебе надоел, — губы задрожали.

При виде скапливающихся в уголках глаз мальчика слез на лице Фернандо невольно появилась странная сумасшедшая улыбка, в глазах появился голодный блеск.

— С чего ты решил?

— Ты мог не говорить... мог... — как же жарко от рук и от этих объятий, что зажигают страсть. Она сильнее боли в руке, которую колотит сейчас от безумия в погребе. — Прошу, Фернандо...— Луис боялся демона, который наклонялся все ближе.

— Ты сказал, что сам будешь отличать ложь от правды. Ты поверил в ложь. Ты ее выбрал как правду. Почему? — король выдохнул вопрос уже в губы мальчика и мазнул по ним раздвоенным языком дьявола, собирая дрожь и ощущая выступившие бисеринки пота над губой.

— Не надо, — колени подгибало. Луис уже почти упал на Кристиана, теряясь и дрожа. — Ты сам сказал... Ты ... — от касания языка герцог чуть не застонал в голос. Боль от руки затопляла его вместе с похотью

— Что я сказал? — дьявол с удовольствием впитывал дрожь тела в руках. Лизнул уголок губы мальчика, ощущая не только вкус мальчика и вкус его страха и желания.

— Я надоел тебе. Пустите же... — Влажное касание губ, требующее их открыться. В животе стало горячо от жажды... от тоски по Фернандо.

— М-да? — король перешел поцелуями на совершенную линию подбородка юноши. — Правда похоже, что надоел?

— Скажи ему правду, Фернандо, — Легрэ тихо усмехнулся. — Скажи ему то, что сказал мне.

— Фернандо! Боже! — поцелуи настойчиво продолжали успокаивать-заводить-скользить... И с уст герцога сорвался первый стон болезненного ожидания. Он сдался... Закрутил головой по груди Кристиана, не в силах сопротивляться близости, потянулся к королю, чтобы зарыться пальцами в его черных волосах.

Кристиан прикрыл глаза и облегченно вздохнул. Он вдруг ощутил сильную усталость и слабость в ногах. "Старею, — подумал он. — Совсем становлюсь сентиментальным... И, черт возьми, люблю этих двух упрямцев. Сам не знаю за что. Ни за что, наверное. Просто так".

* * *

Две недели пути до столицы пролетели незаметно. Хотя Луиса и мучила лихорадка от его последней глупости, и Легрэ ругался, называя герцога разными нехорошими словами, тот все терпел, потому что понимал — тот прав. И глядя в окно кареты, которая ехала достаточно медленно, чтобы было поменьше тряски и не беспокоилось нывшее плечо, юноша думал о том, что еще, наверное, услышит и от Фернандо все, что тот думает.

Но король не стал дожидаться своих любовников и отправился вперед с отрядом, так что, когда карета прибыла в город, то король уже занимался государственными делами.

Фернандо сразу же уведомили о том, что герцог Сильвурсонни и барон Моунт прибыли в замок и расположились в своих покоях. Луису и Легрэ оставалось только ждать. Все случившееся у моря теперь казалось Кристиану сном, которого не было и только раны герцога еще напоминали о том. Альваро Феллучи нужен для политики... Легрэ старался вбить себе это в голову как истину, но лишь по приезду заметил, что все-таки слегка нервничает. Внешнее спокойствие давалось труднее, чем в прошлый раз. В конце концов, Кристиан отчитал себя за напрасные волнения и, стараясь не развивать мысль о том, что с Луисом у короля тоже началось все с политики, занялся заботами о герцоге и за пару часов ушел в них с головой. Усадив Луиса в удобное кресло, покрытое шкурами, Легрэ налил ему немного вина и поинтересовался:

— Ты голоден?

— Да, немного... — после дороги, принятой горячей ванной в деревянной кадушке с отваром трав, юноша теперь был в одной рубашке до пят. Он потянул Кристина к себе, чувствуя инстинктивно, как тот скрывает волнение. — Тебе тоже следует с дороги помыться и отдохнуть. Кристиан, пожалуйста, успокойся... Все наладится.

Легрэ взглянул в глаза юноши, а потом мягко улыбнулся ему, погладил пальцами по щеке.

— Конечно. Я хочу ему верить и буду... И на счет помыться, ты прав.

Герцог вздохнул — Легрэ всегда высказывает свои мысли так внезапно и откровенно, что иногда это могло стоить ему жизни. Сейчас, когда так быстро удалось уговорить его помыться, герцог приказал приготовить еще горячей воды в соседних покоях, помог Кристиану раздеться, рискуя оказаться в кровати, потому что его так и подмывало все время целовать мужчину то в плечо, то в шею, то в грудь. А потом занялся ужином, надеясь все же, что королю сообщат о приезде и он придет.

Герцог боялся думать о том, что Фернандо опять начнет разговор про этого Альваро. Ревность так и не угасла в груди, а любовь — она стала ощутимой и яркой, как лезвие, которое постоянно проводит по ране, заставляя ту сочиться кровью.

Луис любил короля. Не мыслил, как сможет без него быть... Как будет без него и без ненаглядного Кристиана, если они окончательно рассорятся. Ходил по спальне, поглядывая на накрытый стол.

Фернандо не заставил себя долго ждать. Как только ему доложили, что герцог велел подать ужин, он постарался как можно быстрее освободиться от срочных дел, перенеся все остальные на завтра.

Когда он вошел, Луис с таким волнением повернулся на звук открываемой двери, что король не мог не улыбнуться — мальчик выглядел так забавно. Не говоря ни слова, Фернандо подошел к герцогу и просто тепло поцеловал его.

Нервная дрожь Луиса сменилась радостью встречи. "Король. Мой король..." — словно говорили пальцы, которые зарывались в волосы мужчины. "Любимый мой", — тело тянулось навстречу.

— Я так соскучился, — в губы прошептал Луис.

Кристиан услышал эти слова, находясь в соседней комнате, и улыбнулся. Он только помылся и все еще был мокрым. Обмотав бедра полотенцем, он сел на край постели и принялся разминать уставшее плечо, лениво размышляя о том, что все, как ни крути, получилось, так что, может быть и не стоит подкидывать его безумные планы врагам, а то счастье и самим пригодится. Он встал и вышел в соседнюю комнату, чтобы обнять Фернандо и Луиса. Легрэ был похож на видение: сильные твердые мышцы под влажной кожей, серебристые капельки на ней сверкают от каминного пламени, влажные спутанные волосы и влюбленный взгляд синих глаз... и это полотенце вокруг бедер — он был похож на древнего греческого бога...

Фернандо лишь покрепче прижал к себе мальчика, глядя заблестевшими глазами на Легрэ. Дьявол сразу напомнил, что они не виделись почти две недели. А до этого еще месяц... Последняя мысль чуть охладила и он мягко улыбнулся:

— Я смотрю, вы себя уже хорошо чувствуете. И способны накормить голодного и уставшего короля. И надеюсь, не только накормить, — рука легкой лаской пробежала вдоль спины Луиса.

Юноша кивнул, прижался щекой к груди короля, лукавыми глазами призывая Кристиана. Потянул Фернандо за стол, усадил удобнее... Затем достал для Легрэ из сундука тяжелый длинный халат. Опять поцеловал его, избегая контакта, играючись наполнил бокалы, словно он здесь слуга. Затем разрезал мясо на тонкие ломтики. Любовался двумя гибкими хищниками. Любовался ими, как наградой, как тайной, что цветет в душе. Похожие, но такие разные. Луис наконец тоже присел в одно из кресел, отпил горячего вина с травами. И расслабленно выдохнул.

Легрэ отхлебнул вина и задумчиво улыбнулся королю.

— Вообще-то, у меня есть одна идея...

Король вопросительно приподнял бровь.

Улыбка Кристиана стала шире и он как-то внимательно и нехорошо взглянул на Луиса, потом отхлебнул еще вина, поднялся с места, обошел юношу сзади и, положив ему руки на плечи, сказал Фернандо.

— Один мой знакомый принц рассказал мне однажды историю о двух враждующих племенах, живущих в пустыне. Люди их были хорошими воинами, но через сорок лет в обоих племенах почти не осталось мужчин. Женщины не могли толком прокормить детей и люди стали голодать. Тогда эти два племени решили заключить мир, и чтобы впредь не было вражды между ними, два вождя отдали в жертву богам самую красивую девушку, а после изжарили ее плоть на костре и каждый человек племени съел по кусочку, чтобы впредь всегда помнить вкус мира и цену за него. Девушки у нас, конечно, нет, но зато есть мальчик, — Легрэ с улыбкой погладил Луиса по волосам. — Тоже очень и очень красивый.

Луис поднял глаза вверх на Легрэ.

— Ты собрался меня съесть? — заметил он скептически.

— А что, интересная идея, — мельком заметил Фернандо, смакуя вино и стараясь не рассмеяться.

— Не я, а мы... Мы с Фернандо. Ты будешь жертвой мира для нас, — пояснил Легрэ. — И кстати, твое согласие не требуется. — Кристиан похлопал юношу по плечу. — Раздевайся. Живо.

— То есть... прямо теперь? — Юноша смутился. — Хорошо... Ладно... — потянуть с себя рубаху, чтобы остаться абсолютно голым.

— И как будет проходить процесс? — король с удовольствием наблюдал за краснеющим мальчиком.

Легрэ хмыкнул. Луис и Фернандо не воспринимали угрозу всерьез, что ж, тем интереснее все пройдет. Кристиан переставил часть блюд со стола на каминную полку, бутылку вина — на пол, овощи временно переложил в большую корзину.

— Для начала, приготовим нашу жертву, — Легрэ подмигнул юноше. — Сходи в спальню, за веревкой, милый. Выбери помягче для себя.

Юноша, подгоняемый любопытством, вернулся с длинными отрезами шелка.

— Это подойдет? — спросил, все еще не понимая, что задумал Кристиан. Иногда игры мужчины были весьма жестокими. Впрочем — взгляд на короля — слишком серьезный и опасно равнодушный, Фернандо способен тоже на изощренные пытки.

Король же со все возрастающим интересом смотрел на разворачивающее перед ним действо.

— Вполне, — Легрэ подхватил герцога на руки и уложил на стол спиной. — Скажи, Луис, насколько сильно ты мне доверяешь? — спросил он, обматывая одним концом веревки правое запястье юноши.

— Я доверяю, ты же знаешь, — юноша позволял Кристиану лишать себя свободы, и внутри него рождалось медленно и текучее желание с таким же проедающим вены страхом, который заставлял лицо заливаться новой краской.

— Хорошо. — Легрэ коротко поцеловал Луиса в губы, уложил запястье рядом с головой, протянул веревку под столом и, достав с другого конца, так же зафиксировал левую руку юноши. Таким же образом он привязал согнутые в коленях ноги герцога. — Если ты хоть раз воспротивишься моим действиям, я начну сомневаться в этом. — Легрэ улыбнулся. — Тебе не страшно?

— Не знаю, — Луис скользнул взглядом по королю, чуть повернув голову, и вновь вернулся к Кристиану. — У меня должны быть уже причины бояться?

— А это зависит от того, любимый, — ответил Легрэ, нарезая ножом овощи и кусочки мяса, — хочешь ты побояться или не хочешь. — Кристиан улыбнулся королю. — Он пока весь ваш, ваше величество.

Фернандо, не выпуская бокала из рук, подошел к столу и принялся оценивающе разглядывать Луиса. В глубине зрачков почти невидимо плясал красный огонь. Король погладил юношу по животу, спустился чуть ниже, рисуя пальцами какие-то узоры.

— Мальчик мой, а мне ты доверяешь? Или, — ногти чуть царапнули кожу, — думаешь, что в случае чего тебя твой вассал защитит?

— Тебе? — вздрогнув от чуть болезненного заигрывания, герцог приподнял голову, разглядывая короля. — Да... ты же знаешь. Доверяю, даже когда ревную.

— Обожаю, когда он так говорит, — Легрэ протянул королю тарелку с овощами, чтобы тот разложил их на юном теле. Вид привязанного Луиса возбуждал и будоражил сознание извращенными видениями.

— Ревнуешь? Как интересно, — протянул Фернандо, изучая тарелку с видом маститого богослова вдруг увидевшего фейри. — Кристиан?

— Луис с овощами, — ответил Легрэ, целуя короля в губы. Он запустил руку в тарелку и, прихватив горсть, стал выкладывать кусочки огурцов косой змейкой на груди герцога. — Ревность хороша, когда она безосновательна, Фернандо.

Король поставил бокал рядом с бедром юноши, подошел к Кристиану со спины и прижался, положив подбородок ему на плечо.

— Ревность не хороша в любом случае, — он принялся украшать мальчика вместе с бароном. Подумалось, что со стороны Луиса они должны казаться странным четырехруким существом.— Ревность только убивает.

Луис теперь смотрел на сразу двух чудовищ широко открытыми глазами. Фрукты и овощи холодили кожу, и вообще создавалось ощущение, что он этакий натюрморт для людоедов-эстетов.

— Излечить нас от нее в твоих силах, — Кристиан повернул голову вбок и поцеловал короля в уголок губ, нарочно чуть наклонился вперед, кладя три веточки петрушки на внутреннюю сторону локтя Луиса. При этом Легрэ сильнее вжался ягодицами в бедра короля, ощущая его желание так же явно, как свое. — Давай все уладим и просто забудем об этом. Что скажешь, Луис?

— Я... — юноша любовался поцелуем, возбуждаясь от того, как красивы его любовники. Ему нравилось смотреть на их поцелуи, на их звериные игры. Запоминать... чтобы иногда потом делать совершенно бесстыдные и откровенные зарисовки. — Я согласен.

— Кристиан, я смотрю, ты сегодня просто фонтанируешь идеями, — ответил Фернандо, возвращая поцелуй легким укусом в шею любовника. О том, что он сам хотел бы побыстрее разобраться со всем, король умолчал. У моря было не до того, потом пришлось быстро возвращаться, а оставлять ситуацию в таком подвешенном состоянии чревато новым взрывом. Или новой "гениальной" мыслью Легрэ. Хотя последняя придумка барона ему все больше и больше нравилась. Очередной кусочек лег рядом с возбужденной плотью Луиса, и мужчина не отказал себе в удовольствии легко ее погладить.— И что конкретно ты предлагаешь?

От прикосновения Фернандо по животу герцога словно молния пробежала. Юноша беспомощно заерзал и прикусил губу.

Легрэ улыбнулся.

— Пусть каждый из нас расскажет о том, какого черта молчал о своих сомнениях. Думаю, что мы выясним все быстрее, чем кажется и, возможно, вообще нет повода для ревности. Ну, а если мы все уладим — закрепим наше примирение жарким соитием и символическим жертвоприношением.

Герцог не готов был говорить. От этого на его щека густо загорелся румянец. Разноцветье фруктов на белом теле пахло сладко, точно... это только казалось? Нет, Луис чувствовал себя жертвенным ангелом на столе у дьявола в райском саду.

Чувства его были слишком остры, чтобы... сказать напрямую, что, может быть, и звучит слишком глупо.

— Рассказывайте, я вас слушаю, — Фернандо оставил украшение юноши полностью на усмотрение Кристиана, а сам просто наслаждался прикосновениями к любимым, ощущением тепла, упивался их и своим желанием.

Легрэ сместился в конец стола и, отставив пустую тарелку в сторону, взял с каминной полки молочный соус — учитывая, что тот был с приправами — жуткое расточительство, но Луис стоил того, а потому Кристиан полил овощи соусом, не скупясь.

— Луис, — спросил он, — почему ты не сказал Фернандо, что знаешь о его любовнике?

Началось. Юноша отвел взгляд в сторону... Сейчас видеть глаза черного демона Фернандо было само по себе пыткой. Король и так гладил, пальцы его ласкали плоть, разогревая желание.

— Я не смел... Я только узнал... когда ты предложил поехать к морю, — Луис застонал, покрываясь мурашками.

— Почему не смел? — Фернандо наклонился и лизнул каплю соуса, потекшую по боку мальчика.

— Ты бы... ах... ты бы мог сказать, что это не мое дело, — от языка короля, от соуса, что расплывался по коже, мурашек становилось все больше.

— Вкусный... соус, — король еще раз лизнул потек и без улыбки наклонился к мальчику, внимательно глядя в его глаза. — Почему я мог так сказать?

— Ты... — чернота глаз вселяла ужас и радость одновременно, — разозлился бы. Я знаю.

— "Я знаю" — это веский довод, Фернандо, — Легрэ подошел к камину и из серебряных ножен, что висели над ним крест-накрест, извлек два обоюдоострых кинжала. Он протянул один королю. — Вот из-за этого-то и вся проблема. Он знает. Я знаю. Ты знаешь. Нет, чтобы сесть и поговорить.

— Что вы... — Луис уже видел эти ножи в деле, и они могли, как в масло, входить в дерево, — что вы собираетесь этим делать? — голубые глаза стали расширенными и испуганными.

Король повертел кинжал в руках, проверил остроту и довольно посмотрел на выступившую на запястье капельку крови.

— Что вы, мои милый, молчали? Я-то думал, что у вас проблем нет. В связи с моим, — он хмыкнул, — поведением.

Фернандо повернулся к Луису и аккуратно кончиком ножа поправил натюрморт на его теле.

— А, оказывается, были. И есть. Так, мальчик мой?

— Фернандо... что ты хочешь услышать? Я и так все сказал, — забормотал Луис с дрожью. — Я не знаю, кто такой Альваро Феллучи. Я люблю тебя... пожалуйста.

— Милый, я тоже вас люблю, и именно поэтому хотелось бы услышать одну простую вещь, — Фернандо тяжело посмотрел на юношу. — Какого дьявола вы молчите и мучаетесь? — король сознательно игнорировал тот факт, что с Кристианом разговор уже был, Луису одному будет тяжело говорить. Да и самому Легрэ нужно бы все повторить еще раз, в более спокойной обстановке, чем была на море.

Кинжал завис над животом герцога — Фернандо раздумывал, с чего бы начать.

Луис дернул руки вверх, словно пытаясь освободиться, но в нем просто говорили инстинкты. И они умоляли сбежать от вопросов дьявола, который проступал в Фернандо все сильнее.

— Я не молчу... ты молчишь. Ты скрываешь всегда. Откуда мне знать, что завтра ты не укажешь мне на дверь?

— Я бы такое пережил, — сказал Легрэ, вставая с другой стороны стола и разглядывая юношу, — только не из-за Феллучи. И молчал тоже потому, что боялся, будто сомнения мои в тебе подтвердятся, Фернандо. Мы с Луисом никогда не смотрели на сторону, ты знаешь, но твоя страсть к другому заставила нас обоих сомневаться в первую очередь в себе и думать, что что-то тебя не устраивает в нас.

Король отложил нож в сторону и задумчиво посмотрел на мужчину, потом на юношу. Взгляд полностью заполнила тьма.

— А вот это, милые мои, означает, что вы все время сомневаетесь во мне, в моем отношении к вам.

Он подхватил кубок и сел в кресло, разглядывая своих любовников.

— Получается, вы все время ждете, что я от вас так или иначе избавлюсь?

Луис видел ярость дьявола опять. Он закрыл глаза. Фернандо, какой ты упрямец!

— Развяжи меня, пусти... Хватит... — герцог дернулся. — Я верил. Развяжи...

— Тссс, — Легрэ наклонился и крепко поцеловал герцога, и целовал до тех пор, пока тот чуточку не успокоился. — Это просто разговор. Мы должны учиться говорить, Луис, — сказал он, распрямившись.

Фернандо сидел, задумавшись. Потом встал и присел на стол рядом Луисом и тихо сказал:

— Один раз вы оба мне поверили, — погладил юношу по бедру. — А потом сразу же приняли на веру, что вы не нужны мне. Может быть, теперь моя очередь пришла сказать — мне больно? — он иронично посмотрел на собеседников, ирония — отличная маска, и потерся щекой о коленку герцога. Мало. Король легонько поцеловал мальчика рядом с подколенной ямкой. Все равно мало. Пальцы начали исполнять медленный танец на бедре юноши.

— Больно... и мне... так больно-сладко, — Луиса трясло от волнения. — Может, и мне следовало тогда... не попадаться на глаза. Все так изменчиво. Ты ведь любил уже... Фернандо, ты любил уже. Фредерика...

— Нет.

— Да, его... Не лги, — Луис дернулся на столе. — Ты опять врешь, Фернандо. Ты смотрел на него, ты хотел его, ты приблизил его...

— Да, я смотрел на него, да, хотел его, да, я приблизил его. И что? — голос короля оставался абсолютно спокойным.

Легрэ вспомнил красивого молодого Фредерика и те взгляды, которые он бросал на короля. Теперь Кристиан знал, почему они были полны такой тайной тоски и Легрэ почувствовал холод. Он вздохнул и разложил на теле Луиса несколько кусочков ветчины.

— Развяжи, пусти... Фернандо, — Луис приподнял голову. — Зачем ты меня держишь? Зачем я тебе нужен? Зачем тебе Кристиан?

Король вздохнул и пересел поближе, чтобы лучше видеть лицо мальчика.

— Луис, — он улыбнулся разгневанному мальчику и погладил его по щеке. — Кристиан, — теперь улыбка досталась и мужчине. — Вы идиоты. Я вас люблю. И все. И если уж задавать идиотский вопрос — "зачем", то будьте готовы получить идиотский ответ — "не знаю". Просто, чтобы были рядом. Или просто чтобы были.

— Вот и славно, — Кристиан подошел к королю и, обняв одной рукой за шею, притянул к себе для поцелуя, потом шутливо оттолкнул и вернулся на свое место. — Мне большего и не надо.

Луис очень долго и задумчиво молчал, а потом расслабился на столе. Любит... Все покажет время... Доверчиво закрыв глаза, герцог дышал одним воздухом с теми, кого любил. Достаточно ли этого? Да. Не требовать верности... К чему верность, если любит...

Фернандо про себя чуть грустно улыбнулся. Рядом с любимыми он иногда ощущал себя столетним. Такие оба... Наивные. Неужели непонятно, что такие проблемы будут возникать и дальше, пока они оба не поверят по-настоящему? Не только головой, но и сердцем. И страшно ведь, что не поверят. И понятно, что пока не верят. И возможно, что никогда не поверят... А пока это не важно. Слишком долго король их не видел. Слишком... Фернандо наклонился поцелуем к Луису. Он чувствовал, как тьма в очередной раз переплеталась с огнем, и в этот раз постепенно уступала ему. По чуть-чуть, но отступала. Это было хорошо. Игра, жизнь, и можно не думать... Он подхватил со стола кинжал, который оставил.

— Кажется, я пока не насытился, — кончик кинжала подцепил кусочек мяса, оставив тоненькую полосу на коже мальчика. — И соус такой, — король облизнул губы, стараясь не глядеть ни на Луиса, ни на Кристиана, и выдохнул — вкусный.

Легрэ скинул с плеч халат и, так же как и король, подцепил кинжалом кусочек мяса с бедра Луиса, ничуть не задев острием кожу.

— Приятного аппетита, ваше величество, — улыбнулся он, пережевывая пищу, — ммм, — будто вспомнил о чем-то, — вина не желаете?

От первого касания холодной стали юноша чуть вздрогнул и открыл глаза. Игра не прекращалась. С него собирались ужинать, как со стола. Каждый раз грозя не на шутку поранить. Фернандо играл ножом между пальцами, Кристиан наливал вина в бокал.

Король, не обращая внимания на юношу, принял от Легрэ бокал с вином и сладко улыбнулся.

— Мне кажется, в нашем блюде не хватает кое-чего еще, — он погладил мальчика по возбужденной плоти.

— Да, я тоже заметил, что чего-то недостает, — с лукавой улыбкой произнес Легрэ.— Только не пойму чего именно?

Луис облизнул губы. Мужчины явно развлекались. Что будет, когда они достаточно выпьют?

— Мясо есть, овощи есть, соус есть. Вина? — Фернандо набрал немного хмельного напитка в рот и сладко поцеловал мальчика.

Вкус поцелуя мешался с виноградом. "Еще с десяток таких поцелуев и легко будет захмелеть", — подумал герцог, отвечая, сглатывая сладость.

Недолго раздумывая, Легрэ взял в рот плоть юноши и, помогая себе рукой, принялся за дело — Луис был таким горячим, твердым и приятным, что хотелось брать еще, выжать из него все соки, всего его. Кристиан обвел языком головку, впустил прямо в горло, сглотнул дважды.

Герцог застонал Фернандо прямо в губы. Он задохнулся от внезапного нападения, приподнял бедра, дернулся, словно желал освободиться.

— Зря, — король резко прижал юношу за бедренную косточку к столу. — Мальчик мой, ты испортил нам всю композицию. Милый, — Фернандо глотнул вина, — сам выберешь наказание?

— Наказание? — Луис задыхался. — Как хочешь... как тебе нравится...

Кристиан слегка куснул зубами головку члена и стал двигаться со странным остервенением, словно и впрямь собрался съесть Луиса.

Герцог уже не мог себя контролировать. Он замотал головой, постоянно вскрикивая и задыхаясь от стонов.

Король поцокал языком, крепко взял рукой лицо герцога и спросил:

— Милый, а что будешь делать, если я не для тебя это наказание применю?

— Не знаю я... Кристиан! — вновь снизойдя на стон, закатывая глаза, забормотал Луис.

Легрэ отпустил герцога и, опершись рукой на стол, демонстративно облизнулся.

— Чем дальше — тем интереснее.

Фернандо еще чуть полюбовался на мальчика.

— Кристиан, мне кажется, что жертвенное блюдо почти готово, только вот, — король подцепил кинжалом еще один кусочек, почти не опознаваемый в соусе, — нужно сделать чуть погорячее, нежный мой. — Он протянул кинжал к мужчине, глядя затопленными огнем глазами, — для разогрева.

Легрэ снял кусок с кончика лезвия зубами — осторожно и в то же время вызывающе, усмехнулся.

— Горячим он будет вкуснее, — и, прихватив с камина флакончик масла, забрался на стол. Расположившись между ног герцога, он налил масла в ладонь, подготовил Луиса и себя, а потом подхватив юношу под коленки, прижался возбужденной плотью к его мошонке, дразня медленными ритмичными движениями. — Давай-ка разогреем тебя, мальчик. Приподними свой зад повыше.

Юноша чуть приподнялся, выгибаясь в пояснице, иначе бы он просто не смог этого сделать, открываясь Кристиану и его похоти. Голова откинулась назад, ища упор на столе.

Фернандо подхватил Луиса под голову и последовал еще один пьяный поцелуй — вино тонкой струйкой красило красным чуть приоткрытые губы мальчика, мягко ложилось на язык и чуть обжигало сладостью горло.

Уже и так опьяненный, юноша глотал влагу, что разрасталась в животе пожаром и растекалась по ногам, ударяла в голову. Король хотел, чтобы герцог опьянел? Губы жадно алкали страстные ответы.

Легрэ осторожно овладел Луисом и некоторое время не двигался, позволяя привыкнуть к себе, потом взял медленный размеренный темп. Горячее податливое тело сводило с ума и волны сладостного удовольствия стекались к паху, разгораясь жаром, вызывая напряжение, стремление сорваться в бешеную скачку и излиться внутрь, клеймя собой и утверждая собственную власть над любовником. Тяжело втягивая ноздрями воздух, Кристиан наблюдал, как Фернандо целует Луиса и был не в силах отвести взор от этой завораживающей, возбуждающей картины. Он захотел, чтобы герцог застонал в рот короля — Легрэ сменил тактику — его бедра задвигались резко и размашисто, выскальзывая из тела Луиса, Кристиан в следующую секунду вновь пронзал его собой — до упора, сжимая в тисках рук белые бедра и словно бы наказывая за что-то.

Бедный юноша утратил понимание, что с ним происходит. Он и до этого издавал тихие всхлипы, а теперь и вовсе вскрикивал, продолжая отвечать на поцелуи короля, язык которого то проникал в рот, сплетаясь с языком герцога, то скользил по полуоткрытым, умоляющим о пощаде губам, призывая их подчиняться ритму, выбранному Легрэ, словно срывавшемуся в ад каждым движением, распалявшим внутреннего зверя — юное тело, которое вплеталось в рисунок стола и разбросанные уже вокруг фрукты, как десерт для голодных зверей.

Фернандо отстранился от мальчика и провел пальцем по его губам — пока хватит. Взгляд манил продолжать. Долго сдерживаемое желание исказило усмешкой губы. Пальцы крепко охватывают плоть Луиса, еще глоток вина — и от поцелуя с Легрэ дьявол окончательно сносит все барьеры разума.

— Кристиан, еще раз так со мной пошутите, еще раз убежите от выдуманных проблем — и общение с Ксанте покажется цветочками. Я ведь все равно не отпущу.

Легрэ особо усердно насадил на себя Луиса еще разочек и, скользя губами по щеке короля к виску, шепнул:

— Ты меня искушаешь.

— Тебя — да, — дьявол довольно кривил губы, ловя слова, действия, желания Кристиана. — Но я ведь не только о тебе говорил, милый.

— Хорошо, я учту, — Кристиан погладил короля по груди и, заглянув в глаза, поцеловал в губы.

— Учти, — терпкий вкус виноградного вина перемешивался со вкусом брата, усиливая страсть и безумие, — Кристиан. И не вздумай так шутить один — обоим отвечать придется.

Король погладил мальчика. Кажется, блюдо уже подогрелось. Чуть-чуть. Мне кажется, нужно сделать погорячее.

Юноша едва понимал сейчас слова. Его всего жгло. Даже кожа горела, как будто на нее выливали олово. Вино бешено гнало кровь.

Призывно раскрытый, распластанный, он еще сильнее слышал угрозу в голосе короля, который предупреждал... Но теперь еще и Кристиан вздумал поиграть словами.

— Он весь твой... А вообще, это не честно, Фернандо, — Легрэ отпустил Луиса и погладил рукой по бедру, любуясь герцогом: растрепанный, тяжело хватающий губами воздух и взгляд — ошалелый, затуманенный. — Ты же знаешь, я не смогу рискнуть герцогом до такой степени. Ты ставишь меня перед сложным выбором, честное слово.

— Еще, — простонал, мешая беседе юноша, выгибаясь на столе.

Король отступил на шаг, любуясь, оценивая, взвешивая. Манит, дурманит картина, закрывает похотью и разнузданностью желаний.

— В любви нет "честно" и "нечестно", нежный мой. И это от меня уже слышал. Так что придется тебе уговаривать герцога на твои авантюры и последствия. Ты же этого хочешь? — лукавый и язвительный вопрос как будто сам срывается с языка. — А может быть, ты хочешь герцогу показать возможные последствия? — кровь приливает к губам, растекается горением по телу, чуть перехватывая дыхание. — Прямо сейчас? — шаг обратно, мазнуть губами по щеке Легрэ. — А то тоже нечестно получается — я же еще не видел, — поцелуи спускаются цепочкой на шею, — как ты ему показываешь страсть, когда меня рядом нет.

— Страсть? — выплывая на лодке блаженства в реальность, Луис открыл глаза. Дьявол улыбался слишком открыто, целовал Кристиана и призывал к чему-то. — Фернандо, что? Что ты задумал?

Кристиан серьезно смотрел на короля — долго, прямо в глаза, как будто в мире больше не было ничего, кроме их карей янтарной глубины. Легрэ чуть прищурился, потом кривая усмешка исказила губы и взгляд — страшный, тяжелый в своей ледяной бездне, устремился на лицо юноши, словно уже жаждал вовсе не его тела, а его крови. Кристиан сглотнул, и казалось, что он хочет что-то сказать, но невидимая печать легла на его губы. Он внутренне сдерживал кого-то, кого Луис видел лишь однажды, когда Кристиан разбил ему в кровь лицо.

— Боже мой, нет, — вздрогнул герцог. Теперь он серьезно дернулся выбраться из ловушки, в которую сам себя заманил. Он так любил ходить по лезвию ножа, забываясь и отдаваясь слишком откровенно настоящим охотникам. Попытался приподняться на локтях, но узлы потянули вниз.

— Нет, — довольно протянул Фернандо, с наслаждением оглаживая руками плечи Легрэ — горячие мышцы манили, следы и шрамы напоминали, звали. Он нагнулся и слегка мазнул языком по яркому воспоминанию. — В этом одна из наших проблем. Ты какого Кристиана любишь?

— Прекрати, Фернандо, прошу тебя... — Луис заглядывал в глаза темному ангелу и дьяволу, который его призвал. Любит. Разве король не знает? Конечно, нет...

Кристиан смотрел на юношу, почти не дыша, но он слышал голос короля и, казалось, что внимал ему совершенно бессознательно. Зверь пробудился, выполз из норы и теперь с любопытством хищника разглядывал свою жертву. Легрэ знал, чувствовал, что герцог боится, но ничего не мог с собой поделать.

Луис уже видел эти синие бешеные глаза. Там, в подвале, когда Легрэ в первый раз взял его и избил. Герцог почувствовал себя овцой, которую окружили волки. Колени задрожали. В голове мешались последние несколько месяцев, где пытки и страсть были вместе.

— Мальчик мой, ты не ответил. Сознательно или нет — это уже неважно, — Фернандо заглянул в глаза Кристиана, в родственную душу. Влечение, страсть и борьба. Безумие. Король счастливо улыбнулся. До дьявола хотелось поцеловать, увидеть эти губы искусанными. — Луис, ты знаешь, что следует за этим. Сегодня я уступаю это право твоему вассалу. — Он легким поцелуем накрыл губы барона. Дьявол, тьма, тело разъяренно бились — еще, еще! — Кристиан, какое наказание сегодня будет у нашего мальчика?

Легрэ словно очнулся от этих слов и моргнул, потом взял с каминной полки нож — скользнул взглядом по лезвию, посмотрел на шею герцога.

— Мне понадобятся несколько гибких прутьев, две швейные иглы, кожаный ремень, чистые полоски ткани и серьга... еще молоток и гвозди.

Интерес короля к происходящему все возрастал. Все требуемое принесли достаточно быстро, оставив под дверью, сообщив о выполнении приказа легким стуком в дверь — естественно Фернандо не собирался кого-либо допускать в покои герцога.

Луису показалось, что он вздрогнул каждой частичкой своего тела, когда все необходимое было на месте. Переходя границы, его любовники стремительно увлекали юношу все дальше в мир своих извращенных фантазий, зачастую в кровати переступая через множество ограничений и диктуя герцогу то, что им нравится.

— Кристиан, — Луис попытался остановить Легрэ хоть как-то, хоть и сознавал, что игры не избежать.

— Что? — Барон раскладывал на краю стола нужные вещи, поглядывая на юношу серьезно, будто палач перед работой.

— Я хочу знать, что ты задумал, — герцог умоляюще поглядел на короля, затем опять на Легрэ. — Кристиан, — нежные губы, красные от поцелуев, задрожали. — Скажи...

— Съесть тебя, — иронично усмехнулся Легрэ. — Но Фернандо хочет взглянуть на мою истинную природу. Он хочет взглянуть, как бы я тебя наказал, одновременно сгорая от страсти. Потому, прежде чем мы с ним попробуем на вкус твою плоть, мне придется тебя помучить. — Легрэ осмотрел орудия будущей игры, серебряную серьгу, иглы и чистые полоски ткани он отложил на каминную полку, потом поставил для короля кресло сбоку от стола, чтобы Фернандо смог все хорошо видеть. — Расслабься, Луис. Получай удовольствие от боли и страданий. Ты умеешь. Мы с тобой много раз проходили это, помнишь, сладкий мой?

Юноша постарался дышать ровно, но нервно втягивал ноздрями воздух. Натянутые на запястьях шелковые отрезы натянулись сильнее. А затем герцог заставил себя ожидать боль. Она его настигнет. Другая, не такая, какую он умеет доставлять себе сам, добиваясь того, чтобы затихла боль в сердце или душе, а ярко-алая, с оттенком возбуждения — в ней Луис становился частью Кристиана и Фернандо.

Король спокойно сел в кресло и принялся наблюдать за приготовлениями, за Легрэ, за Луисом. Это было великолепное зрелище. Мужчина, за внешней невозмутимостью которого бушует страсть. Ее не видно, но она чувствуется в движениях, в словах, в еле заметном брошенном в сторону взгляде. Мальчик, распаленный, трепещущий, зовущий и желающий, но так до сих пор не до конца принявший собственное желание. И сладкое сумасшествие, разлитое в воздухе, оставляющее привкус порочной страсти на губах. Порок во всей красе — мальчик, брат, жестокая игра... Фернандо отхлебнул из бокала, чтобы смочить пересохшие губы и горло. Томительное ожидание тоже добавляет яркости в будущее блюдо.

Кристиан взял ремень в руки, ощупал, проверяя насколько тот мягок — выделка была хорошей, края гибкими, не способными причинить серьезных повреждений. Легрэ перекинул ремень свободно через горло юноши и прибил концы к столешнице так, что юноша мог свободно дышать, но подняться бы ему не удалось.

— Ты мне что-то хотел сказать, Луис, — вспомнил он между делом.

Юноша тихонько шевельнулся. Легрэ был серьезен.

— Нет, — он испуганно отвел взгляд на потолок. — Я тебе доверяю. Ты же знаешь...

Легрэ хмыкнул.

— Доверие — это хорошо, — сказал он. — Я сделаю тебе больно. Очень. Ты сможешь принять это? — Кристиан взял кинжал, обошел вокруг стола перерезая веревки, двигаясь с изяществом хищника — каждое движение — власть и сила, каждый шаг неслышен и легок.

— Не знаю, — герцог мысленно пытался приготовить себя, но он уже проходил это не раз. Будет больно... Больно? Холодный пот окрасил лоб маленькой капелькой, которая потекла по виску.

— Отвратительный ответ, — сдавленно проговорил Легрэ, свободной рукой схватил ивовый тонкий прут и со всего маху саданул по бедру Луиса. — Что за привычка балансировать между "хочу" и "не хочу". "Не знаю" говорят тогда, когда хочется сказать "нет", а надо говорить "да". Не лгать мне! — Легрэ наклонился над Луисом и прижал острие лезвия к его щеке, жестко глядя в глаза и не позволяя отвести взгляд.

Фернандо вытянулся в кресле, внимательно наблюдая за Кристианом. Суть короля довольными вздохами откликалась на каждое движение барона. Со своего места он видел отточенный профиль мальчика, его возрастающий утробный ужас, отражающийся в глазах и на коже. Пока прелестно... Еще один глоток терпкого сладкого вина, подчеркивающий желание происходящего.

Но Луис не видел ни улыбки короля, ни его садистского удовольствия. Сейчас он находился во власти Кристиана и острой боли на бедре. Лезвие неприятным ужасом холодило щеку. Синие глаза усмехались? Они были, скорее, недовольны. Юноша смотрел в них прямо, не мигая. Его единственным желанием сейчас было убежать и забиться куда-нибудь. А с другой, постыдная растущая похоть.

— Прости, прости меня, — Луис умолял не вассала, а уже господина, которому принадлежала жизнь. — Я все понял. Я не буду лгать...

Осторожное дыхание коснулось губ герцога, едва ощутимое касание губ к губам — такое ласковое, что в свете происходящего просто не верилось.

— Повторим вопрос, — тихо сказал Легрэ. — Я сделаю тебе больно. Очень. Ты сможешь принять это?

Луис силился понять, как он хочет ответить. Но голова предательски начала кружиться. Губы пересохли враз. Кристиан, зачем ты заставляешь выбирать? Мне очень страшно, — говорили голубые глаза. — Хочешь, чтобы я тебя потом не винил. Я не стану винить.

— Да... да... хорошо, — еле слышно прошелестел герцог.

— Держись, — ответил Кристиан, выпрямляясь. Он положил кинжал в изголовье герцога, для удобства свернул свой халат и сунул под бедра юноши, коротко взглянул на Фернандо. Затем Легрэ раскинул руки юноши в стороны. — Держись за столешницу так крепко, как только сможешь, пока я не разрешу отпуститься, ты понял?

Луис согласно моргнул. Его пальцы вцепились в дерево, белея от напряжения. Сердце рвалось из груди.

Король стал и сделал один неслышный для мальчика шаг, чтобы быть ближе, видеть его лицо полностью.

Кристиан был настолько сосредоточен, что не обратил на это внимания. Он недовольно осмотрел Луиса.

— Тебя надо почистить, — сказал он, щекоча кончиком прута мошонку юноши. — К тому же, я зверски голоден, — с этими словами, Легрэ склонился к плечу Луиса, кончиком языка поддел кусочки овощей — некоторые он проглотил, некоторые упали на стол. Когда Кристиан добрался до ключицы юноши, его зубы неожиданно впились в кожу так, что у Луиса от боли потемнело в глазах.

И он резко подкинулся вперед, но кожаная петля впилась в горло, придушила, давя дикий вскрик. Герцог опять бессильно упал на стол. Судорожно хватая ртом воздух, кашляя и продолжая держаться за края стола.

Фернандо чуть слышно втянул воздух, туша толкающегося в голову дьявола, настолько прекрасное было зрелище. "Еще, еще, еще" — безумие страсти тяжелыми волнами разливалось по комнате.

Кристиан двинулся дальше, лаская языком и ладонью, очищая юношу от кусочков пищи. Время от времени он кусал герцога, но уже не так сильно, как в первый раз. Над ключицей синим овалом проступил след зубов. Легрэ перехватил прут посередине и, вылизывая живот своей жертвы, стал легонько похлопывать кончиком прута по члену. Он поцеловал Луиса в солнечное сплетение и неожиданно, с рычанием волка, снова укусил.

В этот раз вопль был безумным, жалобным, умоляющим. Луис замотал головой. После очередного удушения, перед глазами все плыло. Слезы душили его. Больно, сладко, жарко... Страшно... Пальцы боялись потерять поверхность стола, как единственную возможность зацепиться за реальность.

— Молодец, — заметил Легрэ насмешливо, но без улыбки. Целуя головку члена Луиса, исподлобья взглянул на короля, не скрывая темно-синей бездны холодных, ничего не выражающих глаз, и таким Фернандо его видел впервые. Кристиан выпрямился, с дрожащего юного тела смел прутом остатки овощей и, склонив голову вбок, посмотрел на юношу. — В твоем возрасте мальчики любят играть в серьезные игры, не так ли? — риторически спросил он. — Я не хочу, чтобы ты скучал, сладкий мой. Мы сейчас поиграем в очень интересную игру. Хочешь? Хочешь поиграть со мной?

— Да, хочу, — Луис пытался привести себя в чувство. Заставить думать, но это ему не удавалось.

Кристиан в своей жестокости был великолепен. Он был как жрец, приносящий жертву темному богу, выполняющий внешне рутинный ритуал, который переворачивает все внутри, заставляя отправлять в загробный мир не только жертву, но и частичку самого себя, беря взамен силу божества. Луис, соглашающийся на боль, умоляющий, вызывал только одно желание — принести в жертву самым извращенным способом, все время продолжая вырывать из него стоны боли и наслаждения. Фернандо узнавал своих любовников с новой стороны и это затмевало разум. Он стоял, не шевелясь, с трудом сдерживая себя, чтобы не вмешаться, не испортить этот момент безумия и истины.

Кристиан не веря усмехнулся, но не стал допытываться правды. Хочет? Сейчас проверим.

— Правила таковы. Слушай очень внимательно. — Легрэ отложил прут и налил в бокал вина. — Я хочу, чтобы ты почитал мне стихи. Свои. Одно, самое прекрасное и чувственное. Дочитаешь до конца... Нет, не так. Сможешь дочитать до конца, получишь вознаграждение. После каждой строчки — тоже маленькое поощрение. Если собьешься, мы начнем сначала.

— Я ничего сейчас не вспомню, Кристиан.

— Начинай, — приказал Легрэ безапелляционно, поднимая кубок с вином над грудью юноши и проливая бордовую жидкость на горячее тело, на живот, на пах, на ноги. — У тебя как раз пара минут на передышку.

— Мне нравится небо в твоих волосах... — забормотал герцог, чувствуя, как по нему сладким струйками извивается напиток. — Бескрайнее чёрное небо.

— Сколько строк в этом стихотворении? — поинтересовался Легрэ, снова взяв прут и размашисто ударив им по краю стола так, что Луис невольно вздрогнул.

— Три четверостишия, — юноша всхлипнул. Укусы горели огнем, а голос Легрэ обжигал льдом.

— Жаль мало, но это уже на твое усмотрение. — Кристиан встал в ногах герцога. — Ноги сведи вместе, подтяни к животу, обхвати руками под коленями и начинай читать. Каждое слово — удар прута. После окончания строки ты выпрямляешь ноги, и я беру твой член в рот. Потом продолжаем.

Фернандо сделал маленький шаг еще ближе. Руки почти судорожно держали серебро кубка, узор впечатывался в кожу. Ноздри трепетали от запахов — кровь, вино, разгоряченные тела. Он нежно провел пальцами по всей длине кубка. Божественно.

Исполнить приказ. Герцог потянул ноги вверх. Как часто он сочинял темные строки, обращенные к своему архангелу. Никто и никогда не наказывал за волшебство поэзии. Стол больше не будет удерживать и скоро реальность утратит смысл. Что увидит там, далеко, Луис, который и наяву летает...

— Мне... нравится... небо... в... твоих... волосах...

На ягодицы обрушились пять не слишком сильных, но ощутимых ударов прута, оставляя яркие красные полосы на белой коже. Когда Луис окончил первую строчку, Легрэ грубо распрямил ему ноги и взял член в рот — двигаясь ритмично и сильно, он почти заглатывал его целиком, добиваясь того момента, когда герцог расслабится после ударов и начнет стонать совсем не от боли. И Кристиану это удалось. Юноша начал срываться на жалобные, умоляющие стоны, двигаясь навстречу жадным губам Легрэ, умоляя того не останавливаться каждым судорожным вскидыванием вверх.

Легрэ резко выпрямился, подхватил Луиса под колени и помог прижать их к животу — выглядело со стороны это странно: юноша, оглушенный напором чувств просто не успевал быстро реагировать на смену ситуации, а Легрэ, видимо, как истинный мучитель не собирался тратиться на ожидания. Все происходило настолько живо, что герцог не успевал опомниться, как боль сменялась наслаждением, а наслаждение — болью. Ягодицы и бедра Луиса к концу стихотворения оказались исполосованы настолько, что наверняка юноша теперь день не сможет толком сидеть. На последней строчке он кричал в голос и совершенно ничего не соображал.

Легрэ отбросил потрепанный прут в сторону и, распрямив колени юноши, склонился к его заплаканному лицу, убрал со лба спутанные взмокшие прядки волос.

— Хороший мальчик, — Кристиан словно огромный сильный взлохмаченный демон, нависал над герцогом и смотрел в его глаза пристальным пронзительным взглядом, после резко сместился вниз и, взяв в руку член юноши, чуть пощекотал кончиком языка верхушку головки. — Вот и твоя награда, — сказал он, а потом принялся за дело.

Бедный юноша уже не мог даже кричать, от постоянных попыток приподняться, горло саднило, ягодицы горели, как в аду. Покусанные губы, окровавленный подбородок, темные, с расширившимися зрачками, глаза, — герцог напоминал вампира, который от жажды хотел выпить кровь сам у себя. Теперь юноша беспомощно дергался под губами мужчины где-то на грани между потерей сознания и оргазмом.

Легрэ был теперь на удивление нежен — он приласкал губами мошонку юноши, свободной рукой чуть раздвинул ему ноги, погладил между ягодиц, надавил пальцем на анальное отверстие, проник вглубь. Сгибая и разгибая фалангу пальца, Кристиан словно что-то нащупывал внутри и когда он коснулся небольшого уплотнения и надавил, бедра юноши вздрогнули, он шире развел ноги. Довольно улыбнувшись, Кристиан обхватил губами головку члена, провел языком по крайней плоти, нежно сжал. Он ненадолго отвлекся, чтобы набрать в рот вина, и, не сглатывая, вновь вобрал член юноши в рот. Терпкий напиток должен был принести новые ощущения для юноши — приятно раздражая кожу легким пощипыванием, он усилит чувствительность, а когда Легрэ сочтет, что достаточно, он просто проглотит вино и продолжит губами. Он двигался осторожно, наблюдая за реакциями Луиса, надавливая медленно и ритмично на простату.

Фернандо подошел еще ближе и склонился над бароном. Целую в шею, следуя ритму, заданному Кристианом для мальчика, прошелся пальцами по спине, жестко очерчивая ранее оставленные им самим на теле брата следы страсти. Поцелуи перешли в легкие укусы и сместились на плечо, рука спустилась чуть ниже, оглаживая ягодицы Легрэ.

Луис видел, как две темные тени слились в одну. Комната сузилась до маленькой коробочки, в которой постоянно не хватает воздуха. Он ловил воздух губами, но продолжал задыхаться. Вскрикивал сдавленно на каждое движение пальцев внутри. Тягучая сладкая боль сменялась удовольствием. Тени над юношей сплетались, превращаясь в огромного демона. Значит, реальность отступила. И все теперь не так, как есть на самом деле. Герцога выгнуло навстречу тьме, как тетиву, готовую сорваться в преисподнюю.

Кристиана трясло от прикосновения короля. Он проглотил вино и, словно сорвавшись, стал терзать Луиса губами и пальцами, стремясь довести то ли до излияния, то ли до полного изнеможения, то ли до помешательства. Ему понадобилась вся выдержка, чтобы сейчас не развернуться к Фернандо и не впиться в его губы страстным поцелуем. Возможно, позже, когда на его губах будет семя и кровь Луиса.

— Пусти... не могу... умоляю, — герцога выламывало в пытке затянувшегося мрака, что сгущался, обнимал со всех сторон изогнутыми змеями, пронзал кожу железными крюками. Казалось, еще мгновение, и юноша взлетит над столом, став добычей черного бога, явившегося из глубин подземных. Он прорвет грудную клетку и вынет сердце, чтобы сожрать. Он лишит свободы навсегда...

Кристиан удвоил усилия — насколько это было возможным. Он подумал, что было бы неплохо, если бы Фернандо поцеловал мальчика, но тут уж не приходилось планировать что-либо. Кристиан чувствовал, что Луис на грани, и прерваться сейчас было нельзя. Легрэ ввел внутрь герцога второй палец, потом третий.

В награду мужчина получил такой дикий вскрик, что, наверное, слышно было в ближайших комнатах. На горло юноши опять надавила веревка. В попытке вырваться Луис дернулся вверх, мышцы свело сладкой судорогой, и он опал на стол в совершенном бессилье, отключившись на несколько мгновений от реальности.

Почти сразу же Фернандо подхватил под горло Кристиана и буквально рванул его вверх, перекрывая на мгновение дыхание. Жадным, злым, требовательным поцелуем, почти укусом, король пил вкус мальчика и вкус Легрэ, причудливо замешанные вином. Полуприкрытые черные глаза холодно улыбались.

Легрэ усмехнулся сквозь поцелуй, игриво прикусил ему нижнюю губу, придерживая за талию и глядя в глаза, шепнул.

— Еще немного. — Кристиан развернулся, схватил нож и, прижав к столу предплечье Луиса, надавил лезвием на кожу над венами — резкий рывок в сторону и из небольшого надреза засочилась рубиновыми каплями кровь.

Луис опять закричал. Слезы хлынули потоком из глаз, потекли на и без того влажные от пота волосы. Кровь пропитывала своим запахом все вокруг, будоражила, пугала. Теплые дорожки черными рисунками на белой коже писали свои, тайные руны.

— Я знаю, — холодная улыбка отразилась и на лице Фернандо. Он провел рукой по бедру мальчика. Дьявол с трепетом впитывал запахи, вкусы, движения, разжигая жестко колющие искры по всему телу.

Не сводя взгляда с лица короля, Кристиан поднял запястье Луиса вверх и накрыл рану губами, собирая соленую приятную жидкость. Потом был поцелуй — долгий поцелуй, примеривший его и Фернандо до конца времен, скрепленный кровью Луиса негласный договор быть сердцем верными друг другу, быть друг с другом жизнь. Слишком большое обещание, но такое необходимое сейчас.

Король и раньше впустил в свою жизнь двух столь непохожих людей, сейчас же, увидев, наконец, почти до конца суть и сущность любовников, любимых, Фернандо осознал еще одну странную вещь — он теперь вообще не рассматривает Луиса и Кристиана отдельно от себя. Если раньше, несмотря на все свои чувства, существовало отдельное понятие "Луис — Кристиан", то теперь оно исчезло, поглотилось. Его тьма с довольным вздохом впустила в себя еще две души. Губы слегка дрогнули. С трудом прекратив поцелуй, король прошептал на ухо барону:

— Еще сюрпризы на сегодня будут?

— Конечно, — коварно улыбнулся Легрэ и король ощутил эту улыбку кожей. Кристиан потерся щекой о щеку короля, шепнул на ухо: — Сейчас я покажу тебе, почему он полюбил меня.

Легрэ коротко поцеловал короля в губы и обратил свое внимание на Луиса. Кристиан освободил шею юноши от ремня, потом чистой тряпицей затянул его запястье и, взяв на руки, перенес на шкуры у камина. Усадив герцога себе на колени, Легрэ ласково прижимал его к своей груди. Невесомые поцелуи ласкали искусанные губы, нежа, прося прощения, признаваясь в любви легкими касаниями.

— Ты в порядке? — спросил он тихо, стирая кончиками пальцев слезы со щек любимого и тепло глядя в глаза. Этот прежний Кристиан совсем был не похож на того темного демона, мучавшего Луиса четверть часа назад. Это был Кристиан, который всегда спасал его, шел за ним до конца и слепо любил его — странного мальчишку, которого однажды Себастьян привез в монастырь.

Юноша отозвался не сразу. Он был слишком слаб, еще плавал в невесомости, но горячие руки и утешение заставляли прижиматься к Легрэ плотнее, искать в нем тепла. Луис с трудом отомкнул веки, но перед глазами продолжал клубиться туман. Нечеткие образы в пелене дождя. Предметы... Герцог не понимал, где он, лишь кивнул в ответ Кристиану.

— Ты великолепен, мальчик мой, — прошептал Легрэ, целуя Луиса в макушку.

Фернандо опустился на шкуру рядом с братом, обнял его за талию и нежно погладил мальчика по волосам.

— Кристиан прав, — король чуть прикрыл глаза, вызывая увиденное.

Герцог прижался головой к груди Легрэ. Сейчас он слышал голоса. Фернандо? Рука потянулась к мужчине, коснулась его, боясь потерять.

— Люблю, — шепнули губы тихо.

— Мы тебя тоже любим, Луис, — ответил Кристиан. Он с лукавой многозначительной улыбкой взглянул на Фернандо. — Загадай желание, — сказал он. — В ближайший час оно исполнится.

— Загадал, — король выжидающе посмотрел на Легрэ.

Кристиан уложил Луиса на шкуры и бережно укрыл одной из них, потом сел на колени перед Фернандо и, обняв за шею, сцепил руки в замок.

— Давай тоже с тобой поиграем. Никаких ограничений и запретов. Добьешься от меня слова "да" — я весь твой, пока не надоем, а если нет, я возьму тебя.

Король ласково улыбнулся и положил указательный палец на губы Легрэ.

— Поцелуешь?

Глаза Кристиана лукаво заблестели. Он чуть откинул голову назад, позволяя скользить пальцу короля по губам к подбородку и вызывающе усмехнулся.

— Возможно, — заявил он нагло. — Кто ж его знает, что мне в голову взбредет, когда я буду сверху.

