Так, о чем это он? При чем тут ручей, о гостях же думал. Вон о тех, что пристроились в самом дальнем углу трактира, подальше от любопытных взглядов завсегдатаев... Все чужаки одинаковы, вечно им углы нравятся, так, видите ли, они меньше в глаза бросаются. Это они так думают. Только жарловцы давно уж к этому привыкли и вовсю пользуются. Если нужен тебе чужак для Спора, то топай в ближайший угол и щекочи лезвием своей вежливости брюхо его нежелания, пока не согласится позвенеть сталью на Щите...
Опять не туда занесло. Пузатый Бочонок сокрушенно вздохнул, безотчетно наполняя дронтумом "вражеское нашествие" кувшин вновь вернувшейся толстозадой Грены.
На этот раз прибывший в Жарл чужак показался ему весьма необычным гостем. Его сопровождала "неистребимая" из личной охраны самого Наместника Хааскана, доблестная красавица Онни Бельт — собственной неповторимой персоной, что говорило об особом интересе к этому чужаку Верховного Мага. Трактирщик знал Онни лично, и знал очень хорошо по одной единственной причине — она приходилась ему дальней родственницей по матери и, когда случалось попадать в Жарл, всегда останавливалась только у него. Трактирщик гордился подобным родством исключительно, но гордился про себя, не распространяясь о нем по просьбе самой Онни — не болтать о ней лишнего...
Пузатый Бочонок досадливо крутанул круглой лобастой головой.
Да что ж это его мысли увиливают от столь интригующей темы? Уж не от того ли, что при взгляде на эту теплую компанию из чужака и "неистребимой" возникают дюже крамольные мысли, надежды и чаяния, связанные с... Нет, не произнесет он этого слова. Да, суеверен он, ну и что с того, а кто тут не суеверен, кто не верит в то, что слово, произнесенное невпопад, не вовремя, беду накликать может, особенно такое слово, как... Тьфу ты, Зверь тебя заворожи, чуть не вырвалось.
Тут неподдельно озабоченный взгляд трактирщика упал на магика, привалившегося спиной к внутренней стороне стойки, и потому скрытого от глаз посетителей. Тот добросовестно трудился над заклинаниями: сосредоточенный взгляд устремлен на сложенные ковшиком ладони, губы шевелятся, проговаривая про себя тайные слова, длинные чуб прилип к вспотевшему от усердия лбу... А в ладонях рождался очередной машар...
Великое таинство Истинного Света!
Трактирщик снова покачал головой, на этот раз — уважительно. Паренек — молоко на губах не обсохло, зрелости еще не достиг, хотя за девками, видимо, уже бегает, как и Бочонок в его годы, а колдовать уже умеет не хуже некоторых магов-выпускников Дома Пресветлого Искусства. Между прочим, тоже его родственник. Онни приходилась мальцу родной теткой, сам же трактирщик, недолго думая, стал считать его своим племяшом... Знал бы трактирщик, какие именно слова шепчут мальчишеские губы, глаза б на лоб у него полезли от такого кощунства, потому как магик ругался на чем Свет стоит, пытаясь завершить заклинание, и чувствуя, что для этого уже не хватает силенок.
— Эй, Шустрик, дело есть. Как закончишь шарик...
Парень поднял удивленный взгляд на Бочонка, и недоделанный машар, лишившись его внимания, тут же благополучно издох в ладонях. Похоже, с облегчением.
— Тьфу ты, пропасть, — Бочонок огорчился больше самого магика, и не только потому, что и за этот загубленный по его вине машар придется заплатить, нет, просто жаль потраченных усилий, хоть и не его, Бочонка, эти усилия были. Племяш и так уже устал, развесив десяток машаров под потолком, покрытом толстым многолетним слоем копоти от факелов и свечей. А судя по тому, как долго он лепил последний, дело шло к перерыву, а значит, до завтрашнего вечера трактирщику новых машаров не видать, хоть тресни. Ну да ладно, по крайней мере, на те, что уже сделаны, Шустрик давал гарантию на шесть дней.
— Так что ты хотел, Бочонок? — Парнишка улыбнулся, расслабленно опустив руки на колени, и похоже ничуть не обидевшись на трактирщика. Тот в свою очередь пропустил мимо ушей фамильярность юнца, назвавшего его неполным именем. Какие могут быть счеты между родственниками?
