— Вы знаете, что она пыталась вас убить? Вас и меня, нас обоих.
— Что вы имеете в виду? Пыталась меня убить? Как?
— Когда вы рассказали ей про невидимых существ, этих... микробов. Она этим очень заинтересовалась. Она сама сказала мне, когда я поймал ее с костями.
— Какие кости? — спросила я, чувствуя, как лед серебром пробежал вниз по спине.
— Кости, которые она взяла из могилы Эфраима, чтобы приворожить вашего мужа. Она не использовала их все, и позже я нашел их в ее рабочей корзинке. Я страшно избил ее, и тогда она рассказала мне.
Привыкшая, в поисках съедобных растений и трав, бродить по лесам в одиночестве, она продолжала делать это и во время пика эпидемии дизентерии. И однажды, она наткнулась на уединенную хижину пожирателя грехов, того странного, больного человека. Она обнаружила его почти мертвым, горящим в лихорадке, он находился в коме. Пока она стояла там и решала, бежать ли ей за помощью, или просто убежать, он, на самом деле, умер.
Тогда, по наитию и вдохновению, аккуратно держа мои подробные наставления в голове, она взяла слизь и кровь из тела и поместила их в маленькую бутылочку вместе с капелькой бульона, что был в котелке, висевшем над очагом, сохранив внутри корсета, в тепле ее собственного тела.
А потом капнула несколько капель этой мертвящей смеси в мою пищу и в пищу своего отца, в надежде, что если мы оба заболеем, то наши смерти будут восприняты не более чем часть общей эпидемии, бушующей в Ридже.
Я чувствовала, как кровь отлила от моих губ, и они онемели.
— Вы в этом уверены? — прошептала я. Он кивнул, не стараясь меня убедить, и, как раз, именно это и убедило меня, что он говорит правду.
— Она хотела... Джейми? — спросила я.
Он закрыл глаза на секунду: солнце начало восходить, и пока его блеск был позади нас, сияние воды было ярким, как серебряная тарелка.
— Она... хотела, — сказал он, наконец. — Она жаждала. Жаждала благосостояния, положения в обществе, желала того, что считала собственной свободой, не рассматривая это, как привилегию — никогда! — он заговорил с внезапной злостью, и я подумала, что это была не только Мальва, кто смотрел на вещи не так, как он.
Но она хотела Джейми, или ради него самого, или только из-за его собственности. А когда ее любовный приворот не подействовал, и пришла эпидемия, то попробовала более прямой путь к тому, чего желала. Я пока еще не могла до конца принять всего этого, но уже точно понимала, что это была правда.
И потом, когда она обнаружила себя неудобно беременной, то придумала новый план.
— Вы знаете, кто настоящий отец ее ребенка? — спросила я, снова почувствовав, как сдавило горло... Я подумала, что так будет всегда... при воспоминании о залитом солнцем садике и двух маленьких аккуратных телах, разрушенных и погибших. Такая потеря.
Он покачал головой, но не смог посмотреть мне в глаза, и я знала, что у него были кое-какие идеи на этот счет, по крайней мере. Он бы мне все равно не сказал, и я полагала, что это не имеет значения теперь. Губернатор скоро проснется и будет готов принять его.
Кристи тоже слышал движения внизу, и глубоко вдохнул.
— Я не мог ей позволить разрушить так много жизней, не мог ей позволить продолжать. Потому что она была ведьмой, это точно. То, что ей не удалось убить меня и вас, было не более чем неудача. Она бы все равно убила кого-нибудь, перед тем, как все закончила. Возможно, вас, если уж ваш муж так к вам прилепился. Возможно, его, в надежде унаследовать его состояние для ребенка, — он тяжело, с болью вдохнул. — Она родилась не от меня, и все же... она была моей дочерью, моей кровью. Я не мог... не мог позволить... Я нес ответственность, — он замолчал, не в состоянии завершить. Тут, я подумала, он говорил искренне. И все же...
— Томас, — сказала я твердо, — это чепуха, и вы знаете это.
