4. Первый удар

Я скисла. Ну вот. Теперь еще и этот в бешенстве. И почему мне так не везет? Да еще Родан косится едва ли не с ужасом. И маг таращит круглые глаза. Один Горан усмехается в усы и загадочно сверкает бритой макушкой. И никто, зараза, даже не соизволит пояснить, в чем же я виновата.

По хлопку короля буквально из воздуха выскочил молодой воин, одетый в легкую кольчужку, торопливо поклонился, когда монаршая длань указала сперва на меня, а потом на стол. Так же резво выпрямился и в мгновение ока исчез, принеся буквально через пару секунд простую, но идеально чистую тарелку, столовый нож и сразу три вилки (с одним, двумя и тремя зубчиками, о назначении которых я могла только догадываться). Потом все это молниеносно разложил, расправил деликатно постеленную салфетку из отвратительно розовой ткани. Коротко поклонился. Снова исчезнув на миг, поставил рядом новенький табурет. Наконец, выразительным жестом предложил присесть, как важной особе, и испарился уже насовсем.

Под испепеляющим взглядом Фаэса я тяжело вздохнула, с досадой осознав, что сидеть мне придется как раз напротив обозленного Величества. А потом осторожно, находясь под пристальным вниманием соседей по столу, опустилась на сидение. Искренне надеясь на то, что слуга из вредности не принес мне испорченную табуретку и что я не навернусь с нее у всех на виду.

— Угощайся, Фантом, — подчеркнуто ровно сказал король, глядя куда-то мимо меня, и я так же ровно, уже буквально чувствуя над собой занесенный топор палача, ответила:

— Благодарю, Ваше Величество.

Народ замер. Однако он равнодушно отвел взгляд и вернулся к неоконченной трапезе. После чего обстановка слегка разрядилась, гнетущая тишина перестала быть такой зловещей, а тугой узел у меня в животе начал осторожно развязываться.

— Я тебя убью! — прошипел Фаэс, когда стул ложек деликатно возобновился и присутствующие немного расслабились. — Вот как выйдем, так сразу и убью!

— Подожди, пока вернемся, — вполголоса отозвалась я. — Сперва дело сделаем, а потом ты предъявишь мне свои претензии. И вообще, надо было предупредить заранее. Я ваших академиев не заканчивал и всяких там этикетов не знаю.

— Да мне плевать, что ты знаешь, а что нет! Жри порося! Жри, мерзавец! Не сиди, как камень!

— Спасибо, я не голоден, — сухо отозвалась я и принялась внимательно изучать накрытую салфеткой тарелку.

А салфетка-то тонкая. Из какой-то необычной, почти не мнущейся, но, видимо, легко стирающейся ткани. Самое то для леса и шашлыков. На такую что ни пролей, быстро отчистится. Интересно, как они этого добиваются? Наверное, какая-то пропитка...

— Почему не ешь, Фантом? — оторвал меня от размышлений неестественно ровный голос короля.

— Благодарю, Ваше Величество, я сыт.

— Ты отказываешься принимать пищу за моим столом?

Меня снова пронзило холодным взором почти насквозь.

— Нет.

— Тогда в чем дело?

Блин. Мне стало неуютно. И даже очень неуютно от мысли, что я ни фига не знаю ролей в этом дурацком спектакле. Я даже вилку не могу взять без риска нарушить еще какое-то правило! А вдруг порося надо есть той, которая однозубая? А вдруг той, наоборот, у которой два зуба? Е-мое. Все сидят, люди как люди, и таскают мясо руками! А мне, как самой умной, настоящий прибор принесли! Как положено! Но им же еще пользоваться надо уметь!

Блин, Твое Величество! Опять ты меня подставил!

Я принялась лихорадочно соображать, как выкрутиться из щекотливой ситуации.

— Простите, Ваше Величество... просто... знаете ли... — неожиданно в голове молнией мелькнула диковатая мысль и тут же сорвалась с языка спасительной идеей. — А на ночь есть вредно!

Ф-фу... ну, хоть так отмажусь.

— Что? — от моего дурацкого ответа брови короля взлетели высоко вверх.

