Дэвид Вебер, Эрик Флинт "Выжечь огнем" (Венец рабов 4)

ВЫЖЕЧЬ ОГНЕМ

(ВЕНЕЦ РАБОВ 4)

Моему сыну, Майклу Райс-Веберу, морская пехота США.

Твоя мама и я не могли бы больше гордиться тобой. — ДВ

Рику, Карен и Кевину. — ЭФ

Перевод: Н.П. Фурзиков

Солнечная лига потерпела поражение, разгромленная Великим Альянсом Мантикоры, Хевена и Грейсона.

Повинуясь требованиям Альянса о капитуляции, Лига пишет новую Конституцию, чтобы предотвратить повторное появление вышедших из-под контроля бюрократов, подобных "мандаринам", которые привели ее к катастрофе. Управление пограничной безопасности расформировано, внешние миры восстановили контроль над своими собственными экономиками, и многие звездные системы вскоре полностью выйдут из состава Лиги.

Тем не менее, Лига является — и останется — крупнейшей, наиболее экономически могущественной звездной нацией человечества, и, несмотря на неопровержимые доказательства того, что их неизбранные политические лидеры были движущей силой войны, многие граждане Лиги глубоко возмущены тем, как была унижена их звездная нация. И те, кто больше всего негодует на Великий Альянс, продолжают обвинять Мантикору в ядерной бомбардировке планеты Меза после ее капитуляции. Они отказываются признать, что Лигой — и членами Великого Альянса — мог манипулировать глубоко скрытый межзвездный заговор, называемый Мезанским Соответствием. По их мнению, Соответствие — это всего лишь изобретение Великого Альянса, не более чем маска, прикрытие для его собственных ужасающих нарушений Эриданского эдикта.

Эти солариане никогда не примут "военную вину" Лиги, потому что они знают, что Великий Альянс был таким же плохим. Потому что они глубоко возмущены тем, как Великий Альянс притворяется невинными "хорошими парнями". И в свое время эти солариане будут стремиться отомстить своим врагам.

Не все солариане так думают, но даже некоторые из тех, кто признает существование межзвездного заговора, лелеют сомнения в его происхождении. Но он все еще где-то там, и теперь побежденные солариане и агенты победоносного Альянса должны объединить усилия, чтобы найти его. Даже если они не верят в него, он действует против них.

Они должны найти его и идентифицировать, чтобы доказать тем ждущим реванша соларианам, что заговор существует.

И они должны найти его и уничтожить, чтобы покончить с его злом раз и навсегда.

Февраль 1923 года э.р.

— Знаешь, похоже, мне в первый раз довелось услышать, как вместе используются слова "Баллрум" и "сторожевые псы".

— Антон Зилвицки

Город Мендель

Система Meзa

Кэтрин Монтень была потрясена.

Ее личный шаттл был спроектирован как роскошное курьерское судно роскошной яхты, принадлежащей одной из самых... своеобразных миллиардерш галактики. Термин "не жалея средств" чаще всего использовался только для обозначения чего-то чрезвычайно дорогого. Однако в случае с "Харриет Табмэн" это было буквально правдой, и ее шаттл был почти столь дорогим судном. Действительно, если считать тонна на тонну денег, он на самом деле стоил дороже. Он был намного больше большинства "шаттлов" — на самом деле немного больше военного катера — и мог похвастаться множеством функций, которых не было у меньших судов. В отличие от рядов сидений стандартного шаттла, его пассажиры сидели в роскошных креслах, разбросанных по со вкусом оформленному "салону" с изящными настенными переборками. На данный момент эти переборки были сконфигурированы так, чтобы отображать панораму заснеженных гор и великолепного водопада. Однако обзорный экран в передней части отсека и расположенные вдоль этой панорамы "иллюминаторы" показывали гораздо более уродливый вид.

Несмотря на то, что Монтень вела довольно авантюрную жизнь, она редко видела разрушения такого масштаба. Ну, она осмотрела руины Явата Кроссинг после того, как Удар Яваты практически уничтожил весь город. Здесь было хуже, но там также было... по-другому. Цунами, разрушившее тот город, могло быть вызвано обломками, сошедшими с орбиты в результате нападения, но само цунами было стихийным бедствием.

То, что случилось с городом Мендель, не было результатом стихийного бедствия. И Мендель был намного больше, чем когда-либо был Явата Кроссинг.

В некотором смысле, этот размер фактически придал разрушениям, проходящим под ее роскошным шаттлом, еще больший эффект, потому что большая часть города осталась нетронутой. Это создавало разительный визуальный контраст между тем, чем был Мендель, и тем, во что превратились его разрушенные участки. Конечно, напомнила она себе, настоящие разрушения были сосредоточены в населенной сесси части города, так что эта часть, вероятно, не имела большого значения для городских властей. Или, по крайней мере, предыдущих городских властей. Но дополнительных повреждений было более чем достаточно.

Разбитый остов жилой башни прямо перед шаттлом выглядел так, как будто в него врезался небольшой астероид. Некогда массивное керамокритовое сооружение представляло собой груду руин вокруг глубокого, уродливого кратера, и обширная часть города была покрыта глубоким слоем мелкодисперсной пыли, похожей на разрывающий легкие снег, извергнутый в небо после его разрушения. От удара кинетического оружия, которое и вызвало эти разрушения, во все стороны разлетелись гораздо более крупные и опасные обломки. Более чем достаточно "мелких" кратеров отмечали места, где эти обломки снова достигли земли, а деревья и рекреационные сооружения в парках и зеленых поясах были сплющены фронтом взрыва, как трава.

Выпотрошенные промышленные районы перемежались зелеными поясами. В конце концов, это была часть города для сесси, что делало ее логичным домом для промышленности, которую полноправные граждане не хотели видеть на своих собственных задних дворах. Она знала, что большая часть этого ущерба была нанесена непосредственно в результате боев, что, вероятно, объясняло, почему большинство разрушенных сооружений все еще были узнаваемы. По крайней мере, как структуры.

На мгновение ее разум оторвался от хаоса и человеческой боли и страданий, которые, должно быть, сопровождали это. Каков был бы термин для обозначения эксперта по методам уничтожения? Подрывник? Нет, это был бы тот человек, который совершил разрушение.

Она слегка покачала головой, как бы отбрасывая эти бесполезные вопросы.

Она знала, что у города были и другие, меньшие — но не менее непристойные — раны, оставленные "малыми" ядерными взрывами и топливно-воздушными бомбами, приписываемыми террористическим атакам Баллрум. Они были вне поля ее зрения, даже с высоты двух тысяч метров шаттла, но чем бы еще они ни были, это не были атаки Баллрум. Если кто-то в галактике и был в состоянии это знать, так это она. Это была еще одна проблема, которую ей нужно было решить, но не сейчас. Не сейчас.

По ее команде шаттл и сопровождающие его настороженные корабли медленно пролетали над городом, но с их небольшой высоты местность под ними все еще мчалась довольно быстро.

Она махнула рукой на разрушенную башню, которая привлекла ее внимание.

— Это что...?

— Да, это Хэнкок. — кивнул Сабуро Экс, сидевший рядом с ней. — Этим районом управляла Бачу Нос, и мы уверены, что именно она отдала приказ обрушить почти целый этаж на Мисти внизу. Убила где-то около двух тысяч ублюдков.

"Мисти" (или "мистики") было прозвищем для военнослужащих Управления внутренней безопасности (УВБ) Мезы, официальной аббревиатурой которого было MISD. Они были самым ненавистным и внушающим страх правоохранительным органом Мезы.

Скорее, его боялись раньше. Теперь его больше не было. Но их все равно ненавидели.

— А это, — Сабуро указал на другую огромную башню, — Новый Росток, район Юргена Дусека. Мне сказали... — Он сделал паузу, когда шаттл пролетел над керамокритовым сооружением и оно исчезло из виду в иллюминаторах, затем пожал плечами и продолжил. — Мне сказали...

— Сандра, — сказала Кэти, — полный обзор, пожалуйста.

Можно было бы ожидать, что в таком роскошном салоне будет ковровое покрытие. Однако этого не произошло по причинам, которые стали очевидны, когда палуба, переборки и потолок исчезли. Видны были только удобные сиденья пассажиров... парящие без опоры на высоте двух тысяч метров над городским пейзажем.

Двух тысяч метров кристально чистого, совершенно пустого, разреженного воздуха над городским пейзажем.

Сабуро немного напрягся на своем месте. Позади нее Джереми Экс быстро издал сдавленное тихое шипение.

У падчерицы Кэти Берри реакция была более выраженной.

— Мама!

Кэти взглянула на нее. Худое лицо молодой женщины было бледнее обычного. Ее глаза были широко раскрыты, а руки с силой, подобной когтям, вцепились в подлокотники кресла.

— Ради Пита, — сказала Кэти. — Это просто умные стены! Ну, и умная палуба, я думаю. Но все же...

— Мама!

— О, пфуй. — Кэти бросила быстрый взгляд на башню Нового Ростока. Теперь она была — вернее, казалась — проходящей прямо под ней. — Сандра, сделай пол для неженок.

Пространство под их ногами и под сиденьями мгновенно снова превратилось в палубу, хотя палуба теперь была ковром-самолетом, подвешенным в воздухе. Вид вокруг них оставался беспрепятственным.

Сабуро тихонько присвистнул. — Возможно, в следующий раз слегка предупредите, графиня.

— Я отказалась от титула, помнишь?

— Как ты сама сказала, пфуй. Люди, которые заставляют исчезать идеально исправные шаттлы, очевидно, являются аристократией. Разумные простолюдины вроде нас, — он указал на себя большим пальцем, а на Берри — указательным, — не сделали бы ничего подобного.

— Берри вряд ли можно назвать простолюдинкой, — раздался голос с летной палубы роскошного посадочного шаттла. Он принадлежал помощнице Кэти, Сандре Каминиски. — Она монарх. И, Кэтрин, я действительно не думаю, что уместно называть свою падчерицу-королеву "неженкой".

— Кто тебя спрашивает? — потребовала Кэти.

— Ты сама. Когда мы покидали Конго, ты приказала мне соблюдать надлежащие протоколы.

Сандра более или менее управляла "Харриет Табмэн", а также по совместительству выполняла функции социального секретаря и адъютанта. И, по правде говоря, Кэти сказала Сандре, чтобы она не слишком отклонялась от своих обычных привычек. В конце концов, это был официальный королевский визит. Королева Берри привезла с собой большую часть правительства Факела, среди них премьер-министра Веба Дю Гавела и военного министра Джереми Экс.

Теперь, когда палуба была восстановлена — точнее, когда была устранена оптическая иллюзия того, что палуба исчезла, — Берри смогла немного расслабиться. Она повернула голову и посмотрела на своего премьер-министра, выражение лица которого было безмятежным. Бесспорно, оно было безмятежно.

— Ты знал, что она это сделает, — обвиняюще сказала Берри, и Дю Гавел пожал плечами.

— Я понятия не имел, что она сделает. Но я знаю ее десятилетиями. Каждый раз, когда Кэти находится в непосредственной близости от технологии, которую она не понимает, но знает, как использовать, вы должны быть настороже.

Кэти проигнорировала реплику, в то время как башня Нового Ростока снова появилась слева от нее, когда шаттл накренился. Теперь, когда она рассмотрела ее получше, она могла видеть, насколько сильно та была повреждена. Кругом кишели телеуправляемые ремонтные и строительные устройства, но даже сейчас, спустя три стандартных месяца после боевых действий, они все еще были в основном на стадии "вывоза мусора". Фактический ремонт, если предположить, что он когда-нибудь произойдет, лежал в каком-то отдаленном будущем. По крайней мере, башня все еще стояла, в отличие от Хэнкока. Ее верхние этажи представляли собой в основном груду щебня, но было очевидно, что в нее никогда не попадал монстр, разрушивший башню Бачу. Вместо этого она была систематически избита гораздо большим количеством — но гораздо меньших — кинетических снарядов. Среди прочего. Десятки зазубренных пробоин были пробиты и другим оружием в невероятно прочной внешней оболочке его изодранных керамокритовых стен.

Этих дырок было больше, чем она могла сосчитать. Намного больше. Новый Росток не был разрушен... только превращен в руины.

— Безжалостные ублюдки, — пробормотала она.

— Честно говоря, — сказал Сабуро, — они действительно попытались максимально ограничить сопутствующий ущерб, как только начали наступление на Новый Росток. Вот почему они так долго отказывались выдавать генералу Дрешер право использовать даже тактическое кинетическое оружие. Что было так же хорошо для Дусека и наших друзей. Дрешер была достаточно неприятной противницей, даже когда ее начальство настаивало, чтобы она отправила свои штурмовые силы на землю, и когда они, наконец, смягчились настолько, чтобы позволить ей использовать тактическое кинетическое оружие... — Он покачал головой. — Так же рад, что она не была главной с самого начала. Она могла бы ударить Хэнкок чем-то гораздо меньшим, чем тот большой ублюдок, который они на самом деле использовали... и тогда сопутствующий ущерб не помешал бы им сделать то же самое с Новым Ростоком.

Кэти уже знала это из сообщения, которое Танди Палэйн отправила на Факел сразу после окончания боевых действий с прибытием в систему Меза флота адмирала Золотой Пик.

Власти Мезы начали попытки подавления мятежных сесси, используя регулярные войска Управления общественной безопасности (УОБ), так называемых "безопасников". Те едва ли даже квалифицировались как полицейские; по сути, они были просто официальными головорезами. Безопасников очень быстро разметали на части, как только управлявшие районами сесси криминальные авторитеты поняли, что они борются за свои жизни. В этот момент власти послали войска Мисти. Они были, если уж на то пошло, даже более жестокими, чем безопасники, но также были лучше обучены и вооружены.

К несчастью для этих властей, Мисти пострадали еще сильнее, чем безопасники, и тогда власти послали армию — миротворческие силы планеты Меза. У них было все еще более тяжелое боевое снаряжение, чем у Мисти, и они были обучены как настоящая военная сила. По общепризнанным стандартам Мезы, они даже следовали установленным законам войны. До недавней чрезвычайной ситуации их никогда не посылали ломать головы — и шеи — рабов и сесси Мезы, поэтому рабы и сесси не испытывали к ним той ненависти, как к безопасникам и Мисти.

Конечно, это мало о чем говорило. Грань между чистой ненавистью и ожесточенной враждебностью может стать ужасно тонкой.

Кэти вздохнула. Создание функционирующего общества с общепризнанным правительством из человеческого котла, созданного бывшими правителями Мезы, будет, мягко говоря, нелегким делом. Она понятия не имела, с чего даже начать.

К счастью для нее и Мезы, ей не пришлось выяснять это. Это было в руках других людей. Людей, которые, несмотря на внешнюю видимость, как она подозревала, справились бы с этим гораздо лучше, чем она могла бы.

Двое из этих людей теперь сидели рядом с ней, глядя вниз на обломки. Прямо за ней сидел Джереми Экс. Сегодня он был военным министром правительства Факела. Но в своей прошлой жизни он был главой "Одюбон Баллрум", которая, в зависимости от того, как на это посмотреть, была либо боевой организацией генетических рабов Мезы, либо самой жестокой террористической организацией галактики.

Или, возможно, и тем, и другим.

Еще более сомнительным кандидатом на роль миротворца был мужчина, сидевший справа от нее. Сабуро Экс отвечал за организацию и координацию деятельности Баллрум на самой Мезе. Можно сказать, острие копья.

Но, возможно, в этом и был ключ к разгадке, подумала она. Джереми Экс и Сабуро Экс не просто ненавидели "Рабсилу Инкорпорейтед" и правительство Мезы так, как ненавидели все бывшие рабы и сесси. В отличие от большинства этих людей — и больше, чем кто-либо из них, — они сами проливали кровь. Очень много крови. На самом деле им больше не нужна была месть, потому что они уже получили ее предостаточно.

Так что, возможно, они лучше всего справились бы с установлением мира.

Как там говорилось в старой поговорке? Великодушный в победе, если она правильно помнила. Возможно, окажется правдой, что люди, которые использовали "Экс" в качестве фамилии, могли бы справиться с этим лучше, чем кто-либо другой.

С другой стороны, если она правильно помнила поговорку, вторая половина ее была милостива к поражению.

Могли ли люди, которые когда-то правили такой планетой, как Меза, справиться с этим? У нее были свои сомнения.

— Мы скоро приземлимся, — сказала Сандра. — Возможно, для этого случая вы захотите одеться подобающим образом. Это особенно относится к тебе, Кэтрин. Даже если ты отреклась от своего титула, тебе все равно не следует высаживаться в компании правящего монарха в спортивном джемпере. И в том, что раньше называли "тренировочными штанами", за исключением того, что я не могу вспомнить, когда в последний раз видела, как ты потеешь.

Кэтрин нахмурилась. — Кому, черт возьми, нужен помощник, чтобы быть таким саркастичным?

— Тебе самой, — сказала Берри. — Я помню, как ты довольно долго проводила собеседования с кандидатами, пока не нашла ту, у кого была лучшая — или, может быть, худшая — репутация. — Она на мгновение задумалась, затем добавила: — Сандра тоже действительно хороша в этом. Я одобряю ее. Особенно прямо сейчас.

? ? ?

Сабуро потратил остаток их полета до космопорта Менделя, давая Кэтрин подробное объяснение различных руин.

— Большая часть ущерба в районах сесси была нанесена кинетическим снарядом "Хэнкок" и выброшенными им обломками. Ну, там тоже было много боевых повреждений, но с такого расстояния их не разглядеть. Из-за этого во многом пострадали промышленные районы вокруг Нового Ростока. Люди Дусека предприняли сдерживающую акцию против Мисти, чтобы прикрыть эвакуацию как можно большего числа людей из башни.

— Сколько было ядерных ударов? — спросила она, затем, увидев, как нахмурился лоб ее собеседника, поспешила добавить: — Скорее, взрывов. Полагаю, мне не следует называть их "ударами", поскольку это предполагает, что они были сброшены с орбиты.

Хмурый взгляд исчез, и через мгновение его место заняла легкая улыбка.

— Я не могу сказать, что меня это так уж сильно волнует, — сказал он. — Но, да, манти — Великий Альянс, я имею в виду — будут щепетильны в этом вопросе.

— В последней волне, после того как сюда попала адмирал Золотой Пик, в самом Менделе не было никаких ядерных взрывов, — продолжил он. — Но в "террористической кампании", которую прервало ее прибытие, было три. Этот, — он указал на точку вдалеке, — единственный, который вы можете видеть отсюда. Два других были поменьше. Один из них уничтожил развлекательный комплекс на окраине города, а другой — поди разберись — был взорван над озером в одном из самых богатых районов города. Кроме рыбы, все, что он убил, — это несколько лодочников и людей, устраивавших пикники. Как военная цель, это не имело никакого смысла вообще. Даже с точки зрения увеличения количества трупов просто так, черт возьми.

— А насколько мощные? — Как бы далеко они ни находились, все, что Кэти могла видеть, было похоже на обломки.

— Раньше это был район, в котором было сосредоточено множество исследовательских лабораторий и дорогостоящих мозговых центров. Что-то вроде сливок их умников. — Сабуро пожал плечами. — На самом деле это был не такой уж большой взрыв, по меркам ядерной войны. По их подсчетам, пять килотонн. Если бы лаборатории и тому подобное располагались в одном большом, разумном сооружении из керамокрита, бомба — ракета, чем бы она ни была, — не причинила бы такого большого ущерба. Но, нет! Им пришлось использовать первоклассную недвижимость прямо в центре Менделя — ну, во всяком случае, в центре пригорода, — чтобы показать, насколько престижна их работа. Все низкие просторные здания — ни одно из них не выше девяти или десяти этажей — с множеством дорожек и садов. Вот они и поджарились.

Невозможно было не заметить холодность в голосе Сабуро. Как бы сильно этот человек ни держал все под контролем, он ненавидел людей, которые поработили его и его народ, так же сильно, как и любого из них. Вы не нашли бы в его сердце никакого сочувствия к тысячам работорговцев — именно так он думал бы о них, даже если бы они непосредственно не участвовали в рабстве, — которые погибли после захвата системы Мезы Великим Альянсом.

Может быть, к детям. Совсем чуть-чуть.

Построить общество на основе этого будет... нелегко.

— Мы заходим на посадку, — объявила Сандра. — Все, пожалуйста, проверьте свои ремни безопасности. Это означает и тебя тоже, Кэтрин.

Космопорт Мендель

Планета Меза

Система Meзa

Кэти не удивилась, увидев людей, собравшихся поприветствовать их, когда они выходили из шаттла. Небольшая группа, стоявшая у подножия трапа, была теми, кого она ожидала там увидеть. Юрген Дусек был почти официально признанным лидером сесси Мезы, а четверо других людей также были главами районов сесси — понимая, что "лидер" района сесси совпадает с "криминальным авторитетом". Танди Палэйн была командиром вооруженных сил Факела и человеком, который возглавлял военную сторону восстания сесси. Что, хотя и было... запутано, на самом деле имело смысл, поскольку единственной звездной нацией, которая фактически находилась в формальном состоянии войны с системой Мезы до прибытия Десятого флота, было королевство Факел.

Она сожалела, но не удивлялась, что Антона Зилвицки там не было. Он отправил ей сообщение после того, как "Харриет Табмэн" вошла в систему, что он будет отсутствовать, когда ее шаттл приземлится — где-то в неуказанном месте по неуказанному делу и на неуказанное количество времени. Были недостатки в том, чтобы быть влюбленной в человека, который был одним из самых опытных шпионов галактики, даже если шпион, о котором идет речь, публично настаивал на том, что он был всего лишь отставным флотским офицером ... и не важно, что одно из самых популярных новостных шоу Звездной империи однажды раскрыло его довольно яркую историю. (Которая с тех пор стала немного более яркой, но большая часть этого — к счастью — все еще была неизвестна публике.)

Ее не удивили и другие люди, которых там не было. Там не было старших офицеров из сил адмирала Золотой Пик, и только небольшой отряд охраны из космопехотинцев. Виктор Каша был там, это правда, но роль, которую он сыграл в восстании, в сочетании с его к настоящему времени хорошо известными отношениями с Палэйн, сделали его присутствие скорее личным, чем представителем правительства Хевена.

Никто не называл это так — во всяком случае, открыто, — но этот визит на Мезу королевы Факела и правительственных чиновников был равнозначен демонстрации силы. Не демонстрации военной силы. Вряд ли в этом была необходимость, учитывая, что Десятый флот был на орбите вокруг планеты вместе с тремя четвертями миллиона сухопутных войск. Нет, это была политическая демонстрация силы. Ничто не могло бы более наглядно подчеркнуть надвигающуюся трансформацию общества Мезы, чем визит правителей планеты, захваченной собственными бывшими рабами Мезы.

Честно говоря, хотя об этом, конечно, никто не сказал бы открыто, визит также был своего рода демонстрацией зубов Великому Альянсу. Не обнажайте зубы полностью; просто слегка приподнимите губу, чтобы показать кончики клыков.

Это, конечно, не был визит, который предполагал или подразумевал какой-либо военный конфликт. Но с политической точки зрения это было напоминанием людям, которые оккупировали и теперь контролируют Мезу, что, нравится им это или нет, у них не было выбора, кроме как предоставить теперь освобожденным рабам и освобожденным сесси доминирующее положение на планете — и сделать это в ближайшее время. Хорошо, хорошо, как можно скорее. Это все еще оставляло открытым для обсуждения вопрос "насколько это возможно".

Чего Кэти не ожидала, так это толпы, высыпавшей на керамокритовый перрон. Она была...

Огромной.

Она понятия не имела, сколько людей было разбросано по всей территории космопорта, но число должно было быть пятизначным. Полмиллиона? Даже больше? Было совершенно очевидно, что силы безопасности космопорта больше не предпринимали никаких попыток контролировать толпу, если это вообще когда-либо делалось.

Судя частично по их внешнему виду, в основном по одежде, толпа полностью состояла из рабов и сесси. Она была бы удивлена, если бы здесь присутствовала хотя бы дюжина полноправных граждан.

Она сделала замечание на этот счет, как только достигла подножия трапа, и реакция последовала незамедлительно.

— Я был бы удивлен, если бы там был хотя бы один из этих ублюдков, — сказал Дусек.

Вклад Каша состоял в том, чтобы понюхать.

— Но многие из них будут смотреть выпуски новостей, — сказала Танди, довольно весело улыбаясь. — Сеть данных, доступная полноправным гражданам, на самом деле всегда была намного более независимой и капризной, чем вы могли ожидать. Конечно, новостные каналы, доступные — по крайней мере, легально — сесси и рабам, были чем-то совершенно другим. Они были как централизованными, так и жестко контролируемыми. И на данный момент мы контролируем их, поскольку Альянс не захватил их сразу. Мы не можем контролировать то, что показывают сети полноправных граждан, но я была бы удивлена, если бы они не показывали это довольно прямолинейно. У них довольно проницательные подписчики, которые не обрадуются, если узнают, что им солгали. Что касается каналов сесси, им было поручено освещать ваше прибытие. Исключительно и до тех пор, пока мы не скажем им, что они могут возобновить регулярное вещание. Чего не будет еще какое-то время.

— Если только военная администрация не захватит сеть каналов с ограниченным доступом — что я бы сделал сразу, — сказал Виктор. Он снова принюхался. — С их стороны это была слабость. С другой стороны, у них не было того преимущества, что их тренировал Оскар Сен-Жюст.

Все посмотрели на него. За исключением Танди и Дусека, выражение их лиц варьировалось от удивленного до (со стороны Кэти) несколько ошеломленного.

— Да, я бы тоже так поступил, — согласился Дусек.

Джереми пришел в себя почти мгновенно. Его ментальные рефлексы были такими же быстрыми, как и физические.

— Сколько времени пройдет, прежде чем они оттеснят нас локтями? — спросил он, и Виктор пожал плечами.

— У них уже было почти три месяца, чтобы сделать это, и они этого не сделали, — отметил он. — Так что, возможно, они никогда этого не сделают. Конечно, это, — он махнул рукой, указывая на огромную, собирающуюся толпу, — может изменить их мнение. Если это произойдет, и если они будут умны, они сделают это после того, как мы закончим трансляцию митинга.

— Какой митинг? — спросила Берри.

Дусек указал на шумную деятельность вдалеке. Несколько человек, казалось, возводили какое-то сооружение.

— Вот этот, — сказал он. — В ближайшее время у них должна быть готова платформа для выступлений. — Он улыбнулся. — Так что тебе лучше начать работать над своей речью.

Настала очередь Берри выглядеть ошеломленной. Но Кэти просто кивнула. Произнесение импровизированных речей было тем, что она делала больше раз, чем могла вспомнить. У нее это неплохо получалось. На самом деле, у нее это получалось очень хорошо.

— И если манти действительно умны, — продолжил Виктор, — они будут торговаться с нами вместо того, чтобы быть жестокими. Все, что нам действительно нужно, — это беспрепятственный доступ к нескольким каналам, только один из которых должен быть новостным каналом. Они могут оставить большинство остальных в руках граждан.

Он тоже улыбнулся. Это была очень тонкая улыбка.

— Извините меня. Теперь каждый мезанец — гражданин. Я должен был сказать "бывших полноправных граждан".

Кэти к этому времени довольно хорошо узнала Виктора. Ее забавляло, но не удивляло видеть, как этот человек — который, в конце концов, был чиновником в правительстве Хевена — так легко и естественно вошел в роль революционного активиста.

Вы всегда должны были помнить это о Викторе Каша. Хотя верность этого человека Хевену была абсолютной, она не была племенной. Это было основано на его глубоко укоренившихся политических убеждениях. Он уже, будучи очень молодым человеком, выступил против правительства Хевена, когда решил, что оно предало Хевен. Никто не сомневался, что он мог бы и сделал бы это снова, если бы счел это необходимым. Возможно, как ни странно, это было одной из причин, по которой все, кто знал этого человека, доверяли ему так сильно, как себе — начиная с президента Хевена, Элоизы Причарт, и ниже.

— Тогда нам лучше перейти к делу, — сказала Кэти. — Судя по виду этой толпы, нам потребуется некоторое время, чтобы добраться до платформы.

— Речь? — заскулила Берри.

КЕВ "Артемида"

Орбита планеты Меза

Система Meзa

Мишель Хенке, известная в официальных случаях как графиня Золотой Пик, прекратила наблюдение за выпуском новостей и оглянулась на офицеров, собравшихся вокруг стола в зале брифингов на борту ее флагмана.

— Они не огрызаются... пока, — сказала она. — Но скоро будут такими, если мы не справимся с этим как следует.

Оливер Диамато, один из командиров оперативной группы Лестера Турвиля, нахмурился.

— Огрызаться на что, адмирал? Они же не могут думать, что у них хватит огневой мощи, чтобы сразиться с нами лицом к лицу!

— Это ни черта не значит, — коротко сказал Турвиль, все еще наблюдая за дисплеем с мрачным выражением лица.

Древесная кошка, сидевшая на спинке его стула, издала тихий ворчливый звук, и хевенитский адмирал — заместитель Хенке по командованию Десятым флотом — повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Она склонила голову набок, пристально глядя на него, пока он слегка не улыбнулся и не потянулся вверх и назад, чтобы на мгновение почесать ее уши. Прячущаяся в ветвях еще мгновение смотрела на него, затем кивнула по-человечески, и Турвиль повернулся обратно к Диамато.

— Это не имеет значения, — сказал он менее... напряженным тоном. — Они прекрасно знают, что у Великого Альянса нет желания поддерживать постоянную военную оккупацию Мезы. Мы справлялись с этим уже три месяца, и я, честно говоря, немного удивлен, что мы так хорошо держали ситуацию под контролем. Но давление нарастает, Оливер. Рано или поздно нам придется уступить власть гражданскому правительству. Они тоже это знают. И это, — он кивнул в сторону дисплея, — их не слишком тонкий способ напомнить нам, что это правительство должно быть приемлемым для этой толпы. Какие цифры...

Он поднял бровь, глядя на Хенке, и она слегка повысила голос.

— У нас уже есть подсчет, Доминика? — спросила она.

— Это все еще растет, миледи, — ответила коммандер Доминика Аденауэр, оперативный офицер Хенке, по связи в комнате брифингов. — В настоящее время это где-то между восемьюстами двадцатью и восемьюстами шестьюдесятью тысячами человек. Но прежде чем все закончится, их должно быть около миллиона. Плюс-минус тридцать тысяч.

— Невозможно сделать подсчет толпы точной наукой, — голос Аденауэр приобрел слегка обиженный оттенок, — потому что люди постоянно перемещаются. Особенно гражданские лица.

— Мы должны были захватить службы новостей системы, — сказал Диамато, и Турвиль пожал плечами.

— Мы действительно изъяли все, что имело какое-либо возможное военное применение.

— И я не собиралась пытаться захватить что-то еще, Оливер, — сказала Хенке. Диамато посмотрел на нее, и настала ее очередь пожать плечами. — Их сеть данных столь же разнообразна, как и любая другая коммуникационная сеть в галактике, и там было слишком много новостных и развлекательных сервисов, по крайней мере, для их полноправных граждан. Мы не смогли бы захватить контроль над всеми из них, и для их отключения потребовалось бы, чтобы мы отключили их интернет-провайдеров, а это привело бы к отключению коммуникационной сети всей их планеты. Единственными новостными сервисами с подключением, которое мы могли бы отключить, не отключая всю сеть, были ограниченные "каналы сесси". — Она покачала головой. — Такого рода блэкаут был бы катастрофическим для любой надежды на поддержание там чего-то вроде общественного порядка. Даже если бы это было неправдой, прекращение связи — или даже "просто" захват контроля над службами новостей — могло бы только раздуть пламя для людей, которые уже думают, что мы несем ответственность за "ядерные удары".

— Что ж, при всем моем уважении, адмирал, мы должны, по крайней мере, получить контроль над этими закрытыми каналами сейчас, — сказал Диамато. — Во всяком случае, после окончания митинга, — добавил он немного неохотно. — Было бы слишком жестоко делать это прямо сейчас.

— На самом деле, было бы слишком жестоко вообще это делать, — сказала Мишель. — Одна из главных причин, по которой генералу Хибсон удалось сохранить спокойствие, заключается в том, что военная администрация держалась подальше от новостных и информационных служб. — мезанская военная администрация генерала Сьюзан Хибсон была — по крайней мере, функционально — правительством системы Мезы в течение последних трех месяцев. — Есть причина, по которой мы были осторожны, чтобы не вмешиваться в работу всех таких служб граждан, и очень ясно давали понять, что мы этого не делали. И те же рассуждения применимы к грубому принуждению ради какого-либо контроля над новостными каналами сесси. Вероятно, на самом деле это применимо даже сильнее.

— Безусловно, — согласился Турвиль. — Вспомни, на что это было похоже, когда у нас дома Рэнсом контролировал все новостные каналы, Оливер. Любой, у кого было два нейрона, чтобы потереться друг о друга, знал, что они лгут нам. Что ж, эти сесси и бывшие рабы там, в Менделе, знали точно то же самое, особенно те, кто умудрялся пиратствовать на каналах полноправных граждан. Это первый случай, когда кто-либо, кроме людей, чей ботинок был у них на шее, внес какой-либо вклад в новости, которые они получают через "свои" сервисы. Мы должны оставить им контроль над этими каналами — четкий и зримый контроль, — иначе они не будут нам доверять. На самом деле, если мы не оставим каналы под их контролем, у них не будет никаких причин доверять нам. И прямо сейчас нам нужно это доверие, поскольку от остального населения мы его вообще не получаем.

— Каково твое предположение, Синтия? — спросила Хенке, глядя на капитана Синтию Лектер, свою начальницу штаба. — Я думаю, можно подсчитать, что 99,9 процента бывших полноправных граждан считают, что мы несем ответственность за ядерное оружие. Но как насчет сесси и бывших рабов?

Капитан Лектер покачала головой.

— Думаю, вы слишком пессимистично относитесь к предположениям бывших полноправных граждан, миледи, — сказала она. — Кстати, нам нужно придумать для этого более короткое имя. Один или два слога вместо трех слов. В любом случае, полагаю, что от десяти до пятнадцати процентов из них, по крайней мере, скептически относятся к тому, что мы являемся виновной стороной. Теперь у них было время кое о чем подумать, и слишком многое в этой бойне не имеет никакого смысла, когда нас выставляют виновниками.

— Так много? — На лице Турвиля отразилось сомнение.

— Да, сэр. Но я просто говорю о людях, которые сомневаются в том, что мы это сделали. Называйте их агностиками, если хотите. Это не значит, что они верят нашей теории о том, что это сделало Соответствие. На самом деле, многие из этих агностиков в ярости на нас за то, что мы выдвинули обвинение, поскольку они причисляли себя к Соответствию.

— А сесси и бывшие рабы? — спросила Хенке.

— Это нелегко определить, миледи, — ответил Лектер. — Очевидно, что нам готов поверить гораздо больший процент бывших рабов и сесси. Но трудно проникнуть глубже, потому что большинство из тех, кто действительно думает, что мы это сделали, держат рот на замке. Они находятся в невозможной ситуации, если вы подумаете об этом. В конце концов, мы действительно освободили их. И даже если они думают, что мы были ответственны за ядерные атаки, они не думают, что они сами были целью. Все взрывы были явно нацелены на ту или иную часть полноправных граждан. Просто многие сесси и бывшие рабы пострадали от разрушений, потому что были слишком близко.

— Это обычная схема, — вставил контр-адмирал Майкл Оверстейген. — Вернитесь к истории, и вы обнаружите, что всякий раз, когда какая-либо внешняя военная сила освобождает покоренный народ, освобождаемые почти всегда страдают от большого сопутствующего ущерба. Однако потом вы почти никогда об этом не слышите. Как говорит капитан Лектер, что должен сказать тот, кто потерял мужа, мать или ребенка? "Я ненавижу вас, ублюдки, потому что вы убили кое-кого из моей семьи, когда освободили нас". — Он пожал плечами. — Так ты бы предпочел, чтобы мы этого не делали?

Война была грязным делом. Хенке знала это с самого детства — и если ей когда-либо требовались дополнительные доказательства этого, то сейчас они у нее были.

— Хорошо, люди. Синтия, после того, как это закончится, — она указала на митинг, показанный на дисплее, — назначь мне встречу с Дусеком и некоторыми другими лидерами сесси. И нам также понадобится присутствие генерала Хибсон. Нам нужно... формализовать наше понимание того, как будут обрабатываться новости о подобных событиях.

— Понимание? — Турвиль криво улыбнулся. — Мне больше кажется, что мы говорим о продолжающейся капитуляции, миледи.

— Я предпочитаю думать об этом как о просвещенном взаимном понимании, Лестер. — Улыбка Хенке была еще более кривой, чем у него. — Говоря об этом, думаю, что, вероятно, было бы неплохо, чтобы ты тоже присутствовал.

Турвиль кивнул в знак согласия.

— Я бы хотел, чтобы к настоящему времени выявилось хотя бы несколько лидеров бывших рабов, — сказал он затем. — Нам действительно нужна информация сверху, но от тех, кого вы могли бы назвать самыми низами. Даже Дусек на данный момент действительно больше говорит за сесси, чем за рабов. О, — он махнул рукой, — я не говорю, что они ему не доверяют, но правда в том, что, с их точки зрения, он был ближе к полноправному гражданину, чем к рабу, учитывая его положение в Новом Ростоке. Нам нужны некоторые лидеры, которые являются настоящими бывшими рабами, если мы хотим, чтобы они полностью включились в работу.

Громкий рев с дисплея заставил Хенке снова обратить на него внимание. Кэтрин Монтень покинула трибуну, и вперед вышел новый оратор.

— Бывшие лидеры рабов? — спросила она с чем-то, что достаточно милосердная душа могла бы назвать смехом. — О, думаю, можно разумно сказать, что на планете были некоторые из тех, кто был рядом с ним!

Она откинулась на спинку стула и наблюдала, как начал говорить Джереми Экс.

Башня Варуна

Город Мендель

Планета Меза

Система Meзa

Брианна Пирсон уставилась на двух людей, сидевших в гостиной ее пентхауса.

— Вы серьезно?

По ее интонации было ясно, что на самом деле она не подразумевала вопроса. Она встала со своего стула и подошла к одному из огромных окон, выходящих на город. С этой высоты она могла видеть большую часть Менделя, простиравшуюся к северу от центра города.

То, что осталось от башни Хэнкок, лежало в том направлении — как и Новый Росток, — но она не могла видеть ни того, ни другого. В случае с Новым Ростоком, который находился к северо-западу, обзор ей закрывали слишком много высоких зданий. Но она смогла бы увидеть самые лучшие виды Хэнкока... один раз. Теперь, однако, после того, как этот проклятый идиот Бентли Хауэлл приказал применить кинетический снаряд, ей пришлось бы стать намного ближе — или намного выше — чтобы увидеть его руины.

Кое-что еще, чего она не могла видеть в данный момент, но видела слишком ясно до прибытия флота Великого Альянса, было ущербом, причиненным обломками, выброшенными разрушением Хэнкока. Среди множества других идиотизмов Хауэлла ему, по-видимому, не приходило в голову, что удар кинетического оружия такой мощи выбросит в небо тонны материала и что то, что поднялось, снова упадет, если только не достигнет орбитальной скорости. Керамокритовые фасады башен, обращенных к месту взрыва, уцелели в относительной сохранности — и служили чем-то вроде защитной дамбы для зданий за ними, — но даже им было нанесено много вторичных повреждений. Ущерб, нанесенный всему, что находилось на открытом месте между этими башнями и Хэнкоком, был намного хуже. Количество наземных транспортных средств, полностью уничтоженных падающими обломками, исчислялось десятками. Число "просто" поврежденных достигло сотен, и ни у кого даже сейчас не было окончательного подсчета того, сколько именно частных аэрокаров было просто сбито с мест фронтом взрыва. Однако они знали, что семь городских автобусов общественного транспорта вышли из строя. Хуже того, полдюжины наземных высокоскоростных транспортных труб для персонала также были полностью разрушены.

И они знали, что человеческие жертвы были такими же серьезными, как и физический ущерб.

Она рассматривала искаженное отражение своих посетителей в кристаллопластовом окне. Ее только что представили мужчине, сидевшему с правой стороны дивана. Это был крупный, коренастый парень по имени Ингмар Букелис, который работал в отделе внутренней разведки Управления расследований Мезы. Брианна уже знала женщину слева, Скайлар Беккерт, но лишь мельком. Беккерт была руководителем отдела анализа внутренней разведки Мисти и, как таковая, находилась на несколько ступеней ниже собственной позиции Брианны в иерархии правительства Мезы.

Бывшего правительства, напомнила она себе. Политическая ситуация была хаотичной. Теперь на планете было три отдельных центра силы. Первой и, безусловно, самой могущественной была военная администрация, которая представляла собой военную диктатуру, осуществляемую Сьюзан Хибсон от имени адмирала Золотой Пик. Справедливости ради следует отметить, что Хибсон пыталась править с максимально возможной в данных обстоятельствах легкостью, а оккупанты оставили в рабочем состоянии как можно больше гражданской инфраструктуры, существовавшей до вторжения. Мезанские военные также все еще оставались в форме и, технически, подчинялись тем же офицерам, но их поводок был коротким. Очень, очень коротким.

Вторым источником власти был новый союз граждан, созданный лидерами восстания сесси. Юрген Дусек, босс Нового Ростока, был выбран его председателем. Кем выбран? Насколько Брианна знала, электоратом из двух человек: им самим и Танди Палэйн, военным лидером восстания. Но никто из других боссов, казалось, не возражал. Во всяком случае, не публично.

Отношения между военной администрацией и союзом граждан были отношениями сотрудничества, но, на первый взгляд, также и соперничества. Военная администрация обладала абсолютной властью и не стеснялась демонстрировать это — мудро, по мнению Пирсон, учитывая пороховую бочку, которую представляла планета. Но Золотой Пик и Хибсон явно хотели свести к минимуму любое проявление жесткой военной диктатуры. И Пирсон показалось, что они также понимали, что просто не могут оттеснить сесси и рабов — бывших рабов — от рычагов власти. По крайней мере, если они хотели сохранить какую-то долгосрочную стабильность. И, похоже, союз граждан признал, что к любому переходу к "самоуправлению" нужно подходить очень осторожно, если мы хотим избежать таких вещей, как кровопролитие. Так что, по крайней мере, на данный момент союз граждан был младшим партнером военной администрации, хотя все понимали, что это должно измениться — и скорее раньше, чем позже, — если Великий Альянс когда-либо сможет отказаться от своей роли военного оккупанта.

По крайней мере, так это выглядело для Пирсон с того, что, по общему признанию, было довольно большим расстоянием — как в буквальном, так и в переносном смысле. Она не покидала свой пентхаус, кроме как по срочным делам, со дня, когда флот Великого Альянса вошел в систему Мезы.

Что привело ее к рассмотрению третьего из центров власти — того, который был, безусловно, самым крупным с точки зрения людей и, безусловно, самым слабым с точки зрения власти. Это были бюрократы и администраторы ранее существовавшего мезанского правительства, удивительное количество которых все еще работало. Золотой Пик и Хибсон были осторожны в сохранении государственных органов и регулирующих учреждений. Исполнительная власть над этими агентствами была совсем другим делом, но большинство людей, которые работали в правительстве не на его верхних уровнях, продолжали выполнять свои обязанности, как только ослабла первоначальная неопределенность, созданная завоеванием.

Однако не все — и сама Пирсон была тому примером. Она была вице-президентом по мезанским операциям компании "Технодайн Индастриз" и в силу этой должности также была членом Генерального совета Meзы. Подобные ей люди из высших эшелонов правительства Мезы по большей части оставались вне поля зрения, хотя многие из них точно не пытались прятаться. Они просто убрались с дороги, как Пирсон, которая поместила себя под то, что было равносильно добровольному домашнему аресту. Любой, кто сейчас управляет делами, мог бы легко узнать ее адрес. Если бы она понадобилась им, все, что им нужно было сделать, это послать кого-нибудь, чтобы вызвать ее... или арестовать ее, если это было то, что они предпочитали.

Однако другие действительно ушли в подполье. Пирсон присутствовала на экстренном совещании в конференц-зале Генерального совета, когда поступило сообщение о том, что только что был обнаружен большой гиперпространственный след. Этот след принадлежал Десятому флоту адмирала Золотой Пик и его десяткам супердредноутов и линейных крейсеров.

Мезанский флот вряд ли смог бы противостоять такой огневой мощи, и четверо членов Совета выбежали из конференц-зала в течение пяти минут. Насколько Пирсону было известно, с тех пор никто не видел Риган Снайдер, Фрэн Силиг, Франсуа Макгилликадди или Бентли Хауэлла. Они "смазали пятки", если использовать древнее и малоизвестное клише.

В этом не было ничего удивительного. Риган Снайдер была коммерческим директором Meзы и, что более важно, представителем "Рабсилы Инкорпорейтед" в Генеральном совете. Фрэн Силиг была комиссаром Управления общественной безопасности Мезы, в то время как Бентли Хауэлл был ее коллегой в Управлении внутренней безопасности Мезы. А Франсуа Макгилликадди, как директор службы безопасности Мезы, был боссом и Силиг, и Хауэлла.

Короче говоря, они были самыми выдающимися на Мезе фигурами самого ненавистного и оскорбляемого правительства системы галактики и тремя наиболее заметными должностными лицами, ответственными за подавление рабов и сесси. Казалось, что в данный момент у военной администрации были более насущные проблемы, чем их поимка, но им пришлось бы попотеть, когда ситуация изменится, потому что, если бы адмирал Золотой Пик — или, что еще хуже, Дусек и Палэйн — захотели уладить разногласия, эти четверо были бы первыми в очереди на гильотину.

Они могли бы все еще быть там, когда их наконец поймают. Как и сама Пирсон, если уж на то пошло. У нее никогда не было такой публичной известности, как у многих членов Правления, и за кулисами она изо всех сил старалась держать репрессии в рамках. Но у рабов и сесси Мезы были столетия, чтобы накопить запас ненависти к своим хозяевам. Она не предполагала, что они будут склонны проводить тонкие различия в этот момент.

Однако то, чего Пирсон боялась больше всего, не произошло. Ни Мендель, ни — насколько она знала — какое-либо другое место на Мезе не испытали той жестокой резни, которую освободившиеся рабы на планете, теперь называемой Факел, учинили ее полноправным гражданам. Здание штаб-квартиры "Рабсилы" было взято штурмом еще до того, как войска Хибсон смогли высадиться на поверхность, и потери там были... ужасными. Но на самом деле это было удивительно изолированное событие. Без сомнения, было еще несколько случаев линчевания, здесь и там, но ничего подобного масштабу безумия на Факеле.

Отчасти причина этого была проста: Десятый флот насчитывал около миллиона сухопутных войск, и Сьюзан Хибсон была готова высадить столько из них, сколько ей было нужно. Ее военная администрация очень быстро ввела военное положение, разоружила Мисти... и очень ясно дала понять, что произойдет с любыми внештатными линчевателями. Возможно, слишком поздно, чтобы спасти штаб "Рабсилы" — и Пирсон пришлось задаться вопросом, действительно ли это было недосмотром со стороны Хибсон, — но все же очень быстро, и, по крайней мере, два других фактора также смягчили последствия массового погрома. Первая заключалась в том, что экономика Мезы была сложной и многогранной. Это была не довольно грубая высокотехнологичная экономика в стиле плантаций, которая была у Факела. Рабы были разбросаны повсюду, в основном работая в одиночку или очень маленькими группами. Им потребовалось бы время, чтобы организовать самосуд — время, которого не было дано жертвам рабов на Факеле.

Или в "Рабсиле". Это, вероятно, было связано с тем, что в случае с "Рабсилой" не требовалось никакой "организации". Та толпа была скорее вопросом... спонтанного — и мгновенного — возгорания. Все равно, например, что бросить кусочек металлического натрия в стакан с водой.

Прежде чем успели собраться какие-либо другие толпы, уже начали высаживаться наземные силы Десятого флота... и в игру вступил третий фактор. По иронии судьбы, те же самые огромные керамокритовые сооружения, из-за которых было так трудно подавить восстание сесси, теперь работали в пользу полноправных граждан. К концу того первого дня большинство из них отступили в свои башни и вооружились. Для полноправных граждан всегда было законно владеть легким оружием, и среди них были выжившие члены Мисти и безопасники, большинство из которых отправились домой со своим оружием военного образца до его конфискации Хибсон. Если бы какие-нибудь рабы попытались штурмовать любое из этих огромных зданий, они понесли бы ужасные потери. Действительно, потери толпы против гораздо меньшего отряда охранников корпорации "Рабсила" были достаточно жестокими, чтобы отбить охоту ко всему, что не подпитывалось чистой, раскаленной, проникающей до костей ненавистью. Потребностью разрушать, которой на самом деле было все равно, погибнет ли она при разрушении.

Пирсон видела видеозапись этой толпы. Она никогда — никогда — не хотела снова увидеть что-то подобное.

Теперь она снова повернулась лицом к Букелису и Беккерт.

— Вы серьезно, не так ли? Вы действительно думаете, что Великий Альянс говорит правду об этих... этих... — Она махнула рукой. — Я все еще запинаюсь, говоря это, потому что это так нелепо. Об этом их так называемом "мезанском Соответствии", которое, как они утверждают, является главным источником всего зла галактики?

Она энергично покачала головой. Это движение было не столько отрицанием, сколько движением собаки, стряхивающей дождевую воду. Затем она указала на четвертого человека в комнате, невысокого и жилистого парня с неопределимой академической аурой.

— Ради бога! — Она снова ткнула пальцем. — Там — прямо там! — это ваше мезанское Соответствие. Самая тонко замаскированная "тайная клика" в истории. Чичерин даже является одним из его офицеров, даже если он притворяется, что им не является. Что сейчас бессмысленно. Полагаю, Великому Альянсу потребовалось менее двадцати четырех часов, чтобы найти имена и звания каждого члена Соответствия с хорошей репутацией. Я права, Джексон?

Вице-президент по исследованиям и разработкам генетической консалтинговой компании Meзы слегка повел плечами. Все жесты Джексона Чичерина были склонны к минимализму. Это была его версия пожатия плечами.

— Возможно, — сказал он. — Наша "безопасность" в основном предназначалась только для того, чтобы Управление расследований не обращало на нас официального внимания. Пока мы не высовывались — или высовывались совсем чуть-чуть, — служба безопасности игнорировала нас. И для протокола, я не являюсь "официальным лицом" в Соответствии.

Он прочистил горло.

— На самом деле у нас нет чиновников как таковых. Я всего лишь заместитель лидера Ложи Менделя по Соответствию.

Пирсон закатила глаза.

— Почему я не удивлена? — она ни к кому конкретно не обращалась, затем вернулась на свое место. — Хорошо. Попробуйте убедить меня.

— Позвольте мне попробовать, Брианна, — сказал Чичерин, прежде чем Бекерт или Букелис успели заговорить. Он кивнул в сторону двух человек, сидящих на диване. — То, что они вам скажут — я знаю, потому что они уже потратили несколько часов, рассказывая мне об этом, — это следующие вещи. Все это, кстати, я тоже считаю правдой.

— Здесь речь идет о трех важнейших проблемах. — Он поднял руку и начал отсчитывать свои пальцы. — Во-первых, ни Одюбон Баллрум, ни какая-либо другая организация рабов или сесси не имели навыков и ресурсов для проведения волны террористических атак до вторжения Великого Альянса.

— Во-вторых, — он отсчитал еще один палец, — причина, по которой Ингмар здесь, заключается в том, что он был помощником Харриет Колдуэлл. Колдуэлл была, вероятно, лучшим аналитиком в отделе внутренней разведки Управления расследований.

— Харриет была настоящим мастером в этом деле, — вставил Букелис. — Воробей-Не-Пролетит Колдуэлл, — так мы ее называли. Это была лишь отчасти шутка.

— Я постоянно слышала о ней в отделе анализа внутренней разведки, — добавила Бекерт.

Пирсон была немного впечатлена. Несмотря на сходство в их именах, отдел внутренней разведки и анализ внутренней разведки совсем не были близки. Отдел внутренней разведки входил в состав Управления расследований Мезы, которому по закону было поручено иметь дело только с полноправными гражданами, чьи юридические и гражданские права неукоснительно соблюдались. Анализ внутренней разведки, с другой стороны, был частью Мисти, которой по закону было запрещено иметь дело с полноправными гражданами. Предполагалось, что два агентства будут "поддерживать связь" друг с другом, но в основном это была фикция. Если аналитик ОВР имела достаточно хорошую репутацию, чтобы быть знакомым агентам и должностным лицам АВР, она должна была быть действительно хорошей.

— Ты сказал: "была мастером в этом", — сказала она. — Должна ли я так понимать, что она больше не от мира сего?

Букелис покачал головой.

— Харриет и ее босс, Тони Линдстром, попали в засаду на собственной парковке Мисти. Их бронированный лимузин был разнесен в клочья снарядом десятимиллиметрового трехствольника. Оружие было найдено и оказалось мантикорского производства.

Его пожатие плечами было совсем не минималистичным.

— В официальном отчете это было описано как еще один террористический акт Баллрум. Но это чистейшая чушь собачья. Даже у Дусека было не больше горстки настоящего военного оружия, и все оно было нашим. Получено из источников прямо здесь, на Мезе, путем... скажем так, творческой бухгалтерии? Мы не столкнулись ни с одним оружием манти, даже во время самых ожесточенных боев в Новом Ростоке. И как бы Баллрум вообще узнал, что они выходили из здания? Это была импровизированная экспедиция, а не запланированная. — Он поморщился. — Не может быть, чтобы Харриет и Тони были убиты Баллрум. Ни в коем случае.

— Конечно, нет, — сказала Скайлер Бекерт. Она посмотрела на Пирсон. — Я не могу сказать вам, сколько раз я пыталась убедить своего босса, Бентли Хауэлла, что Баллрум никоим образом не мог быть ответственен за террористические инциденты перед вторжением. И само вторжение в значительной степени разрушило альтернативную теорию, которую я разработала.

— Какую теорию?

— Что манти проводили то, что составляло тайную операцию коммандос на Мезе, которую они маскировали под какой-то террористический заговор. Имейте в виду, что в самом начале есть некоторые доказательства этого. Я так и не смогла точно выяснить, что произошло, но уверена, что Зилвицки и Каша были каким-то образом причастны к инциденту в Грин Пайнс, который был первым применением ядерных устройств.

— Как вторжение разрушило вашу теорию? — спросила Пирсон.

— Диверсионная операция такого рода имеет смысл только как часть долгосрочного плана по дестабилизации Мезы. Зачем манти беспокоиться, если они собирались полностью завоевать систему год спустя?

— Может быть, в то время они не знали этого. Знаете, вполне возможно, что вторжение Золотого Пика было решением, принятым в последнюю минуту, — отметила Пирсон, и Бекерт пожала плечами.

— Может быть, — признала она, — но что все еще очевидно — сейчас, оглядываясь назад — это то, что манти могли захватить Мезу в любое время, когда они захотят. Мне трудно поверить, что они пошли бы на риск применения ядерного оружия в диверсионной операции — совершенно ненужной диверсионной операции, о которой они знали бы, что она вызовет недовольство многих представителей общественного мнения солли, и это можно было бы проследить до них — при таких обстоятельствах. Это своего рода тактика и разоблачение, к которым вы прибегаете только для целей "должен-преуспеть, не могу-поступить-иначе". Который выбивал из нас все дерьмо, очевидно, не на стольких уровнях.

Это действительно казалось неправдоподобным, подумала Пирсон и снова посмотрела на Чичерина.

— Ты сказал "три причины", Джексон. Какая третья?

Он поднял руки, а затем развел их, поворачиваясь на стуле. Жест указывал на огромное пространство окон, выходящих на город.

— Это прямо там. Если только у вас нет мозгов гуся, вы ни на секунду не поверите, что Великий Альянс был ответственен за ядерные удары, которые последовали сразу после их завоевания. Ничто из этого не имеет никакого смысла, по тем самым причинам, которые Скайлер только что подытожила для любой "операции коммандос". У них не было мотива — более того, у них были все основания свести потери к минимуму. У манти нет послужного списка совершения такого рода массовых убийств. На самом деле, даже их худшие критики должны были признать — по крайней мере, до этого — что их досье было полной противоположностью этому! И хотя хевениты были печально известны своей жестокостью при старом режиме, даже они никогда не совершали такого рода беспорядочных убийств. И даже если бы они были достаточно сумасшедшими, чтобы сделать это здесь, этот метод не имеет смысла. Зачем использовать ядерное оружие, когда они могли бы использовать кинетическое? И, наконец, цели имеют не больше смысла, чем все остальное. Ради бога, одна из бомб взорвалась на необитаемом острове.

Он опустил руки.

— И потом, есть еще это. Какое бы правительство ни появилось здесь, на Мезе, мы, полноправные граждане, должны быть его частью. Никто не сможет управлять Мезой без нас. Мы по-прежнему составляем тридцать процентов населения, и у нас гораздо более высокий процент образованной и квалифицированной рабочей силы.

Пирсон уже поняла это, но...

— К чему ты это ведешь? — спросила она.

— Вы и я, — он щелкнул пальцем взад и вперед, указывая на них двоих, — вероятно, лучшие кандидаты из старого Генерального совета, которые будут включены в качестве представителей полноправных граждан в новое правительство, когда оно начнет формироваться. Ни у кого из нас не было репутации сурового человека, и в вашем случае найдется много людей, готовых засвидетельствовать, что вы сделали все возможное, чтобы сдержать Силиг, Хауэлла, Макгилликадди и... — его тон потемнел, — эту змею Снайдер. Нам даже не нужно лгать. Ты сделала.

— Я не уверена, насколько сильно это повлияет на кого-либо, — ответила она. — Но какое отношение все это имеет к тому, о чем вы пришли сюда поговорить со мной?

— Разве это не очевидно? С риском показаться циничными, расчетливыми, хладнокровными политиканами, Брианна, нам полностью выгодно поддержать объяснения Великого Альянса относительно ядерной бомбардировки после завоевания. Как бы то ни было, я думаю, что это правда, что кто-то другой несет ответственность за убийства. Является ли это версией "мезанского Соответствия" манти — это другой вопрос. Это очевидная чушь. Мы не имели к этому никакого отношения. Но кто-то это сделал. Кто-то другой — не мы, не Великий Альянс. Кто-то другой. Этого достаточно, чтобы начать мириться, Брианна.

Она некоторое время смотрела на него, затем резко фыркнула.

— По какой специальности вы получили степень? — спросила она.

— У меня много степеней. Большинство из них, конечно, в области биологии и генетики. Но по пути я также получил сертификат магистра истории. Я защитил диссертацию о государственном деятеле Древней Диаспоры. Человеке по имени Макиавелли.

КЕВ "Артемида"

Орбита планеты Меза

Система Meза

.I.

— Добро пожаловать на борт, ваше величество. — Мишель Хенке, Лестер Турвиль, Сьюзан Хибсон и Синтия Лектер поднялись, чтобы поприветствовать монархиню Факела. Теперь Хенке жестом указала на один из стульев вокруг большого стола. — Пожалуйста, присаживайтесь.

Рядом с ней тихонько кашлянула Лектер. Хенке взглянула на нее, затем снова на королеву Факела, выражение лица которой казалось немного напряженным, и поняла, что нарушила протокол.

— Извините меня, — сказала она. — Я полагаю, что правильная форма обращения — "Ваше мышачество".

— Да, спасибо. — У королевы Берри была довольно дружелюбная улыбка. — Я предпочитаю это, э-э, обычному.

За королевой в комнату для брифингов с флагом проследовала небольшая группа людей: Кэтрин Монтень, Танди Палэйн, Виктор Каша и Веб Дю Гавел, а также двое мужчин, которых Мишель никогда раньше не встречала. Она узнала одного из них по голограммам, которые видела, — печально известный, хотя теперь несколько респектабельный Джереми Экс. Другой мужчина был ей совершенно незнаком. Все, что ей сказали, это его имя, Сабуро Экс, и тот факт, что он был близким соратником Джереми. Предположительно, причина его присутствия на встрече будет объяснена в свое время.

Мишель улыбнулась в ответ королеве Берри, подождала, пока та сядет, а затем снова села сама.

— Я полагаю, вы знакомы с моей кузиной Элизабет? — спросила она.

— С королевой — хотя, я полагаю, теперь она императрица?

— У меня есть одна только кузина Элизабет.

— Да, встречалась несколько раз. — Королева Берри кивнула. — Но это было в те времена, когда я была просто "Ягодкой", до того, как... Она махнула рукой. — До всего того, что случилось.

— И до того, как кто-то стал называть тебя — "Ваше мышачество".

— О, задолго до этого, — сказала Берри, и Хенке усмехнулась.

— Господь на Небесах, я бы хотела быть мухой на стене, когда тебя впервые познакомят с Лэндингом таким образом. Моя кузина довольно грозная женщина, но справиться с некоторыми вещами слишком сложно даже для нее. Одна из них — "надлежащий протокол". Она и герцогиня Харрингтон пытались... обновить его в течение многих лет, но, к сожалению, безуспешно. Но ты — ты "иностранная властительница"! Так что всем этим помешанным на приличиях протоколистам придется просто смириться с этим. "Ваше мышачество". Ха! Они будут падать замертво толпами!

Веб Дю Гавел покачал головой.

— Мы пытались отговорить ее от этого, — сказал он.

— Мы действительно отговаривали ее от этого, — поправил премьер-министра Джереми. Хенке была поражена его голосом. Он был немного выше тоном, чем она ожидала от кого-то с его устрашающей репутацией. Она видела изображение этого человека, но никогда не слышала записи его голоса.

Конечно, в этом не было ничего удивительного. В отличие от Монтень, которая была известным оратором, Джереми Экс был известен тем, что убивал людей, а не произносил речи.

— Мы действительно отговаривали ее от этого, — повторил бывший глава Одюбон Баллрум. Он одарил монархиню Факела взглядом, который казался совершенно неискренним. — И много пользы нам это принесло?! Продолжала называть себя "мышачество", пока все не сдались. Девушка неумолима, как айсберг. На вашем месте я бы не подпускал ее даже близко к Лэндингу. Протокол — это все очень хорошо, но рано или поздно она заставила бы ваших бедных, озверевших бюрократов называть Звездную империю империей Астероидов.

Виктор Каша прочистил горло.

— Если бы мы могли обойтись без шуток террористов, я считаю, что у нас есть дело, с которым нужно разобраться, — сказал он.

— Говорит товарищ Хаос, — Джереми перевел взгляд на хевенита, хотя, похоже, искренности в нем больше не прибавилось.

Каша проигнорировал это. По прибытии он почтительно кивнул Турвилю, но его внимание было приковано к самой Хенке.

— Я полагаю, у вас есть к нам какие-то претензии, адмирал Золотой Пик. Вероятно, даже длинный список из них. Так что нам следует начать.

— Мне любопытно местоимение, которое вы только что использовали, офицер Каша. Я бы не посчитала, что "мы" было бы уместно. Учитывая, что, в отличие от этих других людей, вы являетесь офицером Великого Альянса.

— Хорошее замечание. Я немедленно исправлю это.

Это заявление показалось Хенке еще менее искренним, чем предыдущий взгляд Джереми, и она очень слабо улыбнулась.

— Я бы не назвала вопросы, которые я хочу поднять, "претензиями", — сказала она через мгновение. — Они больше относятся к... беспокойству.

Она перевела взгляд обратно на Берри, и выражение ее лица стало гораздо более серьезным.

— Я читала отчеты разведки флота о восстании на Факеле, — мрачно сказала она. — "Вердант Виста", как это тогда называлось. Это было кровавое дело.

— Это было ужасно, — сказала Берри, и теперь на ее лице не было и следа улыбки. — Мы пытались остановить это — действительно остановили, так быстро, как только могли.

— Да, я знаю. Мой вопрос в том, не могли бы вы сделать то же самое здесь?

— Здесь нет никаких шансов, что это произойдет, адмирал, — сказала Палэйн. — Во-первых, если бы это должно было произойти, это уже произошло бы. Даже генералу Хибсон, — она уважительно кивнула миниатюрной темноволосой генералу космопехоты, — и остальным ее наземным войскам было бы чертовски трудно остановить массовое восстание в масштабе Вердант Виста. Но если оставить в стороне все остальное, то военных условий не существует. Нам было бы еще труднее проникнуть в жилые кварталы, чем им — в Новый Росток. Если только вы не согласитесь одолжить нам... О, я не знаю. Где-то около пяти тысяч единиц тактического кинетического оружия?

Мишель покачала головой с еще одной улыбкой.

— Заманчиво, — сказала она. — К сожалению, у нас и так достаточно горя.

— Ну, черт возьми, — сказала Палэйн с ответной улыбкой.

Хенке положила руки на стол и села прямее.

— Я не беспокоюсь о каких-либо погромах ни сейчас, ни в ближайшем будущем. Что меня беспокоит, так это то, что у Великого Альянса вообще нет желания сохранять длительную оккупацию Мезы. Мы видели, как хорошо это обычно срабатывает, и у нас нет намерения заменять пограничную безопасность солли нашей собственной версией того же самого. Это означает, что мы должны создать работоспособное правительство планеты, чтобы мы как можно скорее могли убрать с нее военную администрацию — или, по крайней мере, переместить ее на второстепенную позицию, явно действуя в поддержку законного, сформированного на местном уровне правительства, а не как внешняя диктатура, и, учитывая историю Мезы, это будет непросто. Если то правительство, которое мы оставим после себя, не сработает, рано или поздно произойдет большое кровопролитие. Напряженность между полноправными гражданами Мезы — бывшими полноправными гражданами — и всеми остальными... сильна.

— "Напряженность" — это мягко сказать, — сказал Джереми. Однако он сказал это не с рычанием. На самом деле, его тон казался почти беззаботным. Как и его следующие слова.

— Но я действительно не стал бы слишком беспокоиться об этом, адмирал. У вас — я бы сказал, у нас — есть несколько преимуществ в нашу пользу.

— Какие же? — спросила Хенке, и Джереми кивнул в сторону Веба Дю Гавела.

— Мы довольно подробно обсуждали это, и я думаю, что для меня было бы лучше позволить здравомыслящему ученому здесь объяснить это. — Озорная усмешка мелькнула на его лице. — Я, вероятно, изложу все слишком... ах...

— Слишком неразумно, — закончил Дю Гавел. Он сам сел прямо, хотя и держал руки на коленях. — На наш взгляд, адмирал, на нашей стороне работают три фактора. "Наша сторона" в данном случае означает сторону всего населения планеты.

— Я слушаю.

— Во-первых, бывшие рабы полностью дезорганизованы политически. Единственная значимая группа, которая существует в этом отношении, — это Одюбон Баллрум, и сила Баллрум на Мезе была... как бы это сказать...?

— Не нужно быть дипломатичным по этому поводу, Веб, — сказал человек по имени Сабуро Экс.

Его голос разительно отличался от голоса Джереми: баритон был таким глубоким, что казался почти настоящим басом. Теперь он посмотрел на Хенке и пожал плечами.

— У нас никогда не было здесь больших сил, адмирал, — сказал он. — И еще меньше их осталось, когда "скорпионы" начали свои репрессии после Грин Пайнс. Подавляющее большинство людей, которых они убили и посадили в тюрьму, были совершенно невиновны, но в процессе они волей-неволей уничтожили некоторых наших людей. Только двое из захваченных выжили, и "скорпионы" вообще не трудились захватить живыми очень много людей.

"Скорпион" был термином, используемым Баллрум — и многими рабами, если уж на то пошло — для обозначения любого, кто работает на "Рабсилу" или любое учреждение, связанное с генетическим рабством. Небрежность, с которой Сабуро бросил это, была хорошим показателем того, насколько... широко был применен этот эпитет. Членам Баллрум не очень-то нравилась идея о том, что кто-то подозреваемый в работорговле или прямой причастности к ней в любом виде или обличье, должен считаться невиновным, пока его вина не будет доказана. Их отношение — конечно, их операционная философия — было больше похоже на то, чтобы убить их всех, и пусть Бог с ними разбирается.

И все же, что больше всего поразило Хенке в использовании Сабуро этого термина — если уж на то пошло, во всем, что он сказал, — так это то, что, как и Джереми, за этим, казалось, не скрывалось никакой ярости. На самом деле он казался совершенно бесстрастным.

— Суть, по которой Веб ходит вокруг да около, — продолжил он, кивая в сторону Дю Гавела, — заключается в том, что те из нас, кто находится в Баллрум — да, я все еще член, даже если Джереми ушел в отставку — не в состоянии конкурировать с Дусеком и другими боссами за политическую лояльность даже бывших рабов, не говоря уже о сесси.

— Это абсолютно верно, — сказал Дю Гавел более серьезным тоном. — И хотя в равной степени верно, что о криминальных авторитетах Мезы можно было бы сказать много нелицеприятных вещей, единственное, чем они не страдают — никто из них — это склонностью к безрассудству. Они прагматики от макушки волос, которые у них есть, до подошв ног. До тех пор, пока они являются эффективными лидерами бывших рабов, а также сесси, они будут следить за тем, чтобы сохранялся мир. Учитывая новое устройство, их личные ситуации — и судьбы — выглядят очень многообещающими, а широко распространенное насилие плохо сказывается на их бизнесе. Последнее, что они потерпят, — это то, что кто-то опрокидывает тележки с яблоками только потому, что они в ярости и жаждут мести.

Это был... интересный взгляд на ситуацию. Хенке могла припомнить очень мало случаев, когда она слышала, чтобы кто-то указывал на достоинства преступников, когда дело касалось правительства. Единственным огромным исключением из этого был, конечно, Эревон. Бывший член Мантикорского альянса — и нынешний член хартии Автономного регионального сектора Майя Орэвила Баррегоса — был основан давным-давно ассоциацией криминальных картелей. Его нынешняя система правления больше не состояла из откровенных преступников, но она сохранила большую часть первоначальной ДНК таких картелей и работала довольно хорошо.

— Возможно, я немного скептически отношусь к этому, — сказала она вслух, — но понимаю вашу точку зрения. Каковы другие положительные факторы?

— Второе, — сказал Дю Гавел, — заключается в том, что все население Мезы, включая бывших полноправных граждан, считает, что власти планеты получили по заднице от сесси во время восстания.

— Интересно. — Хенке откинулась на спинку стула. — Так получилось, что я согласна с вами — и с ними — но разве вы не обеспокоены тем, что кто-то попытается... изменить повествование? В конце концов, кто-нибудь в конце концов укажет, что, когда в систему вошел Десятый флот, силы генерала Палэйн были на грани полного поражения.

— Конечно, были, — сказал Каша. — Я знаю; я сам был там и наблюдал за установкой наших последних взрывов смертников. Новый Росток был на грани захвата миротворческими силами. Но Новый Росток — лишь одна из более чем дюжины огромных жилых башен только в Менделе. В каждом городе на Мезе их еще предостаточно. И хотя миротворцы захватили бы Новый Росток, мы уже распотрошили их — точно так же, как Бачу Нос и ее люди в Хэнкоке уже распотрошили Мисти. Они одержали бы тактическую победу, но только ценой того, что поставили себя в ужасное стратегическое положение.

— Я понимаю это. — Хенке кивнула. — Это в точности мой собственный анализ ситуации и генерала Хибсон тоже. Мой вопрос в том, что удержит кого-то от попыток отрицать это в будущем, когда минует непосредственность ситуации? Видит бог, все в этом зале для брифингов видели много "формирования повествования", которое, черт возьми, не имеет ничего общего с реальностью!

— О, в этом вы правы, адмирал! — сказала Палэйн. — Но изменить это конкретное "повествование" будет немного сложнее, чем большинство других. — Она покачала головой. — Не думайте, что все на этой планете не знают правды. Спросите генерала Дрешер. Она не дурочка.

Хенке уже разговаривала с Дрешер. На самом деле, несколько раз. Не об этом предмете, конечно, но она была впечатлена суждениями и здравым смыслом мезанского генерала. Теперь она подняла бровь, глядя на Хибсон.

— Джиллиан — я имею в виду, генерал Дрешер — и я говорили об этом, миледи, — сказала командир военной администрации. — Она говорила точно то же самое не один раз.

— Но не только военные понимают, что произошло — понимают это глубоко внутри, где живут кошмары, — продолжила Палэйн. — Каждый из тех ваших бывших свободных граждан, кто сейчас сидит дома с пульсером на коленях, готовый защищать свою башню, если сесси и рабы придут за его семьей, знает это так же хорошо, как и Дрешер. Вот почему он сидит там с этим пульсером. Потому что он знает, что между ним и сесси и бывшими рабами нет организованной военной силы, кроме Великого Альянса. И он знает — или боится, что знает, — что именно произойдет, если завтра Великий Альянс заберет военную администрацию с планеты и улетит. Такого рода "знание" проникает до мозга костей, адмирал. — На лице Палэйн отразилось мрачное удовлетворение. — Они не собираются забывать об этом в течение долгого, долгого времени, независимо от того, кто попытается "изменить повествование".

— Соглашусь с вашей оценкой, по крайней мере, на данный момент, — сказала Хенке. — Но я все еще не уверена точно, как понимание бывшими полноправными гражданами того, что им надрали задницы, поможет вам предотвратить погромы со стороны людей, которые их пинали.

Она переводила взгляд с Берри на Дю Гавела и обратно, и Дю Гавел развел руками.

— После победы, особенно такой ошеломляющей, как эта, люди, как правило, с большей готовностью оставляют прошлое в прошлом, — сказал он. — По крайней мере, до некоторой степени. Не всегда, конечно, но, по нашей оценке, здесь такова ситуация. Это тоже не просто результат боевых действий. Независимо от того, кого они считают ответственным — вас, Соответствие или неизвестных лиц, — для всех очевидно, что бывшие полноправные граждане понесли большинство жертв в результате волны ядерных взрывов, а сами жертвы исчислялись миллионами. Жажда мести большинства людей не заходит так далеко, адмирал.

— Вдобавок ко всему, здесь просто слишком много полноправных граждан для такого рода погромов. Они составляют треть населения, а в системе Мезы живет больше двенадцати миллиардов человек. Даже самые мстительные бывшие рабы изрядно устанут, прежде чем перебьют четыре миллиарда своих мерзких угнетателей, миледи.

— Кроме того, отношения между рабовладельцами и рабами всегда сложнее, чем сами работорговцы или, — он взглянул на Джереми, — аболиционисты любят думать, что они такие простые. Даже на Факеле есть множество сообщений о том, как рабы помогали спасать полноправных граждан после бойни — даже во время нее, когда она была в самом разгаре. На самом деле, больше, чем рабов, добивающих кого-либо.

Сабуро хмыкнул в знак согласия.

— Немного больше, — сказал он, и очень тонкая улыбка появилась на его лице. — Я бы назвал это прискорбной вялостью, если бы правда не заключалась в том, что к настоящему времени даже моя кровожадность была утолена.

— Хорошо. — Хенке оглянулась на Дю Гавела. — Я тоже соглашусь с этой оценкой, по крайней мере временно. Что-нибудь еще?

— Ну... — Дю Гавел взглянул на Сабуро. — Ну...

— Боже, спаси нас от дипломатов, — сказал Джереми. — О чем хочет сказать Веб, адмирал, так это о том, что лучший способ убедиться, что не будет неприятностей, — это создать новую полицию. Сухопутные войска генерала Хибсон проделали хорошую работу, пока что лучше, чем я мог бы ожидать. Но очевидно, что это все еще иностранные войска, а не полицейские, и у них не может быть такого... присутствия по соседству, которое необходимо общественным силам. Это означает, что нам нужно заменить их новыми силами, легитимность которых, по крайней мере, приемлема для всех сторон, как только мы сможем.

— Безопасники и Мисти должны уйти, целиком и полностью. Все мы это знаем. Но все мы также понимаем — или я надеюсь, что, слава Богу, все мы понимаем, — что нельзя просто выбросить существующие полицейские силы, если не предложить что-то еще, чтобы заполнить вакуум власти. Это то, что нам здесь нужно, и вы уже сказали, что у Великого Альянса нет желания предоставлять его на какой-либо долгосрочной основе. Итак, что же остается? — Он пожал плечами. — Это оставляет новые полицейские силы. Те, что способны следить за ситуацией и пресекать в зародыше все нехорошее.

Он сделал паузу, наблюдая за выражением лица Хенке, и она серьезно кивнула, надеясь, что он не поймет, насколько неприлично она довольна тем, к чему, она была совершенно уверена, он клонит.

И что Сьюзен Хибсон, в конце концов, не пришлось предлагать это.

— Что ж, — продолжил он, — кого лучше поставить во главе такой силы, чем того, кто доказал свою собственную способность создавать проблемы, и ему не нужно доказывать больше шестидесяти процентам населения этой планеты, которые раньше были порабощены? Учитывая, что я сомневаюсь, что какая-либо тысяча бывших рабов на Мезе, вместе взятых, может сравниться по количеству тел с Сабуро, когда дело доходит до "скорпионов". Я думаю, что мог бы сам, но это было бы слишком грубо.

— Не то, — он улыбнулся так же тонко, как Сабуро, — чтобы кто-то вел счет, вы понимаете. Мы не варвары.

Хенке подняла руку, чтобы скрыть улыбку, но внутри она чувствовала только ликование. Правда, она не рассматривала Сабуро в качестве главы новой полиции. Она предполагала, что это было что-то подходящее для тарелки Палэйн. Но теперь, когда она встретила этого человека, услышала анализ Джереми о его пригодности, она должна была признать, что для нее это тоже звучало хорошо.

— Ну, — начала она, опуская руку, — все это звучит...

Тихий звонок из люка комнаты брифингов прервал ее, и она нахмурилась. Но ни один из ее офицеров не прервал бы подобную встречу, если бы это не было важно, и она нажала клавишу связи.

— Войдите, — сказала она.

Люк открылся, и лейтенант Арчер, ее рыжеволосый флаг-лейтенант, просунул в него голову.

— Да, Гвен?

— Простите меня, миледи. Капитан Зилвицки здесь и желает поговорить с вами как можно скорее.

— Он здесь?

— Стою прямо за ним, миледи, — ответил безошибочно узнаваемый рокочущий бас Антона.

— Милый! — воскликнула Кэтрин Монтень.

— Папа! — таков был вклад королевы Берри.

.II.

Хенке размышляла над своими предыдущими комментариями относительно протокола, когда королева Факела и лидер мантикорской либеральной партии встретились с новоприбывшим для их собственного весьма неформального приветствия. Со стороны королевы Берри это в основном состояло из объятий, которые любой неосведомленный наблюдатель мог бы принять за решительную попытку задушить его. Со стороны Кэтрин Монтень это был своего рода долгий, затяжной поцелуй, при котором пивные кружки обычно стучали по столешницам, а шумная толпа пронзительно свистела.

Адмирал терпеливо ждала, затем откашлялась и указала на один из все еще незанятых стульев.

— Присаживайтесь, капитан, — пригласила она с легкой улыбкой, и Зилвицки устроился на указанном месте с едва заметным румянцем на щеках. Что ж, подумала она, у него были годы практики с... особенностями Монтень. Без сомнения, он научился относиться к ним спокойно. Однако...

— Нам нужно, чтобы кто-нибудь вышел, капитан Зилвицки? — спросила она, оглядывая помещение. — Я не уверена, что кто-либо здесь, кроме адмирала Турвиля, генерала Хибсон, капитана Лектер и меня, обладает пресловутой "потребностью знать".

— На самом деле, адмирал, кое-что из того, что я должен сообщить — даже больше, предложения, которые прилагаются потом — потребуют участия всех присутствующих, в той или иной степени.

— Одно из положительных качеств Антона, адмирал, — сказал Каша. — Он не одержим безопасностью ради нее самой. И все же, я задаюсь вопросом, нужно ли присутствовать ее мышачеству.

— С каких это пор ты стал таким официальным со мной, Виктор? — спросила Берри с выражением неодобрения на лице, и Зилвицки пожал плечами.

— Нет смысла исключать ее. В конце концов, она просто вытянула бы это из кого-нибудь, кого мы не исключили. Лучше бы она получила это прямо из уст лошади.

— Никогда не понимала этого конкретного клише, — сказал Хенке. — В отличие от кузины Элизабет, я никогда особо не любила лошадей. И, конечно, никогда не встречала никого из них, кто мог бы сказать что-нибудь интересное.

— И я не уверена, что ты вообще когда-нибудь встречал говорящую лошадь, Антон, — сказала Кэти, скептически глядя на него.

— Эй! — запротестовал Зилвицки. — У нас на Грифоне есть лошади — и не только в зоопарках. — Он кивнул в сторону Каша. — Он даже ездил на одной.

Хенке и Лектер одновременно посмотрели на Каша.

— Когда и где? — спросила адмирал.

— И почему? — потребовала Лектер.

— Простите. — Обычно невыразительное лицо Каша выглядело слегка самодовольным. — Не нужно знать.

— Судя по рассказам, которые я слышал, он сделал это на спор, — сказал Зилвицки. — Однако я им не верю. Виктор не игрок, за исключением очень, очень больших ставок.

— Я слышала это о нем, — согласилась Хенке, кивнув. — С другой стороны, почему бы вам не пойти дальше и не рассказать нам, что вы обнаружили?

— Конечно, миледи. — Антон немного наклонился вперед. — В течение последних нескольких недель я анализировал завитушки и странности, вызванные волной взрывов. Большую часть своего времени я проводил за компьютерами, потому что у меня было два очень способных агента — Дэмиен Харахап и Индиана Грэм — для выполнения любой необходимой полевой работы. Однако в течение последнего отрезка я сам был в поле, и в результате всего этого, думаю, я нашел несколько ... ах, давайте назовем их неувязками, которые вместе взятые дают представление о том, что же произошло.

— Действительно? — Хенке откинулась на спинку стула, выражение ее лица было сосредоточенным. — Я полагаю, ваш анализ не смог определить точку происхождения сигнала детонации?

— Не из-за времени самих взрывов, если вы это имеете в виду, миледи, и, боюсь, мы тоже не собираемся этого делать. Лейтенант Уивер и капитан Лектер были правы в том, что взрывы на планете были преднамеренно случайными. Я менее уверен в предположении лейтенанта Уивера о том, что это было сделано для того, чтобы скрыть их происхождение — я вернусь к этому через мгновение, — но они определенно были намеренно рандомизированы. Однако я смог определить исходную точку взрывов в другом месте системы.

— Дайте угадаю, — сказала Хенке. — Он прибыл с одной из планетных орбитальных станций, которая сама была уничтожена?

— Именно. И опять же, анализ лейтенанта Уивера был верен в этом отношении, хотя он и не определил фактическую обитаемую станцию, из которой он прибыл, поскольку все те, что находились на орбите планеты, взлетели практически в один и тот же момент. Однако на самом деле никто не пытался замаскировать фактический источник, так что это был просто вопрос построения графиков взрывов и обратного отображения со скоростью света. И ответ заключался в том, что оно поступило от самой большой из них — станции Дельта. — Зилвицки пожал плечами. — В чем я не могу быть уверен, так это в том, были ли команды на планетные взрывы также отправлены из Дельты. Однако я думаю, что весьма вероятно, что так оно и было. Что сигнал, посланный откуда-то с поверхности Мезы, активировал синхронизированную последовательность детонации на Дельте, которая привела в действие все остальное. Вот почему я говорю, что независимо от того, как мы проанализируем время взрывов на планете, это не скажет нам, откуда на самом деле исходил приказ взорвать все к чертовой матери.

— Звучит разумно, — кивнул Лестер Турвиль. — За исключением того факта, что если бы они сделали это, им также не пришлось бы беспокоиться о "рандомизации" чего-либо на планете. Они могли просто взорвать все одновременно, так как в любом случае собирались взорвать пункт передачи. — Он поморщился. — Было бы намного проще, не так ли?

— Не думаю, что... растянутая огибающая для планетных взрывов была предназначена для сокрытия местоположения их штаб-квартиры, адмирал, — сказал Зилвицки. — Я почти уверен, что на самом деле это было сделано для того, чтобы подыграть идее нарушения Великим Альянсом эдикта Эридани. Ракеты и кинетическое оружие не попадают одновременно в цель, если только некоторые оперативные офицеры не потратят время и усилия, чтобы убедиться, что они это сделают, поэтому, если они хотели, чтобы это выглядело как иррациональные, импульсивные, движимые ненавистью приказа "просто убейте ублюдков", ошеломляющие взрывы...

Он поднял пустую ладонь, сложенную чашечкой, и Турвиль кивнул.

— Хорошая мысль, — признал он. — Это привлекло бы извилистое мышление этих ублюдков, не так ли?

— Это один из способов выразить это, — согласился Зилвицки. — Конечно, по-другому это можно было бы назвать выжиманием всех возможных преимуществ из того, что, по их мнению, у них все равно не было выбора, кроме как совершить это.

Турвиль недовольно хмыкнул, а Зилвицки пожал плечами.

— В любом случае, сколько бы я ни вычислял время детонации на поверхности планеты, я не смог обнаружить никакой закономерности, которая привела бы меня к их секретной штаб-квартире. Однако, хотя анализ того, когда что-то было взорвано, был не очень полезен, анализ того, что именно было взорвано, оказался... более информативным.

Он нажал на кнопки управления на подлокотнике кресла в комнате брифингов, чтобы включить аппаратуру, вставил чип в порт передачи данных, затем ввел строку команд, и над столом появился голографический шар Мезы. Поверхность была прозрачной, так что все места на планете можно было увидеть с любой точки обзора. Континенты были очерчены светящимися следами.

— Должна ли я вызвать барабанную дробь? — спросила Хенке с хитрой улыбкой.

— Это было бы здорово. — Зилвицки улыбнулся в ответ. — Но... нет . Оглядываясь назад, это было достаточно очевидно, мы все должны были это увидеть.

Он нажал другую клавишу, и глобус внезапно покрылся раскаленными точками в стремительно расширяющейся сети. Они бешено запрыгали по поверхности Мезы, соединенные тонкими нитями света, чтобы указать последовательность, и улыбка Хенке исчезла. Она видела одни и те же данные, отображаемые слишком много раз, и каждый раз она думала о миллионах жизней, которые исчезли в этих ослепительных точках.

Сеть перестала расширяться. Она горела ровно, и Зилвицки махнул рукой в сторону шара.

— Многие из этих взрывов произошли в местах, которые, кажется, вообще не имеют никакого смысла, — сказал он им всем, и довольно излишне. — Но мне пришло в голову, что причина, по которой они, кажется, не имеют никакого смысла, заключается в том, что мы не знаем, что они взрывали. Я имею в виду, что они, очевидно, имели бы смысл, если бы мы знали, что было там до взрывов. Эти люди могут быть порочными, черствыми и чертовски безжалостными, но даже они не стали бы стирать то, что, по их мнению, не нужно было стирать.

— Имеет смысл. — кивнула Хенке.

— Существует два основных подхода к сокрытию чувствительных объектов, — продолжил Зилвицки.

— Один из них заключается в том, чтобы поместить их в место, где так много другого трафика, так много других людей и так много другой инфраструктуры, что все ваши действия растворяются в фоновом шуме. Проблема в том, что так много возможных вещей может пойти не так, так много случайных прохожих, которые могут заметить то, чего вы не хотите замечать. Мало того, любой современный городской район настолько тщательно контролируется, что подозрительный аналитик может просмотреть огромное количество хранимых данных в поисках закономерностей, которых там быть не должно, и чем дольше вы держите свою штаб-квартиру в одном месте, тем больше вероятность того, что вы создадите закономерность, которую он сможет обнаружить.

— Второй подход заключается в том, чтобы разместить ваш объект где-нибудь, где нет другого трафика или инфраструктуры, нет неудобных мониторов или случайных прохожих, которые могли бы заметить что-то, чего им не следует, и замаскировать это до чертиков, чтобы никто даже не догадался о его существовании. Проблема в том, что если кто-то заметит, как вы приходите и уходите, это с гораздо большей вероятностью заставит их задуматься, что, черт возьми, происходит.

Он оглядел помещение, чтобы убедиться, что все слушают, затем пожал плечами.

— Мы все в значительной степени согласны с тем, что эти люди существуют уже очень-очень давно и что они очень хорошо умеют прятаться. Также очевидно, что они действительно заинтересованы в... концентрических уровнях безопасности. Что они построили то, что герцогиня Харрингтон называет "луковицей", вокруг своих самых важных объектов. Все это наводило меня на мысль, что у них, вероятно, было то, что вы могли бы назвать оперативным штабом и стратегическим штабом. Первый был бы связующим звеном в сети коммуникации и координации, и его можно было бы периодически перемещать; последнее было бы долгосрочным, безопасным местом, где они сохраняли бы свое действительно старшее — скажем, из поколения в поколение — руководство. Должно быть много трафика в оперативный штаб и из него, и у него должно быть много каналов связи, но они сделают все возможное, чтобы ограничить трафик в их секретном стратегическом штабе до минимально возможного предела, и, вероятно, у него будет только отдельное звено само по себе. Он будет поддерживать прямую связь только с оперативным штабом, который будет передавать все, что нуждается в ретрансляции.

— Принимая это во внимание, казалось вероятным, что их оперативный штаб находился в одном из городов или мест обитания, которые подверглись ядерному удару. Возможно, я ошибался, и они сделали то же самое со своим стратегическим штабом или даже разместили их вместе. Но если бы они этого не сделали — если бы они разделили их так, как предполагал их способ работы, — тогда стратегический штаб вполне мог бы быть одним из тех мест, где "здесь нечего смотреть", которые мы не смогли объяснить. Итак, вместо этого я начал рассматривать наиболее очевидные "неважные" взрывы. И это, — он коснулся клавиши, — то, что я нашел.

Одинокий булавочный укол посреди моря Макклинтока внезапно вспыхнул красным.

— На острове? — сказал Турвиль, и Каша разразился лающим смехом.

— Вы правы — это очевидно! — сказал он.

— Было очевидно, что это могло быть то, что я искал, — поправил Зилвицки. — Было довольно много других целей, где официальные отчеты настаивали на том, что взрывать вообще было нечего, но эта выделялась по нескольким причинам, как только я действительно начал смотреть на нее. Одним из главных аргументов в ее пользу было то, что природный заповедник вокруг нее занимает почти миллион квадратных километров, и он находится в центре Макклинтока, а не в одном из прибрежных заповедников. Он полностью закрыт для разработки. Никому не позволено там жить. Так что...

— Так что, если бы у них было какое-то движение внутри и снаружи, никто из этих прохожих или дорожных наблюдателей не увидел бы этого, — сказала Хенке с задумчивым выражением лица.

— Совершенно верно, — согласился Зилвицки. — И ни одно из других "пустых мест" не имело такой полной географической изоляции от человеческого жилья. Это могло бы понравиться им для любого количества устройств, которые они действительно хотели скрыть, но это было настолько идеально для их нужд, что я не мог отделаться от вывода, что они не стали бы "тратить это впустую" на что-то менее важное, чем их центральная штаб-квартира.

— Это может быть немного чересчур, капитан Зилвицки, — сказала Лектер, но ее тон был задумчивым, а не пренебрежительным.

— Согласен. Поэтому я послал Дэмиена и Инди осмотреть ее на месте. Судя по размеру дыры, которую она оставила после себя, ядерная бомба, уничтожившая остров, должна была быть похоронена чертовски глубоко. По нашим лучшим оценкам, это было примерно на двести метров ниже уровня земли. Это ужасно глубокая яма, которую нужно выкопать, если все, что вы собираетесь сделать, это положить бомбу на дно шахты, поэтому я полагаю, что то, что они там построили, провалилось на двести метров вниз, и они просто оставили бомбу в подвале. Это указывает на то, что его цель, вероятно, была чертовски большой, особенно учитывая трудности, связанные с погружением на такую глубину на острове, со всеми вытекающими отсюда проблемами с просачиванием.

Он ввел другую команду, и прозрачный шар исчез, сменившись видом сверху на большой субтропический остров. Глубокая, почти идеально круглая и непристойно красивая голубая "лагуна" возвышалась в его центре, а некогда пышный тропический древесный покров напоминал капризно разбросанные соломинки какого-то огромного ребенка. По крайней мере, те его части, которые не были сожжены огненным шаром.

— Как вы можете видеть, кратер уже почти полностью заполнен водой, — продолжил Зилвицки. — И не было возможности составить какую-либо подробную картину того, что им нужно было взорвать. Но даже ядерный взрыв на самом деле не уничтожает все, и есть руины горстки... сопутствующих сооружений. — Он нажал клавишу, и значок на голограмме высветил очертания того, что могло быть относительно небольшими фундаментами в кольце, расположенном на равном расстоянии вокруг центрального кратера. В этом кольце было несколько разрывов, где разрушения были самыми сильными. — И Дэмиен и Инди также нашли руины обширного — и очень хорошо замаскированного — отдельно стоящего эллинга. Для него они использовали отдельную бомбу меньшего размера, так что после нее осталось чуть больше следов, и, если мы не ошибаемся в наших предположениях, это была самая далекая вещь, которую можно себе представить, от "утилитарной". Мы говорим здесь о первоклассной роскоши, и это еще больше подтверждает идею о том, что это было важное место и что жившие там люди находились в нем в течение такого длительного периода, который оправдывал бы подобные удобства. Короче говоря, место, где заговор поколений мог бы разместить свое основное руководство.

— И они также нашли это. — Он сунул руку в карман, достал клочок чего-то похожего на серебристую ткань и протянул его Хенке.

— А "это" — это что именно? — насмешливо спросила она, вертя его в руках и рассматривая. — Тяжелая, не так ли? — добавила она, глядя на него снизу вверх.

— Это так. И то, что это такое, миледи, — это очень продвинутый кусок умной ткани. Когда он подключен к источнику питания, он полностью прозрачен для света и любой другой формы излучения ... с одной стороны. Другая сторона, однако, становится тем, что фактически является очень гибким, легко настраиваемым плоским экраном. Можно сказать, HD-экран. Я никогда раньше не видел ничего подобного, поэтому понятия не имею, насколько это может быть дорого, но сам факт того, что у них это есть — и, насколько мне известно, больше ни у кого нет — и они решили использовать это здесь... — он указал подбородком на голограмму острова — определенно, казалось, подчеркивало, насколько важным, по их мнению, было это место.

Хенке на мгновение задумалась, затем кивнула, и Зилвицки снова откинулся на спинку стула.

— Как только я получил сообщение Дэмиена и Инди, я начал искать изображения острова, — сказал он. — В этот момент я обнаружил еще одну интересную вещь. Самым последним снимкам сверху в официальных архивах Службы парков более двухсот стандартных лет. Очевидно, за последние два столетия ни один рейнджер парковой службы не пролетал над островом. Не только это, но и то, что более свежих снимков нет ни в одном официальном архиве нигде на планете. Или, во всяком случае, ни к одному из них мы пока не смогли получить доступ. И это не то, что могло произойти случайно.

— Поэтому я расширил свои поиски за пределы официальных записей. На данный момент, — он тонко улыбнулся, — конституция системы запрещает необоснованный поиск полных электронных данных граждан находящихся... в, скажем так, отлучке. Это было чертовски много данных для анализа, и оказалось, что в частных руках находилось изрядное количество снимков острова. "Изрядное количество", учитывая, что он находится в центре огромного природного заповедника, который, во всяком случае, не пересекается никакими коммерческими воздушными маршрутами. То есть не огромная сокровищница, но чертовски много больше, чем я действительно ожидал. Большая часть того, что я нашел, довольно пресна и бесполезна для наших целей, но мои алгоритмы, наконец, обнаружили кое-что очень интересное с частного шаттла, который пролетал над этим районом около пяти лет назад.

Оскверненный вид на кратер исчез, и Хенке и Турвиль как один подались вперед, когда его сменил вид под низким углом на великолепную жемчужину зелени, плавающую в море темно-синей воды. И почти в центре этой жемчужины — собственно, именно там, где сейчас находится лагуна, — виднелся роскошный аэромобиль.

Скорее, там была половина роскошного аэромобиля. Его задняя половина была скрыта внутри явно сплошного навеса из верхушек деревьев.

— Это аэромобиль, проходящий через отверстие в середине голограммы, — прогрохотал Зилвицки. — Вы не можете сказать, что в нем есть щель, потому что отверстие слишком маленькое, а угол такой косой. Кажется совершенно очевидным, что они проделали дыру, достаточную для лимузина... и снова закрыли ее, как только он прошел. Но голограмма в целом сохраняется в каждом отдельном фрагменте изображения, который я смог найти. Я почти уверен, что те сопутствующие конструкции, которые нашли Дэмиен и Инди, были опорами для мачт, поддерживающих навес из этого, — он указал на кусок ткани, все еще находящийся в руках Хенке, — который покрывал весь центр острова и голопроекторы, создающие изображение, которое он отображал. И это, — он обвел взглядом людей, сидящих за столом, — большая работа, чтобы спрятать сооружение у черта на куличках на острове, который все равно никто не собирался посещать. Такого рода работу я мог бы ожидать от, скажем, параноика, страдающего манией величия, тайного заговорщика, которому удавалось скрываться веками.

На мгновение воцарилась тишина. Затем Хенке пожала плечами и бросила ткань на столешницу.

— Все это косвенные данные и предположения, но мне кажется, что вы, вероятно, правы, капитан. Если да, то может ли это привести куда-нибудь еще?

— Это... возможно, хотя я бы не назвал это вероятным. — Зилвицки снова поднял ткань. — Мы до чертиков заняты анализом этого материала, надеясь, что сможем отследить его, например, до конкретного нанотехнологического предприятия. Честно говоря, я не вижу особых шансов на то, что все это удастся. С другой стороны, я все еще выполняю поиск по всем существующим записям воздушного движения. Я не ожидаю найти что-либо в непосредственной близости от острова, но мы ищем любые аэромобили, которые просто появляются на свет, исходя из теории, что они должны были откуда-то появиться, и это могла быть просто эта черная дыра в центре воздушного пространства планеты. Если бы они это сделали, выяснение того, куда они направлялись, могло бы быть отчасти полезным.

— И, говоря о записях трафика, это подводит меня к следующему пункту.

Он сделал паузу, и Хенке покачала головой, глядя на него.

— Вы хоть представляете, как сильно я ненавижу ненужные паузы для акцентирования внимания со стороны самодовольных докладчиков? — спросила она с улыбкой.

— Я действительно верю, что капитан Лектер, возможно, упоминала что-то об этом мне, теперь, когда я задумываюсь об этом, миледи.

— Тогда предлагаю вам продолжить.

— Конечно. — Зилвицки кивнул ей головой, затем продолжил более серьезным тоном.

— Как показывает наш снимок этого единственного аэромобиля, даже самые хитрые супер-гениальные злодеи не являются богами. Они не могут контролировать все, что происходит на планете, населенной миллиардами людей. Они тоже не могут уследить за всем. И мне пришло в голову, что весь план "разнести все к черту" и его сроки были слишком продуманы, чтобы быть импровизированными в последний момент. Должно быть, они простояли на месте довольно долго. И одна особенность давних планов заключается в том, что предположения, на которых они основаны, подвержены изменениям, особенно в такой хаотичной системе, как целая звездная нация, наполненная естественно хаотичными человеческими существами. Это означает, что кто-то должен периодически проверять, пересматривать свои основополагающие предположения и быть уверенным, что все их предварительные условия остаются на месте. Чего в данном случае у них не было.

