— И, просто чтобы добавить к этому, практически все бюрократы и аппаратчики низшего звена во всех тех регулирующих органах, которые они пытаются обуздать — и, я мог бы добавить, ваш собственный, любимый военный флот, а также гражданская администрация — все еще на месте. Они должны быть, потому что никто другой не знает, как управлять рассматриваемой бюрократией, и если эта бюрократия просто внезапно остановится, колеса действительно оторвутся. Но многие из них, особенно высокопоставленные, были так же коррумпированы, как и мандарины, хотя и в меньших масштабах, так что им приходится беспокоиться о своем... будущем на государственной службе, скажем так. И любой из них, у кого уже были секретные банковские счета — а их, по-вашему, не может быть больше, чем, о, у девяноста семи процентов? — беспокоятся о том, что произойдет, когда новое руководство действительно вступит в права и они будут проходить аудит. Так что кучке из них приходится думать о том, сколько еще они могут... приобрести, прежде чем исчезнут где-нибудь в Пограничье. И, вдобавок ко всему, всегда найдутся карьерные политики, охотящиеся за личной выгодой, аппаратчики, слишком глупые, чтобы понять, что старые времена строительства империи действительно ушли в прошлое, и любое количество амбициозных аутсайдеров, возмущенных "патриотов", сторонников теории заговора, революционеров, анархистов и разных политических психов. — Она сделала паузу. — Я кого-нибудь пропустила?
— Полагаю, только тех оперативников, которые все еще работают на "других парней", о которых мы понятия не имеем, где их найти.
Тон Аль-Фанудахи был еще более кислым, чем раньше.
— Ну, вот они! — Окику развела руки в жесте, который охватил весь город вокруг них. — Я бы сказала, что есть довольно много людей, которых нужно запугать. И бригадир прав насчет того, что это прекрасное искусство — особенно сейчас.
— Последнее, что кто-либо из нас может допустить, чтобы это реализовалось, или позволить Великому Альянсу бояться, что это может стать, — это военная диктатура. — Ее собственный тон теперь был смертельно серьезен. — Великий Альянс не потерпит этого ни на мгновение, и если они решат, что это то, что делают бригадир и адмирал Кингсфорд, они... объявят о своем недовольстве. Твердо.
— И если граждане Солнечной системы — или, что еще хуже, Лиги в целом — решат, что какая бы новая конституция ни была написана, она была навязана им какой-то хунтой, установить ее легитимность будет намного сложнее. Вероятно, даже для многих людей, которые должны признать, что Великий Альянс был прав насчет того, в какую настоящую бурю дерьма превратилось предполагаемое правительство Лиги. Вот истинная причина, по которой бригадир и адмирал отказались от мест в кабинете премьер-министра Ена. — Она внезапно улыбнулась. — Я не знаю о Кингсфорде, но я знаю, что бригадир в последнее время потратил много времени на изучение Томаса Тейсмана и того, как он восстановил старую конституцию Хевена.
— Но если они не могут позволить себе выглядеть как военная диктатура, они все равно должны быть в состоянии... зловеще вырисовываться на заднем плане. Бригадир любит цитировать какого-нибудь докосмического политика. Он говорит, что им нужно ходить тихо, но носить большую палку.
— Прямо сейчас никто во флоте даже не подумает о том, чтобы бросить вызов авторитету Кингсфорда, который превращает то, что осталось от флота и космопехоты, в свою большую палку. Что касается бригадира, каждый честный полицейский в жандармерии — и, вопреки распространенному мнению до завоевания, это, вероятно, составляло добрых семьдесят или даже восемьдесят процентов от общего числа сотрудников, по крайней мере, здесь, в Солнечной системе — признал его самым честным полицейским в жандармерии. Он был тем парнем, который был готов расправиться с любым, кто не мог доказать, что он был чистым, даже до войны, и они это знают. Это дает ему довольно большую собственную палку. Когда генерал Мэбли "досрочно ушла в отставку", он был единственным реальным кандидатом на замену ей в качестве командующего жандармерией, даже если его должность все еще официально "исполняющий обязанности", и он не получил повышения, которое обычно сопутствует работе. И он также тот, кто лично арестовал мандаринов.