— На ночь, как утверждают, наедаться вредно, Ваше Величество. А я и так недавно перекусил.

— Вредно?! Это кто же придумал такую дурость? — изумился Фаэс, невежливо опередив своего сюзерена.

— Ученые, — незаметно переведя дух, сказала я. — Они утверждают, что ночью кишки практически не работают, поэтому все, что ты съешь перед сном и что не успеет перевариться, остается внутри в весьма неприглядном виде. Еда начинает бродить, тухнуть, испарять нехорошие запахи... мясо, вместо того, чтобы давать нам силы, гниет... трава вообще черт-те во что превращается. А в итоге к утру в кишках образуется такая помойная яма... ну, примерно как если бы вы бросили эту же самую еду на недельку под солнце. С соответствующими последствиями: тухлятина, хренятина и жуткая вонища, вместе с разлагающимися останками и...

— Заткнись, Фантом, — сердито буркнул Фаэс, раздраженно пододвинув ко мне соседнее блюдо. — Дурь всякую несешь. На вон, поросенка лучше съешь.

— А ты знаешь, что некоторые народы не едят свинину? — хмыкнула я, никак не отреагировав на умопомрачительный запах, но для виду все-таки сняв с пустой тарелки салфетку.

— Это еще почему? Брезгуют, что ли?

— Нет. Просто свинья по своему строению наиболее близка к человеку. По составу крови, размерам сердца... говорят, даже по вкусу.

— Да иди ты! — чуть не сплюнул эрдал. Но вовремя опомнился и лишь с отвращением на меня посмотрел. — Вот ведь набрался где-то всякого дерь... всякой ереси! Это ж надо было придумать и сравнить!!

Я задумчиво загнула у добытой салфетки один краешек.

— Не скажи. Говорят, когда-то давно, когда на Земле были голодные времена, некоторые сволочи пытались продавать и скармливать людям умерших... или убитых. Нищих, там. Или просто тех, кому не повезло. Под видом свинины, между прочим. И многие на это покупались, потому что кушать хотелось, а другого мяса в доме не было. Но поскольку бог запрещает каннибализм, то старейшины в тех племенах решили не искушать судьбу и запретили употреблять свиней в пищу. Так что не знаю, не знаю, Фаэс... может, в этом и есть смысл?

Эрдал перевел взгляд на приличный кусок мяса в своей тарелке и недовольно засопел.

— Но даже если и так? Я ж вижу, что свинья!

Я только руками развела.

— Да я разве что говорю? Это — лишь вопрос убеждений. Тех, о ком я только что говорил, и деньгами не заманишь к поросям: они верят, что за ослушание их накажет Всевышний.

— Аллар видит все, что творится на земле, — внезапно вмешался в наш диспут Его Преосвященство. — Он эту землю создал. Он за нее радеет. Его волей все мы живы. И в Его воле наказать ослушавшихся так, как Он посчитает нужным. Хотя, конечно, насчет свинины... это ты действительно загнул.

— Все может быть. Но кто знает? Может, те люди тоже не так уж неправы? Может, их вера имеет под собой какие-то основания?

— Ты так считаешь? — внимательно посмотрел на меня Орденец.

Так. Это что, вечер встречи выпускников? Мы собрались, чтобы пообсуждать религиозные вопросы? Или, может, друг на дружку поглядеть и поближе познакомиться? Черт. Фаэс, ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО должен был позвать меня позже!

— Ты прячешь лицо, как враг, — невозмутимо продолжал святоша, одновременно обгрызая какую-то кость. — Ничего о себе не говоришь. Ты отказываешься открывать даже свое настоящее имя. И никто из нас не знает, чего от тебя ждать.

Кхм. Прости, Фаэс. Зря на тебя бочку катила. Не твоя это была идея — позвать меня на этот скромный ужин. Чует мое сердце, не твоя.

— У каждого есть право на тайну, Ваше Преосвященство, — смиренно сказала я, стараясь не ерзать под пристальным взглядом Орденца. — Мы всего лишь предлагаем помощь Его Величеству и Церкви в вашем лице. И Его Величество, как мне показалось, согласился эту помощь принять. А то, что мы скрываем лица, так это — всего лишь пожелание человека, которому служат Фантомы и который прислал нас сюда разобраться с одной общей проблемой.