Он постучал по кнопкам управления на подлокотнике, и над столом появилась другая голограмма.

— Это станция Дельта, до того, как она была разрушена, — сказал он. — Я уверен, что одна из причин, по которой она использовалась в качестве связующего звена для передачи, по крайней мере, сигналов о разрушении за пределами планеты, заключалась в том, что это среда обитания, где повесила свой шлем Служба управления движением системы Меза. Как и астрографическая служба на нашей родине, СУД отслеживает весь внеатмосферный трафик во всей звездной системе. Первоначально СУД располагалась здесь...

Он выделил позицию недалеко от центра огромной, раскинувшейся орбитальной среды обитания. Как и большинство ей подобных — места обитания системы Беовульф были исключением из правил — она давно отошла от того аккуратного дизайна, которым обладала изначально. В космическом вакууме обтекаемость и гравитация были одинаково неуместны, поэтому всякий раз, когда требовалось новое дополнение, его просто сооружали там, где это было удобно. К моменту своего разрушения станция Дельта превратилась в нагромождение сооружений разного размера и подсекций, беспорядочно прикрепленных друг к другу с помощью своеобразных веретенообразных стрел, которых избегал бы паук.

— Но год назад, — продолжил он, после того как у них было время всмотреться, — было принято решение расширить и модернизировать возможности СУД. Пока продолжалась работа, средства управления движением СУД были перенесены в...

Он отрегулировал подсветку.

— Вот.

— Далеко от центра — и по другую сторону этого большого... что бы это ни было, — сказала Хенке.

— Именно. А "что бы это ни было" — это, по сути, просто складской бум. — Улыбка Зилвицки была достаточно широкой, чтобы ее можно было назвать ухмылкой. — На самом деле, складской бум достаточно большой, чтобы...

— Защитить новые объекты СУД от взрыва, — заключила Хенке, кивнув. Благодаря своему долгому военному опыту она понимала то, чего не понимали многие гражданские. Даже мощная детонация в космосе — даже ядерный взрыв — не вызывала ударной волны ни в чем, что физически с ней не связано. Не было ни воздуха, ни воды, ни какой-либо среды, которая могла бы служить проводником взрыва. Определенно имели место радиационные эффекты, включая излучаемую тепловую энергию взрыва, но не было ничего необычного в том, что части сооружения — особенно те, которые были каким-то образом экранированы — пережили внешний взрыв, что фактически и произошло с объектами СУД, учитывая, насколько далеко от места первичного взрыва они находились и насколько... непрочной была промежуточная конструкция.

Чего не было в случае с разрушенными обиталищами Беовульфа. Они были построены и обновлены в соответствии с согласованным планом, и взрывы, в результате которых они погибли, были расположены недалеко от их узлов. Возможно, за пределами этих мест обитания и не было никакой атмосферы, но внутри них было достаточно, чтобы передать взрыв и создать катастрофическое избыточное давление. Единственная причина, по которой Хэмиш Александер-Харрингтон и Жак Бентон-Рамирес и Чоу все еще были живы, заключалась в том, что даже Бета была окаймлена промышленными зонами, и они застряли на одной из них, достаточно далеко от зоны основного взрыва, чтобы выжить.

Едва.

Турвиль хмыкнул, звук, который резонировал с его собственным пониманием... и удовлетворением.

— Там были выжившие, — сказал он.

— Даже лучше, — ответил Зилвицки. — Там были выжившие операторы СУД и все их записи.

— Это то, что вы имели в виду, говоря, что никто не проверяет предварительные условия. — Виктор Каша не был склонен к бурным проявлениям эмоций, но его удовлетворение было столь же очевидным, как и у Турвиля. — Ты думаешь, именно поэтому они использовали Дельту в качестве точки ретрансляции. Или, во всяком случае, взорвали его. Уничтожив его, они также стерли свои собственные следы — по крайней мере, некоторые из них. Точно так же, как... — Он замолчал. — Дай угадаю. Центр взрыва был примерно в том месте, где первоначально располагался объект СУД.

— В пределах ста метров от него, настолько близко, насколько мы можем реконструировать.

Каша кивнул, но Берри выглядела озадаченной.

— Мне не совсем понятно, почему вы все так этому рады, — сказала она. Ее голос звучал немного жалобно, и Зилвицки посмотрел на свою приемную дочь.

— Причина, по которой я так рад этому, Берри, заключается в том, что я был убежден в течение довольно долгого времени, что Соответствие эвакуировало своих людей с планеты. И делало это таким образом, чтобы замести свои следы. Можно сказать, оборачивая один слой луковицы вокруг другого. Главный слой, который они использовали — его лицо стало жестким — был настолько безжалостным, насколько это возможно. Они предприняли серию так называемых "террористических атак", чтобы скрыть тот факт, что многие из предположительно убитых людей на самом деле были вывезены с планеты. А затем они завершили все это дело чудовищной волной ядерных взрывов. Не только для того, чтобы они могли обвинить в них адмирала Золотой Пик — у них не было времени собрать что-то настолько сложное после прибытия сюда Десятого флота, так что это должно было быть организовано заблаговременно. Они использовали взрывы, чтобы помочь возложить ответственность за нарушение эдикта Эридани на Великий Альянс, когда представилась такая возможность, но истинной целью всегда было стереть их физический след здесь ... включая всех, кого они не смогли вовремя вывезти с планеты.

— Всегда приятно иметь дело с ядерными взрывами, или топливно-воздушными бомбами, или потоплением круизного лайнера в километрах воды. — Тон Каша был мягким, его руки слегка сложены на столе. — Они не оставляют никаких неуклюжих и неопрятных остатков.

— Ой. — Берри скорчила гримасу. — Это отвратительно.

— Мы имеем дело с очень грубыми людьми, — ответил Каша. — Ловкими и изощренными в своих методах и средствах, но в конце концов они просто стая злобных массовых убийц.

Он повернулся к Зилвицки.

— Ты хочешь, чтобы я допросил людей из управления движением?

Лицо Берри напряглось. Однажды она была свидетельницей методов допроса Каша. Они были... экстремальными. Однако Танди Палэйн только рассмеялась.

— Ради бога, мы говорим о государственных служащих, которые, вероятно, никогда не держали в руках ничего более смертоносного, чем планшет. Я действительно сомневаюсь, что будет необходимо использовать технику допроса Черного Виктора "выкладывай-свои-кишки-или-ты-умрешь-через-пять-секунд-и-отсчитываю-сейчас-четыре-секунды".

Зилвицки тоже усмехнулся.

— Вряд ли, — сказал он. — Они были спасены мантикорским эсминцем, и с тех пор они находятся у нас под стражей. Они журчат, как ручеек.

— Какие у них есть записи? — спросила Синтия Лектер. — Что-нибудь, кроме перемещений корабля и планов полета?

— О, да, действительно. — Зилвицки снова поработал над управлением, и голограмма ныне разрушенной станции Дельта исчезла, сменившись тем, что казалось коридором на борту станции. Или, возможно, на борту судна, хотя для этого оно казалось слишком просторным.

— Одной из задач, за которой было поручено следить СУД, — объяснил Зилвицки, — были перемещения всех людей, пересаживающихся на корабли или между ними в таких местах, как Дельта. Записи будут храниться на серверах СУД в течение одного стандартного года, а затем перенесены в архив на поверхности планеты. Архив, который случайно оказался в эпицентре одного из других ядерных взрывов, в которых обвиняют Десятый флот.

— Однако следующая передача должна была состояться чуть менее чем через три месяца, так что на момент ее уничтожения на борту станции все еще оставались записи на шесть стандартных месяцев. Этого периода вполне достаточно, чтобы охватить большинство — а может быть, и все — так называемых "террористических инцидентов".

На дисплее появилось изображение трех человек: мужчины и двух женщин, выходящих из-за угла и направляющихся к камере. Их лица были хорошо видны. Через несколько секунд они исчезли из поля зрения камеры.

— И, говоря о дьяволе, мы только что видели призраки двух таких жертв. Не уверен насчет третьего. — Зилвицки сделал резервную копию записи, чтобы снова увидеть три фигуры, затем заморозил ее. — Мы пока не смогли идентифицировать высокую женщину с рыжеватыми волосами. Но женщина пониже ростом — Лайза Чартерис. Она была руководителем таинственного научного проекта, о котором мы до сих пор ничего не узнали. Более того, предполагалось, что она и ее муж Жюль погибли в результате "террористического" взрыва, унесшего жизни более девяти тысяч человек в башне Сарацин. Ее муж был убит на самом деле. Мы нашли записанные кадры, на которых он входит в аудиторию, где она должна была быть одним из докладчиков на научной конференции, на серверах одного из новостных каналов для полноправных граждан, у которого была команда для освещения этого события. Взрыв произошел примерно через две минуты после прибытия Жюля, так что мы знаем, что он погиб там. Предполагалось, что Лайза Чартерис была одним из неопознанных тел в обломках. Но...

Он кивнул в сторону голографического изображения.

— Вот она, на борту станции Дельта, собирается сесть на роскошный лайнер, направляющийся за пределы системы. За два дня до взрыва, который предположительно убил ее.

— Но вот что действительно интересно.

Он увеличил изображение мужчины и оглядел стол.

— Миледи, адмирал Турвиль, ваша милость, дамы и господа... познакомьтесь с Захарией Макбрайдом.

Каша выпрямился на своем стуле, и Зилвицки кивнул ему, затем оглянулся на остальных.

— Это тот парень, чей брат Джек помог нам тайно вывезти ученого Херландера Симоэнса с Мезы. А затем, когда его собственное дезертирство было блокировано, взорвал то, что, как мы теперь уверены, было одним из центральных объектов безопасности Соответствия. Другими словами, кто-то, кого мы знаем — знаем наверняка — как высокопоставленного члена Соответствия. Настоящего Соответствия, а не тех бедняг на Мезе — скорее, бедолаг, — которые думают, что они и есть Соответствие.

Зилвицки откинулся на спинку своего кресла, вцепившись в подлокотники.

— Захария Макбрайд предположительно погиб в результате другого террористического акта. Его останки так и не были найдены — ужасно, что может сделать топливно-воздушная бомба, — но пара его украшений пережила взрыв и была передана его скорбящей семье, которые все были членами Соответствия с хорошей репутацией. И одна из них...

В редком драматическом жесте он сделал паузу, поднес кулак ко рту и многозначительно кашлянул.

— Одна из них, — продолжил он, — его младшая сестра Арианна, так уж случилось, была одновременно высококвалифицированным советником генерального директора системы при старом режиме, а также влиятельной фигурой в другом Соответствии. То есть той самой компании, которая, как я убежден, является ключом к... ну, не ко всему. Но, безусловно, к чертовски многому.

.III.

— Думаю, вам лучше остановиться на этом подробнее, капитан Зилвицки, — сказала Хенке. — Мнение моих сотрудников разведки об этом так называемом другом "Соответствии" — и мое собственное — заключается в том, что это, по сути, невинный свидетель. Оно использовалось как прикрытие для реального Соответствия без его ведома. За последние несколько месяцев мы опросили буквально сотни его известных членов перед древесными котами. И поскольку у нас есть результаты, мы знаем, что они говорят нам правду, когда рассказывают, что никто из них понятия не имел, что происходит. Кроме того, я должна сказать, что, насколько мне известно, это была просто чертовски неприятная ситуация. Это один из самых громких голосов, критикующих нас.

— Знаю об этом, миледи, и я согласен. Но это не значит, что это, — его пальцы изобразили кавычки, — "Доброкачественное Соответствие" не связано тесно с Соответствием, о котором мы уже знали, независимо от того, осознают это его участники или нет.

— Сколько их там, Антон? — спросил Каша. — Мы знаем?

— У нас есть довольно надежные данные на этот счет, — вставила Хибсон. — Отдел внутренней разведки Управления расследований хранил очень подробные записи о членстве в "Доброкачественном Соответствии", и у моих людей есть все, что когда-либо было в этом отделе. Поверьте мне, мы сделали поиск Соответствия нашим приоритетом номер один.

— У отдела внутренней разведки были на них записи? Почему? — спросила Кэти.

— Потому что, хотя правительство Мезы терпимо относилось к ним, им никогда полностью не доверяли, — ответила Хибсон, — поэтому они находились под постоянным наблюдением. И в любом случае, само Соответствие не прилагало никаких напряженных усилий, чтобы сохранить их личности в секрете.

— Так сколько же их там? — спросил Дю Гавел.

— Чуть больше восьмисот тысяч, — ответил Зилвицки.

— Так много? — брови Дю Гавела поползли вверх. — У меня сложилось впечатление, что они были просто маргинальной группой.

— Из населения системы, насчитывающего более двенадцати с половиной миллиардов, восемьсот тысяч — это всего лишь ноль целых шесть десятых процента, Веб, — указал Зилвицки. — Итак, численно это была маргинальная группа. Но это все еще то, что вы могли бы назвать... большим абсолютным числом, и члены доброкачественного Соответствия превышают свою долю — по крайней мере, в области науки и техники, если не политики. В их составе очень высокий процент биологов, как теоретиков, так и технических специалистов, и особенно высокий процент генетиков Мезы.

— И сколько из этих ублюдков работало на "Рабсилу"? — хмуро спросил Сабуро.

— Ни одного, насколько мы смогли определить.

— Ни одного? — брови Сабуро поднялись еще выше, чем у Дю Гавела.

— Нисколько, — подтвердила Хибсон, прежде чем Зилвицки успел ответить. — Ни один известный член этого Доброкачественного Соответствия капитана Зилвицки никогда не был официальным сотрудником "Рабсилы", и каждый из них, с кем мы беседовали... решительно утверждал то же самое перед нашими пушистыми детекторами лжи.

— Я почти уверен, что именно поэтому отдел внутренней разведки — или, во всяком случае, Генеральный совет — не доверял им, — сказал Зилвицки. — Но чтобы понять, почему я так думаю, вы должны понять природу Доброкачественного Соответствия. Они полностью разделяют пропаганду Леонардом Детвейлером генной инженерии и возвышения, но они всегда резко критиковали "Рабсилу" и ее методы. Справедливости ради следует сказать, что на самом деле они сами ненавидели "Рабсилу" — со страстью. Вот почему, учитывая положение "Рабсилы" в Генеральном совете, правительство системы не доверяло им больше, чем могло бы плюнуть. Доброкачественное Соответствие рассматривало "Рабсилу" как единственное величайшее препятствие на пути к тому, чтобы заставить население галактики принять видение Детвейлера из-за того, насколько тщательно она очернила саму идею извращениями генетического рабства.

— Это очень интересно, — сказала Хенке, — и я говорю это искренне. Но я хотела бы вернуться к тому, с чего мы начали. Почему и как вы считаете, что это "благоприятное Соответствие" является ключом к — как вы это назвали? — "чертовски большому количеству", насколько я помню?

— Думаю, что они являются ключом к нескольким вещам, которые нам нужны, — ответил Зилвицки. — Во-первых, и это наиболее важно, я понимаю из того, что вы уже сказали, что мы в значительной степени согласны с тем, что члены Доброкачественного Соответствия, все еще находящиеся здесь, на Мезе, не имеют никакой связи с другим Соответствием. То есть сказать...

Губы Хенке скривились.

— Давайте назовем их "Злонамеренным Соответствием", — предложила она. — И, да, вы можете считать, что я согласна с тем, что между ними и кровожадными ублюдками, которых мы ищем, нет никакой связи.

— На самом деле, связь есть, — не согласился Зилвицки. — Это то, о чем члены Доброкачественного Соответствия не знают, но она все еще существует. На самом деле, это одна из вещей, на которые я рассчитываю.

— Вот теперь я перестала понимать, — сказала Хенке.

— Думаю, на данный момент мы все удовлетворены тем, что Злонамеренное Соответствие использовало Доброкачественное в качестве прикрытия, — ответил Зилвицки. — Но дело не только в этом. Судя по участию обоих братьев Макбрайд — оба они были перечислены как известные члены Доброкачественного Соответствия — это также был их основной кадровый резерв. Если подумать, это имеет смысл, поскольку они сразу же высказались бы за "генетический подъем". Это, вероятно, облегчает путь к тому, чтобы стать фанатиком "конструирования генетических суперменов".

— Предполагая, что я прав насчет этого, это также означает, что многие — я не знаю, какой процент, но очень многие — члены Злонамеренного Соответствия были похожи на Макбрайдов: члены Доброкачественного Соответствия, а также, как волки, спрятавшиеся среди овец. Для них это тоже было не просто прикрытием, потому что это также позволяло им воспользоваться социальными и профессиональными сетями доброкачественного объединения, что, несомненно, увеличивало их собственный охват.

— Но у этого есть и обратная сторона. Я проанализировал списки жертв различных "террористических" инцидентов, и потери "Доброкачественного Соответствия" пропорционально значительно выше, чем потери населения в целом. Опять же, это разумно только в том случае, если Злонамеренное Соответствие эвакуировало ключевой персонал, многие из которых были бы скрыты как члены Доброкачественного Соответствия. Но для этого есть и другая причина. Та, которая предлагает мне интересную возможность.

Он откинулся на спинку стула, приподняв брови и выжидающе оглядывая помещение. На долгое мгновение воцарилась тишина, а затем Джереми Экс тихо присвистнул.

— Ты хитрый человек, Антон, — сказал он. — Мне еще раз напоминают обо всех причинах, по которым я так рад, что ты на нашей стороне.

— Ладно, значит, я снова болван в комнате, — сказала Берри, переводя взгляд с военного министра на своего отца и обратно. — Куда, собственно, ты клонишь с этим, папа?

— Он предполагает, что этот "благонамеренное Соответствие" — единственный сегмент полноправных граждан Мезы, которому можно доверять, — сказал ей Джереми, не отводя взгляда от Зилвицки. — Он собирается предложить нам привлечь их в лоно церкви. Предложить им политический союз, если хотите. Молчаливо, если не открыто.

— Вот так? — брови Берри поползли вверх.

— Минутку, — сказала Хенке, прежде чем отец Берри успел ответить. — Я понимаю логику того, что мы можем им доверять. Чего я не понимаю, так это почему они должны доверять нам. Я пытаюсь не позволять своему личному... раздражению мешать моему суждению, но их обвинения в наш адрес были особенно резкими. И это из-за того, как они злы на нас за предположение, что нечто, называемое Мезанским Соответствием, является выгребной ямой зла. Я бы ожидала определенной степени — назовем это скептицизмом — с их стороны, если мы внезапно обратимся к ним с предложением политического союза.

— Вот тут-то и пригодится мой анализ их числа жертв, миледи, — сказал Зилвицки. — Поскольку у них одна нога общая, знали они об этом или нет, Доброкачественное Соответствие понесло чертовски больше "сопутствующего ущерба" в тех "террористических" атаках и ядерных взрывах — пропорционально — чем остальная часть населения системы. Дело в том, что они пострадали от Злонамеренного Соответствия. Любой человек, подобный Жюлю Чартерису, чья жена вот-вот должна была исчезнуть без него, должен был быть "приведен в порядок". Вероятно, немало родителей — или детей — попадали в ту же категорию. "Сопутствующий ущерб" от сокрытия должен был сильнее всего ударить по людям, ближайшим к эвакуированным, и Доброкачественное Соответствие было слишком близко к Злонамеренному, чтобы не понести больших потерь. Даже когда они не были нитями, которые нужно было обрезать самим, у них было гораздо больше шансов, чем у населения в целом, оказаться в непосредственной близости от кого-то, кто действительно нуждался в обрезке. Вы не можете использовать топливно-воздушные бомбы или ядерное оружие по соседству с кем-то, не убив чертовски много его соседей... и родственников. Мало того, я гарантирую вам, что для многих членов Доброкачественного Соответствия люди, которых они любили — люди, о которых они никогда не подозревали, были частью Злонамеренного Соответствия — были отняты у них не смертью, а их начальством.

— Я не могу даже представить, сколько из них будут в ярости на руководство Злонамеренного Соответствия за то, что с ними сделали, и сколько из них будут в ярости на людей, которых они любили за то, что они были частью Злонамеренного Соответствия — за то, что они помогли расширить возможности того, что Злонамеренное объединение сделало с ними. Но в любом случае, это вызовет чертовски много гнева.

— То есть, если они узнают об этом.

— И предполагая, что они поверят нам в этом, — пробормотала Хенке, но она кивала, когда говорила.

— Думаю, что есть... довольно неплохой шанс на это, миледи, — сказала Лектер с задумчивым выражением лица. — Они действительно злы на нас за то, что мы предположили, что они имеют какое-либо отношение к террористическим атакам или ядерному оружию, но то, что они атаковали, — это то, что мы используем ярлык "Соответствие" для людей, которые стояли за бомбами. Не многие из них присоединились к хору, который утверждает, что мы сделали это сами.

— Она права, — сказал Зилвицки. — На самом деле, почти никто из них этого не сделал. И по большому счету, это высокоинтеллектуальные люди. Возможно, они не захотят смотреть на доказательства, но как только они признают, что это доказательства, я не думаю, что очень многие из них смогут это отрицать.

Хенке снова кивнула, более твердо.

— Во всяком случае, это, безусловно, первая обнадеживающая вещь о Соответствии — злонамеренном или доброкачественном — которую кто-либо сообщил мне в последнее время.

— Ну... — Зилвицки нехарактерно растянул это слово и бросил на Джереми взгляд, который казался каким-то настороженным. — Есть еще один момент, на который я хотел бы обратить внимание.

Хенке посмотрела на него так же настороженно, как он смотрел на Джереми, затем откинулась на спинку стула и пригласила его продолжать взмахом руки, который был почти безропотным. Зилвицки повернул свой стул так, чтобы смотреть прямо на Джереми.

— Есть еще одна причина, по которой я думаю, что союз между нами и Доброкачественным Соответствием был бы осуществим, Джереми. Дело в том, что и мы, и они можем получить что-то позитивное.

Выражение лица Кэти стало немного напряженным.

— Антон, я не уверен, что сейчас подходящее время...

— Никогда не будет "правильного" времени, Кэти. — Зилвицки взглянул на нее, и он стал больше похож на короля гномов, чем когда-либо, когда он почти прорычал эти слова. — Это в природе зверя. Но я думаю, что сейчас самое подходящее время, какое у нас когда-либо будет.

Их взгляды встретились на мгновение или два. Затем она откинулась назад, и он снова перевел взгляд на Джереми.

— Дело в том, что Доброкачественное Соответствие во многих отношениях право, и так было всегда. Ограничения Беовульфа на генную инженерию нуждаются в... переоценке. Хотя, честно говоря, отношение Беовульфа к этим ограничениям уже чертовски сильно изменилось за последние несколько столетий. И, также справедливости ради, Кодекс всегда был больше озабочен предотвращением превращения генной инженерии в оружие, чем ограничением генетического улучшения как такового. Отчасти проблема заключается в том, что было так трудно разделить эти аспекты, особенно вслед за Последней войной Старой Земли. Большинство людей сегодня не осознают, например, что "скрэги" на самом деле представляют собой то, что, вероятно, было наименее экстремальной модификацией "суперсолдата". Некоторые из других модов были настолько далеки от человеческой нормы, что их можно было создать только путем клонирования, и эти... варианты должны были напугать до чертиков практически любого. Одна из причин, по которой у нас все еще есть скрэги, а не другие, заключается в том, что большинство других слишком генетически отличались от человечества в целом, чтобы поддерживать жизнеспособную популяцию.

— Тем не менее, нет никаких сомнений в том, что Беовульф, как и остальная галактика, слишком остро отреагировал на Последнюю войну. На самом деле это было неизбежно. Но Леонард Детвейлер был прав, когда обратился по этому поводу к медицинскому сообществу Беовульфа. Насколько я могу судить, он был автократичным, упрямым, высокомерным занудой в заднице, который слишком хорошо осознавал свой собственный блеск. Вероятно, это было как-то связано с тем, насколько... плохо были восприняты его едкие критические замечания. Но он также был прав, и есть множество примеров того, что вы могли бы назвать улучшениями базовой модели, чтобы продемонстрировать это. Некоторые из них были преднамеренными и спланированными, а некоторые — проявлением самой природы. В качестве примера первого я мог бы указать на герцогиню Харрингтон. Моды Мейердала появились до Последней войны, так что они все равно были "дедушкиными", но Кодекс Беовульфа никогда не возражал против генетической модификации в соответствии с условиями планет. Во всяком случае, до тех пор, пока модификация не станет достаточно экстремальной, чтобы перейти в категорию оружия. И Танди здесь — прекрасный пример модели естественного отбора, хотя даже это "искусственный" результат в том смысле, что ни одно человеческое существо никогда не подверглось бы условиям на мирах Мфекане, если бы люди не научились путешествовать между звездами.

— Но если Кодекс Беовульфа допускал существование чего-то вроде модов Мейердала, в чем была проблема Детвейлера с этим? — спросил Турвиль. Зилвицки посмотрел на него, и хевенит пожал плечами. — Я не пытаюсь играть здесь адвоката дьявола, капитан Зилвицки, но на самом деле это не входит в мою компетенцию. До нашего визита в Мезу я был типичным неосведомленным дилетантом во всех тонкостях "генетического подъема". С тех пор, однако, я пришел к выводу, что возражения Беовульфа должны были касаться скорее предложенных им методов, чем самой технологии.

— Это достаточно справедливо, адмирал, — кивнул Зилвицки. — Часть того, против чего Беовульф возражал по поводу предложений Детвейлера, заключалась в радикальном характере некоторых улучшений, которые он отстаивал, и частично это было, по сути, методологией, которую он предлагал использовать. Например, некоторые из более ранних попыток повысить уровень интеллекта имели... печальные последствия для таких вещей, как психическая стабильность. Мы с Виктором видели пример именно такого рода "печальных последствий", по крайней мере, из вторых рук, в случае с дочерью Херландера Симоэнса. — Выражение его лица на мгновение стало жестким и холодным. — Я не знаю, насколько серьезен был Детвейлер и насколько это был способ намеренно подзадорить медицинское общество, которое уже отвергло его аргументы, но он на самом деле предложил провести ... пробные запуски на клонах, которые могут быть прекращены, если окажется, что их генетическая модификация была тупиковой. Это именно то, что Злонамеренное Соответствие сделало в случае Франчески Симоэнс. К тому времени он был по-настоящему взбешен "луддитским мышлением" медицинского мейнстрима Беовульфа, так что я думаю, вполне возможно, что он давал волю чувствам в надежде, что чистое возмущение унесет некоторых из его критиков. Однако, как продемонстрировала Франческа, по крайней мере, кто-то воспринял его всерьез.

— Но другая часть того, против чего возражал Беовульф, заключалась в потенциальных социальных последствиях преднамеренной политики генетического подъема. О поиске Homo superior, атрибуты которого были бы определены его разработчиками и направлены на достижение запрограммированной цели.

— Социальные последствия? — повторил Турвиль.

— Человеческая раса имеет прискорбную тенденцию — которая, по-видимому, довольно глубоко заложена в нас — бояться "другого", — ответил Зилвицки. — На протяжении тысячелетий мы время от времени пытались искоренить эту тенденцию, но без особого успеха. Где мы добились прогресса — и чертовски большого, на самом деле — так это в расширении определения того, что вы могли бы назвать "нами", чтобы все меньше и меньше людей попадали в категорию "не мы". Одной из вещей, которых опасался Беовульф, было появление нового "не нас", которых бы боялись и ненавидели. Возрождение того, что раньше называлось "расизмом". Такого рода беспокойство во многих отношениях имело большой смысл в то время, учитывая предубеждение против "джинни", возникшее в результате Последней войны. И тот же самый вид предрассудков жив и здоров сегодня — и сильнее, чем когда-либо, для многих людей, — когда речь идет о генетических рабах. Что, кстати, является причиной того, почему Доброкачественное Соответствие ненавидит "Рабсилу" всеми фибрами своего существа.

— Но они также были обеспокоены тем, что целенаправленное улучшение — улучшение ради улучшения, а не просто для соответствия конкретным условиям — станет глубоко политизированным. Кто определил, что такое "улучшение"? У кого были полномочия контролировать и направлять подобные программы? Был ли у кого-нибудь такой авторитет? И что произошло бы, когда кто-то решил бы пойти по стопам Платона, организовать правительство на основе его республики, но с ее гражданами, генетически модифицированными в соответствии с их ролями в ней?

— Платон? — повторил Турвиль. — Никогда о нем не слышал. Где была его республика и что с ней случилось?

— На самом деле ее никогда не существовало, — ответил Зилвицки. -Это название очень старой книги, в которой философ по имени Платон описал идеальную республику.

— Никогда о нем не слышал, — повторил Турвиль.

— Я могу скинуть вам перевод его книги после того, как мы здесь закончим, — сказал Зилвицки. — Дело в том, что беовульфиане были обеспокоены продолжением или повторным появлением конкурирующих генетических программ перед Последней войной, которые были так близки к уничтожению Старой Земли. И они боялись, что создание генетически стратифицированного общества, основанного на реальных, поддающихся документированию генетических различиях, определенно воссоздаст предрассудки и фанатизм, связанные со старомодным "расизмом". И вы должны признать, адмирал, что то, что мы до сих пор узнали о Злонамеренном Соответствии и его расслоении на альфа-, бета— и гамма-линии — а под гаммами может быть еще больше "линий" — предполагает, что это именно тот результат, которые оно ищет. Таким образом, Злонамеренное Соответствие — это наглядный пример того, почему Кодекс Беовульфа не следует пересматривать.

— Но мезанское Соответствие, которое было установлено здесь, на Мезе, при жизни Детвейлера, то, которое мы сейчас называем Доброкачественным Соответствием, отвергло его радикализм — предполагая, что он вообще когда-либо серьезно относился к этому. Оно было посвящено поддержке постепенного совершенствования человеческой расы — такого, при котором сознательно сохранялись сильные стороны, отсеивались слабые, но без какой-либо определенной конечной цели. То, что вы могли бы назвать максимизацией естественного потенциала каждого индивидуума как части продвижения всей расы вперед. Я пока не могу быть уверен, но скорее мы обнаружим, что Злонамеренное Соответствие началось как отколовшаяся фракция первоначального Соответствия, которая была нетерпима к концепции постепенности. Но это первоначальное объединение определенно было доброкачественной организацией, и я почти уверен, что только из-за... интенсивности чувств, связанных с генетической модификацией при жизни Детвейлера, оно было организовано тайно.

— Но почему все так и остается? — спросил Турвиль. Зилвицки посмотрел на него, и хевенит поморщился. — Насколько я могу судить, уже давно слабеет предубеждение против вашего "постепенного совершенствования". Если бы кто-нибудь захотел предложить что-то столь же радикальное, как ваши "суперсолдаты", или если бы они захотели начать комбинировать человеческий и нечеловеческий генетический материал, я уверен, что многие люди возразили бы. И мы вполне можем обнаружить, что это именно то, к чему стремилось ваше Злонамеренное Соответствие. Но из того, что вы говорите, это совсем не то, чем занимались эти люди.

— Это не так. Но я думаю, что ответ на ваш вопрос двоякий, адмирал. Во-первых, его существование было довольно открытым "секретом", по крайней мере, здесь, на Мезе. То есть это ничего не стоило его членам с точки зрения достижения своих целей или их собственной жизни, чтобы оставаться "в секрете". Но, во-вторых — и, как я подозреваю, более важно — это тот факт, что это происходит здесь, на Мезе... которая также является домом "Рабсилы" и генетического рабства. — Зилвицки покачал головой, выражение его лица было мрачным. — Очевидно, они боялись, что любая мезанская организация, выступающая за расширение генной инженерии, будет запятнана "Рабсилой". Это еще одна причина, по которой они так страстно ненавидят "Рабсилу".

— К чему вы все это ведете, капитан? — спросила Хенке.

— Я думаю, пришло время нам — Великому Альянсу — открыто заявить о Доброкачественном Соответствии, миледи. Я думаю, нам нужно прояснить, что то, что делает Доброкачественное Соответствие, не является — если уж на то пошло, никогда не было — нарушением Кодекса Беовульфа. И затем, я думаю, мы должны предложить ему возможность... исправить некоторые из наиболее вопиющих нарушений "Рабсилы".

Наступила внезапная тишина, в которой большинство людей в этом отсеке, очевидно, не смотрели на двух бывших генетических рабов за столом.

Джереми оглядел помещение, затем покачал головой.

— Как насчет того, чтобы люди не брали на себя смелость предполагать, что знают, как думают несчастные и угнетенные продукты "Рабсилы"? Уверяю вас, мы вполне способны говорить сами за себя.

Он повернулся к Зилвицки.

— Как ты думаешь, сколько пользы они действительно могли бы нам принести? — спросил он.

— Точно не знаю. — Зилвицки опирался запястьями о край стола. Теперь он широко развел руки, не поднимая их. — Но, как и следовало ожидать от людей с их точкой зрения, они в значительной степени сосредоточены на биологических науках. И медицине. И как бы сильно они ни презирали "Рабсилу", они были правы здесь. Способными изучить работу "Рабсилы" вблизи. Никто из них никогда не работал на "Рабсилу", насколько я смог определить, но это не значит, что у них не было доступа к ее исследователям и техникам.

— Интересно, — сказал Джереми. Он медленно откинулся на спинку стула и сложил руки на своем стройном животе. Он посидел так несколько секунд, затем посмотрел на Хенке.

— Антон и Кэти знают — по крайней мере, приблизительно — адмирал Золотой Пик, но как вы думаете, какова моя ожидаемая продолжительность жизни? — спросил он.

— На самом деле я не могу сказать, — ответила Хенке. — Вы сбежали из рабства достаточно рано, чтобы в вашем случае пролонг был эффективным?

— Нет, — сказал он.

— Ну, я знаю, что "Рабсила" никогда не тратила попусту никаких усилий на продление жизни своих рабов, — сказала Хенке, спокойно встретив его взгляд. — Поэтому я бы предположила, что ожидаемая продолжительность вашей жизни невелика, по крайней мере, по стандартам того, кто получил пролонг.

— Можно и так сказать. — Джереми улыбнулся, но в этой улыбке не было тепла. — Конечно, для вас, получателей пролонга, вся "естественная продолжительность человеческой жизни" кажется чрезвычайно короткой. Но для таких, как я, — он указал большим пальцем на Сабуро, — и для него тоже, этот вопрос разбирается гораздо тщательнее. К тому времени, когда был разработан пролонг, средняя продолжительность жизни людей перевалила за стандартное столетие. Немного больше для женщин; немного меньше для мужчин, как всегда. Но это все равно было столетие, может быть, сто десять или двадцать стандартных лет.

Он помолчал мгновение, затем глубоко вздохнул.

— После того, как я сбежал — в конце концов, не сразу — я проконсультировался с лучшими врачами, которых смог найти. Все они пришли к одной и той же приблизительной оценке моей собственной ожидаемой продолжительности жизни. Все, кроме двоих, думали, что я доживу до шестидесяти. — Его улыбка стала шире и проявила настоящую теплоту. — Конечно, предполагая, что меня не убьют в ходе своей деятельности. Но только один думал, что я доживу до семидесяти.

Он перевел взгляд на Сабуро.

— А как насчет тебя, товарищ? Я не думаю, что мы когда-либо обсуждали это.

— Нет особого смысла обсуждать это, — ответил Сабуро с гримасой. — Но мой прогноз лучше, чем твой. Не намного. Никто из тех, с кем я консультировался, не думал, что у меня есть шанс дожить до восьмидесяти.

К этому времени большинство лиц за столом были напряжены.

— Я знал, что это недолго, но не думал, что так плохо, — сказал Турвиль, и Сабуро пожал плечами.

— Мои рефлексы и зрительно-моторная координация находятся далеко за пределами нормальных человеческих параметров. — Он кивнул в сторону Джереми. — Он близок к тому, чтобы быть сверхъестественным. Но мы заплатили за это определенную цену.

Джереми издал горловой рычащий звук.

— Что больше всего раздражает, так это то, что "Рабсила" могла бы сконструировать нас — на самом деле довольно легко — так, чтобы у нас была нормальная продолжительность жизни. Которая значительно удлинилась бы... если бы кто-то тратил ее на рабов. Но они не стали утруждать себя.

— Сахарные плантации, — почти прорычала Кэти.

— Вот именно. — Джереми кивнул, затем оглядел остальных. — Древние владельцы плантаций до диаспоры на Карибах обнаружили, что выгоднее за несколько лет до смерти истощить рабыню и купить другую, чем сохранить ей или ему жизнь. "Рабсила" придерживается той же точки зрения. Почти у всех генетических рабов необычайно короткая продолжительность жизни, потому что люди, которые покупают нас, всегда могут получить другого, если — когда — мы сломаемся. — Он на мгновение оскалил зубы. — Но это также верно для бывших рабов и большинства сесси, потому что ущерб — инженеры "Рабсилы" называют это "параметрами" — был нанесен до рождения. За исключением того, что инженеры "Рабсилы" называют этот процесс "сцеживанием".

— Я уже многое из этого знала, — сказала Хенке, а затем фыркнула. — Возможно, вы слышали, что у меня есть друг, чья семья довольно видна среди аболиционистов, как на Мантикоре, так и на Беовульфе. Но я не думаю, что когда-либо обсуждала с ней ущерб как таковой. Сколько из этого можно отремонтировать? Постфактум, так сказать.

— Наверное, совсем немного. — Джереми разжал руки и сел прямо. — Может быть, не так сильно для нынешних поколений, но, безусловно, для их детей. Предполагая, что генетики и медицинские техники достаточно хороши. И если имеется достаточно денег. Это недешево.

— Это недешево по меркам отдельного человека, — сказал Зилвицки, — даже если они миллиардеры. Но "дешевизна" измеряется совсем по другой шкале, если вы сопоставляете ее с богатством развитой звездной нации. Которой, — он прочистил горло, — все еще является Меза. Да, ядерные бомбы нанесли некоторый ущерб. Но гораздо меньше, чем вы могли бы подумать. Современные индустриальные общества необычайно устойчивы. Они приходят в норму в мгновение ока.

Он постучал себя по лбу, возле виска. — Это сила ума, то, что это делает.

— Итак, к кому мы обратимся в первую очередь? — спросил Джереми. — В этом очень Доброкачественном Соответствии, о котором вы говорите?

? ? ?

— Ты, казалось, не был застигнуты врасплох, когда я затронул тему генной инженерии, — сказал Зилвицки Каша, когда они следовали за другими участниками из комнаты для брифингов.

Каша скривил губы в мимическом подобии пожатия плечами.

— Не ожидал, что ты поднимешь этот вопрос, но это не значит, что я не думал об этом раньше. Не забывай, что я тот, кто делит постель с Танди и занимается там другими делами, кроме как простой сон, в любом количестве случаев. Пока я не узнал, чего ожидать, опыт мог быть... поразительным, давайте назовем это. И я точно знаю, насколько хорошо Джереми Экс умеет стрелять из пистолета. Я обязан своей жизнью его меткости...

Он снова пожал плечами, на этот раз своими.

— Почему эти способности — и многие другие — не должны быть общими для всех людей? До тех пор, пока это может быть сделано безопасно и при полном сотрудничестве и согласии вовлеченных лиц, я, конечно, не возражаю. Конечно, простое течение времени не устранило всех других соображений, которые в первую очередь беспокоили людей, написавших Кодекс Беовульфа. Ты был прав, когда сказал, что некоторые из этих соображений "встроены" в нас, и у меня было слишком много личного опыта с кошмарами, которые могут создавать коррумпированные идеологи. Позволить кому-то вроде Оскара Сен-Жюста руководить программой "целенаправленного подъема" было бы... — Он сделал паузу, как будто подыскивая нужные слова, затем фыркнул.

— Это была бы действительно плохая гребаная идея, — сказал он.

— Значит, ты думаешь, что это должно было быть вне контроля государства? — спросил Зилвицки, и Каша покачал головой.

— Я не знаю, можно ли доверять процессу без государственного контроля, по крайней мере, в том, что касается аспектов полного сотрудничества и согласия, — сказал он. — В конечном счете, одна из причин, по которой я никогда не возмущался близорукостью Кодекса Беовульфа, заключается в том, что действительно требуется что-то вроде Кодекса с его широким принятием и юридическим признанием, чтобы предотвратить превращение чего-то подобного в генетическое рабство или быть нацеленным на то "генетически стратифицированное" общество, в котором, похоже, действует Злонамеренное Соответствие. Возможно, "государственный контроль" — это неправильный способ выразить это, но кто-то — возможно, ваше Доброкачественное Соответствие — это место для начала — должен четко сформулировать, что приемлемо, а что нет, кодифицировать это, а затем привлекать всех потенциальных Сен-Жюстов к ответственности так же строго, как в Кодексе Беовульфа. Кто-то, обладающий подлинной силой принуждения. Конечно, все подобное должно быть тщательно подготовлено. С подобающими сторожевыми псами.

— Как ты? — спросил Зилвицки с тонкой улыбкой.

— Вообще-то, я думал о бывших участниках Баллрум.

— Ах. Ты знаешь, похоже, первый раз мне довелось услышать используемые вместе слова "Баллрум" и "сторожевые псы". — Зилвицки взял Каша под руку и пошел дальше по коридору. — Но теперь, когда я думаю об этом, это не такая уж странная идея. Мы создали наших первоначальных сторожевых псов — генетически сконструировали их, даже если методы были грубыми — из волков, не так ли?

Виктор искоса взглянул на него.

— Думаю, ты пытаешься отвлечь меня, — сказал он. — Кстати, о сторожевых псах — или мне следует называть их охотничьими собаками? Я заметил отсутствие двух твоих приспешников в течение некоторого времени.

— Дэмиена и Инди?

— Да. Их.

— О, их! — ухмыльнулся Зилвицки. — Не понимаю, почему тебе нужно это знать.

— Ты ублюдок.

— Жестоко так называть своего давнего партнера.

— Ты ублюдок, — повторил Каша.

— О, прекрасно. Я тебе скажу. — Антон оглянулся через плечо. — Но не здесь. Кто угодно может подслушивать.

— Кого это волнует?

— Никого из нас двоих, полагаю. Но принципы существуют сами по себе, я всегда говорю это.

Они продолжили идти по коридору, рука Зилвицки все еще сжимала руку Каша. Направляя его, если не подталкивая. Однако хевенитский агент не пытался сопротивляться. Его любовница была не единственным известным ему человеком, чья сила выходила за рамки нормальных человеческих параметров. С таким же успехом он мог бы противостоять приливной буре.

Станция Балческу

Орбита планеты Дебрецен

Система Балческу

— Я не хочу оскорблять наших хозяев или что-то в этом роде, — сказал Индиана Грэм, — но по сравнению с этой помойкой Серафим выглядит хорошо.

Дэмиен Харахап огляделся. В свои лучшие дни — которые, как он сомневался, когда-либо были такими уж хорошими — район вокзала Балческу, через который он и его спутник проходили в данный момент, был торговым центром. Ряд небольших магазинов по обе стороны коридора удовлетворял потребности персонала станции и ее посетителей.

Те славные дни, какими они были, давно прошли. По мере того как шло время и бизнес станции Балческу все больше и больше увязал в работорговле, она страдала от тех же условий, которые всегда приносило с собой рабство. Где бы оно ни распространялось, все, что не было связано с самим рабством, начинало увядать на корню. Заработная плата свободных людей оставалась на прежнем уровне или снижалась, и в то время как богатство относительно немногих, кто извлекал выгоду из рабства, увеличивалось, это богатство обычно не тратилось в местах, где выполняли свою работу рабы или была сосредоточена работорговля.

Единственным исключением из этого правила, о котором знал Харахап, была планета, на которой зародилось генетическое рабство. Сама Меза оставалась богатой и развитой звездной нацией, несмотря на то, что была штаб-квартирой "Рабсилы" и несмотря на тот факт, что большинство ее населения были рабами или потомками рабов. И хотя он не знал, почему это было правдой, он согласился с Антоном Зилвицки и Виктором Каша, которые были убеждены, что причина этого лежит в основе того, что они назвали тайной "Рабсилы".

— "Рабсила" не имеет смысла, — однажды сказал ему Каша.

— С экономической точки зрения она — и рабство — давно должны были умереть естественной смертью. Вот почему мы с Антоном оба уверены, что на самом деле это не бизнес с самого начала. Это маскировка — способ скрыть злобу и недоброжелательство под простой жадностью и коррупцией.

Однако, как бы сильно рабство ни подрывало здоровую экономику, его внезапное исчезновение оставило вакуум. Какой бы бизнес ни позволял маленьким магазинчикам выживать, он пришел в упадок с тех пор, как станцию захватил флот Факела. Личный состав флота в какой-то степени заменил ныне исчезнувших практиков работорговли, но только в определенной степени. Главным образом потому, что их просто было не так много, но также и потому, что они не были временными жителями. Они регулярно покупали еду и питье, поэтому рестораны и таверны выжили, хотя даже у них было меньше клиентов, потому что было меньше ртов, которые нужно было кормить. Но рынок других товаров, которые путешественники, как правило, покупали в пути — поначалу никогда не отличавшийся большим спросом, — практически рухнул.

— Я бы точно не назвал их нашими "хозяевами". — Тон Харахапа был еще более сухим, чем обычно. — Учитывая, что Факел захватил это место силой, его жители больше похожи на оккупационные силы, чем на кучку гостей.

— И страшных оккупантов в придачу, — согласился Инди, и Харахап фыркнул.

Пугающий — это был один из способов выразить это, предположил он. Гражданские жители станции Балческу были опасно близки к тому, чтобы быть убитыми космопехотинцами Факела, которые были свидетелями уничтожения катера, посланного ими для захвата "Луиджи Пиранделло". Харахап не мог найти в себе силы винить Факел за их реакцию. На самом деле, что его по-настоящему удивило, так это то, что резни не было. Даже горстки совершенных спонтанно убийств. Учитывая, сколько военнослужащих Факела были бывшими (а в некоторых случаях и не очень бывшими) членами Одюбон Баллрум, соблазн, должно быть, был велик. Тот факт, что они не поддались этому, хорошо говорил об их дисциплине.

Однако, согласно сообщениям, они были близки к этому. Все это, конечно, было очень прискорбно... но, вероятно, усилило желание местных жителей сотрудничать.

Они, должно быть, беспокоятся, что что-то может спровоцировать нас на их немедленную казнь, в конце концов, — подумал он. — Не то чтобы они когда-нибудь это сделают. Но он также не отказался бы воспользоваться тем фактом, что те этого не знали.

Они прошли через захудалый торговый район ко входу в ту часть станции, в которой люди Факела устроили свою штаб-квартиру. Двое охранников махнули им, чтобы они проходили, не потрудившись проверить их удостоверения, которые они уже видели. Харахап считал, что вооруженные силы Факела — во всяком случае, его сухопутные войска — были довольно хороши. Возможно, это и неудивительно для солдат, прошедших подготовку у Танди Палэйн. Но это было не то, что можно было бы назвать безупречным внешним видом.

Харахапа это вполне устраивало. Он в значительной степени предпочитал компетентность совершенству строевой подготовки. Он одобрительно кивнул охранникам, и древесный кот на его плече весело пискнул. Ни одному древесному коту никогда не понадобилась бы такая глупость, как "верительные грамоты", чтобы узнать, тот ли кто-то, за кого он себя выдает, а Пожарный Дозор видел еще меньше смысла в бессмысленных формальностях, чем его двуногий.

Они продолжили путь по коридору к кабинету нового коменданта станции, и Харахап нажал на дверной звонок. Подполковник Кабвеза сидела на стуле за столом, покрытым старомодными рукописными заметками. Кабвеза была настолько низкорослой, что, когда она подняла свой стул на удобную рабочую высоту, ее ноги свисали бы на несколько сантиметров над палубой, как у птицы, если бы не скамеечка для ног под ее столом.

Теперь она подняла глаза и помахала им рукой, приглашая войти. Выражение ее лица не было счастливым. Однако оно и не было особенно удивленным.

— Не повезло, — сказала она, нахмурившись. — Мы просмотрели все записи, начиная с воскресенья. Они были вычищены полностью и дочиста. — Она кивнула в сторону стульев перед своим столом. — Присаживайтесь.

Харахап не заметил энтузиазма в ее приглашении, что его не удивило. С ее точки зрения, посланные из Мезы следователи были скорее помехой, чем чем-либо еще. Но она была вежлива и готова к сотрудничеству, и ей явно не нравилось говорить им, что ее усилия были бесплодны.

— Полностью вычищены? — сказал Инди, занимая свое место. — Это кажется странным. Я бы не ожидал, что на подобной станции, будет поддерживаться строгая безопасность.

— Обычно я бы согласилась с вами, — сказала Кабвеза. — Особенно если добавить предупреждение не трогать их компьютерные файлы, которое мы дали им, когда приближались к станции. Понимая то, что различие между "предупреждением" и "леденящими кровь угрозами ужасных событий" невозможно различить без специального оптического оборудования.

Она улыбнулась, хотя это выражение было мимолетным.

— Но вот оно что. К тому времени, когда мы смогли сами проверить записи, там ничего не осталось.

— Предполагаю, что вы не выполнили леденящие кровь угрозы о страшных ужасах, — сказал Харахап, и полковник пожала плечами.

— В чем был бы смысл? Что сделано, то сделано — и, кроме того, мы не думаем, что это сделала команда станции. Мои техники говорят мне, что они почти уверены, что это была заранее подготовленная очистка. Вероятно, запрограммированная так, чтобы она проводилась автоматически при определенных условиях. — Она снова улыбнулась, еще шире. — Условиях, подобных, о, неминуемой оккупации враждебными силами.

Харахап не был удивлен. Когда дело касалось безопасности, Соответствие было каким угодно, только не небрежным. Чтобы обелить себя, они бы не упустили из виду программирование компьютеров транзитной станции, которую они использовали для специальной эвакуации, если бы только казалось, что на них может взглянуть кто-то еще.

Он не тратил ничье время на фразы типа "вы уверены?" и "ваши техники перепроверили?"

Эта поездка все больше и больше походила на напрасные усилия. Что ж, он и раньше участвовал в охоте на диких гусей. В будущем он будет участвовать в ней еще чаще. И он всегда знал, что экспедиция на Балческу в любом случае была чем-то маловероятным. Захарию Макбрайда в последний раз видели покидающим Мезу на борту роскошного лайнера. Лайнер сделал свою первую остановку на планете под названием Декомб, и они нашли запись, на которой Макбрайд выходил из корабля.

А потом... он исчез. Дальнейшее расследование установило, что было три альтернативных способа, которыми он мог покинуть Декомб, и Харахап выбрал тот, который, по его мнению, был наиболее вероятным выбором для тайной эвакуации — невзрачный грузовой корабль общего назначения, который предлагал ограниченное количество мест для пассажиров.

Это привело его и Инди к Балческу. Что теперь выглядело тупиком.

— Единственное, что я все еще хотел бы сделать, — сказал он, — это допросить бывшего начальника станции. Думаю, его звали Сомоги. Полагаю, вы все еще держите его под стражей?

— Золтан Сомоги, — кивком согласилась Кабвеза. — И, нет, не держим. Мы освободили его всего несколько часов назад. Казалось, не было особого смысла держать его. — Она постучала по сенсорному экрану, встроенному в ее стол. — Адрес Золтана Сомоги, — сказала она.

— Сомоги, Золтан, — ответил компьютерный голос. — Секция Альфа Два, люкс Один-Один-Три.

Кабвеза набрала другую команду, и терминал передал тот же адрес на унилинк Харахапа. Схема станции, которую он загрузил в нее по прибытии, мигнула, высвечивая маршрут к Альфе 2, номер 113.

— Спасибо, — сказал он, снова вставая. — Вероятно, это рискованный шаг, но рискованные действия иногда окупаются. Шагай, Инди. Давай нанесем визит мистеру Сомоги.

? ? ?

— Я знаю, что ты бесстрашный, блестящий межзвездный секретный агент, — заметил Инди, ни к кому конкретно не обращаясь, когда они шли по не совсем чистым коридорам к месту назначения. — Но такому любителю, как я, это кажется пустой тратой времени. Если космопехотинцы ничего не смогли из него вытянуть, когда он все еще был напуган до смерти, каковы шансы, что мы сможем?

— Вероятно, это пустая трата времени, — согласился Харахап. — Но, как я уже сказал подполковнику, вы никогда не знаете наверняка. И прямо сейчас нам больше нечего делать, так почему бы не рискнуть? Кроме того...

Он протянул руку, чтобы погладить уши древесного кота на своем плече.

— Я готов поспорить, что Сомоги никогда не встречал древесного кота, но он, возможно, уже слышал об их репутации. Может быть, он тоже этого не сделал, и в этом случае мы могли бы просто... просветить его. Тот, кто может противостоять знакомым методам допроса, может быть напуган чем-то незнакомым. И если он случайно поверит в то, что наш Пожарный Дозор действительно может читать мысли, а не только эмоции...

Он пожал плечами, и Инди фыркнул.

— Я когда-нибудь упоминал, что ты очень хитрый парень? — спросил он, и Пожарный Дозор издал согласный смешок.

? ? ?

— Поторопись, — прошипел Золтан Сомоги, перегибаясь через плечо Софи Бордас. Бордас была — во всяком случае, раньше — офицером-сенсорщиком станции Балческу. В данный момент она сидела за рабочей консолью в одном из углов его трехкомнатного номера, вводя команды.

Она также едва сдержалась, чтобы не зарычать: — Если ты думаешь, что это так просто, почему бы тебе не сделать это самому? — Вместо этого она сказала: — Мы сделали эти протоколы безопасности недоступными для всех по какой-то причине, помните?

— Прости. — Сомоги выпрямился и вытер лицо одной рукой. — Я просто...

Раздался входной звонок. Бордас прервала свое занятие, и они оба уставились на закрытую дверь.

— Просто не обращай на это внимания, — прошептала она.

Сомоги колебался, явно привлеченный этой идеей. Но через мгновение он покачал головой.

— Лучше не надо. Я сказал этой сучке Кабвезе, что иду домой. Если она послала кого-нибудь проверить меня, мне, черт возьми, лучше быть здесь.

Он подошел к двери и активировал обзорный экран на переборке, который показывал коридор снаружи. Там стояли двое мужчин, ни одного из которых он не узнал. Один из них был явно молодым, жилистым парнем. Другой — вероятно, старший из двух, подумал Сомоги, хотя пролонг делал такие суждения рискованными — был, вероятно, самым заурядным человеком, которого Сомоги когда-либо видел. Пока он наблюдал, обычный на вид человек снова нажал на звонок.

— Открывай, Золтан, — сказал он в микрофон над кнопкой звонка. — Мы знаем, что ты там. Мы просто хотим задать тебе несколько вопросов.

Сомоги оглянулся на Бордас. Она смотрела на него пару секунд, затем пожала плечами.

— Я заметала следы, когда уходила, — сказала она. — Они, вероятно, ничего не поймут, даже если посмотрят. Но дай мне секунду, чтобы отойти от консоли.

Она быстро подошла к ближайшему дивану и скользнула на него. Затем, после недолгого колебания, она растянулась на нем, как будто была очень частой посетительницей квартиры Сомоги. Любовницей, может быть.

Велик шанс, что это когда-нибудь произойдет. Сомоги был терпим, но это было лучшее, что она могла сказать о нем.

— Продолжай, — сказала она. — Впусти их.

Сомоги отпер дверь и распахнул ее.

— Что ты во...

Он замолчал, уставившись вниз на животное, сидящее прямо на палубе рядом со старшим мужчиной. Оно было отдаленно похоже на кошку, учитывая тот факт, что у него было шесть конечностей и оно было немного крупнее любого кота Старой Земли, которого он когда-либо видел. К его облегчению, оно тоже смотрело на него довольно спокойно. Эта штука выглядела опасно.

Это была его первая мысль. Затем он заметил упряжь, которую оно носило... и что-то похожее на очень маленький пульсер в кобуре под его левой передней конечностью.

Он уставился на него, и мужчина, стоявший рядом с ним, улыбнулся ему.

— Никогда не видел древесного кота? Я думал, ты, наверное, этого не делал. Вот почему Пожарный Дозор слетел с моего плеча и исчез из поля зрения вашей дверной камеры. — Он снова улыбнулся, и это приятное выражение почему-то не успокоило Сомоги. — Мы не хотели, чтобы ты нервничал или что-то в этом роде, Золтан. Я могу называть тебя "Золтан", не так ли?

— Э-э... — ответил Сомоги.

— Хорошо! — Мужчина постарше похлопал его по плечу. — Это, вероятно, не займет больше нескольких минут твоего времени, Золтан, — беззаботно сказал он, протискиваясь мимо Сомоги в квартиру. Одна бровь приподнялась, когда он увидел женщину, сидящую на диване.

— Добрый день, мисс....?

— Бордас, — подсказала она.

— Ах! Офицер-сенсорщик. — Незваный гость просиял. — Тот самый человек, с которым я хотел поговорить следующим.

Сомоги уставился на него, затем снова на его монстра, пытаясь вспомнить...Древесные коты. Что он слышал о древесных котах? Он, конечно, никогда не слышал, что они носили пульсеры! Но...

Они могут читать мысли. Проклятые твари могут читать мысли!

Паника охватила его, и он оттолкнул плечом молодого парня, который все еще стоял в дверном проеме. Удар отбросил его в сторону, и Сомоги помчался к шахтам лифта. Он пробежал по меньшей мере целых три метра по коридору, когда что-то врезалось ему в плечи сзади. Он изогнулся под твердой, извилистой тяжестью удара, затем...

— Блик!

Рука — четырехпалая рука с длинными, многосуставчатыми пальцами — протянулась сзади, в поле его зрения. Эти пальцы пошевелились там, словно желая убедиться, что они привлекли его внимание... а затем из кончиков каждого пальца выскочил явно острый как бритва коготь. Один из них просто слегка коснулся его щеки, и он замер.

Он не пошевелился. Он ничего не сказал. Он едва дышал, и в его голове промелькнула одна-единственная мысль.

Я так облажался.

? ? ?

— Это копии записей наблюдения станции, — пробормотала подполковник Кабвеза. Ее специалистам по безопасности потребовался час или около того, чтобы взломать коды Бордас, и она нахмурилась, глядя на изображения, появляющиеся на ее дисплее. — Итак, зачем бы Сомоги делать их? — задумчиво спросила она себя.

— Мелкое вымогательство и шантаж, — произнес чей-то голос, и она оглянулась через плечо. Дэмиен Харахап вошел в помещение; теперь он пересек его, Пожарный Дозор шел рядом с ним, чтобы встать у ее плеча. — Он и его сообщница по преступлению — ну, на самом деле, больше похоже на партнершу по грешкам — делали их, потому что поняли, как регулярно и тщательно протоколы безопасности станции очищали оригиналы.

Он протянул ей чип.

— Запустите это, — сказал он. — Давайте посмотрим, не подвернется ли что-нибудь.

Кабвеза мгновение с сомнением смотрела на него. Она не была большой поклонницей запуска чужих исполняемых файлов на своем собственном терминале. Но она подключила его, нажала "ДА" в командной строке и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.

— Вот почему они сделали резервные записи, — продолжил Харахап, не отрывая глаз от дисплея. — Что касается тщательно продуманных мер безопасности, то это было потому, что они оба — особенно Сомоги — опасались людей, которые, по его мнению, действительно контролировали станцию Балческу. Он не пытался шантажировать их, только проходящих мимо космонитов и работорговцев, которые совершали мелкие правонарушения того или иного рода. Но он также полагал, что любой, кто так яростно очищает данные, был бы... менее чем счастлив обнаружить, что кто-то обходил их меры безопасности.

— И кто же были "люди", которые, по его мнению, действительно контролировали станцию? — спросила она, и Харахап улыбнулся ей.

— Это, подполковник, очень интересный вопрос, не так ли?

Раздался звуковой сигнал, и они с Кабвезой снова посмотрели на дисплей. Изображение мужчины, сидящего за маленьким столиком в одном из проходов станции, заполнило левую половину дисплея. Вместе с ним за этим занятием сидели две женщины. Та, что справа от него, очевидно, говорила, и он слушал ее. Заметно увеличенная версия лица мужчины заполнила большую часть другой стороны экрана.

Строка буквенно-цифровых символов мигала под лицом: Захария Макбрайд. Вероятность 98,8%.

— Это Макбрайд, все в порядке, — сказал Харахап. — Я уже достаточно изучил его изображения, чтобы быть уверенным в этом, даже без программного обеспечения для распознавания. Я также узнаю женщину, разговаривающую с ним. Не знаю другую, но это его босс, Лайза Чартерис. Но...

Он нахмурился и указал пальцем на другого мужчину, стоявшего в нескольких метрах от него и наблюдавшего за Макбрайдом и его спутницей за столом. Его поза казалась напряженной, осанка — настороженной.

— Но это тот парень, о котором я действительно хочу узнать больше, — продолжил Харахап. Пожарный Дозор вопросительно мигнул, и он посмотрел вниз. Пальцы кота дрогнули, и Харахап усмехнулся. — Я хочу узнать больше, потому что, если он не сторожевой пес, я зря потратил свою жизнь, — сказал он древесному коту. — Я видел многих из них, и он далеко не так хорош в этом, как большинство из них. Во всяком случае, если часть его работы состоит в том, чтобы быть ненавязчивым.

— Зачем Макбрайду сторожевой пес? — задумалась Кабвеза. — На данный момент ему ничего не угрожает. — Она взглянула на отметку времени. — Эта запись была сделана за двадцать шесть часов до того, как мы захватили станцию Балческу. К тому времени, как мы добрались сюда, он мог бы уехать либо на "Принце Санджате", либо на "Луиджи Пиранделло". И как только мы добрались сюда, никакой телохранитель все равно не смог бы им помочь.

— Я сказал "сторожевой пес", а не "телохранитель", — ответил Харахап, снова уставившись на дисплей. — Он не является охранником. Причина, по которой он наблюдает за Макбрайдом и остальными, заключается в том, чтобы убедиться, что они не попадут в плен... или не попытаются сбежать самостоятельно. И я готов поспорить, мы только что узнали, что случилось с "Луиджи Пиранделло" и захватившим его катером. — Он кивнул на дисплей. — Этот человек — или кто-то еще, похожий на него, — был на борту "Луиджи Пиранделло". Как только он понял, что захват неизбежен, он взорвал корабль и забрал с собой ваших космопехотинцев.

Кабвеза нахмурилась, потирая подбородок кончиком указательного пальца.

— Но был ли Макбрайд на борту, когда он это сделал? — спросила она.

— Не знаю. Давайте посмотрим, сможем ли мы это выяснить.

Он потянулся мимо нее к ее пульту и поднял бровь, глядя на нее. Она поморщилась, но тоже откинулась назад и кивнула в знак согласия, затем наблюдала, как он вводит другую команду.

? ? ?

Это заняло некоторое время, и рейтинг узнаваемости был не таким твердым, но 87,4% было более чем достаточно для Дэмиена Харахапа. Особенно, когда единственной причиной, по которой рейтинг был немного занижен, было то, что снимки были сделаны сзади, показывая лишь частичный профиль, когда люди поднимались на борт корабля для отправки. Рейтинг Чартерис был немного лучше — 91,1%, — хотя она стояла в другой очереди на посадку.

— Хорошо, — сказал Харахап. — Захария Макбрайд покинул систему на борту "Принца Санджаты". А Лайзе Чартерис не повезло оказаться на борту "Луиджи Пиранделло". Так что теперь ее реальный статус соответствует официальному. Мертва, как дверной гвоздь.

— Это немного холодновато, тебе не кажется? — спросила Кабвеза, и он пожал плечами.

— Никто из нас ничего не может сделать, чтобы изменить то, что случилось с ней на данный момент, — сказал он, все еще глядя на изображение Макбрайда. — И она работала на организацию, которая убила одному богу известно, сколько невинных свидетелей, освещавших ее исчезновение. В свое время я проводил операции с "сопутствующим ущербом", но не таким большим. Так что немного трудно вызвать к ней большое сочувствие. Мне гораздо больше жаль других пассажиров и ваших космопехотинцев, подполковник.

— Верно, — согласилась она с кивком. — Определенно, в этом есть смысл.

? ? ?

Харахап и Инди стояли, глядя сквозь кристаллопластовую стену зала вылета, ожидая, пока их курьерский катер соединится с посадочной трубой. Смотреть было особо не на что. Планета под ними, Дебрецен, была такой же унылой и неописуемой, как и станция, которая вращалась вокруг нее, и Пожарный Дозор предпочел вздремнуть на одном из многочисленных незанятых мест в зале ожидания вместо того, чтобы наблюдать за тем, как вообще ничего не происходит.

Но Харахап на самом деле тоже не смотрел на планету. Он смотрел на звездные поля за ним.

— Интересно, где сейчас Макбрайд? — сказал Инди.

— Не знаю, — ответил Дэмиен. — И это большая галактика. Но когда-нибудь я намерен это выяснить.

Март 1923 года э.р.

— Мелкая деталь. Мы оба космопехотинцы.

Однажды космопехотинец — всегда космопехотинец.

Мы обязательно отлично поладим.

— Майор Брайс Тарковски, космопехота Солнечной системы

Курьерский катер "Чарлз Дэвенпорт"

Система Гальтон

Курьерский катер с полосным приводом неуклонно снижал скорость по направлению к сердцу системы Гальтон.

Первичная звезда была типа K5v с шестью планетами и двумя поясами астероидов. Три самые внутренние планеты ни для кого не представляли особого интереса, но Гальтон-IV, известная своим обитателям как Чермак, была похожим на Землю миром. Ее поверхностная гравитация была примерно на двадцать процентов больше, чем у Старой Земли, что создавало атмосферу немного более плотную, чем на месте рождения человечества, и она находилась всего в шести световых минутах от первичной звезды, что давало ей год длиной всего в половину стандартного. С другой стороны, ее размер и низкая скорость вращения создавали "день" продолжительностью более шестидесяти семи часов. Это было... неудобно долго, поэтому чермакиане разделили его на две несколько более управляемые тридцатитрехчасовые "дневные половины", разделенные семидесятисемиминутным перерывом.

Сочетание этого долгого дня и сильной гравитации объясняло, почему многие жители системы предпочитали жить в других местах, хотя на Чермаке действительно были впечатляющие пейзажи, а серфинг и парусный спорт, которые можно было найти на островах Сэнгер в Атлантическом океане, нужно было испытать на себе, чтобы поверить.

Конечно, девяносто девяти процентам всех жителей Чермака было запрещено когда-либо ступать на эти острова... за исключением должностей прислуги и под пристальным наблюдением.

Внутренний пояс астероидов, между Гальтоном-IV и Гальтоном-V, находился в пределах гиперграницы системы, удаленной на 15,4 световой минуты от звезды, но не был особенно богат ресурсами. Внешний пояс, однако, был совсем другим делом. Когда-то давным-давно Гальтон мог похвастаться девятью планетами, но это было до того, как появилась его нынешняя самая удаленная планета, Гальтон-VI. В промежутке между ними Гальтон-V и газовый гигант-"кочевник" — суперюпитер, настолько массивный, что лишь немного не дотягивал до статуса коричневой звезды, — посеяли хаос на самых отдаленных планетах системы. Астрографические модели того, что произошло, были... сбиты с толку, но все они сходились на том, что прибытие кочевника сбило предыдущую крайнюю планету со своей орбиты. Что именно произошло тогда, было менее ясно, но свидетельства предполагали столкновение — или, по крайней мере, очень, очень близкое к касанию — между перемещенной планетой и следующей планетой. После этого все ставки были отменены. Все согласились, что это, должно быть, было чертовски оживленно, по крайней мере, в масштабе звездной системы, но все это произошло достаточно давно, чтобы сломанные кости разбитых планет давно образовали стабильный, необычайно широкий и еще более необычайно ценный пояс астероидов.

Бенджамин Детвейлер сидел в небольшом, но роскошном главном салоне корабля, наблюдая на обзорном экране, как более яркая и неуклонно растущая точка блеска Гальтона появилась из звездного поля. По большому счету, это был не первый его визит сюда, хотя лишь горстка людей в системе знала, кем он был на самом деле. И, как всегда, подход "Чарлза Дэвенпорта" мог бы послужить любому словарю примером "крайней осторожности", потому что Гальтон не был гостеприимной звездной системой.

Курьерский катер вынырнул далеко за пределами гиперграницы, по вектору наименьшего времени для Чермака. На таком расстоянии даже супердредноут не мог бы представлять угрозу для системы, но команда миниатюрного курьера была слишком хорошо осведомлена о множестве избыточных сенсорных платформ, наблюдающих за их приближением. И рядов модулей многодвигательных ракет, готовых уничтожить их, если эти сенсорные платформы увидят что-то, что им не понравится.

По стандартам Великого Альянса, сенсорная сеть была большой и неуклюжей, потому что технология сверхсветовой связи Соответствия все еще сильно отставала от своих противников ... и потому, что переоборудование оружия только что заняло первое место, и существовало не так много вещей, которые даже такая система, как Гальтон, могла модернизировать одновременно. В результате нынешняя сеть сверхсветовой связи Гальтона требовала гораздо больших размеров передатчиков и гораздо более высокой мощности сигнала, что увеличивало размер платформы, на которой она была установлена, и ее пропускная способность была намного уже. Но она работала, и это было то, что действительно имело значение. А технология скрытности "Соответствия" была, по крайней мере, не хуже, чем у "Великого Альянса", что делало сами пассивные сенсорные платформы — и "вискерные"лазеры, которые соединяли их с платформами управления, — почти невозможными для обнаружения.

Платформы управления, с другой стороны, было почти невозможно скрыть, как только они подключали свои сверхсветовые передатчики; неспособность Соответствия генерировать направленные гравитационные импульсы была еще одним аспектом, в котором его возможности отставали от возможностей Великого Альянса. Вот почему каждый кластер сенсорных платформ был связан в общей сложности с тремя широко разнесенными платформами управления. Только одна из них одновременно передавала данные на Чермак и огромные обиталища на орбите вокруг него. Две других обеспечивали резервирование, стоя наготове, чтобы заменить первую, если врагу удастся локализовать и уничтожить ее.

Многодвигательные ракеты Гальтона также были большими и немного грубоватыми по стандартам Великого Альянса. Компоновка по-прежнему не могла соответствовать возможностям даже МДР текущего поколения флота республики Хевен, не говоря уже об управляемых на сверхсветовых скоростях Mарк 23 королевского флота Мантикоры. С другой стороны, Соответствие смогло уменьшить свою гразерную головку до чего-то, что можно было бы запихнуть в действительно, действительно большую МДР. Эти "гразерные головки" не могли сравниться по дальнобойности с обычной лазерной головкой, но каждое попадание, которого они добивались, было разрушительным.

И вся эта концентрированная смертоносность была готова стереть "Чарлза Дэвенпорта" с лица космоса, если он отклонится хоть на километр от заданного вектора.

Впрочем, Детвейлер не особенно беспокоился по этому поводу. Работа команды "Дэвенпорта" заключалась в том, чтобы тщательно продумать детали их подхода, и код распознавания курьера был передан и подтвержден почти два часа назад.

Нет, что беспокоило Детвейлера, так это причина, по которой он пришел, и сообщение, которое он должен был передать. Это, а также тот факт, что он собирался признать — и извиниться за — редкую и потенциально болезненную ошибку. Ошибку, цена которой действительно может быть высокой. Он не горел желанием совершать ни то, ни другое, но и не уклонялся от выполнения этой задачи. Избегать подобных вещей на самом деле никогда не было вариантом ни для него, ни для его братьев-клонов, и теперь это стало еще более правдивым. Со смертью их родителей руководство всем Соответствием перешло на плечи Бенджамина Детвейлера, и он не стал бы уклоняться от своих обязанностей... или подводить память Альбрехта или Эвелины Детвейлеров.

Звездная станция "Фрэнсис Крик"

Орбита Чермака

Система Гальтон

Следуя за гауптманом Чоу по лабиринту внутри крупнейшего орбитального обиталища Гальтона, Детвейлер забавлялся, представляя, какие хлебные крошки ему пришлось бы оставить, чтобы снова найти выход. Конечно, на самом деле ему не нужно было бы делать ничего подобного, даже если бы у него не было офицера, показывающего ему дорогу. Именно для этого и были предназначены мониторы местоположения и приложения унилинка. Тем не менее, это было сложное умственное упражнение.

И это помогло ему еще немного отвлечься от истинной причины его визита.

Он думал, что запомнил каждый изгиб, поворот, шахту лифта и внутренний шлюз. Как и у всех клонов Детвейлера, у него была почти фотографическая память. Но он не хотел бы ставить на это свою жизнь, потому что "Крик" был огромен. Правда, это было маловато по стандартам мест обитания для таких систем, как Сол или Беовульф. Если уж на то пошло, это была далеко не самая большая платформа на орбите Чермака. Несколько других мест обитания были значительно больше, а орбитальные промышленные платформы делали эту станцию карликом. Но при массе где-то свыше 48 000 000 тонн это, безусловно, была самая большая когда-либо построенная мобильная конструкция.

С другой стороны, "Фрэнсис Крик" вообще не строился как промышленный узел или для обеспечения пространства для расширения населения, как это было в других местах обитания. О, в системе Гальтона было около двух миллиардов человек, считая как ее орбитальные места обитания, так и генетических рабов, которые жили на Чермаке, на дне гравитационного колодца планеты, и правда, что почти миллион из этих людей действительно жили на борту "Крика". Но истинная причина, по которой станция была такой огромной, заключалась в том, что на самом деле это была крепость, а вовсе не то, что люди обычно подразумевают под термином "среда обитания".

Существовало много способов защитить судно или сооружение. Броня, очевидно, а также оборонительное оружие, такое как противоракеты, лазеры точечной защиты, энергетическое оружие, гравитационные боковины, оснащение даже чего-то размером с "Крик" импеллерами для создания клина...Список был длинным. Но одним из самых надежных способов укрепить что-либо был и, вероятно, всегда будет самый простой метод: сделать это массивным. Была старая поговорка, что количество само по себе имеет качество. Это было не совсем так верно для крепостей, как для других вещей, учитывая разрушительную силу современного оружия, но все же это было достаточно верно, чтобы продолжать.

И другой способ защитить судно или установку состоял также в том, чтобы снабдить его максимально мощным наступательным оружием. Чтобы снабдить его такой ужасающей огневой мощью, которая уничтожила бы любого противника прежде, чем он достиг бы зоны действия своего оружия.

Орбитальные обиталища вообще редко устанавливали оружие. Поскольку лучший способ гарантировать, что в кого-то будут стрелять, — это иметь возможность стрелять в кого-то другого, проектировщики среды обитания обычно включали только защитные системы такого рода, которые вряд ли превратят их творение в магниты для встречного огня. Однако Гальтон не был похож на другие звездные системы, и конструкторы "Крика" внедрили оба подхода не только в "Крик", но и во многие другие платформы. Хотя мало кто из этих конструкторов знал, что каждый человек, каждая орбитальная оружейная платформа, каждая верфь здесь, в Гальтоне, были собственной защитой для чего-то совершенно другого.

Каждый раз, посещая систему, Детвейлер думал об особой логике, которая привела к созданию Гальтона. Нет, не к его созданию, а к его... перепрофилированию. Это была одновременно самая грубая — и в то же время, возможно, самая хитрая — из стратегий Соответствия. Постройте одну из самых мощно укрепленных звездных систем в оккупированной людьми галактике, сделайте ее основным промышленным и командным узлом Соответствия за пределами самой системы Мезы, центральным для всех его целей и предназначения...

И все это с конечной целью — если понадобится — быть принесенной в жертву.

Хотелось бы надеяться, что до этого никогда не дойдет. Но, в конце концов, Гальтон стал маскировкой — иллюзией. Его брат Колин называл это маскировкой судьбы, но Колин, несмотря на свой прагматичный склад ума как глава разведки Соответствия, время от времени прибегал к тому, что их непочтительный младший брат Жерве называл "вычурно-фартовым" языком. И это не было так, как если бы это всегда было целью Гальтона. Но если настанет день, когда Соответствие когда-либо окажется прижатым спиной к стене, Гальтон возьмет вину на себя, чтобы скрыть существование истинного последнего редута Соответствия.

Когда Гальтон был впервые выбран в качестве конечной оперативной базы Соответствия за пределами Мезы, никто даже не рассматривал такого рода требование. План Детвейлера всегда предусматривал тайную колонизацию и массовую индустриализацию собственной звездной системы Соответствия по множеству причин. Одним из важных соображений была неизбежная потребность в такого рода базе, которая могла бы построить и укомплектовать экипажами тот уровень огневой мощи, который в конечном итоге потребуется плану. А другой был как лазейка, аварийный люк, через который Соответствие могло исчезнуть в случае, если оно было вынуждено покинуть систему Мезы.

Открытие Гальтона было счастливой и неожиданной случайностью. Плотность звезд в регионе системы была низкой, и большинство этих звезд были типичными бесполезными красными карликами. Наблюдения с большого расстояния показали, что K5v, указанный как ACR-1773-16, может обладать как значительными астероидами, так и планетой в зоне жидкой воды. Однако шансы были в лучшем случае незначительными, и двести шестьдесят лет назад на экспансию в регион направлялось очень мало усилий. Действительно, даже сегодня было мало причин для этого... хотя это отчасти было связано с вмешательством Соответствия.

Но, несмотря на отсутствие давления те два с половиной стандартных столетия назад, Консорциум Кейсрани, малоприбыльная исследовательская группа, базирующаяся на Ларкане в системе Иштван, все равно решила взглянуть на нее, поскольку одно из ее судов должно было пройти в пределах полудюжины световых лет по пути для исследования гораздо более многообещающей звезды. Капитан "Эйнуши Кэшани" никак не ожидала наткнуться на систему ACR-1773-16, в которой есть как обитаемая планета, так и орбитальный рог изобилия поясов астероидов. Внешний пояс особенно сделал бы ее исключительно ценной для любой промышленной базы, даже без мира, который в конечном итоге стал Чермаком. Действительно, вся звездная система оказалась бы своего рода сокровищницей, которая могла бы однажды появиться в корпоративной жизни такого трудолюбивого консорциума, как Кейсрани ... за исключением того, что он никогда не узнал об этом.

Кейсрани был одним из десятка — на самом деле десятков — небольших независимых грузовых и разведочных концернов, которые служили местными перевозчиками и агентами "Джессик Комбайн", крупнейшей судоходной компании системы Меза. Репутация "Джессик" была не лучше, чем у большинства мезанских трансзвездных корпораций, но и не хуже, а ее тайные связи с "Рабсилой" были хорошо скрытым секретом. Но сеть ее контактов не раз оказывалась бесценной для Соответствия, и Гальтон был ярким тому примером. Действительно, это и система, известная как Дарий, были жемчужинами короны подарков "Джессик".

Капитан "Эйнуши Кэшани", одна из шкиперов Консорциума Кейсрани, которая в прошлом вела дела непосредственно с "Джессик", в течение многих лет продавала "Джессик" на сторону данные исследований. Большая их часть была довольно дешевой, учитывая тот факт, что Кейсрани едва ли стояла на вершине геологоразведочной отрасли. Но она сильно подозревала, что за такого рода систему "Джессик" сможет — и захочет — заплатить ей гораздо больше, чем комиссия за поиск, выплачиваемая по ее контракту с Кейсрани. Тот факт, что Кейсрани на законных основаниях владела любыми данными исследований, которые обнаружила "Эйнуши Кэшани", был небольшой проблемой для этого плана, но она убедила остальную часть своей команды из девяти человек (чья доля в комиссии искателей была бы еще меньше, чем ее собственная) скрывать данные, пока у них не будет шанс... обсудить это с агентом "Джессик" в Иштване.

К счастью для Соответствия, агент, о котором идет речь, увидел интересные возможности, несмотря на удаленное расположение системы. Он согласился заплатить капитану Зардари и ее команде в десять раз больше, чем заплатил бы им Кейсрани... и мог взять эту сумму из денег на мелкие расходы. Взамен они представили официальный отчет об исследовании, в котором не было указано ни одной пригодной для жизни планеты и существенно занижено количество — и, особенно, богатство — поясов астероидов ACR-1773-16. Существовало множество других, более удобно расположенных систем с ресурсными базами, по крайней мере, такими же богатыми, как та, о которой сообщил "Эйнуши Кэшани", поэтому агент ожидал, что фальсифицированный отчет приостановит любой интерес к системе, пока "Джессик" не решит, что захочет с ней делать.

К несчастью для него, его отчет в вышестоящий офис попал к старшему менеджеру, который, как оказалось, занимал достаточно высокое положение в Соответствии... и который решил, что "Джессик" тоже не нужно об этом знать. Вместо этого он передал его руководству Соответствия, которое точно знало, что оно хочет с ним сделать, и предприняло шаги, чтобы убедиться, что это возможно.

"Эйнуши Кэшани", к сожалению, не вернулся из своей следующей исследовательской миссии. И, что не менее трагично, агент "Джессик" в Иштване попал в авиакатастрофу со смертельным исходом примерно в то время, когда должен был вернуться корабль, что устранило всех, кто мог бы оспорить отчет об обследовании, поданный Зардари.

Теперь Детвейлер думал, что это была идеальная ловкость рук. Одна из потенциальных проблем для любой "секретной колонии" заключалась в том, что звезды с пригодными для жизни планетами могли привлечь надеющиеся на удачу исследовательские команды или даже целые колониальные экспедиции, не знающие, что эти звезды уже принадлежат кому-то другому, и которые затем должны были бы "исчезнуть", чтобы секрет был потерян. Но ACR-1773-16 уже была обследована — официальная запись обследования была в файле, чтобы доказать это ... и подтвердила, что у кого-либо еще не было никаких причин посещать ее.

Так появился на свет Гальтон.

Хотя было верно, что Гальтон находился далеко от Мезы — фактически чуть более девятисот световых лет, — на самом деле это было огромным аргументом в его пользу. Тем более, что до него можно было добраться менее чем за тридцать восемь дней на военном корабле или курьерском катере и чуть более чем за сотню даже на грузовом судне, благодаря гипермостам Меза-Вестгот и Уорнер-Маннергейм. Однако прямое путешествие через гипер потребовало бы десятимесячного путешествия для того же грузового корабля, что вывело бы его далеко-далеко за пределы астрографического района Мезы.

Первоначальное население Гальтона было гораздо больше, чем в большинстве недавно колонизированных звездных систем, потому что было возможно импортировать начальную рабочую силу, состоящую из лучших продуктов "Рабсилы Инкорпорейтед". И было удивительно, как быстро можно было создать дополнительную популяцию на месте, используя технологию клонирования, которую "Рабсила" — и Соответствие — усовершенствовали до пика эффективности. Первоначальная стоимость запуска была немного превышена, но она также вполне укладывалась в возможности компании, и необходимость в привлечении работников продлилась всего пару десятилетий. Как только была создана скромная промышленная база, "Гальтон" превратился в самоподдерживающееся, самовоспроизводящееся предприятие, которому больше не требовалось много внешнего финансирования или импортируемого населения или запчастей.

Конечно, в то время никто в Соответствии не ожидал обнаружить ранее неизвестный туннель в системе Феликс, в двенадцати световых годах от Маннергейма, менее чем через тридцать лет. Туннель, о котором идет речь, соединял Феликс с системой Дарий, расположенной примерно в трехстах пятидесяти световых годах от Гальтона. Он тоже находился на другом конце моста Уорнер-Маннергейм, но благодаря мосту Феликс-Дарий он был более чем на двести световых лет — и на три месяца для грузового корабля — "ближе" к Мезе.

Это было что-то вроде конфуза из-за богатства, но возможности для максимального сокрытия были слишком хороши, чтобы упускать их. Вместо этого была некоторая мысль о переносе проекта Гальтона в Дарий, но с самого начала план Детвейлера мыслился в терминах концентрической безопасности. И поэтому Соответствие запустило вторую секретную колониальную систему, со своей собственной промышленной инфраструктурой и собственными верфями, но без какой-либо известной связи с Гальтоном.

Гальтон стал именно тем, чем он изначально был задуман: личным промышленным комплексом и частной верфью Мезанского Соответствия, а также основным пунктом связи, через который руководство системы Meзa общалось с ее внесистемной инфраструктурой.

Однако, несмотря на все свои многочисленные достоинства, Гальтон был плохо приспособлен для быстрой связи с остальной частью населенной людьми галактики. С точки зрения сокрытия, это было хорошо. С точки зрения координации сетей агентов и многочисленных полевых операций, это было... менее желательно. Это было причиной — насколько знал Гальтон — по которой высшие эшелоны Соответствия предпочли остаться на месте, спрятавшись на Мезе, вместо того, чтобы просто переместиться в Гальтон.

Во всяком случае, так считал Гальтон... и это было в значительной степени правдой.

Просто это была не единственная правда.

Существовала целая скрытая сеть баз Соответствия, разбросанных по всей галактике. Большинство действовало тайно, в обитаемых звездных системах, граждане которых никогда не подозревали о присутствии Соответствия, хотя другие находились в необитаемых системах, выбранных в качестве стратегически расположенных баз поддержки для тайных операций Соответствия. И все они действительно управлялись через Гальтон. Его неудобное расположение означало, что всегда имелась возможность прямой передачи приказов и директив из Мезы в ситуациях, зависящих от времени, но они были редки и всегда сопровождались определенной степенью риска. Важнейшие стратегические решения всегда принимались на Meзе, но большинство оперативных планов по реализации этих решений исходило из Гальтона, и любой трафик сообщений, который не был критичным по времени, отправлялся из Meзы по единственному защищенному каналу в Гальтон, который следил за тем, чтобы он был распределен среди получателей.

Из-за своего расположения и функций в Гальтоне также размещался эквивалент колледжа генерального штаба, а также офисы — и штабы — начальника штаба армии и его флотского коллеги. Управление стратегического планирования, ответственное за надзор за всеми операциями Плана Детвейлера на ежедневной основе, также находилось в Гальтоне, хотя, как и флотом и армией, в конечном счете им руководили из Мезы.

Короче говоря, Гальтон был самим сердцем — и душой — этого Соответствия. Он просто не был мозгом Соответствия. Или, по крайней мере, не всем его мозгом. Да, височная, теменная и затылочная доли, и ствол мозга тоже. Но не лобная доля, где находились распорядительные функции. Это осталось на Мезе, хотя и сообщалось с остальным телом Соответствия через Гальтон.

Но что знала лишь крошечная горстка людей в Гальтоне, так это то, что, хотя все это было правдой, одновременно это была ложь. Только они знали, что существовала система под названием Дарий. Только они знали, что каждая отдельная запись, каждый отдельный фрагмент исследования, каждый отдельный план, созданный в Гальтоне, также передавался в Дарий, где он был спрятан в настоящих секретных архивах Соответствия. Только они знали, что другие исследователи, другие военные планировщики проводили свои собственные программы исследований и разработок и прорабатывали свои собственные оперативные планы, основанные на тех, что исходили из Гальтона, и интегрированные с ними, но отдельно от них. И только они знали о секретных каналах связи, которые позволяли Дарию вносить свой собственный вклад в исследовательские программы Гальтона и оперативное планирование.

И только эта крошечная горстка знала, что Гальтон был королевой Соответствия, а не его королем.

Что было к лучшему, потому что это означало, что только эта крошечная горстка понимала, что Соответствие готово, если потребуется, пожертвовать своей королевой, чтобы избежать шаха и мата.

Никто на самом деле не ожидал, что потребуется делать что-либо подобное, но Соответствие не продержалось бы так долго, готовясь только к тем проблемам, которые, как оно ожидало, возникнут.

Конечно, иногда одна из этих неожиданных проблем все равно кусала его за задницу, кисло размышлял Детвейлер. Некоторые из них могли причинить серьезный вред, и это было особенно верно в отношении непреднамеренных последствий его собственных действий. Что касалось последствий войны, Соответствие сделало все, что было в его силах, чтобы выжить в конфликте между Мантикорой и Хевеном. Оружейные технологии, разработанные соперниками, в конечном счете, лежали в основе нынешнего... шаткого положения Соответствия. И потому, что их угроза вынудила Соответствие действовать опрометчиво — и гораздо более открыто, чем это было обычно — в попытке нейтрализовать Мантикору, и потому, что эти действия косвенно привели к образованию Великого Альянса. И это привело не просто к вторжению и завоеванию системы Мезы, но и к полному и позорному поражению хваленой Солнечной лиги всего за долю времени, которое допускала стратегия Соответствия... и от которого зависела.

На самом деле, план Детвейлера работал хорошо и лишь сейчас сошел с рельсов, по которым он так гладко следовал на протяжении стольких столетий. Ситуация не была непоправимой, но это потребовало бы большого переосмысления... что, в конечном счете, и привело его сюда сегодня.

Им требовалось время — минимум двадцать или тридцать стандартных лет, а предпочтительно, по крайней мере, вдвое больше, — чтобы возместить свои потери и зарыться так глубоко, чтобы даже эти зловредные мантикорцы и хевениты решили бы, что Соответствия больше не существует.

Двадцать или тридцать стандартных лет, которые могут оказаться очень дорогими.

К счастью, Гальтон был настоящим сокровищем.

— Вот мы и на месте, сэр, — сказал гауптман Чоу, когда они достигли люка командной палубы.

Как и в Андерманской империи, военная система Гальтона произошла от древней немецкой модели, а не от англо-французской системы, принятой Солнечной лигой, и вооруженные силы большинства звездных наций произошли от нее.

Это тоже было частью обмана.

Военные Дария использовали более привычную систему. Как и в Мезе. Использование Гальтоном немецкого варианта было просто еще одним из многих обманных маневров Соответствия. Древние русские называли такие маневры маскировкой — переодеванием. Детвейлеру это всегда казалось уместным, поскольку большая часть генетической линии его семьи имела русское происхождение. Иногда он задавался вопросом, не поэтому ли они были такими мастерами в искусстве маскировки.

Базовая структура Гальтона была намеренно создана так, чтобы максимально отличаться от структуры Дария. Или, возможно, точнее было бы сказать, что Дарий, младший ребенок, был намеренно создан так, чтобы отличаться от Гальтона. И как часть этой преднамеренной дифференциации, Гальтон был более суровым, упрямым и гораздо более воинственным по характеру, чем когда-либо был Дарий. Это также было причиной того, что, хотя клонированную рабочую силу Гальтона нельзя было назвать рабами, они все еще были наемными слугами — работниками, заключившими контракт на всю жизнь и, в лучшем случае, на ступень ниже сесси Мезы. Гальтон никогда не обращался с ними с жестокостью "Рабсилы", их физический уровень жизни был на самом деле довольно хорошим, и извращения, обычно практикуемые в отношении "рабов удовольствий", были строго запрещены, но они оставались негражданами, не имеющими права голоса в управлении, своей работе, месте, где они жили...

Клонированная рабочая сила Дария никогда не была рабами, никогда не была связана контрактом. Как и у каждого дарийца, их жизнь была более регламентированной, чем могла бы быть в другом месте, но это было из-за великого дела, в которое они, как и любой член альфа— или бета-линии Соответствия, были полностью вовлечены. И это тоже было частью плана.

В конечном счете, и Гальтон, и Дарий должны выйти из тени, и не будет никакого способа скрыть тот факт, что обе системы были тайно колонизированы с Мезы, обе глубоко привержены отмене запретов Кодекса Беовульфа на целенаправленное генетическое усовершенствование. Но если только крошечная горстка гальтонцев знала о Дарии, то число дарийцев, знавших о существовании Гальтона, было почти столь же мало.

Не совсем столь малым, но почти, и для этого тоже была причина, потому что Дарий был колонизирован фракцией внутри Соответствия, которая узнала о Гальтоне и была в ужасе от этого.

Когда придет время выйти на свет, Гальтон станет логовом темного, безжалостного воина Плана Детвейлера, в то время как Дарий станет убежищем сострадательного, заботливого сердца мезанского Соответствия, которому никогда бы и в голову не пришло навязывать свои взгляды галактике силой. Действительно, исторический отчет, представленный Дарием галактике — отчет, который состоял из документов того времени, достоверность которых могла быть окончательно подтверждена внутренней датировкой, — доказал бы, что его основатели подписались на план Детвейлера, но были глубоко обеспокоены уровнем воинственности — и, особенно, "Рабсилой" с ее полным отказом в правах своим клонированным работникам — как подразумевалось в ранних планах колонии Гальтон.

Они поняли, что никогда не смогут достичь своих целей — мирных, благотворных целей — действуя в полусекретном режиме на Мезе или в воинственной, авторитарной среде, которой должен был стать Гальтон. И поэтому они взяли страницу из того же сборника пьес, но отвергли готовность этой книги навязывать свои взгляды другим силой. Их ответ был возможен только благодаря счастливому открытию Дария. Фракция в Гальтоне, которой стало известно о темных нитях, вплетающихся в сияющую мечту Леонарда Детвейлера, сумела скрыть это открытие от кого-либо еще в Гальтоне и отправила данные обследования домой в Мезу. И члены Соответствия, возмущенные тем, кем становился Гальтон, с готовностью ухватились за это.

Время было выбрано удачно. Учитывая более позднюю дату открытия Дария, было просто создать надлежащий бумажный след с самого начала, без необходимости возвращаться и исправлять существующие записи. Было даже достаточно рано, чтобы начать подталкивать Гальтон к гораздо большей воинственности, чем предполагалось в первоначальных планах колонии, усиливая разногласия между бывшими падчерицами Леонарда Детвейлера. И когда придет время, жители Дария придут в ужас от бесчинств, совершенных Гальтоном, точно так же, как этого опасались основатели их собственной колонии. Но тот факт, что Гальтон прибегнул к такой преступной, злобной тактике, не повлиял бы на приверженность жителей Дария цели, ради которой была заселена их собственная звездная система — генетическому подъему всего человечества.

Будем надеяться, что все по-прежнему сложится именно так.

Но если бы это было не так...

Два охранника стояли по бокам люка, ведущего на командную палубу "Крика". "Командная палуба" в данном случае занимала гораздо большую территорию, чем обычно подразумевается под этим термином, поскольку в этой секции станции находился не только тактический командный центр "Крика", но и, двумя палубами выше, основной центральный узел управления всей системой. Этот казус повторялся на борту двух других орбитальных крепостей, но тот, что находился на борту "Крика", был единственным, который действительно имел значение.

Тот, где были надежно спрятаны секреты, которые никому другому в Гальтоне не было позволено знать.

Часовые, стоявшие по бокам люка, были начеку. Они также не были склонны срезать углы, поэтому Детвейлеру потребовалось больше минуты, чтобы пройти проверку их службы безопасности.

Он нашел это немного забавным. Каждый раз, когда он посещал Гальтон, он задавался вопросом, будут ли они настаивать на взятии образцов мочи и крови в дополнение ко всем другим методам, которые они использовали, чтобы убедиться, что он действительно тот, за кого себя выдает. До сих пор они этого не сделали — и это было к счастью, поскольку он отказался бы давать им какой-либо генетический материал.

Была некоторая информация, которую Соответствие не выпускало ни в какую базу данных, даже к той, что в "Крике". И первым и главным среди этой информации был тот факт, что геном Детвейлера все еще сохранился. Гальтонцы понимали, что оперативная безопасность — бог, во имя которого была создана вся их звездная система — означала, что личности ее руководства на Мезе должны быть и оставаться невероятно тщательно хранимым секретом. Бенджамин бывал здесь много раз, но все, что знали в Гальтоне — ну, почти все в Гальтоне знали — это то, что он был старшим курьером руководства, базирующегося в Мезе.

Однако снова хватило его идентификатора уровня Иридий, который действительно содержал биометрические данные, соответствующие файлу безопасности, присвоенному (ложному) имени, которое он носил. Хотя охранники, к их чести, похоже, не были особо впечатлены высоким уровнем, на который указывало удостоверение личности Иридий. Детвейлер ни капельки не возражал против этого. Культура Гальтона была намеренно сформирована так, чтобы быть как можно более милитаристской. Вряд ли можно было бы жаловаться, если бы люди, на превращение которых в пруссаков ушло два столетия, настаивали на том, чтобы вести себя как пруссаки.

Атмосфера немного разрядилась, как только он вошел в командную рубку. Большинство офицеров, размещенных там, были частью предпоследнего ядра луковицы. Только двое из них были частью истинного центра, того, что он считал территорией Детвейлера. Таким образом, большинство из них не знали о возможной окончательной судьбе Гальтона. Но они знали почти все остальное, касающееся целей, стратегий и методов Соответствия.

Очень высокая женщина в форме со знаками различия полковника подошла к нему, протягивая руку.

— Добро пожаловать на борт, Бенджамин, — сказала она, когда они пожали друг другу руки.

— Чунтао. Приятно видеть тебя снова.

Полковник Сюй Чунтао указала на люк на другой стороне отсека.

— Генерал-фельдмаршал Адебайо ждет вас, — сказала она. — Вместе с гросс-адмиралом Монтальваном.

Эта пара была двумя — единственными двумя — постоянно проживающими в системе Гальтон, которые попадали на территорию Детвейлера, и Адебайо, должно быть, сделала вывод, что он пришел не с обычным визитом. Обычно она и Монтальван держались на определенном расстоянии друг от друга — не из-за каких-либо реальных трений между ними, а из-за общественных разногласий между конкурирующими потребностями их служб — в качестве простой меры предосторожности. Последним средством предполагалось автоматическое срабатывание плана "чрезвычайная ситуация Аламо", но даже самые лучшие автоматические планы могут потерпеть неудачу, и было бы гораздо лучше, чтобы по крайней мере один из них отвечал за все до конца.

Следуя за полковником через помещение, Детвейлер напомнил себе, что не следует использовать термин "Территория Детвейлера" в присутствии двух людей, с которыми он собирался встретиться. Это был всего лишь ярлык, который он и его братья использовали наедине. Линия Детвейлера была окончательным авторитетом в Соответствии, это правда — и так было, начиная с самого начала. Но было около дюжины других линий, которые также были очень влиятельными... включая линии Адебайо и Монтальван.

Со стороны кто-то мог бы охарактеризовать структуру власти Соответствия как династическое правление. Но это было не так, по крайней мере... не совсем.

Того же стороннего наблюдателя можно было бы извинить, если бы ему позволили копнуть немного глубже, за то, что он решил, что система Соответствия очень похожа на ту, что использовалась на Эревоне, и там были определенные сходства. В некотором смысле, как шутили между собой Детвейлер и его братья, можно утверждать, что Детвейлеры (как группа, а не по отдельности) были капо ди тутти капи центральных генетических линий Соответствия, но их власть простиралась глубже этого.

И Соответствие, и система Эревона были строго, даже сурово, меритократическими, но эревонской системе не хватало научной точности, которая характеризовала Соответствие. Эревонцы не обращали внимания на чью-либо генетическую предысторию; они просто использовали крайне прагматичный метод "поймай как можно больше".

Для них человек был просто таким, каким он был. Соответствие понимало, что под ним скрывается последовательная эволюционная логика... для руководства которой было создано Соответствие.

К чему приведет этот процесс со временем, никто — за пределами Соответствия — пока не знал. Но в этом и был весь смысл плана Детвейлера. Эволюция была слишком важна, слишком фундаментальна для человеческого состояния, чтобы ее можно было оставить на волю случая. О, всегда будут случайные мутации, незапланированные генетические комбинации, и разнообразие, которое они привнесут, будет иметь неоценимую ценность для конечного процесса. Но это были бы вариации на центральную тему, и эта тема находилась бы под твердым контролем дирижеров, которые понимали партитуру.

