— Все, кроме одного, — процедил он. — Все в толк не возьму, как может быть столько поношений в адрес благородного сословия от смерда, который из кожи вон лезет, чтобы пропихнуть своих детей в так ненавидимое им дворянство.

Крэйн хмыкнул.

— Так я тебе объясню. Ты — паразит. Посмотри на себя. Во что ты одет? Кто сшил твою форму? Кто сделал твой самолет? Смерды. Я ведь прекрасно знаю, кто ты такой и что у тебя за род. Твоя семейка паразитов живет в особняке, который весь до последнего кирпичика сложен руками простых людей. Твои сестры катаются на балы и свиданки на каретах, сделанных руками простого люда, в нарядах, сшитых руками простолюдинок. Ни ты, ни твои родители — вы все ничего своими руками не сделали, я даже не уверен, а ел ли ты хоть раз в жизни собственноручно приготовленную еду? И если однажды к вам придут простолюдины, которых ты так презираешь, и отберут все, что ими сделано — вам даже срамоту прикрыть нечем будет. Вы паразиты, вот и все.

Так вот. Мои дети растут умными, образованными и трудолюбивыми. Именно это в человеке главное. А дворянские привилегии им нужны только для того, чтобы не снимать шапку перед никчемными ублюдками вроде тебя. Увы и ах — но Аркадия устроена на редкость извращенно. Кто-то имеет все, хотя не делает ничего, а кто-то тяжко работает, почти ничего не имеет и еще должен снимать шапку перед бездельниками, жрущими его хлеб. И потому жить здесь, не имея дворянских привилегий — удовольствие так себе.

— Вы упустили самое главное, сэр, — сказал Дэффри, вложив в 'сэр' весь свой сарказм. — Великую империю построили руки простолюдинов, но под руководством аристократов. Родовой особняк моей семьи построили простолюдины — но под руководством архитектора-дворянина. Наши самолеты разработаны талантливыми и образованными инженерами-дворянами, в том числе ваш превосходный 'стингрэй' разработан никем иным, как лордом Бэннингом. И даже директор завода, на котором пошиты мои кружевные рубашки, скорее всего мелкий дворянин. Все великие полководцы в истории Аркадии, за несколькими исключениями — дворяне. И раз уж вы прошлись по моей семье — мой отец, как вы, возможно, знаете, один из трех лорд-канцлеров в Коллегии Благородных. Да, он не пек своими руками булки и не клал кирпичи, вместо этого его высокий долг — нести справедливость туда, где она нарушена.

Крэйн кивнул:

— Угу, угу. Я ждал, когда же ты заикнешься о своем отце и справедливости. Предлагаю эксперимент. Мы пойдем сейчас в штаб, там я привселюдно расквашу тебе нос, за волосы отволоку в ближайший гальюн и окуну головой в унитаз. Как думаешь, Коллегия сочтет этот конфликт таковым, который не представляется возможным разрешить без дуэли?

— Без сомнений, — мрачно заверил Дэффри.

— Вот и отлично. После того, как выберешься из параши — попытаешься получить у Коллегии патент на дуэль. Тебя будет ждать огромное удивление, потому что патента ты не получишь, даже если твой отец вылезет из кожи. И будешь не первым, кому не дали разрешения на дуэль со мной. Лорд Бэннинг, тот самый урод, который присвоил себе лавры создателя 'стингрэя' и некоторых других самолетов, тоже хотел его получить после того, как я на официальном фуршете прямо высказал ему в лицо все, что о нем думаю. Ты ведь не знал, что Коллегия без позволения императора даже не рыпнется? Вот тебе и справедливость.

Дэффри промолчал.

— В общем, я надеюсь, что ты меня понял. Еще одна выходка — и ты вылетишь в лучшем случае из моего подразделения, а в крайнем я могу организовать тебе увольнение с позором. Больше предупреждать не буду.

Когда Дэффри вернулся в казарму, то понял, что как минимум кое-в-чем Крэйн оказался прав: Кай и Вольф действительно не сказали ему ничего хорошего.

