| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Госпожа! Пощади! Я никому ничего не скажу! — взмолился он. Но Вэллария не собиралась оставлять свидетелей.
Расправившись с нечаянными соглядатаями, она обернулась к Башне. Над ее вершиной бесновались языки пламени.
— Прости, Безумец, — засмеялась волшебница, — ничего не получилось! Но в том нет моей вины! — и подняв с земли вожделенный Камень, спрятала его в седельной сумке.
Кирия, приняв свой обычный облик, без памяти лежала на земле. Вэллария легонько похлопала ее по щекам.
— Очнись, трусиха! Все кончилось...
Ведьма со стоном приоткрыла глаза.
— Я живая? — пробормотала она.
— Да! — подтвердила волшебница. — Мало того: я награжу тебя за верную службу. Скажи, чего тебе хочется?
Кирия тяжело поднялась на ноги.
— Ну, не знаю... — неодобрительно пробурчала она, ощупывая свои телеса на предмет сохранности. — У меня не одной целой косточки будто бы не осталось... Может, новое платье? — и вопросительно посмотрела на Вэлларию.
— Какая ты убогая! — рассердилась волшебница. Довольная тем, что завершила дело, на которое потратила годы, она испытывала приступ великодушия. — Не можешь придумать чего-нибудь получше?
Кирия между тем опасливо разглядывала убитых солдат.
— А ведь этот — не человек! — заметила она, ткнув пальцем в одного из них. — Он — агил. Я слышала как-то его пение: вот чудо-то! У меня прямо сердце чуть не остановилось, до того хорошо!
Вэллария подошла и склонилась над поверженными. В ее душе шевельнулось смутное сожаление. Выпрямившись, она обернулась в сторону Башни. Сощурив глаза, долго смотрела на темный столб, постепенно осознавая весь ужас и непоправимость содеянного: ведь она вовсе не хотела убивать... И не должна была... Словно помрачение какое-то нашло... Медленно перевела взгляд на Кирию: девчонка тоже застыла, сообразив, что произошло неладное... "Она была там... И в тот момент мы представляли единое целое... Неужели через нее Башня сумела навязать мне свою волю?.." — от этой мысли в сердце заполз холодок.
— Что сделано, то сделано... — тихо сказала Светлая. — Хочешь, возьми себе его голос...
— Хочу! Хочу! — обрадовалась юная ведьма и запрыгала, хлопая в ладоши. — Но... только как же... Как же я его заберу?..
Вэллария сердито отмахнулась, досадуя на ее непонятливость, потом, прикрыв глаза, на мгновение простерла руку над агилом, и сказала:
— Все! Теперь он — твой...
— Мой?.. — недоверчиво переспросила Кирия совсем другим голосом: не дребезжащим и гнусавым, как раньше, а чистым и нежным.
Волшебница не ответила. Вскочив на коня, она направилась в сторону городских кварталов.
Кирия растерянно смотрела, как она удаляется.
— А как же я? — крикнула она, опомнившись.
— Возвращайся к своей хозяйке! — не оборачиваясь, отвечала Вэллария. — Твоя служба еще не закончилась.
— Но я хочу с тобой! — закапризничала ведьма.
— Я позову тебя, если понадобишься... — сказала волшебница и исчезла.
Оставшись одна, ведьма горестно всхлипнула, точно обманутый ребенок:
— Никому-то я не нужна... — и внезапно ожесточившись, добавила: — Ну, и ладно! Я вам еще покажу!..
Подобрав юбки, она вприпрыжку помчалась в сторону Пролива — надо бы успеть во дворец до того, как хозяйка ее хватится. Едва она скрылась, как один из лежащих на траве пошевелился и застонал...
* * *
* * *
* * *
... Командир дружины ополченцев быстро оценил боевые навыки пришлого воина, а потому берег его, заставляя отдыхать, чтобы раненый успел окрепнуть до того, как враг прорвет магическую защиту Города, — то, что это случится рано или поздно, было ясно уже многим.
