— Но я же его победил. И не Перегноя, а Всегнева.
— Что в лоб, что по лбу. И не ты победил, а гузгай твой, — насупился завидующий чужой славе Ванька. — Ты же сам признался.
— А гузгай сидит во мне. Он мой. Значит, и победил я.
— Вот дам тебе по шее, никакой гузгай не поможет.
— Попробуй, — легко согласился Стёпка. — Вдруг тогда он и в тебе проснётся.
— Не-не-не. Мне такого удовольствия не надо. Мне и так хорошо. Я в герои не лезу, мечом махать не умею, без гузгаев проживу. Тьфу-тьфу-тьфу.
Почему-то сидящий в Стёпке гузгай пугал Ваньку чуть ли не до дрожи.
* * *
Протас Сушиболото ругался с возницами, и громовой голос его легко заглушал все прочие звуки. Возницы-тайгари в долгу не оставались, но перекричать рассерженного тролля, понятное дело, не могли при всём своём старании.
— Чего это он? — спроси Стёпка у Догайды. Таким сердитым дядьку Сушиболото ему видеть ещё не приходилось. Зрелище было... внушающее. Сердитый тролль — это гром, молния и ураганный ветер в одном флаконе. Вернее, в одной цистерне.
— Дерут за харчи дорого. Цену ажно в два раза задрали. Вот батя и осерчал малость.
— Своим ведь еду привозят, не чужим, — удивился Стёпка. — Или они думают, что орклы и весичи им больше платить будут?
— Орклы и весичи, коли нас одолеют, платить им навовсе не разбегутся. Такими оброками обложат, что эти скупцы батину ругань со слезами вспоминать будут. Не приведи судьба, конешно.
— И они что, этого не понимают?
— Всё они понимают, — вздохнул Догайда. — Да шибко много нас здеся собралось. Разве ж кто думал, что мы таким лагерем встанем? А есть каждому хочется. С поголодну-то много не навоюешь.
Стёпка посмотрел по сторонам. Ванька тоже посмотрел по сторонам. Таёжный лагерь был велик. Охватить его взглядом было невозможно. Пока вот так не столкнёшься с реальной жизнью, со всеми её проблемами и заботами, даже и в голову не придёт, что обеспечить, скажем, нормальное питание всех этих смелых и решительных людей — дело далеко не простое. А ведь есть ещё и кони, которых не попросишь немного потерпеть, потому что, мол, с фуражом туго.
— Князь Могута нам тоже говорил, что у него золота в казне мало, — припомнил Стёпка.
— Золота, Стеслав, завсегда мало, — Догайда положил тяжёлые руки на плечи обоим мальчишкам. — Пойдём-кось, чего покажу.
Тролль привёл их туда, где возвышался крытый дёрном двухэтажный шалаш ополченских старшин. Шалашом его назвал про себя Стёпка, но на самом деле это был, скорее, временный лесной дом, какие устраивают для себя охотники. По-тайгарски он назывался вежа. Сбоку от входа в эту вежу стоял на треноге большой закопчённый котёл, в котором вполне мог поместиться, например, Смакла. Но сейчас под этим котлом не горел огонь и никто в нём ничего не варил. Сидящий рядом незнакомый тролль в кольчуге, шлеме и при мече добродушно кивнул, когда они поздоровались.
— Ясновельможный пан позволит? — спросил Догайда и пригласил мальчишек. — Гляньте.
Стёпка с Ванесом заглянули внутрь. Примерно на треть котёл был заполнен золотыми и серебряными монетами, причём кедриков было заметно больше.
— Всем миром собирали, — сказал Догайда. — Почитай, каждый что-то да положил. И ещё несут. Оно конешно, не шибко много, но люди ещё идут. Какая-никакая, а подмога.
Стёпка полез в карман и вытащил все оставшиеся у него монеты. Двенадцать полновесных драков. Жаль, что остальные успел потратить. Он отдал Ваньке половину, свою ссыпал в котёл.
— Маловато, — сказал Ванька, взвесив монеты в руке. Затем тоже отправил их в общую кучу.
Догайда смущённо крякнул, он никак не ожидал, что у мальчишек окажется при себе такая сумма, с которой они к тому же столь легко расстанутся. Вурдалак-охранник степенно склонил голову.
