— Призрак Maighistear Юrsaidh, — впервые взглянув на нее, сказал он. Его темно-голубые глаза были тревожны, — Джош сказал, что это он ходил.
Что-то скользнуло по ее спине, словно сороконожка. "Maighistear Юrsaidh" означало "старый хозяин" — Гектор Камерон. Она невольно посмотрела в сторону окна. Они с Джемом находились в маленькой комнатке над конюшнями, где ей приходилось выполнять наиболее грязные этапы изготовления красок, и мавзолей Гектора Камерона был прекрасно отсюда виден, мраморный и белый, словно зуб, блестел он внизу, на краю лужайки.
— Интересно, что заставило Джоша сказать это? — неторопливо, произнесла она. Ее первым же стремлением было сообщить, что призраки не ходят средь бела дня, но очевидный вывод из этого получался, что они ходят по ночам. Последнее, что она хотела бы сейчас сделать, так это обеспечить Джемми ночные кошмары.
— Он говорит, что Ангелина видела его позапрошлой ночью. Большой старый призрак, — проговорил он, вытягивая вверх руки со скрюченными пальцами, наподобие когтей, и вытаращив глаза, явно подражая манере Джоша.
— Да? И что же он делал? — она старалась сохранять свой тон непринужденным и лишь слегка заинтересованным, и оказалось, что это работает. На данный момент Джемми был больше заинтересован, чем напуган.
— Ходил, — сказал Джемми и слегка пожал плечами. Что же еще делают призраки, в конце концов?
— Он курил трубку? — у нее появилась идея, когда она заметила внизу высокого джентльмена, прогуливающегося под деревьями на лужайке.
Джемми, казалось, немного опешил от представления образа призрака, курящего трубку.
— Я не знаю, — с сомнением сказал он, — а призраки курят трубки?
— Я, конечно, сомневаюсь, — проговорила она, — но мистер Бьюкенен курит. Видишь его, там внизу, на лужайке?
Она отошла в сторону, указав подбородком на окно, и Джемми, встав на цыпочки, выглянул через подоконник. Мистер Бьюкенен, знакомый Дункана, остановившийся в их доме, на самом деле, в данный момент курил трубку, и слабый аромат его табака доносился до них через открытое окно.
— Я думаю, Ангелина видела мистера Бьюкенена, бродящего в темноте, — сказала она. — Может, он в ночной рубашке выходил по нужде, а она, едва увидев белое, сразу же подумала, что это призрак.
Джемми хихикнул от этой мысли. Казалось, он хотел в это верить, но вжав голову в узкие плечики, продолжал внимательно разглядывать мистера Бьюкенена.
— Джош говорит, Ангелина сказала, что призрак выходил из склепа старого мистера Гектора, — произнес он.
— Я полагаю, мистер Бьюкенен просто ходил вокруг, а она увидела, как он идет с той стороны и подумала, что он вышел именно оттуда, — проговорила она, тщательно избегая любого вопроса, как то — почему шотландский джентльмен средних лет станет ходить вокруг гробниц в ночной рубашке? Но очевидно, это обстоятельство не показалось Джемми странным.
Ей пришло в голову выяснить, что именно делала Ангелина на улице, среди ночи, когда видела призраков? Но, хорошенько подумав, решила — лучше не надо. Наиболее вероятная причина, по которой горничная выскользнула ночью из дома, была не для ушей мальчика возраста Джемми.
Ее губы слегка сжались при мысли о Мальве Кристи, которая, возможно также, отправилась на свидание в сад Клэр. "С кем?" — задалась она вопросом в тысячный раз, и также, в тысячный раз, машинально перекрестилась с краткой молитвой за упокой души Мальвы. Кто это был? Если только там был призрак, который должен ходить...
Она слегка вздрогнула, но это натолкнуло ее на новую идею.
— Я думаю, что именно мистера Бьюкенена видела Ангелина, — твердо сказала она, — но если ты когда-нибудь станешь бояться призраков, или еще чего-нибудь, то просто перекрестись и произнеси коротенькую молитву своему ангелу-хранителю.