Луис под шкурами шевельнулся и попытался приподняться. Голова кружилась, а в животе все ныло сладострастьем, что мешало вернуть назад рассудок.

— Ты так хочешь быть сверху? — Фернандо подвинулся ближе.

— А чего хочешь ты? — Кристиан ожег жарким дыханием скулу короля, скользнул губами к краешку губ, дразня Фернандо и распаляясь. Пусть Луис видит, пусть сегодня он увидит все, что между ними. Руки Легрэ легли на талию короля, привлекли к себе ближе. Еще недавно Кристиан и помыслить не мог, что безумно будет любить этого человека и хотеть его.

— Чтобы ты сказал "да", — Фернандо продолжал улыбаться, прижимая барона к себе все ближе, желание и дьявол продолжали жечь тело. — Скажешь?

Легрэ с улыбкой опустил глаза.

— Скажу.

Король приподнял голову мужчины за подбородок и спокойно произнес:

— Говори.

— Немного позже, — Кристиан взглянул на короля с тайным любованием. Его руки скользнули на застежку пояса, ловко расстегнули ее.

Губы Фернандо опять слегка дрогнули, возвращая на лицо внешне холодное спокойствие, скрывающее яростную жажду.

— Продолжай.

Кристиан мельком взглянул на герцога.

— Ты полежи там пока, ладно? — заботливо сказал он. — Мы с Фернандо слегка развлечемся. — Легрэ припал губами к шее короля, выцеловывая, прихватывая кожу до боли, тихо повторяя: — Ты мой... мой... только мой.

— Мой? — король до боли прихватил Кристиана за волосы. — Мне не нравится это слово. Но говори дальше, — продолжая держать барона жесткой хваткой.

Кристиан улыбался сквозь боль.

— Наконец-то мы перешли к моим любимым аргументам, — выдохнул он, и рывком опрокинул короля на спину. Ему нравилось их странное вечное противостояние, нравилось целовать Фернандо так, словно это он, Легрэ завоевывает его, дразнить его — дикого зверя, не знающего границ в боли. Кристиан сам был таким. Рыча от боли, Легрэ впился в губы Фернандо жадным поцелуем. — Мой, — простонал он.

В ответ страсти двух хищников откликнулась душа герцога, который очнулся от странного забытья и повернулся аккуратно набок, чтобы теперь любоваться долгим и страстным поцелуем. Его демон и ангел в противоборстве тел и сердец.

Фернандо зло даже не улыбнулся, ощерился, резко ответив на поцелуй Легрэ.

— Кристиан, нежный мой, — он еще сильнее сжал руку и потянул назад, оттягивая голову мужчины чуть ли не до хруста в позвоночнике, — тебе, я вижу, нужны дополнительные стимулы, чтобы ответить "да"?

— Ну, разумеется, — сдавленно ответил Легрэ, кладя руку на горло короля, молчаливо и не всерьез угрожая ему удушьем, а может быть, дразня еще больше. — Ты же хочешь этого, — Кристиан вжался бедрами в бедра короля. — Я дал тебе повод.

— Милый, теперь ты и за меня решаешь? — глаза Фернандо потемнели. Он отпустил руку. — Встать, — в голосе лишь ленивая сила, ничего более.

Яростный демон не выносил неподчинения. Луис вздрогнул от резкого приказа, словно это ему говорили, и тихонечко стал отдаляться, искать защиту... Его тело ныло от игр Легрэ. В голове жили инстинкты, повторяющие недавние ощущения. Юноша зарылся лицом в мех.

Легрэ медленно поднялся на ноги, не стесняясь наготы, распрямил плечи. Душа ликовала от остроты ощущений, от опасной игры. Но едва Фернандо поднялся вслед за ним, на губы барона поползла усмешка.

— Так? — испросил он, и словно издеваясь, скрестил руки на груди.

— Почти, — король чуть наклонил голову, рассматривая мужчину. — Легрэ, ты похож на бабочку.

Кристиан поначалу оторопел от такого сравнения, а потом задумчиво уточнил:

— А что случилось с моим любимым "Легрэ, ты идиот"?

— Расставь руки в стороны, — проигнорировал вопрос Фернандо.

Кристиан долго вглядывался в глаза короля, по жилам струилось тепло. Как же он любил такие игры на упрямство, осталось только сделать так, чтобы Фернандо взбесился по-настоящему — и дело сделано. "Заставь меня" — читалось в синих глазах.

— Альваро Феллучи совсем тебя разбаловал, как я погляжу. Он что, беспрекословно выполняет все твои приказы? А он в постели хоть шевелится или лежит бревном, как девственница?

— Бабочка, — нежно улыбнулся король. — Маленькая, с невидимо трепыхающимися крылышками, неизвестно откуда берущаяся и куда пропадающая. Если ее не прихлопнуть.

Он подхватил один из принесенных ранее прутьев и легко коснулся кончиком мошонки мужчины.

— Альваро Феллучи хорош, — прут очерчивает и дразнит кожу. — И прекрасно двигается. Пластика, как у кошки. Но ты же не это хотел сказать? — тяжелый взгляд почти давит к земле, прут чувствительно упирается в яички. — Говори, милый, я слушаю.

Кристиан попытался представить кошачью пластику Феллучи, и вынужден был признать, что Фернандо шикарно парировал его выпад. Когда же кончик прута оказался между ног Легрэ, у него из головы разом вылетел и молодой инквизитор Альваро, и нахальство. Сердце застучало сильнее, жар охватил мышцы, и мужская плоть снова налилась кровью и желанием любить. Кристиан шумно усмехнулся, выдержал паузу. Он взглянул в глаза короля, опустил руки вдоль тела.

— Нет.

Юноша не видел происходящего, но упоминание о Альваро Феллучи ранило его гораздо сильнее прутьев. Герцог понял, что слезы заливают длинный мех не сразу. Не издавая ни звука, он предавался теперь горечи, которая возвращала все черные краски.

— Бабочка, — еще одно движение прутом по мошонке, потом вдоль плоти, и спокойный, с едва видными всполохами, взгляд. — Подними руки и расставь ноги. Или боишься сравнения?

Кристиан взглянул на Луиса — коротко, но внимательно, мягко улыбнулся Фернандо.

— Нет. Но вот из чистого любопытства, я, пожалуй, выполню твою просьбу. Хочется узнать, что ты делаешь с бабочками. — Легрэ немного расставил ноги и поднял руки, не глядя на герцога сказал: — Луис, а ты разве не хочешь это знать?

Но юноша его почти и не слышал... Вниз лестница... уведи лестница в темноту одному побыть... Там Альваро Феллучи, как кошка гибкий, короля обнимет, обовьет его хвостом, потянет сладкой дымкой на кровать, станет мурлыкать на ушко песенки заморские... в темноту и не отзываться.

Фернандо сделал шаг к мальчику и коснулся его щеки легким ударом прута.

— Луис, милый, отвечай и смотри на меня.

— Не хочу... — герцог подтянул ноги к животу. Ласковый гибкий котик приходит в сны короля. У короля много аппетита и на бабочек и на котов. В животе скручивались жгуты.

Легрэ тяжело вздохнул и отпустил руки — придется отложить игру на другой раз. Жаль, он был почти готов сказать королю "да". Но беспокойство за Луиса было сильнее собственных желаний плоти.

— Легрэ, я разве тебе разрешал двигаться? — отреагировал Фернандо на попытку барона изменить положение. — Луис, мальчик мой, смотри, милый, смотри.

— Нет, — отрезал герцог. В слабой попытке подняться он словно набрался сил. Играть душой он не позволит даже королю.

Кристиан снова вздохнул, но возвращаться в прежнее положение не торопился — успеет еще, если вообще до дела дойдет.

Фернандо опустился на колени рядом с мальчиком.

— Луис, — он погладил рукой по щеке юноши, — смотри на меня, милый. Смотри, любимый, смотри.

— Довольно, я уже смотрел. И слушал, — взорвался герцог. — Выматывайтесь из моей комнаты, ваше величество.

— И что ты увидел? — Фернандо склонился к лицу мальчика.

— Вы-ма-ты-вай-тесь! — зарычал диким зверем герцог, вспыхивая, как свеча.

— Луис, — король прижимал мальчика уже собой. — Маленький мой, отвечай.

Тот ударял ладонями по груди Фернандо, отталкивал, злился все сильнее.

— Оба выматывайтесь...

Король некоторое время просто выслушивал истерику юноши, потом перехватил руки и спросил:

— Луис, ты любишь меня?

— Не буду я на твои дурацкие вопросы отвечать, — герцог продолжал сопротивляться, словно разъяренное животное, попавшее в капкан. — Уходи! Уходи! Уходи!

Легрэ стиснул зубы, он держался, как мог, и вдруг внутри что-то надломилось.

— Знаешь что, Луис? — сорвался он, злясь и тяжело дыша. — Да иди ты к черту! Ты лжец! Фернандо тогда был прав, сказав, что ты никого не любишь, кроме себя! Вместо того чтобы бороться за любимого человека всеми силами, ты гонишь его прочь! Ты просто избалованный самовлюбленный мальчишка! Привык, что с тобой все возятся, уговаривают, бегают за тобой! И то, что Фернандо сегодня здесь, а не с Альваро Феллучи, тебя почему-то не занимает! Ты все это устроил! Ты свел нас вместе, и ты хотел, чтобы мы были втроем! А теперь ты все рушишь?! Молодец! Видимо, ты у нас один только и способен страдать по-настоящему! Только знаешь, я не железный и не твой дворовый песик — захотел поманил, захотел выкинул! Ты мне всю душу вымотал! Хватит! Хочешь, чтобы я ушел — я уйду! Я же всегда твои желания выполнял! Иди к черту, Луис! Я надеюсь, теперь ты добился, чего хотел?! Доволен? — Кристиан быстро дошел до стола, поднял с пола халат и ушел, громко хлопнув дверью.

— И ты, ты тоже катись! Выматывайся! Ненавижу вас обоих, — Луис вырвался из рук короля и бросился к двери, за которой еще стояла бочка. Он закрыл дверь и задвинул засов. Из глаз текли слезы. Да, ничтожный мальчишка, которого можно использовать на свое усмотрение. Юноша подхватил глиняный кувшин и с размаху швырнул в стену. Начал сметать все на своем пути, не заботясь о том, что наносит себе раны. Под ноги ему рухнула и бочка. Вода окатила пол. Герцог продолжал трястись от того, что всегда был прав. Напрасен этот союз. Ни к чему... Хватит.

Фернандо посмотрел на захлопнувшуюся в соседнюю комнаты дверь и быстро пошел за Легрэ. Разъяренный мужчина не успел уйти далеко, и король, схватил его за руку, развернул к себе и поцеловал:

— Кристиан, пошли ко мне.

Легрэ так задыхался, что слова не мог сказать, и поначалу по наитию попытавшись вырваться, он вдруг понял, кто перед ним и крепко обнял короля за шею. Голова болела, глаза застилал туман, и Кристиану нечем было дышать.

— Прости... Фернандо, прости меня.

Король обнял барона:

— Давай я скажу твою любимую фразу — Легрэ, ты идиот, — поцелуй после этих слов показывал лишь неудовлетворенное желание, никакого обвинения или неудовольствия. -Идем ко мне.

— Да, — Кристиан утвердительно покачал головой. — Идем, — больше он ничего сказать не смог, но агония сменилась обычной болью и глухой тоской, и если бы не Фернандо, Легрэ сейчас наверняка бы сошел с ума. Через четверть часа они вошли в покои короля.

Фернандо отправил Легрэ к себе, а сам на минуту задержался, велев прислать к Луису Кармелиту, и если вдруг герцог не будет открывать дверь, просто ее выбить.

— Кристиан, — Фернандо закрыл вход на ключ, теперь им никто до утра не помешает. — Все будет хорошо.

Он подошел к барону и легко поцеловал его.

— У меня есть чудесный коньяк. Или вином предпочтешь продолжить?

— Лучше чего-нибудь покрепче, — серьезно ответил Легрэ. Он положил ладонь на щеку короля, он столько хотел сказать: о Луисе, о том, как глупо и прозаично все вышло, о том, что он изо всех сил старался примирить их троих, но язык словно онемел, и пальцы предательски дрогнули. Фернандо здесь, с ним — значит, Луис прогнал и его тоже. Все рушилось на глазах, и теперь Кристиан вдруг четко понял, что из последних сил пытается уберечь хоть что-то из того, что ему дорого. Горе не должно перекрывать любви, злость не должна, ни обида, ни ревность, ничто и никогда. — Как ты?

Фернандо просто язвительно-грустно улыбнулся и накрыл руку Легрэ своей.

— Луису пора взрослеть. Иначе он так и будет всю жизнь... — король запнулся подбирая слово, потом просто махнул рукой и подошел к столу. Наполнив два высоких кубка до середины коньяком, отдал один из них брату. — Надо полностью менять наше отношение к нему.

— Я давно об этом думаю, — Кристиан покачал головой, задумчиво глядя на свое отражение в янтарной жидкости. — Ему придется решать, чего он на самом деле хочет и учится нести ответственность за собственный выбор. — Легрэ подошел к Фернандо и посмотрел ему в глаза. — Мне, наверное, не следовало уходить. Накричать на него — да, но уходить не нужно было.

— Это бы ничего не изменило. Остался бы ты, вместе бы успокоили. Опять. И все осталось бы по-прежнему. А ты вспомни, какую настойчивость проявлял Луис для того, чтобы выяснить, что я к нему чувствую. И чтобы с тобой оставаться наедине, — Фернандо шутливо отсалютовал бокалом Кристиану. — Нужно дать ему возможность завоевать нас еще раз. Если мы ему нужны, то мальчик ей воспользуется. Если нет... Что-нибудь придумаем.

Легрэ отхлебнул коньяка из бокала — тепло разлилось в его животе, но лучше не стало, голова по-прежнему болела, и хотелось отключиться хотя бы на время, не думать о том, что произошло, что теперь, возможно, придется жить без Луиса. Как это сделать, Кристиан пока совершенно не представлял. Одно он знал точно — так больше не может и не должно продолжаться.

— Я больше не буду его ни о чем просить, давить на него как-либо, прикасаться к нему, и если он считает, что отношения — это игра и можно устраивать истерики по любому поводу, то я в этом не участвую. Довольно с меня обвинений во всех смертных грехах.

Фернандо наклонил бокал, наблюдая, как тягучая янтарная жидкость, оставляет свой след, окрашивая серебро в странный золотистый цвет.

— Луис так не думает. Когда ему больно, он бьет всеми доступными средствами, а единственное, что ему доступно — слово. Осознанно или нет, он знает, как задеть больнее всего, и пользуется этим. А потом... Потом приходишь ты или я, и все возвращается. И с каждым разом все больнее и больнее. Теперь нужно дать инициативу ему. Судя по всему, к тебе он к первому придет. Я ведь коварный изменщик, — глоток коньяка обжег горло, смыв горечь с языка, но не с души.

— С радостью скажу ему по этому поводу несколько слов. — Кристиан отхлебнул еще из бокала и нахмурился. — А я тебе верю, Фернандо. Может быть и зря, может быть, я в результате горько ошибусь, может, разочаруюсь и в очередной раз поступлю, как дурак. Я не знаю этого и не знаю, что будет завтра, но я тебе верю. Я никогда не упрекну тебя больше ни на счет Альваро Феллучи, ни на счет кого-либо другого. Возможно, что мы сами виноваты в том, что Луис такой. Он чувствует бессилие, и любое нарушение равновесия выбивает его из колеи. Он боится.

Король прикрыл глаза.

— Мне это странно говорить, но я рад слышать, что ты мне доверяешь. И я ведь не просто так попросил тебя показать ваши с Луисом игры. Он великолепен, но пока еще все-таки не готов. Тело приемлет, желание тоже есть, но, как обычно, все портит разум. Ты прав — он боится. Это неправильный страх. Он его парализует, а потом доводит до состояния полного неприятия окружающего, и себя тоже. Хотя сейчас уже получше, чем было раньше.

Отставив коньяк, Фернандо скинул сапоги и улегся на неразобранную кровать.

— Это будет тяжело, но сейчас остается только ждать. Если через неделю ничего не произойдет, надо будет постараться его подтолкнуть исподволь. Пусть решает — любит или нет, нужны или нет.

— Пусть решает, — тихим эхом повторил Кристиан. Он вспомнил лицо Луиса, его вдохи и слезы — такие сладкие, как он отзывается на боль и на ласку. Легрэ допил свой коньяк и налил себе еще. — Я для себя все решил.

— Кристиан, налей мне тоже, — Фернандо ощущал странное опустошение внутри. Последние несколько месяцев вымотали его как ничто раньше. Постоянное напряжение сказывалось все больше и больше, и, в конце концов, закончилось какой-то странной несостоятельностью в принятии правильных решений по отношению к мальчику. Может, действительно было лучше отправить их с Легрэ подальше, пока решалась проблема с инквизиторским "посольством"? Но так не хотелось отпускать, приходить хоть иногда, видеть, разговаривать, спать вместе с ними и засыпать рядом...

Легрэ принес королю бокал с коньяком и, отдав, присел на край постели. Близость Фернандо сейчас согревала израненную душу.

— Что, если он уйдет? — спросил он, глядя в карие глаза. — Ты думал над этим?

— Думал, много раз. И решал сам отпускать, думая, что так ему будет лучше. Только вот он приходил и появлялось осознание, что у меня не получится сделать это безболезненно для него. Как-то раз он сказал, что готов кормить моего зверя, что примет меня любым, и даже если я, потеряв разум, что-то сделаю, это будет что-то общее. Это идиотизм, но я до сих пор верю. Может быть, именно это и дает мне сейчас надежду, — король сделал глоток. Коньяк действительно был чудесен, но в тот момент хотелось просто забыться на чуть-чуть, чтобы собраться с силами, чтобы все потом сделать правильно.

Легрэ вздохнул. Если бы он понимал Луиса так же хорошо, как Фернандо, но он не понимал и терпел в своих попытках поражение за поражением. И иногда у него, как сегодня, просто отпускались руки. Чего хочет сам Луис? Быть с ним и с Фернандо — он сам так говорил, но раз за разом начинал барахтаться против течения и в этом состоянии он был до отвращения безумным. Он не умел принимать все таким, какое оно есть. Фернандо это касалось особенно. Луис не терпел изъянов в отношениях — он должен быть уверен, что его любят, иначе все летит к чертям. Когда он начинает сомневаться в себе или в других, он срывается, и Легрэ получил только за то, что нечаянно пошутил про Альваро Феллучи. Ни один его поступок — плохой или хороший ничего не значил для Луиса. Легрэ силился понять, почему ему указали на дверь, и не мог. Он усмехнулся и смирился с этим окончательно.

— Надежду на что? На короткое перемирие до следующего раза? Когда-нибудь, он наложит на себя руки и перед этим оставит нам длинное письмо с подробным списком кто, в чем и как перед ним виноват.

Фернандо задумался, не поднеся кубок до рта.

— Кристиан, ты в своих абсурдных идеях бываешь иногда до безумия прав. Письмо. Нужно сделать так, чтобы он нам написал письмо, раз сказать не может. Можно не письмо, стихотворение или поэму. Что угодно. Только нужно придумать, как это преподнести, чтобы не вызвать отторжения у Луиса.

— Смеешься? — фыркнул Легрэ, прогулявшись до стола за бутылкой. — Ты ему еще духовника пришли для исповеди. Он их любит.

— Нет, — глаза Фернандо уже загорелись идеей. — Стихи он пишет и прячет от нас, я думаю, что не только стихи. Нужно сделать так, чтобы он написал все, что думает и чувствует, но не для нас! А мы потом прочитаем — хоть что-то станет точно понятно. Только вот как? Кстати, нужно записать его стихи, пока еще помню, — король кинул взгляд на стол. Письменные принадлежности были на месте. — Кристиан, записать сможешь?

Легрэ пожал плечами и хлебнул коньяка прямо из бутылки, потом встал, оставил бутылку на полу и сел за письменный стол. Ему было тошно, но голова приятно кружилась, и мир слегка покачивался перед глазами.

— Диктуй, — сказал он, бездумно глядя в желтый пергамент. — Я сейчас тебе что угодно написать готов.

Король закрыл глаза, вспоминая все, что было пару часов назад. В паху сладко потянуло. Он облизнул губы и начал диктовать:

— Мне нравится небо в твоих волосах...

Бескрайнее чёрное небо...

Фернандо проговаривал весь стих, вспоминая все, что тогда видел — движения Легрэ, реакции и отдачу Луиса, их дыхание, всхлипы страсти... Мозг постепенно затуманивался.

Кристиан писал сосредоточено, стараясь не думать о герцоге, но яркими всполохами чувств в памяти оживали события вечера — такого прекрасного в начале, и такого отвратительного в конце. Каждое слово — удар. Игры на поражение. Когда стихотворение было дописано до конца, Кристиан некоторое время молчал, вглядываясь в ровные черные строки, и вдруг спросил:

— Фернандо, что бы ты сделал, если бы узнал, что у меня есть любовник на стороне?

— Удивился бы, — коротко ответил король.

— А если бы действительно был?

— Все зависит от обстоятельств, — Фернандо добился нужного ему состояния опьянения, когда мир теряет четкость, но еще не начинает кружиться бешеной каруселью. Мысли текли ленивой рекой и думать совершенно не хотелось. — Если бы узнал месяц назад, мог бы обоих покалечить. Сейчас, — он мечтательно улыбнулся. — О! Сейчас бы я с твоим любовником поиграл бы как-нибудь жестко. Пошутил бы так, чтобы ему не захотелось не только с тобой оставаться, но быть в одной стране с тобой. Ну и с тобой бы тоже чуть поиграл, чтобы понять, что тебе нужно от него.

Кристиан даже не заметил, как сломал пополам перо.

— Я начинаю понимать, почему Луис иногда так тебя боится. Может быть, я когда-нибудь рискну подразнить тебя подобным образом, — Легрэ вернулся к постели и, забрав из рук короля кубок, поставил на пол. Глаза в глаза. — А если бы любовника завел Луис?

— Кристиан, к чему такие вопросы? — Фернандо невольно напрягся, возвращая разуму хоть какую-то ясность.

Легрэ склонился к лицу короля и поцеловал его в щеку, крепко обнял, вдыхая его запах, впитывая в себя тепло его кожи, его силу.

— Забудь. Я просто пьян.

Фернандо прижал к себе барона. Тело уже вовсю сигнализировало о том, что они давно не виделись. Рукой он чуть предупреждающе сжал волосы мужчины.

— А теперь, нежный мой, — прошептал король на ухо Легрэ, слегка прикусив его. — Ты ответишь на мой вопрос. Мне надоели недосказанности.

— Хочешь знать, к чему я это спросил? — Кристиан прикрыл глаза.

— Да.

— Я хотел бы, чтоб ты просто задумался, что чувствует Луис, — Кристиан шумно вдохнул, гладя Фернандо широкими ладонями по спине, будто неторопливо жалея. — Знаешь, меня всегда злило, что ты понимаешь Луиса лучше, чем я, чувствуешь его лучше, что ли. Я только всегда все портил, но дело не в этом сейчас. Сейчас вся надежда на тебя, Фернандо. Постарайся влезть в его шкуру, почувствовать его снова. Ты сможешь. У тебя непременно получится. Если вмешаюсь я, то снова все испорчу... и не потому, что так было всегда, нет, просто я сейчас хочу все портить. Я не хочу его видеть и говорить с ним.

— Кристиан, а ведь он тебе пишет стихи, — король нежно поцеловал барона. — Пусть вы зачастую и не понимаете друг друга, но он тебе пишет стихи. Он тебя любит. А пока нам просто нужно спустить пар. Я вас ждал целых две недели, — с этими словами Фернандо жадно поцеловал Легрэ.

Легрэ не сомневался в том, что Луис его любит, но, увы, в жизни все устроено намного сложнее, и иногда, чтобы быть вместе одной любви недостаточно. Под гнетом непонимания и обид она все равно рано или поздно сломается и умрет, и может быть лучше отпускать сейчас — сквозь слезы, израненное в кровь сердце и невыносимые муки души, чем дождаться того момента, когда уже и в самом деле станет безразлично.

Легрэ отвечал Фернандо с желанием, и этот поцелуй был острым словно нож, и драгоценным как бриллиант, потому что дарил близость — такую нужную именно теперь, когда герцог в который уже раз гнал Кристиана прочь. Сколько повторялось такое? Легрэ сбился со счета. И он отчаянно целовал Фернандо, зная, что сам нужен ему теперь. Руки скользнули на грудь, освобождая от одежд.

Король помогал Легрэ избавлять себя от лишней, ненужной, мешающей одежды. Поцелуи становились все жарче. Было дьявольски странно ощущать себя только вдвоем, без Луиса, и от этого тоска, грызущая нутро не хуже куницы, выливалась в безумие страсти, затмевая глаза алыми всполохами.

— Ну что, нежный мой, поиграем чуть-чуть? — Фернандо склонился к Легрэ.

Кристиан показательно вздохнул.

— Я думал, мы любовью займемся.

— Любовью? — руки короля прошлись по спине мужчины и сжали ягодицы. — И с чего же у тебя появилась такая странная мысль? — он провел языком по шее Легрэ.

— Честно? — Кристиан позволял целовать себя, запоминал касание губ. — Мне просто нравится ставить тебя в затруднительное положение подобными вопросами... Давай сегодня поиграем со смертью, Фернандо. Жестко. Ты же умеешь, и хочешь, я знаю.

— Со смертью? — дьявол довольно лизнул в губы мужчину. — Со смертью... — ласковая улыбка не сходила с лица короля. — Возьми в сундуке штаны и одевайся, больше тебе ничего не понадобится.

Через несколько минут они были около псарни. Подойдя к отдельному вольеру, где виднелось несколько больших теней, Фернандо сказал:

— Это северные волкодавы. Он и слушаются только меня и двух псарей, которые растили их с детства. Натасканы охранять меня и для управления используются нестандартные команды, никакие "сидеть" или "лежать" не слушают. Единственный недостаток — тихо рычат перед нападением. Вон там, — король махнул рукой в сторону, площадка, где их тренируют. Я их там привяжу. Ты встанешь с одной стороны, я с другой. Твоя задача пройти ко мне ровно по центру — шаг в сторону и ты в пределах досягаемости псов. Ну как, пока задача легкая? — Фернандо с легкой сумасшедшей улыбкой повернулся к барону.

В синих глазах Легрэ блеснул огонек азарта.

— На раз плюнуть, — улыбнулся Кристиан, хотя на самом деле так не думал. От одной только мысли, что ему придется пройти под носом этих огромных сильных собак, в жилах леденела кровь — то, что надо, чтобы забыться. А еще лучше будет, если Фернандо привяжет какого-нибудь из своих песиков послабее. Легрэ легко поцеловал короля в губы. — Начнем?

— Какой ты нетерпеливый, — король провел большим пальцем по скуле Кристиана. Дьявол радовался и дрожал от нетерпения. — Раз это для тебя так легко, усложним задачу — я тебе глаза завяжу. Псы будут в полутора шагах. Так лучше?

— Намного, — слабой коварной улыбкой улыбнулся Кристиан, размышляя о том, чувствует Фернандо или нет, как сильно бьется сердце Легрэ, как напряжение сковывает мышцы и учащается дыхание. Собаки почуют его волнение, начнут кидаться, и обязательно, обязательно попытаются его достать. — Сколько примерно до тебя шагов надо сделать? — спросил Легрэ. — Вдруг я целым героически выберусь из этой переделки. Не хочу выглядеть идиотом, влепившись лицом в забор.

— Я думаю, десять шагов тебе хватит. И не беспокойся, я тебя направлю, если что. Кристиан, — Фернандо подвинулся вплотную к барону, — очень-очень внимательно слушай мой голос. Помни — собачки мои рычат перед нападением, — с этими словами король жадно, с жаждой разбуженного хищника, поцеловал Легрэ.

"Я надеюсь, ты меня потом сам покусаешь", — с восторгом подумал Кристиан, отвечая на поцелуй с тем же пылом. Он целовал короля словно в последний раз, словно перед смертью — жадно, влюбленно, вбирая в себя всю странную суть их не менее странной любви. Если бы не Фернандо, Легрэ бы сегодня сам шагнул навстречу этим собакам, влез бы в клетку к медведю и погиб бы в хорошей драке, переодевшись купцом пошел бы кутить по тавернам, напоказ хвастаясь золотом, чтобы утром его бездыханное тело нашли в придорожной канаве. Король, и сам не ведая, спасал его сегодня. Кристиан начинал задумываться над тем, почувствовал ли это Фернандо, заподозрил ли что-то подобное, когда догнал его в коридоре? Это было не важно. Сегодня Легрэ собирался бороться за жизнь потому, что ему еще что-то оставалось в этом мире, еще одна причина и один человек, на которого было не плевать. Прервав поцелуй, Кристиан улыбнулся.

— Зная тебя, мне как раз стоит беспокоиться. — Он погладил Фернандо по щеке. — Я буду слушать твой голос. Я его услышу.

— Прекрасно, — ответил тот. Монарх был уверен, что сейчас будет то, что им обоим нужно. — Отойди пока чуть в сторону, я собачек выведу.

Через несколько минут все псы были привязаны в надежно вбитые в ограждение площадки скобы. Фернандо указал Легрэ на место, с которого нужно будет начинать идти, и плотно завязал глаза платком. Отойдя к выходу, он негромко скомандовал:

— Ош!

Тишину ночи разорвал сильный хлопок. Псы замерли около ограждения.

Кристиан ничего не видел, но казалось, он кожей ощущает окружающий мир, точно знает, на каком расстоянии от него находятся собаки. Даже запахи стали острее: сырые камни, жухлая осенняя трава, опавшая листва, сухое дерево, и еще что-то, едва уловимое и головокружительное. Легрэ сделал осторожный шаг навстречу голосу короля и замер, прислушиваясь к ощущением и оценивая расстановку сил, словно ожидая, что острые клыки вопьются в плоть. Сердце забилось сильнее.

— Ну что же ты, нежный, пока все правильно, — раздался насмешливый голос Фернандо. Рукой он крепко держал за ошейник одного из псов. Окинув взглядом площадку, еще раз скомандовал, — ош!

Пока еще рано. Приготовившиеся уже собаки опять застыли. Кристиан просто притягивал взгляд. День открытий — сначала "жертвоприношение", теперь открывается новая грань любимого. Фернандо с вожделением впитывал разливающиеся в воздухе напряжение, страх, страсть. До бешеных, безумных, ярких вспышек в крови.

Легрэ перевел дух и усмехнулся, но как-то слегка нервозно. Он сделал еще два шага, замер, потом медленно пошел вперед, ступая как по канату, проверяя каждый шаг. Он понял, что за запах чувствовал — смерть — она витала в воздухе, играла, смеялась, разглядывая его с любопытством. И каждый шаг — как последний.

— У тебя не псы, Фернандо, ангелы господни просто.

— Еще четыре шага. И ты отклонился от прямой. Сах! — король щелкнул пальцами. Пес под рукой напрягся и Фернандо еще сильнее сжал ошейник. — Иди, нежный, иди.

— Кажется, мне следует поторопиться?

Словно в противовес словам, Кристиан замер, немного вертя головой и оценивая ситуацию, а потом ему в кровь прыснул азарт, и, наплевав на все, он просто пошел на голос короля.

Псы зарычали и рванули с места. Легрэ чуть отклонился направо от нужной траектории, и один из них почти сумел схватить его за руку, окатив ее теплым дыханием. Когда Кристиан рефлекторно дернулся, Фернандо спустил пса, которого он держал. Тот давно этого ожидал и в один прыжок обрушился на барона, прихватив его за шею зубами.

Кристиан вскрикнул, больно ударился головой о землю и не успел в себя прийти, как почувствовал огромные лапы на своей груди и острые зубы на шее — и тогда ему показалось, что это конец. Он попытался оттолкнуть пса, но челюсти немного сжались и из горла собаки сорвался протяжный угрожающий рык — это заставило Кристиана замереть. Ему едва удавалось дышать — хрипло, натужно, перед глазами поплыли цветные круги и он вдруг ощутил восторг от собственной беспомощности. Даже стало немного жаль, что Фернандо не прикажет собаке добить жертву.

Король присел рядом на корточки и начал легко, почти невесомо вести рукой по телу мужчины. Распаленное воображение рисовало страшные картины, которые очень хотелось воплотить в жизнь.

— Как ощущения, нежный? — с ленцой в голосе спросил король, и резко сжал руку на естестве Кристиана.

Легрэ выругался сквозь зубы. Вот такого он точно не ожидал. Пальцы проскребли землю, сжались в кулаки. Хорошая игра — полное ощущение беспомощности... теперь можно насладиться в полной мере, подразнить этого хищника еще, спровоцировать на вспышку истинного безумия.

— Пока твой песик занимает меня больше... — прохрипел Легрэ и соврал. Он чувствовал руку короля на своей плоти и это сладкое наслаждение перекрывало все остальное.

— Это ненадолго, поверь мне, — Фернандо хлопнул пса по боку, заставляя того его сойти с мужчины. Горла Кристиана пес не выпустил. — Я вот думаю, нежный, насколько тебя хватит, — с этими словами он принялся развязывать шнуровку штанов барона.

"Судя по всему, ненадолго",— подумал Легрэ, судорожно втягивая через нос воздух. Вспомнилось, как Луис кричал на него, и безумие становилось сильнее. Легрэ согнул одну ногу в колене и попытался дернуться — и снова сильные челюсти угрожающе дрогнули на горле, челюсти волкодава — такие с легкостью ломают пополам бедренные толстые кости, которые человеку не под силу перерубить топором с одного раза.

— Убери собаку, Фернандо, — попросил Легрэ как-то сдавлено, как и требовали правила игры. Разум кричал: "Еще!", кровь кипела, черти в душе бесились от восторга.

— Ц-ц-ц, — поцокал языком король, — какой нетерпеливый... И собаку убрать просишь, и ноги сгибаешь уже... Потерпи, милый. — Он погладил барона по щеке. — Приподнимись чуть-чуть или мне опять тебя раздеть? — Фернандо лизнул Кристиана в уголок губы.

По телу Легрэ прошла сумасшедшая дрожь. Голос Фернандо расплавленным золотом лился по венам, исцелял от той чудовищной боли, что терзала Кристиана. Легрэ немного приподнял бедра.

— А у меня есть выбор? — прошептал он, ловя на губах горячее дыхание брата. — По-моему, нет.

— Выбор? — раздался смешок Фернандо. — Выбор есть, но результат будет один и тот же. — Он сноровисто освободил Кристиана от одежды и с видимым удовольствием, любуясь, огладил руками бедра. — А теперь постарайся не двигаться, нежный. Для твоего же блага.

Фернандо сел сверху на ноги Легрэ и провел языком по его плоти. Дьявол красным застил глаза, толкая на безумства.

Сказать было проще, чем сделать — это Легрэ уже понял через минуту. Чертова псина не просто мешала ему здраво мыслить, но и контролировать ситуацию. Он был во власти короля — его дыхание, его наслаждение, его жалкая неправильная жизнь и Кристиан не хотел выбираться из этого состояния. Сейчас нужно было просто дышать, снова скребя пальцами холодную землю и не стонать, чтобы не провоцировать пса на агрессию. Легрэ почувствовал, как пес сглотнул, утробно ворча, и немного ослабил хватку.

Король еще раз погладил пса по морде, заставляя-таки отпустить горло барона. Теперь пес носом практически упирался в щеку Кристиана, периодически начиная того обнюхивать, переходя с лица на горло и обратно. На любое движение мужчины он скалил зубы.

— Я смотрю, милый, у тебя не очень-то хорошо получается выполнять приказы, поранишься еще ненароком, неловкий мой, — язвительно прокомментировал свои действия Фернандо. Ситуация пьянила и кружила голову не хуже лучшего вина и сам Кристиан был дьявольски привлекателен и в своей безрассудной решительности, и в своей полной отдаче. Лизнув напоследок уже сочащуюся соком головку барона, король встал и велел:

— Согни ноги в коленях.

Кристиан неторопливо выполнил приказ, наслаждаясь ровным глубоким дыханием. Делал он все медленно, не провоцируя пса короля на агрессию. Голый, открытый, Легрэ лежал на холодной земле.

— Я быстро учусь, — он облизал пересохшие губы. — Так лучше?

— Немного, — Фернандо встал на коленях между ногами Легрэ и принялся нарочито неторопливо распускать шнуровку на одежде, заставляя Кристиана гадать, что будет дальше. Дьявол толкался продолжить игру, а слабые ростки разума шептали, что нужно заканчивать. Освободив уже напряженный член, он несколько раз провел рукой по нему, пока не выступило семя, подхватил Кристиана под бедра и как можно резче вошел в него.

Легрэ ощущал себя так, словно его насадили на боль. Он не успел подготовиться, чтобы принять Фернандо и вскрикнул, откинул назад голову, вцепился в плечи короля напряженными пальцами. На несколько мгновений Кристиан совершенно утратил чувство реальности и разум его затуманился странной темнотой, когда же он вынырнул из нее, то понял, что сам двигается навстречу брату, стремясь слиться с ним в боли и в страсти сильнее, чем в горечи сегодняшнего вечера.

— Давай же, — хрипло попросил он, — сразу.

— Мог бы и не просить, нежный, — зло усмехнулся Фернандо, одним движением насадив на себя Кристиана и одновременно укусив его в плечо. Резкие движения, приносящие муку и сладость, выворачивающие душу, чтобы принять в нее другого и не отпускать больше никогда. Укусы, до красных, почти кровавых отпечатков, заставляющие тело вздрагивать и отодвигаться. Руки, которые не отпускают.

— Мой, — прорычал Фернандо, вбиваясь в Легрэ изо всей силы. — Мой, слышишь?

— Твой, — иногда вскрикивал, иногда стонал Кристиан, цепляясь руками и ногами за Фернандо, выгибаясь под ним, мечась, словно в агонии. Он впивался перепачканными землей руками во влажную кожу, зарывался в волосы, открывал для поцелуев и укусов шею, сходя с ума. Это было похоже на борьбу — дикую, жадную, ненормальную. Она возносила Легрэ к небесам, поднимала все выше на гребне наслаждения, и наконец, достигла пика — коротко вскрикнув, Кристиан оцарапал спину короля и, задыхаясь, бурно излился на собственный живот.

— Фернандо.

Сбивчивый шепот Легрэ послужил последней каплей, и король с гортанным криком кончил. Тяжело упав на согнутые руки над братом, принялся его чуть судорожно целовать.

— Кристиан...

Легрэ тяжело дышал, и чуть переведя дух, взял лицо своего короля в ладони и припал губами к губам. Он мысленно клял себя за то, что в каждом движении взгляде и вздохе проступала его любовь. Тело Фернандо было горячим, его губы солоноватыми и мягкими — от них невозможно было оторваться.

— Не выходи, — шепнул он, заглядывая в глаза. — Побудь во мне еще немного.

Фернандо мягко улыбнулся, но с той жестокой мягкостью, которая проявлялась, когда тьма затапливала глаза, показывая приближения безумия. Со странной нежной мягкостью, которая с некоторых пор появилась у почти ко всему холодного короля. Ничего не ответив, он начал опять целовать Кристиана, отдаваясь непонятно откуда возникшему чувству покоя и уверенности, что все будет хорошо. Не в первый раз у судьбы выгрызать то, что нужно, отдавая и зачастую ломая себя, лишь бы все получилось. Не в первый раз... Все будет хорошо... Через некоторое время пришлось прервать поцелуй.

— Нужно вставать, ты застудишься, — еще раз коротко поцеловав Легрэ, Фернандо встал и быстро привел себя в порядок. — Подожди здесь, я псов отведу обратно. Соле! — он повелительно указал на брата и принялся отвязывать волкодавов. Сидящий рядом с Кристианом пес спокойно улегся и завилял хвостом.

Легрэ погладил пса по косматой голове и тот резко обернулся, но, ткнувшись носом в руку Кристиана, учуял запах хозяина и не рискнул его укусить, хотя вид у пса был недовольный и Легре не стал искушать судьбу слишком сильно. Он поднялся и, наблюдая за тем, как Фернандо уводит собак в псарню, натянул штаны. Над головою раскинулось звездное низкое небо, и был виден млечный путь. Кристиан задумчиво взглянул на башенные окна — туда, где горел свет, где были покои герцога Сильвурсонни. Легрэ погладил Соле по голове.

— Хороший пес, — сказал он дружелюбно.

Вернувшийся Фернандо только хмыкнул, глядя на картину "дружбы" человека и волкодава.

— Пойдем, — он кивнул Кристиану и, ухватив пса за ошейник, повел его к псарне. — Теперь мои собачки тебя не тронут, — после этих слов монарх задумался и продолжил чуть менее уверенно, запирая Соле с остальными псами, — по крайней мере, не должны до моего приказа.

Через час, приведя себя в порядок с помощью горячей ванны, бальзамов и коньяка, Фернандо с Кристианом заснули в спальне у короля.

* * *

Через полчаса после ссоры в дверь, за которой скрылся Луис, деликатно постучали и раздался голос пожилой женский голос:

— Молодой хозяин, позвольте войти.

Юноша, который сидел на стуле у окна, огляделся на то, что натворил. Подхватил покрывало, накрылся им и отодвинул засов, чтобы выглянуть в спальню. Там стояла немолодая женщина, которую называли все кормилицей Фернандо. Герцог еще плотнее укутался в покрывало.

— Я... простите... уже очень поздно, матушка, — он смущенно прятался за дверью, стесняясь своей наготы.

— Вы уже простите, молодой хозяин, но его величество приказал прибраться у вас в комнате. Мы с вами не знакомы еще. Мое имя Кармелита. Вы разрешите?

Женщина не улыбалась, но, казалось, во всем ее спокойном облике было столько тепла и скрытого света, что рядом с ней хотелось успокоиться, расслабиться и забыть обо всех печалях и горестях.

— Не надо убираться. Я сам... сам уберусь, — юноша вытер рукой заплаканные глаза. — Завтра уже будет чисто. Он зря вас разбудил в столь поздний час. Я, правда, справлюсь.

— Молодой господин, так ведь я не сама буду убираться-то, вон сколько молодых бездельников по замку шляется, они и уберут все. Вы только позвольте. Негоже ночь в сырости проводить, — продолжила Кармелита, взглянув на лицо герцога, и возникало ощущение, что она имеет в виду совсем не разлитую воду. — Да и вам не пристало таким делом заниматься

— Я все равно не усну, — с благодарностью отозвался юноша. — И я сам беспорядок развел. А теперь поздно, очень поздно... Мне не хотелось бы никого будить, — Луис опустил глаза, глядя на свои голые ноги и размышляя над тем, как, наверное, глупо и взъерошено выглядит теперь.

— Ну что вы, молодой господин, слуги на то и нужны, чтобы за господами прибирать. Вы бы одеться хотели? Подождете в других покоях, пока здесь уберут, или останетесь? — в голосе женщины чувствовалась ласка и небольшая обеспокоенность, слишком уж растерянным и несчастным выглядел юноша.

— Наверное... Я... посижу... да... — кутаясь в покрывало, герцог нерешительно покинул комнату и глянул на разоренный стол, где еще торчал нож и болтался кожаный ремень. Прикрыл горло, на котором проступала синева. Поговорить? Они никогда с ним не говорят. Никогда не отвечают на вопросы... Они... он для них? Кто? Новая слеза и пустота в сердце.

Кармелита с жалостью посмотрела в спину юноши, и впустила слуг. Через четверть часа спальня была приведена в порядок, и она подошла к Луису:

— Пойдемте, я помогу вам привести себя в порядок на ночь.

— Да, конечно, — как же тяжело было подниматься. Тело все болело. Луис мог отдавать им тело. Заворачивался в шерсть, а сам внутренне закрывал все сильнее душу. Слушал ли Легрэ стихотворение, которое читал ему герцог, который сочинял строки на досуге, рисуя себе образ светлого рыцаря. Нет, он жаждал власти над телом. Слушал ли король, как звучал его голос, когда он говорил о Альваро Феллучи? Нет, он слушал свою страсть. Нельзя любить, когда такие разные, когда нет ничего общего, кроме кровати...

Кармелита помогла переодеться герцогу в ночную рубашку и еще раз тайком вздохнула — бедному мальчику должно быть больно.

— Молодой господин, — она неловко замялась, слишком неудобно было такое предлагать почти незнакомому, но оставлять так не годится. — Давайте я вам помогу чуть с синяками.

— Если есть мазь, то я сам, — смутился Луис. Он и так ощущал себя странно и... хотел сейчас лишь одного — зарыться в подушки и отключиться, хотя подозревал, что кошмары приду в видения странными образами, как бывает очень часто. Там не будет тепла. Там останется боль. Сдобренная советами Ксанте терпеть и молчать. Молчать и терпеть. Даже если будет совсем плохо. Сегодня герцог сорвался. Сказал, и его обвинили в неблагодарности.

Кармелита покачала головой.

— Сами вы не сможете как следует, не увидите, не достанете. Молодой господин, вам ли стесняться меня, старуху, — она опять светло улыбнулась. — Ложитесь, я вам помогу.

Луис подчинился. Он был не способен сейчас рассуждать. Но все равно стеснялся рук, которые обрабатывали его раны. Глаза неприятно щипало. Сердце трепетало от осознания, что нет больше места, где взойдет прежнее солнце. Осталось лишь зло и постоянные прятки:

Мне нравится небо в твоих волосах...

Бескрайнее чёрное небо.

Блуждают в нём грозы в прозрачных слезах

И звёзды прозрачного света.

В глазах твоих лёд. Жизнь открыта для зла,

Чистейшего зла, без изъяна.

Душа моя мраком отныне пьяна.

Пройду сквозь преграды и страны.

Огнём полыхнёт... Это сердце не в такт

Вдыхает тебя без остатка.

Меня ты ввергаешь в мучительный ад,

Со мною играешь ты в прятки.

Губы повторили, как молитву, стих, что оставил алые полосы на ягодицах и разорвал душу. Слезы вновь задушили и полились из глаз.

Кармелита присела рядом на кровать юноши, погладила его по волосам и начала тихим голосом петь колыбельную:

Спи, мой маленький ребенок,

Спи, я буду сидеть с тобой.

Дай тебе бог много счастья

В обманчивом мире таком.

Прекраснейшая из прекрасных,

Святая Дева Кастаньярская,

Когда придет час смерти

Заступится за нас (*)

(*) Колыбельная Кастилии

Женщина пела немудреную мелодию и продолжала гладить Луиса по голове, как маленького ребенка.

Голос женщины был тихим и нежным. Герцог слушал, а слезы все капали на подушку. "Ничего завтра не исправится. Никогда не исправится, — шептал разум. — Ты проклят... ты проклят, Луис... проклят Богом. Проклят людьми... Ты проклят..."

— Деточка, нельзя столько боли в себе носить, — слова Кармелиты лились продолжением колыбельной, мягко обволакивая ласковостью. — Ты поплачь, убери все из души, а я тебе потом другую подушку дам, негоже спать на подушке, наполненной черными думами. Эту мы сожжем, и улетит твоя боль черным дымом в небо.

— Не улетит... Она здесь, со мной, — еле слышно отозвался юноша. Тонкие пальцы сжали мягкий пух, горечь солеными каплями бежала дорожками по щекам. Чужой он здесь — в этом дворце. Совсем чужой. Лучше Фредерик бы оставался рядом с Фернандо. Он сильный, он умеет делать так, как хочется королю. Умеет играть с ним и зажигать черный огонь... Наверное, Альваро Феллучи тоже это удается.

Глоток воздуха через всхлипы. А Легрэ — глядит, чувствует, кажется, что понимает тебя до конца, а сам по друзьям ходит, жалуется. Не спросит, что на душе, только с телом разговаривает открыто...

— Чужой я здесь, матушка...

Кармелита неодобрительно поджала губы — вот Нано неслух, совсем ребенка довел.

— Деточка, чужой, не чужой — это уж как душа решает. Если душа отсюда рвется, значит, не судьба. Если душа хочет здесь остаться — помогай ей, — женщина продолжала потихоньку гладить Луиса. — Я уже давно к боженьке приблизилась, давно жду встречи с ним. Когда я поняла, что боженька уже ждет меня, посмотрела на свою жизнь, и поняла, сколько я всего неправильно сделала. Сколько всего из-за гордыни, боязни упустила. Стало мне так горько. Боженька мне столько всего давал, а я в слепоте своей прошла мимо. Деточка, ты душу-то очисти слезами да искренней исповедью, а там уже ее слушай. Душа — она частичка боженьки, не зря ее дьявол все время хочет искусить мыслями черными. Чем чернее душа становится, тем дьяволу радостнее — от боженьки еще одну душу отобрал. А светлая душа — это радость и боженьке, и всем архангелам и ангелам. Светлой душе все радуются.

— Богу я не нужен. Проклят я, — шепнул испуганно Луис. — Все в моих руках рассыпается, — он закрыл глаза, но видел, зрел, как в бездну падает. — Поскорее бы... Я только печали приношу, страдания одни... Мучиться заставляю и сам мучаюсь. Не хочу больше.

— Деточка, боженьке все нужны. Он за каждой душой приглядывает. Если ей хорошо — радуется, если плохо — печалится. Боженька ведь каждой душе выбор дает — какой ей стать. Ежели душа будет чистая и светлая — на покой ее к себе забирает, в райские кущи, а ежели душа темная — идет она к дьяволу, страдать до Страшного суда. Но вот куда душа пойдет — к боженьке или нет, человек сам решает. Если твоей душе плохо, то и другим, кто тебя любит, тоже плохо. Как же ты их сможешь возлюбить, если самого себя не любишь? Боженька же велит любить других как самого себя, а если себя не любить, то и других не полюбишь. Это все от дьявола у тебя такие мысли. Он твою душу совращает, черным красит. Чем больше красит, тем больше ты себя не любишь. А душа твоя бедная ломится к тебе, просится очиститься. Тяжело ей с такими черными мыслями быть. Плачет она от них. А что не хочешь — это правильно, нужно свою душу лечить израненную черными мыслями. Поплачь, деточка. Я тебе потом подушку с обережным знаком дам — будешь спать и светлые сны видеть.

Права, конечно, матушка, только по-своему, от добра права, а жизнь, юноша судорожно подтянул колени к животу... совсем другая. Злая и жестокая. Много в ней не зависит от стараний и желаний души...

— Нет любви никакой, нет ее совсем... Только печали да обиды. Только недоверие и зло. И огонь... много огня. Если бы вы видели, если бы слышали, что он мне сказал? Я ведь ничего от него не требовал. Ответа не просил. В душу не лез, не обвинял да и не посмел бы... И недоверие постоянное. Жалуется на меня друзьям, болтает о том, что мы тут делаем, подкладывает, как шлюху... — Луис всхлипывал, и было совсем непонятно, о ком идет речь...

Кармелита неодобрительно покачала головой — не похоже это на ее воспитанника, ой как непохоже. Он вон как светился буквально, когда юный герцог приехал. И какой ярый ходил, когда тот исчез.

— Деточка, любовь есть всегда, только мы иногда ее за горестями не замечаем. А стоит отодвинуть горести на минутку, да посмотреть — любовь всегда увидится, покажется. — Помолчав минуту, женщина продолжила, не переставая утешать нехитрой лаской. — Деточка, страшные ты вещи говоришь. Неужто, и правда так с тобой поступил? Он ведь такой счастливый был, как ты приехал.

Луис повернулся к женщине. Голова кружилась от выпитого вина до сих пор, по мышцам прокатывалась слабость. Ни к чему волнения добавлять и горести множить. Зачем он опять говорит? Зачем огонь разжигает?

— Вы простите меня... Я не то говорю, я... Мысли путаются... И все так перемешалось, что я уже ничего сам не понимаю, только знаю, что ничего хорошего не будет, — он опал опять на подушки без сил, вспоминая сладкие губы Фернандо и его объятья. Горя в поцелуях Кристиана.

— Ну что ты, деточка. Ты говори, говори, нам старикам что остается? Только поговорить, для другого мы уж и не пригодны. Хорошее — оно всегда в жизни есть, только вот не видим мы его зачастую из-за печалей и дум плохих.

— Скажите мне, матушка, почему? Почему Фернандо такой? Словно стена, за которую не достучаться. Он вопросы задает, а ответы словно и не слышит, а если слышит, то все переворачивает? Я ему ничего втолковать не могу. И если бы в дела его лез, если бы... — юноша задохнулся. — Не могу больше... Так болит сердце... Не будет хорошего... Лишний я.

Кармелита некоторое время молчала, перебирая узловатыми пальцами волосы мальчика, а потом начала напевно:

— Однажды Иисус Христос сказал — если ты придешь в полночь к другу своему и попросишь у него хлеба, он не скажет тебе "Уйди! Двери уже заперты, мне нечего предложить тебе, и я тебе не открою". Настоящий друг встанет и даст тебе требуемое. Поэтому Иисус и сказал нам: "Просите, и дано будет вам, ищите и найдете, стучите и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят." — окончив притчу, женщина помолчала минуту и продолжила. — Деточка, ты правильно стучался? Ведь не каждый стук в полночь услышишь — тот, к кому ты стучишься, может спать, может быть погружен в молитву, и просто его может и не быть дома. Стучать ведь тоже можно по-разному. Люди ведь все разные. И сердце у всех тоже по-разному болит. Иные и не показывают этого, ибо считают, что негоже.

— Вот потому и говорю, что стучаться бесполезно, — еще горше сжалось сердце. — Наверное, стучать и не стоило, потому как... всякий стук лишь добавляет боли. И чужой я, а не друг, — герцог лег на спину, хотя чувствовал, как нещадно жжет ягодицы. Постарался расслабиться — только ревность все кровавила сердце.

— Ох, деточка, какой же ты чужой? — всплеснула руками Кармелита. — Нано же тебе так радуется!

Странно было слышать, как матушка короля называет. Луис даже глаза снова приоткрыл. Фернандо, темный мой демон, зачем ты меня мучишь? Зачем ты мне душу бередишь и дразнишь? Зачем? Герцог вздохнул. Как бы не думала старая женщина, поступки говорят об обратном. Да и ничего другого юноша не ожидал. Ксанте всегда говорил, что люди любят заблуждаться, что идут за звездами, хотя должны смотреть под ноги. Для Луиса и король, и Кристиан были звездами. Голову совсем потерял, забылся, хотя с самого начала видел и понимал, с кем связывает судьбу. Не ожидал лишь одного, что они оба останутся, что полюбят друг друга, что братьями окажутся. Но об этом никто не узнает никогда. Болтать о тайне герцог не собирался.

Смиренно теперь глядел он на произошедшее. Хорошо теперь Легрэ отказаться от глупого мальчишки. Не скажет ведь королю, как разбойникам отдал, как под своего дружка чуть ли не подложил. Чистенький вышел... Знает, что промолчит Луис, не пожалуется никогда в сомнениях своих. Ударил больно, рассказав про Альваро Феллучи... Оба так и добивают.

— Матушка, скажите королю, что я уехать хочу.

Кармелита долго молчала, потом со вздохом взяла мальчика за руку.

— Завтра с утра скажу, пока вам, и тебе, и Нано, поспать нужно. Только вот, деточка, негоже вам так мучиться, друг друга убивать. Уедешь ты, и души, и твоя, и Нано опять черными станут. Ты же тоже его любишь, я вижу. Нано, он хороший, только вот с детства жизнь его била, да из огня в воду кидала так, что меч выковала. Я думала, что и не увижу, как он счастье найдет. А теперь видеть, как найдя, сразу теряет... Вы еще молодые, горячие, может, успокоите кровь и поговорите?