— Благодарствуем, — сказал он. — От всего таёжного края низкий вам поклон.
— Ой, глянь, и Стеслав здеся! — близкий девичий голос заставил Стёпку вздрогнуть.
Оглянувшись, он увидел двух вурдалачек из замка. В руках они держали пустые корзинки, видимо, приносили еду кому-то из родственников. Одну из них, Удобу, он знал только по имени, а вот на вторую, Смиряну, у него ещё с памятного первого дня имелся зуб побольше вурдалачьего. Он так и не простил вредную девчонку за тот глупый розыгрыш с наказанным чародеем.
— Вы зачем тут? — спросил он, кажется, чересчур неприветливо, потому что Ванька тут же чувствительно двинул ему локтем под ребро. — Выслеживаете?
Удоба испуганно попятилась, а Смиряна поджала губы и очень достоверно изобразила раскаяние. И ей можно было поверить, если бы она при этом не бросала на Стёпку исподлобья лукавые взгляды.
— Мы заушницы принесли, — сказала Удоба, опасливо поглядывая на Стёпку. — Вот.
На её ладони лежали две изящные серебряные серёжки. Смиряна поставила корзинку на землю и аккуратно вытащила из ушей свои — чуть поменьше размером, зато золотые.
— Не жалко? — спросил Догайда.
Девчонки замотали головами. Потом одновременно опустили серёжки в котёл. Едва заметно сверкнуло синевой, и выроненные из девичьих пальцев украшения упали вниз уже несколькими серебряными и двумя золотыми монетками. Очень удобная магия. Ничего не надо переплавлять или взвешивать. Всё свершается само.
Вурдалак поклонился и девицам. Те в ответ зарделись от смущения.
— Ладно, — сказал Стёпка, когда они чуть погодя все вместе отошли от вежи. — Прощаю тебя, так и быть. Но только вот из-за этого, — он ткнул пальцем назад.
— И не сердишься боле на меня? — просияла Смиряна.
— Не сержусь, — вздохнул он.
— Ой, Стеславчик, я так рада! — воскликнула она, и тут же обе подскочили и — чмок! чмок! — в щёки с двух сторон. Ну, точно заранее сговорились.
— А вот теперь опять сержусь! — крикнул он вслед убегающим девчонкам, но в ответ раздался лишь звонкий смех.
— За что ты на неё сердился? — поинтересовался Ванька.
— За то, что она дура.
— На Славицу мою похожа, — сказал Догайда. — Такая же шебутная.
— На дочку? — спросил Стёпка.
— Ты, Стеслав, меня совсем-то не застаривай! — захохотал тролль. — На невесту! На невесту мою!
* * *
Вечером, вернувшись из таёжного лагеря, они поднялись на дозорную башню и долго сидели там, разглядывая мерцающие внизу огни и слушая весёлые рассказы Гвоздыриного племянника Грынчака о его службе в усть-лишайской городской страже. Молодой вурдалак, как выяснилось по ходу разговора, хорошо знал мастера Угроха, бывал в его доме, дружил со Стрежнем, заглядывал из любопытства и в Оркулан. Так что им было о чём поговорить и что вспомнить...
Когда из-за стены огромной тенью бесшумно вымахнул Дрэга, все невольно вздрогнули. А попробуй не испугайся, когда перед тобой такая зверюга вдруг появляется, полнеба закрывая своими распахнутыми крыльями. Даже если точно знаешь, что тебе она, зверюга эта, ничем не угрожает, а напротив даже, считает тебя своим хозяином. Дракон клацнул когтями по камням, сложил крылья, потянулся лукавой мордой к Степану. В руке у скатившегося с драконьей спины Смаклы желтели пергаментные свитки.
— Стеслав, я к отцу-заклинателю! — шепнул гоблин. — Дрэгу не отпускайте, я мигом!
И скатился по лестнице. Для Степана уже не было тайной, что некоторые сообщения по какой-то причине чародеи предпочитали отправлять не с помощью магии, а вот так, с обычными (если дракона можно было назвать обычным) посыльными. Отчего, почему — он не знал. Может быть, такие письма труднее перехватить. Может быть, сидят где-то вражеские маги и с помощью хакерских заклинаний перехватывают чужую переписку. Надо будет у Купыри поинтересоваться...
