Кто-нибудь из них, когда-нибудь, убивал человека? Ли, возможно. Преподобный доктор МакКоркл? Он слегка хмыкнул при этой мысли, но не отбросил ее. Он повернулся и прошел немного дальше, пока не остались только звуки волн и ветра.
Исследование своей души. Немного криво улыбнувшись, он подумал, что это было именно то, чем обычно занимались оруженосцы. В ночь перед тем, как стать рыцарем, молодой человек должен был, молясь, выстоять ночное бдение в церкви или часовне, неся стражу в темные часы ночи, освещенные только сиянием жертвенной лампады.
Интересно, о чем? О чистоте ума, единстве цели. Храбрости? Или, возможно, о прощении?
Он не хотел убивать Рэндалла Лиллингтона, и это был почти несчастный случай, который не являлся самозащитой. Но он охотился, когда это случилось, он специально охотился за Стивеном Боннетом, хладнокровно намереваясь его убить. И Харли Бобл: он все еще почти мог видеть блеск глаз охотника за ворами, чувствовал эхо удара, расколовшего человеческий череп, отдающегося в кости его собственной руки. Да, он делал это намеренно. Мог остановиться. Но не остановился.
Завтра он поклянется перед Богом, что верит в доктрину Предопределения, что ему предназначено было сделать то, что он сделал. Возможно.
"Может быть, я не верю в это так сильно, — подумал он, с закравшимся сомнением. — Но, может, и верю. Боже... О, извини, — он извинился мысленно, — Смогу ли я быть хорошим священником, имея сомнения? Я думаю, что у всех они есть, но если у меня их слишком много... вероятно, Тебе лучше дать мне знать сейчас, пока еще не поздно".
Его ноги онемели, небо сияло славой звезд, густо усеявших бархат ночного неба. Он услышал хруст гальки от шагов, и море, которое шуршало рядом.
Это был Уоррен Ли — высокий и долговязый в свете звезд, секретарь преподобного доктора МакКоркла, бывший ополченец.
— Подумал, надо бы немного глотнуть воздуха, — сказал Ли, его голос был едва различим в шуме моря.
— Да, что ж, его тут много, и он бесплатный, — сказал Роджер, насколько мог, душевно. Ли коротко хохотнул в ответ, но, к счастью, видимо, был не расположен к разговору.
Они постояли немного, глядя на рыбачьи лодки. Потом, не сговариваясь, повернулись, чтобы идти обратно. Дом был темным, крыльцо опустело. Все же, единственная свечка горела в окне, освещая для них путь домой.
— Тот офицер, которого я подстрелил, — вдруг выпалил Ли. — Я молюсь за него. Каждую ночь.
Смущенный, Ли внезапно замолчал. Роджер медленно и глубоко дышал, чувствуя, как его собственное сердце дрогнуло. Сам-то он, хоть когда-нибудь, молился за Лиллингтона, или Бобла?
— Я тоже буду, — сказал он.
— Благодарю вас, — очень тихо проговорил Ли, и, бок-о-бок, они проделали свой путь обратно по пляжу, остановившись, чтобы подхватить свои ботинки. Возвращаясь обратно босиком, они чувствовали, как песок высыхает на их ногах.
Они присели на ступеньки, чтобы отряхнуть свои ноги, когда дверь позади них открылась.
— Мистер МакКензи? — сказал преподобный МакМиллан, и что-то в его голосе заставило Роджера подняться на ноги, и сердце застучало. — К вам посетитель.
Позади МакМиллана он увидел высокий силуэт, и сразу узнал его, еще до того, как появилось бледное яростное лицо Джейми Фрейзера с темными, в свете свечи, глазами.
— Он похитил Брианну, — сказал Джейми без предисловий. — Пошли.
ГЛАВА 102. "АНЕМОН".
НАД ГОЛОВОЙ ТУДА-СЮДА ТОПАЛИ НОГИ, она слышала голоса, но большая часть слов были слишком приглушенными, чтобы их разобрать. Там, где-то со стороны ближайшего берега, раздавались игривые возгласы и приветливые женские крики в ответ.