От этих слов она почувствовала головокружение, возможно это было дежавю. Она подумала, что кто-то — мать? отец? — говорил ей в точности то же самое, когда-то, в далеком детстве. Чего же она тогда боялась? Она уже этого не помнила, в памяти осталось только лишь чувство защищенности, что дала ей молитва.
Джем нахмурился в сомнении. Насчет крестного знамения он знал, но не был так уверен в ангельской молитве. Бри ее с ним разучила, чувствуя от этого себя немного виноватой.
Это был всего лишь вопрос времени, прежде чем он сделает что-либо явно "католическое", как например, перекрестится перед кем-нибудь, кто имеет значение для Роджера. Большинство людей, либо предполагали, что жена священника также была протестанткой, либо знали правду, но предпочитали не поднимать шумиху по этому поводу. Она была в курсе масштабов негодования среди паствы Роджера. В особенности, обсуждали смерть Мальвы и сплетничали о ее собственных родителях, но Роджер упорно не желал слышать подобные разговоры. Почувствовав, как ее губы опять плотно сжимаются, Бри постаралась их расслабить.
Даже тревожась о возможных религиозных осложнениях, которые были еще свежи в памяти, она испытала сильную, острую боль от тоски по Роджеру. Он писал, что старейшине МакКорклу пришлось задержаться, но он прибудет в Эдентон в течение недели. Возможно, еще неделя потребуется, прежде чем проведут пресвитерианскую сессию, и тогда он приедет в Речную Излучину за ней и Джемми.
Он был так счастлив от мысли о своем рукоположении. И раз уж его посвятили в духовный сан, не смогут же они его этого лишить, даже окажись он еретиком, имея в женах католичку?
Если придется, поменяет ли она веру ради Роджера, ради того, в чем он так нуждается и кем хочет быть? Эта мысль заставила ее почувствовать себя опустошенной, и для успокоения она обняла Джемми. Его кожа была влажной и до сих пор по-младенчески нежной, но она ощущала твердость его выпирающих косточек, суливших, что в один прекрасный день, его габариты будут соответствовать мощи его отца и деда. "Его отец" — это была маленькая, пылкая мысль, что усмирила все ее тревоги, и даже успокоила боль из-за отсутствия Роджера.
Волосы Джемми давно отросли, но она поцеловала то место за левым ухом, где скрывалась метка, что заставило сына извиваться и хихикать от ее дыхания, щекочущего шею.
Она отправила его вниз, отнести испачканную краской рубашку прачке Матильде, чтобы та посмотрела, что можно с ней сделать, а сама опять вернулась к растиранию.
Минеральный запах малахита в ступке казался странно неправильным. Она подняла ее и понюхала, хотя понимала, что делать так просто смешно. Измельченный камень не может испортиться. Наверное, смесь скипидара и табачного дыма из трубки мистера Бьюкенена повлияла на ее обоняние. Покачав головой, она аккуратно соскребла мягкий зеленый порошок в бутылочку, чтобы позже смешивать его с ореховым маслом или использовать с яичной темперой.
Она оценивающе взглянула на ряд коробочек и мешочков. Некоторые из них достались ей от тети Джокасты, другие, благодаря любезности лорда Джона, специально были присланы из Лондона. Осмотрев бутылочки и сушильные лотки с собственноручно намолотыми пигментами, она обдумывала, что еще может понадобиться.
Сегодня днем она будет делать лишь предварительные эскизы. Заказом был портрет престарелой матери мистера Форбса. Но, чтобы закончить работу до приезда Роджера, у нее была только неделя, или две. Она не могла терять...
Внезапно, волна головокружения заставила ее сесть, и черные мушки замелькали у нее перед глазами. Глубоко дыша, она опустила голову между колен. Это не помогло. Воздух был едкий от терпентинового масла и насыщенный запахами вонючих животных, содержащихся в конюшне, внизу.
Она подняла голову и ухватилась за край стола. Внутренности, казалось, превратились в жидкую субстанцию, которая, как вода в миске, колебалась от ее движений, болтаясь из желудка к горлу и обратно, оставляя горький привкус желчи в носоглотке.
— О, Боже!
