Гилдерой Локхарт подписывает автобиографию «Я — ВОЛШЕБНИК» сегодня с 12.30 до 16.30.
— Мы сейчас увидим самого Гилдероя, Артур, — в восторге пролепетала миссис Уизли, прижавшись к мужу.
Толпа главным образом состояла из женщин и девушек. У входа затюканный волшебник без конца повторял:
— Спокойнее, леди, спокойнее! Не толкайтесь! Пожалуйста, аккуратней с книгами!
Молли с сыновьями с трудом протиснулись внутрь. Очередь тянулась через весь магазин в самый конец, где Локхарт подписывал свои книги. Взяв по книжке «Каникулы с каргой», Перси и близнецы устремились вдоль очереди, туда, где стояли родители, вместе со старшими братьями.
— Вот и вы! Прекрасно! — взволнованно дыша и приглаживая волосы, воскликнула миссис Уизли. — Ещё минута — и мы увидим его!
И вот — о, счастье! — увидели. Он восседал за столом в окружении собственных портретов. Все они подмигивали и одаривали ослепительными улыбками поклонниц и поклонников. Живой Локхарт был в мантии цвета незабудок, в тон голубым глазам. Волшебная шляпа лихо сдвинута на золотистых локонах.
Коротышка нервозного вида приплясывал вокруг стола, то и дело щёлкая большой фотокамерой, из которой при каждой вспышке валил густой пурпурный дым.
Вдруг Короста, до этого спокойно сидящая на плече у Перси, начала метаться из стороны в сторону, затем и вовсе спрыгнула с мантии мальчика на пол, чуть не попав под ноги фотографа.
— Не мешайся! — рявкнул тот на Перси, пятясь назад и чуть не наступив и на бедное животное, и на самого мальчика, который принялся ловить своего питомца. — Не видишь, я снимаю для «Ежедневного пророка».
— Ты чуть ее не убил! — Перси вскинулся на фотографа, держа перед собой пострадавшую крысу на вытянутых руках.
— Э-э…
Локхарт услыхал восклицание. Посмотрел в сторону Перси. И вдруг вскочил с таким видом, как будто в магазине приземлилась летающая тарелка.
— Бедный мальчик! Не может быть, ты не пострадал? — обеспокоенно запричитал волшебник. Он ринулся к Уизли, схватил его за руку и потащил к столу.
— Нет, только Коросте досталось… — Перси не знал, что ему сказать, и покраснел.
— Ничего, сейчас мы вылечим твоего питомца!
Возбуждённо шепчась, толпа расступилась перед магом, затем волшебники разразились бурными аплодисментами. Позируя перед фотографом, Локхарт театрально вознес палочку вверх, придерживая извивающуюся крысу другой рукой. Фотоаппарат щёлкал как бешеный, пуская в сторону семейства Уизли густые клубы дыма.
И вот, после очередной вспышки…
— БАМ!!! — внезапно, ножки стола подломились, и в следующие секунды все, кто присутствовали в зале наблюдали омерзительное зрелище. Как будто бы рост дерева в ускоренной киносъемке. Проклюнулась и стала увеличиваться голова, появились побеги — конечности. Еще миг — и на том месте, где только что была крыса, стоял человечек, скрючившийся от страха и заламывающий руки. Его жидкие бесцветные волосы растрепаны, на макушке изрядная лысина; кожа на нем висела, как на толстяке, исхудавшем в одночасье. На секунду в зале воцарилось молчание.
— Петтигрю! — пораженно выдохнул кто-то в толпе.
— Питер Петтигрю, вы задержаны до выяснения обстоятельств за незаконную анимагию, — вперед пробился высокий сухопарый человек, в котором зрители с удивлением узнали бывшего начальника отдела магического правопорядка — Бартемиуса Крауча-старшего.
Питер в свою очередь как-то шмыгнул носом, взглянул в сторону двери и со всех ног бросился туда, расталкивая завизжавших дамочек. Локхарт по инерции бросил ему в догонку какое-то заклинание, от которого на полу разлилась черная слизь. А затем — понеслось…
И никто в этой ситуации не обращал внимания на девушку в желтом платье, на стульчике в углу залы, которая что-то нашептывала быстро строчащему по свитку пергамента перу.
* * *
«Сириус Блэк — Темнее Темного?» — первая страница «Ежедневного Пророка» радовала взгляд кричащим заголовком, и моей юношеской фотографией, где я радостно махал кому-то вместе с Джеймсом.
«Недавное появление считающегося мертвым Питера Петтигрю заставило под новым углом взглянуть на имеющиеся в распоряжении редакции факты. Непосредственный участник сегодняшних событий, Бартемиус Крауч, согласился дать короткое интервью….»
На этом моменте я отложил газету, так как читать ее во второй раз не было смысла. Рита все сделала правильно, за что её ждёт небольшой презент в золотом эквиваленте. На самом деле, по плану, обезвредить крысу была задача Локхарта. Однако тот чуть не испоганил все, что можно, под адреналином издав вместо банальных связывающих чар, что-то похожее на темномагическое проклятье. И, хотя тот и «разоблачил» Питера, львиную часть славы забрал все-таки Крауч. Хотя и павлину что-то осталось.
