Хольмград'76. Шаг Третий. Ключи и калитки

Полюбовались мы и на обнаруженные Баюном три лагеря находников, устроенные, между прочим, с немалым толком и знанием. Нет, если бы речь шла об удобстве расположения стоянок лишь для самих лесовиков, я бы не удивился. Жить в лесу и не уметь создать сносные условия для компании таких же охотников, это... нереально. Но ведь самы умудрились подобрать такие места для стоянок, где и их союзники-степняки, а главное, их лошади чувствовали себя довольно комфортно! И вот это уже было довольно странно, по крайней мере, для меня. Или я просто чего-то не понимаю, и такой вот союз с кайсаками для самов обычное дело, а столь чёткое понимание потребностей степных "гостей" у лесовиков, лишь следствие опыта в прежних совместных походах? Может быть и так, но, из рассказов Стояна я не смог сделать такого вывода, и потому был изрядно удивлён.

Интересно было и другое. Если в лагере, расположившемся между Усть-Бийском и Усольским острогом, было весьма оживлённо, а на заливном лугу паслось множество лошадей, то две других стоянки могли похвастаться лишь парой десятков человек в каждом, хотя сами лагеря явно были рассчитаны на большее количество народу. И можно было бы предположить, что их обитатели просто отправились на прогулку, но судя по нетронутой траве на лугах, и общему виду окрестностей, "гости", очевидно, ещё не прибыли на приготовленные для них стоянки. Где их носило, чёрт знает, но до места они пока точно не добрались.

Как результат нашей с Баюном прогулки, к обеду в моём распоряжении имелась целая дюжина исчерканных кроками листов дрянной бумаги, показывать которые, все сразу, было бы верхом идиотизма, поскольку любому местному жителю очевидно, что за один день, и даже за сутки, осмотреть полсотни вёрст прилегающих к Бию территорий, да на глубину в добрых два десятка километров, нормальному человеку без помощи квадрокоптера или спутниковой съёмки, попросту невозможно. А здесь такие устройства не водятся. Не завезли ещё.

Пришлось делить листы, отбирая те, что пригодятся Стояну Хлябе. А остальные... остальные относились к территориям вокруг соседних острогов. Усольского на северо-западе, где сидел полусотником некий Мирян, и Верть-Бийского на севере, расположившегося выше по течению всё того же Бия, где командовал другой товарищ нашего Стояна, по имени Поклест. Вечером я вернусь в Усть-Бийск, выложу полусотнику результаты "своих" поисков вокруг нашего острога, а ночью отправлю Баюна в гости к его коллегам, пусть подложит им листы со вскрытыми стоянками самов на их территориях. Если не дураки, проверят, разведают, и возьмут под контроль, ну а если нет... На нет и судя нет. Сделать большего, я в этой ситуации всё равно не могу. По крайней мере, не раскрыв своего козыря... а за него, между прочим, такого двухвостого и мяукающего, нас со Светой вообще могут на дыбу наладить, а после на костёр или виселицу, и чёрта с два отмажемся! Мало того, на фоне такого "камингаута", итоги разведки, проведённой нынче Баюном, вообще могут посчитать дезинформацией от гадких "осенённых тьмою", и получится, в результате, бессмысленная ерунда. И людей не спасём, и сами под раздачу попадём. Оно нам надо?

Сбежать, правда, как выяснилось, вполне сможем, спасибо двухвостому, но зачем усложнять себе жизнь? Да и портить отношения с вроде бы вполне вменяемыми людьми, тоже не хочется... В общем, ну его нафиг, такие откровения.

— Ты уверен, что других лагерей в окрестностях Усть-Бийска нет? — хмуро спросил меня Стоян вечером, когда мы, по сложившемуся уже обычаю, ужинали в компании Светы и Неонилы. Десятников на этот раз в трапезной не было, но оно и не удивительно. С предстоящей осадой, дел у осторожной старшины было по горло, так что собраться одновременно за столом они могли лишь поздно вечером, когда все дневные хлопоты оставались позади, и большая часть крепости уже отходила ко сну, а самих десятников переставали дёргать подчинённые.

