Демон шарлатана. Часть первая.

— Не надо делать из меня папу Сильвестра.

— Ну почему же? — иронизировала демоница. — Из тебя выйдет отличный понтифик. Только представь: ты выходишь на балкон в золотом облачении, поднимаешь ладонь, и толпа взрывается ликующими воплями!

— Больше похоже на концерт Элтона Джона.

— Тоже неплохой вариант.

Я стер с лица все возможные эмоции и молча уставился на демона. Мне говорили, что мертвый взгляд, получавшийся из этого нехитрого приема, выдает мои психологические проблемы не хуже надписи "я садист" на лбу.

— Что? — демоница приняла игру и будто в испуге опустила голову, искоса поглядывая на меня. — Тебе нужно к чему-то стремиться. Заведи мечту.

— У меня есть мечта.

— Хорошо, заведи ещё одну. И дополни ею свои старые грезы. Ты ведь решил стать драконом не просто так, а ради чего-то?

— А чего хочешь ты? Прожить столько столетий, не мечтая, невозможно. Для человека, по крайней мере, но твоё поведение столь похоже на действия смертного, что, возможно, тут сокрыто больше, чем просто искусное подражание.

— Мы не будем говорить о моих мечтах, милый. Сейчас я занята только выживанием.

— Нет, будем, — твердо возразил я. — Ты не доверяешь мне, это ясно как летний полдень, однако твоё недоверие беспочвенно. Ты так не подтвердила и не опровергла ни одного моего предположения, что логично: тебе невыгодно говорить мне правду, тебе выгодно льстить убеждениям носителя, чтобы укрепить контакт. Но мой ум работает иначе, для меня нет догм. Безумие отучило меня доверять даже своему разуму, каждую мысль приходится рассматривать с тысячи сторон, постоянно менять точку зрения и не доверять ни одной идее. Иначе грань между моей фантазией и внешним миром снова сотрется, и я потеряюсь в лабиринте видений.

Демоница оценивающе рассматривала моё лицо, пока я говорил. Возможно, она искала признаки лжи. Возможно, она только притворялась, что читает мою мимику. Возможно, она вообще меня не слушала, а подпевала про себя играющей из телевизора рекламной песенке.

— За что тебя отправили в клинику?

— Я откусил нос однокласснику, — не моргнув глазом, признался я. — Ни для кого в школе не было секретом, что с моей головой что-то не в порядке, но на уровне моего интеллекта и способности решать тупые задачки это не отражалось, поэтому всем было плевать, что на переменах я иногда разговариваю со стеной. Учителя называли меня аутистом, что красноречиво свидетельствовало об их скудных психологических познаниях, а дети вообще редко обращали внимание на мои странности. Дети проще относятся к миру, у них вселенная ещё не делится на "правильное" и "неправильное", но на "интересное" и "скучное". Скучным меня точно нельзя было назвать, так что общаться с ровесниками для меня не составляло труда. Разве что сам я не был особенно общительным — другие дети казались мне глуповатыми.

— Переходи уже к носу, — нетерпеливо подтолкнула демоница.

— Один мальчишка, из числа тех, что в старших классах принимаются пьянствовать и соблазнять одноклассниц... или, если не повезет, качать мышцы и мечтать о романтике... — я на миг задумался, но потом решил, что это не существенно, — словом, сей альфа-шестиклассник, видимо, насмотрелся фильмов про детей-индиго и решил, что надо мной можно поиздеваться. Его крохотный мозг впитал сюжет, в котором слабый умник, витающий в облаках, не сопротивляется обидчикам, и побудил действовать.

— И ты откусил ему нос.

— Да. Избил так, что он визжал, будто неудачно зарезанная свинья, затем подумал, что нужно больше крови, схватил его голову и откусил кончик носа. Возможно, я бы ещё что-нибудь ему оторвал, но тут девочки привели учительницу, которая, увидев лежащего на полу окровавленного ребенка и меня над ним с кровавой улыбкой каннибала, упала в обморок. Я никогда прежде не видел, как люди лишаются чувств, поэтому это отвлекло меня от жертвы. Возможно, своим обмороком учительница спасла тому парню жизнь.

