| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Почему? — От одних только этих слов Клео начал пробирать холодок. Он не забыл.
— Потому что оно представит нашу историю и учение Патриархов совсем не такими благородными, как их пишет Церковь. Да и сама Церковь предстанет жестоким, невежественным и неразумным убийцей. Даже то хорошее, что она совершила во времена Великого Холода, не сможет перевесить то зло, что было ею совершено. Корни этого зла продолжают питать наши времена и сейчас.
Клео вспомнил, о чём говорил с Сильваном в течном домике, когда он и ребятишки навещали осенью. Сильван прямо сказал, что с учением Церкви что-то не так, да и сам Клео с каждым новым знанием всё больше приближался к тому же.
Омега вцепился в покрывало — его охватило смятение. Он боялся, но и хотел узнать. Всё узнать. Обжечься, но узнать.
— Расскажите... расскажите мне, — чуть слышно попросил он.
— Я думаю, что всё-таки ещё слишком рано... — попытался отговорить его господин Бенджамин.
— Я готов рискнуть. — Голос Клео окреп, и омега решительно вскинулся.
Они долго смотрели друг на друга, и господин Бенджамин качнул головой, решаясь.
— Тогда... ладно. Завтра я тебе дам прочесть три книги... и я очень тебя прошу не спешить с выводами, пока всё не прочтёшь. Это очень важно. Потом мы это всё это обсудим, и ты сможешь сделать свои выводы окончательно. Хорошо?
Клео молча кивнул.
Утром, сразу после завтрака, Клео и господин Бенджамин пошли в кабинет. Пока господин Бенджамин придвигал лестницу, забирался по ней на самый верх и доставал обещанные книги, Клео снова залюбовался хозяйским портретом. Познакомившись с картами Сета, Клео окончательно убедился, что родственник хозяина был очень талантливым художником. От портрета так и веяло покоем и жарким летом! Особенно сейчас, когда за окном всё ещё властвовала зима.
Господин Бенджамин спустился, и Клео подобрался, цепко глядя на три книги в кожаных переплётах. Одну он узнал сразу — список Заветов. Подобную книгу он видел у преподобного Герберта, только эта была более новой, а том покойного — старым, потёртым, истрёпанным. Две другие настораживали тем, что никаких букв на них не было — только равносторонний крест, заключённый в круг, символ Креста Единства мира людей и мира богов, и орнамент по краю, причём орнаменты заметно отличались. При виде Креста Единства в памяти Клео шевельнулось, и омега вдруг подумал, что Крест похож на... простую математическую систему координат, которую рисовал на доске хозяин. Только без направляющих стрелок, измерительных засечек и обозначения начальной точки отсчёта.
— Вот, держи. Это список наших официальных Заветов, как ты уже наверняка понял, это перевод части храмовых книг Альхейна, а это список с более древней книги, которая была написана ещё до Великого Холода. Они тебе сами всё скажут — только читай внимательнее. И пообещай мне... — Господин Бенджамин просительно сжал ладонь Клео. — что если тебе вдруг не хватит сил читать их самому, то ты придёшь ко мне, и мы прочтём их вместе... если, конечно, ты всё же захочешь завершить начатое, — тихо добавил хозяин.
Бруно отлип от двери кабинета и со всех ног помчался в трапезную, где заканчивали завтрак остальные.
— Ну, что? — тут же спросил Джим.
— Клео начинает читать первоначальные Заветы! — выпалил Бруно.
Старшие переглянулись, и Гриффит прикрыл глаза, шепча беззвучные молитвы.
— Уже? — удивился Мартин.
— А не рано ли? — усомнился Джерри.
— Боюсь, что это из-за меня, — виновато ссутулился Витас. — Я рассказал Клео о себе... и сболтнул лишнего. А Клео стал ещё внимательнее. Он не мог не понять.
— Ты сказал ему, что Малик был Двуликим? — нахмурился Криденс.