Он посмотрел на меня, удивленный, и я видела, что в его глазах стояли слезы. Он сморгнул их и яростно ответил.
— Вы так это называете? Вы ничего не знаете, ничего!
Он увидел, как я отшатнулась, и посмотрел вниз. Потом, он неловко потянулся и взял меня за руку. Я чувствовала шрамы той операции, которую сама сделала, и гибкую силу его сжимающих пальцев.
— Я ждал всю свою жизнь, и искал... — он слегка махнул своей свободной рукой, затем сжал пальцы, как будто хватая мысль, и продолжил более уверенно. — Нет. Надеялся. Надеялся найти что-то, чему не могу подобрать имя, но что-то, что я знал, должно существовать.
Его глаза искательно смотрели в мое лицо, напряженно, будто запоминая мои черты. Чувствуя неловкость от этого испытывающего взгляда, я подняла руку, чтобы поправить растрепавшиеся волосы, но он поймал ее и держал, удивив меня.
— Оставьте их, — сказал он.
Стоя с обеими руками в его руках, я не имела выбора.
— Томас, — сказала я неуверенно, — мистер Кристи...
— Я пришел к убеждению, что это был Бог, тот, кого я искал. Возможно, так и было. Но Бог — это не плоть и кровь, и одна Божья любовь не могла поддержать меня. — Я написал мое признание, — он отпустил мои руки и, слегка покачнувшись, засунул руку в карман и вытянул сложенную бумагу, которую сжимал своими короткими сильными пальцами. — Я поклялся тут, что это был я, тот, кто убил мою дочь, за тот позор, который она принесла мне своим распутством, — он говорил довольно твердо, но я видела, как двигалось его горло поверх поношенного шейного платка.
— Вы не убивали, — сказала я уверенно. — Я знаю, вы не убивали.
Он моргнул, смотря на меня.
— Нет, — сказал он, почти буднично, — но, наверное, я должен был. Я написал копию этого признания, — сказал он, пряча документ обратно в свой сюртук, — и оставил ее в газетах в Нью Берне. Они опубликуют его. Губернатор его примет — как может быть иначе? — и вы будете свободны.
Эти последние четыре слова вогнали меня в ступор. Том Кристи все еще держал мою правую руку, его большой палец нежно поглаживал мои пальцы. Я хотела убрать руку, но заставила себя оставить все, как есть, подчиняясь выражению его серых глаз, ясному и открытому сейчас, и ничего не скрывающему.
— Я всегда тосковал, — сказал он тихо, — по любви, отданной и полученной взамен: провел свою жизнь в попытке отдать мою любовь тем, кто ее не стоил. Позвольте мне это: отдать свою жизнь ради того, кто стСит.
Я чувствовала себя так, словно из меня вышибли дух. Я не могла дышать, но пыталась сформулировать слова.
— Мистер Кр... Том, — сказала я. — Вы не должны. Ваша жизнь... ценна. Вы не можете выбросить ее вот так!
Он кивнул, терпеливо.
— Я знаю это. Если бы она не была ценной, все это ничего бы не значило.
Звуки шагов приближались по сходному трапу, и я слышала внизу голос губернатора, который весело разговаривал с капитаном корабля.
— Томас! Не делайте этого!
Он только посмотрел на меня и улыбнулся... когда-нибудь, видела ли я его улыбку?.. но ничего не сказал. Он поднял мою руку и склонился над ней: я почувствовала покалывание его бороды и тепло его дыхания, мягкость его губ.
— Ваш покорный слуга, мадам, — сказал он очень тихо, сжал руку и отпустил ее, потом повернулся и взглянул в сторону берега. Маленькая лодка приближалась, темная против блеска серебряного моря. — Ваш муж плывет за вами. Прощайте, миссис Фрейзер.
Он повернулся и ушел, твердо держа спину, несмотря на волны, которые поднимались и опускались под нами.
ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ.
В день возмездия.
ГЛАВА 98. СДЕРЖИВАТЬ ПРИЗРАКОВ.
ДЖЕЙМИ ЗАСТОНАЛ, ПОТЯНУЛСЯ и тяжело сел на кровати.