— Абсолютно, — уверенно ответил я на вопрос полусотника, внимательно рассматривающего мои почеркушки.

— Латина... не добро, — скривился Стоян, но тут же вернулся к главной теме. — Сколько воев там собралось, не считал?

— Около двух сотен пеших, и под сотню конных, — отозвался я. — Точнее посчитать не смог. С людьми ещё ладно, по шатрам да шалашам определиться не сложно, но лошади... Они ж всё время передвигаются. Раз пять начинал, да столько же сбивался.

— Сторожу видел? — оставив без внимания мою жалобу, продолжил допрос полусотник. В ответ я вытащил из-под худенькой стопки переданных хозяину острога листов, самый нижний.

— Вот. Зарисовка стоянки, — ткнул я карандашом в рисунок. Полусотник с любопытством покосился на остро заточенный грифель, но вопрос о странном устройстве для письма явно решил отложить на будущее... если оно будет. Ну и ладненько. У нас действительно пока есть куда более важные дела. Карандаш скользнул вдоль линии обозначающей границы лагеря. — Тут, у брода через ручей, два засадника. Один на этой стороне, другой — со стороны стоянки. Здесь, над оврагом пара тайничков с наблюдателями. Тоже с их стороны, там обрыв выше и круче. Вот у этого ельника...

— Понял-понял, — присмотревшись к обозначенным мною отметкам, покивал Стоян. — У льняного склона — три тайника и на Палом холме... а там они как спрятались? Там же гарь, ни деревца, ни кустика?

— Две ямы вырыли и стланником накрыли, в них и прячутся, — пожал плечами я.

— Добре. Место знакомое, хоженое... И обойти его просто, по старице Синего ручья, что под холмом лежит. Там обрыв, с верхушки её и не увидать... — откинувшись на неудобную резную спинку стула, веско уронил полусотник и забормотал куда тише, почти беззвучно. — А что? Успеть бы только, а то ведь, если они брошеные вески жечь начали, значит, времени у нас совсем мало. Со дня на день нагрянут. Не сюда, так в Усолье... или к Верть-Бийскому острогу подадутся. М-да... Успеть бы...

Трапезная погрузилась в тишину. Через минуту, Неонила встрепенулась и, поманив за собой Свету, выбралась из-за стола, а Стоян так и остался сидеть на месте, вперившись невидящим взглядом в стену. Решил и я покинуть задумавшегося полусотника, но не успел.

— Вот что, Ерофей, — медленно произнёс полусотник, неожиданно выходя из своей необычной медитацией. — Уважь, кликни Ряжена со двора.

Как собирались по зову Стояна Хляби его десятники, я не слышал. Моя помощь острогу на сегодня закончилась, и я с чистой душой поплёлся спать. Вот только не учёл, что в опочивальне меня дожидается любопытная подруга, которой ещё перед ужином я обещал рассказать нечто интересное и важное, когда окажемся наедине. Вот, оказались.

Рассказывать было лень, проще продемонстрировать. Что мы с Баюном и сделали. Хлоп, и мы с котярой в одном углу комнаты, хлоп, и вот уже стоим в другом.

— Это как? — изумилась Света.

— Это так, — развёл я руками, плюхаясь рядом с ней на кровать. Положил бы голову подруге на колени, но те уже занял своей косматой башкой хитрый двухвостый. — Сегодня выяснили. Помнишь, я рассказывал, как котяра растерзал призрачных защитников поджигателя у Ладова селища? Вот, результат. Теперь, в случае крайней необходимости у нас есть возможность быстро, практически мгновенно сбежать откуда угодно. Хорошо?

— Замечательно, — улыбнулась Света, с наслаждением перебирая в ладонях шелковистую шерсть котяры. — Просто великолепно. Надеюсь только, что такой вот необходимости у нас не возникнет. Хотя бы в ближайшее время. Острог устоит и нам не придётся из него бежать.

— У меня, знаешь ли, тоже есть такая надежда, — согласно кивнул я. — А у неё, кажется, есть некоторые шансы. По крайней мере, мне так кажется.

— В смысле? — прищурилась подруга.

— Стоян позвал десятников, — коротко ответил я.