Может быть, после всего этого даже орден какой-нибудь получит. Если нет — не жалко. Пока что он мне был не слишком нужен… Главное то, что дело сделано — Питер под стражей и готовится пройти допрос. А мне, в вежливой форме было предложено сдаться. Через адвоката, разумеется, без огласки. Джефри не зря ест свой хлеб… с икрой. Однако, после некоторых размышлений, сдачу было решено сделать публичной. Так меньше риск того, что меня просто тихо заавадят «при попытке сбежать». Мне, конечно же, сдаваться совершенно не хотелось.
Воспоминания об Азкабане были все ещё свежи в моей памяти. Но это было обязательным условием со стороны мисс Боунс — председателя процесса. Дамблдора, как лицо, ранее дававшее показания по этому делу, со скрипом удалось оттащить от кресла главы. На этом действии мой личный сейф неожиданно показал свое дно. Будет достаточно неприятно, если все усилия будут напрасными… хотя, надо сказать, золото мне в таком случае точно не понадобится.
* * *
Через день я пошел "сдаваться". Было бы забавно получить награду за собственную сдачу. Хотя и маловероятно. Все возможное было сделано, адвокатом выстроена линия защиты, лояльность членов Визенгамота по большей части куплена, ну или хотя бы их нейтралитет. Все компрометирующие воспоминания я изъял и поместил их в склянки, возле омута памяти с пояснительной запиской к каждому. Нужно было еще стереть мне память о тех самых фрагментах. Я планировал попросить об этом Меду, сделав так, чтобы я не видел ее лица.
Так я на любые компрометирующие вопросы смогу ответить просто «не знаю». Этой уловкой пользовались многие пожиратели, чтобы откреститься от своих грешков. Воспоминания во флакон — палочку к виску, и Обливиэйт. Ещё и Империус перед этим друг на друга накладывали, чтобы с уверенностью сказать в суде — я находился под воздействием Империуса «пожирателя смерти и действовал согласно его воле». Конечно же полной гарантии это не даёт. Остаются свидетели, улики, Приори Инкантатем, различные магические экспертизы… И тогда все в руках у адвоката, и государственного обвинителя.
Сумеет тот задать правильные вопросы, и подловит на неточной формулировке, или на не полном соответствии — все, только голые стены Азкабана на всю оставшуюся жизнь. Под сывороткой правды солгать еще никому не удавалось.
Вот и летели доблестные служители змеемордого в тюрьму, или на поцелуй практически в каждом случае. Крауч старший замечательно владел риторикой, не то что заменившая его на посту Амелия Боунс. Все бы ничего, но та была явно ставленицей Фаджа, а этот толстяк деньги ценил больше правосудия. Но сейчас…
— Ты точно уверен, Сири? — откуда-то сзади послышался дрожащий голос Меды. Сейчас остался последний шаг к моей свободе. Ну же! Пан или пропал…
— Да, — я кивнул, внутренне подобравшись. Ни черта я не был готов.
— Обливиэйт!
Глава 12
Чтобы одурачить судью, изображай обаяние, но чтобы провести весь суд, изображай скуку.(C) Дэвид Митчелл
* * *
Я уже бывал здесь…
Вернее, здесь раньше был Сириус. Стены зала заседания, сложенные из тёмного камня, были тускло подсвечены факелами. Справа и слева от меня вздымались ряды пустых скамей, но впереди, где скамьи стояли на возвышении, на них темнело много человеческих фигур.
Кресло, в котором я с неудобством располагался, было развернуто лицом к этим темных фигурам. Света было не много, но я узнавал среди зрителей знакомые лица.
Министр, его правая рука — Амбридж, Амелия Боунс, Марчбэнкс, Крауч, Лонгботтом… Остальные представители «древних и благородных» родов. Люпин… Даже он был здесь, со своей вечно виноватой мордой. Зал был полон, как никогда. Журналисты, пара гостей из Франции (спасибо Меде) и прочие знакомые и незнакомые волшебники собрались в просторном зале, заполнив его полностью. Для меня одного-то. Лестно, весьма лестно.
— Тишина! — постучала молоточком мисс Боунс, которая была назначена председателем суда вместо Дамблдора. Зал притих.
— Начинается слушание дела Сириуса Ориона Блэка, обвиняемого в занятии темной магией, убийстве двенадцати магглов, убийстве… кхм… попытке убийства Питера Энида Петтигрю, побеге из места лишения свободы…
Слушал список своих «преступлений» я вполуха и с некоторым скепсисом. Кое-что из обвинений соответствовали реальности, а некоторые были буквально «натянуты» и не выдерживали никакой критики. Например, «карманное воровство в Дырявом Котле», или другие эпизоды, которые вообще ставили под сомнение адекватность их исполняющих.
Похоже, с момента моего побега, абсолютно все правонарушения попросту скидывали на удобного фигуранта.