— А дальше?

— Дальше было не так весело. Меня водили к психологу, который долго допытывался, что меня так разозлило. Помню своё удивление такой постановкой вопроса и шок психолога, который в итоге всё же понял, что маленький мальчик перед ним действовал совершенно хладнокровно и обдуманно. Я даже подслушал разговор сего незадачливого аналитика с моей матерью: "Ваш сын не счел его человеком". Он был молод, это психолог, ему попросту не хватило опыта сразу понять, что перед ним маленький маньяк, но зато, когда всё-таки осенило, не стал тратить время и дал моей матери телефон хорошего психиатра. Возможно, только благодаря ему я до сих пор не начал собирать коллекцию человеческих носов.

Демоница захихикала.

— Твои истории одна лучше другой.

— Мне не терпится выслушать твои.

Демоница будто бы в задумчивости прищурилась и подняла взор к потолку, но затем решительно произнесла, заглянув мне глаза:

— Нет.

Я не скрывал разочарования:

— Ты ведь понимаешь, что это меня ранит?

— Да.

— Ты намеренно меня унижаешь?

— Нет. Я к тебе присматриваюсь. Напоминаю, мы познакомились три дня назад.

В моем голосе проступило хриплое раздражение:

— Ты просто решаешь, какую именно сказку мне поведать, чтобы я принял её без возражений.

— Может быть, — мило улыбнулась демоница. — Ты в любом случае не можешь ничего с этим поделать. Посему перестань меня пилить и жди. Я, быть может, отвечу на твои вопросы, когда придет время.

Я устало вздохнул, выпуская раздражение, и покачал головой.

— Так мог бы ответить всадник Апокалипсиса.

— Ты меня раскрыл! — в притворном страхе воскликнула демоница и полезла целоваться.

Нашу идиллию прервал хлопок входной двери. Оттуда же донеслись шаги и шелест пакетов. Остановившись, мы с суккубом молча слушали, как невидимка бродит за стеной на кухне, стучит дверцей холодильника и что-то неразборчиво напевает девичьим голоском.

— Ты ведь в курсе, что она невменяема? — не выдержала демоница.

— Ерунда, — поморщился я. — В сравнении со мной она — профессор логики.

— Да. Невменяемой и неповоротливой аристотелевской логики.

— На двоичной логике, между прочим, вся вычислительная техника работает, — заступился я за Аристотеля. — Не обижай грека. И Анжелику. Она не виновата, что в её голове каша. Это вина всей нашей порочной культуры.

Высокомерное "ха!" прозвучало мне ответом.

Анжелика услышала включенный телевизор, поэтому сразу направилась в нужную комнату. Обнаружив меня за просмотром бессмысленной утренней передачи о здоровом образе жизни, в коей по-идиотски улыбающиеся люди в белых халатах с невероятной патетикой повествовали об очевидных истинах, девушка недоверчиво нахмурилась.

С распущенными волосами она мне нравилась меньше. В сравнении с пышной гривой суккуба любые человеческие пряди выглядели блекло и уныло.

— Что? — развел я руками. — Неужели мне не может быть интересно, как можно похудеть с помощью голодания?

— Я начинаю думать, что мне вчера почудилось, — присев на ручку дивана, сообщила Анжелика, не меняя выражения лица. — И ты никакой не колдун.

Не могу точно назвать причин, но это замечание показалось мне обидным. Презрительно фыркнув, я обхватил запястье суккуба и повернул её кисть ладонью вверх, после чего вложил в невидимую руку пульт от телевизора.

Пару секунд мы с суккубом любовались перекошенным лицом Анжелики, затем демоница метнула пульт в девушку и попала той в бок. Охнув скорее от страха, чем от боли, Анжелика вскочила, будто ошпаренная кипятком.

— Как ты это сделал?! — взвизгнула она спустя десяток секунд, когда к ней вернулся дар речи.

