Омегаверс Путь наверх (неполный вариант)

— Ну, чего тянешь? — ехидно поинтересовался бета. — Или без своего старика ты не такой храбрец?

Геральд снял с плеча сумку, отдал Мышу, потом сбросил кафтан и набросил на дрожащие плечи мужа.

— А ты куда-то торопишься?

— А ты куда-то спешишь попасть?

— Мы просто странствуем. Проходили мимо, остановились на ночлег. Больше ничего. Это вам что-то нужно. — Геральд наклонился к уху омежки. — Не бойся — если что, то я успею тебя защитить.

— Но их слишком много... и бета только один... — чуть слышно прошептал тот, вцепившись в мужнин кафтан.

— Все разом не навалятся — только друг другу будут мешать, — утешил его Геральд. — А поодиночке я их легко сделаю. Верь мне.

— Я... верю. Но мне страшно.

Мыш чуть не плакал.

— Если кто-то тебя схватит — вырывайся и кусайся так же, как при нашей первой встрече. Это их отвлечёт, а там и я подоспею. Не думаю, что они будут готовы... к такому.

Геральд украдкой подмигнул Мышу, и тот улыбнулся сквозь слёзы. Понял. Умница. Альфа выпрямился и вышел в центр.

— Правила общие? — спросил он.

— Общие.

Один из свидетелей шагнул в сторону, встав поближе к Мышу. Всё ясно. Надо побыстрее расправиться с основным противником, не выдавая всех секретов мастерства приёмного отца, а там и до остальных дело дойдёт. Главное — действовать быстро. Эту школу боя в Ингерне мало кто знает, и если дело в ней, то вреда им причинять не будут... пока.

Геральд намеренно пропустил два первых удара, после чего резко атаковал. Грубо и просто — его быстрый кулак оказался сильнее тяжёлого. Сородич отшатнулся, отдыхиваясь. Геральд не дал ему и нескольких секунд — напал снова. Два удара кулаком, один простой удар ногой, прыжок назад... Краем глаза он заметил, что тот самый альфа собирается схватить Мыша, внутри вспыхнула настоящая ярость, и Геральд забыл о том, что собирался сделать изначально — угроза его юному супругу вышибла из головы всё остальное. Он молниеносно атаковал противника, выбив из него дух надолго, а потом метнулся спасать мужа. Еле-еле успел!!! Бета, как Геральд и ожидал, бросился наутёк, альфы окружили их, первый пошёл в аткаку, второй зашёл со спины... Геральд на ходу сломал руку одному, перехватил второму и так сжал, что из неё выпал небольшой, но остро заточенный нож. Мыш тут же подобрал этот нож и наставил на врагов. Нож ходуном ходил в его трясущейся ладошке, но бежать омежка не собирался — не хотел бросать мужа одного с этими людьми. Похоже, что за нож он уже однажды брался.

Яростный рык сотряс воздух, и оба альфы отскочили подальше от взбешённого альфы, за спиной которого бодрился омежка.

— Вы кто такие??? — прорычал Геральд. — Что вам от меня надо???

— Тихо-тихо! — зачастил первый, баюкая сломанную руку. — Нас послали просто поговорить с тобой...

— Поговорить??? И вы называете это разговором??? За кого вы меня держите?!! — Альфы втянули головы в плечи, но с места не сдвинулись. — Кто вас послал? — сбавил тон Геральд.

— Барон Ажана, — дрожащим голосом ответил тот, у кого Геральд отобрал нож. — У нас приказ...

— И что вашему Барону от меня надо?

— Он узнал о смерти твоего хозяина. Узнал, что Резенхайм успел дать тебе вольную.

— И что?

— Ты по сути его преемник — так сказал Фаулер...

— Резенхайм не утверждал, что я его преемник. Он обучил меня. Это разные вещи. И причём тут мой наставник?

— Твой старик был хорошо известен в Теневой Империи. Он не только дрался и играл в карты. Он работал на самых разных людей, выполнял самые разные приказы. И он очень много успел узнать об этих самых людях и их делах. Работал он и с нашим Бароном.

— И ваш Барон решил, что Резенхайм посвятил меня во все эти дела? С чего он это взял?

— Старика не раз просили передать искусство боя, с помощью которого он побеждал самых непобедимых, другим, но Резенхайм отказывался. Он мог бы стать очень богатым и влиятельным человеком, а вместо этого всю жизнь болтался с места на место. Наш Барон опасается, что ты знаешь всё, что знал Резенхайм...

Геральд только вздохнул.

