— Благодарю, Нестор Иванович, это подождёт. Или у вас полуночников не кормят?
— Отчего же? Обыкновенно круглосуточно.
Григорий кивнул. По правде сказать, есть ему хотелось жутко. Но сейчас следовало разобраться с неотложными делами.
— Все шесть отдельных гаубичных дивизионов, переданных нашему корпусу, прибыли эшелонами неделю тому, — продолжил доклад Колохватов. — Два дивизиона дислоцированы в ППД* шестьдесят седьмой отдельной мотострелковой бригады, два в двести сорок четвёртом отдельном самоходно-артиллерийском полку, остальные два в четыреста семнадцатом отдельном зенитно-артиллерийском полку.
— Все дивизионы, надо полагать, усиленного штата?
— Никак нет. Только пять. Один был выделен из артполка где-то под Липецком.
— Что за системы?
— О-4. В штарме** обещают, что в течении апреля недостающие гаубицы прибудут эшелонами россыпью. Прямо с заводов.
— Значит без расчётов.
— Так точно. Но с личным составом затруднений не будет, послезавтра прибывает эшелон со сформированными в учебных полках расчётами.
— А в остальных дивизионах что за системы?
— Новые шестидюймовки О-15.
— Ну что же, Нестор Иванович, — Авестьянов чиркнул спичкой и подкурил папиросу, — ежели так пойдёт, глядишь и все шесть полков в срок развернём.
— Развернём, Григорий Александрович, будьте уверены. На пять полков, считай, половина орудий и парков имеется.
Авестьянов затянулся и согласно кивнул. Щёлкнул зажигалкой и Колохватов, выпустил облако дыма и подошёл к окну открыть форточку. Вытяжки в кабинете не было, сие достижение техники до Сейны-6 не добралось.
Григорий между тем задумался о корпусной артиллерии. В общем-то, в русской армии калибры артиллерии корпусного подчинения начинались с восьми дюймов, исключение составляли тяжёлые миномёты калибра 180-мм, ставшие поставляться в войска с февраля текущего года. Из прибывших отдельных дивизионов требованиям соответствовал только дивизион 203,2-мм гаубиц О-4. Однако же помимо него в 18-й мехкорпус были переданы ещё аж пять дивизионов. Целых шесть отдельных полков предстояло развернуть. Силища! А ведь кроме них корпусу были переданы полк самоходной артиллерии и два зенитных полка. Зенитки, судя по опыту Испании, могли успешно действовать не только против авиации, бронетехника и пехота им тоже была по зубам. По всему выходило, корпус в отношении артиллерии вскоре будет представлять весьма серьёзную силу.
Артиллерией русская армия в тридцатые годы была сильна как никогда. Авестьянов, как и всякий генерал интересующийся военной наукой, был достаточно знаком с трудами европейских теоретиков. Теорий о характере будущей континентальной войны (в неминуемости которой в Европе и за океаном никто не сомневался) существовало немало. Итальянец Джулио Дуэ делал ставку на исключительную роль авиации и массированные ковровые бомбардировки, германец Гудериан уповал больше на панцеры, были и не столь известные доктрины, например, рисовавшие демонические картины тотальной химической войны. В генералитете русской армии верх взяла доктрина генерала Червлёнова, созданная им к концу первого года русско-китайской войны. В доктрине были изложены принципы сбалансированного применения в грядущей войне всех родов оружия. Вместе с тем, основной упор в огневой мощи частей, соединений и объединений делался на артиллерию.
Посылки к внедрению этой доктрины сложились в русско-китайскую, когда на втором году войны Главным Командованием было принято решение более не создавать новых артчастей, а изменить командно-звеньевую структуру артиллерии. В результате бог войны получил упразднённое в XIX веке ротное звено. Насыщение дополнительными орудиями артчастей сыграло немаловажную роль в разгроме поддерживаемой Англией и САСШ китайской армии. Тогда-то в 1931 году артиллерия и получила прозвание бога войны. Да и что говорить, когда отдельный артдивизион был сравним по численности стволов с полками некоторых европейских стран. Согласно действующим в русской артиллерии штатам от 1936 года, буксируемые и самоходные батареи имели два огневых взвода по два орудия и сводились в трёхбатарейную роту. Роты в свою очередь сводились в 36-орудийный дивизион. Полки имели трёхдивизионный состав. Штаты же отдельных дивизионов были усиленные — в огневых взводах по три орудия, численность стволов в дивизионах достигала 54-орудийного насыщения.