Проводники, наиболее подходящие как для эволюции, так и для обучения, чтобы обеспечить необходимое руководство, решить, какую случайную мутацию следует сохранить, к каким линиям ее следует адаптировать и какие мутации следует сократить. И именно поэтому линия Детвейлера была не просто "первой среди равных". Другими центральными звеньями могут быть советники, стратеги, аналитики. Во многих отношениях они были людьми, которые обучали и воспитывали каждое поколение Детвейлеров, которые сформировали истинное сердце коллективной памяти Соответствия. Но они были пэрами королевства, а не его принцами. Все их линии занимали стулья вокруг Круглого стола, который был создан истинными наследниками Леонарда Детвейлера задолго до этого, но только на одной из этих линий был изображен Экскалибур.

Первоначальная цель плана Детвейлера была в чем-то действительно схожа с замыслом Платона в "Республике": эволюция коллективной версии его королей-философов. Но с течением времени и углублением понимания стало очевидно, что требуется нечто более... фундаментальное. Что создание коллективной версии какой-либо одной идеальной человеческой расы, даже одной из королей-философов, было неоптимальным результатом.

Нет, что было необходимо, так это другое видообразование человечества — на этот раз такое, которое было спланировано и скоординировано и приводило к появлению группы близкородственных видов. В конце концов, специализация имела большие преимущества. У каждого вида были бы свои собственные сильные стороны и способности, а также свое надлежащее место в структуре разумной жизни.

С одним видом, который будет править ими всеми, конечно.

Было очень жаль, что он не доживет до окончательного результата. Даже самые оптимистичные прогнозы не предвидели окончательного триумфа плана Детвейлера еще на несколько столетий. И хотя Детвейлеры были долгожителями, даже по стандартам пролонга, никто не был настолько долгоживущим.

Пока.

? ? ?

Полковник Сюй подвела Детвейлера к люку рабочего кабинета генерал-фельдмаршала Каролин Адебайо и легонько нажала на кнопку входа. Дверь скользнула в сторону почти мгновенно, и полковник вытянулась по стойке смирно, кивнула ему и удалилась, как только он переступил порог.

— Добро пожаловать, Бенджамин, — сказала Адебайо, поднимаясь с кресла и кивком приглашая его присоединиться к ней и гросс-адмиралу Монтальвану в уютно обставленном уголке для бесед в офисе. — Проходите, присаживайтесь. Дайте отдых своим усталым костям.

Учитывая воинственный характер Гальтона, было неизбежно, что его губернатором станет военный офицер, и Адебайо стала очень хорошим губернатором. Она была поразительной фигурой не только из-за своего роста, но и из-за сочетания ее очень темной кожи с орлиным носом и светло-зелеными глазами. Контраст с Гюнтером Монтальваном был настолько велик, что казался почти комичным. Он был невысоким и коренастым — мускулистым, а не толстым — с очень светлыми глазами, волосами и кожей.

Детвейлер улыбнулся и опустился в кресло напротив.

— Я не такой уж и скрипучий, Каролин, — запротестовал он, когда она откинулась на спинку своего стула и слегка фыркнула.

— Если ваши кости не устали от мышечного напряжения, у меня найдется несколько резких слов для моих орбитальных командиров. Любой, кто проходит через такие испытания, через которые вам пришлось пройти, чтобы попасть сюда, должен быть чертовски измотан. Духом, если не телом.

— Итак, в чем дело, Бенджамин? — спросил Монтальван. — Мы не ожидали увидеть тебя снова так скоро.

— В основном... — Он сделал медленный, глубокий вдох. — По сути, я прибыл извиниться. Ну, и чтобы дать вам успокоиться.

Позы Адебайо и Монтальвана отразили их напряжение. Они посмотрели друг на друга, затем снова на Детвейлера, приподняв брови.

— Извиниться за что? — спросила Адебайо.

— Теперь, когда прошло некоторое время, мои братья и я пришли к пониманию того, что мы облажались с ударом по Беовульфу. — Он неловко поерзал на стуле. — Боюсь, что мы позволили нашему темпераменту взять над нами верх. Вы знаете, мы были очень близки с нашими родителями. И мы потеряли их, когда Альбрехт взорвал остров, потому что проклятый Великий Альянс прибыл раньше.

— Ах.

Адебайо откинулась на спинку своего стула с понимающим кивком.

По самоочевидным причинам она и Монтальван с самого начала знали организационную структуру "Гудини". И почти восемьдесят процентов всех, кого извлек "Гудини", оказались в Гальтоне, так что тот факт, что "Гудини" был активирован, был здесь, в системе, общеизвестен.

Что еще не стало общеизвестным, так это финальная игра "Гудини". Помимо Адебайо и Монтальвана, не более полудюжины человек знали, сколько людей из Соответствия погибло на заключительном этапе операции, и из этой полудюжины только Адебайо и Монтальван знали о существовании генома Детвейлера... или о том, что родители Бенджамина пожертвовали собой, чтобы прикрыть действие "Гудини".

— Вот именно. — Ноздри Бенджамина раздулись. — Мы позволили нашему гневу — и нашей боли, но гнев был подлинной движущей силой — диктовать наши планы, а не логику. Не... рациональное мышление.

— И вы думаете, что мы слишком сильно проявили себя, — сказала Адебайо.

— Более чем немного, и это был не единственный... просчет, который мы допустили, — мрачно ответил Детвейлер. — Мы вообще не должны были отдавать приказ, мы не должны были поддерживать его технологиями, которых не было у Солнечной лиги, и мы должны были прервать его, когда провалилась первоначальная атака, а не продолжать. И, — его ноздри раздулись, — мы должны были видеть, к чему приведет такое количество жертв.

Она кивнула и согнула пальцы в молчаливом приглашении продолжать.

— Поддержка, которую мы оказали, могла быть приписана солли, — сказал им Детвейлер. — То есть если бы эта сука Харрингтон не захватила станцию Ганимед и не прибрала к рукам все до единого технические файлы флота Солнечной лиги и научно-исследовательские программы. — Он пожал плечами. — Мы не ожидали, что это произойдет. Как только это произошло, никто ни за что не смог бы поверить, что за этим стоят солли — во всяком случае, без чертовски большой помощи извне.

— И — он посмотрел на них прямо, — нам следовало быть достаточно умными, чтобы дать указание нашему агенту в системе прервать операцию, если солли были отогнаны к тому времени, когда он был на позиции, чтобы передать команду на подрыв.

— Именно общие потери в первую очередь заставили Альянс отправить Харрингтон в Солнечную систему. Вся наша разведка указывает на то, что она — и Элизабет, Причарт и Мэйхью — все знали, кто на самом деле организовал это. — Он поморщился. — По правде говоря, мы хотели "отправить сообщение". Вот почему мы упорядочили взрывы так, как мы это сделали. Что было сердито — и невероятно глупо — с нашей стороны. Я думаю, это довольно очевидно из того, что произошло с Лигой. Великий Альянс знал, что солли на самом деле не устанавливали эти бомбы, но на самом деле им было все равно. Они знали, что мы использовали Лигу в качестве приманки, даже если они понятия не имели, почему мы вообще втянули ее в конфликт, и они решили покончить с этим. Это было... достаточно прискорбно, но одна из причин, по которой они решили это, заключалась в том, чтобы высвободить себе руки для поисков нас. И то, как мы это сделали, вероятно, придаст больше доверия, чем нам хотелось бы, их настойчивым заявлениям для остальной части галактики о том, что вся война была делом рук какого-то давнего, глубоко скрытого заговора.

Монтальван пожал плечами.

— Я бы не стал слишком беспокоиться об этом, Бенджамин. После того, что произошло за последний стандартный год, в том, что все еще считается Солнечной лигой, так много путаницы и слухов, что Удар Беовульфа довольно быстро исчезнет из поля зрения, по крайней мере, для общественности солли. О, они будут помнить, что потери были ужасающими, но вы знаете, это произошло во время войны. И они так заняты, пытаясь оставить настоящую войну позади, что любое влияние, которое число погибших могло оказать на мышление солли, достаточно скоро исчезнет. Конечно, на Беовульфе этого не произойдет. Или в Великом Альянсе. Но те уже поверили худшему о нас.

— И я думаю, что вы, возможно, упускаете из виду выгоду, — добавила Адебайо.

— Выгоду?

Детвейлер приподнял обе брови, глядя на нее, и она тонко улыбнулась.

— Вы не живете здесь, в Гальтоне, как мы с Гюнтером. Иногда, я думаю, даже ты не до конца осознаешь разницу между Гальтоном и Дарием. Гальтон — это общество воинов, Бенджамин. Когда стало известно, что были уничтожены три крупнейших орбитальных поселения Беовульфа, по всей системе прошли торжества. Почти такие же большие, как те, что после "Устричной бухты"!

Она покачала головой.

— Никто в Гальтоне не знает, как на самом деле была поставлена "Устричная бухта", но они думают, что знают, и они видят, что Беовульф понес такой же удар.

Детвейлер кивнул. Удар "Устричная бухта" по системе Мантикоры был, по необходимости, нанесен с Дария, а не с Гальтона, потому что Гальтон не знал о двигателе "паук". Это было результатом исследований и разработок, проведенных здесь, в Гальтоне, но он был реализован в Дарии. В результате у космического флота Гальтона не было эквивалента "гразерной" торпеды или "Акул", которые использовали их для удара. Но промышленная база Гальтона отправила более тысячи своих МДР с гразерными боеголовками задолго до "Устричной бухты", и файлы Адебайо — файлы, которые были скопированы на резервных командных станциях, а не хранились исключительно на "Крике" — содержали оперативный план развертывания этих МДР "обычным", но очень скрытным способом — на грузовых судах для атаки. И были такие же официальные файлы с подробным описанием оценок ущерба после удара... и того, как специализированные гразерные платформы, которые прокладывали дорогу для Удара Беовульфа, были развернуты с Гальтона, а не с Дария. Преобразования МДР, описанные в файлах Гальтона (а также созданные и отправленные), были гораздо менее эффективными, чем платформы, которые фактически использовались, но поскольку эти платформы уничтожили себя в момент запуска, никто никогда не узнает об этом.

Но если бы у них когда-нибудь был шанс захватить файлы Адебайо, они бы знали, что ни один удар не был нанесен Дарием.

— Я понимаю это, — сказал он. — Это просто...

— Не беспокойтесь об этом, — сказала она ему еще более твердо. — Да, здесь может быть и обратная сторона. Я это понимаю. Я просто говорю, что здесь, в Гальтоне, тоже есть огромный плюс с точки зрения морального духа и целеустремленности. Мы с Гюнтером не смогли бы помешать этим торжествам, даже если бы попытались.

— Чего мы не сделали, — сказал Монтальван. — Каролин права насчет того, как отреагировали наши люди здесь, и она права насчет долгосрочных преимуществ, по крайней мере здесь, в Гальтоне. Будут ли негативные последствия в будущем? Может быть. Но мы этого не знаем... И нет смысла навлекать неприятности, пока они не пришли сами по себе. — Он криво улыбнулся Детвейлеру. — Слушайте, давайте будем откровенны в этом, Бенджамин. Причина, по которой вы пришли извиниться, заключалась в том, что вы думаете, что, вероятно, приблизили "чрезвычайную ситуацию Аламо", и это заставляет вас чувствовать себя виноватым. Ну, может быть, вы и сделали это, но, может быть, и нет. И если окажется, что вы это сделали, ну и что? Мы с Каролин знали — и приняли — такую возможность, когда взялись за это задание. Я не скажу, что с нетерпением жду этого, но если это произойдет, то оно произойдет. Меня это устраивает.

— Я тоже в этом разбираюсь, Бенджамин. — Адебайо встала и направилась к боковому столику. — Извинения приняты — и теперь, когда формальности закончены, что бы вы хотели выпить?

Жилая башня Хадклифф

Город Мендель

Планета Меза

Система Meзa

Молодая женщина, открывшая дверь, была знакома Антону Зилвицки. Не потому, что он когда-либо встречал ее раньше, а потому, что в последнее время он изучал ее на расстоянии.

Она была похожа на своего старшего брата Джека, подумал он, учитывая, что была женщиной на десять лет моложе и... с другим цветом волос. Волосы Джека были рыжими, у нее — светлыми. Но у нее были те же голубые глаза и более женственная версия того же подбородка в сочетании со стройной и спортивной фигурой. Симпатичная, в некотором роде сдержанная.

Во всяком случае, учитывая хмурое выражение ее лица.

— Мисс Макбрайд? — сказал он. — Меня зовут...

— Я знаю, кто ты, Зилвицки. Чего ты хочешь?

— Я хотел спросить, не могли бы вы уделить мне немного вашего времени. Есть кое-что, что я хотел бы обсудить с...

— Нет.

Она начала закрывать дверь, но Зилвицки остановил ее, положив на нее ладонь.

— Прекрасно! — отрезала она, потянувшись к чему-то на внутренней стороне дверного косяка. Зилвицки не мог этого видеть, но был совершенно уверен, что это панель управления. Как только она прикоснется к ней, даже кто-то с его силой не сможет удержать дверь открытой. И если бы он попытался прорваться силой, дверь пригвоздила бы его к месту, позволив ей вызвать полицию.

Он опустил руку, и дверь начала закрываться.

— Я знаю, что случилось с вашими братьями, мисс Макбрайд, — сказал он через сокращающийся промежуток. Дверь полностью закрылась сразу после "братьев".

Три секунды спустя она снова открылась.

— Обоих, — добавил он. — Я точно знаю, что случилось с Джеком, и у меня есть общее представление о том, что случилось с Заком.

Ее лицо было заметно бледнее, чем когда она открыла дверь. Хмурый взгляд тоже исчез.

— Откуда ты знаешь? — спросила она. Это был почти шепот.

— Я был на связи с Джеком, когда он умер, и я смог отследить, куда отправился Зак после того, как покинул Мезу — по крайней мере, до определенного момента.

— Зак все еще жив? — это было сказано шепотом.

— Возможно, — сказал Зилвицки. — Я не могу быть уверен, но он был в последней точке, где я его отследил, — это было через несколько дней после того, как он должен был быть убит в результате так называемого террористического инцидента.

Она положила руку на дверной косяк, прислонилась к ней головой и закрыла глаза.

— Почему я должна верить, что ты говоришь правду? Вы — все вы — клевещете на нас с тех пор, как завоевали Мезу. Кроме того, служба безопасности планеты сообщила нам, что Джека убил Баллрум. И что ты и твой друг Каша были ответственны за это!

Она открыла глаза, не убирая головы с руки, и бросила на него обвиняющий взгляд.

— Виктор и я были на Мезе, когда умер Джек, — подтвердил Зилвицки. — Однако, если вы подумаете об этом, те же самые люди, которые сказали, что мы несем ответственность за его смерть, несомненно, являются людьми, которые объявили, что мы были взорваны в результате ядерного взрыва, произведенного нами самими. Чего, очевидно, с нами не случилось. Поэтому я думаю, можно утверждать, что то, что они вам сказали, может быть немного неточным.

Ее обвиняющие глаза слегка сузились, и он пожал плечами.

— Что касается вашего другого замечания, о людях, клевещущих на Соответствие, я пришел к выводу, что в этом вы правы. Хотя все... немного сложнее, потому что до недавнего времени мы не думали, что клевещем. На вас, я имею в виду. И у нас были свои причины называть людей, которые действительно вызвали все это, "Мезанским Соответствием". Если уж на то пошло, мы все еще называем их так.

Он сделал паузу на мгновение, отвечая на ее пристальный взгляд спокойным вниманием.

— Мисс Макбрайд, я действительно думаю, что вам следует поговорить со мной. — Двигаясь немного медленно, чтобы не встревожить ее, он вытащил из кармана чип. — Это последняя запись, которую мы нашли о местонахождении Зака. Здесь также запись моей последней встречи с Джеком, которая произошла незадолго до его смерти.

Она выпрямилась и, казалось, собралась с духом. Ее плечи расправились, руки по швам.

— Так он встречался с тобой? Ты хочешь сказать мне, что он был предателем?

— Соответствие, безусловно, так бы и подумало. Не ваши люди, но то, что я думаю — сейчас — это другое Соответствие. То, которое использовало вас точно так же, как использовало многих людей на протяжении многих лет. Включая Звездную империю, республику Хевен и всю Солнечную лигу.

— Ты сумасшедший, — сказала она категорически.

— Нет, это не так. — Зилвицки покачал головой. — И Джек действительно работал на службу безопасности Соответствия, а не на безопасность планеты. Это была просто его "дневная работа".

— Конечно, он работал на службу безопасности Соответствия! Мы все это знали. Но если бы вы обратили хоть какое-то внимание на то, что мы говорили вам с тех пор, как вы попали сюда, вы бы знали, что вся работа службы безопасности Соответствия заключалась только в том, чтобы помочь нам оставаться вне поля зрения! Джек работал с безопасностью планеты, потому что это давало ему инструменты и доступ, необходимые для этого, а не для какой-то ужасной, зловещей выдумки вашего собственного больного воображения.

— Нет, — мягко сказал Зилвицки. — О, была служба безопасности Соответствия, которая занималась именно этим, и Джек был ее членом. Но то другое Соответствие, о котором я говорю, использовало "службу безопасности" вашего Соответствия точно так же, как оно использовало всех остальных вас. Как прикрытие и маску. Мисс Макбрайд, безопасность планеты знала все о вашей ориентации. Так что для другого Соответствия имело смысл внедрить своих людей в безопасность планеты под прикрытием работы на безобидную идеалистическую организацию. Особенно таких людей, как Джек, которые были очень, очень хороши в своей работе. На самом деле, он был настолько хорош, что никто из вас — никто из людей, которые любили его и которых он любил, потому что, поверьте мне, он действительно любил вас — никогда не подозревал правду больше, чем безопасность планеты.

Она уставилась на него, ее губы дрожали, и он покачал головой.

— Он обманул вас, потому что это была его работа. Его ответственность. И чтобы все вы были в безопасности, потому что он знал, на какие ставки играет. Он не хотел, чтобы эта сторона его жизни выплеснулась на вас, подвергла опасности. Но он действительно работал на это другое Соответствие... пока по-настоящему не понял, к чему это ведет. Именно тогда он понял, что больше не может этого делать. Мисс Макбрайд, вот почему он связался со мной... и почему именно он устроил взрыв, уничтоживший башню Андрокл.

Теперь ее лицо было почти таким же бледным, как пресловутая простыня. Разрушение башни Андрокл было первым взрывом "террористической атаки" Грин Пайнс.

— З-зачем ему было это делать?

— Потому что он был одним из самых храбрых людей, которых я когда-либо встречал, — тихо сказал Зилвицки. — Потому что он был обнаружен тем другим Соответствием, когда попытался тайно вывезти ученого-диссидента с планеты, и у него не было возможности сбежать. Поэтому вместо того, чтобы сдаться, что в любом случае было бы равносильно смертному приговору — эти люди совершенно безжалостны, — он решил забрать многих из них с собой. Это также имело эффект прикрытия побега ученого — его друга. И моего побега тоже, так как я помогал ему.

Арианна некоторое время молчала, глядя на него.

— Но почему Андрокл? — Она покачала головой. — Я никогда этого не понимала. В этом было не больше смысла, чем во взрыве в башне Буэнавентура!

— Взрыв произошел не в башне Андрокл; он был под ней, в чем-то, называемом Гамма-центром.

— Гамма-центр, — повторила она почти онемевшим голосом, и Зилвицки кивнул.

— Насколько нам удалось выяснить, это была центральная база безопасности Соответствия — о, на данный момент, давайте назовем их "Злонамеренным Соответствием". — Он снова покачал головой. Это было минимальное покачивание головой. — Лично я считаю вашего брата героем, и думаю, что вся галактика согласится со мной, как только правда выйдет наружу. "Предавать" Злонамеренное Соответствие — все равно что обвинять кого-то в предательстве сатаны. Хорошо для него.

Ее плечи поникли. Но она также отступила от двери, широко открыв ее.

— Входи. Я выслушаю то, что ты хочешь сказать.

? ? ?

После того, как закончились записи чипа — она проигрывала их на умной стене в своей гостиной — руки Арианны были крепко сжаты на коленях.

— Откуда мне знать, что эти записи не подделаны? У тебя репутация — я не знаю, заслуживаешь ли ты ее, но она у тебя есть — мастера, когда дело доходит до манипулирования электронными данными.

— У меня действительно есть определенная репутация, — признал Зилвицки. — И, конечно, я мог бы создать все до единой вещи, которые я вам только что показал. Но простое создание образов может завести вас так далеко.

— Объясни, — сказала она, и он указал на ставший темным экран.

— Во-первых, у меня уже должны были быть обширные записи твоих братьев. Теперь, по общему признанию, на данный момент у меня есть доступ к большей части планетной базы данных, так что да. Я мог бы заполучить эти записи в свои руки — прямо сейчас. Но даже самый лучший интерфейс будет содержать крошечные недостатки, которые можно выявить в нем при достаточно тщательном анализе. Особенно, если он был создан путем объединения изображений из разных источников. Я не говорю, что это было бы легко, но это, безусловно, было бы возможно с помощью технологий прямо здесь, на Мезе.

— Более того, я никогда не встречался с Заком, и я не встречался с Джеком задолго до того, как была сделана эта запись о нем. Вы их сестра. Вы знаете их манеры. То, как они говорят, какие слова они выбирают, их выражения. Их язык тела. Я ни за что не смог бы создать "Джека", который обманул бы вас, если бы вы смотрели на него так подозрительно, как, я знаю, вы только что посмотрели на это. Там были бы дыры, фальшивые ноты.

— Что касается Зака, то это изображение было взято из оригинальной базы данных Службы управления движением. Оно все еще там, если вы захотите на него взглянуть. Как и сотрудники СУД, которые владели этой базой данных, когда мы их спасли. База данных, содержащая все исходные встроенные коды безопасности и метки даты / времени, и вы можете самостоятельно изучить исходные файлы. Или чтобы любой, кого вы пожелаете назначить, оценил их за вас.

— Действительно? — Настала ее очередь помахать неактивному экрану. — Может быть, все это правда, а может быть, и нет. И, возможно, я воспользуюсь вашим предложением изучить исходные файлы. Но что бы это ни говорило о Заке, это ничего не говорит об оригинальном образе Джека.

— Нет, это не так. Боюсь, вам придется поверить мне на слово, потому что я записал его после того, как Джек впервые обратился к нам.

— Обратился к вам где?

— В закусочной в непрестижном районе. Я был там официантом. Я был там с... ах, моим партнером...

— Почему бы тебе просто не назвать его Виктор Каша, чтобы мы могли пропустить это дерьмо? Ты думаешь, я не видела программу, которая транслировалась на том мантикорском так называемом "новостном дискуссионном шоу"? И если ты изучал меня так интенсивно, как предполагаешь, то ты знаешь, что я была одним из старших научных советников генерального директора Уорда в старом Генеральном совете. Ты думаешь, у меня не было чертовски высокого допуска секретности?

— Да, с Виктором. Мы были здесь, чтобы расследовать "Рабсилу", когда Джек заметил меня на перехваченной записи с камер наблюдения и подошел к нам.

Она снова закрыла глаза. Затем она покачала головой. Это был резкий, отрывистый жест, как будто она пыталась стряхнуть воду со своих волос. Или грязь.

— Хорошо, — сказала она. — Полагаю, ты не предложил бы мне возможность взглянуть на исходные файлы данных, если бы они не сказали мне то, что рассказал ты. И ты прав насчет индивидуальных особенностей тоже. Мне не хватает Зака, чтобы распознать какие-либо из его личных причуд, но это Джек. Я узнаю его. Я не могла бы сказать тебе точно, как, но я знаю. Так что я верю, что ты ничего из этого не подделывал. И все же...

Она отвела взгляд. Она сидела, уставившись в окно, которое занимало всю стену квартиры и выходило на город, но Зилвицки не думал, что она на самом деле на что-то смотрела. Ее глаза наполнились слезами.

Она сидела так несколько секунд. А затем, внезапно, она подняла руку, вытерла лицо и посмотрела на Зилвицки.

— Что насчет Зака? Из того, что я поняла из твоих слов, он все еще верен... — Она сердито махнула рукой. — Кем бы ни были эти гребаные люди.

Зилвицки открыл рот, но прежде чем он смог ответить...

— И не называй их "Соответствием"! — Ее тон был таким же сердитым, как и жест. — Соответствие — настоящее Соответствие — это то, к чему принадлежу я.

Он развел руками.

— Мисс Макбрайд...

— Зови меня Арианна. "Мисс Макбрайд" для этого — идиотизм.

— Арианна. Послушайте, я сам пришел к выводу, что здесь мы имеем дело с двумя разными "Соответствиями". Как и многие другие люди.

— Кто?

— Виктор Каша, например. Кэтрин Монтень, во-вторых. Теперь она действующая глава либеральной партии Мантикоры. А еще есть "королева Берри" от Факела.

— Ну, конечно. — Арианна фыркнула. — Каша — твой партнер, Монтень — твоя девушка, а королева Берри — твоя дочь. У тебя даже лучше связи, чем у меня.

Зилвицки положил руки обратно на подлокотники своего кресла и улыбнулся.

— Это не просто Берри. Практически все правительство Факела — во всяком случае, высший эшелон — пришло к такому же выводу. Веб Дю Гавел, генерал Палэйн и Джереми Экс — все они.

Это заставило ее глаза снова расшириться.

— Джереми Экс так думает?

— Этот человек совсем не глуп, Арианна. Да, Джереми так думает.

Она снова посмотрела в окно. На этот раз ее глаза, казалось, были сосредоточены. Зилвицки показалось, что она смотрит в направлении башни Хэнкок. Она не могла этого видеть, потому что более высокие здания закрыли бы ей обзор — и в любом случае смотреть было бы не на что, кроме обломков.

— А как насчет Юргена Дусека? Других боссов сесси?

— Этого я не знаю. Но я был бы удивлен, если Дусек не придет в себя, как только я выложу ему это.

— Выложишь что?

— Ну, начнем с того, что каждый отдельный член... Доброкачественного Соответствия, с которым мы разговаривали, с негодованием отрицал членство в организации, которая делала бы то, что, как мы знаем, сделало наше Соответствие. И причина, по которой это важно, заключается в том, что они сделали это перед древесными котами.

— Древесные коты. Ты хочешь сказать, что древесные коты действительно могут читать мысли? — скептически спросила Арианна.

— Нет. Они телепаты, но только между собой. То, что они могут прочитать, — это человеческие эмоции ... включая триггеры, которые указывают, лжет кто-то или нет. — Зилвицки пожал плечами. — Это не совсем то, что мы хотим обсуждать с остальной галактикой прямо сейчас, но, поверьте мне, это имеет большой вес для мантикорцев и Великого Альянса в целом.

— Но в игру вступают и некоторые другие факторы. Для начала...

Зилвицки потребовалось несколько минут, чтобы объяснить свои рассуждения. После того, как он закончил, выражение лица Арианны сменилось с сердитого скептицизма на такое, в котором сочетались печаль и... что-то еще. Он подумал, что она была потрясена.

— Так ты говоришь мне, что одна из причин, по которой ты доверяешь моему Соответствию, заключается в том, что так много из нас погибло из-за этого твоего другого Соответствия?

— Один из способов выразить это, — кивнул Зилвицки. — Конечно, другой аспект заключается в том, что, несмотря на общие потери, понесенные в результате Доброкачественным Соответствием, среди них было очень мало ваших старших руководящих кадров. Если ваше Соответствие было главной движущей силой во всем, что делало Злонамеренное Соответствие, то, по логике вещей, именно ваше высшее руководство должно было покинуть планету, но этого не произошло. С другой стороны, если мы правы в наших подозрениях, что Злонамеренное Соответствие использовало вашу организацию в качестве прикрытия, прячась за ней, тогда это объясняет, почему исчезло так много известных ученых, технократов всех мастей, политических и гражданских деятелей, связанных с вашей организацией, но не занимавших официальных руководящих должностей. И, — выражение его лица стало мрачным, — причина, по которой так много ваших друзей и родственников действительно были убиты, Арианна. Потому что Злонамеренное Соответствие не могло оставить так много незаконченных концов. Не могло позволить себе, чтобы так много умных, способных людей пытались выяснить, что, черт возьми, произошло. И потому, что они были полностью готовы убить столько мезанцев — столько вас, — сколько им потребовалось, чтобы исчезнуть в кроличьей норе.

Она посмотрела на него, ее глаза потемнели. Затем встала и направилась к себе на кухню.

— Я собираюсь сварить немного кофе. Хочешь немного?

— Пожалуйста. Совсем слабый.

Она запрограммировала робота. Как и много раз прежде, Зилвицки обнаружил, что его забавляет упорство, с которым люди сохраняют устаревшую терминологию. "Приготовить кофе" теперь означало приказать роботу сделать это; "робот" представлял собой сложную консоль, готовящую всевозможные блюда и напитки; и ниша, в которой это делалось, по-прежнему называлась "кухней", хотя количество людей, которые действительно готовили сами, было небольшим.

Фанатики гурманов, как называл их Каша, со своим обычным отвращением к тому, что он считал глупостью — особенно глупостью, которая требовала большого богатства. Более недавно заселенные планеты склонялись к более базовым удобствам, по крайней мере, до тех пор, пока планетные технологии и уровень благосостояния не сравнялись с остальной галактикой, и кухни там, как правило, были полностью функциональными местами, где настоящие люди готовили еду. В более развитых мирах ремонт "кухни" в квартире, чтобы она действительно стала кухней, был дорогостоящим. Иногда очень дорогим.

Вы никогда не видели, чтобы хевенитский супер-шпион взлетал так высоко!

Арианна вернулась с кофе сама. Многие люди позволили бы выполнить эту задачу другому роботу. Зилвицки не был уверен, но он подумал, что этот личный жест был признаком того, что она избавилась от своей прежней враждебности. По крайней мере, части ее.

Она протянула ему чашку, откинулась на спинку стула и подняла свою чашку, чтобы сделать глоток. Затем она опустила ее на несколько сантиметров, пристально глядя на него сквозь тонкий завиток пара.

— Зачем ты пришел сюда? — спросила она. — И не утруждай себя заверениями в том, что ты хотел утешить скорбящую сестру.

— В любом случае, не слишком утешительно, — сказал Зилвицки. — Один брат наверняка мертв, другой исчез с неизвестной судьбой. И это на самом деле "неизвестная" судьба, Арианна. Есть некоторые свидетельства того, что не все люди, которых отправили с планеты, были, как вы могли бы сказать, полностью готовы.

Он сделал глоток своего кофе. Он был таким хорошим, как он и ожидал.

— Я скажу, что, по-моему, мы были обязаны рассказать правду о Джеке, и что я обязан ему рассказать ее вам. Он, несомненно, одна из причин, по которой я все еще жив прямо сейчас, и, в конечном счете, мы обязаны ему практически всем, что узнали или подозреваем о Злонамеренном Соответствии... включая сам факт его существования. Но нет, вы правы. Это не главная причина, по которой я пришел сюда. По правде говоря, я пришел в надежде завербовать вас.

— Вербуешь меня? Для чего? Или я должна спросить, для кого?

— Чего, на данный момент. — Он поставил чашку. — Арианна, я думаю, вы уже поверили мне, что существует еще одно "Соответствие", которое использует вас и ваше Соответствие как... Ну, не как кошачьи лапы, поскольку я не думаю, что вы на самом деле что-то сделали для ублюдков. Однако вы были для них завесой. И я бы подумал, что вы должны быть чертовски злы при мысли о том, сколько ваших друзей, сколько членов вашей организации было убито только для того, чтобы скрыть уход другого Соответствия. Им было все равно, скольких из вас они убили. Черт возьми, они были готовы убить каждого из своих, из-за того, что не смогли вовремя покинуть планету! Но именно так они и действуют. Они мастера искусства маскировки, и одна из техник, которые они часто используют, — это маскировка самих себя, точно так же, как они это делали, прячась в вашем окружении и за ним. А потом они надевают поверх этого еще один плащ, еще одну маску. А потом еще один. И еще один. Герцогиня Харрингтон называет то, что мы делаем, "чисткой луковицы", и, по правде говоря, это довольно хорошая аналогия. Итак, причина, по которой я здесь, заключается в том, что я хотел бы, чтобы вы помогли мне — помогли нам — выследить их. Помогли нам очистить этот лук до самой сердцевины.

— Кто такие "мы"? Неважно. Мы можем заняться этим позже. — Она отпила из своей чашки. На этот раз пауза была довольно длинной. Когда она поставила чашку, ее голос был очень тихим, почти мягким.

— Слово "Злая" даже близко не описывает то, что я чувствую, капитан Зилвицки. Я не уверена, что есть какое-нибудь слово, которое это делает. "Ярость", может быть, но для этого слишком холодно.

— Вы знакомы с древней мифологией?

— Да, так уж получилось. Я была очарована этим предметом в течение нескольких лет.

— Ты помнишь Эриний?

— Греческие фурии? О, да. Их было трое...Я пытаюсь вспомнить... Подожди. — Она подняла свой унилинк. — Имена греческих фурий, — сказала она.

— Алекто, Мегейра и Тисифона, — ответил унилинк. — Алекто олицетворяет бесконечный гнев, Мегейра — ревнивую ярость, а Тисифона...

— Это мстительное разрушение, — сказала она. — Да, теперь я вспомнила.

Она опустила унилинк и посмотрела на Зилвицки.

— Эта, я думаю. К чему бы мне ревновать? И у меня нет никакого интереса к бесконечной охоте. Но мстительное разрушение, теперь...

Зилвицки улыбнулся и снова взял свою кофейную чашку.

— Могу я называть вас сокращенно "Тиси"? — спросил он, и она рассмеялась.

— Да, можешь.

Объединенный командный центр обмена и распределения разведданных

Башня Смит

Город Старый Чикаго

Старая Земля

Солнечная система

— Это просто... неправильно. — Глаза Дауда ибн Мамуна аль-Фанудахи были кислыми, когда он оглядывал огромные башни — множество огромных башен, — которые их окружали. — Я чувствую себя здесь голым. Вот здесь. Мы должны быть тайной организацией, помнишь?

Подполковник Нацуко Окику посмотрела на своего гораздо более высокого спутника и покачала головой. Они стояли вместе у перил смотровой площадки, с которой открывался захватывающий вид на столицу Солнечной лиги с четыреста пятьдесят второго этажа башни Смит. В отличие от аль-Фанудахи, на лице Окику была улыбка.

— Посмотри на это с другой стороны, Дауд. Могло быть и хуже. Бригадир Гэддис мог бы предложить нам обосноваться в Джордже Бентоне, когда он разместил там свой собственный штаб.

Башня Джордж Бентон была штаб-квартирой и личным королевством "мандаринов", высших чиновников Солнечной лиги. Это были люди — неизбранные люди, — которые действительно правили Лигой, если не в теории, то на практике.

Во всяком случае, чуть меньше двух месяцев назад.

Теперь мандарины были заперты в другом месте — фактически, в мантикорской тюрьме — в ожидании суда за целый ряд военных преступлений, включая нарушение собственного Эриданского эдикта Лиги против нападений с массовыми жертвами и массового убийства гражданских лиц. Можно было бы ожидать, что этот суд уже начался, но Великий Альянс постановил иначе. Их будут судить только после того, как будет утверждена новая Конституция Лиги и ее новое правительство сможет непосредственно участвовать в этом расследовании и судебном процессе. "Мы ничего не будем делать в темноте", — заявила императрица Элизабет, выступая от имени Великого Альянса, и аль-Фанудахи вынужден был признать, что это было очень мудро с их стороны. В отличие от слишком многих солариан, он знал, что сделали мандарины, как они систематически лгали своей собственной звездной нации. Если позволить новому правительству Солнечной системы найти доказательства этого в своих собственных архивах, это может значительно ослабить реваншистские настроения Солнечной системы.

Что не сделало его более счастливым по поводу предмета их текущего обсуждения.

— Разместил свою штаб-квартиру, — проворчал он. — Хороший термин для этого. Как "он поставил свой сапог им на шеи".

Пожатие плеч Окику подчеркнуло ее хрупкое телосложение. С ее кожей цвета сандалового дерева, миндалевидными глазами, темно-черными волосами и миниатюрным ростом — чуть меньше ста пятидесяти шести сантиметров и всего сорока двух килограммов — полковник являла собой стереотипный образ хрупкой восточной девушки. И она действительно была достаточно молода для общества пролонга — чуть за сорок, что делало ее похожей на подростка до пролонга, — чтобы хорошо вписаться в кадр. Конечно, форма жандармерии и очень короткая стрижка в военном стиле могли бы подсказать проницательному наблюдателю, что поверхностное впечатление может быть обманчивым.

Каким бы оно и было. Очень, очень вводящим в заблуждение. "Хрупкая восточная девушка", о которой шла речь, на самом деле была одним из самых способных, цепких и безжалостных следователей управления уголовных расследований. Была причина, по которой она была личной протеже бригадира Симеона Гэддиса. Командир управления считал — и продолжал считать — ее одной из полудюжины своих лучших подчиненных, и никто из тех, кто когда-либо работал с ней, не стал бы оспаривать его суждение.

— Ты точно знаешь, почему бригадир сделал это, Дауд, — упрекнула она, все еще улыбаясь. — Запугивание — это тонкое искусство.

— И кого же ему нужно запугать? — спросил аль-Фанудахи. — Мандарины в тюрьме, флот Великого Альянса все еще на орбите, а "Временное правительство" не собирается превращаться в очередное упражнение в строительстве империи!

— Соглашусь со всем этим, — сказала Окику. — Но Временная Ассамблея просто сейчас немного занята всей этой историей с Конституционным съездом. Кроме того, есть старая поговорка о том, что дух желает, а плоть слаба. — Она покачала головой. — Думаю, что большинство членов Временной Ассамблеи достаточно честны, по крайней мере, по стандартам соларианских политиков, но мандаринов не стало всего два месяца назад — черт возьми, не совсем два месяца. На самом деле они выдумывают все это по ходу дела, и ни у кого из них нет большого опыта работы в подлинно представительном правительстве. По крайней мере, не на федеральном уровне. Это не то, что мы часто видели здесь, на Старой Земле, в последнее время, если ты помнишь.

Она выгнула бровь и держала ее так, пока аль-Фанудахи не кивнул.

— Нам чертовски повезло, что, что бы ни происходило на федеральном уровне, по крайней мере, у Ассамблеи хватило здравого смысла выбрать делегатов, которые имели большой политический опыт в своих родных звездных системах, когда они создали Временное правительство и выбрали Ен Сон Чжина исполняющим обязанности премьер-министра! Это не означает, что у него или любого другого "действующего" министра — или Временной Ассамблеи — нет множества дел, которые они должны делать на бегу, включая то, как справиться с бюрократией, которая работала без чего-либо отдаленно похожего на законодательный надзор буквально столетиями. И вдобавок ко всему, они действительно озабочены организацией Конституционного съезда. Что имеет смысл. Курьерские катера даже не добрались до нескольких систем Лиги, чтобы сообщить им, что здесь произошло или что будет Конституционный съезд. Пройдут еще месяцы, прежде чем делегаты съезда смогут быть отобраны и на самом деле соберутся здесь, но с этим проклятым флотом на орбите, который смотрит им через плечо, сейчас не самое подходящее время, чтобы позволить траве расти у них под ногами.

— И, просто чтобы добавить к этому, практически все бюрократы и аппаратчики низшего звена во всех тех регулирующих органах, которые они пытаются обуздать — и, я мог бы добавить, ваш собственный, любимый военный флот, а также гражданская администрация — все еще на месте. Они должны быть, потому что никто другой не знает, как управлять рассматриваемой бюрократией, и если эта бюрократия просто внезапно остановится, колеса действительно оторвутся. Но многие из них, особенно высокопоставленные, были так же коррумпированы, как и мандарины, хотя и в меньших масштабах, так что им приходится беспокоиться о своем... будущем на государственной службе, скажем так. И любой из них, у кого уже были секретные банковские счета — а их, по-вашему, не может быть больше, чем, о, у девяноста семи процентов? — беспокоятся о том, что произойдет, когда новое руководство действительно вступит в права и они будут проходить аудит. Так что кучке из них приходится думать о том, сколько еще они могут... приобрести, прежде чем исчезнут где-нибудь в Пограничье. И, вдобавок ко всему, всегда найдутся карьерные политики, охотящиеся за личной выгодой, аппаратчики, слишком глупые, чтобы понять, что старые времена строительства империи действительно ушли в прошлое, и любое количество амбициозных аутсайдеров, возмущенных "патриотов", сторонников теории заговора, революционеров, анархистов и разных политических психов. — Она сделала паузу. — Я кого-нибудь пропустила?

— Полагаю, только тех оперативников, которые все еще работают на "других парней", о которых мы понятия не имеем, где их найти.

Тон Аль-Фанудахи был еще более кислым, чем раньше.

— Ну, вот они! — Окику развела руки в жесте, который охватил весь город вокруг них. — Я бы сказала, что есть довольно много людей, которых нужно запугать. И бригадир прав насчет того, что это прекрасное искусство — особенно сейчас.

— Последнее, что кто-либо из нас может допустить, чтобы это реализовалось, или позволить Великому Альянсу бояться, что это может стать, — это военная диктатура. — Ее собственный тон теперь был смертельно серьезен. — Великий Альянс не потерпит этого ни на мгновение, и если они решат, что это то, что делают бригадир и адмирал Кингсфорд, они... объявят о своем недовольстве. Твердо.

— И если граждане Солнечной системы — или, что еще хуже, Лиги в целом — решат, что какая бы новая конституция ни была написана, она была навязана им какой-то хунтой, установить ее легитимность будет намного сложнее. Вероятно, даже для многих людей, которые должны признать, что Великий Альянс был прав насчет того, в какую настоящую бурю дерьма превратилось предполагаемое правительство Лиги. Вот истинная причина, по которой бригадир и адмирал отказались от мест в кабинете премьер-министра Ена. — Она внезапно улыбнулась. — Я не знаю о Кингсфорде, но я знаю, что бригадир в последнее время потратил много времени на изучение Томаса Тейсмана и того, как он восстановил старую конституцию Хевена.

— Но если они не могут позволить себе выглядеть как военная диктатура, они все равно должны быть в состоянии... зловеще вырисовываться на заднем плане. Бригадир любит цитировать какого-нибудь докосмического политика. Он говорит, что им нужно ходить тихо, но носить большую палку.

— Прямо сейчас никто во флоте даже не подумает о том, чтобы бросить вызов авторитету Кингсфорда, который превращает то, что осталось от флота и космопехоты, в свою большую палку. Что касается бригадира, каждый честный полицейский в жандармерии — и, вопреки распространенному мнению до завоевания, это, вероятно, составляло добрых семьдесят или даже восемьдесят процентов от общего числа сотрудников, по крайней мере, здесь, в Солнечной системе — признал его самым честным полицейским в жандармерии. Он был тем парнем, который был готов расправиться с любым, кто не мог доказать, что он был чистым, даже до войны, и они это знают. Это дает ему довольно большую собственную палку. Когда генерал Мэбли "досрочно ушла в отставку", он был единственным реальным кандидатом на замену ей в качестве командующего жандармерией, даже если его должность все еще официально "исполняющий обязанности", и он не получил повышения, которое обычно сопутствует работе. И он также тот, кто лично арестовал мандаринов.

— Нет, он этого не делал. Это сделала ты, — указал аль-Фанудахи с видом человека, настроенного собирать гниды. — Ты и Брайс.

— О, ради бога, Дауд! — Окику закатила глаза, но она также усмехнулась. — Хорошо, признаю, что мы с Брайсом действительно надели наручники — на самом деле, это были очень сложные, довольно удобные браслеты, но ей больше нравились наручники — но бригадир был офицером, ответственным за арест. Он пользовался полной поддержкой адмирала Кингсфорда, и он знал это, но они двое действовали только по указанию генерального прокурора Рорендаал — ну, в то время заместителя генерального прокурора — с ордером, должным образом выданным судьей прямо здесь, в Старом Чикаго. Конечно, судья пригласила бригадира, меня и трех других вооруженных жандармов в свой кабинет, когда Рорендаал пришла, чтобы, э-э, обсудить соответствующий ордер, но она подписала его, и это означает, что арест мандаринов был полностью законным.

— И в чем смысл всего этого? — спросил аль-Фанудахи, хотя его более смиренный тон предполагал, что он точно знал, к чему она клонит.

— Дело в том, что и бригадир, и адмирал должны быть... очень заметными, но не переусердствуя в этом. Им нужно, чтобы все знали, что они полностью поддерживают Временное правительство и что они в состоянии вмешаться так быстро и жестко, как это необходимо, если какая-либо из этих различных фракций решит облажаться. Это лучший способ убедиться, что никто из них этого не сделает. Но в то же время им нужно, чтобы все знали, что последнее, чем они являются, — это военная диктатура.

— Это единственная причина, по которой они получили этот ордер, чтобы доказать, что это не просто какой-то государственный переворот. Но именно поэтому у бригадира есть свой офис в Джордже Бентоне. Он виден, он прямо там, если Временная Ассамблея захочет "проконсультироваться" с ним, и все во всей звездной системе знают, что он готов арестовать любого, кого ему нужно арестовать, чтобы поддерживать общественный порядок и продвигать весь этот процесс написания конституции как для Великого Альянса, так и для внутреннего удовлетворение общественного мнения.

— Но действительно ли мы должны быть частью его "палки"? — спросил аль-Фанудахи почти жалобно.

Он засунул руки в карманы, которые были вместительными, учитывая куртку, которую он носил. Это был мягкий день... для первой недели марта в Старом Чикаго. Но это было "мягко" только по меркам озера Мичиган. Аль-Фанудахи был любителем истории, что делало его одним из очень немногих людей во вселенной, которые знали, что древнее прозвище "Город ветров" на самом деле было отсылкой к печально известному многословием городскому совету Чикаго. Первоначально он назывался Белым городом из-за его отличительной архитектуры и — для того времени — широкого использования уличного освещения.

Ничто из этого не меняло того факта, что в это время года в Чикаго все еще слишком часто было холодно и ветрено, особенно когда вы стояли на открытом месте в полутора километрах над уровнем моря.

Он снова огляделся, все еще немного недовольный.

— Черт возьми, Нацуко, я провел годы, игнорируемый моим свинячьим невежественным начальством, и работал так далеко от других глаз, как только мог. Я скучаю по нашим старым пристанищам в подвале Хиллари Энкатешвара!

— О, да ладно. Это было не в подвале башни. Хотя согласна с тобой, что найти офис было... довольно трудно.

— С таким же успехом это могло быть в подвале. Мне нравилось находиться посреди склада с вещами, которые никому не были нужны. Просто наша собственная маленькая мошенническая операция. Никаких официальных организационных схем. С глаз долой, из сердца вон. Мило, тихо, никаких некомпетентных начальников, сующих свой нос в наши дела, никто, вероятно, не придет с целью убить нас...Я был довольной мышкой в мире котов-аппаратчиков. Теперь...

Он мотнул головой, указывая на башню, на балконе которой они стояли.

— Теперь у нас есть офис. Нет, куча офисов, причем больших — прямо в официальной штаб-квартире Объединенного командного центра по обмену и распределению разведданных. Что, я мог бы добавить, является еще одной вещью, которую они вдвоем состряпали из ниоткуда!

— Чертовски точно и чертовски вовремя, и ты это знаешь, — парировала она. — Я имею в виду этот Объединенный командный центр. Ты только что закончил указывать на то, как твое начальство игнорировало тебя каждый раз, когда ты предупреждал их, что манти и хевениты собирались снять наши головы, и ничего из этого не произошло бы, если бы они послушали вас. Так что, да, я думаю, что создание новой команды, в которой люди твоего уровня — нашего уровня — делятся информацией, а люди наверху должны читать — или, по крайней мере, расписываться в получении — наших результатов, — это чертовски хорошая идея. По крайней мере, ублюдки знают, что их пристрелят на рассвете, с профессиональной точки зрения, если они все равно проигнорируют информацию, по которой мы были правы.

— Да, но зачем включать нас — охотников за привидениями — в нечто настолько публичное? — Конечно, это не было ни в малейшей степени "публичным", за исключением соларианского разведывательного сообщества, но она поняла его, возможно, несколько раздражительную точку зрения. — Ты только что указала, что на свободе все еще много аппаратчиков, и большинству из них мы не очень нравимся. Особенно с тех пор, как мы совершили непростительный грех, оказавшись правыми, когда все они были неправы. А еще есть "другие парни". Я гарантирую тебе, что некоторые из этих все еще действующих аппаратчиков действительно работали на них в течение не одного года... по меньшей мере. Пока мы прятались в Энкатешваре, они не могли найти нас, чтобы что-то с нами сделать... даже если бы они вообще поняли, что мы обмениваемся записями. Но теперь... — Он снова нахмурился. — Теперь они знают о нас... и нам не хватает только направленных на нас прожекторов!

— Кого это волнует? В наши дни, на случай, если ты не заметил, это у нас есть клыки и когти, а вокруг нас ходят на цыпочках бывшие кошачьи бюрократы и аппаратчики. Не говоря уже о...

— Время! — раздался голос позади них.

Это был именно тот голос, который можно было ожидать от чрезмерно крупного мужчины-космопехотинца, который ни капли не стеснялся прибегать к запугиванию, когда это казалось самым удобным способом выйти из тупика. Или приложить руку или две.

Конечно, майор Брайс Тарковски был личным другом, очень умным и очень, очень милым парнем.

Как правило.

— И вот мы начинаем, — пробормотал аль-Фанудахи.

? ? ?

Все было именно так плохо, как и опасался аль-Фанудахи. На самом деле, все было еще хуже. Намного хуже. Потому что, похоже, в конце концов, их не назначали сидеть за партами в Объединенном командном центре обмена и распределения разведданных. О, нет! Только не их!

Бригадир Гэддис изложил свое предложение спокойным, разумным и совершенно непреклонным тоном. Когда он закончил, все в комнате — ну, кроме Брайса Тарковски, конечно, — выглядели встревоженными. Аль-Фанудахи действительно очень нравился Тарковски, хотя временами он думал, что майор с таким же успехом мог бы сделать татуировку "Рожденный, чтобы взбаламутить ад" на своих бицепсах. Но на этот раз даже обычно невозмутимая уверенность Окику в себе выглядела немного шаткой.

Итак, теперь они были полевыми агентами. Гэддис даже предположил, что это своего рода продвижение по службе — или, по крайней мере, признание оказанных услуг.

Аль-Фанудахи был совершенно уверен, что это была правда, восходящая к доисторическим временам. Ни одно доброе дело не останется безнаказанным.

Он старался не смотреть сердито на Тарковски и Окику. По крайней мере, они оба раньше выполняли множество полевых заданий! Просто еще одна зарубка на их оружии для них. Но он был аналитиком, черт возьми. Он был тем, кому давали информацию полевые агенты, а не тем парнем, который отправился туда, чтобы в первую очередь собирать данные! Что он знал о...?

Его внутреннее негодование утихло, когда он увидел выражение лица Айрин Тиг. На самом деле, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы не рассмеяться. Тиг была на двадцать лет моложе его, ей еще не перевалило за тридцать, и она была пролонгом в третьем поколении, что делало ее еще моложе. На самом деле, в данный момент она выглядела как десятилетний интроверт, которому только что сказали, что ее пригласили сыграть в "Короле Лире" Шекспира... неблагодарную роль Корделии. Также известную как выход трупа.

— Я? — она не совсем пискнула.

В отличие от аль-Фанудахи, который был офицером Боевого флота, Тиг была офицером Пограничного флота. Вплоть до недавних неприятностей с Великим Альянсом Боевой флот очень мало участвовал в боевых действиях, в то время как Пограничный флот почти постоянно участвовал в активных операциях того или иного рода, охраняя границы Солнечной Лиги ... и слишком часто помогая Пограничной безопасности ломать головы (и шеи) на планетах, граждане которых стали "наглыми". Но Тиг провела всю свою карьеру в разведке, все, кроме двух лет, прямо здесь, на Старой Земле. И два года, которые она провела за пределами материнского мира, были на узловой базе Пограничного флота на планете Бергузия в давно заселенной системе Кенниак, всего в восьмидесяти двух световых годах от Солнца. Планета была названа в честь кельтской богини процветания, что вполне соответствовало ее описанию.

— Я? — повторила она. Ее карие глаза обежали комнату. Было неясно, искали ли они рифму, причину или путь к отступлению. — Почему я? Я всего лишь аналитик.

— Это именно то, что нам нужно на Мезе. — Гэддис выпрямился в своем кресле, что, учитывая его почти двухметровый рост, делало его нависающим как хмурое божество над столом заседаний — и Тиг. — Особенно потому, что вы, как и капитан аль-Фанудахи, занимались оперативным анализом в управлении разведки флота в течение многих лет. Нам понадобится этот опыт. Кроме того, он — из Боевого флота, вы — из Пограничного флота. Это может придать нам некоторый баланс в глазах Великого Альянса.

Аль-Фанудахи фыркнул.

— Как будто им есть до этого дело, сэр, — сказал он. — Полагаю, что к настоящему времени оценка Великим Альянсом любого из разведывательных подразделений флота Солнечной Лиги — Боевого или Пограничного флота — примерно так же различима, как грязь, топь и трясина.

Гэддис сердито посмотрел на него, но Тарковски заговорил прежде, чем сердитый взгляд бригадира успел перейти в полную силу 10-го статуса.

— Ты можешь быть удивлен, Дауд. Единственное, чем не являются сотрудники их собственной разведки, — это тупыми. Они знают, что высшие офицеры военного флота были примерно так же чутки к переменам, как сытые динозавры. Но они также понимают, что где-то в недрах такой огромной военной организации, как флот Солнечной лиги, должно было быть по крайней мере несколько диссидентов, которые обращали внимание на реальную вселенную. Я имею в виду, не могли же мы все быть такими глупыми, как адмирал Ченг! — Глаза Аль-Фанудахи закатились при упоминании его, к счастью, бывшего коллеги, а Тарковски пожал плечами. — Ну, прямо сейчас у них есть все основания желать связаться с такими людьми, как мы, в надежде, что нас можно убедить в том, что гипотезы Великого Альянса о Соответствии верны.

— Мы не пришли ни к какому подобному выводу, — решительно заявила Тиг.

Тарковски и Гэддис устремили одинаковые ястребиные взгляды на светловолосую капитана Пограничного флота, но аль-Фанудахи решил прийти на помощь. У него было достаточно времени, чтобы впитать другую, новую реальность. Нравилось это ему или Айрин или нет, но они все равно будут переведены в Мезу.

— Да, мы не "пришли к такому выводу", — согласился он. — Но на данный момент это только потому, что хорошие аналитики требуют строгих стандартов для доказательств, прежде чем они "сделают вывод" о чем-либо, и вы это знаете. О, пока война не закончится, мы никогда не получим окончательных доказательств, и мы не сможем просмотреть архивы другой стороны, но нам, по крайней мере, нужен явный перевес доказательств, прежде чем мы примем какие-либо предположения в качестве фактов. И даже тогда мы квалифицируем их. Но, сказав это, — он обвел взглядом стол, — в этой комнате нет никого, включая; нет, даже особенно тебя, Айрин, кто не совсем уверен, что "другие парни" где-то там и замышляют что-то нехорошее. Мы все еще можем сомневаться в том, является ли гипотеза Соответствия Великого Альянса той, которая наилучшим образом соответствует всем требованиям, и все равно потребуется масса доказательств, чтобы убедить меня, что это действительно так. Но кто-то там есть; они настолько хитрые и порочные, какими их считают манти и хевениты; и мы должны их найти. Потому что, если они делают это удаленно так долго, как кажется, они не остановятся, пока кто-нибудь их не остановит, а мы не можем этого сделать, когда мы даже не знаем, кто они, черт возьми, такие.

Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

— Кроме того, — сказал он ей, — присутствие тебя на Мезе было бы для меня утешением.

— Ну... — Она сама сделала глубокий вдох. — Ну, ладно. Я думаю. Но Гулам и дети...

— О, перестань! Твой любимый муж уже много лет жалуется, что ты никогда никуда не ездишь из-за своей проклятой работы. Что касается ваших детей — мы говорим о Джордже и Тахмине, верно? Им это понравится.

— Меза? Злая планета работорговцев, с обломками ядерных ударов, разбросанными по всему земному шару? Мои дети...

Она сделала паузу, затем поморщилась.

— Ну, да. Они будут прыгать вверх-вниз от радости, когда я им скажу. Особенно Джордж. Что это за увлечение восьмилетних мальчиков пиратами и гангстерами?

Гэддис снова принял свою обычную сидячую позу. Он по-прежнему производил впечатление — мужчина был действительно высоким, — но больше не выглядел юпитерианином.

— Тогда ладно. Мы все согласны. Мы отправим делегацию на Мезу — для начала неофициальную, — которая попытается убедить Великий Альянс разрешить нам участвовать в расследовании того, что на самом деле произошло после того, как флот адмирала Золотой Пик захватил систему.

Он тоже оглядел всех сидящих за столом. — Два человека из анализа операций, одна из Боевого флота и один из Пограничного флота; Нацуко, представляющая отдел уголовного розыска жандармерии; и Брайс от космопехоты.

Вен Чжин-хван прочистила горло. Как и Окику, она была подполковником жандармерии, но нашивка на ее плече указывала на то, что она принадлежала к разведке, а не к управлении уголовных расследований.

— Я совсем не возражаю против того, чтобы поехал Брайс, сэр. Но мне любопытно. Почему кто-то из разведки космопехоты?

— Думайте обо мне как о после доброй воли, — сказал Тарковски.

Взгляд, брошенный на него Вен, был для "скептицизма" тем же, чем ледник для "ледяного".

— Я серьезно! — настаивал он. — Манти и хевениты могут иметь смутное мнение о флоте Солнечной лиги, но это не распространяется на соларианских космопехотинцев. О, нет, вовсе нет. Они знают, какую чушь нам время от времени приказывали делать, — выражение его лица на мгновение потускнело, — но они также знают, что это была не наша идея... и мы все равно делали это чертовски хорошо. Обычно с как можно меньшей жестокостью. И это высокое мнение, конечно, не было снижено недавними событиями на Мезе, где — он полировал ногти о свою тунику и подул на них — блестяще спланированное и возглавляемое восстание сесси имело своим военным командиром некую Танди Палэйн, ранее служившую в корпусе космопехоты Солнечной системы.

Его улыбка превратилась в откровенный оскал.

— Можно сказать, что мы старые друзья.

— Ты никогда в жизни не встречал эту женщину, Брайс! — обвинила Вен, и он пожал плечами.

— Мелкая деталь. Мы оба космопехотинцы. Однажды космопехотинец — всегда космопехотинец. Мы обязательно отлично поладим.

Капитан Дауд аль-Фанудахи держал при себе несколько незначительных оговорок по этому поводу, но ничего не сказал. Что тут было сказать? Впервые в своей карьере он собирался стать полевым агентом, расследующим то, что, вероятно, было самой злобной силой в заселенной людьми галактике. И он собирался сделать это на том, что, вероятно, было самой печально известной планетой в заселенной людьми галактике... и была такой еще до того, как она была разорена войной и неизбирательными бомбардировками. Миссия, которая будет зависеть, по крайней мере частично, от завоевания доброй воли женщины, которая только что возглавляла то, что уже было признано военными аналитиками шедевром оборонительной тактики. Жестоко эффективной, в придачу.

И в качестве своего посла доброй воли они полагались на офицера космопехоты, который однажды похитил коллегу-офицера, которого он подозревал в правонарушении. Затем он подверг парня допросу, который, возможно, и не соответствовал стандартам Торквемады, но все же был далеко за пределами любого официального способа... и был достаточным, чтобы в результате допрашиваемый упал замертво. Конечно, из-за имплантированного нанотехнологического протокола самоубийства, не от того, что Брайс сделал с ним.

Еще...

Внезапно, впервые за этот день, Дауд ибн Мамун аль-Фанудахи почувствовал себя довольно бодрым.

Офис командующего флотом

Здание Адмиралтейства

Город Старый Чикаго

Солнечная система

Доктор Чарлз Э. Гэннон откинулся на спинку кресла и скрестил ноги, когда сиденье перестроилось так, чтобы поддерживать его тело с идеальным комфортом. Это было исключительно со вкусом подобранное — и дорогое — кресло. Как и следовало ожидать от предмета мебели в святая святых командующего флотом Солнечной лиги.

Устроившись поудобнее, Гэннон сделал жест указательным пальцем так, как он привлекал внимание аудитории на протяжении десятилетий университетского обучения.

— У меня есть теория на этот счет, — сказал он.

— Конечно, же. — Адмирал Уинстон Кингсфорд улыбнулся. — Чак, у тебя есть теория обо всем.

— Я ранен! И в любом случае обвинение ложное. Думаю, что я довольно сдержан в своих предположениях. Я, например, взял за правило никогда не развивать никаких теорий о моей жене.

— Это не сдержанность. — Кингсфорд фыркнул. — Это простой инстинкт самосохранения. Ни один муж в здравом уме не строит гипотез о своей супруге. Я тоже не разрабатываю никаких теорий относительно Саманты. Во всяком случае, не вслух.

— Ладно, точка. Кстати, как Сэм? Я не видел ее с тех пор, как... — Гэннон нахмурил брови. — Восемь месяцев? С того "торжественного мероприятия", — он вздрогнул, — в новом институте искусств?

— Боюсь, в данный момент я ее немного раздражаю. В этом месяце мы должны были быть в отпуске. — Кингсфорд покрутил указательным пальцем в манере, которая указывала... практически на все во вселенной. — Помешала сложившаяся ситуация.

— Конечно, она не винит тебя во всем, что произошло в последнее время? Незначительные вещи, такие как иностранное вторжение и оккупация, будут иметь тенденцию нарушать личные планы, особенно когда вы являетесь командующим флотом. Противно с их стороны, я знаю, но так оно и есть.

— Нет, конечно, она этого не делает. Но она действительно с нетерпением ждала возможности отдохнуть на пляже Гранд-Анс в Гренаде. Как и я, если уж на то пошло.

Адмирал криво и коротко улыбнулся, затем наклонился вперед, положив руки на большой стол перед собой.

— Хорошо. Давай послушаем твою новую гипотезу о резне в Мезе.

— Это так они теперь это называют?

— Ты что, не следишь за новостями?

— Как можно меньше. По большей части это пустая болтовня.

— Ну, — Кингсфорд вздохнул и вытер лицо одной рукой, — да, так они это называют. Глупый оборот речи. "Резня" — это то, что имеет непосредственный и личный характер. И обычно это нацелено на какую-то определенную группу. То, что произошло на Мезе после того, как Золотой Пик прибыла в систему, было слишком неразборчивым, чтобы заслужить этот термин.

Гэннон пристально посмотрел на него на мгновение, все следы юмора исчезли с его лица.

— На самом деле, — сказал он, — это гипотеза, которую я собирался вам представить. Я пришел к выводу, что бойня на Мезе вовсе не была беспорядочной. И это не было резней. Это было хладнокровное убийство первой степени, и у него действительно были четкие и конкретные цели.

— Миллионы целей?

Тон Кингсфорда был сомневающимся, и светло-карие глаза Гэннона, обычно близкие по цвету к его волосам, казалось, потемнели. Конечно, это была оптическая иллюзия, вызванная его теперь уже мрачным выражением лица. В отличие от стиля, который в настоящее время предпочитает большинство ученых-мужчин, Гэннон был чисто выбрит, так что невозможно было не заметить плотно сжатую челюсть.

— Нападение не было "неизбирательным", Уинстон. Вы даже не можете назвать это сопутствующим ущербом. Это массовое убийство было спланировано и преднамеренно.

— Ты серьезно.

— Как смерть. — Гэннон мрачно кивнул. — Вы знаете, как внимательно я следил за развитием событий на Мезе. Чего вы, возможно, не знаете, так это того, что у меня есть свой собственный канал связи с мантикорской разведкой. — Он пренебрежительно махнул рукой: — Не спрашивайте, не скажу. Я, конечно, не понимаю всего, но я получил достаточно, чтобы знать параметры убийств, и в этой так называемой бомбардировке не было абсолютно никакой логической или последовательной схемы. Это просто выглядит безумием.

— Безумие? — Кингсфорд фыркнул. — Думаю, ты мог бы назвать так сброс ядерной бомбы на необитаемый остров!

— Нелепостей было больше, чем просто один остров, — махнул рукой Гэннон. — Думаю, нам пришлось бы согласиться, ради аргументации, что если мезанская версия произошедшего хотя бы отдаленно точна, то Великий Альянс осуществил эту "неизбирательную бомбардировку", как только оказался на орбите, и что это, вероятно, было в поддержку "террористической кампании", которую он разжигал до прибытия Золотого Пика. Правильно? Имею в виду, что нахожу весь этот аргумент смехотворным, но такова была официальная линия.

Кингсфорд посмотрел скептически. Очевидно, "официальная линия" показалась ему такой же маловероятной, как и Гэннону, но он кивнул.

— Как я уже сказал, — продолжил профессор, — я нашел этот аргумент... подозрительным, скажем так. Но чем больше я на это смотрел, тем больше приходил к выводу, что, как бы нелепо это ни выглядело на первый взгляд, "террористическая кампания" и "неизбирательные бомбардировки" на самом деле были связаны и действительно были частью согласованной стратегии.

— Она просто не входила в стратегию Великого Альянса.

Скептическое выражение лица Кингсфорда усилилось, и Гэннон фыркнул.

— Позвольте мне изложить свои соображения, прежде чем вы возразите, — сказал он, и Кингсфорд снова откинулся на спинку кресла, еще раз кивнув. Это был не совсем тот кивок, которым обычно потешаются над сумасшедшим, но это было только из-за того, как долго он знал Гэннона.

Профессор коротко ухмыльнулся в сторону командующего, но затем посерьезнел.

— Сначала, — сказал он, подняв указательный палец, — давайте посмотрим на "террористические" цели. Особенно на четыре из них: двух парках развлечений и двух спортивных стадионах, все они были атакованы оружием массового поражения в течение одного и того же двухдневного периода, за несколько недель до прибытия Золотого Пика.

— Похоже, это именно те цели, которые искали бы террористы, — отметил Кингсфорд.

— Не логичные, если то, что они искали, было просто подсчетом трупов, что, по-видимому, было целью террориста, по крайней мере, по мнению властей системы Меза. Эти четыре взрыва произошли в середине дня, во вторник и четверг, соответственно, Уинстон. В рабочие дни и дни занятий в школах. Это означает, что парки развлечений были заняты намного меньше, и то же самое можно было сказать о спортивных стадионах. Если бы они хотели просто собрать тела, они бы нанесли удар по крупным городским центрам, поймали бы всех этих людей дома, или на работе... или в школе. Они бы, по крайней мере, дождались вечерней толпы. Они этого не сделали. Почему?

Кингсфорд нахмурился и провел пальцами правой руки по своим темным волосам.

— У меня начинает болеть голова, Чак. Я не вижу большой разницы между убийством большого количества людей на работе или дома и убийством их в парках развлечений и спортивных центрах.

— Ах, но есть разница. Большая. Потому что легко установить, кто был в школе или на своем рабочем месте, когда прогремели взрывы. Для этого есть множество записей. В то время как любой мог бы сказать, что собирается в парк развлечений или на спортивное мероприятие. — Он наклонился вперед, его лицо было сосредоточенным. — И как бы вы узнали, сделали они это или нет? Никто не ведет учет таких вещей. Там могут быть записи с камер у ворот прибытия или камер наблюдения на территории, но если вы собираетесь взорвать и их тоже...

— Но почему? — Ох.

— Да. О. Ядерные взрывы и топливно-воздушные бомбы устраняют улики. Урсула Неизвестная сообщает своим друзьям, семье или коллегам, что берет выходной, чтобы пойти в парк развлечений, на спортивное мероприятие или в любое другое увеселительное заведение. Ее тело, конечно, так и не нашли, потому что оно испарилось. Но была ли она там на самом деле?

Гэннон поднял средний палец.

— Еще одна "террористическая атака" уничтожила большой парк на краю плато, на котором расположен Мендель. Это был эквивалент пляжа. Вы не умели плавать, но вы могли летать на параплане, кататься на гравитационных лыжах и загорать. То же самое. "Я думаю, что сегодня пойду в Оверлук-парк". Откуда вы знаете, сделали они это или нет? Бомба "просто случайно" оказалась непосредственно рядом с офисами администрации парка... что означает архив всех изображений с его камер безопасности. И взрыв был настолько мощным, что обрушился огромный участок скалы. Люди были похоронены, а также испарились.

Он опустил руку.

— Одна и та же картина возникает снова и снова, когда вы смотрите на нападения, приписываемые террористам. Концерты. Деловые и профессиональные симпозиумы. Места, где люди логично собирались бы, но никто не вел бы официальных записей о том, кто был там на самом деле, в отличие от тех, кто просто сказал, что они будут там. И каждый раз все камеры слежения, охватывающие это место, архивировали свои данные тут же. Некоторые из них в конце концов отправляли их на центральный сервер, но даже у таких снимки, по крайней мере, последних нескольких дней были бы только на их локальных серверах, а они также были разрушены во время взрыва. Очень многое из этого могло быть простым совпадением, особенно учитывая мощность взрывов, но не все же?

Он покачал головой.

— Сначала тот факт, что все они были публичными собраниями или общественными местами, склонил меня к мысли, что это могли быть террористические атаки. Вы понимаете, некоторая информация из того мантикорского канала, о котором я вам упоминал, говорила мне прямо противоположное, но дезинформация — это древний и уважаемый инструмент разведки, и даже хорошие парни, как известно, используют ее для... формирования позиций своих союзников. Тем не менее, мне показалось странным, что террористы, которые могли установить свои устройства на позицию для подобных атак, не смогли установить их на позицию для реальных атак с большими жертвами.

— А потом была "неизбирательная бомбардировка Великого Альянса". Бомбардировка, уничтожившая необитаемые острова. Курортные города посреди гор, вдали от любого крупного населенного пункта или промышленного центра. Совершенно пустые места посреди прерии. Орбитальные платформы — некоторые обиталища с сотнями тысяч граждан; некоторые грузовые платформы с не более чем несколькими десятками сотрудников на борту. Но бомбардировка, которая каким-то образом не затронула основные промышленные платформы; орбитальные плавильные заводы; оставшуюся инфраструктуру мезанских военных, планетную или орбитальную; городские и промышленные центры на планете. Как я уже сказал, в этом не было никакого смысла. В военном отношении эти цели были бессмысленными с любой тактической или стратегической точки зрения. С точки зрения "террористического удара" в них было еще меньше смысла, учитывая, как легко было бы довести общее число жертв до сотен миллионов, если бы это было то, чего они хотели.

— На самом деле, в этом было так же мало смысла, как и в нападении террористов до того, как туда попала Золотой Пик.

В кабинете Кингсфорда было очень тихо, и Гэннон поудобнее устроился в своем удобном кресле.

— Поскольку обе серии взрывов казались одинаково... иррациональными, я решил взглянуть на них так, как если бы они на самом деле были частью единого набора событий, но не событий, приведенных в движение Великим Альянсом или Баллрум. И что я обнаружил, так это то, что только за двумя исключениями населенные пункты, пострадавшие от "бомбардировки", были не только очень маленькими по стандартам чего-то вроде Менделя, но и скорее напоминали те стадионы и парки развлечений. Это были курортные города, в которых обычно проживало значительное количество плавающих людей. Места, где двоюродные братья Урсулы Неизвестной могли сказать людям, что они собираются на несколько дней, а возможно, и на неделю или две. Я не мог придумать никакой причины для взрыва необитаемых островов или пустых мест в прерии... если, конечно, острова не были необитаемыми и эти конкретные участки прерии не были пустыми.

— Я уже понял, что непропорциональный — совершенно непропорциональный — процент "террористических" мест с массовыми жертвами был местами, где нельзя было проверить записи о том, кто присутствовал или не присутствовал на самом деле. Когда я объединил это с относительно немногочисленными местами массовых жертв "бомбардировки", я понял, почему это было так. Я убежден, что схема террористических ударов была разработана для того, чтобы скрыть как можно больше выживших — и сделать это посреди такой чудовищной бойни, чтобы никому не пришло в голову, что ее истинной целью было сохранить жизнь некоторым людям. Нужных людей — чтобы они могли исчезнуть без следа.

— Подожди минутку. — Настала очередь Кингсфорда помахать рукой. — Как, черт возьми, ты пришел к такому выводу из-за объектов, на которые обрушилась бомбардировка? Террористические атаки, хорошо. Я приведу тебе это, по крайней мере, в качестве рабочей гипотезы. Но никто не сбежал ни с одного из мест бомбардировок, Чак, и никто не покинул планету после взрывов тоже. Во всяком случае, не без того, чтобы быть полностью задокументированным Великим Альянсом!

— Все верно. Но подумайте вот о чем — одна простая вещь, которая больше, чем любая другая, не ставит под сомнение утверждение Великого Альянса о том, что Соответствие, о котором они говорят, было ответственно за "бомбардировку". Если их "Соответствие" сделало это, оно должно было убить тысячи, может быть, даже миллионы, своих собственных людей. Какая возможная причина могла быть у него, чтобы сделать что-то подобное? Если я прав насчет причины, по которой так бесследно "исчезло" так много людей, то это потому, что оно уже использовало "террористов" в качестве прикрытия для извлечения ключевых людей с планеты и из системы. Я думаю, что оно все еще находилось в процессе этого. Что оно сосредоточило дополнительных эвакуированных в тех курортных городах, которые были разрушены "бомбардировкой". И прибытие этого Золотого Пика застало его врасплох.

— Итак, оно выполнило свой запасной план.

— Боже мой, Чак. — Кингсфорд уставился на него. — Ты понимаешь, что ты говоришь?

— Конечно, понимаю. — Выражение лица Гэннона было мрачнее, чем когда-либо. — Уинстон, ваши собственные аналитики говорят вам, что по крайней мере дюжина мест "бомбардировки", где они смогли ознакомиться с имеющимися доказательствами, были, очевидно, взрывами на поверхности. И это были ядерные заряды, а не кинетические удары. Этого достаточно, чтобы исключить ответственность Десятого флота, прямо здесь, насколько я могу судить! Но когда я собрал все остальное воедино, я понял, что за тем, что произошло, должно было стоять это Соответствие Великого Альянса — независимо от того, действительно ли это то, что они думают, или нет. Что это вытягивало людей с планеты. И что оно собрало других людей, в которых нуждалось — или которые могли бы быть хлебными крошками, ведущими к этим людям, — в отдельных, концентрированных местах. Местах, из которых они могли бы быть эвакуированы под прикрытием новых "террористических" нападений, или...

— Или устранены, если их невозможно было вытащить, — резко закончил Кингсфорд, и Гэннон кивнул.

— Боже мой, — снова сказал адмирал. Он сидел так несколько секунд, задумчиво нахмурившись. — Предполагая, что кто-то достаточно хладнокровен и порочен, чтобы придерживаться подобной стратегии, твой аргумент имеет смысл. Это отвратительно и пугающе, и хотя это может быть целенаправленно, это действительно безумие, если подумать о том, что за этим стоит. Но...

— Но как они могли вывезти с планеты столько людей, не оставив записей о подозрительных пассажирах и вылетах? — Гэннон тонко и довольно свирепо улыбнулся. — Ну, знаешь что? Одной из орбитальных целей, уничтоженных "бомбардировкой", была...

— Станция Дельта! — Кингсфорд хлопнул большой, сильной рукой по своему столу. — Штаб-квартира управления движением системы Меза.

— Вместе со всеми текущими записями о путешествиях на кораблях, — кивнул Гэннон. — По крайней мере, за предыдущие восемь или девять стандартных месяцев. Они бы сделали резервные копии записей на планете в конце текущего квартала... при условии, конечно, что сначала вся станция не была уничтожена другой "террористической бомбой". Вы видите, как хорошо это согласуется с моей гипотезой? Все, что касается этих террористических атак и предполагаемой бомбардировки, имеет смысл, если посмотреть на это под тем углом, который я предлагаю.

— Не необитаемый остров — и это был один из самых больших взрывов, если я правильно помню.

— Да, это было так. Но я готов поспорить, что этот остров был не таким, каким о нем говорили. Я чертовски уверен, что на нем была какая-то установка — и настолько важная, что они использовали мощный взрыв, чтобы уничтожить все ее следы.

Кингсфорд постучал по своему рабочему столу, и дорогая на вид "деревянная" поверхность стала полупрозрачной. Он снова постучал по одному из появившихся сенсорных экранов и ввел короткую команду. Затем он встал.

— Подойди сюда, — пригласил он, когда одна стена его кабинета исчезла за трехмерной голограммой.

Гэннон поднялся со своего стула и подошел к нему. К тому времени, как он добрался туда, ситуация стабилизировалась, и он скрестил руки на груди, глядя на изображение заселенной людьми части галактики, которая казалась более величественной, чем была на самом деле. Даже спустя два тысячелетия после начала Диаспоры люди все еще не проникли так далеко в необъятность, называемую Млечным Путем. Звездные системы, которые человечество заселило — или даже посетило — были пузырем с неровной каймой не более тысячи трехсот световых лет в поперечнике в рукаве Ориона... который насчитывал десять тысяч световых лет в длину и тридцать пять сотен в ширину. А сам рукав Ориона был всего лишь небольшим спиральным рукавом, затмеваемым рукавами Персея и Скутума-Центавра.

Этот небольшой участок рукава можно было бы отобразить в достаточно большом масштабе, чтобы места расположения основных политических подразделений человечества можно было обозначить комбинацией цветовой кодировки и контуров. Конечно, Солнечная лига была намного больше, чем любое другое образование. Но Гэннону было интересно увидеть, что Кингсфорд запрограммировал дисплей так, чтобы он выделял подразделения Лиги, чья лояльность становилась, можно сказать, шаткой.

По-видимому, степень шаткости была представлена по шкале от зеленого до желтого, до различных, стабильно более глубоких оттенков оранжевого.

А еще была горстка отдельных звездных систем — таких, как Беовульф, — которые пылали ярким, кроваво-красным светом. И столь же алые звезды недавно объявленного Автономного регионального сектора Майя. Какой подходящий цвет для объекта с аббревиатурой МАРС, подумал он. Красный, как пресловутая "красная планета". Он задавался вопросом, думал ли об этом Орэвил Баррегос, когда выбирал название для первого сектора Управления пограничной безопасности, когда-либо объявившего о своей независимости от Солнечной лиги. Неужели он намеренно назвал его в честь древнего бога войны?

В офисе не было места для голографического бака, который можно было бы найти на мостике корабля, поэтому было невозможно обойти голографию, чтобы рассмотреть ее под разными углами. Но другая команда от Кингсфорда, введенная на его унилинк, заставила ее медленно вращаться.

— В одном предложении расскажи мне, что ты видишь, — сказал он.

— Очень внушительная Солнечная лига, которая находится в процессе распада, — ответил Гэннон.

— Ну, это было, конечно, кратко. Теперь уточни.

— Хорошо. — Гэннон развернул одну руку и указал на дисплей. — Беовульф был только первой основной системой, которая отделилась. Будут и другие — например, Гипатия, не совсем основная система, но все же член Лиги. Беовульф, очевидно, собирается рассмотреть какой-то политический союз со Звездной империей; они уже объединены экономически, коммерчески и кровно, благодаря мантикорскому туннелю, так что это неизбежно. Я ожидаю, что довольно много других бывших солнечных систем также будут стремиться к членству в Звездной империи, предполагая, что они достаточно близки, чтобы сделать это практичным. Многие другие одиночные звездные системы, особенно на Окраине и внутреннем Пограничье, просто объявят о своей независимости и начнут действовать самостоятельно. Но есть и другие, которые... более интересны. Как МАРС.

Его указательный палец указал на кровавый значок системы Майя и паутину таких же красных звездных систем, расходящихся от нее. Их было почти дюжина.

— Мне кажется, что МАРС привлечет по меньшей мере еще полдюжины местных звездных систем, — сказал он. — Решение Эревона подписать договор с Баррегосом делает это еще более вероятным, учитывая, как это повысит их промышленный потенциал и даст им эревонский узел туннелей. — Он медленно покачал головой. — Имея такую базу, на которую можно опереться при, по крайней мере, дружеских отношениях с Великим Альянсом, и с кем-то вроде Баррегоса во главе, МАРС выстоит, Уинстон. Мы смотрим на другую независимую мультисистемную звездную нацию. И ту, которая будет респектабельно большой, когда наконец осядет пыль.

— Согласен, — кивнул Кингсфорд. — И только между нами, я на самом деле не виню Баррегоса или Розака. Имейте в виду, немного неловко признавать, что они так хорошо сыграли с нами, но думаю, что они серьезно относятся к своим обязанностям перед своими гражданами. Я даже думаю, что это было главной причиной того, почему они играли с нами. Не вижу никакого способа, которым они вернутся в Лигу, но мы уже получаем от них предложения о поддержании экономических и военных связей.

— На самом деле лучше, чем я ожидал, — сказал Гэннон.

— Во всяком случае, при условии, что это произойдет, — фыркнул Кингсфорд. Затем — Что еще, о мудрец?

— Ну, здесь внизу есть этот раздел.

Палец Гэннона переместился более чем на пятьсот световых лет "вниз" от Майи к системе Маннергейма, центру десятизвездного "Фактора Возрождения". Системы Фактора никогда не принадлежали Лиге, и они образовали пузырь протяженностью в двести световых лет из удивительно богатых суверенных систем на Окраине. Все они были независимыми государствами, но хаос и неопределенность войны Лиги с Великим Альянсом объединили их в оборонительную ассоциацию, которая была занята преобразованием в настоящую звездную нацию.

— Вы можете попрощаться по крайней мере еще с дюжиной или около того звездных систем с Фактором Возрождения в течение следующих двух-пяти лет, — продолжил он. — Тогда...

Его палец потянулся к другой части дисплея, но Кингсфорд остановил его.

— Неважно, — сказал адмирал. — Вы доказали мне мою точку зрения.

Он направился обратно к своему столу, на ходу махнув Гэннону, чтобы тот возвращался в свое кресло.

— И что я доказал на этот раз? — спросил профессор со смешком, возвращаясь на свое место.

Кингсфорд ответил не сразу. Вместо этого он наклонился над столом и снова уперся локтями, затем поднял руки шпилем вверх, прикрывая рот кончиками пальцев.

Шутливое настроение Гэннона мгновенно испарилось. Он узнал эту позу, и это была не поза старого друга. Это был способ, которым командующий флотом Солнечной лиги делал паузу, прежде чем принять весомое решение.

Прошло мгновение. Затем Кингсфорд опустил сложенные домиком руки достаточно, чтобы стал виден его рот.

— Я хочу, чтобы ты ушел со своего поста в университете, — сказал он.

Брови Гэннона поползли вверх. Недалеко. Может быть, на полсантиметра.

— И что делать вместо этого? — спросил он. — Я не настолько стар, чтобы уходить на пенсию.

— Вряд ли. — Адмирал улыбнулся. — Что я хочу от тебя, так это чтобы ты стал директором Управления разведки флота.

Брови Гэннона поползли вверх еще выше. Совсем немного дальше.

— Ты хочешь, чтобы я возглавил разведку флота? Ты, должно быть, шутишь.

— Нет. — Кингсфорд опустил руки, чтобы опереться на палубу, все еще держась за шпиль. — Я не шучу. Чак, мне нужен кто-то посторонний, чтобы вмешаться и потрясти эту чертову дремлющую бюрократию за шиворот, пока она не проснется и, наконец, не вытащит голову из задницы.

— Уинстон, сонный или нет — и я, конечно, не буду спорить, что это не так, — это все еще военная бюрократия. На случай, если ты не заметил, это, — он провел пальцами по куртке, которая была на нем, — не униформа. Это потому, что я тот, кого люди называют "гражданским лицом".

— Ты служил на флоте.

— Да, когда-то. Десятилетия назад, когда я зарегистрировался, чтобы сбежать из дома, как только достиг совершеннолетия. Я все еще был ребенком, Уинстон. Я прослужил всего десять лет или около того, и всегда не выше старшины. Старшины, которого дважды разжаловали, прежде чем он продолжил служить. — Он улыбнулся. — Я всегда испытывал определенную извращенную гордость по этому поводу. Дважды разжаловали — но они также дважды повышали меня снова до старшины. Я был чертовски хорош в своей работе, если я сам так говорю. Просто... ах, молодой. Мне было всего тридцать четыре, когда я ушел со службы.

— Значит, ты был еще младенцем, когда дезертировал на гражданскую сторону, — сказал Кингсфорд. — Ты все же служил на флоте. Этого вполне достаточно для меня, чтобы обойти любого соперника. И тот факт, что ты был старшиной, работает в твою пользу, насколько я понимаю. Особенно потому, что я знаю, за что тебя разжаловали. Это не было обычной самоволкой или пьяным хулиганством. Тебя разжаловали — оба раза — потому что ты не удержался с вышестоящими офицерами и сказал им, что они тупицы, которые не знают, что делают.

— Они были тупицами. — Гэннон покачал головой. Этот жест был не столько выражением несогласия или отрицания, сколько простым недоверием. — Ты, должно быть, шутишь, — повторил он. — Ради бога, Уинстон, я не просто университетский профессор, я преподаю интеллектуальную историю. Это примерно так же важно для разведки флота, как... как... черт, я не знаю. Может быть, как ценитель музыки.

— Прекрати это. Ты эрудит, и ты знаешь это так же хорошо, как и я. Ты преподаешь так называемую "интеллектуальную историю", потому что это общий термин, который позволяет тебе преподавать все, что ты хочешь. С тех пор как ты получил премию Банерджи, университет даже больше не спорит с тобой.

Он разжал руки и откинулся назад. Его руки теперь твердо лежали на подлокотниках кресла, как у рулевого на своем посту.

— Ты нужен мне, Чак. Мне нужен кто-то, кто может думать. И — что не менее важно — кто без колебаний скажет мне, что он думает. Последний раз, когда тебе было наплевать, согласен кто-то с тобой или нет, был, когда ты спорил со своей матерью по поводу работы по дому. И, как ты сказал, ты сбежал в тот день, когда тебе исполнилось восемнадцать.

Гэннон посмотрел на него, затем глубоко вздохнул.

— Это не совсем так, — сказал он. — Мне не наплевать, что думает Андреа, и я не думаю, что ей это хоть капельку понравится.

— Будет прибавка к жалованью.

— Большое дело. Денег Банерджи нам обоим хватило бы на полвека. Во всяком случае, она зарабатывает в два раза больше, чем я. Это не деньги, это... — Он вздохнул. — Это обострение. Ты знаешь, я могу капризничать, и часть этого обязательно выплеснется на нее. Даже в башне из слоновой кости я время от времени раздражаюсь. Как глава разведки флота? О, дорогой Господь.

— Мне нужен ответ, Чак. И мне это нужно сейчас. На случай, если ты не заметил, весь ад вырвался на свободу.

— Немного преувеличиваешь, Уинстон. Он перестал "вырываться" в тот момент, когда Харрингтон пересекла гиперграницу. Теперь все просто разваливается на части.

— Да или нет?

— Да, черт бы тебя побрал. — Гэннон свирепо посмотрел на адмирала. — Ты знал, что я соглашусь, не так ли?

— Ага. Я знаю тебя очень давно. С того дня, как ты сказал старшине, что он полон дерьма и не отличает свою задницу от локтя.

— И ты был единственным офицером, который не арестовал меня. — Гэннон неохотно улыбнулся. — Ты даже слушал. — Он покачал головой. — Ладно, может быть, это сработает.

Зал заседаний Генерального совета директоров

Башня Мэдисон Грант

Город Мендель

Планета Меза

Система Meзa

Стол был овальной формы, с расчетом на двадцать пять человек с местами позади них для стульев, чтобы усадить любого сотрудника, которого они могли бы привести на встречу. Он также был роскошно обставлен, как и следовало ожидать для места проведения заседаний Генерального совета системы Meзa.

В данный момент, однако, большую часть мест Генерального совета занимали другие люди, и капитан Синтия Лектер почувствовала сочетание глубокого удовлетворения и трепета, когда оглядела почти полностью заполненный стол. Остальная часть конференц-зала была пуста. Собрание, которое она собиралась вести, было не из тех, на которых желательно присутствие лишних участников.

Генерал Сьюзан Хибсон, присутствовавшая в качестве главы военной администрации Мезы, сидела справа от Лектер. Во многих отношениях она лучше подходила для председательствования на этом совещании, но вместо этого для выполнения этой роли Мишель Хенке предпочла отправить начальника штаба Десятого флота. Десятый флот был фактической властью в системе Мезы, и должность Лектер в качестве начальника штаба Хенке предоставляла ей все полномочия, необходимые для их сегодняшних целей — главной из которых было начать процесс перехода от военной администрации к гражданскому правительству Мезы. Очевидно, что Хибсон должна была участвовать в этом разговоре, но были определенные аргументы в пользу того, чтобы им руководил кто-то другой.

Остальные за этим столом...

Присутствовали только двое из того, что когда-то было Генеральным советом: Брианна Пирсон, бывший вице-президент по мезанским операциям "Технодайн Индастриз", и вице-президент по исследованиям и разработкам генетической консалтинговой компании Meзы, человек по имени Джексон Чичерин.

Чичерин по-прежнему занимал свою должность в Мезанской генетической компании, которая была местной фирмой. Лектер не знала, сохранила ли Пирсон свои отношения с "Технодайн". Возможно, сама Пирсон еще даже не знает, осталась ли она их сотрудницей. Трансзвездные корпорации были печально известны тем, что перерезали глотки (говоря в переносном смысле... как правило) руководителей, которые наткнулись на подводные камни.

Однако на данный момент не имело значения, была ли Пирсон все еще сотрудником "Технодайн" или нет. Она была такой, что сделало ее видным членом Генерального совета. Что, в свою очередь, означало, что она все еще пользовалась определенной степенью авторитета среди полноправных граждан Мезы. И, что, возможно, более важно, она была одной из небольшого числа бывших членов Правления, которых — очень неохотно — приняли сесси и бывшие рабы Мезы.

Крошечное число, всего двоих: ее и Чичерина. Любому другому бывшему члену Генерального совета было бы категорически отказано, и многие из них опасались бы за свое выживание, если бы осмелились появиться.

Никто из других людей, присутствовавших на встрече, на самом деле не одобрял ни Пирсон, ни Чичерина. Но все они понимали необходимость включения некоторых видных представителей бывших полноправных граждан Мезы в процесс формирования нового правительства, и это были единственные двое, которых все они — на самом деле, любой из них — могли переварить. Чичерин всегда был далеко на заднем плане, и было известно, что Пирсон несколько раз возражала против жестокой тактики предыдущего правительства в отношении сесси и бывших рабов.

Командующая миротворческими силами планеты генерал Джиллиан Дрешер тоже была там. Без нее было бы невозможно провести встречу, поскольку она командовала единственными более или менее сохранившимися вооруженными силами на планете, не считая оккупационных войск, поддерживающих военную администрацию Хибсон.

Безусловно, лучше всего за столом были представлены сесси. Наряду с Юргеном Дусеком, признанным "Главным боссом" боссов сесси в Мезе, там также присутствовали шесть других боссов: Андреа Нур из района Потоси; Хиндрик Аббас из района Джуэл; Анибал Айзенберг из района Келли; Джейселин Амстердам из Уотсона; Теодора Моро из Крик-Сити; и Као Ли-Цян из Франклина. В городах Уотсон, Крик-Сити и Франклин было самое большое население сесси на Мезе после самого Менделя. Столица, конечно, была намного больше любого другого города и единственной, где сесси были организованы боссами в районы.

Семь сесси из двадцати одного человека, итого — из девятнадцати, если вычесть из уравнения Лектер и Хибсон. Сесси составляли всего десять процентов населения Мезы, но на данный момент они занимали более тридцати шести процентов должностей в том, что составляло временное правительство. Конечно, очень условно, но все же это был орган, из которого должно было появиться новое правительство планеты.

Бывшие полноправные граждане, с другой стороны, занимали немногим более двадцати процентов мест, несмотря на то, что составляли тридцать процентов населения. А что касается большинства жителей Мезы, бывших рабов...

Что ж, это была проблема. За исключением Одюбон Баллрум, у рабов Мезы вообще не было политических или даже социальных организаций, кроме религиозных — и большинство конфессий, допускаемых властями Месы, приняли форму пиетизма, которая подчеркивала личные, индивидуальные отношения с Богом, чувство долга и порядок ... но определенно не социальную активность. По крайней мере, на данный момент религиозные организации бывших рабов не очень подходили для того, чтобы играть роль в становлении политического движения. И тех на планете, кто был членами Баллрум, было немного. Что еще более важно, из-за их подпольного существования они были неизвестны всем, кроме нескольких бывших рабов, что давало им нулевую узнаваемость имен, и в любом случае у них было мало политического опыта.

Учитывая этот материал, как представители бывших рабов Мезы могли за одну ночь катапультироваться на важные посты в новом правительстве?

Ответ заключался в том, что они не могли — по крайней мере, сейчас. Бывших рабов — по крайней мере, бывших рабов, родом с Мезы, — способных выполнять эту роль, просто еще не существовало. Таким образом, волей-неволей бывшие рабы, составлявшие шестьдесят процентов населения Мезы, были "представлены" за столом людьми, которые либо сделали себе имя в Баллрум за пределами Мезы, либо занимали высокий статус среди бывших рабов по другим причинам. Из этих восьми человек только двое когда-либо жили на Мезе — Лакшми Экс и Сабуро Экс — и ни один из них не родился здесь. Подобно Сабуро и Лакшми, Джереми Экс, Дональд Туссен и Веб Дю Гавел родились в рабстве, но за пределами планеты. Трое "представителей бывших рабов" вообще никогда не были рабами, как и никто из их предков. Королева Берри с Факела, Танди Палэйн из Ндебеле и Кэтрин Монтень — которая была здесь как видная фигура Лиги борьбы с рабством, а не как мантикорский политик, — и можно было ожидать, что они будут говорить от имени бывших рабов, но они едва ли были мезанцами.

Чтобы еще больше усложнить ситуацию, все они, за исключением Танди Палэйн, прибыли на Мезу незадолго до этого — Дональд Туссен и Лакшми Экс приземлились всего за день до этого — и все, кроме троих, покинут Мезу, некоторые раньше, чем другие.

Берри и Веб Дю Гавел действительно должны были как можно скорее отправиться в шестинедельное обратное путешествие в Конго, поскольку они были сердцем правительства системы. Однако это было бы не так. По крайней мере, не сразу. Их проницательность и советы — особенно Дю Гавела — были бы слишком ценны для Мезы. И Берри Зилвицки, королева Факела, планеты, где жертвы генетического рабства наконец обрели голос и собственное место, была слишком ценна как знак того, чего могут достичь рабы и бывшие рабы. Так что, да, они должны были скоро уехать... и нет, они не уедут.

Кэтрин Монтень, с другой стороны, действительно должна была вскоре отбыть, потому что система Меза была не единственной, кто создавал новое правительство для себя. Она была обязана и полна решимости прибыть на Терру до официального начала Конституционного съезда, который должен был создать новое правительство Солнечной лиги. Сборка этого Конституционного съезда занимала буквально месяцы, хотя бы из-за времени в пути, так что на самом деле ей не нужно было мчаться прямо в Старый Чикаго, но она также была полна решимости по пути завернуть как на Мантикору, так и на Беовульф. Мантикору, потому что как лидеру мантикорской либеральной партии ей нужно было сначала проконсультироваться с премьер-министром Грантвиллем. Как бы то ни было, она будет рассматриваться как официальный представитель императрицы Элизабет, так что, вероятно, было бы неплохо узнать последние взгляды правительства Грантвилля. И Беовульф, потому что ей нужно было проконсультироваться с центральным комитетом Лиги борьбы с рабством, поскольку Лига планировала самый широкий созыв в своей истории.

Который просто случайно произошел бы в Старом Чикаго.

Джереми Экс и Танди Палэйн пробудут на Мезе даже дольше, чем Берри и Дю Гавел, хотя пока никто точно не знал, сколько еще. Они не могли оставаться здесь бесконечно, поскольку были лидерами вооруженных сил Факела. Но, учитывая, что Факел только что выиграл объявленную войну с Мезой, опустив руки — конечно, на самом деле это сделал Великий Альянс — все согласились, что для них было бы важнее помочь стабилизировать ситуацию на Мезе до своего возвращения. На данный момент военным силам Факела нечем было заняться, кроме как тренироваться.

Таким образом, остался последний человек, сидящий за столом, чей статус был... сложным. Кевин Олонга был — вернее, раньше был — полноправным гражданином Мезы, но он не занимал никакой государственной должности и никогда не был заметной фигурой. По крайней мере, не для населения в целом. Он был там, потому что он был членом центрального комитета Мезанского Соответствия... и единственным, кто был готов принять предложение об участии.

Он получил приглашение только по настоянию адмирала Золотой Пик. — Мы должны пригласить одного из них за стол, — сказала она. — Это единственный способ, которым мы сможем начать распутывать путаницу в том, кто является, а кто нет частью "Соответствия".

Как много раз говорил Веб Дю Гавел: — Никто никогда не говорил, что у восстаний рабов не было много проблем.

? ? ?

Первый час прошел достаточно гладко. Но напряженность быстро возросла, когда был поднят вопрос о создании новых полицейских агентств для Мезы.

На самом деле, это произошло в тот момент, когда был поднят этот вопрос.

— Ты что, с ума сошел? — возмутилась Брианна Пирсон еще до того, как Веб Дю Гавел закончил свое предложение.

— Вы хотите — тут она пристально посмотрела на Сабуро, — поставить известного террориста во главе полицейских ведомств Мезы? Ни в коем случае!

— Извините меня, мисс Пирсон, — сказала Сьюзан Хибсон, прежде чем Лектер смогла заговорить. — Откуда взялось впечатление, что у вас есть выбор по этому поводу?

Две женщины встретились взглядами. Хибсон была намного меньше, но, несмотря на ее нынешний высокий ранг, она держалась с натренированной мускулистой грацией древесной кошки. Ее волосы и цвет лица были темнее, чем у светловолосой мезанки... и ее глаза были намного, намного жестче.

Пирсон собралась отвечать, но генерал Дрешер подняла руку, прежде чем она успела это сделать.

— Брианна, ты ведешь себя глупо, — сказала она. — Генерал Хибсон права. У вас — у нас — нет никакого выбора в этом вопросе.

Глаза Пирсон повернулись к ней, что могло быть предательством, но Дрешер смотрела на Лектер.

— Выбора нет, не так ли, капитан? — Это был не настоящий вопрос; это был способ утереть Пирсон нос в реальности.

— Нет, конечно, — сказала Лектер. — Это вопрос, который адмирал Золотой Пик подробно обсудила с заинтересованными сторонами, и она приняла твердое решение. Причины...

— Думаю, что понимаю причины, — перебила Дрешер. — Что мне действительно нужно знать, с моей точки зрения, так это то, намерены ли вы также передать вооруженные силы Мезы под командование Баллрум.