Но, как бы там ни было, сейчас мне придется отвечать за все. Самое неприятное в этом, что я не помню точно, что же именно я совершал…
По мере перечисления всех моих «прегрешений», в зале опять начал нарастать глухой гул. Отнюдь не все присутствующие здесь были законченными идиотами. Некоторые, например, уже тихо посмеивались в особо интересных моментах.
— Тишина в зале! — Боунс прочистила горло, после долгого перечисления и вновь постучала молоточком, — В связи с исключительностью обстоятельств, а также по ходатайству адвоката обвиняемого, во время допроса будет применена сыворотка правды. Долиш, пожалуйста, дайте распоряжение…
Мужчина в алой мантии с собранными на затылке в хвост длинными волосами быстрой походкой вышел из зала суда, чтобы вернуться уже в сопровождении целителя Святого Мунго.
— Четырех капель будет достаточно, — произнесла председатель. Полная женщина в светлой мантии кивнула, и, на глазах у всех, отмерила капли из хрустального флакона, разведя их в чаше с водой.
— Выпейте все.
Ну, понеслась…
Я за один мах выпил всю жидкость.
В голове словно бы взорвалась сверхновая, вычистив оттуда все мысли. Кажется, я познал дзен.
— Вы — Сириус Орион Блэк, рождённый третьего ноября тысяча девятьсот пятьдесят девятого года?
— Да… — слова давались очень просто, даже чересчур просто. Очень тянуло сболтнуть что-нибудь лишнее. Надеюсь, Джефри не спит там.
— Как вы сбежали из Азкабана?! — неожиданно раздался выкрик из зала.
— Я…
— Протестую! Данного вопроса не было в утвержденном перечне! — возмущенно воскликнул Томас, прерывая меня. Хвала богам, я уже хотел рассказать про анимагию. Это было бы не критично, но хватит с меня и прочих обвинений.
— Протест принят. Мистер Блэк, можете не отвечать на этот вопрос, — Боунс повернулась к выкрикнувшему, — А для вас, мистер Дэляфьёр, это последнее замечание.
— Еxcusez-moi, — повинился кажется один из французских репортеров, — Прошу прощения.
— Итак, расскажите суду, что по вашей версии случилось в ночь на первое ноября тысяча девятьсот восемьдесят первого года.
— В тот день я был на ночном дежурстве в Аврорате… — я начал свой рассказ с воспоминаний Сириуса о той злополучной ночи с самого начала.
Рассказал, как узнал о происшедшем, увидел полуразрушенный дом Джеймса, а в небесах чернела метка Темного Лорда. Как стоял над телами друзей. Как передал Хагриду плачущего крестника, а сам, сжигаемый жаждой мести, погнался по следу Хвоста. О взрыве, унесшем жизни двенадцати человек. О моем последующем заключении.
Зал слушал, затаив дыхание. Несмотря на слухи, никто, кроме дементоров в Азкабане еще не слышал полностью этой истории, рассказанной от лица заключенного камеры номер тринадцать.
Когда я закончил, зал взорвался возмущенными криками. Эффект моего рассказа, правдивого от первого до последнего слова, был похож на эффект разорвавшейся бомбы. Члены палаты Лордов ругались между собой. Журналисты насели на покрасневшего Фаджа. Кто-то просто тихо аплодировал. И я даже не могу сказать, мне, или всему этому цирку, в который превратился зал судебного заседания. Амелия еще долго не могла привести людей в чувство бесполезным сейчас молотком. Но, спустя некоторое время, заседание продолжилось.
— Значит, вы утверждаете, что именно Питер Петтигрю являлся хранителем тайны Фиделиуса?
— Да.
— Кто еще об этом знал?
— Никто, мы держали это в секрете. Я был слишком очевидной кандидатурой и поэтому предложил пойти на хитрость, сделав хранителем самого незаметного из нас. Это было ошибкой.
— Для дачи показаний слово предоставляется Альбусу Персивалю Вульфрику Брайану Дамблдору. Прошу вас.
— Спасибо, Амелия, — Дамблдор встал со своего места и прошел к трибуне, на ходу начиная свою речь. Слова, произнесенные хорошо поставленным голосом, казалось, отражались от стен и потолка и звучали ещё увереннее.
— К сожалению, мы все в своей жизни совершаем ошибки. Совершить ошибку и осознать ее — в этом заключается мудрость. Осознать ошибку и не скрыть ее — это и есть честность. Пять лет назад я совершил ошибку, доверившись информации, которая была убедительна, но не была истиной. Защищая дом моих учеников — Джеймса и Лили, даже я был введен в заблуждение относительно хранителя тайны, о чем пять лет назад свидетельствовал в суде. Суде, который осудил невиновного человека…
«Вот заливает!» — восхитился я словесной паутине старого паука. Он и не мог догадаться о нашем «секретном» плане? Ни за что не поверю. Тем более, что исполнитель Фиделиуса при желании может определить кто является хранителем, хотя это и сложно…
— Мне жаль, мой мальчик, — после непродолжительной паузы донеся полный грусти голос Дамблдора. Тот печально смотрел на меня поверх своих очков-половинок.
