Мысли Рены скакали как ополоумевшие белки в разгар брачного сезона, надолго не задерживаясь ни на одной идее, пока в ее сознании не промелькнули болотно-зеленые глаза с вытатуированными фиолетовыми стрелками, бледная кожа и черный шелк прямых волос. Его лицо никак не складывалось в единую картинку — всплывали мелкие детали, но вспомнить его образ не получалось.
Орочимару-сама... Гребаный извращенец. Аж мороз по коже от одного воспоминания о том, с какой алчностью, почти по-хозяйски, он ее рассматривал.
Почему-то ей казалось, что это создание не просто так появилось на ее пути и столь упорно искало с ней встреч. То, что Орочимару захотел получить себе "одаренного ребенка", было понятно, то, что он пытался узнать кое-какие факты о ней, тоже было понятно, но Рена совершенно не понимала, зачем он для этого вел с ней задушевные беседы, воровал пиво и накуривался до зеленых чертей? Ведь она имела возможность оценить их уровни силы и убедиться, что она против него — как неоперившийся куренок супротив горного ястреба. И если у него было такое желание покопаться в ее жизни, то он мог спокойно и не особо напрягаясь вывернуть ее мозги наизнанку, разложить на фарфоровой тарелке и с аристократическим изяществом отпрепарировать вдоль и поперек.
Особенно Рену настораживало то, что он был странно близок к ней. Пусть она и не чувствовала резонанс энергии, который возникал между нею и любым Джинчуурики, пусть его сила изливалась на нее как выварка с теплым гноем, но в целом Сестры реагировали на него на редкость доброжелательно, даже с покровительственным интересом. Пока они обдалбывались на дереве гербарием от дядюшки Ляо, она много раз замечала, что Сестры все время смотрели на Орочимару через ее глаза, буквально отпихивая друг дружку от контроля ее зрения. Если могли бы, точно передрались из-за очередности кому на него смотреть. Со стороны наблюдать такое поведение от сущностей старых как сама Земля было противно.
Кровь Орочимару хоть и была жгучей как полынь, вязкой и нечеловеческой, не оставляла сомнений в обоснованности ее подозрений об их странной связи. Кровь великого саннина была одновременно и горькой, и сладкой, с неуловимым привкусом то ли гнили, то ли тлена... Змеиная кровь. Кровь невероятно мудрой, хитрой и расчетливой гадины. Он определенно ей нравился...
Неожиданно дверь скрипнула, и на порог легла тень. Знакомый силуэт тыквы протянулся почти до противоположной стены.
— Чего тебе надо? — негостеприимно буркнула Рена, стараясь минимально при этом шевелить головой и уж тем более не открывать глаз.
— Мне скучно.
— И, по-твоему, я должна тебя развлекать?
— Да.
— У меня голова болит.
— Любовнику своему расскажешь.
— Любовникам я обычно совсем другое рассказываю, — хмыкнула Рена, таки приоткрывая один глаз и хитро глядя на незваного гостя. — Но ты — не мой любовник, поэтому не собираюсь тебя развлекать за просто так.
— И чего ты хочешь? Ночь любви и ласки? — с сарказмом спросил Гаара, переступая порог и аккуратно прикрывая за собой дверь.
— А ты можешь? — заинтересованно спросила Рена и даже перевернулась на бок, чтобы видеть вошедшего.
— Теоретически да. А на практику как-то времени не было. А ты хочешь? — без выражения ответил Гаара на ее провокацию и уселся на полюбившееся ему место под стеной. Тыкву он поставил в угол за дверью и с наслаждением потер натертые ремнями плечи.
— Ну... — Рена сделала вид, что задумалась. — Если по правде, то у меня сейчас не самое лучшее состояние, так что я попрошу у тебя за свое общество только воды. Пойдет?
— Водой в Сунне просто так не разбрасываются. Но с тобой я поделюсь, — он протянул ей свою бутылку с водой. Тоже сделанную из тыквы. И не вставая с места. "Мелкий, злобный гаденыш!" — подумала Рена и ласково ему улыбнулась.