— Пусть желторотые птенцы наберутся опыта, охраняя город, — рассудил Ворчун, как за глаза дразнили командира его подопечные. — Научатся хоть меч из ножен вытаскивать... Зато как станет по-настоящему жарко, я вперед тех, кто половчее отправлю...
В число "желторотых" попал и агил. По собственному признанию, до сих пор его единственным оружием был голос. Он как-то даже продемонстрировал приятелям по службе, как лопаются стекла, не выдерживая самой высокой пронзительной ноты, которую рождало его горло. С копьем и мечом он и в самом деле управлялся куда хуже. Правда, расстраивался он из-за этого недолго: у певца оказались зоркий глаз и меткая рука — в отряде мало кто мог соперничать с ним в стрельбе из пращи и лука.
Когда певцу выпадало идти в наряд, Юстэс понемногу упражнялся с мечом, радуясь, что силы постепенно возвращаются к нему, после шел бродить по городу — Акра, даже теперь, в дни осады, вызывала у него благоговейный трепет и удивление своим величием и необычностью. Этот город мало походил на то, что ему доводилось видеть раньше, в другой жизни.
Как-то он случайно обмолвился, что проник внутрь защитного купола через "перекат". Ворчун неожиданно нахмурился:
— Где прошел один, пройдет и другой... — и послал его с несколькими опытными воинами посмотреть то место. Сам же бегом отправился доложить неприятную новость.
К полудню посланные добрались до реки.
— Вот... Где-то здесь... — махнув рукой, сказал Гилленхарт.
Впереди дрожало, искажая очертания предметов, находившихся за пределами защитного поля, голубоватое марево. Поднимаясь из реки, прозрачная стена уходила ввысь, закругляясь по направлению к городу. Казалось, будто они находятся внутри гигантской водяной капли.
Стоя у самой воды, они долго наблюдали за противоположным берегом. Там было тихо: такой же ясный полдень, неподвижный лес, белая кромка речного песка... Смастерив из свежей ветки рогульку, один из людей спешился, и взявшись обеими руками за концы рогатки, медленно пошел вдоль реки. Он несколько раз прошелся туда и обратно, — лоза в его руках осталась неподвижна.
— Сдается мне, что нет тут никакого "переката"... — озабоченно сообщил он остальным. — Может, ты ошибся местом, парень? — вопрос был обращен к Юстэсу.
Гилленхарт не успел ответить: на той стороне из леса вывалился отряд всадников на черных косматых лошадках. Стремительно скатившись к реке, противник обрушил в их сторону целую тучу стрел. Едва достигнув спасительного купола, вражеские стрелы тотчас вспыхивали и мгновенно сгорали. Люди невольно отступили назад. Нападавшие потрясали копьями, некоторые из них сгоряча бросались прямо в воду, — маленькие лошадки упрямились, вздымаясь на дыбы, — но все это происходило беззвучно, будто не наяву. Оправившись от неожиданности, люди подобрались ближе. Теперь Юстэс смог отчетливо разглядеть атакующих: оскаленные зубастые морды, лишь отдаленно напоминающие человечьи, длинные изогнутые рога, покрытые чешуей лапы...
— Да... Несладко бы нам пришлось... — философски заметил кто-то из его товарищей, острием копья машинально чертя на песке защитные руны.
— Белоглазые всю нечисть собрали под свои знамена! — злобно отозвался другой и сплюнул.
— Поехали назад... — приказал тот, что ходил с лозой. — Был бы здесь "перекат" — нас бы уже сожрали живьем...
По возвращении Гилленхарта ожидала страшная новость: на чистых белых холстах во дворе казармы лежало тело Певца и еще одного воина.
Опустившись на колени, Юстэс дотронулся до руки друга.
— Он тяжело ранен, но еще жив... — сказал Ворчун. — Не знаю, сколько он протянет... Знахарку приводили, она сделала все, что могла. Сказала — не жилец... А второго уже мертвого привезли...
— Кто? — яростно выдохнул Гилленхарт. — Кто?!
Но агил только тихо стонал — все реже и реже...