— Нет, он этого не делал. Это сделала ты, — указал аль-Фанудахи с видом человека, настроенного собирать гниды. — Ты и Брайс.
— О, ради бога, Дауд! — Окику закатила глаза, но она также усмехнулась. — Хорошо, признаю, что мы с Брайсом действительно надели наручники — на самом деле, это были очень сложные, довольно удобные браслеты, но ей больше нравились наручники — но бригадир был офицером, ответственным за арест. Он пользовался полной поддержкой адмирала Кингсфорда, и он знал это, но они двое действовали только по указанию генерального прокурора Рорендаал — ну, в то время заместителя генерального прокурора — с ордером, должным образом выданным судьей прямо здесь, в Старом Чикаго. Конечно, судья пригласила бригадира, меня и трех других вооруженных жандармов в свой кабинет, когда Рорендаал пришла, чтобы, э-э, обсудить соответствующий ордер, но она подписала его, и это означает, что арест мандаринов был полностью законным.
— И в чем смысл всего этого? — спросил аль-Фанудахи, хотя его более смиренный тон предполагал, что он точно знал, к чему она клонит.
— Дело в том, что и бригадир, и адмирал должны быть... очень заметными, но не переусердствуя в этом. Им нужно, чтобы все знали, что они полностью поддерживают Временное правительство и что они в состоянии вмешаться так быстро и жестко, как это необходимо, если какая-либо из этих различных фракций решит облажаться. Это лучший способ убедиться, что никто из них этого не сделает. Но в то же время им нужно, чтобы все знали, что последнее, чем они являются, — это военная диктатура.
— Это единственная причина, по которой они получили этот ордер, чтобы доказать, что это не просто какой-то государственный переворот. Но именно поэтому у бригадира есть свой офис в Джордже Бентоне. Он виден, он прямо там, если Временная Ассамблея захочет "проконсультироваться" с ним, и все во всей звездной системе знают, что он готов арестовать любого, кого ему нужно арестовать, чтобы поддерживать общественный порядок и продвигать весь этот процесс написания конституции как для Великого Альянса, так и для внутреннего удовлетворение общественного мнения.
— Но действительно ли мы должны быть частью его "палки"? — спросил аль-Фанудахи почти жалобно.
Он засунул руки в карманы, которые были вместительными, учитывая куртку, которую он носил. Это был мягкий день... для первой недели марта в Старом Чикаго. Но это было "мягко" только по меркам озера Мичиган. Аль-Фанудахи был любителем истории, что делало его одним из очень немногих людей во вселенной, которые знали, что древнее прозвище "Город ветров" на самом деле было отсылкой к печально известному многословием городскому совету Чикаго. Первоначально он назывался Белым городом из-за его отличительной архитектуры и — для того времени — широкого использования уличного освещения.
Ничто из этого не меняло того факта, что в это время года в Чикаго все еще слишком часто было холодно и ветрено, особенно когда вы стояли на открытом месте в полутора километрах над уровнем моря.
Он снова огляделся, все еще немного недовольный.
— Черт возьми, Нацуко, я провел годы, игнорируемый моим свинячьим невежественным начальством, и работал так далеко от других глаз, как только мог. Я скучаю по нашим старым пристанищам в подвале Хиллари Энкатешвара!
— О, да ладно. Это было не в подвале башни. Хотя согласна с тобой, что найти офис было... довольно трудно.