— Давай, — вставать она даже не собиралась и пытаться.
Пауза затягивалась, но первым терпение утратил Гаара, так что ему пришлось с недовольным шипением подойти и вложить в дрожащую руку бутыль.
Посмотрев, насколько сильно Рена дрожит, он присел рядом на край кровати и помог ей принять полусидячее положение.
— Оу, спасибо, — она поблагодарила и улыбнулась, удивленная таким вниманием.
Гаара часто заморгал, не понимая, за что его благодарят, но потом опять нацепил невозмутимое выражение лица и стал смотреть, как она пьет, расплескивая воду по подбородку, как стучат ее зубы об край посудины, как облизывается, как затыкает пробкой бутыль и возвращает ему. Он не глядя подвесил ее себе на пояс и вознамерился пересесть на свое старое место, но Рена удержала его, положив ладонь на бедро.
— Не надо. Посиди лучше рядом.
Угол рта Гаары неопределенно дернулся, но он остался на месте.
— Как ты думаешь, что есть в некоторых людях, что заставляет их быть абсолютно не хорошими? — заговорила Рена, заглядывая ему в глаза. О Боги, как же ей нравились эти бездонные, холодные и страшные глаза!
— Думаю, что трудно для некоторых из нас контролировать определенные части самих себя, — он наблюдал, как значение его слов дошло до нее, и ухмыльнулся, прежде чем продолжить. — А если в целом, люди в большинстве своем, несмотря на свою физическую слабость, — невероятно жестоки, изощренно хитры, мстительны и подлы и, стало быть, несут гораздо большую опасность, чем самые лютые звери. И в то же время они испуганные, глупые, почти ничего не стоящие твари, которые существуют только по одной причине.
— По какой?
— Умереть.
— И что в этом такого страшного? Смерть — это всего лишь необходимое условие жизни. Естественное отражение двуединости всего сущего на земле.
— Да, но сущность жизни заставляет всех бояться смерти и пытаться оттянуть неизбежное. Это необходимо для продолжения рода. Инстинкт животного, не более того.
— Если ты такой фаталист, то почему еще жив?
— Потому что я нашел смысл существования. Своей собственной жизни.
— Здорово! Поделись! А то оправдания собственного существования мне пока не попадалось.
— Я живу, чтобы убивать. Пока я убиваю, я жив.
— Какая милая философия. Если ты так печешься о своей жизни, то это значит, что сам избегаешь смерти, боишься ее?
— Я не боюсь умереть. Смерть страшна, когда она отнимает близких, а свою собственную не успеваешь даже осознать. Ты был — и вот тебя уже нет. Как уйти в соседнюю комнату и плотно закрыть за собой дверь. Близких у меня не было, нет и не нужно. Значит, смерть других и своя собственная меня не пугает.
— Я бы сказала, что это печально, но это твой собственный выбор. Знаешь, мне чертовски неудобно смотреть на тебя снизу вверх. Ложись рядом.
— Что за глупости? — удивился Гаара.
— Если ты ляжешь рядом, мне будет гораздо удобнее. Да и что таить — приятнее. Не бойся, я сегодня не кусаюсь, — и это была почти правда, особенно если учесть, что Сестры ели сравнительно недавно.
— Я не боюсь! — немедленно взъерошился Гаара, но все-таки неуверенно лег спиной к Рене, позволяя ей пропустить руки у него по бокам и прижаться всем телом. Его опять забила крупная дрожь.
— М-м-м... Как же мне нравится твой запах... — промурлыкала она, водя носиком по его шее и вдыхая исходившее от него зловоние.
— Ты лжешь, — напряжение явно сквозило в его голосе, даже спиной он начал излучать холодную ярость.
— Зачем мне это? — Рена искренне удивилась. — Те, кто привык иметь дело с кровью и плотью, всегда наслаждаются их запахами.
Несколько мгновений Гаара тщательно "щупал" ее эмоциональный фон и, убедившись, что она говорит правду, заметно расслабился.
— Ты странная.
— Гаара?
— М?