— Не только. — Витас вцепился в скатерть, и ближайшая посуда опасно звякнула. — И Клео не мог не понять, какую роль во всём этом исполнили господа Спенсеры.
Сильван опасливо прислонился к плечу мужа.
— Эти книги... про то самое, да?
— Да, — кивнул альфа, целуя мужа. — И господин Бенджамин не собирался давать Клео эти книги так быстро. Боюсь даже думать, что скажет Клео, когда их прочитает.
— Значит, пока его не тревожим, — сделал вывод Джерри. — Поскольку у господина Бенджамина вполне определённые планы на Клео, то тут нам тем более вмешиваться нельзя.
— Почему? — тут же спросил Томми. Эрни тоже смотрел на старших с немым вопросом в больших глазах.
— После скажем, — пообещал сыну Кларенс. — А пока молчок. Эрни, и ты тоже.
— Хорошо, — согласно закивал омежка.
Клео угрюмо и с опаской смотрел на разложенные перед собой книги. Омега всё больше понимал, что все домочадцы Птичьего гнезда являются приверженцами учения, которое отличается от учения Церкви, вспоминал, что наблюдал за прошедшие луны, и соотносил со словами хозяина. Священное Писание он не трогал — знал, что в нём. А вот две другие книги... Господин Бенджамин явно не зря не спешил давать именно эти. Хватит ли усвоенных Клео знаний и понятий, чтобы понять почему?
Поколебавшись, Клео взял в трясущиеся руки первую попавшуюся из иных книг, подложил под спину подушку и раскрыл книгу. Первые слова ничем не отличались от тех же в официальных Заветах:
"В начале было Слово..."
Клео недоумённо продолжил читать... и его растерянность стала расти и шириться. С каждой страницей омега всё меньше узнавал знакомые строчки и образы. Уже на шестой-седьмой страницах он бросил эту книгу, схватил Священное Писание, раскрыл, положил рядом и начал сравнивать. Читая дальше, водя пальцем по страницам, Клео не издавал ни звука. Он настолько погрузился в чтение, что не сразу услышал, как на постель пытается неловко взобраться Кай. Клео вскинулся, огляделся по сторонам, увидел подвижный нос крысика и выдохнул.
— Боги и предки! Что-то ты таким неловким стал...
Клео подобрался к краю постели, подхватил Кая под животик и опустил на покрывало. Кай пристроился рядом с подушкой и прикрыл глазки. Опять спать? Ладно, пусть спит.
Клео читал и читал, забыв про время, про обед... Опомнился лишь тогда, когда в животе заурчало. Пребывая в смутных чувствах, Клео отложил обе книги, сполз с постели и побрёл к двери, чтобы спуститься в кухню. Кай не шелохнулся, и Клео насторожился. Он склонился над крысиком, присмотрелся, принюхался... С Каем что-то было не так, но что именно — неясно. Не заболел бы...
На кухне было пусто и тихо. Клео быстро приготовил себе поесть, устроился за столом... И тут в кухню спустился господин Бенджамин. Увидев своего ученика, он слабо улыбнулся:
— Ты тоже обед пропустил?
— А вы почему?
— Задумался, — со вздохом ответил хозяин, и Клео по его лицу и голосу понял, что господин Бенджамин думал о врученных книгах. — Даже работать не хочется, не читается... Собрался было вздремнуть до обеда, а не выходит. Всё думаю и думаю.
— О... книгах... что вы мне... дали?
— О них, — кивнул господин Бенджамин, собирая себе обед. — Всё-таки слишком рано. Ты... много успел прочитать?
— Они отличаются, — тихо ответил Клео. — Наше Писание и древний список. Сильно отличаются. И мне не по себе от этого. Почему? Откуда такая разница?
— Нынешнее Писание создавалось в первые века Великого Холода. Прежние Заветы переписывались и исправлялись под нужды новых духовников. Началось это при Саккареме, продолжилось при его преемниках и закрепилось под конец Смуты, когда новая Церковь была перестроена и приведена в порядок.
— Пере...писывались? То есть... не они были изначально?