В каюте было широкое застекленное окно. "На корабле это называется окном? — подумала она, — Или для него есть какое-то специальное, морское, название?". Начинаясь позади встроенной койки, окно продолжалось до самого угла кормы. Оно было сделано из маленьких толстых кусочков стекла, скрепленных оловом в общей раме. Сбежать через него — надежды не было, но оно обещало свежий воздух, и, возможно, информацию, относительно их местоположения.
Подавив волну тошнотворного отвращения, она перелезла через грязные простыни, скомканные на кровати. Прижавшись к окну, она высунула лицо в одну из открытых оконных рамок, глубоко вдыхая, чтобы избавиться от ароматов каюты. Хотя в самой гавани пахло нисколько не лучше — там господствовали запахи дохлой рыбы, нечистот и засыхающей тины.
Ей был виден небольшой док и движущиеся в нем фигурки. На берегу, перед низким домиком с выбеленными стенами, чья крыша была покрыта пальмовыми листьями, горел костер. Было слишком темно, чтобы разглядеть, что находится за этим зданием, если вообще там что-то было. Хотя, судя по шуму, который издавали люди в доке, там мог быть, по крайней мере, маленький городок.
За дверью каюты послышались приближающиеся голоса.
— ...встречусь с ним на Окракоке в новолуние, — сказал один, и, до того, как дверь распахнулась, другой совершенно неразборчиво что-то пробормотал в ответ.
— Хочешь присоединиться к вечеринке, любовь моя? Или ты начала без меня?
Она развернулась на коленях, ее сердце колотилось в горле. Держа в руке бутылку, с легкой улыбкой на лице, в дверном проеме каюты стоял Стивен Боннет. Брианна глубоко вдохнула, чтобы подавить шок, и чуть не подавилась от застарелого запаха секса, что поднялся от простыней под ее коленями. Не заботясь о платье, она слезла с кровати и почувствовала, как что-то порвалось на талии, когда ее колено запуталось в юбке.
— Где мы? — потребовала она ответа. Ее голос был пронзительным и испуганным, даже для ее собственных ушей.
— На "Анемоне", — снисходительно ответил он, все еще улыбаясь.
— Ты знаешь, я не это имею в виду! — горловины платья и рубашки порвались, когда мужчины стаскивали ее, сопротивляющуюся, с лошади, и большая часть одной груди была обнажена; она прикрылась рукой, подтягивая ткань обратно на место.
— Знаю? — он поставил бутылку на стол и потянулся, чтобы развязать шейный платок. — Ах, так-то лучше, — он потер темно-красную линию поперек своего горла, и Брианну вдруг пронзило видение неровного шрама на горле Роджера.
— Я хочу знать, как называется этот город, — сказала она, понижая голос и пристально буравя его взглядом. Она и не ожидала, что с ним сработает то, что работает на арендаторах ее отца, но использование командной манеры помогло ей почувствовать себя немного увереннее.
— Что ж, это легко удовлетворяемое желание, несомненно, — он просто махнул рукой в сторону берега. — Роанок, — Боннет стянул свой сюртук и небрежно бросил его на стул. Ткань его рубашки была измятой и влажно прилипла к груди и плечам. — Сними-ка лучше платье, дорогуша, жарко.
Он потянулся к завязкам рубашки, и Брианна внезапно двинулась подальше от кровати, оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь, похожего на оружие. Стул, лампа, судовой журнал, бутылка... ага. Среди завала на столе виднелся кусок дерева — тупой конец такелажной свайки.
Он на мгновение нахмурился, сосредоточив внимание на узле из завязок. Она сделала два длинных шага и схватила свайку, дернув ее со стола, при этом роняя с него предметы и рассыпая мусор.
— Отойди, — она держала свайку, сжав двумя руками, как бейсбольную биту. Пот ручьем тек вниз по впадинке ее спины, но руки были ледяными, а лицо поочередно становилось то горячим, то холодным, то снова горячим, волны жара и ужаса прокатывались по телу.
Боннет посмотрел на нее, как будто она сошла с ума.
— Что ты собираешься делать с этим, женщина? — он прекратил возиться со своей рубашкой и сделал шаг по направлению к ней. Она отступила, поднимая дубинку.
