А потом, когда мои муженьки окончательно устали компенсировать долгие вдни разлуки и я смогла выгнать их с чистой совестью, я запустила на полную мощь продувку отсека, забралась в санитарную кабину, включила ионизированный душ и задумалась. За вгоды, проведенные в Поясе, я успела понять взгляды на жизнь внезов — с точки зрения как внезки, так и терранки. Для терран постоянное сидение на одной базе действительно выглядело бы как тюрьма. Привыкшим к безопасным и легкодоступным (ну, условно) безбрежным пространствам Терры, им сложно осознать, что для внеза провести всю жизнь на одном месте, ни разу за его пределы не выезжая, вполне нормально. "Всю жизнь" — тоже условно, потому что самые первые урожденные внезы появились в безвесе на свет в начале 60-х — двадцать пять метрических лет или сорок терранских назад. От старости еще никто из них, насколько я знаю, не помер. Не суть.
Суть в том, что у внезов практически нет потребности в путешествиях. Все базовые жизненные потребности удовлетворяют родное поселение и семья. Другие поселения в Поясе отличаются от родного разве что конфигурацией жилых и промышленных отсеков, а бездых снаружи абсолютно одинаков в любом месте. Даже вид на Вселенную и тот везде одинаков, разве что Солнце в разных созвездиях оказывается в зависимости от поры года. Потребности же в общении, развлечениях и смене интерьера вполне удовлетворяются виртуальностью и дальней связью. Раньше, когда связь ограничивалась скоростью света и пропускной способностью радиорелейных станций, еще имелся мотив для путешествия — чтобы пообщаться с друзьями лицом к лицу, в нормальном разговоре, а не в режиме долгого ожидания ответной реплики. Но путешествия по Системе на традиционных кораблях долги и дорогостоящи, а все больше развивающаяся мгновенная связь делает даже такой мотив несущественным. Возможно, распространение кораблей с безынерциальными движками ситуацию изменит, но в любом случае не скоро.
Разумеется, большинство семей старается выпихивать своих детей в путешествия — когда на заработки, когда на учебу, когда спортивные состязания типа гонок на скутах. Однако делается это по большей части, чтобы они осознали, насколько велик мир и сколько в нем живет разных людей. Для расширения кругозора, иными словами. А без того большинство внезов крайне редко выбирается за пределы своего поселения. Скажи им, что они живут в тюрьме — и они страшно удивятся, поскольку просто не поймут, о чем речь.
За четыре терранских года в безвесе (пятая часть всей жизни и минимум половина сознательной) я тоже успела привыкнуть к жизни в однообразных декорациях поселений Пояса. Из Бриллианта Галактики, родного поселения Алекса, где пока что базировалась и наша семья, я все-таки старалась иногда выбираться — иногда к врачам, иногда просто за компанию с Алексом в поселения, где он участвовал в скучных толковищах с терранами и членами Конгресса Вольных Поселений (та еще нудятина, я как-то раз послушала в реальном времени). Наверное, я подсознательно все еще надеялась, что наткнусь на что-то поинтереснее, чем очередной медицинский робот, плавильная центрифуга или установка для выращивания кристаллов. Однако чем дальше, тем больше я утрачивала вкус к путешествиям, тем паче внедели, проводимые на борту пассажирских лайнеров, шарма им отнюдь не добавляли. Так что перспектива застрять здесь, в "Фиолетовом сдвиге", на неопределенный срок меня совсем не пугала. Только страшно не хотелось навязываться хозяевам и жить за их счет, тем более что я и так фактически являлась приживалкой в семье, не пронося ей заметной пользы.
С другой стороны, я, в отличие от Павла с Алексом, достаточно прожила на Терре в сознательном возрасте, чтобы понимать: однажды начатая, охота САД не прекратится никогда. Гигантская бюрократическая машина Америки не интересовалась вопросами добра и зла, несправедливости и необоснованности. Втянув в себя квиток на начало охоты, она запускала неумолимые шестеренки исполнительного механизма, не умеющего уставать и забывать. Неважно, сколько времени пройдет — внеделя, вгод или сотня влет. Она так и продолжит безразлично крутиться, ожидая, когда сумеет зацепить хотя бы краешек моей одежды и втянуть меня в жернова целиком. И не только меня — мою семью тоже. И если сейчас оставался шанс вырвать из ее зубов свое имя путем разговора-другого, это следовало сделать. Через вгод заинтересованность во мне может пройти, а имя в списках останется. И тогда вычистить его окажется несопоставимо сложнее.
Разумеется, я не верила, что САД сумеет дотянуться до меня в Поясе, пусть даже со своими новыми кораблями. Не те времена. Атаку на лайнер или поселение внезы однозначно воспримут как пиратство или начало новой войны, чем бюрократия САД рисковать явно не станет. Но проблему лучше решать в зародыше. Мало ли почему и когда меня может снова занести на Терру!
И чем дольше я думала, тем больше во мне крепло желание закончить все побыстрее. Разговор на нейтральной, а, скорее, даже дружественной территории корабля Стражей вряд ли мог мне чем-то угрожать. И когда моя решимость побыстрее закончить все раз и навсегда укрепилась до состояния железобетона, я как-то незаметно заснула.