— Я пытался... — Луис потянулся к женщине, прижал ее руку к своей щеке. — Не вина Фернандо, что он меня не меня не слышит. Видимо, я говорить не умею. Все у меня так получается глупо.

— Ой ты, деточка, — Кармелита поцеловала юношу в лоб. — Нано, он умный, только вот он редко людям напрямую верит. Тебе-то он точно верит, иначе бы так счастьем не светился. Может, я тебе смогу помочь? Больно мне на вас смотреть, таких несчастных, дар боженьки убивающих.

— Спасибо, спасибо, спасибо, — губы поцеловали морщинистую руку. — Но как бы еще хуже не сделать... Лучше мне не злить его. И так я ему всяких глупостей наговорил. Зря говорил... в сердцах.

— Деточка, хуже куда еще? Вот ты только приехал, а с Нано уже поссорился и уехать хочешь. Даже полденька счастья у вас не было. Вот говоришь — глупостей наговорил. Глупостей не бывает, если они из души идут. А Нано тебе что ответил на твои слова?

— Я не помню... Я его прогнал... И убежал. Он... — Луис покраснел от стыда. Когда все произошло, Фернандо целовался с Легрэ и вспоминал о Альваро Феллучи. — Так получилось.

— Ох ты, горюшко, — Кармелита погладила юношу по голове. — Наговорил глупостей, прогнал и убежал. Так ведь после этого любому станет обидно. Ты, деточка, извинись за глупость и скажи все Нано без глупостей. Нешто он тебя не поймет? А то ходите, как два потухших солнышка.

— Я боюсь. Он сердится... Не могу я. Он начнет вопросы задавать, а я не могу, — слезы опять потекли по щекам. — Мы поссоримся опять. Я люблю его. Сил моих нет больше.

— Деточка, что ты ж ты ему не скажешь, что не можешь? — женщина аккуратно убирала слезы с лица мальчика льняным платочком. — Пусть лучше один раз посердится, чем все время. Любовь — это благо великое, но ведь ее и растерять легко сокрытием да страхами. Ее беречь надобно. Она счастье должна давать, а не слезы и горе. Любишь — уже счастье. Тебя любят — так это вообще счастье, которое редко встречается. Из-за страха от нее отказываться негоже.

— Есть то, о чем говорить — лишь дальше пропасть создавать. И так велика она, слишком велика между нами. Мы слишком разные. Простите меня, матушка, скажите ему, что я уеду. Лучше я буду дурным в его глазах.

Кармелита с жалостью взглянула на юношу.

— Деточка, что же ты так легко бросаешь в преисподнюю божеский дар? И душу и свою, и чужую в ад отправляешь? Мучаться же вам друг без друга до скончания века. Что ты себе на смертном одре скажешь? Я боялся, потому говорил глупости и прогонял, пока сам не ушел? — женщина опять ласковостью мудрого человека погладила юношу. — Ох, горюшко... Я-то скажу, но тебе же самому это сердце рвет на кусочки.

— Видимо, так нужно, — герцог опять спрятался в одеяло и подушки и теперь там лежал тихой мышкой, пока сон не настиг его тяжелыми и болезненными видениями, где Фернандо больше нет. Где Легрэ ушел навсегда...

Кармелита посидела еще чуть-чуть, наблюдая за юношей. Тот беспокойно ворочался, иногда что-то вскрикивал и кого-то звал. Еще раз жалостливо вздохнув, она вышла и через некоторое время вернулась, принеся новую подушку с вышитым оберегом и наполненную, кроме пуха, сухими цветами мяты — на такой сон будет лучше. Поменяв подушки, пожилая женщина тихо ушла. Луис даже не проснулся. Следующий час Кармелита потихоньку жгла на заднем дворе перо и пух, молясь о мальчике, который стоял на распутье и был готов пойти в ад.

На следующий день, ближе к полудню, Кармелита опять постучалась к герцогу. Она знала, что тот не то что завтрак не просил, даже еще не вставал, не допустив к себе слуг. Получив дозволение зайти, кормилица Фернандо закрыла за собой дверь и присела к нему на кровать, с беспокойством разглядывая Луиса. Как будто и не спал вовсе — вон какие синяки под глазами, весь бледный, изможденный.

— Деточка, — она взяла юношу за руку. — Совсем худо тебе?

— Болит... — герцог захрипел. Голос сел, горло саднило от ночных криков, синяк стал темным и вырисовывал на шее странный рисунок. — Я не хочу есть... Полежу, посплю... — юноша смущенно помолчал. — Мне лекарь нужен, — попросил, не решаясь назвать свою деликатную проблему.

— Могу и лекаря позвать, могу и сама тебе чем помочь, в травах чуток разбираюсь. Так как тебе лучше?

— Лучше травы и никого не звать, — сказал Луис. — Я вчера вечером попросил глупость. Ничего Фернандо не говорите, пожалуйста.

— Деточка, так я первым делом с Нано утром поговорила, — расстроилась Кармелита. — Вот он тебе написал. — Она достала из кармана передника свернутый в трубочку лист пергамента. — Ты пока почитай, а я за травками и мазями схожу. Только скажи — у тебя только снаружи болит и горло, али вовнутри тоже?

— Внутри, — Луис совсем покраснел. Но тут же побледнел, увидев письмо. Рука потянулась за ним, как будто к холодной стали тонкая ветвь.

Женщина кивнула, протянула письмо и вышла.

Луис развернул бумагу дрожащими пальцами. И пока читал, закапал все послание слезами. Ему было страшно, что вот сейчас прочитает, что-то ужасное, но текст совершенно не походил на ночные кошмары, более того, удивлял и заставлял задуматься о своей юношеской порывистости:

"Луис, так как ты мне запретил приходить к тебе, приходится писать.

Мне кажется, я понимаю причины твоего решения, но надеюсь, что оно не является окончательным и принято под влиянием эмоций. Я тебя люблю и не хочу отпускать, не попытавшись исправить ситуацию. В любом случае, я очень хочу с тобой поговорить, но прежде у меня есть одна просьба. Я знаю, что ты не только пишешь стихи, но и рисуешь. Я не знаю причин, по которым ты нам не показывал ни стихи, ни рисунки, но я надеюсь, что эту мою просьбу ты выполнишь. Я прошу тебя нарисовать портреты — мой, Кристиана и твой. Неважно как — вместе, парами, по отдельности. Нарисуй, пожалуйста. Если можешь, скажи, сколько времени тебе понадобится.

Фернандо"

Герцог вытер рукавом лицо, всхлипнул. Нарисовать? Он и так рисует их каждый день. Каждый день пишет всякие глупости или сочиняет образы...

— Матушка, — юноша поднялся на кровати, — поглядите в сундуке. Там много всего есть для Фернандо. Рисунки и тексты.

— Деточка, — Кармелита, вернувшаяся достаточно быстро и уже даже успевшая расставить на столе нужные бутылочки, мягко уложила юношу обратно. — Я не знаю, что тебе написал Нано, но пока это подождет, пока тебе нужно прийти в себя и отдохнуть. Давай я пока займусь твоим горлом, а потом и всем остальным. И не красней так, — женщина светло улыбнулась, — вот была бы я годков на тридцать помоложе, мог бы расцветать, как маков цвет.

Луис улыбнулся на шутку Кармелиты и уже более спокойно давался ей для процедур. Ягодицы горели ужасно, внутри все саднило от боли, но женщина смогла облегчить боль и теперь уложила герцога, напоив его заживляющими отварами.

Только вот сердце вылечить не могла никак, потому что... Даже если бы Луис и хотел, он не смог бы нарисовать сейчас ничего, потому что и сидеть как следует не мог. Пришлось отдавать то, что есть.

— Если его эти рисунки устроят... Я могу позже еще нарисовать...

Кармелита забрала листы и через некоторое время вернулась с еще одним письмом.

"Луис, я действительно впечатлен и ошарашен. У тебя настоящий талант, жаль ты раньше не сказал, можно было бы пригласить к тебе учителя, если бы ты захотел совершенствовать его. Но я бы хотел, чтобы ты нарисовал именно сейчас. Я понимаю, что у тебя пока нет возможности, я буду ждать.

Фернандо"

— Он сердится на меня еще... — юноша вздохнул. — Слишком занят? Да? — взгляд затравленного ребенка на Кармелитту. — Я нарисую... Но я теперь не могу... Хочу, но сил нет... Можно я посплю еще... — герцог вновь лег на подушки и почти сразу выключился. А когда пришел в себя, то уже был поздний вечер. И, кажется, его разбила лихорадка.

* * *

Прошло около трех дней после ночного скандала, во время которой герцог постепенно приходил в себя, прошла лихорадка, поджили раны, и юноша занялся учебой, хоть чем-то, чтобы не думать. Не видя рядом короля и Легрэ, он постепенно успокаивался, и ревность отступала, сменяясь постоянной тоской. Потому Луис отправил письмо к своему единственному, как он считал, другу — бывшему палачу Ваоло, попросив привести успокоительных трав и мазей. А сам все пытался нарисовать портрет для Фернандо да каждый вечер засыпал под песни Кармелиты.

Луис сильно переживал. Каждый раз, когда он представлял короля, то рядом вырисовывался образ Альваро Феллучи, красивого, словно изящная кошка, которая одной гибкой походкой способна вызвать желание. О Кристиане вообще думать было больно. Помимо чувства вины герцог постоянно думал о том, что мужчина способен простить королю измену... И не мог никак понять почему... почему не удается самому отказаться от жалящего чувства.

Прибывший в замок Ваоло поил юношу отварами и на все рассказы лишь качал головой, опасаясь, что Луис своим глупым поведением вызовет что-то похуже опалы. Уговаривал попросить встречи с монархом, требовал, чтобы юноша извинился. Тот отмахивался. Рисовал по вечерам на обрывках бумаги, где постоянно появлялись лицо то Кристиана, то Фернандо... И избегал контакта с кем бы то ни было, кроме неразговорчивого Ваоло, что теперь занялся вырезанием из дерева и составлял молчаливую компанию долгими вечерами.

Вот и теперь приближалась темная ночь. За окном моросил холодный осенний дождь. Золотом окрасились деревья, словно пытались сделать веселее низкое серое небо.

Луис сидел за столом. Горели три свечи, освещая стол. Герцог старательно переписывал трактат, в котором перечислялись травы и снадобья, которые могут понадобиться при различных болезнях. Эту книгу принес герцогу лекарь его величества, попросив сделать два экземпляра. Конечно, не работа для столь высокой особы, но юноше хотелось, чтобы его стараниями помощь людям распространялась, чтобы болезни излечивались.

Юноша выводил слова, а думал о том, почему в последнюю ночь, да и в остальные тоже, поступал так неразумно, вел себя, как ребенок? И Фернандо, и Кристиан прошли долгий путь. Они опытнее во многих вещах. Они поступают сообразно своему уму и желаниям. Они правы, наверное, что поступают так или иначе... Ксанте тоже требовал слушать, отвечать на вопросы, доверять...

Луис макнул перо в чернильницу, тихо вздохнув, почувствовал внимательный взгляд молчаливого Ваоло. Оглянулся, даря старого палача грустной улыбкой.

А затем отвернулся, чтобы задуматься над тем, что действительно все это время видит в тех, кого самозабвенно и искренне любит. И испугался еще больше. Фернандо — демон. Он умен, он самовлюблен, он никогда не станет слушать. Легрэ — воин света и тьмы одновременно. Его жизнь — фитиль, готовый вспыхнуть и сжечь все вокруг.

Сказать им, что близость заключается не только в плотских утехах. Сказать? Нет.

Конечно, никто не станет слушать. Слушают ли они когда-нибудь? Они думают, что игрушка капризничает и не подчиняется. И теперь все идет к тому, что оба откажутся... не от любви, от прихоти тела. Пусть так. Луис будет их любить просто так — без причины, сохранит частички памяти и соберет бережно острые осколки.

Милый Фернандо, милый Кристиан... любимые мои... простите, что не могу дать вам то, что вы хотите.

Почти всю ночь Луис переписывал книгу, чтобы под утро лечь на несколько часов поспать, а проснуться практически через час с четким желанием наконец разрубить гордиев узел, который затягивался на шее. Избегая встреч с Фернандо и отдаляя разговор, герцог не мог ничего решить, а потому должен был поговорить с Кристианом. Последний раз или нет, не важно.

Юноша быстро оделся, взглянул на Ваоло, который уснул в кресле, и пошел в сторону покоев Легрэ, но того не застал на месте. Слуга сказал, что господин барон с утра ушел в конюшню, а потом, вероятно будет занят делами охраны...

Что же, герцог сбежал по лестнице, выглянул во внутренний двор, где гвардейцы частенько упражнялись в военном деле, и, заметив в дальней части Кристиана, выдохнул, готовясь к короткому, но емкому разговору.

Легрэ стоял, опираясь локтями на перекладину, к которой обычно привязывали лошадей, и теребил в руках пшеничный зрелый колосок. Заметив Луиса, он какое-то время не мог отвести от него взгляда, а потом буквально вытряхнул себя из этого состояния и вернулся к прежнему занятию. Чего он только не передумал за эту неделю: столько фраз, слов, признаний, а теперь язык словно прилип к небу.

Юноша, нерешительно начал свой путь по периметру, все больше приближаясь к мужчине. С одной стороны, он сам стремился к этому разговору, а с другой... Кристиан. При взгляде на него в животе, в сердце, в голове поднималась любовь. И тем сильнее и болезненнее он становилась от того, что расстояние уменьшалось.

— Кристиан, — Луис говорил со спиной, но знал, что Легрэ его видел. — Удели мне несколько минут. Я тебя не задержу, — голос вышел почти ровным, но за ним пряталась горечь.

Легрэ помолчал, потом со вздохом качнул головой. Сердце в груди сжалось до боли и никак не хотело ровно биться.

— Хорошо.

— Не здесь, — просительно добавил Луис. — Где можно? Всего минуту.

— Идем в караульную, — Кристиан мельком взглянул на герцога и направился к небольшой башне в стене. Он открыл Луису дверь, пропустил его вперед себя. В караульной было пусто и пахло сеном и пивом. Легрэ зажег несколько свечей в подсвечнике на стене и сел за длинный обеденный стол. — Присядешь? — спросил он.

— Да, — в ногах правды искать не хотелось, и так те подгибались от волнения. Герцог присел и прямо посмотрел на Легрэ. — Я много думал, — начал он тихо, словно здесь еще кто-то был. — Я поступил дурно. Обидел тебя... Ты всегда старался поддерживать меня. Ты поступал, как рыцарь, но, Кристиан, я знаю тебя близко всего пять с половиной месяцев. И они были очень тяжелыми для меня. С одной стороны, ты защищал. Ты открыто выказывал симпатию... Я полюбил тебя в первый же день, как только оказался в монастыре... Но понимаешь, Кристиан, ты способен и предавать. Ты чуть ли не отдал меня своему другу Артуру... Возможно, ты скажешь, что это была игра, которая должна была меня развлечь. Но я две недели боялся. По-настоящему боялся. И... — юноша стал бледнее, чем обычно, — вся моя жизнь — она пронизана страхом. Я научился справляться с физической болью и даже нахожу в этом извращенное удовольствие. Но я все же живой человек... То есть и ты живой... Ты свободен в своих решениях. Я люблю тебя. Сильнее этого у меня не будет никогда. Но все слишком запуталось, чтобы дальше продолжаться, — на последних словах герцог порывисто встал. — Теперь я все сказал.

Кристиан смерил герцога странным беззлобным взглядом, потом запустил пальцы в растрепанные пряди и устало отвел со лба к затылку. Он поверхностно вздохнул, посмотрел куда-то в угол, обдумывая слова Луиса.

— Все сказал, — Кристиан сцепил руки в замок и, опершись локтями о столешницу, уткнулся лбом в переплетенные между собой пальцы. Еще вчера ему казалось, что он сносно выдержал все это, теперь стало намного больнее. — То есть сказать нам друг другу больше нечего. Ладно.

— Прости меня, я и так все время чувствую, что обманул твои ожидания. Какой ты, я могу принять. Принимаю это... Ты — нет. В этом нет ничьей вины, — герцог хотел погладить Легрэ по черным густым волосам. Сделал шаг вперед, так нерешительно и робко. И все же провел ладонью по голове, запоминая тактильные ощущения.

Кристиан не шевельнулся.

— Так говорят, когда считают виноватым не себя, а другого, и к тому же его жалеют, — отозвался Легрэ глухо. — Никто ни в чем не виноват, но это не так, Луис. Всегда кто-то виноват. Я чуть не отдал тебя Артуру, предал тебя. Тогда. И после, в домике у моря, когда позволил Фернандо говорить с тобой. Ну, спасибо, хоть сказал-пришел. Теперь, по крайней мере, буду знать, за что попал в немилость вашей светлости.

— В немилость? Светлости? — юноша отшатнулся. — Значит, ты нас до сих пор разделяешь... Ладно. Я, — глаза защипало, — все же... да, значит, правду говорил Ксанте... — Герцог пошел к двери и через секунду стоял уже снаружи. "Не так все говоришь, не так все делаешь, ты зло, Луис... Ты должен молчать, не вводить в бездну ада, не пробуждать демонов и усмирять свои желания". Юноша выдохнул. "Конечно, Кристиан будет считать так, как желает. Пусть считает, что винит... "

— А у тебя Ксанте — истина в последней инстанции, — Легрэ возник за спиной черной тенью, но не коснулся Луиса. — Всегда. Ты когда-нибудь своей головой пробовал думать?

— Да, и всякий раз, как я думал своей головой... он оказывался прав, — отозвался юноша. — Теперь — тоже. Его уроки, выходит, были правдой, — на глаза уже набегал туман дождя, но герцог держался из последних сил. — Мы поговорили, Кристиан. Ты мне ответил. Я тебе сказал, что думаю. Придется с этим жить...

"И ни к чему смотреть на звезды".

— Я надеюсь, что теперь ты счастлив, — ответил Легрэ, грустно помотав головой. — А еще, напоследок я тебе вот что скажу. Во мне куча недостатков и я не знаю, как правильно любить. Я этого не умею. Да, я вор, убийца и насильник. Но когда я останусь наедине со своей совестью, она не сможет мне сказать, что я что-либо и когда-либо делал во вред тебе. Да, твое благо я рассматривал в своем представлении и предавал я тебя только в этом. Но это все мои глупые ничего не стоящие на деле иллюзии. Я думал, что знаю тебя, но я ни черта о тебе не знаю! А ты обо мне знаешь все, выходит? Неделю назад я был просто сволочью, пользовавшей твое тело, а теперь я еще и предатель? Исходя из твоих слов, с этим осознанием я должен теперь жить? Перед тобой я виновен во всех смертных грехах, порочен — дальше некуда. Да нет, Луис, ты не обманул мои ожидания, ты убил меня, убил безжалостно и легко, как предателя. И шел ты сейчас сюда только за этим. Гордись собой, потому что я тоже тобой горжусь — ты хорошо усваиваешь уроки. Даже слишком. Ты из-за Альваро Феллучи сорвался, потому, что тебе невыносима мысль, будто Фернандо захотел еще кого-то — вот истина, и тебе без разницы, какие у короля были мотивы. А я лишь заодно под руку попался и теперь, чтобы оправдать самого себя в собственных глазах за ту ссору, ты вспомнил об Артуре и о том, что я сделал так, словно тебе не объяснял своих мотивов и мы не обсуждали это. Очень удобно сейчас сделать меня во всем виноватым, а после пожалеть, верно? Ксанте у тебя будет прав каждый раз, когда так или иначе в жизни будут появляться трудности. А жизнь — она всегда такая, Луис. Оступился, споткнулся, упал. Тебе проще думать, что Ксанте прав, чем что-то постараться сделать самому и доказать обратное. Фернандо — расчетливая сволочь! Альваро Феллучи прав. Легрэ — безбожник-изувер! Ксанте снова прав, положим. Тогда, объясни мне, какого черта за минуту до того, как указать нам с Фернандо на дверь, ты говорил — люблю?! — Легрэ повело назад, и он обессиленно уперся спиной в дверной косяк. Лицо его было белым, как полотно, дыхание сбивчивым, на висках проступил пот, а голос стал совсем тихим: — Я... зачем это все? — Легрэ обхватил голову руками и, пошатываясь, пошел в караульную. Его трясло, и подкашивались ноги и он, едва добравшись до стола, сел на скамью и бездумно уставился перед собой.

— Да потому что я мерзавец... Тебе ведь так удалось сейчас меня выставить, — развернулся к Легрэ герцог. — Хорошо ты умеешь говорить, Кристиан. Опыта у тебя больше в словесных баталиях. Вечно я дураком оказываюсь и в кровати, и в жизни. Да, я люблю. Слишком люблю. А ты пользуешься этим и теперь порывам честными прикрылся, как щитом. Что же, пусть так и будет.

Прикрылся? Честными порывами? Легрэ отчего-то вспомнились подвалы монастыря, тюрьма, смерть Луиса, как держа его бездыханное тело на руках, он едва не сошел с ума. Злость вдруг сменилась странной апатией. Кристиан попытался проглотить вставший в горле ком, но не помогало. Что ж, теперь Луис побудет в его шкуре — вечно и во всем виноватого мерзавца.

— Делай, что хочешь, — сказал он. — Я тобой пользоваться больше не намерен, и твоей любовью тоже. Если тебе от этого настолько скверно, то так действительно не может больше продолжаться. С этой минуты я не буду ни к чему принуждать тебя и ни о чем тебя просить. Никаких объятий, поцелуев и, боже упаси, пыток. Живи спокойно. Я тебе не враг, Луис.

А ведет себя, как враг, как настоящий враг... Юноша опустил голову. Господи, на что он надеялся? Кристиан всегда был жестким в своих решениях и мыслях. Герцог выровнял дыхание и, сорвавшись с места, побежал прочь. Лишь уже на лестнице он осознал, что слезы застилают глаза. Здесь же его и поймал за рукав Ваоло, который обнаружил, что Луис мчится куда-то, как сумасшедший.

— Ты всю ночь не спал. Куда ты ходил?

— Никуда, — герцога трясло, как в лихорадке.

— Я понял, что это за "никуда". Решил, что сладишь с Легрэ? Надо быть полным идиотом, чтобы соваться в пасть к разъяренному волку, — палач подхватил Луиса и потащил вверх по лестнице. — Мало тебе неприятностей. Вот послушай меня — он по тебе сапогами пройдет лишь бы что-то втолковать. Иди в комнату и... Я сам с ним поговорю.

Ваоло тяжело вздохнул и отправился во двор. Пересек его, иногда пригибаясь и уходя от выпадов мечей — гвардейцы так и не прекратили тренировку.

— Легрэ, — рявкнул, заставляя мужчину обернуться. — Я видел, что ты любишь Луиса. Я знаю, что ты к нему испытываешь. Но теперь я против, чтобы вы общались. Что бы между вами ни произошло, это не стоит того, чтобы быть таким упрямым идиотом.

Кристиан запихал в дорожный мешок грубую веревку и временно отложил свои вещи на бочку, что стояла в углу.

— Ты прав, не стоит, — сказал он ровно, рассеяно потирая пальцем висок. — И не люблю я его вовсе, по его словам, и не любил никогда — пользовался. Впрочем, какая теперь разница. Мы друг другу тут столько хорошего наговорили, что все слова кончились. Нам больше нет причины общаться, да и поводов я намерен не давать. Это все, что ты мне сказать хотел?

— Слова — чушь... Сам знаешь, что чепуха. Ты волен был его прогнать. Прогнал? Теперь не жалуйся. И не в словах дело ведь, так? Уходишь, значит? — палач прищурился беззлобно. — Неделю целую о тебе только и говорили. Молодой он и глупый. А ты, оказывается, просто болван. Что же, не любишь, так ему и скажу... Нечего грезить тогда.

Легрэ отвел взгляд и, хотя его мозг горел в жуткой агонии, он попытался взять себя в руки, найти хоть одну причину, чтобы проявить заинтересованность в происходящем и не сойти с ума.

— И что же он говорил?

— Что боится тебя выдать, что опасается, что ты с королем рассоришься из-за той поездки, если Фернандо узнает, — Ваоло покачал головой. — Любовь вколачивают с кровью? Так, Легрэ? Я бы тебя сам выпорол, как ты его порол неделю назад после того, как вы его с Фернандо чуть ли не до срыва довели.

— Что ж, — усмехнулся Кристиан, — я сам сегодня расскажу королю всю эту историю в подробностях и, не выгораживая себя, и кто знает, может еще тебе выпадет возможность меня не только выпороть. Герцогу больше не придется за меня бояться. Мне от его забот хуже, чем ему от моих побоев.

— Хочешь, чтобы он повесился? Зря я тебе противоядие дал. Ты казался мне разумнее, чем есть. Что же, это не мое дело. Я всего лишь плебей, убийца... Рассказывай, — Ваоло пригладил седые пряди. — А я мальчика тогда увезу, пожалуй, раз ты и дальше играть собираешься. Есть верное средство от любви — забвение.

— Слушай, Ваоло, — сорвался Легрэ, хватая мешок и начиная складывать в него топор и какие-то тряпки — делал он это резко и сосредоточено, — чего Луису от меня надо? Он сам прогнал меня от себя! Вычеркнул меня из своей жизни! Какое ему теперь вообще дело, что со мной будет? Выставив меня за дверь, он не слишком беспокоился о том, доживу я до утра или нет? Выпорол я его? Если бы я был уверен наверняка, что ему это очень не нравится, я бы его пальцем не трогал. Ему просто доставляет удовольствие вытирать ноги о тех, кто от него так или иначе зависит, а потом жарко мириться. Знаешь, сколько раз он со мной это проделывал? И еще неизвестно, кто тут заигрался, Ваоло. А по твоим словам выходит, что я его избил и теперь еще и издеваюсь над ним. Освобождаю я его, Ваоло, освобождаю от себя, чего непонятного? Тихо-мирно отступаю и сдаюсь на милость обстоятельствам. Он хотел свободы — вот она. К чему эти разговоры о том, кто виноват и что делать?

— Ладно, — примирительно кивнул палач. — Решил так решил. Что уж топором махать. Вероятно, ты прав, а он ошибается. Значит, так и надо, чтобы так было, значит так Богу угодно, чтобы ты и он разошлись. Не мне тебя учить. У тебя своя голова на плечах.

— Так угодно Луису, — ответил Кристиан, взглянув в глаза Ваоло с тоской. Палач и есть палач — добил-таки разорванное на половины сердце. — Он много раз отрекался от нас, а я ему не позволял этого делать. Я виноват перед ним в том, что люблю, что не хотел отпускать, что не понимаю, в том, что у меня сейчас нет сил — здраво мыслить и правильно поступать. Он сказал, что ненавидит меня, потом сказал, что любит. Я запутался, Ваоло, мы оба запутались. Знаешь, Луис умеет так искренне ненавидеть, что его признания в любви на фоне этого просто меркнут, как жалкие свечи. В том, что он устроил неделю назад, было куда больше истины, чем во всем остальном. Передай ему, что мне жаль... а еще, что ему не нужно бояться за меня. Фернандо знает все и я свою кару за все уже получил.

— Я ничего передавать не буду, — палач сощурился, разглядывая Легрэ. — Если вы говорить не умеете и не слышите друг друга, то в словах смысла нет. Если Луис хочет за тебя бояться, пусть боится. — Ваоло усмехнулся теперь уже зло. — Ты трус, Легрэ, — заключил он окончательно. — Ты любви боишься. Ладно он — мальчишка — сам еще не понимает, что влюбился и испугался своих эмоций. А ты от него отрекся не тогда, когда сложно было, когда смерть обоим улыбалась, а тогда, когда отношения строить нужно. Трус и есть.

— Чего ты добиваешься? — Легрэ вздохнул и скрестил руки на груди.

— Хотел еще раз поглазеть на того, кого мой господин любит. Делать нечего, вот и шатаюсь по замку... чего уж непонятного? — огромная тень качнулась, и Ваоло прислонился к косяку. — А может, на драку нарываюсь... так бы и звезданул тебе по морде, Легрэ, остолопу.

— Так двинь, — спокойно отозвался Кристиан, — для этого не нужно говорить — было бы желание. Правда, вряд ли я тебе сдачи дать смогу, но это не важно. Луис ошибается, Ваоло. Именно потому, что молод. Он не любит меня. Он слишком хорошо дал мне это понять сегодня.

— Если бы не любил, то не пошел бы сюда, — проигнорировав пожелание Легрэ, Ваоло задумчиво посмотрел на площадку, где разворачивалась маленькая баталия. — Он тебя оттолкнул, потому что любит слишком сильно. Любит так, что голову совсем потерял. А вот твоя голова на месте, но ты, к сожалению, болван.

— Я его тоже сейчас оттолкнул, потому что люблю, но это ничего не меняет. Ему не понять моей любви, мне — его мотивов, а он ничего о них никому не рассказывает. Обо всем приходится самому догадываться. Без доверия и умения решать конфликты без истерик ничего не выйдет, Ваоло. Когда-нибудь, Луис найдет человека, который сделает его по-настоящему счастливым, и, к сожалению, это буду не я.

— Что же, ты уже решил... Хоть так. Спасибо, что сказал. Я хоть буду знать, как ему объяснить, что ты от него отказался. Не сейчас, когда он немного придет в себя и готов будет принять, что ты его бросил, — Ваоло отделился от двери. — Благодарю за откровенность, барон Моунт, — палач грубо поклонился и отправился обратно, по пути сбив сразу двух гвардейцев с ног всего лишь одним четким ударом.

Луиса он застал в слезах в своей спальне. Вокруг валялись порванные листы со стихами и рисунками. Сам же герцог опять отбил себе ремнями все пальцы.

Палач молча принес воды, умыл Луиса, попросил слугу сделать успокоительного питья и взял мальчишку на руки.

Почти час он успокаивал герцога, потом собирал листы, на которых четко просматривался один и тот же сюжет. Фернандо, Легрэ... Мужчина еще больше нахмурился. Глянул на задремавшего на кровати мальчишку. Лихорадку они с Кармелитой вылечили, а вот остальное в руках господа. Ну, или в руках палача. Немного подумав, Ваоло отправился к кормилице короля и отдал той порванные листы.

После тяжелого разговора с Луисом Легрэ много размышлял над словами Фернандо о том, что теперь их мальчику придется их завоевать заново. Кристиан надеялся, что это произойдет, но теперь совершенно не представлял — как. Похоже, что Луис не очень понял, что произошло на самом деле. Казавшаяся обычной ссорой ситуация неожиданно обратилась в серьезный разлад и Легрэ не видел выхода. Мириться через постель можно сколько угодно — зная отзывчивость герцога и пристрастия Фернандо и Кристиана — это было легче легкого, но в корне ничего не меняло. Герцог может и любил их, но совершенно ни во что не ставил, а в особо скверном настроении — и подавно. Кристиан жалел, что ошибся в нем — Луис не мазохист, а значит, что все, что было между ними с самого начала — обычное принуждение. И тут уж точно никто ни в чем не виноват: и что Легрэ — мучитель, и что Луису не хватило сил разъяснить ему все с самого начала. Кристиану было скверно и противно от самого себя, от понимания, что он никогда больше не сможет поднять руку на герцога, даже если они каким-то чудом не разбегутся по разным концам мира, даже если Луис сам его будет просить. Легрэ будет терзаться неудовлетворенностью — о том, чтобы взять доминирующую роль в паре с Фернандо и речи быть не могло, а соответственно Кристиан сорвется в результате, и либо убьет какого-нибудь случайного мальчишку, неудачно подвернувшегося под руку, либо пойдет по тавернам искать временного утешения. Искать кого-то другого для постоянных тайных встреч он был пока не готов, да и признаться, совсем не хотел. Единственным выходом ему казалось — уехать на время, не из города, из замка хотя бы, чтобы все обдумать и остыть, но он не мог бросить Фернандо. Легрэ понимал, чувствовал, что нужен ему, а потому не мог и загонял все свои эгоистические порывы куда-подальше. И зачем он собрал этот дурацкий мешок? Веревка. Глупо.

Вечером Кристиан все же решился поговорить с Фернандо. Король долго был занят делами и Легрэ около двух часов провел у дверей его кабинета, прося слуг о том, чтобы они не докладывали, что он здесь и, не решаясь войти, но потом ему это надоело и, улучив момент, когда Фернандо был не особо увлечен делами, бесшумно вошел в кабинет. Теплое блио простолюдина поверх длиной рубахи и меч на поясе говорили о том, что он собрался куда-то ехать.

— Кристиан? — король поднял глаза и жестом отпустил секретаря. — Что случилось?

Глядя в глаза Фернандо, Легрэ сглотнул, потом скользнул взглядом по резным стрельчатым окнам, медленно подошел к столу.

— Я говорил с Луисом, — сказал он и весь его вид говорил о том, что разговор кончился плохо.

— И решил уехать, — взгляд короля мазнул по одежде Кристиана. — Садись, рассказывай.

— Я не уезжаю, Фернандо, — Легрэ сел в резное широкое кресло, напротив рабочего стола и, небрежно закинув ногу на ногу, оперся рукой на подлокотник. Кристиан задумчиво потер лоб пальцами, глядя на короля, сказал:

— Несмотря на то, что мне сейчас этого очень хочется, я не намерен бегать от проблем. Просто в четырех милях от столицы должен находиться мой друг. Хочу встретить его, а то он что-то разъездился по твоей стране без спросу, да еще и с фальшивыми документами.

Фернандо заинтересованно посмотрел на Кристиана:

— Тот самый? Который помог тебе осуществить якобы кражу Луиса? И которому ты на мальчика жаловался? — он нехорошо прищурился. В руках короля как по волшебству появился кругляшок золотой монеты и побежал "змейкой" по пальцам.

— Да, он, — Легрэ задержал взгляд на монетке в руках любимого. — Ты, смотрю, заинтересовался. Что у тебя на уме?

— А пригласи-ка ты его погостить. Здесь, — взгляд короля Фернандо становился все более злорадным. — Только сначала расскажи, что у вас сегодня с Луисом произошло.

— С Луисом? — Кристиан пожал плечами. — Ничего особенного. Он пришел, наговорил мне гадостей. Я в ответ наговорил гадостей ему и мы разбежались. Потом пришел Ваоло и стал говорить мне что-то, но я не особенно запомнил — что именно. Кажется, что Луис любит меня и боится, что ты из-за всей этой истории с похищением рассердишься на меня, — Легрэ тайно от короля сглотнул вставший в горле ком и попытался сменить тему:

— Значит, его высочество принца Самира Аль-Хана-Абасса сюда пригласить. Хорошо. Думаю, он будет рад. Особенно если учесть, что арабы хотят вести торговлю с нами.

— Занятно-занятно, высоко Себастьян забрался в своих попытках подгрести торговлю под себя, — протянул Фернандо, быстро оценивая, какие проблемы нужно будет решить. — Ему что-нибудь особенное нужно будет подготовить в покоях?

— Место для битья мебели и посуды, — усмехнулся Легрэ. — Его мальчики жутко любят ссориться. Не понимаю, зачем он целых трех с собой тащит, там бы и один Кевин справился за весь гарем. — Кристиан стал серьезнее. — Фернандо, что у тебя на уме? — повторно спросил он. — Давай сразу проясним все вопросы относительно похищения Луиса. Я должен быть уверен, что принц не пострадает по причине твоей ревности, тем более что ревновать не к чему. Кроме того, тебе же не нужны осложнения в виде войны с арабами, верно?

— Осложнений не будет, это точно, — король запустил монетку по столу, внимательно за ней наблюдая. — А вот прояснить вопросы насчет похищения стоит. Особенно то, почему я должен сердиться на тебя. — Громко прихлопнув дребезжащую монету к столу, Фернандо поднял темный взгляд на брата. — Я слушаю.

— Не знаю, но Луис думает так. Думаю, что лучше ты подробности от меня узнаешь, чем со стороны. — Кристиан выдерживал взгляд короля. — Луис в последнее время грустил сильно, пока ты занят был, и я не знал причины, не догадывался, что он об Альваро Феллучи знает. Я решил устроить ему встряску и сделал так, будто его похитил предводитель пиратов, якобы влюбленный по уши. Днем с Луисом был Самир, ночью я, а чтобы герцог не узнал меня, ему давали то самое средство, которым он напоил нас в домике у моря.

— Насилие было? — Фернандо опять запустил монету по столу, не смотря на Легрэ.

— Да, — ответил Легрэ, не уточняя.

— И как мальчик реагировал? — с прохладной благожелательностью спросил король, опять прихлопнув монету.

— Как обычно, Фернандо, — Кристиан поднялся с места и подошел к королю, глядя на него сверху вниз. — Сопротивлялся Артуру, попеременно то любил меня, то проклинал, но, по сути, был паинькой. Ты же знаешь, если на него надавить правильно — он очень покладистым становится.

— Без зелья тоже? — король холодно смотрел на брата. — А ты в курсе, что он на любые подобные зелья с повышенной жаждой реагирует? Он у нас и так очень чувственный мальчик, а под зельем вообще теряет контроль?

— Я не знал этого... и думал, что мы все выяснили с ним, еще до твоего приезда, — Кристиан оперся бедрами на край стола и опустил взгляд. — Хочешь сказать, что его срыв — это моя вина?

Фернандо вздохнул и отпустил себя.

— Легрэ, ты идиот! Вот только ты теперь не пускайся в самокопания! Все равно ни к чему хорошему не придешь! Теперь нужно думать, как исправлять ситуацию, а не погружаться пучины отчаяния! — жалобно зазвенела разбитая монетой ваза. — Выпороть бы тебя, — он поднялся и подхватил Кристиана за подбородок. — Да все равно не поможет. — Дьявол довольно облизнулся, глядя в синие глаза. — Мы оба внесли свою лепту. Обоим и придется потрудиться. И Луису тоже. Ты же не готов его отпустить? Милый... — Фернандо склонился еще ближе, вглядываясь в глаза барона, в душу, ища красными всполохами своего разгорающегося огня ответ.

Кристиан вглядывался в карие глаза и долго молчал. Что за странный неудачный день? Легрэ решительно не хотелось сегодня ничего обсуждать. Особенно череду его собственных ошибок. И все-таки он был благодарен Фернандо за то, что сейчас не получил удара по лицу, хотя и заслуживал наверное. И Кристиан чувствовал себя виноватым больше перед королем, чем перед Луисом. С самого начала судьба давала ему понять, что он лезет не в свое дело, что он не должен становиться между Луисом и Фернандо, но он лез с упрямством осла. Теперь жалел. Сильно жалел и думал, что в день, когда он устроил побег герцога из Валасского монастыря, следовало забыть о мальчишке, остаться преданным Себастьяну и врагом Фернандо.

— Ты прав, — сказал тихо Кристиан, изобразив холодную усмешку. — Я идиот, потому что сказал Луису, что между нами все кончено. Прости, но тебе придется разбираться с ним самому, и если он простит тебя и попросит прощения, я буду рад за вас. Правда буду рад.

— Правда? — вдруг ласково улыбнулся Фернандо. — И забудешь его? — Он слегка поцеловал Легрэ в искаженные усмешкой губы. — Нашего мальчика? Такого светлого, чистого и невинного? — еще один легкий поцелуй. — Который любит и зовет? И хочет? И страдает без тебя? — слова перемежались с дразнящими поцелуями.

— Да, — прошептал Легрэ неуверенно. — Я забуду.

— И я буду приходить от него к тебе, приносить его запах, его вкус — выдержишь? — вкрадчивый шепот вплетался змеей в возникающее желание, поцелуи перешли на шею. — Чувствовать его, хотеть, но не обладать? Выдержишь?

— Нет, — признался Легрэ, осторожно положив руки на спину брата, словно и прижать не мог и отстраниться не решался. — Я не выдержу, Фернандо.

— Тогда у тебя нет выбора — остаемся втроем, — король с жаждой поцеловал Кристиана, прижав его к себе.

Легрэ тонул в жарком дыхании, во вкусе сладких губ, в силе тесных объятий короля, но он точно знал, что у него есть выбор. Он никому не скажет о нем, не обмолвиться ни словом ни делом — он сделает все не завтра и не через неделю, сделает тихо и не в замке — там, на болотах, где его бездыханное тело никто не найдет и не увидит его последней предсмертной улыбки. Нужно всего лишь немного побыть неосторожным и разок оступиться. Когда-то он сказал Луису, что не сможет жить без него, но слова так мало значат, даже если они правдивы. Легрэ прервал поцелуй и, серьезно заглянув в глаза короля, отрицательно покачал головой.

— Нет. Прости, но свой выбор я уже сделал.

— Тогда, милый, я буду тебя искушать. Я буду тебя любить после него, пока не сдашься, — Фернандо опять зашептал горячим змеем-искусителем, обвивая Кристиана, не давая ему отодвинуться. — Я буду делать тебе больно, но не так, как тебе нравится. Я это буду делать, потому что ты любишь, и я не дам вам совершить такую глупость.

— Не поверишь, — холодно отозвался Легрэ, — но в первый раз за последние несколько месяцев я поступаю разумно. И если ты действительно намерен поступать так, то мне придется уехать.

Король с интересом посмотрел на брата.

— Мне нравится твое состояние. Интересно, на что ты в нем способен? — он отступил на шаг назад и кивнул на стол. — Садись, пиши.

— Что писать? — Легрэ сел за стол и с долей безразличия взял бумагу и перо. — Надеюсь, не поэму? Или мы опять будем записывать стихи Луиса?

— О нет, милый, — король бесшумно подошел к брату со спины и склонился к нему, почти касаясь губами затылка, — будет кое-что поинтереснее. Пиши завещание.

Легрэ нахмурился, пытаясь вспомнить, говорил ли он по пьяни Фернандо о своих планах. Определенно нет. Кристиан взглянул на короля.

— На кого?

— Э, нет, милый, так не пойдет, завещание твое, пиши, как тебе хочется.

Кристиан кивнул.

— Хорошо. Как скажешь.

Легрэ писал недолго и все его завещание уместилось на пол страницы; в нем замок и движимое имущество барона Моунта, включая крестьян, отходили во владение герцогу, а земли передавались государству и во власть короля. Поставив под написанным свою подпись, Легрэ передал завещание Фернандо.

— Так сойдет?

— Отлично, — король мельком глянул на пергамент. — А теперь пиши письмо своему другу с приглашением.

Кристиан был озадачен этой просьбой, но хмуро помолчав, написал принцу Самиру письмо, в котором извинился за то, что не сможет встретить его лично, и что Фернандо согласен принять его в своем замке, как гостя.

— Ну и? — Легрэ отложил в сторону перо. — Зачем все это?

— Сейчас проинструктируешь гонца, как доехать, и расскажу.

Отпустив гонца с письмом, король благожелательно посмотрел на барона.

— Я смотрю, ты захотел себе устроить встряску?

— Не понимаю, о чем ты, — Кристиан откинулся в кресле и, склонив голову на бок, постарался ничем не выдать себя. — Так ты расскажешь мне, что ты задумал?

— Легрэ, не делай из меня идиота, — Фернандо наполнил два кубка вином и один протянул барону. — Тебе по пунктам рассказать?

— Это было бы занятно, — Кристиан усмехнулся и хлебнул вина.

— Когда очнешься, — рассеянно ответил, думая о чем-то своем Фернандо. — Спокойной ночи, милый.

Кристиан уставился на короля во все глаза, посмотрел на кубок в своих руках.

— Фернандо, ты... — эти слова были последним, что он помнил.

Когда Легрэ потерял сознание, король тяжело вздохнул. Вот ведь угораздило в идиота влюбиться, на лице же написано, что с жизнью решил попрощаться, как будто мало было того, что было неделю назад. Хочет пострадать — будет ему повод пострадать. Поручив гвардейцам нести бесчувственное тело, Фернандо пошел в темницу. Выбрав самую комфортабельную камеру, он велел привести ее в вид, пристойный дворянину. Через несколько часов, когда Кристиан очнется, нужно будет навестить. Будет ему повод и подумать, и пострадать. На всякий случай убедившись, что в камере ничего нельзя использовать для лишения себя жизни, Фернандо с тяжелым сердцем пошел к себе.

* * *

... Луис вскрикнул во сне и открыл глаза. Камин был жарко растоплен. За окном гудел холодный ветер и лил дождь. Поврежденная рука была крепко перебинтована. На столе ждал ужин и откупоренная бутыль вина. Наверное, ее попросил Ваоло для себя. Герцог окончательно проснулся. Уже ночь? Почему? Палач что-то заставил выпить, а потом качал на руках, как ребенка.

— Ваоло! Ваоло! — позвал Луис, поднимаясь и пошатываясь. — Зачем ты пошел к Кристиану? Он все равно не станет слушать... — юноша глянул на пустое кресло, выглянул в соседнюю комнату, где дымилась большая бочка с водой, явно готовая для мытья. Вернулся к столу и отломил себе ножку от птицы. Жадно съел, вспоминая с трудом, как рвал рисунки, которые так старательно рисовал. И слезы опять потекли по щекам. Бесполезно уговаривать Бога, чтобы демон снял проклятие. Бесполезно...

Немного насытившись и посидев в горячей воде с травами, которые добавила, наверняка, заботливая матушка Кармелита, герцог завернулся в большой полотняный отрез, чтобы немного обсохнуть. Ваоло уже наслаждался вином за столом, глядя на разыгравшуюся бурю за окном. Затем помог юноше подготовиться ко сну, а сам продолжил свой богатый одинокий банкет, надеясь, что Луис скоро заснет.

Но все вышло как раз наоборот — отключился палач. А герцог, которого мучили дурные мысли, оделся и покинул свои покои. Он бродил по коридорам, изредка встречая слуг и, сам того не понимая, приближаясь к крылу Фернандо. Мысли в голове практически и не было, только боль гнездилась в области груди. Луис хотел извиниться за свое поведение, но опасался, что его дурной язык опять что-то взболтнет не то. Поколебавшись около десяти минут и вызывая все больше подозрений у гвардейцев, юноша направился к дверям и попросил передать, что хочет видеть короля. Зачем в такой поздний час? Затем, чтобы... просто потому, что любит.

Практически сразу герцога впустили. В комнате стояла тьма, разгонявшаяся только двумя горящими свечами на столе. Фернандо сидел за этим столом и рассматривал портреты, сложенные из разорванных листов. Когда дверь открылась, он поднял голову и грустно улыбнулся:

— Здравствуй, Луис.

За окном сверкнула ветвистая молния и раздались раскаты грома.

Юноша вскинул брови и вспомнил, что днем, кажется, порвал с десяток рисунков. Он так занервничал, что на мгновенье забылся и подлетел посмотреть, те ли это работы. Да, те, что были сделаны прошлой ночью.

Поймав темный взгляд, герцог опустил голову.

— Прости меня за все, — забормотал под нос.

Фернандо взял ладонь юноши, поцеловал и приложил к щеке. Хотелось сказать много всего, спросить тоже, но в ушах стоял яростный крик мальчика: "Не буду я на твои дурацкие вопросы отвечать!" и "Он не слышит", сказанное кормилицей.

— Совсем за все? Даже за то, что есть? — король опять грустно улыбнулся и потерся щекой о тонкие пальцы.

— Да, я сорвался. Я говорил плохо. Я так дурно поступил. Ты не заслуживаешь моих истерик. Ты столько делаешь, а все порчу... — герцог потянулся погладить Фернандо. Его лицо было таким уставшим и изнуренным. — Я люблю тебя, — сказал просто.

Вместо ответа мужчина просто притянул Луиса к себе, усадив на колени, и поцеловал — легко, нежно, трепетно, как величайшую драгоценность своей жизни. На столе трепетали, плясали огни свечей, отбрасывая странные тени, превращая лица в причудливые странные маски. Глухую тишину комнаты разбавляло только тихое потрескивание дров в камине, барабанная дробь капель дождя и вой ветра за окном.

Герцог обвил руками шею, с трепетом пробежал по линии позвоночника, отвечая на ласку. Только сейчас он осознал, как скучал, как безумно по нему скучал.

— Я с Кристианом совсем поссорился, — шепнул и всхлипнул. — Он больше не хочет со мной говорить. Прости меня, прости, пожалуйста, — губы покрывали поцелуями лицо Фернандо, говоря больше слов об отчаянии.

— Ну что ты, маленький, он хочет. Только не знает, как, — Фернандо прижал к себе мальчика как можно крепче. — Просто мы все запутались. Сильно запутались. Знаешь, милый, — король поцеловал мальчика в макушку и на мгновение зарылся в его волосы, вдыхая запах и кляня все на свете, за то, что так безумно странно у них троих получается постоянно делать причинять боль друг другу. — Просто когда человеку больно, он старается избавиться от нее, перекидывая ее другому. Он делает больно тому, кто ему нанес душевную рану. Видимо, мы тебе делаем больно, раз в ответ ранишь нас. И в ответ ты опять получаешь от нас боль. Порочный круг. Я бы с радостью его разорвал, но я не знаю, чем именно мы тебе делаем больно. Все мои догадки зачастую ничего не стоят, и даже ложны, что причиняет тебе дополнительную боль. Мне так хочется, чтобы ты сам сказал, чтобы сердце не заходилось в страхе — правильно ли я понял или нет.

Фернандо просто говорил — без обвинения, без попытки что-то доказать, показать или заставить сделать что-то. Он очень надеялся, что Луис в этот раз не воспримет как укор, не спрячет в свою раковину и удастся хоть что-то выяснить.

— Я не могу сказать... — юноша положил голову на плечо короля. — Когда я говорю, то все оборачивается не так, как я думаю, как чувствую. Вы оба мне нужны, я душу без вас теряю. Ты — моя уютная тьма. Он — жаркое солнце. Но теперь в темноте было холодно, а... солнце обжигало, — губы прикоснулись к шее, щекоча и одновременно лаская. — Утром я хотел помириться с Кристианом, а получилось, что поссорился еще сильнее. Он думает, что эгоистичный и самовлюбленный...

— Маленький, пока ты молчишь, все и так становится все хуже и хуже. Может быть, ты попробуешь еще раз сказать? Для начала мне про меня? — Фернандо ласково прижимал мальчика, а тело и дьявол начинали реагировать на присутствие желанного, любимого.

— Я не знаю. То есть я знаю... Я злился так глупо, — начал Луис дрожащим голосом, прижимаясь к мужчине плотнее, как будто тот сейчас встанет и уйдет навсегда. — Кармелита сказала, что ты замкнут, что ты, как сталь... Я ранился много раз. Я никогда бы не стал тебя упрекать за Альваро Феллучи. Я даже имени не знал... Я принял бы все, как ты скажешь...

Король с облегчением вздохнул. Что ж, начало положено.

— Знаешь, мальчик мой, ты один из немногих, которые имеют право спрашивать, требовать и упрекать. И я не оттолкну и отвечу. Запомни это, милый. Ты меня ранишь как раз тем, что не спрашиваешь, все в себе хранишь. Пообещай не делать так, хорошо? Обещаешь? — Фернандо ласково поцеловал Луиса в висок.

— Да, но я не был уверен. Я только чувствовал. Кристиан сказал, что... ты завел себе другого. Мне стало очень больно. Так больно, что не хватало сил. И тут ты приехал — в ярости, требовал от меня ответа... — юноша помолчал, не решаясь признаться, что пытка в домике у моря предназначалась не для него. — Тогда... тогда в домике я не тебя собирался наказать. Кристиан обидел меня.

Бешенство полыхнуло в теле короля — не был уверен? Кристиан сказал? Но Легрэ уверял, что Луис сам знал... И наказать... Неужели мальчик не понимает, что наказывать фактически ни за что нельзя? Фернандо силой заставил себя расслабить мышцы и чуть разжать руки — слишком сильно он стиснул юношу. Потеревшись щекой о серебристые волосы, он попросил:

— Расскажи мне, милый.

— Он пришел и пригласил меня уехать, — темный зверь сжимал Луиса крепче, и от этого в ноги потекла слабость и страх. Нельзя говорить... — Фернандо, я не уверен, что должен это говорить... Ты будешь сердиться... Прошу тебя...

— Милый, ты же обещал рассказывать, если что-то не так. Пожалуйста, расскажи, не рань меня еще сильнее, — король опять легко поцеловал мальчика в волосы. Желание будоражило кровь все сильнее. Запах Луиса пьянил. Хотелось приказать подать подогретого вина со специями, пить с ним и Кристианом из одного бокала под завывание бешенства бури, а потом... Ничего этого не будет, если не разрешить ситуацию. — Расскажи.

Луис нервно затеребил обшитую мелким бисером пуговицу на рукаве Фернандо. Решительность его таяла, сердце стало биться слишком часто.

— Я вышел в сад. Я написал эту дурацкую записку, что мы уедем на несколько дней. Мне не нравилось, что я сижу взаперти. Хотелось просто прогуляться. Не думать, что я продолжаю быть пленником. Я уже тогда поступил глупо — ты ведь предупреждал, что переговоры с посланниками Папы не закончились, и все равно... согласился. А в саду меня схватили двое. Они меня две недели куда-то тащили... Я даже не знал, что думать. Говорили, что пираты... — герцог нахмурился. — А это Легрэ так пошутил. То есть и не пошутил вовсе. Он с дружком своим договорился. Тот меня постоянно трогал, склонял к спальне... — дрожь пробежала по телу. — Я не сразу понял, что это игры Кристиана. Он... он сказал мне, что я под любого готов лечь, когда опоил в очередной раз. Я в домике за это хотел его наказать. — Луис выдохнул, в глазах потемнело от волнения. — И еще про Альваро Феллучи... перед самым отъездом я заметил на тебе царапины и волосы... Я... не знал, Фернандо. Мог предполагать, догадываться, но не посмел бы тебя обвинять.

Король опять покрепче прижал к себе юношу и запустил руку в его волосы.

— Ты же понимаешь, что он так сказал, потому что ему нужно было сыграть насилие? Что он так не думает? Понимаешь?

— Нет, — герцог сглотнул свое недоверие. — Так не развлекают, Фернандо. Так ненавидят, презирают, так хотят растоптать.

— Нет, мой мальчик. Кристиан просто был уверен, что тебе это понравится. Он ошибся. Он тебя любит и не может без тебя, как и я, — мужчина тихо ласкал волосы Луиса. — Мы постоянно друг в друге ошибаемся, потому что молчим. Ты молчишь, Кристиан молчит, я молчу. Я думал, ты не знаешь про Альваро Феллучи, я думал, что Кристиана это не волнует. Я веду дела так, как привык, в том числе и таким образом. Если бы я знал, что ты в курсе и тебе от этого больно, я бы придумал что-нибудь другое.

— Я понимаю, — юноша стал ласкаться к Фернандо, чувствуя, как привыкает к его объятиям вновь. Там, в темноте, быть одному было страшно — с тенями, с сомнениями, с прошлым. — Я люблю Кристиана. Он зря проверял меня. Он мне не верит, понимаешь? Он хотел, чтобы я сдался в обмен на его жизнь... — Луис спрятал лицо в плечо короля и тихо засопел. — А теперь, теперь прогнал...

