— Как оказывается, ты знала его лучше всего, а я просто хочу его понять.
— Просто? — неверяще усмехнулась она, посмотрев на меня. — Ты так долго от него бегал и сейчас решил "просто" понять? Просто признайся, что он у тебя кое-что украл и это "что-то" слезы Элисень.
Я изумленно посмотрел на эту женщину. Откуда она знает?
— Серьезно? — магесса измученно улыбнулась. — Мой милый, хоть и пустоголовый Ники, это было очень легко понять. Ну а еще я спросила об этом у твоей маленькой девочки. Она так мило краснела и заикалась, когда я подсказала ей пару секретов, как доставить тебе удовольствие...
— Алия!
Эта страшная женщина еще успела где-то отловить Ирен и устроить ей допрос! Я же просил ее молчать об этом...
У меня разболелась голова. Я надеялся, что быстро узнаю у Алии все подробности, а на деле эта акула, даже в таком в состоянии, кого угодно схватит за причинное место и отгрызет все что можно.
— Я сразу поняла, что он сбежал с артефактом, — тихо произнесла она, пристально смотря на свои ладони. — Наделась, глупая, что найду его, отговорю, спасу. Как же я хотела, чтобы все закончилось хорошо, — женщина вздохнула и посмотрела прямо мне в глаза, но не так, как обычно — насмешливо, а умоляюще, обречено. — Я не могу его найти, Ники, совсем не могу. Еще немного и я поверю, что его больше нет. Если бы он умер, я бы нашла тело, но... он словно растворился в воздухе. Ты знаешь, я стала думать, что он и вправду переместился в прошлое. Это въелось мне в голову, убивает изо дня в день. Одно и тоже.
Я подошел к ней и присел на колени, взяв ее холодные руки в свои ладони. Попытался разогреть своим дыханием.
— Ты совсем замерзла.
Она печально улыбнулась:
— Если мы его не найдем, то миру придет полный конец. И в этом буду виновата я одна.
— Мы с тобой соучастники, Алия.
— И я ведь даже ни о чем не рассказала магистру Гоннери — ни про артефакт, ни про Микио. Он так занят вопросами по урегулированию отношений Совета и королевского рода, что у меня просто не хватило сил взвалить на его плечи еще это.
Я погладил усталую магессу по руке:
— Не волнуйся, он знает, что артефакт у меня и я уверен, когда закончится эта пляска вокруг королевского трона, Филгус попросит показать его, но пока... Если миру суждено погибнуть и мы станем во всем виновными, то так уж и быть.
Алия тепло на меня посмотрела и, внезапно наклонившись, обняла, зарывшись в моих волосах.
— Я очень рада, что у меня есть такой друг, как ты, Ники, — тихо прошептала она, не выпуская меня из объятий.
Мое сердце защемило от любви к этой прекрасной женщине.
— Я тоже рад, что ты мой друг, Алия, — улыбнулся я.
— Но если ты хоть кому-нибудь об этом расскажешь, Никериал Ленге, — она отстранилась от меня, на ходу смахивая слезы, — то...
— Я еще хочу жить!
Дознавательница улыбнулась более открыто и искреннее, чем пару минут назад, но через мгновение, вновь помрачнела.
— Ты хотел узнать про Микио, и я, наверное, могу тебе рассказать, все что знаю, но...
— Ты не хочешь, чтобы он пострадал? Даже если действительно, намеревается уничтожить мир? — догадался я.
Она отвела взгляд.
— Я уж не знаю, чего хочу.
— Знаешь, ты всегда знала, чего хочешь, просто сейчас запуталась.
— Влюбилась, — она усмехнулась. В ее голосе не было злости, лишь усталая обреченность. — Как полная дура в этого придурка.
Я пододвинул к ней второе кресло, сел и принялся слушать.
— А я ведь об этом все равно хотела с тобой говорить. Еще тогда, в столовой, но не сложилось. Думала, потом, никуда не убежит разговор, а вот оно как получилось. Убежал...