* * *

Два дня Вольфганг прятался от газетчиков в казарме, куда посторонним, к счастью, хода нет, в первый день он основательно надрался, на второй — трезвел и страдал от похмелья, заодно усвоил жизненный урок, что алкоголь — зло, дарящее лишь иллюзию решенной проблемы. Пока валяешься пьяный — снов не видишь, но на следующую ночь кошмары все равно пришли: Вольф бесконечно убегал от контрабандистов, застревал в люке тонущего самолета, тащил на берег раздувшийся труп Тоби, а также занимался некоторыми другими неприятными делами, которыми, к счастью, зачастую только во сне заниматься и приходится.

Формально они с Каем лежали в госпитале с посттравматическим синдромом, но на деле врач посетил их прямо в казарме, выдал снотворное, успокоительное и выписал бюллетень на неделю. Оказалось — подсуетился Крэйн.

— Один хрен вы не у дел без самолета, других свободных 'сандеркастеров', как, впрочем, вообще мало-мальски приличных машин, на базе нет, — пояснил тот, — в общем, отдыхайте, покуда есть возможность.

Вечером второго дня слегка выпившим вернулся Кай.

— Тебя завтра ждет такая же пытка, как у меня сегодня была, — сообщил ему Вольфганг.

— Пофигу... Газетчики достали, и снотворное, что доктор дал, не помогает... Все снилось, как Тоби пытается прыгнуть, я его за ранец схватил и не пускаю, а самолет тем временем разгорается... А когда Мишель погиб, снилось, что я его из самолета вытаскиваю, врачей зову, а вокруг ни души... Это что, каждый раз такое будет случаться, когда кто-то погибнет?

— Либо так, либо очерствеем со временем и будем как Крэйн, которому все пофигу, — мрачно ответил Вольфганг.

Утром на третий день он пошел на прогулку. На набережной было на редкость малолюдно, да и погода тоже капризничала, что, в общем-то, хорошо сочеталось с мрачным настроением Вольфганга.

На берегу акулу он уже не застал, остался только ее котлован с размытой стеной. Один из местных жителей сообщил, что аккурат после шторма она почувствовала себя вполне хорошо, чтобы вернуться к Госпоже, и ее выпустили обратно в океан.

Некоторое время Вольфганг провел на небольшой скамейке, отрешенно глядя туда, где океан сливается с небесами, и вдыхал прохладный соленый бриз. Теперь, когда опасности остались позади, в голову полезли не самые приятные мысли о статистике и смерти. За десятилетнюю службу погибают трое из четырех, но Вольфганг встретился со смертью два раза всего за три полета. Из Летной к Акинойе, когда погибли Мишель и ребята, потом из Акинойе в Диппорт, и вот первый вылет на патрулирование — и снова огонь и смерть, бой и стрельба по живым людям. Что это? Злой рок, предначертание или просто стечение обстоятельств? Все как-то уж больно быстро случилось, быстро и внезапно. Из учебки да прямиком в переделки одна другой круче, и что с этим делать?! Можно уволиться, попрощаться с мундиром и вернуться домой, в нищету и беспросветность. Можно перевестись в пехоту, но там зарплата немногим выше того, что Вольфганг мог бы набатрачить, разве что еще харч и одежка казенные, да сильно надрываться не надо. В моряки? Он не штурман, пулеметчики на морских кораблях не нужны, там в почете комендоры-зенитчики. Воздушный флот? Конечно, зарплата выше, чем у моряков, но отец уже несколько месяцев болеет, зарплата курсанта и тем более летчика это покрывает, а воздушного моряка — нет, да и не променяет ли он шило на мыло, как бедолага Тоби? Еще один вариант — попытаться стать инструктором огневой подготовки других воздушных стрелков, однако номер, скорее всего, не пройдет, потому что в Летной преподают только ветераны с выслугой, и после рассказа Крэйна об иллюзиях и пропаганде Вольфганг уже понимает, почему. К тому же иметь талант стрелять и уметь этому учить — вещи разные.

