На этом этапе все шло хорошо. Двое моих коллег стояли за угнанной машиной, прикрывая меня. Эти люди вполне могли быть вооружены. Я понял это и был настолько осторожен, насколько мог.

Я в спешке оставил включенной сирену в полицейской машине, чтобы разобраться с этой ситуацией. Неудобное положение нашей полицейской машины и шум сирены приводили в замешательство других автомобилистов. Они замедляли ход и останавливались. Это могло подвергнуть их опасности. Я попросил коллегу выключить сирену и отодвинуть машину уголовного розыска. Он так и не успел это сделать.

Я решил поговорить с пассажирами угнанной машины с обочины через окно пассажира на переднем сиденье. Когда я обходил угнанный автомобиль спереди со стороны водителя, я был поражен внезапным высоким звуком автомобильного двигателя. Я понял, что водитель, Ингрэм, не собирался оставаться для допроса или ареста: он пытался уехать.

В то же время, но слишком поздно, я заметил, что задняя часть украденной машины двигалась вверх-вниз. Водитель ехал на ручном тормозе! Прежде чем я успел убраться с дороги, угнанная машина рванулась вперед и сбила меня с ног. Я ничего не мог сделать, чтобы избежать этого. Это произошло в одно мгновение.

Звук, с которым я со своим весом в сто четыре килограмма ударился о тонкий жестяной капот, вкупе с моими воплями слепой паники, заставил моих коллег испугаться, что я серьезно ранен. Я не был. Я получил лишь незначительные ушибы при падении на землю с капота украденной машины.

Я слышал, как мои коллеги кричали водителю, чтобы он остановился. Затем раздался звук стрельбы, который ни с чем нельзя было спутать: по-видимому, произошла перестрелка между полицией и пассажирами угнанной машины. Я перекатывался снова и снова, пытаясь найти укрытие. Там ничего не было. Я был во власти этих молодых бандитов.

Когда я лежал на земле, я услышал два совершенно разных вида стрельбы. Раздалось знакомое 'крэк, крэк, крэк, крэк' пистолета 'Вальтер' и более оглушительный выстрел из оружия гораздо более крупного калибра, которое, должно быть, принадлежало террористам. Мое сердце бешено колотилось. Я лежал лицом вниз на земле, глядя снизу вверх на двух моих коллег из уголовного розыска, которые все еще стреляли по угнанной машине, когда она умчалась с места происшествия.

Мои коллеги помогли мне подняться на ноги. Я похромал к полицейской машине. Они посмотрели на меня с недоверием. Они не могли поверить, что я не был ранен более серьезно. Я сел на водительское сиденье всего через несколько секунд после того, как угнанная машина скрылась с места происшествия. Наша полицейская сирена все еще ревела, усугубляя неразбериху.

У нас не было времени на обсуждение того, что именно произошло. Мои коллеги немедленно присоединились ко мне, и мы отправились в погоню за украденным автомобилем '1100'. Мы должны были поймать этих мальчиков. У меня было смутное подозрение, что они направлялись в клуб ДСО в Монкстауне, прежде чем мы их остановили. Я был поражен тем, что никто не пострадал в той перестрелке. Конечно, ни один полицейский, кроме меня, не пострадал. У нас были причины быть благодарными. Столкновения такого рода с террористами часто приводили к гибели людей из КПО.

Я был убежден, что, когда угнанная машина умчалась, находившиеся в ней люди открыли огонь по полиции, и мои коллеги из уголовного розыска открыли ответный огонь. Мой пистолет все еще был у меня в кобуре. Я не сделал ни единого выстрела. Угнанный автомобиль, который сейчас мчался перед нами, прорвался через контрольно-пропускной пункт КПО на пересечении Рэткул драйв и Шор-роуд.

С воем сирен мы миновали контрольно-пропускной пункт долю секунды спустя. Мы были так близко, что отчетливо видели, как мужчины в угнанной машине запаниковали.

На протяжении всей этой второй части погони разбитое стекло из заднего окна угнанной машины выпадало крупными и мелкими кусками и разбивалось на сотни осколков, когда они падали на проезжую часть. Это происходило таким образом, что у меня создалось впечатление, что стекло выбрасывали из убегающей угнанной машины. Я наполовину ожидал, что пистолет или ружья тоже упадут на проезжую часть. Я также ожидал, что в любой момент попаду под обстрел. Террористы, преследуемые таким образом, склонны убивать кого угодно, чтобы успешно скрыться.

Угнанный автомобиль беспорядочно свернул влево с Шор-роуд на Доаг-роуд. Нам было известно, что несколько полицейских машин направлялись на его перехват. Для меня не было неожиданностью, когда я увидел, как угнанная машина внезапно затормозила и свернула влево. Полицейские 'лендроверы' стояли перед ним и рядом с ним. Подъехав к нему сзади, мы побежали вперед, чтобы помочь другим офицерам в форме разобраться с боевиками.

Я ожидал, что найду оружие в угнанной машине. У террористов, находившихся внутри, не было возможности выбросить из него какое-либо оружие. Полицейские в форме разбирались с тремя молодыми людьми из угнанной машины и уложили их лицом вниз на проезжую часть.