— И что? — фыркнула Света. — Они и так, чуть ли не каждый вечер здесь собираются. Отчитываются о сделанном, обсуждают планы на следующий день, хлещут мёд, как воду...

— Сегодня обсуждать, чую, будут иное, — протянул я.

— Ну да, твои почеркушки, — кивнула Света. — И что?

— Не мои почеркушки, а возможность первыми нанести визит находникам, до того, как они начнут боевые действия, — произнёс я.

— Думаешь? — нахмурилась подруга.

— Ты же слышала его слова о возможности обхода по старице какого-то там ручья? — пожал я плечами. — К чему такие рассуждения, если нет намерения самим наведаться в лагерь самов, да разбить их прежде, чем те возьмут в осаду какой-нибудь острог?

— Ой, — вырвалось у Светы. Она испуганно взглянула на меня.

— Что? — я рывком сел на кровати, но... дошло! Обняв, подругу за плечи, я прижал её к себе. — Ты же не думаешь, что я пойду со стрельцами в атаку на лагерь самов?

— А ты не пойдёшь? — тихо спросила подруга.

— Солнце моё, зачем? — поглаживая её по голове, совсем как она сама недавно гладила уже исчезнувшего из виду Баюна, нежно проговорил я. — Это не наша война. Осада острога, тут да, ничего не поделаешь. Я бы и на стену встал, и бился бы с осаждающими, как все здешние жители. За тебя, понимаешь? Но выходить в поле, искать боя с рыскающими по лесам самами? Это не наша земля, не наша война... А уж сейчас, когда Баюн нас в любой момент от беды унести может, и подавно.

— Точно! Баюн! — от страха Светы не осталось и следа. Растаял, будто ночной ледок на луже под весенним солнышком. — Он же прямо сейчас может нас перенести подальше отсюда!

— Может, — мягко согласился я. — Но зачем прямо сейчас-то? Спокойно же всё в округе.

— Пока спокойно, — сделав акцент на первом слове, произнесла девушка, не сводя с меня серьёзного взгляда. — А что будет завтра? А послезавтра?

— Пф, — я выдохнул и, сделав паузу, предложил: — Давай поступим следующим образом. Если сегодня десятники на совете примут решение атаковать находников на стоянке, то сразу после их боя мы покинем острог. Вне зависимости от результатов. Если же, повторюсь, если же полусотник решит остаться в стенах острога или ограничится лишь вылазкой, для демонстрации своих сил или проверки сил противника, то мы уйдём отсюда, если крепость не устоит в осаде.

— Ерофей, — Во взгляде Светы добавилось укора.

— Ну пойми же ты, — я поморщился. — Ты видела мальчишек, которых я тренирую? Как я смогу себя уважать, если брошу их без помощи в момент, когда она им больше всего нужна?! И, главное, будешь ли ты меня уважать после такого постыдного шага?

— Я бу... — подруга осеклась, отвела взгляд и, тихо, почти шёпотом проговорила: — мы в ответе за тех, кого приручили, да?

Я привлёк выпутавшуюся из моих объятий девушку к себе и, осторожно приподняв её подрагивающий подбородок, коснулся тёплых губ своими губами.

— Ты всё понимаешь, солнышко, — тихо прошептав ей на ухо эти слова, я покрепче обнял Свету и, укачивая её словно маленькую девочку, договорил: — Боишься, но понимаешь и поддерживаешь. Спасибо тебе.

Уснули мы в обнимку, так и не раздевшись. Света прижималась ко мне, обнимая, и ни в какую ни хотела отпускать даже на миг, так что даже укрывать нас покрывалом, мне пришлось, действуя единственной свободной рукой.

А утром нас ждали интереснейшие известия. Впрочем, таковыми они поначалу были лишь для меня. После вчерашнего разговора, Света была печальна, задумчива и совершенно равнодушна к любым новостям. Но эту... эту ей пропустить мимо ушей не удалось, да и мечущаяся по трапезной Неонила не позволила бы. Ещё бы! Это ведь её муж, ещё до рассвета втихую поднял четыре десятка стрельцов в ружьё и... увёл из острога, оставив на хозяйстве лишь Анфима Клеста с молодыми необстреляными стрельцами, набранными в острожную команду уже после прошлогоднего поражения подкаменского воеводы.