— Нет. Вы останетесь командующей миротворческими силами планеты — в подчинении генерала Хибсон, — Лектер мотнула головой в сторону Хибсон, — точно так же, как вы подчинялись военной администрации. Миротворцы не исчезнут завтра. Нет, пока мы не убедимся, что это новое соглашение будет работоспособным. — Она позволила себе окинуть взглядом бывших полноправных граждан за столом. — В итоге, Великий Альянс знает, что он будет здесь какое-то время, несмотря ни на что. И войска генерала Хибсон являются окончательной гарантией для всех сторон, что никому не будет позволено становиться жертвой кого-либо другого. Но нам нужно отодвинуть военную администрацию как можно дальше на задний план — в реальности, а не только внешне, — и сделать это как можно быстрее, не дестабилизируя ситуацию. И часть того, как мы собираемся это сделать, состоит в том, чтобы позволить всем увидеть, как ваш народ и новое временное правительство приступают к выполнению своих обязанностей как мезанцы. Единственное, что нам может понадобиться меньше, чем видимость того, что вы наши марионетки, — это чтобы мы думали, что можем сделать вас нашими марионетками.

— Капитан Лектер — и адмирал Золотой Пик — правы в этом, генерал. — На этот раз это был Джереми. — И армия сильно отличается от полиции, о которой мы здесь говорим. Конечно, генералу Хибсон придется поддерживать надзор до тех пор, пока все заинтересованные стороны не убедятся, что этот переход сработал, но я уверен, что она будет держать при себе бразды правления лишь легкой рукой. При условии, конечно, что миротворческие силы планеты остаются в политическом плане строго беспартийными. С какой целью...

С очень тонкой улыбкой он указал на другого человека, сидящего за столом.

— Могу я представить вас Доналду Туссену? До недавнего времени он был полковником вооруженных сил Факела, но подал в отставку со своей должности, чтобы стать гражданином Мезы и служить вашим народным комиссаром. Если вы не знакомы с названием, это...

— Я знаю, что это значит. — Дрешер мгновение изучала Туссена с причудливой полуулыбкой. — Права ли я, предполагая, что в предыдущей фамилии комиссара Туссена была только одна буква? — спросила она, и Джереми ухмыльнулся.

— Вы очень проницательны — как, конечно, и следовало ожидать от верховного командующего армией.

— А как насчет моего персонала? Вы планируете уволить их и заменить... другими, давайте назовем их?

— Это было бы чрезвычайно глупо, — ответил Веб Дю Гавел. — Демобилизация армии — сложное дело при любых обстоятельствах. Даже если вы делаете это только для того, чтобы вернуть войска к мирной жизни после победы в войне, вы внезапно сделали множество людей безработными там, где может не хватить рабочих мест, чтобы их поглотить. Если вы делаете это в разгар периода политических потрясений или — особенно — в обществе, которое только что проиграло войну, вы усугубляете проблему на порядок. В этом случае у вас на руках много тысяч — возможно, миллионов — разгневанных и, очень возможно, отчаявшихся людей, которые все знакомы с оружием военного класса. Это то, что мы, политологи, называем пренебрежение демобилизацией. После слишком большого количества выпивки на факультетской вечеринке это приводит к гребаному добровольческому корпусу.

Напряжение в плечах Дрешер немного спало.

— Хорошо, — сказала она. — А как насчет новых рекрутов?

— Любой гражданин Мезы имеет право записаться в миротворческие силы, при условии, что он совершеннолетний и соответствует минимальным физическим и образовательным требованиям, — ответил Дю Гавел. — Независимо от их предыдущего статуса. Мы ожидаем, что ряд бывших рабов и сесси сделают это.

Он не добавил, и мы, черт возьми, проследим за тем, чтобы это произошло, но Дрешер была кем угодно, только не тупицей.

— Многим из моих нынешних солдат будет трудно это принять, — сказала она, хотя ее тон указывал на то, что это было просто наблюдение, а не протест.

— Конечно, так и будет, — кивнул Дю Гавел. — Действительно, мы ожидаем, что большое количество существующего персонала миротворческих сил довольно быстро уйдет в отставку. Но это будет результатом их выбора, а не того, что было навязано им новым правительством. Это имеет большое значение.

— Вы все еще говорите о множестве очень несчастных людей.

— Так и есть, — согласилась Сьюзан Хибсон. Ее тон был намного теплее, чем тот, который она использовала с Пирсон. — И с этим ничего не поделаешь. Но ваши люди, которые не уйдут в отставку, просто должны будут убедиться, что они действуют не из-за этого несчастья. Поверьте мне, последнее, чего мы хотим, — это чтобы это пришлось делать моим людям. Если они это сделают...

Она пожала плечами, и Джереми кивнул.

— Да, вы будете. И они уже очень недовольны, генерал, — сказал он. — Как обычно поступают рабовладельцы, когда рабы нарушают порядок вещей.

— Большинство из нас не были рабовладельцами! — запротестовала Пирсон, но Джереми только пожал плечами.

— За несколькими исключениями, вы все стояли в стороне и не предпринимали серьезных усилий для отмены рабства — и пожинали побочные выгоды, как полноправные граждане Мезы. С моей точки зрения, это не такая уж большая разница. Но я не пытаюсь затевать здесь драку. — Он наклонился вперед с легким пренебрежительным жестом.

— Мисс Пирсон, — сказал Дю Гавел, — пожалуйста, примите наше суждение по этому вопросу. Я потратил десятилетия на изучение этой проблемы — наряду со всеми другими, связанными с отменой рабства. И не только генетического рабства. Я рассматривал институт рабства, начиная с африканского рабства за последние три столетия до Диаспоры и заканчивая временами древней Римской империи и даже раньше. И я также уделил немало внимания тому, как государства и общества восстанавливают себя — или не восстанавливают — после сокрушительных военных поражений. Так что поверьте мне, когда я говорю вам, что если мы не будем продолжать разжигать вражду, большинство полноправных граждан попытаются договориться с новым режимом. Независимо от их политических взглядов, у людей есть своя жизнь, с которой нужно жить дальше. Всем бывшим полноправным гражданам придется внести коррективы. Они не будут особенно сочувствовать солдату, который уволился по собственной воле, потому что ему была невыносима мысль о том, чтобы носить ту же униформу, что и бывшие рабы и сесси. Для большинства бывших полноправных граждан отношение будет примерно таким: смиритесь с этим. Всем приходится нелегко.

— Просто брось это, Брианна, — посоветовала Дрешер. — Думаю, что они, вероятно, правы. Кроме того, я думаю, что довольно хорошо справлялась под командованием генерала Хибсон. Я почти уверена, что смогу справиться и при новом устройстве. — Она посмотрела на Дональда Туссена. — Смотря с кем.

— Мы отлично поладим, генерал, — сказал он с усмешкой, и Пирсон нахмурилась.

— Отлично. Я оставлю этот вопрос. Но как насчет этой чепухи о том, что он, — она ткнула подбородком в сторону Сабуро, — станет новым главой всех полицейских ведомств? Говорите о создании объединенной оппозиции!

— Вы прервали Веба прежде, чем он смог закончить, — сказал Сабуро. — Он ничего не сказал о том, что я беру на себя все полицейские силы на Мезе. Это было ваше предположение. Это было бы невозможно хотя бы по практическим соображениям. Веб собирался сказать, что мы распустим Управление общественной безопасности и заменим его новым полицейским агентством, которому конкретно поручено поддерживать общественный порядок. Это то, к чему я буду стремиться.

— Но... — Она уставилась на него, затем перевела взгляд на Дю Гавела. — Но вы только что сказали, что расформирование армии было бы плохой идеей.

— Это относится к военной силе. — Дю Гавел покачал головой. — Во-первых, Управление общественной безопасности никогда не было по-настоящему военной силой. В лучшем случае это была военизированная сила со всеми пороками, которые слишком часто присущи таким силам. Но что еще более важно, ни у него, ни у его главного подразделения, Мезанского управления внутренней безопасности, никогда не было никакой цели существования, кроме как подчинять рабов и сесси планеты. Как, по-вашему, мы могли бы их не распустить? Мы не хотим демобилизовывать миротворческие силы именно потому, что не хотим спровоцировать восстание среди бывших полноправных граждан. Как вы думаете, что, черт возьми, произошло бы, если бы мы сохранили Управление внутренней безопасности в неприкосновенности? Было бы еще более масштабное и свирепое восстание — со стороны бывших рабов и сесси.

— Можешь поспорить на свою сладкую задницу, — прошипела Джейселин Амстердам. — Мы уже распространили слух, что любой безопасник или мисти, который приходит в Уотсон, выходит в мешке для трупов. Это если от них останется достаточно, чтобы возиться с упаковкой.

— То же самое для Крик-Сити, — сказала Теодора Моро.

— И Франклина, — добавил Као Ли-Цян, и Юрген Дусек хлопнул мясистой ладонью по столу.

— И то же самое касается каждого района сесси в Менделе. Забудьте об этом, Пирсон. УВБ и Мисти отправлены в мусорное ведро истории. Они ушли — и мы более чем готовы обновить это до "ушли мертвыми", если это то, что они предпочитают.

— А я всегда думал, Брианна, что ты умнее, чем Риган Снайдер. — Джексон Чичерин заговорил впервые с начала встречи. — Что, черт возьми, на тебя нашло? Роспуск УВБ был данностью. Я с самого начала принимал это как должное. Что меня беспокоило, так это возможность массовых репрессий и судебных процессов по "военным преступлениям" против этих так называемых "агентов закона" после того, как они были распущены.

— О, поверьте мне, мы с удовольствием судили бы некоторых из этих ублюдков — и повесили бы их, — категорично заявила Сьюзан Хибсон. — И если бы это зависело от меня, они бы украсили множество фонарных столбов в центре Менделя. К сожалению, то, что они сделали, подпадало под то, что считалось законами, касающимися рабов и сесси. — Она показала свои зубы. — Таким образом, они получают пропуск... за прошлые действия. Однако вы, возможно, заметили, что случилось с горсткой из них, достаточно глупых, чтобы попытаться что-либо предпринять после того, как мои люди вышли на улицы.

— И одним из условий перехода к временному правительству является обязательство продолжать эту политику, — сказала Лектер, твердо кивнув. — Таким образом, любая попытка самосуда будет строго пресекаться... и наказываться мезанской полицией и судами.

— Это достаточно справедливо, — сказал Чичерин. — На самом деле лучше, чем я ожидал.

Пирсон пристально посмотрела на него, но он проигнорировал ее и вместо этого посмотрел на Сабуро.

— Если я правильно понимаю, что вы говорите, вы намерены оставить существующие местные полицейские силы на месте. И то же самое с Управлением расследований.

— Да, за исключением того, что эти полицейские агентства будут частью консолидированной иерархии, а мои люди будут смотреть через их плечи. Мы будем центральным координатором в том, что касается политики и подотчетности, так что им придется с этим смириться. Что касается того, что они делают — их функций, — я внесу как можно меньше изменений. В конце концов, стабильность — это то, что нам здесь нужно. Но, тем не менее, все существующие силы должны будут начать принимать кандидатов, не являющихся полноправными гражданами. Бывшими полноправными гражданами, я бы сказал. Мало того, что им придется принимать кандидатами бывших рабов и сесси, но я позабочусь о том, чтобы эти кандидаты получили приоритет.

Чичерин поморщился.

— Думаю... заставить местные полицейские силы согласиться...

— Меня не волнуют уличные копы, — сказал Сабуро. — Во всяком случае, не сейчас; это изменится в будущем, но мы можем облегчить это. Однако, что я, черт возьми, сейчас увижу, так это то, что Управление расследований наполняется бывшими рабами и сесси. Это произойдет быстро. Очень быстро. Я ни за что на свете не позволю полиции планеты Меза оставаться прерогативой бывших полноправных граждан.

— Ах. — Чичерин облегченно вздохнул и откинулся на спинку стула. — Это... хорошо.

Дю Гавел наблюдал за Пирсон на протяжении всего этого обмена репликами.

— Вы должны посмотреть правде в глаза, мисс Пирсон, — сказал он сейчас. — Еще совсем недавно более половины жителей Мезы были рабами. Единственное, что успокоит их и поможет избежать насилия, — это знание того, что Управление внутренней безопасности было ликвидировано и что признанным высшим правоохранительным органом на планете теперь руководит бывший сотрудник Баллрум. Это будет иметь большое значение для успокоения их страхов.

— Не страхи полноправных — бывших полноправных — граждан! — рявкнула Пирсон.

— На самом деле, думаю, что ты ошибаешься на этот счет, — сказала Дрешер. — Если бывшие полноправные граждане также увидят, что я все еще командую миротворческими силами и что УВБ было распущено, какая вооруженная сила может угрожать им — даже если предположить, что генерал Хибсон все еще не будет здесь, чтобы вмешаться? Это чертовски лучше, чем видеть, как оперативники под новым руководством действуют против них, ты так не думаешь? И не забывай, что если на этот раз они подвергнутся нападению, то именно они будут пользоваться всеми преимуществами защиты изнутри огромных керамокритовых башен. — Она поморщилась. — Я могу сказать по своему опыту, что это чертовски выгодная оборонительная позиция. Итак, кто же на самом деле может прийти за ними? Управление расследований на самом деле является полицейским учреждением. Это не военное или полувоенное подразделение.

Пирсон огляделась, затем выдохнула и немного откинулась на спинку стула. Через несколько секунд она кивнула.

— Хорошо, — сказала она. — Я оставлю это в покое.

— Тогда ладно, — сказала капитан Лектер. — Теперь, когда мы рассмотрели этот вопрос, я хочу перейти к реконструкции. Босс Дусек, почему бы вам не начать дискуссию?

— Всего минуту до того, как ты это сделаешь, Юрген, — прервал его Сабуро, слегка подняв руку. — Я думаю, что на данный момент я должен сделать объявление.

— Да, конечно, — проворчал Дусек. — Что это?

— Я опускаю свою фамилию на "X", как уже сделал Доналд, — он кивнул в сторону сидящего рядом с ним Туссена. — Это была традиция Баллрум — ну, совсем недавняя традиция — чтобы новая фамилия была выбрана в честь какого-нибудь исторического защитника рабов. Следовательно, в его случае — Туссен.

— Но я решил поступить иначе. — Он улыбнулся. В выражении его лица не было ни капли юмора. — Отныне и вовеки меня зовут Сабуро Лара.

? ? ?

Джексон Чичерин взял за правило разговаривать в перерыве с Берри. Как почти каждый другой человек, который сталкивался с ней, он находил молодую монархиню Факела дружелюбным и успокаивающим человеком.

Они начали с сердечной, праздной болтовни. Затем Чичерин сказал: — Должен сказать, что испытываю облегчение от того, что Сабуро решил сменить свою фамилию. — Он пожал плечами. — Я был немного удивлен, когда он выбрал именно этот момент для объявления, но думаю, что это обнадежит довольно многих бывших полноправных граждан. Это разрыв с его прошлым в Баллрум... и "Лара" звучит гораздо менее резко, чем "X."

Губы Берри сжались.

— Это так... и это не так. И он не просто так выбрал именно этот момент, чтобы объявить об этом. Лара — это имя женщины, которую он любил. Она умерла, спасая меня от попытки убийства, предпринятой Соответствием. Так что, да, вы можете немного успокоиться, узнав новую фамилию Сабуро. Но на вашем месте я бы не заходила слишком далеко.

? ? ?

Позже в перерыве Чичерин бочком подошел к Кевину Олонге.

— Мы должны начать называть себя как-то по-другому, — тихо сказал он.

— Что? — Олонга нахмурился. — Мы воспользовались названием Соответствия для...

— Все кончено, Кевин. И это имя — альбатрос на нашей шее.

— Что такое альбатрос? Какое-то ожерелье?

Кузница Один

Орбита Санктуария

Система Убежище

Соня Хемпхилл прислонилась плечом к переборке и подняла кофейную чашку обеими руками, чтобы вдохнуть ее насыщенный, глубокий аромат. На Мантикоре она никогда особо не любила кофе. Вообще-то, она предпочла бы чай. Но это было до того, как она встретила хевенитское кофе. Она не знала, что случилось с кофейными деревьями, завезенными первыми поселенцами Хевена, но что бы это ни было, оно придало кофе, сваренному из их зерен, более глубокий, насыщенный и мягкий вкус, и она подумала о женщине, которая познакомила ее с ним, когда смотрела через кристаллопласт смотрового окна ее офиса от палубы до потолка.

Она ожидала, что будет уважать адмирала Шеннон Форейкер, когда они наконец встретятся. Как она могла не уважать женщину, которая была ее собственным коллегой во флоте республики Хевен? И кто придумал так много прагматичных, иногда грубых, но почти всегда работоспособных средств противодействия мантикорскому оружию, которое не смогла воспроизвести ее менее способная промышленная база?

Чего Хемпхилл не ожидала, так это того, как сильно они понравятся друг другу. Несмотря на все различия между ними, они также были очень похожи, и каждый из них признавал в другом родственную душу — сестру под кожей.

Древесный кот удобно растянулся на палубе рядом с ней, разделяя ее вид на планету под названием Санктуарий, перевернулся на спину и потянулся всеми шестью конечностями с огромным зевком. Хантсворт был ее самоназначенным телохранителем против нанотехнологий Мезанского Соответствия, а не ее связанным компаньоном, но он также стал самым близким другом, который у нее когда-либо был. На самом деле, ближе, чем она когда-либо мечтала. И все же у него иногда случались... неэлегантные моменты, подумала она, с улыбкой глядя на него сверху вниз. И были времена, когда было даже легче, чем обычно, понять, почему Стефани Харрингтон назвала его вид "древесными котами", когда она впервые столкнулась с ними много веков назад. На самом деле, в данный момент он выглядел примерно так же нелепо, как любой кот Старой Земли.

Хантсворт молча в последний раз потянулся, выгнув спину дугой, затем принял сидячее положение, и его истинные руки подали ей знаки.

<Нет ничего плохого в том, чтобы чувствовать себя комфортно>, — сказал он ей. <И двуногие выглядят гораздо глупее, чем Люди.>

Она усмехнулась, когда его сложенные чашечкой истинные руки выразительно разошлись в стороны в знаке "много". Не то чтобы он не был прав. Иногда, по крайней мере.

— Мудрость древесных котов не стоит презирать, — торжественно сказала она ему и снова засмеялась, громче, когда он кивнул в бесспорно самодовольном согласии.

Она оторвала одну руку от своей чашки, наклонилась и потрепала его за ушами с кисточками. Он замурлыкал и прислонился головой к ее колену, когда она снова перевела взгляд на планету под ними.

Санктуарий. Возможно, самое подходящее название для планеты, которое она когда-либо слышала, и в то же время какое горькое, какая горькая ирония. Это было не что иное, как чудо, когда кораблю поколений "Надежда Кэлвина" каким-то образом удалось — никто никогда не узнает как, потому что эти записи исчезли — достичь этой прохладной звезды К8, почти в десяти световых годах от их первоначального пункта назначения. И планета, которую его команда обнаружила здесь, скрытая от остальной галактики высокой концентрацией пыли, укрывавшей систему KCR-126-06, была великолепным изумрудно-сапфировым камнем. Возможно, немного холодноватой, особенно для чувствительных людей типа Хемпхилл. Она выросла в столичном мире Звездного королевства, а Мантикора была самой теплой из всех обитаемых планет Звездного королевства, поэтому даже разгар лета в Санктуарии казался ей прохладным. Но восемьдесят три процента его поверхности занимала вода, и он имел очень небольшой осевой наклон, что в совокупности приводило к необычайно мягким сезонным колебаниям. Если он был прохладнее, чем Мантикора, то зато намного теплее, чем Сфинкс, и его климат мог казаться специально разработанным как антитеза бурному Грифону.

Ее настроение стало еще более мрачным, когда она подумала о том, что, должно быть, чувствовали пассажиры "Надежды Кэлвина", как они, должно быть, отреагировали, когда нашли эту прекрасную, совершенную жемчужину в конце своего невозможного путешествия. Радость, с которой они, должно быть, разобрали свой корабль, высадили себя и своих детей на поверхность, поселились в богатой горной долине, которую они окрестили Райской долиной, и построили поселение, которое они назвали Домом, на берегах реки, которую они назвали Хоуп.

Только для того, чтобы обнаружить, что эта прекрасная, плодородная долина была устьем самого Ада, когда заснеженная гора над Райской долиной — заснеженный вулкан — изверглась с яростью, которая затмила Кракатау Старой Терры. Действительно, это извержение приблизилось к извержению Теры, самому разрушительному извержению и землетрясению в истории человечества Старой Терры. Пыль и лава уничтожили Дом, уничтожили импортированные колонистами технологии и вернули перепуганных выживших на уровень почти охотников-собирателей. То, как они выживали, сохранили все земные пищевые растения, которые привезли с собой, сумели не просто выжить, но и пробиться обратно к технологическому уровню паровой эпохи, за тринадцать столетий между этим катаклизмом и их открытием Народной республикой Хевен, было более чем она могла начать представлять. Но они это сделали.

Каким-то образом они это сделали.

Конечно, помогло то, что во многих отношениях Санктуарий действительно был таким гостеприимным убежищем, каким казался. Как бы в качестве частичной компенсации за высокий уровень тектонической и вулканической активности, мягкий климат и плодородная почва обеспечивали эффективный круглогодичный вегетационный период, а физиология человека была невосприимчива ко всем болезням, присущим его экологии. Его население увеличилось почти до двух миллиардов к тому времени, когда они были обнаружены, и с тех пор это число неуклонно росло — и резко — в течение сорока стандартных лет. Единственное, что законодатели Народной республики Хевен сделали правильно — Хемпхилл не могла придумать ничего другого, не сразу, — это привнесли на Санктуарий современную медицину, включая пролонг.

Что ж, они также обучили жителей Санктуария. На самом деле, до гораздо более высокого уровня, чем своих собственных долистов. Но не по доброте душевной.

Однажды, и не так уж далеко в будущем, эта малоизвестная звездная система, о которой большая часть галактики абсолютно ничего не знала, станет более богатой и промышленно развитой, чем девяносто процентов основных миров Солнечной Лиги. Это было самое лучшее, что можно было ожидать от планеты, основная система которой могла похвастаться не менее чем пятью массивными поясами астероидов... и которая находилась в пределах пятнадцати световых часов от шести дополнительных поясов астероидов. Пояс Эпсилон, расположенный в пятнадцати световых минутах от гиперграницы Убежища, был особенно богат ресурсами, это были сломанные кости целой разрушенной планеты, разорванной на части, когда центральный компонент системы класса А захватил Убежище и добавил его к своей первоначальной паре компаньонов — красных карликов.

Промышленные возможности Убежища не остались незамеченными законодателями, которые превратили Убежище в сверхсекретный судостроительный комплекс под кодовым названием "Болтхол". Этот процесс стартовал еще до начала военных действий между Народной республикой и Звездным королевством. Хемпхилл предположила, что во многих отношениях "Болтхол" был хевенитским эквивалентом проекта Роджера Винтона "Грамм". Что делало еще более ироничным тот факт, что именно здесь в конечном счете оказалась Соня Хемпхилл, выросшая на проекте "Грамм".

Она смотрела вниз на планету, наблюдая, как линия терминатора неуклонно ползет к ней по мере того, как Кузница номер один приближалась к рассвету. Тьма густо покрывала поверхность планеты непосредственно под геостационарной промышленной платформой, но она видела красное сияние огненных облаков, освещенных снизу, когда один из вулканов в цепи Эйваршал излил лаву в море Восточного ветра. Она задавалась вопросом, какую площадь это извержение прибавит к островам. Не то чтобы кто-то собирался поселиться там в ближайшее время. Цепь Эйваршал была самой активной из нескольких вулканических цепей Санктуария. Она задавалась вопросом, если...

Тихий музыкальный перезвон прервал ее мысли, и она отвернулась от экрана, подошла к своему столу и нажала кнопку связи.

— Да, Рейф?

— Доброе утро, миледи. — Голос принадлежал главстаршине Рафаэлю Биггсу, который железной рукой управлял офисом Хемпхилл. — Здесь адмирал Форейкер.

— О, это она, не так ли? — Хемпхилл покачала головой с еще одной, более широкой улыбкой.

— Да, миледи. И с ней коммандер Гарсул.

Брови Хемпхилл слегка приподнялись при этих словах. Одной из самых милых черт Шеннон Форейкер была ее... забывчивость, возможно, это было не совсем точное слово, но оно близко характеризовало ее отношение ко всему протоколу — тому, что Хэмиш Александер-Харрингтон любил называть "суетой и перьями", — соответствовавшему ее высокому званию. Хемпхилл подозревала, что вне рамок управления исследованиями и разработками и материально-техническим обеспечением своей должности Форейкер все еще считала себя командиром военного флота, которым она была до того, как Томас Тейсман сверг Комитет общественной безопасности. Также она не осознавала, как тот факт, что она искренне не понимала, почему кто-то может считать ее в каком-то смысле "особенной", вызвал такую почти идолопоклонническую преданность со стороны ее сотрудников.

И это также было причиной того, что она так часто забывала использовать "каналы", когда ей нужно было поговорить с Хемпхилл.

С другой стороны, обычно она не брала с собой Гарсула, если только у нее не было чего-то серьезного на уме, и улыбка Хемпхилл исчезла, когда она задумалась, чем на этот раз может быть это "что-то серьезное". У них было запланировано их обычное совместное утреннее совещание менее чем через три часа — Кузница номер один синхронизировала свои часы с городом Маунтин Форт, столицей Санктуария, почти прямо под своей экваториальной орбитой — так почему Форейкер не подождала? По общему признанию, хевенитка была ночной птицей, которая, по-видимому, спала примерно треть того времени, которое требуется нормальному человеку, но даже для нее это было рано.

— Что ж, — сказала Хемпхилл, — в таком случае, главстаршина, пожалуйста, попросите их войти в мое логово.

— Конечно, миледи.

Хемпхилл повернулась к люку, когда он скользнул в сторону, и через него шагнула стройная адмирал в серо-зеленой форме военного флота республики Хевен, такая же светловолосая, как и сама Хемпхилл.

— Доброе утро, адмирал. — В свете присутствия Гарсула Хемпхилл приветствовала ее немного более официально, чем это было принято у них. Она держала свой кофе в левой руке и протянула правую. — Я не ожидала увидеть тебя так ярко и рано.

— О, черт. — Форейкер поморщилась, пожимая протянутую руку. — Я забыла сказать тебе, что приду. Снова.

— Ты командир "Болтхола", — указала Хемпхилл с мягкой улыбкой. — Таким образом, думаю, что ты в значительной степени можешь приходить и уходить по своему собственному расписанию. По крайней мере, ты не разбудила меня посреди ночи, чтобы обсудить наш последний проект.

— Ты имеешь в виду, что я еще не будила тебя посреди ночи, — сказала Форейкер с кривой улыбкой. — Возможно, ты захочешь спросить Пятого о том, когда я в последний раз делала это с ним.

— Уверена, что у тебя была очень веская причина, — успокаивающе сказала Хемпхилл, и Форейкер усмехнулась.

— Доброе утро, Гарсул, — продолжила Хемпхилл, улыбаясь Гарсулу.

— Адмирал.

Как во всем Санктуарии, коммандер пользовался одним-единственным именем. Их культура знала комбинированное отчество и матронимическую "фамилию", но только в юридических целях и в чрезвычайно официальных случаях. У него было поразительное сочетание смуглой кожи, темных волос и очень светлых глаз, характерных для уроженцев Санктуария. В его случае они были зелеными, а не более распространенными лазурными или васильково-голубыми, и он был довольно высоким.

Как и каждому жителю Санктуария, достаточно молодому, чтобы получить его, ему дали пролонг в третьем поколении, но в его случае он был почти так же молод, как выглядел. Для этого была причина.

Ни Законодатели, ни Комитет общественной безопасности не рассматривали жителей Санктуария гражданами Народной республики. Их звездная система могла называться Убежищем, но Народная республика рассматривала ее как имперское владение, а ее жителей — как подданных владения, но не граждан. Им жилось лучше, чем многим планетам, которыми "управляло" Управление пограничной безопасности Солнечной лиги, но это не так уж много говорило. И поскольку они не были гражданами, они не имели права служить в Народном флоте... несмотря на то, сколько из них работало на борту промышленных платформ, предназначенных для строительства Народного флота.

Они все еще не были гражданами Республики, хотя Хемпхилл была уверена, что это изменится в не столь отдаленном будущем. Но с момента первого визита Элоизы Причарт в Убежище, даже до того, как Томас Тейсман прикончил последнего из полевых командиров Государственной безопасности, Убежище было союзником восстановленной республики Хевен. Оно больше не было имперским владением, и как союзники, его граждане имели право на службу во флоте республики Хевен. Действительно, политика Причарт и Тейсмана заключалась в том, чтобы интегрировать как можно больше жителей Санктуария во флот республики Хевен, чтобы сделать эти новые отношения кристально ясными для всех заинтересованных сторон.

Относительно высокий ранг Гарсула, всего семь стандартных лет спустя, мог бы заставить некоторых сделать вывод, что своим быстрым продвижением по службе он обязан "позитивным действиям". Они были бы неправы. Даже если бы Тейсман или Причарт были готовы срезать углы (чего они не сделали), Шеннон Форейкер никогда бы не выбрала Гарсула своим старшим аналитиком разведки, если бы он полностью не продемонстрировал свою пригодность для этой должности.

— Могу я заинтересовать кого-нибудь из вас чашечкой кофе? — продолжила Хемпхилл, слегка приподняв свою чашку.

— Конечно, можешь, — ответила Форейкер, затем фыркнула. — На самом деле...

— Я поняла, — сухо сказала Хемпхилл и снова нажала клавишу связи.

— Да, миледи?

— Если я не ошибаюсь в своих предположениях, главстаршина, — сказала Хемпхилл, не сводя насмешливого взгляда с Форейкер, — адмирал снова забыла позавтракать.

— Круассаны, тарелка с сыром, свежие фрукты и кофе уже доставлены, миледи, — ответил главстаршина Биггс.

— Спасибо. — Хемпхилл отпустила клавишу и указала на удобные кресла за маленьким столом для совещаний в углу своего кабинета. — Похоже, это хорошее место, чтобы присесть, — сказала она.

— Неужели я действительно настолько предсказуема? — немного жалобно спросила Форейкер, когда они втроем подошли к столу.

— Только в определенных аспектах твоей жизни, Шеннон, — заверила ее Хемпхилл, и Хантсворт тихо рассмеялся, легко запрыгнув на один из стульев. — И, честно говоря, у меня был небольшой намек на то, что ты, вероятно, забыла о таких незначительных мелочах, как еда. У тебя опять этот взгляд "О-о-о, блестяще!".

Гарсул поднял руку, чтобы скрыть улыбку, и даже губы Форейкер дрогнули. Но затем она покачала головой, усаживаясь на свое собственное кресло.

— Нужно быть одним, чтобы знать другого, — сказала она, и Хемпхилл подняла руку, признавая попадание.

Они действительно были слишком похожи, подумала она.

Дверь кабинета снова открылась, и вошел главстаршина Биггс с тележкой на колесиках, нагруженной едой, тарелками и столовыми приборами. Он пододвинул его к столу для совещаний, остановил и налил кофе в чашку. На одной стороне ее был номер платформы Кузницы один, а на другой — имя Форейкер, и Хемпхилл, пряча улыбку, протянула ее адмиралу. Биггс держал эту чашку в ящике своего стола для подобных случаев. Он узнал Форейкер так же хорошо, как и Хемпхилл, и, как и ее хевенитские подчиненные, относился к ней с нежным уважением, которого заслуживала любая волшебница.

— Спасибо, Рейф, — сказала Форейкер и кивнула головой.

— С удовольствием, адмирал.

Он предложил чашку Гарсулу, но санктуариец покачал головой.

— Я уже поел, главстаршина, — сказал он с легкой улыбкой.

Что-то подозрительно похожее на смешок донеслось со стороны Форейкер, и Биггс взглянул на Хемпхилл, приподняв брови, но она покачала головой.

— Я в порядке, — сказала она. — Спасибо.

— Конечно, миледи.

Он на мгновение вытянулся по стойке смирно, затем удалился, а Форейкер потянулась к тарелке за одним из обжигающе горячих круассанов.

— Итак, — сказала Хемпхилл, когда хевенитка положила на свою тарелку копченого лосося, несколько ломтиков чеддера и небольшую гроздь винограда, — чему я обязана таким удовольствием?

— Просто кое-что, о чем я хотела поговорить с тобой перед утренним брифингом, — ответила Форейкер. — Взгляни. Что ты можешь из этого сделать?

Она вытащила из кармана чип и вставила его в порт передачи данных на подлокотнике кресла, и офисная смарт-стена ожила. На ней была изображена звездная карта, окруженная двумя совершенно разными дисплеями, и Хемпхилл поджала губы, рассматривая их.

Звездная карта была достаточно простой, хотя она понятия не имела, почему были выделены четыре звездные системы. Конго и двойная система Мантикоры светились зеленым, но системы Сол и Йилдун были ярко-кроваво-красными.

Она отложила это в сторону и повернулась к следующему дисплею. На нем было показано сравнение двух разных — очень незначительно отличающихся — версий одной и той же ракеты. Хемпхилл узнала Катафракт флота Солнечной лиги, его ответ (своего рода) на многодвигательные ракеты Великого Альянса, но она бы не заметила различий, если бы они не были визуально выделены для нее. Даже с такой помощью ей потребовалось больше трех минут, чтобы определить различия между ними, потому что они были почти идентичны.

Как только она убедилась, что разобралась в различиях, ее взгляд переместился на третий дисплей. Это был сложный хронологический график — это было очевидно, — но цифры ничего не значили для нее с самого начала.

— Хорошо, я вижу их, — сказала она. — Не могу сказать, что они так уж много значат для меня прямо сейчас. Какой-то контекст?

Форейкер скорчила гримасу, набив рот круассаном. Она сделала быстрый глоток кофе и указала чашкой на Гарсула.

— Здесь есть удивительное несоответствие — один Гарсул заметил, — сказала она.

— Действительно? — Хемпхилл откинулась на спинку стула со своим кофе. — Объясните мне это, коммандер.

— Конечно, миледи.

Обитатели Убежища гораздо больше привыкли к понятию наследственной аристократии, чем большинство хевенитов, и официальное обращение давалось ему легче, чем некоторым другим подчиненным Форейкер. Не то чтобы для Хемпхилл это имело какое-то значение. Если бы ей действительно нужно было тратить время на беспокойство о несущественных вещах, она могла бы придумать по крайней мере дюжину более неотложных.

— Во-первых, это ракеты, — продолжил Гарсул, указывая световой палочкой на схему. — Та, что слева, является примером Катафрактов, предоставленных Народному флоту в изгнании для нападения на Факел. Та, что справа, была захвачена у флота Солнечной лиги после нападения адмирала Филареты на систему Мантикора. Как вы можете видеть, они почти — не совсем, но почти — идентичны.

— Не думаю, что это слишком удивительно, — сказала Хемпхилл. — На самом деле, я вообще не уверена, стоит ли называть это "несоответствием". Совершенно очевидно, что они все еще дорабатывали дизайн, когда Меза решила атаковать Факел. Если уж на то пошло, они все еще совершенствовали его вплоть до конца войны! Так что не так уж странно, что у Филареты была более поздняя отметка через восемь месяцев после операции "Феррет".

— Я бы склонен был согласиться, если бы это было так, миледи, — сказал Гарсул. — Но несоответствие в том, что Катафракт НФИ на самом деле является более поздней модификацией, чем та, которую Филарета взял на Мантикору.

— Извините? — Хемпхилл выпрямилась, и Гарсул кивнул.

— Как я уже сказал, разница очень незначительна, но мы сравнили оба этих изображения с самыми последними моделями Катафракта, и нет особых сомнений в том, где они находятся в последовательном развитии. Конечно, Филарета находился в пути более двух месяцев, так что промежуток между отбытием НФИ в Конго и его отправкой на Мантикору немного короче, чем указывают фактические даты нападений. Но оба комплекта ракет должны были откуда-то взяться, и именно их происхождение действительно ставит нас в тупик, миледи.

Палочка высветила одну из дат на хронологическом дисплее.

— Это даты, которые мы смогли восстановить как для движения НФИ к Конго, так и для развертывания Филареты из Тасмании для нападения на Мантикору. И когда мы посмотрели на них, мы поняли кое-что странное.

— У "Технодайн" никогда не было производственного предприятия на Мезе, поэтому Катафракты, использованные при нападении на Конго, должны были быть произведены где-то в другом месте, а затем доставлены Народному флоту в изгнании. Но согласно захваченным данным, которые герцогиня Харрингтон привезла с операции "Немезида", все производство Катафрактов для флота Лиги осуществлялось на мощностях Йилдуна или "Технодайна" в Соле. Это нас особенно не беспокоило, пока мы не поняли, что ракеты НФИ на самом деле были более поздней версией. Они никак не могли добраться до этого флота из Йилдуна или Сола до нападения на Конго. Время просто не позволяет этого сделать.

Хемпхилл села прямо, ее глаза пробежались по датам, затем вернулись к звездной карте, в то время как адмирал оценивала время перехода.

— Я понимаю твою точку зрения, — медленно сказала она затем. — Но если они пришли не с Солнца и не с Йилдуна, то откуда они пришли?

— У нас нет ни малейшего представления, — сказала Форейкер. — Вот что вдохновило на этот момент "о-о-о, блестяще".

— Определенно, похоже, что у "Технодайна" должно быть третье производственное предприятие, о котором мы никогда не знали, — размышляла Хемпхилл.

— Технодайн или... кто-то еще, — сказала Форейкер. Хемпхилл посмотрела на нее, и она поморщилась. — Корабли, которые нанесли удар по Явате, и гразерные платформы, которые проложили дорогу для атаки Беовульфа, должны были откуда-то появиться, Соня. Согласно всем данным, которые герцогиня Харрингтон захватила на Ганимеде, это "где-то" не принадлежит "Технодайну", и оно не расположено нигде на территории Солнечной лиги. Таким образом, Соответствие должно иметь свой собственный Болтхол, спрятанный в заднем кармане. И тот факт, что у НФИ в изгнании был модернизированный Катафракт, когда он попал в Конго, может просто дать нам максимальный объем, в котором это "где-то" должно попасть.

— Это должно добраться до Мантикоры и Нового Парижа как можно быстрее, — сказала Хемпхилл.

— Согласна, — кивнула Форейкер. — Я просто хотела столкнуть тебя с этой идеей, прежде чем отправлю курьерские корабли. Я бы хотела, чтобы ты прочитала отчет Гарсула, посмотрела, есть ли что-нибудь, что, по твоему мнению, нуждается в изменении, прежде чем они уйдут.

— Конечно. — Настала очередь Хемпхилл кивнуть. — И думаю, что одновременно нам, вероятно, нужно передать это адмиралу Золотой Пик и капитану Зилвицки на Мезу.

Станция "Увертюр"

Орбита планеты Факел

Система Конго

Рут Винтон откинулась на спинку стула и потерла лицо обеими руками, затем сильно потянулась. Она уже несколько часов сидела за своим пультом на борту станции "Увертюр", основной орбитальной станции системы Конго, и у нее начала немного побаливать спина. Ее задница болела даже немного сильнее, хотя она допускала, что эта боль, вероятно, была психосоматической. Стул был рассчитан на ее зад и на самом деле был довольно удобным.

Настоящая проблема заключалась в том, что вся ее жизнь была занозой в заднице.

Она опустила руки и нажала на следующий экран с данными.

— Боже упаси, чтобы с головы принцессы Рут Винтон упал хотя бы один волос, — пробормотала она. — Злодеев повсюду предостаточно, и династии приходится проявлять бдительность, чтобы я не потерпела ни малейшего несчастья от безрассудных — или не-очень-безрассудных — приключений.

Она пристально посмотрела на данные перед собой. Никто физически не мог прочитать горы собранных данных, которые она в настоящее время анализировала, но и она не могла полагаться даже на свои алгоритмы, чтобы распознать значимость каждой обнаруженной ими корреляции. Они были очень хороши в выявлении корреляций в пределах параметров, которые она предоставила, но определение параметров было основной частью проблемы. На самом деле это была одна из причин, по которой склонность "мыслить нестандартно" делала ее такой хорошей в своем деле. Для нее вся вселенная была одним огромным набором данных, и — обычно — она получала почти чувственное удовольствие, проводя мысленными пальцами по всем этим чудесным данным. И, по ее признанию, ей нравилось разгадывать секреты. Что, вероятно, говорило интересные вещи о ее основной личности.

— Однако не понимаю, из-за чего весь сыр-бор, — пробормотала она, глядя на результат перед собой. Она весьма сомневалась, что тщательный анализ потребления гидропоники на экологическом блоке тяжелого крейсера класса "Марс" даст какие-либо ошеломляющие откровения. — Я — что, всего лишь четвертая в очереди на трон. О, подождите — нет! Я вообще не нахожусь в линии наследования, потому что мой биологический папа был масадским маньяком. Но слушает ли кто-нибудь, когда я указываю на это? Нет, конечно, они этого не делают!

Она нахмурилась, глядя на совершенно бесполезный анализ, лежащий перед ней. Несмотря на ее увлечение выведыванием секретов из огромных массивов данных, она дошла до того, что почти — не совсем, но почти — пожелала, чтобы адмирал Розак просто уничтожил флот НФИ, когда тот атаковал Конго. Если бы он просто выбросил их из космоса, флот Факела не смог бы спасти так много их записей.

Здесь ничего нет. Двигайся дальше, подумала она и открыла следующий экран с, несомненно, захватывающими данными.

— Скучно, скучно, скучно. Сколько новых слов можно составить из этих букв? Давай посмотрим... Кучно. Сукно. Сочно, нет, это уже слишком. Сучок тоже подходит...

Перед ней всплыл свежий анализ, и она подавила стон. Отчеты о логистике боеприпасов были более захватывающими, чем отчеты об экологических установках. Однако она не могла придумать ничего другого, что могло бы быть более скучным.

— Могу ли я отделаться "прескучно"? Нет, это было бы жульничеством. Хотя, если изменять по одной букве, то лучше. Кучка... подойдет. Кучность? Нет... я так не думаю. Тучка — или, может быть, точно. Точен — Я думаю, что это...

Она замолчала, нахмурившись при виде единственной строки данных.

— Что за черт? Итак, почему было так много расхождений...?

Она ввела дополнительный запрос, подтверждая исходные данные, и нахмурилась еще сильнее. Обладание Народным флотом в изгнании разработанным "Технодайном" Катафрактом дорого обошлось обороняющейся оперативной группе адмирала Луиса Розака, но она не осознавала, что усовершенствованные ракеты были доставлены гражданину коммандеру Лаффу так поздно в игре, как это было. Или, скорее, она знала, когда были доставлены Катафракты. Чего она не заметила — и что компьютеры только что отметили для нее — так это то, насколько раньше были доставлены все остальные боеприпасы Лаффа. На самом деле, такое большое расхождение предполагало...

Она откинулась назад, напрягая мозги, ее скука исчезла, когда она выискала нужное воспоминание. Где она хранила?..

Ага! Она торжествующе усмехнулась и ввела строку поиска, которая вывела данные астрогации, собранные вместе со всем остальным в базе данных НФИ. Люди Лаффа были скрупулезны в том, куда они ходили, но прискорбно небрежны в записях, почему они ходили в некоторые места, где они были, ожидая своих приказов для операции "Феррет". Можно было бы подумать, что они не были заинтересованы в том, чтобы помочь кому-то вроде, о, Рут Винтон, выяснить, чем они занимались. Возможно, они были антисоциальны, но, с другой стороны, они были сторонниками невозрождаемой Госбезопасности, работавшими на Мезу и "Рабсилу" и стремившимися к геноциду планеты.

Она фыркнула при этой мысли, но затем ее глаза сузились, когда она нашла то, что искала.

— Будь я проклята, — пробормотала она себе под нос. — Зачем им было доставлять туда свои Катафракты? Я имею в виду, там ничего нет. Во всяком случае, я так думаю.

Она открыла другое окно, вызвала астрографические карты "Увертюр" и ввела координаты из базы данных НФИ, затем ухмыльнулась, когда карта мигнула ей подтверждением.

— Нет, — пробормотала она гораздо более жизнерадостным тоном Рут, которой нужно решить головоломку. — В этом вообще нет никакого смысла. О, молодец!

— Ты опять разговариваешь сама с собой, Рут? — спросил голос у нее за спиной. — Лучше будь осторожна, иначе люди начнут думать, что ты ненормальна.

— Это не проблема. — Она не отрывала глаз от дисплея. — Когда ты принцесса Рут, и твоя семья так чертовски богата, как моя, правильнее говорить термин "эксцентричный", а не "чокнутый". Кроме того, я лучший собеседник, которого я могу найти.

Она еще мгновение смотрела на звездную карту, постукивая указательным пальцем по кончику носа, чтобы собраться с мыслями, затем повернула голову, когда говорившая подошла и встала рядом с ней. Даже сидя, голова Рут была не ниже плеча молодой женщины. Синтия Экс была такой невысокой, что в сочетании с ее приземистым торсом она напоминала Рут мини-Антона Зилвицки в женском издании. Может быть, Антония Зилвицки?

Многие бывшие участники Баллрум к настоящему времени сменили свои фамилии, но Синтия этого не сделала и, вероятно, никогда не сделает. Ее опыт в руках "Рабсилы" был хуже, чем у большинства генетических рабов — что было очень низкой планкой для начала. После побега она стала одной из самых опытных нападающих Баллрум, как они себя называли. ("Рабсила" — и весь истеблишмент Мезы — предпочитала такие термины, как "убийцы" и "террористы".)

Она никогда не говорила об этом так многословно, но Рут к этому времени узнала ее достаточно хорошо, чтобы понять, что Синтия почти сожалела о том, что "Рабсила" в конце концов потерпела неудачу. Она больше не сможет убивать "скорпионов". Было много тех, кто пережил недавние неприятности, но Джереми Экс наложил запрет на убийства из мести.

Нечасто кто-нибудь навешивал ярлыки вроде "портящий настроение" на самого смертоносного убийцу галактики.

Но какой бы смертоносной ни была Синтия и как бы ни была разочарована молодая женщина тем, что ей пришлось сдать свою охотничью лицензию, она также была очень умна и обладала природной способностью к анализу разведданных. Вот почему за последние несколько месяцев она стала чем-то вроде дублерши Рут.

— Я хочу, чтобы ты кое на что посмотрела. — Рут встала и жестом пригласила Синтию занять ее кресло. — Начни с... — Она наклонилась и привела анализ логистики, который изначально вызвал у нее интерес. — Это тут.

— Что я ищу? — Синтия оглянулась через плечо на Рут, затем усмехнулась взгляду, которым одарила ее принцесса. — Ладно, ладно! Я найду это, — сказала она и начала просматривать данные. Затем она нахмурилась.

— Я чувствую, что жульничаю. Если бы ты не смотрела на звездные карты, мне потребовалось бы гораздо больше времени, чтобы найти. Но, — ее глаза сузились, — "вообще никакого смысла" — это мягко сказано. Новая Зеландия-127-06? В этой системе нет пригодной для жизни планеты. Ничего даже близкого.

— Нет. — Рут покачала головой. — Не может быть. Это звезда M4V, обе ее планеты маленькие и настолько близки, что их прилив привязан к светилу, и, согласно базе астроданных, она выдает даже больше солнечных вспышек, чем большинство красных карликов. Так почему же...

— НФИ получил свои Катафракты в этой системе? — закончила Синтия.

— Вот именно, — кивнула Рут. — Я имею в виду, часть ответа очевидна. Они должны были встретиться с тем, кто доставил им ракеты, и NZ-127-06 стал удобным навигационным маяком. Тем, где нет обитаемых планет, чтобы заметить, кто может высаживать или забирать груз. Но что действительно интересно для меня, так это то, что...

— ...это далеко не Меза, Сол или Йилдун, — сказала Синтия, и Рут еще раз кивнула ей.

— Точно, — повторила она. — Мы все предполагали, что они должны были прибыть из Сола или Йилдуна, хотя они могли быть перевезены через Мезу. Но как далеко отсюда? — Она покачала головой. — Есть куча одинаково бесполезных звезд, которые были бы более удобно размещены для груза, прибывающего из любой из этих трех звездных систем.

Синтия развернула кресло так, чтобы смотреть прямо на Рут.

— Капитану Зилвицки нужна эта информация, — сказала она.

— Как и Мантикоре и Новому Парижу, — согласилась Рут. — Но ты права в том, что Антона и Виктора нужно ввести в курс дела как можно быстрее. Так что думаю, может быть, мне следует...

— Забудь об этом, принцесса. Если ты хочешь попасть на этот курьерский катер, тебе придется пробиваться на борт — а я на это не подписывалась.

Рут свирепо посмотрела на нее. Затем взглянула на дисплей. Затем, на вселенную. По крайней мере, столько, сколько она могла видеть.

Что было не так уж много, оказавшись в ловушке на борту орбитальной среды обитания.

Апрель 1923 года э.р.

— В конце концов, мне придется присесть.

Мышление Виктора Каша — это предмет ночных кошмаров.

— Яна Третьякова

Город Леонард

Дарий Гамма

Система Дарий

— Тебе повезло. — Гейл Вейс наклонилась над плечом Захарии Макбрайда и поцеловала его в левое ухо. — Жаль, что я не могу работать дома.

— Это, — ответил Зак с ухмылкой, не отрывая взгляда от дисплея перед ним, — потому что ты простой человек, работающий на тактических полях, в то время как я — высокий суперинтендант стратегических императивов.

Гейл шлепнула его по макушке.

— Это просто причудливый способ сказать, что я знаю, что делаю, а ты свистишь в темноте, — сообщила она ему.

— Ну что ж...Это слишком сильно сказано. Я имею в виду часть "свист в темноте". — Он нахмурился, изучая один из предметов на своем дисплее. — Прямо сейчас, я думаю, "просвистывая мимо кладбища" было бы более уместно.

— Настолько плохо, да? — Она выпрямилась, и на мгновение рука, которая нанесла подзатыльник, нежно погладила его плечо. У нее возникло искушение спросить его, что вызывает у него проблемы, но искушение исчезло, как только возникло.

Отчасти это объяснялось тем, что Гейл имела лишь самое общее представление о профессии Зака, которая была совершенно непохожа на ее собственную. Она была специалистом, чья работа была строго сфокусирована. Зак был полной противоположностью: специалистом широкого профиля, который тратил свое время на организацию других людей для разработки проектов, специфику которых он сам часто понимал лишь частично. Казалось, он представлял собой комбинацию супервайзера, консультанта, посредника и омбудсмена.

— Думайте обо мне как об испанской инквизиции, и вы будете недалеки от истины, — часто говорил он. Учитывая, что он явно нравился тем из его коллег, с которыми Гейл встречалась, она восприняла это как шутку. В основном.

Но главная причина, по которой она не спрашивала, заключалась в том, что за шесть стандартных месяцев, прошедших с тех пор, как они прибыли на Гамму Дария, она поняла, что наблюдение Соответствия за своими гражданами было не только обширным, но и навязчивым. Она была совершенно уверена, что у них не было уединения даже в их собственной квартире.

Личные аспекты этой слежки ее особенно не волновали. Она была далека от ханжи, и, в любом случае, какая бы программа искусственного интеллекта ни следила за ними, она была бы совершенно равнодушна к их сексуальной жизни. Реальная проблема заключалась в том, что организация очень серьезно относилась к тому, что она называла "безопасностью", и ее определение этого термина было... обширным. Конечным результатом стал режим, который, хотя и не был полицейским государством в обычном смысле, как она была уверена, но быстро вмешался бы, если бы почувствовал, что его граждане, которые также были его сотрудниками, слишком далеко ушли от своих обязанностей и надлежащего взаимодействия с другими гражданами / сотрудниками.

Поэтому вместо того, чтобы спросить его, что он имел в виду, она просто направилась к двери.

— Возможно, я вернусь домой позже обычного, — сказала она через плечо. — Ходят слухи, что мне дают новое задание. Ты же знаешь, как это обычно бывает.

— Да, — буркнул Зак, все еще не отводя взгляда от дисплея. — Уверен, что знаю. Добро пожаловать в ваше новое славное начинание. Во-первых, мы должны выяснить, что это такое. Это может занять некоторое время, но как только мы это сделаем...

Она улыбнулась, выходя за дверь в коридор за ней. Коридор был достаточно широк, чтобы по его центру можно было пройти по бегущей дорожке, но Гейл держалась поближе к стене. Бегущие дорожки всегда были заманчивы, но она предпочитала двигаться быстрым шагом, чтобы поддерживать себя в форме. Многое, очень многое изменилось с тех пор, как люди покинули Старую Землю, но одно оставалось неизменным и несомненным: физические упражнения были полезны для вас.

? ? ?

Зак попытался сосредоточиться на своей работе после ухода Гейл, но обнаружил, что слишком беспокоен. Он встал и подошел к огромному окну — на самом деле это была целая стена их квартиры, программируемая на все, от прозрачности до полной непрозрачности — и посмотрел на столицу системы Дарий.

Это был красивый город, хотя он очень мало походил на любой другой город, который он когда-либо видел.

Однажды он посетил Старый Чикаго, столицу Солнечной лиги, которая повсеместно считалась одним из самых величественных городов в заселенном людьми космосе. Он не нашел причин оспаривать это мнение.

Начнем с того, что он был огромен во всех отношениях — как внизу, так и вверху. Запутанные подземные районы Чикаго часто называли Пятым чудом Лиги, и только отчасти в шутку. Зак провел в этих глубинах почти два дня. Он полностью потерялся через десять минут и оставался таким на протяжении всего своего пребывания. Предположительно ультрасовременное навигационное приложение, которое ему дали для его унилинка, оказалось таким же бесполезным, как его и предупреждали. К счастью, человек, который предупредил его, также служил его личным гидом, так что визит прошел достаточно гладко, даже если он никогда точно не знал, где находится.

Город раскинулся как по горизонтали, так и по вертикали. Границы обширных городских районов к западу и югу от города не были видны даже из самого высокого здания Чикаго — небоскреба Эспайэр. Но Зак не проводил много времени, разглядывая этот пейзаж. Гораздо большее впечатление на него произвел рукотворный архипелаг, раскинувшийся над озером Мичиган. Километр за километром строений: башни, жилые и коммерческие; парки; пристани для яхт — повсюду. Фундаменты огромных башен были закреплены в скальной породе озера, но квадратные километры пространства между ними были заполнены более скромными сооружениями, многие из которых плавали на воде. Только цивилизация с антигравитационной архитектурой могла построить и поддерживать такое место.

Тем не менее, эта городская красота действительно была красотой — вещи в городе, больше, чем сам город. Чикаго был древним, и, как и все подобные места, созданные человеком, он также представлял собой мешанину. Великолепная и превосходно спроектированная высококлассная жилая башня может оказаться зажатой между двумя более короткими, приземистыми башнями, которые наиболее мягко можно было бы назвать "функциональными". И чем дальше от озера, тем... менее масштабными становились районы города, поскольку все больше и больше людей были вынуждены жить во все более "доступных" жилых домах.

Леонард был не таким. Леонард был единым целым, спланированным и спроектированным с самого начала как единое произведение искусства. Его планировка была совершенно непохожа на столицу Солнечной лиги, потому что Старый Чикаго возник из сетки докосмической, до-антигравитационной, доисторической Диаспоры. Леонард был свободен от этого древнего наследия. Больше всего на свете это навело Зака на мысль о гигантской снежинке.

Столица Мезы, Мендель, где Зак и его семья провели большую часть своей жизни, начинала с аналогичного проекта, хотя и в менее амбициозных масштабах. Но столетия поколебали первоначальную геометрическую точность Менделя. Она сильно пострадала, когда рабы стали большинством населения Мезы, а затем пострадала еще сильнее, когда большое количество освобожденных рабов стали гражданами второго сорта, сесси. На протяжении всей истории человечества, где бы и в любое время ни возникало такое жесткое неравенство, оно неизбежно сопровождалось трущобами и многоквартирными домами. Они могли бы быть более чистыми и менее ветхими трущобами и многоквартирными домами на такой планете, как Меза, чем на Пограничье или Окраине. Но это все равно были бы трущобы и многоквартирные дома. Любое сравнение с тем, чем они могли бы быть, только подчеркивало эту реальность.

Но Леонард был... идеален. И чем дольше Зак проводил здесь, тем более угнетающим ему казалось это совершенство. Нет, хуже, чем угнетающий. Леонард — весь Дарий — начал пугать его.

Плохо.

Тот факт, что все население системы состояло из гордых и открытых членов Соответствия — их было почти четыре миллиарда — должен был воодушевлять. И, в некотором смысле, так оно и было. Больше не было необходимости сохранять тайну, с которой он и его брат Джек жили столько лет, скрывая свою истинную принадлежность даже от собственной семьи. Каждый из Макбрайдов считал себя лояльным членом Соответствия. Но что понимали только Зак и Джек, так это то, что "Соответствие", к которому принадлежали их родители и сестры, было оболочкой, фасадом, скрывающим истинное Соответствие от посторонних глаз.

Он никогда не знал, что Дарий на самом деле существует... до тех пор, пока операция "Гудини" не вытащила его и Гейл с Мезы. Он знал, что нечто подобное должно было существовать, хотя бы потому, что его положение на Мезе требовало, чтобы он занимался исследованиями и разработками, которые, очевидно, реализовались... где-то в другом месте. Но если когда-либо существовало что-то, законно подпадающее под железные протоколы Соответствия "нужно знать", местоположение Дария, его организация, даже его истинная функция должны были быть именно такими.

Теперь он узнал об этом очень много — на самом деле даже больше, чем Гейл. Возможно, самое главное, что он также узнал о существовании звездной системы под названием Гальтон. Ему пришлось это сделать из-за того, что он сделал для Соответствия.

Подавляющая часть исследований и разработок Соответствия, то, что Зак считал "тяжелой работой", была выполнена не на Дарии, а в Гальтоне. И все же самые лучшие из исследователей и инженеров, которых "Гудини" похитил с Мезы, пришли в Дарий, как и Зак. Однако, по крайней мере, двенадцать ученых, с которыми он работал на Мезе, были в контингенте Гальтона, и Зак был уверен, что так же, как он ничего не знал о Дарии — или Гальтоне — до "Гудини", никто из них ничего не узнал о Дарии, даже сейчас.

Функция Зака Макбрайда, в чем он был лучшим, заключалась в его способности... помогать исследовательским группам. Сам он не был исследователем и был слишком большим специалистом широкого профиля, чтобы разобраться в истинных тонкостях любой из передовых специализаций, которые постоянно расширяли научные и технологические границы. Но что у него было, отчасти в результате улучшений генома Макбрайда, так это феноменальная память; способность... мысленно инкапсулировать концептуальные основы теорий, гипотез и доказательств, приделывать к ним "ручки"; и интуитивная способность распознавать, где пересекались эти "ручки". Он не мог толком описать, как это работает, даже самому себе, но это сочетание способностей делало его невероятно ценным, потому что специалисты не говорили на языках друг друга. Им нужен был переводчик — нет, им нужна была сваха, и это был Зак Макбрайд.

Он все еще занимался тем, что интерпретировал и сводил эти стыки, но процесс изменился. Все, что производила любая из "его" команд — тех, которые ему было поручено координировать, — приходило к нему. Кое-что из этого исходило от людей, работающих прямо здесь, в Дарии, и эта часть его повседневной жизни была такой же утешительной. Но еще больше пришло к нему от Гальтона. От людей, с которыми у него больше не было — или никогда не было, в большинстве случаев, — личного контакта. Это отсутствие контакта, эта неспособность посидеть за чашкой кофе и обменяться идеями, значительно усложняли его работу, и он чувствовал себя менее эффективным. Он также подозревал, что записки, которые он подготовил на основе потока данных Гальтона, были тщательно обработаны, прежде чем его предложения и наблюдения вернулись к Гальтону. Потому что никто из этих людей в Гальтоне не знал о Дарии.

Это был невероятно неэффективный способ использовать его таланты, которые были наиболее ценны, потому что они повышали эффективность, но он пришел к пониманию, почему все делалось именно так. Все, что производилось в Гальтоне, поступало в Дарий, где оно оценивалось и интегрировалось в базу данных и исследовательские программы, которые как совпадали с программами Гальтона, так и развивались в совершенно разных направлениях. В качестве лишь одного примера полосной привод был разработан в Гальтоне, но привод "паук" — о существовании которого он даже не подозревал до "Гудини", хотя подозревал, что Гейл знала, учитывая ее собственные стратосферные знания — был разработан в Дарии и никогда не делился с Гальтоном. Это было потому, что лишь небольшое количество трафика направлялось в Гальтон из Дария. И многое из того, что появилось здесь и действительно попало в Гальтон, попало только потому, что Зак пометил это как полезное для одной из программ Гальтона, которые он курировал.

Никто не сказал ему, почему это так, и он не ожидал, что они это сделают. Но проблема с тем, чтобы ничего не объяснять умным людям, заключалась в том, что они, как правило, продолжали мысленно придираться к необъяснениям.

И иногда они сами до этого додумывались.

Он все еще задавался вопросом, как трафик от Дария был включен в усилия Гальтона, как только он туда попал. Однако, учитывая все остальное, что он наблюдал, это должно было быть сделано таким образом, чтобы стереть любой намек на то, что это произошло за пределами Гальтона. Он знал, что это так, потому что выяснил по крайней мере одну вещь, о которой ему никто не говорил.

Гальтон был расходным материалом.

Зак ни на мгновение не подумал, что кто-то в Дарии хотел, чтобы Гальтон был уничтожен. Его собственные знания о системе были чрезвычайно ограничены, за пределами программ, в которые он был включен, но из некоторой побочной информации в отчетах, которые он видел, было очевидно, что промышленная база Гальтона — и, возможно, также его население, хотя он был менее уверен в этом — были намного больше, чем что-либо в Дарии. Что-то настолько ценное должно было быть сохранено.

И все же, в конечном счете, одной из самых важных функций Гальтона — на самом деле, возможно, его единственной самой важной функцией — было умереть вместо Дария, если случится худшее. Так и должно было быть, потому что Дарий был корзиной, в которой Соответствие прятало свои самые драгоценные яйца. Лучшие из его научных мыслителей. Истинные записи о его генетических линиях. И, особенно, высший эшелон ее руководства. Если Гальтон был сердцем присутствия Соответствия за пределами Мезы, то Дарий был его мозгом, но Гальтон даже не знал о существовании мозга. И таким образом, у Соответствия может быть вырезано самое сердце, но оно все же выживет.

И даже без Гальтона промышленной базы и исследовательских программ Дария было более чем достаточно, чтобы в конечном итоге возродить все, что Гальтон привнес в Соответствие.

Зак Макбрайд всегда знал, что Соответствие мыслится в концентрических терминах, как древние русские матрешки, которые собирала его мать. Секрет, скрытый внутри секрета. Защита, вложенная в защиту. И все же мысль о руководстве, которое могло рассматривать целую звездную систему как в конечном счете расходуемый обман, охладила что-то глубоко внутри него.

С одной стороны, в этом был полный смысл. Не было никакого мыслимого способа, чтобы Соответствие намеренно привело врага к Гальтону. Он был слишком ценным для этого, если не для чего другого. Гальтону могло бы что-то грозить — и гораздо меньше "расходовать" его — только в том случае, если враг уже обнаружил его существование и местонахождение, несмотря на все, что могло сделать Соответствие, чтобы скрыть это. Таким образом, создание еще одной резервной позиции позади Гальтона и обеспечение того, чтобы не оставалось следов хлебных крошек от Гальтона к Дарию, было совершенно логичным. Не более чем разумным. Можно даже назвать простым благоразумием.

Но с другой стороны...

Фанатизм, подумал он. Вот что охладило его сердце. Тот факт, что движение, которому он отдал всю свою сознательную жизнь, было достаточно фанатичным, чтобы мыслить в таких терминах при любых обстоятельствах. Хладнокровно планировать, как наилучшим образом использовать смерть миллионов — даже миллиардов — в качестве приемлемой цены, если оно сохранит свое преобладающее лидерство и свою цель.

Потому что, если оно могло мыслить в таких терминах о целой звездной системе, то независимо от того, насколько благожелательной оно могло бы казаться, независимо от того, насколько комфортной оно могло бы сделать жизнь своих приверженцев здесь, на Дарии, оно было с одинаковым успехом готово пожертвовать любым человеком. Любой группой людей. Если это подозрение, это осознание пришло ему в голову, когда он столкнулся лицом к лицу с реальностью "Гудини", то, что он узнал о Гальтоне с тех пор, полностью подтвердило это.

Он хотел бы, чтобы этого не было. Что ему никогда не позволяли заглянуть за маску, заглянуть в самую сокровенную комнату, где принимались подобные решения. Но он это сделал, и это означало, что Дарий никогда не сможет стать тем убежищем, которого он ожидал в те давние дни, до "Гудини".

Он сам этого хотел. Он все еще хотел этого. Он хотел освободиться от тайны, которая так долго составляла большую часть его жизни. Знание того, что любой, кого он встречал, был частью дела, которому он посвятил свою жизнь с шестнадцати лет, должно было стать пьянящим эликсиром. Но этот эликсир был горьким у него на языке, и не только потому, что он узнал о Гальтоне. Действительно, когда-то давно осознание того, каким Соответствие видело Гальтон, признание его способности мыслить такими... леденящими сердце хладнокровными терминами, не обеспокоило бы его. О, он бы пожалел об этом, но это не наполнило бы его страхом. Нет, для этого требовалось что-то другое — нечто большее. Обостренное ментальное видение. Сердце, которое научилось подвергать сомнению все, во что он когда-либо верил относительно Соответствия.

Глядя на этот великолепный городской пейзаж, он пытался точно определить, где впервые родился этот тихий, настойчивый, безжалостно вопрошающий голос.

Вероятно, со смертью Джека, подумал он. Он яростно отрицал возможность того, что Джек — Джек! — мог быть предателем. Он слишком хорошо знал своего брата, чтобы поверить в это хоть на мгновение. Сама идея была нелепой! Но теперь он задавался вопросом, не была ли причина, по которой он был так яростен, так абсолютно уверен в том, чтобы убедить в этом себя даже больше, чем свое начальство. Потому что он знал Джека, знал его непоколебимую честность. И если Джек мог стать "предателем" — если Джек мог взорвать Гамма-центр, участвовать в инциденте в Грин Пайнс, убить так много мужчин и женщин, с которыми он разделял свою преданность их делу — тогда что его брат узнал о Соответствии, чего не узнал Зак?

Но его вера пережила смерть Джека, раненая, но все еще сильная. После тридцати с лишним лет приверженности, этого жгучего чувства миссии, было бы удивительно, если бы этого не произошло. Но затем началась "Операция Гудини" и его принудительная эвакуация из Мезы. Он занимал достаточно высокое положение в иерархии Соответствия, чтобы знать о существовании "Гудини", точно так же, как он знал, что должно существовать что-то вроде Дария — или Гальтона. Но они были лишь отдаленным запасным вариантом, который он никогда не ожидал использовать, и он ни разу не задумывался о том, что могли бы сделать лидеры Соответствия, чтобы скрыть истинную цель "Гудини" от своих врагов. Возможность такой бойни, стольких смертей ему даже в голову не приходила. Не совсем. Возможно, они должны были это сделать, но так и не сделали. С другой стороны, он был офисным ботаником, тем, кого Джек в шутку называл "технической сосиской", и никогда не был полевым агентом. Если бы он этого не сделал, если бы у него было немного опыта Джека, возможно, он знал бы лучше, понял бы, каким кровожадным зверем должно быть что-то вроде "Гудини" ... и ужасы, которые он испытал после своего внезапного ухода из единственной жизни, которую он когда-либо знал, были бы менее шокирующими.

И, возможно, они бы этого не сделали, сказал он себе с безжалостной честностью. В конце концов, он всегда знал о многих из этих ужасов. Возможно, только умом, но он знал. И все же это знание было абстрактным, принятым как прискорбное — даже ужасное — но неизбежное. Подобно тому, как гражданское лицо, никогда не видевшее поля боя, могло бы невозмутимо созерцать "сопутствующий ущерб", который неизбежно должен сопровождать великие дела и борьбу.

Сопутствующий ущерб.

Этот защитный эвфемизм был разрушен для Зака на борту невольничьего корабля "Принц Санджата", части транспортной сети "Гудини", которая в конечном итоге привела его и Гейл на Дарий Гамма. И что разрушило это — и Захарию Макбрайда — это ответ на вопрос, который он задал своему гиду на борту корабля, когда его сопровождали через взаимосвязанный ряд грузовых отсеков. Они были меньше, чем у большинства грузовых судов, но все же были оснащены огромными люками, которые казались странно непропорциональными трюмам, которые они обслуживали.

Поэтому он спросил о них.

И член экипажа сказал ему.

— Эти? Ну, иногда мы используем эти отсеки просто как грузовые. Для мертвого груза, я имею в виду. Но когда у нас есть живой груз — Зак уже узнал, что это эвфемизм для обозначения рабов — это наши предохранительные клапаны на случай, если мы обнаружим, что за нами следит военный корабль манти или хевенитов.

Член экипажа остановился и покачал головой.

— Эти ублюдки — если они поймают вас с живым грузом, то, скорее всего, просто убьют вас на месте. — Он указал подбородком на трюм, в котором они стояли. — Это место, где мы сбрасываем груз. Мы затапливаем их жилые помещения газообразным веществом, которое приведет в движение все, что движется впереди него. Им некуда идти, кроме как сюда, а потом, — он снова указал подбородком на огромные люки, — появляется ласка. Вон они идут.

Затем он повернулся и указал на ряд труб, которыми интересовался Зак.

— Получается адский беспорядок. Блевотина повсюду, и всегда есть такие, которые пачкаются на выходе. Эти трубы зальют область моющей пеной высокого давления, которая все выдувает и оставляет отсеки яркими и блестящими. Быстро, как ни в чем не бывало.

Мужчина пожал плечами, затем снова продолжил свой путь к дальнему концу трюма.

— Однако это не всегда срабатывает. Действует против cолли. Они ничего не смогут сделать, пока не поймают нас с живым грузом на борту и не докажут, что мы перевозим. Нет груза, нет вреда, нет вины. Однако некоторые из этих манти — а хевениты еще хуже, некоторые из них — они просто вышвырнут нас из тех же отсеков. Все, что их волнует, — это то, что они называют "пунктом об оборудовании". Они видят это, — он снова махнул в сторону трюма, — и им все равно, поймали они нас с живым грузом или нет. Даже не утруждают себя тем, чтобы снять с нас костюмы, с тех, кто их носит. Какая разница, плаваете ли вы в вакууме полуголым или носите костюм с воздухом, который закончится через несколько часов? Наверное, лучше быть полуголым. По крайней мере, для груза это быстро.

К тому времени, как они добрались до выхода, Зак был на грани рвоты. У него был образ перепуганного ребенка — девочки, может быть, пяти лет, — которого выбросило из корабля, когда отсек разгерметизировался. К тому времени она бы уже опорожнила то немногое, что было у нее в животе, — скорее всего, и кишечник тоже. Вакуум просто покончил бы с этим делом.

Может быть, ее держал бы за руку взрослый, который умер вместе с ней. Это было единственное маленькое милосердие, которое Зак мог себе представить.

И это было все, что он мог сделать, чтобы проявить милосердие к члену команды впереди него. Он боролся с желанием — потребностью — размозжить мужчине шею кулаком. Снова, и снова, и снова... пока все, что осталось от его позвонков, не превратилось в осколки.

Но уже тогда он понимал, что это было бы чистым лицемерием. Потому что, в конце концов, он — и Гейл — тоже были частью этого.

? ? ?

Возможно, то, что он узнал о Гальтоне, не волновало бы его даже сейчас, если бы не тот момент на борту корабля работорговцев. Тот момент, когда Бог — или, во всяком случае, какая-то более великая сила — протянул руку и вымазал не его нос, а его душу в мерзости, с которой Соответствие пойдет на компромисс — создаст и использует — во имя своей высокой цели. Благородство цели, великолепие дела были слабым, холодным утешением перед этим моментом трансцендентной реальности.

И все же, по мере того, как проходили недели после того, как они прибыли в Леонард, он постепенно начинал понимать, что его... разочарование приобрело другую причину. Ту, которая вышла за пределы невольничьего корабля, за пределы Гальтона. Ту, которая, в некотором смысле, была еще более могущественной. Это, безусловно, было более пугающим, поскольку он всегда знал, что никогда на самом деле не разделит ужасающую судьбу, которая постигла так много генетических рабов на протяжении веков. Было мало шансов, что он или Гейл когда-либо подвергнутся прямому насилию со стороны этого Соответствия. Да, их могли казнить — это случалось, хотя и редко. Но Соответствие сделало бы это быстро и безболезненно. Они, вероятно, даже никогда не поймут, что это происходит с ними. Не было и отдаленной вероятности, что они будут принесены в жертву, как могло бы случиться с Гальтоном, потому что они находились в самой сокровенной, самой безопасной матрешке.

Но были и другие, более глубокие страхи, чем простая смерть. Или даже ледяной страх смерти Гейл. Пришло осознание того, что он и женщина, которую он полюбил, не были заперты в том, что было просто самой позолоченной и неотвратимой клеткой галактики. Нет, они были заключены в сердце великого, мрачно-дикого, прекрасного, безжалостного и неудержимого зверя. Они были частью этого... и выхода не было. Спасения нет.

Глядя на геометрическое великолепие Леонарда, он поймал себя на том, что снова рассматривает — впервые в четком фокусе — последние несколько недель жизни своего брата. Что он пропустил за эти недели? Что случилось с Джеком так, что он даже не заметил? Для него самого переломным моментом был эвакуационный отсек на "Принце Санджате", но чем это было для Джека?

Он никогда не узнает. Он знал, что никогда не узнает, и как бы это его ни огорчало, он обнаружил, что может принять это. Потому что он действительно знал вот что: его брат нашел выход. Не тот, который позволил ему выжить, а побег из ловушки, которая захлопнулась над Заком. Из ловушки быть частью зверя. Побег, теперь он знал — зная Джека таким, каким он был, видя ясными глазами, — в котором Джек нанес ответный удар по этому ужасу. Он учел свою смерть... потому что его брат не умер бы по-другому.

Яростная гордость и удовлетворение вспыхнули в нем при этой мысли, и все же он никак не мог подражать Джеку. Не на Дарии Гамма. Смерть? Да, это он мог бы найти. Но искупление, шанс на самом деле чего-то добиться — это был совершенно другой вызов.

Он постоял, глядя на город еще мгновение, затем отвернулся от вида и вернулся к своему столу. Предстояла еще работа, и у него по-прежнему не было ответов.

И теперь ему также нужно было думать о Гейл.

? ? ?

На настольном компьютере Гейл мигнул индикатор сообщения, когда она добралась до своего офиса. Она поморщилась и нажала клавишу подтверждения.

— Соланж хочет вас видеть, — произнес сгенерированный компьютером голос. — Она ждет вас в своем кабинете.

Вот и все. Никаких объяснений почему, и спросить было не у кого, поэтому Гейл просто пожала плечами, вышла за дверь и направилась по длинному коридору в кабинет своей начальницы.

Дверь была открыта, когда она добралась туда, и она вошла в нее без стука. Они с Соланж довольно хорошо ладили.

— Что случилось, босс? — спросила она.

Женщина за стойкой была такой же миниатюрной, как Гейл была высокой, хотя их лица были очень похожи, и у них был почти одинаковый цвет глаз и волос. Как и она, Соланж была одним из самых способных военных планировщиков и логистов Альянса.

Теперь она подняла глаза на вопрос Гейл и покачала головой.

— Слух подтвердился. Ты либо действительно порадовала кого-то, либо действительно разозлила его. Не уверена, что именно. — Она указала на экран в углу стола. — Известие ждало меня, когда я приехала сюда этим утром. Тебя перевели на другое место.

— Куда? И почему, если уж на то пошло?

— Куда — это ТА-3. "Почему" — это вопрос, искать ответ на который я и близко не настолько глупа. Даже не пытайся придумать ответ.

Гейл уставилась на нее. Безобидно звучащее "ТА-3" было...

Ну, не совсем печально известное, но ужасно близкое. Часть "ТА" в нем означала тактический анализ. Никто не знал — во всяком случае, никто из знакомых Гейл не знал, — откуда взялось "3", поскольку, казалось, не было ни "1", ни "2".

Единственное, что было общеизвестно об этом департаменте — отделе, секции, как бы вы его ни называли, — это то, что он занимался самыми засекреченными военными проектами. Сорт с классификацией безопасности "записать перед чтением".

Что делало новости захватывающими и... немного нервирующими.

— Ик, — сказала она.

? ? ?

Гейл старалась не пялиться слишком явно, пока ее сопровождающий в форме вел ее в огромный круглый комплекс офисов, который, по-видимому, был штаб-квартирой ТА-3. Офисные помещения в Леонарде имелись в изобилии, но планировщик был почти одержим тем, чтобы приспособить пространство к реальным потребностям того, кто — или что — бы его ни занимало. Что означало...

Они свернули в длинный, изгибающийся коридор — тот, как она поняла, который огибал центральную часть здания. Внешняя стена слева от нее полностью состояла из односторонних окон, в то время как справа от нее были закрытые двери. Они прошли по меньшей мере пятьдесят метров, прежде чем достигли — в конце концов — одной из тех закрытых дверей. Гейл не видела никаких вывесок, ничего, что указывало бы на то, что находится за этой безымянной дверью, но ее сопровождающий прижал ладонь к считывающему устройству, и дверь скользнула в сторону.

— Вот и вы, — сказал он ей, жестом приглашая пройти, и она оказалась в большом, со вкусом обставленном кабинете.

Жизнерадостный мужчина, который поднялся со своего рабочего кресла, когда она вошла, был так близок к ожирению, как ни один представитель альфа-линии, которого она когда-либо встречала. Он почти обязан был быть альфа-линией, чтобы занимать руководящую должность здесь, на Гамме Дария, подумала она, протягивая руку, но он, безусловно, был самым... пухлым из всех, кого она когда-либо встречала.

— Я Гейл Вейс, — сказала она.

— Ну, да, — ответил он, пожимая протянутую руку. — Мы вряд ли перепутаем здесь чью-то личность. Кроме того, ваша репутация предшествовала вам.

— Репутация чего?

Ей удалось не нахмуриться, когда она задавала вопрос, и он ухмыльнулся.

— Тактического волшебства, — сказал он. — По крайней мере, из того разнообразия, которое вы ожидаете получить от гражданского лица.

Он повернулся к внутренней двери, жестом приглашая ее следовать за собой.

— Давайте. Я познакомлю вас с командой.

Команда явно должна была произноситься как Команда, подумала она.

— Полагаю, — сказал он через плечо, — вы уже выяснили, что безопасность в этом проекте связана с такими терминами, как первостепенная, наивысшая, абсолютная — я полагаю, что "нарисованная и четвертованная" тоже где-то есть.

— Да. Включает ли "безопасность" ваше имя?

Мужчина остановился и обернулся, слегка приоткрыв рот. Затем он встряхнулся.

— О, извините. Я забываю подобные вещи. Я Антуан Карпинтерия.

— И мой новый руководитель?

— Не... точно. — Он покачал головой. — Вы обнаружите, что ТА-3 не слишком склонен к иерархическим порядкам. — Он снова направился к внутренней двери. — Только не забудьте про нарисованную и разделенную на четвертинки часть. Однако можно не обращать внимания на Железную Деву, потому что она стоит в углу. Но не споткнитесь о стойку.

Проход за дверью был коротким... и открывался в помещение, которое объясняло архитектуру здания. Оно тоже было круглым и граничило с гигантским. Оно должно было быть не менее восьмидесяти или девяноста метров в диаметре, и в центре потолка на высоте не менее двадцати метров над полом был установлен один из самых больших голопроекторов, которые она когда-либо видела.

Их ждали два человека, оба в темно-бордовой и зеленой форме флота системы Дарий: капитан и лейтенант-коммандер. Капитан была женщиной, дородной, с очень темной кожей и светлыми волосами, подстриженными довольно длинно для флотского офицера. Лейтенант-коммандер — как ни странно, он казался немного старше своей начальницы — был мужчиной с ничем не примечательным лицом и телосложением, которые легенда приписывает лучшим агентам шпионажа.

Карпинтерия помахал им рукой. — Капитан Бернис Аугенбраун. Лейтенант-коммандер Верджел Суарес. — Он ткнул коротким пухлым пальцем в сторону Гейл. — Гейл Вейс. Гражданский аналитик.

Оба офицера вежливо кивнули ей, и она кивнула в ответ. Затем Карпинтерия хлопнул в ладоши, и улыбка вернулась на его лицо.

— А теперь давайте устроим шоу, — сказал он. — Вернитесь за линию фронта, пожалуйста.

Он указал на желтую линию шириной в двенадцать сантиметров. Она шла параллельно стенам камеры, на расстоянии трех метров от них, чтобы охватить область голографического дисплея. Он подождал, пока все они окажутся в безопасности за пределами зоны отображения голограммы, а затем хлопнул в ладоши.

— Вперед! — сказал он, и комната мгновенно погрузилась во тьму. Но эта темнота была черным бархатным фоном для потрясающе совершенной голограммы звездной системы, и когда ее глаза привыкли к полумраку, она начала различать ее детали.

В нем доминировал, если использовать этот термин в широком смысле, оранжевый блеск того, что явно было звездой К-класса. Там было по меньшей мере пять планет, но только одна из них, четвертая от звезды, лежала в зоне жидкой воды и демонстрировала окруженный облаками голубой мир с атмосферой. Как бы в качестве компенсации, там было два пояса астероидов. Она была почти уверена, что внешний, который был исключительно плотным, находился за пределами гиперграницы основного светила, и крошечные светлячки того, что явно было кораблями по добыче ресурсов, роились через него. Какими бы крошечными ни были их значки, эти корабли были явно не в масштабе, иначе она никогда бы не увидела их невооруженным глазом.

Внешний пояс мог бы поставлять сырье, но платформы, которые его использовали, находились гораздо дальше в системе, привязанные к гравитационному якорю обитаемой планеты и безопасно находящиеся внутри гиперграницы. Там было по меньшей мере дюжина искусственных мест обитания, некоторые из них просто громадные, а также плотное скопление того, что явно было орбитальными перерабатывающими заводами, и огромное количество орбитальных верфей. Плотные блоки буквенно-цифровых символов плавали в голограмме, привязанные к определенным функциям. Их было... много, и, без сомнения, они содержали тонны информации, но большинство из них были слишком далеки от ее нынешней точки зрения, чтобы она могла их прочитать.

Она понятия не имела, где может находиться эта система, но, очевидно, это был крупный промышленный узел.

— Добро пожаловать в... давайте назовем это системой Альфа, — произнес голос Карпинтерии из темноты слева от нее. — Ваша задача — помочь нам выяснить, как защитить его от массированной атаки. Если мы не ошибаемся, если это вообще нужно защищать, МДР с гразерными боеголовками станут ключевым элементом нашей тактики, и вы наш ведущий эксперт по ним.

Что было правдой, размышляла Гейл. Она не была физиком, но она была первоклассным флотским аналитиком, и она возглавляла команды, которые разрабатывали тактическую и стратегическую доктрину для новых "гразерных головок". Но почему Карпинтерия говорил только о МДР? Почему бы не использовать и торпеды? Она могла бы сразу придумать для них несколько незаметных приложений. Были ли они... сняты со стола по какой-то причине? Если да, то почему? И что такое "Альфа", и где..?

Она отбросила эту мысль — все эти мысли — прочь. Чем меньше она будет знать о том, о чем они не хотели ей рассказывать, тем лучше.

— Вы сказали "массированная", — сказала она вместо этого. — Насколько массированная?

— Скорее всего, действительно, действительно массированная, — весело ответил Карпинтерия. — Со всем, что есть в арсенале Великого Альянса. С другой стороны, вы можете не жалеть средств на защиту. Ну, почти.

Что, черт возьми, происходит? задумалась Гейл.

Город Старый Чикаго

Старая Земля

Солнечная система

— Куда мы направляемся? — спросила Кэтрин Монтень.

Ее посадили в аэромобиль почти сразу же, как она приземлилась в аэропорту О'Хара. Предполагалось, что она выступит с речью от имени Лиги по борьбе с рабством. За эти годы она раздала много таких прямо здесь, в Старом Чикаго, но сейчас они просто пролетели мимо ее обычной посадочной платформы. Той, которая вела под наземными улицами города, чтобы обеспечить доступ к Старому кварталу столицы, поскольку большая часть квартала находилась под землей. На самом деле в некоторых местах он простирался вниз более чем на километр.

"Петля", как ее также называли, была самым известным гетто Солнечной лиги и, безусловно, самым большим. Это был дом для миллионов столичных иммигрантов, которые приехали со всей Лиги — особенно из бедных миров Пограничья. Иммигрантов, как легальных, так и нелегальных, можно было найти по всей Старой Земле, но, безусловно, самая большая и плотная их концентрация была именно здесь, в столице.

Другие давно заселенные и богатые центральные миры сохраняли более жесткие ограничения на иммиграцию, чем Старая Терра, и особенно на иммиграцию с Пограничья. Но родной мир человеческой расы сделал бы это, мягко говоря, затруднительным. Это была самая многоязычная планета в заселенной людьми галактике. С таким количеством семейных и других тесных связей со столькими другими мирами было просто невозможно так жестко регулировать иммиграцию, и Старая Терра была местом мечты, планетой с золотыми улицами... особенно для беженцев, спасающихся от протекторатов и "благожелательного надзора" Управления пограничной безопасности.

— Солдатское поле в той стороне, — теперь почти запротестовала Кэтрин, оглядываясь через плечо на быстро удаляющуюся посадочную платформу.

— Твои дни произнесения речей на Солдатском поле закончились, девочка, — сказала женщина, сидевшая рядом с ней на заднем сиденье.

Ее звали Фанантенанирейни, что сочетало в себе ее имя и фамилию по обычаю ее родного мира Антананариву. Она была такой же внушительной, как и ее имя. Ее длинные, заплетенные в косу волосы были примерно того же кофейного цвета, что и глаза и кожа, и даже сидя она была на голову выше Кэтрин. Она, вероятно, также весила в три раза больше, и хотя часть этого была избыточна, большая часть была просто ее естественной массой.

Антананариву, первоначально заселенный выходцами с Мадагаскара и Маврикия, находился достаточно близко к Солнечной системе, чтобы считаться центральным миром, но в экономическом отношении это была система второго или третьего уровня. Как и многие иммигранты со Старой Земли, родители Фанантенанирейни вернулись на родину в поисках более ярких экономических горизонтов, когда ей было четыре стандартных года. С тех пор она жила здесь и провела большую часть своей взрослой жизни в Старом Чикаго, будучи политической активисткой, борющейся против генетического рабства. На самом деле, она была вице-президентом Лиги борьбы с рабством в Солнечной системе в течение последних двух десятилетий.

К счастью для всех заинтересованных лиц, она откликалась на имя "Фанни".

— Мы направляемся в амфитеатр Манделбаума в Эванстоне, — продолжила она. — Но сначала...

Аэромобиль начал пологий спуск, плавно скользя по высотным полосам, пока не оказался не более чем в ста метрах над очень широким наземным проспектом, который проходил более или менее параллельно озеру Мичиган. Магистраль все еще носила свое древнее название Лейк-Шор-Драйв, что было немного абсурдно спустя две тысячи лет после начала Диаспоры. За последние двадцать столетий фактическое побережье озера отодвигалось все дальше и дальше на восток по мере того, как город превращался в свалку. К настоящему времени Лейк-Шор-Драйв находился в среднем в четырех километрах от набережной и никогда не приближался к озеру ближе, чем на один километр.

— Что за...

Кэти уставилась на видеоэкран в заднем отсеке, который давал ей лучшее представление о том, что ждет впереди, чем она могла бы получить, глядя через лобовое стекло поверх плеч водителя и очень крупного парня на пассажирском сиденье, которого никто не назвал ее телохранителем.

— Почему все эти люди здесь? — спросила она.

Лейк-Шор-Драйв была окаймлена очень широкими пешеходными дорожками и старомодными тротуарами — больше похожими на променады, особенно на восточной стороне, ближе к озеру, — и они были забиты битком. Огромная толпа простиралась так далеко вперед, насколько она могла видеть, и, выглянув в боковое окно, она увидела людей, сидящих практически на каждом балконе башен, которые примыкали к подъездной аллее.

— Я скажу, что это всегда было одним из твоих самых привлекательных качеств, Кэти, — сказала ей Фанни с усмешкой. — У тебя нет ни малейшего интереса к лести или общественному признанию. — Она указала на экран. — Они вышли, чтобы поприветствовать тебя.

— Там так холодно! — запротестовала Кэти.

Это утверждение, возможно, было не совсем точным с точки зрения фактов, но оно было близко к истине, особенно для чувств того, кто вырос в условиях Лэндинга на самой Мантикоре. Она была уверена, что температура воды была, по крайней мере, на целых десять градусов выше температуры замерзания, но был также поздний апрельский день, переходящий в вечер в Старом Чикаго, на дне глубоко затененного каньона между огромными керамокритовыми башнями столицы, и с озера налетал резкий ветер.

— Ерунда, не замерзнут! — резко сказала Фанни. — Сегодня прекрасный день. Немного прохладно, да, но это Старый Чикаго. Вы видите, во что одеты эти люди? Они называются теплыми куртками. Они существуют уже более двух тысяч лет.

Она покачала головой Кэти, затем наклонилась вперед.

— Включи внешний звук, Энди, — сказала она водителю, и он поиграл с чем-то на своей панели. Мгновение спустя Кэти вздрогнула, когда рев массовых приветствий заполнил аэрокар.

— Сделай потише! — сказала она, и Фанни снова хихикнула.

— Ты можешь выключить его полностью, Энди. Я просто хотела дать маленькой мисс Модести представление о том, что происходит, поскольку она, очевидно, все еще погрязла в древней истории.

К этому времени они достигли уровня улицы, и аэромобиль был в режиме наземного эффекта, в тридцати сантиметрах над тротуаром, когда он скользил по дороге через огромную толпу, сдерживаемую баррикадами и двойной линией полиции. Кэти была ошеломлена.

— Я предполагала, что если бы меня встретила какая-либо толпа, кроме завсегдатаев, которые пришли послушать мое выступление на Солдатское поле — ладно, это было довольно много лет назад — они бы освистали меня как мантикорского массового убийцу.

Пожатие плеч Фанни было таким же массивным, как и она сама.

— Большинство из этих людей либо иммигранты, либо дети иммигрантов, Кэти. Подавляющее большинство родом с Окраины — или это сделали их родители, бабушки и дедушки, — и значительная часть из них — бывшие рабы "Рабсилы" или, по крайней мере, родственники бывших рабов. Ты думаешь, им есть дело до того, сколько мезанцев было убито? Не очень многие из них с самого начала верят мезанской версии событий, а те, кто верит, считают, что ублюдки все равно напрашивались на это. Конечно...

Она указала большим пальцем на запад.

— Если бы мы ехали по Мичиган-авеню, вас могли бы встретить по-другому. Но к черту этих людей. У них было почти четыре месяца с тех пор, как Харрингтон перелезла через стену. Чертовски хорошо, что они смирились с этим, но половина из них все еще прячется в своих шикарных квартирах. Особенно сегодня.

Она тяжело повернулась на своем сиденье, чтобы посмотреть Кэти в лицо как можно более прямо.

— Надеюсь, что ты подготовила свою речь. В амфитеатре будет где-то чуть больше четверти миллиона человек, и намного, намного больше будет смотреть по видео. У нас есть общесистемная связь. Лучшая оценка — Что там на данный момент, Юсуф?

Телохранитель взглянул на свой унилинк.

— Чуть более трехсот двадцати миллионов уже настроены на прослушивание "говорящих голов". Это значительно возрастет, как только мероприятие действительно начнется и она выйдет в прямой эфир.

— Срань господня, — глаза Кэти были очень широко раскрыты.

— Как я уже сказала, я надеюсь, что ты подготовила свою речь, — сказала Фанни, и эти глаза сразу же сузились.

— Мои речи всегда готовы.

Офис командующего флотом

Здание Адмиралтейства

Город Старый Чикаго

Солнечная система

Уинстон Кингсфорд перевел взгляд с экрана HD на своего нового директора — на самом деле настолько нового, что он еще не был приведен к присяге — разведки флота.

— Вы когда-нибудь раньше видели, как она говорит? — спросил он, кивая головой в сторону HD, где Кэти Монтень говорила почти двадцать минут, и Чарлз Гэннон кивнул.

— Довольно много раз на записях и дважды лично.

— Вы видели ее лично? Где?

— На Солдатском поле — где же еще? Она довольно часто выступала там, когда жила здесь в изгнании.

Кингсфорд покачал головой жестом, граничащим с недоверием.

— Чак, мне трудно представить тебя под землей, слушающим речь радикального поджигателя в этом месте. Солдатское поле — это сколько... двести метров под землей?

— Не так глубоко. — Гэннон пожал плечами. — Больше сотни, и найти его нетрудно, если у вас есть проводник. И у меня было любое число на выбор. Ни один аспирант в моей области не стоит и ломаного гроша, если он или она не пробрались на Солдатское поле, чтобы послушать радикальные речи — не говоря уже о том, чтобы попробовать кофе, чаи и... другие вещества, о точной природе которых я расскажу позже, во множестве магазинов в Старом квартале. Мне все равно не нужны были гиды, так как я сам провел несколько лет в качестве аспиранта в Чикагском университете.

Он посмотрел вниз и подергал рукав своей куртки, чтобы подчеркнуть заплаты на локтях.

— Однако после того, как я стал респектабельным преподавателем, я всегда надевал один из этих нарядов, когда отваживался выйти в свет.

— Защитная окраска? — Кингсфорд улыбнулся.

— Вообще-то, реклама. Лучшие аспиранты не считают ни одного профессора в моей области стоящим выеденного яйца, если он время от времени не появляется сам. И Монтень всегда была самой большой приманкой.

— Я могу понять почему. — Кингсфорд снова посмотрел на HD. — Она совсем не такая, как я ожидал.

— Люди — ну, приличный класс людей — всегда удивляются, когда слышат, как говорит Монтень. У нее такая яркая политическая репутация, что они ожидают какой-нибудь пронзительной, чрезмерно громкой речи, подстрекательницы толпы. Вместо этого...

Он кивнул в сторону фигуры женщины на подиуме в амфитеатре Манделбаума.

— Вместо этого они получают спокойное, методичное изложение точки зрения, которая вызывает у них дискомфорт, а не презрение, потому что она так тщательно и досконально аргументирована — и обычно это не то, что они хотят услышать.

— Ты говоришь так, как будто восхищаешься ею.

— Монтень честна, и она ставит принципы выше любых личных амбиций, которые у нее могут быть. Ну, честно говоря, у кого-то с ее деньгами нет никаких причин для такого рода амбиций, но вы знаете политическое животное даже лучше, чем я. Девяносто процентов из них полностью подпитываются эгоизмом и нарциссизмом, и это самое далекое от ее мотивов, что только можно себе представить. Так что, да, я действительно восхищаюсь ею — уважение было бы лучшим словом. На самом деле, совсем немалое, какие бы разногласия у меня с ней ни были. Их, кстати, не так много, как вы можете подумать. Я соглашался с ней десятилетиями — не годами, Уинстон; десятилетиями — по вопросу генетического рабства и мерзости "Рабсилы Инкорпорейтед".

Выражение лица директора было не совсем хмурым, но близким к этому.

— Я в этом не сомневаюсь. Но эта женщина в течение тех же десятилетий общалась — до сих пор общается! — с террористами. — Он сделал рукой махающий жест вниз. — И, пожалуйста, избавьте меня от старой поговорки о том, что террорист одного человека является борцом за свободу другого человека. Я признаю, что в этом есть доля правды, но не ждите, что я одобрю их тактику. Я не могу вспомнить ни одного офицера во флоте Солнечной Лиги, который когда-либо пробирался в личные покои заместителя министра внутренних дел, перерезал ему горло, а затем снял голову статуи и заменил ее отрубленной.

— Ах, да. — Гэннон улыбнулся. — Один из самых печально известных подвигов Джереми Экс. Было бы невежливо с моей стороны указать на то, что террористы оставили не только голову заместителя министра Албескью, но и его правую руку? Держал в руках чип, на котором были любовно записаны сексуальные подвиги заместителя министра... выдающимися из них было жестокое обращение с детьми-рабынями.

— Альбескью был свиньей, — сказал Кингсфорд с отвращением в голосе. — Это все еще не значит...

— Уинстон, оставьте. Вы смотрите на подобные вещи с точки зрения человека, который всю свою сознательную жизнь был флотским офицером. Я пришел беглецом, помните? Судя по виду оттуда — и, черт возьми, по моим более поздним исследованиям — я разработал теорию на этот счет. А именно, различие между настоящим солдатом и грязным, прогнившим террористом, по-видимому, в основном зависит от масштаба убийства. Если вы поражаете своего врага в промышленных масштабах — особенно на расстоянии, — вы отличный парень. Сделай это с близкого расстояния и в розницу, и ты станешь злобным убийцей. Теперь я признаю, что есть террористы и есть другие террористы, и некоторым из них наплевать, сколько невинных прохожих они убивают. В конце концов, они же террористы, верно? Они хотят, чтобы их зверства были настолько заметными, поразительными и ужасающими, насколько это физически возможно. Чем больше количество проклятых тел, тем лучше! Но правда? — Он посмотрел Кингсфорду в глаза и покачал головой. — Одюбон Баллрум всегда был намного осторожнее с "сопутствующим ущербом", чем флот Солнечной лиги, особенно когда мы поддерживали Управление пограничной безопасности, и вы это знаете, Уинстон.

Кингсфорд теперь хмурился, и Гэннон оглянулся на женщину, говорившую в десяти километрах к северу от офиса адмирала.

— Вы можете уволить меня в любое время, когда захотите, адмирал. Но, на мой взгляд, часть моей работы состоит в том, чтобы время от времени заставлять вас немного ерзать.

— Я и забыл, насколько ты хорош в этом, — проворчал Кингсфорд.

Они посидели в дружеском молчании еще пару минут. Затем Гэннон пожал плечами.

-Если это заставит вас чувствовать себя лучше, я могу почти гарантировать, что есть много людей, которые смотрят это и корчатся намного больше, чем вы.

— Нет — правда? — Адмирал усмехнулся. — Давайте смотреть... в алфавитном порядке мы могли бы начать со старшего — хотя и не постоянного — заместителя министра внутренних дел Аалстрома. И заканчивать...

— Новый финансовый директор "Джессик Комбайн"? — предложил Гэннон.

— Антуан Зурааба? Хороший выбор. Еще кофе?

— Да, пожалуйста.

Кингсфорд налил из старомодного графина. Затем он подождал, пока каждый из них сделает по глотку, прежде чем со вздохом откинулся на спинку стула.

— Ладно, покончим с этим. Ты не просил бы меня смотреть эту речь без причины. У тебя либо есть теория, которую ты хочешь, чтобы я услышал, либо...

— На самом деле, это предложение.

— Чего я боялся. — Кингсфорд снова вздохнул. — Так в чем же дело?

— Я хочу вашего разрешения связаться с Монтень — это будет сделано незаметно — и посмотреть, смогу ли я заставить ее согласиться на то, чтобы Лига борьбы с рабством начала работать — опять же, незаметно — с флотом.

Глаза адмирала расширились.

— Работать с нами над чем?