— Ваш Барон — тупорылый осёл, — отчеканил альфа. — Передайте ему, что я совершенно не при делах, и Резенхайм мне никаких чужих таин не раскрывал. Он умел их хранить и не стал бы выбалтывать первому встречному. Если вы слышали о нём, то должны понимать, что мой наставник никогда не использовал свои знания и умения из пустой прихоти — во всех его действиях был свой расчёт. Он был очень мудрым человеком.

— Но зачем тогда он взял тебя под крыло, если не для того, чтобы передать свои знания?

— Да, кое-что он мне передал, врать не стану. — Геральд приобнял мужа за плечи, и Мыш прильнул к нему, продолжая крепко сжимать нож. — Он выкупил меня и начал готовить к самостоятельной жизни, поскольку я был всего лишь глупым волчонком, которого только-только выпустили из клетки. Я не умел и не знал почти ничего. Может, под старость он стал сентиментальным — один Рослин знает, зачем он решил взять ученика — но мне он ничего такого не рассказывал. Он лишь учил меня жить и выживать. Это всё. Я не собираюсь работать на Теневую Империю в первый же год своей свободы. Я просто хочу пока пожить для себя и решить, чем хочу заниматься. Тем более, что я женился и собираюсь со временем заиметь свой дом. Может, осяду в каком-нибудь городе и вступлю в ремесленную гильдию. Может, поступлю на обычную службу к какому-нибудь человеку. Может, переселюсь в другую страну или вовсе уйду за Срединное море. Я ещё ничего не решил. Об этом Резенхайм и говорил Фаулеру, если вы не знаете. Этот дурак, похоже, услышал только то, что хотел услышать. И вашему Барону это же пересказал. А вас предупреждаю в последний раз — не трогайте меня и моего омегу, иначе я убью любого, кто к нам приблизится, и даже труп потом не найдут. С тем и возвращайтесь к своему хозяину. Идём, Сати. Здесь нам больше делать нечего.

Геральд забрал из руки мужа нож, бросил его под ноги посланцам, надел кафтан, поправил шапку на голове, навесил на себя свою сумку, крепко взял Мыша за руку, и они покинули сарай, сопровождаемые гробовым молчанием.

На ночь они остановились в полуразрушенной усадьбе, где нашлась добротная печь на кухне. Пока Геральд искал дерево на растопку в окружающем старый ветшающий дом саду и в самом доме, Мыш сидел, кутаясь в свой плащ, и молчал. Он ни слова не произнёс с тех самых пор, как они покинули Мышовку.

Геральд вернулся с целым плащом обломков мебели и занялся печью. Вскоре пустую кухню озарили отсветы огня. Убедившись, что огонь не погаснет, альфа нашёл в захламлённой кладовой ведро и ледоруб, брошенные прежними хозяевами дома, оглядел и пошёл за водой к реке неподалёку. Когда он вернулся, то застал мужа сидящим вплотную к печи. Мыш выглядел не слишком хорошо — похоже, ещё не до конца пришёл в себя после происшествия в Мышовке.

— Мышонок, ты как?

— Эти люди... — чуть слышно ответил омежка, глядя на горящий огонь. — Они напали на нас только потому, что решили, что ты что-то знаешь про их хозяина. — Мыш поднял на мужа глаза, в которых застыли страх и боль. — Они будут не первые, да?

— Боюсь, что да, — вздохнул Геральд, поставил ведро с водой рядом с очагом, опустился на каменный пол рядом с мужем и приобнял. Мыш доверчиво прильнул к нему. — Это опасные люди, и они не хотят, чтобы про их сомнительные дела-делишки знали те, кому не положено.

— А ты, и правда, ничего не знаешь?

— Не так много, как можно подумать, но эти люди могут решить иначе. Только потому, что Резенхайм хорошо учил меня. Я знаю, что он работал на подобных людей, но старик никогда меня в свои дела не впутывал. Пока я работал на чужих, он часто где-то пропадал. Бывало, его не было довольно долго. Наверно, занимался теми самыми делами... Когда мы пару лет назад столкнулись с одной стаей, и нам всерьёз грозила смерть, Резенхайм столковался с ними по-хорошему, а потом сказал, что выдал им одну маленькую тайну, которая для них ценнее наших жизней. Тогда-то он и сказал, почему не посвящает меня в свои тайные дела — чтобы защитить. Меньше знаешь — крепче спишь. Да, он научил меня думать, и о чём-то я могу догадаться и сам, но это не то, что "знать точно". Мой старик был хорошим мудрым человеком, но жизнь, которой он жил до встречи со мной, создала ему определённую репутацию, и теперь эта репутация тянется за нами. Только потому, что мы его знали. Такова обратная сторона и цена нашей с тобой свободы.