— Не прогнал, милый. Он просто запутался и не знает, как вам общаться. Луис, тебя же наверняка учили примерять на себя интересы другого человека, дипломату это полезно. Учили? — Фернандо боялся поверить, что мальчик начал выбираться из раковины, в которую добровольно заточил себя в последнее время. Пока была борьба, пока была битва за них и за жизнь, Луис что-то делал, пусть зачастую наивно и нелепо, но действовал, шел вперед и к ним. А после приезда в замок, похоже, постепенно превращался в того, кем хотел его видеть Ксанте — забитое, полностью подчиняющееся существо. Забавная, воспитанная зверушка. А может, и не так. Король про себя чуть вздохнул — каждый шаг как по канату над пропастью.

— Я устал догадываться о его желаниях. Мне страшно смотреть и в твои. Я думаю, что не тот, кого ты и Кристиан хотели бы видеть рядом. Всего лишь страсть, желание подчинить? — недолгое молчание. — Неизбежно приходит время для того, чтобы выбирать. Я выбрал доверие, но вместо него получил лишь иллюзию. Когда ты в той комнате разозлился на мою выходку с тавро, ты ведь не догадывался, что я не коснусь твоей кожи. Лишь чуточку обожгу. Ты предположил худшее. Вы оба предполагаете то, что хотите видеть. Но при этом желаете, чтобы я надел ваши шкуры.

— Иллюзию... — повторил Фернандо. — Скажи мне, милый, что значит доверие для тебя? Я боюсь, мы опять можем неправильно понять друг друга.

— Даже не могу объяснить точно, но я бы не позволил себе вмешать в нашу кровать кого-то чужого. Я бы никогда не стал шантажировать своей жизнью Кристиана, вынуждая совершить его подлость.

— У меня нет любовников, кроме вас. Альваро Феллучи — не любовник. Луис, я всю сознательную жизнь вел себя определенным образом. Вы вошли в нее внезапно, изменили, и я стараюсь вас оберегать так, как привык. Я не знал, что это вас затронет. Ты это не приемлешь — этого больше не будет. Про тавро... Мальчик мой, для меня это одно — инквизиция. В чьих бы руках не был прут, тавро, не важно — я не могу уйти от прошлого. И я на тот момент вообще не понимал, почему ты так ко мне отнесся. Вы пропали на месяц, я с ума сходил от беспокойства, а по приезде совсем голову потерял от вашего поведения — что Кристиана, что твоего, — по телу прокатилась невольная дрожь отвратительных воспоминаний. — Мальчик мой, ты сам сказал — устал догадываться. Откуда ты знаешь, о чем именно думает Кристиан? О чем думаю я? Догадки — они ведь могут быть неверными. Спрашивай нас, милый, спрашивай.

— Он утверждал, что развлечь. Но, Фернандо, разве Кристиан мне доверяет? Он больше доверял другу, которому меня отдал. Что, если бы тот его предал? — губы юноши задрожали. — Нет... это была проверка — стану ли я спать с другим.

— Мальчик мой, значит, ты не доверяешь Кристиану? — король погладил Луиса по голове.

— И при этом люблю... Так глупо и... не могу без него, без тебя... Я не знаю, что делать.

— Знаешь, милый, остается только одно — стиснуть зубы и решить, что веришь. Без доверия любви не будет. На любые сомнения нужно говорить себе: "Я верю". И если больно или что-то не приемлешь — говорить. И, милый, ты уверен, что доверял Кристиану до того, как он устроил похищение? Это очень важно.

— Да, всем сердцем верил, — кивнул юноша. — Я даже не мог подумать, что так случиться, я был готов к любым его играм, к боли, но не к этому.

— Кристиан доверял тебе, Кристиан доверял своему другу — он был уверен, что ничего с тобой не будет. Он был уверен, что с тобой ничего не сделают, — Фернандо вздохнул. — Игра получилась очень жестокая, такая, что разбила сердце и тебе, и ему. Такая, что вы оба сейчас страдаете. Кристиан виноват, что неправильно тебя оценил, понял. Но, мальчик мой, ты тоже внес свою лепту — ты же раньше никогда не говорил ему, что тебе не нравятся его жестокие игры. Никогда не бывает ситуации, где был бы виноват кто-то один — свой вклад вносят все, действием ли, бездействием, но вносят все.

Король прижал к себе мальчика.

— И сердце сейчас болит у всех.

— Мне нравятся игры, — возмущенно завозился на коленях Луис, встрепенулся, словно пробуждаясь. — Зачем он вмешал этого Артура? Зачем он отдал разбойникам? Он доверяет проходимцам? Наемникам?

— Тебе нравится страх? — спросил в ответ Фернандо.

— С тобой? С Кристианом? Да... Ты станешь убеждать, что наемники тоже ничего бы мне не сделали? — юноша вскинул на короля напряженные глаза.

Король некоторое время смотрел на Луиса, а потом мягко сказал:

— Может быть лучше спросить у Кристиана?

Герцог медлил с ответом. Он так хотел обнять Легрэ, так хотел оказаться в его объятиях. Хотел, чтобы они помирились, чтобы все вернулось...

— Он не захочет. Он сказал, что все кончено.

— Ты хочешь спросить? — мягко спросил Фернандо.

— Он сегодня со мной... — Луис задышал тяжело и взволнованно. — Я не смогу. Он сказал, что все кончено.

— А сам ты хочешь? Скажи себе честно, — также мягко продолжил король.

— Я просто хочу, чтобы он не уходил. Он воспринимает мои слова как угрозу, как обвинение. Я пытаюсь говорить, пытаюсь сказать... Фернандо, ты ведь знал про нашу поездку? Он тебе сказал... иначе ты бы... Ты знал.

— Да, мы поговорили сегодня. Поэтому я и спрашиваю сейчас — ты с ним хочешь обсудить все до конца?

— Нам незачем говорить. Он уже все сказал, — Луис дернулся и встал с колен короля. — Прошу разрешить, ваше величество, мне отбыть в Александрию. Я решил стать монахом.

— Значит, меня ты тоже не любишь? — Фернандо опустил глаза и устало потер лоб. — Попрощаться с Кристианом хочешь?

— Нет, я люблю тебя, — вздохнул Луис растерянно. В нем боролось слишком много эмоций и чувств.

— Почему бросаешь?

Герцог закрыл глаза и упал на колени.

— Фернандо, я не вижу возможности стать тем, кем ты хочешь меня видеть.

— Кем я хочу тебя видеть? — король грустно посмотрел на мальчика.

— Не знаю... Прошу тебя, милый, умоляю... Ты спрашиваешь, я не знаю, что отвечать.

— Луис, мальчик мой. Чего ты на самом деле хочешь? Кроме того, чтобы не было больно.

— Мне и теперь больно... Все разрушилось, — юноша уронил голову и теперь держался за перевязанную руку. — Я не понимаю, о какой боли ты говоришь... Мне было хорошо с вами. Я неправильный? Я все не так делаю...

— Луис, ты хоть слово слышал из того, что я только что говорил? — голос короля становился все более холодным. — В частности, о том, кто обычно виноват в ситуации?

Фернандо встал и подбросил дров в затухающий камин. Огонь на мгновение полыхнул, ярко высветив красным коленопреклоненную фигуру. Король еще слышно втянул воздух — успокоиться, сейчас главное успокоиться. Дьявол вожделел...

— Я не спал всю ночь... Ты говоришь, что все виноваты. Но я так не думаю, — герцог так и стоял на коленях, преклонив голову. Светлые волосы ловили отблески огня, ставшего ярким и залившим комнату оранжевым теплом.

— Не спал всю ночь... Это плохо. Думаю, нужно выспаться, и завтра на свежую голову продолжить разговор, — тьма затопила глаза полностью. Фернандо спокойно уселся в кресло, подхватив бокал.

— На, выпей глоток для лучшего сна, — он втиснул бокал в руки мальчика.

Герцог не отказал королю и сделал глоток вина. Тонкий вкус, головокружительность хмеля. Глаза, полные ожидания.

— Завтра? Фернандо, мне уйти?

— А ты бы хотел остаться? — король наклонился к мальчику и предвкушающе улыбнулся.

Тот согласно моргнул, утопая в огненных всполохах глаз. Фернандо пах искушением, звал к себе каждым движением, каждым словом.

— Да.

— А за любовь свою будешь бороться? — мужчина склонился еще ниже, почти касаясь таких зовущих губ юноши.

— Ты же знаешь, что я готов бороться, но если меня не любят? — Луис коснулся поцелуем горячих губ короля.

Фернандо хотелось очертя голову броситься в этот поцелуй, оставить мальчика у себя на всю ночь, но тогда бы не получилось выполнить нужное.

— Пойдем, — он поднялся и, крепко сжав юношу за руку, быстрым шагом пошел к тюремному этажу.

Юноша не понимал, что происходит, но с каждым шагом в подземелье его сердце стучало все сильнее. Фернандо решил наказать? Решил посадить в камеру? Герцог оглядывался по сторонам и то и дело бросал взволнованные взгляды на короля, пока они шли по темному коридору подземелья.

Остановившись около одной из дверей, король открыл засов, втолкнул туда Луиса, вошел и закрыл за собой дверь. Комнату, как он и велел, привели в достойный вид — ковры, шкуры, хорошие покрывала, в камине, вделанном в стену, горел огонь, создавая уютную обстановку. На кровати лежал все еще спящий Легрэ.

— Правда, красив? — Фернандо обнял со спины Луиса, прижав к себе, и поцеловал в шею.

Дыхание на мгновение отказало юноше. Кристиан лежал на шкурах и спал. В тюрьме. То есть это была слишком роскошная тюрьма. Странное сочетание обреченности и богатства.

— Да, — влажные, страстные губы прижались к бьющейся венке. Желание сразу полоснуло и пробежало током по спине, взрываясь в голове легким отзвуком выпитого вина.

— И ты отказываешься за него бороться? — Фернандо еще раз поцеловал мальчика, с жадностью впитывая его запах.

— Он злился на меня... почему он здесь? — поддаваясь на очевидный призыв, Луис закрыл глаза. Его трясло от приятного голода плоти, от близости короля.

— Злился, и что? Разве это повод отказываться от него? М? Или повод? — король прислонился щекой к кудряшкам юноши.

— Пожалуйста, ты специально? Ты... Дразнишь меня? Он разозлится еще сильнее. Он сказал, что никогда меня не коснется, — Луис плавился в тепле и уже откровенно дрожал.

— Да, потому что он считает, что ты его в грош не ставишь, — Фернандо посильнее прижал к себе мальчика. — Он верит, что ты его любишь, только вот думает, что для тебя это несерьезно. Он не понимает, чего на самом деле ты хочешь, и как сильно ты его любишь. Потому что ты молчишь, доводишь себя до крайности, а потом взрываешься, раня нас. Почти убивая. А здесь он для того, чтобы не дать ему совершить непоправимого. Он не может без тебя жить, а остаться на этом свете не может, потому что вы не поняли друга. Просто не поняли. Дай ему повод остаться на этом свете, — королю все труднее становилось сдерживаться и говорить. Желание затопило почти полностью. — Если ты готов бороться, ты должен его завоевать. В прошлый раз он сам упал тебе в руки, как спелый плод. Сейчас же из него выпиты все соки. Наполни его жизнью, сорви его и вкуси. Вы оба этого хотите.

Луис покраснел. Жизнью? Шагнуть навстречу волку, который может оттолкнуть теперь, сказать опять, что все закончилось. Это невыносимо. Фернандо не понимает, что Кристиан был утром решителен и...

— Он спит... прошу, пусти... Он не любит. Он сам сказал... Пожалуйста, зачем? — герцог обернулся. — Я не умею... я не хочу еще больнее. И так люблю... и так плохо... он будет отказываться. Выпусти меня.

Фернандо с холодной яростью смотрел на мальчика

— Он любит. Ты любишь. Я люблю. Мы любим друг друга. Скажи мне, милый, почему из-за своего страха ты не хочешь бороться за любовь? Тебе важнее свой страх или жизнь любимого?

— Жизнь... — пробормотал Луис. — Он сказал, что так будет лучше... Он думает, что нам будет лучше врозь. Мне — нет. Я бы хотел, чтобы он не злился. Чтобы не уходил. Но держать... Фернандо, держать может только чувство и собственное желание.

— Кристиан не думает, что вам будет лучше порознь, иначе бы не решился на столь крайний шаг. Да, говорить он может что угодно — ему очень больно думать, что ты его не любишь. Луис, мальчик мой, когда ты в последний раз искренне благодарил Кристиана? Просто так? Не для того, чтобы потом сказать что-то, а просто так? А искренне извинялся? Не говорил "я виноват", а именно извинялся за конкретный поступок? Кристиан не понимает, как ты можешь говорить о любви, а потом почти сразу гнать его прочь. Он безумно тебя любит, безумно хочет быть рядом. Он готов терпеть что угодно, ждать сколько угодно, лишь бы понимать, что происходит. Кристиан думает, что вы уже разрешили все вопросы, связанные с твоим похищением, ты — нет. Но Кристиан-то об этом не знал! Он умирает от вашего разлада, ты умираешь. Ты готов сделать первый шаг, ну так сделай! Подари ему жизнь. И не только ему — себе и мне.

— Ты хочешь, чтобы я говорил со спящим? Ты... я не знаю, что говорить, — Луис опять оглянулся на Легрэ, который пошевелился на своем большом ложе. — Хорошо, я поговорю. Я обещаю тебе.

— Не только со спящим, — Фернандо поцеловал мальчика. — Он скоро проснется, но и сейчас все слышит, как сквозь дрему. Начни с ним разговаривать сейчас, — король подтолкнул юношу к кровати. — И помни — чтобы он не говорил, как бы тебе не было больно — он тебя любит. Да, он сейчас будет стараться сделать тебе больно, но это лишь потому что он тебя любит. Вытерпи все, не закрывайся, прошу тебя. Луис, я тебя тоже люблю, и Кристиана люблю, и хочу быть с вами, с обоими. Помоги нам.

Луис бросил на короля непонимающий взгляд, но все же присел у изголовья Легрэ. Он любовался им опять, медленно сходя с ума... Слушая дыхание и не зная что говорить. Пока не вздрогнул от нового движения Легрэ и словно не очнулся от сна.

— Я люблю тебя. Кристиан, прости меня... Я даже не знаю, как теперь оправдаться. Я говорю глупости все время. И совсем не хотел делать тебе больно.

Фернандо тихо отступил назад — оставаться было нельзя, лучше сейчас не распалять злость Легрэ. Король вышел из камеры и задвинул засов. Опустившись на пол, он запустил руки в волосы — дьявол, и как его угораздило в двух идиотов влюбиться! Он прошел в соседнюю камеру, приказав принести туда шкуру — через специальное отверстие в стене было все прекрасно слышно. Кристиан скоро должен проснуться.

Легрэ каждую ночь и утром, просыпаясь, долго лежал в постели с открытыми глазами и с ненавистным осознанием, что это только сон. Поначалу Кристиан пытался снова засыпать, но потом понял, что так все еще хуже и уже три дня кряду он соскакивал с постели ни свет — ни заря. Вот и сейчас он усиленно пытался очнуться от собственных грез, от голоса Луиса, от его любви. Наступило молчание и стало немного легче — Кристиан не знал, сколько прошло времени, прежде чем он обрел власть над собственным телом. Он резко распахнул глаза, приподнялся на локте, непонимающе озираясь, увидев Луиса, замер — и снова упал в подушки.

— Фернандо, сукин сын, ну ты и скотина.

— Скотина? — Луис заморгал. — Он нас запер, — констатировал он уже более спокойно. — В любом случае, если тебе неприятно мое присутствие... Он хотел, чтобы мы поговорили.

Легрэ снова приподнялся на локте и смерил Луиса нехорошим взглядом. Он не очень отчетливо помнил, о чем говорили король и герцог, но суть уловил. И как Фернандо только пронюхал про его мыслишки сгинуть? Неужели все на лице написано? Плохо дело и нельзя, чтобы герцог что-то заметил. Пусть злиться и снова бьет в сердце — так легче, так проще отталкиваться и воевать.

— Вот как, — Кристиан провел ладонью по волчьей шкуре, на которой лежал, следя взглядом за своими пальцами и нарочно избегая смотреть на герцога. — Ну, давай поговорим. Слышал что-нибудь когда-нибудь о короле Ричарде Львиное Сердце? Гениальный был воин, сильный, смелый. А как за дело радел — загляденье. Жаль, помер от грибного супа. Я скорбел.

Луис печально улыбнулся в ответ. Кристиан решил продолжать.

Легрэ замолк, кусая губы. Взгляд упал на руку Луиса — она была совсем рядом — только коснись. Тонкие пальцы, белая прозрачная кожа и золотые отблески каминного пламени на одежде. У Кристиана защипало в глазах, и он закрыл их, слушая свое сбивчивое дыхание, ощущая рядом присутствие человека, которого он любил даже теперь, даже погасшими осколками собственного почерневшего от горя сердца.

Юноша помолчал, а потом наклонился и поцеловал Кристиана в губы. Пусть сейчас он будет и против, но ведь сорвать один единственный можно? Сколько еще можно сердиться и отталкивать? Если не любит, все равно не удержать, как бы Фернандо не старался.

Легрэ задохнулся и удивленно распахнул глаза — ему показалось, что он смотрит на солнце и слепнет, что он умирает — и это было так прекрасно, как не было никогда до этого. Огонь, лед, свет и тьма, ненависть и любовь в одном поцелуе. Тело, знавшее вкус губ любимого, привычно откликнулось, но едва разум прояснился, Кристиан отклонил голову назад и посмотрел в голубые глаза.

— Нет, — выдохнул он слабо. — Мы это уже сотню раз проходили... Стало только хуже.

Луис чуть отстранился, точно запоминая мужчину. Встал и ушел в другой угол камеры. Бесполезно. Сколько не вбивай Фернандо эту простую истину, надо знать, насколько бывает упрям Легрэ в своих выводах. Даже если его умолять, то толку не будет.

Герцог опустился на пол, обнял руками колени и спрятал туда лицо.

Кристиан смотрел на него и долго молчал, потом лег на постели навзничь и закинул руку за голову.

— Я был не прав, устроив твое похищение, — Легрэ вздохнул. — Это ошибка, о которой я буду сожалеть до конца своих дней.

Юноша не поднимал головы.

— Это случилось раньше, чем ты пригласил меня на поездку. Похитил меня еще там, в подвале. Похожие ситуации... Можешь не распинаться, Кристиан, Фернандо сделает выводы и без наших разговоров. Тебе наплевать на чувства. Ты найдешь себе другого дурачка.

— Как всегда в самую точку, Луис, — или в самое сердце, хотел добавить Легрэ, но не стал. — Найду. Даже быстрее, чем ты себе представляешь. Вот как только выйду отсюда, — Кристиан усмехнулся. — А даже если и не выйду, тоже неплохо. Фернандо уже понаделал тут выводов, — Легрэ повысил голос специально для короля: — Откуда только в башку пришло, что я собрался на тот свет! Не дождешься.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Луис. Если и есть любовь, то она точно не выглядит так — озлобленной и равнодушной. Юноша тяжело вздохнул. — Я тебя не держу... — мрачно добавил он, а потом от того, что невыносимо находиться рядом с бессердечным и холодным Кристианом поднялся и забарабанил по двери. Ничего не говоря, ударяя кулаками по железу, забыв, что под одной из перебинтованных рук и так сплошь синяк и рана. Герцог словно дверь пытался разбить или сам о нее разбиться, после кулаков, когда уже достаточно правая рука пострадала и была окровавлена, стал ударяться еще больным плечом. Кто сказал, что в камере нельзя убиться?

Но боль сердца становилась еще сильнее. И каждый удар — месть себе за чувство.

— Прекрати это, Луис, — после долгой паузы строго сказал Кристиан. Он хмуро наблюдал за мальчишкой. — Фернандо не выпустит тебя отсюда до тех пор, пока мы не поговорим, ты сам сказал. Сядь и успокойся.

— Мы поговорили, — юноша с силой ударился о дверь. Он бы сейчас и со скалы прыгнул с разбегу, лишь бы все закончилось.

Легрэ порывисто вскочил с постели, подошел к Луису и, ухватив за шиворот, поволок к кровати.

— Успокойся, я сказал, — после этих слов мальчишка был безжалостно брошен на шкуры. Легрэ замер, тяжело дыша и глядя на свою руку со странной брезгливостью, рассеяно добавил: — Голова от тебя болит.

— Я не обязан тебя слушать... Я с тобой уже все выяснил. — Луис хоть и упал, сразу стал подниматься, сверкая глазами. Его впервые затопляла тьма, где безрассудство правило над чувствами. — Тебя так отчаянно любил, готов был унизиться, позволял тебе все, чтобы ты... Иди ты, Легрэ.

— Да я бы пошел — дверь заперта! — с отчаянной горечью сквозь слезы рассмеялся Кристиан, нависая над Луисом и не позволяя ему толком подняться. — Ты меня любил? Правда? Должно быть, любил, если спал со мной... с извращенцем, трусом, мерзавцем, который только тобой пользовался в угоду своим прихотям. Я ничего не забыл? Ах да, еще "предателя". А что ты об этом знаешь, Луис? Что ты знаешь обо мне, кроме очевидного? Может быть, ты знаешь, чего мне стоило бросить Себастьяна? Каково мне было сохранить жизнь Фернандо? — Кристиан хмыкнул, пристально глядя в лицо герцога. — Может быть, ты знаешь, что я чувствовал, когда вернувшись в лагерь, нашел тебя в постели короля? Должно быть знаешь. Я тогда уйти хотел, хотел, чтобы он меня убил, издохнуть к чертовой матери... Хотя что я тебе рассказываю, ты же знаешь. Наверняка знаешь. Знаешь, чего мне стоило ради твоего душевного спокойствия лечь под Фернандо. Знаешь, каково мне было стоять перед ним на коленях. Хотя нет, о последнем ты вряд ли знаешь, по-моему, ты тогда даже не заметил, что я позу переменил. Такие мелочи, правда? Хорошо, если ты так все прекрасно знаешь, скажи мне, глядя на вас с Артуром мне было весело? Забавно? Может я развлекался и даже записывал все в пергамент, чтобы вечерком почитать перед сном и похихикать?

— Ты... Значит так ты думаешь обо мне? Дурно... Зло... И всегда обвинял, раз теперь об этом решил сказать? Чем я еще виноват перед тобой? Переступаешь через себя — так? Значит, это я виноват.

— Что. Я. Чувствовал. Когда. Ты. Был. С Артуром? — переспросил Кристиан.

— Тебе лучше знать, — отодвинулся Луис. — Ты же сам принимаешь решения... И сам выбираешь путь...

— И вот так всегда, — Кристиан выпрямился, отступая. — Ты ведешь себя, как всегда. Вот что хочешь, то и думай, Легрэ! Пытайся с этим что-то делать! Получится — молодец! Не получится — сволочь и предатель! Я-то знаю, что я чувствовал. Хочу услышать, что думаешь ты. Или что, сказать нечего?

— А ты бы хотел, чтобы я вел себя иначе? Тогда бы я, наверное, был кем-то другим, Кристиан, — герцогу физически стало плохо. Он качнулся и поскорее присел, чтобы не свалиться. — Я не пытался тебя не унизить, ни заставить поступать таким или иным образом, как ты сейчас представляешь. Я просто принимал тебя таким, как есть... И поверь, выбирая между тобой и Фернандо, я бы предпочел просто уйти. И ушел бы... Ты говоришь, что чувствуешь. Ты готов жертвовать, но замечаешь лишь свои жертвы, откидывая банально предательства. Твоими руками Ксанте чуть не получил власть. Ты эгоистично думал, что приручишь меня, как котенка или щенка для себя одного. Ты унижал меня, выставляя шлюхой перед этим Артуром. А я боялся за твою жизнь... И готов был лечь под него. Иди к чертям, Кристиан. Ты любишь лишь себя.

Легрэ спокойно выслушал все до конца, а после сел рядом.

— Так занятно получается, — сказал он, разглядывая противоположную кровати стену. — Мы с тобой, оказывается, одного мнения друг о друге. Может и хорошо, что мы оба решили остановиться. Поздновато конечно, но уж как получилось. Проживи мы вместе года три, со списком преступлений бы и за неделю не разобрались. — Кристиан вздохнул. — Вы помирились с Фернандо?

— Я тебя не обвинял ни в чем, кроме... этого... твоего друга, — отвернулся Луис. — Тебе я настолько неприятен, что ты брезгливо морщишься... — герцог прихватил подол своей длинной рубахи и стал мять в пальцах. Отвечать про Фернандо не хотелось совсем. Слишком все переплелось... — И мне совсем не стыдно признавать, что я люблю тебя и теперь.

— Любовь должна приносить людям радость, у нас с тобой ее не было, нет и, к сожалению, не будет. Думаешь, я не понимаю ничего? Я словно прозрел за последнюю неделю и от того, что я увидел, мне самому стало плохо и горько. Я ухожу из твоей жизни, Луис. Для тебя так будет лучше. Не терзай себя этим. Со временем все наладится и тебе станет легче. Фернандо поможет. Он никогда не перейдет границ дозволенного и не унизит тебя. А я делаю и буду делать это постоянно... В этом я похож на твоего отца. Ты не сможешь мне простить этой истории с Артуром, а если и простишь, то ровно до следующего раза. Согласись, что оставаться вместе после такого нам уже нельзя и невозможно. Зря Фернандо запер нас здесь, похоже, это не сработает.

Король сидел, слушал и думал, что все случившееся точно происки дьявола — только с его подачи можно так любить и так ранить друг друга. Он устало прислонился к стене — пока еще можно попробовать послушать. Интересно, Луис вообще ничего не запомнил из разговора и не попытается предпринять? Опять ошибся... Нужно было подождать, дать Кристиану вызвериться на себя, еще поговорить с Луисом, еще раз попытаться втолковать про доверие, про обиды, и уже потом их сводить.

— Не сработает, — Луис повторил автоматически и встал, чтобы перебраться на другую сторону. — И ты не похож на моего отца. Ты самовлюбленный болван. Ксанте сразу раскусил тебя. Пользовался твоими слабостями. Даже догадывался, что именно ты его предашь. А теперь ты от меня отказался при первом удобном моменте, ничего не пытаясь изменить, исправить, пойти навстречу. Ты трус и подлец. Я вызываю тебя на дуэль, барон Моунт. До смерти.

— Нет, Луис, — тихо ответил Легрэ, отворачиваясь, — у тебя не будет такой возможности.

— Будет. Как только мы выйдем, я требую удовлетворения. Иначе я вас закую в кандалы и отправлю на галеры.

— Это ваше право, герцог, — прозвучало в ответ. — Но драться я с вами не стану.

Кристиан поднялся, дошел до камина, чтобы сесть на полу и подкинуть в огонь немного дров. Пламя обрадовалось, затрещало, пожирая сухую сосну. Легрэ смотрел на него и вспоминал, что Луис когда-то дважды хотел его повесить. Что ж, с тех пор он стал более изощренным в своих порывах. Кристиан улыбался — слабо, едва заметно и иронично.

— Прекрасно. Именно мое... — рыкнул Луис беспомощным зверем. — Предатель! Ненавижу тебя!

Кристиан долго молчал, не сводя взгляда с огня, потом поежился.

— Можете меня еще выпороть предварительно, чтобы я уже точно прочувствовал ваш гнев. Только не по ягодицам, а то я на галерах долго не протяну и недостаточно промучаюсь.

— Не дождешься... Тебе я придумаю изощренную пытку.

— О, простите своего глупого раба, я недооценил вашего блестящего ума. Могу я поинтересоваться у вашей светлости, что вы намерены со мной делать?

— Идиот... — герцог прислонился головой к стене. — Катись на все четыре стороны, — еще пара вздохов-выдохов. — Я тебе не господин.

— Насколько я помню, герцог Сильвурсонни, я вам присягал. Или вы уже передумали на счет галер? — Кристиан показательно вздохнул. — Жаль. Всегда хотел жить у моря. А тут, даже на нем, не сходя, так сказать. Куда не глянь, куда не брось взгляд, всюду одно море. Вода. Вода. Вода. Много воды... А может на виселицу меня за глупые идиотские идеи, а?

Внезапно дверь камеры отворилась и вошел Фернандо. Спокойно усевшись на ковер около стены напротив кровати, он пожаловался:

— Что-то замерз, здесь у вас теплее и уютнее. Но вы продолжайте, продолжайте, — король зевнул, прикрыв рот ладонью. — Кстати, вина никто не хочет? Правда у меня только один бокал, — он огорченно посмотрел на деревянную кружку и кувшин дешевого вина, которые прихватил из караульного помещения. — Хотя, это однозначно интереснее. Луис, ты когда-нибудь пил эм... вот такое вино? Ощущения на утро, надо сказать, незабываемые. Кристиан наверняка подтвердит.

Подцепив ножом пробку, Фернандо наполнил кружку:

— Кто еще будет? Или мне одному все достанется?

— Мы уже закончили разговор, Фернандо. Кристиан ясно дал понять, что я исчерпал всякую возможность быть с ним. Потому повторяю просьбу, озвученную у тебя. Мне горько, но это лучше для нас всех.

— Что за просьба? — Легрэ поднялся и, подойдя к королю, сел рядом. Он совершенно очаровательно улыбнулся. — Я буду, если ты обещаешь мне туда больше ничего не подсыпать.

— Наш мальчик решил стать монахом, на этот раз — в Александрии, — ехидно сказал Фернандо, отхлебнул из кружки и протянул ее Кристиану. — Видимо, вспомнил, как хорошо ему было в Валасском монастыре. А в Александрии столько жгучих, горячих мужчин, которые любят хорошеньких светленьких мальчиков. Да, милый? — подмигнул король юноше.

— Это не ваше дело... Не все меряют жизнь через постель, — нахмурился Луис.

— О! А вот и еще одна проблема озвучена! — обрадовался Фернандо. — Кристиан, мы меряем жизнь через постель, выпьем за это! — Дождавшись, пока Легрэ сделает глоток, король забрал у него кружку и отпил. — А чем ты меряешь жизнь, Луис?

— Хватит, Фернандо. Ты посмеяться решил с Кристианом. Я рад, что вас помирил в тот вечер, когда стал вам врагом. Теперь я уйду.

— Ох, Луис, — Легрэ обнял короля одной рукой за шею и поцеловал в висок, видимо, благодаря за выпивку, — в монастырях все точно меряют жизнь через постель. На то они и монастыри. Фернандо, а ты, значит, тоже не прощен герцогом? — Кристиан со вздохом взглянул на юношу. — Ну, а его за что?

Набираясь терпения, юноша убрал за уши волосы, скрестил руки за спиной.

— Если есть еще причины меня здесь задерживать, ваше величество, говорите. Я исчерпал доходчивость слов. Я вас обоих люблю. Вы продолжаете надо мной измываться. Я ухожу.

— Луис, а что для тебя любовь? — Фернандо передал кружку Кристиану. — Вот ты говоришь — "люблю". А что ты подразумеваешь под этим?

— Мы уже говорили на эту тему, ваше величество.

— А ты повтори. Я думаю, будет не только мне полезно послушать.

— Откройте апостола Павла и прочитайте.

— Вы все самое интересное без меня обсудили? — шутливо обиделся Легрэ, сделал большой глоток и отдал кружку королю. — Я вот не помню, апостол Павел ссылал кого-нибудь на галеры?

— Я просто разозлился на тебя. Ты в гневе и хуже делаешь, Кристиан.

— Любовь, — раздался мерный голос короля, — долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, сорадуется истине, всего надеется, все переносит. Правильно?

— Правильно, — отозвался Кристиан хмуро. Он встал и подошел к Луису. — Просто разозлился, да?

— Фернандо, хочешь растоптать то, что уже вы топтали? Терпелив ли ты был, когда гнал меня от себя? Милосерден ли в своих вопросах? Не завидовал ли, когда Кристиану я откликнулся в любви и не желал ли его убить? Не раздражался ли всякий раз, если что не по-твоему? И зла ты тоже, конечно, не мыслил. А уж истины между нами... Да, я тоже грешен перед вами. Я признаю, что я всего лишь мальчишка...

Фернандо светло улыбнулся, глядя на Луиса.

— Знаешь, мальчик мой, а ведь это изречение не имеет никакого отношения к реальной жизни, оно подходит только святым. Ты долготерпел, но к чему это приводило? Только к тому, что обиды накапливались и накапливались. Это только святые могут долготерпеть и не копить обиды. Ты все переносил — но душа твоя этому не радовалась, а только разбивалась. Только у святых душа все переносит с настоящим смирением, оставаясь цельной и чистой. Любовь не мыслит зла? А как же ревность? Она есть и у меня, и у Кристиана, и у тебя. У таких грешных людей, как мы, не может быть любви святых. Именно поэтому я хочу спросить у тебя — что для тебя любовь? Для грешного человека? — король отставил вино, сел перед юношей и коснулся его колена. — Почему ты уверен, что любишь нас?

— Потому что я следую своему сердцу. И стараюсь из всех сил не творить зла... И теперь мое сердце растоптано, — Луис взглянул на Кристиана. — Я всего лишь злился — по-детски глупо. А ты от меня отказался.

— Отказался? — Легрэ не скрывал удивления. — Что ты имеешь в виду?

— То, что ты делаешь... ты ушел... от меня. Я ухожу тоже.

— Что? — Легрэ смотрел на Луиса во все глаза и ушам не верил. — Ты... ты выгнал меня, сказал, что ненавидишь. Я уже не говорю о том, что ты меня во всех смертных грехах обвинил... Луис, ты в своем уме?

— Я выгнал тебя в минуту приступа. Я сожалел, что так поступил. Ты же вполне осознанно и серьезно сделал это, — герцог-таки направился к дверям. — Фернандо, разреши мне хотя бы уйти отсюда. К себе...

— Луис, милый, — король развалился на ковре, упершись спиной о кровать, — ты совсем-совсем ничего не помнишь, что я сегодня говорил про меня, про Кристиана, про тебя? Ты молчишь, ничего не говоришь, копишь обиды, думая, что не в праве что-то говорить. И в результате все выливается в твои приступы истерики, совершенно неожиданные и очень больные для нас. Кристиан не прогонял тебя. И о причинах его поведения я тебе тоже говорил сегодня. Может быть, ты просто и ему тоже пообещаешь спрашивать о том, что тебя ранит? Не хранить в себе? — Он на секунду замолчал, а потом продолжил. — Луис, иди сюда. Пожалуйста.

Сомнение читалось в ответ во взгляде юноши. Он вроде хотел идти, но смотрел на Кристиана и не решался, опустил голову, словно что-то на полу потерял. Мялся, словно сейчас его ждет наказание.

— Фернандо, будь милосерден. Пожалуйста...

— Луис, пожалуйста, иди сюда, — король перевел взгляд на барона. — Кристиан, — монарх взглянул на брата, нахмурился и подошел к нему. — Кристиан, ты говорил, что сделал выбор. И я слышал все, о чем вы тут разговаривали. Ты говорил, что Луис не сможет тебе простить Артура. Сможет, если ты ему поможешь. Сможет, если мы начнем говорить и прояснять проблемы, не доводя до крайностей. Кристиан, — Фернандо прислонился лбом ко лбу и обнял, — не оставляй меня.

— Вот и хорошо, мне большего и не надо... Вы ближе, чем я вам, — Луис вжался в дверь.

Легрэ провел рукой по щеке Фернандо, с любовью вглядываясь в глаза. Пальцем — по губам, обвел линию подбородка. Он не заслуживал таких страданий — не знать, где Легрэ, искать его по всей стране и никогда не найти. И хотя сам Кристиан считал, что заслуживает смерти, он не думал, что Луис должен страдать из-за него.

Легрэ едва кивнул брату, потом отпустил его и подошел к юноше, глядя в глаза.

— Я не знаю, как Фернандо догадался о том, что я намерен лишить себя жизни, — начал говорить он медленно, тихо и как-то неуверенно. — Я не говорил об этом никому, да сейчас это и не важно. Я хочу нормально и по-человечески обсудить с тобой ситуацию с Артуром. Я не хочу, чтобы из-за меня ты ссорился с Фернандо. Так или иначе, он этого не заслужил. Я забыл о его измене и простил его, и совершенно не важно, нужен я ему или нет. Он нужен мне, очень нужен мне — и тут я поступаю, как эгоист. Ради этого я готов закрыть глаза и на тысячу измен. И ради тебя я тоже всегда поступал, как эгоист. Я никогда бы не стал рисковать твоей честью всерьез и если бы я хоть на один волосок сомневался в принце Самире, я бы не втянул его в такое. Слышал бы ты, как он на меня кричал за то, что я так далеко зашел — до сих пор в ушах звенит. Все, что я хотел, это чтобы ты хотя бы на время забыл тоску по Фернандо. Я мог бы просто увести тебя к морю, но я был уверен, что это бы не помогло. Я — не тот человек, который смог бы что-то исправить одним своим присутствием... Я пытался. Беспокойство и отчаяние толкнули меня поступить скверно с тобой, но в тот момент я не видел иного выхода. — Легрэ опустил глаза. — Влепил бы мне пощечину разок за это еще в замке и простил, возможно, мы бы сейчас избежали этой глупой войны.

— Кристиан, небо! Святые все! Я... — юноша всхлипнул. — Я тебе верю. Клянусь, верю тебе... Я люблю тебя... Если бы ты... Прости, я полный болван, — юноша бросился к Легрэ и обнял.

Фернандо еле слышно выдохнул — неужели на этот раз разрешилось? Он подошел к любимым и прижал их к себе. Дьявол, господь, кто угодно — лишь бы разрешилось, и они хоть что-то поняли и изменили.

— Тебе бы поучиться говорить, что у тебя на уме, — ласково отозвался Кристиан, прижимая голову Луиса к груди, целуя его в макушку и огладив Фернандо по плечу, — а то следующего раза мы точно не переживем.

— Я стараюсь, правда... Я очень стараюсь... — Луис уткнулся в Легрэ, силясь не поддаться беспомощности и слезам. — Меня учили молчать и... не уходи...

— Я от тебя разве что на тот свет уйду, — пошутил Легрэ, поцеловал Луиса в лоб и прошептал: — Прости.

— Луис, — коварно улыбнулся Фернандо, — а ты знаешь, почему я до тебя старался не дотрагиваться? Если мысли?

— Не знаю, — юноша продолжал обнимать Кристиана, гладил его по спине, не веря, что снова его чувствует. Разум чуть затуманился и расслабился. Лишь глубоко внутри еще не верилось, что кошмар не продолжится.

— Милый, а ты вспомни, когда мы в последний раз спали вместе? — король поцеловал Луиса в шею. — Так когда?

— Давно... — голубые глаза взглянули в черную жаркую бездну.

— Я бы сказал, очень, очень давно, — Фернандо слегка поцеловал мальчика, боясь потерять голову. — С тобой тоже, — король повернулся к барону и прильнул к его губам более откровенно. Руками за талии обоих и к себе покрепче. И опять поцелуями по шее мальчика. Еле слышно втянуть воздух и вместе с ним запах Луиса, пьянящий, соблазняющий.

Кристиан смирился окончательно и отпустил всю свою боль. Им с Луисом предстояло много работать над отношениями, говорить друг с другом — Легрэ пока был не готов к такому активному примирению, но сдерживал свои эмоции и просто обнимал двух дорогих ему людей, отдав доминирующую роль Фернандо.

Юноша сразу ощутил, как напряжение схлынуло из Кристиана, как стук его сердца перестал быть тревожным, как изменились объятья. И почувствовал себя еще слабее, еще глубже уловил изменение в самом себе. Отдался на волю вновь окружившего его тепла.

— Как хорошо, что здесь большая кровать, — пробормотал Фернандо, не отрываясь от мальчика. Жажда обладания росла неимоверно, и он терялся в своем безумии и желании. Прижав Луиса спиной к Легрэ, начал медленно снимать с герцога рубашку, используя как пряную приправу поцелуи с обоими любимыми.

Кристиан целовал Фернандо с примесью благодарности, но с Луисом осторожничал и только ненавязчиво сжимал пальцы на его плечах, поддерживая, успокаивая.

Вскоре они втроем оказались на постели, продолжая целоваться и ласкать друг друга.

— Луис, — Кристиан сел в изножье кровати, и пока Фернандо целовал герцога в шею, помог герцогу избавиться от сапог, — ты уверен, что именно этого хочешь?

Юноша позволял себя раздевать, откликался на поцелуи и очнулся лишь в кровати от вопроса Легрэ. Он посмотрел на мужчину чуть дольше обычного.

— Да, и всегда хотел, — отозвался тихо. — Очень. Разве ты не знаешь этого?

Легрэ печально улыбнулся в ответ, погладил юношу по оголенной коже ступни.

— Я в последнее время понял, что вообще о тебе ничего не знаю. Но точно уверен в одном, Луис, я люблю тебя... всегда любил.

— Мне нравится с тобой, с Фернандо... Меня все устраивало. Я хочу тебе доверять окончательно, — герцог вздрагивал от каждого поглаживания, понимая, что возбужден донельзя, что его тело таким образом пытается избавиться от напряжения, что оно соскучилось по близости.

— Я пока не знаю, как нам с этим быть, — честно признался Легрэ, немного массируя пальцы на ноге герцога.

— Мальчик мой, нельзя хотеть доверять, нужно просто доверять. Реши для себя, что веришь и верь, — король провел рукой по телу юноши, на котором еще сохранились следы золотистого загара. — Милый, тебя действительно устраивало вообще все? Даже то, что было неделю назад?

Юноша взглянул вверх на короля. Едва уловимо заулыбался.

— Абсолютно все. Разве я когда-то говорил обратное?

— Так ты все-таки из-за Альваро Феллучи вспылил? — Кристиан переглянулся с королем. — Да?

Юноша запылал из-за имени Альваро. Опять? Да что же это такое каждый раз? герцог еле сдержался, чтобы опять наружу не вырвался его личный демон.

— Я не знал, что так ревнив, — забормотал он.

— Милый, мне не нужен никто, кроме вас, — Фернандо склонился к мальчику. — Вы меня пьяните лучше крепкого вина. Вы для меня слаще южного винограда и острее любой восточной специи. Только вот не обманывай меня, мальчик мой, и не терпи. При неправильном хранении вино становится уксусом, виноград прокисает, а специи превращаются в безвкусную пыль. Тоже самое и с чувствами. Я не хочу этого.

— Я... не... я не обманываю... — задрожал Луис, увидев перед собой знакомого дьявола. — Клянусь...

— Милый, чего же ты тогда боишься? — король провел рукой по подбородку юноши, ловя дрожь юного тела.

— Неужели я так плохо объяснил? Я себя боюсь, Фернандо. Я одержим, как и ты. Давно одержим... словно иногда и не я вовсе, — герцог перехватил запястье мужчины, но не сильно, чтобы просто за что-то держаться, точно боялся потерять связь с реальностью.

— Когда ты с Кристианом? — король нежно поцеловал мальчика.

— Нет, все меняется, — было приятно отвечать на нежность и поглаживания Кристиана. — Словно вода поднимается и затопляет меня. Я не знаю, что делаю, что говорю. Потом прихожу в себя, и каждый раз... Фернандо, прошу... Еще...

— И когда у тебя это состояние начинается? — король с удовольствием выполнял просьбу мальчика, любуясь, как розовеет его кожа и разгорается внутренний свет.

— Я его не контролирую, — Луис вздрогнул, когда поцелуи Фернандо стали выражать нетерпение и страсть. — Оно во мне сопротивляется, заставляет быть сумасшедшим, ярится, как зверь в клетке.

— Это не одержимость, — Легрэ подвинулся ближе и стал распутывать шнуровку штанов герцога, — просто тебе что-то не нравится.

— Тогда почему? Почему все так странно? — юноша потянулся к Кристиану. — Вы думаете, что мне на самом деле не нравится?

— Нравится, — улыбнулся Фернандо, — но, видимо, не все, раз происходит такое. Нам нужно знать, чтобы не делать твоей душе больно. Чтобы тебе было хорошо, — король запустил пальцы под уже развязанные штаны-брэ и с видимым удовольствием погладил Луиса.

— Иногда мне кажется, что Луису не по душе наши игры, — Кристиан отвел со лба юноши челку и всмотрелся в его глаза. — Сразу возникает столько мыслей. То ли тебе не нравится, то ли я никудышный изобретатель, то ли все это нарочно. Действительно странно.

Луис весь трепетал от ласковых вопросов и не менее сладких поглаживаний.

— Все не так. Я с детства... Я... Поймите меня. Я давно делал себе больно, чтобы зверь не выползал. И каждый раз заканчивалось тем, что ощущал наслаждение...

— А зверь твой выползал в какие моменты? Со мной или с Кристианом выползал? — Фернандо продолжал нежно гладить мальчика, чувствуя, как под пальцами твердеет его плоть.

Кристиан неторопливо и осторожно стянул с юноши шоссы и штаны, отбросил их в сторону. Он внимательно слушал разговор, вспоминал ночи с герцогом, их разговоры, ссоры и недомолвки.

— И когда вы были со мной... — Луис задыхался от движения пальцев по его естеству, слова давались с трудом. — Я ревновал и Кристиана, не только тебя, Фернандо. Я думаю, что это происходит именно тогда.

Легрэ ласково положил ладонь на затылок юноши, провел ладонью по груди. Ему все еще не верилось, что это происходит, что Луис здесь, с ним, и Фернандо... в который раз за последнюю неделю спас его.

— Интересно, — вкрадчиво поинтересовался Кристиан, — а меня ты к кому ревновал?

— К Артуру... — ответил юноша. — Это так просто... — он подался вперед, позволяя соприкасаться коже с кожей все ближе, все ощутимее, чтобы чувствовать, чтобы знать, что Легрэ здесь, что он еще любит.

— Хм, — Кристиан задумчиво хмыкнул, пряча за поцелуем в волосы улыбку, — вообще-то не зря ревновал.

Герцог распахнул закрытые от страсти глаза. Его лицо выдало ярость...

— Ты издеваешься? — в голову ударила волна, которая готова была снести опять все на свете.

Взгляд Легрэ стал хитрым, а пальцы на затылке герцога предупреждающе сжались, не позволяя отстраниться или взбрыкнуть. Кристиан улыбнулся.

— Конечно, — сказал он тихо, чувствуя, как напряжен Фернандо. — А еще, я считаю, что твоего зверя надо бы поучиться укрощать, когда он буйствует. Можно его сколь угодно прятать поглубже, но если ты его не контролируешь именно тогда, когда он вырывается наружу — ничего хорошего не будет. Давай попробуем сейчас сладить с ним, хорошо? Вот так, например, — и сказав это, Легрэ жарко поцеловал герцога в губы.

Король тихо выдохнул и провел пальцами по спине Легрэ. Не то чтобы он поверил в его первую реплику, тем более что они уже говорили про любовников на стороне, но все-таки... И с мальчиком сейчас лучше побережнее — всем пришлось несладко. Он ласково прочертил дорожку поцелуями по плечу барона, пальцами утонув в кудряшках Луиса.

Легрэ отстранился, ласково взглянул на Фернандо и улыбнулся ему.

— Рассказывай теперь нам, Луис, что твориться в твоей голове? — Кристиан уложил юношу на постель.

— Сейчас? — глядя на своих любовников, герцог всякий раз смущался, словно его уличили в чем-то постыдном. — Я и сам не знаю... Мне кажется, что сама мысль, что вы не мои делает меня сумасшедшим. Пожалуйста... Лучше уж сразу разойтись, чем я вновь буду думать о том, что мы расстанемся.

Фернандо не выдержал и рассмеялся.

— Никуда мы тебя не отпустим, смирись и осознай до конца, — он прилег рядом с мальчиком, и погладил его по животу. Такой сладкий, чистый, как цветок. Он опять тонул в желании — не сорвать, нет, помочь раскрыться, чтобы уже потом полностью насладиться всем. Король, дразня, провел языком по губам юноши. — Твой зверь появляется и в другие моменты. В какие?

Ресницы дрогнули, зрачки расширились. Фернандо всегда бил по целям, проникал в суть вещей. Всегда ему хотелось открываться? Нет, прятаться, строить стены... Скрываться в лабиринтах мыслей...

— Мой король желает абсолютно овладеть мной. Мой король знает, что зверю хочется крови... Что одержимость в боли пугает меня, а ему всегда мало. Он заставляет ходить по лезвию ножа.

— Милый, — Фернандо погладил мальчика по щеке, а хотелось просто стереть для любимого часть прошлого, которое заставляет его забираться в клетку холода и страха. — Здесь нет короля. Здесь есть только любящие тебя люди. Здесь есть Фернандо, здесь есть Кристиан. Мы не хотим заставлять. Мы хотим понять тебя. Мы хотим, чтобы ты сам понял и принял себя. Ты говоришь — одержимость в боли. Чего именно ты боишься? Только того, что тебе это нравится и хочется все больше? Или чего-то другого?

— Нет... Мне нравится, что вы делаете, как все происходит. Мне нравится, что вы с Кристианом заставляете меня кричать... Меня пугает. Да, что дальше становится все хуже... Я не могу себя контролировать. Я не хочу на вас срываться...

Король опять погладил юношу, стараясь то ли успокоить, то ли ободрить.

— Знаешь, милый, давай посмотрим, что будет дальше. Ты же сейчас всегда будешь нам рассказывать о том, что тебе не нравится, что тебя тревожит, правда? Ты перестанешь кормить своего зверя плохими мыслями о нас, а мы поможем тебе научиться его контролировать. Даже если вдруг срыв будет — теперь мы знаем, что происходит. Мы поможем и не оставим, — с этими словами Фернандо коснулся поцелуем таких манящих губ. Как же он соскучился!

— Скажу, — шепнул Луис, робко отвечая.

Легрэ склонился к паху юноши и лизнул кончиком языка головку, собирая каплю солоноватого семени.

— Просто люби нас, Луис, — сказал он. — Тебе не следует бояться ходить по острию ножа. В мире есть два человека, которые помогут не погибнуть.

Легрэ поглаживал рукой бедро короля, потом осторожно ослабил шнуровку его штанов.

Крепость герцога дрогнула, он чуть шевельнул бедрами — нетерпеливо застонал, вновь переставая себя контролировать. Страстно ответил на поцелуй короля.

Легрэ еще около минуты дразнил юношу ртом, захватывая до основания, наслаждаясь им как райским запретным плодом, потом встал и осмотрелся. Остановив взгляд на чистом полотенце, Легрэ стянул с талии пояс и аккуратно намотал ткань на него. Потом он склонился к уху Фернандо, что-то шепнул и вложил в его руку заготовленную вещь.

Король с интересом посмотрел на Кристиана и обратился к мальчику:

— Луис, мы хотим немного поиграть. Не боишься, милый?

— Я должен? — удивился юноша. Он притянул Фернандо к себе, обхватив за шею, и потерся щекой о щеку.

— Нет, милый, не должен, — ответил тот, обнимая герцога и с удовольствием принимая его ласку. — Я рад, что ты так ответил. Значит, ты нам доверяешь.

Кристиан слабо усмехнулся, сдерживая улыбку. Его рука поглаживала внутреннюю часть бедра юноши.

— Ты ни о чем не хочешь меня спросить, любимый?

— Наверное, — оторвавшись от Фернандо, дрожа от того, как скользят пальцы по коже и касаются самых чувствительных мест, герцог пытался сохранять ровное дыхание. — Так что за игра?

— Не то, — Кристиан отвел взгляд и теперь следил за собственными пальцами, забиравшимися в золотистые жесткие волосы в паху герцога. — Я ведь не просто так об Артуре тебе сказал. Подумай, Луис... Мы же договаривались, что больше не будет недомолвок. Или тебя ничего не беспокоит?

Луис рванулся прочь от Легрэ. Слетел с кровати, подхватывая штаны:

— Ваше величество, откройте мне дверь, — дрожащим голосом сказал он.

— Здесь нет короля, помнишь? — Кристиан в одно мгновение оказался за спиной герцога и ухватил руками за талию и поперек груди. Он удерживал Луиса без труда. — Что тебя так взбесило? — смеясь, спрашивал он. — Опять бежишь? Чего ты боишься? Что ты так боишься узнать, Луис? Отвечай. Я не отпущу тебя до тех пор, пока ты не научишься уточнять и спрашивать с других. Думаю, Фернандо с радостью запрет нас здесь на годик другой, пока мы не выдрессируем твоего несносного зверя как следует... Да, Фернандо?

Король подошел к любовникам, аккуратно взял лицо мальчика в свои руки и поцеловал.

— Тише, милый, — он тепло смотрел в льдинки глаз. — Не бойся.

Луис продолжал вырываться, глаза его бешено сверкали, придавая лицу особую красоту. Чуть хищную, чуть растерянную и наивную по-детски. Когда король обхватил пальцами подбородок, сопротивление стало намного слабее и стекло на нет.

— Я не хочу знать... не хочу...

— Тогда я сам скажу, — мягко проговорил Кристиан, стискивая объятия. — Ты правильно ревновал к Артуру, хотя бы потому, что у нас с ним полное взаимопонимание. Но я же не говорил, что спал с ним или что люблю его. Я бы хотел, чтобы и с тобой, любовь моя, у нас было тоже полное взаимопонимание, но над этим надо работать. С принцем Самиром меня связывает только крепкая долгая дружба. Ревнуй меня только к самому себе, Луис, и пообещай постараться все исправить. Мы должны быть вместе, ты сам сказал. Тогда зачем убегаешь? Лучше поцелуй меня.

— Правда? Ты не врешь? — юноша откинул голову на грудь мужчины, чтобы увидеть его лицо, пальцы разжались, выпуская штаны. Легрэ не обманывал. В голосе его слышалась такая знакомая ирония, когда он считал, что Луис ведет себя слишком наивно. — Я постараюсь исправить, я обещаю вам. Я очень хочу исправить.

— Глупенький, — Легрэ ласково сместил ладони на бедра юноши и коснулся губами лба, — почему ты все время забываешь, что ты — моя жизнь. Ты и Фернандо.

Король лишь согласно кивнул и поцеловал мальчика в открывшуюся шею. Наверняка впереди долгий путь, а пока:

— Кристиан, мне кажется, пора объяснить правила игры.

— Ты прав, — Легрэ взял из рук короля пояс с полотенцем. — Мы завяжем тебе глаза, Луис, и встанем с двух сторон от постели. Игра простая — куда кому уткнешься губами, то место и приласкаешь. Мы с Фернандо присмотрим, чтобы ты не упал с постели на пол.

Конечно, герцог согласился на условия. Позволил себе завязать глаза. Он доверял — учился доверять. И теперь особенно было тяжело это сделать. Ссора еще оставалась горяча. А внутри гнездилось беспокойство... Но юноша откинул и его. И почти сразу оказался в темноте, чтобы начать игру.

— Луис, милый, — король встал с одной стороны кровати. Пока Кристиан занимался юношей, он успел раздеться. — Выбирай, в какую сторону идешь, — и рукой поманил Легрэ.

— Не знаю. — Луис нерешительно сделал шаг вперед, еще один, качнулся и начал падать.

Кристиан подхватил его под руки и помог взобраться на постель с ногами, после он тоже разделся и, жадно поцеловав короля, встал у другого края кровати.

— Осторожнее, мальчик мой. Не торопись.

Торопиться? Луис сдвинулся в сторону, ощупывая рукой мех. Наверное, забавно это со стороны выглядит. Несколько аккуратных движений, чтобы уткнуться в ногу Фернандо и поцеловать его колено.