— Значит, ваш хозяин заинтересован в уничтожении Прорыва?

— Думаю, это понятно уже по тому, что мы здесь.

— Почему же тогда он не явился сам?

— Возможно, он пока не желаешь афишировать свое присутствие?

— Кхм, — странно посмотрел на меня Орденец. — А ты знаешь, что у тебя весьма интересная дейри?

Черт. Мне что, каждый встречный будет тыкать этим в глаза?!

— Да, Ваше Преосвященство. Мне говорили.

— Святые отцы с тобой работали?

— Нет.

— Почему?

— Я к ним не обращался.

— Ни разу?! — неприятно удивился святоша. — А ты знаешь, что с такой дейри ты мог бы стать учеником Святого Престола?!

— Да, Ваше Преосвященство, — загнув очередной краешек салфетки, хмыкнула я.

— Во что ты веришь, юноша, прячущий лицо? — вдруг прищурился бритоголовый поп. — Ты исповедуешь веру в Аллара? Или, быть может, тебе близко какое-то иное учение? Ответь.

Так. Нехорошо. Очень нехорошо, если они поймут, что я — редкая безбожница и даже в церковь за свою жизнь ни разу не сходила. Но еще хуже будет, если кто-то сообразит, что меня такое положение дел вполне устраивает. Или, чего доброго, заподозрит в связи со Жрецом. Внимание Инквизиции нам совсем не нужно. Еще неизвестно, что они думают насчет Ишт. Вдруг — ересь? Вдруг мое существование противно официальной религии? Что-то я пока не интересовалась этим вопросом. А видимо, зря.

Думай. Думай, Гайдэ. Ищи, как сказать правду, и отвести все возможные сомнения.

— Я верю в то, что этот мир был создан с любовью, — наконец, тихо ответила я, находясь под перекрестом настороженных взглядов. — Верю, что земля, по которой мы ходим, живая. Верю, что она чувствует боль точно так же, как и мы. И в то, что каждая рождающаяся в ее недрах Тварь должна быть уничтожена. Земля для меня как мать, Ваше Преосвященство. Она бережет нас. Заботится. Снабжает всем, что необходимо для жизни. Я отношусь к этому миру с почтением и благодарностью за то, что он меня так неожиданно принял. Я не видел того, кто его создавал, и что за сила дает ему жизнь. Но уверен, что существование Невирона противно самой его сути.

Орденец странно хмыкнул.

— Любопытное у тебя видение мира. Но, как мне кажется, мы говорим с тобой об одном и том же. Только разными словами.

— Да, Ваше Преосвященство. Это — сложный философский вопрос, — я незаметно перевела дух. — И это — не диспут одного короткого вечера.

— Что за слово ты использовал? — вдруг заинтересовался мастер Драмт, повернув ко мне голову. — Что это за термин — "философский"? Никогда такого не слышал.

А он и правда молод — увидела я. Мы, наверное, почти ровесники. Хотя он маг... Его Величество, вон, тоже смотрится не старше сорока... и почему-то намеренно отстраняется от разговора, искоса наблюдая за собравшимися и лишь изредка пригубляя терпкое красное вино.

— Слово "философия" состоит из двух корней, мастер Драмт, — медленно пояснила я, лениво терзая несчастную салфетку. — "Филос" в переводе означает "любить", "софос" — "мудрый". Философами обычно называют тех, кто стремится к знаниям. Иногда их еще называют мудрецами. Но у меня на родине есть такое устоявшееся мнение, что настоящая мудрость доступна только богу, тогда как человек может лишь пытаться приблизиться к истинному пониманию вещей.

От моей заумности святоша одобрительно крякнул, а маг заметно встрепенулся.

— "Филос"? "Софос"? Что это за язык?

— Греческий.

— Не знаю такого.