— Шустрый малый! — одобрительно заметил Грынчак. — И с драконом ловко управляется.
— Это ещё неизвестно, кто с кем управляется, — буркнул Ванька, лишь бы что-нибудь сказать.
— Смакла молодец, — Стёпка почёсывал драконью шею, Дрэга блаженно щурился. — Быть ему главным дракончим Таёжного княжества.
— А что, Стеслав, окромя энтого дракона, есть ли ещё в тайге такие же? — поинтересовался Грынчак.
Дрэга тяжело вздохнул, посмотрел вурдалаку в глаза и положил голову рядом со Степаном.
— Нету, — признался Стёпка. — Видишь, вздыхает. Грустно ему, наверное, что он один на всём белом свете. Но ничего. Смакла умеет превращать его в маленького. А маленьких дракончиков в тайге много.
— А давай полетаем, — предложил Ванька. — Чё попусту сидеть?
— Смаклу подождём. Он сказал, что скоро вернётся.
— Не боязно в небесах-то? — это уже Грынчак поинтересовался.
— Сначала боязно было, — признался Стёпка. — А потом... Потом привыкаешь. Дух захватывает на высоте, но уже не страшно... Только кричать хочется. От восторга.
Смакла появился минут через десять и, не успев отдышаться, выложил главную, как ему представлялось, новость:
— Дрэга себе подругу подыскал. В гномлинской дракошне. Красивая-а-а!
— Да ну! — удивился Стёпка. Он уже знал, что драконские конюшни гномлины называют дракошнями (смешное слово, если честно), но чтобы подругу... Ну Дрэга даёт!
— Верно говорю, — таким сияющим Стёпка Смаклу давно не видел. — Сманил её у гномлинов и к нам, в Серафианов шатёр прилетел. На смотрины. Всем понравилась. Ладненькая такая самочка, зелёненькая в бирюзовую крапинку. И умненькая. Айрой зовут.
— Это она сама сказала?
— Чуюк поведал, когда за ней следом примчался.
Дрэга лизнул Стёпку шершавым языком в ухо, с шумом расправил крылья, словно приглашая к полёту.
— Гляньте-кось, — удивлённо проговорил Смакла. — У него чешуя в глуби светом пышет.
Действительно, каждая чешуйка на огромном драконьем теле была словно подсвечена изнутри чуть заметным изумрудным светом. Он то разгорался, то затухал, то пробегал задорными искрами от головы до хвоста. Это было не просто красиво, это было потрясающе.
— У тебя там что внутри, самосветки светодиодные? — спросил Стёпка.
— Это у него внутрях любовь пылает, — усмехнулся Грынчак, единственный среди присутствующих взрослый мужчина. — Вишь, как она его жжёт, того гляди раскалится. Славный у вас дракон, мальцы, моё вам слово.
— Так ты у нас теперь жених, — Стёпка обнял Дрэгу за голову, посмотрел по очереди в оба глаза. В ясных драконьих зрачках трепетали живые язычки пламени. — А я почему-то думал, что ты ещё совсем молодой. И что теперь будет?
— Да ничего, — пожал худыми плечами Смакла. — К зиме он отцом станет. Гномлины на радостях уже все упились до изумления. Ажно за Лишаихой слышно, как песни орут.
— Ну вот, — улыбнулся Грынчак. — Ежели всё сладится, то и детки у него такими же будут. Помяните моё слово.
Смакла часто закивал:
— Вот и отец Серафиан такожде размыслил. Завтра пойдёт с гномлинами уговариваться, чтобы они Айрину кладку никому не продавали, особливо весичам. А мы с Дрэгой их посля обучать будем.
Смакла не договорил, но Стёпка прекрасно понял, что хотел сказать гоблин. "А ещё я испробую на них заклинание увеличения. И если оно сработает, то у Таёжного улуса появится такое войско, против которого не устоит ни один враг."
Об этом подумали, кажется, все. И все надолго замолчали. Ванька смотрел на Смаклу. Смакла смотрел на Стёпку. Стёпка — на Дрэгу. Грынчак, закусив ус, хмурился.
