Волчица и пергамент. Том 11

— Мы. Сторона Церкви и другие стороны, — Роше с улыбкой посмотрел на Коула.

Чёрного символа Церкви, отличительного знака инквизитора, на нём уже не было, никто не заметил, как он его снял, теперь Роше выглядел просто высокопоставленным священником.

— Доводы Предрассветного кардинала мне понятны, мы не слишком много делаем для очищения внутри нашей организации, это правда. Однако только благодаря власти, которую имеет Церковь в каждом уголке света, мы можем вести везде нашу деятельность.

— Ты... — начал Коул, но слова застряли у него в глотке.

Он не знал, чего добивался этот мужчина. Этот инквизитор, являвшийся не-человеком.

— Ты, что ты такое?

Слабая улыбка Роше на миг исчезла, чтобы смениться улыбкой лицедея.

— Что такое я, — сказала сзади Миюри, — вот вопрос, действительно имеющий значение.

Роше, подобно грешнику, которому в спину всадили копьё, широко развёл руки, подняв их до плеч.

— Это верно. Я же филин, ставший инквизитором.

— А я думала, что этот перебежчик мог быть летучей мышью.

Роше весело рассмеялся в ответ на эту попытку Миюри "куснуть" его.

— Ну, а я думал, что волки — враги людям.

— Миюри, — предупредил Коул, видя, каким взглядом та смотрела на Роше, схватившись за мешочек с пшеницей, затем он снова перевёл взгляд на Роше. — Почему инквизитором?

Не-человек непонятным образом стал инквизитором, наиболее непримиримым врагом не-людей.

Миюри назвала его перебежчиком, но, как ни странно, Роше не казался таким Коулу. Более того, Коул почему-то чувствовал, что уже знал ответ.

— Чтобы помочь моим товарищам.

— Как я и думал, — ответил Коул.

Вероятно, удивление Миюри было вызвано не словами Роше, а установлением понимания между ним и Коулом. Коул не был слишком силён в построении умозаключений, но его собственный опыт помог ему понять.

Должна была существовать причина, по которой Роше воспроизвёл ту историю из детства Коула и бросил ему коробочку для принадлежностей, принадлежавшую Ханаану.

Филин хотел сказать Коулу, что очень хорошо его знает, нет, что очень хорошо понимает его.

— Как и следовало ожидать от преподобного Предрассветного кардинала, он мудр. В конце концов, я и ты соединим наши руки.

— Бр...ат? — потрясённо произнесла Миюри.

Коул посмотрел на неё, мягко улыбнулся и снова повернулся к Роше.

— Дело не в мудрости. Когда-то ребёнком я покинул свою деревню по той же причине.

— Я знаю это. В твоей родной деревне поклонялись огромной лягушке. Когда деревню должно было смыть наводнением, бог-лягушка сдерживал воду, пока люди не спаслись.

Коулу не нужно было бояться, откуда это могло стать известно. Он сам рассказал свою историю священнице, ставшей его наставницей, учившей его вере в детстве. И это именно она устроила союз родителей Миюри.

Рассказ Коул продолжил сам:

— Однажды Церковь послала своё воинство атаковать наш край под предлогом борьбы с язычниками. Соседние деревни грабились и сжигались одна за другой. Моя деревня спаслась. Потому что епископу, возглавлявшему воинство, случилось приболеть, и ему пришлось отступить с солдатами.

— Он просто перепил, — пошутил Роше.

Но Коул не удивился бы, окажись это правдой. Церковь отличалась не только могуществом, но и неразумностью.

— Ребёнком я думал, что единственный способ защитить мою деревню от Церкви — это получить помощь от самой Церкви. Вот что вызвало во мне желание стать священником. После этого, всякий раз познавая что-то новое в учении Господа, я думал: нет ничего более прекрасного, чем верно следовать ему, так я начал мечтать о стезе священника всерьёз.

Сделав тако признание, Коул добавил:

— Ты стал инквизитором по той же причине.

Роше, прищурившись, довольно кивнул.

— Мне трудно добиться доверия у людей.

— Наверное, так и есть.

Был ли немного обиженный вид Роше притворством?

Во всяком случае, он потянулся к Коулу, будто торговец, старавшийся протолкнуть выгодное дело:

— В общем, так. Мы с тобой похожи. К тому же наши цели, думаю, примерно такие же. Потому что я всегда хотел мира.

Коул медлил с ответом. Он не мог сразу согласиться и не только потому, что не доверял собеседнику как личности. В истории мира тираны, убивавшие во имя мира слабых и непокорных, следовали один за другим.

— Подумай вот над чем, — произнёс филин-инквизитор. — Допустим, дорога на юг проложена. Силы севера получают возможность беспрепятственно хлынуть на юг. Так как север имеет преимущество, юг оказывается в невыгодном положении. А император не из тех, кто упустит такую возможность. Может быть, тебе говорили что-то насчёт возвращения территорий, ранее отобранных папой?

Коул не думал, что Роше мог прочесть это по его лицу, просто двор императора многочисленен и сложно организован. Так что один-два соглядатая туда вполне могло затесаться. Или же честолюбивое желание императора вернуть отобранные папой земли было хорошо известно.

— Если мы допустим, чтобы император начал решать свои территориальные притязания делом, начнётся большая война, — Роше не отвёл взгляда от Коула, на его лице, на сей раз, не было улыбки. — Досточтимый Предрассветный кардинал, полагаешь, что на Соборе всё обсудят, и всё будет решено?

— Да, хотел бы...

— Бог когда-нибудь отвечал на эти "хотел бы"?

Нет.