— В меня попали! В меня попали! — крикнул один из мужчин на земле.

Я мог видеть четвертого юношу, лежащего на заднем сиденье украденной машины. Я подумал, что он предпринимает тщетную попытку скрыться, что казалось довольно глупым из-за отряда полиции, окружившего украденную машину. Я попросил его выйти из машины. Он не ответил. Он не пошевелился. Я потянулся к заднему сиденью и попытался вытащить его. Он глубоко стонал. Я понял, что он, должно быть, был ранен в перестрелке.

По положению, в котором я его застал, было очевидно, что он попытался пригнуться как можно ниже, когда началась стрельба. Он был точно там же, где и был, когда в него попали. Я не был уверен, блефует он или нет. Его стоны звучали искренне, но я все еще боялась, что он вооружен. Я грубо встряхнул его. Он не пошевелился. Я тянул его так сильно, как только мог, но что бы я ни делал, я не мог сдвинуть его с места. Офицер в форме позади меня посветил внутрь своим фонариком. Юноша, очевидно, теперь был без сознания.

Я помог коллеге в форме вытащить молодого человека с заднего сиденья. Другие офицеры посветили своими фонариками в заднюю часть машины, чтобы мы могли видеть, что делаем. Теперь я мог видеть его руки, свободно свисающие по бокам. Он не был вооружен. На его теле не было явных огнестрельных ранений.

Именно тогда я понял, что это его голова была плотно прижата к заднему сиденью. Не понимая почему, я наклонился еще дальше и потянул голову юноши за волосы к передней части машины. Я почувствовал, как его голова медленно оторвалась от сиденья. Казалось, что-то удерживало его. Я живо помню, как в этот момент голова юноши внезапно освободилась.

В свете фонарика я мог видеть, что две металлические проволочные пружины с заднего сиденья, обе в форме буквы 'V', очевидно, были пробиты пулями и выдвинуты вперед. Они попали молодому человеку в голову, оставив его намертво прикованным к заднему сиденью. Части его мозга теперь свисали с этих пружин. Его кровь капала на заднее сиденье.

Именно этот образ больше, чем какой-либо другой, преследует меня после того конкретного случая. Я знаю, что до тех пор, пока я жив, у меня будут воспоминания об этой сцене. В мире нет тренировок, который могли бы подготовить кого-либо к тому, чтобы справиться с чем-то подобным.

Я видел много подобных сцен. Я был непосредственным свидетелем кровавой бойни со взрывами, расчлененными телами, самоубийствами всех видов, но все это было совершено преступниками и террористами или они были причинены самим себе. Каждый из них был трагедией, да, очень большой, но на этот раз все было по-другому. На этот раз мы были ответственны. Полиция, наш патруль, была причиной этого. Я не сделал ни единого выстрела; тем не менее меня переполняло чувство вины.

Даже когда долгожданные синие мигалки и сирена скорой помощи приблизились, я знал, что этот молодой человек умрет. Я просто знал это. Меня затошнило.

Независимо от того, во что был вовлечен этот человек, он не заслуживал такой смерти. Нашим спасением с юридической точки зрения стал тот факт, что эти молодые люди угнали машину и попытались убить членов патруля КПО. В глазах закона наши действия были оправданы. По крайней мере, остальные трое выжили. Все могло быть хуже, намного хуже. Мне было интересно, какую историю баллистической экспертизы будет иметь найденное оружие.

Я все еще был в трансе, когда все эти мысли проносились у меня в голове, когда я услышал, как полицейский обращается ко мне. Его голос был слабым, как будто он говорил издалека. Я напрягся, чтобы расслышать, что он говорит. Вокруг меня столько всего происходило, что я слушал только вполуха.

— Никакого оружия, Джонти, — сказал он.

— Что? — спросил я.

Я слышал его лишь вполуха. Я надеялся, что неправильно его расслышал.

— Они не были вооружены, Джонти, они не могли открыть огонь по твоему патрулю, — сказал он.

Не вооружен? Это не могло быть правдой! Я слышал два разных звука выстрелов. Эти люди стреляли в мой патруль. Я подошел к двум своим коллегам из уголовного розыска. Я спросил их, что происходит. Разве молодые люди в угнанной машине не открыли по ним огонь? Они оба отрицательно покачали головами.

Тогда почему были эти два совершенно разных типа стрельбы? Я слышал, как мой коллега из уголовного розыска четыре раза выстрелил в машину. Но я также слышал характерный выстрел гораздо более тяжелого пистолета. Кто стрелял из этого пистолета? В этот момент Джон откинул пиджак, обнажив большой пистолет Браунинга калибра 9 мм в боковой кобуре. После моих недавних насмешек, оказалось, он сменил свой 'дамский' пистолет калибра 7,65-мм на это оружие более крупного калибра. Теперь все это обрело смысл.

— Я думал, ты мертв, — неловко сказал Джон.

Это была трагедия. Череда событий, которые вполне могли стоить молодому человеку жизни. Это также была очень наглядная иллюстрация того, как все могло пойти так ужасно неправильно. Меня охватило чувство страха. Во всей этой неразберихе я совершенно неправильно истолковал ситуацию. Эти молодые люди действительно были из Тайгер-Бей, но они не имели никакого отношения к мужчинам из АОО, которые устроили беспорядки в клубе ДСО в Монкстауне.