— С таким же успехом это могло быть в подвале. Мне нравилось находиться посреди склада с вещами, которые никому не были нужны. Просто наша собственная маленькая мошенническая операция. Никаких официальных организационных схем. С глаз долой, из сердца вон. Мило, тихо, никаких некомпетентных начальников, сующих свой нос в наши дела, никто, вероятно, не придет с целью убить нас...Я был довольной мышкой в мире котов-аппаратчиков. Теперь...
Он мотнул головой, указывая на башню, на балконе которой они стояли.
— Теперь у нас есть офис. Нет, куча офисов, причем больших — прямо в официальной штаб-квартире Объединенного командного центра по обмену и распределению разведданных. Что, я мог бы добавить, является еще одной вещью, которую они вдвоем состряпали из ниоткуда!
— Чертовски точно и чертовски вовремя, и ты это знаешь, — парировала она. — Я имею в виду этот Объединенный командный центр. Ты только что закончил указывать на то, как твое начальство игнорировало тебя каждый раз, когда ты предупреждал их, что манти и хевениты собирались снять наши головы, и ничего из этого не произошло бы, если бы они послушали вас. Так что, да, я думаю, что создание новой команды, в которой люди твоего уровня — нашего уровня — делятся информацией, а люди наверху должны читать — или, по крайней мере, расписываться в получении — наших результатов, — это чертовски хорошая идея. По крайней мере, ублюдки знают, что их пристрелят на рассвете, с профессиональной точки зрения, если они все равно проигнорируют информацию, по которой мы были правы.
— Да, но зачем включать нас — охотников за привидениями — в нечто настолько публичное? — Конечно, это не было ни в малейшей степени "публичным", за исключением соларианского разведывательного сообщества, но она поняла его, возможно, несколько раздражительную точку зрения. — Ты только что указала, что на свободе все еще много аппаратчиков, и большинству из них мы не очень нравимся. Особенно с тех пор, как мы совершили непростительный грех, оказавшись правыми, когда все они были неправы. А еще есть "другие парни". Я гарантирую тебе, что некоторые из этих все еще действующих аппаратчиков действительно работали на них в течение не одного года... по меньшей мере. Пока мы прятались в Энкатешваре, они не могли найти нас, чтобы что-то с нами сделать... даже если бы они вообще поняли, что мы обмениваемся записями. Но теперь... — Он снова нахмурился. — Теперь они знают о нас... и нам не хватает только направленных на нас прожекторов!
— Кого это волнует? В наши дни, на случай, если ты не заметил, это у нас есть клыки и когти, а вокруг нас ходят на цыпочках бывшие кошачьи бюрократы и аппаратчики. Не говоря уже о...
— Время! — раздался голос позади них.
Это был именно тот голос, который можно было ожидать от чрезмерно крупного мужчины-космопехотинца, который ни капли не стеснялся прибегать к запугиванию, когда это казалось самым удобным способом выйти из тупика. Или приложить руку или две.
Конечно, майор Брайс Тарковски был личным другом, очень умным и очень, очень милым парнем.
Как правило.
— И вот мы начинаем, — пробормотал аль-Фанудахи.
? ? ?
Все было именно так плохо, как и опасался аль-Фанудахи. На самом деле, все было еще хуже. Намного хуже. Потому что, похоже, в конце концов, их не назначали сидеть за партами в Объединенном командном центре обмена и распределения разведданных. О, нет! Только не их!
Бригадир Гэддис изложил свое предложение спокойным, разумным и совершенно непреклонным тоном. Когда он закончил, все в комнате — ну, кроме Брайса Тарковски, конечно, — выглядели встревоженными. Аль-Фанудахи действительно очень нравился Тарковски, хотя временами он думал, что майор с таким же успехом мог бы сделать татуировку "Рожденный, чтобы взбаламутить ад" на своих бицепсах. Но на этот раз даже обычно невозмутимая уверенность Окику в себе выглядела немного шаткой.
Итак, теперь они были полевыми агентами. Гэддис даже предположил, что это своего рода продвижение по службе — или, по крайней мере, признание оказанных услуг.