Так что хороших альтернатив и нет, если разобраться. В довершение всего, уйдя из авиации, он подведет Кая, и эта мысль Вольфгангу намного неприятней снов с горящими самолетами.

— А вот и вы, — послышался сзади знакомый голос.

Он оглянулся и встал, завидев Мэрион.

— Приветствую, — сказал он, приподняв фуражку, и попытался выдавить улыбку.

— Вы в последнее время не гуляете? — спросила Мэрион, садясь рядом. — Да и выглядите невеселым. Неприятности на службе или просто были трудные деньки?

Вольфганг досадливо покосился на нее, а потом чуть не хлопнул себя по лбу: она не подкалывает, а просто не знает о событиях на базе. Здешние газетчики, если на острове вообще есть хоть одна местная газета, на базу не вхожи, а столичные, надо думать, не заботятся делиться со своими провинциальными коллегами горячими новостями.

— Можно и так сказать, — ответил он, — не до прогулок как-то было.

— До нас с отцом доходили слухи, что во время шторма пропал один самолет, но мы не заметили какой-то большой активности, которая была бы при поисковой операции...

— Да какая там операция, — пожал плечами Вольфганг, — стервятник — простите, небесный — который на 'Стормбрингере' штурман, буквально предсказал, куда лететь и где искать. Послали спасательный гидросамолет прямиком туда — вот и вся операция.

— И нашли? — приподняла брови Мэрион. — Небесные могут предсказывать?!

— Сам удивился.

— Та история, надеюсь, закончилась хорошо?

— Нет.

Некоторое время Мэрион молчала, потом тихо сказала:

— Погиб кто-то из ваших друзей, да?

— Угу. Наш штурман.

— Так это вы на том самолете были?!

— Угу.

— Соболезную...

— Спасибо. Так что уж извините — сегодня из меня собеседник так себе, сами понимаете.

Девушка молча кивнула. Так они и сидели на лавочке, думая каждый о своем, глядя вдаль и вдыхая прохладный морской бриз.

* * *

Кай чувствовал себя не в своей тарелке. И дело было вовсе не в похмелье, о котором вчера предупреждал Вольфганг. Просто остальные при деле, несли свою службу, сегодня утром отбыв в новое патрулирование, а он... он 'безлошадный', и потому остается на земле. Конечно, пока он валяется на койке в пустой казарме, служба все равно идет, но как-то не рад Кай такой службе.

Он встал, надел китель и фуражку, взглянул в зеркало в полный рост — в порядке ли форма — и поднялся по ступенькам наверх. Впереди — полный безделья день. И это, к слову, может затянуться: Крэйн сообщил, что новая партия военного груза придет только через неделю, и хотя запрос на новые самолеты отправлен, еще сильно не факт, что им пришлют хоть что-то первой же поставкой.

И потому Кай слегка завидовал Вольфгангу: друг, по крайней мере, имеет занятие, которое нельзя назвать ничегонеделаньем, упражняется на полигоне со своей винтовкой. А Каю упражняться нечем и не на чем, увы. Письмо домой написал еще вчера, тщательно избежав любых упоминаний о нештатной ситуации и ее последствиях, сегодня заняться, в общем-то, нечем.

Поправил маленький серебряный кругляш на груди — мог ли он подумать раньше, что боевая награда будет радовать так мало? — и остановился в нерешительности. Куда идти? По барам? Уже нагулялся за пару предыдущих дней. С другой стороны, других достопримечательностей в Диппорте нет. Может... Точно, рыбалка — идея неплохая, тем более что место, где водится карпаун, он знает. Надо достать снасть.

Кай решительно направился в город, чтобы прикупить рыболовных принадлежностей, но затем скорректировал маршрут: скорее всего, таким добром торгуют в припортовых кварталах, а не в жилых.

Путь его пролегал по набережной, потому он даже не удивился, когда ему навстречу из жиденькой толпы вышла, держа под мышкой томик с поэзией, Мэрион.

— О, какая встреча! — обрадовалась девушка.

— Ага, здравия желаю, — ответил Кай, приподнимая фуражку.