— Обратная сторона? — вскинулся омежка.

— Это как монета. — Геральд достал из кармана завалявшуюся там медную монетку и показал омежке. — Видишь, у неё две стороны. Когда к нам обращена одна, вторая не видна. Если повернуть монету другой стороной, то мы увидим её обратную сторону, а первая будет скрыта от наших глаз, но мы уже знаем, что на ней. И что она есть. Так и со всем остальным. Подобные люди знали, чем по жизни промышлял Резенхайм, но они никогда не знали его всего. Подобные люди обычно невеликого ума, подлые сами по себе и потому охотно поверят, что кто-то другой легко выдаст некую тайну или ударит в спину. Потому-то Резенхайм и создавал себе определённую репутацию, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что он, если что-то пообещал, сдержит данное слово. Его слово было крепче железа. Он и этому меня учил. Это такая же защита от покушений, как и знание чужих таин. Пока подобные люди не убедятся, что я ничего такого не знаю, они будут нас преследовать... — Геральд с грустью усмехнулся, поглаживая макушку Мыша. — Я для тебя очень опасный спутник, Мышонок. Не хочешь уйти от меня? Я найду тебе хороший надёжный дом — у меня есть кое-какие знакомцы, у которых ты будешь хорошо жить и почти в безопасности.

— Нет, — замотал головой Мыш. — Лучше, чем с тобой, мне нигде не будет.

— Но я опасен. Ты можешь пострадать. Я этого не хочу.

— Я не знаю этих твоих знакомцев... а тебя уже немножко знаю. — Мыш благодарно взглянул на мужа. — Сегодня ты так быстро спас меня... ты так разозлился на них только потому, что они хотели схватить меня...

— Ты же теперь со мной. — Геральд погладил его по щеке, по которой скатилась слезинка. — Я в ответе за тебя. Перед Резенхаймом, перед твоим братом... и перед самим собой.

— Тебе не всё равно.

— Не всё равно. Ты — всё, что у меня сейчас есть. Еду и одежду можно добыть где угодно, денег заработать самыми разными способами, на ночлег приткнуться, а вот найти надёжных людей сейчас не так просто. Не стоит разбрасываться теми, кто у тебя уже есть.

— Значит, я останусь с тобой. — Мыш прижался снова. — У меня тоже больше никого нет — ты же не сможешь так же просто забрать Роджера или Флери.

— Да, не смогу — я не смогу так же запросто торговаться с людьми вроде Фаулера, как это делал мой приёмный отец. Когда мы тебя забирали, я уже кое-что знал и потому смог говорить достаточно убедительно.

— Поэтому я и останусь с тобой.

— Тогда придётся тебя учить так же, как Резенхайм учил меня. Я видел, как ты схватился за нож. И ты не убежал, хотя тебе и было страшно. Я обязательно научу тебя защищаться.

— Я не убежал только потому, что ни с кем мне не будет так хорошо, как с тобой.

— Хотя мы шатаемся по свету и вынуждены ночевать в развалинах?

— Пусть, — упрямо буркнул Мыш, прижимаясь плотнее. — Скоро лето, и будет тепло. И... — смущённо признался он, — ты хорошо пахнешь. Я хочу быть с тобой и дальше — эти козлы воняли. Значит, они плохие, а ты хороший.

Геральд снова погладил его лицо, любуясь. Мыш обязательно похорошеет, когда подрастёт — уже сейчас видно. И запах. Если бы не холод... и Мыш не выглядел таким хрупким... Молодое здоровое тело уже начинало требовать своего, а рядом славный омега, который смотрит на него своими доверчивыми глазами...

Мыш заметил, что в жёлтых глазах мужа и в его запахе что-то изменилось, и заметно покраснел.

— Ты... хочешь меня?

— Да, хочу, но не трону. Во-первых, я тебе обещал. Во-вторых, холодно. И, в-третьих, ты такой худенький... Боюсь помять или сломать что-нибудь. Руку-то я тому гаду сразу сломал.

— Ну... уже не так холодно... — Мыш отвёл взгляд, чувствуя, как знакомо ёкает в животе.

— Нет, Мышонок. Если ты сам захочешь. Не раньше. А сейчас одолжений мне делать не надо — с твоего освобождения не так много времени прошло, и я не хочу тревожить твою память.