Серьёзную проверку русский бог войны прошёл в пылающем и по сию пору войной иберийском полуострове. Прошёл успешно и с честью. В Испании нашли подтверждение успешности сложившиеся в начале тридцатых годов и родились новые тактические приёмы применения артиллерии, особенно касательно тактической гибкости огневого манёвра. Пожалуй, одну из главных ролей здесь играли профессиональный уровень командных кадров и обученность нижних чинов. Чтобы лётчик умел летать, он должен летать, моряк ходить по морям, бронеходчик не вылезать из полигонов. А артиллерист стрелять. И русская артиллерия стреляет. Стрельбы ротами и дивизионами по два-три раза в неделю, стрельбы на ежемесячных полковых и бригадных учениях, раз в три месяца стрельбы на дивизионных и корпусных учениях. А ещё случаются большие манёвры армейского масштаба. В итоге у орудий за год хотя бы раз прогоревшие стволы меняют, бывает что и по три раза. Неспроста ведь у каждого орудия ведётся учет количества выстрелов ствола, бывает что у устаревших пушек и гаубиц выпущенных в двадцатые не только каналы меняют, но и ствольные кожухи.
— Ну что же, Нестор Иванович, — сказал Авестьянов, — предварительно я своё мнение составил. Работа вами проделана обширная, я даже удивлён сколько всего вы успели.
— Всё в меру сил, Григорий Александрович. Всё в меру моих скромных сил, — Колохватову польстила оценка командира.
— Могучие, выходит, у вас силы, — Авестьянов улыбнулся и стряхнул пепел в пепельницу. — С утра я собираюсь в тридцатую дивизию, хочу своими глазами посмотреть на учения. Присмотрюсь-ка к командирам, посмотрю кто чего стоит.
— Дивизия на хорошем счету, — наштакор затянулся и пожал плечами. Выпустив дым, добавил: — Учения в тридцатой будут бригадные. С разницей в день.
— Вот и посмотрим каждую бригаду в отдельности. Жаль только дивизия отсюда далековато. Плоцично — это считай под Сувалками.
Колохватов развёл руками, мол, что тут поделаешь. Глубоко затянулся и воткнул папиросную гильзу в пепельницу.
— А с обустройством вашим как быть, Григорий Александрович?
— Не до этого пока. Вернусь с учений тогда и займусь. А вы мне домик присмотрите.
— Уже присмотрел. Жаль денщиков теперь в армии нет, а то б к вашему приезду...
— Да бросьте. На кой чёрт мне денщик в самом-то деле? Руки-ноги есть, было б только время.
— Вот-вот... Времени по обыкновению нам всегда и не хватает... Кстати, Григорий Александрович, — Колохватов бросил взгляд на наручные часы, — я на это время адъютанта вашего вызвал...
— Шутите? — усмехнулся Авестьянов.
— Никак нет, не шучу.
— С каких это пор командир не самолично себе адъютантов подбирает?
— Это, прошу прощения, я взял на себя смелость...
— Замечательно, право слово, — произнёс Авестьянов с оттенком иронии и выдохнул дым. — И кто же он?
— Есаул Маренко. Прибыл в бригаду на той неделе начальствовать над казачьими сотнями разведбатальона. Да вот незадача, третьего дня во все моторизованные войска новые штаты для разведбатов спустили. Конные сотни упразднены, станичников по казачьим частям раскидывают.
— Отчего не к пластунам его?
— У пластунской сотни свой командир есть. Ко всему Маренко и не пластун. Глянулся он мне, Григорий Александрович, вот и решил попридержать его.
— Глянулся?
— Хваткий он. Зовут Игнатом Степановичем. Восьмого года рождения. В тридцать первом в третьей терской бригаде дрался в Манжурии. Был урядником. После войны в Заамурье дослужился до подъесаула. В прошлом году кончил ускоренные курсы Новочеркасского училища, выпустился есаулом.
— Терец значит.
Колохватов кивнул.
— Что ж, зовите. Поглядим каков казак.
— Окунев, — наштакор взял трубку внутреннего телефона, — есаул Маренко... ага... приглашай!
Он повесил трубку и сказал:
— Вы, Григорий Александрович, если что... Есаулу-то я предложил адъютантство, только сдаётся мне, он не преисполнился радостью.