— Не смей, на хрен, трогать меня!
Он уставился на нее с легкой странной улыбкой, широкие глаза застыли, бледно-зеленые и немигающие. Продолжая улыбаться, он сделал еще один шаг в ее сторону. Затем, другой. И страх взорвался волною гнева. Ее плечи напряглись и поднялись, в готовности.
— Я серьезно! Отойди, или я тебя убью. Я точно знаю, кто отец этого ребенка, даже если умру за это.
Он поднял руку, как будто собирался схватить и вырвать у нее дубинку, но при этих словах, внезапно остановился.
— Ребенок? Ты беременна?
Она сглотнула, в горле перехватило, ей все еще было трудно дышать. Кровь стучала в ушах, и гладкое дерево было скользким от вспотевших ладоней. Она схватилась покрепче, пытаясь сохранить состояние сильного гнева, но оно уже сходило на нет.
— Да. Я так думаю. Буду знать наверняка через две недели.
Его песочного цвета брови приподнялись.
— Хм! — коротко хмыкнув, он шагнул назад, с интересом ее рассматривая. Его глаза медленно прошлись по ней, оценивающе задержавшись на ее обнаженной груди.
Внезапный порыв гнева полностью иссяк, оставив ее тяжело дышащей, с ощущением пустоты в животе. Она продолжала крепко держать свайку, но кисти рук дрожали, и она ее опустила.
— Значит, так обстоят дела, да?
Он подался вперед и потянулся рукой, на этот раз, практически без похотливых намерений. Удивленная, она на мгновение замерла, и он взял ее грудь, задумчиво сминая, словно взвешивая, как будто это был грейпфрут, который он собирался купить на рынке. Она выдохнула и ударила его, держа дубинку одной рукой, но, поскольку она уже растеряла всю свою готовность, удар отскочил от плеча, покачнув Боннета, но не причинив другого вреда. Он охнул и отступил, потирая плечо.
— Может быть. Что ж, — он нахмурился и, стянув штаны, без малейшего стеснения принялся готовить себя, — тогда хорошо, что мы в порту, я полагаю.
Она не поняла смысла его замечания, но ей было все равно: очевидно, он поменял свое намерение, услышав ее признание, и от облегчения ее колени ослабли, а кожа покрылась потом. Она внезапно села на стул, дубинка стукнулась об пол возле нее.
Боннет высунул голову в коридор и позвал кого-то по имени Ордин. Кто бы это ни был, он не вошел в каюту, но через несколько мгновений голос снаружи забормотал что-то неразборчивое.
— Приведи ко мне шлюху из доков, — сказал Боннет, тоном, каким приказывают принести свежую пинту пива. — Смотри мне, чтоб чистую и достаточно молоденькую.
После чего, он закрыл дверь и повернулся к столу, копаясь в бардаке, пока не отыскал оловянную кружку. Он налил выпивку, отхлебнул половину, затем, как будто запоздало припомнив, что она тоже была здесь, предложил ей бутылку, с невнятным "Э?", в качестве приглашения.
Она молча покачала головой. Небольшая надежда появилась в глубине ее сознания. Боннет проявил некий слабый намек на галантность, или, по крайней мере, достоинство: он вернулся, чтобы спасти ее из горящего склада, и оставил ей камень, как он думал, для своего ребенка. Только что, он отказался от своих поползновений, услышав, что она снова беременна. Тогда, вероятно, он может отпустить ее, особенно теперь, когда она не имеет для него никакой конкретной пользы.
— Итак... ты не хочешь меня? — сказала она, подбирая ноги под себя, готовая вскочить и побежать, как только откроется дверь, чтобы впустить ее замену. Она надеялась, что сможет бежать, потому что ее колени все еще дрожали от слабости.
Боннет глянул на нее, удивляясь.
— Я однажды уже расщепил твою киску, милая, — сказал он и оскалился. — Я припоминаю рыжие волосы — прелестно, не спорю — но этот опыт не был настолько запоминающимся, иначе, я бы не стал долго ждать, чтобы его повторить. Времени достаточно, дорогуша, времени хватит, — он пренебрежительно потрепал ее по подбородку и глотнул еще своей выпивки. — Однако, сейчас, ЛеРуа нуждается в скачках.