— Тогда зачем ты меня перед сном целовал? — надулся омежка, вспоминая трактир имени себя.

Геральд рассмеялся.

— Так ты тогда не спал?! Мне не показалось!

— Я засыпал, но всё чувствовал. Зачем ты это сделал?

— Тогда на рынке ты испугался, и я подумал, что стоит как-нибудь показать тебе, что это не так плохо. И начать с малого. Понравилось?

— Ну... понравилось, — нехотя признался Мыш, пощипывая кафтан мужа.

— А хочешь ещё?

— Ну... не знаю...

— Если не понравится, то отвернись.

Геральд легко поцеловал своего юного супруга в лоб, сдвинув немного шапочку и край платка, и Мыш снова поплыл от его запаха. Так близко... и так хорошо. Пусть и немножко колюче. Второй поцелуй согрел щеку, уголок рта... Мыш чуть повёл головой и приоткрыл губы — это вышло само собой — и потянулся навстречу жаркому дыханию. Не то, что бывший хозяин... мальчишки из приюта, которых не сбыли с рук вовремя... приютский сторож...

Память шевельнулась старыми страхами, и Мыш настойчивей потянулся к мужу, чувствуя рядом надёжного защитника. Который целовал его так нежно и ласково.

— Эй-ей, Мышонок, остановись, а то я не выдержу!

Мыш с лёгким разочарованием опомнился. Это было так хорошо!.. Покойный старик точно знал, что предсказывал.

— Геральд... Роджер мне сказал, что Флери теперь все завидуют. Ты, правда, можешь так спать с омегой, что он останется доволен?

— Ну, те, кто был у меня прежде, не жаловались. И каждый раз была сцепка.

— А почему так происходит? Когда меня... в приюте... — Мыш запнулся и вздрогнул, вспомнив жадные лапы сторожа.

— Альхейнцы лучше всего отвечают на этот вопрос, и в этом ответе куда больше смысла, чем в учении Церкви.

— Всё дело... в запахе?

— Да. Чем лучше запах, тем сильнее влечение. И тем больше удовольствия. Особенно, если хотят оба.

— И если я захочу... с тобой... то мне понравится?

— Должно. Я только не хочу лишний раз тревожить твою память — слишком долго тебе причиняли боль и мучения, поэтому и стоит подождать. Заодно подрастёшь. Всё-таки ты ещё слишком мал для этого.

— Другие так не думают — я же уже созреваю.

— Ну и дураки. Как и те, кто со всех подранков спрашивают как со взрослых.

— А почему так делают?

— Для них самым важным является то, что мы и вы в определённом возрасте уже можем иметь детей. Дети — это ответственность. Их надо обеспечивать, а это непросто, вот и делают так. А то, что одни не способны удержаться, а другие слабы и не могут сопротивляться, их не волнует — для них это самое обычное дело. Здравый смысл скончался, едва родившись, как говаривал Резенхайм.

— Хорошо сказано, — ухмыльнулся Мыш, нежась в объятиях мужа.

— Ещё бы! Вот сам подумай. Мы, альфы, начинаем созревать достаточно резко. Мы начинаем чуять созревающих омег и отличать их от незрелых. Едва мы узнаём, что и как делать надо, тут же ищем, как бы перепихнуться с кем, и то, что мы растём и становимся куда сильнее, способно опьянить, внушить мысль, что нам всё можно. По праву силы. А когда нарываемся на течных, то, если вам уже достаточно лет, ребёнок будет почти точно. Дети называются нашей ценностью, которую надо беречь, их много умирает до наступления зрелости, и если этого кобеля не призывают к ответу, то бедный омега и его семья начинают тянуть эту лямку. По-всякому бывает, понимаешь? — Мыш кивнул. — А сейчас особенно нужны дети — работать и воевать. Вот только все эти умники совершенно не учитывают, что если омега уже способен выносить и родить, то это не значит, что обязательно будут крепкие и здоровые дети. Особенно, если бедняга питается кое-как и живёт в отвратительных условиях. Если ребёнок погибает во чреве папы, рождается с изъянами или умирает после рождения, то виноваты почему-то именно вы — так называемые "сосуды греха", а не всё остальное, в том числе и тот, кто не смог удержать свой отросток в штанах. В Альхейне на этот счёт приняты строгие правила, к подобным случаям относятся достаточно сурово, да и вас не обвиняют — понимают, что к чему. Вот я и не хочу мешать тебе расти. К тому же вы, когда рожаете, очень тяжело переносите смерть детей. Таков промысел Флоренса.