Естественно, "младшему" десятнику такая несправедливость по душе не пришлась, и он рвал и метал, срываясь на подчинённых и мужиках, как продолжавших строительные работы по усилению крепости, так и вкалывавших на кузне Нискини. У строителей его завалило опилками, корзину с которыми, он уронил на себя, нечаянно толкнув козлы, на которых та стояла. И как будто этого было мало, стоило ему сделать пару шагов прочь из облака древесной пыли, как на десятника опрокинулось ведро с водой, коромысло с которыми несла некая молодка из селянок. Естественно, потому что сам стрелец её и задел, расчихавшись от попавших в нос опилок. От фырканья и сдавленных смешков окружающих, изгвазданный в древесной пыли и мокрый с ног до головы Анфим сбежал... сменил кафтан, привёл себя в порядок, и, злющий как медведь-шатун, отправился инспектировать кузню, где тут же нарвался на работника, коловшего дрова и едва не прибившего гостя колуном, не заметив, как тот проскользнул за его спиной. Сорвался Анфим, обматерил ничего не понимающего селянина... Он и на кузнеца попытался было наорать, но получил такой отлуп от бывшего хвалынского десятника, что вылетел со двора, как ошпаренный... И сразу попал в медвежьи объятия характерника, которому бабы уже успели доложить о "съехавшим с ума и рыкающим на всех аки лев лютый" Анфиме.

Мирослав встряхнул Клеста за плечи, приобнял за них же, да и повёл в длинный дом, оборвав все попытки стрельца оправдаться кучей дел и сбежать, одним-единственным вопросом: "Ты меня уважаешь?" А они ведь даже не выпили... пока. Вот же харизма у характерника!

По мере рассказа Неонилы об утренних злоключениях оставленного на острожном хозяйстве десятника, Света всё чаще и чаще улыбалась, а к концу истории, когда нервничающая и от того чересчур говорливая супруга отправившегося на бой полусотника, в красках описывала, как авторитетнейший в остроге человек, "первый после полусотника", гонял молодого десятника вокруг памятного камня, заставляя на счёт читать главы покона, "дабы смирить гнев и охладить голову", и вовсе не удержалась от смеха. Ну вот и ладненько. Вот и хорошо...

Глава 11. Когда нас в бой, иным отбой

Как бы ни хотелось Всеславу Мекленовичу Грацу порадовать своего покровителя, доложив ему о решении поставленной князем задачи, увы... скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но ведь делается же, пусть и не так быстро, как хотелось бы самому Грацу.

— Всеслав Мекленович, дражайший, вы зря так нервничаете, — усмехнувшись, Старицкий подлил сыну своего покойного друга коньяка из стоящего на столике между ними крутобокого, сияющего надраенным стеклом графина. — Вот, глотните-ка, да расслабьтесь.

— Благодарю, ваше... Виталий Родионович, — последовав совету князя, Грац смочил губы в ароматной жидкости и, откинувшись на спинку глубокого и мягкого кресла, глубоко вздохнул. — Мне и в самом деле не помешал бы небольшой отдых. Но...сейчас это решительно невозможно. Присылаемые Ерофеем данные настолько интересны, что я просто боюсь упустить в наплыве получаемой информации хоть что-то. Ведь любая мелочь, пусть даже кажущаяся на первый взгляд сущей ерундой, может стать тем ключиком, что позволит нам открыть дверь в мир ушедших богов!

— Богов? — Старицкий насмешливо приподнял бровь, и неожиданно нарвался на совершенно несвойственную профессору горячую порывистость.

— Именно, ваше сиятельство! — воскликнул он. — Мы можем со всем апломбом утверждать, что ушедшие главы волхвовских школ и их скандинавские и греческие коллеги, провозглашались таковыми лишь в силу дремучего невежества наших предков, но, расшифровывая данные присланные Ерофеем и его подругой, я всё больше и больше убеждаюсь в том, что и ныне знания ушедших превосходят известное нашим философам многократно! Настолько, что их впору и сейчас почитать за богов!