Господин Бенджамин вздохнул ещё тяжелее и сел рядом с Клео, опуская свои тарелки на стол.
— Боюсь, что именно так. Прежнее учение создавалось и развивалось веками. Оно было более гибким, включало в себя более сложные и широкие понятия, чем сейчас. В его основе лежит понятие Триединства — единения Адама, Рослина и Иво. Силы, разума и души. Оно способствовало развитию наук и поощряло новые изыскания. Благодаря этому наши предки достигли немыслимых по меркам Великого Холода вершин, а когда всё резко и надолго изменилось, голод, смерти, неопределённость и отступники, которых возглавил Октус Данелий, начали наводить свои, более жестокие порядки, сделав перевес в сторону Адама. Пожертвовали душой и разумом во имя нужной им для выживания силы, и Триединство было нарушено именно тогда, когда оно было особенно необходимо. С этого всё началось, а Саккарем и его последователи завершили.
— Как?
— Об этом рассказывает Новый Завет. Ты ведь читал его.
Клео обмер.
— Там говорилось... о сожжении книг.
— Верно. Все старые книги и летописи уничтожались, чтобы никто не посмел усомниться в новом учении. Ведь с тех самых пор, как люди обрели письмена и стали с их помощью сохранять и передавать знания и память о прошлом, к написанному слову относились с великим почтением. Не просто же так говорится, что в начале было Слово... В том безумии, что началось с наступлением Великого Холода, мало кто вовремя заметил и понял, что происходит, те, кто остался верен прежнему учению, уничтожались, а немногие уцелевшие люди, называвшие себя Верными, были вынуждены затаиться и сохранять то, что у них осталось, в виде неприметных обычаев, пословиц, простых сказок и песен.
Клео вспомнил сказки, которые слышал от родителей и преподобного Герберта, как потом сказки превращались в детские игры с братом... оми часто пел, а отец подхватывал, и то, как они при этом переглядывались...
— Сказки...
— Сказки — это самый простой способ передачи традиционных образов и примеров. Они легко запоминаются, их часто не принимают всерьёз, однако с годами самые внимательные и памятливые могут понять, что за ними стоит. Так меня учил отец.
— Вы... сторонники того самого старого учения, да?
— Да. И это не просто так. — Господин Бенджамин помолчал. — Ты... не хочешь почитать со мной?
— Не сейчас, — качнул головой Клео. — Позже.
— Я всегда буду готов поговорить. Помни об этом.
— И вы... как и преподобный Альфред?..
— Да. Время сейчас непростое, но зато появился шанс подготовить наш народ к изменениям. Только переломить влияние Церкви и людей, что в ней заинтересованы, будет труднее всего, как и сложившиеся за века представления о мире и его законах. Это трудно охватить разумом полностью, это может напугать, и потому я не хотел поднимать этот вопрос так рано. Я слишком хорошо помню, как когда-то испугался сам. И это происходило не один раз. Я бы не хотел пугать тебя так же — меня учили с детства, а ты начал учиться совсем недавно.
Клео опустил голову, стиснув вилку в пальцах. Хозяин был прав. Как всегда прав.
— И всё же... я должен разобраться.
— Я помогу. Когда бы тебе не захотелось поговорить — я всегда выслушаю. Хоть днём, хоть ночью. Это важно не только для тебя — для меня тоже.
Клео взглянул на него.
— Вы ведь так и не ответили...
— ...почему я тебя выкупил? Я помню. Это связано и с этим знанием тоже. Напрямую. Для меня по-прежнему важно, чтобы ты понял меня правильно.
— Поэтому я буду учиться дальше. Я справлюсь — во мне есть сила духа Адама, я сильный. Мой отец альфа, и я несу в себе его часть.
Господин Бенджамин улыбнулся.
— Ты, и правда, очень способный. Я бы не хотел терять такого... помощника.
— Вы не потеряете, — пообещал Клео, осмелившись погладить его плечо. Улыбка беты стала ярче. — У меня сейчас никого, кроме вас, нет. Здесь теперь мой дом. Я никуда не уйду.