— Я чувствую себя так, будто кто-то наступил на мой член.
— О? — я открыла один глаз, чтобы взглянуть на Джейми. — И кто?
Он посмотрел на меня покрасневшими глазами.
— Понятия не имею, но такое чувство, что это был кто-то тяжелый.
— Ложись, — сказала я, зевнув. — Ты можешь отдохнуть еще немного, нам же не нужно уезжать прямо сейчас.
Он покачал головой.
— Нет, я хочу домой. Мы уже и так слишком долго отсутствуем, — тем не менее, так и не закончив одеваться, он продолжал сидеть в рубашке на продавленной гостиничной кровати, праздно свесив свои большие руки между бедер.
Джейми выглядел смертельно уставшим, несмотря на то, что только поднялся — и не удивительно. Думаю, он совсем не спал несколько дней, пока искал меня, сжигал форт Джонстон и преодолевал трудности, связанные с моим освобождением с "Круизера". Вспомнив все это, я почувствовала, как та радость, с которой я проснулась и обнаружила, что свободна, на твердой земле и с Джейми, омрачилась.
— Ложись, — повторила я и, перекатившись к нему, положила руку на его спину. — Едва светает. По крайней мере, подожди завтрака, ты не сможешь путешествовать без еды и отдыха.
Джейми глянул в окно, все еще закрытое ставнями, сквозь щели которых начал просачиваться бледный свет, но я была права: снизу не доносились звуки ни разжигаемого огня, ни передвигаемых горшков и котелков. И, внезапно сдавшись, он медленно повалился набок, не в силах подавить вздох, когда его голова коснулась подушки.
Он не возражал, ни когда я накрыла его ветхим одеялом, ни, тем более, когда я пристроилась с ним рядышком, обняв его рукой за талию и прижавшись щекой к спине. От него все еще пахло дымом, несмотря на то, что мы оба наспех вымылись прошлым вечером перед тем, как рухнуть в кровать в так дорого купленном забытьи.
Я чувствовала, каким он был измотанным. Мои собственные суставы все еще ныли от усталости и бугров в продавленном, набитом шерстью, матрасе. Когда мы причалили к берегу, нас уже ждал Йен с лошадьми, и до самой темноты мы скакали, стараясь уехать так далеко, как только могли. В конце концов, где-то в Богом забытом местечке, мы остановились на затрапезном постоялом дворе, в довольно простом придорожном заведении для извозчиков, которые направлялись на побережье.
— Малкольм, — сказал Джейми, чуть поколебавшись, когда хозяин постоялого двора спросил его имя. — Александр Малкольм.
— И Мюррей, — сказал Йен, зевая и почесывая ребра. — Джон Мюррей.
Хозяин кивнул, не слишком интересуясь. Не было причин, по которым он связал бы трех ничем не примечательных, потрепанных путешественников с прогремевшим на всю округу случаем убийства. И все же, я почувствовала, как паника вскипела под диафрагмой, когда он взглянул на меня.
Я заметила, как Джейми замялся, называя имя, ощутила его отвращение к тому, чтобы вновь воспользоваться одним из многих псевдонимов, под которыми он жил в прежние времена. Сильнее, чем большинство людей, он дорожил своим именем... Я могла только надеяться, что пройдет время, и оно снова будет уважаемым.
Роджер мог бы помочь. "Он уже, должно быть, полноправный священник", — подумала я, улыбаясь от этой мысли. У него есть настоящий дар сглаживать острые углы, устраняя разногласия и раздоры между обитателями Риджа, а когда к этому добавится еще и авторитет рукоположенного священника, его влияние усилится.
Будет очень хорошо, когда он вернется. И снова увидеть Бри и Джема... на мгновение я так по ним затосковала. Но мы увидимся вскоре: мы собирались проехать через Кросс-Крик и забрать их по пути. Конечно, Роджер и Бри ничего не знали о том, что произошло в последние три недели, ни о том, как, в результате всего этого, наша жизнь теперь изменится.