— Зачем я здесь? — спросила она требовательно.
Отвлекаясь, он снова потянулся к своим брюкам, почти не замечая ее присутствия.
— Здесь? Потому что джентльмен заплатил мне, чтобы я увез тебя в город Лондон, дорогуша. Ты разве не знала?
Она почувствовала, будто кто-то дал ей под дых, и села на кровати, положив в защитном жесте руки на животе.
— Что за джентльмен? И, ради Бога, почему?
Он задумался, но, очевидно, пришел к выводу, что нет никаких причин не сказать ей.
— Человек по имени Форбс, — сказал он, и допил остатки из кружки. — Знаешь его, не так ли?
— Определенно, знаю, — сказала она, удивление в ней боролось со злостью. — Вот проклятый ублюдок!
Так это были люди Форбса, те бандиты в масках, что остановили ее и Джоша. Их обоих стащили с лошадей и бросили в закрытую карету, которая громыхала по незаметным дорогам несколько дней напролет, пока они не достигли побережья, где их, растрепанных и воняющих, извлекли из кареты и сопроводили на борт корабля.
— Где Джошуа? — спросила она вдруг. — Молодой черный мужчина, который был со мной?
— Был с тобой? — Боннет смотрел насмешливо. — Если его доставили на борт, думаю, они засунули его в трюм, вместе с другим грузом. Бонус, я полагаю, — добавил он и рассмеялся.
Ее злость на Форбса смешалась с некоторым облегчением, когда она обнаружила, что именно он был инициатором ее похищения: Форбс мог быть грязным, подлым негодяем, но он не имел намерения ее убивать. Этот смех Стивена Боннета, однако, вызвал волну холодного страха, которая пробежала сквозь нее, и она вдруг почувствовала, как закружилась голова.
— Что ты имеешь в виду — бонус?
Боннет почесал щеку, его зеленые, как крыжовник, глаза прошлись по ней с одобрением.
— О, ну что же, мистер Форбс хотел только убрать тебя с дороги, как он сказал. Что ты такое ему сделала, дорогуша? Но он уже заплатил за тебя достаточно, и у меня сложилось сильное впечатление, что ему все равно, где ты, в конце концов, окажешься.
— Где я окажусь? — у нее было сухо во рту, но теперь слюна начала обильно выделяться из ее желез, и ей пришлось многократно сглатывать.
— Ну, в конце концов, дорогуша, к чему заморачиваться, и везти тебя так далеко, в Лондон. Кому ты там будешь нужна? Кроме того, там, в Лондоне, такие дожди, я уверен, тебе бы это не понравилось.
До того, как она смогла набрать воздуха, чтобы задать еще хоть сколько-нибудь вопросов, дверь отворилась, и молодая девушка проскользнула внутрь, закрывая ее за собой.
Ей было около двадцати лет, но когда она улыбнулась, стала видна дырка на месте коренного зуба. Девушка была полненькой, с простоватым личиком и каштановыми волосами, и, по местным стандартам, чистенькая, хотя запах ее пота и аромат только что нанесенного дешевого одеколона распространились по всей каюте, что вызвало у Брианны новые позывы к рвоте.
— Привет, Стивен, — сказала вновь прибывшая, вставая на цыпочки, чтобы поцеловать Боннета в щеку. — Нальешь нам выпить для начала, а?
Боннет схватил ее, крепко и продолжительно поцеловал, затем отпустил и потянулся за бутылкой.
Опустившись на пятки, девушка с бесстрастно-профессиональным интересом посмотрела на Брианну, затем, обратно, на Боннета, и почесала шею.
— Ты займешься сразу с нами двумя, Стивен, или это буду сначала я, а потом она? В любом случае, это стоит дороже.
Боннет не потрудился ответить, но сунул бутылку ей в руку и, сорвав платок, который скрывал округлость ее полной груди, тотчас начал развязывать завязки своих штанов. Они упали на пол, и, запросто схватив девушку за бедра, он прижал ее к двери.