— Это... мне вчера Вольфганг рассказал о вашем... приключении. Соболезную по поводу вашего товарища.

— Спасибо, — отозвался Кай, стараясь, чтобы голос не звучал мрачно.

Затем взгляд Мэрион сфокусировался на медали.

— А этого, помнится, в прошлую нашу с вами встречу у вас не было, — заметила она.

— Тогда мы еще не успели потеряться, — неохотно ответил Кай.

— Так вас наградили за это... происшествие? Чем вы заслужили медаль, если не секрет?

Летчик вздохнул: от расспросов так просто избавиться не удастся.

— В общем, мы сожгли судно контрабандистов, которое было в лагуне на острове, где мы совершили посадку... Одно из двух. Точнее, я сплавал за оружием к утонувшему самолету, а взорвал судно Вольфганг. Из бронебойной винтовки. А потом мы отбивались от них, пока не подоспела помощь. В общем, нам повезло, что гидросамолет и Крэйн со своим ведомым пришли так быстро.

— Вау, — сказала Мэрион, — а Вольфганг мне вчера ничего о контрабандистах не говорил... И медали у него не было.

— Он ее не носит. Получил и положил в тумбочку. Очень скромный парень.

— Подумать только... А Крэйн — это случайно не?..

— Да, это он. Тот самый Йегер 'Молния' Крэйн.

— Поразительно! — воскликнула Мэрион. — Он тоже тут служит?!

Кай пожал плечами:

— Ну да. Он наш непосредственный командир.

— Вау... Просто вау... М-м-м... Знаете что, Кай? У нас завтра что-то вроде званого обеда намечается, почему бы вам с Вольфгангом не нанести нам визит? А то в Диппорте, знаете ли, люди добры и приветливы, но интересных персон среди них, скажем так, маловато. И вашему командиру приглашение передайте.

— Просто между прочим, — заметил Кай, — у самого города, на пустыре, обнесенном стеной и вышками, расположена — вы не поверите — огромная авиабаза. Вы только, фигурально выражаясь, платочком из окна помашите — и к вам на званый обед сбежится дивизия офицеров-дворян, умаявшихся от скуки в этом захолустье.

Мэрион негромко засмеялась.

— Тут есть два маленьких 'но', — сказала она. — Во-первых, мы с отцом предпочитаем приглашать конкретных людей. Во-вторых, на базу мы не вхожи, потому как отец и адмирал Кольхаун на ножах. Давняя неприязнь.

— Все так плохо?

— Ну, чтоб вы поняли, когда мы приземлились, адмирал послал встречать нас какого-то лейтенантика, хотя отца, куда бы он ни прибыл, обычно встречают самые важные шишки. Просто чтобы отец не забывал, что тут он гость нежеланный. У них эта вражда еще с молодости тянется. В общем, ждем вас с Вольфгангом и вашим командиром.

У Кая имелось свое мнение на счет того, стоит ли приглашать в гости к дворянам человека, который сам дворян на дух не переносит, но он предпочел придержать его при себе. В конце концов, не ему судить мастер-сержанта, равно как и за его грехи отвечать тоже не ему. А вся личная неприязнь к своему командиру, если вдуматься — вина третьих, посторонних лиц, которые сделали из Крэйна идеал имперского масштаба.

К слову, за Крэйном дело не стало, он действительно сделал, как обещал: где-то как-то подсуетился, и Тоби в итоге посмертно дали медаль с формулировкой 'за образцовое выполнение долга перед лицом опасности'. Мудак, циник и сквернослов, он все же стоит за тех, кого считает своим, и потому Кай с Вольфгангом с ним ссориться желания не имеют. В конце концов, они как-нибудь да переживут, что их идеал оказался вовсе не идеалом, а все остальное тем более не их проблема.

— Хорошо, я передам ваше приглашение, — заверил Мерион Кай, — хоть и не уверен, что мастер-сержант его примет. Он, знаете ли, очень хорошо отзывается об адмирале Кольхауне, а это вообще редкость, чтобы Крэйн о ком-то отозвался хорошо...