— Они его повесят, как ты думаешь? — спросила я, наконец, глядя вверх, на треснувшие потолочные балки.
— Думаю, да, — его пальцы возобновили свои полубессознательные движения, заправляя пряди моих волос за ухо. Я лежала неподвижно, слушая медленный стук его сердца, не желая спрашивать того, что из этого следует. Но я должна была.
— Джейми... скажи мне, что он не сделал этого... что он не сделал это признание... ради меня. Пожалуйста, — я не думала, что смогу вынести это, только не вдобавок ко всему, что уже произошло.
Его пальцы замерли, просто касаясь моего уха.
— Он любит тебя. Ты ведь знаешь это, так? — он говорил очень тихо, я слышала вибрацию от слов в его груди так же, как и сами слова.
— Он сказал, что любит, — припомнив тот очень прямой серый взгляд, я почувствовала, как сжалось горло. Том Кристи был человеком, который говорил то, что думал, и имел в виду то, что говорил. Человек, подобный Джейми, ну, во всяком случае, в этом отношении.
Джейми довольно долго молчал. Затем он вздохнул и повернул голову так, что его щека расположилась на моих волосах, мне было слышно легкое шуршание его щетины.
— Сассенах... Я бы сделал то же самое, и считал свою жизнь не напрасно потраченной, если бы это спасло тебя. Если он чувствует так же, тогда ты не причинила ему вреда, приняв свою жизнь из его рук.
— О, Боже, — сказала я, — о, Боже... — мне не хотелось думать ни о чем... ни о ясном сером взгляде Тома и криках чаек, ни о горестных линиях, прорезавших его лицо на кусочки.
Не хотелось мыслей о том, что он выстрадал и потерял, ни о вине и подозрениях... ни о страхе. Не хотела я думать и о ничего не подозревающей Мальве, встретившей свою смерть среди латука, вместе со своим сыном, тяжелым и мирно спящим в ее утробе. Ни о крови, цвета темной ржавчины, засыхавшей сгустками и всплесками на листьях винограда.
И больше всего, мне не хотелось думать, что я была хоть как-то причастна к этой трагедии... но это было неизбежно.
Я с трудом сглотнула.
— Джейми... это когда-нибудь может быть исправлено?
Теперь он держал мою руку, и его большой палец нежно поглаживал туда-сюда по моим пальцам.
— Девушка мертва, mo chridche.
Я остановила его палец, сжав руку.
— Да, и кто-то ее убил... но это был не Том. О Боже, Джейми... кто? Кто это был?
— Я не знаю, — сказал он, и в его глазах отразилась печаль. — Я думаю, она была девушкой, которая жаждала любви... и брала ее. Но она не знала, как отдавать ее.
Я глубоко вдохнула и задала вопрос, который лежал невысказанным между нами с самого убийства.
— Ты не думаешь, что это мог быть Йен?
Он почти улыбнулся в ответ.
— Если бы это был он, a nighan, мы бы знали. Йен мог убить. Но он не позволил бы тебе и мне отвечать за это.
Вздохнув, я двинула затекшими плечами, облегчая узел между ними. Он был прав, и мне стало легче в отношении Йена, и в то же время, я чувствовала себя еще больше виноватой по отношению к Тому Кристи.
— Мужчина, отец ее ребенка, — если это был не Йен, а я так надеялась, что так и было, — или кто-то, кто хотел Мальву и убил из ревности, когда обнаружил, что она беременна...
— Или кто-то уже женатый. Или женщина, Сассенах.
Я похолодела.
— Женщина?
— Мальва брала любовь, — повторил он, покачав головой. — Почему ты думаешь, что это могли быть только молодые парни?
Я закрыла глаза, представляя варианты. Если у нее была связь с женатым мужчиной — а они тоже обращали на нее внимание, только более скрытно — да, он мог убить ее, чтобы все не обнаружилось. Или отвергнутая жена... у меня перед глазами на мгновение возник образ Мурдины Баг, ее искаженное лицо, когда она прижимала подушку к лицу Лайонела Брауна. Арч? Боже, нет. И снова, с чувством абсолютной безнадежности, я оставила этот вопрос, видя в голове мириады лиц обитателей Фрейзерс Риджа, за одним из которых скрывалась душа убийцы.