— Искоренением работорговли — всего аппарата, связанного с ней, а не только невольничьих судов и складов.

— Но... — нахмурившийся Кингсфорд выражал недоумение, а не сопротивление. — Я предполагал — как и вы, — что независимо от того, что еще он делает или не делает, Конституционный съезд собирается полностью запретить рабство, и на этот раз никаких дурацких шуток.

— Да, так и будет. И что потом? Уинстон, это было официально запрещено в Лиге на протяжении веков. Вы заметили, чтобы кто-нибудь действительно применял это?

— Ну, флот...

— Хорошо. — Гэннон кивнул. — Я поясню вам. Когда корабль флота действительно сталкивается с работорговцем с рабами на борту, он захватывает корабль и освобождает рабов. — И экипажи многих из этих работорговцев, — он не стал добавлять вслух, — довольно часто таинственным образом исчезают в глубинах космоса. О чем люди не очень много говорили.

— Но как часто это происходит на самом деле? — он продолжил более вызывающим тоном. — И подписывала ли Лига когда-нибудь "пункт об оборудовании"? Позвольте мне освежить ваш разум — это не так. Это прямо там, в Конвенции Черуэлла, но Лига никогда не применяла его. И любой командир, который осмеливался попытаться это сделать, изгонялся прямо со службы. Закоренелые союзники "Рабсилы" в УПБ, министерстве внутренних дел — и флоте, Уинстон — заботились об этом!

Он не сводил глаз с Кингсфорда, пока адмирал не кивнул, затем пожал плечами.

— Вероятно, на самом деле это не имело бы значения, если бы нам разрешили применить пункт об оборудовании, потому что невольничьи корабли — это только поверхность торговли. Если последние двести или триста стандартных лет что-то и продемонстрировали в том, что касается генетического рабства, так это то, что запрещать что-либо — это одно. На самом деле уничтожить его — это нечто совершенно другое, и особенно когда это такой глубокий нарыв. Генетическое рабство — я говорю обо всем этом бизнесе, Уинстон; не только корабли и склады, но и селекционные центры, лаборатории, заводы — все это не пойдет прахом только потому, что кучка политиков объявит это чушью, даже если на этот раз они действительно имеют в виду именно это. Это придется искоренять — чаще всего силой.

— Все в порядке... Я вижу это. — Адмирал все еще хмурился. — Но почему флот? Я бы подумал, что это полицейская функция. По крайней мере, за исключением тех невольничьих кораблей.

— И вы были бы правы, — согласился Гэннон. — К сожалению, полицейское ведомство, которое должно этим заниматься, особенно в Пограничье и Окраине, где это наиболее глубоко укоренилось, раньше называлось Управлением пограничной безопасности. Которое, как вы, возможно, помните, находится в процессе расформирования в качестве одного из требований Великого Альянса о капитуляции. Не то чтобы это имело такое уж большое значение. Начнем с того, что слишком много людей УПБ было в постели с работорговцами.

— Жандармерия...

— Жандармерия, несомненно, понесет окончательную ответственность за это, и генеральный прокурор Рорендаал ненавидит эту торговлю так же сильно, как и я, — сказал Гэннон. — Она собирается приложить все усилия, чтобы убедить премьер-министра Ена официально дать указание военному флоту начать применять пункт об оборудовании. Но что касается жандармерии, Гэддис по уши увяз в уборке дома от аллигаторов прямо здесь, на Старой Земле. Пройдет некоторое время, прежде чем он сможет начать отсеивать плохих парней из жандармов, которым было поручено работать с УПБ. Или на большинстве миров Пограничья, если уж на то пошло.

— Мы не можем просто начать пересекать границы юрисдикции, — возразил Кингсфорд. — Вся Лига сейчас находится в состоянии постоянного изменения. Гэддис и я согласны с тем, что последнее, что мы можем себе позволить прямо сейчас, — это даже выглядеть так, будто мы ввязываемся в какую-то войну за территорию. Наличие разногласий между военными и полицией — или даже видимость того, что они не в ладах, — не вызовет большого доверия к Временной Ассамблее или Конституционному съезду.

— Я не предлагаю ничего подобного, — терпеливо сказал Гэннон. — Чтобы это сработало, необходимо также сотрудничать с жандармерией. На самом деле, я уже, гм, обсудил некоторые гипотетические опасения с бригадиром Гэддисом.

— Уже, не так ли? — Кингсфорд посмотрел на своего директора управления разведки с явным трепетом.

— Только гипотетически, — успокаивающе ответил Гэннон. — Дело в том, что генетическое рабство — по крайней мере, технически — уже незаконно в Лиге. Это означает, что жандармерия юридически уполномочена преследовать его. На самом деле, так было уже очень давно. Рабство просто не было приоритетом, и жандармы, которые хотели, чтобы это было так, знали, что они не получат никакой поддержки от своего начальства, если направят на это ресурсы. Гэддис знает, что генеральный прокурор Рорендаал подпишет разрешение сделать именно это. Проблема в том, что, как я уже сказал, у него и так слишком много забот. Но он сообщил мне — гипотетически, конечно, — что был бы готов обратиться за помощью к военному флоту. В этот момент, помимо назначения нескольких сотрудников по связям, он в основном сосредоточился бы на том, чтобы убраться с нашего пути.

— Но почему мы? — спросил Кингсфорд. — Единственное, чем я не являюсь, так это копом, Чак!

— Да, вы не коп, — согласился Гэннон. — Однако вы являетесь командующим флотом, у которого под рукой есть две из трех вещей, которые действительно нужны флоту, чтобы немедленно приступить к реализации проекта.

— А это что такое?

— Во-первых, — Гэннон поднял палец, — у вас есть целый флот, который, возможно, не готов к войне с Великим Альянсом, но достаточно силен, чтобы разгромить любую преступную организацию, с которой он столкнется. Во-вторых, — поднялся второй палец, — я могу организовать нечто вроде разведывательного подразделения, которое будет руководить работой прямо из Управления разведки флота. Для этого нам не нужно одобрение извне, и это не было бы нарушением чьей-либо юрисдикции. Если уж на то пошло, бригадир Гэддис согласился — гипотетически, — что он мог бы одолжить мне несколько своих более ярких разведчиков, чтобы помочь.

Он сделал паузу, чтобы отхлебнуть кофе.

— Это две вещи, которые у нас уже есть. Что нам все еще нужно, так это ресурсы, которые понадобятся новому разведывательному подразделению Управления разведки — на данный момент я буду называть его бюро Фредерика Дугласа — для выполнения своей работы. Это означает в первую очередь бывших рабов. И, по крайней мере, некоторые из них должны быть бывшими участниками Баллрум, потому что никто другой — и я имею в виду, никто, Уинстон, — не знает, где находится работорговля и насколько глубоко она спрятана, так, как это делает Баллрум. Но они должны быть людьми, которым мы можем доверять, и быть уверенными, что это не агенты-мошенники или просто болваны. И я не могу представить никого, кто был бы в лучшем положении, чтобы предоставить нам таких агентов — надежных — чем Монтень и Лига борьба с рабством.

Нахмуренность Кингсфорда исчезла, но теперь она вернулась.

— Я могу следить за всем этим, но ты все еще не объяснил, почему флот должен это делать. О, я согласен, что работорговля — это мерзость. Что это рак, который развращает и отравляет все, к чему прикасается. Черт возьми, я пойду дальше. Кто-то должен растоптать это, и растоптать изо всех сил. Но, ради всего святого, Чак!

Он покачал головой, выражение его лица было железным.

— Ты знаешь лучше, чем кто-либо другой, сколько миллионов мужчин и женщин только что потерял флот. Но на случай, если ты еще не думал об этом, позволь мне представить это вам в перспективе. Наши общие потери составляют почти тридцать два процента от довоенной численности Боевого флота. Тридцать два процента, Чак. Нет ни одного служащего офицера или рядового, который не потерял бы кого-то, кого они знали. И каждый из наших уцелевших капитальных кораблей полностью устарел, каждый из наших уцелевших офицеров и рядовых знает, что нам чистили часы каждый раз, когда мы выступали против Великого Альянса, и каждый из них знает, что мы сдали столичную систему Лиги — черт возьми, всю саму Лигу — не сделав ни единого выстрела в Харрингтон! Ты говоришь, что Гэддис занят ремонтом и перестройкой жандармерии? Какого черта, по-твоему, я делаю? У меня слишком много забот, чтобы искать дополнительные миссии!

Гэннон несколько секунд спокойно смотрел на него в ответ. Затем...

— Уинстон, самое важное — на сегодняшний день — что флот Солнечной лиги имеет на своем вооружении, это собственную перестройку, не делая этого вокруг реваншистского спинного мозга. Ты прав насчет того, как жестоко нас избили. В основном из-за тупых гребаных адмиралов и еще более тупых политиков, которые, может быть, и не смогли бы вылить мочу из сапога, но вы правы. Мы потеряли, черт возьми, почти треть численности Боевого флота в мирное время. И как вы думаете, скольких людей, которых мы не потеряли, это радует? Сколько из них сидят и думают о том, когда в следующий раз они выступят против Великого Альянса... на этот раз с соответствующей технологией? Черт возьми, они были бы больше, чем людьми, если бы не думали именно так!

— Но мы не можем позволить им думать что-либо подобное. Ты так же беспокоишься об этом, как и я — мы много говорили об этом, Уинстон. Мы хотим, чтобы война с Великим Альянсом закончилась. Это сделано. Покончено — навсегда. Последнее, чего мы хотим, — это просто положить войну на полку, пока у флота не будет оборудования, чтобы запустить его опять и снова разорвать человеческую расу на части. На этот раз в таких масштабах, о которых я даже думать не хочу!

— Конечно, это последнее, чего мы хотим, — сказал Кингсфорд немного раздраженно. — Вот почему я собираюсь подписать реструктуризацию сил по Уиллису!

Настала очередь Гэннона кивнуть.

Кингсфорд поручил адмиралу Уиллису Дженнингсу, своему начальнику штаба, незавидную задачу пересмотреть всю структуру и организацию флота Солнечной Лиги — и как исправить его бесчисленные неудачи — после его сокрушительного поражения. Дженнингс подошел к своему назначению с безжалостным прагматизмом, который удивил даже Кингсфорда, и адмирал не хуже Гэннона знал, насколько... непопулярными могут быть некоторые аспекты предлагаемых его начальником штаба решений. Особенно с самыми закоренелыми бюрократами флота.

Полный роспуск Боевого флота, вероятно, вызвал бы самые громкие стенания... по крайней мере, в существующей иерархии Боевого флота, подумал Гэннон. Но Боевой флот должен был уйти. Дженнингс был абсолютно уверен в этом. Формальное разделение флота Солнечной Лиги на Пограничный флот, которому было поручено выполнять повседневные обязанности флота и выполнять свои обычные обязанности, и Боевой флот, которому было поручено фактически вести любые войны, которые возникали, было катастрофическим, Пограничный флот был достаточно сильно запятнан в глазах общественности (и его собственных, по правде говоря) тем, как он был втянут в поддержку коррупции в Управлении пограничной безопасности, но, по крайней мере, он был постоянно и полностью вовлечен в выполнение дел. Боевой флот — нет. Это была черная дыра, в которую каждый финансовый год вливалось финансирование, но ему не с кем было бороться, и поэтому он застопорился. Его крупнейшие корабли вообще не предназначались для других функций, кроме как участвовать в сражениях, а сражения так и не начались.

Пока, наконец, они не пришли, и застой и институциональное высокомерие, которыми был покрыт Боевой флот, не вернулись домой, чтобы устроиться на ночлег, как смертоносные ракушки. Он потерпел неудачу — полную и ужасную — в единственной функции, которая у него когда-либо была, и он знал это. Однако, захочет ли он когда-нибудь признать, что его неудача была вызвана им самим, было чем-то другим, и в этой части опыт Гэннона в отношении человеческой природы не вселял в него особого оптимизма. На самом деле, он был убежден, что Дженнингс — и Кингсфорд — были абсолютно правы: если Боевой флот продолжит существовать, он неизбежно станет хозяином, в котором метастазирует реваншизм, которого все они боялись.

Но, как указал Дженнингс в своем предварительном отчете Кингсфорду, Лига не нуждалась в Боевом флоте... и, на самом деле, вероятно, никогда не нуждалась. Функция Боевого флота заключалась в том, чтобы быть угрозой, неудержимым и непобедимым Джаггернаутом, который отговорил бы любого потенциального врага даже думать о том, чтобы скрестить мечи с Лигой. Возможно, когда-то эта концепция имела ограниченный смысл, по крайней мере, в начале истории Лиги. Но правда заключалась в том, что ни одна звездная нация, обладающая хоть граммом здравого смысла, не захотела бы "скрестить мечи" с чем-то таким большим и могущественным, каким стала Лига за T-столетия. Конечно, Великий Альянс этого тоже не хотел. Его рука понуждалась высокомерием и глупостью мандаринов... подкрепленной и подпитываемой собственным высокомерием, глупостью и слепотой Боевого флота. Значительно меньшая численность капитальных кораблей (при условии, что это были современные и эффективные капитальные корабли, а не устаревшие смертельные ловушки) довольно легко отпугнула бы любого, кто меньше Великого Альянса, и не породила бы шовинистического высокомерия, которое было так важно для институциональной ДНК Боевого флота.

Затем был тот факт, что флот Солнечной лиги на самом деле состоял из двух флотов. Офицеры и рядовые, но особенно офицеры, проходили разные карьерные пути либо в Пограничном флоте, либо в Боевом флоте. Кингсфорд мог бы пересчитать количество офицеров, особенно старших флаг-офицеров, имеющих опыт работы как в Пограничном флоте, так и в Боевом флоте, по пальцам рук и ног... не снимая обеих туфель. На самом верху произносили слова о сотрудничестве и взаимоподдерживающих миссиях, но это было только на словах.

Итак, Дженнингс предложил просто упразднить Боевой флот и полностью сосредоточить внимание военного флота на том, что раньше было Пограничным флотом. Пограничный флот также был бы упразднен как отдельная организационная ниша. Вместо этого был бы просто флот Солнечной лиги, реструктурированный таким образом, каким он должен был быть с самого начала: единая, унифицированная структура сил и командования, обслуживающая реальные потребности Лиги.

Упразднение как Управления пограничной безопасности, так и его системы протекторатов — как раз в данный момент происходит много упразднений, размышлял Гэннон, — чрезвычайно упростило бы эти потребности. Это также позволило бы военному флоту отказаться от своей неприятной роли силовика УПБ, когда пришло бы время запугать — или сокрушить — оппозицию пограничной безопасности и ее приспешников в протекторатах. То, что осталось бы, было бы проблемами, которые УПБ намеревалось решать, когда оно было впервые создано: поддержание мира на периферии, поиск и спасение, обеспечение соблюдения межзвездного закона и поддержание эффективного и современного боевого потенциала, достаточного для предотвращения любой реальной внешней угрозы Лиге.

Таким образом, каждый существующий соларианский корабль стены был обречен на разрушение или модернизацию. Инфраструктура базирования Боевого флота была бы значительно сокращена — фактически ликвидирована — и то, что было сохранено, было бы перепрофилировано для поддержки флота, крупнейшим кораблем которого в ближайшем будущем, вероятно, будет линейный крейсер или соларианская версия авианосцев Великого Альянса, учитывая, насколько эффективными будут современные легкие ударные корабли для большинства вероятных требований нового флота Солнечной лиги. Каждый существующий линейный крейсер — черт возьми, каждый существующий тяжелый крейсер — вероятно, тоже был бы списан, на самом деле, потому что они были такими же устаревшими, как корабли стены в эпоху многодвигательных ракет и ЛАКов, но это можно отложить, по крайней мере, на время. Как указал Гэннон, устаревшие или нет, они были вполне способны справиться с кем угодно, кроме Великого Альянса.

Конечно, ничего из этого не могло произойти в одночасье.

Гэннон знал, насколько прекрасно Кингсфорд понимает, что он не может позволить себе медлить. Он должен был двигаться, в то время как состояние шока существующей флотской иерархии — и... недосмотр Великого Альянса — означали, что он мог пинать миски с рисом направо и налево. Но в то же время он также должен был отдавать себе отчет в последствиях внезапного и огромного сокращения персонала, которое неизбежно повлекут за собой рекомендации Дженнингса. Многие офицеры — и рядовой состав — вот-вот окажутся внезапно безработными, и это было бы особенно проблематично в Лиге, чья межзвездная экономика была так сильно повреждена войной с Великим Альянсом. И которая в некотором смысле оказалась в еще худшем положении благодаря внезапному краху УПБ и триллионам и триллионам кредитов активов, которые многие трансзвездные компании внезапно потеряли вместе с протекторатами.

Конечно, предполагая, что он сможет убедить любое правительство, вышедшее из Конституционного съезда, финансировать флот, необходимость строительства такого количества новых военных кораблей для замены придала бы серьезный импульс по крайней мере одной части этой экономики. Как и необходимость полного восстановления разрушенной — как бы уничтоженной — промышленной базы Солнечной системы. Ничто из этого не могло помешать предлагаемым изменениям внести свою, отнюдь не незначительную лепту в нынешний жалкий беспорядок.

Несмотря на это, Кингсфорд полностью намеревался приступить к своей версии уборки авгиевой конюшни в течение следующего стандартного месяца или двух. Что, несомненно, объясняло его нежелание брать на себя дополнительные миссии именно сейчас.

— Я прекрасно понимаю, как много у вас на уме, Уинстон, — сказал теперь Гэннон. — И, честно говоря, нам чертовски повезло, что у Дженнингса есть моральная целостность и мозги — а у вас есть моральное мужество — признать, насколько плохой стала существующая система, и действительно что-то с этим сделать. На самом деле, в этом весь смысл, с точки зрения флота, того, что я предлагаю. Необходимость переориентировать флот на что-то другое, кроме зализывания ран, негодования и мести, — вот в чем весь смысл рекомендаций Дженнингса. Что ж, Пограничный флот только что потерял семьдесят или восемьдесят процентов своих старых миссий, а те, которые у него все еще есть, в значительной степени "работают как обычно". Там нет ничего, что могло бы вдохновить мужчин и женщин на полную реорганизацию своей профессиональной жизни. Но...

Он сделал паузу, приподняв брови, и Кингсфорд кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Думаю, теперь я понимаю, к чему ты клонишь. Дайте флоту задачу — задание, которое является очевидным разрывом с вашим прошлым "как обычно" — прямо сейчас. То, которое мы можем использовать в качестве фокусирующего устройства, иллюстрации того, что будет делать флот, который нам нужно построить, вместо того, чтобы сидеть сложа руки и думать о долгих и убийственных мыслях. И задание...

— Задание, которым они будут гордиться, вместо того, чтобы относиться к нему цинично, — закончил за него Гэннон. — Да. Уинстон, это то, что я предлагаю. Честно говоря, это не будет достаточно большой миссией — или отнимет достаточно времени — чтобы очень долго нести полную нагрузку "найти наш путь снова". Но это поможет нам встать на правильную ногу, и мы сможем воспользоваться импульсом, который это создает. Но мы не можем сделать это без помощи Лиги борьбы с рабством и, честно говоря, меня устраивает тот факт, что это требует от нас время от времени сталкиваться локтями с такими людьми, как Джереми Экс. Да, он безжалостен, но он не коррумпирован. Люди, которых привлекает обустройство собственных гнезд за государственный счет, не вступают в такие организации, как Одюбон Баллрум. Они склонны вступать в такие организации, как Ассоциация возрождения Джессики Стейн. — Он сделал пренебрежительный жест. — Ассоциация не была большой альтернативой Лиге борьбы с рабством, даже когда ею руководил ее отец. Сегодня?..

— Это кучка заполненных рубашек, засунувших голову в свою коллективную задницу. Хороши в сборе денег и в произнесении речей, — Кингсфорд взглянул на ставший темным HD, — хотя и не так хороши, как эта. Не очень хорошо получается тратить деньги на что-либо, кроме откатов и гонораров консультантов. О, и зарплату для офицеров и администраторов Лиги. Что это за старая поговорка о том, что делать хорошо, делая добро? — Он скривился от отвращения. — Даже если бы Стейн была хоть сколько-нибудь заинтересована в том, чтобы действительно что-то сделать с рабством, они были бы примерно так же эффективны для того, о чем вы говорите, как игрушечные пудели вместо охотничьих собак.

— Хуже, чем бесполезно, на мой взгляд. Под руководством Джессики они ужасно сдружились с Фактором Возрождения. — Настала очередь Гэннона скорчить гримасу. — Ты знаешь, как я к ним отношусь.

— Ты очень подозрительный, недоверчивый человек, Чак. Всегда склонен видеть тьму, куда бы ты ни посмотрел. Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил это?

— Андреа, по крайней мере, два раза в неделю. Но у нее предубеждение, потому что она так хорошо меня знает. Послушайте, я не утверждаю и никогда не утверждал, что Маннергейм и Фактор Возрождения — агенты дьявола. Но под всем этим "мы организуемся только для взаимной обороны" они ничуть не менее амбициозны, чем люди, управляющие "Автономным региональным сектором Майя". Разница в том, что они вкрадчивы и чертовски менее откровенны в этом. Никто не может обвинить в этом Баррегоса и Розака.

— Вряд ли. — Кингсфорд фыркнул. — Не говоря уже о том, что я бы предпочел, чтобы на моей стороне в битве были Луис Розак и его люди, а не флот Маннергейма. Они были великолепны в битве при Факеле.

Адмирал допил свою чашку кофе.

— Хорошо, Чак. У вас есть мое разрешение посмотреть, что вы можете предпринять, если вообще что-нибудь сможете. Но на данный момент это касается только нас с тобой — может быть, Гэддиса — и мышей на чердаке. Понятно?

К Гэннону вернулся невозмутимый взгляд. — Отлично. И Кэтрин Монтень.

Взгляд не дрогнул, и Кингсфорд стиснул зубы.

— И кто бы еще тебе ни понадобился, — сказал он сквозь зубы. — Даже... даже...

— Все в порядке, Уинстон. — Гэннон улыбнулся. — Вам не нужно называть никаких имен, кроме Монтень. У нас есть свое понимание.

Ресторан Тур Д'Аржан

Набережная Сены

Феникс Париж

Старая Земля

Солнечная система

— Вы смотрели речь?

— Да. Мне пришлось заставить себя сделать это, но я сделала, — сказала Джессика Стейн, глядя поверх через бокала, который официант только что наполнил вином. Глава Ассоциации возрождения потратила время на то, чтобы вдохнуть аромат вина. Это было бордо, о стоимости которого не стоило и думать. К счастью, ей не нужно было думать об этом, так как оно было предоставлено ее хозяином, и ему тоже не нужно было думать об этом. Не совсем. Эдвард Текуатль родился в богатой семье Маннергеймов, не говоря уже о том, что он был генеральным директором одного из крупнейших банков Маннергейма.

Он также был давним сторонником Ассоциации возрождения, начиная с того времени, когда ее основал отец Джессики Иероним. После убийства Иеронима Текуатль решительно поддержал предложение Джессики заменить ее отца на посту главы организации. Учитывая, что он был одним из двух или трех самых щедрых доноров Ассоциации, его мнение имело большой вес. Достаточный, чтобы оно вполне могло стать тем, что в конечном счете склонило чашу весов в ее пользу.

Стейн отхлебнула бордо и улыбнулась от удовольствия, но улыбка превратилась в насмешку, когда она поставила бокал на их стол.

— Лучшее, что я могу сказать о Кэтрин Монтень, это то, что она чертовски надоедлива. Она была занозой в нашем боку на протяжении десятилетий. Я не думаю, что кто-либо другой мог бы помешать борьбе с генетическим рабством больше, чем она, с ее радикальной риторикой — много хорошего, что когда-либо делало! — и ее ассоциацией с Одюбон Баллрум. Она позволила мезанцам легко очернить всех своих противников как сочувствующих террористам. Которыми, — усмешка превратилась в хмурый взгляд, и ее голос повысился, — мы, безусловно, не были.

— Да, — согласился Текуатль. — Хотя Иероним был осторожен и никогда публично не нападал на Баллрум. Во всяком случае, не по именам.

Стейн фыркнула.

— Мой отец иногда мог быть мягкосердечным. Я никогда не стеснялась называть имена, включая имя Джереми Экс. — Она немного выпрямилась, ее плечи напряглись. — И будь проклят риск, на который я пошла, чтобы быть убитой им самим.

— Давай будем честны, Джессика, — сказал Текуатль тем же мягким тоном. — Это был не такой уж большой риск. Говорите о нем все, что хотите, но Джереми Экс никогда никого не убил только за то, что тот был одним з его многочисленных критиков. Для этого вы должны были действительно сделать что-то в поддержку генетического рабства, что было бы обвинением, которое никто никогда не выдвигал против Ассоциации возрождения или кого-либо из ее членов. И уж точно не кого-либо из его лидеров.

Стейн снова шмыгнула носом и пренебрежительно махнула рукой.

— Хватит на эту тему. Теперь, когда Монтень в Солнечной системе — и, по-видимому, планирует остаться на некоторое время — нам нужно активизировать нашу деятельность по проблеме рабства на Конституционном съезде, иначе проклятая Лига борьбы с рабством получит всю огласку. Можем ли мы рассчитывать на вашу поддержку?

— Конечно. — Текуатль отпил из своего бокала. — Не могу сказать, что у меня столь сильные чувства к Монтень, как у вас, но Маннергейм всегда предпочитал ваш подход подходу Лиги борьбы с рабством.

? ? ?

Остальная часть ужина состояла в основном из болтовни двух людей, которые были хорошо знакомы в течение многих лет, даже если их нельзя было назвать настоящими друзьями,. Где сейчас такой-то и что-то такое, и что бы в любом случае вышло из этого проекта. Им обоим было приятно, и еда, конечно, была превосходной — как и следовало ожидать от ресторана, который утверждал, что ведет свое происхождение от древнего Парижа.

Это утверждение было фантастичным, поскольку "Тур Д'Аржан" выходил из бизнеса сколько угодно раз — один раз почти на четыре столетия — и у него сменилось больше владельцев, чем кто-либо мог припомнить. Если уж на то пошло, весь город Париж был уничтожен в Последней войне. Город Феникс Париж был восстановлен — великолепно — на том же месте, восстав из пепла, как тот самый феникс, с которым он навсегда ассоциировался, но ни одно из его первоначальных сооружений, включая то, что называлось Тур Д'Аржан, не пережило пару мегатонных взрывов, которые сравняли его с землей. Так что теперь это имя на самом деле было просто именем, которое постоянно воскрешалось из-за своей священной древности. Но, по крайней мере, в своей нынешней реинкарнации Тур Д'Аржан снова оказался в центре города на реке Сена. Был период почти тысячу лет назад, вскоре после Последней войны и до "Феникс Париж", когда ресторан, носивший это название, находился в Ле-Мане, из всех возможных мест.

Как только с ужином было покончено, они разошлись в разные стороны. У Текуатля был постоянно забронированный номер в соседнем отеле, оснащенный очень дорогим и очень защищенным коммуникационным оборудованием. Оборудование, которое он быстро использовал, как только добрался до своего номера.

— Да? — сказал голос.

— Она основательная, — сказал он, не потрудившись представиться. — В этом нет ничего удивительного. Но никогда не помешает убедиться. — Он тихо рассмеялся. — Что это был за термин, который использовал какой-то древний политик? "Полезная идиотка", если я правильно помню.

Май 1923 года э.р.

— Ну, в данный момент я не чувствую себя такой теплой и мягкой.

— Одри О'Ханрахан

Башня Амагук

Город Старый Чикаго

Старая Земля

Солнечная система

Одри О'Ханрахан поставила свою полупустую кофейную чашку на маленький столик, встала и подошла к перилам балкона.

День был ветреный, но, по крайней мере, апрельские похолодания в конце сезона остались в прошлом, и она наслаждалась тем, как ветерок ласкал ее волосы. Она постояла несколько минут, наслаждаясь ощущением и наблюдая за всегда оживленным, а иногда и неистовым движением, которое пронизывало огромный город на самых разных уровнях. И таким количеством различных путей и способов. Канатные дороги, аэрокары, скользящие дорожки — она даже могла видеть нескольких настоящих пешеходов тут и там, наряду с тем, что казалось армией бегунов трусцой.

Она не считала бегунов за пешеходов. О'Ханрахан поддерживала себя в отличной физической форме, но занималась спортом в уединении. В конце концов, не было никаких причин переносить ее пот и ворчание на других. Она рассматривала пробежки на публике как легкую форму нарциссизма.

Когда она впервые начала приезжать в Старый Чикаго, до того, как приобрела свою квартиру здесь, в башне Амагук, она заплатила повышенную плату, чтобы снять комнаты с видом на озеро Мичиган, поскольку именно этот вид все рекомендовали. И действительно, всегда было приятно любоваться огромными просторами четвертого по величине озера Старой Земли, особенно летом, когда оно было усеяно парусниками. И иногда это было впечатляюще — особенно когда налетал один из сильных штормов.

Но после нескольких посещений она начала находить этот вид немного скучным. Это было похоже на посещение Большого Каньона, что она тоже сделала... однажды. Первые пятнадцать минут были невероятными; следующие пятнадцать были... интересными. И после этого... Что ж, вскоре даже самая впечатляющая перспектива становилась довольно скучной, если она была полностью статичной.

Озеро Мичиган, конечно, никогда не было полностью статичным, поскольку там всегда были волны. Но волны не могли конкурировать с безумием городского движения, созданного человеком. Таким образом, она сэкономила немного денег, купив квартиру с видом на сам город, когда пришло время ей обосноваться на постоянное место жительства в столице. Она, конечно, не экономила дополнительные деньги, которые могла бы получить, купив квартиру с внутренней отделкой, без внешнего балкона и вообще без прямого вида. Люди могли говорить что угодно о том, что умные стены "так же хороши", как и прямой обзор, но Одри О'Ханрахан не была одной из них. И некоторые трудности были преодолимы, особенно учитывая поток доходов, который приносил ее сайт. Сообщения О'Ханрахан были самым просматриваемым новостным сайтом-расследованием в большей части Солнечной лиги, в том числе здесь, на самой Старой Земле, с буквально миллиардами подписчиков. Она упорно трудилась, чтобы достичь этого. Конечно, помогло содействие, оказанное ее контактами по Соответствию, но в основном это было результатом ее собственного мастерства, ее собственного таланта, ее собственной упрямой настойчивости и ее подлинной страсти к раскрытию правды.

Даже если существовали некоторые истины, которыми не могли поделиться даже Сообщения О'Ханрахан.

Это была еще одна причина, по которой она выбрала Амагук. Согласно веб-сайту башни, она была названа в честь Жака Амагука, известного политического лидера Демократической партии первого века из северного полушария Старой Земли, чья фамилия означала "Отец-волк" на одном из древних языков его предков. Но О'Ханрахан провела небольшое дополнительное исследование, и, хотя все это было правдой, ей показалось совершенно уместным найти дом в башне, которая также была названа в честь бога-обманщика инуитов.

Обычно она провела бы на своем балконе не менее получаса, этого хватило бы на две полные чашки кофе. Но сегодня она прервалась всего через десять минут, не успев закончить даже одну. Ей нужно было написать сценарий, и, как это часто случалось, проснувшись тем утром, она обнаружила, что пьеса в основном была написана сама собой, пока она спала. Поэтому она хотела записать ее для потомков, пока ничего не забыла.

Для подавляющего большинства людей глагол "писать" на самом деле означал диктовать программе распознавания голоса. Обычно это означало то же самое и для О'Ханрахан, но не тогда, когда она могла позволить себе роскошь комфортной рабочей обстановки и отсутствия предельных сроков. В таких случаях она предпочитала использовать старомодные методы. Она была твердо убеждена, что бы ни говорили неврологи, что она лучше соображает, если ее пальцы заняты так же, как и мозг. Поэтому, когда это было возможно, она пользовалась клавиатурой.

Однако она не была полным сторонником регресса. Она была вполне довольна виртуальной клавиатурой и не испытывала необходимости травмировать кончики пальцев, ударяя ими по твердым, материальным клавишам. Когда-то она знала писательницу, которая настаивала на использовании архаичной механической клавиатуры, и ей было интересно, сколько медицинской помощи потребуется глупой женщине, когда она закончит целую книгу.

Она села за свой стол, вызвала клавиатуру и начала печатать.

"Спонтанное решение" Кэтрин Монтень посетить галактический съезд Лиги борьбы с рабством в Старом Чикаго — это проницательный ход. Не только для нее, но и для правительства Мантикоры и всего Великого Альянса. Конечно, и Звездная империя, и сама Монтень будут с негодованием отрицать, что ее поездка на Старую Терру имеет какую-либо официальное санкцию. Они будут настаивать, что это не более чем продолжение частным лицом своей давней приверженности и ведущей роли в борьбе с генетическим рабством.

Это хитрый ход именно потому, что никто не может эффективно оспорить это возмущение. Кэтрин Монтень действительно имеет безупречный послужной список, насчитывающий десятилетия, в качестве одного из центральных лидеров Лиги борьбы с рабством, и она, пожалуй, является ее самым известным и красноречивым общественным представителем. И хотя она больше не изгнанница из Звездной империи и даже снова стала политически респектабельной, ни она, ни ее либеральная партия не являются частью правительства премьер-министра Грантвилля. Действительно, официально они по-прежнему являются "лояльной оппозицией".

Конечно, этот ярлык может ввести в заблуждение. Это определенно так, когда дело доходит до внешней политики Мантикоры. По этим вопросам либералы сейчас на практике являются частью неформальной "большой коалиции". В то время как они продолжают свою политику несогласия с центристами Грантвилля по ряду внутренних вопросов — вопросов, которые Монтень никогда не стесняется выдвигать — эти вопросы не являются центральными в политической жизни Звездной империи. И не будут, пока конфликт с Солнечной лигой остается официально неурегулированным.

Именно это делает присутствие Монтень здесь, в Солнечной системе, особенно интересным. Она не вручала никаких посольских верительных грамот Временному правительству, и она здесь не для того, чтобы присутствовать на Конституционном съезде. По крайней мере, официально. И маловероятно, что она лично будет присутствовать на каком-либо из его заседаний. Но само ее присутствие на Старой Земле напоминает населению Солнечной системы и всей Солнечной лиге, что послужной список Мантикоры во взаимодействии с независимыми звездными нациями Окраины и даже с "протекторатами" Пограничной безопасности Окраин намного лучше, чем у Лиги. Это верно в дипломатическом, экономическом плане и — что наиболее поразительно — в отношении рабства и работорговли, и почти то же самое можно сказать о бывшем враге Звездной империи, а ныне союзнике, республике Хевен.

Откровенно говоря, история Солнечной лиги и генетического рабства воняет до небес. Лига, возможно, и объявила вне закона работорговлю и сам институт генетического рабства, но эта великолепная официальная позиция на самом деле является фиговым листком — и к тому же ветхим. Давней, центральной чертой общей коррупции чиновников и бюрократии Лиги было их старательное уклонение от любого расследования деятельности любой из гигантских межзвездных корпораций, ведущих бизнес в Солнечной лиге. То же самое уклонение применялось к "Рабсиле Инкорпорейтед" и связанным с ней трансзвездным компаниям... и к любому эффективному применению законов против рабства и работорговли. Наши бюрократические начальники отводили глаза, но их ладони всегда были протянуты вперед.

Это непопулярная позиция — по крайней мере, пока — но, по мнению этого репортера, требование Великого Альянса, чтобы Солнечная лига созвала специальный съезд и написала новую Конституцию, которая предотвратит возрождение политически безответственной бюрократии, давшей нам мандаринов и их катастрофическую политику, не просто оправдано, но в значительной степени находится в собственных интересах Лиги. Отсутствие подотчетности всегда порождает коррупцию. А коррупция всегда порождает злоупотребление властью, что позволяет процветать таким варварствам, как генетическая работорговля, и, во время своего расцвета, пятнать каждого гражданина Лиги кровавой виной за один из самых отвратительных институтов в долгой, темной истории человеческой жестокости и коррупции.

Центральной задачей Конституционного съезда будет предотвращение возрождения этой коррупции, и этот репортер уверена, что в рамках этой задачи его делегаты будут вынуждены конкретно бороться с рабством и работорговлей. Я сомневаюсь, что можно было бы найти хоть одного делегата на этом съезде, который сказал бы иначе, и подавляющее большинство из них будет искренним в своей решимости. В самом реальном смысле работорговля — отвратительное зло само по себе — также является фокусной точкой, линзой, олицетворением того, что позволяет эта коррупция. И, если кто-либо из делегатов съезда даже решит не заниматься конкретно работорговлей, присутствие Кэтрин Монтень в нескольких километрах от места их обсуждения, безусловно, должно укрепить их позвоночник.

И так оно и должно быть.

Мягко говоря, неловко осуждать Великий Альянс за его авторитарное требование переписать наш самый фундаментальный закон или за его предполагаемую жестокость во время завоевания Мезы, когда люди, осуждающие их, принадлежат к государству, чье авторитарное поведение и жестокость по отношению к огромному населению Окраин в начале появления гигантских трансзвездных корпораций было по меньшей мере таким же плохим. Кажется... маловероятным, что Великий Альянс — или Кэтрин Монтень — позволят Конституционному съезду или Лиге в целом забыть об этом, и хорошо, что они не должны.

Говоря о предполагаемой жестокости Великого Альянса в системе Мезы, этот репортер недавно получила информацию, которая, по крайней мере, ставит под сомнение ответственность Десятого флота адмирала Золотой Пик за ядерную бомбардировку, унесшую миллионы жизней. Как известно читателям Сообщений О'Ханрахан, я была на Мезе во время этой бомбардировки. И, как известно тем же читателям, я постоянно подвергала сомнению повествование о мантикорском и хевенитском империализме как движущей силе войны между Великим Альянсом и Солнечной лигой. Несмотря на это, первоначальные доказательства — или то, что казалось доказательствами — виновности Великого Альянса в зверствах на Мезе в то время казались ошеломляющими. Однако новая информация, которая попала в мое распоряжение, решительно опровергает это "доказательство" ответственности Великого Альянса. Я намерена вскоре вернуться на Мезу, чтобы провести расследование...

Она сделала паузу. На самом деле она еще не решила, собирается ли она снова посетить Мезу, и ее новая "информация" не поступила ни из одного мезанского источника. То, что один из ее многочисленных контактов в вооруженных силах Солнечной системы фактически предоставил ей, был анализ бомбардировки Мезы, продвигаемый новым директором Управления разведки флота адмирала Кингсфорда. Анализ был чисто неофициальным, без официального одобрения или отклонения, но, учитывая очевидное влияние доктора Гэннона на командующего флотом, к нему нужно было отнестись очень серьезно.

И проблема О'Ханрахан заключалась в том, что она была почти уверена в правоте Гэннона.

Она никогда не верила, что Одюбон Баллрум мог отвечать за "террористическую" кампанию, которая предшествовала прибытию Десятого флота в Мезу. Ее начальство по Соответствию не послало бы ее освещать это — не знало бы заранее, что это вот-вот произойдет и его нужно будет освещать, — если бы не было задействовано само Соответствие. И, если у нее и были какие-то сомнения по этому поводу, их разрешило то, как был составлен ее мезанский маршрут. Кроме того, у нее были обширные контакты внутри разведывательных служб Мезы, и это означало, насколько она знала, что у Баллрум просто не было ресурсов внутри системы для проведения кампании такого масштаба. Мог быть... единичный случай, подобный Грин Пайнс. Ее внутреннее жюри все еще не определилось с этим. Она была готова принять возможность того, что террористы из Баллрум могли заполучить в свои руки одно или два ядерных устройства, и вполне возможно, что Грин Пайнс был их делом рук. Действительно, вполне могло послужить вдохновением — и предлогом — для серии... нападений подражателей, о которых ее послали сообщить.

Но даже принимая возможность того, что в Грин Пайнс был замешан Баллрум, она никогда не верила, что Золотой Пик отдала приказ нанести ядерные удары после ее прибытия. У нее не было никакой логической причины делать это. Единственная гипотеза, которую кто-либо мог выдвинуть относительно того, почему она могла их заказать, заключалась в том, что эта женщина была маньяком-убийцей. Или, по крайней мере, кто-то, неспособный контролировать свой свирепый нрав в условиях стресса.

Но ничто в истории мантикорского адмирала — О'Ханрахан исследовала ее прошлое — не подтверждало это предположение. Женщина, которая была двоюродной сестрой императрицы Элизабет, четвертой в очереди на мантикорский трон, не собиралась убивать миллионы мирных жителей и вручать такую шипастую дубинку врагам Великого Альянса в Солнечной системе из прихоти. И простой "стресс" был... по меньшей мере, маловероятен, чтобы изменить это. Кроме того, Золотой Пик не испытывала никакого стресса. Ее Десятый флот уже завоевал Мезу. То, что осталось от правительства Мезы, лежало на спине, размахивая лапами в воздухе в знак жалкой покорности. Если бы за всю историю галактических войн и было менее напряженное завоевание звездной нации, О'Ханрахан не смогла бы его найти.

И если бы это был не Баллрум и не Десятый флот, оставалось бы только объяснение Великого Альянса — что это было собственное Соответствие О'Ханрахан. Это объяснение имело гораздо больше смысла, чем любое другое. Так много смысла, что, в конце концов, О'Ханрахан сама приняла это... в частном порядке, конечно.

Вначале она этого не сделала, и не просто потому, что не хотела, а по множеству причин, включая непристойное число погибших. Уже тогда она поняла, что эта часть ее ответа была эмоциональной, но это также было не единственной причиной, по которой она отвергла всю идею. Так же, как и в случае с Золотым Пиком, она не смогла увидеть никакой логической причины или мотива для Соответствия. Зачем ему делать что-то настолько дикое?

Она десятилетиями знала — поняла, когда подростком присоединилась к Соответствию, — что его лидеры способны на безжалостность. Но лидеры каждой серьезной борьбы в истории по необходимости были безжалостны. Лидеры Соответствия ничем не отличались от десятков примеров, которые она могла бы выбрать. Например, лидеры демократических стран, которые сражались и победили фашистских тиранов за пару столетий до Диаспоры. Они без колебаний подвергли своих врагов массированным воздушным бомбардировкам — включая налеты с зажигательными бомбами и самое первое применение ядерного оружия, — которые унесли более двух миллионов жизней в то время, когда существовало немногим более двух миллиардов человек.

Когда-то не было никакого способа систематически решать эти проблемы. Но это перестало быть правдой столетия назад, учитывая неуклонное развитие генетической и биологической науки со времен Диаспоры, и эта неудача больше не была простительной. Ограничения человеческого генома теперь были вызваны не чем иным, как суевериями, политическими проступками и культурной инертностью. Иными словами, теми же самыми факторами, которые в эпоху до Диаспоры приводили к охоте на ведьм, религиозным войнам, погромам — ко всем видам звериного поведения.

Но в то время как она могла и принимала безжалостность, которую ее дело временами считало необходимой, было необходимо решающее слово. Конец, цель — предназначение — должны оправдывать безжалостность. Это должно стоить той цены, которая была заплачена, и она никогда не должна быть заплачена случайно. Это должно быть оправдано морально, а не просто прагматически. И когда ценой были человеческие жизни, она должна была быть выплачена только тогда, когда не было другого выбора, никакой другой монеты, за которую можно было бы купить будущее.

И причина, по которой ей поначалу было так трудно принять ответственность Соответствия за ядерные удары, заключалась в том, что она не могла видеть внятного мотива. Это казалось бойней само по себе. Как бы она ни старалась, она не смогла увидеть никакого другого мотива, а тем более какого-либо другого оправдания. Это было то, чего она никогда раньше не видела от лидеров своего движения, и поэтому она не могла поверить, что это были они. Действительно, возможно, было бы точнее сказать, что она отказывалась верить, что это были они.

До сих пор.

Никто не проинформировал ее о каких-либо мерах, которые могли быть приняты для эвакуации персонала Соответствия с Мезы, но она всегда понимала — любой во внутренних слоях Соответствия понимал, просто в силу того, что был очень умен, если не больше — что подобные меры должны были быть приняты. Если и было что-то, во что верило Соответствие, так это то, что оно готовилось, и рано или поздно оно почти неизбежно было бы вынуждено эвакуироваться с Мезы. Как независимая звездная нация, Меза никогда не попадала под защиту Солнечной лиги, и неверное поведение ее корпоративного руководства — особенно руководства "Рабсилы", хотя "Рабсила" едва ли была одинока — должно было в конечном итоге вызвать Немезиду. И если бы кто-то вроде, о, Великого Альянса, пришел и завоевал Мезу, Соответствие никогда бы не рискнуло позволить своему руководству попасть в руки завоевателей. Так что, очевидно, должен быть план по извлечению этих кадров безопасно и заблаговременно.

И если Гэннон был прав... если его гипотеза о том, что ответный удар был нанесен так быстро и мощно, что Соответствие было застигнуто врасплох и подготовлено лишь наполовину, была точной...

Однако даже это не могло объяснить или оправдать Удар Беовульфа.

Убийство более сорока миллионов мирных жителей? Гражданских лиц, которые не представляли угрозы для эвакуации Мезы или для самого Соответствия. Как, во имя всего святого, что-то подобное вписывалось в цель и задачи Соответствия?

Она не знала ответов на эти вопросы. То, что произошло на Мезе, да. Теперь она могла принять это как дело рук Соответствия. Но Беовульф...это было тяжело. Действительно, она все еще не принимала ответственность Соответствия за это. Великий Альянс мог бы возложить ответственность на Соответствие, и она могла легко понять, почему это произошло, учитывая все остальное, что пришлось пережить его членам. Но тот факт, что Альянс искренне верил в это, не означал, что это обязательно было верно. Бог знал, что было достаточно коррумпированных бюрократов и трансзвездников, обладающих властью, чтобы совершить подобное злодеяние из-за их ярости на Беовульфа за поддержку Мантикоры и Великого Альянса с самого начала. Действительно, она могла бы составить список из более чем дюжины подозреваемых, начиная с Волкхарта Калокаиноса из "Калокаинос Шиппинг" и заканчивая любой из других судоходных линий, которые понесли катастрофические потери, когда Великий Альянс перекрыл кровоток межзвездной жизни Солнечной лиги.

Она подозревала, что одной из причин, по которой ей было так легко составить этот список, был сам факт, что она считала невозможным придумать приемлемую причину для того, чтобы Соответствие совершило это злодеяние. Но это уже не было невозможным, когда речь шла о зверстве в Мезе.

И все же здесь ей пришлось перейти очень тонкую грань. С одной стороны, поддержание — нет, укрепление — ее репутации самого надежного и неподкупного репортера-расследователя в галактике было бы чрезвычайно полезно для Соответствия, особенно в долгосрочной перспективе. С другой стороны, как ей это удалось бы, не убеждая галактику в том, что ее Соответствие действительно было организатором жестоких массовых убийств?

И хотя она не хотела признаваться в этом даже самой себе, как она это сделала, когда глубоко в глубине своего сердца и души она все еще была в ужасе от масштаба того, что произошло на Мезе? Как бы тщательно она ни понимала прагматическую необходимость вывода их персонала в безопасное место, как руководство Соответствия — как кто-либо из членов Соответствия — уравновесили моральный баланс стольких миллионов смертей? Особенно когда она все еще не могла, как бы отчаянно ни хотела, уверить себя, что ее Соответствие не несет ответственности за происшедшее в Беовульфе.

Она сидела, уставившись на то, что уже написала, по крайней мере пять минут, затем глубоко вздохнула.

Она не была готова взяться за эту конкретную проблему. Только после того, как она сама убедилась в точности анализа Гэннона... и в том, что она, Одри О'Ханрахан, может признать, что ее Соответствие действовало в соответствии со своими собственными целями и стандартами. Она пока не была уверена ни в том, ни в другом. И пока она не была...

Она стерла свой последний абзац, удалила все упоминания о новой информации о Мезе и закончила коротким заключением относительно вероятного поведения Монтень в ближайшем будущем.

Покончив с этим, она отослала страничку и направилась в свою спальню одеваться.

Делегаты Конституционного съезда все еще прибывали из более отдаленных звездных систем Солнечной лиги. По размерам Лига имела много общего с динозавром или, возможно, с голубым китом Старой Земли. Даже при наличии гипермостов потребовались буквально месяцы, чтобы даже быстрые курьерские катера достигли некоторых из этих систем с новостями о капитуляции Лиги. Затем им пришлось отбирать делегатов — и разве в некоторых из них это не было воздушным боем? — а затем отправлять делегатов обратно в ту же многомесячную поездку. На самом деле было замечательно, что они смогли собрать достаточное их количество для кворума "всего" за четыре месяца, и они все еще не были готовы приступить к написанию какой-либо серьезной конституции. Однако они были готовы, по крайней мере, одобрить — или отклонить, конечно, политики есть политики — процедурные руководящие принципы, предложенные Временным правительством, и первое официальное заседание Съезда было назначено на начало второй половины дня. Она хотела быть там, когда это произойдет. На самом деле, она хотела попасть туда до его созыва, чтобы взять интервью у нескольких наиболее важных делегатов.

? ? ?

Одежда была источником некоторого нетерпения и еще большего раздражения.

Когда она вернулась в Старый Чикаго из Мезы, ее кураторы сообщили ей по одному из своих обходных каналов, что они хотят, чтобы она воспользовалась услугами "Уайтинг Секьюритиз". Они были довольно настойчивы по этому поводу.

Лично она думала, что они пугаются теней. Базирующиеся на Мезе трансзвездные корпорации, которых она столько лет приводила в бешенство, были разгромлены, и с генеральным прокурором Рорендаал и Симеоном Гэддисом, дышащими им в затылок, у некогда могущественной бюрократии Солнечной лиги было гораздо больше забот, чем у нее. О, она, вероятно, все еще чертовски раздражала их, но у них были гораздо более насущные проблемы, чем у нее. Поскольку спецслужбы Великого Альянса систематически уничтожали мезанские трансзвездные сети, а Гэддис и Рорендаал переворачивали один камень за другим, публичные разоблачения некоей Одри О'Ханрахан были далеко внизу их списка угроз. Она не привыкла играть вторую скрипку, когда дело касалось ее работы в качестве журналиста-расследователя. Но так оно и было, по крайней мере на данный момент, так что казалось... мягко говоря, маловероятным, что в подобный момент кто-то стал бы тратить ресурсы на ее убийство.

Но ее кураторы настояли. И хотя они редко отдавали такие конкретные приказы о порядке перемещений, когда они это делали, они были очень тверды — вплоть до упрямства.

Итак, будучи хорошим солдатом, она надела защитную одежду, которую предоставил ей Уайтинг, чтобы носить ее всякий раз, когда она выходила на публику.

Это заняло немного времени.

На самом деле "блейзер" был не так уж плох. Неудивительно, поскольку он, должно быть, стоил целое состояние. Его антибаллистическая интеллектуальная ткань, гарантированно останавливающая все, кроме огня тяжелых военных пульсеров, была почти бесконечно программируема как по цвету, так и по крою. Загрузка выкройки для сшитого на заказ однобортного жакета, подходящего для прохладного дня и идеально сочетающегося с выбранным ею брючным костюмом, заняла немного времени, но это было не особенно сложно.

Она не могла сказать того же о смехотворно сложном приспособлении — почему бы просто не назвать его поясом целомудрия и покончить с этим? — который она должна была поместить на животе под "блейзером". Регулировать это было, мягко говоря, досадно неловко. Это тоже было неудобно.

И из-за этого она выглядела толстой.

В конце концов, однако, она экипировалась и выбралась из своей квартиры. Чтобы обнаружить, что ее телохранитель Уайтинга стоял прямо за дверью, ожидая ее. Как долго? Она удивилась, но не спросила.

Она сказала службе безопасности — довольно твердо, — что ей не нужно, чтобы кто-то круглосуточно охранял ее квартиру. Они поссорились. Она настояла. В конце концов, они сдались... за исключением того, что они этого не сделали. Вместо этого они "достигли взаимопонимания" с руководством башни, чтобы разместить кого-то постоянно в вестибюле лифта на ее этаже. Официально она ничего об этом не знала, но она была одним из звездных репортеров-расследователей Солнечной лиги. С другой стороны, ей было приказано пользоваться их услугами, поэтому она не могла вышвырнуть их к черту из своей жизни. На самом деле, она даже не могла поспорить с ними по этому поводу, потому что любой, кто ее знал, знал, что она не стала бы спорить; она бы просто уволила их.

Поэтому они притворились, что не наблюдали за ней всю ночь, а она притворилась, что не знала, что они это делают.

Иногда она ненавидела быть хорошим солдатом.

По крайней мере, у Майкла Андерле, телохранителя, назначенного для ее непосредственной охраны, было чувство юмора. И он, возможно, был специально заказан центральным кастингом на роль устрашающего телохранителя. Судя по его внешности и цвету кожи, Андерле был выходцем с Самоа или какого-то другого тихоокеанского острова. Кроме того, он был около двух метров ростом и, должно быть, весил сто шестьдесят пять килограммов, из которых очень мало приходилось на жир.

Что ж, если бы случилось худшее и у нее случился обморок, он мог бы легко засунуть ее в карман и отнести домой.

— Я направляюсь в Лига Плаза, — сказала она, и он кивнул.

— Нас ждет аэромобиль.

? ? ?

О'Ханрахан была бы более склонна назвать большой, тяжело бронированный "аэромобиль" карманным штурмовым шаттлом. Но она воздержалась от острот во время пятнадцатиминутного полета до Лига Плаза. Благодаря своему уже немалому опыту работы со службами безопасности она обнаружила, что их чувство юмора очень похоже на чувство морского ежа. То есть вообще ничего.

"Плаза" на самом деле была целым комплексом, сосредоточенным вокруг Актового зала — великолепного здания в форме снежинки из кристаллопласта, настоящего мрамора и полированного сплава, расположенного, как идеальный драгоценный камень в форме звезды, в живописном парке прямо через Лига-авеню от башни Джордж Бентон. Он был намного короче башни — не более шестидесяти пяти этажей до самой вершины центрального шпиля, — но идеально вписывался в ансамбль ландшафтных территорий, скульптур, дорожек и великолепных водных объектов. И эти благоустроенные территории занимали более пятнадцати квадратных километров Старого Чикаго, самой дорогой недвижимости во всей Солнечной лиге.

Даже Одри О'Ханрахан, которая видела Актовый зал больше раз, чем могла сосчитать, не была невосприимчива к впечатляющей красоте Плазы. Построенная на западной окраине Старого Чикаго после Последней войны и официального провозглашения Солнечной лиги, она с самого начала была задумана как подходящий дом для капитолия крупнейшей и богатейшей звездной нации в истории человечества, и ее проектировщики преуспели в своей цели. Палата Звезд в самом сердце Актового зала была знакома каждому соларианскому школьнику с уроков физики и гражданского права, но существовала разница между изображениями, какими бы впечатляющими они ни были, и реальностью тринадцати столетий правления. Истории. Достижений и информационно-пропагандистской работы.

Тринадцать столетий, которые сделали то, чем в конечном итоге стала Лига, еще более презренным, подумала она, когда аэромобиль направился к одной из парковочных площадок "Плазы".

Нет, не презренным. Жалким.

Она задавалась вопросом, насколько успешным будет Конституционный съезд в восстановлении изначальной души Лиги. Было неизбежно, что он соберется здесь, в символе того, чем Лига была и должна снова стать, но его задача была непосильной. Конечно, это было также...

— У нас проблема, Майкл, — сказал водитель.

— Какого рода проблема?

— Отмашка с парковочной площадки. — Водитель постучал по наушнику и пожал плечами. — Очевидно, какой-то большой мерзавец только что приземлился пораньше, и его охрана сидит на корточках на нашей площадке.

— Дерьмо.

Андерле запустил навигационное приложение на своем унилинке и нахмурился, глядя на него. Затем настала его очередь пожать плечами.

— Хорошо, если мы не можем приземлиться там, высадите нас вместо этого на посадочной площадке Терстон-Холмс.

— Понял.

Аэромобиль слегка поднялся, когда он накренился, выруливая на другую полосу захода на посадку, и Андерле немного виновато поморщился, глядя на О'Ханрахан.

— Извините за это, мэм. Боюсь, нам предстоит пройти около трехсот метров от посадочной площадки.

— Я почти уверена, что смогу доковылять так далеко, даже в моем хрупком состоянии, — сухо сказала она, и он фыркнул.

— О, я знаю. — Он был ее телохранителем уже больше недели, а это означало, что он знал, как быстро она пройдет эти триста метров. — Просто все это на виду, и сегодня там как-то свежо.

— Ну, это Старый Чикаго, — напомнила она ему. Она довольно сильно сомневалась, что бриз имеет какое-то отношение к его несчастью, но она по-женски сопротивлялась искушению подшутить над ним по этому поводу. Это была его работа — беспокоиться об убийцах, как бы глупо это ни звучало.

Они высадились, и аэромобиль поднялся в воздух, когда они направились к лестнице на первый этаж. О'Ханрахан избежала эскалатора и бодро побежала вниз по ступенькам, уверенная, что Андерле без проблем поспеет за ней. Он мог весить в три раза больше, чем она, но он был атлетичным гигантом, и его шаги были в два раза длиннее.

У подножия лестницы она повернула налево, направляясь к ближайшей бегущей дорожке. До нее было около тридцати метров, и она полезла в карман за планшетом и набрала список вопросов, которые намеревалась задать своей жертве, как только загонит ее в угол. Вероятно, ей не следует думать о своих собеседниках как о "добыче", напомнила она себе, но она была почти уверена, что именно так они думали о себе, когда она заканчивала с ними. Во всяком случае, она на это очень надеялась!

Ее губы дрогнули от знакомой мысли, когда она прокручивала вопросы. Итак, должна ли она начать с...

Словно гидравлический зажим сомкнулся на ее шее сзади.

Ее глаза широко распахнулись, когда рука Андерле опустила ее на колени — это было больно — а затем швырнула на пол позади него. От удара у нее перехватило дыхание, когда она приземлилась — сильно — и затылком ударилась о керамокрит. Какого черта?..

Что-то заскулило. Звук был высоким и пронзительным, и на мгновение она не смогла определить, что это. Затем, когда она посмотрела на спину Андерле, она увидела, что его тело что-то встряхнуло — несколько раз. Пульсеры. Этот вой был огнем пульсеров!

Ее глаза скользнули вниз, отыскивая его источник, и она увидела мужчину и женщину, приближающихся к ним. Мужчина шел впереди, держа пульсер двумя руками. Пульсер, нацеленный на нее!

Оружие выглядело таким же большим, как старомодная водосточная труба. Даже когда она подумала об этом, уголок ее мозга подсказал ей, что эта мысль нелепа. Апертуры пульсеров измерялись несколькими миллиметрами. Он никак не мог быть таким огромным, каким казался!

Но она успела лишь мельком увидеть это, прежде чем Андерле опустился на одно колено, встав своим огромным телом между ней и мужчиной, пытавшимся выстрелить в нее. Ее телохранителя снова тряхнуло, но теперь он стрелял в ответ. Мгновение спустя она увидела, как ее потенциальный противник, пошатываясь, вернулся в поле ее зрения. Кровь пульсировала из раны в его груди — нет, она стекала с шеи.

Позади него женщина отступила в сторону, высматривая угол, с которого она могла бы выстрелить в О'Ханрахан. Ее пульсер поднялся

— и выстрелил ее сообщнику в спину.

Мужчина мгновенно рухнул, когда дикий выстрел сбил его с ног. За свою журналистскую карьеру О'Ханрахан достаточно изучила кровавую бойню, чтобы знать, что подобные вещи не редкость в ближнем бою. Но это ее не спасло, потому что нервы женщины, казалось, успокоились. Пульсер нацелился на О'Ханрахан, и мгновение спустя сверхскоростной мясницкий нож рассек ее правую щеку. Кровь текла повсюду, и ее рука инстинктивно дернулась, чтобы прикрыть разорванную плоть, которая была ее лицом.

Андерле снова попытался вмешаться, но его самого несколько раз ударило, и повреждение замедлило его. Женщина выстрелила снова, прежде чем он успел заслонить О'Ханрахан.

Она закричала, когда в нее вонзился первый дротик. Ее ударил другой, а затем третий, но, учитывая все обстоятельства, ей невероятно повезло. Огонь убийцы снова пошел вразнос, разорвав левую ногу О'Ханрахан. Это была хорошая новость. Плохая новость заключалась в том, что дротики вошли под острым углом, разрывая плоть и дробя кости... и что та, другая женщина все еще стреляла.

В этот момент мир Одри О'Ханрахан милосердно погрузилась во тьму.

Конференц-зал Оскара Кантрелла

Палата Звезд

Старый Чикаго

Старая Земля

Солнечная система

— И нам придется ввести ограничение по времени для выступлений с места, — сказал Чон Чан-Хо. — Я не ожидаю, что это будет популярно, но у нас просто будет слишком много делегатов, чтобы это сработало по-другому.

— Не популярно будет говорить об этом легкомысленно, Чан-Хо, — ответил Джонатан Бронлих. — Мы говорим о написании совершенно новой Конституции. Многие наши делегаты решат, что у них есть право на то, чтобы их комментарии — включая возражения — были занесены в протокол.

— Не говоря уже о том, что они хотят сами побыть в центре внимания, — заметила Нэсрин Хошкам с кривой улыбкой. — Это политическая возможность всей жизни, и каждый из наших самоотверженных коллег-делегатов поймет это так же хорошо, как и мы.

Чон весело фыркнул, но также покачал головой, глядя на нее.

— Конечно, это так. Но я не думаю, что Великий Альянс будет очень доволен, если мы будем тратить много времени на несущественное.

— К черту Великий Альянс, — прорычал Филипп Малерб.

Делегат от Уайнпресс обладал личностью, которая от природы была драчливой, если не сказать больше, размышлял Чон. И "Уайнпресс Транстеллар", крупнейшая корпорация его родной системы, понесла катастрофические финансовые потери в результате торговой войны Великого Альянса против Лиги.

— Эти ублюдки могут диктовать нам условия, — продолжил Малерб, — но будь я проклят, если буду тратить время на то, чтобы целовать их задницы!

— Дело не в том, чтобы целовать чью-то задницу, Филипп, — сказал Чон. — Речь идет о том, чтобы написать эту Конституцию за какой-то приемлемый промежуток времени.

— Чан-Хо прав. Что бы мы ни делали, это займет месяцы, даже после того, как мы соберем весь съезд, — вставила Лидия Крижанович, старший делегат системы Купера. — Я за то, чтобы не держать всю Лигу в подвешенном состоянии дольше, чем это необходимо, Филипп.

Чон кивнул, одновременно благодарный за поддержку и раздраженный тем, что только что сказанное Крижанович было столь очевидной правдой. В некотором смысле, это было бы огромным личным облегчением, когда им наконец удалось собрать весь съезд. На данный момент он застрял на своей должности председателя Комитета по процедурам, и ему не терпелось передать свои текущие обязанности официально признанному председателю Съезда.

Которого, будь его воля, звали бы как угодно, только не Чон Чан-Хо.

Малерб свирепо посмотрел на них обоих. Было бы гораздо проще или, по крайней мере, эффективнее вывести его из состава комитета. К сожалению, Уайнпресс находилась всего в восьмидесяти восьми световых годах от Солнечной системы, и делегаты Съезда были отобраны с подобающей поспешностью. Во многом, без сомнения, благодаря огромному политическому влиянию "Уайнпресс Трансстеллар" в системе. Уайнпресс — как межзвездное, так и системное правительство, в той мере, в какой они были отличимы друг от друга, — явно были полны решимости как можно прочнее войти в двери Съезда. Чон никогда не сомневался, что Малерб был бы такой же занозой в любом из других комитетов, но Законодательное собрание, когда писало правила отбора делегатов, определило, что старшинство на съезде будет определяться датой, когда различные делегаты представят свои полномочия в Старом Чикаго. И справедливости ради Малерба, Тесея, родная система Чона, находилась на двенадцать световых лет дальше от Солнца, чем Уайнпресс, и все же он прибыл на Старую Терру на семьдесят три часа раньше делегации Уайнпресс.

И, наверное, лучше, чтобы он был здесь, чем в Комитете по правилам, размышлял Чон. Конечно, у них там свои собственные воздушные бои, не так ли?

— Смотрите, — сказал Бронлих. — Никто из нас не рад тому, что Великий Альянс приставил к нашим головам пульсер, чтобы заставить нас сделать это, Филипп. Но, боже мой, чувак! Посмотри, до чего нас довели мандарины. — Выражение лица делегата системы Дунай было мрачным. — Я ненавижу то, как много людей погибло, я ненавижу весь промышленный и экономический ущерб, но за T-столетия не было настоящего "федерального правительства". Имело место бесконтрольное — и неконтролируемое — бюрократическое кумовство, не подотчетное абсолютно никому.

Недовольство Малерба усилилось. Уайнпресс хорошо зарекомендовал себя при этом "бюрократическом кумовстве", и он не видел абсолютно никаких причин, по которым его следовало менять.

Это было прискорбно, подумал Чон, потому что независимо от того, собирался Съезд под давлением или нет, Бронлих был прав. Это было то, что следовало сделать давным-давно. Самое позднее, четыре или пять стандартных столетий назад, примерно в то время, когда стало очевидно, что то, что ее основатели представляли себе в первую очередь как торговую ассоциацию с атрибутами правительства, превратилось в реальное правительство без, к сожалению, необходимого законодательного надзора.

— Я должна согласиться с Джонатаном, — сказала Крижанович. — Но прав он или нет, это не меняет того факта, что Большой флот не покинет Солнечную систему, пока мы не напишем и не ратифицируем эту Конституцию, Филипп. Вам это может не понравиться. Черт возьми, мне может не понравиться тот факт, что они приставили "пульсер к нашим головам"! Но немного трудно понять, что еще они могли бы сделать, учитывая поистине выдающуюся глупость мандаринов и их способность облажаться в цифрах. Предполагалось, что они просто позволят Лиге продолжать накапливать мегасмерти?

Ее глаза были жесткими, тронутыми огнем неподдельного гнева. Она и Малерб с самого начала ненавидели друг друга, и Чон надеялся (без особого оптимизма), что личностные конфликты внутри его собственного комитета не предвещают того, что произойдет, когда соберется весь Съезд.

— И я должен согласиться с предыдущим замечанием Лидии, — сказал он сейчас. — На написание этой проклятой штуки уйдет по меньшей мере несколько Т-месяцев, даже после того, как мы соберем здесь кворум и сможем действительно приступить к составлению предложений. И чем дольше это займет, тем дольше вся Лига будет находиться в подвешенном состоянии, тем дольше Великий Альянс будет находиться в Солнечной системе, и тем больше времени пройдет, прежде чем мы сможем начать восстанавливать инфраструктуру системы.

Малерб выглядел еще более разгневанным, если это было возможно, но он также сердито кивнул.

— Хотя я, очевидно, согласен с вами, Чан-Хо, — сказал Бронлих, — я думаю, что нам нужно быть осторожными в том, что мы предлагаем, когда дело доходит до ограничения времени выступления. Комитет по регламенту может ограничить время выступления каждого оратора, но я не вижу законного способа лишить любого делегата права выступать с места.

— Большая часть работы будет выполнена в комитете, — отметила Крижанович. — К тому времени, когда дело дойдет до голосования, настоящие гайки и болты уже будут довольно прочно закреплены, так что, по большому счету, любой, кто выступит в прениях, будет выступать за или против решений комитета по мере представления проектов пунктов. Так что, возможно, то, что нам нужно сделать, — это ограничить делегирование каждой системы одним оратором в зале. Кого бы они ни выбрали, он мог бы выступить от имени всех из единого списка вопросов, которые необходимо высказать, в течение сроков, установленных Комитетом по правилам и председателем. Разве это не привело бы к сосредоточению их комментариев? Я думаю, что они могли бы назначить другого оратора из делегации, когда захотят, но они могли бы иметь только одного из них одновременно во время "рабочей сессии". Когда придет время голосовать по окончательным элементам проекта, нам, конечно, придется немного приоткрыть его, но даже тогда...

Дверь конференц-зала резко открылась, и в нее влетела Дипти Чандекар, одна из делегатов системы Лэндфолл.

— Извините, я опоздала, — сказала она, и глаза Чона сузились. По его мнению, Чандекар всегда была немного взбалмошной. С ее мозгом все было в порядке, и она уже внесла несколько полезных вкладов в работу комитета, но Лэндфолл, похоже, соответствовал возбуждающему стереотипу. Однако на этот раз она казалась еще более взволнованной, чем обычно.

— Все в порядке... — начал он, но она оборвала его.

— Там была стрельба!!

Другие члены комитета напряглись, недоверчиво глядя на нее.

— Кто-то только что пытался убить Одри О'Ханрахан прямо возле Актового зала! — объявила она.

Больница Эллери Хэмметт

Город Старый Чикаго

Старая Земля

Солнечная система

Она оставалась без сознания в течение следующего дня или около того, пока ее медицинская бригада продолжала свою работу.

Рана на лице была ужасной, но не опасной для жизни. Быстрое заживление могло бы достаточно легко справиться с повреждением, и, хотя восстановительная биоскульптура могла бы быть обширной, она также была бы рутинной. Восстановление двух зубов, которые она потеряла, вероятно, заняло бы больше времени, чем сама операция, если только она не выбрала вместо этого протезы.

Но ее нога...

В нее попало в общей сложности четыре дротика, и три из них прошли вдоль чуть ниже ее коленной чашечки до точки чуть выше середины бедра. При их скорости движения по этой траектории результат был более чем просто катастрофическим. Ее бедренная кость превратилась в костяные хлопья, а мышцы вокруг нее были полностью разрушены.

Не было никакого смысла пытаться спасти конечность, которая была так жестоко повреждена. Все, что могли сделать врачи, это ампутировать примерно на двенадцать сантиметров ниже бедренного сустава и подготовить ее к регенерации.

? ? ?

— Извините меня, мисс О'Ханрахан, — сказал ИИ из отдельной комнаты, — но у вас посетитель. Если вы, конечно, готовы к этому?

О'Ханрахан подняла глаза от своего планшета. Она снова была в сознании менее шести часов и все еще пыталась осознать, что с ней произошло. Лично она была невысокого мнения о так называемых репортерах, которые освещали эту историю. Если бы она сообщала об этом, там было бы чертовски много подробностей!

— Кто это? — спросила она невнятным голосом из-за обездвиживающего повреждения на щеке.

— Это Хэммонд Уайтинг, мисс О'Ханрахан, — произнес человеческий голос, прежде чем ИИ смог ответить, и она нахмурилась.

— Входите, мистер Уайтинг, — пригласила она, и в комнату вошел крупный, грубоватый, добродушного вида парень.

— Я пришел лично извиниться за то, что позволил этому случиться, — сказал он. — Этому нет оправдания, но, справедливости ради, Андерле было трудно пронести оружие на Лига-Плаза. Особенно подобное оружие. -Владелец и генеральный директор "Уайтинг Секьюрити" покачал головой. — Хорошо для вас — и Андерле! — что они не могли стрелять метко, потому что использовали оружие военного образца. Его бронежилет не был рассчитан на такую огневую мощь.

— Как он? — быстро спросила она.

— Будет жить. Он был в критическом состоянии, когда его привезли, но он действительно хорошо реагирует на быстрое заживление. — Уайтинг криво улыбнулся. — Хорошая черта для телохранителя. Однако пройдет некоторое время, прежде чем он вернется к работе.

— Они поймали женщину?

— Нет. — Уайтинг покачал головой. — Нет, она чисто сбежала. В этой части она ничего не напортачила, даже если она убила своего собственного партнера.

— Была ли она ответственна за это? Я думаю, Майкл выстрелил в него по крайней мере один раз.

— Да, он попал — дважды. И любой удар, вероятно, убил бы его. Но тот, который убил его — почти мгновенно — был от его напарницы. Начнем с того, что его бронежилет был не так уж хорош, и ее выстрел пробил его насквозь. Слепым невезением для него было место попадания. Дротик перерезал ему спинной мозг, а затем пробил сердце. Это практически невозможно пережить, даже если у вас есть врачи скорой помощи, стоящие прямо там, на месте.

— Они выяснили, кем он был? Почему он, возможно, хотел моей смерти?

— Кем он был, это довольно просто. Его звали Авалон Уэрта, и у него было полицейское досье длиной с мою руку. Он никогда не был осужден, но его подозревали в трех убийствах. Все убийства первой степени, все заказные убийства, думает полиция. — Уайтинг пожал плечами. — Другими словами, наемный убийца. Если бы он выжил, полиция, возможно, смогла бы вытянуть из него личность его работодателя. Но, вероятно, нет. Кто бы это ни был, у них чертовски глубокие карманы, судя по качеству технологии, которую они использовали — программируемая нанотехнология, скрывающая черты лица и меняющая цвет волос, полная кожная аппликация, которая полностью изменила цвет лица Уэрты и замаскировала любые следы ДНК, которые он мог оставить после себя. Мы предполагаем, что у его сообщницы была такая же технология, что сделает практически невозможным ее идентификацию. Единственная причина, по которой полиция Старого Чикаго смогла идентифицировать Уэрту, заключалась в том, что у нее был его труп для работы.

Уайтинг покачал головой, выражение его лица было обеспокоенным.

— Я даже отдаленно не готов назвать какие-либо имена, мисс О'Ханрахан, но тот, кто хочет вашей смерти, совершенно очевидно, готов потратить все, что потребуется. И такие люди делают свою грязную работу через посредников. Так же точно, как я стою здесь, Уэрта никогда не встречался ни с кем из них — не напрямую — и с его смертью, а женщина исчезла... — Он снова пожал плечами. — Боюсь, очень маловероятно, что мы когда-нибудь узнаем, кто за этим стоял. Особенно потому, что...

Он заколебался, и она улыбнулась более криво, чем могло объяснить только неподвижное состояние ее лица.

— Особенно потому, что список моих врагов длиннее, чем полицейское досье Уэрты, — закончила она за него.

— Боюсь, что да. — Уайтинг кивнул, затем поморщился, когда запищал его унилинк. Он посмотрел на него, затем снова на О'Ханрахан с извиняющимся выражением лица.

— Мне действительно нужно пойти разобраться с этим, — сказал он, слегка приподнимая запястье. — Но я хотел увидеться с вами как можно скорее. Вы пробудете некоторое время в больнице, мисс О'Ханрахан. Регенерация ноги — это не то, что удается сделать за одну ночь. Однако я поговорил и с полицейским управлением, и с администрацией больницы, и у нас есть команда, которая будет присматривать за вами. К тому времени, когда вы сможете уйти, Андерле должен быть готов вернуться к своим обязанностям. Если только, — он склонил голову набок, — вы не предпочли бы, чтобы я назначил вам кого-нибудь другого? Я могу понять, как вы можете чувствовать себя... разочарованной, учитывая, где вы оказались. В конце концов, он должен был оберегать вас.

Он указал на светлую, просторную больничную палату и приподнял одну бровь, глядя на нее, но она быстро покачала головой.

— Он не сохранил меня невредимой, — сказала она, — но он сохранил мне жизнь — и немалой ценой для себя. С того места, где я сижу — или лежу, в данный момент — это довольно верный синоним слова "в безопасности". Меня вполне устраивает Майкл в качестве моего телохранителя. На самом деле, я бы предпочла его.

— Тогда ладно. Андерле так и останется.

Уайтинг кивнул и, извинившись, вышел. Честно говоря, О'Ханрахан была рада его уходу. И не только потому, что его уровень энергии был чертовски изматывающим для инвалида.

Она задавалась вопросом, был ли он частью плана. Вероятно, нет. Он не казался таким уж умным.

Но, с другой стороны, Майкл Андерле тоже этого не делал, и О'Ханрахан не сомневалась, что он был в самом центре заговора. Он должен был быть таким. Без него столь тщательно спланированная попытка убийства могла бы увенчаться успехом.

Скорее, могла потерпеть неудачу. Она покачала головой. Уровень мужества и стойкости, которые требовались от Майкла Андерле, был захватывающим. Он был готов сам получить серьезные ранения — оказаться в нескольких миллиметрах от смерти. Или быть убитым. Только преданный член Соответствия согласился бы на это. Женщина, должно быть, тоже была частью этого, и О'Ханрахан была уверена, что броня Майкла была ненавязчиво усилена. Но Уэрта никаким боком не был бы участником Соответствия, и любой из его выстрелов мог оказаться смертельным, несмотря на предупреждение Майкла или какие-либо улучшения в его броне.

Как сказал Уайтинг, Уэрта был всего лишь наемным убийцей. Точнее, он был просто наемным козлом отпущения.

Она улыбнулась, слегка насмешливо, задаваясь вопросом, ожидал ли кто-нибудь из людей, которые планировали это, что она будет одурачена шарадой.

Женщина, которая не умела метко стрелять.

Как раз наоборот. Эта женщина, кем бы она ни была, должно быть, была одним из лучших стрелков Соответствия. Каждый выпущенный ею дротик попадал точно в цель. Первый — убийство ее сообщника... эта женщина сохранила Андерле жизнь и позаботилась о том, чтобы Уэрта никогда не был допрошен.

Затем выстрел, который разорвал лицо самой О'Ханрахан. Она протянула руку, коснулась бинтов, защищающих заживающую рану. Если бы они были сняты, ее открытое лицо было бы отвратительным — и она ни на секунду не сомневалась, что множество изображений его первоначального, кровавого ужаса было запечатлено камерами безопасности, прохожими (всегда были прохожие с камерами унилинков), полицейскими судебно-медицинскими бригадами и любыми новостями на пять километров стрельбы. К настоящему времени они, несомненно, были распространены по всей Солнечной системе — на самом деле, она видела некоторые из них в своем планшете до появления Уайтинга — и направлялись в остальную галактику. Более авторитетные сайты не стали бы показывать их публично, но было множество других, которые разместили бы их в одно мгновение.

А потом, после лица — выстрелы, которые разрушили ее левую ногу. Она была уверена, что столько же изображений этой разорванной конечности также отправилось в галактику в целом.

Ужасные, ужасные раны. Что — если говорить о слепой удаче — на самом деле не угрожало ее жизни и даже существенно не препятствовало бы ее деятельности в качестве репортера-расследователя. На самом деле, они, вероятно, улучшат ее работоспособность, как только она достаточно поправится. Бесстрашная, бесстрашная Одри О'Ханрахан — вынужденная хромать в кресле с электроприводом, бедняжка. Одна из ее ног разрушена, но ее разум — и обе руки тоже — по-прежнему в порядке, как всегда, пока она доказывала, что никакая попытка убийства ее не остановит. Кто бы мог не поверить в честность такого репортера?!

Она сделала медленный, глубокий вдох и так же медленно выдохнула, заставляя себя выдохнуть свой гнев вместе с дыханием.

Будь хорошим солдатом. Вряд ли она могла философски относиться к безжалостности Соответствия, а затем скулить, когда та же самая безжалостность была применена к ней. До тех пор, пока это было сделано с благой целью.

Что... она допускала, что так оно и было. Может быть, в этом и нет необходимости. Но у нее не было никаких сомнений в том, что после двух предыдущих покушений на ее жизнь — из обоих она вышла совершенно невредимой — это кровавое почти убийство укрепит ее репутацию. В исследованной галактике не было двери, которая была бы закрыта для нее, и никто никогда не усомнился бы в беспристрастности ее работы или ее выводов.

Ни в Ядре, ни на Окраине, ни в Пограничье.

И не в Великом Альянсе.

Бесстрашная, бесстрашная Одри О'Ханрахан.

Какого черта, почему бы и нет? Ее лицо заживет и будет восстановлено достаточно скоро. И в конце концов, у нее тоже была бы восстановлена нога.

? ? ?

Следующий посетитель О'Ханрахан был неожиданностью.

— Я не останусь надолго, — сказала Кэтрин Монтень.

Мантикорская крестоносец-дипломат-политик несколько секунд изучала ее, затем покачала головой.

— Вы выглядите дерьмово, — произнесла она. — Я испытываю к вам глубочайшее сочувствие — действительно испытываю. Я просто хотела заскочить по двум причинам. Во-первых, хочу выразить свое восхищение проделанной вами работой. Мы никогда не встречались, но я была вашей поклонницей в течение многих лет. Во-вторых, с негодованием отрицать, что кто-либо мог даже предположить, что моя поездка на Старую Терру имела какую-либо официальную санкцию правительства Звездной империи и была чем-то иным, кроме выражения моей давней приверженности и руководящей роли в борьбе с генетическим рабством.

О'Ханрахан рассмеялась. Во всяком случае, она пыталась. Это вышло больше похожим на карканье.

— Вы видели мою статью, — сказала она, и Монтень ухмыльнулась.

— О, конечно. Я читаю или смотрю все, что попадается мне на глаза. Как обычно, ваша логика была безупречна. Все неправильно, заметьте. Но безупречно.

— Действительно? — О'Ханрахан мгновение изучала ее. Затем...

— Дайте мне прямой ответ, — резко сказала она. — Это сделала Мантикора?

— Откуда мне знать? — Монтень развела руками. — Я не в правительстве Грантвилля, я не в армии, и меня там не было, когда это произошло. Однако думаю, что это обвинение смехотворно. По целому ряду причин. Во-первых, у Мантикоры нет истории такого рода жестокости. Ни одна из ее администраций, даже эта свинья Высокий Хребет, никогда не делала ничего подобного. Во-вторых, Мишель Хенке тоже — а я знаю ее лично с тех пор, как ей было около четырех лет. В-третьих, не было никакой причины делать это. В-четвертых, весь ее персонал и каждый из командиров кораблей должны были бы подчиниться приказу, а все ее подчиненные по всему флоту должны были бы после этого держать рот на замке. Что просто невозможно. Мантикорские офицеры обучены отказываться от незаконных приказов. Во всяком случае, по крайней мере, один из них выдал бы ее. В-пятых, ей пришлось бы убедить своих хевенитских подчиненных принять участие, и даже Народная республика Хевен никогда не наносила подобного удара. Они делали некоторые довольно ужасные вещи; но орбитальные удары по сдавшимся планетам не входили в их число, Шестое...

Она замолчала.

— Я могла бы продолжать и продолжать. Но последняя причина — самая простая из всех. Мой парень Антон Зилвицки — самый проницательный разведчик во всей галактике, и он говорит мне, что мы этого не делали. Для меня этого достаточно, если оставить в стороне все остальное.

— Итак, вы верите в теорию Великого Альянса о том, что ответственным было это "Соответствие", о котором они говорят.

— Откуда мне знать? — Монтень снова развела руками. — Я даже не самый некомпетентный разведчик галактики. Что я точно знаю, так это то, что мой парень — я ведь хвалила его таланты в этой области, верно? — и его партнер Виктор Каша, который, вероятно, является вторым по проницательности разведчиком во всей галактике, — это те, кто в первую очередь выдвинул объяснение. Так что, да. Я принимаю их мнение.

— Но даже если вы предполагаете, что это "Соответствие" существует, зачем бы они это сделали? Все, я имею в виду — не только "Мезанскую резню". — О'Ханрахан махнула рукой. — Согласно герцогине Харрингтон и Великому Альянсу, за Ударом Яваты и Ударом Беовульфа также стояло Соответствие, и я совсем не вижу никакого логического мотива для этого. Во всяком случае, не в том, что случилось на Беовульфе.

— Почему это должно быть логично? — спросила Монтень. — Кем бы ни было Соответствие, единственное, что в них бесспорно, так это то, что они злобные ублюдки. Вероятно, они просто разозлились, потому что Мишель опрокинула тележку с яблоками в Мезе, и решили убить сорок с лишним миллионов человек, чтобы поквитаться с ней.

— Но...

О'Ханрахан замолчала. Она не принимала на себя ответственность Соответствия за Удар Беовульфа — она не могла, — но ей внезапно пришло в голову, что, возможно, есть способ продеть нитку в иголку. Истинная опасность для Соответствия заключалась не в обвинении в том, что он состоял из кровожадных дикарей. Это была возможность того, что другие — например, Чарлз Гэннон — могли выяснить, что они ушли в подполье, и использовали "Резню в Мезе", чтобы замести следы. Но если бы она начала — сначала очень осторожно — продвигать идею о том, что нечто, напоминающее "Соответствие", о котором говорил Великий Альянс, действительно существовало, и на самом деле было стаей монстров — разновидностью психопатов, способных на такую массовую резню...

Об этом стоило подумать.

Но не сейчас.

К счастью, ей не пришлось придумывать, как заставить Монтень уйти. Мантикорка уже направлялась к двери.

— Я дам вам отдохнуть, — сказала она. — Продолжайте в том же духе великую работу.

? ? ?

Майкл Андерле пришел навестить ее два дня спустя.

Она была удивлена, увидев его в кресле с антигравитацией. Не потому, что его собственные травмы не оправдывали использование устройства, а потому, что ей было интересно, где они нашли достаточно большое, чтобы оно ему подошло.

Ее недоумение, должно быть, передалось ему, потому что он улыбнулся и похлопал по подлокотнику.

— Это мое. Я заказал его специально несколько лет назад. В меня стреляют не первый раз.

Он сложил руки на коленях и серьезно посмотрел на нее.

— Мне жаль, что я не смог остановить все это хладнокровно. Честно говоря, я был застигнут немного врасплох.

— Ты смог бы остановить это, если бы не был немного застигнут врасплох?

— Вероятно... нет. Люди, которые инициируют перестрелку, всегда имеют преимущество. Но я думаю, что мог бы, по крайней мере, уменьшить твои травмы.

Она покачала головой.

— Я не собираюсь терять из-за этого сон. Что сделано, то сделано, и все было бы намного хуже, если бы не ты. Не думай, что я неблагодарна.

Он кивнул. Но затем легкая улыбка, которую можно было бы назвать просто немного лукавой, появилась на его лице.

— Кстати, одна из вещей, которая мне нравится в этом кресле, это то, что оно достаточно большое, чтобы я мог носить с собой действительно хорошее оборудование для защиты от слежки, — сказал он ей.

— Насколько хорошее?

— Ну, на самом деле, чертовски хорошее.

— В таком случае, — она посмотрела ему в глаза, — как насчет того, чтобы мы больше так не делали?

Улыбка Андерле стала шире, и теперь она была определенно лукавой.

— Я сказал им, что вы разберетесь с этим. — Он покачал головой. — И вам тоже не нужно терять из-за этого сон. Некоторые вещи вы делаете только один раз, потому что они сработают только один раз.

— Хорошо. — Настала ее очередь кивнуть.

— Никаких обид?

— Ну, в данный момент я не чувствую себя такой уж теплой и мягкой. Но... нет. У нас все хорошо.

Башня Алексия Габон

Город Мендель

Плато

Система Meзa

Кейла Барретт понятия не имела, кем могла быть Алексия Габон, хотя подозревала, что Габон была еще одной исторической героиней Лиги борьбы с рабством, учитывая, что в ее честь была переименована башня Колина Маклеода, бывшая штаб-квартира Управления внутренней безопасности. Это подлило масла в огонь нескольких нервных угрызений совести, когда она поднималась по шахте лифта на верхний этаж башни. Но первое, что она заметила, когда ее ввели в кабинет недавно назначенного директора недавно созданной Верховной объединенной полиции Мезы, было очень удобное расположение двух кресел и дивана в одном углу просторной комнаты.

Мужчина, сидевший в одном из кресел, поднялся, когда она вошла, и указал на два других предмета мебели.

— Пожалуйста, — сказал он. — Присаживайтесь, где хотите, сержант Барретт.

Она почувствовала, как напряжение в ее плечах немного спало. Учитывая расположение сидячих мест — коп не так поджаривал кого-либо, как она знала по собственному опыту, занимаясь поджариванием — и использование ее звания, она поняла, что человек, который вызвал ее сюда, пытался успокоить ее. Звание, конечно, было не более чем вежливой фикцией, учитывая, что ее предыдущим подразделением было Управление внутренней безопасности Мезы, которому когда-то принадлежала башня Колина Маклеода. И которое недавно было расформировано.

Можно сказать, распущено с крайним предубеждением.

Она, прихрамывая, пересекла офис. Ей больше не нужны были костыли, несмотря на то, что она была одной из тех несчастных душ, которые плохо реагировали на регенерационную терапию, но трость все равно пригодилась. Ей потребовалось некоторое время, чтобы добраться туда, но потом она устроилась в другом кресле. Они посмотрели друг на друга, когда директор вернулся на свое место, и она воспользовалась моментом, чтобы изучить мужчину.

Этот человек — ныне знаменитый Сабуро Лара, бывший Сабуро Экс — один из лучших подчиненных Джереми Экс. Для кого-то из окружения Барретт это было немного похоже на встречу с Сатаной для кого-то из иудео-христианского окружения.

Ну... во всяком случае, как встреча с Вельзевулом или Молохом. Сам Сатана был бы Джереми Экс.

Она не могла сказать, что он был не таким, как она ожидала, потому что она понятия не имела, чего ожидать. Она бы не очень удивилась, обнаружив, что у директора Сабуро были раздвоенные копыта, рога и хвост.

Но...

У него их не было. Она была уверена насчет рогов, потому что его волосы были коротко подстрижены, и их негде было спрятать. Она была почти так же уверена насчет ног, потому что видела его ботинки и не думала, что в них могли поместиться какие-либо копыта. Хвост... может быть, но она не думала, что это вероятно.

Во-первых, потому что он, казалось, совершенно непринужденно сидел в кресле, что, по ее мнению, было бы неудобно для кого-то с хвостом. В основном, однако, это было потому, что он просто не был похож на дьявола. И, похоже, тоже вел себя не как один из них.

Он был выше ее, примерно на восемь сантиметров. Учитывая, что в ней было всего сто семьдесят сантиметров, это делало его немного ниже среднего мужчины. Среднестатистического мезанского мужчины -полноправного гражданина, если точнее. Рабы — бывшие рабы — сильно различались по росту и весу.

Его телосложение нельзя было назвать коренастым, но она подозревала, что под свободной одеждой, которую он предпочитал, было много мускулов. Он, вероятно, выглядел бы довольно хорошо в новой униформе ВОПМ, потому что зеленый цвет подходил бы к его глазам и хорошо сочетался с его почти бронзовым цветом кожи.

Она удивилась, почему на нем не было этой формы. Было ли его отсутствие заявлением с его стороны? Она почувствовала, что еще немного расслабилась от такой возможности. Возможно, Сабуро на самом деле намеревался управлять ВОПМ как полицейским агентством, а не как военизированной организацией, какой было УВБ.

— Как продвигается дело? — спросил он, кивая на ее правую ногу.

— Довольно хорошо. — Она посмотрела вниз на поддерживающий корсет, который раздувал штанину ее брюк. — Во всяком случае, врачи, похоже, довольны прогрессом. Хотя не могу сказать, что регенерация была очень веселой. И физиотерапия почти даже хуже.

— В свое время я сам немного этим занимался, — сказал он ей, кивнув, затем склонил голову набок. — А как насчет воспоминаний? Они все еще с вами?

— Что? — Она уставилась на него в изумлении. — Откуда вы об этом знаете? — требовательно спросила она.

— Мне разрешено проверять людей в определенных пределах, и одно из этих разрешений включает базовую информацию об их психическом состоянии, при условии, что я не лезу в их личную жизнь. Даже из того немногого, что ваш терапевт был готов мне рассказать, было совершенно очевидно, что у вас тяжелый случай посттравматического стрессового расстройства. У меня такое чувство, хотя она и не сказала этого прямо, что она тоже разочарована вами. В наши дни ПТСР вполне поддается лечению.

Он откинулся назад и сложил руки на груди, когда она впилась в него взглядом.

— Знаю, потому что я сам нуждался в лечении, — сказал он ей. — Я не получал его в течение многих лет из-за... давайте назовем это моим странствующим образом жизни. Так что не могу сказать вам, сколько раз у меня было это воспоминание — тот кошмар.

Выражение его лица оставалось спокойным, но, казалось, стало намного холоднее.

— Человек, которого я убил, вполне заслужил это. Он был одним из руководителей "Рабсилы", который занимался тем, что они называли "рабским поведением". Уверен, вы знакомы с тем, что подразумевает этот термин?

Он выдерживал ее пристальный взгляд, его собственные глаза все еще были мягкими, но непреклонными, пока она не кивнула. Она действительно знала, и разница между тем, что делал кто-то вроде этого, и пытками была... на самом деле, совершенно несущественной. Он посмотрел на нее еще мгновение, затем глубоко вздохнул и кивнул в свою очередь.

— Я ворвался в его личные покои и застрелил этот кусок дерьма в его собственной постели, — продолжил он. — Я не причинил вреда его жене — она лежала прямо рядом с ним, — потому что она ни в чем напрямую не была замешана. Однако меня совсем не беспокоило слушать ее крик. Я могу вам это сказать. На самом деле для моих ушей это было музыкой. Но когда я повернулся, чтобы уйти, в дверях стояла маленькая девочка.

Он сделал еще один глубокий вдох.

— Я думаю, ей было... пять стандартных лет. Выражение ее лица, когда она смотрит на меня снизу вверх...

Следующий вдох был еще глубже.

— Давайте просто скажем, что это закрепилось в моей памяти, как будто было зацементировано там. Я понятия не имею, сколько раз потом я видел это лицо. Бодрствующим, спящим — это может произойти в любое время. Обычно сопровождается потоотделением и бешено колотящимся сердцем.

Он разжал руки и опустил их обратно на подлокотники своего кресла.

— Итак, сержант. Что у вас в памяти?

Она начала рычать, что это не его чертово дело. Но...

Что-то в деловом выражении этого бронзового лица успокоило ее. Мудрость объяснения одного из полудюжины самых известных убийц Одюбон Баллрум, что причина, по которой у нее был тяжелый случай посттравматического расстройства, заключалась в том, что она убила женщину сесси после того, как увидела, как ее коллеги-Мисти убивают кучу детей сесси самым жестоким способом, который только можно вообразить, была ... нелогичной.

Но...

Она мысленно пожала плечами. Кто-то с его прошлым мог бы разозлиться, но он не был бы шокирован.

— Это произошло во время боя за захват башни Хэнкок, — сказала она. — До того, как ублюдки из сесси... э-э, оппозиция, обрушили на нас этаж, мы уже понесли много потерь по пути туда. А потом мы наткнулись на дюжину школьников сесси, прячущихся в гараже вместе с парой учителей. — Она сама сделала глубокий вдох. — Я была сержантом, командиром. Я приказала им выйти — что они и сделали — а затем...Затем пара моих солдат открыла по ним огонь. Они использовали...

Ее лицо напряглось.

— Нейронные дезинтеграторы? — спросил он, и она кивнула. Он тоже кивнул. — Чего и следовало ожидать от Мисти. Во всяком случае, от многих. — Он спокойно посмотрел на нее. — Ты использовала дезинтегратор?

— Нет. — Она покачала головой. — Мне никогда не нравились эти чертовы штуки. И я сама никого из детей не убивала. На самом деле, я бы попыталась остановить это. Но...

— Но все было кончено за считанные секунды.

— Да. Самое большее, не больше горстки. Хотя казалось, что это длилось целую вечность.

— С дезинтеграторами всегда так бывает. Убийство вообще не занимает времени, но умирание занимает гораздо больше.

Она молчала. Его взгляд оставался прикованным к ней, возможно, дюжина секунд растянулась в вечность.

— Есть что-то, чего вы мне не говорите, — сказал он тогда.

Она сидела молча еще долгое, неподвижное мгновение, затем закрыла глаза.

— Одна из учительниц была еще жива. Стоит на коленях прямо передо мной — слишком близко, чтобы солдаты могли применить к ней дезинтеграторы. Она посмотрела на меня снизу вверх...

Ее глаза открылись, почти умоляюще встретившись с его взглядом, но она не могла идти дальше. Она буквально не могла.

— Итак, ты застрелила ее, — тихо сказал Сабуро. — Убила ее.

Кайла кивнула. Его лицо расплылось, когда слезы навернулись ей на глаза, и в тысячный раз — кто знает, сколько раз это было на самом деле? — она снова увидела это другое лицо. Лицо, в котором она была почти уверена, будет последним, что она увидит в последние секунды дня своей смерти.

Сабуро поднялся. Он подошел к своему столу, затем вернулся и протянул ей салфетку, прежде чем вернуться на свое место.

— Вам нужно обратиться к специалисту по травматологии, — сказал он. — Я могу порекомендовать нескольких. Кстати, это не совет. Это приказ. Мне не нужен помощник, который периодически отключается из-за ПТСР.

— Помощник? — Она смотрела на дальнюю стену, но теперь ее взгляд вернулся к нему.

— Да, ассистент. Вот почему я вызвал вас сюда. — Он слегка наклонил голову. — Разве вы не задумывались об этом?

— Немного. — Она слегка пожала плечами. — Но, похоже, для меня это не имело значения, так или иначе. Это потому, что... — Она снова пожала плечами.

— Кажется, ничто не имеет для вас особого значения, так или иначе.

— Нет. Больше нет.

— Ну, это тоже нужно прекратить. — Он наклонился вперед, поставив локти на колени и переплел пальцы вместе. — Нам предстоит очень трудная работа, бывшая сержант Барретт. Мы должны создать полицию Мезы, к которой большинство ее граждан могли бы относиться с разумной долей доверия. Это включает в себя его бывших полноправных граждан. Для этого мне нужно, чтобы по крайней мере одна из моих главных подчиненных сама была бывшей полноправной гражданкой — и бывшей Мисти. Бывшим сержантом, в идеале. Кем-то, кто обладал властью, но не был слишком заметен.

Он расплел пальцы, откинулся на спинку стула и широко улыбнулся.

— Вы почти идеальны — и вас очень рекомендуют. В некотором роде неохотно, но этого следовало ожидать.

— Рекомендуют? — Она нахмурилась. — Кто?

— Люди, которые захватили вас. Кто еще? Они довольно хорошо разглядели вас, пока вы были пленницей. И у генерала Палэйн тоже было несколько хороших слов. — На этот раз его улыбка была довольно тонкой. — Я бы не назвал это добрыми словами, но она не склонна делать это ни с кем. Они все еще хороши. На самом деле, именно она первой порекомендовала вас.

Кейла попыталась свыкнуться с мыслью, что генерал Танди Палэйн могла сделать что-то подобное. Ее разум отключился, ее конечности беспомощно дергались. Это было все равно что пытаться представить древнего динозавра — теропода, а не растительноядного, — делающего что-то другое, кроме опустошения ландшафта.

Палэйн была самым пугающим человеком, которого Кейла когда-либо встречала. Она ни разу не повысила голос в присутствии Кейлы, не сделала ни одного угрожающего жеста, свирепого взгляда — ничего. Но с другой стороны, Кейла и представить себе не могла, что тираннозавр рекс когда-либо на кого-то пялился. Зачем беспокоиться, когда у тебя тридцатисантиметровые клыки и сила укуса, которая заставила бы окаменеть крокодила Старой Земли?

— Итак, что ты скажешь? — спросил Сабуро.

Кейла обнаружила, что ей было трудно осмыслить всю ситуацию в целом. Она — работает на Сабуро Экс?

Отлично. Сабуро Лара. Большая разница. Как она могла объяснить это кому...

Ее разум споткнулся. Ее семье? У нее больше никого не было, за исключением нескольких двоюродных братьев, которых она едва знала. И ее матери, но они отдалились друг от друга на протяжении многих лет. Единственными, с кем она все еще была близка, были ее брат и сестра и их дети. Но все они были убиты во время террористического акта в парке Голубая лагуна.