— Почти в цель, — прокомментировал Легрэ со смешком. Он взглянул в карие любимые глаза короля и стал немного серьезнее. — Теперь ползи на мой голос, Луис. Посмотрим, что найдешь. — Кристиан присел на корточки так, что его лицо оказалось на уровне головы мальчика.

Юноша уже не смог сдержать улыбки. Это напоминало детскую шалость "найди меня". Дети тоже завязывали глаза водящему и заставляли себя искать. Теплые губы через несколько мгновений нашли губы Кристиана.

А там временем Легрэ взял лицо герцога в ладони и властно поцеловал, почти кусая тонкую розовую кожу его мягких теплых губ.

— Прогнись в пояснице, — едва слышно прошептал он сквозь поцелуй, крепко удерживая юношу и не собираясь пока отпускать. Зрелище для короля обещало взволновать Фернандо кровь так, что тот непременно потеряет голову. — Раскройся для него.

Юноша выгнулся гибкой струной, показывая себя, открывая свою дрожь и возбуждение, свою беззащитность. Ему стало жарко, горячим потоком обдало с головы до пят.

Король шумно втянул воздух. Теперь и для него игра? Переступив пару шагов, он склонился над юношей, пощекотал языком копчик и скользнул ниже, между призывно выставленными ягодицами.

Луис тихонечко застонал, задрожал, когда вокруг сведенных мышц возбуждающим искусителем закружил язык.

— Хорошо, — шептал Легрэ сквозь поцелуи, — вот так... Умница... Хорошо. Теперь расставь шире ноги и чуть поводи бедрами... Представь, что это не язык Фернандо стремится к тебе, а ты к нему. — Прихватив подбородок Луиса одной рукой, вторую Легрэ запустил герцогу под живот — взял его член в руку и стал раззадоривать совершенно пошлыми резкими движениями, словно играясь с достоинством юноши.

По спине герцога пробежали мурашки. Пальцы Кристиана приносили одновременно вожделение и боль. Юноша раскрылся еще сильнее, расставляя колени шире, ахнул от того, что язык проник внутрь.

Услышав голос мальчика, Фернандо не выдержал — голова и так была, как в тумане, а после чуть слышного, но такого страстного вздоха Луиса... Встав позади юноши на колени, король властно положил ладонь на поясницу, и начал очень медленно, стараясь не сделать больно, входить в него.

Это было слишком горячо, слишком невыносимо. Луис цеплялся за Кристиана, как за последнюю надежду, чуть толкался назад, помогая Фернандо, вновь вздрагивал и уже не сдерживал глубоких стонов.

В голове Легрэ снова рождались странные извращенные сцены, которые он хотел бы воплотить в жизнь прямо сейчас. Почему Луис вызывал в нем такие желания, Кристиан не знал, ему просто нравилось владеть юношей, играть с ним в такие игры, о которых даже выдавшие виды инквизиторы ничего не слышали, и срывать с этих красивых губ крики и стоны. Кристиан нежно поцеловал герцога и заставил себя не думать о том, чтобы сегодня зайти слишком далеко. Но как хотелось!

— Давай сделаем так, — предложил Легрэ, поднимаясь на ноги и ухватив герцога за волосы. Чуть запрокинув его голову назад, Кристиан взял в руку собственный член и провел головкой по губам Луиса. — Хочешь его? — спросил он с легкой хрипотцой в голосе.

Луис от резкого вскидывания до основания насадился на член Фернандо, из глаз его полились слезы. В голове все затуманилось от жара в животе.

— Да, хочу, — задохнулся герцог, чувствуя, как руки короля обхватывают и удерживают от лишних движений.

— Умничка, хороший мальчик, — зашептал король, склонившись ближе к юноше. — Тогда открывай ротик и поработай как следует своим прелестным язычком.

Руками он держал герцога чуть ниже талии, стараясь не сжимать сильно, хотя и хотелось, до боли, до синяков под пальцами и почти кровавых следов ногтей.

Луис коснулся нежными губами сочащейся желанием головки члена, мягко покружил по ней, проводя по бороздке, вобрал чуть, отпустил... Руки потянулись к Кристиану, огладили его ноги, в то время как рот все глубже вбирал естество.

Становилось слишком душно, слишком сладко. И герцог понимал, что рассудок покидает его, сменяясь похотью.

Легрэ толкнулся навстречу юноше, стал ритмично двигать бедрами, толкаясь в услужливый рот, а может быть насаживая на себя голову герцога. Рука в волосах ослабила хватку и скорее теперь ласкала, чем подчиняла.

— Ммм! — Кристиан улыбнулся королю, облизал пересохшие губы. — Луис, знаешь, что я сейчас вижу в глазах Фернандо? О, они так красивы, так затуманены желанием, они смотрят в душу. Как думаешь, радость моя... как быстро ты сможешь насаживаться на его горячий член? Быстрее, чем я буду тебя в рот трахать? Давай проверим.

Слова долетали до попавшейся в ловушку двух хищников жертвы сквозь яркие вспышки, в которых заворачивались вихри боли, наслаждения, запахов, вкуса. Жаркий пот потек по лицу от пытки, пробивавшей, расширявшей внутренности. Луис двигался, позволяя Фернандо входить все глубже и сильнее. Его рот принадлежал теперь Кристиану, который не собирался жалеть и почти насиловал, вталкивая член почти в глотку и лишая воздуха.

Фернандо смотрел на Легрэ, потом похотливо улыбнулся в ответ, облизал два пальца на руке и провел ими по губам барона, шепча:

— Это тебе поцелуй, нежный.

Наполовину выйдя из мальчика, звонко шлепнул его по заду:

— Двигайся, милый.

Луис дернулся, позволяя короля вновь войти до упора, сбиваясь с ритма, который задавал ему с другой стороны Легрэ. Внутри все полыхало и требовало новых и новых толчков. Юноша захрипел, полузадушенный членом Кристина, который требовательно продолжал владеть ртом.

Кристиан поймал губами пальцы короля, глядя в его глаза затуманенным взором, застонал. Он вышел из Луиса, пару раз провел возбужденной до предела плотью по щекам юноши и снова присел на корточки.

— Луис, сладкий мой, — тихо спросил он, легко целуя губы, — примешь нас обоих?

Затуманенный взгляд герцог был полон болезненного желания. Он плохо воспринимал, но от слов Легрэ внутри все сжалось. Мышцы еще крепче обхватили член короля.

— Я не смогу, — застонал он, тяжело дыша. — Разве можно?

— Можно, — Фернандо наклонился, жарко щекоча дыханием кожу мальчика между лопаток, пальцами ласково пробежал по животу. — Можно, тебе понравится. Скажи "да".

Сомнения продолжали мучить Луиса, но поцелуи и ласки, уговоры заставляли его соглашаться.

— Да, — шепнул он губами в губы Легрэ.

Кристиан бережно снял повязку с глаз герцога, чтобы тот увидел ласковый взгляд синих глаз.

— Если тебе будет очень больно, мы остановимся. Не бойся, мы с Фернандо осторожно.

Луис утонул в синеве, но волнение нарастало. Больно? Насколько сильно, если Легрэ уже теперь извиняется.

Король вышел из мальчика, лег на кровать и позвал его:

— Милый, иди ко мне.

Герцог чуть испуганно взглянул на мужчину, тот с улыбкой притянул его к себе и усадил сверху. Уже разогретые мышцы позволили это сделать без проблем. Бережно прижав к себе Луиса, Фернандо принялся его целовать.

Юноша ощущал, как король продолжает медленно двигаться в нем, губы обжигали, возбужденный член между их телами горел, словно фитиль страсти.

Кристиан взобрался на постель и устроился позади Луиса, между разведенных в стороны ног короля. Он погладил ягодицы герцога, склонился ниже и прихватил губами мошонку Фернандо, удерживая во рту, поиграл яичками, языком прошелся там, где соединялись тела двух его любовников.

От новых ощущений в голове разразилась буря. Луису казалось, что его, словно щепу вздымает на огромных черных волнах, а затем бросает с силой вниз. Сердце ухало. Движения короля были плавными и решительными, язык Кристиана вездесущим. Юноша стонал в голос, уткнувшись в грудь Фернандо и не зная, что его ждет дальше. А еще его захлестывало смущение, страх, что боль... эта боль, за которую следует извиняться, окажется сильнее, чем он думает. И как? Каким образом. Юноша прикусывал губы в волнении и от каждого толчка внутрь трепетал.

— Милый, ты божественен, — король продолжал целовать мальчика, стараясь расслабить, возбудить еще больше, отвлечь от мыслей, оставить только ощущения. Рукой гладил по ягодицам, пальцами слегка проникал в Луиса, все больше расширяя его.

Легрэ ждал, нежа бедра юноши, почти незаметно для того разводя их шире. Он сместился выше, выцеловывая поясницу юноши.

Юноша потерся щекой о плечо короля, позволяя тому вновь целовать себя. Губы стали алыми, щеки горели... Влага растекалась между телами. И к этому жару добавлялись поцелуи Легрэ, медленные, но глубокие фрикции короля. Юноша тяжело дышал, стоны то и дело слетали с уст.

Улучив подходящий момент, Кристиан кивнул Фернандо и тот, войдя в Луиса до предела, замер. Кристиан сжал одной рукой левую ягодицу герцога, чуть отводя, раскрывая. Он обильно смазал юношу слюной и, придерживая свой член свободной рукой, приставил головку к анальному отверстию Луиса. Легрэ не торопился и пока не давил, позволяя юноше привыкнуть к мысли о том, что произойдет, наблюдая за его реакцией и надеясь, что нежные поцелуи Фернандо помогут тому расслабиться как следует.

Луис замер. Король еще целовал его, проходя языком по зубам, играя, маня, а потом отпустил... Юноша чувствовал теперь совсем рядом возбуждение Кристиана, его жаркое дыхание над собой. Он старался дышать... Старался расслабить мышцы, чтобы впустить мужчину в себя.

Фернандо любовался мальчиком, лаская и нежа — он был восхитительным в своем страхе и в своем желании отдаться им, совершенно не походя на прежнего себя, боящегося даже прикосновений, отторгающего реакции своего же тела.

— Ты драгоценный цветок, — шептал король между поцелуями. — Нам безумно повезло, что ты нас любишь.

— Все хорошо, — Кристиан поцеловал юношу между лопаток. — Расслабься, — выпрямился и медленно стал проталкиваться вперед. Он чувствовал, как горяч член Фернандо, как узок их ангел и сходил с ума от этого ощущения. Кое-как протиснув головку внутрь герцога, Легрэ остановился. Он гладил ягодицы, спину юноши, его бедра. — Дыши глубже, мой родной... все хорошо... ты молодец.

Луиса разрывало на части... Боль? Да, с одной стороны, невыносимая, а с другой — томительная, влажная, вызывающая испарину... Кристиан что-то шептал, успокаивал, оглаживал герцога, как породистого жеребца, потихоньку проталкиваясь вперед, останавливаясь, вызывая новые вспышки затмения. Юноша вскрикивал, цеплялся за Фернандо, слезы текли из глаз.

Король выцеловывал лицо мальчика, собирал его слезы губами, говорил какие-то нежные глупости, отвлекал словами и действиями. И горел — от прикосновений Луиса и Кристиана, от их голосов, от запахов, вкусов, с трудом утихомиривал дьявола, бьющегося красным туманом в голову — еще, еще, еще!

Как только Легрэ почувствовал, что Луис расслабился, он вошел до конца, утер пот со лба и ласково ухватил юношу за бедра. Было так странно быть внутри Луиса и одновременно чувствовать Фернандо — в этой восхитительной жаркой тесноте их плоть терлась друг о друга, давила сильнее, посылая по телу сумасшедшую нетерпеливую дрожь. И едва начав двигаться, Легрэ чуть было не кончил.

— Че-ерт, — простонал он сквозь зубы, задыхаясь от остроты ощущений. — Это... даже лучше, чем я себе представлял.

Луис отозвался протяжным стоном. Он был мокрым, волосы влажными змеями облепляли лицо, за закрытыми веками бежали круги. Казалось, тело разрывает напополам. Что в нем кто-то разжег костер. Герцог боялся даже шевельнуться, потому что от этого внутри все опять вспыхивало тягучей сладостной болью, но Кристиан, который было остановился, начал двигаться в нем, вызывая уже дикие крики.

Фернандо держал юношу, не давая ему двигаться, пил его стоны и крики как небесный нектар, судорожно целовал, лишь бы не сорваться, и шептал ему:

— Кричи, кричи, мой мальчик...

Бешенство ощущений заволакивало взор и заполняло все тело. Он изо всех сил боролся с собой, лишь бы не стиснуть Луиса изо всех сил, просто держать, властно и твердо.

— Еще... Кричи...

Легрэ попутно осыпал спину юноши нежными успокаивающими поцелуями, обжигал влажную кожу тяжелым хриплым дыханием, но иногда он выпадал из реальности в пучину белого теплого света, и его затягивало туда все сильнее. Хотелось быстрее толкаться в неподатливую тесноту, но какой-то мощный древний инстинкт любящего человека не позволял ему всерьез ранить Луиса. Его крики пронзали воздух и сердце, ласкали слух подобно лучшей на свете музыке, они превращали Кристиана в похотливого зверя и сдерживаться было все сложнее.

— Пожалуйста... ах... Милые, пожалуйста... Не могу... Умоляю... — Луис заходился криками, не понимая, сгорая, вновь и вновь пытаясь сдвинуться. Плавные движения постепенно раскрывали его. Юноша схватился пальцами за шкуру, прикусил кожу на плече короля инстинктивно.

Фернандо чуть дернулся и прижал мальчика к себе еще крепче. Прошептал ласковым змеем:

— Кричи, милый, — и притянул к себе за шею Кристиана для яростного, страстного поцелуя, до прикусанных в кровь губ, соленого, какого-то пряного вкуса крови, омывающего душу властью, страстью, одуряющей радостью, проходящей по телу чуть ли не болью и остающейся безумным напряжением в паху.

— Ну что же ты, нежный...

И в этот момент с долгим сдавленным стоном Легрэ излился, орошая юношу и Фернандо своим семенем. Луис теперь оказался между их телами без всякой возможности пошевелиться. Кристиан еще какое-то время двигался в нем — его естество начало постепенно опадать и герцогу стало немного легче. Однако Легрэ не торопился отстраняться — он чувствовал, как движется Фернандо, как их члены, соприкасаясь, трутся друг о друга. Немного приподнявшись над Луисом, Кристиан измученно улыбнулся брату.

— Давай.

Чем дальше, тем было горячее и невыносимее. Колени герцога дрожали, по ним тела влага. Еще несколько толчков, и вот в животе очередная вспышка.

Луис от нетерпеливой страсти покрыл грудь короля поцелуями, втянул сосок, не прекращая стонать. Он был на грани от того, чтобы достигнуть оргазма и каждый толчок внутрь вызывал молнии по всему телу.

Фернандо чуть выгнулся навстречу мальчику, втягивая воздух сквозь плотно сжатые зубы. Несколько резких движений — и король, потеряв контроль, на мгновение сжал Луиса до боли, до хруста, укусив его изо всей силы в плечо, кончил, судорожно вздрогнув.

Тут же герцог чуть расслабился в его руках. Внутри все пульсировало. Ныло, растекалось... Слабость настигала и охватывала горячие мышцы.

— Я только ваш... ваш... люблю, — забормотал Луис.

Они какое-то время не шевелились, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Кристиан благодарно поцеловал юношу в шею и скатился с него на постель.

— Как ты, малыш? — спросил он, ласково проведя суставами пальцев по влажной от слез щеке герцога. — В порядке?

— Хорошо, — не открывая глаз, откликнулся Луис. Голос его был тихим и выдавал полную беспомощность. Он потянулся к теплу, поворачиваясь на бок и укладываясь на плече Фернандо.

Король тепло улыбнулся мальчику, погладил по плечу. Кровавый туман спал, и по телу разливалось спокойствие и умиротворение.

— Ты чудесен, милый. Пить или есть хочешь? Кристиан? — он перевел взгляд на брата.

— Я бы не отказался чего-нибудь перекусить, — Легрэ осторожно коснулся тыльной стороной ладони прокушенной губы и, почувствовав боль, усмехнулся. — И все-таки ты скотина, Фернандо, но, черт возьми, я тебя люблю.

— С чего это я скотина? — лениво откликнулся король. — Что-то мне неохота никуда ходить, Кристиан, прикажи подать... А, дьявол, забыл, тебя же сейчас не послушают.

Аккуратно встав, чтобы не потревожить вроде бы задремавшего Луиса, натянул штаны и ненадолго вышел.

Легрэ лежал тихо, безмолвно наблюдая за тем, как Луис слегка посапывает, размышляя, за что же ему выпало полюбить это удивительное создание с ликом ангела и душой демона. Знает ли он, какие чары кроются в собственном хрупком теле. Кристиан осторожно поглаживал кожу на плече юноши, принося приятную сонную негу. Герцог отдавался им с желанием, но Легрэ все равно хотел бы спросить у него: а захочет ли юноша сам повторить подобный опыт когда-нибудь еще.

Луис пошевелился, перевернулся, потянувшись к Кристиану, обвил руками и сонно поцеловал куда-то в область подмышки.

— Куда он ушел? — забормотал, прижимаясь теснее.

Дверь слегка скрипнула, открываясь. Фернандо лег рядом с любимыми.

— Скоро все будет, — сказал он шепотом, ласково погладив мальчика по волосам. — Кстати, Кристиан, я все забываю спросить, зачем тебе была нужна эта вещица? — король протянул Легрэ большую массивную серьгу, украшенную крупными рубинами и усмехнулся: — Моей матушки, кстати. Диас тогда так удивился приказу, что взял самое дорогое, что смог быстро найти.

Луис завозился, приподнимая голову и глядя светлым затуманенным взором на украшение. Он еще продолжал греться в тепле Легрэ и обнимал его двумя руками, просунув одну под шею, а вторую уронив на бок.

Легрэ взял украшение из рук короля и какое-то время с интересом разглядывал, потом приложил к мочке уха юноши и многозначительно улыбнулся.

— Вот за этим. Как считаешь, ему пойдет?

Фернандо аккуратно убрал светлые пряди мальчика за ухо и принялся задумчиво разглядывать. С каждым мгновением идея Кристиана ему нравилась все больше.

— Пойдет, только не эта. Эта слишком массивная. Луис, ты как относишься к голубым топазам?

Юноша смущенно улыбнулся.

— Не знаю, я не ношу украшений.

— Это ненадолго, — парировал Легрэ, слегка поцеловав в губы. — Фернандо, ты иглы не прихватил? Сейчас быстро проколем Луису ухо, потом есть и спать. Наверняка время за полночь уже.

— Может, завтра? Так поздно... Я очень устал, — юноша вновь попытался сонно улечься на Кристиане. По внутренностям еще текло утомленное солнце, и сил не осталось совсем.

Король с улыбкой взглянул на мальчика и ответил:

— Вообще-то, это не проблема, сейчас еще мою сумку принесут, там и иглы есть. Думаю, лучше не откладывать.

Через некоторое время в дверь постучали. Фернандо укрыл любовников покрывалом. Комната на несколько минут заполнилась слугами, оставившими после своего ухода обильно накрытый стол и большую лохань с водой и травами. Около ножки стола продолжали сиротливо стоять кувшин вина и кружка, принесенные королем. Фернандо усмехнулся, глядя на них — он даже подумать не мог, судорожно придумывая, что же взять из караульного помещения для разрядки обстановки, что будет такой замечательный результат.

— Кристиан, действуй, — король вручил брату иглу.

Луис сразу очнулся от своей сладкой дремы. Недовольно завозился под покрывалами. Но пришлось подчиниться и подставить ухо. Предварительно Кристиан прокалил иглы на огне, а когда остыли, окатил ухо граппой и четким и резким движением сделал прокол. Немного позже Фернандо надел Луису серьгу.

Взглянув на результат, Легрэ рассмеялся:

— Жаль, что тебе на палец нельзя надеть обручальное кольцо. Я бы попробовал.

Юноша, который стойко вытерпел короткую экзекуцию, покраснел от того, что ему собираются надеть кольцо на палец. Мысль о том, что его воспринимают как девушку, очень смущала.

— Церковь таких союзов не разрешает, — заметил он, трогая сережку в ухе.

Фернандо изо всех сил старался не смеяться — незачем смущать мальчика еще больше. Чертики все равно плясали в глазах, а от еле сдерживаемой улыбки подрагивали губы.

— Знаешь, Кристиан, ты немного прав — кольцо я точно Луису подарю, не обручальное, конечно, но очень полезное. Да и с серьгой оно будет сочетаться — из одного комплекта, все-таки.

— Не надо кольца... — юноша уже поднялся и сидел растрепанным воробьем на шкурах. Хоть и чувствовал, что рано вставать. Низ живота тянул сладко, мышцы еще были расслаблены.

— Надо, малыш, — Кристиан шутливо потрепал герцога по волосам. — Только, Фернандо, — он улыбнулся королю, — раз уж нас двое, то и колечка надо бы два... Вот сюда, — и Легрэ провел ладонями по соскам юноши. — С голубыми топазами, под цвет его глаз...

Луис занервничал. Он никогда не слышал о подобных украшениях. Перевел глаза на короля вопрошающе.

Король присел на корточки перед мальчиком и тоже провел рукой по его груди. По телу опять пробежали жаркие ручейки желания.

— Ты прав... И я даже знаю, где взять нужные камни. Цепочку же ты точно не будешь носить? — мужчина поднял почерневшие глаза на герцога.

— Цепочку? — глаза удивленно расширились. Темный дьявол опять смотрел вожделеюще на юношу, возвращая жар в пах.

— На шею, с подвеской. В комплект входят серьги, кольцо и подвеска. Вот из нее топазы и можно взять, — Фернандо чертил узоры на груди мальчика, пробегая пальцами от одного соска к другому, обрисовывая их и слегка теребя пальцами.

— Луис, ты разве против? Что-то ты бледен больно, — Легрэ подмигнул королю и поцеловал его плечо.

— Не против, — поцелуи пробуждали желание вновь. Луису нравились фантазии его любовников. Он отзывчиво выгнулся.

— Знаешь, может быть насчет того, что ты не будешь носить цепочку, я погорячился, — Фернандо продолжал рисовать пальцами по коже мальчика, но теперь четко прослеживались кольца цепочки. — Но будешь ты ее носить так, чтобы знали только мы. Отсюда, — он прихватил губами один сосок юноши, — до сюда, — губы и язык приласкали второй сосок.

Луис тихо откликнулся, вздрогнув и издав короткий звук, похожий на изумленный вздох. Потянул голову Легрэ к себе, чтобы чуть обернуться и слиться с ним в поцелуе.

Кристиан ответил — с напором, глубоко и властно, попутно запустив руку в волосы Фернандо и лаская кожу головы легкими поглаживаниями. Совсем не верилось, что два часа назад они с Луисом готовы были поубивать друг друга. Есть уже хотелось не так сильно, да и спать тоже.

Король откинул голову и посмотрел на любимых. Странное зрелище и такое завораживающее. Пальцы Легрэ одновременно и расслабляли, и возбуждали, приятные волны гуляли по телу. Он легко гладил мальчика по бедру, продолжая наблюдать за любовниками.

В ту ночь они поели попозже, а легли спать только на рассвете, утомленные любовными играми. Кристиан был счастлив и впервые за последнюю неделю он почувствовал облегчение. Примирение с Луисом стало для него настоящим подарком, но теперь он беспокоился за Самира. Фернандо явно что-то задумал, или Кристиан ни черта в нем не смыслит.

* * *

Около полудня их разбудил громкий стук в дверь. Голос из-за двери оповещал, что через час прибудет их высочество принц Самир, о чем его величество просил предупредить. Фернандо послал к дьяволу всех секретарей и принцев на свете, потом, не вставая с кровати, крикнул подать воды все необходимое для приведения в представительный вид для себя и барона.

— И какого дьявола я ночью все-таки послал гонца к принцу? — простонал король, переворачиваясь на спину, и на всякий случай еще раз послал всех, не дающих мирно спать с любимыми, к дьяволу.

Луис, который спал у самой стены, забурчал сквозь сон, не собираясь вставать, накрылся с головой и свернулся в комок. Сквозь тяжелую дрему он слышал, как выругался Фернандо. Очень рано... Только на рассвете уснули ведь. Герцог чуть потянулся, перевернулся на другой бок и приоткрыл один глаз.

— Какой принц? — не понял он, зевая.

— Самир, — Фернандо все пытался проснуться. — Будем торговые контракты обсуждать. Вот дьявол! Где вода? — внезапно заорал он во все горло.

— Кто такой Самир? — юноша еще плохо соображал, протирал кулачками глаза. Его зацелованные губы были красны, на щеках еще алел румянец. Юноша наклонился к Кристиану, чтобы потереться о его плечо. — Волчонок, просыпайся... Фернандо принца какого-то пригласил.

Легрэ кое-как разлепил глаза.

— Принца? — Он зевнул. — А-а, Артур. А чего в такую рань?

— Кто? — вопрос прозвучал напряженно, выводя юношу из сна окончательно. Он был сейчас взлохмаченный, непослушные завитки взъерошены, смешной и заспанный, и к тому же сразу взъярился. — Зачем? Какой договор? Не пущу.

— Ладно, — Легрэ с веселой улыбкой чмокнул юношу в нос, по всей вероятности забавляясь, — пойдешь на переговоры с нами.

— Да, — сразу и бесповоротно заявил юноша, подскакивая и проносясь мимо короля умываться. Ревность опять накрыла его с головой.

Легрэ расхохотался.

— Не торопись так, а то я подумаю, что ты по нему соскучился.

Юноша плескал себе воду на глазах изумленного Фернандо, вытерся полотенцем, оглядываясь.

— Соскучился. Конечно.

— Кристиан, — настороженно сказал король, все внимательнее наблюдая за герцогом, а потом вдруг опять заорал: — Парадную одежду для герцога! Живо!

Вслед за этим спокойно встал и просто сел в лохань с уже изрядно остывшей за ночь, если не сказать, почти ледяной водой — хоть так взбодрить организм, который никак не желал просыпаться.

— Луис, на тебе анализ торгового соглашения. На переговорах в основном слушай и подмечай места, где нас могут поставить в невыгодное положение.

Легрэ выполз из постели и, взяв мочало и мыло, взялся помогать королю омывать тело.

— Что будешь делать, Фернандо? — спросил он, наблюдая за герцогом.

Юноша в это время приводил себя в порядок, обтираясь мокрыми полотенцами, словно за ним черти гнались, поглядывая на короля и Легрэ

— Что так смотрите? Все равно пойду.

Фернандо постепенно приходил в себя — уверенные, сильные движения Кристиана, разгоняли кровь, холодная вода убирала сон и последствия хмеля.

— Пойдешь и будешь слушать. Так же, как и я. Кристиан, говорить будешь ты. Но сначала нужно просто встретить высокого гостя, переговоры позже. Комнаты готовы, обед уже должен быть почти готов. Так что сейчас просто встречаем, провожаем до комнат. Все.

— Я останусь с Самиром, — тихо сказал Легрэ. — Ему надо помочь освоиться тут.

Луис кивнул королю и натянул принесенные шоссы из алого шелка. Поверх штаны-брэ и рубаху, которая шилась для него специально и была вышита мелким бисером.

— Нет, — юноша сощурился.

— Нет? — переспросил Легрэ, изумленно моргнув. — Почему — нет?

— Нет, — Луис чувством швырнул в Легрэ полотенце. — Один ты с ним не останешься.

— Ты ревнуешь? — Кристиан с улыбкой швырнул полотенце назад. — Какая прелесть!

Фернандо индифферентно наблюдал за перепалкой, лениво вытираясь после купания.

— Не ревность. Если бы я говорил про ревность? — юноша задумчиво перевел взгляд на Легрэ. — А ты как думаешь, Кристиан?

— Ты же знаешь, знаток твоих мыслей у нас Фернандо, а я только могу прямо спросить. — Кристиан нахмурился. — Могу же?

— Ксанте имел большие связи с арабами и твоим Самиром. Я точно это знаю, Фернандо.

Король задумчиво посмотрел на мальчика, потом на Кристиана.

— Ксанте или падре Себастьян, то есть падре Антуан?

— Я сказал про отца. Про Ксанте... Мне подозрительны люди, о которых слышал, чьи письма читал. Торговля, военная помощь, — Луис опять глянул на Кристиана. Вцепился в него клещом. — Ты не останешься с ним один.

— Луис, милый, я не понимаю, что тебя так пугает. Самир мой друг, он не причинит вреда.

— Нет, — заупрямился герцог. Потянулся к Кристиану, обнял за шею. — Нет.

— Мальчик мой, — Фернандо так же задумчиво смотрел на любовников, — о чем именно были письма? Военная помощь кому?

Герцог обернулся. Тревожно нахмурился.

— Ксанте собирал достаточно сил, чтобы захватить ближайшие области. Арабам обрезали беспошлинную торговлю и всяческие привилегии в море и на суше.

— Так-так... А что ты еще знаешь по этому поводу? — спросил внешне рассеянно король, быстро вспоминая все, что могло иметь отношение к затронутой теме.

— Много писем. Ксанте никогда не отпускал меня от себя, — юноша опять покосился на Кристиана. — Я только теперь узнал, что они друзья. А до этого всегда общался с арабами Ксанте. Это не в монастыре было. Мы жили совсем не там. Последние полгода в крепости Парма, что на северо-востоке, там старый порт. Самир приезжал к отцу. Я точно знаю. Ровно до того момента, как мы отправились в Валасс.

— Кристиан, — Фернандо посмотрел вверх, как будто увидел там что-то очень интересное и занимательное. — Как давно ты дружишь с принцем Самиром?

— Около двух лет, — мрачно ответил Легрэ. — Но я ни разу ничего не слышал от него о Луисе. Ксанте вел некоторые дела с арабами через меня, в том числе и военные. Они поставляли нам оружие, мы им обеспечивали торговые пути через море и наши территории.

— Конечно, я тоже о тебе не слышал, — улыбнулся юноша. — Вот и получается, что старой связью Самир добрался до нужного человека. Я что-то не так сказал? — он опять нахмурился и тут же покраснел.

— Ксанте? Значит, ты знал, что их двое? — Фернандо перевел взгляд на огонь, краем глаза наблюдая за Кристианом.

— Я всегда видел Ксанте. Я не общался с падре Антуаном.

Легрэ вздохнул.

— Ладно, тем более есть повод увидеться с Самиром. — Кристиан поцеловал Луиса в лоб и направился к умывальнику, чтобы омыть лицо и тело. — Даже думать не хочу, что это западня.

— Кристиан, я вообще-то тебя спрашивал, — благожелательно заметил Фернандо. — То, что Луис не общался с падре Антуаном, и так понятно.

Легрэ обернулся.

— Я не знал, что их двое, Фернандо, — сказал он спокойно и твердо, серьезно глядя в глаза. — Ты мне веришь?

— Кристиан, ты только что сказал — Ксанте. Почему? — благодушие не покидало короля.

Легрэ замер. По правде, он и сам не знал, почему так сказал.

— Я предположил... исходя из того, что рассказывал мне Луис, что все дела в основном вел Ксанте. Потому так и сказал.

— Кристиан, — король терпеливо смотрел на брата. — Ты последнее время общался только с Антуаном. Чтобы сказать "Ксанте", тебе рассказов Луиса мало. Ты уверен, что только поэтому? Может быть, тебе что-то рассказывал не только Луис, но и Самир?

— Нет, — Легрэ помотал головой, — я не знал, что у Себастьяна есть брат близнец. Ты же не хочешь сказать, что это все подстроено и я до сих пор на стороне Ксанте?

— Я верю Кристиану, — подтвердил Луис, — но я не верю принцу... Не думаю, что дружба и политика должны мешаться в одно тесто.

— Ну почему же, — ответил Фернандо юноше, продолжая внимательно смотреть на Легрэ. — Это ведь очень хорошо, когда с помощью дружбы можно многого достичь. Теперь нужно выяснить, что на самом деле нужно принцу Самиру. Вариант, что он непредусмотрительный дурак, я отбрасываю. Он должен был подумать, что я в результате выясню про его знакомство с Ксанте. Кристиан, насколько сильно ты ему доверяешь? Хотя вопрос глупый с учетом последних событий, — король слегка поморщился. — Встречаем, делаем милые лица, потом Кристиан помогает принцу обустраиваться. Луис, возражения не принимаются. Во дворце Самир ничего не сделает Кристиану.

— Нееет, — голос герцог стал шелестом осенних листьев. — Фернандо, — умоляюще кинувшись теперь к королю, юноша обнял того мокрого еще, ткань рубахи пропиталась водой, — я с ним пойду.

— Не волнуйся, милый, — он наклонился к самому уху Луиса и прошептал еле слышно. — Мы будем слушать. Верь мне, милый.

Герцог задержался в объятиях Фернандо. Он не хотел отпускать Легрэ к Артуру, который слишком виртуозно и с большим удовольствием выполнял свои обязанности соблазнителя несколько недель назад.

Легрэ вздохнул и активнее засобирался — нехорошо заставлять ждать принца. Через некоторое время он был готов.

Почти одновременно с ним король закончил одеваться. Когда Луис помог ему зашнуровать последнюю ленту на рубашке, Фернандо подошел к барону:

— Кристиан, я тебе верю, — он легко поцеловал брата и прошептал ему на ухо, — не проговорись Луису о Ксанте.

Отойдя буквально на шаг от Легрэ, Фернандо преобразился — спокойное, слегка отстраненное выражение лица, полная уверенность в себе, своих силах и окружающих. В правой руке серебро любимой палки с рубином, которую таки нашли в монастыре. Легкий кивок:

— Герцог, барон.

Легкая благожелательная улыбка — новая игра начата.

Принца Самира встречали в главной зале замка. По правую руку от трона стоял Легрэ и задумчиво теребил шнурок рубахи, по левую — Луис. Его высочество был одет в бежевый шелковый кафтан, чалму с белыми перьями цапель, скрепленную на челе брошью с цирконием, которая подчеркивала чистоту серых глаз Самира. Сопровождал принца роскошно разодетый в шелка Кевин и с десяток охранников.

Самир и юноша подошли к трону и его высочество, приложив ладонь к груди, поклонился Фернандо, смиренно ожидая, когда король начнет разговор.

— Мы рады приветствовать в нашем замке вас и ваших спутников, принц Самир. Надеюсь, пребывание в нашей стране было для вас приятным и дальше будет таким же, — король спокойно смотрел на принца, лицо выражало только легкую заинтересованность во встрече.

— Благодарю вас, ваше величество, — Самир бросил короткий взгляд на хмурого Легрэ и улыбнулся королю. — Ваша страна, как и ее замечательные люди, производит на меня огромное впечатление. Должен признать, что я почти полюбил ее как свою родную. Для меня честь быть послом при вашем дворе. Позвольте представить вам моего верного спутника. Это Кевин, — вровень с этими словами Самир указал открытой ладонью вверх на мальчика, и тот чуть выйдя вперед, застенчиво поклонился, потом мельком взглянул на Луиса.

Герцог не дрогнул и не отступил назад. Его рука лежала поверх руки Фернандо. Юноша чуть сжал пальцы, вспоминая разговор с любовником принца.

Фернандо окатил ласковым взглядом Самира и Кевина, и продолжил:

— Для вас приготовлены покои, соответствующие вашему положению. Барон Моунт проводит вас и поможет обустроиться. Как только вы будете готовы, приглашаю вас разделить с нами трапезу. В узком кругу, — король слегка улыбнулся, подчеркивая последние слова.

Самир поклонился в знак согласия и вслед за Легрэ покинул тронный зал. Кристиан привел его в роскошные покои с огромной кроватью и камином. Мальчиков гарема, среди которых был и Кевин, расположили в комнатах напротив и когда Легрэ закрывал дверь, то слышал как те стали пререкаться друг с другом из-за того кто и где будет спать.

— И как ты это терпишь? — усмехнулся Кристиан, едва они остались с Самиром наедине.

— Я привык, — улыбнулся принц, устраиваясь в кресле у окна. — Ты, смотрю, не рад мне. Или опять проблемы с герцогом? Почему ты не встретил нас?

— Я не смог, — Легрэ пожал плечами и налил им с Самиром вина. Казалось, он усиленно старается не замечать пристального взгляда своего друга.

Принц хмыкнул и отпил из золотого кубка, потом с интересом стал разглядывать чеканку.

— Кристиан, давай начистоту. Ну что ты право, как малый ребенок. Мы друг друга давно знаем и ты всегда был откровенен со мной. Ты мне раздобыл Кевина, а таких услуг я не забываю. Или твой хмурый взгляд имеет иную причину? Неудовольствие?

Легрэ повернулся к Самиру слишком резко.

— Я думал, мы друзья, а ты ничего мне за два года ни полусловом не сказал о Ксанте.

Принц удивленно приподнял брови, потом слегка отмахнулся.

— Ах, вот ты о чем. Признаться, я был удивлен, когда Ксанте при тебе просил называть его Себастьяном, но ваши игры с ним меня мало волновали. Ты хорошо служил нашему делу, Ксанте давал нам все, что нужно. Должен признать, что известие о твоем предательстве меня шокировало.

Кристиан стал мрачен.

— Не дуйся, — попросил Самир со снисходительной улыбкой. — Лучше вот что скажи. Вообще возможно будет договориться с Фернандо о чем-нибудь?

— Это будет зависеть от того, что ты предложишь ему взамен, — Легрэ отпил вина из бокала, потом уселся на край постели. Они с принцем смотрели друг другу в глаза — спокойно и долго, словно играя в странную молчаливую игру.

Самир первым нарушил молчание:

— Оставим это пока, — он отвел взгляд. — Мне интересно, как твои дела с герцогом. В тронной зале он показался мне несколько напряженным. Надеюсь, ты уже рассказал ему правду? И знает ли эту правду король?

— Я верен своему слову, Самир. Обещаю, что у тебя не будет из-за меня неприятностей.

— Я надеюсь, — принц улыбнулся, — мне бы не хотелось отвечать за твои "гениальные" идеи перед твоими же любовниками. Но я хотел бы переговорить с Луисом наедине, чтобы принести ему свои извинения. Конечно, если ты не возражаешь.

— Почему я должен возражать? — Кристиан пожал плечами. — Хочешь извиниться, ради бога. Мне послать за ним?

— Нет, — возразил принц взволнованно, и устало добавил: — Не сегодня. Я жутко устал с дороги. Не возражаешь, если я останусь один.

Легрэ допил вина и, хмыкнув, направился к двери.

— Увидимся за ужином, Самир, — сказал он уже из коридора. — И кстати, уйми своих жен, а то они у тебя уже начали бить посуду, — Легрэ уже было собрался уходить, когда услышал: — Я привез с собой Полынь, — эти волшебные слова, брошенные в спину Кристиана небрежно и почти шутливо, заставили его остановиться, молча вернуться в комнату и закрыть дверь.

— Зачем? — спросил Легрэ, бледнея.

— На случай, если ты захочешь приятно провести время, — Самир лучезарно улыбнулся.

Кристиан ничего не ответил. Постояв немного в нерешительности, он все-таки покинул покои принца и вернулся в тронную залу. На душе было совсем скверно.

Луис сидел в соседнем помещении рядом с королем, размышляя над тем, что слышит за словами... И слышал он слишком много. Извинения... договориться... жены... Герцог не смотрел на короля, боясь выдать свое волнение. Они упоминали Ксанте. Ксанте провел юношу через жизнь по острию ножа. Научил его не бояться крови. Но заставил никому не доверять. Теперь юноша учился. Теперь опять не доверял. Краснел, бледнел, удивлялся себе. Он и сам не понимал почему. Но каждое вкрадчивое слово Самира отдавалось гулким эхом сердца.

Наконец, Луис опять взглянул на короля и вздохнул.

— Не знаю, не понимаю... Фернандо, я просто в огне весь. Я боюсь.

— Знаешь, маленький, — король нахмурился, размышляя, — я тоже многого не понимаю, и мне это не нравится. Но бояться тебе не нужно, — король обнял мальчика и поцеловал. — Мы обязательно во всем разберемся, обещаю. Пока пойдем ко мне.

Фернандо кивнул одному из своих агентов, остающемуся слушать и записывать все, происходило в комнате принца, и, приобняв герцога за плечи, вышел. Комната, где расположился гарем, тоже была под наблюдением. Если вдруг Самир захочет куда-то выйти, об этом немедленно доложат, и с ним всегда будет охрана из гвардейцев. Через пару часов во время ужина кое-что может проясниться.

— Луис, пока ни о чем не спрашивай Кристиана и не говори о том, что мы слышали, — попросил король шепотом, пока они шли по коридорам. — Он должен сам решить, что нам сказать и насколько он нам может довериться. Судя по всему, принц собирается его шантажировать или как-то давить.

Еще кое-какие не очень приятные мысли Фернандо решил пока не озвучивать.

Идя рядом с королем, Луис продолжал думать о своем. Он и не собирался пока ничего у Кристиана спрашивать. Да и где? Но в голове крутилось слишком много сомнений. Особенно заявление Самира про полынь. Травка, которая является отравой. Юноше было неприятно сознавать, что полное доверие Легрэ дарит арабу.

— Я ничего не спрошу, Фернандо, — кивнул он, прижимаясь ближе.

— Хорошо, — король коротко кивнул. Лишь бы герцог опять на начал что-то себе придумывать и молчать.

Когда они пришли в королевские покои, Фернандо достал из небольшого кованого сундучка серьгу и перстень с голубыми топазами.

— Луис, — король сел на кровать рядом с мальчиком, — я об этой серьге говорил. И возьми, все-таки, перстень. Смотри, — он аккуратно откинул верхнюю часть перстня. Внутри него лежали несколько желтоватых крупинок. — Это очень сильное снотворное. Одна крупинка — и любой заснет очень надолго. Две — будет подобие смерти. Три — человек может не проснуться. Возьмешь?

Юноша непонимающе вскинул глаза на Фернандо. Снотворное... Но зачем?

— К чему мне это? — поинтересовался с возрастающим непониманием. И присел рядом, разглядывая опасную драгоценность. Позволил поменять в ухе серьгу. То побаливало и чуть кровило, а потому пришлось протереть его граппой. — Кого я должен усыпить?

Фернандо ласково усмехнулся.

— Никого. Это тебе на всякий случай, вдруг пригодится, — он аккуратно надел кольцо на указательный палец мальчика.

Луис принял подарок с благодарностью, чтобы забраться с ногами на покрывало и положить голову на колени мужчины. Ожидание ужина становилось невыносимым. И хотелось вышагивать из стороны в сторону, но герцог сдержался — лучше чувствовать, что Фернандо рядом, ощущать его близость.

— Этот человек был близок Ксанте... я не могу успокоиться. Не могу, — забормотал, гладя своего короля по колену.

— Не волнуйся, здесь он ничего Кристиану не сделает, — Фернандо перебирал серебристые пряди, стараясь придать юноше уверенности. — Тебе тоже. Все-таки, принц сейчас на моей территории, — он слегка улыбнулся.

Кристиан спокойно вошел в двери.

— Вот вы где, — сказал он с легкой иронией. — Я в тронной зале ждал, — Легрэ прошел до постели. — Ну как, подслушивали?

Луис сразу сел. Очень хотелось спросить про полынь, но он сдержался, а только чуть покраснел, потому что вместе с вопросами в голове еще крутились картинки минувшей ночи и его телесные ощущения.

Фернандо, не улыбаясь, смотрел абсолютно честными глазами на Легрэ.

— Рассказывай, милый.

— О чем именно? — Кристиан улыбнулся.

— Кристиан, сейчас не время для игр. Рассказывай, что ты хочешь рассказать. Что нам полезно будет знать. Что нам нужно знать. Твой выбор, — спокойно ответил король.

Луис тихонечко опять спустил ноги на пол. Опустил глаза. Хотелось обнять Кристиана и целовать его. Они только помирились, чтобы опять вмешивался кто-то посторонний.

— Люблю я тебя, Фернандо, за твое умение давить, — Кристиан вздохнул, присел с другой стороны от Луиса, обнял герцога и прижал к себе. — Я не играю — какие игры, я просто уточняю, что именно ты хочешь знать.

— Я? — на этот раз король улыбнулся. — Естественно, я хочу знать все. Чем больше информации, тем легче правильно оценить и ситуацию, и возможного союзника, назовем его так.

— Самир — это друг Легрэ, — юноша откликнулся на ласку Кристиана, прижался к нему всем телом, поцеловал его в шею, чуть потянувшись вверх и обхватывая за противоположное плечо. — Но Самир — и друг Ксанте. А значит и Рима. Ксанте умер... но его дела, наверняка, переданы приемникам.

— Я не думаю, что Самир на стороне Ксанте. Принц не враг нам, — Барон успокаивающе погладил юношу по плечу и взглянул на Фернандо. — Ему нужно разрешение вести торговлю на море — он не станет вставлять палки в колеса тому, с кем ему выгодно дружить. Арабы — народ умный, они знают свою выгоду. Конечно, с Римом им не хочется ссориться лишний раз, но в данный момент мы для них важнее.

— Это все? — король внимательно смотрел на Легрэ. — В каком настроении принц Самир?

— В хорошем... пока. Было бы здорово, если бы вы закончили все дела пораньше и он поскорее убрался отсюда. А еще, если нужно его расположение завоевать — подари ему хорошенького маленького мальчика и он весь твой.

Луис поднял глаза на Кристиана, нахмурился. То, что красавчик Кевин появился у араба с помощью Легрэ, не ускользнуло от слуха. И частенько ты таким занимался? — мелькнул в светлой лазури глаз вопрос.

Фернандо поднялся и встал напротив барона. Ситуация нравилась ему все меньше.

— Кристиан, что тебя беспокоит?

— Пустяки, — ответил Кристиан королю, но от внимательных глаз монарха не укрылась тревога, что возникла после слов герцога. На вопрос юноши Легрэ не мог и не хотел отвечать, слишком тяжел был его грех, совершенный пять лет назад. А если Луис узнает, будет ли он любить его так же, как и раньше. Да и репутации Фернандо может не поздоровиться. Всего один слух о Полыни, пущенный Самиром по королевству — и разразиться такой скандал, что неизвестно чем кончится.

Король недовольно сжал губы — он сам решил, что оставит Легрэ свободу выбора, но так хотелось вытрясти из него всю правду. Не умеет брат просчитывать на несколько ходов вперед, не умеет. Сколько раз уже проблемы возникали из-за этого. Решив, что пока можно подождать, Фернандо присел перед юношей на корточки, взял его кисти, поцеловал и начал тяжелый разговор. Откладывать, похоже, нельзя, хотя сам и просил Кристиана молчать — в любой момент может открыться, что падре Себастьян не умер, лучше уж самому рассказать.

— Луис, ты должен знать — Ксанте жив, — король спокойно смотрел на мальчика, пряча тревогу глубоко внутри.

— Ты же сказал, что точно... Кристиан? — голубые глаза наполнились слезами. — Вы мне сказали... вы были уверены... Он приезжал сюда с инквизицией? Да? Фернандо... — герцог задрожал сильнее. — Поэтому ты так сердился, когда мы уехали... Кристиан, скажи ему правду. Ты должен знать правду про принца Самира... — новый пристальный взгляд на короля, полный ужаса. — Фернандо, я был одним из условий. Я должен был уехать с принцем Самиром. Стать его собственностью после Аталийской кампании.

Король молча перевел взгляд на брата.

— Успокойся, Луис, Самир в тебе был не настолько заинтересован, и даже если Ксанте намеривался тебя ему продать, у него все равно ничего не вышло бы, — Легрэ погладил герцога по волосам. — Успокойся.

— Похоже, ты плохо знаешь правду, Кристиан, — вздохнул глубоко герцог, выравнивая дыхание. — Ксанте намеревался не продать меня, а укрыть в монастыре, где я бы не попал под ярость Фернандо. И быть гарантией того, что отец выполнит все условия договора. Самир знал, что это хорошее условие, учитывая... учитывая... Ксанте и я были очень близки. Это не то, что вы можете подумать. Но... я не могу объяснить.

Король молчал, пытаясь переосмыслить буквально пять минут вполне ясную картину. Кусочки мозаики ложились очень странно, оставляя белые пятна. Это очень нервировало монарха.

— Луис, пожалуйста, попытайся хоть что-нибудь объяснить или рассказать, — Фернандо уселся на пол. Так будет проще ловить взгляд юноши — тот опять смотрел вниз.

— Они собирались заключить договоры... Самир получил бы выходы к морю и мог бы торговать в Аталии. Оставил бы в форде свои посты. На самом деле, все было хуже, потому что тогда бы наместником стал именно он... Ксанте просто получал бы доходы. Но вышло так, что теперь ты получил земли.

— Кристиан, откуда у принца фальшивые документы? — спросил король, продолжая наблюдать за мальчиком.

— Вообще-то, это моя работа, — виновато сознался Легрэ. — Мы с Самиром встречались несколько раз здесь, в столице. Именно он просил меня устроить вашу встречу. А я его использовал для похищения Луиса.

— Какой-то странный способ выбрал принц, чтобы задобрить меня, не находишь? — меланхолично отозвался Фернандо. — И чтобы ты сделал, если бы я сейчас сам не позвал принца? Я ведь все равно бы понял, что именно он помогал тебе в похищении.

Ответить Легрэ не успел, потому что в дверь постучали со словами: "Важное сообщение для барона Моунт". Прочитав переданное послание, Кристиан слегка изменился в лице и чуть ли не бегом ушел, напоследок сказав, что объяснит все позже. Поводив его недобрым взглядом, Фернандо стиснул зубы — приказать бы проследить, чтобы выяснить, куда в этот раз вляпался брат, да нельзя. Опять ждать. Король ненавидел вынужденное бездействие.

Луис полез опять на кровать в полном раздрае чувств.

— Я тебя предупреждал, чтобы не оставлять его наедине с принцем Самиром, — сказал тихо и упал в подушки лицом.

Фернандо скинул торжественную одежду, оставшись в одной рубашке и шоссах. Король прилег рядом с мальчиком и, тихонечко гладя его, начал говорить:

— Знаешь, милый, Кристиан взрослый человек. Держать его сейчас за руку не стоит. Он должен сам сейчас хотя бы попытаться разобраться с проблемами, возникшими из-за его собственной недальновидности, — мужчина старался говорить как можно увереннее, весомее, спокойнее. — По нам нужно ждать. Может быть, раз уж нам все равно нечем заняться, расскажешь, почему арабы были уверены, что ты такой хороший заложник для Ксанте?

Юноша всхлипнул. Дернул плечом, словно его только что больно ударили.

— Ксанте любил меня по-своему... Ты когда-нибудь был близок со зверем? Это было больше, чем чувство отца, чем... Я боялся его ужасно. Слова при нем лишнего не мог говорить. Зачем ты сказал, что он жив. Зачем ты... — Луис зарыдал. — Я думал, что освобожусь, что сумею. Теперь еще страшнее. Он словно со мной будет. Постоянно... Смотреть, говорить... наказывать.

Фернандо прижал к себе мальчика, просто гладил, качал, как ребенка, давая тому выплакаться. В голове крутились мрачные мысли, что слишком много за последнее время пришлось вынести юному герцогу, слишком. Пятнадцать лет — с одной стороны, уже достаточно взрослый, чтобы завести семью, быть сюзереном, принимать решения, с другой... С другой стороны искалеченные, особенно последними шестью годами жизни, душа и психика. Все только начало выправляться, как удар следует за ударом. Фернандо зло подумал, что если бы не было этого похищения и последней размолвки, все было бы гораздо лучше, и известие о "воскрешении" Ксанте было бы не таким болезненным.

— Не будет, — шепот пробивался сквозь отчаяние и страх мальчика. — Больше никогда не будет. Ты ему больше не подчиняешься и не будешь. Он не посмеет никогда к тебе приблизиться. Я же просто так столько провозился с посольством из Рима. Теперь к тебе ни один инквизитор не подойдет никогда.

Луис обнял Фернандо. Дышал им... Верил его словам, понимал, почему тот был так зол на выходку Кристиана.

— Прости, что я так дурно поступал, — сказал, глядя в глаза. — Если бы ты сразу сказал. Я понимаю, что ты хотел скрыть, но это совершенно напрасно. Мне еще нужно научиться всему. И даже тому, чтобы по земле ходить. Не стоит так меня оберегать.

— Ты молодец, — искренне ответил король. — Я очень рад твоим словам.

Он поцеловал мальчика в уголки заплаканных глаз. Такой внешне хрупкий, ранимый, но внутри гибкий стальной стержень, как клинок дамасской стали, который можно согнуть почти пополам, но не сломать. Нужно только опору дать. Фернандо слегка прикоснулся к губам Луиса и, почувствовав ответ, начал его целовать — самозабвенно, горячо, делясь своей уверенностью, что все будет хорошо. Будь сильным...

Юноша горел в руках мужчины. Губы его открылись. Душа распахнулась навстречу. Рядом с Фернандо Луис расцветал, жил, хотел меняться.

Наверное, если бы не надвигался церемониальный вечер, то герцог никуда бы не пустил Фернандо, который с сожалением оторвался от мальчика и после получаса ласк и нежности сообщил, что следует довести дело до конца. Он приказал, чтобы Луис оставался в его покоях, а сам удалился на встречу с информаторами, напоследок поцеловав любимого в губы и проведя тому по подбородку.

Юноша тяжело вздохнул, едва дверь закрылась. Одежда на нем опять была растрепана и волосы взъерошены. Постель стала сразу велика, а пустота комнаты давила. Час или два герцог сидел глядя в одну точку, потом поднялся, причесался и, не выполняя приказа, выглянул за дверь. Луис всего лишь хотел проверить, что все в порядке. Он дошел до конца коридора и остановился у лестницы. Голоса слышались снизу, как гул. Фернандо что-то обсуждал со своими людьми. Юноша прислонился к стене спиной. Закрыл глаза, вспоминая утешения и обещание сокрыть от инквизиции. Да, в замке Луис был в безопасности. Но Ксанте жив. Ксанте обязательно придет, чтобы забрать.

Юношу мучили сомнения, мысли... Он не мог просто так стоять, он вновь двинулся по коридору, свернул в ответвление, где находилась комната для подслушивания, теребя на руке подарок короля — кольцо с крупным голубым камнем.

И зашел туда. Не задумываясь... Потому что хотел восстановить все, что слышал утром

Внезапно Луис услышал голоса — совсем слабые, будто кто-то нарочно старался говорить тише; один голос принадлежал Кристиану, второй — неизвестному юноше.

— Послушай, я тоже тебя люблю, но приезжать в свите принца Самира тебе не следовало, — Легрэ старался говорить мягче, но он был взволнован. — Это опасно. О тебе никто не должен узнать, не должен узнать, что мы знакомы, ты понимаешь?

— Да, Кристиан, я понимаю, — юноша всхлипнул, — но я... Я так давно тебя не видел... Я так скучал...

— Поверить не могу, что Самир поступил так по-идиотски. Друг называется.

— Не ругай его, он не мог ослушаться... К тому же, Ксанте сказал, что ты будешь рад мне. Я каждую ночь тебя во сне видел.... Я всего лишь хотел взглянуть одним глазком и обнять тебя. Легрэ, не отворачивайся, мы же не чужие друг другу...

— Вы с его высочеством меня решили уничтожить? — Легрэ почему-то не сердился, а недоумевал.