Мне внезапно подумалось, что продолжать разговор без чего-то горячительного будет как-то не то, а так как "с утра пить — печени вредить", то кружкам был разлит горячий чай из личных запасов дознавательницы. Я даже в ее закромах нашел коробку с овсяным печеньем. Кабинет наполнился сладковатым ароматом сдобы и цветочной липой с нотками жасмина.
Она, молча, следила за моим копошением в ее столе, около ее чайника и безропотно приняла кружку с горячим напитком. Отхлебнула и одобрительно цокнула.
— Хоть что-то ты не забыл из нашей совместной жизни.
— Тут забудешь, — меня даже передернуло. — Порой мне кажется, что я его могу приготовить даже с закрытыми глазами.
Женщина грела свои холодные руки об кружку, вдыхая цветочный аромат чая.
— Мне всегда не хватало твоего чая. Он у тебя всегда получался такой... исцеляющий, словно твой целительский свет попадал даже в заварку. Я пила его и не могла напиться.
— Я всегда готов тебя выслушать, ты же знаешь.
— Знаю... порой, я вспоминаю те наши вечера и жалею, жалею себя, что упустила тебя. Ты всегда был таким светлым, добрым, и мне хотелось упиваться им, но каждый раз, мне было все мало. Я пила, осушала до дна, не давая возможности заполонить пустоту, а когда мне его больше не доставало — уходила. Ты его вновь копил, заполнял до краев, и все начиналось по кругу, как безумный танец, который все никак не хотел заканчиваться. Ты был для меня медленным ядом. А Мики... он другой. Не такой, каким я его считала раньше.
— И какой же?
— Печальным и с невыносимой тоской на сердце, пустоту которого он никак не может заполнить. За этой маской безалаберного хама и легкомысленного дурачка скрывается нечто большее. Ты видел его глаза? Лицо улыбается, он шутит, смеется, а глаза словно мертвые. И ночью это особенно заметно, когда он отклеивает свою фальшивую маску и, думая, что его никто не видит, сидит перед камином и смотрит на огонь. Словно, гротескная статуя, будто на его плечи свалили все проблемы мира, а он не может их решить...
— Пожалела? — вздохнул я, теперь понимая, на что повелась Алия.
— Пожалела... — согласилась она, с печалью смотря в свою кружку. — А кто бы не пожалел? Да, сперва он был для меня просто мимолетным увлечением на пару ночей. Так. Чтобы наконец-то отомстить ему за все унижения — если не на работе, то хотя б в постели. Но потом... Ники, похоже, я стала его понимать. Знаешь, захотелось научить его улыбаться. По-настоящему. Так захотелось, что уже не могу без него. Люблю... на свою голову.
— Дура ты, Алия, — в сердцах сказал я. — Причем, жалостливая.
Она покаянно кивнула головой и даже не возмутилась. Видно и вправду понимала, какая же она умная женщина, раз вновь наступает на те же грабли. Или еще того хуже — роет себе уютненькую могилку этими же самыми граблями.
А ведь Алия всегда любила таких обездоленных. Сперва я, потом он. Не нужны ей сильные, уверенные в себе мужчины, которые армию с плевка уничтожат, да русло реки вспять повернут. Ей нужно о ком-то заботиться, нужно лечить, но не тело, как делаем мы, целители, а душу. Мазохистка недоделанная. И зачем так себя мучить? А его? Когда курс лечения пройдет успешно и он ей станет не нужен? Было уже такое. Проходили. Растормошила меня, да и начались скандалы, битье посуды лабораторной, реагентов. Этой дамочке постоянно нужен адреналин и спокойная жизнь ей претит, кажется болотом. Я вот ей со своим спокойным и мирным характером этого не дал. А сможет ли он? Хотя это синеволосое чудовище еще как сможет.
— Но это еще не все, — тихо произнесла она. — Я... всегда боялась за него. И подумала, может, ты бы мог ей помочь. Хоть как-то.
Я пододвинулся поближе, принявшись слушать.