Это было то, за что ее разум мог зацепиться.

— Я ни за что не соглашусь, если вы не поручите мне расследовать то, что произошло в парке Голубая лагуна, — категорически заявила она.

Там. Это должно было положить конец всему этому делу. Но Сабуро снова удивил ее.

— Это то, о чем я сам думал, — сказал он. — И не только Голубая лагуна. Я хочу, чтобы вы участвовали в расследовании всех террористических инцидентов, начиная с Грин Пайнс и продолжая волной ядерных взрывов после освобождения.

Она подумала о том, чтобы оспорить термин "освобождение", но мысль исчезла почти сразу же, как только сформировалась. Во-первых, сейчас это был спорный вопрос. Во-вторых, она точно понимала, как кто-то вроде Сабуро мог бы увидеть это таким образом. В некотором смысле, она начинала приходить в себя.

— Почему? — спросила она вместо этого.

— В этом-то и весь смысл. Особенно в краткосрочной перспективе. Послушайте, мы оба знаем о моем прошлом в Баллрум. Из-за этого я знаю, что Баллрум тут ни при чем. Но вы этого не знаете, и большой процент населения Мезы никогда не примет какое-либо объяснение этих убийств как дело рук кого-либо, кроме Баллрум и Великого Альянса — если только у них нет каких-либо оснований полагать, что расследование не было чисто пристрастным. И нет лучшего способа указать, что этого не было, чем присутствие сотрудника ВОПМ прямо в разгар расследования, который был...

— Во-первых, — он поднял большой палец, — полноправным гражданином в то время, когда они произошли.

— Второе, — его указательный палец поднялся вверх, чтобы присоединиться к большому, — бывший сержант полиции УВБ.

— И, в-третьих, — поднялся средний палец, — кто-то, кто пострадал от потери большей части своей семьи в результате одного из убийств.

Он опустил руку.

— И прежде чем вы спросите меня, как вы можете быть уверены, что я не буду препятствовать вашему расследованию, отвечу, что вы не можете — сейчас. Но вы сможете это сделать к тому времени, как закончите. Это не то, в чем вас можно обмануть.

В этом он был прав. Что в конце концов решило для нее проблему. Она хотела выяснить, кто убил ее семью. И если для этого потребовался ужин с дьяволом, так тому и быть.

— Хорошо, — сказала она. — При одном условии.

— Что это? — спросил я.

— Если мы когда-нибудь будем есть вместе, не жалуйтесь, если я буду настаивать на использовании длинной ложки. Очень длинной ложки.

— Это сделка. Хотя, — он усмехнулся, — я не уверен, что кто-нибудь делает удлиненные ложки.

— Если мне придется, я приготовлю ее по-особенному. Итак, когда мне начинать?

— Прямо сейчас, лейтенант Барретт. — Он встал и протянул руку, чтобы помочь ей встать со стула, но она проигнорировала это. Наверное, это было грубо, но она выглядела бы глупо, если бы приняла руку помощи от дьявола сразу после того, как настояла на том, чтобы в его присутствии ужинать длинной ложкой.

Она достаточно хорошо справлялась сама. Судя по легкой улыбке на лице Сабуро, он все равно не обиделся.

У нее было ощущение, что очень немногие вещи могли бы оскорбить или разозлить ее нового босса. У нее также было предчувствие, что Сабуро Лара станет очень хорошим боссом. Может быть, лучшим, что у нее когда-либо было. Это было самое тревожное чувство, которое у нее было с тех пор, как она вошла в комнату.

— Мне нужна униформа? — спросила она, опираясь на трость.

— Довольно скоро, да. Но не сегодня. Сегодня мы собираемся нанести очень неофициальный визит некоторым людям, чьи дела будут... пересекаться с нашими. Гражданская одежда — это в порядке вещей.

— Каким людям? — спросила она.

— Увидите.

Башня Новый Росток

Город Мендель

Планета Меза

Система Meзa

— Черт. Это похоже на дом. В чем-то даже лучше! — Башня Энкатешвара на самом деле не была спроектирована для того, чтобы сбивать людей с толку и заставлять их заблудиться. Это просто так казалось из-за беспорядка повсюду. Но это! Дауд ибн Мамун аль-Фанудахи кивнул на дверь, через которую они только что вошли в комнату в башне Новый Росток. — Это действительно заставляет меня чувствовать себя как дома!

— Не обращай на него внимания, — сказала Нацуко Окику. Подполковник направилась к большому, очень современному столу для совещаний в центре комнаты. — У него фетиш на том, чтобы быть невидимым для бюрократов и флаг-офицеров.

— Это не фетиш. — Виктор Каша покачал головой. — Это просто здравый смысл.

— Разве имеет значение, где мы сядем? — спросила Окику.

— Нет, — сказал Антон Зилвицки. Он сам как раз обходил стол. — Просто позвольте мне занять место в том конце, — он указал на дальний конец, — потому что там есть главная консоль управления.

Каша сидел на том же конце стола, на длинной стороне слева от Зилвицки. Арианна Макбрайд села напротив него. Айрин Тиг села рядом с ней, а аль-Фанудахи занял место с противоположной стороны. Майор Тарковски занял место в дальнем конце, лицом к Антону, хотя по длинным сторонам стола все еще оставались свободные места. Космопехотинец обладал такой индивидуальностью, которая автоматически притягивалась к дальнему концу столов для совещаний.

— Позвольте мне начать с того, что эта встреча носит совершенно неофициальный характер, — Зилвицки обвел рукой их окружение. — Кстати, этот конференц-зал тоже официально не существует. На схемах башни это показано как бельевой шкаф, — он указал через плечо Тарковски, — примерно в пятнадцати метрах в ту сторону.

— О, ничего себе, — пробормотал аль-Фанудахи, выглядя с каждым мгновением все более жизнерадостным.

— Наконец, — продолжил Зилвицки, — подавляющее оборудование для борьбы с наблюдением в этой комнате является первоклассным. Я выбрал его и установил сам. Никто за этой дверью, — он указал на единственную дверь в комнату, — не услышит ничего, что мы здесь скажем. Никто там не сможет делать какие-либо записи, и никто на самом деле в комнате тоже не будет.

— К чему такая секретность? — нахмурилась Арианна. — Я бы подумала, что вы хотели бы, чтобы сообщения о подобном расследовании были доступны общественности.

— В конце концов они будут такими, — сказал Каша. — По крайней мере, их результаты — и это будут честные результаты. У нас нет намерения готовить книги, так сказать. Но мы также должны иметь возможность говорить друг с другом с полной откровенностью, а вы просто не можете этого сделать, когда знаете, что все, что вы говорите, записывается для потомков.

— Он прав насчет этого, мисс Макбрайд, — сказала Окику. — Во всяком случае, необходимо сохранять конфиденциальность источников и методов. На самом деле...

— На самом деле, — прервал ее Тарковски, — если бы я не был уверен, что это правда, я бы встал и ушел прямо сейчас.

Арианна все еще выглядела неуверенной, но кивнула в знак согласия.

— Итак, с чего мы начнем? — спросила Тиг.

— Мы начинаем... — Зилвицки замолчал, когда в дверях раздался звонок.

— Что за черт? — пробормотал он, затем бросил на Каша обвиняющий взгляд, когда хевенит поднялся на ноги.

— Я не был уверен, что он появится. Но, да. Я пригласил его.

К тому времени, как Каша закончил предложение, он был у двери. Он открыл ее.

— Входите, директор, — сказал он, отступая в сторону, когда Сабуро Лара вошел в комнату. — А это, должно быть, Кейла Барретт, — добавил он, когда за Сабуро последовала женщина. — В прошлом сержант в Управлении внутренней безопасности Мезы.

— Но теперь лейтенант Верховной объединенной полиции Мезы, — сказал Сабуро. — Под чьей юрисдикцией, кстати, проходит эта встреча. — Он ухмыльнулся. — Неофициально, конечно, но если кто-нибудь узнает, что крайне маловероятно, — он кивнул в сторону Зилвицки, — учитывая, кто ведет контрнаблюдение, это ваше прикрытие. Если все пойдет наперекосяк, можете винить меня.

Говоря это, он обошел стол к пустому стулу на дальнем конце. Теперь он вытащил его и сел. Двигаясь медленнее, опираясь на трость, Барретт села напротив него.

— В таком случае я предлагаю вам возглавить это заседание, — сказал Зилвицки.

— Учитывая, что вы официально отвечаете за это, и все такое, — вмешался Каша. Аль-Фанудахи не знал этого человека, поэтому не мог быть уверен, но на его лице читался едва уловимый намек на веселье. У Каша были голубые глаза и светлые волосы, и он был необычайно красив — гораздо больше, чем можно было ожидать от офицера разведки. Аль-Фанудахи задался вопросом, было ли что-то из этого связано с биоскульптурой. Обычно этот процесс применялся бы по-другому для кого-то по роду деятельности Каша, где быть слишком красивым — и привлекающим внимание — было явным препятствием.

В любом случае, внешность хевенита наводила на мысль о тщеславии, которое, казалось, противоречило его репутации.

Сабуро взглянул на Каша, затем пожал плечами.

— Я полагаю, ты прав. Очень хорошо. Позвольте собранию прийти к порядку. Теперь, когда это сделано, Антон, тебе предоставляется слово.

— Я думаю, мы должны начать с того, что выслушаем всех, у кого есть объяснение о том, кто несет ответственность за массовые убийства на Мезе, начиная с инцидента в Грин Пайнс, а также их мотив. — Зилвицки кивнул в сторону Каша. — У нас с Виктором есть одно. Знает ли кто-нибудь еще?

Он оглядел стол, его взгляд на мгновение остановился на каждом из людей, прибывших со Старой Земли.

— Не знаю, зашел ли бы я так далеко, чтобы называть то, что мы думаем, "гипотезой", — сказал аль-Фанудахи, — поскольку в наших выводах пока нет ничего определенного. Так почему бы нам не начать с вашего?

— Хорошо, — кивнул Зилвицки. — Мы с Виктором думаем, что за всем этим стоит нечто, что началось шесть стандартных столетий назад — почти восемь, если вернуться к первопричинам. Потому что в основе всего этого лежит позиция Кодекса Беовульфа по генетическому совершенствованию человечества, и эта позиция выросла из Последней войны Старой Земли. Многое вышло из Последней войны, но эта... проблема, в частности, выросла из чего-то вроде более отдаленного: спора между Леонардом Детвейлером и медицинским сообществом Беовульфа по поводу манипуляций с человеческим геномом. "Манипуляция" — вот как называл это истеблишмент; собственным термином Детвейлера было "усиление", и их разногласия были фундаментальными и острыми.

— Сообщество было преисполнено решимости сохранить запреты, установленные Кодексом Беовульфа. Точка зрения Детвейлера заключалась в том, что Последняя война произошла — и Лига была основана — почти за двести стандартных лет до того, как Кодекс даже родился. В сложившихся обстоятельствах он почувствовал, что пришло время... пересмотреть эти запреты. Истеблишмент не согласился, и спор становился все более публичным и все более яростным. Когда это не удалось решить, Детвейлер и его сторонники покинули Беовульф и поселились здесь, на Мезе.

— Детвейлер очень ясно изложил свои взгляды и намерения в то время, и поскольку он это сделал, я думаю, могу с уверенностью сказать, что он не одобрил бы направление, которое генетическая наука и инженерия здесь, на Мезе, приняли после его смерти. Но в то время как люди, которые первоначально заселили Мезу, обладали большими финансовыми ресурсами и большой научной проницательностью, им не хватало рабочих рук. Поэтому Детвейлер основал компанию "Рабсила Инкорпорейтед" для производства клонированных колонистов, чтобы обеспечить необходимую рабочую силу.

— Еще до переезда на Мезу он участвовал в "совершенствовании" колонистов для работы во враждебной среде. Это была стандартная, неоспоримая практика перед Последней войной. После войны, и после того, как успел проявиться истинный ужас некоторых генетически модифицированных суперсолдат, даже эта форма "улучшения" была в значительной степени предана анафеме. Очевидно, что существовало множество разнообразных пакетов модификаций, которые были созданы в дедовские времена, но в течение довольно долгого времени не появлялось никаких новых.

— Детвейлер подумал, что это было еще глупее, чем большинство опасений истеблишмента. Фактически, он бросил вызов общему предубеждению против практики, предоставив такого рода улучшения — что не было совсем незаконным — еще до того, как покинул Беовульф. Таким образом, в дополнение к клонированию рабочих для использования прямо здесь, в Мезе, он продолжал предлагать улучшения для колоний с враждебной средой. Фактически, в течение следующего T-столетия или около того Меза была фактически единственным местом в галактике, где поддерживалась и предлагалась эта возможность, и истеблишмент Беовульфа был недоволен этим. На самом деле, есть немало свидетельств того, что одной из причин, по которой Детвейлер и первоначальная версия "Рабсилы" были так агрессивны в продвижении своих услуг, была его горечь по поводу отказа Беовульфа. Для него это был способ показать истеблишменту, одновременно предоставляя услугу, в которой — справедливости ради — галактика очень нуждалась.

— Но на Мезе клоны, которые, в конце концов, были изготовлены специально для обеспечения рабочей силой, рассматривались как наемные слуги. Это тоже было нарушением Кодекса Беовульфа, и значительно большим. Согласно Кодексу, клоны ничем не отличаются от любого другого человеческого существа в глазах закона. У них точно такие же юридические права, и Кодекс специально запрещает их ограничение договорами. Для этого есть несколько причин, но самая фундаментальная заключается в том, что, поскольку ни один клон никогда не просил о своем рождении, аморально и незаконно заставлять их возвращать долг, который они никогда не хотели брать на себя.

— Меза смотрела на вещи по-другому, и, опять же, подозреваю, что это Детвейлер показал истеблишменту Беовульфа средний палец. Я говорю это потому, что за свою жизнь он чертовски убедился, что мезанские клоны не были рабами. Ожидалось, что со временем они заслужат свою свободу и станут гражданами Мезы. Что почти все они и делали во времена Детвейлера. И после этого они не считались гражданами второго сорта. Не поначалу.

— Но некоторые другие заинтересованные лица, особенно крупные трансзвездные компании, которые действительно начали набирать обороты примерно через столетие после создания Лиги — которая, в конце концов, в то время рассматривалась скорее как профсоюз, чем как настоящее центральное правительство, — были больше озабочены итогами и меньше беспокоились о каких-либо незначительных моральных проблемах. Они тоже нуждались в колонистах Детвейлера, и "Рабсила" предоставляла их в качестве "наемных слуг"... официально. На самом деле, однако, неуклонно растущее число трансзвездников не собиралось позволять своим "слугам" — или детям их слуг — зарабатывать или покупать свою свободу.

Его глубокий, рокочущий голос на мгновение смолк, и он покачал головой с мрачным выражением лица.

— Вот так началось генетическое рабство. С последствиями, которые привели к сокращению продолжительности жизни, развитию специализированных типов, таких как рабы для удовольствий, мнению, что они каким-то образом были не совсем людьми — ничего этого не происходило, пока Детвейлер был еще жив и руководил. Но даже при том, что это явно не то, что он когда-либо намеревался сотворить, он и его сторонники были теми, кто открыл дорогу чудовищному злодеянию, которое пережевало и выплюнуло так много миллионов — миллиардов, даже триллионов — жизней за T-столетия.

— И после его смерти все начало меняться довольно быстро. На этом этапе история становится более мрачной, но, похоже, между наследниками Детвейлера произошла размолвка, и те, кто вышел на первое место, начали более непосредственно продвигать "Рабсилу" к тому, чем она в конечном итоге стала. И по мере того, как "Рабсила" все глубже увязала в постели с трансзвездными корпорациями, которые верили в рабство, Меза стала убежищем для этих корпораций. Тем, которое было особенно привлекательно для корпораций, наиболее увлеченных коррупцией как движущей силой прибыли. В течение следующих ста стандартных лет или около того генетическое рабство превратилось в полномасштабный общегалактический институт — даже если "правильные люди" осудили его — и Меза стала самой разнообразной штаб-квартирой коррумпированных трансзвездников в галактике. Не поймите меня неправильно. Существуют другие звездные системы и даже звездные нации, которые фактически полностью принадлежат "городам-компаниям". Например, на ум приходит "Технодайн" из Йилдуна. Но Меза предоставила... интерфейс, где коррупция всегда могла найти другую коррупцию, когда ей это было нужно.

Он остановился и посмотрел на Арианну Макбрайд.

— Это справедливое подведение итогов? — спросил он, и она кивнула.

— Да. Но...

— Дайте мне минутку, — прервал он, подняв руку, и повернулся обратно к другим людям за столом.

— Это развитие событий не осталось незамеченным, — сказал он им. — Значительное число граждан Мезы — в частности, потомки наследников Детвейлера, которые оказались отодвинутыми от власти — выразили несогласие с деятельностью "Рабсилы", а также с рядом политик корпоративного правительства Мезы. Когда их протесты были проигнорированы, они основали организацию под названием Соответствие, которая занималась генетическим улучшением, да, но все это делалось в рамках закона и на чисто добровольной основе. Они специально призвали сделать генетическое рабство "Рабсилы" незаконным.

Он снова посмотрел на Арианну. Она немного выпрямилась в своем кресле и кивнула.

— Ладно. Я просто хотела, чтобы это было включено.

— Но к тому моменту, — продолжил Зилвицки, — трансзвездные корпорации, которые теперь эффективно контролировали Мезу, были слишком могущественны, чтобы их можно было сместить. И у них вообще не было проблем с деятельностью "Рабсилы". Во-первых, потому что даже так давно некоторые из них почти наверняка принадлежали "Рабсиле". Конечно, через разного рода прокладки, чтобы связь не была видна.

— "Джессик", — проворчал Тарковски.

— "Джессик", почти наверняка, — согласился Зилвицки. — Однако были и другие, и "Рабсила" имела финансовый интерес даже в большинстве из тех, кто ей не принадлежал. Это были кровосмесительные отношения, когда практически все мезанские трансзвездные компании — и довольно много корпораций, официально имеющих штаб-квартиры в других звездных системах, — объединились как сиамские близнецы.

— Учитывая это, не потребовалось много времени, прежде чем на Соответствие было оказано большое политическое и иное давление. Те из его членов и сторонников, которые были известны властям, обычно не арестовывались, хотя некоторые и арестовывались по надуманным обвинениям, которые официально не имели никакого отношения к их членству. Однако по большей части наказания носили экономический характер. Карьеры стопорились, контракты аннулировались, люди переводились на менее престижную или низкооплачиваемую работу, академическое пребывание откладывалось или в нем вообще отказывалось. Младшие члены семей Соответствия обнаружили, что их заявления отклонялись элитными университетами. Что-то в этом роде.

— Тем не менее, мы не пропали, — сказала Арианна.

— Да, некоторые из вас этого не сделали. Произошло то, что "Соответствие" превратилось в полуподпольную организацию. Репрессии никогда не были достаточно суровыми, чтобы заставить его соблюдать полную секретность, с системой ячеек и другими мерами безопасности, которые требуются полностью подпольным организациям. Но к четырем сотням стандартных лет назад — самое позднее — Соответствие стало почти невидимым для большинства жителей Мезы.

Он снова сделал паузу и положил руки плашмя на стол.

— И где-то в ходе этого процесса — где-то между пятьюстами и четырьмя сотнями стандартных лет назад — внутри Соответствия сформировалась новая организация. Подобный процесс происходил много раз в истории. Диссидентская группа внутри реформистской политической организации — а именно таков был первоначальный расклад, и большинство ее членов продолжают им оставаться сегодня — становится разочарованной и недовольной медленными темпами прогресса. В данном случае никакого прогресса вообще, потому что даже после того, как Последняя война отступила в историческое зеркало заднего вида человечества и исчез запрет на усиление колонистов для враждебной среды, Кодекс Беовульфа, принятый и соблюдаемый — официально, по крайней мере — практически каждой заселенной людьми звездной системой, продолжал запрещать целенаправленную модификацию генома человека с конкретной целью генетического "подъема". На самом деле, это происходит и сегодня.

— Я не думаю, что кто-либо из нас сейчас заинтересован в том, чтобы вникать во все причины этого, но с точки зрения людей, которых я знаю лучше всего в медицинском сообществе Беовульфа, даже сегодня главной заботой являются права человека ... и эта озабоченность усугубляется генетическим рабством. Предубеждение — иногда, честно говоря, ненависть — против генетических рабов — это именно то, чего они боятся в обществе, которое намеренно генетически стратифицировано. Они боятся, что если человеческая раса... разделится на спектр генетических типов, геномы которых могут быть четко и научно дифференцированы друг от друга, в конечном итоге появится качественное суждение о том, какие из них "высшие", а какие "низшие". И в процессе вновь проявит себя страх перед "другим", который лежит в основе всех уродливых человеческих предрассудков, так же как и в отношении генетических рабов.

— Честно говоря, я не знаю, обоснован ли этот страх. Однако он существует сегодня, и он, безусловно, существовал тогда. И потому, что это произошло, и из-за высокого морального авторитета Беовульфа в вопросах генетики, даже спустя двести стандартных лет — десять поколений в галактике до пролонга — стремление Соответствия улучшить генетическое наследие человечества все еще было загнано в тупик. Все еще фактически объявлено вне закона. Все еще что-то, чем члены Соответствия могли заниматься только исподтишка и в тайне. И вдобавок к отсутствию прогресса на фронте реформ, что было основной мотивацией Соответствия, существовала корпоративная проституция Месы.

— Так что же происходит, когда группа реформаторов явно не добивается прогресса или, в лучшем случае, продвигается лишь медленными темпами? — пожал плечами Зилвицки. — Те, кто становятся наиболее нетерпеливыми, начинают искать более эффективные средства для достижения своей цели. Что обычно означает, что они оставляют всякую надежду на эволюционные изменения и формируют революционную организацию. Ту, что готова и желает использовать насилие для достижения своих целей.

— Что было необычным в этом формировании, которое также называло себя "Соответствием", так это то, что оно никогда не отделялось от реформистской организации, которая его породила. Вместо этого лидеры нового, революционного Соответствия решили остаться в рамках первоначального формирования. Это состоялось по двум причинам. Во-первых, это было лучшее место, чтобы спрятаться от властей Мезы. Но, во-вторых, более широкая реформистская организация, в рамках которого они действовали, обеспечила революционеров большинством их рекрутов.

Он посмотрел на Арианну.

— Именно так были бы завербованы ваши братья, — сказал он. Она оглянулась с застывшим лицом, но ничего не сказала.

— Пока, — продолжил Зилвицки, обращаясь к остальным членам группы, — в этой истории нет ничего, что могло бы объяснить жестокость того, во что превратилось революционное крыло "Соответствия". Если бы они следовали тому же образцу, что и другие подобные им группы в истории, они могли бы в конечном итоге добиться успеха или в конечном итоге были бы раздавлены. Но они не стали бы тем монстром, которым стали на самом деле.

— Так что же произошло? — спросила Тиг. Она была явно очарована рассказом Зилвицки, но не забыла добавить: — Согласно вашей гипотезе, то есть?

— Мы все еще работаем над этим, — сказал он ей, — но кажется совершенно очевидным, что их соблазнила "Рабсила". Они, несомненно, проникли в нее. Ряды Соответствия — как внутреннего, так и внешнего; или злонамеренного и доброкачественного, если вы предпочитаете иное, — он взглянул на Арианну, чье лицо все еще было деревянным, — были полны медиков, особенно генетиков. Некоторые из них были бы наняты своим врагом. Просто чтобы присматривать за ними, если ничего больше. Но тогда...

— Конечно! — Аль-Фанудахи ударил кулаком по столу. — Как только они были вовлечены в работу, они поняли, насколько ценной она может быть для их собственных долгосрочных целей. — Он откинулся на спинку стула и уставился в стену напротив себя. Не на что-то конкретное, просто сосредоточившись на своих мыслях, затем он продолжил. — И как только они пошли по этому пути, я был бы готов поспорить, что вскоре они увидели способы, которыми они могли бы манипулировать "Рабсилой" и связанными с ней трансзвездниками в политических терминах. Вместо этого они начали смотреть на корпорации, которые они считали врагами, как на инструменты.

— Инструменты для чего? — В голосе Окику звучало раздражение. — Эй, я просто тупоголовый коп в этой комнате. Объясни это простыми словами, Дауд.

Каша ответил ей раньше, чем аль-Фанудахи смог это сделать.

— Инструменты — мы с Антоном называем их "рычагами" — которые они могли бы использовать, чтобы вскрыть, а затем разорвать на части галактическое общество. Никогда не забывайте, что эти люди начинали как идеалисты. У них была цель. Они не просто стремились к власти ради нее самой. Улучшить человеческую расу. Избавьтесь от этих слепых, фанатичных, ханжеских, глупых беовульфиан и превратите нас из примитивных гоминидов в нечто сродни полубогам и богиням. Но чтобы попасть туда, им пришлось расчистить политический путь — тот, на котором доминировали эти проклятые беовульфиане и их союзники, — а также накопить необходимые знания и навыки. А в "Рабсиле" они увидели, как делать и то, и другое одновременно. Никто другой в галактике не проводил генетические эксперименты так широко — не говоря уже о безрассудстве — как "Рабсила". Соответствие могло бы многому научиться, будучи частью этого. И никто другой в галактике не закладывал основу для коррупции Солнечной лиги так эффективно, как "Рабсила" и ее закадычные друзья-трансзвездники.

— Да, это именно то, о чем я думал. — Аль-Фанудахи переводил взгляд с Каша на Зилвицки и обратно. — Если я могу подвести итог, то вы предполагаете, что в игре участвовали три игрока, только один из которых полностью осознавал свою игру. О ком все знали, так это о "Рабсиле" и ее коррумпированных мезанских межзвездных союзниках, которым было наплевать на что-либо, кроме денег. Затем, скрытое под этой поверхностью, существовало широкое — внешнее, мягкое, называйте как хотите — Соответствие, которое хотело реформировать Кодекс Беовульфа и использовать преимущества, которые генная инженерия должна была сделать возможными. Но никто из них не знал о злонамеренном Соответствии или о том факте, что оно использовало их обоих в своих собственных целях.

— Вот именно, — сказал Зилвицки.

— Можем ли мы вернуть это на землю? — спросил Сабуро. — Как это связано с тем, что мы должны расследовать, а именно с массовыми убийствами, которые начались в Грин Пайнс?

— Думаю, это очевидно, — сказал аль-Фанудахи. Он явно продолжал думать наперед. — Ну... может быть, не очевидно. Но думаю, что это достаточно ясно. Есть много доказательств, — он оглянулся на своих коллег-охотников за привидениями, — мы сами сталкивались с этим, — что кто-то работал за кулисами, сначала чтобы спровоцировать войну между Мантикорой и Хевеном, а затем войну между Солнечной лигой и Мантикорой. Не зная всего, что вы нам только что рассказали, капитан Зилвицки, мы не могли понять, кем были "другие парни" — так мы их называли — или чего они добивались, но мы знали, что они были там.

— Я не готов — пока — сказать, что вы справились с этим, но думаю, что вы определенно строите правдоподобную гипотезу, чтобы наконец объяснить, чего, черт возьми, они хотят. И если действительно существовала революционная группа, посвятившая себя достижению своих целей любыми необходимыми средствами, и если этим целям препятствовали, потому что при существующем политическом порядке Кодекс Беовульфа в целом поддерживался всеми остальными, то этот политический порядок должен был быть изменен. Он должен был быть сметен бульдозером, и чем полнее это можно было бы сделать — чем больше хаоса и неразберихи могли бы породить революционеры — тем меньше времени у кого-либо было бы, чтобы беспокоиться о таких вещах, как Кодекс Беовульфа. Так вот что они намеревались сделать. Они хотели, чтобы галактика, так сказать, сгорела дотла, но они также хотели бы, чтобы пожар, отвлекающий маневр, длился как можно дольше.

На мгновение он нахмурился еще сильнее, затем скорчил гримасу и посмотрел на Зилвицки и Каша внезапно более острым взглядом.

— Конечно, это то, чего они хотели бы. И они приложат особые усилия, чтобы гарантировать, что ближайшие друзья Беовульфа, те, кто, вероятно, будут его самыми сильными сторонниками, также будут... заняты другими делами. И кем бы были эти болельщики за пределами самой Лиги? Звездное королевство Мантикора и первоначальная республика Хевен, вот кто. Так что же они с этим сделали? — Его рот скривился. — Они стояли за существующими фракциями, подталкивали к подрыву Конституции республики изнутри... и поощряли ее к уничтожению Звездного королевства.

Он снова сделал паузу, устремив взгляд вдаль, созерцая перспективы, открывающиеся перед его мысленным взором, затем встряхнулся и вернулся к настоящему.

— Но, похоже, высокомерные ублюдки были слишком умны для их же блага. Война между Мантикорой и Хевеном вышла из-под контроля. Обе стороны были чертовски хороши в ведении войн, но Мантикора стала еще лучше — особенно в том, что касалось прикладных технологий — а затем Тейсман и Причарт свергли Народную республику. — Он покачал головой. — То, как мы все знаем, что они любят работать за кулисами, заставляет задуматься, насколько наши "другие ребята" были связаны с глупостью правительства Высокого Хребта и решением Причарт возобновить военные действия, не так ли? Но им, должно быть, казалось вероятным, что Мантикора все равно победит в конце, и войны слишком многими способами сблизили Мантикору и Беовульф. Поэтому они нанесли удар по Явате, чтобы поставить Звездную империю на колени, полагая, что Хевен воспользуется возможностью, чтобы закончить уничтожение Мантикоры. Или, по крайней мере, отойти в сторону, когда "другие парни" спровоцировали войну между Солнечной лигой и искалеченной в военном отношении Мантикорой. И если бы Хевен сделал что-нибудь в этом роде, это отравило бы — возможно, навсегда, но, безусловно, в краткосрочной перспективе — его отношения с Беовульфом и его поддержку.

— Но все пошло не так — и пошло не так очень быстро. Вместо долгого, затяжного конфликта между Мантикорой и Лигой, который они могли использовать, они получили Великий Альянс... и боевые технологии Великого Альянса улучшились настолько, что он очень быстро надрал Лиге задницу. Это означает, что вместо пожара в доме, который длится десятилетиями и не дает всем покоя, новый Великий Альянс, состоящий из всех до единого противников, которых больше всего боялись "другие парни", может свободно искать их с налитыми кровью глазами.

Он переводил взгляд с Зилвицки на Каша и обратно.

— Это в основном ваш анализ, я прав?

— Почти прямо по курсу.

Что-то в тоне Зилвицки подсказывало, что он был одновременно удивлен и впечатлен тем, как быстро аль-Фанудахи собрал все воедино. Это немного приободрило соларианина. Он пришел на собрание, чувствуя себя тупым ребенком в комнате, полной не по годам развитых детей. Мантикорцы и хевениты могут быть устрашающими не только в военном отношении.

— Я все еще этого не понимаю. — Теперь голос Окику звучал более чем немного раздраженно. — Итак, они гнилые, бессердечные ублюдки, и у них есть план по свержению генетического порядка в галактике. Я поняла это. Но массовые убийства, помните? Какое это имеет к этому отношение?

— Мне кажется, я вижу, к чему они клонят, Нацуко. — Айрин Тиг хмурилась с тех пор, как Зилвицки начал свое объяснение, но теперь она слегка наклонилась вперед в своем кресле. — Что Дауд, капитан Зилвицки и офицер Каша устанавливают — я бы сказала, пытаются, — так это то, что это "Злонамеренное Соответствие" внезапно обнаружило, что ему нужно покинуть Мезу гораздо быстрее, чем оно когда-либо ожидало. Поэтому они начали убийства, чтобы замести свои следы, когда они это делали.

— Снова прямое попадание, — согласился Зилвицки, но Тиг все еще хмурилась.

— Я вижу, что это многое объясняет, — сказала она. — Может быть, даже почти все это. Но это не объясняет Удар Беовульфа. И, честно говоря, я не понимаю, как сюда вписывается Грин Пайнс.

Зилвицки и Каша переглянулись.

— Я думаю, пришло время, — сказал Каша, и Зилвицки кивнул.

— Удар Беовульфа — это одно, и мы знаем, что они стояли за этим, даже если мы не понимаем почему, — сказал он. — Но причина, по которой вы не видите, как Грин Пайнс вписывается в это, капитан Тиг, заключается в том, что это не так. Это единственное массовое убийство, за которое Соответствие — Злонамеренное Соответствие — не было ответственно.

— Тогда кто же? — спросил Тарковски с дальнего конца стола, и Зилвицки запустил пальцы в свои волосы.

— Хорошо. Думаю, вы могли бы сказать, что это я. В некотором смысле.

— О, чушь собачья, Антон! — Каша огрызнулся в редком приступе ненормативной лексики, и его жесткий взгляд скользнул по столу. — Ответственным за взрыв в Грин Пайнс был человек по имени Дэвид Притчард. Он был частью небольшой группы революционеров сесси, с которыми мы с Антоном работали, когда были на Мезе. В первый раз, когда мы были на Мезе.

Хмурый взгляд Тиг, казалось, застыл на месте.

— Тогда почему капитан Зилвицки сказал, что он несет ответственность? В некотором смысле.

— Сесси получили в свои руки два или три ядерных подрывных заряда. — Каша махнул рукой. — Ничего особенного, просто гражданские строительные устройства. Но они были подражателями революционеров, а не опытными террористами, поэтому они не понимали, что у этих тварей есть локаторные маяки. Это привело бы власти прямо к ним — а значит, и к нам. Так что Антону пришлось их деактивировать.

— Что?! — воскликнула Арианна.

— Вы снабдили террористов сесси пригодным для использования ядерным оружием? — потребовала Кейла Барретт, впервые заговорив.

Но именно Брюс Тарковски привлек всеобщее внимание. Он вскочил на ноги, хлопнул обеими руками по столу и наклонился над ним.

— Вы хотите сказать, что деактивировали локаторные маяки на гражданских ядерных устройствах?! — потребовал он.

— Да, — сказал Зилвицки. — Это то, что я сделал.

Космопехотинец уставился на него секунду или две, затем откинулся на спинку стула.

— Иисус Х-Христос. Я даже не думал, что это возможно!

Он слегка наклонил голову, глядя на Зилвицки исподлобья, как животное, наблюдающее за стоящим рядом хищником.

— Ты страшный сукин сын, Зилвицки, — объявил он. Затем, довольно бодро. — Я должен услышать эту историю. Так расскажи нам, что произошло.

? ? ?

Зилвицки начал с того, что воспроизвел все имевшиеся у него записи их контактов с Джеком Макбрайдом на HD-устройстве, развернутом в центре стола. После того, как с последним было покончено, он оглядел стол.

— У кого-нибудь есть какие-нибудь вопросы?

— У меня, — сказал аль-Фанудахи. — Но я думаю, что было бы разумнее подождать, пока вы закончите свою презентацию.

— Согласен, — сказал Тарковски.

Больше никто ничего не сказал, но по выражению их лиц было ясно, что они чувствовали то же самое, поэтому Зилвицки вывел на экран карту Грин Пайнс между одним из пригородов Менделя и прилегающим к парку районом. Он потратил еще несколько мгновений, выделяя цветом несколько мест на карте, затем откашлялся.

— Красная структура — это Гамма-центр. Точнее, это башня Андрокл. Или, по крайней мере, то, что раньше было башней Андрокл. Это были в основном коммерческие помещения всего с парой жилых этажей. Сам Гамма-центр находился под башней, хотя его конструкция была аккуратно стерта из базы данных Департамента зданий Менделя.

Он переместил яркую стрелку своего курсора в другое место, на этот раз за чертой города Грин Пайнс.

— Именно там находилась башня Буэнавентура. Это было заброшенное здание в промышленном районе. Очень запущенном промышленном районе. В субботу, когда все произошло, весь район был бы в основном безлюден.

Курсор переместился на выделенную структуру рядом с Гамма-центром.

— Это спортивный стадион. Им не пользовались в ту субботу, когда мы сбежали из Мезы. И, наконец, — курсор снова переместился, — это парк Пайн Вэлли, где на самом деле взорвалась бомба Грин Пайнс.

Он сделал паузу, достаточную для того, чтобы его аудитория сориентировалась географически, затем продолжил.

— Наш план был прост. Джек должен был покинуть Гамма-центр и присоединиться к Херландеру Симоэнсу, и мы должны были тайно вывезти их обоих с планеты в замаскированном ящике на грузовом судне, которое нам удалось протащить мимо мезанской службы безопасности. Предполагая, что все пройдет гладко, мы покинем планету и систему прежде, чем кто-либо поймет, что он и Херландер были не там, где они должны были быть.

— В то же время, однако, мы разработали запасной план на случай, если что-то пойдет не так, кто-то узнает о нашем присутствии и о том, что мы пытались сделать, и нам придется срочно эвакуироваться, когда за нами гонятся люди. Если бы нам пришлось отступать при таких обстоятельствах, мы бы использовали один из ядерных зарядов в башне Буэнавентура и второй на спортивном стадионе, чтобы отвлечь внимание во время побега. Взрывы были бы шумными, они привлекли бы внимание всех сил безопасности, пока мы направлялись в космопорт, хотя число погибших было бы минимальным. И я думаю, будет справедливо отметить, что мы были здесь от имени королевства Факел, которое официально объявило войну против системы Меза практически в день своего основания. Фактически, система Конго была единственной признанной воюющей стороной, даже косвенно участвовавшей в уничтожении Мезы. Я не пытаюсь обойти стороной тот факт, что мы знали, что наш план приведет к гибели граждан Мезы; я просто говорю, что это был акт войны в рамках объявленного конфликта и что наш план прикрытия сделал все возможное, чтобы свести эти потери к абсолютному минимуму.

— В отличие от того, что пыталась сделать с Факелом "Рабсила", при полной поддержке правительства системы Меза, когда она послала НФИ убить каждого живого человека на планете.

Его пристальный взгляд обвел стол, пригвоздив к месту каждого члена своей аудитории. Большинство из которых — с разной степенью согласия — наконец кивнули.

— Как это случилось, что-то действительно пошло не так с нашим планом бегства. Мы не знаем, что именно, и, вероятно, никогда не узнаем. Но когда Джек понял, что мы каким-то образом были преданы, он вовремя предупредил нас, чтобы мы бежали. И когда он понял, что не может выбраться из Гамма-центра и присоединиться к нам, он привел в действие то, что, по-видимому, было уже установленным ядерным устройством. Тем, который был равносилен взрыву смертника для всего центра. Мы предполагаем, что Соответствие установило его как часть своих мер безопасности.

Он слегка покачал головой.

— Все мы, кто сбежал, обязаны своими жизнями Джеку Макбрайду. Он не просто взорвал Гамма-центр. Он также сделал что-то — не спрашивайте нас, что это было, потому что мы не знаем, — что, очевидно, нарушило работу большинства систем безопасности Мезы. Мы знаем, потому что он сказал Херландеру, что планировал нанести как можно больший ущерб базам данных и компьютерной поддержке Соответствия, прежде чем уйти, но это было больше, чем все, что он описал Херландеру. Не зная, какой у него был доступ и как он им пользовался, я не могу сказать, как он это сделал, но он добрался до баз данных правительства системы, а не только Соответствия, и вышиб из них все, что угодно, к чертовой матери. И то, что он сделал, позволило нашему кораблю — "Хали Соул" — беспрепятственно покинуть систему Мезы. Нас вообще никто не беспокоил. Мы просто... улетели.

— Так это объясняет, что случилось с...башней Андрокл, и другой — Бонавентура, — сказала Окику. — Но что произошло в парке Пайн Вэлли?

— Как только Джек взорвал Гамма-центр, больше не было никакого смысла взрывать ядерное устройство на спортивном стадионе. Мы все равно взорвали башню Бонавентура, но не просто для отвлечения внимания. Мы — я — взломали местные камеры слежения и разместили запись того, как мы с Виктором "совершаем побег" через один из подземных ходов Бонавентуры. — Он пожал плечами. — Камера, которую я взломал, находилась внутри основной зоны разрушения взрывом, поэтому мы решили, что любой, кто узнал, что мы здесь, и искал нас, подумает, что мы взорвали себя, отвлекшись. Но больше не было никакого смысла устраивать второй отвлекающий маневр на спортивном стадионе. Гамма-центр причинил чертовски много жертв и чертовски много разрушений, чем когда-либо причинила бы бомба на стадионе. Власти собирались полностью сосредоточиться на этом, так что взрыв стадиона привел бы только к материальному ущербу и еще нескольким ненужным смертям среди гражданского населения. Это и подвергло риску Дэвида Притчарда, поскольку именно он управлял аэромобилем, который перевозил бомбу на стадион.

— Итак, мы отправили ему сообщение, отменяющее это. Но он отказался повиноваться. На самом деле, он полностью потерял разум. Он пришел в ярость. Он осудил нас за трусость, разорвал все контакты и вместо этого направил аэромобиль в центр парка. Из того, что мы смогли определить с тех пор, он, должно быть, привел его в действие вручную, одновременно убив себя.

— Что, черт возьми, на тебя нашло, чтобы поручить такому сумасшедшему управлять ядерным устройством? — потребовал Тарковски.

— Предполагаю, — сказал Сабуро, прежде чем Зилвицки или Каша смогли ответить, — что это было потому, что Притчард был единственным из сесси, кто мог управлять аэромобилем. Я прав?

— В значительной степени, — сказал Каша. — Карл Хансен, вероятно, мог бы справиться с этим вместо этого, но он был нужен в другом месте. — Он холодно взглянул на Тарковски. — Я так понимаю, вы никогда не участвовали в операции, где не работали бы с проверенными и обученными профессиональными солдатами. Добро пожаловать в наш мир, майор. Вы используете людей, которые у вас есть, как можно лучше. Я знал — как и Антон, — что Притчард был довольно сильно взвинчен. Но никогда не было никаких признаков того, что он совершит что-то совершенно маниакальное.

— На самом деле, — Тарковски откинулся на спинку стула, твердо встречаясь взглядом с Каша, — у меня есть определенный опыт работы с... оперативниками, которые не были ни проверенными, ни обученными солдатами. Конечно, в то время я пытался поймать или убить их. Это не значит, что я не понимаю, что необходимость — мать импровизации, офицер Каша.

— Какая разница? — спросила Окику. — Это случилось. По крайней мере, теперь мы знаем, что произошло — и почему.

— И знание этого проясняет многие неясности, — добавила Тиг. — Грин Пайнс всегда был единственным инцидентом, который, казалось, не укладывался ни в какую связную схему. Теперь мы знаем, что это потому, что оно не было последовательным. Просто вспышка бессвязной ярости.

Аль-Фанудахи не сводил глаз с Арианны Макбрайд. Ее лицо было осунувшимся, губы плотно сжаты, глаза не сфокусированы ни на чем, что мог видеть кто-либо еще.

— Мисс Макбрайд, — мягко сказал он. Она моргнула и посмотрела на него. — Как бы то ни было, основываясь на том, что только что рассказал нам капитан Зилвицки, я глубоко восхищаюсь вашим братом. Человеку, посвятившему всю свою жизнь какому-то делу, было нелегко порвать с ним, как только он понял, что все пошло наперекосяк. Это требовало мужества, а также нравственности. Того самого абсолютного мужества, которое он проявил в конце своей жизни. Вся человеческая раса в долгу перед ним, если хотите знать мое мнение.

— Я согласен. Полностью, — сказал Каша.

— И я тоже, — добавил Зилвицки.

Арианна уставилась на аль-Фанудахи. По выражению ее лица было очевидно, что заявление офицера соларианской разведки поразило ее. Ее губы были приоткрыты.

Кратко. Затем она решительно закрыла рот и кивнула.

— Спасибо, — сказала она. — Я ценю это. Это было тяжело для меня. Тем более, что, судя по тому, что рассказал нам капитан Зилвицки, мой другой брат все еще... — она выставила подбородок вперед, как будто указывая на что-то вдалеке, — где-то там.

— Что возвращает нас к рассматриваемой теме, — сказал Тарковски. — "Другие парни" — то, что вы называете Злонамеренным Соответствием — где-то там. Но где?

— На самом деле, это... — начал Зилвицки, но тут же оборвал себя, когда снова раздался звонок в дверь. Он уставился на закрытую дверь.

— Что это? Полусекретная встреча или вечеринка? — потребовал он.

— Это должна быть Яна, — сказал Каша. Он был уже на полпути к двери... снова. — Она — единственный человек, которому я сказал, что мы будем здесь.

— Яна? Зачем бы?..

— Спросите ее сами, — сказал Каша, отступая в сторону, чтобы пропустить Яну Третьякову в комнату.

У высокой блондинки была широкая походка, и она не была склонна к застенчивости. Она бесцеремонно подошла к столу и протянула Зилвицки чип.

— Я подумала, что ты захочешь увидеть это немедленно, — сказала она.

— Что это? — спросил он.

— Не знаю. — Третьякова пожала плечами. — Информация с Факела — это все, что они мне сказали. Курьерский катер прибыл менее получаса назад.

Она повернулась, чтобы уйти, но Каша все еще был у двери, и он поднял руку, чтобы остановить ее.

— Останьтесь, Яна, — сказал он.

— Почему? — Возможно, в ее тоне был лишь намек на подозрение.

— Во-первых, нам может понадобиться ваше мнение. Во-вторых, если эта новая информация приведет к другой экспедиции, мы бы хотели, чтобы вы были с нами.

Взгляд, которым она одарила его, не был дружелюбным.

— В последний раз, когда это случилось, ты навесил на меня сиськи размером с дыню. — Она хлопнула себя по груди. Это была явно женская грудь, но не особенно заметная. — Теперь, когда я вернулась к нормальной жизни, я бы предпочла остаться такой.

— Сомневаюсь, что на этот раз потребуется какая-либо сложная скульптура тела, — сказал Каша с улыбкой.

— Почему нет? Ты понятия не имеешь, что на этом чипе. Насколько я знаю, как только ты это прочитаешь, тебе захочется превратить меня в... в — кто знает во что?

— Я обещаю.

Каша все еще улыбался, а Третьякова фыркнула.

— Обещание от Виктора Каша — это... это... ну, на самом деле, довольно хорошо, — сказала она. — Хорошо.

Тарковски встал, чтобы предложить ей свой стул. Ее ответом было еще одно фырканье.

— Я могу стоять, спасибо, — сказала она.

Зилвицки вставил чип в консоль, пока они с Каша разговаривали. Он посмотрел на маленький экран перед собой, быстро прочитал, затем резко выпрямился в кресле.

— Антон? — сказал Каша тоном человека, который уже видел, как на него снизошло вдохновение.

— Все должны это увидеть, — ответил Зилвицки. — Ну, на самом деле, сначала все должны это увидеть.

Он набрал команды, загружая изображения из файлов, которые он принес с собой, и карты исчезли с настольного экрана HD, поскольку их заменило что-то другое.

— Это схемы новых Катафрактов, — сказала Тиг.

— Да. — Зилвицки кивнул. — Эти данные от Бо — из главного научно-исследовательского центра Великого Альянса. Если вы, солариане, не знаете, где это находится — а вам, черт возьми, не следует этого делать, — просто умерьте свое любопытство. Его название и местоположение подпадают под категорию "нужно знать"... чего у вас нет. Во всяком случае, не сейчас.

Тиг только пожала плечами. Ее внимание было приковано к дисплею данных.

— Это не совсем одна и та же версия, — сказала она. — Однако различия не так уж велики. Какое это имеет значение?

— Значение заключается в звездной карте и хронологических данных, — ответил Зилвицки.

Он развернул временную диаграмму, затем перевел взгляд с одного на другого между двумя офицерами соларианского флота.

— Я этого не понимаю, — нахмурившись, сказал аль-Фанудахи.

— Это потому, что у вас нет всей информации, — сказал Зилвицки. — Это пришло из... того места пару недель назад, так что у нас с Виктором было немного времени, чтобы разобраться с этим. Во-первых, эти ракеты представляют собой две различные версии Катафрактов, как уже указывала капитан Тиг. Эта, — мелькнула одна из схем ракеты, — находится на более ранней последовательности разработки, чем другая.

Он приподнял бровь, глядя на аль-Фанудахи, пока соларианин не кивнул.

— Хорошо, это, — Зилвицки выделил график, — реконструкция сроков поставки этих Катафрактов двум разным флотам.

— Я многое понял, — сказал аль-Фанудахи. — Итак, одним из них был Второй флот Филареты. Кто такой "Аттила"?

— Аттила — это отсылка к флоту, который атаковал Конго, — сказал Каша.

— А?

— Да, — кивнул Зилвицки. — И "Аттила" — это тот, кто получил более позднюю версию этих двух ракет.

Аль-Фанудахи нахмурился еще сильнее. Он откинулся на спинку стула, глядя на звездную карту и временную шкалу не менее тридцати секунд, и его хозяева позволили ему. Затем он снова наклонился вперед.

— Подожди минутку. У "Аттилы" была более поздняя версия?

— Ага.

— Но как это возможно? — Аль-Фанудахи покачал головой. — Единственными двумя местами, где производились Катафракты, были Солнечная система и Йилдун. А нападение на Конго было — когда? За восемь стандартных месяцев до того, как Филарета пересек мантикорскую гиперграницу.

— Вот именно, — кивнул Зилвицки. — Что, если вы посмотрите на остальную часть этой временной шкалы, ясно указывает на то, что "Аттила" получил более совершенную модель Катафракта, чем Филарета ... и до того, как флот Солнечной лиги получил что-либо из них. И нет никакого способа, чтобы груз из Сола или Йилдуна попал к нему до того, как он достиг Филареты. На самом деле, если вы посмотрите на эту запись — он выделил другую дату на временной шкале — маловероятно, что груз из Йилдуна или Сола вообще мог достичь Филареты до того, как он направился на Мантикору. Это не совсем невозможно, но они должны были быть на конвейере доставки до того, как вообще был выдан приказ Филарете атаковать Мантикору.

Аль-Фанудахи задумчиво потер подбородок. Затем он кивнул обратно мантикорцу.

— Опять "другие парни", — сказал он тоном глубокого отвращения.

— Абсолютно, и это устанавливает прямую связь между Злонамеренным Соответствием и "Технодайн", — отметил Зилвицки. — Мы всегда предполагали, что она будет, учитывая масштабы присутствия "Технодайн" здесь, в Мезе, но это в значительной степени подтверждает это. И учитывая, насколько далеко друг от друга находились Аттила и Филарета, когда они принимали ракеты, еще одна вещь, которую это подтверждает, — это то, что должно быть по крайней мере одно дополнительное предприятие по производству Катафрактов. То, которое не находится в Солнечной системе и не находится в Йилдуне. И, вероятно, — это более умозрительно — то, которое уже производило Катафракты до того, как "Технодайн" удосужился сообщить флоту Солнечной лиги о существовании ракеты.

Глаза Аль-Фанудахи были очень пристальными, и он посмотрел через стол на Тиг.

— В этом есть смысл, Дауд, — сказала она. — И мне не нравится, что там говорится о промышленных возможностях, которые, должно быть, где-то спрятали "другие парни".

— Мы уже поняли, что у них должен быть эквивалент... того места, о котором мы не собираемся вам рассказывать, — сказал Зилвицки, пожимая плечами. — Они должны были где-то построить корабли, которые они использовали во время удара по Явате. Мы ничуть не больше вас, капитан Тиг, рады тому факту, что у них где-то есть свой собственный судостроительный комплекс. И это почти наверняка то же самое место, где они держат то, что, к сожалению, должно быть научно-исследовательским потенциалом, поскольку они также единственные известные нам люди, которые придумали, как упаковать гразер крейсерского класса в какую-то ракету или беспилотник. Они использовали его против Звездной империи во время удара по Явате, а затем они снова использовали его, чтобы расчистить путь, когда флот Солнечной лиги ударил по Беовульфу, и это чертовски опасно. Но действительно важная вещь в этой информации — это то, как она устанавливает прямую связь между ними и "Технодайном".

Он снова сделал паузу, пока все солариане не кивнули.

— Итак, как я уже сказал, мы с Виктором знали об этой информации, — он махнул рукой в сторону экрана HD, — в течение пары недель. Но вот о чем мы не знали, так это об этом.

Он набрал команду, и изображение с "Болтхола" съежилось в одном углу экрана HD, в то время как его заменила схема единственной звездной системы. Она была помечена как NZ-127-06, и на новых снимках была показана с разных ракурсов.

— Что у нас есть, Антон? — спросил Каша.

— Это от Рут, — ответил Зилвицки.

— Какая Рут? — спросил Тарковски.

— На данный момент, давайте просто оставим это как Рут.

— Полагаю, это была бы Рут Винтон, — сказал аль-Фанудахи с улыбкой. — Но, вы понимаете, это всего лишь дикое предположение с моей стороны. Вам не нужно отвечать. Нужно знать, а я не знаю.

— В этой комнате избыток мозгов, — пожаловалась Третьякова. — Если он достигнет критической массы, мы все будем испепелены нейронным излучением.

Тиг проигнорировала этот эпизод, внимательно изучая изображение. Наконец, она покачала головой.

— Там ничего нет, — сказала она. — Это просто довольно типичная система красного карлика. Нет никаких признаков каких-либо поселений, даже орбитальных местообитаний. — Она снова покачала головой.

— Нет, это не так. Но на самом деле дело не в этом, капитан, — сказал Зилвицки. — Дело в том, что согласно информации, которую прислала нам Рут, именно здесь "Аттила" подобрал свои Катафракты.

— Правда? — пробормотал аль-Фанудахи.

— Вот именно, — кивнул Зилвицки. — И, как вы можете видеть, — он ввел другую команду, и на дисплее вспыхнула звездная карта с положением NZ-1207-06, выделенным красным, — это далеко от Солнца, Йилдуна или Мезы.

— Что, — сказал аль-Фанудахи, пристально глядя на карту, — наводит на мысль, что это должно быть близко к чему-то другому. Как, возможно,... как ты это назвала, Айрин? Секретный производственный комплекс?

Повисла тишина, пока все они смотрели на звездную карту и простую схему необитаемой системы. Затем Тарковски пошевелился в своем кресле.

— И что теперь? — спросил он.

— Не смотри на меня, — сказала Третьякова. — В последний раз, когда я связалась с гномом, — она мотнула головой в сторону Зилвицки, — я превратилась в девку и потеряла руку. И если во вселенной есть что-то более нелепое, чем однорукая девка, я не могу себе представить, что это такое.

— Я могу придумать несколько возможностей, — сказал Каша.

— Например, что? — подозрительно спросила она.

— Я думаю. Я думаю.

— О, черт. — Третьякова посмотрела на Тарковски и махнула ему рукой, чтобы он отошел от покинутого им стула. — Отодвинься. В конце концов, мне нужно будет присесть. Мышление Виктора Каша — это предмет ночных кошмаров.

? ? ?

Несколько минут прошло в молчании.

Каша потратил их на то, что можно было бы назвать "коричневым изучением", если бы этим занимался кто-то другой, кроме Виктора Каша. Учитывая характер этого человека и интенсивность, с которой он разрабатывал сюжеты и схемы, коричневый был слишком теплым и светлым цветом, чтобы адекватно описать то, что он, вероятно, обдумывал.

Зилвицки, Сабуро и Третьякова просто сидели, откинув стулья, и спокойно наблюдали за ним. Барретт, которая столкнулась с Каша во время ее заточения в башне Новый Росток, наблюдала за ним со значительно большим трепетом. Арианна и солариане, непривычные к запатентованному опыту Каша, посмотрели на него, а затем друг на друга с выражениями гостей, которые попали не на ту вечеринку и не совсем уверены в том, что происходит.

Наконец Третьякова взглянула на Зилвицки, приподняв одну бровь. Мантикорец оглянулся, затем чуть заметно проверил свой хронометр и кивнул.

— Хорошо, Виктор, — сказала она. — Время вышло! Что может быть смешнее однорукой шлюшки?

Губы Каша могли — возможно — слегка дернуться, но он не подал никаких других признаков того, что он даже услышал ее. Вместо этого он еще несколько секунд смотрел на стол, прежде чем поднять глаза.

— Ответ на ваш вопрос, — сказал он ей, — заключается в организации экспедиции, чтобы выяснить, что произошло в этой звездной системе, используя некоторые корабли Аттилы, захваченные в битве при Факеле. И нам нужно сделать это с достаточно мощными силами. Я прикидываю, по крайней мере, крейсер и два или три эсминца.

Третьякова закатила глаза. Дауд аль-Фанудахи нахмурился. Однако большинство остальных выглядели только смущенными, и Зилвицки улыбнулся про себя.

Добро пожаловать в "Дикую поездку Виктора", подумал он. Я бы назвал это безумием Каша, если бы он не провернул эти схемы слишком много раз.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — потребовал Тарковски.

— Я бы подумал, что это очевидно, — ответил Каша и кивнул в сторону системы красных карликов на дисплее. — Нам нужно исследовать эту систему, но к настоящему времени там уже ничего нельзя будет найти.

— Не будет? — Арианна нахмурилась. — Я бы подумала, что такая крупная операция должна была оставить после себя какие-то улики.

Каша посмотрел на нее так, как преподаватель мог бы смотреть на ценного, но иногда медлительного ученика, который только что дал неправильный ответ, но Зилвицки ответил ей раньше, чем успел Каша.

— Это маловероятно, Арианна, — сказал он. — Вот почему они выбрали случайную необитаемую систему — ну, не совсем случайную. Это должно было быть примерно в нужном месте. Но там никто не живет, так что свидетелей не было бы. Согласно исследованию Рут, они были доставлены грузовыми судами, которые не утруждали себя никакими кодами транспондеров. По мнению специалистов по логистике Аттилы, они также не были слишком современными или хорошо оснащенными оборудованием для обработки грузов. Было много ручного труда, связанного с перегрузкой ракет. Тем не менее, это заняло всего четыре или пять часов, а потом все ушли.

— Как я и сказал, — Тарковски говорил немного раздраженно. — О чем, черт возьми, ты говоришь? Какой смысл собирать эскадру, чтобы ничего не расследовать?

Каша посмотрел на него, чуть менее благожелательно, чем на Арианну, и покачал головой.

— В этой системе ничего нельзя будет найти, нет. Но при всем моем уважении к Антону, они не могли организовать такую масштабную операцию, не оставив свидетелей. Их просто нет в NZ-127-06. Учитывая то, что Антон только что сказал о "ручном труде", они должны были где-то найти рабочую силу. И если люди Аттилы думали, что грузовые корабли были менее современными, то маловероятно, что они прибыли непосредственно из звездной системы, способной производить Катафракты. И мы все знаем, как любит Злонамеренное Соответствие устанавливать ограничения и отрицать. Аттила даже не подозревал, что он работал с кем-то, кроме "Рабсилы", при негласной поддержке правительства Мезы. Он чертовски уверен, что никогда ничего не знал о Злонамеренном Соответствии. Итак, как вы думаете, каковы шансы на то, что они нашли другую систему — обитаемую — чтобы переправить Катафракты со своих собственных грузовых судов милым, поддающимся отрицанию, неопознанным бродягам, которые на самом деле доставили их Аттиле?

Раздражение Тарковски перешло в задумчивость.

— Хорошо, — сказал он через мгновение. — Вы можете — возможно — на что-то наткнулись, но это большая галактика. Как...

— "Дыра-в-стене"! — Айрин Тиг прервала его, она посмотрела на стол перед собой. — Это имеет..?

— Одну секунду, — сказал Зилвицки. Он постучал по консоли перед собой, и на столе перед Тиг появилась вторая виртуальная панель управления.

Она принялась за работу, глядя на экран, пока ее пальцы летали.

— Если я правильно помню, "Дыра-в-стене" находится не слишком далеко от этой системы. И...

Схема NZ-1207-06 исчезла, а звездная карта, показывающая местоположение NZ-1207-06, расширилась, чтобы занять ее место. Вспыхнула еще одна звезда, когда Тиг выделила ее красным, а затем карта переместилась вверх и в сторону, когда схема недавно обнаруженной звездной системы заняла центральное место. Она увеличила масштаб схемы, и появился буквенно-цифровой блок данных с астрографическими данными системы. Первичный — занесен в каталог как NZ-1207-12 — звезда G7 с шестью планетами. Самая внутренняя планета, расположенная очень близко к звезде, была намного больше Меркурия Солнца, но представляла собой столь же бесполезный кусок скалы, а две самые внешние были не более полезными ледяными шарами. Но четвертым был газовый гигант внутри зоны жидкой воды... едва заметный, со значительным семейством лун. Одна из них была наполовину больше юпитерианского Ганимеда, с диаметром на тысячу километров больше, чем у Марса, что делало его достаточно большим, чтобы сохранить пригодную для дыхания атмосферу. Он не выглядел слишком гостеприимным — первоначальное впечатление, которое подтвердилось, когда Тиг выделила его запись в блоке астрографических данных системы и увеличила ее. Там было холодно, с очень ограниченной гидросферой и — что неудивительно, учитывая, что только около тридцати процентов его поверхности было покрыто водой — много пустыни. Но каким бы непривлекательным это место ни было как место отдыха, оно все еще находилось в пределах пригодности для жилья.

— Вот оно, — сказала она. — "Дыра-в-стене".

— Которая... что? — спросила Арианна, и Тарковски хмыкнул.

— Я слышал об этом. По сути, притон для преступников.

— О, это нечто большее, — сказал аль-Фанудахи. — По-своему сомнительная репутация, "Дыра-в-стене" довольно знаменита. Ну, печально известна. Она была основана...

— Давайте пока пропустим урок истории, — сказал Каша. — Я слышал об этом, хотя не думаю, что когда-либо слышал точно, где это находится. Я, конечно, не понимал, что это близко к NZ-1207-06. Но, да, это именно то место, где совместная операция между "Технодайн" и Злонамеренным Соответствием подошла бы для кораблей и рабочей силы.

— Здесь сказано, что население невелико, — сказал Сабуро, вглядываясь в планетные данные.

— Это скорее место встречи, чем какой-либо промышленный узел, — ответил аль-Фанудахи. — О, на орбите есть некоторая легкая промышленность, достаточная для ограниченного местного производства потребительских товаров, мелкого ремонта и базовых услуг для кораблей, но ничего более сложного, чем это. У него есть некоторые орбитальные склады и рудиментарные портовые сооружения, но их достаточно только для того, чтобы обрабатывать грузы, которые пираты любят забирать без лишних вопросов. Его самая большая — и прибыльная — функция заключается в отправке почты и... рекрутинговом зале.

— Рекрутинговый зал? — повторила Арианна.

— Это место, где люди, которым могут понадобиться услуги пиратов или преступников, могут размещать объявления о приеме на работу, — сухо сказал аль-Фанудахи. — И это удобное, скрытое от посторонних глаз, из сердца вон место встречи для сомнительных личностей — таких, как некоторые менее пикантные оперативники некоторых менее пикантных трансзвездных компаний — чтобы встретиться с людьми, которых наняли их работодатели. Такое рандеву, где никто не задает никаких вопросов.

— Вот почему я хочу пойти с довольно небольшим отрядом, — сказал Каша. — В системе не может быть никакого крупного военного присутствия; люди, которые там живут, в основном просто пираты и контрабандисты. Так что ни у кого не будет флота супердредноутов, и я не думаю, что они отреагировали бы очень спокойно, если бы мы появились с одним из них.

— Вопрос. — Тарковски сцепил руки за спиной, стоя за стулом, который он уступил Третьяковой, и теперь на его лице читался интерес. — Я бы хотел, чтобы вы объяснили логику вашего предложения. Зачем вообще посылать эскадру? Я имею в виду, зачем беспокоиться о том, отреагируют ли они спокойно или нет? Если бы мы вместо этого послали оперативную группу с экспедиционными силами космопехоты на борту пары транспортов, мы могли бы просто захватить объекты — как вы только что сказали, у нас не будет никаких серьезных военных сил, чтобы остановить нас — а затем заставить любого в системе выдать информацию. И у нас было бы достаточно сил флота, чтобы остановить побег любых кораблей. Зачем фантазировать по этому поводу? — Он криво улыбнулся. — Я всего лишь простой космопехотинец. Мне нравится, когда все просто. Главным образом потому, что чем меньшим количеством ручных гранат вы жонглируете, тем меньше вероятность того, что вы уроните одну из них себе на ногу и взорветесь.

— На самом деле, я тоже предпочитаю простое... когда это работает, — сказал ему Каша с чем-то гораздо более похожим на улыбку. — Но к тому времени, когда какие-либо силы космопехоты захватят какие-либо объекты — и мне все равно, о чьих космопехотинцах мы говорим, или насколько они хороши, — не останется никакой информации. Все компьютеры были бы зашлакованы.

— Там все еще был бы персонал, который мы могли бы допросить, — отметил Тарковски. — Включая персонал, который вводил информацию в компьютеры до того, как они были зашлакованы, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Я думаю, что это маловероятно, — сказал Каша. — О, возможно, там все еще есть персонал, который мы могли бы допросить — возможно. Я не слишком оптимистичен по этому поводу, вы понимаете, но это возможно. Но что несомненно, так это то, что те, кто действительно что-то знал, все были бы мертвы.

— Мы могли бы понести очень легкие потери со всех сторон, — сказал Тарковски. — Мы довольно хороши в такого рода вещах.

— О, я уверен, что ты мог бы. И я говорю это искренне. Но они все равно все были бы мертвы.

— Но мы... — Тарковски сделал паузу, его глаза расширились. — Что ты думаешь? Массовое самоубийство?

— Это не обязательно должно быть массовое самоубийство, — сказал Зилвицки. — Все, что вам нужно, — это один фанатик, готовый покончить с собой и в процессе совершить массовое убийство. Давай я тебе кое-что покажу.

Он вызвал другой файл, и экран HD погас, затем появилось изображение звездолета — грузового судна — с пристыкованным к нему небольшим судном флота.

— То, на что вы смотрите, — это работорговец "Луиджи Пиранделло", взятый на абордаж катером флота Факела. Это был один из двух невольничьих кораблей на станции Балческу, когда прибыли корабли Факела. Оба они пытались бежать, но только одному из них это удалось, а "Луиджи Пиранделло" не успел достичь гиперграницы до того, как был перехвачен. — Как и многие профессиональные флотские офицеры, Антон Зилвицки отказался применять личное местоимение к невольничьему кораблю. — Мы думаем, что это и работорговец, который действительно сбежал из системы — "Принц Санджата" — оба использовались для транспортировки некоторых сотрудников Злонамеренного Соответствия, которые покинули Мезу до того, как сюда прибыл Десятый флот. — Он взглянул на Арианну. — Одним из них был ее брат Зак. Однако мы на девяносто девять процентов уверены, что он был на борту "Принца Санджаты", так что он выбрался вместе с кораблем.

Его глаза вернулись к дисплею.

— Но как только они поняли, что не смогут самостоятельно сбежать, команда "Луиджи Пиранделло" сдалась, получив гарантии, что их не казнят, пока их рабы остаются невредимыми. Работорговцы эвакуировались на паре шаттлов, оставив рабов, которых могли бы освободить люди Факела. Но когда к борту подошел катер флота Факела...

Он нажал клавишу, размораживая изображение, и Айрин Тиг громко зашипела, когда ослепительный свет ядерного взрыва заполнил дисплей.

— Реакция Факела последовала немедленно, — бесстрастно сказал Зилвицки, и появилось новое изображение. На нем была изображена пара шаттлов, а затем, секундой позже, яркие следы спроецированных ракетных векторов. Эти векторы быстро растянулись по дисплею. Они слились с шаттлами... и оба шаттла погибли так же эффектно, как "Луиджи Пиранделло".

— Что случилось? — спросил Тарковски тоном бесстрастного профессионального любопытства.

— Мы не знаем наверняка, — ответил Каша таким же тоном, — и хотя я ни капельки не виню людей Факела, они в значительной степени убедились, что не было выживших, которых можно было бы допросить. Я уверен, что если бы они были, они бы пели, как маленькие птички. По крайней мере, половина людей Факела на тех кораблях раньше были в Баллрум. — Его голубые глаза были холодными с мрачной уверенностью.

— К сожалению, ни у кого не было возможности опросить их, — продолжил он. — Единственное, что имеет смысл, однако, это то, что фанатик Соответствия все еще находился на борту грузового судна и взорвал корабль, как только катер подошел к борту.

— Таким образом, уничтожаются все улики, а также наносится последний удар по врагу, — сказал аль-Фанудахи. — Вы предполагаете, что если бы люди из "Дыры-в-стене" знали что-то важное, что могло бы вывести охотников на "других парней", вероятно, там тоже присутствовал бы кто-то такой.

— И был бы готов сделать то же самое. — Каша кивнул. — Вот почему нам нужно провести расследование, не предупреждая никого о том, что вовлечены либо Великий Альянс, либо Солнечная лига — любая уважаемая военная сила. Это означает собрать воедино то, что составляет небольшой пиратский флот. Вот только у нас нет времени — да и у меня нет желания — отправляться на поиски настоящих пиратов. Кроме того, это было бы глупо, когда в нашем распоряжении есть готовые команды, которые были бы намного более дисциплинированными и способными, чем флибустьеры.

— Извините? — Окику снова нахмурилась. — "Готовые" экипажи?

— Точно... любезно предоставленные адмиралом Розаком, — сказал ей Каша с тонкой улыбкой.

— Подождите минутку, — сказал аль-Фанудахи. — Адмирал Розак? Вы говорите о людях... Народного флота в изгнании, которые пытались устроить геноцид?

— Да. — Улыбка Каша теперь была шире. — Факел предложил отправить их всех домой в Новый Париж для суда, но у президента Причарт в тот момент было слишком много других забот на уме — и на тарелке. И адмиралу Розаку они были не нужны, потому что, если бы Факел передал их ему, пришлось бы отдать их под суд. В конце концов, они пытались нарушить Эриданский эдикт. И если бы они дали показания в открытом суде, было бы слишком вероятно, что... некоторые аспекты вооружения его собственных кораблей стали бы достоянием общественности.

— Ты говоришь, что он уже был в постели с Мантикорой или Хевеном даже тогда? Что ваши люди так давно снабдили его современным оружием?

По какой-то причине в тоне аль-Фанудахи, казалось, было очень мало удивления.

— О, нет! Не Мантикора или Хевен. — Каша покачал головой. — Современное оружие предоставил ему Эревон... и гораздо больше кораблей, чем он когда-либо признавал на Старой Терре, что взял с собой на вечеринку.

— А. — Аль-Фанудахи кивнул. — Я задавался вопросом о первоначальной хронологии. МАРС ясно дал понять Лиге, когда он отделился, что тогда они у него были. Я далек от того, чтобы предполагать, что они передали эту информацию как еще один незначительный факт, который мандарины должны были рассмотреть, прежде чем отправлять какие-либо карательные экспедиции для "умиротворения" сектора Майя, хотя я полагаю, что это отдаленно возможно. Но когда они передали нам эту информацию, я вернулся и просмотрел отчет адмирала Розака по Конго. — Он широко улыбнулся. — Я действительно ценю хорошо написанную художественную литературу. Спасибо вам за пояснение того, как это было разработано и скрыто.

— Сомневаюсь, что он был бы против, если бы ты узнал сейчас, — ответил Каша со своей собственной крошечной улыбкой. — На самом деле, зная его, он, вероятно, чертовски забавляется мыслью о том, что вы наконец-то осознали, как давно он и губернатор Баррегос начали играть на Старом Чикаго, как на скрипке. И, по правде говоря, вывод этих кораблей из Эревона был первым открытым шагом, который они сделали вместе.

— И это чертовски хорошо, что он взял их с собой в Конго, — мрачно сказал Зилвицки.

— Это так, — согласился Каша. — В любом случае, он и его люди понесли ужасные потери, потому что в тот момент никто не знал о Катафрактах. Он узнал о них нелегким путем, и без соответствующего оружия у него самого...

Его голос затих, и на мгновение повисла тишина. Затем он пожал плечами.

— Но сейчас важно то, что, поскольку президент Причарт не желала видеть их, и губернатор Баррегос тоже, после окончания битвы они оставались на Факеле — Факел взял страницу из опыты Цербера и дал им свой собственный остров.

— И почему, черт возьми, они захотели бы работать на нас сейчас? — спросила Третьякова, и Каша посмотрел на нее.

— Они уже живут на своем острове почти два стандартных года, — отметил он. — Как ты думаешь, сколько еще они там пробудут?

— Откуда мне знать?

— Ты не понимаешь. Как и я. Как и никто другой. Насколько им известно, или нам известно, они могут провести там остаток своей жизни, брошенные на произвол судьбы. Не похоже, что они кому-то нужны, или что у кого-то есть какой-то стимул найти для себя что-то получше, чем проводить свое время. Они прекрасно могут там выжить — они делают именно это с момента нападения, — и у них нет возможности сбежать. Так что ответ, вероятно, заключается в том, что они проведут остаток своей жизни или, по крайней мере, следующие несколько десятилетий, застряв там. Ты действительно думаешь, что мы не смогли бы найти достаточно добровольцев для этой экспедиции, если бы им дали стимул?

— Какой стимул?

— Свобода. И достаточно большое пособие, чтобы позволить им начать все сначала.

— Некоторые из этих людей — фанатики, Виктор, — отметил Зилвицки. — Сомневаюсь, что они из тех фанатиков, которые подписались бы только для того, чтобы получить шанс взорвать своих похитителей, но за эти годы я обнаружил, что фанатики могут быть... немного ненадежными.

— Я бы сам об этом не знал. Лично я никогда не имел дела ни с какими фанатиками, — сказал Каша с абсолютно невозмутимым лицом, затем поднял бровь, когда Третьякова внезапно закашлялась.

— О, не обращайте на меня внимания! — сказала она, ударив себя кулаком в грудь. — Должно быть, я чем-то надышалась.

Кто-то хихикнул, и Каша улыбнулся. Затем краткий юмор исчез.

— Я не слишком беспокоюсь о фанатиках, Антон, — сказал он. — К тому времени, когда мы сможем отправиться в Конго, должны вернуться Инди, Дэмиен и Пожарный Дозор.

— Пожарный Дозор? — спросил Тарковски.

— Древесный кот Дэмиена, — объяснил Зилвицки. — Хотя, если честно, было бы столь же точно сказать, что Дэмиен — человек Пожарного Дозора, вы понимаете. И ты прав, Виктор. Если уж на то пошло, на Факеле уже есть по крайней мере три или четыре "кошки". Мы должны иметь возможность проверять наших "добровольцев" на предмет любого затяжного фанатизма.

— Ты хочешь сказать, что древесные коты действительно могут читать мысли? — спросил аль-Фанудахи, и в его глазах вспыхнул интерес.

— Не совсем. Во всяком случае, не человеческие умы. Но они могут читать человеческие эмоции, — ответил Зилвицки. — Они как чертовски хорошие детекторы лжи. Или, в данном случае, детекторы фанатизма.

— Черт. — Тарковски покачал головой. — Ты же не думаешь, что мы могли бы нанять кого-нибудь из них, чтобы помочь бригадиру Гэддису в Старом Чикаго, не так ли?

— Боюсь, что так не получится, — сказал ему Зилвицки с улыбкой.

— Нам, конечно, понадобятся несколько народных комиссаров, — сказал Каша. Тарковски посмотрел на него, и он пожал плечами. — Комиссары.

— О, я знаю, кем они были, — ответил космопехотинец. — Мне просто интересно, где ты собираешься найти их в эти дни.

— Полагаю, мы можем начать с меня и Яны. Мы можем найти других людей, которых можно использовать, как только доберемся до Факела. Я уверен, что некоторые из бывших людей Баллрум были бы просто рады помочь. И я поговорю с адмиралом Турвилем, прежде чем мы уедем. Вероятно, он сможет освободить некоторых из своих людей, которые так или иначе подошли бы для экспедиции. Но, говоря о комиссарах...

Он смотрел на Тарковски взглядом, который можно было бы охарактеризовать как глаза-бусинки или просто как взгляд победителя.

— Что? — подозрительно спросил космопехотинец.

— Я почти уверен, что из тебя вышел бы хороший комиссар, — сказал ему Каша.

— Ты, должно быть, шутишь, — сказал аль-Фанудахи.

— Нет, — сказала Третьякова. — Это не так. Когда он становится таким, он становится похож на черную дыру. Он просто как бы... втягивает всех в себя. И не успеешь оглянуться, как он заставляет вас танцевать, как марионеток. Даже такие люди, как я, которым, черт возьми, следовало бы знать лучше. И все же, — она поджала губы, — я никогда раньше не была комиссаром. Должно быть интересно. Кто знает? Это может быть даже забавно.

Солариане и мезанцы в комнате уставились на нее.

— Вы должны делать скидку, — сказал им Сабуро. — Раньше она была скрэгом. У этих людей действительно своеобразные представления о веселье.

— Как у многих космопехотинцев, — сказал Тарковски. — Включая меня.

— Черт возьми, Брайс, будь серьезен! — огрызнулась Окику.

— Я говорю серьезно. — Он взъерошил свои коротко остриженные волосы. — Правда в том, что план Каша — ну, может быть, план в стадии разработки — на самом деле имеет смысл для меня. С силами такого размера и с персоналом, чьи досье соответствуют истории, мы бы вписались в нее и были бы достаточно сильны, чтобы никто, уже находящийся в "Дыре-в-стене", не захотел бы напасть на нас. Но не настолько сильны, чтобы они могли не захотеть связать нас с кем-то, кто достаточно силен, чтобы не беспокоиться о нас.

Он перестал потирать голову и склонил голову набок, глядя на Каша.

— Ты предлагаешь выдать нас за наемников, верно? Ренегатов из ныне рухнувшей контрреволюции, которые ищут кого-то, кто мог бы им заплатить?

— Вот именно. — Каша кивнул. — Это в значительной степени то, чем уже был НФИ, за исключением того, что они еще не отказались от своих политических амбиций. Сейчас? — Он покачал головой. — Я уверен, что на этом острове все еще есть много несгибаемых сторонников государственной безопасности. Но к настоящему времени многие из этих людей будут просто искать выход.

Тарковски медленно кивнул, затем остановился, увидев выражение лица аль-Фанудахи.

— Расслабься, Дауд! — сказал он со смешком. — Я не предлагаю тебе — или Айрин — быть частью экспедиции. Я уверен, что от вас обоих было бы больше пользы, если бы вы остались здесь, на Мезе, и продолжили свое расследование.

— И я полагаю, — его взгляд переместился на Зилвицки, — что вы тоже останетесь на Мезе, капитан?

Зилвицки и Каша посмотрели друг на друга. Через секунду Каша слегка покачал головой, и Зилвицки снова посмотрел на Тарковски.

— Да, майор. Я останусь здесь. По крайней мере, на данный момент.

— Пока Каша и я поедем в Конго и посмотрим, что мы сможем придумать. Или мне следует сказать "поработать"?

— Да, — кивнул Каша. — Мы отправимся, как только я смогу поговорить с адмиралом Турвилем. Это должно дать вам время, чтобы сделать все необходимые приготовления.

— Времени предостаточно. Кстати, офицер Каша...

— Зовите меня Виктор.

— Виктор. Я никогда не был комиссаром — и народным комиссаром тоже. К чему в первую очередь я должен стремиться?

— На самом деле это не так уж сложно. Вам просто нужно излучать ауру авторитета, подкрепленную тонкой и приглушенной угрозой.

— Утонченный и сдержанный? — пробормотал аль-Фанудахи.

— Вы что-то сказали, капитан аль-Фанудахи? — спросил Тарковски.

Угроза была очевидной. Утонченной и приглушенной... не так уж сильно.

Говори проще

Старый квартал

Город Старый Чикаго

Старая Земля

Солнечная система

— Я чувствую себя совершенно нелепо. Как, черт возьми, меня втянули в эту экспедицию?

Кэтрин Монтень говорила — на самом деле ворчала — достаточно громко, чтобы ее услышала очень крупная женщина, которая была менее чем в метре перед ней. По обоюдному, хотя и негласному соглашению, Фанни шла впереди по переполненным коридорам чикагского гетто. Какой бы стройной она ни была, Монтень не добилась бы большого прогресса, если бы была в авангарде их туристической группы из двух женщин.

— Экспедицию? — повторила она. — Скажи лучше: "погоню за диким гусем".

— Зачем кому-то гоняться за диким гусем? — Фанни даже не потрудилась повернуть голову. С ее раскатистым голосом в этом не было бы никакой необходимости.

— Откуда мне знать? — ответила Монтень. — Это просто выражение. Как "за пенни, за фунт", одна из тех поговорок, точное значение которых зависит от терминов, которые больше не имеют никакого содержания. Что такое пенни; что такое фунт? И вообще, кого это волнует? Ты знаешь, что это значит, так же хорошо, как и я.

Она потянулась к маске на своем лице, перебирая пальцами хорошо замаскированные элементы управления. Она испытывала сильное искушение выключить эту дурацкую штуковину, но...

Фанни настаивала на необходимости носить маски, хотя и отказалась объяснить почему. Монтень по опыту знала, что вступать в мелочный спор с волевым вице-президентом Лиги борьбы с рабством не стоило затраченных усилий. Это было похоже на словесный эквивалент борьбы сумо... и она не была мастером в ней.

— Мы на месте, — объявила Фанни и остановилась, достаточно внезапно, чтобы Монтень чуть не столкнулась с ней (и отскочила от нее). На дверном проеме перед ней не было никаких знаков, кроме маленькой таблички с надписью: "ГОВОРИ ПРОЩЕ".

— О, как странно, — пробормотала Монтень. — Мне тоже нужно объяснять значение этой фразы?

Фанни проигнорировала ее и провела пальцем по дверному звонку, отверстие для которого было настолько маленьким, что только тот, кто активно искал его, мог его заметить. Несколько секунд спустя дверь скользнула в сторону, открывая мужчину, который был крупнее даже Фанни. Его одежда была неброской, но с таким же успехом он мог бы носить мигающую табличку с надписью: "Я ВЫШИБАЛА". БОЙСЯ МЕНЯ.

— Да? — спросил он.

— Мы здесь из-за воды, — сказала Фанни.

— В Касабланке нет воды.

— Конечно, мы в курсе.

— Добро пожаловать в кофейню Рика, — ответил вышибала и отступил в сторону, широко открывая дверь.

— Это кафе, а не кофейня, — входя пробормотала Монтень. Как и Виктор Каша, она была поклонницей так называемых "фильмов" диаспоры Древней Земли. Она смутно подозревала, что, в отличие от нее, ни Фанни, ни вышибала понятия не имели о происхождении своих дурацких паролей и отзывов.

Дверь привела их в узкий коридор, который вел за угол к другой двери, у которой — как и у той, через которую они прошли по бегущей дорожке — не было ни ручки, ни других видимых средств открывания. Там не было вышибалы, охранявшего ее, но был еще один маленький плакат с той же надписью: ГОВОРИ ПРОЩЕ.

— Спокойно, — сказала Фанни, и дверь бесшумно открылась.

— О, за...! — Монтень прикусила язык от ругательства и удовлетворилась раздраженным закатыванием глаз и пробормотала: — Это может стать еще более неприятным?

По крайней мере, эта дверь впустила их в настоящую комнату. Большую комнату, заполненную разбросанными столами и нишами по бокам. Ниши были защищены радужными электронными экранами конфиденциальности. Не только столы — но все сидящие за ними носили маски, похожие на те, что были на Монтень и Фанни.

Похожие на них, по крайней мере, с точки зрения используемой электроники, которая не так уж сильно отличалась — по крайней мере, по назначению — от тех, что защищали ниши. Но программирование масок было более сложным, чем у альковных щитов. Каждая маска не только отличалась от любой другой, но и, во многих случаях, претерпевала постоянные трансформации.

Человек, сидевший за столиком недалеко от них, был мужчиной, судя по размеру, хотя никто никогда не знал наверняка. Фанни была значительно крупнее его... или ее. Вероятно, более верным признаком пола человека были формы, которые принимала маска, которую он или она носили. Голова существа, похожего на медведя; затем лицо человека в рогатом шлеме; затем то, что казалось сверхновой; и, наконец, возвращение к квазимедвежьей голове.

— Мания величия, — пробормотала Монтень. — Должен быть мужчиной.

Это было не совсем честно. Она знала многих женщин, которые страдали от подобных заблуждений. Но Монтень в тот момент была не в самом благоразумном настроении. Выходка, на которую ее уговорила Фанни, начинала действовать ей на нервы.

— Так куда теперь? — спросила она, и Фанни подняла запястье, чтобы осмотреть свой унилинк. Изучив его с минуту, она кивнула в сторону ниши рядом с дальним правым углом комнаты.

— Вот сюда, — сказала она и направилась туда в своей неподражаемой манере. Монтень так и не смогла решить, напоминает ли это ей маленький, быстро движущийся ледник или первый закон движения Ньютона. В любом случае, вы прибудете туда, куда направлялись.

Когда они приблизились к нише, ее экран конфиденциальности внезапно исчез. По крайней мере, им не понадобится еще один нелепый пароль.

Внутри за столом сидели четыре человека. Ближайший к арке был мужчиной, судя по одежде, которая представляла собой куртку, имитирующую старинные ткани вплоть до заплат на локтях. По опыту Монтень, только мужчины носили что-то настолько непрактичное. Если бы ей нужна была защита от холода, она бы использовала тепловую куртку — и ни один современный материал одежды не был настолько тонким, чтобы требовать специальной защиты суставов.

Конечно, защита не была причиной, по которой они были там, и она слишком хорошо знала, что они на самом деле провозглашали.

Академик. Замечательно.

Она подавила еще одно пробормотанное проклятие. Вообще говоря, она не очень ладила с академиками. На самом деле, она могла вспомнить только полдюжины исключений из этого правила, таких как Веб Дю Гавел.

Но она решила сохранять непредвзятость, по крайней мере на данный момент, потому что, по крайней мере, маска мужчины не была смешной. Ее собственная маска была утилитарным пустым экраном, на котором не было видно ничего, кроме ее глаз. Маска Фанни была немного более продуманной; тоже ничего, кроме экрана, но с использованием тонкого эффекта водопада.

Маска сидящего человека, как и его куртка, была очень старомодной — голова птицы с длинным клювом. Монтень знала, что этот дизайн тоже был архаичным, восходящим к маскам, которые носили врачи в доисторические времена, чтобы избежать заражения своих пациентов.

Неужели этот славный парень думает, что я заразна? Монтень усмехнулась этой мысли, скользнув в одно из двух незанятых кресел в довольно переполненном алькове. Ухмылка, конечно, не была видна из-за маски. Так что, казалось, в этих нелепых вещах были некоторые преимущества.

Двое других уже сидевших людей явно были женщинами. Почти наверняка женщина, сидевшая справа от академика, носила одежду, которая не была яркой, но сидела на ней достаточно плотно, чтобы четко определить ее пол. Она была полной, коренастой, с такой же невзрачной маской, которую носила Монтень, единственной целью которой было скрыть ее черты. Ее коротко остриженные черные волосы были тронуты сединой, что вызвало интерес Монтень. Такого рода сочетание было необычным для людей, получивших пролонг, и тот факт, что другая женщина не покрасила волосы, вероятно, говорил о ней хорошо, по мнению Монтень. Если бы ее волосы были седыми, она бы тоже их не покрасила.

Вторая женщина в нише была немного выше, со светлыми волосами. Ее выбор в одежде был более ярким — брючный костюм, оттенок которого точно соответствовал ярко-голубым глазам, видневшимся в прорезях маски, — и она была значительно более стройной.

Четвертый и последний член квартета ожидания был еще более явно мужского пола. Он был, вероятно, такого же роста, как Фанни — трудно было сказать, когда он сидел, — и у него были необычайно широкие плечи. То, что она могла видеть о его цвете лица, было почти таким же темным, как у Мишель Хенке, а его короткие волосы плотно прилегали к голове.

Фанни скользнула на последнее оставшееся сиденье — в ее случае это была несколько более напряженная задача, что однозначно превратило нишу в "заполненную", — и экран конфиденциальности вернулся на место. Монтень сердито посмотрела на него через плечо.

— К чему вся эта чертова секретность? — раздраженно спросила она.

— Разумный вопрос, — ответил человек с нашивками на локтях, и его собственная маска исчезла. Открывшееся таким образом лицо было чисто выбрито, с каштановыми волосами, карими глазами и дружелюбной улыбкой. — Маски нужны только для того, чтобы не привлекать к себе внимания. Если бы вы пришли в это место без нее, все бы вас заметили.

— Ну и что?

— Итак, по причинам, которые я объясню через мгновение, я бы предпочел, чтобы меня не заметили, леди Кэтрин.

— Я не "леди" Кэтрин, — раздраженно парировала она. Несмотря на его любезность, она все еще чувствовала себя раздраженной. — Я отказалась от своих титулов много лет назад, когда решила, что буду более эффективна, сидя в Палате общин, чем в качестве еще одного периферийного сумасшедшего пэра. Среди лордов и так слишком много проклятых оводов. Зачем позволять им регистрировать меня как еще одного? И кто вы такой, раз уж мы заговорили об именах?

— Чак Гэннон. Или доктор Чарлз Э. Гэннон, если быть формальным. И хотя вы, возможно, больше не леди Кэтрин в Звездной империи, мы на Старой Земле. Здесь — где угодно в Солнечной лиге — вы все еще графиня Тор.

— В этом он прав, — сказала Фанни. — Это часть твоего...как мне это назвать? "Мифа" кажется немного экстравагантным.

Женщина справа от Гэннона сняла свою собственную маску, открыв привлекательное, открытое лицо, и улыбнулась Монтень.

— Лично я не думаю, что это вообще экстравагантно, — сказала она. — Мои родители с энтузиазмом отзывались о леди Кэтрин, защитнице угнетенных и проклятии "Рабсилы Инкорпорейтед", которая никогда не будет достаточно проклята.

Монтень уставилась на нее, и другая женщина улыбнулась еще шире.

— Я происхожу из семьи аболиционистов. Доставило мне небольшие неприятности в Академии.

— Больше, чем немного, — поправил Гэннон. — Но я думаю, что общие представления уместны.

Последняя пара масок исчезла, и он помахал первой женщине.

— Лиз здесь — Элизабет Роббинс, снова формально — контр-адмирал флота Солнечной лиги, и "Академия", о которой она говорит, — это академия флота. Что не вызывает большого уважения у конформистов... факт, который, вероятно, объясняет, почему она не вице-адмирал Роббинс.

— Напротив нее у нас сидит подполковник Вен Чжин-хван. В настоящее время она является начальником оперативного отдела разведывательного управления жандармерии, но вскоре перейдет на командование всеми разведывательными подразделениями жандармерии. А слева от меня майор Ежи Скарлатти, тоже из жандармерии.

Боже, подумал Монтень, какая... эклектичная команда. Кстати, об этом...

— А вы... кто, кроме "доктора Чарльза Э. Гэннона"?

— Я новый директор разведки флота, — ответил он, и Монтень нахмурилась.

— Ваше имя мне почему-то знакомо, но причина другая.

— Да? — Фанни издала тихий смешок. — Вы, вероятно, слышали это в связи с премией Банерджи. Он получил ее несколько лет назад.

Вот и все. Монтень почувствовала, что ее раздражение начинает спадать. Банерджи была одной из немногих академических наград, к которым она испытывала хоть какое-то уважение. В отличие от большинства, она не выдавалась за какую-то конкретную работу. Это было больше похоже на премию "гений в целом", и хотя Монтень относилась к термину "гений" так же скептически, как и к наградам, она не могла отрицать, что у Банерджи был впечатляющий послужной список.

Как и следовало ожидать, когда раздражение прошло, на первый план вышло любопытство.

— Хорошо, — сказала она. — Так почему Фанни настояла, чтобы я пришла сюда с ней? Я предполагала, что она просто хотела моей моральной поддержки для любого нового плана, который она придумала. Но теперь я начинаю сомневаться.

— Придуманный? — Фанни слегка нахмурилась. — Во-первых, я не "строю планы". Во-вторых, если бы я это сделала, я бы не "готовила" их. Возможно, вы не испытываете никакого уважения к кухне, но я ее уважаю.

— Нет, я хотел поговорить не с мисс Фанантенанирейни, — сказал Гэннон. — Это были вы.

Монтень была искренне впечатлена. Ему удалось безупречно произнести полное имя Фанни. Можно даже сказать, что он отбарабанил его. Очевидно, человек основательный.

— У меня есть предложение для продвижения, — продолжил он.

— Тогда двигайте его вперед.

— Возможно, нам следует сначала заказать напитки, — предложила Фанни.

? ? ?

Это заняло некоторое время.

После того, как Гэннон закончил, Монтень уставилась на причудливый рифленый контейнер на столе перед ней. Люди все еще называли их "стеклянными", хотя из этого древнего материала по-прежнему изготавливались только дьявольски дорогие сосуды. Единственное, что было общего у современного стекла с предками, — это их прозрачность. Предположительно, чтобы люди могли видеть зелье, которое они заказали.

Это называли "Юпитер". Совершенно не разбираясь в истории алкогольных напитков, Монтень не знала, что ее предки, которые пили из настоящей стеклянной тары, были бы либо удивлены, либо шокированы (или и то, и другое), если бы увидели жидкость, которую она заказала. Она была расположена чередующимися горизонтальными полосами различных оттенков оранжевого, желтого, грязно-белого и бежевого, которые вращались в шаровидном "бокале" так, что на завершение оборота уходило около десяти секунд. Она ненадолго приводила в беспорядок узор, каждый раз отпивая из него, но только до тех пор, пока он не возвращался в надлежащий порядок и движение.

Центральным элементом напитка было большое красное пятно, которое вращалось вместе с остальными.

На самом деле, до сих пор она едва прикоснулась к нему. Теперь она взяла и проглотила примерно треть его. Как и ожидалось, это было великолепно на вкус. Что и должно было случиться, учитывая, сколько с нее за это взяли. Бывшая графиня Тор редко употребляла алкогольные напитки, но когда она это делала, то не видела причин скупиться. В конце концов, она была одной из самых богатых людей на свете.

— Итак, что ты думаешь? — спросила Фанни, и Монтень поставила бокал и посмотрела на нее с тем, что можно было бы назвать легким подозрением.

— Ты подтолкнула их к этому, не так ли? — сказала она.

Фанни положила руку на грудь и изо всех сил постаралась выглядеть обиженной. Ее лучшее старание было... не очень хорошим.

— Конечно, нет! — сказала она добродетельно. — Хотя, признаю, что, когда Чак поделился со мной этой идеей, я была совершенно очарована. — Она бросила на Монтень взгляд, в котором сочетались обвинение и защита. Во всяком случае, пытались. — Думаю, ты тоже была бы рада.

Монтень снова подняла свой бокал, обдумывая этот вопрос. На этот раз это был скорее глоток, чем отхлебывание, но ей потребовалось на это гораздо больше времени. Затем, наконец, она покачала головой.

— Признаю, что я захвачена духом вашего предложения, Чак. Но вы идете по неверному пути.

— Я весь внимание, как говорится.

— Проблема должна быть очевидна — для вас даже больше, чем для меня. Как только появится какое-либо предположение, что флот Солнечной лиги сотрудничает с террористами — террористами Одюбон Баллрум, не меньше — вы никогда не услышите конца этому. За каждым вашим шагом будут следить репортеры, политики и люди, которые платят им, чтобы они следили за вами.

— Полагаю, что на самом деле это мягко сказано, — сухо сказала подполковник Вен. Монтень взглянула на нее, и она пожала плечами. — Я должна признаться, что как "шпион" я рассматриваю любую операцию, которая выходит на открытое место, как неудачу для полевых условий. Однако в данном случае, насколько я понимаю, мы хотим быть настолько открытыми, насколько это возможно. В конце концов, — она многозначительно посмотрела на Гэннона, — многое из этого, с нашей точки зрения, касается спасения флота — как в глазах общественности, так и в своих собственных, — поскольку это фактическое подавление работорговли. Что означает обнародование этого. А это значит, что репортеры пронюхают об этом. Мы этого хотим. И когда это произойдет, по крайней мере, некоторые из них ударят по любой связи с Баллрум. Не так ли, доктор Гэннон?

Гэннон скорчил гримасу.

— Признаю, что это, конечно, большая оговорка адмирала. Я почти уверен, что смогу разобраться с этим вопросом, как только он возникнет. — Что-то похожее на фырканье донеслось со стороны Вен, и его губы дрогнули. — Тем не менее, признаю, что это будет непросто, — добавил он.

— Вам не нужно делать это тонко, — сказала Монтень. — Все, что вам нужно сделать, это подойти к проблеме, так сказать, со стороны.

— Нельзя ли это немного растолковать?

— Конечно. — Она сделала еще глоток, в основном, чтобы дать себе немного времени подумать, затем поставила стакан. — Вам и близко не нужно подходить к Баллрум. Вместо этого вы обращаетесь к системе правительства Конго с предложением принять участие в совместных военных учениях. В частности, в патрулях по борьбе с рабством. Вам даже не нужно ждать, пока Конституционный съезд ужесточит существующие законы, потому что они уже давно приняты, не так ли, подполковник? — Она указала пальцем на Вен, которая твердо кивнула. — Было бы довольно неловко, если бы политик — или даже скандальный журналист — доставил вам неприятности из-за того, что вы начали применять собственные законы Лиги.

Гэннон откинулся назад и отпил из своего стакана.

— Это... конечно, возможно. Было бы очень неловко, если бы Факел был членом Великого Альянса, но это не так. Он никогда не был.

— Он был по духу, — отметила Монтень.

— И что? — фыркнул Гэннон. — Буква закона может работать в обоих направлениях. Особенно сейчас, если кто-то попытается выдвинуть обвинения против нации бывших рабов. Дело в том, что большинство членов Временной Ассамблеи, а не только делегаты Конституционного съезда — и довольно значительное большинство — искренне выступают против рабства. И, давайте посмотрим правде в глаза, хотят они признавать это публично или нет, почти все они знают, что "милые сделки" бюрократии Лиги с коррумпированными трансзвездными корпорациями имели огромное отношение к тому, почему — и как — Лига только что получила пинок под зад от Великого Альянса. Они не в настроении позволять подобному дерьму повторяться снова.

— Это также наше мнение в жандармерии, — сказала Вен, еще раз кивнув. — Вы понимаете, некоторые из нас более циничны, чем другие, в отношении того, как долго продлится нынешнее настроение. Опыт в этом отношении не внушает оптимизма. Однако на данный момент это именно та атмосфера, которую мы получаем от наших нынешних политических лордов и хозяев.

— Я согласна, — сказала Фанни. — И это особенно верно в отношении Конституционного съезда. Ты не общалась ни с кем из делегатов, Кэти, потому что...ну, потому что ты должна оставаться дипломатичной. Ты являешься частью Великого Альянса. Но я не такая часть и постоянно общаюсь с ними.

— Извините меня. — Контр-адмирал Роббинс заговорила впервые с тех пор, как Гэннон сделал свое предложение. — У меня нет никаких проблем с тем, что вы предлагаете, графиня — извините, Кэти. Но я не уверена, как это решает нашу проблему необходимости в консультантах — я говорю прямо — из Баллрум. Они нам понадобятся, иначе мы будем блуждать по крайней мере вслепую.

Майор Скарлатти усмехнулся.