— Знахарка говорит, что у него украли голос... — пояснил ему какой-то парнишка.
Кто-то тронул его за плечо:
— ...за тобой пришли...
Подняв голову, Юстэс увидел, что в отдалении маячат две Тени.
— Ты, брат, извини... — смущенно затоптался на месте командир. — Но я доложил про "перекат"... Ты пойми: иначе ж нельзя было! Где один прошел — там и другие...
— Я понимаю... И обиды не держу, — устало отмахнулся Юстэс. Ему вдруг все стало совершенно безразлично. Поднялся и на негнущихся ногах пошел за Тенями, чуя, как шею захлестнула невидимая петля.
— Пустите...Я — сам!..
Петля ослабла.
Не помнил, как добрались до пролива, отделяющего Город от королевских чертогов. Серебристый диск скоро пронес их над неспокойными водами, — там, на причале ожидали трое в одеждах жрецов. Потом был долгий мучительный разговор... Юстэс не помнил деталей, он был точно в бреду, — голова болела нестерпимо, все вокруг расплывалось, двоилось, дрожало, и временами он проваливался в темноту, озаряемую огненными всполохами... Затем властный женский голос отчетливо произнес:
— Хватит!...
Он очнулся, открыл глаза — и увидел Ее...
...Как вспышка молнии мгновенно воспламеняет сухое дерево, так вспыхнуло пожаром его сердце. Сладкая волнующая судорога прокатилась по телу, — и все перестало существовать. Все, — кроме Ее глаз, Ее губ, звука Ее голоса...
Заметила ли Она произошедшую в нем перемену? Его трепет и священный восторг, граничащий с безумием?.. Почувствовала ли его волнение?
О, да! — ведь она была женщиной... Но ни одним словом, ни одним мельчайшим движением не выкажет она своей догадки — ни теперь, ни после, когда Война и Смерть сплетут их судьбы в единый клубок. Ведь она была еще и Королевой, чьи мысли и чувства должны оставаться тайной для простых смертных...
Невысокая тоненькая черноволосая девушка принесла ему воды: лед сковал горло, — до того была холодна прозрачная жидкость. Черноволосая знаком показала ему следовать за ней. Покорный, он двинулся вперед темными высокими переходами, и очутился в жарко натопленном, влажном помещении. Там, освещаемый ровным тусклым светом искусно устроенных светильников, неярко мерцал гладкой поверхностью мраморный бассейн. Юстэс скинул одежды и погрузился в его шелковистые воды. Откуда-то появился мрачного вида верзила. Дождавшись, пока воин смоет накопившуюся грязь и усталость, он бесцеремонно вытащил его из водоема и, разложив на жестком каменном ложе, застланном простынями, принялся разминать его тело, словно глину, не пропуская ни одной косточки, ни одной мышцы. Юстэсу показалось, что живым из лап верзилы ему не уйти, но тот исчез так же внезапно, как и появился... С облегчением вытягиваясь на простынях, Юстэс ощутил себя рожденным заново: " Грубиян точно вылепил меня заново..." — подумалось ему. Вновь откуда-то возникла черноволосая и позвала его за собой. Голос девушки был до боли знакомым, но как ни вглядывался он в ее лицо, так и не смог припомнить, видел ли когда раньше...
В огромной богато убранной зале его ожидали Королева и еще семеро: седобородый высокий старик с колючими внимательными глазами, двое чуть моложе, — все в простом платье, остальные — среднего возраста, крепкие, закованные в сталь воины...
— Это — Совет Девяти... — кратко пояснила Королева, полагая, что больше разъяснять ничего не нужно. — То, что от него осталось...
Никто из советников не произнес ни слова, но от них исходила такая сила и уверенность, что Юстэс мгновенно проникся огромным уважением к этим людям и почтительно склонил перед ними голову.
— Юноша... — пронзительным голосом проскрипел старик. — Тебя сочли равным избранным. Готов ли ты принести Клятву верности ныне здравствующей Королеве и всем будущим потомкам этого рода?..