— Сделал что? — безразличным тоном переспросил я, снова утыкаясь глазами в экран. — Опиши, что произошло.

Я не видел лица Анжелики, но подозревал, что на нем страх боролся с любопытством, и дрогнувший голос девушки это подтвердил:

— Ты заставил пульт повиснуть в воздухе, а затем он сам по себе полетел в меня.

Это подтверждало, что я не сумасшедший, если, конечно, Анжелика не являлась моей второй воображаемой подругой. На миг я задумался, стоит ли потребовать у девушки показать паспорт, но потом пришёл к выводу, что моё воображение справится со столь плевой задачей не хуже реальности, и документ ничего не докажет.

— Правда, это было классно?

На сей раз девушка ответила без раздумий:

— Да!

— Плохая новость: ты так не сможешь.

— Почему? — взмолилась Анжелика и тут же ответила сама себе. — Да, верно, ты не вправе говорить...

Мой взгляд упал на валявшуюся под моей ногой книгу: первый том всем известной истории о мальчике-волшебнике со шрамом на лбу; и в память вторглись отрывки из её экранизации.

— Анжелика, — заговорил я, стараясь подражать интонациям старого мудрого волшебника. — Есть таланты, которым попросту невозможно научить, как нельзя заставить акулу летать или попугая дышать под водой. Для каждого из нас существуют естественные ограничения, преодолеть которые трудом и практикой не получится. То есть никак. Вообще. Без шансов.

Девушка заметно приуныла.

— Хочешь сказать, что ты не человек?

— Да, — вмешалась демоница, — скажи, что ты новое воплощение Гора, и если она будет покорной рабыней, после смерти покажешь ей путь в обитель богов. Ставлю десять поцелуев, что она поверит.

Ставка показалась мне заманчивой, однако врать настолько нагло я был ещё не готов.

— А что такое человек? — уклончиво ответил я. — Если я выгляжу, веду себя и думаю как люди, то являюсь одним из них. Разве нет?

— Не знаю, — вздохнула Анжелика и снова села на диван. — По-моему, человек — это совокупность возможностей. А твои силы превосходят человеческие.

— Зловещий шепот и бросок пультом — выше человеческих сил? — скептично переспросила демоница, не заботясь, что девушка её не слышит. — Право, дорогая, фантазии затмевают твоё зрение.

Я повторил слова демона, сочтя их неплохим аргументом, чем заслужил теплую улыбку суккуба.

— Ты меня переоцениваешь, — добавил я от себя. — Приписываешь свойства, подчерпнутые здесь. — И поднял с пола упомянутую ранее книгу. — Хм. Ты в самом деле это читаешь?

— Да, — гордо заявила Анжелика, выхватив том из моей руки. — Мне нравится эта история о магии, настоящей дружбе и величии самопожертвования. И не говори, что сам не мечтал в одиннадцать лет получить письмо с приглашением в школу волшебства!

Я отвел взгляд в пол и угнетенно пробормотал:

— В одиннадцать лет... в школу волшебства... да, что-то похожее припоминаю.

— Но ты, наверное, прав, — не слушая меня, продолжила Анжелика и тоже принялась разглядывать пересекающиеся ромбы ковра. — Так странно и даже обидно — сидеть рядом с неизведанным, которое не может... или не хочет поведать о себе.

Я невольно покосился на суккуба. Демоница, будто не слушая нас, любовалась бликами света на своих перламутровых ногтях.

— Поверь, Анжелика, я тебя прекрасно понимаю. Однако ситуация такова: я самый странный человек в твоей жизни, который не в силах поделиться своими тайнами с тобой.

— Но раз мир сверхъестественного существует, — вдруг оживилась девушка, окрыленная новой идеей, — значит, не всё в книгах — ложь, и возможно...

— Нет, — решительно перебил я, намереваясь раз и навсегда вправить мозг безумной девчонки на его законное место. — Всё ложь. Ритуалы не работают, магия — выдумка, а круги на полях оставлены танцующими ёжиками. И резать кошек бесполезно... кстати, а разве твой кот не должен быть где-то здесь? — удивился я, оглядываясь.