— Нет! Как ты мог подумать, Кристиан. Я клянусь, никто обо мне не узнает. Я даже из комнаты не выйду. Сюда я приехал в одежде женщины, и никто не посмеет снять с меня чадру. Закончатся переговоры и кто знает, когда мы увидимся еще. Обними меня. Просто обними и давай постоим так. Большего мне и не нужно.

— Сумасшедший мальчишка, — Легрэ шумно вздохнул.

— Вот так... видишь, это совсем не сложно и руки не отвалились, — юноша мелодично засмеялся и голос у него был приятным, звонким как ручей. — Ты придешь ночью?

— Я постараюсь, — ответил Кристиан. — Но ты чтобы тихо сидел тут, и из комнаты ни ногой, слышишь?

— Хорошо.

Луис, который как раз в это время остановился у стола, где еще остались чернильница и перья с чистой бумагой, замер. Его сердце пустилось вскачь. Руки похолодели. Ноги отказали, и если бы рядом не оказался стул, то юноша упал бы на пол. Он просидел так около минуты, прежде чем смог встать и пойти к выходу, а потом дойти обратно до поворота.

Но там герцога накрыла новая волна удушья. Он едва сдерживал свою новую боль. Хотел кричать раненым зверем. Но потом заставил себя взять в руки и добраться до комнаты Фернандо и без сил упасть на кровать. Луис не помнил, сколько прошло времени, но, кажется, дверь открылась и кто-то вошел внутрь.

Это был Легрэ — он подошел почти неслышно, присел на край постели и, любуясь герцогом, провел пальцами по лбу — убрал непослушные вьющиеся прядки.

— Устал? — заботливо спросил он, а потом склонился и поцеловал юношу в губы.

Юноша распахнул глаза. Его тяжелые видения отодвинулись, а им на смену пришел Кристиан. Его губы были обманчиво зовущими, его глаза — полными любви. Луис ответил на поцелуй. Иначе бы он не мог поступить теперь. Но тоска в сердце лишь усугубилась.

— Где Фернандо? — мягко спросил Легрэ, поглаживая шею мальчика пальцами и не сводя глаз. — Все еще делами занят? Я надеялся, что он освободиться раньше меня и не даст тебе заскучать.

— Он давно ушел, — глаза юноши были прозрачнее хрусталя, но ни одной слезинки там не просматривалось. Чистое небо было ледяным, скрывало за спокойностью леденеющее сердце. Ксанте сказал... сказал, что Легрэ обрадуется. Значит, Кристиан лжет, что не знает отца. Он мог предать падре из монастыря, но не своего господина. У господина связи везде. Господин выше Фернандо. Король не сознает, как все опасно. Как велика пропасть ада по имени Себастьян.

— Ты странный какой-то, — нахмурился Легрэ. — Ты в порядке? Не заболел? Ночью мы были с тобой не слишком осторожными? У тебя ничего не болит?

— Нет, все в порядке. Что сказал Самир? — юноша пытался говорить, потому что молчание было бы странным и слишком подозрительным.

— Ничего особенного, — Легрэ принялся осторожно развязывать пояс Луиса. Он хотел герцога и не собирался этого скрывать. — Поболтали о торговле, вспомнили старое... ничего особенного. Давай займемся любовью.

— Скоро вернется король, — задохнулся юноша. — Я не готов сейчас... Пожалуйста, — беспомощные попытки уйти от близости грозили тем, что мужчина добьется своего.

— Мы быстро и осторожно, — шепнул Легрэ, жарко целуя герцога в шею, задирая его блио на бедрах. — Милый мой... любимый... хороший. Я так хочу тебя.

Луис чувствовал руки на своих бедрах. Щеки его алели от сознания, что только недавно Кристиан обнимал другого. Король сказал молчать. Юноша пытался остановить Легрэ.

— Прошу, пожалуйста, — он неумело уворачивался от поцелуев, все больше подминаемый под Кристиана.

Легрэ продолжал добиваться юношу еще какое-то время, а потом остановился и, глядя в глаза, спросил:

— В чем дело? Что-то не так?

Луис отрицательно покрутил головой.

— Расскажи мне всю правду, ты обещал быть откровенным, — пробормотал он.

— О чем именно? — Кристиан изумленно выпрямился. — Если тебя что-то смущает или волнует, скажи мне. Ты из-за Ксанте разволновался?

Луис отрицательно покачал головой.

— Фернандо попросил меня ничего у тебя не спрашивать. Он сказал, что ты должен сделать выбор сам. А Ксанте... — юноша отвел взгляд. — Ты хочешь о Ксанте поговорить?

— Я хочу понять, что с тобой, — Легрэ поцеловал юношу в висок и погладил по щеке. — Я же вижу, что ты взволнован. Понимаю. Так много навалилось. Мы только сегодня примирились и я все время боюсь что-то не то сказать, или сделать. Особенно сделать.

— Да, ты прав.

Не смотреть, не выдавать волнения.

— Я взволнован. Я еще утром говорил, что мне не нравится происходящее. И... ты делай так, как хочешь, — тяжелый вдох. — Я все равно люблю тебя.

Кристиан поцеловал руку герцога и наткнулся губами на кольцо.

— Что это? — заинтересовался он. — Утром не было.

— Да, щедрый подарок... и красивый. — Легрэ лег на спину, подхватил Луиса и усадил на себе. Он устроил голову поудобнее и заинтересованно стал разглядывать герцога. — Ты правда не хочешь? — спросил он, кладя руку на пах юноши.

Это было слишком жестоко, жарко. Кристиан знал, что юноша отзовется, что его естество поддастся ласке. Он еле сдерживался, чтобы не издать лишний звук. Рука Легрэ была настойчива, а его желание очевидно обозначалось под одеждой.

— Если не хочешь, я не настаиваю, — Кристиан убрал руку, и его губы озарила улыбка искусителя. — Если же хочешь, следует поторопиться. Через час ужин.

— Наверное, не следует, — смутился Луис и попытался слезть с Легрэ, чтобы не соблазняться дальше.

— Ладно, — барона явно расстроило решение герцога, но он постарался не думать об этом, не думать о причине. Луис всегда был отзывчив на прикосновения, кроме тех моментов, когда что-то шло не так. После затяжной последней ссоры и чудесного примирения, Кристиан просто не мог и не хотел осознавать, что есть причина для отказа. Ему и без этого нервотрепки хватало. Он хотел сейчас забыть о Полыни, отвлечься в объятиях любимого человека, но, увы, ему придется сегодня помнить и бояться, что все рухнет. — Может быть ночью тогда?

— Ночью? Да, ночью, — кивнул согласно, хотя понимал, что сегодня наедине точно не увидит Кристиана. Луис вновь лег рядом и прижался к Легрэ. Хоть так побыть рядом... хоть в последний раз...

Фернандо не успел увидеться ни с Луисом, ни с Кристианом до ужина, поэтому, мягко сказать, не очень хорошее состояние мальчика стало для него плохим сюрпризом. На выяснение причин времени не было — буквально через минуту должен был прийти принц Самир. Стол на пятерых был накрыт в небольшом уютном зале, камерность встречи подчеркивалась полным отсутствием слуг — при необходимости их можно было вызвать с помощью специального колокольчика.

Кинув оценивающий взгляд на Легрэ, король поцеловал юношу, на мгновение прижал к себе и спросил:

— Луис, ты точно хочешь остаться?

Юноша молча кивнул. Он дождался, когда Фернандо пригласит за стол и опустился рядом, каменея изнутри. Да, можно было бы сейчас уйти. Зачем? Раз уж так требует судьба, то придется взглянуть в лицо опасности. Голубые глаза прямо и с холодной расчетливостью теперь изучали лгуна Самира, представившегося Артуром.

Один из друзей Ксанте, значит, так ты выглядишь на самом деле...

— Я полагаю, ваше величество, здесь собрались только самые доверенные люди, — сказал Самир, разрезая ножом гусиный паштет. — Мы можем обсудить наши дела. Но сначала я бы хотел преподнести подарок королю Вестготии. Я люблю делать подарки своим новым друзьям.

— Да, а от старых ты их любишь получать, — с улыбкой подметил Легрэ и изящно одетый с зеленый шелк Кевин, сидевший напротив Кристиана, бросил на него гневный взгляд.

— Что есть, то есть, барон Моунт, — рассмеялся Самир и улыбнулся королю.

Фернандо со спокойной мягкой улыбкой слушал дружеское общение барона и принца. Было бы хорошо, если бы общение продолжилось в таком же стиле — всего три фразы — а столько интересного уже.

— Вы знаете, принц, некоторые подарки потом очень обязывают, поэтому мне очень интересно, что же вы хотите подарить королю Вестготии, — ответил Фернандо, возвратив дружескую улыбку Самиру.

— О, сущую безделицу, — расцвел Самир и хлопнул в ладоши, — которая вас ни к чему не обяжет. Примите это в знак моего почтения и уважения вам.

Один из слуг принца поднес королю маленький мешочек, расшитый жемчугом.

— Моя земля славится своими алмазами, — продолжил принц. — Этот один из лучших и наиболее редких голубых алмазов. Надеюсь, он по достоинству украсит вашу корону, ваше величество.

— Действительно редкой красоты камень, — подтвердил Фернандо, глядя на сверкающее великолепие в руках Легрэ, который по его приказу достал алмаз из мешочка. — Мой ювелир обязательно придумает для него достойное обрамление. Благодарю вас от всего сердца, принц Самир.

Кристиан тоже залюбовался алмазом — он никогда ничего подобного не видел. Немного позволив себе поиграть с подарком принца в руках, Кристиан снова сунул его в мешочек и положил рядом с тарелкой короля.

Самир поклонился и Кевин повторил его легкий благодарный кивок.

— А почему герцог все время молчит? — вдруг спросил он.

Луис, который сидел, находясь то ли в глубокой прострации, то ли над чем-то размышляя, посмотрел на араба вновь.

— Было бы не учтиво прерывать беседу, — заметил он спокойно.

Самир отсалютовал ему бокалом и мягко улыбнулся.

— Вы очень скромны, герцог. Весьма похвально для юного возраста. Большинство мальчиков в ваших летах порывисты и не сдержаны, — Самир взглянул на Кевина и тот стыдливо опустил глаза. — Прошу прощения за дерзость моего слуги.

— Благодарю за добрые слова, ваше высочество, — кивнул юноша. Он растянул губы в фальшивой улыбке безо всяких чувств.

— Как вам понравилось в нашей стране? — отпив вина, продолжил светский разговор Фернандо. Ему хотелось наплевать на условности и обнять Луиса, но нельзя. Благожелательно-равнодушное лицо, учтивый тон — и ждать. Ждать, что скажет принц, что сделает Легрэ, оценивать кто как реагирует. Ну и небольшие провокации в течение всей встречи.

— О, меня здесь очень радушно встретили друзья. Я полагаю, барон Моунт уже рассказал вам, что мы давно и хорошо знакомы. Видеть герцога Сильвурсонни мне тоже выпадала честь.

Луис даже не дрогнул ни одним мускулом, он продолжал, как ни в чем не бывало, потихоньку есть. И хоть в горле стоял ком, юноша давно научился не проявлять лишних эмоций. А еще он чувствовал взгляды. И не реагировал на них.

— Насколько я понимаю, честь видеть герцога вам выпадала и раньше, до приезда в наше королевство? — Фернандо изобразил легкую заинтересованность в ответе. Опустив руку под стол, он погладил мальчика по бедру и слегка сжал его. "Ты не один".

Юноша поглядел на Фернандо. Рука короля была нежной и успокаивающей, а вопрос его напрямую относился к Ксанте. Легкий румянец появился на лице, но выражение его не изменилось. Хотелось наклониться, целовать Фернандо, рассказать об услышанном. Нет. Пусть Кристиан решает сам.

— Раньше? — уточнил принц изумленно. — Возможно. Я точно не припомню, хотя это и не важно теперь. Я могу говорить откровенно, ваше величество?

— Давно пора, — фыркнул Легрэ.

Фернандо заинтересованно посмотрел на Кристиана — он специально так себя ведет или нет? Потом перевел взгляд на араба и чуть приподнял уголки губ, соглашаясь с его последним высказыванием.

— Я бы не отказался услышать от вас правду, не завуалированную словесными кружевами.

Кевин бросил мимолетный взгляд на Легрэ и тот выдержал его с холодным презрением.

— Правда зависит от того, чего будет стоить мне моя откровенность, — вежливо заметил Самир, — и от того, что вам рассказали Кристиан и Луис.

Герцог оторвался от ужина и опять посмотрел на Самира. Губы его сжались в тонкую нить, лишь глаза ничего не выражали.

Фернандо с холодным интересом смотрел на принца.

— Правда не зависит от того, что я уже знаю, зависит только ее подача. Вы сами предложили говорить откровенно. Зачем же теперь вилять? В любом случае, ни вашей жизни, ни жизням и здоровью ваших спутников ничего не угрожает. И любые ваши предложения я буду рассматривать беспристрастно. Я разделяю государство и свою личную жизнь, если вы беспокоитесь именно об этом. Или ваше беспокойство лежит в другой области?

— Отнюдь, — принц пригубил вина. — Ваши слова достойны истинного правителя. Полагаю, вы хотели бы сначала обсудить политику, а после личные дела. Что ж, скажу прямо: Ксанте не отошел от дел, хотя над этими землями он больше не имеет власти. Нам же нужны новые договоренности. Через море мы получаем основной доход и необходимые ресурсы для экономики. Золото, продовольствие, работорговля. Мы готовы многим рискнуть и в корне пересмотреть нашу политику, касающуюся Рима.

— Я полагаю, что договор у вас уже готов? Я готов обсудить его, но только после прочтения. Как вы сами понимаете, на словах такие договоренности не заключаются, — тонко улыбнулся Фернандо.

— Вам принесут бумаги немедля. Вы сможете с ними ознакомиться, когда пожелаете, а позже мы все подробно обсудим, — ответил принц.

Самир опять хлопнул в ладоши и через минуту договор, выписанный каллиграфическим почерком и даже украшенный на первой странице миниатюрой, был перед королем. Фернандо заинтересованно изучил мастерски изображенный корабль, плывущий по спокойному морю, и передал документ Луису.

— Читать такой серьезный договор, к тому обрамленный с таким тщанием, быстро — это варварство. Я изучу ваши предложения чуть позже, в более подобающей обстановке. Теперь хотелось бы обсудить личные дела, — король, не отрывая взгляда от принца, отпил немного вина.

Луис принял в руки договор, не понимая смысла этого жеста — Фернандо решил показать, что решает фаворит? Мальчишка? Герцог опять не выказал лишних эмоций. Принц лгал о роли Ксанте на берегах. Арабы всегда заручаются поддержкой не одного партнера — и теперь явно решили подстраховаться. Самир вот еще и шантажирует Легрэ Полынью. Это же очевидно... Столь очевидно и в стиле Ксанте...

Кристиан нахмурился и как-то более усердно налег на фруктовую кашу. Он обеспокоено взглянул на Фернандо, но, в тот же миг поймав на себе внимательный взгляд принца, изобразил улыбку.

— Что же, давайте поговорим о личном, — принц обратился к Кевину: — Оставь нас, мой мальчик. Ты можешь пойти, отдохнуть с дороги.

Кевин был не рад тому, что его отсылают, но перечить не смел — он поднялся, поклонился королю, прося его позволения уйти, и, после получив его, покинул залу.

Король продолжал изображать спокойствие, отпивая вино маленькими глоточками — видимо, действительно разговор пойдет об очень личном, раз Самир выпроводил своего "слугу". Когда за последним громко хлопнула дверь, Фернандо сказал:

— Что ж, я вас слушаю.

— Вы меня смущаете, ваше величество, — Самир поставил бокал на стол. — Ну, во-первых: я хотел бы попросить прощения у герцога за ту злую шутку, в которой я учувствовал по просьбе Легре. Хотелось бы так же заметить, что я совершенно не находил занятным ваше пребывание в моем плену. Могу я надеяться, что после моих публичных извинений инцидент исчерпан полностью?

Луис молча кивнул. Ему ничего не оставалось. Сердце стало колотиться в груди, как бешеное. И печаль только усилилась.

Фернандо выжидающе смотрел на араба — сейчас должно начаться самое интересное. Он продолжал потихоньку гладить юношу, чувствуя, что скоро придется забыть об этикете — встреча плавно перетекала из официальной в сугубо неофициальную часть, а это позволяло очень многое.

Принц чуть вздохнул и перевел взгляд на короля.

— Что ж, полагаю, что его светлость ответили на мой вопрос. Теперь мне было бы важно узнать, что вы думаете обо всем этом, Фернандо. Считаете ли вы, что я достоин прощения?

Легрэ хмыкнул и залпом осушил бокал.

Король очень долго внимательно смотрел на Самира. Ответ не требовал столь долгих размышлений, но если принц вдруг занервничает, будет хорошо.

— Мне достаточно того, что герцог принял ваши извинения, — спокойный ответ мягким, чуть ли не ласкающим, голосом.

— А почему бы нам не устроить охоту на оленя завтра? — вдруг подал голос Кристиан. Впрочем, сказал он это без излишнего вдохновения.

Фернандо протянул барону свой пустой бокал, продолжая мягко улыбаться принцу.

Весь оставшийся вечер разговор прошел о предстоящем мероприятии. Самир был приветлив, но с Легрэ разговаривал мало и сухо, Кристиан же вообще чаще отмалчивался и даже когда ужин закончился, Самир вернулся в свои покои, а сам Легрэ вместе с Луисом вошел в спальню короля, его не оставляло предчувствие надвигающейся бури.

Луис сразу отправился к умывальне. Он плескал себе воду на лицо, потому что щеки сильно горели.

— Фернандо, — юноша вытерся полотенцем, которое оставил слуга, — я очень устал. Можно, я пойду к себе?

Король в это время просматривал договор, только делал это очень странным образом — аккуратно подцеплял каждый пергамент ножом, пристально рассматривал обрезы и края, потом с помощью шелкового платка переворачивал. Слова юноши вывели его напряженно-задумчивого состояния.

— Луис, не уходи, — отложив в сторону нож и платок, Фернандо подошел к мальчику и погладил по щеке. — Здесь ты тоже хорошо выспишься, обещаю.

Легрэ взглянул на юношу и деловито скрестил руки на груди.

— А теперь, милый друг, расскажи-ка что происходит? — спросил он Луиса. — И не пытайся ничего отрицать, у тебя на лице написано все. И так ты себя ведешь обычно перед тем, как сбежать, или вспороть себе вены, или устроить истерику. На тебе весь вечер лица не было. Рассказывай.

— Фернандо, ты же будешь еще долго возиться с пергаментом. Поверь, если там и был яд, то я уже достаточно отравился, так как все время крутил его в руках, — юноша опустил глаза. — Ничего со мной не происходит. Я просто нервничал из-за Самира. И теперь просто хочу отдохнуть.

— Луис, яд на первые листы не наносят, так что отравиться ты не мог никак, — король взял герцога за руку и легко провел пальцами по запястью. — Мы с Кристианом сейчас уйдем ненадолго, проветриться, а ты ложись. Я так долго тебя не видел, хочется выспаться с тобой в одной постели, — Фернандо мягко улыбнулся мальчику и отпустил его. Через минуту из сундука с одеждой была извлечена простая рубашка.

— Тебе она будет великовата, но не на пир собираемся, а спать, — мужчина старался говорить мягко, без давления. — Легрэ, — кивок на сундук, — выбирай себе что-нибудь простое, не стесняющее движений.

Юноша согласно кивнул. Король не отпускал его, словно чувствовал что-то, но перечить — еще больше вызывать подозрения, потому герцог взял рубаху и отправился к кровати, он стянул пеллисон и теперь расшнуровывал рукава и копался в лентах.

Легрэ переоделся намного быстрее, а после подошел к Фернандо и обнял его руками за талию, мягко поцеловал в щеку.

— Идем, проветримся что ли.

Король повернул голову и коротко и жадно поцеловал барона.

— Сейчас.

Быстро сменив рубашку, он обнял герцога и, закопавшись лицом в светлых кудряшках, пробормотал:

— Отдыхай, мы скоро.

Кинув взгляд на договор, лежащий на столе, Фернандо еле заметно сжал губы — забрать бы, но мальчик наверняка что-то о недоверии подумает. Поманив Легрэ, он быстрым шагом вышел из комнаты.

— На тренировочную площадку.

Небольшая арена, усыпанная песком, напоминала Кристиану о казармах и событиях, казавшихся теперь такими далекими, что не верилось, будто они происходили с ним. Он снова вспомнил Полынь и бросил короткий взгляд на окна замка.

— Фернандо, ты хотел поговорить о чем-то?

— Ну что ты, нежный, — король приторно улыбнулся, протягивая Легрэ один из мечей для новобранцев. — Я думал, ты сам мне хочешь что-то рассказать.

— Чем скорее уедет Самир, тем лучше. А еще, если ты правильно воспользуешься ситуацией и предложишь арабам помимо разрешения на торговлю ввоз оружия и вывоз рабов с наших земель, они найдут средство и фанатика, который тихо прирежет Ксанте.

Фернандо вздохнул и указал Легре на линию, на которую встают новички перед тренировкой.

— Кристиан, вопросом Ксанте я уже занимаюсь. Ввод оружия и вывоз рабов мы еще обсудим. А сейчас я тебе скажу одно слово и предлагаю подумать как следует, — король расслабленно встал на место десятника. — Шантаж. Нападай.

Кристиан сделал выпад, который Фернандо успешно отразил. За ним последовала еще серия четких ударов и сквозь звон стали слова Легрэ казались тихими.

— Явно ждешь от меня... откровений. Каких, Фернандо? И... причем тут шантаж?

— Примерь на себя это слово. Шантаж. Давление, — король начал зло улыбаться. Напряжение уходило, растекаясь горячей кровью по телу. Сегодня нужно измотать себя физически, чтобы голова стала ясной к завтрашнему дню.

— Примерил... — Легрэ отбил клинок и, отступив на шаг, принял оборонительную позицию. — И ничего. Может, ты уже прямо скажешь, Фернандо, что происходит в этом чертовом королевстве?

— Нежный мой, тогда уже в дьявольском королевстве, что же ты меня так не ценишь, всего лишь чертом считаешь? — язвительно откликнулся король, обходя по кругу барона. — Ты несколько раз уже повторил, что лучше бы побыстрее выпроводить отсюда Самира. Два месяца назад, когда ты делал фальшивые документы, тебя это не беспокоило.

Кристиан поворачивался, настороженно наблюдая за братом.

— Полтора месяца назад, когда устраивал похищение, тебя это также не беспокоило. Месяц назад, когда ты вовсю играл в похищение, тебя это опять-таки не беспокоило. Когда я попросил тебя пригласить принца, ты тоже не высказал возражений. Что изменилось за сутки, милый? Или мне не только Луиса нужно уговаривать быть откровенным? — Фернандо остановился, с любопытством глядя на Легрэ.

— Не нужно, Фернандо, — ровно ответил Легрэ. — Я думаю, что ты поймешь меня. А вот Луис... вряд ли. Если я расскажу тебе, ты расскажешь ему... и не в этом беда даже. Если то, что я хочу забыть, всплывет, здесь, во дворце, может начаться война с арабами. Не будить бы лихо пока тихо. Просто заключи договор и пусть Самир убирается. Мне неприятно сознавать, что сейчас я вынужденно играю на его стороне и то, что я прошу за Самира не честно по отношению к тебе. Я пытаюсь избежать войны, Фернандо. Самир тоже этого хочет, а вот Ксанте... он скорее всего не знает, что принц привез с собой, иначе бы у границ Весготии уже стояли войска его отца, — Легрэ нахмурился и после паузы добавил. — Хотя не факт, что они там уже не стоят.

Фернандо задумчиво покрутил меч в руке, потом вдруг наклонился, схватил рукой горсть песка, еще шаг вперед, и песок полетел в лицо Кристиана. Тот рефлекторно отшатнулся и взмахнул мечом, и король, отбив замах и поднырнув под меч, еще раз кинул песок — прицельно, в глаза. Приставив меч к горлу барона, ласково спросил:

— И как тебе нравится чувствовать себя слепым и беспомощным?

Слезы застили глаза Кристиана и он был зол, но зная манеру Фернандо сердиться, только ответил:

— Да мне не привыкать, — Легрэ кое-как проморгался. — С тобой сложно разговаривать, Фернандо. Каждый раз после моих откровений ты меня либо мордой об ставни, либо вот так. Злишься, да?

— Нет, — прохладно ответил король. — Это чтобы лучше представил мое состояние. Ты только что оставил меня абсолютно слепым и беспомощным, но не по отношению ко мне, а по отношению к моему королевству. Говори, Кристиан. Личные тайны я тебе еще могу простить и не выпытывать, но не такие.

— Сможешь ли ты мне простить эту? — Легрэ вздохнул. — Ну, хорошо, слушай. В свите принца Самира есть человек, который его отцу дороже целого королевства, собственных жен и детей. Его ищут. Но никто не знает, что этот человек сбежал и отправился с принцем Самиром на переговоры в Вестготию. Я тоже не знал до сегодняшнего утра. Если это всплывет, шах может обвинить тебя в похищении его визиря, любовника и любимой вещицы. Он объявит войну и, думаю, если что, Ксанте его поддержит, его поддержит Рим. Они обложат нас со всех сторон. Шах Эмирад в гневе та еще бестия. Он может и на мировую пойти, но тогда, скорее всего, потребует выдать ему его любовника, принца и меня, и в отличие от Самира, которому просто отрубят башку, я промучаюсь несколько дольше. Все стороны намерены сохранить тайну. Твое дело только подписать торговый договор и выпроводить принца из страны поскорее.

Фернандо замер.

— Полынь?

Кристиан закусил губу, помолчав, тихо сказал:

— Я знал, что ты догадаешься, если я хоть словом обмолвлюсь об этом деле. Поторопись с договором, прошу тебя.

Фернандо почувствовал, как ледяная ярость наполняет его. Изящная ловушка почти захлопнулась.

— Быстро возвращаемся ко мне, по пути ты мне рассказываешь, почему шах потребует выдать и тебя.

— По пути? — Кристиан едва заикаться не начал от изумления. — Мне дня не хватит на это. И вообще, вот этого я не то что рассказывать, вспоминать не хочу. Я даже думать себе запрещал об этом все эти годы, а ты — расскажи. Пойми, Фернандо, это не так просто сделать, как кажется. Условия шаха были такими — чтобы я к его любовнику и на 300 миль не подходил. Узнает, что подошел, обидится.

— Легрэ, — король повернулся к брату, — ты воистину идиот. Тебя твой разлюбезный друг подставил по полной, ведь он знал об этом условии. И я не верю, что он только по доброте душевной привез сюда Полынь. Это интрига либо Самира, либо Самира и Полыни, либо Самира, Полыни и шаха. А мне теперь нужно по-быстрому придумать, как все разрешить с минимальными потерями. Поэтому, будь добр, прекрати изображать девственницу в спальне озабоченного старца, и в двух словах изложи мне причину такого странного запрета.

Фернандо с пока еще контролируемым бешенством смотрел на Кристиана, стараясь обуздать себя.

— О какой интриге ты говоришь? Если бы Самир и Полынь задумали плохое, они бы это уже сделали. Мальчишка просто соскучился по дому, вот и решил... — Кристиан замолчал и отступил на шаг. — Они не враги тебе, Фернандо, и я тоже тебе не враг.

Король втянул воздух сквозь сжатые зубы. Дьявол всех побери! Так, спокойно, спокойно, спокойно...

— Кристиан, я знаю, что ты не враг. Я знаю, что тебя сейчас решили использовать против меня. Мне нужно срочно просмотреть договор, поэтому мы идем ко мне. Мне нужно придумать, как выбраться из ловушки, поэтому ты рассказываешь все, о чем я прошу. Желательно без наводящих вопросов.

Фернандо чуть наклонил голову и мягко улыбнулся:

— Говори, милый.

Легкий стелящийся шаг вперед, еще один... Ласковый взгляд затопленных чернотой глаз.

— Нет. Никакой. Ловушки, — терпеливо сказал Легрэ, взяв короля руками за плечи. — Они уедут так же, как приехали. Самир не станет гадить мне, Полынь тем более.

Король притянул барона к себе. Легко коснулся губ поцелуем:

— Кристиан, — еще одно легкое касание, — милый, — чуть более требовательное прикосновение, — позволь мне самому это решить. Позволь, нежный мой, — дьявол уже не только смотрит темными глазами, касается губами, пальцами, руками. И улыбается.

— Решай. Решай, Фернандо, — Легрэ ответил на поцелуй, — только не ошибись. И помни, Полынь дорог мне. Он очень дорог мне, Фернандо.

— Ну тогда расскажи все, о чем я просил.

— Пообещай мне, что Луис не узнает, — попросил Кристиан. — О том, что я тебе расскажу сейчас. Никогда не узнает о моих отношениях с этими людьми. Полынь — это мое самое большое преступление.

Король смотрел в синеву глаз, прячущих горечь. Что же мог такого совершить Кристиан, не чуравшийся в свое время ни убийств, ни разбоя?

— От меня не узнает.

Легрэ кивнул.

— Мне сложно доверить мою тайну даже тебе, но видимо, у любви есть свои правила и им надо следовать. Пойдем куда-нибудь, где нас никто не услышит.

Когда Кристиан привел короля в глухую башню, то стряхнул пыль со старой скамьи у окна и предложил присесть. Закат окрасил горизонт алыми огненными полосами, а здесь лишь ветер гулял за стенами и голуби ворковали на перекладине под крышей.

Легрэ скрестил руки на груди и оперся плечом о стену, Он говорил глядя в окно:

— Несколько лет назад я был обычным городским стражником, человеком без сердца, совести и принципов. Я выживал на городских улицах, воровал, убивал. Должность стражника в то время для меня была пределом мечтаний, но тяжело отказаться от прошлого и, даже примерив на себя одежды стража, я по-прежнему водился со всяким сбродом. Днем охранял город от них, по ночам с ними же творил преступления. Репутация моя была не просто скверной, жуткой, но доказать никто ничего не мог.

— Я помню, — меланхолично откликнулся Фернандо, рассматривая Кристиана. Он действительно очень хорошо помнил злой синий взгляд стражника, которого несколько лет назад так и не смог осудить.

— Да уж, — Легрэ то ли вздохнул, то ли усмехнулся, потом долго молчал, задумчиво глядя на закат. — Та часть моей жизни теперь кажется такой темной и странной... словно это провал в памяти... В какой-то момент я так обозлился на этот мир, что стал насиловать и убивать юных мальчиков. Я крал их, увозил в лес, а после делал, что хотел... Полынь — один из них... единственный, кто остался в живых.

Фернандо не изменился в лице, услышав такие признания. По себе знал, как темна бывает душа, как иногда ее выворачивает и корежит, и только кровь и боль может принести хоть какое-то облегчение. Не настоящее, временное, как штопать гнилыми нитками одежду, но заплата простоит немного, и это уже хорошо. Подойдя к Кристиану со спины, обнял руками за талию и положил подбородок ему на плечо.

— Красивый закат сегодня. Кровавый... Что у вас произошло, что ты его не убил? — спросил через некоторое время король.

Кристиан положил руку поверх рук короля, слегка поглаживая холодные пальцы, усмехнулся:

— Да всего лишь пустячок. Не хотел его убивать. Жизнь этого человека я намеревался превратить в настоящий ад, и все из-за отца, будь он проклят.

Фернандо улыбнулся про себя — забавно, как портят жизнь те, кто должен помогать и вести. Ему, Кристиану, Луису...

— Рассказывай дальше, нежный, — он слегка перехватил руку брата лаской и опять обнял.

Легрэ не хотел думать о том, обманчива близость короля или нет, ему и без того было тяжело.

— Это было воскресенье, незадолго до Пасхи. В тот день я шатался по рынку, высматривая кого-нибудь простачка, которого можно было ограбить, а после запугать настолько, чтобы даже во время исповеди помалкивал. И тогда я увидел моего отца. С ним был паренек лет тринадцати, которого я не знал. Но глаза у него были такие же, как и у меня, а волосы рыже-золотые, как у нашего родителя. Я накинул капюшон на голову и увязался следом. Я шел за ними до мясной лавки и за это время узнал, что моего младшего братца зовут Том и он любимчик отца. Этот старый пердун возился со своим последним отпрыском больше, чем за всю жизнь со всеми своими детьми вместе взятыми. Эти дружеские объятия отца и сына, добрые милые улыбки, слепое обожание... меня это так разозлило, что я впал в пучину ненависти и после, сутками напролет мучился от своей ярости и злобы. Я заочно ненавидел этого щенка, я вспомнил каждое плохое слово, каждую оплеуху, подаренную мне моим отцом. Вот тогда я и решил отомстить ему, человеку, из-за которого моя мать умерла раньше времени. Я решил не просто выкрасть Тома, я решил сделать из него самое низшее создание на свете, подстилку, шлюху, игрушку для забав черни, чтобы навсегда стереть улыбку с его губ. Переодевшись разбойником и договорившись со своими приятелями, я выследил свои жертвы у окраины города. Скрыв лица, мы напали на них, заволокли в лес и, привязав моего дражайшего папашу к дереву, дружно поимели мальчишку. И все равно этот старый козел испортил мне все удовольствие, на самой середине этот алкоголик попросту умом тронулся — пришлось его отвязать и пустить бродить по лесу. Я не знаю, вернулся он домой потом, или нет. В любом случае по нему там никто не горевал.

Кристиан на минуту замолк. Фернандо продолжал прижимать его к себе и ничего не говорил. Мыслей было много и все не хотелось озвучивать. Он понимал брата. И похожие чувства испытывал, и мстил так, что его дьявол бывал настолько доволен, что на некоторое время замолкал. Только методы использовались другие. Но ведь и возможности, и воспитание тоже другие. В голову некстати пришло воспоминание о первых "практических", если можно так выразиться, занятиях по использованию ядов. Тогда Фернандо в первый раз и убил человека — нечаянно, но убил. Он чуть слышно вздохнул и слегка сжал руку Легрэ.

Кристиан тоже вздохнул и продолжил:

— Когда Том уже измучился конкретно, я отошел в кусты, переоделся стражником и вернулся на поляну, чтобы якобы его освободить. Четверых своих подельников я убил для правдоподобности. К тому же, зачем мне лишние свидетели? Одного прирезал прямо над Томом со спущенными штанами. Братец мой рыдал, я его утешал, а сам едва не смеялся. Так вот мы с ним и стали лучшими друзьями. Я увез его из города и поселил в своем доме, постепенно приручал к ласкам, к рукам, к себе, а когда был уверен, что этот щенок влюбился в меня по уши, трахал уже как хотел, мучил его, бил, доводил до потери сознания. Иногда я приводил в дом друзей и мы, влив в мальчишку вина, пускали его по кругу. Когда он привык и к этому, я стал вывозить его ночами в таверны и, держа его на поводке, смотрел, как каждый желающий вставлял ему. Мне мало было уничтожить его жизнь и тело, я развратил его душу и за два года сделал из него такую опытную шлюху, что имея его, рисковал попасть в зависимость. Тогда его и прозвали Полынь — с виду мягкий и безобидный, но если попробуешь — погиб. Забавно, что после всего этого он был привязан ко мне по-прежнему и однажды, после фееричного траха, он признался мне, что все это делает ради меня, что любит меня. Знаешь, что я сделал в ответ? — Легрэ обернулся к Фернандо через плечо. — Я рассказал ему правду. А этот поганец мне ответил всего одной фразой, которая заставила меня пересмотреть всю мою жизнь и измениться.

Он сказал, что прощает меня. В тот момент я понял, что вся моя месть — иллюзия, что мой брат не сломлен — наоборот, он закален и не намерен распускать сопли по поводу того, как несчастна его судьба. Я не мог выносить его доброты. Хотел прибить сначала, но тут жизнь свела нас с Самиром. Я расхвастался ему, что мол, один мой мальчик стоит в постели всего его гарема. Принц провел с ним ночь, а утром отсыпал мне за Полынь кучу золота. Через год я узнал, что мальчика взяли в гарем шаха. Самир сильно переживал эту потерю — он столько вложил в Тома. Он выходил его, привел в порядок, учил языкам и грамоте. Он воспитывал его для себя, но не смог удержать. Полынь стал лучшим любовником его отца, а Самир в тоске был вынужден шляться по чужим землям. Тогда-то, чтобы смягчить его боль, я предложил ему найти замену. Кевин очень красив, и хотя я старался его обучить всему тому, чему научил Тома, он не смог с ним сравниться. Черт знает, что в моем брате есть такого... но в постели он — бог. Шах знает эту историю и считает меня преступником. Себастьян, конечно, смог спасти мою шею от топора, но шах настоял на том, чтобы я и Полынь никогда не виделись. Понимаешь теперь, почему ситуация так опасна?

Фернандо продолжал держать брата. Солнце уже совсем зашло, лишь на самом горизонте виднелась тонкая белая полоса, которая исчезала на глазах.

— Знаешь, Кристиан, я никак не могу понять, как Полынь вообще мог выбраться из гарема. Хоть ты и говоришь, что это не ловушка, но Самира и Полынь могли использовать втемную. Хотя бы те, кто хочет его исчезновения — судя по твоим словам, он слишком сильно влияет на шаха. О чем вы с Полынью говорили?

— О политике. Полынь сейчас не просто любовник, он держит престарелого шаха под каблуком и медленно изящно избавляется от его наследников. Принц послушен ему, потому что у них уговор — Самир садится на трон, а Том остается при нем визирем. Но того, что происходит сейчас, я сам не понимаю. Конечно, Том сейчас стал более жестким. Я спрашивал, почему он не отомстил мне, ведь возможностей была масса, но он говорит, что если, пережив все это, позволит себе опуститься до моего уровня, то просто перестанет быть уникальным и уважать себя. Он умеет прощать, но это не доброта — он просто знает, когда надо гневаться, а когда не стоит тратиться впустую. Он слишком рассудителен. Всегда. И что твориться в его прелестной головке не знает никто. — Кристиан иронично улыбнулся. — Иногда я думаю над тем, какого страшного зверя я породил на свет, и сам ужасаюсь. Полынь сказал, что просто соскучился, что хотел увидеть меня... а еще он сказал, что Ксанте был уверен, что я обрадуюсь нашей встрече. Дай мне лучших солдат и я отвезу Полынь в гавани, посажу на корабль и пусть возвращается к шаху Исмиль-бею. От греха подальше.

— Кристиан, — король грустно улыбался. — Твой замечательный воспитанник, которого ты сейчас начал опасаться, ясно тебе дал понять — он плотно общается с Ксанте. С чего бы ему тебе сообщать об этом? Только ради одного — он знал, что ты передашь это мне. И из этого следует только одно — меня будут просить о какой-то услуге, и если я не соглашусь, согласится Ксанте. И надавить на меня можно очень изящно — война с арабами из-за Полыни, который сейчас, вот изумительное совпадение!, находится здесь. А можно еще проще — одно слово шаху, и ты будешь мертв. Не зря Самир так старательно оценивал мое поведение во время обеда. Полынь же тебя тоже спрашивал о наших отношениях?

— Нет, скорее всего, ему все рассказал Самир, — Легрэ вздохнул. — Черт, я же ему доверял.

Помолчав минуту, Фернандо спросил:

— А ты не хочешь исчезнуть на пару дней? Пока я договор не подпишу?

— Зачем?

Король уткнулся лбом в плечо Легрэ, проглотил несколько первых слов и продолжил:

— Чтобы я за твою жизнь не волновался.

— Тогда я буду волноваться за твою, — Кристиан мягко погладил Фернандо по волосам. — И почему нас не могут оставить в покое? — печально вздохнул он. — Если Самир причинит тебе вред, я его собственными руками задушу.

— Кристиан, — король вздохнул, — мне-то ничего не сделают. А вот тебе — могут. По крайней мере, не выходи пока из замка. Да и здесь лучше не ходить без охраны. Собачку тебе одну передать, что ли? И не ешь в покоях Самира.

— Если бы я им был нужен, они бы давно со мной разделались. Луис тоже им не нужен — Самир его мог увезти в любой момент, меня убить и ты бы знать ничего не знал. Значит, им нужен ты... что-то от тебя. Фернандо, — Легрэ повернулся лицом к возлюбленному и прижался губами к его виску, — никуда я не поеду, понял?

— Кристиан, все-таки ты такой идиот, — с грустной нежностью ответил Фернандо, чуть отстранившись от брата и глядя ему в глаза. — Дать тебе сейчас яд отсроченного действия, а потом мне продать противоядие. Или намекнуть мне, что шаху станет вот-вот известно, кто приближался к Полыни. Или демонстративно ранить тебя. И это только то, что приходит в голову сразу же, — король легко поцеловал Легрэ. — Я люблю идиота, — прошептал Фернандо ему в губы, чуть улыбаясь, — и за что мне такое наказание?

— За все твои прегрешения, — улыбнулся Кристиан и жадно поцеловал Фернандо, прижимая к себе. — Хочу тебя, — сказал он, на миг оторвавшись, и снова поцеловал — только уже нежно и коротко. — Тревожно как-то. Я волнуюсь за Луиса. Идем к нему.

— Да, пора. Еще неизвестно что он мог надумать, пока нас не было, — кивнул король.

Луиса в спальне короля не оказалось. В его собственных покоях тоже. Более того, сваленные в кучу на кровати драгоценности явно показывали намерения герцога. Фернандо потемнел лицом. Быстрые розыски не дали утешительных результатов — юноша как сквозь землю провалился. Последними, кто его видел, были гвардейцы около покоев короля, но они не могли сказать ничего вразумительного. Разбуженный Ваоло выглядел очень взволнованным и тоже ничего утешительного сказать не мог. Слуги, убиравшие покои герцога, только смогли определить, что исчезло из одежды — монашеская рубаха и ряса, которая неизвестно зачем хранилась в покоях герцога. С каждой секундой король впадал в ярость все больше. Раздав распоряжения о поимке, Фернандо направился к себе. Глаза застило красным, единственным желанием было бить и крушить все вокруг. Изо всех сил захлопнув дверь в спальню, он налили себе кубок вина и выпил его залпом. Сразу же после этого кубок полетел в стену. Дьявол всех побери! Что надумал в этот раз себе Луис, что сбежал? Зло пнув массивный стул, король сел около кровати на пол и вцепился руками в волосы, стараясь хоть как-то успокоиться. Было понятно, что это почти бесполезно, но попытаться стоило. В противном случае к утру будет приступ. Или в темнице станет на одного приговоренного меньше.

Кристиан хмурясь, стоял в стороне и пытался найти объяснение поступку герцога. Не смог. Почему Луис снова так поступил с ними? Почему бросил, едва все наладилось? Неужели он так испугался Самира? Быть того не может.

— Даже записки не оставил, — Легрэ подошел к Фернандо, какое-то время смотрел на него сверху вниз, потом позвал слуг и приказал принести хлыст, веревку, таз с водой, заживляющих зелий и чистые тряпки. Пока слуги выполняли поручение, Кристиан подошел к столу, молча расстегнул пояс, снял рубашку, сапоги.

— Иди ко мне, Фернандо, — позвал он, задумчиво разглядывая темный проем окон. Огонь камина разбавлял сумрак комнаты, но теперь здесь было темно и холодно, здесь не было Луиса.

— Лучше уйди, — король поднял абсолютно черный взгляд на барона. — Ты меня таким еще не видел, — и криво улыбнулся. — Видишь, все попрятались. Думаешь, почему только один слуга сейчас пришел? Они соломинки тянут, кто ко мне пойдет, — лицо становилось все более мертвым. — Я себя долго не сдержу. Уходи.

Безумие накатывало медленными тяжелыми волнами, перехватывающими дыхание, заставляющими хватать воздух ртом, лишь бы протолкнуть его в легкие. Сквозь алое марево, встающее перед глазами, еще виделись очертания комнаты. Фернандо встал и распахнул окно. Хорошо, что уже осень и воздух прохладный. Может, хоть чуть-чуть остудит.

Кристиан долго молчал. Он внимательно присмотрелся к слуге, который принес то, что просили, заметил, как этот пожилой худощавый мужчина бледен, как дрожат его руки. Кристиан сам не знал, почему ободряюще улыбнулся ему. Когда слуга ушел, Легрэ запер дверь, бросил веревку на кровать, из тряпки соорудил кляп. Проверив крепость кляпа, Легрэ довольно заметил:

— Мягкая. Хорошо, язык себе не откушу и зубы не сломаю. Без этих двух частей тела мне будет сложно объясняться с герцогом, — Легрэ почувствовал сухость во рту и сглотнул. Впервые в жизни он боялся. Подняв оценивающий взор на одну из резных колонн кровати, он напряженно улыбнулся. — Привязать меня тебе самому придется, у меня не получится толком. И вот еще что, Фернандо... поторопись, я терпеть не могу ждать.

Король буквально выплюнул слова:

— Идиот! Есть же... — и, не договорив, изящно, как кошка, повернулся к барону и потянулся. Оставшийся разумным кусочек сознания еще вопил, что нельзя так, но и он тонул в сладких вздохах дьявола. — Знаешь, нежный, — взгляд еще раз с удовольствием обежал фигуру Кристиана, — раньше ко мне никогда не боялся приближаться только Фредерик. Я смотрю, ты решил попробовать тоже.

Опершись руками на подоконник, Фернандо вытянул одну ногу:

— Снимай.

Несколько секунд замешательства показались Кристиану вечностью, он с тоской смотрел в глаза короля. Несколько неторопливых уверенных шагов — и Кристиан опустился на колено, осторожно снял с ноги Фернандо сапог и замер, не поднимая глаз.

Король оценивающе смотрел на мужчину у своих ног. Вызывает желание. Странно. Дьявол обычно вожделел только к мальчикам. Но это хорошо. Будет еще интереснее. Он протянул вторую ногу.

Легрэ снял другой сапог.

— Теперь у тебя есть я, Фернандо, — сказал он, резко поднимая глаза на короля. — Спорим, я выносливее Фредерика.

— Выносливее? — с легким смешком переспросил монарх, глядя масляными глазами на Кристиана. — Я бы не сказал, что он был особо выносливым, в подвале бы он долго в сознании не продержался. Нет, милый, он брал другим.

Фернандо провел ногой по животу Легрэ, слегка толкнув чуть ниже пояса.

— Пожалуй, в тебе это тоже есть. Сумеешь догадаться и воспользоваться? — мышцы сводило сладкой судорогой предчувствия — хорошая мышка.

— А, может быть, я не хочу, — скопировав смешок короля, ответил Легрэ. — Откуда тебе знать, вдруг я об этом самом подвале мечтаю много месяцев кряду? А ты пытаешься дать мне пути к отступлению. Твой пыл уже остыл?

— Отступлению? — Фернандо даже не изобразил удивление, продолжая все шире улыбаться. Вкусная мышка. Сжать в лапах, поиграть когтями. — Нет, милый, это даже не выбор. Выбора у тебя уже нет. Ложись на пол около камина, — король слегка подтолкнул мужчину ногой в плечо.

Кристиан коварно усмехнулся.

— На живот или на спину? — уточнил он, направляясь к камину и бросив взгляд в сторону кровати, на которой он оставил веревку и кнут.

Фернандо, гасящий свечи в подсвечниках на стене, довольно улыбнулся:

— Обычно не спрашивают. Ты умничка, нежный. На спину, — и продолжил обходить по периметру комнату. Последними он загасил свечи в большом искусно сделанном в виде дерева серебряном подсвечнике на столе. Комната погрузилась в полумрак — горел только огонь в камине, да в распахнутое окно светила полная луна. Король довольно втянул воздух — хорошо. Комната немного изгибалась перед глазами — как будто ткань бытия слегка колыхалась от невидимого игривого ветра, приносящего Фернандо его сумасшествие.

— Кристиан, — легко позвал монарх брата. — Поверни голову от камина и сравни доски пола. Ты лежишь на более светлых. Как думаешь, почему?

Легкой поступью безумия Фернандо приближался к Легрэ.

Кристиан взглянул на доски под собой, потом дальше, и брови его дрогнули, чуть хмурясь.

— На этих еще не было крови, — сказал он ровно, а после перевел серьезный взгляд на короля. Сердце в груди забилось чаще, а воздух стал казаться вязким и горьким.

— Именно, милый, — король ласково улыбался, гладя мужчину по лицу. — Их недавно сменили. И уже несколько раз меняли.

Он всматривался в отблеск пламени в глазах Кристиана, ловил его эмоции, и радовался с непосредственностью ребенка, обрывающего крылышки мухам, чтобы посмотреть, что будет.

— Ты красивый, — Фернандо наклонился поцелуем к барону.

Губы Легрэ послушно приоткрылись, но он не торопился подняться навстречу — просто выжидал, всматриваясь в глаза Фернандо. Тело привычно отзывалось на прикосновения — легкой дрожью по мышцам, теплом между ног, головокружением. Кристиан облизал пересохшие губы.

— Ты тоже, — еле слышно прошептал он.

Король с удовольствием поймал шепот Легрэ и еще раз погладил его по щеке.

— Ты любишь кровь?

Комната продолжала плыть в странном танце вокруг лежащего на полу мужчины, который оставался единственным незыблемым элементом в окружающем пространстве, и это тоже было странно и необычно. Обычно все вокруг манило текучестью форм.

— Да, — выдохнул Легрэ.

— Когда кровавые капли катятся из глаз, это очень красиво. Достаточно сделать надрезы вот тут и тут, — Фернандо легко коснулся подушечками пальцев лица Кристиана.

— Сегодня тебе можно все, — печально улыбнулся Легрэ, переходя на шепот. — Лучше будет связать меня... чтобы избежать ненужных помех.

— Да. Сначала будет сопротивляться тело, — король продолжал вести пальцами по лицу мужчины, как будто намечая будущие движения. — Потом начнет сопротивляться и разум, когда поймет, что происходит. Он будет тонуть в ощущениях. В боли. Тело будет кричать или хрипеть. Или молчать, если наступит спазм или сделать надрез здесь. Когда разум сдаться, тело будет биться, стремясь уйти, хоть чуть-чуть избавиться от страданий, хоть на мгновение. А зря, — Фернандо светло улыбался. — Ведь после небольшого перерыва боль будет возвращаться усиленной, — он поцеловал Кристиана в лоб. — Лежи, милый, я сейчас.

Король поднялся и пошел к столу.

Кристиан тяжело дышал и смотрел в потолок, в темноту, наслаждаясь последними мгновениями свободы. На миг разум царапнула мысль: что, если он больше не увидит Луиса? Как же ему было жаль, как горько. Но боль поможет забыться, поможет забыть, и может быть даже, станет его спасением.

Фернандо вернулся с небольшим ножом странной изогнутой формы и платком из полупрозрачной шелковой ткани.

— Знаешь, милый, я подумал, что портить такое лицо не следует. Пусть остается красивым. Разве что сделать его чуть-чуть красивее.

Присев, король приставил острие ножа к внешнему углу левого глаза Легрэ, немного отступив от века, и задумался, внимательно рассматривая брата. Лезвие ножа ловило блеск огня, и это было красиво. Пол плескался небольшими волнами, казалось, что под ним болото — один неверный шаг и утонешь. Так замечательно — Фернандо счастливо улыбнулся. Еще немного, и будет совсем хорошо.

Легрэ нервно сглотнул и закрыл глаза. Пальцы сами собой сжались в кулаки в ожидании боли, и Кристиан весь сосредоточился на том, чтобы не слишком сильно дернуться, когда лезвие пройдет по коже. Легрэ казалось, что он вжимается в пол, сливается с ним до предела.

— Думаю... Луису тоже понравится, — проговорил он. — Если он когда-нибудь вернется к нам.

Рука Фернандо чуть дрогнула, оставляя небольшой надрез. Казалось, что внутри все мгновенно начало покрываться сверкающими жалящими льдинками. Холодно. Король с болезненным любопытством посмотрел на предметы в своих руках. Нож. Платок. Голубой, как глаза мальчика. Он перевел взгляд на лицо лежащего. У того синие глаза. Любимые. Комната уже не плыла — кружилась.

Фернандо встал и покачнулся, почти сразу выровняв себя. Привычно зафиксировав взгляд на дверной руке, король быстрым шагом пошел к ней. Через минуту хлопнула дверь.

— Вот черт! — Легрэ вскочил на ноги и метнулся вслед за королем. Он догнал его в коридоре, ухватил за плечо, развернул к себе лицом и от души врезал — да так, что сбил Фернандо с ног. — Тебе полегчало? — Кристиан улыбнулся, отступая на шаг и позволяя королю встать. Вызывающая улыбка скривила губы барона и он жестом поманил Фернандо на себя. — Еще раз повернешься ко мне спиной, милый, я буду расценивать это как вызов. Не важно как. Как угодно и до тех пор, пока ты не очухаешься, черт тебя дери!

Король вытер кровь с губы и со счастливой улыбкой махнул рукой, указав на Легрэ. Один из гвардейцев, с напряжением наблюдавших за своим монархом и начальником, сделал шаг вперед, и на затылок барона опустилась рукоять меча. Тот упал, как подкошенный.

Очнулся Кристиан от холодной воды, выплеснутой в лицо.

— Милый, ты, кажется, хотел оказаться в подвале? — Фернандо с такой же безумной улыбкой смотрел на брата. — Добро пожаловать в мечту, нежный.

Сквозь головную боль слова короля казались шелестом. Кристиан осмотрелся, и взгляд его задержался на втором пленнике, привязанном к кресту; повязка на глазах не позволяла ему видеть, кляп во рту — говорить. Легрэ стиснул зубы от обиды. Подземелье освещалось слабо и он толком не мог разглядеть лица мужчины.

— Если все самое сладкое достанется ему, Фернандо, — с ухмылкой сказал Легрэ, — я на тебя обижусь. Могу даже как Луис — сбежать.

— Сладкое? — переспросил король. Мозаика реальности продолжала стремительно меняться, уводя все дальше. — Я еще не решил, милый мой, — он приподнял голову Кристиана за подбородок. — То ли тебе, то ли твоему брату.

— Ты не сделаешь этого, — в глазах Кристиана отразился страх и вся его ирония исчезла. — Возьми меня... Зачем нам еще кто-то?

— Ну милый, — король опустился на одно колено перед креслом и начал медленно разрезать на Легрэ штанину вдоль бедра. Порезать сейчас не хотелось, а пространство продолжало жить своей жизнью. — Ты так расписывал его, что мне захотелось попробовать, правда ли все это. Тот, кто хочет сместить шаха, дорого стоит, правда ведь?

Отстранившись, он оценил результат — кажется, кривоватый разрез получился, но крови не видно, это хорошо. Рано для крови. Нож аккуратно коснулся второго бедра барона.

— Я не верю тебе, — выдохнул Легрэ. — Ты можешь убить меня, но ты не можешь со мной так поступить... Фернандо, довольно грехов на моей душе. Одним больше — одним меньше — да, но не в этот раз.

— И какой же грех ляжет на твою душу в этот раз? — король казался полностью увлеченным движениями ножа по ткани.

Кристиан прикрыл глаза и почувствовал, как все в нем напряжено, словно струна — одно неосторожное движение и лопнет тонкая звенящая нить его боли.

— Я сломал жизнь этому человеку из собственной прихоти... Я не хочу стать причиной его увечий или гибели.

Фернандо закончил разрез, полюбовался результатом и поднял глаза на Легрэ. В черноте взгляда золотыми всполохами отражалось пламя жаровни, установленной чуть сзади от кресла.

— Почему ты так уверен, что сломал? Кем бы он стал, если бы остался с твоим отцом? А сейчас?