— Он плохо спит, постоянно мечется, бормочет во сне... — Алия нахмурилась, переживая за своего сожителя. — А как проснется, причем так резко, чуть ли не подскочив, весь дрожа, укутается в одеяло и бормочет себе под нос какую-то детскую считалочку. И не просто сидит, а покачивается из стороны в сторону.
Дознавательница судорожно вздохнула, немного дрожа всем телом, видно в красках вспоминая пробуждения Микио.
Волновалась. Неужто и вправду любила?
— Ты ведь знаешь, что со временем все иллюзионисты сходят с ума?
Немного помолчав и, видно, взяв в себя в руки, она произнесла, то ли отвечая, то ли продолжая прерванный монолог:
— Я как-то спросила у него, почему он постоянно, как проснется, произносит эту глупую считалочку. Какой-то утренний обряд? И вправду оказался, что обряд, — она глянула на меня. — Ники, он просто боится забыть себя. Боится однажды крепко уснуть и утонуть в этих проклятых образах, которые он постоянно создает. А я ведь не знаю, как ему помочь! Совершенно не знаю, а он страдает! Я же вижу! А теперь он пропал, и я не знаю, что с ним!
Сильная и отважная женщина, которая никогда не опускала руки и всегда старалась скрывать свои слабости, горько заплакала. Кружка с вкусным липовым чаем задрожала, а в него стали падать частые соленые капли. Она пила этот горький соленый чай, прижимаясь к моему плечу, и выплескивала все напряжение, тревогу, что скопились в ее душе за эти недели.
Оставить ее одну я смог только вечером.
* * *
На следующее утро она пришла в себя и убежала вновь искать свою потерю, обещая меня держать в курсе дел. Я же заверил ее, что как только поиски артефакта принесут плоды, пошлю за ней вестника. Мы стали заговорщиками, и, что ни говори, на моей душе стало легче. Теперь муки совести меня совсем не тревожили, а Алия, выговорившись, обрела в себе новые силы на поиски.
Но в один прекрасный день, аккурат спустя три дня после нашей беседы с дознавательницей, на пороге моего дома появился Микио и отдал мне слезы Элисень.
Это было так внезапно, что сперва я даже не поверил своим глазам.
Я шел после смены в общежитие целителей ранним утром, потирая слипающиеся глаза и зевая во весь рот. На улицах было непривычно тихо, лишь отголоски конных копыт где-то вдалеке и шелест листы нарушал непривычную тишину, дул прохладный летний ветерок, на небе сквозь сумрак проскальзывал алый рассвет, наполняя своим теплым цветом розовеющие облака. Я наслаждался возрождением природы, сонно щуря глаза и неспешно шагая по мостовой, вдыхал свежий аромат утра, пачкал свою обувь в росе, слушая звук своих шагов и думая о письме Ирен, которое она мне написала, предупреждала о своем следующем визите.
Мою идиллию смог нарушить лишь человек, вставший у меня на пути. Лохматый, старый, он горбился и его нечесаные седые волосы закрывали заросшее лицо. Я сперва подумал, что это попрошайка и даже открыл рот, чтобы попросить его отойти, как он протянул вперед руку и в грязных промасленных пальцах блеснул теплый золотистый свет.
У меня сон рукой сняло. Я знал, что только один предмет может излучать такой лучистый свет, чувствовал его и у меня перехватило дыхание от осознания того, что сейчас было в руках этого человека. Слезы Элисень... Дрожащими от волнения пальцами я выхватил реликвию, сжал в кулаке, чувствуя, как божественная энергия разливается по венам, течет, оставляя за собой сладкое послевкусие. Мое сердце бешено билось в груди, слова застряли в глотке, мешая сделать глубокий вдох, а глаза все никак не могли поверить. Они тут. Я до сего момента и не ощущал, как сильно по ним соскучился, как их мне не хватало и это ощущение зависимости слегка пугало. Реликвия, словно манипулируя сознанием, не хотела уходить из моих рук. Странно.
— Я возвращаю то, что забрал, — хриплый голос человека сдернул с меня оцепенение.
Я поднял голову и наткнулся на внимательный взгляд выцветших серых глаз.