Но Анжелика успокоила меня, сообщив, что выпустила зверя на улицу час назад. Я облегченно кивнул — спасение жизни животного вызвало во мне чувство ответственности за его судьбу — и продолжил говорить:

— Всё неправда. И каждый, кто заявляет о своей власти над некими тайными силами, попросту пытается тобой управлять. Ложь — вот единственная магия, ибо она побуждает людей действовать во имя того, чего нет.

— Проповедь шарлатана! — расхохоталась демоница.

— И ты можешь ею овладеть, Анжелика. Властью слова, пустого звука, создаются государства и гибнут народы. Ложь повсюду, куда ни глянь, надо только чуть-чуть сойти с ума, изменить способ видения, чтобы её обнаружить.

Я ткнул пальцем в телевизор, где весьма кстати снова появился президент на фоне государственного флага. Глава иллюзорного государства с выражением зачитывал текст с бумажной карточки, в нужных местах поднимая кверху указательный палец и кивая головой.

— Они твердят: "У общества должен быть лидер". Президентские выборы — это очевиднейший обман. Любому здравомыслящему человеку после некоторых раздумий станет ясно, что единолично управлять страной, если она крупнее Ватикана, невозможно. Один человек физически неспособен справиться со множеством проблем из различных сфер общественной жизни, собственно, поэтому любой президент (или иной правитель, вне зависимости от названия) имеет бюрократический аппарат. Но этих людей народ не выбирает. Рядовой избиратель не знает ни имен, ни лиц чиновников, исполняющих работу так называемого "избранного президента"; кто угодно может оказаться в их числе. "Президент" — это просто обложка, используемая ради создания иллюзии выбора у подконтрольного народа.

— "Политики обладают властью". Ложь. Власть бывает двух видов: военная и экономическая. Все иные виды "власти" (политическая, идеологическая, информационная и прочие) без поддержки какой-либо из этих двух не имеют никакой силы. Политики — суть актеры, отрабатывающие деньги, выданные им экономической властью на предвыборные кампании, либо артисты, нанятые военной хунтой, чтобы усмирять публику словом. Истинные правители — это люди с деньгами, — я сделал паузу, подумал и пояснил, — утрирую, конечно же: деньги — метафора контроля над средствами производства или рынком, сами по себе фантики не дают никакой власти. Так вот, по-настоящему правят люди с деньгами или оружием, а чаще всего — с тем и другим, и этим жителям теней незачем участвовать в цирке под названием "выборы".

— "Демократия — справедливый политический режим". Неправда. Демократия — это право на погром, притеснение меньшинства большинством. Несправедливость заложена в самой сути демократии. При более глубоком размышлении также обнаруживается, что понятие "большинства" является фикцией. В масштабах крупных стран объективно невозможно достижение политического консенсуса между миллионами людей; проще говоря, общество никогда не делится на "большинство" и "меньшинство", но всегда состоит из множества "меньшинств". Интересы мелких групп могут быть похожи, но никогда не будут совпадать полностью, в силу чего демократическое устройство может устанавливать порядок только по принципу "ни вашим, ни нашим".

— "Государства обеспечивают безопасность". Ложь. Государства существуют, чтобы вести масштабные войны, и ни для чего больше. Предполагается, что государство — это система распределения материальных благ, которая также обладает монополией на насилие. В силу последнего свойства она в силах захватить весь оборот ресурсов и товаров, до которого только может дотянуться, что и произошло. И как государство (да любое из них) использует эти ресурсы? Для принуждения людей к ведению боевых действий и обеспечения их необходимым для войны снаряжением. Если бы не было внешней угрозы, не было бы необходимости создавать государства. Но государства сами по себе представляют угрозу друг для друга, поскольку любое из них в силах натравить подконтрольных людей на независимых соседей. Я плохо понимаю, на кой черт люди всё это придумали, но настоящая ситуация заставляет меня хохотать и горевать одновременно.