— Тебе нравится то, что ты сейчас ощущаешь? — Рена прижалась плотнее, ощущая его дрожь и напряжение.
Он задумался и, помолчав минуту, ответил:
— Мне все равно.
— Кривишь душой, — Рена улыбалась, зная, что он того не видит.
— У меня нет души, — он напрягся еще сильнее.
— У тебя их целых две.
Рена почувствовала слабую вибрацию его силы, которая неприятным зудом прокатилась по ее костям. Тот, кто был в нем, пробуждался.
— Одна принадлежит демону, а вторая окончательно свихнулась, — тихий смех был печален и быстро оборвался.
— И что? Как по мне, так чудная компания подобралась.
— Я тебя убью. Неужели тебе совсем не страшно?
— И что дальше? — Рена зевнула, широко открывая рот и рискуя вывихнуть челюсть.
— Наверное, заскучаю...
— Корыстный какой. Мне не нравится такой твой подход к нашим беседам.
— Как и любое существо, я ищу своей выгоды. И то, что я получаю от тебя сейчас, совершенно не исключение.
Пауза.
— Ты странный.
— Рена?
— М?
— А тебе нравится то, что ты сейчас ощущаешь? — он вернул ей ее же вопрос, пытаясь скопировать даже интонацию.
— Мне тепло, мне не нужно вертеть головой, а это здорово уменьшает боль, мне нравится ощущение, что я засыпаю прямо на коренном зубе дракона и он может в любой момент захлопнуть пасть и слопать меня со всеми потрохами. Да, мне нравится прижиматься к тебе.
Пауза.
— У тебя, оказывается, ужасная репутация. О тебе говорят, что ты скандальная, наглая, неуживчивая и язва первостатейная. Это что, серьезно все о тебе?
— Какие интересные слухи про меня ходят. Ты обо мне расспрашивал?
— Нет. Я слушал. А говорят примерно это.
— Да, я действительно такая наглая морда, — совершенно не смущаясь, ответила Рена.
— Почему?
— Что почему? — не поняла она.
— Почему ты такая? — Гаара допустил в голос нотку любопытства.
— Не вижу ни одной причины не быть такой, — немного угрюмо буркнула Рена, теснее прижимая нос к его затылку.
Гаара перевернулся на другой бок и носом почти уткнулся в нос Рене.
— Что заставило тебя стать такой?
— Откровенность за откровенность. Доверие за доверие. Я не буду ничего рассказывать о себе, пока ты не расскажешь что-то личное и особенное.
— Что же, справедливо. Но мой вопрос первый.
Рука Гаары неуверенно поднялась и опустилась на ее талию. Пальцы были напряжены, дрожали, и, похоже, он вообще держал руку на весу, готовый в любой момент ее отдернуть. Как странно, сейчас Рена совершенно не чувствовала той болезненной вибрации силы, которая сопровождала Гаару везде и всюду. Неужели тот, кто был в нем заперт, притих? Или просто выжидал, чтобы ударить внезапно и сильно?
Рена опять хмыкнула и прижалась к нему покрепче, вынуждая-таки обнять по-настоящему. Стало уютно и тепло везде, где их тела соприкоснулись. Койка в стене была очень узкой, и они с трудом помещались.
— Задай вопрос более конкретный, — она опять зевала.
— Почему ты, будучи нормальным человеком, ведешь себя немногим лучше меня, монстра, которого внешний мир вынудил к такому существованию?
— Хм... — она подняла на него смеющиеся глаза. — А с чего ты взял, что я нормальная и тем более человек? Ты же обо мне ничего не знаешь.
— Внешне ты выглядишь как человек, — он опять был серьезен и по-своему доброжелателен.
— Это не так. Кто, как не ты, знает, что внешность обманчива. Если тебя переодеть и умыть, а также заставить улыбаться как дебила, то ты сойдешь за обыкновенного пацаненка, каких вокруг сотни. Улыбнись, покажи, какой ты лицемер!
— Пф-ф! — он дернул углом рта и решил, что этого хватит. — Хотя... Ты права. Я не могу сказать, что не так, но ты такая же, как я. Внутри тебя кто-то есть. Кто?