— Нет, я знаю, что уже ничего нельзя исправить для них... ни для Мальвы, ни для Тома. Или... или даже для Алана, — впервые я подумала о сыне Тома, который так внезапно оказался лишенным семьи и при таких ужасных обстоятельствах. — Но остальные... — я имела в виду Ридж. Дом. Жизнь, которая у нас была. Мы.
Пока мы лежали вместе под одеялом, стало тепло... слишком тепло, и я почувствовала жар, который накрыл меня. Я резко села, отбросила одеяло и, наклонившись вперед, подняла с шеи волосы, в надежде на мгновенную прохладу.
— Встань, Сассенах.
Джейми перекатился, встал с кровати и, взяв за руку, поднял меня на ноги. Я уже покрылась потом, как росой, и мои щеки пылали. Он наклонился и, обеими руками взявшись за полу моей рубашки, стянул ее с меня через голову.
Посмотрев на меня, он слегка улыбнулся, потом наклонился и тихонько подул на мои груди. Прохлада была невелика, но благословенным было облегчение, и мои соски поднялись в молчаливой благодарности.
Открыв ставни, чтобы проникало больше воздуха, он отступил назад и снял свою рубашку. День занялся, и потоки чистого утреннего света сверкали на линиях его бледного торса, на серебряной паутине его шрамов, на рыжевато-золотистых волосках, покрывавших его руки и ноги, на рыжих и серебряных волосках его отрастающей бороды. Как и на смутно темнеющей плоти его гениталий, в ее утреннем состоянии, твердо стоящей напротив его живота и становящейся глубокого мягкого цвета, который можно было найти в затененной сердцевине розы.
— Что касается исправления вещей, — проговорил он, — не могу сказать... но попытаться можно, — его глаза двинулись по мне, полностью обнаженной, слегка солоноватой и заметно грязной в ступнях и лодыжках. Он улыбнулся. — Может, начнем, Сассенах?
— Ты такой уставший, что едва можешь стоять, — запротестовала я. — Эм... ну, за некоторым исключением, — я добавила, глянув вниз. Так и было: под его глазами были темные круги, и, если линии его тела все еще были длинными и грациозными, они столь же красноречиво выражали глубокое изнеможение. Сама я чувствовала себя так, будто по мне проехался асфальтовый каток, несмотря на то, что я не бодрствовала ночи напролет, сжигая форты.
— Ну, раз уж у нас есть тут под рукой кровать, я не планировал вставать для этого, — ответил он. — Заметь, я могу никогда больше не подняться на ноги, но думаю, что способен бодрствовать, по крайней мере, следующие десять минут или около того. Ты можешь ущипнуть меня, если я засну, — предложил он, улыбаясь.
Я закатила глаза, но спорить не стала. А просто легла на смятые, но теперь прохладные, простыни и, с небольшим трепетом в центре живота, открыла для него ноги.
Мы занимались любовью, как будто были под водой, беззвучно, способные разговаривать только при помощи простых жестов. Наши тела двигались медленно и с трудом. Мы почти не касались друг друга таким образом с момента смерти Мальвы... и мысли о ней были все еще с нами.
И не только о ней. Некоторое время я пыталась сфокусироваться только на Джейми, обращая внимание на маленькие интимности его тела, такого знакомого... маленький белый след треугольного шрама на горле, завитки рыжих волос и загорелой кожи под ними... Но я была такой уставшей, что мое сознание отказывалось сотрудничать и, вместо этого, настаивало на том, чтобы показывать мне случайные кусочки воспоминаний или, что еще больше беспокоило — воображения.
— Не получается, — сказала я. Мои глаза были крепко закрыты, я прижималась к постельному белью, сгребая в кулаки простыни обеими руками. — Я не могу.
Он издал удивленный звук, но тут же откатился в сторону, оставив меня влажной и дрожащей.
— Что с тобой, a nighan? — спросил он тихо. Он не касался меня, но лежал очень близко.