Я задавался вопросом, была ли машина должным образом обыскана. Я решил обыскать ее сам. Взяв фонарик у полицейского в форме, я приступил к этому. Через короткое время я понял, что это правда: никакого оружия найти не удалось. Мое чувство вины усилилось. Я наблюдал, как юношу поместили в машину скорой помощи. Белая простыня не была накрыта ему на голову.

'Он жив!' — подумал я.

Я подбежал к санитарам 'Скорой помощи'.

— С ним все будет в порядке? — Я спросил.

— Нехорошо, выглядит нехорошо, сынок, — сказал сотрудник 'Скорой', запрыгивая на пассажирское сиденье своей машины.

Я с трепетом наблюдал, как машина скорой помощи умчалась, мигая синими огнями, но ее сирена молчала.

Я отступил назад и оглядел мрачную сцену. Изрешеченный пулями угнанный автомобиль. Машина скорой помощи исчезает на Доаг-роуд в жуткой тишине. Трое выживших молодых людей сейчас арестованы и рассажены по разным полицейским машинам. Осознание того, что мы сделали, ударило меня как молотом. Просто угонщики! Они были просто юными угонщиками в поисках развлечения! Моя прежняя уверенность в наших действиях испарилась. Это было что-то совершенно другое. Я взглянул на двух других членов моей команды, стоящих в нескольких ярдах от меня. О последствиях всего этого, мы трое могли только догадываться.

Защита жизни: эти слова из принципов работы полиции. Защита жизни: я снова прокрутил это в своей голове. Но было слишком поздно сожалеть. Слишком поздно для чего-либо подобного. Нас уже вызывали возвращаться на базу. Меня охватил ужас. Адреналин в моем теле убывал, и я начинал чувствовать боль от своих травм. Мы направились обратно в участок. Сейчас было не время для взаимных обвинений. Для этого было бы достаточно времени.

В участке у нас было время оценить наше положение. Время поразмыслить о серьезности того, что произошло.

Молодой человек мог расстаться с жизнью, потому что мои коллеги поверили, что я был очень серьезно ранен. Были слова поддержки от некоторых наших коллег. Неизбежно, были и те офицеры, которые упивались тем фактом, что мы совершили такую ужасную ошибку, что оставили себя открытыми для критики или чего похуже.

Дежурный инспектор прибыл с Йорк-роуд, чтобы начать первоначальное расследование. Он попросил нас сдать наше оружие. Я отказался сдать ему свой.

— Я не стрелял, — сказал я.

Казалось, он мне не поверил. Он настаивал на том, что я должен делать так, как он сказал. Я не боялся какого-либо расследования в будущем, но, тем не менее, я знал, что лучше не возвращаться домой в Твинберн в Монкстауне, не имея возможности защитить себя. Местное ДСО знало, что я был одним из трех офицеров уголовного розыска в патруле, который был ответственен за столкновение с молодыми людьми.

Они уже несколько раз угрожали убить меня за то, что я арестовал их добровольцев и изъял у них оружие. На самом деле, как я уже рассказывал в этом повествовании, двое из их добровольцев однажды прибыли ко мне домой в прошлом году при очень зловещих обстоятельствах. В тот раз мне повезло, что я спас свою жизнь. Я боялся, что этот последний инцидент только подольет масла в огонь. Я настаивал на том, что если я лишусь своего пистолета для самообороны, мне должны немедленно выдать замену.

Дежурный инспектор, вежливый англичанин, был рад оказать мне услугу. Справедливости ради, он безуспешно пытался найти мне замену из нашего собственного арсенала. Мы все собрались в кабинете сержанта участка, который был соединен с караульным помещением полуоткрытой дверью, открывающейся для передачи почтовых и телексовых сообщений из караульного помещения.

Внезапно, без предупреждения, дверь открылась, и констебль, который был одним из наших самых ярых критиков за нашими спинами, обратился к нам довольно легкомысленно:

— Он мертв, — сказал он, а затем немедленно закрыл дверь.

Я никогда не забуду, как этот констебль закатил глаза, закрывая дверь, как бы говоря: 'Теперь ты ответишь за это!'

Я не мог в это поверить. Мне пришлось сесть. Я знаю, как мне было плохо; я даже представить себе не мог, что чувствовали два других парня. Выражение их лиц говорило само за себя, когда до них начала доходить чудовищность случившегося. Имя покойного было Эдвард Уокер. Ему было всего двадцать лет, одинокому мужчине с Хогарт-стрит, 11, в районе Тайгер-Бей города. Трое других молодых людей тоже были из Бей.

К нам присоединился командир округа, главный суперинтендант. Будучи христианином и приверженцем строгой дисциплины, он немедленно навел порядок в начавшемся хаосе. Он был комендантом учебного центра КПО во время моего пребывания там около четырех лет назад. Он поинтересовался, что именно произошло. Интересуясь только фактами, он не высказывал никаких суждений или критических замечаний.