— Выгляни-ка из-за стойки... Вон, видишь в том углу чужака? — Пухлый палец Пузатого Бочонка указал направление.
— Ага... Вот тот, темноволосый? Погоди... Да с ним никак светлолицая Онни?! Что ж ты мне раньше не сказал, Бочонок, я ж свою тетку год уже не видел!
— Ты же был занят, — резонно возразил трактирщик. — Я вон тебя отвлек — и что вышло? Ну а теперь можешь дуть к тетке. Поговори с ней, попробуй узнать, почему сопровождает чужака — сдается мне, дело важное... Когда это было видано — личные люди Наместника в компании с чужаками. А знаешь, на чем они прибыли?
— Узнаешь тут, сидя у тебя за стойкой, — беззлобно проворчал Шустрик, с любопытством ожидая продолжения. — И на чем же?
Трактирщик для внушительности вытаращил глаза:
— На больших черных дракхах!
Шустрик продолжал непонимающе смотреть на него.
— Молод ты еще. — Пузатый Бочонок досадливо сморщился. — Никогда про чарсов не слышал, что ли?
Мальчишка недоверчиво присвистнул и взволнованно взъерошил пятерней светлый чуб.
— Неужто дал-роктовские?!
Бочонок расплылся в подтверждающей улыбке с таким видом, словно этих чарсов притащил он лично.
— Вот и узнай, откуда они у них. Дюже мне любопытно, что случилось с Шалуном сотницы, раз она его на это страшилище поменяла.
— С удовольствием поболтаю с прекрасной Онни, — радостно согласился Шустрик. — Но сперва взгляну на чарсов сам, я ж их не видел никогда. Жди сведений, Бочонок, уж для меня-то Онни язык развяжет, я ей не чужой.
Пузатый Бочонок проводил магика задумчивым взглядом. Шустрик ловко юркнул среди столиков к выходу, пробравшись мимо Спорного Щита, который обступили зеваки. Там в это время двое обнаженных по пояс спорщиков — бронзовокожий светловолосый корд и бледный рыжеволосый хааскин — беспечно звенели короткими дуэльными "жальниками". Затем Бочонок молча забрал пустые кувшины у подбежавших подруг Лесты и Баи, хорошенькие личики которых всегда светились весельем после скабрезных шуточек клиентов, и открыл кран бочки с требуемым заказом — паршивым дешевым кислином. Как раз для тех задниц с тощими кошельками, что толпились возле канатного ограждения Спорного Щита, представлявшего собой просторную квадратную площадку, скроенную из шести каменитовых брусьев — каждое шириной в шугг. Солидные клиенты наблюдали за боями обычно из-за столов, а дешевка толпилась у канатов.
Бойцы фехтовали на равных, одинаково не уступая друг другу, и одинаково не обращая ни малейшего внимания ни на подбадривающие крики поклонников, ни на возмущенный ропот тех, кто заключил на них пари и уже устал ждать какого-либо результата.
— А ну поднажми, Суждет, Сфера тебя ослепи! — нелепо размахивая руками, надрывался из-за ближайшего к Щиту стола какой-то богато одетый заезжий коротышка-корд со сломанным носом, обращаясь к бойцу-соотечественнику, — Гримтор уже готов, делай его, заканчивай! Смотри, да его уже ноги не держат!
Гримтор, рыжая грива которого прямо-таки пламенела в свете тусклых машаров, лишь криво усмехнулся, отражая на выдохе очередной быстрый и изящный выпад противника. Пузатый Бочонок ухмыльнулся, наблюдая за этой сценой. Он этих бойцов знал как облупленных уже не первый год и никогда ставить на них не стал бы, поэтому не завидовал толстяку, вложившему деньги в заведомый проигрыш. Мастерство бойцов было равным, они и обучались-то у одного мастера, Кривого Рока, знаменитого на весь Жарл дуэлянта. И на Щит выходили регулярно не для того, чтобы доказать, кто из них сильнее (друг другу и коренным жарловцам они уже доказали, что абсолютно равны в мастерстве), а чтобы покрасоваться, показать удаль и принародно выпустить пар. А заодно и подзаработать на бокал-другой хорошей выпивки с помощью друзей, собирающих у заезжих простаков ставки. У них даже предлог для спора был один и тот же — кордка по имени Вада, которую они якобы никак не могли поделить, а на самом деле поделили уже давно. Вернее, даже и делить не стали, смирившись с тем, что Ваде одинаково нравятся оба поклонника. И в постели тоже.