А когда проснулась через пару вчасов, оказалось, что Ка-тян уже отправилась в бездых гонять на скуте. Всем девочкам привезли сделанные по мерке комбезы, а персональное ей — легкий скут, который ей не терпелось опробовать. Вместе с ней отправилась Вероника — во плоти, в смысле, в скафандре, оставив своего нага-дрона, свернутого в клубок, в углу общего зала. Набики дрыхла у себя в отсеке в компании Магды, Мотоко и Эрнст сосредоточенно кувыркались в тренировочном зале со своими палками, а у дальней от них стенки мирно дремали двое Стремительных в дипломатических скафандрах — в смысле, тех, в которых они входят в нашу атмосферу, вооруженных только лезвиями на пальцах. Были они Кумаром и Хосе, и они вовсе не дремали, а оживленно общались на тему все той же зубодробительной математики. Завидев меня, они переключились с радиосвязи на голосовую (я вылезла голой, без наглазников, так что к прямому каналу подключиться не могла) и попытались выяснить мое мнение на предмет одной теоремы, которую только что сформулировали. Поскольку уровень теоремы приблизительно на три световых года превосходил мое понимание предмета, я с важным видом (вероятно, так и не распознанным собеседниками) сообщила, что надо подумать. Заодно я поинтересовалась, где мои любимые мужья и Бернардо. Оказалось, что вся компания совещается в одном из свободных отсеков.
Поскольку я уже проснулась окончательно, то сообразила, что неплохо бы снова стать цивилизованным человеком. В смысле, нацепить окуляры и подключиться к сети. Вернувшись к себе, я нашла во входящих сообщениях записку от Алекса, в которой он просил стукнуться, как проснусь. Вызывать его через наглазники я не стала, а вместо того приплыла к нему целиком.
Как оказалось, вся троица висела перед большим экраном, на котором крутился глобус Терры, окутанный облаком линий и значков. Я уже достаточно разбиралась в навигации, чтобы опознать карту орбитальных эшелонов и траектории околопланетарных платформ. Совещающиеся сосредоточенно двигали взад и вперед некоторые из значков, меняя траектории и окрашивая их в разные цвета, а также проецируя на поверхность планеты.
— Привет, Оки! — с энтузиазмом сказал Алекс, завидев меня. — А мы тут в политической географии упражняемся.
— Мы решили, что тебе с терриками общаться незачем, а вот Алекс на переговоры слетает, — добавил Павел. — Вот, думаем, где бы встречу организовать, чтобы не над территорией САД, СНЕ или Чжунго...
— Стоп! — решительно перебила его я. — Во-первых, с чего вы решили, что мне с терриками незачем общаться? Совсем наоборот, я хочу.
Все трое уставились на меня, как на музейный экспонат. Хотелось бы верить, что с вожделением, потому что я поразила их своими женскими статями. Однако рациональная часть мозга все-таки заметила, что как минимум Павел смотрит на меня как на чокнутую. Да и Бернардо вряд ли мог испытывать ко мне какие-то чувства, кроме дружеских.
— Не надо, Оки, — сказал Алекс. — Мы тут на троих сообразили, что в любом варианте следовало бы провести предварительные переговоры в твое отсутствие. Круг вопросов очертить и все такое. И уже по результатам беседы думать, что делать дальше.
— Ты же сам говорил...
— Говорил. Но меня переубедили.
Нет, ну вы поняли, да? После того, как я все просчитала, разложила по полочкам и решилась на героические действия, этот предатель заявляет мне, что сменил мнение! Предварительные переговоры в мое отсутствие!
— А меня нет! — если бы мы находились на Терре, я бы подбоченилась с кулаками, упертыми в бедра. В безвесе, однако, такую позу принимать сложно, а когда собеседники повернуты относительно тебя градусов на семьдесят — и бессмысленно, все равно эффект не тот. — Я решила, что иду, в смысле лечу на переговоры. Можем прямо сейчас?
— Оки, не начинай... — терпеливым тоном начал Павел, но я его перебила:
— Не начну, потому что нет темы для разговора. Надо от них отвязаться как можно скорее.
— Но пойми же ты, слишком опасно...
— Знаешь, что такое сковородка?
— А? — поразился муж. — Сковородка?
— На Терре — такая круглая чугунная пластина с ручкой. Используется для приготовления пищи, но вообще-то очень удобна, чтобы бить по лбу тех, кто слов не понимает. Это намек, если что.
— Видел я такие на Терре, — задумчиво сказал Алекс. — Страшное оружие в умелых руках. Опаснее игломета на ближней дистанции. Ладно, я пас. Считайте, что я занял нейтральную позицию, а то она и в самом деле где-нибудь сковородку раздобудет.
Павел глянул на Бернардо.
— Бебе!
— А что я? — тот совершенно по-человечески развел руками. — У нас матриархат, на случай если забыли. Своих женщин сами уговаривайте. Мое дело — площадку для переговоров обеспечить.
Павел закатил глаза и взялся за голову обеими руками.