— Ну уж! Не глянусь ему, неволить не стану, — усмехнулся Авестьянов, туша окурок в пепельнице. — Я и сам таков, что адъютантство мне в тягость.
Раздался стук в дверь. На пороге появился есаул в белой черкеске, белой нестриженой папахе, при шашке, бебуте и кобуре.
— Есаул Маренко за получением предписания прибыл!
— Проходите, Игнат Степанович, — пригласил Авестьянов. — Вон туда садитесь... Генерал Колохватов вам изволил от моего имени предложение сделать... Согласны, нет?
— Чего ж тут... Дело не хитрое, — прищурился Маренко, снимая папаху, — токмо скушное.
— Так уж и скучное? — Авестьянов улыбнулся. — Чего-чего, а скучать я вам не дам.
— Да не о том я, господин генерал. Строевой офицер я. Штабы, начальство... душа не лежит.
— Вот и замечательно. Тыловая душа мне не нужна. Вы, Игнат Степанович, позвольте спросить, где допрежде служили?
— В терской конно-мехдивизии. Моторизованной ротой командовал. Потом вот инде пришлось с Терека ехать... В энту бригаду назначение получил.
— Добро... Я вам, господин есаул, предлагаю не мальчишкой на побегушках у меня быть. Поручения мои будут в интересах службы. Мотопехота вам знакома, кавалерия тоже...
— У нас все с конной справой знакомы, — улыбнулся Маренко.
— Вот, скажем, завтра я отправляюсь на учения в тридцатой конно-мехдивизии. Имею желание не по рапортам своё мнение об её боеготовности составить. Для этого мне пригодился бы офицер перед которым не станут лоск наводить.
— Засланный казачок, — Маренко усмехнулся.
— Хм... — Авестьянов тоже усмехнулся. — Юмор... юмор — это хорошо... Мне нужен свой наблюдатель на учениях. В документах у вас будет значиться только представительство штаба корпуса. По рукам, Игнат Степанович?
— Эка вы напёрли на меня... Ну, по рукам.
— Тогда не смею вас задерживать. Все необходимые бумаги получите здесь перед выездом. В тридцатую дивизию отправитесь без меня... А теперь ступайте.
Есаул поднялся, натянул папаху, щёлкнул каблуками с кивком и чётко через правое плечо повернулся кругом.
— Ну, каков? — спросил после его ухода Колохватов.
— С характером есаул-то, — усмехнулся Авестьянов. — Ерепенистый. Такой по мне.
— Ну и слава Богу. Попал пальцем в небо.
— Так оно и бывает... Вот что, Нестор Иванович, не откажите в любезности...
— Слушаю вас, — Колохватов приподнял бровь.
— Право, не ловко и просить... Да чувствую, недосуг мне всё будет. В общем, не одолжите ли погоны и шеврончик? — Григорий улыбнулся. — А то мне не с руки как-то.
— Да ради Бога, Григорий Александрович! Пустяки-то какие, — наштакор выдвинул ящичек в столе, потом ещё один. Вытащил вышитые золотой канителью погоны с генеральскими зигзагами, следом добавил шеврон Менского военного округа.
— Благодарствую.
— Не стоит даже. Безделица какая...
— — — — — — -
*ППД — пункт постоянной дислокации
**штарм — штаб армии
— — — — — — -
До полуночи оставалось сорок минут. Авестьянов с аппетитом принялся за ужин. В столовую он пришёл только что, решив вопрос с чемоданами о которых до того забыл напрочь. Пришлось через помдежа по бригаде выдёргивать из казармы водителя. Чемоданы Зуйков отвёз в пустующий пока без хозяев дом.
Офицерская столовая была одноэтажной, типичной для гарнизонов планировки, только внутреннее оформление привносило черты индивидуальности. Электрические люстры и светильники по стенам подходили скорее для дома, нежели для присутственного места, длиннолопастные потолочные вентиляторы пребывали пока что отключенными за ненадобностью, кафельный пол из сработанных под гранит плиток да вошедшие в массовое употребление лет десять назад барельефы, изображающие картины грандиозных промышленных строек, подвиги лётчиков-испытателей и моряков Севморпути. В гардеробе Авестьянов сдал шинель вольнонаёмному вахтёру, получил номерок и проводил глазами четырёх бойцов с бачками. Солдаты были из свободной смены выездного караула, бачки несли из кухни, получив поздний ужин как было заведено в бригаде из офицерской столовой. У входа их ждал армейский "Волгарь".