— Более про то никому не говорите, — посоветовал он очень серьёзно. — Потому как за подобную весть могут и жизни лишить. И Айру вашу изловить попытаются.
Дрэга при этих словах взъерошился весь, вздыбился, глаза таким огнём полыхнули, что доведись увидеть его возможным ловцам его подруги, они тут же отказались бы от своей затеи. В груди у дракона зарокотал гневный моторчик, вернее, судя по звуку, целый дизель. Смакла успокаивающе похлопал его по холке, вернее, по тому месту, до которого смог дотянуться.
— Ага, — сказал Ванька. — Особенно гномлины молчать будут. Если они и вправду упились, завтра все уже будут знать, что они празднуют.
— Не, — замотал головой Смакла. — Они не скажут. Все думают, что они за перемирие с долинниками пьют.
— А давайте тоже праздник себе устроим, — предложил Стёпка. — Упиваться нам нельзя, да я и не хочу. А вот полетать — это было бы здорово! Смакла, ты как?
Счастливый гоблин уже вскарабкивался на встрепенувшегося дракона.
— Энто дело! — просиял и Ванька. — Энто правильно! Куда летим?
— В бесконечность и ещё дальше! — припомнил Стёпка знаменитую фразу Базза Лайтера.
Ванька, уже усевшийся за спиной Смаклы, испуганно посмотрел на него сверху вниз:
— Нашёл что вспомнить! Мне не нравятся свободные падения головой вниз!
— Не боись, экзепутор! Дрэга падать не умеет. К тому же он у нас сейчас влюблённый жених, у него, кроме двух своих, ещё и крылья любви появились. Смакла, заводи, поехали!
И звёздное небо прыгнуло им навстречу.
Глава четырнадцатая,
в которой выясняется, что иногда войти труднее чем выйти
Стёпке не спалось. Волнения минувшего дня не прошли бесследно, и сейчас он таращился в темноту, прокручивая в памяти все перепетии поединков. Ему вспоминалось то злое лицо Всегнева, то шум и крики зрителей, то смертельный посвист вампирского меча... Запоздало холодело в груди, он зажмуривался, радуясь, что всё уже прошло, что устоял, не опозорился, не струсил... Но больше, честное слово, никогда и ни за что! Ничего хорошего нет в этом махании тяжеленными железяками, руки до сих пор болят так, словно весь день гантели поднимал и перестарался.
И ещё кое-чему он не уставал запоздало радоваться. "Повезло, — говорил он себе, — что никто не догадывается о нашей уязвимости. О том, что нас запросто можно убить, когда мы рядом, если исхитриться и пырнуть, например, обоих ножами в спину. Мы ведь сегодня даже и не думали о таком, не береглись, не осторожничали. Шлялись везде, разве что в оркландский лагерь не успели заглянуть... Расслабились, балбесы, осторожность потеряли. А враги-то, скорее всего, не дремлют. Подкрался бы кто-нибудь в толпе, и ага."
Но пока, похоже, дремали все, и враги, и друзья. Замок уютно укутывала мягкая ночная тишина. Где-то на стенах стражники позвякивали железом, но так неторопливо и успокаивающе, что никого эти звуки не тревожили. Чуть заметно тлели в поставцах самосветки. В зеркале деловито мотался хозяин, что-то беззвучно бормоча и высовываясь изредка наружу, словно проверяя, всё ли в порядке с мальчишками.
С мальчишками было всё в порядке. Ванька еле слышно посапывал, высунув из-под одеяла голые ноги. Уставший после бурного дня и особенно после сумасшедшего ночного полёта на влюблённом драконе, он уснул, едва его голова коснулась подушки. Даже завидно немного. Дрыхнет беззаботно, как у себя дома... А ведь завтра — то есть уже сегодня — нужно будет что-то решать, что-то делать. Можно выиграть сколько угодно сражений, победить сколько угодно вампиров, но это ни на шаг не приблизит к самому главному — к исполнению предназначения. Потому что, хочешь не хочешь, а домой вернуться надо. Вот и лежит без сна одна половинка демона (самая умная, прошу заметить), и голову себе ломает в то время, пока вторая половинка, конопатая и беззаботная, уже десятый сон видит...