Аль-Фанудахи был совершенно уверен, что это была правда, восходящая к доисторическим временам. Ни одно доброе дело не останется безнаказанным.
Он старался не смотреть сердито на Тарковски и Окику. По крайней мере, они оба раньше выполняли множество полевых заданий! Просто еще одна зарубка на их оружии для них. Но он был аналитиком, черт возьми. Он был тем, кому давали информацию полевые агенты, а не тем парнем, который отправился туда, чтобы в первую очередь собирать данные! Что он знал о...?
Его внутреннее негодование утихло, когда он увидел выражение лица Айрин Тиг. На самом деле, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы не рассмеяться. Тиг была на двадцать лет моложе его, ей еще не перевалило за тридцать, и она была пролонгом в третьем поколении, что делало ее еще моложе. На самом деле, в данный момент она выглядела как десятилетний интроверт, которому только что сказали, что ее пригласили сыграть в "Короле Лире" Шекспира... неблагодарную роль Корделии. Также известную как выход трупа.
— Я? — она не совсем пискнула.
В отличие от аль-Фанудахи, который был офицером Боевого флота, Тиг была офицером Пограничного флота. Вплоть до недавних неприятностей с Великим Альянсом Боевой флот очень мало участвовал в боевых действиях, в то время как Пограничный флот почти постоянно участвовал в активных операциях того или иного рода, охраняя границы Солнечной Лиги ... и слишком часто помогая Пограничной безопасности ломать головы (и шеи) на планетах, граждане которых стали "наглыми". Но Тиг провела всю свою карьеру в разведке, все, кроме двух лет, прямо здесь, на Старой Земле. И два года, которые она провела за пределами материнского мира, были на узловой базе Пограничного флота на планете Бергузия в давно заселенной системе Кенниак, всего в восьмидесяти двух световых годах от Солнца. Планета была названа в честь кельтской богини процветания, что вполне соответствовало ее описанию.
— Я? — повторила она. Ее карие глаза обежали комнату. Было неясно, искали ли они рифму, причину или путь к отступлению. — Почему я? Я всего лишь аналитик.
— Это именно то, что нам нужно на Мезе. — Гэддис выпрямился в своем кресле, что, учитывая его почти двухметровый рост, делало его нависающим как хмурое божество над столом заседаний — и Тиг. — Особенно потому, что вы, как и капитан аль-Фанудахи, занимались оперативным анализом в управлении разведки флота в течение многих лет. Нам понадобится этот опыт. Кроме того, он — из Боевого флота, вы — из Пограничного флота. Это может придать нам некоторый баланс в глазах Великого Альянса.
Аль-Фанудахи фыркнул.
— Как будто им есть до этого дело, сэр, — сказал он. — Полагаю, что к настоящему времени оценка Великим Альянсом любого из разведывательных подразделений флота Солнечной Лиги — Боевого или Пограничного флота — примерно так же различима, как грязь, топь и трясина.
Гэддис сердито посмотрел на него, но Тарковски заговорил прежде, чем сердитый взгляд бригадира успел перейти в полную силу 10-го статуса.
— Ты можешь быть удивлен, Дауд. Единственное, чем не являются сотрудники их собственной разведки, — это тупыми. Они знают, что высшие офицеры военного флота были примерно так же чутки к переменам, как сытые динозавры. Но они также понимают, что где-то в недрах такой огромной военной организации, как флот Солнечной лиги, должно было быть по крайней мере несколько диссидентов, которые обращали внимание на реальную вселенную. Я имею в виду, не могли же мы все быть такими глупыми, как адмирал Ченг! — Глаза Аль-Фанудахи закатились при упоминании его, к счастью, бывшего коллеги, а Тарковски пожал плечами. — Ну, прямо сейчас у них есть все основания желать связаться с такими людьми, как мы, в надежде, что нас можно убедить в том, что гипотезы Великого Альянса о Соответствии верны.