— Не знаю, — я была близка к панике. — Я все еще вижу... прости, прости, Джейми. Я все еще вижу других людей, как будто я занимаюсь любовью с д-другими мужчинами.
— Вот как? — его голос звучал настороженно, но не расстроенно. Послышалось шуршание ткани, и он накрыл меня простыней. Это немного помогло, но не слишком. Мое сердце гулко и тяжело стучало в груди, голова кружилась и, казалось, что я не могу дышать, потому что сдавило горло.
"Bolus hystericus, — подумала я почти спокойно. — Прекрати, Бичем". Легче сказать, чем сделать, но я перестала переживать, что у меня начинается сердечный приступ.
— А... — голос Джейми оставался настороженным. — Кто? Ходжепайл и...
— Нет! — от одной мысли, у меня внутри все сжалось от отвращения. Я сглотнула. — Нет, я... я даже не думала об этом.
Он тихонько лежал возле меня и просто дышал. Я же чувствовала, что меня, в буквальном смысле, разрывает на части.
— Кого ты видишь, Клэр? — прошептал он. — Ты можешь мне сказать?
— Фрэнк, — быстро сказала я, до того, как смогла передумать. — И Том. И... и Мальва, — моя грудь поднималась и опускалась, мне не хватало воздуха, казалось, что мне никогда больше не хватит воздуха, чтобы снова дышать. — Я могу... совершенно внезапно, я могу чувствовать их всех, — выпалила я. — Они касаются меня. Хотят войти внутрь, — я повернулась и уткнулась лицом в подушку, как будто могла от всего отгородиться.
Джейми довольно долго молчал. Сделала ли я ему больно? Я жалела, что сказала ему... но я больше не могла обороняться. Я не могла лгать, даже из лучших побуждений: просто не было больше возможности, чтобы спрятаться, некуда было бежать. Я чувствовала себя окруженной шепчущими призраками, их потери, их нужды, их отчаянная любовь разрывали меня на части. Отдаляли меня от Джейми, и от себя самой.
Я вся сжалась и замерла, чтобы не рассыпаться. Пытаясь скрыться, я так глубоко вжалась лицом в подушку, что почувствовала, как задыхаюсь, и поэтому вынуждена была повернуть голову, чтобы вздохнуть.
— Клэр, — Джейми говорил мягко, и, почувствовав его теплое дыхание на своей щеке, я открыла глаза. Его взгляд тоже был мягким, но затененным печалью. Очень медленно он поднял руку и коснулся моих губ.
— Том, — выпалила я. — Мне кажется, он уже мертв, и все из-за меня, и это так ужасно. Мне не вынести этого, Джейми, я, правда, не могу!
— Я понимаю, — в замешательстве, он отодвинул свою руку. — Ты можешь вынести, что я тебя касаюсь?
— Не знаю, — я проглотила комок в горле. — Попробуй и увидишь.
Это заставило его улыбнуться, хотя я говорила с полной серьезностью. Он нежно положил свою руку мне на плечо и, развернув меня, сгреб в охапку и прижал к себе. Он двигался медленно, так, чтобы я могла отодвинуться. Но я не отодвинулась.
Я прильнула к нему и прижалась так, будто он был дрейфующим обломком мачты, тем единственным, что удерживало меня на плаву. Так и было.
Он долго-долго держал меня в своих объятьях и гладил по волосам.
— Можешь ты поплакать по ним, mo nighean don? — наконец, прошептал он в мои волосы. — Пусть они придут.
Одна только идея снова заставила меня застыть в панике.
— Я не могу.
— Поплачь по ним, — прошептал он, и его голос открыл меня глубже, чем его член. — Ты не можешь долго удерживать призраков на расстоянии.
— Я не могу. Мне страшно, — сказала я, но меня уже сотрясали рыдания и горе, слезы текли по щекам. — Я не могу!
И все же, плакала. Я прекратила бороться и открылась памяти и печали. Я всхлипывала, словно мое сердце могло разбиться... И я позволила ему разбиться, ради них, и ради всего того, что не могла спасти.