— Понимаю, что нет, — тонко улыбнулась я. — Но в мире существует много такого, о чем мы не имеем никого представления. В том числе, и языков. Есть еще латынь, и много других... мертвые языки мертвых народов, чья мудрость дошла до нас лишь в виде таких вот, устаревших понятий и ставшими общепризнанными терминов. Вы ведь используете тот же принцип, мастер — в своих заклятиях, которые чаще всего формулируете на одном из древнейших языков Во-Аллара. Не так ли?

Маг важно кивнул.

— Верно. Мы используем язык эаров, потому что он совершенен. И наиболее точно отражает суть вещей. К примеру, слово "огонь" в переводе с Эйнараэ звучит как "лиийора-а", но на самом деле имеет еще порядка десяти значений, которые меняются в зависимости от контекста.

— Да, я немного знаком с принципом многополярности Троэна.

Ну, не знакома, конечно, но слышала пару фраз от Дея. Зато в Китае с его иероглифами этот мудреный принцип точно бы приняли на ура. Однако любопытства в глазах мастера Драмта стало гораздо больше.

— Я смотрю, у тебя весьма разносторонние интересы, Фантом.

Я усмехнулась шире.

— Ничего особенного, господин маг. Как говорится, жить захочешь — и не так раскорячишься. К тому же, как мне недавно сказали, лишних знаний не бывает, вот я и хватаю помаленьку. То тут, то там...

Орденец и Фаэс дружно хмыкнули, и даже по губам Родана скользнула мимолетная улыбка.

— Кто ставил вам произношение, господин маг? — с любопытством спросила я, получив сразу с двух сторон весьма одобрительные взгляды.

Мастер Драмт улыбнулся.

— Мой учитель — мастер Иголас Двир. Возможно, ты о нем даже слышал.

— Нет. К сожалению, не имел чести.

— Он много лет преподает в Магистерии и считается одним из лучших толкователей Эйнараэ. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что... — я аккуратно свернула салфетку так, как уже давно пыталась, и бережно расправила краешки. — Скажите, вы сильно огорчитесь, если узнаете, что он научил вас неправильно?

За столом все замерли.

Фаэс, ничего не понимая, метнул в мою сторону растерянный взгляд, Родан буквально окаменел, святоша недоуменно нахмурился, а король перестал, наконец, делать вид, что его здесь нет, и прекратил изображать полнейшее равнодушие. Еще бы. Он ведь тоже маг. И тоже, наверное, когда-то учился у пресловутого мастера Двира. Иначе отчего бы у него так интересно сузились глаза, а в зрачках впервые полыхнуло мрачное пламя неподдельного раздражения?

Кажется, сегодня мне все-таки удастся пробить его холодное равнодушие.

Не со злости.

Просто из принципа. Из вредности. И, конечно же, из любопытства.

— Как ты сказал? — наконец, поразительно спокойно переспросил маг.

— Слово "огонь" на языке эаров звучит как "ли-и-э-э-о-у-р-а-а-а", мастер Драмт, — задумчиво пропела я. — С ударением на последний слог, а не на первый. А "лиийора" означает всего лишь "пылающий". Думаю, вы знаете разницу между существительным и прилагательным. К слову, ваш учитель когда-нибудь общался с истинными носителями языка? И знает ли о том, что делает такие грубые грамматические ошибки?

В оглушительной тишине маг медленно поднялся из-за стола и очень тихо сказал:

— С носителями Эйнараэ, Фантом, люди не общаются уже несколько веков. Они вытеснили нас из Эйирэ полностью и прекратили всякие контакты. А тех, кто рискует нарушить их уединение, ждет быстрая и очень некрасивая смерть.

— Правда? — искренне удивилась я, вспоминая последние слова Ли-Кхкеола. — А я слышал, что лет пятьдесят назад была у вас одна неудачная попытка. Последняя. Когда эары еще принимали у себя смертных. И даже, кажется, магов. Возможно, ваш учитель просто не застал этого важного события?

У короля отчего-то дрогнуло лицо.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, Фантом, — еще тише сказал побледневший от ярости маг. — Но мне кажется, ты переходишь всякие рамки. Или хочешь сказать, что видел живого эара?