— Итого из четырех присутствующих одна за, один против и два воздержавшихся, — резюмировала я. — Поскольку я за, решение принято.
— Оригинальная методика подсчета, — пробурчал Павел.
Я уже видела, что он сдался. Приступы упрямства на меня находили редко, в основном когда со мной пытались обращаться как с младенцем, но уж если находили, то все, с концами. Помнится, свой первый выход в бездых — еще с неработающими ногами, пару внедель после заключения брачного договора — я пробила точно так же. Все считали, что меня, несмышленую терранку, к шлюзу наружу даже на пушечный выстрел подпускать опасно. Но я дождалась, когда останусь одна, самостоятельно напялила комбез, пусть даже неумело и неправильно подключив санитарный блок, и выбралась самостоятельно. Там я умудрилась промахнуться мимо припаркованного совсем рядом скута и полетела в никуда. Поскольку я не знала, как задействовать баллоны со сжатым газом, маневровые движки комбеза не работали. Если бы я тогда включила голову, то просто вызвала бы диспетчера по радио и попросила о помощи. Но вместо того я попыталась включить неработающие движки методом случайного тыкания в иконки интерфейса и ненароком активировала SOS-маяк, даже не подозревая о том.
В общем, когда поселение слегка успокоилось и все полтора десятка слетевшихся на помощь закончили упражняться в остроумии и разлетелись по своим делам, Алекс попытался было прочесть мне мораль об опасностях открытого космоса. Однако после моего выразительного взгляда вздохнул, махнул рукой и уже больше никогда не пытался мне что-то запрещать. У Павла, который в семью вошел всего полвгода назад, опыта со мной имелось куда меньше. Но и он уже знал, что если мне что-то втемяшится в голову, сопротивление бесполезно. Тем более что Лена после того случая в спорах неизменно вставала на мою сторону. Она что в моем отношении, что в отношении детей придерживалась радикальных взглядов: помереть не позволим, но набитые шишки крайне полезны для жизненного опыта. Так что если хочу, пусть набиваю.
Не знаю, почему так страстно отвергла предложение о предварительных переговорах с деятелями из администрации САД, выглядящее вполне разумно. Подозреваю, что просто хотелось вблизи посмотреть на тех, кто на Терре вершил судьбами, в том числе моей собственной еще несколько лет до того. А может, и нет. Так или иначе, Павел быстро сломался под моим напором, и уже через пару минут мы сосредоточенно обсуждали детали встречи.
Самым сложным оказалось выбрать точку для парковочной орбиты нашего корабля. На Терре до сих пор действует принцип территориальности космоса. В смысле, все, что находится "над" территорией конкретного государства, принадлежит ему, в том числе космос. Что такое "над" в этом контексте, земное право не уточняет. Определили так еще во времена, когда люди только-только освоили первые воздушные шары, и с тех пор не пересматривали. Теоретически "над" может означать пространство на высоте от нуля до бесконечности, но на практике неявно принимается, что трактование зависит от конкретной ситуации.
Чтобы обеспечить полный нейтралитет переговорной площадки, следовало выбрать точку на орбите так, чтобы не оказаться над территорией ни одного территориального блока. Вроде бы просто. Корабли на безынерциальных двигателях не ограничены геостационарной орбитой, чтобы оставаться в одном месте относительно планеты. Приходится все время работать движками, чтобы синхронизироваться с вращением поверхности, но энергозатраты невелики. Зависни над одним из океанов, и все дела, да?
А вот и нет. Пространство практически везде над планетой на высоте до двух тысяч кликов либо забито спутниками связи, орбитальными платформами и так далее, либо зарезервировано для трасс околопланетарного транспорта. В парковочные области в районах платформ нам соваться не хотелось — они находятся в пространстве, интерпретируемом как "территория платформы", а следовательно, и соответствующего государства. Кроме того, хотелось держаться как можно подальше от территории САД.
Вот так и получилось, что единственная более-менее подходящая область для рандеву с функционерами САД оказалась над Сибирью — континентальной областью, формально принадлежащей Русскому Миру, а значит, никому. Проходили над ней орбиты отдельных платформ и спутников, но с куда меньшей плотностью, чем в других местах. Шаттлы там тоже не стартовали и не садились, разве что иногда суборбитальные пролетали между СНЕ, САД, Индией и Чжунго. Так что уговорить Объединенный диспетчерский контроль, чтобы нам разрешили там повисеть, проблемы представлять не должно.
Уже тогда у меня в желудке нехорошо екнуло. Слишком близко от моего родного Иркутска. Слишком близко от места, которое до сих пор снилось мне в ночных кошмарах: двухэтажные бараки с обледенелыми ступеньками и прогнившими досками над выгребными ямами, неряшливые снежные торосы на тротуарах, пронзительный ледяной ветер, мое инвалидное кресло на углу рядом с коробкой для милостыни и тоскливая безнадежность, такая же черная, как полыньи на Ангаре во время ледостава. В Ниппоне в первые месяцы я просыпалась от таких кошмаров едва ли не еженощно — мокрая от холодного пота, с колотящимся сердцем, с застрявшим в глотке воплем: не хочу, не хочу, не хочу!