Король отложил нож и одним резким движением разорвал штанину донизу. Хруст ткани вызвал какие-то сладостные спазмы в теле. Прикрыв глаза, он провел рукой по обнажившемуся бедру Кристиана.

Ладонь Фернандо была острее ножа, а ее касания слаще меда — Кристиан задохнулся.

— Не важно, что думает он, важно, что это нужно мне. Ты мне нужен. Твой демон — весь, без остатка нужен мне... Понимаешь? Луис — ангел, а ты Дьявол, Фернандо, и с вами я целый. Я ревновал твою злобу и сумасшествие даже к Альваро. Я не хочу, чтобы мой брат стоял между нами.

Король взглянул на Легрэ и вдруг опять мягко улыбнулся. Вращение мира окончательно утвердилось вокруг Кристиана, снова унося разум в какое-то другое пространство.

— Не встанет, нежный, — он легко провел кончиком ножа по груди брата, оставляя тонкую царапину, и резко притянул его к себе обратной стороной ножа за шею. Легрэ болезненно выгнулся — руки, привязанные за запястья и локти к подлокотникам, и широкий ремень, удерживающий тело вплотную к спинке, не позволяли сильно наклоняться вперед.

— Не встанет, — жадный поцелуй, пальцы, до синяков впивающиеся в бедро Кристиана, и желание разукрасить его тело кровавыми узорами.

Легрэ застонал, ответил на поцелуй, вбирая языком вкус Фернандо, горячую влагу его рта, мягкость его умелых губ — боли в бедре Кристиан почти не чувствовал. Пальцы сжались в кулаки и веревки заскрипели от натуги. Если бы можно было говорить поцелуем о любви — Легрэ бы говорил, если бы можно было умолять — он бы умолял, если бы можно было сдаться — он бы сдался.

— Фернандо! — он снова застонал, срываясь в пропасть безумия и вожделения.

— Тише, нежный, будет долгая ночь, — король погладил брата по щеке. — Ты же хотел попасть ко мне в ад? Для тебя ад, когда я отпускаю себя не только для тебя? — он заглянул в синие глаза.

— Есть и другой, Фернандо, — прошептал Кристиан. — Когда ты во мне.

— Для тебя это тоже ад? — мир опять пустился вскачь, забирая с собой короля, роняя его в пучины огня, алого, как кровь, как закат, как сладкое яблоко, которое Змей протянул Еве... Вождение к сильному, но такому сейчас беззащитному мужчине с синими глазами. Странно, что вожделение... Хотелось слышать стук его сердца, а не держать трепещущий комочек сердца в руках. Дьявол заинтересованно склонил голову — этот человек должен быть хорошей игрушкой, вкусной, сладкой, почти совершенной... Которой можно играть долго-долго. Не хотелось его сломать, в отличие от другой, чье сердце судорожно бьется где-то позади. Вкусный... Он подхватил нож и сделал тонкий надрез вдоль ключицы мужчины — чуть поранить, лишь бы выступили капельки столь желанной сейчас крови. Раздвоенный язык скользнул вслед за ножом, согрев яростным дыханием. Вкусный... Он поднял глаза и тепло улыбнулся:

— Вкусный...

Легрэ до крови прокусил губу, пытаясь сдержать крик. Взор застилал туман, боль ползла по коже и пульсировала под ней, выбивая из реальности, но едва отдышавшись, Легрэ тихо попросил:

— Еще.

Для дьявола вселенная вдруг сузилась до мужчины, сидящего на кресле, и просящего продолжить. Он радостно воспрянул — редко такое изумительное сочетание встречается: и вкус, и голос, и красота, и просьбы. Может еще и сопротивляться начнет? Дьявол всем телом потянулся к игрушке — интересно, начнет или нет? Такой вкусный...

Улыбка короля стала рассеянной, и он провел себе по руке ножом — вдоль вены, раня, но не сильно. Нужно сравнить кровь. Язык собрал выступившие капельки. Тоже вкусно. Мир пульсировал, обволакивая двоих. Нож прочертил еще одну тонкую дорожку на теле мужчины. Дьявол потянулся слизнуть кровь — красиво...

Кристиан вскрикнул, дернулся, запрокинул голову и сморгнул слезы, вставшие в глазах. Боль забирала к себе, тянула во тьму разум и мысли, но он еще помнил руки Луиса, обнимавшие его, поцелуй Фернандо там, на ночной поляне.

— Ты... — пролепетали губы. — Еще...

Еще... Еще — это хорошо. Это так правильно. Дьявол обнял мужчину и довольно потерся об него. Отстранился. Несколько взмахов — и на груди мужчины расцвела шипами роза. Дьявол растерянно посмотрел на нее, потом поднял взгляд на мужчину:

— Мой, — сначала слегка растерянно, потом со все возрастающей радостью и напором: — Мой... Мой...

Еще один кровавый след — цветок распустился, и дьявол с легким стоном собирает красноту лепестков с груди мужчины. Не мужчины... Кого? Черные глаза вожделеюще всматриваются в синь. Язык слизывает с губ кровь, забирая не только вкус, забирая еще что-то.

Легрэ плохо понимал, что происходит — он стонал, кричал и дергался, пытаясь освободиться уйти от боли. Один раз ударился затылком о спинку кресла и на миг уплыл в темноту. Теперь он смотрел на короля шальными затуманенными глазами, быстро и хрипло дышал, хватая воздух ртом. Чтобы хоть как-то прийти в себя, он припал губами к губам — не целуя, вжимаясь, будто в невидимую опору, без которой он упадет.

Дьявол довольно улыбнулся и уронил нож, схватив мужчину за волосы. Поцелуи вычерчивали на лице — мой.

— Кричи, нежный, — голову еще сильнее назад и губами к груди, чуть прикусывая сосок, лаская его языком, втягивая, играя.

И Кристиан закричал. Его лоб покрыла испарина, тело била дрожь и хотя он уже плохо помнил собственное имя, он еще понимал, кому принадлежат сильные властные руки, удерживающие его.

Голос ударил в самую сердцевину дьявола, заставляя выгибаться всем телом, стонать от вожделения. Уже не обращая внимания на кружение мира, он подхватил нож и разрезал пояс на штанах мужчины, оставляя красивый кровавый след. Губы довольно искривились, впитывая кровавую дорожку до паха по каплям. Язык желанием пробежал по плоти мужчины. Вкусный...

Легрэ невыносимо хотелось обнять Фернандо, прижаться к нему, став его частичкой, раствориться в нем, но руки были крепко фиксированы. От этого горло почему-то сдавливала острая детская обида.

Дьявол довольно ласкал мужчину, чувствуя, как растет в том жажда, как боль начинает мешаться с удовольствием. Дьяволу это нравилось. Хорошая игрушка, сильная. Подбирая появляющиеся капельки сока, слушая хриплые вздохи, чувствуя попытки двигаться навстречу, он плавился от удовольствия, от огня, горящего внутри. Дьявол точно помнил, что у игрушки есть имя, красивое, как и сама игрушка, звонкое, острое и в то же время мягкое, ласковое.

— Кристиан, — довольно прошелестел он по израненным губам мужчины.

— Любимый... — признание Легрэ звучало тише ветра, тише треска пламени факелов, тише стука сердца. — Фернандо.

Кристиан ловил дыхание этого человека, демона, своего темного бога. Он закрыл глаза и отдавался ему с охотой. Лишь бы сейчас между ними не было больше никого. Никогда руки его возлюбленного палача не касались чужого тела. Может быть только Луиса, но не так, так — только его.

Дьявол довольно вздохнул, ловя шепот. Он опять потянулся почувствовать трещинки на губах игрушки. Рука, лаская, прошлась по плоти мужчины, сильно сжав одновременно с легким укусом в губу. Сладко...

Кристиан совершенно потерял контроль над ситуацией и над собственным разумом — просто плыл по течению, впервые в жизни целиком доверившись рукам своего короля. Он больше не думал о Луисе — и это было хорошо. Им с Фернандо не помешает легкая передышка. В сознании лениво плавала лишь одна мысль: "Он никогда не сможет убить меня... Никогда".

Дьявол внимательно всматривался в игрушку. Мир опять начал свой странный танец, сжимая стены, опуская потолок, ведя куда-то в сторону пол. Он поднял глаза вверх. Приближались звезды. Скоро. Счастливая отстраненная улыбка преобразила лицо, сделав его одухотворенным, неземным, как на иконах. Нужно поторопиться. Дьявол оглянулся на человека, распятом на Х-образном на кресте. Посмотрел на нож, непонятно откуда взявшийся в руке — в ушах стоял хруст вырываемых суставов, прорываемых маленьким серпом мышц, хлюпающий звук, когда пальцы входят в рану, разрывая ее, перед глазами — тело в сладостной агонии, когда с ним делаешь все это. Потом светло взглянул на Кристиана и провел по расцветшему на груди мужчины цветку.

— Я дарю тебе жизнь, забирая твою кровь, — небольшой надрез появился на щеке игрушки. Дьявол крепко прижимал ее к креслу, не давая двинуться.

— Я забираю твою кровь, даруя тебе боль, — разрез появился на шее.

— Я дарю тебе боль, отмечая тебя собой, — разрез перетек на грудь. Нож на мгновение замер под грудиной — здесь нужно нажать сильнее, пропарывая живот, выворачивая внутренности. Дьявол с лицом святого поднял взгляд.

— Я отмечаю тебя, потому что ты мой.

Нож царапнул чуть сильнее. Сломать? Нет... Не сегодня. Не хочу. Хочу другое.

Алый ручеек завершил свой путь, заключив розу в круг. Хорошо. Дьявол впился в шею мужчины, собирая его кровь, его боль, его жизнь.

От криков у Кристиана першило в горле, он выгибался навстречу королю, словно умоляя о большем и не смея сказать. За закрытыми веками мир раскачивался все сильнее, унося его в серую туманную пелену абсолютного счастья. Здесь был только он — один, беззащитный, открытый, сошедший с ума.

Дьявол довольно облизнулся и погладил игрушку.

— Хороший...

Хотелось еще его вкуса. Дьявол наклонился и пощекотал языком плоть мужчины, облизал. Еще... Взяв в рот, стал ласкать, возбуждать и пить другой вкус. Хороший, нежный, мой... Нужно еще... Он оторвался от игрушки и посмотрел в лицо. Хочу.

Нож легко разрезал веревки и ремень. Дьявол подхватил падающее тело и, уложив на пол, довольно потянулся к нему — красиво, безумно. Весь мир уже искрил звездами и укрывал мягкими волнами. Нависнув над мужчиной, дьявол нежно поцеловал его.

— Кристиан, — легко позвал такого замечательного и провел по порезу на лице, размазывая кровь. От полученной картины похоть внезапно толкнулась в тело, перекрывая все остальные желания.

Легрэ едва открыл глаза, узнал голос, лицо. Руки казались каменными, но он собрался с силами и обвил шею Фернандо и сцепил пальцы в замок на его спине. В улыбке, что скользнула на губы Кристиана, уже было что-то знакомое — совсем как тогда, в лесу.

— Возьми.

Дьявол вздрогнул-вздохнул-выгнулся от бешеных ощущений. Такого даже он не ожидал. Не отрывая взгляда от такой же безумной, как и он, игрушки, принялся расшнуровывать свои штаны. Ноздри раздувались, трепетали, впитывая запах крови и нежного, воздух, втягиваемый сквозь стиснутые зубы, с трудом проходил в легкие, пальцы не очень хорошо слушались, заставляя рычать от нетерпения. Наконец, он приподнял мужчину за бедра и принялся медленно входить, чувствуя как не готовое принять его тело сопротивляется. Звезды сливались во вспыхивающем разноцветием хороводе. Он с игрушкой кружил в нем же, полностью теряя ощущения. Оставалось только ощущения. Плоть... Жар... И вновь нарождающееся бешенство.

Кристиан откинул назад голову — упираясь затылком в каменный пол, он попытался противостоять напору короля. Легрэ закинул ноги на талию Фернандо, страстно и сильно толкая его на себя — и тут уже стало не разобраться, кто кого брал. Стоны, вздохи, полумрак подвала. Кристиан ощущал себя охотником, что пытался поймать наслаждение — где-то там, в глубине собственного тела, на самом конце плоти Фернандо — там разгоралось солнце и наполняло бывшего стражника светом. Еще немного! Быстрее! Глубже! Руки беспомощно цеплялись за одежду, едва затянувшиеся порезы лопнули и снова кровоточили. Это безумие не кончалось, не хотело кончаться!

Дьявол рычал — бешено, довольно и одновременно недовольно. Сумасшедшая игрушка! Такая... Такая... Бередил ногтями раны, слизывая кровь с пальцев, рвано двигался — то медленно, то срываясь. Прижимаясь к телу мужчины и отстраняясь, чуть ли не отпуская. Дрожь пробирала тело до костей, до самых темных глубин разума, вызывая странные видения. Безумная игрушка... Любимая...

— Нежный, — шепот на ухо и сразу жесткий укус в плечо. Было? Не было?.. Звездопад продолжался.

Крик боли и радости вырвался из горла Легрэ и волна оргазма накрыла его удушливой восхитительной волной. Он прижался щекой к уху короля, ягодицами сжав его мужское достоинство так сильно, что это тоже показалось болью. Они определенно сошли с ума, если сделали это прямо тут. На самом деле Легрэ было плевать, он любил и падал в свой ад со счастливой улыбкой на раненых губах. Он дернулся, застонал, все еще двигая бедрами навстречу королю, стремясь сделать его удовольствие острее.

Дьявол довольно вскинулся. Движения приобрели четкость, правильность. Мир окутался белесым туманом, взрываясь в голове наслаждением и болью. Фернандо дернулся и медленно осел на Кристиана со счастливой улыбкой, придавив его к полу. Глаза короля закатились, на лице появилось выражение безмятежного покоя, и он провалился в черный омут обморока, как обычно после приступа безумия.

Утром, когда Фернандо пришел в себя, Легрэ сидел у его постели и задумчиво кутался в теплое одеяло. Он порядочно напугался, когда король впал в беспамятство, но стоявший за дверью лекарь быстро объяснил ему, что дело это обычное, и, влив Фернандо настойки, заодно перевязал раны барона. Потом стража унесла Фернандо в спальню. Мужчина на кресте на поверку оказался вовсе не Полынью, и у Кристиана отлегло на душе — даже когда он едва передвигая ноги, плелся в спальню короля, он улыбался. Потом он проспал много часов и продрал глаза за полчаса до пробуждения Фернандо.

— Ты в порядке? — спросил он мягко и подал воды.

Король посмотрел на брата, сглотнул и ответил охрипшим голосом:

— Да.

Выпив воды, продолжил с напором:

— Кристиан, не смей так больше делать. Я могу тебя убить. Я... — он облизал губы и расправил рукой синее шелковое покрывало. — Что я тебе сделал? Я почти ничего не помню.

Это была не совсем правда. Как и всегда после приступов, Фернандо помнил отчетливо отдельные моменты, те, которые приносили наибольшее удовольствие его дьяволу, остальное было как во сне. Сейчас он помнил многое, и эта необычность настораживала, радовала. И самое плохое, король знал, что дьяволу тоже понравилась игрушка. Нужно будет попросить лекаря сделать еще более сильное зелье, успокаивающее его зверя. Если это возможно, конечно. А сейчас хотелось послушать, что скажет Легрэ.

— Ты меня любил, — Кристиан с насмешливой улыбкой забрал кубок из рук короля и поставил на табурет. После ночного приключения у него кружилась голова, и болело, пожалуй, все кроме ног, но он не показал вида. Он обошел постель кругом и осторожно прилег рядом, внимательно присматриваясь к Фернандо, будто обнаружив в нем что-то новое и восхитительное. — Знаешь, — сказал Легрэ тихо, — я думаю, что мы должны принимать Луиса таким, каков он есть. Если он решит вернуться — мы примем его с радостью, без упреков и обид, если нет — нам следует научиться уважать его выбор.

— Кристиан, — грустно улыбнулся король. — Сначала нужно сделать так, чтобы он нам озвучил свой выбор. У него зачастую настоящий выбор, внешний выбор и поступки не соответствуют друг другу. Настоящий его выбор я всегда приму. Ты, я думаю, тоже, — Фернандо провел лаской по раненой щеке брата и вдруг сказал: — Я еще пару часов встать не смогу. Еще не приходили с докладом о поисках?

— Нет, — ответил Кристиан. Он долго молчал, но все же решился спросить: — Фернандо, почему ты иногда становишься таким?

— Я не знаю точно, — король устало прикрыл глаза. — Все началось еще в отрочестве, когда меня начали учить всерьез, в том числе убивать. Отец Франсис говорил, что я сам создал своего дьявола. Не знаю. Все может быть. Он был очень мудрым и хорошим травником. Именно он придумал зелье, которое мне помогает. Как видишь, — губы мужчины горестно искривились, — не всегда. И вообще меня много чем поил — говорил, что в жизни пригодятся противоядия от всего. До сих пор выполняю его заветы, думаю, ты замечал, — Фернандо слегка улыбнулся. — А еще он говорил, что мне сильные эмоции противопоказаны. Я его не слушал и не слушаю — не могу без этого. Так что, нежный, когда-нибудь дьявол полностью захватит меня. Не знаю, что тогда будет. Признают одержимым, наверное. Пока же дьявол в большинстве случае помогает.

Король растерянно опять расправил покрывало. Он не понимал, зачем сейчас все рассказал. Наверное, еще усталость после приступа не прошла, раз на такие откровения тянет.

— У нас с тобой будет короткая, но насыщенная жизнь, — Кристиан откинулся на спину и глубоко вздохнул, — полная приключений и путешествий. Бегать за одним сумасшедшим мальчишкой по этой стране до конца своих дней? — Легрэ усмехнулся. — Что ж, не худшая судьба, и даже как игра интересна, наверное... Как думаешь, почему он снова сбежал?

— Мы подслушивали твой разговор с Самиром, — коротко ответил король. — Вообще все комнаты Самира прослушиваются. Судя по тому, какой Луис был на ужине, он или что-то надумал или что еще услышал, без меня. И когда мы ушли, мальчик опять подумал, что мы играем, — Фернандо устало прикрыл глаза.

— Че-ерт, — простонал Легрэ, закрыв лицо руками. Он вспомнил разговор с Полынью, и что именно после него изменился Луис. — Этого только мне и не хватало... И почему именно сейчас?

— Что случилось? — король все еще не открыл глаза.

— Возможно, он слышал мой разговор с Полынью... Если так, то мог сделать уйму неверных выводов, — Легрэ обессиленно уронил руки вдоль тела. — С его-то буйной фантазией даже легкий флирт способен обернуться изменой.

— Кристиан, — Фернандо душил странный смех. — Кристиан... Вот дьявол... — Король не выдержал, закрыл лицо руками и начал смеяться.

Легрэ пытался сохранить спокойствие, но его самого уже пробило на веселье — настолько абсурдной была ситуация. Он вздрагивал и пытался подавить рвущиеся из груди нервные смешки.

— Поверить не могу... опять.

— Нежный мой, — все еще всхлипывая от смеха, Фернандо собрал все силы, дотянулся до Кристиана и обнял его. — Я теперь не только твои планы буду врагам отдавать, но и тебя в аренду сдавать. — Нежно поцеловав в висок, продолжил: — Неужели было непонятно, что я Самира просто так не оставлю?

— О чем ты? — вроде отстраненно уточнил Кристиан, но чувствовалось, что он напряжен.

— Для начала прослушивание, а дальше по обстоятельствам. Неужели не догадался? — Фернандо отстранился и с удивлением посмотрел на брата.

— Ну, — неуверенно ответил тот, поворачивая лицо к Фернандо и заглядывая в глаза, — про подслушивание я догадывался. Меня больше волнует, что ты намерен делать дальше.

— С Полынью поговорить, как только в себя приду, мне не нравится сложившаяся ситуация, — ответил король, откидываясь обратно на подушки. — Милый, вот скажи мне, если ты догадывался про прослушивание, зачем ты с ним разговаривал в комнатах Самира?

Кристиан изумленно приподнял брови.

— А я не говорил ничего такого, что опорочило бы мою честь и совесть перед Луисом, Фернандо. Да, я трахал Тома раньше, но с тех пор прошло время, многое изменилось. Он дорог мне, как брат, как человек, но не любовник. И меня не волнует, хочет он меня или нет. Мы оба забыли прошлое, потому что оно нам не нужно. Ни ему, ни тем более мне. Да черт возьми, я его трахать не намерен, даже если из-за моего воздержания наступит конец света.

Король со странным умилением смотрел на брата. Настолько прямолинейно честный, что диву даешься. Он сам никогда даже изначально невинный разговор с такими опасными людьми не дал бы подслушивать.

— Понятно. Надо бы проверить все близлежащие монастыри, — сменил тему разговора король, — вполне может быть, что Луис направился в один из них, не зря рясу захватил. Кристиан, ты способен сейчас сам выслушать доклады и отдать распоряжение по монастырям? Мне нужно сейчас еще кое-что выпить, я в себя часа через два приду.

Увидев кивок Легрэ, король достал из сумки, стоящей в изголовье бутылочку, которую обивала устрашающего вида медная змейка, и невольно поморщился.

— Да, и проверь, доставили ли завтрак в комнату Полыни, только сам к нему не ходи, хорошо?

Коротко выдохнув, Фернандо отхлебнул зелье и, как можно быстрее заткнув пробкой, убрал в сумку. Торопиться следовало потому что эффект наступал очень быстро, а разливать столь большую ценность не стоило.

Легрэ пообещал не ходить, запоздало вспомнив, что этой ночью он должен был увидеться с Томом и Самиром. Настроение испортилось окончательно. Полдня каких-то дел, извинений перед принцем за несостоявшуюся охоту, пристальные взгляды Кевина — все раздражало. Сейчас Кристиан просто хотел вернуть Луиса, обнять его, и забыть весь этот кошмар, и забыл бы, если бы в собственной спальне не наткнулся на Полынь. Он стоял у окна, одетый как мужчина — в алое, шитое золотом блио, опоясанное чеканным тонким поясом, шоссы, мягкие туфли. Идеально расчесанные золотые волосы волнами спускались до лопаток, и казалось, они сверкают в свете солнца. Том стоял лицом к окну, сцепив прямые руки перед собой. Легрэ сглотнул.

— Я ждал тебя, — не оборачиваясь, сказал Полынь и от его мелодичного чарующего голоса Легрэ растерялся.

Бывало, что Кристиан думал, будто весь секрет обаяния Полыни не в его ослепительной красоте, которая с возрастом становилась ярче, а именно в этом голосе, в его тембре и тягучей глубине.

— Что ты тут делаешь? — очухался Легрэ.

— Жду, — так же ровно ответил тот. — Ты не пришел, из замка разъехались гвардейцы и следопыты во все стороны, а вечером перепуганных слуг было не отыскать... Я волновался о тебе, — Полынь обернулся, холодно глядя в глаза Кристиана, как в собственное отражение в синеве небес.

— Здравствуй, Полынь, — раздался из-за спины Кристиана мягкий голос. — И по какому же поводу ты волновался за барона?

Фернандо подошел к Легрэ и положил ему руку на плечо. Вчера, после вечерних откровений брата, он велел докладывать обо всех перемещениях гостей, а о людях с синими глазами докладывать как можно скорее. Поэтому встреча с таким интересным объектом в спальне у Кристиана не оказалась для него неожиданностью. И подготовился он к ней соответственно — и одежда, и драгоценности, и оружие. Скрытое, правда, но зачем же нервировать "гостя"?

Том понаблюдал за тем, как Кристиан обреченно прикрыл глаза и медленно перевел взгляд на Фернандо. Поклон Полыни был столь сдержан и вежлив, что могло показаться, будто он был рожден принцем. Идеальная осанка, удивительное самообладание. В синих глазах Тома появилась легкая заинтересованность.

— Вашему величеству известна причина, я думаю, — сказал он вполголоса. — Так же, как все остальное. Ваша милость желает говорить со мной о цели моего визита сюда именно сейчас?

Фернандо обежал ласкающим взглядом юношу.

— А ты бы предпочел поговорить наедине? — голос стал бархатным, обволакивающим. Сыграть искреннюю заинтересованность во встрече в более интимной обстановке было не сложно — Том действительно был красив и полностью удовлетворял запросам короля.

— Если это будет угодно вашему величеству и не слишком оскорбит барона, — ответил Полынь.

— Фернандо? — Легрэ обернулся и вопросительно уставился на короля. Он не видел, как губы Тома чуть дернулись в слабой улыбке.

Король перевел потемневший взгляд на Кристиана.

— Мы пойдем в Северную комнату, — это была одна из специальных комнат для личных переговоров, и Легрэ, как начальник охраны, знал, как можно проследить за всем, что происходит в ней. — Полынь, — ласковый взгляд на юношу. — Барон не против, следуй за мной.

Развернувшись, Фернандо пошел к двери.

Полынь без страха и трепета вошел в комнату переговоров — бросил взгляд на удобные кресла, лежанку у окна, рабочий стол.

Налив в два кубка вина, король дал один из них Полыни.

— Надеюсь, став мусульманином, ты не перестал пить вино своей родины. Оно великолепно, — сев в одно из кресел, Фернандо приглашающим жестом указал на другое. — Я слушаю.

Вольготно откинувшись на широкую спинку и положив одну руку на подлокотник, Полынь коснулся губами края бокала, сделал глоток, но вина на самом деле не пригубил. Его слишком часто травили — и от того его мастерство актера только совершенствовалось.

— Что ж, — Том на миг смущенно опустил глаза, скрыв синеву за темными длинными ресницами, потом взглянул на Фернандо, — вопрос первый. Зачем весь этот спектакль с таинственным приездом, верно?

Король в приветственном салюте поднял кубок. На самом деле его интересовало нечто другое, но — слушать всегда лучше, чем говорить. И наблюдать, вроде бы пытаясь скрывать восхищенный блеск глаз. И кто знает, что на самом деле все внутри переворачивается не от желания, а от игры? И его странная репутация только поможет в ней.

— Мне, наверное, следует быть предельно откровенным, — смущенная белозубая улыбка, сделала лицо Тома совершенно очаровательным, и если бы здесь сейчас был Легрэ, он бы заметил, что Полынь удивительно стал похож на их мать, и этот настоящий румянец на щеках, эта внезапная веселая естественность. — Признаться, это сложно. Ваша слава хищника идет гораздо дальше границ Вестготии. И вправду, с вами как в клетке с тигром.

Фернандо продолжал любоваться юношей — красив и искусен не только в постели, сразу видно. Славно-славно. Дьявол довольно втянул воздух — интересно пахнет этот мальчик. Встав с кресла, король сложил в руку Полыни свой кубок, забрав тот, который он дал раньше, скользнув на мгновение пальцами по запястью собеседника. Усевшись обратно, он отпил, коснувшись губами там, где несколько минут назад были губы Полыни. Травить его сейчас было невыгодно, поэтому он без опасения сделал такой "поцелуй".

— Вы полагаете, я вам не доверяю? — в дружеском тоне поинтересовался Том.

— Мне было интересно попробовать твой вкус, — улыбнулся Фернандо. — Мне понравилось. Ты очень хорошо подобрал... вкус, — он слегка облизнулся, мельком посмотрев на блестящие губы юноши.

Том, не веря, улыбнулся и покачал головой.

— Я — не шлюха, — сказал он с улыбкой, — да и вы не хотите играть со мной в эти игры. Не люблю договариваться подобным образом, хотя да — иногда без этого нельзя. Мне интересно с вами, Фернандо, именно потому, что вы меня не хотите. Я вижу это в ваших глазах.

— Полынь, не следует ставить себя так низко. А вкус действительно отлично подобран. Легкая горчинка только привлечет ценителя, — мужчина отпил еще чуть вина, не сводя блестящего взгляда с юноши. Выпьет или нет?

— Я бы все-таки хотел с вами больше говорить о делах, чем о моей привлекательности, — Том повертел кубок в руках и поставил на стол. — Полынь горька, но хмель опаснее. Я не рискну зайти столь далеко в своем любопытстве. Мой брат околдован вами, ваше величество, герцог Сильвурсонни тоже. Полынь в этом букете лишняя.

— Полынь, — Фернандо дружелюбно улыбнулся. — Я уже начал говорить о делах, а ты не понял. Именно поэтому я тебе и сказал, что не нужно ставить себя так низко. Если мы договоримся, я могу дать тебе несколько советов. Если захочешь, конечно.

Да, юноша умен, интересен, перспективен, силен даже сейчас. Больше не следует его ловить на слова. А вот с эмоциями можно и поиграть, интересно, как будет реагировать.

— Я слушаю тебя, — легкое движение — и вино очерчивает круг в кубке, роняя на пол одинокую рубиновую каплю. Взгляд короля не отрывался от лица Тома.

— Я, право, не знал, насколько стоит обращаться к вам напрямую, ваше величество. У нас короля Вестготии считают несговорчивым и не умеющим заключать выгодные сделки. Я намерен доказать обратное, но сначала мне следовало присмотреться к вам. Из рассказов Самира и Легрэ я сделал кое-какие выводы, которые позволили больше не таить моего пребывания в вашем дворце. И первое, что я хочу обсудить с вами, Фернандо, это безопасность моего брата.

Король лишь приподнял бровь, продолжая благожелательно наблюдать за Полынью. Шантаж или нет, станет понятно сразу же.

— Его жизни угрожает опасность, но он совершенно не слушает меня. Вы как король, и паче, как его любовник, можете помочь мне в этом?

— Я слушаю, — Фернандо не изменился в лице, хотя для него последняя фраза уже выглядела неприкрытым намеком.

Том задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, потом успокоился.

— Вчера днем в покоях Самира кто-то пытался отравить Легрэ. Лишь по счастливой случайности вино, к которому не прикоснулся Кристиан, досталось сопровождающему меня евнуху. Среди моих людей есть шпион, и я не знаю, кто это. Этот человек пытался убить Кристиана, подвести меня под ваш гнев, а заодно сорвать нашу миссию.

Фернандо восхищенно улыбнулся про себя — какая прелесть! И труп ведь предоставят. Конечно, есть вероятность, что это правда. В любом случае, нужно проверить. Он позвонил в колокольчик, и приказал заглянувшему слуге:

— Найдите барона Моунт. Пусть он подождет под дверью, пока я не позову.

Кристиан должен услышать его слова и быстро прийти. Когда слуга исчез, король спокойно продолжил:

— Какова ваша миссия? — сделав упор на слове "ваша".

Том холодно улыбнулся.

— Торговый договор, — сказал он ровно, — возможный торговый договор, если вы, конечно не выберите второе. Наш шах стар и ему пришло время уйти, но он решил передать власть своему старшему сыну. Я же хочу и могу посадить на трон Самира. Мы тайно бежали из страны. Легрэ не знает этого. Власть в стране всегда меняют с кровью. Принцу Самиру подчиняется около трети всех земель шахства. Армия подкуплена мною почти на половину. Чтобы свергнуть шаха, нам нужны деньги. Вы можете помочь нам, либо выдав необходимую сумму, либо разрешение на торговлю. Что вы скажете, если взамен на вашу помощь я предложу вам жизнь Ксанте?

Фернандо понимал, что ему сейчас предлагают выбрать сторону. И временное перемирие, и торговый договор он получит в любом случае — либо со стороны шаха, которому сдаст неверного любовника и сына, который хочет поднять на него руку, либо со стороны будущего шаха, если сейчас он выберет помощь Самиру и Полыни. Но придется еще выбирать, как поступить с Кристианом. И именно на это рассчитывает сейчас этот мальчишка. И он до сих пор не уверен, какие на самом деле отношения между королем, Легре и Луисом.

— У меня будет три необременительных для тебя просьбы до того, как я приму решение. Устраивает? — Фернандо соблазнительно улыбнулся.

— Какие?

— Первое. Выпей вина. Из любого бокала, — улыбка короля так и осталась манящей, но губы слегка искривились — так что, она казалась уже немного угрожающей.

— Вы смеетесь, — Полынь снова покраснел и смущенно улыбнулся. — Правда, я просто не люблю вино. Но думаю, что просьба короля Вестготии должна мне льстить. Что ж, — Том потянулся за бокалом и сделал небольшой глоток. — Какая же вторая просьба, ваше величество?

— Нет, Полынь, я не смеюсь, слишком уж серьезные ставки. Подождем чуть-чуть, — он спокойно смотрел на юношу. Знающие его люди начали бы беспокоиться, глядя в изменяющие цвет глаза, но Том видел короля Вестготии в первый раз, а Кристиан не посвящал своего друга Самира в такие тонкости поведения Фернандо.

Прошло десять-пятнадцать минут, в течение которых он неотрывно смотрел на Полынь. В дверь постучали и заглянул слуга, доложивший о приходе барона.

— Пусть ждет, — холодно бросил король. Вслед за звуком захлопнувшейся двери раздался мелодичный звук серебра, ударившегося о камень — Фернандо звонко поставил бокал на пол. Пока Том на минуту отвлекся на резкий звук, король навис над креслом, в котором сидел юноша, взявшись обеими руками за обитые богатой парчой ручки.

— Вторая просьба. Поцелуй меня, — Фернандо не улыбался и был предельно серьезен. Черные глаза держали взгляд юноши и казались страшными провалами в неизвестность.

Том словно завороженный смотрел на короля — смотрел заинтересовано и внимательно, выискивая за его действиями подвох. Взгляд скользнул по лицу, остановился на губах, потом снова вернулся к глазам. Казалось, что миг замер и целая вечность окончилась за него.

— Что же будет в третьей... Фернандо? — мягко прошептал Полынь, подавшись вперед — и мягкие коралловые губы впервые осторожно, почти стеснительно коснулись щеки короля.

Король довольно прикрыл глаза — великолепно. Достойный мальчик.

— Я думаю, третья просьба тебе понравится, — прошептал он на ухо юноши, даже не пытаясь сделать ничего, что предполагало бы более близкий контакт. Только теплое дыхание и слабый запах апельсинов и миндаля.

Нежно улыбнувшись в губы Полыни, но не касаясь его, Фернандо отошел к двери, и позвал Легрэ. Плотно прикрыв дверь, чтобы никто ничего не увидел и не услышал, он тихо сказал любимому: "Я потом все объясню, не сопротивляйся". Повернувшись к Тому, король посмотрел на юношу голодным взглядом и, чуть скользнув языком по губам, продолжил:

— Третья. Поцелуй Кристиана.

Легрэ удивленно моргнул, не в силах отвести взгляда от приближающегося к нему брата. Ему хотелось спросить Фернандо, какого черта происходит, но он решил подождать момента более подходящего. Они с Томом долго смотрели друг другу в глаза, а потом Полынь просто повернулся к королю.

— Я не могу так оскорбить человека, которому обязан всем в своей жизни. Простите, ваше величество, но я не могу выполнить вашу просьбу. Это было бы подло с моей стороны.

Фернандо ласково улыбнулся и шагнул к Полыни.

— Почему подло? — король жестко держал его за шею сзади, почти прижимая к себе, не давая двигаться. Черные глаза что-то искали в Томе.

— Потому что ему это неприятно, — просто ответил Полынь и, словно в знак своего доверия Фернандо, откинул голову на его плечо. — Кристиан этого не хочет.

Легрэ прикусил губу и хмуро взглянул на короля.

— Что ж, пока мне достаточно, — Фернандо отступил на шаг, отпуская юношу. — Полынь, я думаю, ты понимаешь, что твое передвижение, также как и Самира, и всех ваших слуг сейчас несколько ограничено? Не пытайтесь покидать своих покоев без моего разрешения. И отдайте тело моему лекарю, не думаю, что оно вам так уж нужно.

Он выглянул за дверь и отдал короткое распоряжение.

— Прошу, — король повернулся к Тому и приглашающе указал на дверь. — Гвардейцы проводят тебя до покоев. Еда и напитки будет приноситься лично в руки тебе и принцу моими гвардейцами. Другую не рекомендую пробовать, кто бы ни давал. Ты же понимаешь, — Фернандо ласково улыбнулся, — если вы потравите друг друга, я ведь и из этого извлеку пользу.

После того, как Том вежливо откланялся и покинул кабинет короля, Легрэ запер дверь и, скрестив руки на груди, вопросительно уставился на Фернандо.

— Ты кого-нибудь оставил на прослушивание? — спросил король, и, получив отрицательный кивок, прилег на лежанку. — У меня, конечно, есть определенные соображения насчет сложившейся ситуации, но мне бы хотелось узнать, что думаешь ты. Почему ты не сказал, что Полынь предупреждал о том, что твоей жизни что-то грозит? — он сделал еще маленький глоток из бокала, подхваченного с пола.

— Потому что это — бред, — невозмутимо отозвался Легрэ. — Не представляю, кому нужно меня убивать и зачем. Разве что только Кевину — он меня не выносит, но он не стал бы. У него до этого была куча возможностей сделать это. Я ел, спал, даже бывало жил в доме Самира — и как видишь, жив здоров. Том что-то напутал или просто ищет причину быть рядом со мной. Я здорово на него накричал по поводу его приезда и просил выметаться к черту, пока кто-либо не прознал тут кто он такой. Я искренне привязан к нему, но Луис сбежал из-за этого, а значит... — что значит, Кристиан и сам не знал. Они с Полынью через многое прошли и, наверное, их внезапная духовная близость, возникшая в момент разлуки, теперь уже имела значение для обоих. Порою люди устают от мести и боли и если их вовремя не развести, они кидаются в иную крайность. У Легрэ и Тома был этот день, в котором все изменилось.

— Вот ведь маленький интриган, — Фернандо задумался. Он ненавидел, когда его шантажировали, но адекватного ответа еще не придумал. Кристианом он пожертвовать не может, значит, нельзя отдать шаху ни Полынь, ни Самира. На что они и рассчитывали. Неужели безвыходное положение получается? Король покусал губы. Ответ Тома на его просьбы монарха очень порадовали, последний особенно, но, но, но... Дьявол, забыл уточнить, был ли яд мгновенный. Если нет, то все опять-таки может быть хорошей игрой — дать яд, потом якобы по симптомам определить, какой именно, и напоить противоядием. Все счастливы, Фернандо благодарен до гроба.

— Кто тебе дал вино?

— Какое? — уточнил Легрэ, а через секунду сам догадался. — В покоях Самира я пил только в компании принца. Но я уверен, он бы меня травить не стал. Труп в комнате принца. Когда вся стража знала, что я пошел туда. В замке короля Вестготии. Во время переговоров. Самир же не настолько идиот. Да и не стал бы он меня травить. Вот чем угодно поручусь.

— Так. Кристиан пошли кого-нибудь узнать, какой был яд — быстрый или нет. Если Полынь узнал, какой именно яд — вообще хорошо. Если тело у лекаря, пусть и у него узнают насчет возможного яда, — Фернандо опять задумчиво покусал губу. — В покои принца имеют доступ принц, его фавориты, евнухи, личная прислуга. Никто из моих слуг этого не мог сделать. Значит, если это правда, яд у кого-нибудь из них. Яды должны быть у Самира, Полыни, их лекаря. Это точно. Наверняка они уже проверили, не было ли пропажи. Пусть это тоже уточнят у Полыни. И еще — обыскивали они комнаты или нет. Если отравитель умный, это бесполезно, но если яд найдется, хоть станет понятно, в какие места у него есть доступ или к кому именно, если яд подброшен, тоже полезно. Если глупый, то найдем прямо у него, это легко будет понять.

Король устроился поудобнее — ответ на первый вопрос решит многое, а пока можно еще раз обдумать, что же делать с шантажистами и их предложениями.

Легрэ вышел из кабинета и отсутствовал около четверти часа.

— Самир запер всех своих мальчиков по комнатам, — сообщил он, едва вернувшись. — Полынь сказал, что обыскали всех, но яда не нашли. У их лекаря ничего не пропало — он за этим внимательно следит. У нашего убийцы-неудачника свой яд, и он его хорошо прячет. Ах да, и тело передали твоему лекарю. Ориентировочно это синильная кислота.

— И куда же наш отравитель сумел деть бутылочку темного стекла или из серебра? Она сама по себе очень дорогая, значит, в средствах отравитель или заказчик не нуждается. Но заказчика быть не может — если Самир и Полынь действительно сбежали тайно. Значит, в средствах не нуждается сам отравитель. Остается тот же круг — Самир, Полынь, лекарь, евнухи, гарем, — Фернандо задумчиво побарабанил пальцами по кушетке. — Так. Пусть Полынь допросит евнухов — не видел ли кто у мальчиков гарема темной бутылочки. Вряд ли прямо евнуха просили купить, но если так, будет удача. И сам он с Самиром тоже пусть повспоминает. Серебряную можно взять и из-под благовоний — плохо... Дьявол, как же сейчас мной просто манипулировать! — король раздраженно сжал кубок и еще отпил вина. Он пока не решался озвучивать Кристиану вторую линию своих размышлений — евнуха запросто могли отравить сами арабы, чтобы монарх поверил. А хуже всего, если это все выполняется по приказу шаха.

Кристиан медленно подошел к лежанке и, присев на край, склонился к Фернандо, устало уткнулся лбом в его плечо.

— Почему ты не хочешь просто подписать договор и выпроводить всю эту компанию за ворота? Что тебя смущает? Что так беспокоит?

— Кристиан, — король чуть приподнялся и обнял брата. — Если это правда — то убьют Полынь, пока он еще не успел уехать. Если нет, то убьют тебя. Я могу сейчас их по-быстрому выпроводить, но об убийстве Полыни станет известно шаху. Даже если я смогу доказать, что он злоумышлял против него, мне это очень дорого обойдется. Если бы не ты, я бы их просто убил или продал шаху. Сейчас не могу. Поэтому мне очень важно как можно быстрее выяснить, пытались ли тебя отравить на самом деле или это искусная игра. Понимаешь? — он отстранился и с беспокойством заглянул в глаза Легрэ. — Я знаю, что ты им веришь. Но... Власть. Даже ее призрак может так изменить, что ты не узнаешь человека.

Кристиан провел пальцами по щеке короля.

— Что бы ни случилось, я буду на твоей стороне, Фернандо, и Самир знает это, и Том знает тоже. Они могли бы меня похитить и шантажировать тебя. Я две недели путешествовал с Самиром по Вестготии и три дня за ее пределами. И пока мы жили в его замке с Луисом — с нами могло случиться что угодно. Тот, кто пытался отравить меня, сделал это не из-за меня, он мог бы меня убить и раньше. И даже легче. Нет. Все делалось для того, чтобы стравить между собой тебя и Полынь. Ну сам подумай, кому я нужен? — Легрэ чуть улыбнулся. — Может и хорошо, что Луиса сейчас нет в замке. Надеюсь, он в безопасности.

"Две недели — но тогда не было Полыни, который и хочет сместить шаха, и мог придумать весь план. Или получить задание от шаха", — подумал про себя Фернандо и чуть шутливо ответил:

— Мне нужен, — сопроводив ответ легким поцелуем, чтобы не разбередить раны на губах любимого. И застыл. Кому нужен?.. Что если дело не в политике? Да, приехал Полынь, чтобы шантажировать, подкупить, но его приезд мог послужить и катализатором для личных мотивов...

— Кристиан, может быть вопрос в другом — кому ты не нужен? — взгляд с тяжелым болезненным любопытством поймал Легрэ.

— Хорошие ты вопросы задаешь, Фернандо, — Кристиан вздохнул. — Давай подождем. Все само прояснится. А есть способ еще лучше... ловля на живца. Опасный, но срабатывает безотказно. Соберем пир, сделаем вид, что напились, все якобы уснем за столом и выждем — вдруг, да что-нибудь и выясниться.

— Ладно, лучше уж побыстрее со всем разобраться, — король опять откинулся на кушетку. — Ты сегодня выдержишь?

— Конечно, — кивнул Кристиан, — а завтра уже отлежусь.

— Отлично, только тогда нужно будет постараться закончить до полуночи, у меня примерно к полуночи закончит действовать зелье, — Фернандо невольно потер висок.

Несколько часов ушли на оповещения о праздничном ужине в честь приезда принца Самира и подготовку к нему. Двор гудел, как растревоженный улей — обычно к подобным мероприятиям готовились за несколько дней, если не недель. Но, естественно, пришли все — никто не посмел проигнорировать приказ.

Вечер прошел пышно и весело — не подвели ни повара, ни придворные музыканты и актеры. Все время Фернандо и Кристиан, сидящие во главе стола вместе с принцем, демонстративно много пили, не забывая подливать ему и сопровождающим, которые подвергались пристальному разглядыванию со стороны всех придворных. Если в начале вечера все были скованы, то буквально через час еда, напитки, музыка сделали свое дело — с разных концов стола начал раздаваться громкий смех и разговоры. Актеры старались вовсю, шуты ходили колесом между столами, жонглировали всем, что под руку попадется, смешили и развлекали.

Через несколько часов, когда начали подавать фрукты и пряности, а многие приглашенные уже безмятежно храпели на столах, а из музыки остались только лютни, арфы да напевные песнопения, прославляющие рыцарей, Фернандо вместе с Легрэ притворились спящими.

Кристиан откинулся на спинку кресла и, открыв рот, сопел — и ему было совершенно не смешно. Необходимость ждать вытравила все его нервы. Попытается ли убийца предпринять еще одну попытку отравить его, или не рискнет? Полынь с Самиром тоже были предупреждены заранее, а потому трезвы как стеклышко, но усиленно изображали пьяных. Том для правдивости даже свалился под стол. Наступила ночь, тянулся час за часом и к рассвету Кристиан от усталости и в самом деле задремал, ему даже успел присниться Луис — обнаженный, на постели из черных роз. И именно в этот момент он услышал, как отодвинулся стул. Кристиан чуть приоткрыл глаза и увидел, как Кевин стоит справа от Самира и внимательно осматривает спящих, потом раз обходит залу кругом, будто прогуливаясь, а после идет к нему, заходит за спину — и тишина. Это тишина бьется в висках молотом... Неужели Кевин?

Фернандо тоже напрягся. Он лежал на столе, что было достаточно удобно, но руки все-таки затекли. Незадолго до полуночи пришлось выйти и еще раз взбодрить организм зельем. Последствия будут неприятными, но упускать такое веселье, как возможную поимку отравителя, он не собирался.

— Легрэ? — Кевин склонился к уху Кристиана, долго выжидал чего-то, осмотрел еще раз окружающих, отступил на шаг, будто намереваясь уйти, остановился. Он мешкал минуту, а потом достал из-за пояса маленький серебряный флакончик и, открыв его, быстро капнул в бокал Легрэ пару капель.

Фернандо потянулся, вроде как во сне, и ловко схватил бокал Кристиана, отодвигаясь как можно дальше от Кевина.

— Очень интересно, — ласково улыбнулся король остолбеневшему от неожиданности юноше.

Тот побледнел и увидел, как Том, Самир и Кристиан поднимаются со своих мест. Кевин попятился, качая головой, словно пытаясь отрицать происходящее. Он уперся спиной в стену и по щекам покатились слезы. Принц смотрел на него с ледяной жестокостью, и рука юноши словно сама скользнула к губам — маленький глоток, а потом Кевин рухнул как подкошенный.

— Ну вот и все, — Легрэ присел на корточки и коснулся рукой безжизненного тела.

— Извините меня, — голос Самира был неестественно звонким. Он развернулся и быстро вышел из залы.

Фернандо скрипел зубами от досады — смерть Кевина перечеркивала все его планы допросить возможного отравителя. Кто знает, может быть, юноша все делал по приказу Самира, а когда понял, что его предали, не выдержал? Придется делать вид, что все в порядке, что поверил. Дьявол...

Следующие несколько дней прошли в переговорах — упускать возможность заключить торговый договор король не собирался, тем более когда можно было надавить на арабов и выторговать себе условия получше. Перегибать палку было тоже нельзя, иначе бы договор оказался разорван, как только Самир получил бы власть. Дополнительным условием к договору, под которое выделялась часть денег наличными, стала смерть Ксанте. Фернандо было очень интересно, кто успеет убить кардинала первым — арабские "союзники" падре Себастьяна или один из купленных им монахов, имеющий доступ к кабинетам церковных иерархов.

Примерно через две недели Самир и Полынь с большой охраной отправились в порт. Несколько первых дней их сопровождал Кристиан, но потом вернулся, чтобы не оставлять Фернандо одного надолго — поиски Луиса ничего не дали...

* * *

Когда ушли поговорить Кристиан и Фернандо, улегшийся было спать Луис, сразу вскочил и начал одеваться. Он буквально через несколько минут уже натянул сапоги и оказался за дверьми, направляясь в сторону покоев принца Самира. За день гнев и боль сменились отчаянием.

Герцог шел вперед, без оглядки, пока внезапно не передумал. Он достаточно слышал, чтобы сделать выводы. Как бы не относился теперь Кристиан к королю, что бы ни происходило в этих стенах и какие бы договоры не подписывались, лучше сразу остановить происходящее... Закончить, наконец, постыдный круг, который претит и переворачивает душу.

Теперь решимость стала куда сильнее. Боль, стучавшая в висках, перестала быть гулом в голове, а превратилась в равномерное тягучее безумие. Луис дошел до своих покоев и полез в сундук, чтобы добраться до самого дна. В таком виде никто не обратит внимания, что он выходит из замка. Хватит.

Прошло полчаса с того момента, как юноша натянул на себя тряпье служанки и оказался за воротами. В свою, самую простую одежду — длинную рубаху со знаками монаха и рясу — он переоделся в ближайшем закоулке, постоянно озираясь. Накинул плащ с капюшоном и отправился подальше... В рюкзаке его было всего несколько монет и смена белья, да еще образцы почерка.

Подарки Фернандо остались на кровати. Путь юноши лежал на север, к одному из самых суровых монастырей, который стоял в горах. Именно там послушанием за совершенные грехи Луис хотел расплатиться за свою глубокую и истоптанную порочную любовь.

Дорога эта начиналась с бедствий и несчастий и стала таковой теперь.

Прошло ровно три дня с тех пор, как юноша сбежал. Все это время он держался простого правила — избегать больших селений, идти не по большим дорогам, покупать хлеб лишь у случайных продавцов. А вода и так находилась. В ручьях, в источниках. На второй день пути к Луису присоединился еще один паломник, с которым они столкнулись в одном из местечек ближе к северной границе. Это был молодой человек с оспинами на лице, которые изуродовали кожу и оставили множество шрамов, добродушный малый, перевозивший книги от настоятеля Валенсо с юга. Звали юношу братом Францисом, франком. Но вовсе не похожим на брата Этьена, коего можно было бы назвать задумчиво-философским.

Брат Францис тоже предпочитал окольные пути, потому что опасался за ценные труды святых отцов. Умел ловить рыбу в быстрых речках и научил Луиса разжигать костер из собранной в лесу хворостины. Он же отрезал юноше, дабы не привлекать внимание, его роскошные волосы и каждый день совершал молитву над беглецом, словно чувствовал в нем и вокруг присутствие дьявола.

Почти пятнадцать дней ушло на то, чтобы добраться до городка у самых границ. Моросил мелкий дождь, сменяясь снегом. Францис уговаривал беглеца снять комнату в таверне на ночь, идя по деревянным мосткам, под которыми текла грязная жижа... Но Луис лишь отрицательно махал головой, плотнее надвигая капюшон. Боль проела его за это время до такой степени, что он мог спать хоть где, даже умереть, лишь бы не встречаться с людьми. Он бы и с Францисом не общался, если бы тот не знал дорогу. А сам паломник терпел Луиса за то, что тот имел некоторое количество денег.

В конце концов, победил рассудок — книги не могли мокнуть под дождем. Герцог тоже нуждался в тепле и отдыхе, сколько ни сопротивлялся. Он почти сразу отправился в комнатку, которую отрядила хозяйка за серебряную монету. Сюда же принесли и плотный ужин. Зря... не следовало тратиться так... Не следовало вызывать вопросов, — размышлял герцог, укладываясь на узкую кровать и проваливаясь в сон... Оставалось около недели пути до нужного места.

Но уснуть юноше так и не удалось. Большую часть времени он лишь бредил во сне, отгоняю прочь легкую лихорадку. В голове возникали разные образы... И самыми опасными казались Фернандо и Кристиан. Оба будут всегда идти своей дорогой. Говорить одно, а делать другое. У них всегда будут любовники, им найдутся дела и без новой игрушки, которую лепили под себя.

Герцог потянулся к столу, стараясь не мешать спящему на полу Францису, обнимавшему перевязанные книги и использовавшему их, как подушки, чтобы налить себе воды, когда услышал голос стражи внизу. В том, что это именно стража, Луис нисколько не сомневался. Такие повелительные интонации есть лишь у тех, кто наделен толикой власти.

Бежать было некуда. Герцог сжался в дурном предчувствии. И оно его не обмануло. В дверь, даже не стучась, вломились двое. Они сразу потребовали, чтобы гости показали свои дорожные грамоты.

Сонный Францис не понимал, что от него вообще хотят, мычал и рыпался в огромных лапищах, успевая при этом зевать. Сумку Луиса обыскивали на наличие денег и другой изобличающей информации. Нашли исписанные богоугодными текстами страницы, несколько медных монет и грамоту, которую юноша дал сам себе, обозвав Морисом Шауром. Поругались маленько, да и отвязались, поглядев на грязные мордахи путешественников.

Но с тех пор Луис уснуть не смог. И утром был еще больше разбит, чем вечером. Он ничего не соображал, нацепляя теплый плащ и наблюдая, как Францис собирает обед, который еще пригодится в дороге. Наступал самый трудный отрезок пути, который шел все выше в горы. Ледяной ветер, снег, постоянный холод...

Герцог молил бога, чтобы они, наконец, дошли до ворот обители.

Монастырь святого Петра был одним из самых закрытых монастырей на северных границах. Высокие стены служили прекрасной защитой от ветров, сам монастырь с одной стороны прикрывала горная гряда, а с другой был единственный путь — через мост, по которому могла проехать одна повозка или три-четыре всадника.

Когда Луис со спутником ступил на деревянные доски, под которыми в темноту и туман уходила бездна, понял, что именно так выглядит его падение за последние месяцы. Еще недавно решительный, герцог замедлил шаг, но Францис так ускорился к своей цели, что ничего не оставалось, как последовать за спутником, стремившимся поскорее оказаться в тепле кельи.

Только вот небольшая дверь долго не желала открываться. Из-за нее некто с отвратительными манерами утверждал, что во время утренней службы ни одна нога не зайдет на святой двор. А потом еще полчаса докладывали отцу-настоятелю, что прибыли двое путников. Оных же и сопроводили по мощеному круглому двору к арке, за которой начинался квадратный монастырский двор с несколькими галереями, которые восходили вверх на несколько этажей. Монахи не обратили на прибывших никакого внимания. Лишь один или два проводили двух юношей короткими взглядами.

Зато внимания досталось и тому и другому от отца настоятеля. О чем беседовал отец Виктус с Францисом, Луис не знал, но пробыл со своими книгами паломник больше часа, а вышел с увесистым кошелем и весьма довольный собой. Теперь последовала очередь герцога, который вошел в кабинет очень робко, понимая, что его в любой момент могут прогнать.

Человек, который сидел за столом оказался полуслепым старцем с очень жесткими чертами лица и длинными белыми волосами. Он прищурился, разглядывая гостя и видя того через пелену. Ребенок. Совсем ребенок.