Птицы на деревьях уже пели в полный голос. И после постоянного крика чаек и крачек, в качестве шумового сопровождения жизни на "Круизере", птичье пение было нежным, домашним разговором, который заставил меня внезапно затосковать по Риджу. Я понимала сильнейшее желание Джейми оказаться дома, даже зная, что жизнь больше не будет прежней. Семейства Кристи там больше не будет, например.
У меня не было шанса расспросить Джейми об обстоятельствах моего спасения: меня отпустили, наконец, на берег практически перед самым закатом, и мы сразу же пустились в путь. Джейми хотел, чтобы между мною и губернатором Мартином было как можно большее расстояние... и, возможно, между мной и Томом Кристи.
— Джейми, — тихо сказала я, тепло дыша в складки его рубашки. — Ты заставил его сделать это? Тома?
— Нет, — его голос тоже был тихим. — Он пришел в печатный магазин Фергюса на следующий день после твоего отъезда из губернаторского особняка, услышав, что сожгли тюрьму...
Шокированная, я села на кровати.
— Что? Дом шерифа Толливера? Мне никто об этом не сказал!
Он перекатился на спину и взглянул на меня.
— Не думаю, что кто-нибудь из тех, с кем ты разговаривала в последние две недели, знал об этом, — сказал он мягко. — Никто не погиб, Сассенах... я спрашивал.
— Ты в этом уверен? — спросила я, беспокойно думая о Сэйди Фергюсон. — Как это случилось? Толпа?
— Нет, — сказал он, зевая. — Из того, что я слышал, миссис Толливер напилась в стельку и слишком сильно разожгла огонь под стиральным котлом, а потом просто легла в тенечке и заснула. Древесина треснула, угольки подожгли траву, огонь достиг дома, и... — он отрешенно махнул рукой. — Соседи почувствовали запах дыма и кинулись туда, как раз вовремя, чтобы оттащить миссис Толливер и младенца на безопасное расстояние. Том сказал, что больше в тюрьме никого не было.
— Ох. Хорошо... — я позволила ему уговорить меня снова лечь, устроив голову во впадинку на его плече. С ним я не могла себя чувствовать отстраненной, особенно после ночи, проведенной, крепко прижавшись, на узкой кровати, ощущая движения друг друга. И все же, я, как-то по-новому, распознавала его присутствие.
Так же, как Джейми чувствовал и осознавал мое: рассказывая, он обнимал меня рукой и, бессознательно, пальцами, исследовал мою спину по всей ее длине, слегка вчитываясь в мои формы, как слепой, читающий азбуку Брайля.
— Итак, Том. Он, конечно, знал о "L`Onion" и, поэтому, пришел туда, когда узнал, что ты исчезла из тюрьмы. К этому времени, ты уже уехала и из губернаторского особняка, поскольку ему понадобилось некоторое время, чтобы расстаться с Ричардом Брауном так, чтобы не вызвать у них подозрений. — А там он обнаружил нас и рассказал, что собирается сделать, — пальцы Джейми гладили меня по затылку и напряженной шее, и я почувствовала, как начинаю расслабляться. — Я попросил его подождать: я сам должен был попытаться вызволить тебя, а вот если у меня не получится...
— Так ты знал, что он не убивал, — сказала я уверенно. — Он тебе сказал, что это был он?
— Он сказал только, что хранил молчание до тех пор, пока был хоть малейший шанс, что ты предстанешь перед судом, и тебя оправдают... но, если бы ты оказалась в непосредственной опасности, тогда он тотчас же собирался признаться. Вот почему он настоял на том, чтобы поехать с нами. Я, эээ, я не хотел задавать ему вопросов, — сказал он деликатно.
— Но он этого не делал, — упрямо повторила я, настаивая. — Джейми, ты знаешь, что это так!
Я почувствовала, как его грудь поднялась под моей щекой, когда он вздохнул.
— Знаю, — тихо сказал он.
Мы немного помолчали. Внезапно, снаружи послышалось легкое приглушенное постукивание, и я вздрогнула, но это оказался всего лишь дятел, охотящийся на насекомых в червивых бревенчатых стенах постоялого двора.