— Микио? — выдохнул я и меня пробрало от осознания того, кто сейчас передо мной стоит.
— Не похож? — горько усмехнулся он и тут же его облик покрылся рябью, через мгновение сменившись на более привычный. Синеволосый мужчина провел пятерней по волосам и произнес. — А так?
— Ты где был? Алия и я... мы тебя искали!
Микио неверяще посмотрел на меня. В его взгляде смешалось все: страдание, печаль, удивление и какая-то надежда.
— Искали? — он зажмурился и схватился за голову, став быстро-быстро бормотать. — Зачем, зачем меня искать, кому я нужен. Лучше бы сгинуть, пропасть и никогда ничего не знать и не видеть. Я не смог изменить, не смог исправить. Бесполезен, ничтожен, ничего не смог. Простите, прости меня, пожалуйста, прошу.
Я опешил и меня обдало каким-то холодом. Он, словно был не в себе, не такой как раньше. И мне на миг показалось, что иллюзионист сошел с ума.
Я дотронулся до его предплечья, стремясь привести в чувство и твердо произнес:
— Что ты сделал, Микио.
— Я пытался изменить прошлое.
Его голос был сух и безжизнен.
Слова мага на миг меня, словно оглушили. По моей коже пробежали мурашки — так сильно я почувствовал, что он говорил правду, что на самом деле был в прошлом. Что Стефан все это время не обманывал себя, не был безумцем и путешествие в прошлое было реальностью, в которую я не мог поверить, но сейчас, этим холодным ранним утром, мне казалось, что еще немного и я прозрею.
— Я. Пытался. Изменить. Все, — продолжил говорить он, словно выговариваясь в пустоту. — Хотел, чтобы учитель был жив, хотел, чтобы мои кошмары прекратились и у меня была семья. Понимаешь, Ники? — он глянул на меня и в его глазах плескалась боль. — Я так сильно хотел вернуть себя, что сделал так много вещей, о которых мне неприятно вспоминать, но все было зря. Зря, зря, зря.
Он сгорбился и спрятал лицо в ладонях.
— Если бы не было этой проклятой эпидемии, он был бы жив. Если бы не было, я бы не потерял память, у меня было бы все. Я был бы цельным, а не осколком от своей прежней личности, которая каждый день все больше крошится, убивая мой разум.
— Что ты сделал, — еле слышно произнесли мои губы, или же я сказал это в мыслях, но Микио меня услышал.
— Я пытался спасти учителя! Не допустить эпидемии! Но каждый раз, каждый проклятый раз, когда я что-то менял, умирал ты, Ники! — Я боялся шелохнуться, слушая откровения иллюзиониста. — Твоя жизнь или мое счастье. Я пытался все изменить, но не смог пожертвовать тобой. Пытался разорвать порочный круг сотни раз и каждый раз ты... Я не смог. Прости меня, прости.
Он замолчал.
Передо мной стоял почти сломленный человек. Я не знал, что ему сказать, какие слова найти в утешение, только чтобы не ранить сильнее. Его история, его откровение меня шокировало и в моих мыслях был полный хаос.
— За что простить, — горько усмехнулся я. — За то, что не дал мне умереть? За то, что пытался изменить наше горькое прошлое на лучший мир?
Он поднял на меня глаза, словно не веря моим словам.
— Будь у меня выбор, — я разжал кулак, в котором до сих пор сжимал реликвию, и пристально посмотрел на мерно сияющие слезы, — если бы я вернулся в прошлое, чтобы спасти своих близких, как бы я поступил?
Микио тихо проговорил, также посмотрев на бесценную реликвию:
— Это проклятый артефакт: он пьет, выпивает из людей душу, давая ложную надежду и заставляет проливать твои слезы. Слезы Элисень. Иронично.
Я спрятал их во внутренний карман. Они были словно искушением и, выслушав проникновенный монолог Микио, я боялся перед ними не устоять. Знать, что в твоих руках такое могущество и так просто от него отказаться... Я стал уважать мастера иллюзий. Не думаю, чтобы я смог также смириться и отпустить свое прошлое во благо другого человека.