— Садись, дитя, — кивнул на стул. — Ты проделал длинный путь... И был упорен. Перевал дается не каждому. Но раз ты здесь, то я слушаю... всю твою историю. И, конечно же, цель, из-за которой ты оказался так далеко от дома.

Луис мог бы соврать в ту встречу, но он и так столько врал себе, что теперь просто сорвался на болезненную откровенность, в которой винил во всем лишь себя. Сумбурные воспоминания мешались со стыдливым рассказом об Аталийской компании, размышлениями про свою порочность, желанием наказать себя за грехи и прочей юношеской чушью, которая претит уму, выеденному старостью. Наконец отец Виктус поднял вверх ладонь, останавливая прибывшего мальчишку.

— Ты хочешь искупить грехи послушанием... Это похвальное желание молодого человека. Покажи свои рисунки и почерк, — монах откинулся на кресло с усталостью и еще долгое время близоруко изучал листы, а потом кивнул. — Хорошо... Очень хорошо... Отменные рисунки. Ты знаешь греческий, латынь? А германские языки? — получив положительный ответ падре еще более благодушно закивал.

Луис все ждал, когда его прогонят после исповеди, но все случилось с точностью до наоборот. Юноше выделили келью, принесли старенькую, но вполне годящуюся для местной погоды рясу и теплую обувь, выдали верблюжий плащ и даже набитую соломой подушку.

Дни и недели потекли в радении. И молитвах. Суровые будни монастыря отличались однообразием, в котором большее время Луис проводил за переписыванием и иллюстрированием книг, пытаясь ими забыться от прошлого. Днем помогал любой труд. Но ночью в келью входила тоска и страх... И герцог пробуждался каждую минуту, слыша дьяволов за стенами обители. Но его успокаивало его одно обстоятельство — сюда они не попадут. И возможно, все забудется — любовь, ревность, желания... Уйдет и станет не нужным.

Прошло около месяца. Зима запорошила двор. Герцог убирал тот, выгребая в отхожую яму с другими послушниками, когда увидел вдали всадников. Они показались на перешейке и въехали на мост.

Беспокойное сердце умоляло сохранить спокойствие. Но голова твердила, что гербы вполне узнаваемы и... Луис бросился через двор к галереям и уже вскоре закрыл келью изнутри. Сердце его колотилось безумным набатом, а в висках стучала кровь. Не станет король искать в северных землях.

В то время как герцог скрылся за дверьми кельи, падре Виктус получил известие, что к нему прибыли гости. Время было обеденное, и мужчина неспешно ел принесенный густой мясной бульон с овсом и морковью. Но тотчас поднялся, разрешая братьям продолжить трапезу. Несколько мгновений, чтобы вытереть полотенцем губы и еще несколько, чтобы выйти во двор, где уже собрались любопытные молодые послушники — настоящие воробьи и бедствие для седой головы.

— Разойтись всем, — тихо сказал Виктус, позволяя отправиться помощнику спросить, кто прибыл и с какой целью. Сам он сложил руки на груди и ждал в круглом дворе у нижней галереи, накинув на голову капюшон, чтобы не мерзла голова.

— Рыцари утверждают, что прибыли от короля или... я не понял... с королем, — запыхавшийся помощник сообщил новость, как нечто из ряда вон выходящее. Виктус хмыкнул.

— Скажи, что пропустишь двоих. Даже если это сам король, правила для всех одинаковы. Я жду... жду в своем кабинете, — падре развернулся и неспешно, как подобает старости, отправился в покои, где уже, наверное, горит камин и где не такой пронизывающий ветер и снег.

Не прошло и пяти минут, как в коридоре раздались шаги, а в двери показался молодой мужчина в дорожном плаще. Темноглазый, темноволосый, остальное уходило от подслеповатого взгляда.

Виктус сидел уже в кресле, на колени была накинута шкура... Рядом трещал камин.

— Приветствую в обители святого Петра, сын мой. Помощник сказал что-то невразумительное про короля... Проходи, погрейся с дороги. Я прикажу подать горячего вина.

— Благодарю вас, падре, горячее вино не помешало бы, — ответил Фернандо, усаживаясь в кресло, также стоящее рядом с камином. — Что именно смутило вас в словах помощника?

Король с удовольствием вытянул ноги поближе к огню — последние полдня гнали, как проклятые, лишь бы успеть приехать дотемна и уже сегодня поговорить с настоятелем. Эти несколько часов вымотали его больше, чем предыдущие несколько недель, во время которых он безуспешно искал мальчика, пока не пришло письмо.

"Милостию божией пишет вам числа восьмого зимнего месяца 1... года от Рождества Христова отец-настоятель Виктус монастыря святого Петра. Сим полагаю приязнь и уважение его величеству и хочу поведать ему о деле, которое может заинтересовать и пролить свет на некоторые обстоятельства. Неразумное дитя прибыло в нашу обитель и попросило монастырской защиты. Выслушав рассказ, захотел я увериться в том, что послушник новый не совершил никакого преступления. Прилагаю образцы почерка данного отрока. И благословляю на служение Господу и державе, а также благодарю за книги, посланные обители год назад. Аббат Виктус".

Фернандо боялся поверить, но листы были точно написаны Луисом. Теперь предстояло в этом убедиться окончательно.

— Подождите минуту, — Виктус постучал палкой по полу, не собираясь подниматься, и уже через минуту в дверь внесли поднос с глиняным кувшином, от которого исходил терпкий аромат и дымок. А также лежало скромное угощение — хлеб, порезанные луковицы и немного мяса. — Угощайтесь, сын мой. Я так понимаю, дело касается того письма, что написал мой послушник три недели назад. Вы быстро добрались, учитывая, насколько сейчас тяжелы дороги... И простите, я почти слеп, так что... представьтесь...

— Фернандо Хуан де Севилано, — спокойно ответил король, наливая себе вина в простую глиняную кружку.

— Простите, ваше величество, не поверил своему помощнику, — старик извинительно заулыбался. — Тяжело вставать... Позвольте мне не шевелиться. Ноги уже не те... Так, значит, я был прав в своих опасениях.

Король только прохладно улыбнулся в ответ на слова настоятеля.

— Падре Виктус, я думаю, вы сразу поверили вашему новому послушнику, раз написали письмо. Пострига еще не было? — равнодушно спросил Фернандо, глядя на огонь.

— Чтобы стать монахом нашей обители, должен пройти как минимум год. Вы знаете, законы мира — это одно, а законы Бога — совершенно другое. Мальчик прилежен и тих нравом. Он сам назначает себе наказания, — ответил аббат, наливая вина в кружки и пробуя вкус. — Судить его я не смею, но из речей понял, что он был вашим фаворитом. Вот и по здравому размышлению...

— Падре, я вас давно, хоть и заочно, знаю как очень умного человека, так что, может быть, мы будем говорить прямо? — вино было не лучшего качества, но хоть чуть-чуть убирало внутренний холод — то, что в тот момент было нужно.

— Да, прямо... Несомненно. Вы ведь за своим фаворитом приехали? Я его отдавать не хочу... То есть имею ли я право дитя смиренное и тихое подвергать мирской опасности и искушениям. Он только стал в себя приходить. Убедите меня, ваше величество, что вручая вам отрока, я совершу богоугодное дело.

— Самое интересное в этой истории, падре, что я приехал не за фаворитом, — грустно усмехнулся Фернандо. — Я приехал за Луисом, ибо ему не место здесь. Вы правы — он хочет себя наказать, но пользы ему это не принесет. Он сможет убить в себе то, за что наказывает, только со своей жизнью. Я не хочу этого. Он достоин жизни. Я бы хотел с ним поговорить. Моя благодарность обители от результата разговора не будет зависеть. Вы меня знаете падре, — король отхлебнул еще вина. Остывающее вино было еще ужаснее, чем горячее.

— Хорошо, сын мой, — вздохнул Виктус. Он позволил себе, наконец, встать. Ноги вроде согрелись и боль немного отступила. — Идемте со мной, — позвал короля, а сам направился к двери и по коридору, который вел к галерее на втором ярусе монастыря. За ним начинались несколько коридоров. Но падре знал их так хорошо, что глаза для поисков не требовались.

Пройди по самому дальнему старик остановился у двери и постучал.

— Откройте, сын мой, к вам пришли. Не думаю, что следует избегать судьбы, которая сама стучит в двери, — Виктус прислушался и обернулся к Фернандо. — Он здесь. Я чувствую, — сказал спокойно.

Вслед за этим подвинулся засов и открылась дверь. В полумраке прохода появился Луис. Он сильно исхудал, был бледен, на голове непослушные отросшие короткие волосы вились бурными кудрями. Глаза, казалось, занимали половину лица. Но это только от впавших щек. В верблюжей рясе и с покрывалом на плечах, юноша казался почти тенью.

Теперь он смотрел на короля.

Фернандо задохнулся — от боли, от радости, от страха, от любви. Жив. Это самое главное. Слепо сделав шаг вперед, он сказал:

— Я приехал поговорить. Пусти меня. Пожалуйста.

Юноша отступил в сторону, пропуская внутрь короля, а потом поднял взгляд на Виктуса. Тот кивнул, словно понимал, что нельзя слушать такие разговоры.

— Я вверяю вам отрока. Надеюсь на вас, — сказал, обращаясь к Фернандо, и заковылял по коридору обратно.

Герцог теперь стоял, прижавшись к двери спиной. Он был слишком прямым.

— Проходи, — открытая ладонь указала на квадрат кельи, в которой было совсем не так тепло, как в кабинете настоятеля.

Фернандо прошел и замер около стола. Потрогал остро отточенные перья, баночки с разноцветными чернилами, пергамент. Потом повернулся к юноше и растерянно произнес:

— Я не знаю, что тебе сказать. Я всю дорогу думал, что я могу тебе сказать, как... — король вдруг замолк и грустная улыбка искривила губы. Он сделал несколько шагов, опустился перед юношей на колени и прижал к губам его холодные ладони: — Я люблю тебя.

Луис сглотнул слезы. Он боялся гнева, ждал обвинений. По щекам потекла соленая влага. Ноги стали ватными.

Юноша сомкнул веки, чтобы судорожно вздохнуть.

— Не надо, прошу тебя... Прошу... — зашелестел одними губами и тоже опустился вниз. — Прошу... Я тоже люблю тебя. Я очень сильно люблю...

Фернандо бережно обнял мальчика.

— Не оставляй меня. Без тебя жизнь не мила. Пожалуйста.

Было так безумно странно опять ощущать под руками такого любимого, необходимого. И страшно, что растает, как в кошмарах, которые опять начали мучать его после исчезновения Луиса. Пока они спали вместе, пока Фернандо был уверен, что Луис рядом, ужасы тягучих ночей, которыми он страдал с отрочества, отпускали. Теперь он ни одной ночи не проводил без Кристиана. Кошмары возвратились, но стоило Легрэ его разбудить, остаток ночи проходил спокойно. Раньше, до Луиса и Кристиана, безумие ночей все равно возвращалось, не оставляло до самого утра, теперь была хоть какая-то передышка.

— Мне страшно там, — герцог склонил голову на плечо королю. — Там звериные законы. Я не хочу опять предательств. Не хочу, чтобы... — голос отказал юноше, и он обнял мужчину, прижимаясь всем телом. Покрывало поползло с плеч. — Не хочу, чтобы опять было так больно...

— Никогда не будет, я обещаю, не будет, маленький, — Фернандо обнимал Луиса со всей возможной нежностью, целовал в волосы, пытался согреть своим теплом. — Пожалуйста, поверь мне.

Герцог обвил руками мужчину.

— Все, что я слышал и видел, что слышал тогда... Я больше не могу... Обними меня. Ты пришел. Ты горячий. Словно снишься мне.

— Я пришел и я не снюсь. Я тебя никогда не оставлю. Тебе не будет больше больно. Не отталкивай меня, маленький. Я так тебя люблю.

Чувствуя дрожь под руками, Фернандо встал, поднял одеяло, подхватил мальчика на руки и, укутав, устроил его на постели. Мысленно он сетовал, что забыл свой теплый плащ в келье настоятеля. Сел рядом и принялся гладить Луиса по волосам.

— Не бросай меня.

Прижимаясь, ища тепла, герцог спрятался в запахе, который преследовал его все последние дни — король везде мерещился Луису. Но больше всего — во сне. Тогда юноша полностью принадлежал своему дьяволу. А теперь... Теперь пришел и отзвук присутствия Кристиана, которого так хотелось забыть поскорее. Пусть и дальше играет с мальчишками и соблазняет их. Пусть обнимается с Полынью. Да с кем угодно...

— Не брошу... Я не бросал. Я все время думал о тебе...

— Пойдем? — Фернандо провел пальцами по лицу мальчика, всматриваясь в его глаза. Так хотелось увидеть в них свет.

Ладони мужчины были такими горячими. Его взгляд полыхал и звал за собой. И герцог кивнул согласно. А потом словно испугался и отпрянул.

— Не могу. Кристиан с тобой. Он обманщик, лжец...

— Обманщик? Лжец? — король нахмурился. — Почему ты так решил?

— В тот день, когда... все разбилось, Фернандо. Я доверился ему. Умолял о любви, признавался... Отдался ночью, — прозрачные глаза были темны. — Он обнимался с другим. И про Ксанте говорил. И тот другой признавался ему в любви... А ты... тоже поиграешь и... — юноша сам боялся произносимых слов. — Ты король — легко попасть к тебе в немилость. Увидишь нового хорошенького дворянина, и вышвырнешь на улицу.

— Мне больно, что ты так думаешь обо мне, — король прижал к себе мальчика поплотнее. — Я тебя не бросил, когда думал, что ты простолюдин. Я искал тебя, я приехал к тебе. Если бы я не любил тебя, тебя бы просто силой забрали, привезли ко мне и все. Я не буду заставлять тебя, принуждать, я просто прошу — останься со мной. Ты мне нужен. Я тебя не брошу, — Фернандо нежно поцеловал юношу в висок. — Пойдем со мной, прошу. Кристиану я не позволю причинять тебе боль, до он и не станет — он тебя любит, поверь мне. Кто угодно может ему признаваться в чем угодно, но любит он тебя.

— Ты приехал. Ты мой, — Луис скользнул вновь в объятия короля. — Я так хочу тебе верить. Больше всего на свете хочу, — юноша нашел руку Фернандо и стал целовать с сумасшедшей страстью. — Прости, что я поддался эмоциям. Прости меня...

— Луис, милый, поддавайся эмоциям, только не держи все в себе. Ты обещал рассказывать — рассказывай, — крепко сжал ладошки юноши и поцеловал в щеку, в губы и сорвался — в безумный, безудержный поцелуй. Фернандо был как пьяный от вкуса любимого, просто от его присутствия, от того, что его голубоглазый мальчик рядом.

Губы обжигали. Герцог казался ледяным, замерзшим. Даже губы его таили прохладу этого бескрайнего ледяного края, а Фернандо — горячей лавой растоплял снега, плавил сугробы теплым солнцем. Луис даже забыл, что это такое — любить. Как это приятно оказаться в руках сильных, которые закрывают от подлых ветров.

— Кристиан связан с Ксанте. Он солгал. Он притащил принца и своего любовника... Я слышал своими ушами, надеялся, что он признается. Напрасно... — между поцелуями слова вырывались полувздохами. Страсть возвращалась в кровь. Язык короля проник в рот, искушая на действия. Луис даже забыл, где находится. А потом, когда его чуть отпустили, чтобы продолжить, смутился, насколько выдает его собственное тело. — Он связан с инквизицией. Он клянется в любви... но... он сердце мое растоптал...

— Луис, милый, Кристиана просто использовали, а он не понимал. Мы с этим уже разобрались, не волнуйся. Не привозил он любовника, — король очертил лицо мальчика пальцами и, опять не сдержавшись, поцеловал, зарывшись пальцами в серебряные кудри юноши. — Не ревнуй к прошлому. Кристиану сейчас не нужен никто, кроме тебя.

Фернандо начал бояться, что от пережитого напряжения, от накатившего счастья рассудок может пропасть, оставив только эмоции и желания, и только дьявол знает, что может тогда случиться.

— Это правда? — подавшись вперед, спросил юноша. Его жгли руки короля, скользящие по спине, словно пытавшиеся проникнуть под грубую шерстяную ткань. Скрывалась в этих движениях властность, подчинение себе, горение плоти... — Не отпускай меня... — прошептал тихо.

— Милый, пойдем отсюда, — Фернандо поднялся, продолжая держать Луиса на руках, прижимать, обнимать мальчика, и через некоторое время оказался во дворе — никаких сложных и запутанных поворотов не было, это оказалось просто. Гвардеец, пришедший вместе с королем в монастырь, всю дорогу шел сзади.

Помощник аббата, который встретил гостей во дворе еще недавно, отправился вперед и открыл сложный замок в кованной маленькой двери, чтобы выпустить за ворота монастыря.

Луис все это время находился на руках короля. Он стал легче пушинки. И наверняка, последнее время почти ничего не ел. От холодного ветра юноша прижался к Фернандо сильнее, а тот завернул его в свой плащ.

Теперь из-под него непонятно был, кто находится внутри. Пальчики вцепились в плотную утепленную изнутри мехом, ткань пеллисона.

Луис слышал, как скрипят доски моста. Слышал голоса рыцарей на той стороне пропасти. Но ему было все равно — его демон любит. По-настоящему. С ним можно и в ад.

* * *

Сегодня Кристиан стоял у распахнутого настежь окна и, скрестив руки на груди, смотрел во двор замка. Фернандо уехал куда-то, все еще не теряя надежды разыскать герцога, а Легрэ ждал. Раны его уже зажили, но он не выезжал из замка. Зачем искать того, кто не хочет возвращаться? И все-таки Кристиан еще надеялся и смотрел в окно. Сегодня было тревожно, Легрэ чувствовал, что что-то должно произойти. К тому же Фернандо не было, а засыпать в одиночестве он совсем уже отвык. Он собирался об этом поразмышлять, когда во дворе стражники вдруг засуетились, распахнули ворота и в тусклом свете факелов на мостик шагнула высокая фигура в плаще. Из-за темноты ночи Легрэ не видел лица этого человека, но он точно знал, что это Фернандо — узнавал по походке, по суетливым движениям стражников, снующих вокруг. Кристиан до рези в глазах пытался различить рядом с королем еще одного путника, но, увы, в круг огня за Фернандо никто не последовал. Легрэ натянуто вздохнул. Закрыв окно, он опустился в кресло, откинул назад голову, закрыл глаза и вдруг почувствовал себя очень старым. Это странное новое чувство обескуражило его, как может обескуражить седина молодую девушку. Просидев минут пять в таком состоянии, Легрэ умылся, расправил постель и стал готовиться ко сну.

Тем временем Фернандо, крепко прижав к себе драгоценную ношу, поднимался в свои покои. Луис, вымотанный поездкой до предела, спал, и король решил не будить мальчика. Обратный путь дался им обоим тяжело. Стремясь как можно быстрее вернуться, остановки свели к минимуму — ночевки, да пару остановок днем, чтобы поесть и дать отдых коням. На ближайшем богатом постоялом дворе была реквизирована лучшая карета, и Фернандо с Луисом остаток пути провели в ней. Несмотря на то, что карета, по мнению монарха, была, скорее, пыточным инструментом, чем средством передвижения, неделя пути прошла для них достаточно плодотворно — так помногу и подолгу они еще никогда не общались. Обсуждали все — начиная от Библии, заканчивая способами управления государством. Часть пути герцог просто спал, свернувшись калачиком рядом с Фернандо — напряжение последних трех месяцев жизни, когда он жил в постоянном сомнении и страхе, постепенно отпускало и организм требовал нормального отдыха. Несмотря на это, к концу пути Луис все еще походил на ожившую тоненькую прозрачную статуэтку.

Добравшись до своей спальни (двери перед ним открывали слуги, так что непотревоженный лишними движениями мальчик продолжал спать), Фернандо окунулся в тепло жарко натопленной комнаты и, наконец, вздохнул с облегчением. Неярко тлел камин, да на столе стояла одинокая свеча.

— Кристиан, — тихо позвал король брата.

Луис сонно вздохнул на руках короля, чуть зашевелился, но так и не проснулся. Через дрему тело почувствовало жар комнаты и расслабилось. Юноша еще сильнее прижался к знакомому плечу, утопая в запахе и близости Фернандо. Погрузился в сладкое забытье, в котором не было никаких печалей.

Легрэ глазам не поверил, но шум поднимать не стал. Он благодарно улыбнулся брату и шепотом сказал:

— Клади его на постель, — Кристиан откинул покрывало, все еще не веря, что Луис снова с ними. — Я думал, ты один вернулся.

Бережно уложив мальчика и укрыв, Фернандо сбросил плащ и устроился в кресле, устало вытянув ноги.

— Я сам до сих пор до конца поверить не могу, — он кинул взгляд на спящего Луиса и улыбнулся. — Как же хорошо. Вот только, — король слегка вздохнул, — ты оказался прав — мальчик слышал твой разговор с Полынью и много всего придумал. Я, конечно, с ним уже все обсудил, но, зная Луиса... — Фернандо многозначительно посмотрел на Кристиана.

А в это время Луис подтянул ноги к животу, словно прятался поглубже в тепло. Руки обхватили подушку, словно пытались опять кого-нибудь обнять. И облегченный вздох вырвался из груди... Слишком быстро ехали... мягко, тепло... Веки чуть дрогнули, и глаза открылись. В полутьме не сразу было понятно, что это спальня... Но герцог, пошатываясь, сел, так и не выпуская подушку, голова кружилась...

Кристиан? Лицо полыхнуло румянцем. Сердце пустилось вскачь.

Легрэ не успел ответить королю, он просто обернулся и, подойдя к постели, присел на край. Одну ногу под себя, опершись кулаком в мягкую перину, он спокойно смотрел в глаза герцога.

— Не делай так больше, — сказал он мягко, — я очень тебя прошу.

Юноша несколько секунд сидел молча, вглядываясь в беспокойное лицо Кристиана — на лбу появилась вертикальная морщинка, а под глазами круги от недосыпания, — а затем бросился к нему на шею и зарылся носом в плече, тихонько всхлипывая.

Легрэ крепко обнял его, прижался губами к виску и, чуть поглаживая плечи, прикрыл глаза. Ему хотелось, чтобы остановилось время.

— Тише, дурачок... — ласково шептал Кристиан. — Все хорошо... теперь все хорошо, слышишь?

Луис перебирал ткань на рубашке. Король рассказал, что Легрэ пытались отравить. А еще про то, что после бегства сорвался. Не все, но стало ясно, что дьявол опять вырвался наружу.

— Я не знал, что он твой брат. Я так испугался. Испугался, что... ничего не значу для тебя.

— Не говори ничего, — Легрэ запустил пальцы в волосы герцога и снова поцеловал в висок. Объятия стали крепче. — Я сам виноват... Надо было сказать тебе. Прости меня.

Юноша затих в руках Кристиана и обмяк. Напряжение спало окончательно и теперь он просто терся щекой о мягкую ткань рубахи. Гладил ладошкой грудь.

— Знаешь что? — Кристиан улыбнулся, устраиваясь на постели поудобнее и никак не в силах выпустить юношу из своих крепких объятий. — Я думаю, что ты такой, какой есть. И то, что ты сделал совсем не плохо. Конечно же, мы волновались за тебя, но... Тебе не нужно чувствовать себя виноватым, мой мальчик. Ты поступил так, как считал правильным в тот момент. Мы любим тебя таким... Я люблю тебя таким, какой ты есть, и ты очень важен мне, Луис. Я никогда и ни на кого не променяю тебя.

Слова, которые согревали не только продрогшее тело, но и лились заживляющим бальзамом на душу, окончательно расслабили герцога. Он опять оказался в руках Легрэ, покрывая лицо того короткими, но жаркими поцелуями. И, наверное, так и забылся бы в кровати в ласках своих возлюбленных, если бы в дверь не постучали. Король, который устало еще сидел в кресле, позволил войти.

Слуга сообщил, что все готово для принятия ванной и деликатно удалился. Тогда Фернандо встал, отбрасывая черную тень на кровать и приближаясь к Кристиану и Луису, что теперь целовались жарко, не скрывая страсти. Привлек обоих к себе и шепнул, что есть небольшой сюрприз — им оказался огромный бассейн внизу замка, обитый крупными дубовыми бревнами, на которых сейчас были зажжены свечи. От горячей воды шел пар, пахло травами и еще чем-то восхитительно-терпким.

Луиса так и не спустили с рук, а теперь быстро освободили от одежды. Первым спустился в бассейн Фернандо, чтобы помочь оказаться в воде герцогу, за этот месяц, казалось, продрогшему до костей.

Идею искупаться Легрэ принял воодушевленно, и вскоре присоединился к возлюбленным.

— Фернандо, я тебя люблю, — заявил он весело. Вода согревала, расслабляла, манила. — Ты прямо мысли мои читаешь.

Юноша видел, как летит рубашка на пол, а за ней и штаны, как Легрэ спускается в воду. Через пар, поднимавшийся от воды, находясь в руках короля, что теперь прижимал герцога к себе спиной и целовал плечи, он увидел свежий шрам на груди. Вернее, даже не шрам... вздрогнул... Безумие Фернандо? Расплата за бегство?

— Что это? — выдохнул, словно пробуждаясь.

Король поднял голову и проследил за взглядом юноши. Дьявол довольно облизнулся, распаляя тело.

— Нравится? — сладко шепнул он, искусителем поцеловав мальчика за ушком и покрепче прижав к себе ягодицами.

Проследив взгляд юноши, Легрэ мельком глянул на свою грудь, на которой теперь будет вечно цвести роза, и посмотрел на короля с долей шутливого упрека.

— Разумеется, ему нравится, — сказал он, медленно подходя к любовникам. — И мне тоже понравилось, Фернандо. Не пугай его, а то он снова сбежит.

Луис поднял взгляд и коснулся рисунка. Провел пальчиком по шрамам, обрисовал цветок. В него упиралось желание короля.

Синие глаза Кристиана улыбались.

— Я не убегу, — герцог затрепетал от поцелуев Фернандо по коже. — Красиво... — он выдохнул от нового касания губ по шее.

Легрэ облегченно выдохнул и обнял обоих.

— Я тоже думаю, что красиво. Это часть души Фернандо, и теперь она всегда будет со мной, даже после смерти.

— Я рад, что вам понравилось, — довольным зверем промурлыкал король, притягивая поближе брата. — Все-таки, мой геральдический цветок, было бы позорно не уметь его изображать, — бесовские темнеющие глаза с ехидством поймали взгляд Кристиана.

Юноша задышал чаще. Темные ночи в монастыре, полные ярких снов, где ночи были полны страстью и безумствами, вернулись в реальность. Луис потянулся губами к Легрэ, поцеловал с нежностью, обвил руками его шею.

Легрэ сегодня сам себя не узнавал — он не помнил, был ли когда-либо с Луисом настолько осторожным. Пальцы под водой осторожно поглаживали бедра, губы отвечали невесомо, будто Луис весь был сделан из фарфора, и одно неосторожное движение могло его разбить. Ощутив соприкосновение их членов, Кристиан улыбнулся сквозь поцелуй:

— Соскучился?

— Да, — вздох от новых поглаживаний и нежности. Пальцы обвели линию плеч, вновь спустились на розу, изучая и привыкая к ней, бедра толкнулись назад, на Фернандо. В горячей воде стало еще жарче. — Очень соскучился... Хочу вас...

От голоса мальчика и его просьбы у Фернандо в животе как будто скрутились огненные змеи, распаляющие все больше и больше, съедающие разум ядовитыми зубами. Он втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы и сильно укусил себя за запястье — хоть чуть-чуть успокоить дьявола. Дрожащими от вожделения губами прикоснулся к плечу Луиса...

Юноша откинул голову назад, открывая шею для поцелуев. Рука продолжала исследовать тело Кристиана, спустилась под воду, чтобы заскользить ладонью по животу к ногам и обхватить член Легрэ у основания.

— Да, — выдохнул тот, выцеловывая шею юноши, — вот так... Какой же ты красивый.

Фернандо чуть сместился и, уговаривая себя не торопиться, принялся гладить рукой ягодицы мальчика, изредка ныряя в ложбинку между ними, уже лаская, дразня и раззадоривая. Оказавшееся рядом плечо Кристиана, осыпал поцелуями и слегка покусывал.

Юноша тяжело дышал. Горячие губы Легрэ не давали ему прийти в себя. Его член толкнулся в руку. Твердеющий, зовущий, умоляющий о ласке. Одновременно рука короля пробегала легким массажем между ягодицами, постоянно задевая сведенное колечко мышц. Луис шумно вздохнул, тихий стон сорвался с полуоткрытых губ.

Кристиан наслаждался прикосновениями, ловя каждый миг своего изумительного счастья, но похоть в нем уже взбудоражила игрока.

— Ложись-ка спиной на воду, милый, — шепнул он в ушко Луиса. — И раздвинь ноги для Фернандо. Я поддержу тебя под плечи... чтобы ты не утонул.

Юноша оглянулся на короля, который отпустил его из своих рук, чтобы лечь на воду. Это было необычное ощущение. Мягкая вода с травами, возбуждение и ожидание близости. Герцог совсем забыл за эти полтора месяца, что такое быть рядом с теми, кого любишь, о ком мечтаешь, кого зовешь ночами, несмотря на то, что желаешь забыть и ревнуешь, и страшишься... и себя, и чувств.

Фернандо коротко глянул на Кристиана. Дьявол смотрел на желанного, облизывая пересохшие губы. Перевел взгляд на их мальчика. Хрупкое тело, на плечо налип какой-то цветок. Какой? Неважно. Главное — красиво. Любимый до безумия. Он подхватил Луиса под талию, продолжая мягко дразнить, и чуть поцеловал. Совсем чуть-чуть, только чтобы почувствовать тонкий вкус юноши. Собрал выступившие капельки пота, казавшиеся чуть пряными. Пальцы уже аккуратно ласкали мальчика внутри.

Поддерживая юношу за плечи, стоя в изголовье, Кристиан смотрел ему в лицо сверху вниз и улыбался.

— Ощущение, будто весишь в воздухе, правда? — риторически спросил он. — Расслабься. Просто ляг на воду и дыши ровно. Руки заведи себе под лопатки, — улыбка Легрэ стала шире, и он совершенно пошло подмигнул герцогу, — как раз дотянешься до меня.

Это было вопросом доверия. Взгляд герцога, затуманенный страстью, пальцами, проникшими в тело, наполнился солнцем лукавства. Он доверчиво завел руки и теперь, поддерживаемый Легрэ, мог ласкать его дальше, пробегая пальцами по члену, чтобы обхватить и начать двигаться в такт движениям короля.

Фернандо впитывал разговор, движения, отклики любимых. Кровавая хмарь опять закрывала все вокруг, но сегодня... Сегодня он сдержится, несмотря ни на что... Подхватив мальчика, он потихоньку начал входить в него, закусив почти до крови губу. Наслаждение и боль, приносящая хоть капельку отрезвления. Мало... Фернандо еще сильнее стиснул зубы. Дьявол, должно же быть больно, почему нет? Почему?.. Он с тихим стоном наклонился к Луису.

Юноша застонал в ответ. Фернандо склонялся над ним, рискуя утопить в воде, но Кристиан поддерживал и не давал погрузиться с головой. Теснота заполнялась вспышками, перемежавшимися болью. Давно ничего не было...

— Расслабься, мальчик, — Легрэ наклонился и поцеловал напряженные губы Луиса. — Вода поможет... Расслабься.

Юноша пытался дышать спокойнее, пока в него проникал король, губы открылись навстречу поцелуям. И скоро тесноту пробил настоящий огонь, остановился, чтобы начать медленное движение.

Король подхватил мальчика под спину и ягодицы, потихоньку толкая на себя, выцеловывая его грудь, шепча что-то бессвязное, и держа-держа-держа себя.

Фернандо поднял голову и холодными красными всполохами посмотрел на целующихся Луиса и Кристиана. Губы растянулись в тонкой сладострастной усмешке, как у мужа, вдруг увидевшего вроде бы постылую жену, совокупляющуюся с другим. Король резко, как только позволяла вода, толкнулся вперед, изо всех сил дергая на себя мальчика. Он уже крепко держал юношу за талию и насадить получилось полностью. Дьявол с жарким любопытством смотрел на мальчика и мужчину.

Юноша вскрикнул в губы Кристиана. Дернулся, испуганно вздернулся вверх, но Легрэ крепко держал его с другой стороны.

— Боги! — По мышцам пробежал ток, ноги инстинктивно обхватили талию Фернандо.

Легрэ улыбался сквозь поцелуй, удобнее перехватил плечи юноши, без труда удерживая для короля. Еще немного этого безумства — дождаться дрожи, сбивчивого дыхания, еще одного крика, а дождавшись отстраниться.

— Луис, — Кристиан ласково посмотрел в полуприкрытые голубые глаза, — сейчас мы с тобой сделаем твои ощущения немного острее. На три счета я буду отпускать тебя в воду. Раз. Два. Три... — без пауз посчитал Кристиан. — Примерно так, не дольше. Я не позволю тебе нахлебаться воды и буду предупреждать перед тем, как отпущу. Тебе будет немного страшно, от чего ты будешь лучше чувствовать Фернандо... Ты меня понял?

Луис отрицательно закрутил головой. Он ужасно боялся воды. Он...

— Нет... Не надо, — глаза широко распахнулись.

Король со странным извращенным удовольствием смотрел на мальчика. Он помнил все, что юноша рассказывал про приступы, чувствовал, как судорожно сжалось его тело.

— Не надо, — протянул дьявол, глядя в голубые глаза, залитые ужасом. Потянулся вперед, подхватил Луиса под руки. — Кристиан, отпусти его.

От этого жеста член вошел очень глубоко. Юноша закричал. Он уткнулся в Фернандо, судорожно всхлипывая. Живот загорелся огнем. Пальчики уцепились за сильные плечи, по которым стекали капельки воды с мокрых волос.

Легрэ в недоумении отпустил Луиса и сделал шаг назад. Он решил понаблюдать со стороны и пока не вмешиваться.

Король поднял мальчика из воды, прижав к себе.

— Закрой глаза и поцелуй меня.

Луис подчинился. Он обнял Фернандо, коснулся губами — сперва нежно, а потом все более страстно. Сердце стучало о ребра.

Король отвечал, легко гладил по спине и по плечам, пока не почувствовал, что юноша чуть-чуть расслабился. Продолжая целовать, зарылся в волосы мальчика, второй рукой еще крепче притянул за талию, чтобы он не мог вырваться. И с головой опустился под воду, не разрывая жадного поцелуя.

Это было так внезапно, что герцог непроизвольно дернулся, забился в руках Фернандо. Его охватила паника. И поцелуй, который связывал, не смог остановить желание выжить. Голову затопила тьма. Казалось, ее руки тянутся отовсюду, готовые утянуть на самое дно. В горло полилась вода... Не как во время приступа, это было кошмаром наяву.

И как только мужчина это почувствовал, он сразу вынырнул и стал помогать Луису откашляться, успокаивая и шепча: "Все, все, успокойся, все хорошо..."

Кристиан подошел к любовникам и прижался грудью к спине юноши, целуя его в шею, массируя под водой его поясницу.

— Зачем бояться, милый? Ни Фернандо, ни я не позволим тебе погибнуть, — вкрадчиво шептал он голосом истинного хищника. — Ты прекрасен, когда боишься... такой беззащитный... такой нежный... Ты покричи, если очень страшно... помогает.

Луис еще беззащитно отбивался, пытаясь бить кулачками по груди короля, кашлял, из глаз текли жгучие слезы. Он еще внутренне находился под водой, тонул...

— Пустите, пустите... — между двумя мужчинами герцог терялся в своем личном аду, извивался, при этом подставляясь под поцелуи и ласки.

Легрэ подхватил герцога под колени и развел их шире, облегчая королю доступ и давая свободу движения.

— Пожалуйста, — напомнил юноше Кристиан. — Проси лучше... Ты же умеешь.

Юноша дернулся вновь, краснея от того, насколько теперь раскрыт. В голове волны поднимались выше, захватывая ужасом, и вода вокруг лишь усугубляла кошмар.

— Умоляю... Прошу... Пожалуйста...

Сильные руки Фернандо обняли их обоих, прижимая, сжимая. Он зашептал на ушко мальчику:

— Закрой глаза и слушай только мой голос, слушай, иди за ним, плыви на него... Тут свет, тут ласка, тут любовь... Тут всегда помогут, не отпустят... Слушай, слушай, милый... — и медленные, неторопливые движения, отвлекающие от внутреннего ужаса, выталкивающие из него наверх. К ним.

Герцог отчаянно пытался успокоиться сбившееся дыхание, чувствовал, как король вновь внедряется в тело — растягивая страх и меняя на удовольствие. Пространство кружилось... Не сорваться, не сорваться... Луис еле слышно застонал, закрывая глаза.

— Слышишь меня, милый? — Фернандо чуть прикусил мочку уха юноши, не прекращая медленных фрикций. — Страшно? Сладко?

— Да... еще... мне... ах, — юноша закрутил головой по груди Легрэ, который крепко держал его ноги. Толкнулся навстречу своему растущему желанию.

— Умница, теперь открой глаза, смотри на меня, — король мягким поцелуем раскрыл губы Луиса. Движения ускорялись, приближая разрядку. Пальцы нежно обхватили плоть мальчика.

Юноша с трудом поднял веки. Его длинные светлые ресницы намокли и слиплись. На обескураженном лице читалось наслаждение, хлестающее по мышцам.

В рот проник язык Фернандо, провел по нижним зубам, затем коснулся неба. Плоть короля вышла наполовину и вошла до основания, а перед глазами замерцали звезды.

Легрэ целовал юношу в висок и улыбался, наслаждаясь видом, этим прекрасным зрелищем, и в голове вертелась только одна мысль: чтобы Фернандо отымел мальчишку как следует.

Король ласково лизнул Луиса в губы:

— Смотри, глаза отводить не смей, — голубые глаза попали в плен черных.

Движения бедер короля вновь стали медленными, заставляющими желать еще больше и больше, рука в такт двигалась по члену юноши.

— Луис, мальчик мой, а давай-ка вспомним одну интересную игру, — пальцы то сжимались, то почти отпускали, рвали уже пойманный ритм. — У тебя же наверняка есть и про меня стихи? Рассказывай. Глаза не отводи.

Губы, покрасневшие и зацелованные, издали мягкий удивленный звук.

— Я не могу... Зачем? — герцог, которого рвало на части вожделение, пытался сосредоточиться.

— Затем, любовь моя, — вместо короля отозвался Кристиан, — что ему так хочется... слышать твой голос, твои сбивчивые фразы и при этом трахать тебя. С каждым движением все глубже и сильнее. Слушать твои мысли... Пробовать силу и краски твоих чувств, — Легрэ усмехнулся и чуть повел бедрами — его член заскользил по ягодицам юноши, дразня, словно грозя войти в герцога вместе с королем. — Тебе бы поучиться не ждать вопросов, а говорить о своих ощущениях в процессе... именно в тот момент, когда это возбуждает еще больше.

Луис пытался что-то ответить, но мысли путались, ни одна строчка не могла возникнуть в заполненной приступом голове. А тут еще Кристиан начал дразнить, шепча на ухо, словно искуситель. И коснулся входа.

— Я не помню ничего, не могу ничего вспомнить. Небеса! Мне... — от очередного толчка внутрь герцога унесло, чтобы тут же вернуть в жар. — Милые, любимые, прошу вас...

— Мальчик мой, — Фернандо опять коснулся легким поцелуем лица юноши, продолжая дразнить его собой. — Смотри мне в глаза, — пальцы властно прошлись по щеке юноши, оставляя капли напоенной травами воды. — Читай первую строку.

Словно загипнотизированный, юноша утонул в черноте.

— Да, — робко кивнул. — Хорошо, хорошо... — судорожные поиски в подсознании вылавливали зигзаги исписанных строк, смятые страницы... Любовь к королю... — Мое сердце вновь бьется в тревоге, — забормотали губы.

— Дальше, — взгляд Фернандо не отрывался от Луиса, губы почти над губами мальчиками, чтобы чувствовать их движение, пить сбивчивое дыхание.

Герцога прошило дрожью от касания губ.

— Давай, Луис, сделай своему королю приятно,— мягко подстегнул Кристиан. Он немного перехватил юношу под коленями, невольно углубив контакт и почти насадив герцога на Фернандо до упора. — Сделай ему еще приятнее.

— Я расскажу, расскажу, — зарыдал герцог от сильных, почти невыносимых движений в себе. — Мое сердце вновь бьется в тревоге,

Как боюсь я тебя потерять...

Мы лежим в сладко пахнущем стоге,

Но не смеем друг друга обнять, — кусать при каждой фрикции губы, стонать слова... Забыться на середине стихотворения.

Когда мальчик жалобно всхлипнул, Фернандо в несколько движений довел его и себя до разрядки. Тело наполнила истома и приятная усталость, но возбуждение продолжало ходить тяжелыми волнами по телу. Аккуратно подхватив мальчика на руки, он сел на скамейку, установленную в воде вдоль одной из стен бассейна. Вода доставала почти до плеч, легкий пар продолжал подниматься с поверхности. Если чуть прикрыть глаза, казалось, что попал в волшебный источник вечной молодости, о которых так любят рассказывать байки в горах.

— Кристиан, — с легкой улыбкой сказал король. — Я соскучился по тебе.

Легрэ неотрывно и спокойно смотрел в глаза короля, и легкая усмешка играла на губах. Он многозначительно хмыкнул, расправив плечи, медленно подошел к Фернандо.

— Я тоже, — сказал он так, словно это могло стать новостью, и провел пальцами по губам любовника.

Король поймал губами кончики пальцев Кристиана и провел, лаская, по ним языком, слегка прикусив напоследок. В его глазах горел лукавый огонек.

— Садись, — кивнул на скамейку рядом с собой.

Легрэ не стал спрашивать зачем, а просто сел рядом и уставился на Фернандо с порядочной долей нахальства.

— Похоже, нежный, ты у нас один остался слишком сильно соскучившийся, — рука короля скользнула по телу брата и замерла чуть ниже талии. С губ не сходила бесовская усмешка.

— Похоже, — нарочито печально согласился Кристиан.

— Луис, — Фернандо поцеловал мальчика в шею. — Как думаешь, нужно помочь Кристиану быть не таким соскучившимся?

Юноша поднял голову с плеча короля, слабо улыбнулся. Он расслабился и теперь чувствовал, как тепло, наконец, побеждает проевший, казалось, даже кости холод.

— Я люблю Кристиана... Не хочу, чтобы он скучал.

— Отлично, — улыбнулся монарх, — тогда сейчас мне поможешь. Может, и не только поможешь, — он шутливо укусил мальчика за ушко и чуть по-другому усадил его на коленях. — Кристиан, — пальцы застыли на свидетельстве своего безумия, и так и не успокоившаяся жажда опять тяжелым пожаром начала властвовать в теле. — Кристиан, — губы легко прикоснулись к губам брата и Фернандо зашептал, не отрываясь от желанного, ощущая даже небольшие трещинки на губах: — Давно не виделись, нежный.

Казалось, чувствительность кожи повысилась в несколько раз. Язык жадно скользнул в рот Легрэ.

— Вечность, — едва слышно шепнул Легрэ и ответил на поцелуй глубоко и страстно.

Огонь властвовал везде, любое прикосновение было почти обжигающим, несущим жар по крови.

— Встань прямо перед нами, вплотную, — Фернандо еще раз погладил шрамы на груди брата и улыбнулся. Не позволит он ему так больше рисковать. Любая случайность, не вовремя дрогнувшая рука или поплывшая реальность — и все.

Юноша физически ощущал контакт братьев, их страсть, их близость и доверие. Он любил их тем сильнее, чем они становились роднее. Сидя на колене Фернандо, Луис смотрел на Кристиана. На своего архангела — яркого и прекрасного бога — с волевым подбородком, мощной грудной клеткой и развитыми сильными руками. Любовался, как по ним течет вода.

Легрэ выполнил просьбу короля и встал так близко, как смог. Интрига будоражила его кровь, делая возбуждение сильнее.

Фернандо чуть раздвинул ноги, притянув к себе Кристиана чуть ближе. Он продолжал улыбаться. Положив пальчики Луиса на возбужденную плоть барона, спросил:

— Готов помогать?

Герцог чуть кивнул. Он поднял взгляд на Легрэ, утопая в синеве васильков и лета.

— Тогда начинай, — шепнул король и, вдохнув как можно больше воздуха, опустил голову под воду. Обхватил губами член Кристиана, начал его ласкать, иногда прихватывая и пальцы мальчика.

Кристиан задержал дыхание и, не отводя взгляда от лица юноши, запустил руку в его мокрые серебристые волосы, приласкал. Вторая рука легла на спину Фернандо.

— Я когда-нибудь с ума с ним сойду, — облизнув губы, Легрэ чуть улыбнулся герцогу.

Сейчас, когда Фернандо оказался под водой, когда ласкал Кристиана так необычно, вызывая беспокойство в герцоге, тот не мог не смотреть на своего ангела, лицо которого постепенно менялось. Отчетливо отмечалось на нем легкое, как дымка, удовольствие, хитрая бесовщинка появилась в глазах.

— Ты еще больший демон, — сорвалось с губ Луиса. — Как же я раньше этого не замечал?

— Хм, — улыбка Кристиана стала коварной. Рот Фернандо сводил его с ума, взгляд Луиса держал и дрожь шла по всему телу. — Поцелуй меня тогда, что ли.

Поцеловать? Луис поднялся, стараясь не помешать королю.

— Тебя? Поцеловать? — изучающе сдвинулись брови. Что-то шевельнулось в глубине, полыхнуло воспоминанием о первой ночи. — Я тебя почти не знаю... Кристиан, — Луис потянулся к мужчине, чтобы поцеловать.

— У нас с тобой все впереди для изучения меня, — сказал Легрэ и, положив руку на затылок юноши, впился в губы поцелуем-укусом — нежным, хищным и страстным одновременно. Он толкался навстречу королю и едва сдерживался от излияния. Это было слишком хорошо.

Фернандо поднял голову, чтобы сделать еще глоток воздуха, и невольно залюбовался открывшейся картиной. Перед глазами встала картина — шатер, тусклый красноватый свет потухающего костра, черный демон и поклоняющийся ему серебряный мальчик. Кажется, так давно это было, как будто в другой жизни. Хотя и вправду в другой — нынешняя ему нравилась намного больше, хоть и пришлось кое-чем поступиться. Он облизал губы, вдохнул и опять наклонился к плоти Легрэ.

А Луис теперь жадно отвечал Кристиану, целовал его со всей возможной страстью. Демон? Да, изначально коварный и опасный... Почему он всегда доверился? Почему?

— Это любовь, — словно прочитав его мысли, ответил Кристиан сквозь поцелуй, а потом проник языком в рот юноши, провел по кромке зубов, скользнул по его языку — горячему, влажному и нетерпеливому. Рука со спины короля сместилась Фернандо в волосы, сжала, но не ограничивала движений. Кристиан плыл в наслаждении как легкая лодка по морским волнам, гонимая своенравным ветром. Он застонал.

Фернандо еще раз вдохнул воздух и стал действовать решительнее и жестче — мял ягодицы, толкая на себя, целиком вбирая член любимого. Очень быстро Кристиан не выдержал и кончил. Король довольно откинулся на бортик бассейна, убирая мокрые волосы назад. Теперь действительно было хорошо.

Обескураженного Луиса тоже отпустили с тяжелым вздохом. Юноша скользнул по воде к краю, оперся спиной на дерево. Губы горели от поцелуя, в глазах сияло солнце.

Фернандо тут же подтянул к себе мальчика и тоже поцеловал. Во рту еще оставался пряный вкус Легрэ.

Кристиан смотрел на них и счастливо улыбался. Он крепко обнял любовников, а через час все трое — счастливые и утомленные валялись в широкой теплой постели, нежа друг друга невинными касаниями. Луиса, как и ожидалось, уложили в серединку и Кристиан рассказал в подробностях, как проводил принца Самира до гаваней.

Герцог слушал в пол-уха, обнимаясь с Легрэ. Он никогда не думал, что его голоса, его запаха, его тепла будет так не хватать. Теперь и эта малость радовали и усыпляли. Юноша положил голову на грудь и старался пропускать мимо ушей рассказ барона, а сам гладил его по груди, проводя по извилинам шрама.

Кристиан перебирал волосы юноши, успокаивая, словно умоляя не нервничать и не сердиться в случае, если он скажет что-то не так.

— Луис, — начал он осторожно, — я не знаю, должен тебе это говорить или нет, но я хочу. Полынь, понимаешь, он мой брат и тогда в комнате Самира... мы не сделали ничего плохого. Он любит принца, а я люблю тебя. Я сказал ему об этом, о том, как сильно люблю тебя, и Том был рад за меня... за нас.

— Мне Фернандо сказал об этом... — тихо отозвался герцог, растягиваясь вдоль тела Легрэ и продолжая рисовать пальцем по шраму. — Ты думаешь, я не поверил?

— Нет, не думаю. Просто хотел это сказать тебе сам.

Король пододвинулся поближе к мальчику и нежно поцеловал его в плечо, положив руку на него и Кристиана.

Тот чуть повернул голову к Фернандо, прижал ладонь к его щеке.

— Но ты думаешь, что я сомневаюсь, — заметил Луис, глядя в черные глаза короля, но отвечая Легрэ. — Да, я слышал совсем не то, что мне рассказали в дороге. Вы оба мне врете?

Король удивленно приподнял бровь.

— И в чем разница между тем, что ты слышал, и что тебе рассказали? — спросил он, нежно потеревшись щекой о ладонь мальчика.

— Я не стал бы ревновать просто так... Но пусть Кристиан скажет то, что тебе рассказывал, — мягкие поглаживания и взгляд затравленного ребенка.

Фернандо удивленно взглянул на брата.

— Я чего-то не знаю?

Кристиан нахмурился, глядя на брата с долей рассеянной задумчивости.

— Тебе лучше уточнить, Луис, — сказал он после короткого замешательства. — Возможно, что я действительно не все рассказал Фернандо и что-то упустил. Что-то, на мой взгляд, не очень важное.

Юноша прикусил нижнюю губу, разглядывая короля. Он любил. Он знал, что эти двое хитры, а общение с отцом заставляло не верить на слово. Но иногда правда способна разрушать... Очевидно, что Фернандо прикроет брата... Брата, да... Все они братья.

— Брат был тебе близок, Кристиан? Ты же ушел из семьи в раннем возрасте, — мягко заметил герцог и теперь посмотрел в синие глаза. Пристально. — Можешь не отвечать...

Король с беспокойством посмотрел на Легрэ. Лучше бы ему сейчас сказать правду, но не всю...

— Но я могу и ответить, — сказал Легрэ. Он протянул руку к лицу Луиса и нежно погладил по виску костяшками пальцев. — Да, ты прав, мы с Полынью познакомились всего шесть лет назад... Я могу рассказать, но в моем прошлом есть такое, что может сильно шокировать тебя. И то, что я продал в рабство собственного брата даже не самое худшее, Луис. Я не хотел тревожить тебя этим. Думал, что Том как приехал, так и уедет, а на следующий день все станет как прежде — ты, я, Фернандо.

Луис поддался вперед, под ласку.

— Ты спал с ним, — констатировал тихо. — Я не хочу знать подробностей. Я хочу знать, что ты сейчас чувствуешь и на самом деле хочешь.

Кристиан долго всматривался в глаза Луиса, с тоской вспоминая все, что они пережили, через что прошли, чтобы быть вместе. Иногда это было как ад — они выживали в нем, цепляясь друг за друга, чем-то поступаясь, в чем-то уступая. Неужели мало? Неужели этого недостаточно? Тогда что еще? Слова пусты, а все остальное по большей части — ошибки.

— Ты знаешь, чего я хочу, Луис, — твердо ответил Кристиан, сместив руку на щеку мальчика. — С первой минуты нашего знакомства, с первой нашей ночи, с первого касания... — "ты" — этого Легрэ не договорил, сказал взгляд — долгий, влюбленный. — Что заставляет тебя сомневаться, Луис?

— Переменчивость времени и желаний. Ты мог разлюбить. Ты мог почувствовать близость к кому-то другому. Я хочу узнать не последним, что тебе не нужен. Именно это случилось со мной, когда я услышал ваш разговор и просьбу провести ночь вдвоем. И ты сказал своему брату, что придешь... — герцог поймал ладонь и поцеловал ее.

— Погоди-ка, погоди, — опешил Легрэ. — Какую ночь?

— Он просил тебя прийти. И ты согласился, — Луис взглянул на короля. Понял, что сказал нечто, что монарх не знал. — Ты скажешь, что этого не было?

Фернандо с интересом разглядывал Кристиана — он верил, что брат не хотел больше близко общаться с Полынью, скорее всего, потому что боялся. Но такое обещание можно дать либо чтобы побыстрее уйти, что вряд ли, либо действительно была намечена встреча, о которой его не просветили.

— Нет, не скажу, — Кристиан усмехнулся. — Было. Я действительно ночью собирался встретиться с Томом, чтобы обсудить кое-какие детали дела в спокойной обстановке. Но я не пошел на эту встречу, потому что ты сбежал, у Фернандо был приступ, и мне пришлось заняться тем, что в списке моих приоритетов всегда занимало первое место, более важное, чем торговый договор или политика.

Луис заморгал часто, пытаясь остановить слезы, а потом уткнулся в мужчину носом и захлюпал носом. Его реакция не была обидой, а облегчением. Теперь все позади. И лучше всего не знать... Ничего больше не слышать.

— Спасибо...

— Теперь все разрешилось? Сомнений больше нет? — король нежно поцеловал мальчика в макушку. — Возьми, — он всунул в руку юноше платок голубого шелка, оставшийся целым в ночь его безумия. Он по какому-то странному стечению обстоятельств лежал на сундуке рядом с кроватью.

Прижавшись плотнее к Луису, Фернандо погладил его по бедру и улыбнулся — когда же этот мальчика научится не делать скоропалительных выводов, да еще из неполных данных? Видимо, не очень скоро. Рука протянулась дальше и он с удовольствием прошелся лаской по бедру Кристиана. Хорошо хоть сейчас Легрэ умудрился ничего не сказать — Фернандо задумался над определением — внезапного. А то ведь умеет, как никто другой. Он с той же спокойной улыбкой взглянул на брата.

Отвечая на поглаживания, герцог вновь не контролировал своих желаний. Его пьянила близость, его манило тепло двух тел. А платок? Пальчики сжали его скорее инстинктивно, чтобы не потерять странный подарок.

Губы прошлись по груди Кристиана, задевая сосок, а потом вобрали бесстыдно и жадно.

"Спасибо, что привез его" — взгляд Легрэ, адресованный Фернандо, был благодарным, а последующий поцелуй страстным. Потом Кристиан поцеловал герцога в губы и Луис вскоре снова оказался между двумя жаркими телами, дарящими ему свою ласку и любовь.

* * *

Минула зима и вновь пришла весна. Вестготское королевство встречало его усилением власти короля Фернандо. Объединенные земли укрепляли свои границы, связи с другими государствами позволяли вести приносящую большие доходы в казну торговлю. Одна из статей — арабские связи — тоже нашла нишу в Валасских землях, где проходили многие торговые пути.

Но мало кто знал, что король удачлив не только в государственных делах, но и в делах любовных.

Оставалось только одно — укрепить трон наследником.

КОНЕЦ