Бочонок опять отвлекся на своих служанок, и окончание поединка пропустил. Зато возмущенный вопль толстяка-корда был слышен на весь трактир:
— Стерегущего на тебя нет, Суджет! У меня же из-за тебя маны в Сферу ушли!
Под свист и улюлюканье бойцы сошли со Щита, передав дуэльные мечи дожидавшейся своего выхода следующей паре, забрали у приятелей причитающуюся им часть денег из общих ставок и в обнимку отправились к стойке, где их давно поджидал Пузатый Бочонок.
Пора было промочить горло.
2. Драхуб.
Крадущийся среди вековых деревьев древнего леса вечер ступал на мягких бесшумных лапах по приготовившейся ко сну земле, когда трое всадников на предельной скорости пересекли Границу.
Холодное время года окончательно наложило властную длань на край серых адалаев. Линия раздела двух соседствующих макоров предстала глазам Драхуба четкой, как свежевыжженное клеймо на коже раба. Только что из-под бешено мелькавших копыт чарсов клочьями летела серо-зеленая трава, растущая у подножья гор Карбеса, трава Колдэна, и вот копыта уже взрыхляют землю Адаламоса, укрытую тонким слоем белого крошева и прихваченную легким морозцем. Контраст был таким резким, что у ловчего мага невольно мелькнула мысль о неведомом портном, который отхватил по куску от разных времен года, да и соединил эти куски в одно целое. Впрочем, прожив в ожидании Первородной Тьмы не одну сотню лет, Драхуб давно привык к подобным картинам. Граница на то и Граница, здесь всегда особенно наглядно видно, как в каждом макоре властвуют свои законы. Хорошо хоть свежевыпавший снег пока неглубок, и чарсы шли по нему легко, практически не замедляя бег...
Драхуб не любил снег. Дело не в холоде, который тот нес с собой. Как и всякий Посвященный, к холоду ловчий маг был совершенно нечувствителен. Но отраженный снегом свет резал глаза, привыкшие к ласковому мраку Родовых Пещер. А вот следовавшие за ним верные парды переносили холод также плохо, как и хаски, так как сами были родом из того же племени — потомки рабов, воспитанные воинами. Ничего, потерпят...
Погрузившись в мрачные и беспокойные мысли, Драхуб, тем не менее, замечал все, что происходило вокруг. В макоре серых адалаев Вестники никогда не были желанными гостями, но открыто их присутствию никто не противился. Официальный нейтралитет. Что же до обыкновенных разбойников, то пусть на пути их окажется как можно больше. Ментальное и физическое восстановление ловчего мага после воскрешения еще не завершилось, тело требовало энергии, причем энергии бойцов, а не кого попало, и разбойники, по крайней мере, некоторые из них, для этой цели являлись подходящими кандидатами. Местные властители только рады будут уничтожению нерадивых подданных, а подпитка будет обеспечена должным образом. Разбойников же у адалаев всегда хватало, практически каждый переход дороги контролировался какой-нибудь шайкой "вольных", как те себя величали. Драхуб презрительно приподнял верхнюю губу, ощерив клыки. Из всех макоров, заселенных хасками, самым никчемным, по его мнению, являлся Адаламос. Слабые, трусливые и жадные властители-адалаи были постоянно заняты исключительно местными родовыми дрязгами, давно уже не утруждая себя заботами о своем народе. "Именитых" семей за последнее столетие расплодилось столько, что чуть ли не каждая кочка претендовала на трон макора. И всем нужны дружины — и для ведения междоусобиц, и для гонора. Где уж тут поддерживать общий порядок! Рук не хватало для работы на грибных полях, тем более что поля эти частенько безжалостно вытаптывались дружинами в вышеупомянутых стычках. Неудивительно, что столько рабской черни с отчаянья от такой жизни искало более легких путей заработка — на торговых трактах с оружием в руках. А от этого хирела торговля, и дела у макора шли все хуже и хуже. Одним словом — адалаи. У хааскинов, к примеру, под твердым правлением Мага-Наместника шальных людишек почти не было, что у Драхуба вызывало определенное уважение. А вот у нубесов, заклятых мечеруких врагов, как и у самих дал-роктов, подобное явление вовсе было невозможным. Наказание одно — смерть, и смерть скорая, беспощадная...