— Да... — без раздумий ответил Гилленхарт, впиваясь глазами в лицо той, что отныне владела всеми его помыслами.
Советники переглянулись.
— Знаешь ли ты, что влечет за собою этот обряд?.. — глухо переспросил один из них, воин, чье лицо наполовину скрывала металлическая пластина.
Юстэс невольно посмотрел туда, где в отдалении маячили часовыми две огромные Тени.
— ... вечное рабство: и теперь, и — после... — продолжил за него вопрошавший. — Тебе не будет покоя. Ты не вернешься к Свету... Покорный, безвольный слуга, игрушка в чужих руках... И найдется ли какая-то сила или некий способ изменить однажды данной Клятве, если вдруг оковы верности окажутся непомерно тяжелы?.. Подумай хорошенько, воин! Ты волен уйти отсюда таким же свободным, как и прежде, — и никто не упрекнет тебя за это!..
Остальные выжидающе молчали. И в этом молчании Юстэс отчетливо уловил скрытый вызов той, что сидела сейчас на троне. По какому-то наитию он осознал вдруг: эти без сомнения мужественные и мудрые люди, что столпились полукругом напротив, не одобряют того, что должно произойти, скажи он "да"... Но в тот самый миг, когда он внутренне заколебался, его глаза встретились с Ее глазами. Угли, тлевшие в сердце с момента первой встречи, неистово вспыхнули снова, и слабые сомнения сгорели в этом огне, не успев и родиться.
— Я готов... — твердо ответил юноша, жадно впиваясь взглядом в лицо высокородной возлюбленной: оценила ли Она его жертву?..
Но она смотрела не на него, а на остальных. На ее губах промелькнула быстрая торжествующая улыбка: вспыхнула и погасла... По залу прокатился вздох разочарования, — легкий, еле слышный, — но ни один из советников не выказал явного неудовольствия ни единым движением или возгласом. Парень сам решил свою судьбу...
И лишь только юная черноволосая ведьмочка, затаившаяся безмолвной тенью в углу у дверей, тихо ахнув, всплеснула руками и скорбно покачала головой, прижав ладони к щекам: она-то знала, что такое неволя...
Магический обряд был краток и незатейлив.
Принесли вина, наполнили золотые чаши... Поднявшись со своего места, Королева отцепила с пояса кинжал — точную копию того, что достался Юстэсу на пиратском корабле. Но, отметив это, он не успел удивиться и тотчас забыл о странном совпадении: нараспев произнося непонятные слова, женщина неуловимым и точным движением коснулась лезвием своего запястья, и в чашу с вином потекла тонкая темная струйка того же цвета, что и пьянящая влага. Подчиняясь ее испытующему взгляду, он точно во сне протянул руку, и металл обжег его кожу. Кровь человека смешалась с содержимым чаши, и она первая поднесла ее к губам. Потом он коснулся губами украшенного каменьями драгоценного края, выпил оставшееся, не отрывая глаз от ее лица, — и не ощутил даже и вкуса... Она же пристально смотрела на него, продолжая читать заклятье, и он растворялся, тонул в темной глубине ее глаз, забывая себя и все сущее...
Присутствующие, дождавшись, когда умолкнут слова заклинания, дружно сдвинули свои кубки в знак того, что были свидетелями добровольного принесения Клятвы. Этот звон вывел Юстэса из транса. Он удивленно оглянулся вокруг, с трудом припоминая все предшествующее...
...Потом он очутился у причала. Один... Болтливый лодочник за пару монет перевез его через пролив — весь долгий путь через разыгравшиеся волны, перевозчик рассуждал про Нашествие, Белоглазых; упомянул он и про загадочную гибель солдат из ночного патруля и про многие другие неладные вещи, творившиеся в осажденном городе. Но Юстэс, кивая в ответ, не слушал его, полный блаженной, бездумной радости: ведь отныне он принадлежал не себе, а своей возлюбленной! — и это, как ему казалось, устанавливало между ними некую связь, дающую надежду на нечто большее...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