— Как ты это чувствуешь?
— Это похоже на кипящее масло из трав и яда. Оно горькое, оно пахнет полынью и хвоей. И травами, которые в Сунне не растут. Когда ты рядом, я чувствую этот масло на языке, чувствую, как оно течет по горлу, как кровь. Все время хочется его сплюнуть.
— Как интересно. Я думала, что сошла с ума. Ты еще кого-то так чувствуешь?
— Да. Мальчишка из вашей деревни. Как будто падаешь в бездну такую глубокую и черную, что, даже умирая от старости, не достигнешь дна.
— У меня иначе.
— Как? — он так заинтересовался, что вдавил руку в ее ребра.
— Ты — как нота, высокая, звонкая и диссонирующая. Иногда вибрация чистая, иногда жутко дребезжит. Вибрации под кожей, меня трясет, когда ты рядом. Не звук, само ощущение звука в костях.
— А мальчишка?
— Тоже вибрация, только струна толстая и тяжелая. Этот звук мог бы издавать колокол из черного железа, огромный и древний, один удар по нему висит в воздухе веками, убивая все живое. От него у меня чувство, будто кости дробятся. Больно рядом быть.
— Кто живет в тебе?
Рена вздохнула глубже, положила подбородок ему на плечо. Помолчала. Собралась с мыслями.
— Я всего лишь временный сосуд для душ десяти великих Матерей-Змей.
— Что это значит?
— Я примерно то же самое, что и ты. Только насколько я тебя чувствую, согласно твоему звучанию, ты одержим одним демоном Биджуу. Теперь моя очередь.
— Спрашивай.
— Как в тебе оказался Шуукаку?
— Откуда ты знаешь, что это Шуукаку?
— Дорогой, это очень просто. Я исходила из твоего имени — Гаара Песчаный. Самовлюбленный песчаный демон. А единственный, кто из всех обожает пустыни, песок и жару, так это Шуукаку.
— А голова у тебя хорошо работает, — удивился Гаара.
— Вот поэтому меня еще не убили за излишнюю язвительность, — Рена захихикала совсем по-девчоночьи. — И все-таки отвечай.
— Мой отец хотел сделать Деревню Скрытого Песка еще более могущественной, поэтому вселил дух Шуукаку в меня, когда я еще находился в утробе матери. Мать не пережила родов, успев только дать мне имя.
— Извини, конечно, но папаша у тебя натуральный козел.
— Я тоже так думаю.
— Мало того, что загубил твою мать, так еще и просто подселил к тебе в сознание сильнейшего демона. Без печати. Без ограничителей силы. Придурок... Похоже, он желал своей деревне только зла... И что было потом?
— С тех пор, как до деревни дошло, что я защищаюсь песком и не контролируем, меня регулярно пытаются устранить. Как неудачный эксперимент.
— Знаем, проходили такое, — кивнула Рена. — И если я правильно поняла, то, убивая всех подосланных к тебе убийц, ты и утвердился в понимании смысла своего существования?
— Именно.
— Кисло тебе приходится, — она снова покивала, чувствуя, что начинает засыпать. Это было последствием внепланового транса, который сбил всю ее тонкую настройку мозга и не позволял теперь перегрузиться по-быстрому, а требовал старомодного сна. Хотя бы часа три. Да, как минимум часа три. Мысленный зевок.
— Твоя очередь, — Гаара напрочь игнорировал, что его собеседница стала совсем сонной.
— Гаара... Я не буду ничего сегодня спрашивать.
— Почему? — он нахмурился.
— Я спать хочу, — она опять сладко зевнула.
— Ты что, рехнулась? Солнце еще не село.
— У меня был напряженный день, — глаза Рены слипались, и она перестала даже пытаться смотреть на Гаару.
— И долго ты собираешься спать? — спросил он с легкой завистью в голосе.
— Не-а... — она еще раз зевнула, широко раскрывая рот и щурясь. — Часа два, не более. Если не трудно, останься рядом. Или у тебя есть какие-то дела на сегодня?