Ужин оказался довольно неплох. Макароны по-флотски со свининкой, квашенная капуста, ещё тёплый после выпечки вечерней сменой гарнизонной пекарни ржаной хлеб. Вроде просто и незатейливо, однако аж чем-то родным повеяло. Жена, конечно, готовит куда лучше, но то домашняя стряпня.
Он сидел в самом углу зала под окном, не спеша трапезничал да поглядывал на запоздалых и редких посетителей столовой. Вот явился сменившийся с наряда помдеж штабс-капитан. Холостяк, раз домой не пошёл. Вот заявился начальник патруля с двумя солдатами. И правильно, что их с собой в офицерскую столовую взял. Вот в уголке чаёвничают молодые подпоручики, что-то обсуждают, посмеиваются. А вот зашёл есаул в белой черкеске...
— Простите, барышня, — обратился Авестьянов к проходящей мимо подавальщице, — Окажите услугу, пригласите за мой стол вон того есаула.
— Запросто, — улыбнулась девушка и слегка поменяла направление пути.
Приглашённый есаул предстал перед Авестьяновым в лёгком смущении. Сел рядом, заказал ужин. Завязалась беседа о пустяках. Когда перед генералом всё та же подавальщица поставила большую чашку крепкого чая, разговор с есаулом плавно перетёк на холодное оружие.
— ...Моя-то сабелька ещё старая, — говорил Авестьянов, — златоустовская. При царе кованная. "За Веру, Царя и Отечество!"
— Ныне тоже не дуром делают, — улыбнулся Маренко. — Булат — он верно служит да сечу любит. Мои ж-то клинки именные. Сам дома заказывал.
— Дома? — удивился Григорий. — Вы, Игнат Степанович, не из станицы Тарской часом?
— Как есть, оттудава.
— На бебут ваш глянуть позволите?
— Отчего ж не глянуть? Гляньте, — Маренко вытащил бебут из ножен и несколько хвастливо показал лезвие генералу, взяв одной рукой за рукоять, другой пальцами за кончик клинка.
— "Хорунжему Маренко Игнату Степанову сыну, вражинамъ на погибель", — прочитал Авестьянов надпись на лезвии. — Славный бебут.
— Шашка тоже не промах. Станичники не хуже златоустовцев делают.
Авестьянов не возразил. Тарские клинки и правда ценились, только в размахе производства станица со Златоустом тягаться не могла. Завод в Тарской был построен в 1924-м в разгар северокавказской войны с вайнахами и дагестанскими горцами, поднявшимися как и веком ранее по наущению британской разведки. Однако в этот раз русское правительство не ограничилось половинчатыми мерами. Громя действовавшие под видом горцев интернациональные банды, численностью не редко доходящие до нескольких сотен сабель, и загнав горцев обратно в горы, казаки и армейские части продолжили их вытеснять. Методы войны использовались разные — от тактики генерала Ермолова, когда за гибель одного солдата выжигался полностью ближайший мятежный аул со всеми жителями мужского пола, до агитации листовками с аэропланов и обстрелов агитснарядами. Естественными союзниками казаков и армии стали черкесы и осетины, в итоге на территории Терского Казачьего Войска осталось лишь две трети чеченов и ингушей ‒ те, кто не поддался подстреканиям иностранной агентуры, работавшей под маской религиозных эмиссаров. И тех, кто выступил на стороне русской армии. Весьма похожая картина сложилась и в Дагестане, здесь тоже далеко не все представители местных племён поддались науськиваньям заезжих "гостей". Контроль над Дагестаном остался полностью за Россией. Турки, поначалу пропускавшие через границу беженцев и недобитые банды горских партизан, в конце концов после дипломатической возни спохватились и перекрыли горы намертво. К концу двадцатых бандитствовавших вайнахов осталось всего несколько тысяч — тех, кто успел удрать через перевалы в Закавказье, да и то они прозябали и по сей день в турецких лагерях (резервациях), постепенно истаивая. Турки им такие режимные меры устроили, что можно с английскими концлагерями для буров сравнивать. Говорят, история любит повторяться, но на сей раз данная расхожая поговорка не оправдалась. Если в прошлом веке та часть черкесов, что ушла в Турцию после Кавказской войны, получила подданство султана и позже воевала с Россией, то теперь турецкое правительство не желало рисковать благорасположением северного соседа, а следовательно и своими доходами, и поэтому всех беглых горцев ждал отнюдь не тёплый приём.