Клео довольно быстро отлежался и уже на следующий день вернулся к урокам верховой езды. Тело всё ещё побаливало, однако Клео терпел и внимательно слушал все советы и подсказки хозяина и Джерри. На этот раз он ни разу не упал, хотя был к этому очень близок, но тело запомнило, как именно сидеть и сколько сил для этого надо. На этот раз омега дошёл до своей комнаты сам — господин Бенджамин лишь поддерживал под руку.
В комнате Клео продолжил чтение, и в этот раз читалось заметно легче. Обученный на примере карт, Клео не мог не видеть, в чём именно состоят главные различия между старым учением и новым. В целом всё становилось более или менее понятным, но как это могло произойти? Ведь под рукой Октуса Данелия были бывшие приверженцы прежнего учения. Неужели им было так плохо, что они отвергли Триединство?
Перечитывая официальные Заветы, Клео заметил и то, что стиль обеих книг заметно отличается. Прежние Заветы были написаны просто и гладко, разве что иногда попадались не совсем привычные слова, а исправленные изобиловали высокопарными назидательными словами и высказываниями, из-за которых порой концы не сходились с концами. Прежде, читая том преподобного Герберта, Клео этого не замечал, а сейчас, когда есть с чем сравнивать, понял. Когда-то все эти слова казались верхом мудрости, а сейчас вызывали одни сомнения и вопросы.
Ужинать омега сегодня снова решил на кухне — зачитался — и обнаружил, что господин Бенджамин тоже там.
— Вы опять не со всеми?!
— Думы, — развёл руками бета и начал доставать тарелки из шкафа. — Не хочу зря всех тревожить, да и наши уже привыкли.
— И как часто вы едите на кухне?
— Достаточно. Мне здесь нравится — тихо, тепло, а когда горит огонь, то даже красиво.
И Клео с этим согласился — он ещё не забыл свой первый ужин в Птичьем гнезде.
Какое-то время они просто перебрасывались короткими высказываниями, и Клео снова отметил, что стал держать себя рядом с хозяином почти так же смело, как и Бруно. Только Бруно откровенно наглел, а Клео сохранял вежливость и почтение. Это всё ещё казалось каким-то неправильным... но было приятно. Очень приятно. Господин Бенджамин делился планами на весну, спрашивал, будет ли Клео помогать... Когда дошло до чая, Клео решился снова заговорить о книгах.
— Сэр... можно спросить?
— Конечно.
— А почему сторонники Данелиев и он сам решили отступить от прежнего учения? Разве они не понимали, насколько это может быть опасно и вредно?
— Это непростой вопрос, Клео, — вздохнул господин Бенджамин. — И я не уверен, что ты мне поверишь...
— Если вы сможете убедительно объяснить, то поверю.
Господин Бенджамин улыбнулся — ему понравилось услышанное.
— Хорошо, попробую. Что такое Великий Холод?
— Это время, когда были очень холодное и даже сырое лето и очень морозные зимы.
— Правильно. И прежде нечто подобное случалось, но длилось не так долго. Обученные прежними духовными лидерами люди были хоть как-то к этому готовы и толково распределяли запасы, урезали какие-то свои потребности на время. Ясное дело, что бывали и смутьяны, которым это не нравилось, однако от них никуда не денешься, и люди это тоже понимали. Великий Холод грянул внезапно и сперва был похож на такой вот неудачный год. Но прошёл один год, второй, третий, а лучше не становилось. Только хуже. Люди не привыкли к такому долгому периоду воздержания, и самые нетерпеливые начали роптать, а то и открыто бунтовать. Особенно были недовольны альфы — им доставалось всё меньше еды, а они так созданы, что им надо много есть. Особенно зимой и весной. — Клео согласно кивнул — сам это не раз видел. — Недостаток пищи и невозможность как следует обеспечить свои семьи озлобляли многих, и это стало благодатной почвой для отступников.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