Согласно предложению Гэннона — или, по крайней мере, той его части, которую Монтень слышала до сих пор, — Скарлатти должен был стать главным представителем жандармерии, предполагая, что этот мозговой штурм сдвинется с мертвой точки, и она задалась вопросом, была ли одна из причин, по которой его выбрали, в том, что он был настолько младше по званию Роббинс. Технически флот будет действовать под руководством министерства юстиции, что, по мнению сторонников, означает, что командовать должен жандарм. Но поскольку он был младше Роббинс, он был бы ее заместителем, а не командиром.

Было очевидно, что у них двоих были комфортные рабочие отношения, но теперь Роббинс подняла бровь, глядя на него, и он покачал головой.

— Адмирал, вы не приняли во внимание, сколько личного состава флота Факела являются бывшими членами Одюбон Баллрум. — Он приподнял бровь, глядя на Монтень. — Это должно быть по крайней мере — сколько, десять процентов, я думаю?

— Ближе к пятнадцати — или даже двадцати — судя по тому, что мне сказал Антон, — ответила она. — Да, их довольно много. И некоторые занимают командные должности.

— Я могу с этим поработать, — весело сказал Скарлатти. — На самом деле, я мог бы знать некоторых из них.

— Извините?

Теперь приподнялись обе брови Роббинс, и он снова усмехнулся.

— О, да. — Он хитро, искоса улыбнулся Вен. — Эти ужасные "террористы" и жандармерия иногда — на самом деле довольно часто — обнаруживали, что наши интересы... совпадают, скажем так. Уверен, что иногда такое случалось даже с прекрасными, добропорядочными офицерами флота. Знаю, что это в любом случае случалось с теми образцами добродетели в королевском флоте Мантикоры.

Контр-адмирал фыркнула в знак согласия и провела рукой по своим коротким волосам.

— Я знала, что многие из Баллрум "вернулись домой" на Факел и оказались в армии, — сказала она. — Однако я и не подозревала, что это составляло такой большой процент их военного флота.

Она задумчиво отхлебнула из своего бокала. Это была пурпурная смесь, получившая название "Манхэттен". В честь древнего мошенника, если Монтень правильно помнила ее историю.

— Хорошо. — Роббинс поставила стакан и кивнула. — Это сработало бы. Но все еще есть пара проблем.

— Проблемы? — Монтень насмешливо склонила голову набок. — Какого рода проблемы?

— Ну, первое — это добраться туда. Отсюда до Конго около сорока шести дней пути, даже через Мантикору и Эревон. Это чертовски долгое путешествие любым другим способом, и флот Солнечной лиги — это не совсем то, что можно было бы назвать, э-э, добро пожаловать в пространство Великого Альянса прямо сейчас. Итак, мой первый вопрос, Чак, заключается в том, можем ли мы позволить себе потратить еще семь стандартных недель, прежде чем мы вообще начнем?

— Гм. — Гэннон потер верхнюю губу, затем пожал плечами. — Я не понимаю, почему бы и нет. Очевидно, мы надеялись начать работу раньше, но леди Кэтрин права насчет того, куда нам следует обратиться за... опытом, который нам нужен. И мы еще не объявили об этом ни общественности — ни флоту в целом — так что у нас нет большого дефицита времени, чтобы добиться результатов.

— Хорошо, — кивнула Роббинс. — Вторая проблема — этот "нежелательный" кусочек. Ты помнишь? Тот, где герцогиня Харрингтон объявила, что любой корабль флота Солнечной лиги, обнаруженный за пределами пространства Лиги, будет рассматриваться как пиратский и уничтожаться без права капитуляции? У меня такое чувство, что ни Беовульф, ни Мантикора точно не отключили свою системную защиту. И мне бы очень, очень не хотелось стать мертвым пиратом вместо живого соларианского офицера.

— Хорошее замечание, — кивнул Гэннон и, приподняв бровь, посмотрел на Монтень. — Вы случайно не знаете каких-нибудь видных мантикорских политических лидеров, которые могли бы помочь нам здесь, не так ли?

— Ненавижу ввязываться в "дипломатическое" дерьмо, — пробормотала Монтень. Но потом она поморщилась и кивнула. — Я могу перекинуться парой слов с адмиралом Л'Энгле. Предполагая, что она согласна подписаться — а я не понимаю, почему бы ей не подписаться — она, вероятно, сможет расчистить вам дорогу, по крайней мере, до Мантикоры.

— Вероятно? — Роббинс вопросительно посмотрела на нее.

— Ну, если она не может, то, по крайней мере, скажет мне об этом.

— Ну, предполагая, что мы зайдем так далеко, остается только последняя проблема, — сказала Роббинс. — Знакомство. Я появлюсь со своей эскадрой линейных крейсеров и, по крайней мере, одной эскадрой эсминцев, плюс пара кораблей поддержки для материально-технического обеспечения. Факел, возможно, и не был частью Великого Альянса, но я предполагаю, что он знает обо всей этой истории с "пиратским судном". Я хотела бы думать, что они, по крайней мере, дадут нам возможность объясниться, прежде чем вышвырнут нас из космоса, но я не сторонник того, чтобы рисковать жизнями моих людей, выясняя это. И, член Великого Альянса или нет, согласно нашим отчетам, в Конго часто появляются отряды кораблей Альянса. Если уж на то пошло, не так давно Факел подвергся попытке геноцида. Я думаю, что Факел тоже вряд ли хорошо отреагирует, если мы перелезем через стену без приглашения.

— О, это легко! — Фанни указала на Монтень. — Просто пусть она покажет дорогу на своей яхте.

— Что?

Харрингтон-хаус

Харрингтон-Сити

Харрингтон Стейдинг

Планета Грейсон

Система Грейсон

Хонор Александер-Харрингтон подняла глаза, когда кто-то легонько постучал в дверь ее кабинета, затем улыбнулась лейтенанту-коммандеру с каштановыми волосами, стоящему в дверном проеме рядом с капралом Джошуа Аткинсом, ее дежурным оруженосцем, и покачала головой.

— Вальдемар. Какой огромный сюрприз для меня снова увидеть тебя.

Стороннего наблюдателя можно было бы простить за то, что он уловил определенную иронию в ее тоне, и лейтенант-коммандер Тюммель улыбнулся ей в ответ.

— На этот раз я просто был поблизости и решил заглянуть, ваша светлость.

— Почему мне теперь трудно в это поверить? — спросила она задумчивым тоном.

Ее бывший флаг-лейтенант был принят на службу Адмиралтейством и императрицей Элизабет, чтобы играть почтальона для нее здесь, на Грейсоне. Она ценила регулярное информирование, но четко изложила свою позицию. Она не собиралась возвращаться на действительную службу.

Во всяком случае, не в ближайшее время.

Она отодвинула свой антигравитационный плавающий стул от своего огромного, безупречно аккуратного, невероятно хорошо организованного стола и встала. Древесный кот, который дремал на насесте за ее креслом, проснулся и радостно пропищал свое собственное приветствие.

— Я полагаю, что мы, вероятно, можем доверять коммандеру в моем присутствии, Джошуа, — сказала она.

— Конечно, миледи, — согласился Аткинс, хотя она заметила, что он также бросил на Нимица довольно выразительный взгляд, прежде чем уйти. Она скрыла вздох. Никто из ее оруженосцев не собирался забывать, что случилось с Саймоном Маттингли... или Тимом Мирсом, печально подумала она. Но, по крайней мере, Джошуа был готов доверить Нимицу присматривать за ней, если нанотехнологические убийцы каким-то образом добрались до Вальдемара.

Тюммель пересек залитый солнцем офис — она настояла на световом люке, главным образом для того, чтобы у Нимица был настоящий солнечный свет, при котором он мог вздремнуть, хотя для этого потребовалась некоторая модернизация купола дома Харрингтонов — и протянула ему руку.

— Хотя я подозреваю, что ты здесь с определенной целью, я действительно рада тебя видеть, — сказала она, тепло улыбаясь и сжимая его руку.

— Нет, никаких "падших намерений". — Он покачал головой. — У меня действительно есть несколько сообщений для вас из Адмиралтейства и из Маунт-Ройял, но ее величество специально поручила мне сказать вам, что они предназначены исключительно для вашей информации и не представляют собой то, что она назвала "попыткой заманить вас обратно на Мантикору". И нет, на этот раз меня послали не специально, чтобы доставить их. Вообще-то я направляюсь в Болтхол.

— Болтхол? — Хонор выгнула бровь. — Разве ты немного не отклонился от кратчайшего пути из Мантикоры в Болтхол?

— От самого короткого прямого маршрута, да, — кивнул он. — Но я забираю полдюжины или около того грейсонских флотских конструкторов из "Блэкберд", а затем отправляюсь в Новый Париж, чтобы собрать пару научно-исследовательских проектов, которые специально запросила адмирал Форейкер.

— Забираешь?

— Ну, да, — сказал он невинным тоном. — Ой! Я забыл вам сказать, что на прошлой неделе мне дали "Газвейн"?

— Действительно? — Она крепче сжала его руку, радостно улыбаясь. — Это замечательно! И ты, черт возьми, это заслужил.

— Я не знаю насчет того, чтобы заслужить, но мне вроде как пришлось пообещать, что я не сломаю его, прежде чем они отдали мне ключи, — ответил Тюммель со своей собственной широкой улыбкой, и она громко рассмеялась.

КЕВ "Газвейн" был эсминцем класса Роланд, подходящим кораблем для человека его ранга, особенно теперь, когда война с Солнечной лигой была почти закончена. Она не была бы официально закончена до тех пор, пока Конституционный съезд на Старой Терре не выработает конституцию, приемлемую для Великого Альянса, и новая Солнечная лига не подпишет мирный договор. Однако, согласно другим сообщениям, которые были отправлены на Грейсон "исключительно для ее информации", этот процесс на самом деле шел довольно хорошо. Она задавалась вопросом, как присутствие Кэтрин Монтень на Старой Земле повлияло на это сочетание, но в отличие от многих ее коллег-аристократов ей нравилась — и восхищала — бросающая бомбы (фигурально выражаясь, конечно) бывшая графиня Тор. Она ожидала, что любое влияние, оказываемое Монтень, будет... живым, но она также ожидала, что оно будет хорошо продуманным и эффективным.

Однако это должно было занять еще несколько месяцев. Любой, у кого есть работающий мозг, знал это. Создание целой новой звездной нации, особенно такой, как Солнечная лига, даже после ее существенных территориальных потерь, не было чем-то, что можно — или должно — торопить. Она бы предпочла, чтобы они потратили время на то, чтобы все сделать правильно.

Но пока они этого не сделали, флоты Великого Альянса в основном находились в режиме ожидания.

Основная часть Большого флота вернулась в систему Мантикора, оставив "только" три или четыре дюжины супердредноутов и прикрепленных к ним кораблей в Солнечной системе под командованием адмирала Паскалин Л'Энгле. Л'Энгле была хевенитским заместителем Хонор в операции "Немезида", и она была просто рада оставить Паскалин присматривать за Старой Землей и мягко напоминать Конституционному съезду, что Великий Альянс оглядывается через плечо. Вежливо, но твердо.

Однако крах пограничных протекторатов Управления пограничной безопасности оказался еще более запутанным, чем она опасалась. Слишком много губернаторов УПБ, взбешенных потерей своих уютных, коррумпированных, высокодоходных личных империй, казалось, решили максимально затруднить переход к самоуправлению. Некоторые зашли так далеко, что фактически удалили важные записи на том основании, что их файлы содержали секретную информацию, которую они не могли допустить до попадания в руки, не относящиеся к Лиге. Другие погрузили всех жандармов в порученных им системах на транспорты, сами поднялись на борт и направились к Ядру, оставив местные звездные системы без каких-либо подготовленных администраторов, местной полиции, обученного персонала по управлению движением или чего-либо еще, что им было нужно для создания стабильного правительства и собственной экономики.

Это правда, что больший процент губернаторов, чем она надеялась, на самом деле пытались помочь процессу пройти гладко или, по крайней мере, следили, чтобы он шел. Но те, кто намеренно создавал проблемы, были более грубыми, раздражительными и просто совершенно порочными, чем она действительно ожидала.

И перед лицом этой накатывающей волны потенциальной катастрофы Великий Альянс оказался вынужден проявлять гораздо больше "практической активности" в управлении этими переходами, чем он надеялся. Это означало, что Объединенный комитет начальников штабов был вынужден вывести эскадры крейсеров и флотилии эсминцев из Большого флота — и из любого другого места, где они могли их найти, — чтобы использовать для демонстрации силы и контроля над территорией, поскольку они послали администраторов и техников, чтобы помочь справиться с хаосом. Это было хитрое предложение, потому что было абсолютно необходимо, чтобы Великий Альянс не выглядел так, как будто он пытается приобрести такое "влияние", которое позволило бы ему доминировать и эффективно контролировать эти теоретически независимые звездные системы. На самом деле, единственное, что было важнее, чем избежать видимости этого, — это избежать ситуации, в которой это произошло на самом деле.

Хонор знала, чем это могло стать. И не потому, что кто-то этого хотел. Хитрость заключалась в том, чтобы найти способ стабилизировать ситуацию и предоставить необходимый опыт таким образом, чтобы местные жители могли распоряжаться своими собственными, недавно вновь обретенными судьбами.

Она была так же счастлива, что ей не пришлось этого делать.

Она твердо сказала себе это. Очень твердо.

— Итак, после того, как ты выполнишь свои обязанности водителя, куда они отправят тебя и "Газвейн"? — спросила она. — Ты уже знаешь?

— Мы приписаны к Десфлоту 62, — ответил Тюммель. — Не знаю точно, что это будет означать для "Газвейна", но знаю, что они разделили по крайней мере три другие флотилии на дивизионы и назначили их для поддержки наших усилий по "национальному строительству" на Окраине и Пограничье.

Хонор мысленно поморщилась. Она полагала, что лучшего термина для этого не найти, но историк в ней знал, как часто "национальное строительство" оказывалось ничем подобным. Не говоря уже о том, чтобы взорваться в лицо его практикующим.

— Как долго вы находитесь в системе? Ты можешь остаться на ужин?

— О, мы уезжаем только завтра. Может быть, даже не раньше послезавтра. — Тюммель покачал головой. — Моим пассажирам потребуется по меньшей мере еще двенадцать-четырнадцать часов, чтобы привести себя в порядок и подготовиться к отправлению. На самом деле, они не знали, что едут, пока я не прибыл сюда с их приказами. — Он ухмыльнулся. — Надо любить флот, ваша светлость!

— Если они не понимают шуток, им не следовало присоединяться, — торжественно сказала она ему, и он громко рассмеялся.

Хотя, размышляла она, в некотором смысле этот конкретный фрагмент мудрости нижней палубы был менее юмористичным, чем обычно. Неожиданные приказы о перемещении редко приветствовались, и прямо сейчас это было особенно верно для "Блэкберда". Разрушительный ущерб, нанесенный Ударом "Яваты" верфям, вращающимся вокруг "Блэкберда", был еще очень далек от устранения. Ситуация стала значительно лучше, чем была раньше, но мощности верфей составляли не более тридцати процентов от их уровня до Удара, и это было великодушно. И люди, которым было поручено восстановить их, подошли к своей задаче с сильным чувством миссии и почти религиозным — нет, в некоторых случаях это было действительно религиозное рвение.

— Ну, по крайней мере, это означает, что мы можем накормить тебя сегодня вечером. Ты приведешь своих офицеров, не несущих вахту?

— Конечно, если они приглашены... и если там достаточно места. Если мы не будем навязываться.

— Вальдемар, сколько раз ты посещал Харрингтон-хаус, когда был моим флаг-лейтенантом?

— Э-э... целую кучу? — рискнул он.

— Может быть, даже в два раза больше, — сказала она. — Ты ведь помнишь, насколько велика государственная столовая, не так ли?

— Ну, да, ваша светлость. Но, эм, я думал, вам не нравится ею пользоваться. Кажется, я припоминаю, что вы назвали этот процесс "демонтажем мавзолея".

— Да, назвала, — сказала она рассудительным тоном. — Однако на данный момент нужно накормить несколько лишних ртов. Я, граф Уайт-Хейвен, Нимиц, в общей сложности — дайте-ка подумать... девять древесных котов, мои мама и папа, Фейт и Джеймс, Рауль и Кэтрин, Линдси, дюжина или около того оруженосцев, Сандра Терстон, адмирал Брайэм, адмирал Ю, Остин, Бетани, Ребекка, Констанс, Хонор Мэйхью, Преподобный Салливан...

Она сделала паузу, когда он поднял обе руки, смеясь, сдаваясь.

— Как ты можешь видеть, — сладко сказала она, — включение полудюжины офицеров — черт возьми, включая всю команду вашего корабля — на самом деле не добавило бы много к толпе.

— Неужели каждую ночь действительно так плохо, ваша светлость? — спросил он, все еще смеясь.

— Нет, не каждую ночь, — признала она. — Но большинство вечеров у нас действительно собирается целая толпа, чтобы поесть. — Ее улыбка исчезла. — Я думаю, отчасти это связано с тем, что они хотят, чтобы я — ну, дети, я и Хэмиш — знали, что они любят нас. Что они здесь ради нас. Так что даже когда они сводят меня с ума, — ее улыбка стала ярче, — я на самом деле вроде как тронута.

— Я могу это понять, — сказал он, и чувство сопереживания, которое она разделяла с древесными котами, сказало ей, что он действительно понимал.

Удар Яваты и Удар Беовульфа стоили слишком многим людям слишком дорого, но это особенно сильно ударило по Хонор и ее семье. Тюммель знал это, как почти никто другой. Он знал, что практически вся ее семья на Сфинксе погибла во время удара Яваты, и он знал, что Эмили Александер-Харрингтон умерла у нее на руках, полагая, что их муж погиб в Беовульфе. Эта Хонор знала, что Хэмиш мертв, когда она отправилась в Сол, чтобы выполнить операцию "Немезида" и довести войну до конца. И поэтому Тюммель лучше, чем кто-либо другой, знала, как близко она подошла к краю пропасти, как ужасно она была ранена, прежде чем Хэмиш чудесным образом вернулся к ней.

И, да, он точно понимал, почему люди, которые любили ее — выжившие члены ее большой семьи и ее опекуны — были полны решимости доказать ей, что она не была и никогда не будет одинока.

Конечно, она уже знала это, подумала она, поворачиваясь, чтобы раскрыть объятия, и Нимиц прыгнул в них, а затем прижался к ее плечу. Она почувствовала, как его мыслесвет коснулся ее, сливаясь с ним, и уверенность в его любви пронзила ее, как солнечный свет, льющийся через окно в крыше.

— Да, хорошо, — сказала она, поворачиваясь обратно к Тюммелю. — Я просто скажу госпоже Торн, что сегодня вечером у нас будет еще несколько лишних ртов. Она будет в восторге. Ей действительно нравится готовить для одной-двух рот космопехотинцев!

? ? ?

— Ты в порядке, милая? — низкий голос Хэмиша Александера-Харрингтона почти терялся в фоновом бормотании разговоров и звоне посуды.

— Прекрасно — прекрасно! — ответила Хонор, но оба древесных кота, сидевшие на высоких стульчиках рядом со своими людьми, посмотрели на нее так, как смотрели на Джеймса или Фейт, которые клялись, что понятия не имеют, кто мог совершить набег на банку с печеньем.

Хэмиш взглянул на них, затем одарил Хонор своим собственным очень старомодным взглядом.

— Предатели! — пробормотала она их пушистым приспешникам.

— Что это? — спросил Хэмиш, и она вздохнула.

— Утренняя тошнота. — Она угрюмо ткнула пальцем в восхитительное тушеное мясо на своей тарелке. Тушеное мясо, которым она просто не могла заставить себя подавиться. — Или, может быть, вечерняя тошнота, я думаю.

— Снова? — Его тон был тщательно нейтральным, и она немного криво улыбнулась ему, почувствовав его мысленное сияние. Преобладала искренняя озабоченность, смешанная, по крайней мере, с оттенком веселья и чувством настороженности.

— Да. — Она отложила вилку, взяла свой кубок и сделала глоток.

До беременности она никогда особо не любила фруктовые соки. Она никогда не испытывала к ним неприязни, но они не были первыми в ее списке любимых напитков. Однако теперь сочетание гранатового и ежевичного соков зарекомендовало себя как нечто такое, что ее иногда придирчивый желудок мог вынести.

Разборчивый желудок, подумала она. Это было то, с чем редко сталкивался человек с модами Мейердала. Обычно они были слишком заняты поддержанием своего активного метаболизма, чтобы проявлять разборчивость. Ну, за исключением брокколи, конечно. Сейчас, однако... не так сильно.

— Я думал, это должно было ослабнуть после первого триместра, — сказал Хэмиш, когда она поставила кубок. Он взял графин и налил в него еще сока, в его голубых глазах было веселье, сострадание и легкая нотка беспокойства. — На самом деле, я почти уверен, что это именно то, что, по словам доктора Фрейзер, должно было произойти.

— Она сказала, что это то, что обычно происходит, — ответила Хонор. — И я подумала, что в моем случае она, вероятно, была права, учитывая, как легко протекали все мамины беременности. — Она посмотрела через стол туда, где Эллисон Харрингтон радостно смеялась над чем-то, что только что сказал один из офицеров Тюммеля. — Черт возьми, маму вообще никогда не тошнило по утрам. Временами я испытываю сильное искушение придушить ее.

Нимиц рассмеялся, и его руки вспыхнули.

— Нет, я не думаю, что шучу, — сказала она ему, прочитав его знаки. Затем мелькание пальцев замедлилось, и выражение ее лица смягчилось.

— Ты прав — ты прав! — сказала она. — Я все равно ни за что на свете не пропустила бы это. Но это не значит, что все это ложе из роз, — добавила она, улыбаясь Хэмишу в глаза.

— Я всегда думал, что клумба из роз в любом случае будет полна шипов, — сказал он ей.

— Конечно, это было бы так — особенно если бы это принадлежало нам! — Хонор усмехнулась, прижимая ладонь к мягко вздувающемуся куполу своего живота. — Я не верю, что мы когда-либо делали что-то легким путем, не так ли?

— Ну... дай мне посмотреть... — Он откинулся на спинку стула, потирая подбородок с сосредоточенным выражением лица. Он оставался в таком положении по крайней мере пятнадцать или двадцать секунд, затем торжественно покачал головой. — Нет. Ни о чем не могу думать.

— Я тоже не могу, но... — она потянулась к его запястью, положила его руку на эту нежную припухлость и улыбнулась ему в глаза. — Я бы ни за что на свете не пропустила ничего из этого. Ты ведь знаешь это, верно?

— О, думаю, ты можешь предположить, что ответ на этот вопрос — да. — Он наклонился ближе, чтобы нежно поцеловать ее в щеку. — Ничто стоящее не дается легко, — сказал он ей, откидываясь на спинку стула.

— Нет, но я бы не возражала, если бы это, по крайней мере, было без тошноты, — сказала она немного едко, и настала его очередь усмехнуться.

— Ну, я вроде как задавался вопросом, произойдет ли это. Ты казалась немного голодной за обедом. Так что...

Он посмотрел мимо нее, когда открылась вращающаяся дверь и в нее вошла миссис Сью Торн, грозная экономка и кухарка Хонор. Хонор понятия не имела, как он мог подать сигнал госпоже Торн. С другой стороны, она не стала бы отрицать, что он заручился помощью Джеймса Макгинесса. Она посмотрела через стол справа от себя, туда, где Макгинесс сидел рядом с Хонор Мэйхью, и мужчина, который когда-то был ее управляющим, а теперь был ее мажордомом, хранителем и правой рукой, вежливо посмотрел на нее в ответ.

Да, подумала она, пробуя его мыслесвет. Хэмиш завербовал его для участия в заговоре "Как нам накормить Хонор сегодня вечером". Она не заметила, как он потянулся к своему унилинку, но ее подозрения не подтвердились... тогда.

Госпожа Торн подошла к ней, поставила поднос, который несла, и легонько положила руку на плечо Хонор.

— Граф сказал мне, что вы, возможно, будете... немного не в себе сегодня вечером, миледи, — сказала она, нежно сжимая. — Итак, я сделала это.

Она сняла крышку с подноса, и Хонор улыбнулась, увидев тапиоку в медовой глазури. С детства тапиока была одним из ее любимых десертов. Более того, она обнаружила, что это было то, с чем она могла справиться — и оставить в себе — независимо от того, насколько сильной была утренняя тошнота. Ну, во всяком случае, обычно. Это было только однажды...

Она выбросила это конкретное воспоминание из головы и потянулась за ложкой.

— Благослови тебя господь, Сью! — сказала она.

— Не то чтобы там было все, что тебе нужно, — сказала ей госпожа Торн. — Но если все пройдет гладко, на данный момент этого достаточно. Кроме того, для этого и существуют добавки. — Она снова сжала плечо Хонор. — Ты просто скажи мне, есть ли еще что-нибудь, что, по-твоему, ты можешь съесть. Мы достанем это для тебя.

— Я знаю, что ты это сделаешь. — Хонор моргнула на мгновение затуманенными глазами, когда она потянулась, чтобы прикрыть руку на своем плече. — Я знаю, что ты это сделаешь. — Она оглядела стол, осознала, сколько людей вокруг него — людей, которых она любила — смотрели на нее, и ее улыбка слегка дрогнула, когда она повернула голову, чтобы снова посмотреть на свою экономку.

— Я знаю, что ты это сделаешь, — мягко повторила Хонор Александер-Харрингтон.

Столичный космопорт

Город Мендель

Планета Меза

Система Meзa

— Не утруждайте себя распаковкой. — Каша ждал в вестибюле, когда Дэмиен Харахап и Индиана Грэм вышли из шаттла. — Мы уезжаем через пару часов.

Он ткнул большим пальцем в другой шаттл, припаркованный на соседней площадке.

— Просто идите вперед и отнесите свои сумки вон туда, — сказал он им. — Мы поднимемся на борт, как только все прибудут сюда.

Инди и Харахап посмотрели друг на друга, затем снова на Каша и крупного парня в форме майора космопехоты Солнечной лиги, стоящего рядом с ним.

— "Все", будучи...? — спросил Инди.

— Это Брайс Тарковски. Он согласен с этим. Я объясню позже. У нас будет достаточно времени на поездку в Конго. Прямо сейчас я предлагаю тебе сложить свое снаряжение, а затем перекусить.

— Я могу порекомендовать закусочную в вестибюле G, — сказал Тарковски. — По крайней мере, при условии, что вам нравится вьетнамская кухня с большой долей баскской. Не просите шеф-повара объяснить это. Я совершил эту ошибку и до сих пор не оправился. Но это вкусно.

— Вьетнамская / баскская? — Харахап улыбнулся. — Как раз то, о чем я всегда мечтал наяву. Ты присоединишься к нам?

— Он — да, — сказал Каша, кивая в сторону Тарковски. — Я не буду. Я обедаю с Танди. Я не знаю, когда я увижу ее снова.

Инди и Харахап снова посмотрели друг на друга. Древесный кот на плече Харахапа покачал головой в покорном жесте, которому он научился у своего двуногого. Затем все трое оглянулись на Каша.

— Прав ли я, предполагая, что Инди и я находимся в той же ситуации "не знаю, когда мы снова увидим "X"? — спросил Харахап.

— Да. Так и есть.

Каша кивнул, и Харахап и Инди снова посмотрели друг на друга.

— Единственный, с кем я близок, кроме тебя, — сказал Харахап, протягивая руку, чтобы коснуться ушей Пожарного Дозора, — вот этот парень.

Пожарный Дозор пискнул.

— И он идет с нами, — добавил Харахап. — А как насчет тебя?

— Никого в пределах досягаемости нет. — Инди пожал плечами. — Мои родители и Маккензи, но они вернулись в Серафим. И... э-э... хорошо. Может быть, есть кто-то еще, но я тоже не могу дозвониться до нее за два часа.

Харахап кивнул, затем повернулся обратно к Каша.

— Тебе повезло, — весело сказал он.

Июнь 1923 года э.р.

— О, если твое сердце сейчас обливается кровью из-за них, просто подожди.

— Антон Зилвицки

Клуб "Гладкий и морщинистый"

Павильон Джордана Паркера

Город Мендель

Планета Меза

Система Meзa

Так вот как живет другая половина бывших полноправных граждан, — подумала Кейла Барретт, следуя за Арианной Макбрайд по коридорам и просторным комнатам клуба "Гладкий и морщинистый". Г и М, как называла его Арианна, был частным клубом, членство в котором было только по приглашению. Он занимал целый уровень павильона Джордана Паркера, скромного десятиэтажного строения, расположенного среди водных объектов Зеленого пояса Джордана Паркера, недалеко от центра Менделя. Такое низкое здание на такой астрономически ценной недвижимости было самым показным заявлением о заметном богатстве, какое только можно было сделать.

И абсолютная роскошь интерьера павильона только подчеркивала этот момент.

Одна вещь, которую она уже знала о Г и М, заключалась в том, что вступление в него стоило руки и ноги... хотя, по-видимому, не для всех. Она провела осторожное расследование финансовых дел семьи Макбрайд. Они, безусловно, находились в достойном состоянии, но не было никаких признаков того, что они были особенно богаты. Вполне возможно, что в их случае стоимость членства в клубе была отменена или, по крайней мере, снижена, и если это так, то причиной почти наверняка была их принадлежность к Соответствию. С другой стороны, Г и М существовал долгое время, и многие из его членов переходили из поколения в поколение. Вполне возможно, что Макбрайды были потомками одного из тех ранних поколений.

Что, опять же, вполне может быть связано с этой принадлежностью к Соответствию.

Помещение клуба "Гладкий и морщинистый", безусловно, было достаточно большим для того, чтобы подпольная часть его членов могла действовать тихо — и без какого-либо публичного уведомления — изнутри. До сих пор Барретт видела три встречи, проходившие в различных залах для совещаний, которые они проходили, — и это только считая тех, кто оставил свои двери открытыми. Там было множество закрытых дверей, и невозможно было сказать, были ли комнаты на дальней стороне пусты или использовались.

— Ну, это самая наружная корочка, что только может быть, — пробормотал голос позади нее.

Она была почти уверена, что Дауд аль-Фанудахи разговаривал сам с собой, а не с ней. Одна вещь, которую она уже поняла, заключалась в том, что соларианин не был тем, кого можно было бы назвать большим поклонником правящей элиты, были ли они соларианами или мезанцами. Она подозревала, что это имело немалое отношение к тому, сколько миллионов людей удалось убить элите солли. И то, что он узнал до сих пор о Соответствии, никак не помогало ему в любви к мезанским коллегам солли.

Однако он, очевидно, был очень хорош в своей работе, и Барретт была уверена, что именно поэтому Арианна Макбрайд хотела, чтобы на этой встрече он представлял Солнечную систему. Она не сообщила много подробностей относительно того, ради чего была назначена встреча и кто будет присутствовать, но налицо были все признаки собрания, чтобы убедить людей в чем-то. И это "что-то" не могло быть ничем иным, кроме того, что Барретт считала проблемой КДП: кто такие "другие парни"?

Ее мысли отвлекли ее от непосредственного окружения, и она чуть не споткнулась, когда неловко поставленный приставной столик заставил ее покачнуться на свою слабую сторону. Она оперлась на трость прежде, чем ее больная нога смогла подогнуться, но она также почувствовала руку под своим локтем, когда полностью выпрямилась.

— Ты в порядке? — спросил аль-Фанудахи.

— Конечно. — Она одарила его кривой улыбкой. — Проклятая нога с каждым разом становится все сильнее. Во всяком случае, так мне продолжает говорить мой психотерапевт. — Она пожала плечами. — Но я могла бы пожелать, чтобы я не была одной из тех людей, которые так медленно регенерируют.

— Лучше, чем не регенерировать, — сказал он ей. — Один из моих двоюродных братьев? — Он покачал головой. — Вообще не может регенерировать. Потерял руку в результате несчастного случая на гравитационных лыжах, когда ему было всего около... чего? Тринадцать стандартных лет? Прошел через три протеза, прежде чем у него закончился последний рывок роста.

— Ну, по крайней мере, мне удалось избежать этого. Однако скажу, что у меня сложился совершенно иной взгляд на термин "полоса препятствий".

— Полагаю, что имеешь право. — Он усмехнулся. — Должен сказать, я так же счастлив, что мне удалось избежать того, чтобы когда-либо быть...

Он прервал то, что собирался сказать, когда Арианна остановилась у очень причудливой и богато украшенной двери. На старомодной деревянной панели была надпись "Комната Ярдли", выполненная витиеватым плавным шрифтом, похожим на настоящее старинное сусальное золото. Ниже этого более современный электронный дисплей добавил: — Частная встреча. Только по приглашению.

Если Арианна каким-то образом и объявила об их прибытии, Барретт не обнаружила никаких признаков этого. Но дверь уже открывалась — внутрь, как будто она была на каких-то петлях. Кстати, о "старомодном"... Будут ли они пищать? задавалась она вопросом, надеясь, что они это сделают.

Однако такой удачи не было. Механизм может быть анахроничным, но технология, лежащая в его основе, такой не будет.

Человек, открывший дверь, конечно, не выглядел антикварно. Судя по ее неопределимой осанке, Барретт была уверена, что женщине перевалило за четвертый или пятый десяток, хотя ее довольно... безвкусный выбор одежды наводил на мысль о ком-то значительно моложе этого.

— Приятно видеть тебя снова, Арианна, — сказала женщина и махнула рукой в сторону комнаты за дверью. — Входи. Все уже здесь.

Войдя в комнату, Барретт увидела, что в ней царит античный колорит, который, по-видимому, был отличительной чертой клуба "Гладкий и морщинистый". Она была большой, с высокими потолками и полом, который определенно выглядел как пол из натурального дерева, усеянный креслами, которые выглядели как мягкие монстры из дотехнической эпохи. Однако она довольно сильно сомневалась, что они действительно были оттуда, и три из них уже были заняты двумя мужчинами и женщиной. Женщина, которая впустила их, прошла мимо них и грациозно опустилась на одно из свободных кресел.

Таким образом, осталось пять пустых. Арианна подошла к тому, которое было более или менее обращено к четверке, которая излучала ауру "аудитории", и села сама. Барретт выбрала одно немного в стороне. Аль-Фанудахи подал ей руку, пока она устраивалась в кресле, затем подошел к своему собственному креслу справа от Арианны.

Как и предполагала Барретт, кресло было чрезвычайно удобным, почти мгновенно приспосабливаясь к ее фигуре и предпочитаемой позе. Оно могло выглядеть как антиквариат, но это определенно был не антиквариат.

— Привет, Арианна. — Это был человек в крайнем левом ряду их аудитории. Он был стройным до такой степени, что казался немного похожим на скелет, со светлыми волосами, светлой кожей и очень бледно-голубыми глазами. — Не могли бы вы представить гостей?

— Это капитан Дауд Ибн Мамун аль-Фанудахи из флота Солнечной лиги, — сказала Арианна, махнув ему правой рукой. — Он из Отдела оперативного анализа разведки флота. Прибыл в Мезу совсем недавно в составе следственной группы Лиги.

— Что именно расследуете? — спросила женщина, которая впустила их.

— Я являюсь частью неофициальной группы в правительстве Солнечной системы — в основном из флота, но среди нас есть несколько жандармов, — которые расследовали все инциденты, которые, как утверждает Великий Альянс, являются работой того, что они называют "Соответствием", — ответил аль-Фанудахи. — Это включает в себя...

— Вы можете углубиться в детали позже, капитан, — прервал его светловолосый мужчина с легкой вежливой улыбкой. — Давайте сначала закончим знакомство.

— Конечно. — Арианна махнула другой рукой Барретт. — Это лейтенант Кейла Барретт, из Верховной объединенной полиции Мезы. До того, как ее завербовали для этого, она была сержантом в Управлении внутренней безопасности.

Глаза представителя расширились. Так же поступили и обе женщины из его группы. Другой мужчина, однако, только слегка кивнул.

— Она одна из ближайших подчиненных директора Сабуро Лары, — продолжила Арианна, и, вопреки себе, Барретт фыркнула от смеха.

— На данный момент я его единственная "близкая подчиненная", — объяснила она, когда остальные посмотрели на нее. — Свинка в значительной степени находится в стадии становления.

— Свинка? — спросил мужчина, который еще не заговорил. — Кстати, я Гебхардт Хуарес. Зовите меня Геб.

— "Свинка" — это жаргонное название Верховной объединенной полиции Мезы, — ответила Барретт. [акроним полного наименования новой мезанской полиции на английском языке — MUMP — это сокращение от mumble — бормотать, мямлить; с трудом жевать (англ.), характерных симптомов заболевания эпидемическим паротитом или свинкой, что обыгрывается авторами далее в тексте]

— У вас уже есть прозвище? — в голосе Хуареса звучало удивление, и Барретт улыбнулась.

— Конечно. Сабуро сразу же позаботился об этом. Это причина, по которой он повесил на нас это неуклюжее подобие имени. Он говорит "хой поллой" — это старый термин...

— Да, я знаю, что это значит.

— Ну, Сабуро говорит, что они скоро придумают прозвище для копов, и он хотел убедиться, что это правильное прозвище. Несколько неуважительное — это само собой разумеющееся, говорит он, — но не то, которое слишком сильно демонстрирует властность или угрозу.

Все четверо людей, с которыми они пришли встретиться, уставились на нее. Затем Хуарес снова кивнул.

— Я слышал, что он проницателен.

— О, да. Он такой, это точно, — согласилась Барретт.

— И у него нет проблем с тем, что ты бывшая "Мисти"? — спросила женщина, сидящая рядом с Хуаресом.

Она выглядела ничуть не старше женщины, которая впустила их в конференц-зал — или самой Барретт, если уж на то пошло, — но одета была гораздо более консервативно. Теперь она указала на Хуареса большим пальцем.

— Я двоюродная сестра Геба. Меня зовут Дженис Дельгадо.

— Нет, у него нет проблем, — ответила Барретт. — На самом деле это одна из причин, по которой он завербовал меня. Он хочет, чтобы в Свинке было достаточно людей, вышедших из старых служб безопасности, чтобы удержать полноправных — бывших полноправных — граждан от излишнего нервирования.

— Действительно, проницательно, — сказал Хуарес. — Что ты о нем думаешь?

Барретт на мгновение задумалась об этом.

— Ну что ж...У меня смешанные чувства к Сабуро, — сказала она. — И это своеобразная смесь. С одной стороны, он чертовски страшен.

— Угрожающий? — нахмурившись, спросила Дельгадо.

— Нет, вовсе нет. Он кажется совершенно расслабленным и покладистым, почти все время. Вот что я нахожу пугающим. Я подняла его досье, которое, кстати, он и не пытался скрыть. Конечно, оно чертовски пристрастно, но то, что мы знали о нем...

Она снова сделала паузу, поджав губы, как женщина, пытающаяся решить, нравится ли ей вкус, который она только что попробовала.

— Есть что-то действительно пугающее в действительно страшном человеке, который вообще не прилагает усилий, чтобы казаться страшным, — сказала она наконец, и Хуарес снова кивнул.

— Да, в это я могу поверить. Что еще тебя в нем поражает?

— Он чрезвычайно способный — это уже очевидно. И... ну, по правде говоря, он мне начинает нравиться. Он чертовски хороший босс, это точно. Намного лучше, чем все, что у меня когда-либо было в Мисти.

Хуарес обдумал это, затем посмотрел на аль-Фанудахи.

— Вы говорите, что некоторое время расследовали это так называемое "Соответствие", капитан. Но, как я понимаю, неофициально.

— До недавнего времени — да. До того...

— Я так понимаю, что "до того" относится к изменению в Солнечной лиге... ах, "руководства", давайте назовем это так?

— Да. — Аль-Фанудахи кивнул. — До этого мы просто называли себя охотниками за привидениями.

— И вы нашли каких-нибудь призраков? — спросил Хуарес с улыбкой.

— О, да. К настоящему времени мы собрали множество доказательств того, что действительно действует какая-то... зловредная сила. Среди прочего, более сорока высокопоставленных офицеров флота и гражданских чиновников упали в обморок и умерли от "естественных причин", когда мы брали их под стражу. Вы не поверите, насколько разнообразны были эти "естественные причины". Но тот факт, что все они упали замертво, как только поняли, что находятся под арестом, является довольно убедительным доказательством того, что тот, кто играл с нами, делал это очень, очень давно. И что они чертовски безжалостны.

— Итак, вы согласны с утверждением Великого Альянса о том, что то, что они называют "Соответствием", несет ответственность за все эти массовые убийства? — Это был мужчина, который начал разговор, но до сих пор не был идентифицирован. Когда аль-Фанудахи посмотрел на него, он добавил: — Я Кевин Олонга. Один -единственный — член нашей здешней группы, у которого есть официальный статус, имеющий отношение к делу. Я вхожу в состав недавно созванного Генерального совета Временного правительства. Того самого недавнего Временного правительства.

— И могу я спросить, кого представляют все остальные?

— Мы? — Мужчина указал на трех своих спутников. — Ну, то, что мы представляем — и Арианна тоже — это то, что мы называем Соответствием. Это одна из причин, по которой нам интересно, согласны вы с Великим Альянсом или нет.

Соларианин задумчиво потер затылок.

— Я полагаю, что ответ — да... и нет. Мы согласны с ними в том, что кто-то замышляет недоброе. Со своей стороны, мы просто называем их, кто бы это ни был, "другими парнями". Но мы официально не согласились — пока — с их теорией Соответствия.

— Пока?

— Думаю, есть вероятность, что в конце концов мы это сделаем, — сказал аль-Фанудахи. — У них есть последовательная теория, которая согласуется друг с другом и соответствует всем доказательствам, которые мы смогли накопить. Итак, многие охотники за привидениями — большинство из нас к настоящему времени, включая меня — сильно склоняются в этом направлении. Если уж на то пошло, мы только что получили копию заказанного отчета с анализом директора Гэннона — он новый глава разведки флота. У меня еще не было возможности по-настоящему ознакомиться с исходными данными, но в целом его выводы очень близко совпадают с теми, к которым капитан Зилвицки пришел независимо. Но что касается того, кто они такие и почему они делают то, что делают, мы сохраняем непредвзятость, пока у нас не будет лучшей возможности проверить их теорию. Пытаемся, во всяком случае.

— Но я должен также сказать, — добавил он, подняв руку в защитном жесте, — что мы не думаем — и, кстати, Великий Альянс тоже не думает — что ваше Соответствие несет ответственность за какие-либо убийства.

— Ну, в любом случае, это неплохое начало. — Олонга откинулся на спинку стула.

— Так чего вы хотите от нас, капитан? — спросила Дельгадо.

— Ваше сотрудничество и помощь. Мы бы хотели, чтобы вы приняли участие в расследовании. Помимо прочего, чем больше мы сможем узнать о вас и истории вашей организации, тем лучше сможем определить, где то, что Великий Альянс называет Злонамеренным Соответствием, отделилось от вас остальных. И, честно говоря, с той точки зрения, которую мы можем привнести в это, вы, возможно, действительно сможете выявить для нас больше сотрудников "Злонамеренного Соответствия", чем вы думаете.

— Арианна? — Дельгадо посмотрел на молодую женщину. — А ты что думаешь?

— Я согласна с ними, и думаю, что это именно то, что мы должны сделать, — твердо ответила Арианна. — На самом деле, я уже делала это как отдельный человек. Теперь я думаю, что мы тоже должны сделать это как организация. Хотя бы по одной другой причине, кроме как для того, чтобы очистить наше имя.

— Хорошая мысль, но боюсь, что сейчас это безнадежное дело. — Олонга покачал головой. — О, я согласен, что нам нужно оправдаться, но теперь это имя безнадежно запятнано. Нам нужно новое.

Все трое его спутников нахмурились, услышав это, но не Арианна.

— Он прав, — твердо сказала она. — Итак, я предлагаю назвать себя "Вовлечение". Нам нужно выйти из тени и взаимодействовать с остальной человеческой расой — это то, что мы должны были сделать Т-столетия назад.

Башня Синглауб и

Башня Алексия Габон

Город Мендель

Планета Меза

Система Meзa

Двери лифта открылись на ее этаже, и Кейла Барретт вошла в них.

Башня Синглауб была в основном жилой, но каждый десятый этаж был разделен на коммерческие зоны вокруг центральных лифтовых блоков, и Барретт обычно наслаждалась суетой и потоком жителей башни, когда они посещали торговые центры, бутики, небольшие магазины, рестораны и фуд-корты.

На этот раз, однако, она остановилась через дюжину шагов в вестибюль. Она сменила позу, перенеся вес на здоровую ногу и переложив трость в левую руку.

Это освободило ее правую руку для пистолета.

Она не достала свой пульсер, потому что, насколько она могла судить, никто из людей с чашками кофе, сидевших за столиком фудкорта сразу за лифтом, не был вооружен. Однако это не означало, что они были такими. Все трое, как и она, раньше были сержантами Мезанского управления внутренней безопасности. И все они — точно так же, как она тогда и сейчас — имели привычку носить скрытое запасное оружие.

— Мы сталкиваемся здесь с проблемой? — спросила она.

Двое из сидевших за столом нахмурились, глядя на нее. Третий — старший из двух мужчин в группе — только усмехнулся и покачал головой.

— Ну, это в тебе не изменилось, — сказал он. — Черт возьми, Кейла. Какая травма в твоей жизни сделала тебя такой недоверчивой?

— Все началось с рождения, о котором меня никто не предупреждал, что оно вот-вот нарушит мое счастливое состояние бессознательности. И с этого момента все пошло под откос. Чего ты хочешь, Джейк?

— Мы хотим поговорить с тобой, Кейла, — ответила единственная женщина в группе. — По поводу...

Она взглянула на своих спутников и втянула воздух, как человек, обдумывающий прыжок с опасной высоты.

— Нам нужна работа, — сказала она. — И, пожалуй, единственное, в чем у нас есть хоть какие-то навыки, — это работа полицейского.

— Это то, что мы привыкли делать, Сандра? Вы бы услышали спор по этому поводу от многих людей и практически от любого сесси. Головорезы в форме — вот кем я помню нас в основном.

Молодой человек, Эстебан Бурханов, хмуро посмотрел на нее. Но старший, Джейк Абрамс, только пожал плечами.

— Думаю, ты права, — сказал он. — Но мы действительно выполняли кое-какую настоящую полицейскую работу, и одна из причин, по которой мы ладили друг с другом, заключается в том, что никому из нас не нравились грубые вещи, и мы старались сдерживать их, насколько могли.

Это было достаточно правдиво, подумала Барретт, хотя вы и не хотели слишком внимательно изучать это утверждение. "Сдерживание грубых вещей" выглядело очень по-разному в зависимости от того, с какой стороны вы на это смотрели. И все же она почувствовала, что расслабляется.

— Если вы хотите поговорить, давайте пойдем ко мне домой. Мебель более удобная, у нас будет немного уединения, и есть что-нибудь получше кофе, чтобы выпить.

— Вы уверены в этом? — спросила она, как только все удобно расселись по ее гостиной с напитками в руках.

Сандра Туминелло и Бурханов пили пиво, но Абрамс, в конце концов, предпочел кофе. Барретт решила последовать примеру Абрамса. Теперь она сделала глоток, затем поставила чашку на стол. Было все еще слишком жарко.

— Смотрите, — сказала она. — Для меня это довольно просто. У меня не осталось семьи, и у меня никогда не было столько друзей, чтобы начать с них. К настоящему времени половина из них рассеяна по ветру — или мертва, насколько я знаю. Но если ничего не изменилось, у вас троих по-прежнему тесные связи. Если вы присоединитесь к Свинке, то, вероятно, потеряете половину своей семьи и друзей.

— Я не потеряю, — сказала Туминелло. — Во всяком случае, не семью. — Что, вероятно, было правдой, размышляла Барретт; семья Туминелло была многочисленной и сплоченной. — И каких бы друзей я ни потеряла... — Туминелло пожала плечами и глотнула пива. — К черту их. Насколько понимаю, они с самого начала не были настоящими друзьями.

— Я тоже так чувствую, — сказал Бурханов. — Мой папа никогда не простит меня, но мы все равно не ладили уже много лет.

Абрамс только потягивал кофе с бесстрастным, как у сфинкса, видом, а Барретт пожала плечами. Она сделала им обязательное предостерегающее заявление. Что бы ни случилось дальше, они не могли сказать, что она их не предупреждала.

— Так расскажи нам, Кейла, — сказала Туминелло. — На что это похоже?

— Работа? Пока трудно сказать. Мы все еще в стадии организации.

— Я имел в виду работу на... — губы Туминелло сжались.

— Террориста Баллрум? — сухо сказала Барретт. — Раба-детоубийцу?

— Я серьезно, Кейла.

— Я тоже. Вот как другие люди — люди, которых вы все знаете, — собираются описать его, когда они потребуют знать, как вы могли бы работать на кого-то вроде него. Если вы не можете справиться с этим, вам нужно отказаться от всей этой идеи. Прямо сейчас.

— Какой он из себя? — спросил Абрамс. — Этот парень Сабуро.

Барретт обдумывала это несколько секунд, затем пожала плечами.

— Я гарантирую, что он не такой, как вы ожидаете. Этот человек более смертоносен, чем кто-либо другой, кого вы, вероятно, когда-либо встретите. Не думайте ни на мгновение, что это не так. Но теперь...Я думаю, он просто сосредоточен на создании новой Мезы.

Абрамс поджал губы, затем кивнул.

— Я вижу, как это происходит. Так ты порекомендуешь ему нас?

— Я, конечно, порекомендую тебя и Сандру. Эстебан... — Барретт задумчиво посмотрела на молодого человека. — Тебя я тоже порекомендую... но я также предупрежу Сабуро, что у тебя короткий запал.

— Что за черт? — Бурханов резко выпрямился, расплескав при этом пиво. — Слушай, ты, черт возьми...

— Поздравляю, — сухо сказал Абрамс. — Ты только что доказал ее точку зрения.

— У тебя действительно вспыльчивый характер, Эстебан, — вмешалась Туминелло. — Раньше это уже доставляло тебе неприятности.

Бурханов ссутулился в своем кресле, сердито глядя на Абрамса, который несколько секунд не сводил с него глаз, а затем снова посмотрел на Барретт.

— Мы могли бы подсластить сделку, — сказал он.

— Возможно, — подчеркнула Туминелло. Она взмахнула рукой в жесте неуверенности. — Однако мы не совсем уверены в этом.

— Уверены в чем?

Абрамс и Туминелло посмотрели друг на друга. Затем Абрамс снова посмотрел на Барретт.

— Мы думаем, что знаем — возможно, знаем, но есть чертовски хороший шанс, что мы правы, — где скрываются Риган Снайдер и Франсуа Макгилликадди.

Барретт резко выпрямилась на своем стуле. Риган Снайдер была — вернее, была раньше — членом руководящего генерального совета Meзы, а также вице-президентом "Рабсилы" по операциям. Макгилликадди был директором службы безопасности Мезы. Нынешние власти были заинтересованы в их розыске, как ни каком другом из бывших членов правящей элиты Мезы — за исключением Бентли Хауэлла, главы службы внутренней безопасности, который приказал нанести масштабный кинетический удар по башне Хэнкок.

Разыскиваются живыми. Сабуро подчеркнул это при ней, когда они обсуждали этот вопрос.

— Нам нужны публичные слушания, Кейла, — сказал он. — Не просто трупы. Посадите зверей на скамью подсудимых, судите их — честно, я не говорю о суде кенгуру, — осудите их, а затем заприте до конца их вонючего существования. Это одна приятная вещь в пролонге. Пожизненное заключение без права досрочного освобождения длится очень, очень долго.

— Что такое суд кенгуру? — спросила она.

— То, что раньше получали рабы и сесси. Они назвали их в честь животного на Старой Земле, которое прыгало вокруг, что и делали некоторые судьи. Хоп — ты виновен — хоп — ты виновен — хоп — уйди с моего пути, у меня нет времени рассматривать улики.

— О.

Тогда она чувствовала себя немного виноватой. Правда заключалась в том, что служба внутренней безопасности, к которой она когда-то принадлежала, часто даже не беспокоилась о суде общей юрисдикции. Просто пристрели их и покончим с этим...

Она рывком вернула свои мысли в настоящее.

— Где они? — спросила она, и трое ее гостей оглянулись назад и вперед, явно колеблясь.

— О, ради бога. Прекратите это. Поверьте мне, я уже достаточно хорошо знаю этого человека — Сабуро не собирается торговаться с вами. Вы поступаете с ним добросовестно, и он сделает то же самое для вас. Это не значит, что он наймет вас, но это означает, что он честно рассмотрит это предложение. Итак, я спрашиваю еще раз — где Снайдер и Макгилликадди?

К ее удивлению, ответ дал именно Бурханов. Может быть, он пытался загладить свою прежнюю воинственность.

— Мы думаем, что они прячутся в штаб-квартире "Джессик".

— "Джессик"? — Барретт покачала головой. — Их штаб-квартира опустела. И военная администрация Хибсон подмела ее, прежде чем они закрыли весь этаж. Их офисы не были снесены, как у "Рабсилы", но их действительно вычистили в поисках теплых тел. Не то чтобы они нашли кого-то настолько глупого, чтобы ошиваться поблизости после того, что случилось с "Рабсилой". Слишком много сесси и рабов знали, кто перевозил "груз" для ублюдков.

Количество убийств "при попытке бегства", когда штаб-квартира "Рабсилы" была захвачена сразу после прибытия Десятого флота в систему, было... большим. Как и чертовски близким к полному. Были спасены лишь горстка канцелярских работников и обслуживающий персонал сесси. Что касается остальных, их осталось не так уж и много. Свидетельством высокомерия "трансзвездников" было то, что до большинства ее руководителей, по-видимому, не дошло, что их иммунитет от наказания только что испарился. Что означало, что их все еще было много в штаб-квартире, когда толпа сесси и рабов штурмовала ее.

— Да, но сомневаюсь, что поисковые команды военной администрации даже думали о тайных убежищах за книжными шкафами или чем-то еще, — сказала Туминелло. — Как ты говоришь, они искали теплые тела, которые хотели бы оставаться такими. Людей, которые хотели, чтобы их взяли под стражу, если они собирались выйти живыми. У кого было время ходить и стучать по стенам?

В чем-то она права, — подумала Барретт. — Возможно. Но, по крайней мере, она чертовски права насчет того, насколько заняты были руки команд.

Да, в этом был смысл. Если бы "Джессик" построил хорошо продуманные убежища в качестве меры предосторожности — в этом случае они продемонстрировали бы гораздо большую предусмотрительность, чем "Рабсила", — беглецы могли бы найти там убежище. Предполагая, конечно, что они добрались туда достаточно быстро, знали о их существовании и имели связи с чиновниками "Джессик"... все это было верно в отношении Снайдер и Макгилликадди.

Она подумала об этом еще мгновение, затем встала.

— Пойдем, — сказала она.

? ? ?

Сабуро провел эту аудиенцию в более формальном стиле, сидя за своим столом, а стулья с прямыми спинками Барретт и трех ее компаньонов выстроились в ряд перед ним.

— Насколько вы уверены, что Снайдер и Макгилликадди там, и почему? — спросил он.

Он оперся локтями о подлокотники кресла, сцепил руки под подбородком, а указательные пальцы сложил домиком у губ. Это была более задумчивая поза, чем та, которую Барретт когда-либо видела у него. Она подозревала, что он делал это главным образом для того, чтобы успокоить нервы трех бывших мистиков, у которых не было опыта общения с ним. Встреча лицом к лицу с лучшим нападающим Одюбон Баллрум должна была, мягко говоря, выбить их из колеи.

— Некоторое время назад мы с Эстебаном пили с парой мистиков, с которыми раньше работали, — ответил Абрамс. — Один из них проговорился, что они сопровождали Снайдер и Макгилликадди в комплекс "Джессик" в башне Накатоми в тот день, когда случилось это дерьмо — в день прибытия Великого Альянса. Его партнерша разозлилась на него и велела ему держать рот на замке. Потом она сказала нам забыть то, что он ляпнул, потому что это была чушь. Вдобавок ко всему она добавила несколько расплывчатых угроз. Потом они вдвоем поссорились.

— Что они часто делают, — добавил Бурханов. — Как, черт возьми, им удавалось оставаться вместе так долго, остается загадкой для всех.

— Дело в том, что маловероятно, что они помнят многое из того, что было сказано той ночью, если вообще что-то помнят, — сказал Абрамс. — Они накачались гораздо сильнее, чем мы. В итоге нам пришлось помочь им вернуться домой.

Сабуро несколько раз постучал кончиками пальцев по губам.

— Хорошо, это довольно неплохой признак того, что Снайдер и Макгилликадди в тот день зашли в штаб-квартиру "Джессик". Но что заставляет вас предполагать, что они остались там?

— Куда еще они могли пойти? — спросила Туминелло. — И что более важно — почему?

Она взглянула на двух своих партнеров, сделала глубокий вдох и задержала его на пару секунд.

— Послушайте, мистер Сабуро, — выпалила она затем, в некоторой спешке, — я не думаю, что вы, вероятно, понимаете...

— Просто Сабуро, — перебил он. — Если бы вы собирались использовать фамилию, это должна была быть Лара, и — он тонко улыбнулся — мистер Лара? Я никогда не услышу конца этому от ее призрака.

Он разжал руки и махнул ей, чтобы она продолжала.

— Урок протокола окончен. Продолжайте говорить.

Она сделала еще один глубокий вдох.

— Что я хочу сказать, так это то, что вы не — ну, я не думаю, что вы понимаете — понимаете, насколько запаниковали и напуганы были полноправные граждане. Все еще напуганы.

— Бывшие полноправные граждане, Сандра, — поправил Абрамс, слегка поморщившись.

— Не беспокойтесь об этом прямо сейчас. — Сабуро снова улыбнулся, более широко. — Если вы придете работать на Свинку, вам придется выучить правильную терминологию, и довольно быстро. Но это на другой день. Продолжайте говорить, мисс Туминелло.

— Дело в том, что и Снайдер, и Макгилликадди были очень хорошо известны и довольно легко узнаваемы.

— Особенно эта сопливая сука, — сказал Бурханов. — Она принадлежала к одной из Новых лож. Это...

— Я знаю, что это такое. Так что у нее было бы много пирсинга и татуировок, от которых не так-то просто избавиться без времени и быстрого заживления.

— Она также была высокой и очень симпатичной, — добавила Туминелло. — Как бы мне ни было неприятно это говорить.

Сабуро склонил голову набок, глядя на нее.

— Я так понимаю, она тебе не нравилась?

— Не могу сказать, что действительно знала ее, разве что по репутации. Которая воняла. — Туминелло пожала плечами. — Но один раз, когда я действительно столкнулась с ней, она оправдала ее.

— Макгилликадди выглядит не так эффектно, — сказал Абрамс. — Но он был чрезвычайно хорошо известен. Его узнал бы почти любой полноправный гражданин. Бывший полноправный гражданин.

— Это что-то вроде набитого рта, — сказал Сабуро с искренним смешком. — Я бы заменил это прозвищем, но единственное, что мне пока пришло в голову, — это быпогра, прямо приглашение на драку.

Он сказал это с абсолютно невозмутимым лицом, и все четверо бывших мистиков рассмеялись. И тогда все они, кроме Барретт, выглядели одновременно ошеломленными и... ну, немного заинтригованными. Барретт помнила это чувство. От Сабуро трудно было ожидать чего-то типичного для обитателя подземного мира.

— Но я понимаю вашу точку зрения, — продолжил он. — Им обоим было бы трудно передвигаться незамеченными. И ни у одного из них не было много поклонников, и не потребовалось много времени, чтобы распространился слух о том, что любому, кто их сдаст, полагается солидная награда. Которая, кстати, все еще на месте. Так что, если вы правы насчет этого, вы трое получите довольно много денег. Достаточно, чтобы жить на...

— В течение чуть более семи лет, если разделить на три части, — сказал Абрамс. — Мы уже выяснили это.

Сабуро кивнул и посмотрел на него, вопросительно приподняв бровь.

— Это звучит примерно так. Что подводит меня к моему следующему вопросу. Если это так, то почему вы все еще хотите получить работу?

— Ну... — Абрамс взглянул на остальных троих, затем снова повернулся к Сабуро. — Мы не можем гарантировать нашу информацию. Мы думаем, что она хороша, но никто не может знать так или иначе, пока это не будет проверено, и если окажется, что мы ошибались, нам все равно нужна работа. И — теперь я говорю за себя — когда я услышал, что вы наняли Кейлу, — он мотнул головой в сторону Барретт, — я начал задаваться вопросом, не наймете ли вы меня. Я знаю, как сильно она ненавидела то дерьмо, которое творили Мисти. Если она нашла способ отойти от всей этой кучи дерьма — и людей, которые считали это хорошей идеей — и сделать что-то позитивное в своей жизни...

— Я не святой, Сабуро. Возможно, я ненавидел кое-что из того, что требовала "работа", но я шел на это, чтобы поладить. Никогда не думал, что мог бы это изменить, но я и не пытался, кроме того, что делал все, что мог, чтобы сдержать грубое дерьмо фрилансера. Когда я услышал, что Кейла пытается сделать что-то правильно, что-то, что могло бы хоть немного компенсировать то, что мы все четверо сделали, было частью...Ну, я хотел войти. Мне бы очень хотелось, если бы я мог начать смотреть в зеркало по утрам.

Он замолчал, выражение его лица было более чем немного смущенным, и Сабуро откинулся назад, чтобы созерцать его в течение нескольких задумчивых секунд тишины. Затем он посмотрел на Туминелло и Бурханова.

— А вы двое? — спросил он.

— Я никогда не думала об этом так, как Джейк, — сказала Туминелло через мгновение. — Но теперь, когда он облек это в слова, да. Да, я думаю, что это большая часть того, что происходило в моей собственной голове, даже если я никогда не смотрела на это прямо. Я имею в виду, что я выгляжу чертовски лучше, чем он, — она мимолетно улыбнулась Абрамсу, затем снова посмотрела на Сабуро, — но я тоже вроде как избегаю зеркал.

Сабуро кивнул и перевел взгляд на Бурханова, который немного раздраженно пожал плечами.

— Эй, я в порядке с зеркалами, — сказал он. — Однако это не значит, что мне нравилось все, что делали Мисти. Я не ищу здесь никакого искупления. Но я не из тех, кто сидит на заднице, пьет пиво и толстеет, и, по крайней мере, я знаю, что это то, что я могу сделать. Поступая правильно, я имею в виду, не так, как это делали Мисти. И если я смогу помочь сделать что-то из этого правильным, тогда да. Я согласен на это. Что, черт возьми, мне еще делать?

Он спокойно встретился взглядом с Сабуро, и бывший нападающий Баллрум слегка улыбнулся, а затем кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Я найму вас всех для лечения Свинки, отчасти из-за того, что вы только что сказали, но — честно говоря, здесь — в основном потому, что вы пришли по рекомендации Кейлы. Возможно, в будущем я найду другие причины порадоваться, что сделал это, но сейчас это главное. Она бы не привела вас сюда, не посоветовавшись сначала со мной, если бы у нее были какие-то серьезные оговорки.

— Справедливое предупреждение, босс. У Эстебана что-то вроде вспыльчивости.

Сабуро бросил на молодого человека не более одного взгляда.

— Научись контролировать это. И что бы ты ни делал, не выходи из себя из-за меня. — Ровный тон, с которым он это сказал, сделал это еще более угрожающим, а затем он предостерегающе поднял палец. — Но — вы все некоторое время будете на испытательном сроке.

— Да, конечно. — Абрамс кивнул. — Это само собой разумеется.

— Тогда ладно. — Сабуро встал. — Давайте начнем действовать.

Люди, сидевшие перед его столом, поднялись на ноги. Быстро, кроме Барретт, из-за ее больной ноги.

Туминелло выглядела немного испуганной.

— Э-э, мистер... а, Сабуро. Никто из нас не взял с собой ничего из нашего снаряжения.

На этот раз он одарил ее настоящей улыбкой.

— Ты думаешь, я настолько глуп, чтобы начать тактическую атаку с командой, которая никогда не тренировалась вместе? Нет, нет — и дело не только в тебе. Свинка все еще приходит в порядок. У нас пока нет никаких тактических штурмовых групп. Это означает, что мне пришлось бы обратиться либо к Дрешер, либо к Великому Альянсу за предоставлением войск, и день, когда будет хорошей идеей использовать солдат или космопехотинцев для полицейской работы, — это день, когда мы достигнем тепловой смерти вселенной.

Он направился к двери.

— Нет, мы начинаем с чего-то другого. Прежде чем вы начнете даже думать о тактической операции, вам нужно знать местность, куда вы отправляете своих людей. И я думаю, что как раз знаю того парня, который поможет нам разобраться в этом.

Башня Хьюго де Фриз

Город Мендель

Планета Меза

Система Meзa

— Ты здесь в первый раз, не так ли? — сказал Антон Зилвицки, указывая на стол для совещаний примерно в пяти метрах от того, что он решил назвать своим рабочим местом. Что, по мнению Кейлы Барретт, было примерно так же уместно, как назвать роскошную яхту шлюпкой.

— Присаживайтесь, — продолжил он. — Я останусь на своем рабочем месте, но могу передать вам все интересное, что найду.

Версия Зилвицки "занять свое место" — по крайней мере, в том, что касалось его рабочего места, — напомнила Барретт о том, как кто-то втискивается в кабину какого-то трансатмосферного гонщика. Обычным смертным для поиска данных требовалась только виртуальная клавиатура. Но только не ему.

Конечно, он был знаменит, по крайней мере в определенных кругах, такими вещами.

— Да, — сказал Сабуро, устраиваясь на одном из стульев. — В последний раз, когда я видел тебя на работе, ты все еще был в Новом Ростоке.

— Им еще предстоит слишком много перестроить. Повсюду рабочие и ремонтные боты. Что делает поддержание какой-либо реальной безопасности практически невозможным. Это место, — он махнул рукой, — раньше было центром обработки данных для анализа внутренней разведки. Поскольку их больше не существует, я решил, что им тоже больше не нужно все это пространство и пылящееся здесь оборудование.

— Итак, ты присвоил это.

— Я ничего не "присваивал". Я расписался за это, — сказал ему Зилвицки, и Сабуро улыбнулся.

— И что же ты подписал, если я могу спросить?

— Документ. Я уверен, что это где-то было записано. Арианна может знать, что с ним случилось. — Он указал на дверь в стене справа от себя. — Она там, если ты хочешь спросить ее. — Он пожал плечами и повернулся обратно к своей консоли. — Дай мне поработать. Это займет некоторое время.

Он не появлялся почти час, а когда появился, то только для того, чтобы перейти на другое рабочее место. Он ввел команды, и над настольным проектором появилась голограмма.

— Ты можешь войти сюда? — сказал он в наушники, затем посмотрел на посетителей. — Я думаю, было бы хорошей идеей привлечь к этому Арианну.

Он махнул рукой в сторону голограммы перед ними.

— Это фактическая схема — официальная схема — комплекса штаб-квартиры "Джессик". На ней не показаны какие-либо потайные комнаты, но очевидно, где они находятся. Если вы посмотрите здесь и здесь, — он выделил разделы, на которые он ссылался, — а затем сравните то, что показано, с официальными чертежами башни, а не только с их этажами, в файле Службы безопасного строительства и выдачи разрешений...

Появилась другая голограмма с большей подсветкой.

— ...вы можете легко увидеть, что там слишком много неиспользуемого пространства, согласно планам башни. Итак, одна из них лжет нам.

Арианна Макбрайд вошла в комнату, когда Сабуро, Барретт и трое новобранцев ВОПМ изучали дисплей. Антон помахал ей, и она прошла, чтобы занять место за дополнительным терминалом во главе стола для совещаний.

— Это не очень подробно, Антон, — сказал Сабуро. — Нам понадобится более точная информация, прежде чем мы сможем совершить налет на объект.

— Не учи своего дедушку сосать яйца. И прежде чем вы спросите, я понятия не имею, откуда взялось это выражение. Я просто знаю, что это значит.

— Которое... что?

— Которое заключается в том, что глупо изводить себя до смерти, пытаясь расшифровать схемы, которые были намеренно разработаны, чтобы быть непостижимыми, когда быстрый и простой анализ других, гораздо более понятных данных может раскрыть архитектора, который в первую очередь разработал первоначальные планы. Ну, архитекторов, я бы сказал. Это может быть любой из этих трех человек.

Схема исчезла, ее заменили изображения и досье трех архитекторов. Один был мужчиной, а двое других — женщинами.

— Как я уже сказал, это может быть любой из трех, — сказал Зилвицки, — но в значительной степени это должна быть эта. — Он выделил изображение одной из женщин. — Я бы сказал, по крайней мере, с вероятностью восемьдесят процентов.

— Почему ты думаешь? — Сабуро замолчал. — Не бери в голову. Я поверю тебе на слово. Так где же нам ее найти?

— Зачем вообще идти искать ее? Я уже нашел ее адрес. Почему бы нам просто не вызвать ее по видео и не сказать, что мы хотели бы с ней поговорить. Вот.

— Она может сбежать от этого.

— Вряд ли, — сказала Арианна. — Посмотри на ее послужной список. Вряд ли это профиль человека, который идет на риск. Все в ее жизни, похоже, она делает по правилам. Кроме того... дай мне минутку.

Ее руки двигались по виртуальной клавиатуре. Менее чем через пятнадцать секунд на голограмме появилось изображение двери в жилой башне. Она выходила в приятно просторный, но не слишком огромный подъездной коридор всего с двумя бегущими дорожками.

— Это ее входная дверь, — сказала Арианна. — Это место, где она жила с тех пор, как окончила колледж. Вы видите это благодаря камерам безопасности в общественных местах ее башни. Если не считать пожарной лестницы с сигнализацией, это единственный выход из ее квартиры. Так что мы узнаем, когда она переступит порог. Если мы действительно захотим, и если Сабуро знает удобного судью — а я уверена, что он знает, — мы можем активировать функцию аварийного локатора на ее унилинке, не предупреждая ее, что позволило бы нам отслеживать ее в любой точке планеты, по крайней мере, пока она не сняла его. Но в этой башне много камер слежения, не говоря уже о том, что они охватывают все пути общественного доступа в городе. Если мы с Антоном, работая вместе, не сможем отследить ее с помощью этих камер — или обмануть и использовать ее унилинк, если придется, — я съем одну из своих новых туфель.

Она наклонилась и мгновение поработала над ногой, затем подняла очень стильную синюю туфлю.

— Эту, на всякий случай, если я проиграю. Это моя правая туфля, а моя левая нога больше.

— У меня есть комбинация ее вызова, — сказал Зилвицки. — Поехали.

? ? ?

Арианне никогда не грозила опасность заняться папутисфагией, что было даже к лучшему, поскольку, в отличие от кожи, вещества, используемые для изготовления современной обуви, были совершенно невосприимчивы к кипящей воде.

Архитектор добралась до южного входа в башню Хьюго де Фриз так быстро, как только было возможно человеку. Сандра Туминелло ждала ее и проводила на лифте до логова Зилвицки на восемьдесят седьмом этаже. Она заметно нервничала, когда вошла.

— Я Лилиан Хартманн, — выпалила она почти перед тем, как переступить порог. — Что все это значит?

Зилвицки, который уже встал, вежливо указал на стол для совещаний.

— Пожалуйста, мисс Хартманн. Присаживайтесь. Нам нужно вам кое-что показать.

Она осторожно опустилась на один из незанятых стульев, затем застыла, когда он вернул голограмму к жизни.

— Я полагаю, вы узнаете это, не так ли? — Его тон был таким же вежливым, как и раньше, но выражение ее лица стало враждебным... или, возможно, защитное было бы лучшим описанием.

— Я не сделала ничего плохого! Во всем, что я разработала, нет ничего противозаконного.

— Уверен, что нет, — сказал Сабуро. — На самом деле, я совершенно уверен, что все зависит от кода — и, возможно, от некоторых других. Но хотя то, что вы спроектировали, может быть законным, тот факт, что никто так и не удосужился предоставить отчет об этом в Службу безопасного строительства и выдачи разрешений, нарушает несколько законов. Кстати, я не строю догадок на этот счет. Мы проверили это.

Хартманн открыла рот, но он поднял руку, прежде чем она смогла заговорить.

— Мисс Хартманн, мы не заинтересованы в предъявлении обвинений по этому поводу. Я просто указываю вам, что мы могли бы. Что нам нужно, так это люди, которые, как мы думаем, прячутся в тех секретных зонах, которые вы спроектировали, — он указал на голограмму, — и любая помощь, которую вы можете нам оказать в выяснении того, как арестовать их, никого не убивая. Или не причиняя им вреда, если это возможно.

Хартманн откинулась на спинку стула. Выражение ее лица оставалось напряженным, но враждебность начала сменяться простой тревогой.

— Вы не сможете проникнуть быстро или легко, — сказала она. — И вы никак не можете сделать это, не включив сигнализацию.

— А как насчет газа? — спросил Зилвицки. — Не могли бы мы ввести какой-нибудь нокаутирующий газ в их систему подачи воздуха?

— Это не сработает. — Хартманн покачала головой. — Мои клиенты были непреклонны в вопросах безопасности. Мы встроили детекторы, которые обнаружат что угодно — любое вещество, даже если детекторы не могут его проанализировать, — которое не соответствует стандартному составу атмосферы Мезы — кислород, азот, углекислый газ и тому подобное. И если они обнаружат что-либо лишнее в этой смеси, они отключат все воздухозаборники системы и обратятся к человеческому надзору, чтобы решить, является ли вещество токсичным. И если нет никаких человеческих контролеров — или если они есть, и они говорят об этом, — они работают на рециркулированном воздухе как можно дольше. Что измеряется в днях, даже если они максимально заполнены, а не в часах или минутах. Я не могу точно вспомнить, сколько, но это близко к неделе.

Зилвицки нахмурился.

— Не очень многообещающе, — сказал Сабуро. — Хотя я действительно не хочу пытаться пробить себе путь внутрь.

— Энергия, — сказала Барретт. Все смотрели на нее, но она смотрела на Зилвицки. — Их офисы все еще подключены к электросети?

— Да, — сказал Зилвицки. — И это мысль. Если бы мы отключили электричество, рано или поздно им пришлось бы выйти. Особенно, если мы отключим внешние воздухозаборники в то же самое время, когда у них отключится кондиционер, и запечатаем их, оставив только воздух внутри их убежища.

— Это заняло бы по меньшей мере неделю, — сказала Хартманн. — Их внутренняя автономная система питания гарантирована на такой срок.

— Черт, — пробормотала Барретт. Она была слишком глубоко погружена в свои мысли, чтобы заметить задумчивый взгляд, брошенный на нее Сабуро, прежде чем он снова обратил свое внимание на Хартманн.

— Вы сказали, что они отключают внешние воздухозаборники и переходят на рециркуляцию воздуха, если обнаруживают что-то, чего там не должно быть? — спросил он.

— Это верно.

— Где внутренний воздуховод? Можем ли мы добраться до него, не включив сигнализацию системы?

— Гм. — Хартманн нахмурилась, рассеянно глядя на схемы и чертежи, пока она думала.

— Вообще-то, вы могли бы это сделать, — сказала она наконец. — Это было бы нелегко. Но я не могла полностью избежать служебных проходов. Я имею в виду, что могла бы отгородить внутренние проходы и шахты доступа, но мне пришлось обходить... общественный доступ. Ту часть, которая указана на официальных чертежах.

— И? — подсказал Зилвицки.

— И циркуляционные вентиляторы упираются в одну из общественных шахт, и они не могут отключить внутренние вентиляторы, не сделав довольно быстро это место непригодным для жилья. Я вставила десятисантиметровый слой брони между вентиляторами и стенкой шахты, но если вы просверлите отверстие, то сможете впрыснуть свой газ прямо в вентиляторы.

— Ах! — Сабуро улыбнулся. — Я так понимаю, вам не пришло в голову установить вибросигнализацию в вашей броне?

— На самом деле, так оно и было. — Хартманн выдавила из себя улыбку. — Вам пришлось бы использовать лазерные сверла или что-то в этом роде. И все еще есть шанс, что вы приведете их в действие, когда начнете впрыскивать газ. Но...

Она пожала плечами.

— Похоже, это может быть решением, — сказал Зилвицки.

— В конечном счете, мы знаем, что можем переждать их, несмотря ни на что, — отметила Арианна, и Сабуро кивнул.

— Проблема в том, что мы не знаем, покончил бы кто-нибудь из них с собой, будь у них время и возможность, — сказал он. — Честно говоря, я мог бы с этим смириться. Но более серьезная проблема заключается в том, что если мы "переждем их", у них будет время уничтожить записи. И, честно говоря, как бы мне ни хотелось увидеть этих... людей в зале суда, еще больше я хочу, чтобы их данные остались целыми.

— Есть одна мысль, — медленно произнесла Барретт. Все взгляды обратились к ней, и она подняла бровь, глядя на Хартманн. — У вас есть детекторы и сигнализация на том, что входит в комплекс. А как насчет того, что из него выходит?

— Выходит?

— Это довольно большая площадь, — указала Барретт, указывая на дисплей. — Я готова поспорить с вами, что Снайдер и Макгилликадди не сидят там в одиночестве, играя в червы двумя руками. Так что, вероятно, там с ними еще довольно много людей. А что производят люди?

— Это ведет... куда? — спросил Сабуро, хотя его внезапная улыбка подсказала Барретт, что он уже знал ответ на свой вопрос.

— Они производят дерьмо, — сказала она. — И это должно куда-то деваться. Итак, подключены ли они к канализационным системам башни? И если есть соединения, есть ли на них сигнализация?

— Э-э, они подключены. И, — Хартманн выглядела немного огорченной, — мне даже в голову не приходило ставить сигнализацию на исходящий водопровод.

— О боже! — улыбнулся Зилвицки. — Поговорим о поэтической справедливости! И, честно говоря, не имело бы значения, есть ли в трубах сигнализация, если только вы не нашли способ отключить их от большого противодавления.

— В системе есть автоматические блокираторы потока, — отметила Хартманн. — Это стандартно, и в большинстве башен высота достаточна для того, чтобы прямой гравитационный поток создавал довольно значительное давление, поэтому односторонние клапаны ... надежны, как думаю, вы бы сказали.

— Не имеет значения, особенно если мы сможем подобраться достаточно близко к тому месту, где они соединяются с центральной водопроводной трубой, — ответил Зилвицки. — Я гарантирую вам, что мы сможем нагнетать достаточное давление в систему под ними, чтобы произвести мать всех обратных реакций.

Его улыбка стала еще шире, когда он представил себе взрывающиеся писсуары и рождающиеся из унитаза гейзеры.

— Это правда, — согласился Сабуро с такой же улыбкой. — С другой стороны, для создания такого высокого давления потребуется много газа. Я знаю, что у него будет достаточный объем для разгона, но чтобы быть достаточно эффективным и достаточно быстрым, это должен быть довольно мощный материал. Такая штука, которая может убивать людей в достаточной концентрации.

— О, нет. — Настала очередь Арианны улыбнуться. — У меня есть кое-что намного лучше, чем нокаутирующий газ. — Настала ее очередь стать центром всеобщего внимания, и ее улыбка стала шире... и приобрела оттенок мстительности. — Что нам нужно, так это что-то специально разработанное, чтобы позволить людям продолжать двигаться — двигаться быстро, — а не лишать их сознания. Держать.

Она вызвала что-то на своем терминале, а затем откинулась назад, когда на экране появилась сложная химическая формула. Название под ним было многосложным, и Сабуро покачал головой.

— Арианна, я всего лишь деревенский парень. Я понятия не имею, что это такое.

— Да, ты знаешь. Это газ, который работорговцы используют, чтобы загонять рабов в эвакуируемые отсеки, когда им нужно выбросить за борт то, что они называют "грузом". — Взгляд Арианны был жестким, когда она тоже смотрела на экран. — Это никого не вырубит и никого не убьет напрямую. Им нужны живые рабы, чтобы они имели возможность двигаться. Но это эффективно выводит из строя всех, кто вдыхает газ. Они не могут сражаться — они даже думать не могут. Они просто должны убежать.

— И откуда ты знаешь об этом материале? — тон Сабуро понизился, и выражение его лица граничило с враждебностью.

— Это ее специальность, Сабуро, — ответил за нее Зилвицки. — Успокойся. Она первоклассный химик, и Соответствие — ладно, Вовлечение — потратило столетия на изучение "Рабсилы". И не потому, что они одобряли этих ублюдков.

— Оу. Верно. — Сабуро вздохнул. — Прости, Арианна.

— Не беспокойся об этом. — Улыбка Арианны стала совершенно дикой. — Хотя я действительно думаю, что это примерно так же... уместно, как и карма. Конечно, у вас возникнет по крайней мере одна проблема: найти боевые костюмы, достаточно непроницаемые, чтобы защитить вас от этой дряни. В конце концов, вы сами пройдете через это, чтобы найти свою добычу и арестовать ее. На вашем месте я бы также позаботилась о том, чтобы костюмы были непромокаемыми. В зависимости от того, сколько там людей, вы столкнетесь с немалым количеством рвоты.

Единственным прилагательным для обозначения света в ее глазах было "блаженный".

? ? ?

— Значит, тебя устраивают планы, которые у тебя уже есть? — спросил Сабуро. Барретт и другие новоиспеченные свинки вернулись в Алексию Габон, в то время как он остался, чтобы согласовать окончательные детали с Зилвицки. — Я уверен, что у тебя есть доступ к еще лучшим данным о здании, чем у меня, но это то, что я действительно не хочу испортить.

— На самом деле я еще не проверил схему водопровода, — ответил Зилвицки, — но там я не ожидаю никаких проблем. И Хартманн собирается прислать нам свои личные файлы с оригинальными чертежами. У нас все хорошо.

— Хорошо. — Сабуро обнажил зубы в короткой улыбке. — Мне нужны эти люди.

— Мы все так думаем, — согласился Зилвицки, и Сабуро кивнул и направился к двери.

Он шагнул через нее и остановился. Арианна Макбрайд ждала в коридоре, скрестив руки на груди, с застывшим выражением лица.

— Я была немного расстроена этим, Сабуро, — сказала она. — Я думала, что к настоящему времени... я не знаю. Наверное, думала — или надеялась, во всяком случае, — что ты все еще не будешь смешивать меня с, — она развела руки и махнула одной рукой в широком жесте, — с ними.

Под ними она подразумевала тридцать процентов населения Мезы, которые были единственными настоящими гражданами до прибытия Великого Альянса. Она и ее семья, конечно, не принадлежали к верхушке этого класса, и они никогда не были вовлечены в генетическое рабство или работорговлю, но они были частью этого.

Сабуро вздохнул.

— Мне действительно жаль, Арианна. Но то, что произошло — причина, по которой я так отреагировал, — на самом деле было противоположно тому, что вы думаете. К настоящему времени я действительно очень высокого мнения о вас. Так что я был застигнут врасплох и... Что ж, некоторые установки глубоко укоренились и могут вспыхнуть, если в вашем мозгу произойдет небольшое короткое замыкание. Пожалуйста, не воспринимайте это как что-то другое, кроме этого. Действительно. Пожалуйста, не надо.

Мгновение она пристально смотрела на него. Затем ее плечи расслабились.

— Хорошо, — сказала она и улыбнулась.

Он улыбнулся в ответ и продолжил идти по коридору, а она смотрела ему вслед, пока он не завернул за угол. Она старалась не показывать этого, но ей действительно нравилось наблюдать за движениями мужчины. Сабуро обладал природной грацией и атлетизмом, которые...

Она сама вздохнула и вернулась в конференц-зал. Зилвицки вернулся на свое рабочее место.

— Ты знаешь Сабуро довольно давно, не так ли? — спросила она, и он поднял глаза.

— Не так долго, как Виктора, и уж точно не так долго, как Джереми. Но, да. Прошло уже много времени. Почему?

— Мне просто было интересно...Я знаю, что они с Ларой были очень близки. Он все еще...

Она чувствовала себя полной дурой, а это было то, к чему она не привыкла. Арианна гордилась своим самообладанием, а теперь она топталась на месте, как полоумная.

— Скорбит по ней? — Зилвицки ввел ее в курс дела. — Конечно. Ты никогда не перестанешь горевать по тому, кого так сильно любил. Прошло почти девятнадцать стандартных лет с тех пор, как умерла моя жена Хелен, и я все еще скорблю по ней. Не проходит и дня, чтобы меня не встряхнуло что-то, что напоминает мне о ней. — Его массивные плечи сделали движение, которое было для него эквивалентом пожатия плечами. — Но для большинства людей жизнь продолжается. Моя тоже.

— Как насчет Сабуро? — спросила она, и Зилвицки усмехнулся.

— Знаешь, Арианна, по моему опыту, лучший способ узнать, что кто-то чувствует, — это спросить его.

Зал заседаний Общего совета директоров

Башня Мэдисон Грант

Город Мендель

Планета Меза

Система Meзa

Члены Временного правительства Мезы подняли головы, когда Сабуро Лара, Кейла Барретт и Антон Зилвицки вошли в их зал заседаний. Сьюзан Хибсон, Синтия Лектер и генерал Дрешер уже присутствовали, и Дрешер кивнула Сабуро и Зилвицки, когда они подошли к столу заседаний. Электронные таблички с их именами поблескивали на столешнице перед двумя пустыми стульями. Барретт заняла свое место позади Сабуро.

— Добро пожаловать, джентльмены... и леди, — сказал Джексон Чичерин. Он все еще не понимал, как очутился председателем Временного правительства. Хотя, честно говоря, и не старался понять. Генеральный директор нового правительства получил новый титул в рамках сознательных усилий порвать с запятнанным прошлым Мезы. Что не помешало его удивлению, когда ни Великий Альянс, ни боссы сесси не настояли на том, чтобы назначить на эту роль кого-то вроде Юргена Дусека.

— Спасибо вам за то, что вы так быстро включили нас в свой график, господин президент, — ответил Сабуро. — Я попросил об этой встрече, потому что нам нужно ввести вас в курс того, что произошло три дня назад в башне Накатоми.

— Рейд, который в конце концов настиг Снайдер и Макгилликадди? — спросил Дусек с явным удовлетворением. — Вы действительно использовали рабский газ, чтобы — простите за выражение — смыть ублюдков?

— Мы это сделали. — Сабуро улыбнулся. — На самом деле, это одна из вещей, о которых мы хотели проинформировать вас всех. Кейле, — он указал большим пальцем через плечо, — пришлось отсидеться здесь из-за ее ноги. Однако я был там и могу сказать вам, что никакой устный доклад не смог бы отдать должное тому, что произошло на самом деле. Однако, к счастью, нам не нужно полагаться на это.

— Не нужно? — спросила Брианна Пирсон.

— Нет. Они были... довольно озабочены, и, несмотря на всю предусмотрительность, которую они в первую очередь проявили при строительстве своего убежища, как только оно было построено, они были более небрежны в отношении своих мер внутренней безопасности, чем могли бы быть. Очевидно, они предполагали, что любой, кто захочет их арестовать, должен будет действовать жестко, что даст им время уничтожить свои записи. Этого не произошло. Это означает, что мы получили их все, включая запись с камеры внутреннего наблюдения о том, что произошло во время самого рейда. Антон?

Он взглянул на Зилвицки, который спокойно вставлял чип данных в свой терминал за столом, пока говорил директор Верховной объединенной полиции Мезы. Теперь мантикорец ввел команду, и активировался экран HD конференц-зала.

— Это снимки с камер безопасности, сделанные во время рейда, — сказал он, оглядывая членов Временного правительства. — И я должен добавить, на случай, если вы еще не слышали, что Фрэн Силиг тоже пряталась там.

— И она? — спросила Дрешер.

Силиг не пользовалась таким спросом, как Снайдер и Макгилликадди. Как бывшая начальница Управления общественной безопасности, она была близка к этому, но, хотя технически она была боссом Хауэлла, она никогда не была так заметна и глубоко ненавидима, как он. В то время как Хауэллу нравилось быть ярким, Силиг была сообразительным и закаленным бюрократом, которая понимала преимущества определенной степени анонимности. Тем не менее, она все еще была бывшим командиром УОБ, что автоматически включило ее в список десяти самых разыскиваемых людей.

— Да, — кивнул Сабуро. — Однако у нас не было никаких причин думать, что это так, пока мы на самом деле не совершили налет на это место. Позвольте показать вам.

Он снова кивнул Зилвицки, и HD-дисплей ожил, показав вид сверху на собрание в помещении, похожем на общую столовую. Не то чтобы "встреча" была точно подходящим термином для происходящего социального взаимодействия. "Кричащий матч" был бы лучше. Даже при сильно уменьшенной громкости это было очевидно. Снайдер и Макгилликадди явно были двумя главными противниками, но каждого поддерживали несколько подчиненных или лакеев, ни один из которых, казалось, не стеснялся добавлять свои голоса к бедламу.

И это тоже был бедлам.

— Из-за чего, черт возьми, они ссорились? — спросил Дусек.

— Я бы сказал, что это довольно тяжелый случай того, что раньше называлось "каютной лихорадкой", — ответил Зилвицки. — Макгилликадди был зол на Снайдер, потому что именно она предложила использовать их убежище, поскольку была закадычной подругой больших шишек в "Джессик" и считала, что это лучшее укрытие в округе. Конечно, ни один из них не ожидал, что они застрянут в этом на несколько месяцев, вот почему он был так взволнован. Он не видел, чтобы они могли выйти в ближайшее время, и он и его люди сходили с ума больше, чем от небольшого переполоха. Я думаю, что Снайдер тоже была такой, но ее позиция — давайте назовем это так на данный момент — заключалась в том, что он был идиотом, у которого в любом случае не было альтернативного убежища, чтобы предложить, так почему же он не заткнулся? Силиг была там, в углу, просто наблюдала. Я думаю, что на самом деле она была больше удивлена, чем испытывала что-либо еще. Остальные в основном оценивали те же моменты, что и Снайдер и Макгилликадди. Никто из них не счел свое маленькое убежище очень полезным, разве что как место, где можно спрятаться, но они не могли выбраться, и они знали, что рано или поздно им придется это сделать.

— Мое сердце обливается кровью за них, — сардонически сказал босс сесси.

— О, если ваше сердце сейчас обливается кровью из-за них, просто подождите, — сказал Зилвицки, и вид переместился в большую уборную с плиточным полом, оборудованную сантехникой, которую узнал бы любой житель Древней Земли.

— В столовой были два общих туалета, — сказал Зилвицки. — По одному с каждой стороны. С, как вы можете видеть, множеством писсуаров и кабинок в обоих из них. Десять... девять... восемь... семь... шесть... пять... четыре... три... два... один...

КАБУУУУМ!

Облака воды вырвались вверх из каждого туалета, и три писсуара буквально сорвало со стены, когда в водопроводе взорвалось противодавление. Кафельный пол треснул, когда летающие писсуары разбились и заскользили по нему, а из унитазов танцующими столбами брызг вырвались непрерывные гейзеры воды.

— Это давление газа, — сказал Зилвицки, нацеливаясь на один из гейзеров. — И вот мы начинаем.

Вид вернулся в столовую. Половина участников словесных баталий вскочила на ноги. Теперь все они смотрели на арки туалета. И пока Временное правительство наблюдало за происходящим, выражения лиц резко изменились. Изумление, замешательство и страх внезапно сменились чем-то другим: внезапной, острой, тотальной тошнотой.

Через пять секунд все они шатались, и их рвало порывами.

Откуда-то издалека донеслись новые взрывы, и предупреждающе завыла сигнализация. Но никто в этой столовой не обратил никакого внимания на сигналы системы безопасности. У них были другие мысли на уме. Как будто они должны быть где-то в другом месте, когда на них накатила сплошная стена вони из туалетов. К несчастью для них, выход был только один ... который был почти мгновенно заблокирован слишком большим количеством людей, пытавшихся пробиться через него одновременно.

И рвотой друг на друга.

В больших объемах.

Зилвицки переключил изображение на коридор за выходом. Несмотря на затор, люди начали выскакивать из столовой. По крайней мере, одна женщина была выброшена давлением сзади нее и приземлилась с вялостью бессознательного состояния, вероятно, из-за последствий сдавливания. Те, кто еще был подвижен, шатаясь разделились в обоих направлениях по коридору. Было совершенно очевидно, что никто из них не смог сформулировать последовательный план действий. Они ни к чему не бежали; они просто убегали из столовой, слишком измученные и пораженные, чтобы делать что-либо, кроме как искать путь к отступлению.

Любой путь к отступлению.

К несчастью для них, газ явно преследовал их. И хотя они могли — вполне могли — в конце концов опередить его (при условии, что траектория их полета не пересекалась ни с какими другими туалетами их скрытого убежища), это не имело значения.

Появились первые члены штурмовой группы, направлявшиеся по коридору из пробитых ими брешей. И — еще одна горькая ирония судьбы — они были вооружены электрошокерами, которые работорговцы обычно использовали на своем "грузе"... во всяком случае, когда они не применяли нейронные хлысты. Электрошокеры были менее мучительным испытанием, чем нейронный хлыст, но они были более чем достаточно неприятными, чтобы продолжать с ними работать.

Однако в данном случае беглецы, похоже, действительно не возражали. Вероятно, это было связано с тем, что потеря сознания была намного приятнее, чем конвульсивная рвота и другие нарушения функций организма, связанные с газом.

Нападавшие не были особенно осторожны в том, как они орудовали своими высокотехнологичными дубинками, но они, безусловно, были эффективны. И как только кто-нибудь терял сознание, его или ее было достаточно легко вытащить.

Это не заняло много времени.

— О, черт — вы должны извиниться за это выражение! — Дусек не мог перестать смеяться с того момента, как взорвались туалеты. Теперь он вытер глаза, покачал головой и посмотрел на Барретт.

— Это была ваша идея, лейтенант? — требовательно спросил он.

— Это было, э-э... совместными усилиями, сэр, — ответила она, и ей больше не казалось даже отдаленно странным называть сесси "сэр". Что ее немного удивило, так это то, насколько ей понравилась перемена.

— Кейла придумала... вектор, — сказал Сабуро. — А Арианна Макбрайд предложила газ.

— Почему я не удивлен? — Президент Чичерин, который знал Арианну с тех пор, как она была школьницей, задал риторический вопрос. В отличие от бывших сесси в комнате, ему удалось не рассмеяться, но это было очень близко к истерике, и его глаза заблестели.

— Ну, кто бы это ни придумал, я впечатлен, — сказал Дусек. — Конечно, я в восторге от результата, но — давайте будем честны — я еще больше восхищен характером их... возмездия.

— Я тоже, — сказала Сьюзан Хибсон. — Хотя, в моем случае это отчасти потому, что вы проделали такую аккуратную работу. Помимо послеоперационной уборки, конечно. — Она поморщилась. — Я не думаю, что это было очень приятно. Но вы провели абсолютную зачистку — при определенных значениях слова "чисто" — без единой серьезной жертвы. С любой стороны. — Она покачала головой. — Это впечатляет.

— Я тоже так думал, — согласился Сабуро.

Он еще несколько мгновений смотрел на застывшие изображения в HD-формате, затем снова обратил свое внимание на остальных, сидящих за столом.

— Как я уже сказал, я хотел ввести вас в курс дела о том, что произошло в Накатоми. Однако, что я должен был сказать, так это то, что я хочу ввести вас в курс дела о том, что мы нашли в Накатоми, когда проникли в их защищенные файлы данных. То, что мы выяснили, выходит за рамки компетенции Верховной объединенной полиции Мезы. "Джессик" — и "Рабсила" — были не только небрежны в своих процедурах очистки их файлов, но и их кибербезопасность была... скажем так, не на высоте капитана Зилвицки.

Его тон теперь отчетливо напоминал довольное урчание большой кошки — тигра, льва, чего-то в этом роде — собирающейся полакомиться добычей, которую она свалила.

— То, что мы сейчас имеем в нашем распоряжении, является доказательством того, что, как все знали, было правдой, но что было достаточно размытым, чтобы предотвратить действительно решительные действия. То есть тот факт, что "Джессик" полностью является созданием "Рабсилы". Официальные записи о владельцах запутаны почти до невозможности, но Антон смог их разгадать.

— Ты имеешь в виду, в первый раз в жизни? — спросила капитан Лектер. Она нахмурилась. — Я бы подумала...

— Нет, капитан. — Сабуро покачал головой. — Как я уже сказал, реальность отношений между ними двумя была понятна в течение долгого времени. Я должен сказать, что очень немногие когда-либо осознавали, насколько интимными были эти отношения на самом деле, или что "Джессик" фактически была дочерней компанией, полностью принадлежащей "Рабсиле", но почти все знали, что эти отношения существовали. Проблема заключалась в том, что никто так и не смог это доказать. Теперь мы можем.

— И то, что мы хотели бы предложить, — сказал Зилвицки, — это скоординированное нападение, чтобы полностью уничтожить "Джессик". Демонтировать, лишить всего имущества, осудить и посадить в тюрьму как можно больше его высших должностных лиц. Это уже происходит с "Рабсилой", хотя, — он фыркнул, — солли ведут себя небрежно и неэффективно даже в случае с "Рабсилой". Отчасти это связано с тем, что никто в Лиге активно не применял свои собственные законы против рабства, поэтому их следователям и прокурорам приходится придумывать это по ходу дела. И, по крайней мере, некоторые из вовлеченных в это дело жандармов больше озабочены тем, чтобы помочь своим сообщникам скрыться, чем тем, чтобы арестовать их и покончить с самими собой. Но это также было потому, что...

Он прочистил горло.

— Также потому, что сразу после капитуляции никто не был особо обеспокоен сохранением суетливых юридических тонкостей. Великий Альянс пока не мог ничего с этим поделать, и, черт возьми, ни один раб или сесси на Мезе ни капельки не беспокоился по этому поводу. У них были другие планы.

Сабуро хмыкнул.

— Это один из способов выразить это. С практической точки зрения, то, что произошло со старшей иерархией "Рабсилы" — черт возьми, с большей частью ее иерархии — здесь, на Мезе, было массовым линчеванием. И это касалось не только руководителей высшего звена и их сотрудников. То, что толпа не разбила молотками, она подожгла. — Он пожал плечами. — Вероятно, это было неизбежно, но это только усложнило любую чистку "Рабсилы" по всей галактике, потому что мы потеряли так много потенциальных свидетелей и так много записей. Но с данными, которые мы получили сейчас, мы можем не только уничтожить "Джессик", но и закончить искоренение "Рабсилы".

— Это будет достаточно легко сделать здесь, на Мезе, — сказала генерал Дрешер. — Но "Джессик" не так сконцентрирован здесь, как "Рабсила". Большая часть его операций и объектов была — и все еще есть — в Солнечной лиге.

Зилвицки и Сабуро кивнули почти в унисон.

— Вот именно, — сказал Зилвицки. — И их оборудование распространено даже более широко, чем у большинства других трансзвездных компаний. Отчасти это связано с тем, что они являются судоходной компанией — у них должна быть целая сеть портовых сооружений, узлов управления и тому подобного. Основываясь на том, что мы знаем сейчас — ну, можем доказать сейчас; на самом деле мы знали это давным-давно, — многое из этого рассредоточения также является частью их мер безопасности. Они настолько разбросаны, что никто не смог бы одновременно отключить все их центральные узлы. Это должна была быть непрерывная операция, которая дала бы по крайней мере некоторым из их персонала время очистить записи и вытащить задницу, прежде чем их можно было бы схватить.