— Пусть они придут, и горюй по ним, Клэр, — прошептал Джейми. — И когда они уйдут, я отвезу тебя домой.
ГЛАВА 99. СТАРЫЙ ХОЗЯИН.
Речная Излучина.
НАКАНУНЕ ВЕЧЕРОМ ПРОШЕЛ СИЛЬНЫЙ ДОЖДЬ, и хотя сейчас ярко светило жаркое солнце, земля была обильно насыщена влагой. Казалось, поднимающийся от нее пар делал воздух еще более плотным. Брианна высоко собрала волосы, чтоб они не касались шеи, но, постоянно выбиваясь, непослушные локоны налипали на влажный лоб и щеки и лезли в глаза. С раздражением, она смахнула прядь тыльной стороной ладони, так как пальцы были измазаны пигментом, который она растирала. Влажность не шла этому процессу на пользу. Из-за нее в порошке образовывались комки, и он приставал к стенкам ступки.
Тем не менее, пигмент был необходим. Она получила новый заказ, к которому должна была приступить сегодня днем.
Джемми слонялся вокруг, чрезмерно страдая от безделья и тыкая во все своими пальцами. Еле слышно, он напевал себе под нос песенку. Она не обращала на это никакого внимания, до тех пор, пока не удалось разобрать несколько слов.
— Что ты сказал? — не веря своим ушам, удивленно спросила она, оборачиваясь к нему. Не мог же он, на самом деле, петь "Блюз тюрьмы Фолсом"?
Он подмигнул ей и, опустив подбородок к груди, сказал таким низким голосом, какой только мог изобразить:
— Здравствуйте! Я — Джонни Кэш.
Едва не прыснув от смеха, она почувствовала, как ее щеки начинают розоветь от усилия сдержаться.
— Откуда ты это взял? — спросила она, хотя прекрасно знала ответ. Был только один вариант, откуда он мог это взять, и от этой мысли сердце ее учащенно забилось.
— Папа, — логично сказал он.
— Папа пел? — спросила она, стараясь говорить непринужденно. Он должен был петь. И также, видимо, должен был попытаться воспользоваться советом Клэр — изменять регистр своего голоса для того, чтобы разработать зажатые голосовые связки.
— Угу. Папа много поет. Он выучил со мной песню про воскресное утро, и еще одну про Тома Дули, и... и много еще, — закончил он, видимо в замешательстве.
— Правда? Ну, это ... а ну, положи! — воскликнула она, когда Джемми, от нечего делать, поднял открытый мешочек розовой марены.
— Ой! — он виновато посмотрел сначала на каплю краски, которая вырвалась из кожаного мешочка и шмякнулась прямо ему на рубашку, затем на Брианну, и неуверенно попятился к двери.
— Он еще ойкает! — рассержено проговорила она. — А ну, стой на месте! — отряхнув руку, она схватила его за шиворот и с размаху приложила пропитанную скипидаром тряпку к его рубашке. Вот только ее стараниями, на месте яркой красной линии, получилось большое розовое пятно.
Джемми молчал во время этого испытания. Голова его моталась из стороны в сторону, пока она теребила рубашку, оттирая краску.
— Что вообще ты здесь делаешь? — спросила она сурово, — Разве я не говорила тебе найти себе какое-нибудь занятие? — в конце концов, в Речной Излучине недостатка в делах не было.
Понурив голову, он что-то пробормотал, но ей удалось разобрать лишь слово "боюсь".
— Боишься? Чего? — чуть более ласково, она через голову стянула с него рубашку.
— Призрака.
— Какого призрака? — осторожно спросила она, пока не понимая, что с этим делать. Ей было известно, что все рабы в Речной Излучине безоговорочно верят в призраков, считая их неотъемлемой частью жизни. Впрочем, так же, как и практически все шотландские переселенцы в Кросс-Крике, Кэмпбелтоне и Ридже. И немцы из Салема и Вифании. Да если уж на то пошло, как и ее собственный отец.
Она не могла просто так взять и заявить Джему, что призраков не существует, особенно, когда она сама не до конца была в этом уверенна.