Жидкость из живота устремилась к горлу, и она едва успела схватить со стола тазик для умывания и выплеснуть воду на пол, прежде чем ее желудок вывернуло наизнанку, в неистовом порыве опустошения.
Очень осторожно, опустив тазик, она присела, тяжело дыша, разглядывая пятно на полу. В то же время, мир внутри нее сместился со своей оси и установился под новым, тревожным углом.
— Поздравляю, Роджер, — произнесла она вслух слабым, дрожащим в спертом, влажном воздухе голосом, — я думаю, ты скоро станешь папой. Снова.
* * *
КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ ОНА СИДЕЛА НЕПОДВИЖНО, внимательно исследуя ощущения своего тела, отыскивая подтверждения. С Джемми у нее не было тошноты, но она помнила странно изменившиеся свойства своих чувств. Это необычное состояние называется синестезия, когда зрение, обоняние, вкус, а иногда, даже и слух временами таинственно приобретают свойства друг друга.
Это отступило также быстро, как и нахлынуло. Острый запах табака мистера Бьюкенена стал гораздо сильнее, но сейчас это был сладкий дымок скрученных листьев, а не то пестрое зелено-коричневое нечто, извивающееся в пазухах носа и громко стучащее в мозгах, словно град по жестяной крыше.
Она была так сконцентрирована на своих телесных ощущениях и на том, что они могут, или не могут означать, что и не обратила внимания на голоса в соседней комнате. Там находилась скромная берлога Дункана, где он держал бухгалтерские книги и счета поместья. "И еще, — думала она, — где он прятался, когда величие дома становилось для него невыносимым".
В данный момент мистер Бьюкенен находился там вместе с Дунканом, и то, что начиналось как добродушная монотонная беседа, теперь выказывало признаки напряжения. Брианна поднялась, с облегчением чувствуя только едва заметную, остаточную липкую влажность, и взяла тазик. У нее имелись естественные человеческие склонности к подслушиванию, но в последнее время она осторожничала, не желая слышать ничего, кроме того, что было необходимо.
Дункан и ее тетя Джокаста были ярыми лоялистами, и ничего из того, что она могла сказать в виде тактичного призыва или логической аргументации, не поколебало бы их. Она нечаянно подслушала уже более чем одну частную беседу Дункана с местными тори. Это заставляло ее сердце замирать, в мрачном предчувствии, прекрасно осознавая то, что станет итогом нынешних событий.
Здесь, в предгорье, в самом сердце округа Кейп-Фир, большинство порядочных граждан являлись лоялистами, убежденными в том, что насилие, происходящее на севере, было чрезмерно раздутой шумихой, которая могла оказаться излишней, а если и не так, то это их совсем не касалось. Тут, на месте, им больше всего требовалась крепкая рука, чтобы держать в узде ошалелых вигов, прежде чем их эксцессы спровоцируют разрушительный ответный удар. Знание, что именно такому разрушительному ответному удару подвергнутся люди, которые ей нравились, или которых она даже любила, ощущалось для нее как "отрава", как ее отец это называл, холодное чувство гнетущего ужаса, леденящее кровь.
— Когда же? — голос Бьюкенена раздался четче, и звучал раздраженно, когда она открыла дверь. — Они не будут ждать, Дункан. Мне нужны деньги на неделе, до среды, или Данклин продаст оружие в другом месте, ты же знаешь, что сейчас это рынок продавца. Ради золота он подождет, но не долго!
— Да, я это отлично знаю, Соуни, — Брианна подумала, что голос Дункана звучал нетерпеливо и встревожено. — Это будет сделано, если получится.
— ЕСЛИ? — воскликнул Бьюкенен. — Что еще за "если"? До сих пор было "О, да, Соуни", "Нет проблем", " Будь уверен, Соуни", "Скажи Данклину, все путем", "О, конечно, Соуни"...
— Я сказал, Александр, что если получится, то будет сделано! — голос Дункана был тихий, но внезапно в нем появилась стальная нотка, которую она никогда раньше не слышала.
Бьюкенен проговорил что-то грубое на гэльском, и внезапно дверь комнаты Дункана распахнулась, и он сам выскочил в столь великом гневе, что едва заметил ее, одарив мимоходом, не более чем резким кивком. Что было, как ей подумалось, довольно уместно, учитывая то, что она стояла с тазиком, полным рвоты.