— Все это означает, что нам нужно отправить делегацию на Старую Терру со всем, что мы собрали, и планом действий, который мы хотим предложить властям Солнечной системы. Даже с солли мы не можем свернуть их одновременно, но при их поддержке мы могли бы чертовски приблизиться к этому.

Люди, сидевшие за столом переговоров, посмотрели друг на друга.

— Кто именно это "мы", о котором ты говоришь? — спросил Дусек через мгновение.

— Все это будет сделано теми же людьми, которые расправились с "Джессик", — сказал Зилвицки. Он указал большим пальцем на себя, а затем на Сабуро. — Для начала, он и я. Некоторые другие люди, особенно соларианские следователи, которые были здесь уже некоторое время. Саму делегацию возглавили бы я, капитан аль-Фанудахи из флота Солнечной лиги и подполковник Окику из жандармерии. Сабуро был бы хорошим дополнением, если бы его, э-э, пестрое прошлое не стало проблемой для солли. Но у нас, очевидно, нет полномочий для этого. Для этого нам нужны... — Он обвел пальцем круг. — Все вы.

— Хорошо, — сказал Дусек. — Я голосую "за".

Немедленно последовал голос "за" всех остальных боссов сесси. Как и Джексона Чичерина. Через несколько секунд к ним присоединились Танди Палэйн, Джереми Экс, Лакшми Экс и Кевин Олонга.

Таким образом, осталась только одна несогласная.

— Послушайте, — вздохнула Брианна Пирсон, — я не знаю, продолжаю ли я работать на "Технодайн". Я ничего от них не слышала, так или иначе. Что, как я полагаю, вероятно, означает, что меня уволили. Но я все еще сохраняю определенную... скажем так, институциональную лояльность к компании. Не для всех на нынешних руководящих должностях, не для людей, которые почти наверняка бросили меня на произвол судьбы. Черт возьми, во многих отношениях даже не к акционерам, пусть большинство из них честные инвесторы. Но к самой компании. К людям, которые работают на нее, которые зависят от нее. И что меня беспокоит, так это то, к чему все это может привести.

— Меня не волнует "Джессик". Я чертовски уверена, что меня не волнует "Рабсила". Но что бы ни думали остальные из вас, и какие бы критические замечания ни были у меня самой, я не думаю, что вы можете отнести всех "трансзвездников" к той же категории, что и "Рабсила" и "Джессик".

— О чем вы беспокоитесь, мисс Пирсон? — спросил Джереми. — Что мы, возможно, начинаем всеобщую чистку без ограничений? — Он довольно лукаво улыбнулся. — Новый Красный террор, охватывающий световые годы вместо жалкой территории Древней Франции?

Она посмотрела на него.

— Да. — На ее лице не было улыбки. — Это именно то, о чем я беспокоюсь.

— Ну, вам и не нужно быть такой. Имейте в виду, в мои более безрадостные и угрюмые моменты я мог бы обдумать эту идею. В этом действительно есть свои прелести. Но...

Он закатил глаза и поднял руки в меланхолическом смирении.

— К сожалению, моя королева категорически не одобрила бы это, и под ее милым фасадом скрывается душа тирана. — Выражение его лица стало, по крайней мере, немного более серьезным. — Она бы никогда на это не согласилась.

— Я бы тоже, — сказала Танди Палэйн гораздо более твердым, менее капризным тоном. — Я не буду уговаривать вас не беспокоиться об этом, потому что это то, о чем любой здравомыслящий человек должен, по крайней мере, подумать. Но я не знаю никого, и, — она указала на Дусека, — сомневаюсь, что он тоже знает, кто ставит знак равенства между "Технодайн" и "Рабсилой".

— Да, не знаю, — согласился Дусек. — Это не значит, что я не вижу многих людей — начиная с меня, — которые невысокого мнения о "Технодайн" и практически обо всех других трансзвездниках, о которых я могу думать. Конечно, о любой из них, у кого были места в старом Генеральном совете. Но это не то же самое, что "Рабсила" и их лакей "Джессик".

— Это хорошо, — сказала Пирсон, но она все еще не улыбалась. — Но скажите мне вот что — что произойдет со всеми, кто работает на "Джессик", или на какую-то чисто местную, односистемную компанию, которая зависит от "Джессик", если мы просто войдем и полностью уничтожим корпорацию? От чего-то подобного возникают волновые эффекты, и эти волны волшебным образом не прекращаются с устранением виновных.

Она оглядела зал заседаний, ее глаза потемнели.

— Знаю, что в какой-то степени мой взгляд на это должен быть подозрительным. Я тоже стараюсь помнить об этом со своей стороны, потому что я так долго смотрела на трансзвездников изнутри апартаментов менеджеров. И, возможно, это просто вторая натура для нас, плутократов, — находить моральные оправдания, чтобы сохранить себя и своих закадычных друзей в бизнесе. Но это не значит, что все, что я только что сказала о ряби, не соответствует действительности.

Несколько человек выглядели по крайней мере немного более задумчивыми, и на мгновение воцарилась тишина. Затем Синтия Лектер нарушила его.

— Конечно, я не могу говорить за адмирала Золотой Пик, не доложив обо всем этом сначала ей. И если бы она сама была здесь, я уверена, она бы сказала, что это законное решение Временного правительства, а не ее или даже Великого Альянса. Но, говоря за себя, я думаю, что мисс Пирсон подняла обоснованный вопрос.

— Я согласна... и не согласна, — сказала Сьюзан Хибсон. Все взгляды обратились к миниатюрному генералу, и она пожала плечами. — "Джессик" должен уйти, по крайней мере, при нынешнем руководстве. Это данность, так же как и то, что "Рабсила" должна уходить, искореняться и выкорчевываться, независимо от того, сколько "законных" рабочих мест связано с этим. И у капитана Зилвицки есть действительно хорошая точка зрения о том, насколько рассредоточены операции "Джессик", и о необходимости — по крайней мере, с чисто разведывательной точки зрения — нанести удар по как можно большему количеству из них, насколько это физически возможно, как только возможно одновременно, не давая разбежаться тараканам, которые нам нужны. Но тот факт, что мы ликвидируем компанию, не означает, что она должна оставаться ликвидированной.

— Это значит... что, генерал? — спросила Пирсон, пристально глядя на нее.

— У "Джессик" миллионы — возможно, сотни миллионов — сотрудников, — ответила Хибсон, — и если кто-то знает, что это значит для экономики и людей, которые ее составляют, то мантикорцы знают точно. Все Звездное королевство было построено на межзвездной торговле и корпорациях, которые заставляют ее работать. Корона никогда не позволяла ни одному из наших доморощенных трансзвездников так... выйти из-под контроля, как это сделали солли, но мы видели многое из того, что происходит внутри соларианских версий. И я гарантирую вам, что лишь небольшой процент из миллионов людей, работающих на "Джессик", активно вовлечен в его "грязные" операции.

— Это не может быть по-другому в межзвездном пространстве такого размера, которому удалось так хорошо скрыть свою темную сторону, что даже суды солли в конечном итоге не были вынуждены оставить их. Мы склонны забывать, что независимо от того, насколько коррумпированной была Лига на федеральном уровне и с точки зрения ее внешней политики, всегда существовали десятки основных мировых систем, которые не были коррумпированными — например, Беовульф и Гипатия, если ограничиться только двумя. "Джессик" должен был оставаться достаточно "законным", чтобы не дать правительствам в этих системах поводов преследовать их на чисто местном уровне. Конечно, им могли сойти с рук некоторые довольно грубые вещи, и их присутствие в Беовульфе намного меньше, чем в некоторых других системах, которые я могла бы назвать, но они не могли позволить тому, что они делали с "Рабсилой" и для нее, стать частью их общих операций.

— Это достаточно верно, — согласился Зилвицки. — Они должны были бы быть разделены, чтобы поддерживать даже видимость того, что они не были полностью принадлежащей дочерней компанией "Рабсилы". То, что мы обнаружили до сих пор, просматривая их записи, убедительно свидетельствует о том, что у них есть "оперативное подразделение", которое по уши завязано на "Рабсиле", и похоже, что их законные операции засеяны отдельными менеджерами и исполнителями, которые занимаются всем "черным", что поступает через их звездные системы, не привлекая других местных жителей. Но подавляющее большинство их сотрудников, вероятно, никогда не были замешаны ни в чем, что на самом деле является преступным. Ну, помимо какой-то чисто местной контрабанды и уклонения от уплаты таможенных пошлин. Имейте в виду, большинство тех же самых сотрудников должны знать о... сомнительной репутации своего работодателя. Но это вряд ли то же самое, что непосредственное участие в преступном предприятии.

— Это... могло бы развеять мои худшие опасения, — сказала Пирсон после нескольких минут раздумий. — По крайней мере, это был бы шаг в правильном направлении. И это также решило бы еще одну проблему, которую, я думаю, мы должны иметь в виду. Из-за войны межзвездная экономика Лиги все еще находится в том, что вы могли бы назвать хаотическим состоянием, и на данный момент это распространяется на довольно многие внутрисистемные экономики. Не так сильно, как могла бы ожидать простая обывательница — какой бы огромной ни была межзвездная торговля в абсолютном выражении, она по-прежнему составляет довольно скромный процент от экономики большинства развитых систем, — но более чем приличный. И многие менее диверсифицированные системы, такие как Монтана, которая сильно зависит от экспорта говядины, страдают намного сильнее. Я действительно не думаю, что нам нужно усугублять ситуацию, полностью устраняя одну из крупнейших судоходных компаний в галактике.

— Еще одна вещь, которая достаточно правдива. — кивнул Зилвицки. — "Джессик" не смог бы стать таким большим, как сейчас, если бы не было реальной потребности в услугах, которые он предоставляет. Это означает не только то, что просто вытащить их из-под экономики было бы плохо, но и то, что они должны выжить довольно хорошо, даже если они будут делать это под новым названием или как группа небольших независимых корпораций после ликвидации. По-прежнему будет существовать потребность в его деятельности.

— Думаю, что предложения генерала Хибсон очень разумны, — сказал Олонга.

— Я склонна согласиться, — сказала Палэйн, одобрительно глядя на свою мантикорскую коллегу. Затем она оглянулась на сидящих за столом. — Конечно, дьявол будет скрываться в деталях. Нанести по ним достаточно сильный удар, чтобы убрать людей, которые нам действительно нужно устранить, и при этом сохранить жизнь остальной корпорации, будет непросто. Думаю, что мы, вероятно, сможем это сделать, но я бы солгала, если бы была уверена, что мы сможем.

— Я знаю. — Пирсон выглядела гораздо менее несчастной, чем несколькими минутами ранее. Что не означало, что выражение ее лица было даже отдаленно веселым.

— Было бы лучше, если бы мы единогласно проголосовали за то, чтобы делегация могла доложить временному правительству солли, Брианна, — почти мягко сказал ей Джексон Чичерин, единственный присутствующий человек, который также входил в Генеральный совет бывшего режима.

Она посмотрела на него, затем снова вздохнула.

— Я знаю, — повторила она. — Просто хотелось бы, чтобы я все еще была не такой... нервной из-за того, чем это может закончиться. Но я тоже проголосую "за".

— Тогда ладно! — сказал Дусек. — Антон, Сабуро — вы получили добро. Идите вперед и поразите "Джессик".

Станция "Увертюр"

Орбита планеты Факел

Система Конго

Рут Винтон повернулась на стуле, когда кто-то тихо постучал в раму ее открытой двери. Энсин Уильям Хоу стоял там со слегка настороженным выражением лица.

— Извините, что беспокою вас, но...

Его голос затих, и Рут почувствовала себя немного виноватой. Она знала, что у нее репутация немного резкой — ну, может быть, более чем резкой, — если люди отвлекали ее, пока она на чем-то концентрировалась. Но в данном случае она действительно была благодарна за то, что ее прервали. В отсутствие чего-либо интересного для анализа — или куда пойти, или чем заняться, или чего-нибудь, что не было бы очень скучным, — она была вынуждена играть на своем компьютере в "Завоевание галактики". По общему признанию, великолепная система, которой ее снабдили, сделала завоевание Галактики гораздо более интересным и сложным, чем могло бы быть в противном случае. Но она была на своем третьем раунде завоевания в роли Минетт Безжалостной.

Что означало, что даже это занятие приближалось к ужасной территории скуки.

— Входи, Билл. — Она указала на ближайший стул. — Садись. В чем дело?

— Ну... — Он сел на указанный стул. — Простите, что беспокою вас, ваше высочество, но...

— О, ради бога! Сколько раз я должна говорить тебе, чтобы ты оставил этот чертов королевский протокол? Я прекрасно отзываюсь на "Рут".

Потом она снова почувствовала себя виноватой. Он всего лишь пытался быть вежливым, и тот факт, что ей было скучно и она вечно сидела взаперти на станции, не был оправданием для того, чтобы огрызаться на него. Даже если бы она действительно хотела, чтобы люди не тратили ее и их время на бессмысленные формальности.

— Прости, — сказала она с искренним раскаянием. — Я не хотела огрызаться на тебя. И, кстати, для протокола, правильное обращение, если ты действительно чувствуешь необходимость соблюдать все формальности, — это "Ваша светлость". "Ваше высочество" зарезервировано для королевских отпрысков в линии наследования. — Она одарила его улыбкой, и он улыбнулся в ответ. — Так в чем дело?

— Мы пытались отследить причину неисправности — о, неважно. — Хоу махнул рукой. — Это сложно и на самом деле не имеет отношения к делу. Так или иначе, мы нашли кое-что в одном из корабельных компьютеров НФИ, что...Ну, на самом деле это немного странно.

— Странно в каком смысле?

— Странно в том смысле, что мы абсолютно понятия не имеем, что это такое, для чего это нужно и почему это вообще существует. Это явно какой-то исполняемый файл, но, похоже, он ничего не делает. Насколько мы можем судить, он ни к чему не прикреплен и не отображается ни в одной из инструкций или руководств по эксплуатации.

— Действительно? — Она повернулась обратно к своему компьютеру, отправив всепобеждающую армаду Минетт Беспощадной в сохраненный файл. — Какой корабль?

— "Туссен". Но он еще не на действительной службе, так что может быть в ваших записях под своим старым именем — КНФИ "Цербер".

Рут кивнула. Ей не потребовалось много времени, чтобы найти корабль и войти в его центральную компьютерную сеть.

— Покажи мне, о чем ты говоришь, — пригласила она, откидываясь на спинку кресла, чтобы позволить Хоу дотянуться до клавиатуры.

Он подвинул свой стул на освободившееся место, и она наблюдала, как он начал прокладывать себе путь через сетку. Хоу был очень хорош в своей работе, несмотря на свой невысокий чин, и все же он начал хмуриться в явном недоумении. Он сделал паузу достаточно надолго, чтобы проверить что-то на своем унилинке, затем вернулся к клавиатуре. Но его хмурый взгляд только усилился, и, наконец, он откинулся на спинку стула и покачал головой.

— Ладно, вот это действительно странно, — сказал он. — Я не вижу никаких признаков этого, ваше ве — э-э, Рут. Это должно быть прямо здесь. — Он указал на отображаемый в данный момент каталог файлов. — Это коммуникационный комплекс, и я проверил свои записи, чтобы убедиться, что ищу в нужном месте. — Он нажал на свой унилинк. — И, по их мнению, это должно быть прямо между этими двумя. Но его не видно.

— Действительно? — просияла Рут. Вероятно, в этом не было ничего потрясающего, но то, что Хоу назвал "странным", могло бы, по крайней мере, быть интересным для отслеживания. — Пусти меня обратно туда.

Энсин встал и отошел в сторону, а Рут изучила экран, затем открыла одну из своих лично разработанных поисковых программ. Та ничего не нашла, и она в восторге хрустнула костяшками пальцев и глубже погрузилась в свою кибернетическую сумку с трюками. Это заняло у нее добрых пятнадцать минут, но в конце концов...

— Вот он, маленький засранец! — объявила она наконец. Новая запись в справочнике мигала именно там, где, по словам Хоу, она должна была быть, но она нахмурилась, рассматривая ее. Он был помечен как поврежденный и удаленный файл. — Или я думаю, что это так, во всяком случае. Взгляни.

— Это правильное обозначение файла, — сказал Хоу через мгновение. — Но он не удален. Во всяком случае, ни по одному из терминалов "Туссена". Ну, может быть, любой из его терминалов немного экстремален, но я знаю, что мы нашли это по крайней мере на трех из них.

— Хорошо, думаю, что называть это "странным", вероятно, оправдано, — сказала Рут, изучая историю удаленного файла. — Похоже, что он был введен как часть гораздо большего пакета обновлений. Но наша таинственная программа также была удалена — во всяком случае, согласно тому, что я здесь вижу, — в течение пары минут. Почти как будто первоначальная загрузка была просто случайностью.

Она потерла кончик носа.

— Что мы знаем об остальном пакете обновления, Билл?

— В основном это просто обычные кибернетические штучки для связи и набора датчиков. — Хоу пожал плечами. — Программное обеспечение НФИ было... во многих отношениях довольно простым. Они получили множество обновлений — аппаратного обеспечения, а не только программного — в рамках своей сделки с "Рабсилой". Этот набор модов, — он указал на файлы на дисплее Рут, — был добавлен в ходе того же капитального ремонта, когда они заменили встроенные датчики кластеров точечной защиты "Туссена" и обновили процессоры наборов датчиков.

— Так "Рабсила" предоставила файлы? — задумчиво спросила Рут.

Хоу выпрямился и посмотрел на нее сверху вниз.

— У меня неприятный, подозрительный склад ума, — объяснила она.

— Думаю, вы могли бы сказать, что "Рабсила" обеспечила все их обновления, — сказал он. — Я имею в виду, что все это было сделано их подрядчиками. Но все это были подряды сторонних производителей. "Рабсила" не выполняла никакой работы напрямую — насколько нам известно, ни одно программное обеспечение не поступало напрямую от "Рабсилы", и ни одна из работ по капитальному ремонту также не проводилась в Meзе — если вы это имеете в виду.

— И нет никакой документации — вообще никаких указаний — на то, что он должен делать?

— Нет. И мы тоже не слишком в это вникали. Как я уже сказал, это явно исполняемый файл. Пока у нас не будет хотя бы какого-то представления о том, что он делает, никто по-настоящему не помешается на его выполнении.

— Хорошо. — Рут энергично кивнула. — Возня с военными программами, которых мы не понимаем, кажется мне действительно плохой идеей.

— Мы тоже так думали, — согласился Хоу с кривой улыбкой.

— Хорошо, вы сказали, что это отображается как не удаленное по крайней мере на трех терминалах "Туссена?" — спросила Рут, и он кивнул. — Хорошо, укажи мне на один из тех, на которых, как ты знаешь, это было показано.

— Попробуйте седьмой канал связи. Это первое место, где я это увидел.

— Хорошо, коммуникации... Семь. — Пальцы Рут взлетели, когда она переключилась на указанное рабочее место на борту линейного крейсера. А затем она откинулась назад, еще больше нахмурившись.

— Билл...

— Я вижу это. — Голос Хоу был таким же озадаченным, как и выражение его лица. — Но я клянусь, что он был там, когда я искал его на борту корабля!

— Ну, сейчас его там нет. — Рут указала на каталог файлов, где таинственный файл содержал точно такую же историю удалений, как и в каталоге, к которому она обращалась непосредственно со станции "Увертюр".

— Подожди секунду.

Хоу активировал комм своего унилинка.

— Соединение с Реджисом, — сказал он ему и подождал пару секунд.

— Реджис, это Билл, — сказал он тогда. — Открой этот каталог и скажите мне, все ли еще там этот файл. — Он мгновение прислушивался к своему наушнику, затем фыркнул. — Нет, я не "случайно удалил это". Перестань доставать меня и иди посмотри. — Он подождал еще минуту или около того, затем поморщился. — Хорошо, спасибо.

Он снова посмотрел на Рут.

— Здесь он может отображаться как удаленный, но терминалы на "Туссене" по-прежнему отображают его как текущий файл.

— Действительно? — Рут просияла. — Аллилуйя! — Она отодвинула свой стул и встала с видом женщины, освобожденной из тюрьмы. — Я должна увидеть это сама. Поехали!

? ? ?

Час спустя Рут сидела, сердито уставившись на дисплей на борту КФФ "Туссен".

В каталоге перед ней неуловимый файл действительно был указан как текущий, и она провела последние двадцать минут, очень осторожно копаясь в нем. В процессе она обнаружила, что исполняемый файл, о котором идет речь, на самом деле работает в фоновом режиме. Но, по-видимому, одна из вещей, которые он делал во время запуска, заключалась в том, чтобы заблокировать любой доступ к любому терминалу, физически не находящемуся на борту корабля. И он был явно достаточно сложным для распознавания попытки удаленного доступа через один из корабельных терминалов.

— Кто-то приложил чертовски много усилий, чтобы спрятать эту штуку, — сказала она. — И это заставляет меня очень, очень нервничать.

— И меня тоже, ваша светлость, — сказал капитан Морис Экс. Морис, назначенный командиром "Туссена", встретил ее на посадочной станции. Теперь он стоял, глядя через ее правое плечо, в то время как Синтия Экс смотрела через левое. — Мне действительно не нравится мысль о чем-то, что "Рабсила" сочла бы хорошим "сюрпризом", чтобы спрятать в кишках моего корабля.

— Мне тоже. — Рут еще немного нахмурилась, потом просияла.

— Мне тоже, — повторила она гораздо более жизнерадостным тоном, и Синтия посмотрела на нее с некоторой долей трепета.

— Я знаю этот тон, — сказала Синтия.

— Ну, если никто из нас не знает, что это такое, мы должны поговорить с кем-нибудь, кто может знать, — весело сказала Рут.

— И это был бы...?

— А ты как думаешь? Прежние владельцы!

— Вы ожидаете, что НФИ будет сотрудничать с нами в чем-то подобном?

— Ну, не все из них. — Рут отодвинула свой стул и встала. — Но я ожидаю, что мы могли бы найти кого-нибудь, готового сотрудничать. В конце концов, им должно быть почти так же скучно, как и мне!

? ? ?

— Нет, — сказал человек на экране связи Рут. Его голос не был особенно невежливым, но звучал очень твердо. — Боюсь, об этом не может быть и речи.

— Но все, чего я действительно хочу...

— Мне жаль, мисс Винтон, — как командир военнопленных Народного флота в изгнании, Сантандер Конидис был не из тех, кто использует какие-либо "элитарные титулы" в обращении к своим похитителям, — но здесь мы все еще подчиняемся дисциплине, и мы все еще военнопленные. Согласно Денебским соглашениям, мы не обязаны помогать нашим пленителям.

— Но все, о чем я прошу, это...

— Все, о чем вы просите, — это чтобы мы помогли вам вернуть захваченные корабли в строй, — указал Конидис. — Что конкретно запрещено Денебскими соглашениями. — Он покачал головой. — При данных обстоятельствах я не собираюсь позволять вам даже спрашивать их.

Рут сердито посмотрела на него и подумала, не указать ли на то, что Денебские соглашения не применимы к мясникам, сторонникам геноцида, собиравшимся уничтожить все население планеты.

Однако она этого не сделала. Во-первых, потому, что это почти наверняка было бы... контрпродуктивно. Во-вторых, потому что — технически — НФИ был защищен Денебскими соглашениями, потому что они фактически не совершили никаких актов геноцида. И в-третьих, потому что, справедливости ради, Конидис, как преемник Адриана Лаффа на посту командующего, был тем, кто решил, что они не собираются этого делать. Конечно, оперативная группа Луиса Розака разнесла к чертям оперативную группу Адриана Лаффа, прежде чем он принял это решение — все четырнадцать его линейных крейсеров были уничтожены прежде, чем они смогли подойти на расстояние атаки кораблей Факела. И хотя в процессе силы под непосредственным командованием Розака были в значительной степени выведены из строя, он оставил достаточно огневой мощи на орбите Факела, чтобы уничтожить оставшиеся крейсера и эсминцы Конидиса. Но факт оставался фактом: тот мог бы выполнить свою первоначальную миссию, если бы был готов рискнуть почти неминуемым уничтожением.

Более того, он принял решение не делать этого до того, как кто-либо в НФИ узнал, что защитники, вращающиеся вокруг Факела, были там.

— Что, если я приеду на остров? — спросила Рут. — Вы хотите сказать, что запретили бы кому-либо встречаться со мной — или сотрудничать с нами — если бы они добровольно решили это сделать?

— Возможно. — Конидис пожал плечами. — Конечно, мы военнопленные. То, что я могу и не могу делать физически, может отличаться от того, что я могу и не могу делать юридически.

Тогда почему бы тебе просто не смириться с неизбежным и не пойти дальше и не позволить мне поговорить с ними сейчас, вместо того чтобы быть занозой в шее из-за этого? — задумалась Рут. — Не похоже, что в конце концов это что-то изменит, не так ли?

— Ну, тогда... — начала она вслух.

— Я не думаю, что это сыграло бы очень хорошо с твоими телохранителями, — сказала Синтия рядом с ней. Рут посмотрела на нее, и бывшая нападающая Баллрум ростом с пинту пожала плечами. — Насколько нам известно, там все еще есть несколько настоящих фанатиков. Без обид, гражданин коммодор, — ее слова прозвучали не особенно серьезно, — но я сомневаюсь, что вы можете честно сказать, что каждый из ваших людей определенно не фанатик.

— Я не думаю, что кто-то мог бы сказать это определенно, — сказал Конидис, еще раз пожав плечами.

— Но...

— Вы, вероятно, могли бы отменить их решение по этому вопросу, — сказала Синтия. — Вы, по сути, глава разведки Факела, по крайней мере, пока капитан Зилвицки в отъезде. Но большинство ваших телохранителей искренне привязаны к вам. Вам пришлось бы действительно отвергнуть их рекомендации, и вы хотите создать такую напряженность в ваших отношениях с ними?

Рут свирепо посмотрела на нее. Хуже всего было то, что Синтия была права. Точно так же она действительно была готова "напрячь" свои отношения со своими телохранителями — даже с капитаном Разином Монтгомери, который командовал всем отрядом, — если это было то, что требовалось. Потому что Синтия также была права насчет того, кем она была и ее места в разведывательном учреждении Факела. Она понимала, что не должна — и, в меру способностей своих хранителей, не будет — подвергаться риску, которого можно избежать. Но когда она решила, что риска нельзя избежать, если она собирается выполнять свою работу должным образом, тогда...

— Извините меня, — раздался голос из дверного проема комнаты, и Рут и Синтия обе повернули свои лица к вновь прибывшей.

— Да? — сказала Рут. — В чем дело, Нанди?

— Я подумала, вам будет интересно узнать, что около десяти минут назад совершил альфа-переход корабль с Мезы. Это в двадцати четырех световых минутах отсюда. При торможении пятьсот пятьдесят g он должен выйти на орбиту Факела через четыре с половиной часа.

— Действительно? — Рут нахмурилась. Они не ожидали, что кто-нибудь вернется с Мезы так скоро, но, видит Бог, планы изменялись без предупреждения, особенно в межзвездном масштабе. — Они сказали, почему прибывают? И, если уж на то пошло, кто на борту?

Система Конго была оснащена возможностями сверхсветовой связи Великого Альянса, так что у нее было достаточно времени для передачи сообщений туда и обратно, несмотря на дальность действия.

— Пока ничего о том, почему. — Нанди Экс пожала плечами. — И агент Каша тоже не сказал, кто еще был на борту.

— Виктор? — Глаза Рут загорелись. — Виктор Каша на борту?

— Ага. — Нанди кивнула, и Рут фыркнула.

— Я предвижу внезапное противоядие от любой из жалоб Разина! — сказала она.

— Ты имеешь в виду? — теперь даже Синтия посмеивалась.

— О, да! — радостно воскликнула Рут. — Ты действительно думаешь, что Разин скажет "нет", когда у меня в углу Черный Виктор?!

? ? ?

— Не думаю, что это очень хорошая идея, — сказал капитан Разин Монтгомери.

Это был высокий мужчина с темными волосами и темными глазами, который, несмотря на совсем другой цвет кожи, напоминал Рут — иногда до боли — лейтенанта Ахмеда Григгса, командира группы безопасности, погибшего при ее защите в Эревоне. Тот факт, что Григгс был двоюродным братом Монтгомери, и что Монтгомери специально вызвался сопровождать ее в Конго в качестве командира группы безопасности, на выделении которой из собственного полка королевы настояла ее тетя Элизабет, чтобы защитить ее, не сделал ничего, чтобы заглушить это воспоминание ... или боль, которая сопровождала это. Но теперь это была старая и знакомая боль. Та, которая тревожила ее сны больше, чем она могла бы пожелать, но редко вторгалась в переднюю часть ее мозга.

Императрица Элизабет никогда не говорила об этом так многословно, но Рут знала, что даже сейчас ее тетя не простила Виктору Каша решение позволить ее команде безопасности умереть ради достижения целей его собственной миссии. Элизабет понимала, что он не был обязан защищать члена королевской семьи звездной нации, с которой его собственная находилась в состоянии войны почти два десятилетия. Так что ее... нежелание прощать не было даже отдаленно личным. Тем не менее, она тихо, но непреклонно дала понять, что ее племяннице будет позволено стать частью разведывательного истеблишмента Факела, только если она будет защищена службой безопасности, которая будет предана ей, а не Факелу или кому-либо еще в галактике.

Итак, Разин Монтгомери. Который ни в малейшей степени не был запуган "Черным Виктором", когда дело касалось его профессиональных — и личных — обязанностей. Что не означало, что он был невосприимчив к достижениям "Черного Виктора" и общей ауре.

Теперь он спокойно смотрел Каша в глаза, ожидая его ответа.

— Почему бы и нет? — спросил хевенит разумным тоном. Они с Монтгомери понимали друг друга. На самом деле, он скорее уважал мантикорца. И тоже сочувствовал ему. "Разин" означало "спокойный" или, возможно, "собранный" на одном из языков Старой Терры, и одному Господу было известно, что Монтгомери требовалось все самообладание, которое он мог получить, имея дело со своей иногда буйной подопечной.

— Потому что это ненужная обстановка угрозы, — ответил Монтгомери. — У нас есть связь с островом. Нет необходимости подвергать принцессу потенциальной физической угрозе. И не говорите мне, что ее нет, потому что мы этого не знаем. Мы можем быть почти уверены, что там нет никаких пульсеров или трехствольников, но им выдали инструменты, в том числе вибро-ножевые мачете. Одному богу известно, что еще они могли бы придумать в дополнение к этому. И не похоже, чтобы кто-то что-то сделал, чтобы разобраться с потенциальными фанатиками среди военнопленных. — Он покачал головой. — Я даже не могу начать составлять перечень угроз.

Микрометрическое изменение в выражении лица Каша было эквивалентно тому, что кто-то другой невольно нахмурился, потому что Монтгомери был прав. Решение рекомендовать просто оставить заключенных НФИ вариться в собственном соку имело много причин. Или, скорее, было много причин рекомендовать его, если они только и делали, что варились в соку. Но для людей Факела было бы не так уж трудно, по крайней мере, начать разбираться, кто из них был несгибаемыми фанатиками, все еще верными "идеалам" Комитета общественной безопасности, а кто был в здравом уме.

К сожалению, у Факела были другие мысли на уме... и они не были особенно мотивированы тратить много времени или усилий на людей, которых послали в их звездную систему, чтобы убить их всех.

— Я понимаю, о чем вы говорите, Разин, — сказал он через мгновение. — И вы, вероятно, правы, по крайней мере, с точки зрения королевского телохранителя. Но у Рут — он намеренно не использовал ее мантикорский титул — есть чертовски хорошая собственная точка зрения. Она является старшим сотрудником разведывательного учреждения Факела в системе, и это то, в чем нам нужно разобраться.

— Мне просто рискованно брать ее туда только с собой и остальными сотрудниками. — Выражение лица Монтгомери было вежливым, но упрямым. — Особенно, когда, как я уже сказал, вообще нет никаких причин, по которым кто-то должен физически посещать остров.

— О, насчет этого вы ошибаетесь. — Каша очень слабо улыбнулся. — Так получилось, что я должен "физически посетить остров". У меня есть... предложение к гражданину коммодору Конидису и его людям. Во-первых, теперь, когда я думаю об этом, это также действительно может помочь добиться сотрудничества, необходимого Рут, чтобы выследить ее компьютерного гремлина.

— Вы собираетесь на остров? — спросил Монтгомери.

— Да, это так. И определенное количество... потенциального запугивания не помешало бы цели моего визита.

— Действительно? — Монтгомери действительно начал улыбаться. — Вы говорите, "потенциальное запугивание"?

— В определенном количестве, — повторил Каша, и улыбка Монтгомери стала шире. То, что Виктор Каша считал "определенной долей запугивания", было эквивалентом чьего-то хладнокровного террора.

— Что ж, — рассудительно сказал он, — если вы собираетесь быть там лично, с любым, по вашему мнению, подходящим уровнем сил, и если мне будет позволено привести полную команду из шести человек для обеспечения безопасности объекта, тогда, я полагаю, я мог бы найти способ разрешить экспедицию. Вопреки моему здравому смыслу, вы понимаете, но...

Он поднял обе руки ладонями вверх... как раз перед тем, как Рут завизжала от восторга и заключила его в медвежьи объятия.

Остров Линкольн

Лазурный океан

Планета Факел

Система Конго

Официально остров назывался Линкольн, в честь одного из величайших политических лидеров-аболиционистов Старой Земли. На практике он имел несколько названий. Двумя наиболее распространенными были "Остров отчаяния" или "Остров ублюдков", в зависимости от того, спрашивали ли об этом жителей острова... или людей, которые наблюдали за их вынужденным пребыванием на нем.

В данный момент Виктор Каша, Рут, Синтия, Брайс Тарковски и шесть сотрудников охраны Рут стояли в большом павильоне на специально отведенной для посадки площадке острова. Экипажи двух штурмовых шаттлов Каша установили павильон после приземления. Затем взвод космопехотинцев Факела развернулся по периметру посадочной площадки, и шаттлы снова поднялись в воздух. Теперь они и четверка сторожевых кораблей настороженно кружили над головой.

Действительно, потенциальное запугивание, — подумала Рут. — В этом человеке на самом деле есть что-то особенное.

Гражданин коммодор Сантандер Конидис выглядел очень одиноким, как единственный человек, присутствующий в форме несуществующей Государственной безопасности столь же несуществующей Народной республики Хевен. Рут была немного удивлена тем, как выглядел Конидис. Не было никаких причин, по которым он не должен был этого делать. У военнопленных были принтеры для производства тканей, из которых можно было изготовить любую одежду — или униформу — в которой они нуждались, и королевское правительство не слишком скупилось на поставку сырья для них. Но то, что он мог бы послужить вербовочным плакатом после того, как так долго торчал на Линкольне, кое-что говорило о внутренней дисциплине этого человека.

— Итак, я понимаю, что вы все еще командуете, гражданин коммодор.

Возможно, в тоне Каша была просто тщательно дозированная нотка скептицизма, и Конидис нахмурился.

— А почему бы и нет? Это военная часть, и я старший по званию.

Каша одарил его бесстрастным, задумчивым взглядом. Рут видела это раньше. Это было не совсем устрашающе — конечно, не по понятиям Виктора Каша о запугивании. Но она понимала, почему это обычно выбивало людей из колеи. Там говорилось, что я вижу твою болтовню насквозь с ясностью бога.

И это особенно громко говорило любому, на чьей совести было хоть малейшее пятно вины.

Губы Конидиса сжались, и он на мгновение отвел взгляд.

— Есть группа диссидентов, — признал он. — Они обосновались на северном полуострове острова. У нас больше нет с ними особых дел. Но, — его глаза вернулись к Каша и спокойно встретили взгляд василиска, — большинство наших людей все еще дисциплинированы.

— Хорошо. — Каша кивнул. — Это поможет. — Он сделал небольшой пренебрежительный жест. — Мы просто оставим в стороне северный сброд.

— Из-за чего? Для чего именно вы здесь?

— Думайте об этом как о... поездке для вербовки, — сказал Каша.

— Поездке для вербовки? — повторил Конидис, и Каша позволил себе легкую улыбку, затем указал на стол для совещаний в павильоне. Он был достаточно большим, с достаточным количеством стульев, чтобы вместить полдюжины человек.

— Почему бы нам не присесть? — пригласил он. — Это займет некоторое время.

? ? ?

На самом деле, потребовалось больше двух часов, чтобы изложить предложение Каша и поместить его в контекст. Примерно на полпути Конидис вызвал двух своих подчиненных — гражданку капитана Ярмилу Субри и гражданина коммандера Джейкоба Тривитика — чтобы рассказать им суть. Они расположились по бокам гражданина коммодора за столом для совещаний, и когда Каша закончил, он перевел взгляд с одного на другую, затем снова на Каша.

— Почему вы думаете, что можете доверять нам? Под "нами" я подразумеваю любого из наших людей, кто мог бы согласиться участвовать. Чего я, конечно, не сделаю.

Он быстро дернул головой. Это было не столько покачивание головой, свидетельствующее о несогласии, сколько жест человека, сбрасывающего с себя нежелательное бремя.

— Я не могу участвовать в чем-то подобном. Большинство наших людей не смогут этого сделать, даже если захотят, потому что у вас будет место только для — как вы думаете? Пятнадцать процентов, самое большее, из них?

— Да, примерно так, — ответил Каша, и Конидис кивнул.

— Ну, вот оно. Я здесь командир. Это означает, что я обязан перед своими людьми остаться с ними. Я бы увильнул от своих обязанностей, если бы не сделал этого.

Он оглянулся на Субри и Тривитика.

— Но это не относится ни к одному из вас — и я думаю, что вы оба должны это сделать. Принять предложение.

Выражение лица Тривитика не изменилось. Субри открыла рот, словно собираясь возразить, но не произнесла ни слова.

— Ярмила, посмотри правде в глаза, — сказал Конидис. — Оставаться на этом острове — это смертный приговор, и мы все это знаем. Конечно, у всех нас есть пролонг, так что мы могли бы продержаться целое столетие или два. Но что с того? Это, — он указал рукой на остров за павильоном, — не жизнь.

— И ты. — Он перевел взгляд на Тривитика. — У тебя там жена и двое детей.

— Где-нибудь. — Тривитик поморщился. — Может быть. Прошло больше двух стандартных лет с тех пор, как Линда получала какие-либо известия обо мне. Она, наверное, думает, что я погиб в битве. Насколько я знаю, у нее новый парень или муж.

— Разве ты не хочешь это выяснить?

Дородный темноволосый гражданин коммандер посмотрел вниз на руки, сложенные на столе перед ним.

— Да, — сказал он.

— Так что это твой шанс, — сказал ему Конидис. — Как я и сказал, берись за это.

Тривитик продолжал смотреть на свои руки, но Субри бросила на Каша подозрительный взгляд.

— Откуда мы знаем, что они выполнят свою часть сделки? — спросила она, настороженно глядя в голубые глаза.

— Вы имеете дело с Виктором Каша, — заговорила Рут. — Если Виктор говорит, что он что-то сделает, он это сделает. Этот человек может быть придурком — не очень приятным человеком. И он может быть чертовски безжалостным. Но если он даст вам свое слово, он его сдержит. Хотя бы из-за того, насколько ценно для человека в его положении иметь — и заслужить — репутацию человека, выполняющего обещания.

— И кто же ты такая? — спросила Субри.

— Рут Винтон. Да, из той семьи Винтонов. У нас довольно хорошая репутация в том, что мы держим свое слово, и я добавлю свое обещание к обещанию Виктора.

— Если вернуться к вашему первоначальному вопросу, гражданин коммодор, — сказал Каша, — то у меня есть четыре причины, по которым я думаю, что могу доверять вам, чтобы миссия завершилась без предательства. Первое и самое грубое — это то, что меня очень трудно предать. Есть некоторые преимущества в том, что меня обучал Оскар Сен-Жюст, а я был одним из его лучших подчиненных. Во множестве способов устранения неполадок, вы понимаете. Я никогда не проводил больше двух месяцев в штаб-квартире Государственной безопасности в Новом Париже после того, как окончил Академию.

Он перевел взгляд на двух менее высокопоставленных офицеров.

— Если кто-то из вас хочет улучшить свои навыки нанесения ударов в спину, найдите другого хищника где-нибудь в ином месте. Не испытывайте это на мне.

Его тон был совершенно бесстрастным. Почти так, как если бы ему было скучно.

— Вторая причина заключается в том, что я не буду действовать в одиночку. Я буду командовать экспедицией, но у нас будет достаточно "народных комиссаров", чтобы следить за экипажами каждого корабля, который мы возьмем с собой. Никто из них не принадлежит к тем людям, к которым кто-либо в здравом уме отнесется легкомысленно.

— Один из них этот. — Он указал пальцем на мужчину, сидящего справа от него. — Майор Брайс Тарковски, из космопехоты Солнечной лиги. Скоро вы познакомитесь с некоторыми другими. Большинство из них были предоставлены адмиралом Турвилем. Я полагаю, вы, вероятно, знакомы с его репутацией.

— Третья причина заключается в том, что у людей, которых мы отберем, будет серьезный стимул к сотрудничеству. Как только миссия закончится, если они будут вести себя должным образом, они не только получат свободу, но и достаточно денег, чтобы позволить им покинуть Факел и переселиться куда-нибудь еще. Они получают свою жизнь обратно. В то время как если они попытаются предать нас, даже если им это удастся — что крайне маловероятно, — они просто снова пустятся в бега.

Он сделал паузу. Через несколько секунд Тривитик нахмурился.

— Вы сказали, что было четыре причины. Какая последняя?

— Вы скоро с ней встретитесь. У вас есть два дня, чтобы обсудить это и прийти к решению. — Он сделал небольшое круговое движение пальцем. — Это два дня для вас троих и любых других офицеров, которых вы решите привлечь к обсуждению. Если решение будет положительным, я дам вам еще три дня — четыре, если они вам понадобятся, но думаю, что трех должно быть достаточно — чтобы обсудить это с вашими сержантами и рядовыми.

Он снова сделал паузу, чтобы дать возможность трем офицерам НФИ обдумать это. Примерно через десять секунд и еще один обмен взглядами Конидис кивнул.

— Согласен, — сказал он. — Мы закончили?

— Не совсем. У нас возникла техническая проблема, в решении которой мы хотели бы получить вашу помощь. Есть что-то странное в программировании ваших военных кораблей. Ваших бывших военных кораблей — часть которых мы будем использовать для операции. — Каша наклонил голову в сторону Рут. — Нам нужно, чтобы несколько ваших лучших киберспециалистов поработали с Рут, чтобы выяснить, в чем проблема.

— Это твоя область, Ярмила, — сказал Конидис Субри, и гражданка капитан с каштановыми волосами кивнула.

— Дайте мне час или около того, чтобы собрать людей, которые мне нужны. Если это займет хотя бы столько времени. Не то чтобы, — ее губы скривились в кислой улыбке, — кому-то в поселении было куда пойти.

— Тогда на данный момент мы закончили. — Каша поднялся. — Позвольте мне представить вас некоторым людям, ожидающим снаружи.

? ? ?

Первым человеком, с которым они столкнулись, выйдя из павильона, была высокая, мощно выглядящая блондинка.

— Вот одна из ваших уполномоченных, — сказал Каша. — Яна Третьякова. И вот еще пара других. — Еще два человека вышли из-за угла павильона. — Тот, что слева, — Индиана Грэм, — сказал он.

Но глаза всех троих офицеров НФИ были прикованы к спутнику Инди. Или, скорее, к товарищу его спутника, который ехал на плече своего человека.

— Это древесный кот.

В тоне Тривитика было больше, чем намек на протест, и Каша взглянул на него. Вернулось бесстрастное, почти скучающее выражение.

— С какой частью "Меня очень трудно предать" у вас больше всего проблем, гражданин коммандер?

КФФ "Туссен"

Орбита планеты Факел

Система Конго

— Это действительно странно. — Гражданка капитан Субри откинулась на спинку кресла на мостике тяжелого крейсера и посмотрела на мужчину, сидящего рядом с ней. — Есть какие-нибудь блестящие идеи, Габриэль?

— Понятия не имею, гражданка капитан, — ответил молодой гражданин лейтенант. — Это явно исполняемый файл, и он явно запущен сейчас. Однако он не использует много памяти. И помимо того, что что-то говорит ему скрываться от нас, похоже, он тоже почти ничего не делает.

— Может быть, и нет, — медленно произнесла Рут Винтон.

Субри и гражданин лейтенант Габриэль Шапюи занимали места капитана и старпома на мостике "Туссена", в то время как она занимала пост тактического офицера. Теперь двое хевенитов повернули свои стулья, чтобы посмотреть на нее.

— Не думаю, что мне нравится этот тон голоса... принцесса. — У Субри, очевидно, были некоторые затяжные проблемы с элитарным названием, но "гражданка принцесса" звучала бы не просто глупо, а просто глупо. И она еще не была готова использовать простое "Рут". Но они втроем работали вместе уже полтора дня, и она прониклась глубоким уважением к способностям Рут.

— Ну, я только что нашла еще один, — сказала ей Рут.

— Еще один? — повторила Субри. Они с Шапюи посмотрели друг на друга, потом снова на Рут.

— Да, и — подождите. Вот еще один!

Субри поднялась со своего стула и подошла к Рут, чтобы встать у ее плеча. Когда она это сделала, то поняла, что у молодой женщины под локтем установлен и работает ее личный миникомпьютер. Дисплей тактического офицера был в режиме разделения экрана, показывая два разных каталога, на которых выделялось название одного и того же файла.

— Почему мы не видели их раньше? — спросила гражданка капитан.

— Потому что я идиотка, — ответила Рут с кривой улыбкой. — У меня был запоздалый мозговой штурм. У меня есть это, — она постучала по миникомпьютеру, — подключенное к сети "Увертюр". Оттуда он связан с этим терминалом. — Она нажала на пульт тактического офицера. — Но у меня также есть прямой, разделенный канал с терминала прямо на миникомпьютер. Итак, наш исполняемый файл "Меня здесь нет" читает ссылку из "Увертюр" на "Туссен" как попытку удаленного доступа и скрывается от нее. Но миникомпьютер также может видеть, что на самом деле отображается на терминале тактика, благодаря разделенному каналу, и у меня есть две программы сравнительного поиска. Они оба ищут файлы, которые отображаются как текущие во внутренних системах "Туссена", но миникомпьютер не может видеть, что они просматриваются из "Увертюр".

Субри кивнула с легким огорчением. Они были сосредоточены на поиске в компьютерах "Туссена" с бортовых точек доступа, потому что знали, что не смогут увидеть точную картину текущих каталогов — и истории удалений — с космической станции. Подход Рут не приходил ей в голову. Может быть, она просто была недостаточно хитра?

— Итак, что еще...

— Упс. Вот еще один, — сказала Рут, когда дисплей тактического офицера разделился на три части и замигал еще один выделенный файл.

— Это чертовски нелепо, — прорычала Субри. — Хорошо, итак, то, что у нас есть сейчас, — это один исполняемый файл в наборе датчиков и коммуникаций. Еще один, — она наклонилась ближе к разделенному экрану Рут, — в программном обеспечении логистики. Это странно. А затем третий в тактическом программном обеспечении. Но этот...

Она нахмурилась, когда гражданин лейтенант Шапюи пересек мостик, чтобы присоединиться к двум женщинам.

— Это инженерная сеть, — сказал он.

— Итак, у нас есть связь, логистика, тактика и инженерия, — сказала Субри.

— Ага. Но единственный, который в настоящее время работает в фоновом режиме, — это тот, что находится в отделе связи, — сказала Рут. — И посмотри на это. Размер двух файлов по инженерным делам и логистике почти в два раза больше, чем у любого другого.

— Есть какие-нибудь мысли по этому поводу, Габриэль? — спросила Субри.

— Нет, гражданка капитан.

Шапюи покачал головой, и Субри нахмурилась еще сильнее. Гражданин лейтенант был молод — ну, он был по крайней мере на пять стандартных лет старше Рут Винтон, но, с другой стороны, Рут была просто ребенком, насколько это касалось Субри, — но он был очень умен и очень хорош. Вот почему она завербовала его для этого.

— Думаю, мы должны предположить, что все это взаимосвязано, — продолжил он. — И мне не нравится размер этого. — Он постучал кончиком пальца по инженерному файлу. — Я недостаточно разбираюсь в технике, чтобы понимать, насколько мне это не должно нравиться, но у меня действительно плохое предчувствие по этому поводу, гражданка капитан.

— У меня тоже. — Субри провела еще двадцать секунд, хмурясь, затем пожал плечами. — Нам нужно позвать сюда Жизель Монкальм, чтобы она посмотрела на это.

— Кто это? — спросила Рут.

— Она, вероятно, лучший инженер-сержант, который у нас есть, — ответила Субри. — Она была бы офицером раньше — ну, до того, как... вы знаете — если бы не пара черных отметок в ее досье. Но она знает все тонкости инженерного дела лучше, чем любой офицер на этом проклятом острове. Возможно, она сумеет разобраться в этом. Гражданин лейтенант Шапюи может разыскать ее в комплексе.

— Тогда берись за это, — сказала Рут.

Она повернулась на стуле лицом к Инди Грэму, который развлекался на посту офицера связи своей собственной кампанией по завоеванию Галактики. Рут удалось отговорить Разина Монтгомери от отправки вооруженного до зубов представителя королевской охраны присматривать за двумя экс-хевами только потому, что Пожарный Дозор не уличил их обоих в обмане. Но это было очень близко к цели, и в конце концов она одержала верх, только согласившись вместо этого взять с собой Инди.

— Поезжай с ним, хорошо, Инди? — спросила она. — Таким образом, мы знаем, что никто не будет приставать к нему.

— Я уйду, как только сюда прибудет кто-нибудь из вашего отряда.

— Это не... — начала Рут, затем замолчала, когда он посмотрел на нее. Он был прав. Разин Монтгомери попал бы в переплет, если бы Инди оставил ее "без защиты" с парой несогласных из Госбезопасности, что бы ни говорили о них древесные коты.

— Хорошо, — сказала она вместо этого, немного раздраженно, и наблюдала, как Инди говорит в свой комм.

Десять минут спустя с "Увертюр" прибыла капрал Андреа Мерино. Прямо сразу в люке она приняла настороженную позу, которую даже не пыталась сделать незаметной, и посмотрела на двух экс-хевов холодным и бесстрастным взглядом.

Инди ухмыльнулся, жестом пригласил Шапюи идти впереди него и последовал за ним к выходу.

— Это займет некоторое время, — сказала Рут в несколько неловкой тишине. — Но капитан Морис держит камбуз в рабочем состоянии. Кто-нибудь хочет чего-нибудь поесть?

Полевой павильон

Остров Линкольн

Лазурный океан

Планета Факел

Система Конго

Брайс Тарковски провел другого кандидата в полевой павильон. Это было очень скромное командное здание, почти без мебели, а тем более без предметов роскоши. Но оно было достаточно хорошо для целей Каша.

Он сидел по одну сторону стола для совещаний, лицом к пустому стулу по другую. Единственными вещами на столе были планшет и стилус.

— Присаживайтесь. — Он указал на стул напротив себя, затем взглянул на планшет. — Вы ракетный техник, вас зовут Петро Кале. Это правильно?

— Да... сэр, — сказал Кале, занимая указанное место. Тарковски неторопливо подошел к кофейнику на боковом столике и налил себе чашку.

— Вам не надо звать меня "сэр", — сказал Каша. — Сейчас это не нужно делать, потому что я — пока, во всяком случае — не в вашей цепочке командования. И, честно говоря, звучит чертовски неловко, когда вы это говорите. Что еще более важно, так это то, что если вы все-таки отправитесь в экспедицию, вы будете обращаться ко мне как к гражданину коммодору. Предполагая, что у нас будет какое-либо личное взаимодействие, что маловероятно. Возможно, мы даже не будем на одном корабле.

— Да, сэ... — Кале сделал паузу, выглядя немного смущенным. — Э-э, тогда как мне вас здесь называть?

— Зачем меня как-то называть? Через несколько минут мы, возможно, снова станем совершенно незнакомыми людьми. Посмотри туда.

Он указал через правое плечо Кале. Ракетный техник НФИ повернулся на своем стуле, чтобы посмотреть назад, затем замер.

— Когда-нибудь видел такое раньше? — спросил Каша. — Если нет, то это настоящий древесный кот Сфинкса.

Пожарный Дозор удобно развалился на переносном насесте, который Дэмиен Харахап установил для него на спинке своего собственного походного стула. Теперь он широко зевнул, как делал перед каждым кандидатом от НФИ. Зевок древесного кота был... впечатляющим. Их зубы, может быть, и не такие уж длинные, но их было много, и они были очень, очень, очень острыми.

Харахап даже не поднял глаз от устройства для чтения книг у себя на коленях.

Через несколько секунд Кале снова повернулся к Каша. Его лицо казалось немного бледнее, хотя трудно было быть уверенным, учитывая его смуглый цвет лица.

— Ты слышал, что они могут читать мысли, верно?

Кале кивнул.

— Ну, это чепуха. Древесные коты — эмпаты, а не телепаты. Они не могут читать ваши мысли, но они могут обнаружить ваши эмоции. Итак, если вы лжете мне в любой момент во время этого интервью, древесный кот даст мне знать. Кстати, его зовут Пожарный Дозор. Но пусть это вас не беспокоит, потому что никто не собирается казнить вас только за то, что вы лжете. Ни я, ни древесный кот, никто.

Каша кивнул в ту сторону, откуда пришел Кале.

— Вы просто возвращаетесь в комплекс и проводите остаток своей жизни на этом острове, глядя на океан, но не плавая из-за морской флоры и фауны. С пролонгом — сколько вам сейчас лет?

— Сорок шесть.

— Тогда у вас будет по крайней мере два стандартных столетия, чтобы стать бродягой на пляже.

— И что произойдет, если я не лгу, но вы все равно не захотите, чтобы я был нужен для этого — что бы вы ни делали, для чего вы охотитесь на добровольцев? — потребовал офицер НФИ. Он не — совсем — пристально посмотрел на Каша, и хевенит откинулся на спинку стула, барабаня пальцами левой руки по столу.

— Хороший вопрос, на который я не знаю ответа. Еще. Поставьте себя на наше место. Что бы вы сделали с кучкой заключенных, которые вознамерились вас уничтожить?

Кале несколько секунд пристально смотрел на него. Затем враждебность исчезла из его глаз, и он усмехнулся. Это был грубоватый смешок, но все же смешок.

— Черт возьми, как бы вы себя ни называли, я бы вас всех сразу пристрелил.

— Не думайте, что на этой стороне было мало людей, которые выступали именно за это. — Каша ухмыльнулся. — Но мы решили этого не делать. Эта дорога обычно ведет к уродливым местам назначения. Я знаю, я сам когда-то был офицером Государственной безопасности.

Он снова посмотрел на планшет.

— А теперь давайте перейдем к делу. Что мы хотим от вас, так это чтобы вы служили в военной эскадре, которая собирается исследовать звездную систему, где, скорее всего, будут обнаружены сомнительные люди. То, что вы будете делать, — это именно то, чему вас научили и в чем у вас есть опыт. Мы также не будем просить вас делать что-либо, что могло бы напрячь ваш интеллект. Вы будете выдавать себя почти за того, кем вы являетесь: ракетного техника НФИ, который отказался от попыток восстановить прежний режим в Республике и теперь работает наемником.

Он поднял глаза, держа стилус занесенным над планшетом.

— Какова ваша реакция на это предложение?

Кале посмотрел через открытую сторону павильона на пустоту посадочной площадки. И, кроме того, на тропическую листву острова. И, сквозь просветы в листве, на океан, в котором никто не осмеливался купаться. Затем он снова посмотрел на Каша.

— Конечно, я сделаю это. Превосходит все альтернативные варианты.

— Никаких сожалений? Никакой сохраняющейся лояльности старому режиму?

— Сожаления? Некоторые, я полагаю. Но они исчезают. И теперь я чертовски хорошо знаю, что "старый режим" не вернется. Черт, думаю, я действительно знал это еще до того, как мы отправились в Конго. Теперь я просто хочу вернуться к нормальной жизни. Они сказали мне, что вы снабдите меня достаточными средствами для этого, как только миссия закончится.

— Да, мы так и сделаем.

— Я могу пойти куда захочу?

— Туда, куда, где бы это ни было, тебя пустят. — Каша пожал плечами. — Ты не сможешь остаться здесь, на Факеле, при условии, что ты этого хотел. И я сомневаюсь, что Хевен снова впустит тебя домой. Я не смог обсудить это ни с кем в правительстве, но адмирал Турвиль считает, что вам было бы разрешено вернуться достаточно надолго, чтобы найти любую семью, которая у вас есть, и забрать их с собой куда-нибудь еще. При условии, что они согласятся пойти.

Настала очередь Кале пожать плечами. — Для меня это спорный вопрос.

Каша взглянул на Пожарного Дозора. Древесный кот снова зевнул. Харахап продолжал читать. Он оглянулся на Кале.

— Хорошо. Добро пожаловать в эскадру Эпсилон.

Кале встал и слегка натянуто кивнул Каша.

— По вашему приказу, гражданин коммодор, — сказал он, и Каша улыбнулся.

— Я знал, что ты будешь умным парнем. Кстати, меня зовут Бомонт.

КФФ "Туссен"

Орбита планеты Факел

Система Конго

— Мария, Матерь Божья, — прошептала гражданка-старшина Жизель Монкальм.

— Вот почему вы так и не стали главстаршиной, Жизель, — сказала гражданка капитан Субри. — Вы знаете, как Пьер и Сен-Жюст относились к религиозным суевериям.

— Они мертвы, — ответила сержант и ткнула пальцем в дисплей перед ней. — И мы были бы такими же, если бы это когда-нибудь сработало.

— О чем ты говоришь? — с лица Субри исчезли все следы легкомыслия.

Монкальм пробыла на борту "Туссена" почти восемнадцать часов. Большую часть этого времени она потратила на разборку — очень, очень тщательную — программного обеспечения инженерного отдела.

— Я говорю, что только что взорвала этот чертов корабль, мэм, — сказал Монкальм. Она явно была одним из членов НФИ, которые умыли руки в восстановлении революции. — Или я бы сделала это, если бы реактор был в сети.

Старшина повернула голову, чтобы кивнуть Рут.

— Отключить термоядерные установки, прежде чем вы позволили мне начать валять дурака, было действительно, действительно хорошей идеей, мэм. Потому что в этом файле была какая-то растяжка. Когда я подошла к ней достаточно близко, он уничтожил сам себя. — Она нахмурилась. — Я не уверена, обнаружил ли он меня или этот первый проклятый файл — тот, который, как мы уже знали, был запущен, — обнаружил меня и дал команду на исполнение. Но я знаю, что это сделало.

— Что? — резко спросила Субри.

— Он отключил термоядерные магниты... не отключив подачу топлива или гравитационное поле сжатия. — Монкальм перевела взгляд с Рут на гражданку капитана. — Короткий технический термин для обозначения того, что произошло бы, когда это случилось — если бы реактор все еще был в сети, даже при загрузке в режиме ожидания — это "БУМ", мэм. — Она покачала головой. — Мне всегда было интересно, что Форейкер сделала с гражданином контр-адмиралом Хеемскерком в Ловате. Я не знаю, как она это сделала, но...

— Вариант самоубийства? — Субри покачала головой. — Ни за что. Я была помощником Аншара. Я бы знала об этом, если бы мы устроили что-то подобное!

— Да, если бы вы установили что-то подобное, — сказала Рут, не сводя глаз с дисплея Монкальм.

— Но... в этом случае, кто...?

— Ваш работодатель, кто же еще? — Рут даже удивилась.

— Она права, мэм, — сказала Монкальм. — Эта программа попала туда не случайно, и она не устанавливалась сама по себе. Кто-то должен был поместить ее туда, и я не могу поверить, что кто-то из команды "Цербера" сделал бы это. Есть гораздо менее сложные способы совершить самоубийство, чем... — она ткнула пальцем в свой дисплей, — этот. И если это были не мы, то это должны были быть подрядчики, которые занимались капитальным ремонтом и модернизацией.

— В любом случае, самоубийство исключено, — сказала Рут. — Это было бы сделано не только с этим кораблем. Держу пари, что если мы посмотрим — когда мы посмотрим, потому что мы чертовски уверены, что собираемся это сделать, — мы найдем те же самые программы, спрятанные на каждом уцелевшем корабле вашего флота.

— Она почти наверняка права, гражданка капитан, — сказал гражданин лейтенант Шапюи. — Мы нашли слишком много программных файлов "что, черт возьми, это такое", чтобы это было совпадением.

— Я готова поспорить, что те, что в логистическом и тактическом программном обеспечении, привязаны к оружейным погребам, — задумчиво сказала Рут. — Что, вероятно, означает много хорошего в том, что флот выгрузил все ваши боеголовки, когда они вывели "Цербер" на парковочную орбиту. Если тот, что в инженерном отсеке, сработал, и мы не взорвались, они, вероятно, попытались — или попытались бы, если бы у них были боеголовки, — взорвать и погреба.

— А другой? — Субри смотрела на Рут с каким-то ужасающим восхищением, и молодая женщина пожала плечами.

— Если старшина права, то это главная, координирующая программа. Та, который следит за каждым, кто слишком глубоко копается в файлах убийств. И, — взгляд Рут заострился, — вероятно, та, что слушала приказ о выполнении.

— И в этом тоже есть смысл, — мрачно сказал Шапюи. — Она в датчиках и системах связи. Идеальное место для прослушивания.

Субри переводила взгляд с одного на другую, ее лицо было бледным. Но затем выражение ее лица изменилось, и вместо этого оно стало кирпично-красным.

— Милликен, — прошипела она.

— Кто такой Милликен? — спросила Рут.

— Коммандер Джессика Милликен, флот системы Мезы. — Субри чеканила каждое слово. — Она и ее босс, капитан Мэддок, были сторожевыми псами — называйте их комиссарами, если хотите, — мезанцами, приставленными к нам. Черт возьми, назначенными "Рабсилой" — мы все знали, на кого мы на самом деле работаем! Мэддок был убит в битве.

Она впилась взглядом в дисплей, затем снова посмотрела на Рут.

— Нам нужно найти эту сучку и притащить ее сюда. Сейчас же!

— Думаю, что это очень хорошая идея, — сказала Рут и оглянулась через плечо. — Инди?

— Джессика Милликен, коммандер флота системы Меза, — повторил Инди. — Понял. Это те, что в черно-серой форме, верно?

— Это они, — сказала Субри. Эти два слова тоже звучали фальшиво.

— Где я, вероятно, смогу ее найти?

— Она будет где-то в комплексе. Спросите любого из наших собственных офицеров.

— Я так и сделаю, но сначала...

— Я уже связалась с Разином, — вздохнула Рут, размахивая своим унилинком, — и Андреа будет...

Появилась капрал Мерино, и Инди усмехнулся.

— Вы учитесь, ваша светлость, — сказал он ей, затем кивнул Мерино и сам направился к люку.

— Рискую повториться, но это займет некоторое время, — сказала Рут. — Кто-нибудь снова проголодался?

Остров Линкольн

Лазурный океан

Планета Факел

Система Конго

— Да?

Светловолосая женщина, открывшая дверь грубо сколоченной хижины, была миниатюрной, и ее черная туника и темно-серые брюки не сочетались с униформой других военнопленных. Она делила свою хижину с тремя другими женщинами-офицерами, и найти их было нетрудно.

— Джессика Милликен?

— Да, — повторила она более осторожным тоном.

— Идем со мной.

— Зачем? — спросила она, выражение ее лица колебалось между возмущением и тревогой.

— Потому что ты военнопленная, и я тебе так сказал, — ответил Инди. — Следующий вопрос?

— Но...

Инди приподнял одну бровь — это была манера, которую он позаимствовал у Харахапа, приправленная большим количеством Каша — и Милликен пресекла свой протест.

— Хорошо. — Она оглянулась через плечо. — Жозетт, мне нужно идти, — позвала она. — Я не уверена, когда вернусь.

Неразборчивый голос из хижины сказал что-то, чего Инди не расслышал, и Милликен вышла наружу и закрыла за собой дверь.

— Иду, — сказала она покорно.

До посадочной площадки и катера флота, который доставил Инди от "Туссена", было пятнадцать минут ходьбы. Лейтенант Королевской космопехоты Факела, чей взвод отвечал за безопасность поля, пока Каша проводил свои собеседования, приветствовал Инди, когда они прибыли.

— Вижу, нашел ее.

— Ага. — Инди кивнул и взглянул на павильон. — Виктор свободен?

— Нет. — Лейтенант покачал головой. — Только что начал собеседование с другим кандидатом. Я могу прервать его, если хочешь.

— Не беспокойся. — Инди покачал головой. — Когда у тебя будет возможность, скажи ему, что я беру эту, — он мотнул головой в сторону Милликен, — на "Туссен", чтобы поговорить с Рут и гражданкой капитаном Субри, но это не критично по времени. Конечно, не настолько важно, чтобы прерывать его.

— Понятно. — Лейтенант кивнул и наблюдал, как Инди и его... компаньонка поднимаются на борт катера. Затем изящный трансатмосферный корабль поднялся на своей антигравитации. Он задрал нос к небу, внезапно его турбины завыли громче, и он понесся прочь от острова, круто набирая высоту.

? ? ?

Виктор Каша встал, потянулся и направился к выходу из павильона, в то время как его последний собеседник — на этот раз тот, кто не смог получить одобрение Пожарного Дозора, — угрюмо зашагал прочь. Хевенит глубоко вдохнул. Он действительно ненавидел "офисную работу". Не потому, что не понимал ее важности, и не потому, что плохо справлялся с ней. Но на поле он всегда чувствовал себя как дома. По его мнению, было крайне несправедливо со стороны Антона Зилвицки утверждать, что он был рожден специально для того, чтобы жонглировать ручными гранатами, но нельзя было отрицать, что наилучшим образом он проявлял себя под давлением.

Брайс Тарковски присоединился к нему, и они стояли, глядя на остров. Это было действительно довольно милое место, подумал Каша. Предполагая, что можно было бы посетить его, а затем снова уйти. Однако, когда его берега стали границами чьей-то вселенной...

Неудивительно, что военнопленные так стремились избавиться от него.

— Извините меня, офицер Каша.

Это был сержант взвода космопехоты, и Каша кивнул ему.

— В чем дело, Саймон?

— Лейтенант велел мне передать вам, что здесь был Инди.

— Действительно? — Каша огляделся. — Где?

— Простите. — Сержант поморщился. — Я имел в виду, что он был здесь, но он направился обратно на "Туссен" с тем офицером, за которой приехал.

— Какая офицер? — Каша слегка нахмурился.

— Та, за которой он пришел, чтобы помочь Рут разобраться в том, что она пытается выяснить. — Сержант пожал плечами. — Я не расслышал название. Но на ней не было униформы хевов. Черная туника и серые брюки.

— Черная?.. — Глаза Каша внезапно сузились. — Она была в мезанской форме?

— Думаю, да. — Сержант снова пожал плечами. — Насколько знаю, я никогда раньше не видел форму мезанского флота.

— Ад и проклятие!

— Виктор? — резко спросил Тарковски. Такая вспышка гнева была... очень нехорошей.

— Нам нужно подняться туда, Брайс. Сейчас. Надеюсь...

Челюсть Каша сжалась, и он покачал головой.

— На сегодня мы закончили. Давай же!

КФФ "Туссен"

Орбита планеты Факел

Система Конго

— Признай это, черт бы тебя побрал!

Гражданка капитан Субри нависла над невысокой, стройной офицером НФИ. Похоже, она была на грани того, чтобы ударить Милликен, что, учитывая разницу в их размерах, привело бы к довольно драматичным последствиям. Что было бы прискорбно. Мезанка была нужна им в сознании и в достаточно здоровом состоянии, если они собирались ее допрашивать, и Рут бросила умоляющий взгляд на Инди Грэма.

До сих пор Милликен ни в чем не призналась. Но это было, возможно, потому, что Субри вообще не дала ей возможности что-либо сказать. Гражданка капитан была явно... недовольна мыслью о том, что она и все ее коллеги-офицеры и рядовой состав были отправлены на борт заминированных кораблей, которые их "работодатель" мог уничтожить с помощью простого кода связи в любое удобное для него время. Она безостановочно ругалась и угрожала Милликен с тех пор, как мезанка была доставлена на мостик.

Инди шагнул вперед в ответ на безмолвный призыв Рут и положил сдерживающую руку на плечо Субри. Очень легко — он не пытался физически удержать ее, просто предостерегающе прикоснулся к ней.

— Гражданка капитан, могу я внести предложение?

— Что?! — Субри перевела свой пристальный взгляд на него. Он не сильно поблек от этого.

Инди просто посмотрел на нее. Он не сказал ни слова, пока делал это, но ему и не нужно было. Была причина, по которой капитан Монтгомери согласился позволить ему обеспечить безопасность Рут. Не так много людей возглавили успешное восстание целой планеты или пробивались из комнаты в комнату через ее столицу, несмотря на большие трудности. И столь же немногие недоучили Дэмиена Харахапа, пока они это делали.

Индиана Грэм был милым молодым человеком... и очень смертоносным.

Что-то из этого отразилось в его спокойных глазах, и ноздри Субри раздулись. Затем она закрыла свои собственные глаза и заставила себя разжать челюсти.

— Что? — повторила она заметно менее воинственным голосом.

— Это кажется не очень продуктивным, — сказал он тем же спокойным, приятным тоном. — С другой стороны, один из главных дознавателей галактики прямо сейчас находится на Факеле. На самом деле, к настоящему времени я уверен, что его проинформировали о том, что все это значит, и он, вероятно, уже на пути сюда. Так почему бы нам просто не подождать, пока он не приедет?

— О ком, черт возьми, ты говоришь?

— О, господи, — сказала Рут, и взгляд Субри переместился на нее.

— Ты знаешь, о ком он говорит.

— Да, знаю. — Рут откинулась назад — на самом деле откинулась назад — в своем кресле и надула щеки. — Он говорит о Викторе Каша — парне, который сказал вам, что его трудно предать. И ему также трудно солгать. — Она посмотрела на Милликен. — Особенно, если хочешь остаться в живых. Его методы... ах...

— Строгие, — подсказал Инди.

У Рут зажужжал коммуникатор, и Инди криво улыбнулся.

— Теперь мне интересно, кто это? — задумался он.

? ? ?

Каша вышел на мостик двадцать с лишним минут спустя, а Брайс Тарковски следовал за ним по пятам.

Благодаря несколько укороченному разговору по комму с Рут, он был полностью в курсе событий и направился прямо к Милликен, сидящей в кресле помощника тактического офицера. Она сидела еще ниже, а он был даже выше Субри, что ставило мезанку в явно невыгодное положение. Тем не менее, она собралась с силами, как могла.

— Все это возмутительно. Я офицер флота системы Меза. Ко мне следует относиться хотя бы с толикой уважения.

— То, кем вы являетесь, — сказал Каша, — это членом Мезанского Соответствия. И хотя я уверен, что ваша история интересна — мы вернемся к этому достаточно скоро, — что действительно меня заинтриговало, так это кое-что другое.

Он наклонился вперед и положил руки на колени, приблизив свое лицо к ее лицу в двадцати пяти сантиметрах.

— Почему ты все еще жива?

? ? ?

Кто-то ахнул позади него, и Каша поднял голову и посмотрел через плечо. Рут Винтон стояла в двух метрах от него, ее глаза были огромными, а одна рука прикрывала рот. Когда он взглянул налево, то увидел Инди с таким же напряженным выражением лица.

— О, дай мне...

Он вздохнул и выпрямился.

— Я не задавался вопросом, почему никто из вас не казнил ее. — Он повернулся, чтобы еще раз взглянуть на Милликен сверху вниз. Ее рот был открыт, когда она уставилась на него. — Что мне интересно, так это почему она до сих пор не покончила с собой. Или — что более вероятно — почему ее автоматические протоколы самоубийства не сделали этого за нее.

— Черт, — прошипел Тарковски. — Я даже не подумал об этом.

— Не слишком удивительно. — Каша пожал плечами. — Она была пленницей в руках врага почти два стандартных года, и это еще не убило ее. И в отличие от вас, я знал, что мы захватили мезанского офицера вместе с НФИ. Я тоже не спрашивал себя, почему она все еще жива, потому что я не знал о протоколах самоубийства, когда ее схватили, и боюсь, что она была вне поля зрения, из сердца вон, пока сержант Саймон не напомнил мне. После этого я действительно задумался об этом. На самом деле, я провел большую часть нашего путешествия наверх, пытаясь уразуметь, как мы могли перехитрить протоколы. Но потом я понял, что она была пленницей, и — если этого было недостаточно — ей только что сказали, что она направляется на "Туссен", и почему, и ее нанотех все еще не убил ее.

Там он остановился, на мгновение изучая Милликен. Со своей стороны, она отвела взгляд. Очевидно, она нашла что-то интересное в совершенно обычном — и пустом — тактическом дисплее.

— Вы понимаете, о чем я говорю, не так ли, коммандер Милликен? — сказал он. — Но готов поспорить, что вы никогда не видели, как это происходит на самом деле. Поверьте мне, это поразительно. В один момент вы разговариваете с кем-то, кто кажется совершенно здоровым и бодрым, а в следующий момент он падает замертво. Нередко у них на лицах появляется испуганное выражение.

Он взглянул на Тарковски.

— У тебя тоже был такой опыт?

— Да. Да, так оно и было. Ваше описание смертельно точное.

Было возможно — отдаленно — что Тарковски сделал определенный, легкий акцент на слове "смертельно", и Каша снова повернулся к Милликен.

— Так почему же вам не дали протоколы? Или, возможно, дали, но они не были активированы. Мы — то есть Великий Альянс — до сих пор точно не выяснили, как работает нанотехнология, хотя иногда мы можем обнаружить ее присутствие постфактум. На предположение...

— С боевым офицером было бы сложнее спровоцировать самоубийство, Виктор, — сказал Тарковски. — Я прочитал реконструкцию вашими людьми того, что произошло на борту флагмана Филареты на Мантикоре, и я думаю, что они, вероятно, правы. "Другие парни" добрались до кого-то — вероятно, до его оперативного сотрудника — и внедрили эквивалент одной из своих команд по убийству. Но выполнение определенной команды, запрограммированной в нанотехнологию, которая физически захватывает свою цель, сильно отличается от того, как должен был бы работать любой пакет самоубийства. Если только эта нанотехнология не является намного более сложной, более способной различать реакции страха и стресса, чем я думаю, что это возможно, в космическом сражении уже присутствует так много того, что вы могли бы назвать "факторами риска" — действительно серьезными — что они могут привести к тому, что офицеры упадут замертво. на своих постах.

— Да, это то, о чем я думал. — Каша нахмурился. — И в любом случае, Соответствие, вероятно, не сильно беспокоится о риске, потому что боевой офицер на действительной службе, — он снова взглянул на Милликен, — а именно такой она и была, на самом деле не подвергается большой опасности быть допрошенной. Если ее сторона выиграет битву, она свободна и чиста. Если они проиграют...

Он пожал плечами.

— Люди на проигравшей стороне в космическом сражении, как правило, не выживают, а если выживут, и если их возьмут в плен, вероятность того, что кому-то придет в голову проводить допрос такого рода, который мы будем проводить, крайне мала.

Он устроился в кресле тактического офицера, которое покинула Рут. Это поместило его примерно на полтора метра от Милликен, и ухмылка, которой он одарил ее, заставила бы гордиться любого древесного кота.

— Вы никогда не сталкивались с подобным допросом, коммандер Милликен. — Он поднял одну руку, как будто отгоняя что-то. — О, вам не нужно бояться пыток. Это для любителей.

— Вы не можете...

— Я могу, коммандер. — Каша пресек ее попытку сопротивления. — Задумывались ли вы о том, насколько вы изолированы и бессильны? Вы захваченный в плен офицер, предположительно мезанского флота, которого больше не существует — поскольку мезанского правительства, которому он служил, больше не существует, — в то время как на самом деле вы являетесь членом секретной организации, которая теоретически никогда не существовала и, конечно, не подпадает под действие Денебских соглашений, и когда вас захватили, вы были участником попытки нарушения Эриданского эдикта, что определенно аннулирует Денебские соглашения. У вас нет юридического статуса, вы не принадлежите ни к какому политическому или военному органу, который может или имеет какое-либо желание помочь вам, и вы находитесь в плену у людей, которые имеют полную власть над вами ... и все мыслимые причины желать вам зла.

Он сделал паузу на мгновение, чтобы дать ей переварить это.

— Так что не указывайте мне, что я могу, а что нет. Это и глупо, и недостойно. Вы отправитесь на следующем свободном корабле на Мезу в путешествие, окончания которого вы на самом деле не будете с нетерпением ожидать, и по чрезвычайно веским причинам. В частности, чтобы встретиться с двумя людьми: одним по имени Антон Зилвицки и другим, который сейчас известен под именем Сабуро Лара. В его предыдущей фамилии была только одна буква. Та, что он использует сейчас, — это имя женщины, которую он любил...которая была убита вашим Соответствием.

Он снова сделал паузу, на значительно более продолжительный момент. Молчание затянулось. Затем...

— Ты будешь говорить, — сказал он.

— А, мистер Каша. — Субри прочистила горло. — Не слишком торопитесь отправлять ее с планеты. Нам может понадобиться ее помощь, чтобы обезвредить эти диверсионные программы.

Виктор взглянул на нее, а затем снова на Милликен.

— Я был бы очень удивлен, если бы она знала что-нибудь об этих программах, кроме того факта, что они существуют и что они делают. Я прав, коммандер Милликен?

Но Милликен только снова уставилась на пустой тактический дисплей. Ее лицо было осунувшимся, бледным — и совершенно лишенным выражения. Она была похожа на измученную мышь, попавшую в кошачью лапу и больше даже не пытающуюся сопротивляться.

Субри разочарованно, без слов выдохнула воздух.

— Отлично, — добавила она, как только это было сделано.

— На самом деле, — сказала Рут, — я не думаю, что она нам действительно нужна. Это будет немного больно, но я думаю, что у нас это получилось, теперь, когда мы знаем — или мы почти уверены, что знаем, — что они делают и как они это делают.

— Извините? — Субри бросила на нее скептический взгляд.

— Конечно. — Рут пожала плечами. — Старшина Монкальм не взорвала нас, когда программа сработала, потому что термоядерные установки были отключены. И если логистическая и тактическая программы должны были взорвать нас старомодным способом, когда инженерная программа потерпит неудачу, они не смогли, потому что погреба были пусты. Что ж, погреба пусты на борту всех кораблей, которые еще не были введены в эксплуатацию. И корабли, которые находятся в эксплуатации, могут разгрузить все свои ракеты и боеголовки. Затем мы поднимаемся на борт каждого из них, по одному, и, отключив термоядерные бутылки, вырываем эти штуки с корнем. В утонченности нет необходимости, если больше нет аппаратных условий, на которые они полагаются.

— Это действительно должно сработать, — сказал Субри. — Конечно, сначала...

Каша проигнорировал остальных, в то время как Шапюи и Монкальм сгрудились вокруг Рут и Субри и приступили к непонятным флотским деталям.

Вместо этого он обратился к Брайсу Тарковски и Инди Грэму.

— Мы здесь больше не нужны, и мне нужно вернуться на планету. Не могли бы вы двое оказать мне услугу, сопроводив коммандера Милликен обратно на борт "Увертюр" и найдя для нее хорошую, надежную, запертую каюту?

— Конечно. — Инди подошел к Милликен и довольно мягко сказал: — Встаньте, пожалуйста.

Это заняло две или три секунды, но затем мезанский офицер подняла на него глаза.

— Встаньте, пожалуйста, — повторил он.

Она так и сделала, и Инди подтолкнул ее локтем к люку. Тарковски маячил прямо за ними. Было до боли очевидно, что она не собиралась оказывать никакого сопротивления, но Каша тоже последовал за ними. Он был бы бесполезен на мостике, а его шаттл был пришвартован рядом с катером Инди.

Инди оглянулся на него через плечо.

— Я думаю, что справлюсь с этим, босс.

— Если ты все еще используешь реакционные приветствия вроде "Босс", мне все равно нужно за тобой присматривать. — В последовавшей за этим улыбке было немного настоящего юмора. — Никогда не знаешь, где измена поднимет свою пушистую головку.

— Измена — это млекопитающее?

— Ты этого еще не знал?

Полевой павильон

Остров Линкольн

Лазурный океан

Планета Факел

Система Конго

Не было никаких признаков того, что Харахап или Пожарный Дозор вообще сдвинулись с места, пока Каша отсутствовал. Пожарный Дозор только ухом повел в их сторону, когда Тарковски занял свое обычное место у входа, а Каша подошел к столу для совещаний и сел.

— В конце концов, сегодня у нас должно быть время еще на два интервью, — сказал он. — Брайс, не мог бы ты, пожалуйста, представить следующего кандидата?

Вошедшая женщина была одета в форму главстаршины. Согласно ее досье, ей было пятьдесят два стандартных года, но выглядела она как двадцатилетняя девушка до пролонга. Значит, пролонг третьего поколения.

— Магдалена Фрейзер? — спросил он.

— Обычно меня зовут Мэгги, — ответила она немного осторожно.

— Тогда Мэгги. — Он указал на стул напротив себя. — Присаживайся.

Он подождал, пока она устроится, затем слегка откинулся назад.

— Тебе объяснили, что...

? ? ?

Это интервью прошло гладко. Следующее таким не было. Через пять минут после разговора Каша со следующим заявителем Пожарный Дозор поднял голову и насторожился на своем насесте.

— Вы о чем-то лжете, гражданин лейтенант Грейнджер, — сказал Каша. — Я не знаю, что это такое, но мне все равно, потому что это не имеет значения. Одного факта лжи достаточно, чтобы дисквалифицировать вас. — Он указал пальцем на вход. — Уходите, пожалуйста.

Мускулистый гражданин лейтенант ощетинился и поднялся на ноги.

— Слушай, ты... — Он воинственно наклонился к Каша, затем резко выпрямился с недостойным визгом, когда Брайс Тарковски завернул его правое запястье назад и вверх, чтобы достать заднюю часть его шеи. Космопехотинец убедился, что у них был хороший контакт, запустив пальцы свободной руки в довольно растрепанные волосы Грейнджера и оттянув его голову назад.

Гражданин лейтенант попытался вырваться — ненадолго. Тарковски был еще более мускулистым, чем он сам... и в отличие от Грейнджера, мускулы Тарковски не содержали жира. Он повернул офицера НФИ за две его болезненные точки контакта, и как лягушку повел его к выходу из павильона.

Вполне возможно, что скорость, с которой гражданин лейтенант покинул павильон, могла быть чем-то обязана носку ботинка Тарковски.

Пожарный Дозор с довольным блеянием уселся обратно, и Каша покачал головой.

— Ну, учитывая, насколько коротким было это интервью, — сказал он, когда Тарковски возвращался на свое место, отряхивая ладони с бесспорно самодовольным выражением лица, — я думаю, мы можем втиснуть еще одно.

— Погонщик рабов, — сказал Харахап, даже не отрываясь от своего устройства для чтения книг.

Точка Лагранжа B

Станция "Увертюр"

Система Конго

Минетт Безжалостная отправила свой непобедимый флот против армады злой империи Грэхамиан и старалась не огрызаться.

Это было трудно.

Выяснить, как работают программы-трояны и как их победить, было интересно. И она была довольна тем, что предложенное ею решение для их деактивации, казалось, работало гладко. Но теперь, когда это произошло, она вернулась в стойкую мерзость, прикованная к своему компьютеру, запертая в своей одинокой башне на борту космической станции, которая была ложно названа в честь одного из великих освободителей человечества. Пойманная в ловушку в самом сердце его боевой стальной паутины.

И снова скучно до слез.

Конечно, они не позволили ей на самом деле помочь обезвредить ни одну из мин-ловушек. Это было ее решение, и оно сработало, но всегда существовала вероятность, что оно может и не сработать, и не дай Бог принцессе Мантикоры взорваться при исполнении служебных обязанностей. Не берите в голову, что несколько членов семьи Винтон постигла та же участь на протяжении стандартных столетий. По причинам, которые не поддавались ее пониманию, это было приемлемо для честных военнослужащих, но не для таких зловещих призраков, как она сама.

Синтия Экс пыталась объяснить ей эту головоломку.

— Проблема не в смерти, ваша светлость, — сказала она, намеренно употребив это название со злым умыслом. — Это захват. Вероятность того, что это случится с Винтоном в форме на борту военного корабля, невелика. Вероятность того, что это случится с Винтоном, прячущимся в тени на вражеской территории, совсем не мала.

— Действительно? — Рут смотрела на нее с презрением. — Значит, тетя Мишель не попала в плен к Хавьеру Жискару в битве при Солоне?

— Это было по-другому, — сказала Синтия.

— О, это было совершенно по-другому! В конце концов, она четвертая в очереди на трон... а я вообще не претендую на престолонаследие! Я полностью понимаю, почему было бы намного хуже, если бы плохие парни схватили меня.

— Хорошо, уступлю тебе в этом, но..

— Я не хочу это слышать. "Мы не можем рисковать тем, что тебя снова возьмут в заложники". Только это была не я, а Берри.

— Потому что они думали, что она — это ты.

Рут проигнорировала это. Она думала об этом как о том, что не стоит удостаивать ответом.

— Черт возьми, я хочу что-нибудь сделать, — сказала она вместо этого. — И не... — она махнула в сторону своего тщательно продуманного рабочего места... — "это".

Не то чтобы ее протесты принесли ей какую-то пользу, конечно. И тот факт, что все люди, так решительно настроенные защищать ее, на самом деле любили ее, только усугублял ситуацию. Особенно с учетом того, что многие из них, такие как Разин Монтгомери, были не прочь заставить ее подчиниться чувству вины.

Черт бы побрал этого человека!

Минетт Беспощадная впилась взглядом в дисплей компьютера и приказала своему флоту не брать пленных.

? ? ?

И затем, к изумлению принцессы, Виктор Каша, этот самый маловероятный из паладинов, снова пришел ей на помощь.

— Что ты здесь делаешь? — спросила его Рут после того, как он сел на один из стульев в ее кабинке. Это был термин, который она использовала. На самом деле это был довольно просторный и привлекательно оформленный люкс. Во всяком случае, для камеры.

— Мне нужно уйти? — спросила Синтия с того места, где она сидела за вторым компьютерным терминалом в номере. — Это что, "нужно знать"?

Каша покачал головой.

— Это так. Но я интерпретирую эту фразу по своему усмотрению. И я вижу обстоятельства, которые вполне могли бы сделать вас полезным дополнением к миссии.

— Миссия? — Рут мгновенно насторожилась и выпрямилась в своем кресле. — Какая миссия?

— То, что я собираюсь предложить вам, при условии, что мы все-таки сможем это осуществить. — Он развел руки в предостерегающем жесте. — Я не знаю, как все повлияет на мои первоначальные планы после того, как сюда прилетят солли, но я был бы удивлен, если бы их прибытие не возымеет хоть какого-то эффекта. Однако этого недостаточно, чтобы прервать миссию. Во всяком случае, скорее всего. Но это может случиться.

Рут кивнула. Никто точно не знал, почему легкая оперативная группа флота Солнечной лиги направлялась в Конго, но они знали, что ее проход был одобрен Великим Альянсом, что она должна прибыть в ближайшее время, и что, похоже, намечается какая-то операция по обмену разведданными. К счастью, эскадра дредноутов Альянса, которая была послана, чтобы предупредить — и укрепить оборону Конго, на всякий случай, — прибыла вовремя, потому что Каша был готов выйти в гиперпространство для "Дыры-в-стене".

— Если не произойдет существенных изменений, — продолжил он сейчас, — то, что я имею в виду, поможет вам выбраться из Конго и покинуть Факел. Однако, прежде чем вы начнете капризничать по этому поводу, я сразу скажу вам, что в этом нет никакой существенной опасности для вас. Которой, как мне сказали, вы, похоже, жаждете по причинам, которые не поддаются пониманию, учитывая, что вы не слабоумная.

— Рассказал? Кто?

— Кто мне не сказал? — фыркнул Каша и указал на Синтию. — Она, например. Разин Монтгомери — черт возьми, весь ваш отряд безопасности — еще на... о, дюжину или около того. Потом был лейтенант Хоу. Инди. Дэмиен. Пожарный Дозор. Брайс Тарковски сказал мне, что вы даже жаловались ему на это.

— Ладно, значит, меня окружают крысы-доносчики. В чем заключается миссия? Справедливое предупреждение, Виктор! Вы с Антоном Зилвицки должны учить меня быть настоящим агентом-шпионом, а не... — она махнула рукой на свой терминал, — прославленным клерком.

— То, что я задумал для вас, вполне может оказаться самой важной миссией Великого Альянса на данный момент. Впервые с тех пор, как дезертировал Симоэнс, мы захватили живым и без протоколов самоубийства — по крайней мере, без активированных — известного члена Соответствия. Не из того благонамеренного, которое мы обнаружили еще в Мезе. Настоящего, бесспорного, Злонамеренного Соответствия. Вы знаете, о ком я говорю.

— Милликен.

— Именно. Если мы сможем обратить ее — а я думаю, что у нас есть очень хорошие шансы сделать это, — мы можем получить огромное преимущество.

— Обратить ее? — Синтия выпрямилась на своем стуле. — Черт возьми, Виктор, просто пристрели ее. Я вызовусь добровольцем!

Взгляд, которым он одарил ее, был чистым, фирменным раздражением Каша.

— Я уже накопил достаточно трупов Соответствия. Как и вы — я читал ваше досье.

— Ты шпионил за мной? — глаза Синтии сузились.

— Конечно, я это сделал. Вот кто я такой, запомни — шпион.

— Ты должен делать это с врагом.

— Которого нужно идентифицировать, вот почему я шпионил за тобой. Если тебе от этого станет легче, мой вердикт был: "Нет, она одна из наших".

— Ты ублюдок.

Каша проигнорировал это и вернул свое внимание к Рут.

— Ключ к превращению вражеского агента состоит в том, чтобы предоставить им кого-то на вашей стороне, кому они начинают доверять. Это то, что я хочу, чтобы вы сделали. Заставьте ее доверять вам.

— Что? — Рот Рут приоткрылся, а глаза расширились.

— Вы слышали меня.

— Ты сумасшедший! Я не могу представить никого, кто был бы менее способен подружиться с гребаным монстром — а она именно такой и есть, — чем я.

— Я могу. — Синтия подняла руку. — Я.

Каша покачал головой.

— Вы не обратили внимания. Я не говорил, что вы должны с ней дружить. Я сказал, что вы должны будете заставить ее доверять вам.

— В чем разница? — спросила Рут, нахмурившись.

Каша протянул руку и провел пальцами по своим длинным, вьющимся, довольно эффектным светлым волосам. Затем почти отдернул руку назад. Это была привычка, которую он приобрел после своего физического преобразования с нанотехнологиями, и он не одобрял ее. Он был слишком занят, чтобы пройти через довольно длительный процесс восстановления своего естественного лица и формы, что он хотел сделать как можно скорее. Как и Танди. Она находила его нынешнюю удивительно красивую внешность почти отталкивающей. (Не совсем, но она действительно настояла на том, чтобы выключать свет.)

Он довольно решительно опустил руку на правое колено.

— Попробуйте поставить себя на место Милликен. Я имел в виду каждое слово, которое сказал ей. Она настолько беспомощна и одинока, насколько это вообще возможно. У нее нет никого, кто мог бы ей помочь, никого, кому она могла бы доверять, некуда пойти, и она не знает, что произойдет с ней в следующую минуту, не говоря уже о следующем дне, неделе или году.

Он позволил этому на мгновение осмыслиться.

— Я не сомневаюсь, что у нее есть физическое мужество — большинство боевых офицеров обычно обладают им в той или иной степени. Но такая смелость совершенно не подходит для ее ситуации. Что ей сейчас нужно, так это такая устойчивость и выносливость, которыми обладает хороший шпион. Мужество, необходимое для того, чтобы хранить молчание и принять смерть в темноте, когда твое тело брошено в неизвестную могилу, — это совсем другой вид мужества, чем то, которое нужно в открытом бою. У меня это есть — очень много, — но у нее такого очень мало.

Он снова остановился и посмотрел на Синтию.

— Ты понимаешь, о чем я говорю, не так ли?

— Да, — сказала она немного неохотно. — Когда ты — я имею в виду кого-то вроде меня или Сабуро — уходишь на операцию, ты обычно сам по себе. Никто не узнает, что с тобой случилось, если ты не вернешься, кроме "скорпионов", которые убили тебя. Медали, почести, гордость за свое подразделение, общественная память — ничего из этого тебе никогда не достанется.

Виктор кивнул и снова перевел взгляд на Рут.

— Если вам от этого станет легче, то не все, кто принадлежит к Соответствию — даже к Злонамеренному Соответствию — на самом деле являются "гребаным монстром", как вы его назвали. Не говорю, что это не так, потому что я не знаю. Как бы то ни было, Пожарный Дозор не считает ее тем, кого он называет "злодейкой", и вам, возможно, захочется вспомнить, что сделал Джек Макбрайд в самом конце своей жизни. Так что вполне возможно, что это не так. С другой стороны, вы знаете, что я далеко не Поллианна, и я полностью готов к тому, чтобы она была таким же монстром, каким вы ее сейчас считаете, если мы все еще сможем ее обратить. И мне все равно, обратим ли мы ее, потому что она думает, что это лучшая сделка, которую она может получить, то, как она справляется со своей жизнью, или потому, что она видит свет и переходит на сторону добра и справедливости.

— Мне все равно, потому что это не имеет значения. Что важно, так это возможность, которую она предлагает.

— Но что заставляет тебя думать, что я та, кто заставит ее "доверять мне"? Что я должна ей предложить?

— Вы не будете должны предлагать ей ни черта. — Каша покачал головой. — Вы должны быть человеком, которому она доверяет, человеком, к чьему мнению она обращается, когда кто-то другой делает ей предложение. И почти все вещи, которые заставляют вас думать, что вы не справились бы с этой работой, — это именно те вещи, которые делают возможным ваш успех. Милликен ни на секунду не поверила бы быстрой улыбке и дружелюбному поведению. Она не глупа. Но правда в том, что за этой самоуверенной, иногда блестящей, сварливой примадонной, с которой не так-то легко поладить, когда у вас не получается по-своему, которую вы можете включить при необходимости, на самом деле скрывается дружелюбная душа, которая заботится о людях вокруг нее, которая не лезет из кожи вон, чтобы причинить людям боль, и которая — мне жаль, но это правда — довольно жалкая лгунья.

— Ну и дела, спасибо, Виктор.

— Черный Виктор, помнишь? — Он улыбнулся. — Вы сами сказали: он мудак, но ему можно доверять. Это тот вид доверия, который может превратить агента. Не верьте, что вы действительно ее друг, но верьте, что если вы скажете, что попытаетесь помочь ей найти новое место во вселенной — особенно если она начала понимать, каким на самом деле было ее прежнее место во вселенной, — вы ее не подведете. Не имеет значения, думает ли она, что вы помогаете ей, потому что она вам нравится, потому что вы испытываете к ней симпатию или просто потому, что ваше хладнокровное суждение говорит, что это самое ценное, что вы можете сделать для своей стороны. Важно то, что когда вы говорите, что сделаете это, она верит, что вы сделаете. И правда в том, Рут, что если вы скажете ей это, вы ее не подведете. Это не в вас. Я думаю, что наследственные, аристократические формы правления — одно из самых глупых нововведений, когда-либо придуманных человечеством, но я видел вашу семью в действии. Этого нет ни в ком из вас.

Рут молча посмотрела на него, ее глаза потемнели, и молчание затянулось. Через мгновение она взглянула на Синтию, и убийца из Баллрум кивнула ей в ответ.

— Ты действительно думаешь, что я смогу это сделать? — наконец спросила она Каша.

— Разве я предполагал в течение последних — о, пятнадцати минут — что кто-то другой может это сделать?

— Ну, нет....

— Тогда вот вы где, — фыркнул Каша. — Вы упрямая молодая женщина, вы знали это?

— По-моему, Разин время от времени что-то говорил об этом.

— Чертовски верно, что так оно и есть. Но взгляните на это с другой стороны. По крайней мере, это избавит вас от... — настала его очередь махнуть в сторону ее компьютерного пульта, — этого задания.

Это было решающим фактором.

— Хорошо, я сделаю это. Синтия и Билл Хоу могут справиться с этим достаточно хорошо. Но... — Ее глаза снова сузились. — С каких это пор у тебя есть полномочия менять мое назначение?

— Я бы не стал беспокоиться об этом. В конце концов, я Черный Виктор, не так ли?

Июль 1923 года э.р.

— Вероятно, единственное, в чем Пьер и Сен-Жюст были абсолютно правы, — это окуривание бюрократии крайними предрассудками.

— Виктор Каша

КФФ "Рей Амадор" и

Станция "Увертюр"

Орбита планеты Факел

Система Конго

Люк комнаты для брифингов открылся, и Индиана Грэм просунул голову внутрь.

— Только что получил предупреждение от вице-адмирала Коррейи, Виктор — я имею в виду, гражданин коммодор Бомонт. — Подозрительный человек мог бы счесть ухмылку, сопровождавшую его самокоррекцию, немного неискренней, но его тон был серьезным. — Похоже, солли здесь.

— О? — Каша оторвал взгляд от отображения звездной карты на столе для совещаний, которую он просматривал вместе с Джармилой Субри, Джейкобом Тривитиком и Брайсом Тарковски — Они рано.

— Всего на день или около того, — отметил Тарковски. — И, как сказал нам Коррейя по прибытии сюда, график передвижения Роббинс не был полностью подтвержден, когда он покинул Мантикору.

— Верно. Хотя я бы хотел, чтобы они рассказали ему хотя бы немного больше о том, что все это значит. — Тон Каша был немного кислым. — Это не значит, что у нас и так мало дел.

— Да, это не так, — согласился Тарковски. — С другой стороны, должно быть, потребовалось что-то довольно убедительное, чтобы Великий Альянс позволил соларианской оперативной группе пройти через Беовульф и Мантикору, чтобы добраться сюда. — Его тон стал гораздо более мрачным, чем был у Каша.

Это "убеждение", несомненно, было особенно трудным, когда дело касалось Беовульфа, учитывая сорок три миллиона беовульфиан, погибших в ходе атаки солли на их звездную систему. Но сама Звездная империя Мантикора — если уж на то пошло, Великий Альянс в целом — также не была тем, кого можно было бы назвать большим поклонником флота Солнечной лиги. Тарковски слишком хорошо понимал причины этого, несмотря на сотрудничество и искреннюю дружбу, которые он установил с Каша и многими теми же мантикорцами за последние несколько месяцев. Было более чем немного унизительно быть вынужденным просить разрешения отправить корабли соларианского флота за пределы собственных систем Лиги, и он был бы более чем человеком, если бы часть его не возмущалась этим до чертиков. Но он должен был признать, что Великий Альянс фактически ввел гораздо менее жесткие условия, чем мог бы, учитывая достаточные основания для ненависти, которые Солнечная лига и ее флот дали его членам. Конечно, это было более справедливо для Боевого флота, чем для Пограничного флота, откуда вышли их нынешние посетители.