Драхуб спешил, как мог. Задержка, пока огибали горы Карбеса, чтобы выйти к макору адалаев, вышла изрядной, но пока все шло по плану. В том, что он демона догонит, Драхуб не сомневался. Запас времени еще есть. Кроме того, сами демоны обычно медлительны... Об этом экземпляре, правда, такого не скажешь... Но как бы тот ни был вынослив, без знающего Путь проводника ему далеко не уйти, а проводнику нужен время от времени отдых, поэтому остановок на ночлег им не миновать. Маг же решил обойтись без отдыха. К длительным походам ему не привыкать, парды тоже вынесут все тяготы двухдневного пути без малейших возражений, никуда не денутся... Чарсы — тем более. Звери чувствовали настроение своих седоков, и подгонять не приходилось — злобное нетерпение гнало их вперед лучше любых окриков. Стремясь удовлетворить изначально вложенную в них при создании жажду крови, они даже после изнурительной дневной скачки не выказывали признаков утомления...
Раздумья прервал хриплый протяжный крик.
Темное крылатое существо размером с кулак камнем упало с неба на правое плечо ловчего мага. Острые коготки вонзились в кожу плаща, крошечная, но полная мелких острых клыков пасть ощерилась, зло и живо сверкнули бусинки глаз.
Драхуб встрепенулся. Каруна. Давно пора.
Мысленный приказ тут же остановил чарса.
Следовавшие позади на уставной дистанции в десять шуггов Стошарк и Джарвиг тоже осадили своих зверей, замерев в почтительном ожидании.
Слегка повернув голову, Драхуб сумрачно уставился сквозь длинные прорези глазниц на оседлавшее его плечо существо. Он не стал опускаться до сожалений по поводу нынешнего состояния терха, правила приличия среди дал-роктов допускали проявление сентиментальности лишь к своим животным. К тому же мозг каруны примитивен и никоим образом не соответствует особенностям той личности, от которой образован. Не способная говорить вслух, каруна могла общаться лишь мыслеобразами, и дал-рокт сразу приступил к делу:
— Инитокс?
— Да.
— Расскажи, что произошло.
— Больно, — неохотно ответило существо, нахохлившись и прикрыв сразу потускневшие глазенки полупрозрачными веками.
— Подробнее!
Каруна рывком привстала на тонких когтистых лапках, короткий мех на загривке встал дыбом, из алого провала крошечной зубастой пасти, способной разве что укусить за палец, вырвалось злобное шипение.
— Больно! Больно! Больно!!!
И взвилась, словно подброшенная невидимой рукой. Хриплый крик понесся над заснеженным лесом, стряхивая иней с ветвей. Внимательный, горящий внутренним огнем взгляд ловчего мага неотступно следовал на ней.
Описав круг, каруна снова упала на его плечо...
И тут же мага настиг ментальный удар. Вернее, это был всего лишь отголосок пережитого терхом ощущения в момент собственной смерти, всего лишь переданный им отголосок, но мир перед глазами Драхуба затмила багровая пелена боли. Иссушающий жар обдал мозг, жадно, словно вспыхнувший вокруг костер, обволок тело, скручивая до предела напрягшиеся мышцы в рвущиеся узлы, и Драхуб стиснул зубы, едва сдерживая стон. Не годилось на глазах слуг проявлять достойную презрения слабость. Он лишь позволил себе закрыть и так ослепшие глаза. Оглушенный, он медленно приходил в себя, пытаясь понять, с чем только что столкнулся, и ожидая, пока прояснится зрение. Великая Тьма, это было что-то совсем иное! Поражение, нанесенное демоном лично ему на Алтаре Зверя, являлось, по сути, исключительно физической агрессией. Терх же, как теперь выяснилось, погиб от чудовищного по силе ментального удара. Он недооценил демона. Страшно недооценил, собираясь справиться с ним одним специально приготовленным заклинанием — сложным, с несколькими вложенными друг в друга слоями ловушек, прокаченным мощью от и до, но...