Прежде чем она смогла шелохнуться, чтобы избавиться от него, вышел Дункан. Он выглядел разгоряченным, сердитым и чрезвычайно обеспокоенным. Однако заметил ее.
— Как ты поживаешь, девочка? — спросил он, приглядываясь. — Ты как будто немного зеленая. Съела что-то не то?
— Думаю, да. Но сейчас, все хорошо, — сказала она, поспешно поворачиваясь, чтобы убрать тазик обратно в комнату, позади нее. Поставив его на пол, она закрыла дверь, — Ты э-э-э... в порядке, Дункан?
Мгновение он стоял в нерешительности, но все, что его беспокоило, было слишком угнетающим, чтоб сдерживаться. Он огляделся, но в это время дня ни одного из рабов здесь не было. Тем не менее, он склонился поближе и понизил голос.
— Ты, случайно ... не видела ничего странного, a nighean?
— Насколько странного?
Он потер костяшкой пальца под своими свисающими усами и еще раз оглянулся.
— Возле склепа Гектора Камерона, например? — спросил он, и голос едва ли был громче шепота.
Ее диафрагма, все еще болезненная от рвоты, резко сократилась от этого вопроса, и она положила себе руку на живот.
— Значит, да? — Дункан насторожился.
— Не я, — проговорила она и рассказала о Джемми, Ангелине и предполагаемом призраке. — Я подумала, возможно, это был мистер Бьюкенен? — закончила она, кивая в сторону лестницы, на которой Александр Бьюкенен исчез.
— А это мысль, — пробормотал Дункан, потирая седой висок. Но, нет... конечно, нет. Он не стал бы, но это мысль.
Брианна подумала, что он стал выглядеть хоть и немного, но чуть более обнадеженным.
— Дункан, можешь сказать мне, что случилось?
Он глубоко вздохнул, качая головой. Не в отказе, а в недоумении. Но его плечи снова ссутулились, и он сдался.
— Золото, — сказал он просто, — оно исчезло.
* * *
СЕМЬ ТЫСЯЧ ФУНТОВ в золотых слитках были значительной суммой, во всех смыслах. Она понятия не имела, сколько это весило, но гроб Джокасты, что скромно стоял в семейном мавзолее возле гроба Гектора Камерона, был набит под завязку.
— Что ты имеешь в виду под "исчезло"? — выпалила она, — Все целиком?
Дункан схватил ее руку, черты его лица исказились в порыве утихомирить ее.
— Да, все целиком, — сказал он, снова оглядываясь. — Ради Бога, девочка, говори потише!
— Когда это произошло? Или скорее, — исправилась она, — когда ты обнаружил пропажу?
— Прошлой ночью, — он обернулся еще раз и дернул подбородком в сторону своего кабинета. — Зайди, девочка, я расскажу тебе об этом.
Волнение Дункана немного утихло, пока он ей рассказывал. К тому моменту, как закончил, он немного успокоился, хотя бы внешне.
Семь тысяч фунтов — это все что осталось от первоначальных десяти тысяч, которые, в свою очередь, являлись третью от тридцати тысяч, посланных слишком поздно, но все-таки посланных, Луи Французским в поддержку обреченного покушения Чарльза Стюарта на троны Англии и Шотландии.
— Гектор был осторожен, да? — объяснял Дункан, — он жил, как богатый человек, но всегда в рамках тех средств, что местечко, вроде этого, — он взмахнул своей единственной рукой, указывая на усадьбу и земли Речной Излучины, — может обеспечить. Он потратил тысячу фунтов на приобретение земли и постройку дома, затем, со временем, еще тысячу — на рабов, скот и тому подобное. И тысячу фунтов он положил к банкирам, Джо сказала, ему была невыносима мысль, что все эти деньги лежат, не зарабатывая ни процента, — он одарил ее легкой кривой улыбкой, — хотя он был слишком умен, чтобы не привлекать внимание, вложив все сразу. Я полагаю, что он планировал, быть может, вкладывать остальное понемногу, время от времени, но умер прежде, чем сделал это.