Коул не смог заставить себя оторвать взгляд от лица Роше, что странным образом подтверждало это.

Роше ответил доброй улыбкой на сражение Коула с самим собой и заложил руки за спину.

— Тем не менее, я с досточтимым Коулом могу встречаться, беседовать. Более того, мы можем существенно влиять на стороны друг друга. Иначе говоря, объединив наши усилия, мы можем не допустить ухудшения ситуации из-за ненужных подозрений и даже, если сможем тонко направлять намерения ключевых лиц, сумеем деликатно разрешить это противостояние, верно?

Инквизиторы — это воинство Господа, их речи должны нести пользу Церкви. Коул не должен был доверять предложению Роше ни на волос, но кое-что с Роше было иначе. Он был из не-людей. Что придавало некоторую правдоподобность его предложению.

Как инквизитор он мог первым узнавать о делах самого опасного врага не-людей. Более того, если символ на его груди означал высокое положение, Роше был вправе распоряжаться другими инквизиторами. Лучшего положения, чтобы тайно помогать не-людям, и не придумаешь.

Одно то, что Роше был не-человеком, громче миллиона слов говорило, что он не являлся верным союзником Церкви.

Роше вернулся в вертикальное положение и произнёс изменившимся голосом:

— Наша встреча здесь и сейчас кажется мне в какой-то мере символической.

Он пошёл, не размыкая рук за спиной, спокойно и легко, словно просто гулял.

Когда Коул последовал за ним, инквизитор, не являвшийся человеком, тихо спросил:

— Медведь, охотившийся на луну, пришёл остановить южное войско, но почему сюда, знаете?

Позади Коула прозвучал глухой удар — это споткнулась Миюри. Роше, обернувшись, улыбнулся:

— Я принял на себя исполнение воли охотившегося на луну медведя.

Хоть он и обернулся, его глаза на них не смотрели. Они вглядывались в далёкие воспоминания.

За Роше в темноте ночи следовала волчица, но он этого совершенно не страшился. Он словно видел что-то куда более страшное — был свидетелем настоящего насилия этого мира.

— Ладно, это моё дело, но я очень близко видел, как он, Великий, сражался, защищая нас.

Роше остановился и поднял к небу взгляд. Там плыла одинокая, ещё не совсем округлившаяся луна.

— Ты видел Медведя-Лунобивца? — вырвалось у Миюри.

Роше прищурился.

— Хотя мы с ним не разговаривали.

— Но ты видел его тогда.

— Да. Он был величественен, воистину величественен, люди бы сказали, что он был достоин называться древним богом.

И положил конец эпохи древних богов как раз охотившийся на луну медведь.

Миюри, волчица нового поколения, ненавидела медведя, считая его врагом бывших товарищей своей мамы.

Но Роше прежде сказал про медведя нечто странное:

Я видел, как он, Великий, сражался, защищая нас.

— А древних богов не тот же самый Медведь-Лунобивец разогнал? — спросила Миюри.

— Это было очень несчастливым происшествием. Прежде всего, в то время люди начали вырубать леса, поэтому мы, утрачивая свою территорию, сражались не только с людьми, но и друг с другом.

— Ярость медведя была тоже частью этих сражений? — предположил Коул.

Роше медленно покачал головой, как бы предлагая не торопиться.

— Наблюдая за тем сражением, я вдруг подумал кое о чём. Люди умнее нас, их больше нас. Они сотрудничают, делают инструменты, строят города и могут жить, где захотят. А мы? Мы лишь можем защищать свои сжимавшиеся территории. Рассчитывать на сотрудничество, как у людей, было глупо, мы не могли надеяться на что-то вроде их веры, объединявшей людей разных слоёв общества, позволяя им противостоять трудностям. Вот почему я понял это. Рано или поздно мы людям проиграем.

Филинов иногда называли лесными мудрецами.

Роше тихо вздохнул, как мудрец, не ожидавший ничего хорошего.

— Медведь-Лунобивец мог предвидеть исход битвы с человечеством именно благодаря своей небывалой силе. Если победить не мог он, то и никто не мог.

— Медведь-Лунобивец не мог победить? — удивился Коул.

По легенде медведь был такой огромный, что мог усесться на гору, как на камень, и Коул думал, что, скорее всего, так и было. Золотой баран Хаскинс рассказывал, что, когда он спасался бегством от Медведя-Лунобивца, огромное тело исполина напоминало настоящую луну: сколько ни убегай, его видимый размер не убывал.

Но Роше с видом взрослого, развеивавшего детские фантазии ответил:

— Не мог победить. Потому что мы не сотрудничаем. Насколько бы ни был силён каждый из нас по отдельности, все мы можем устать, можем заснуть, а раз нас некому защитить, когда-нибудь каждый из нас проиграет.

В эпоху древних богов Медведь-Лунобивец признавался самым могущественным из них. Миюри как-то наивно спросила, чем занимался медведь днём, так как во все историях об охотнике на луну события развивались по ночам. Коул о таком даже не задумывался. Охотившийся на луну медведь был легендой, и Коул даже не мог представить его таким же, как и остальные, способным устать, проголодаться, хотеть спать и просто зевать.

Но если подумать, что Медведь-Лунобивец был просто огромным не-человеческим существом...

Роше говорил именно об этом.

— Однако... мне непонятно с тем, что ты рассказал. В старых преданиях с медведем всегда сражались древние божества, воплощения. И проигрывали всегда воплощения, а вовсе не люди, — с некоторым недоумением заметил Коул, вспоминая, что Миюри даже всегда рычала, когда слушала эти истории. — А ты говоришь, что Медведь-Лунобивец старался вас защитить.

История филина, ставшего инквизитором, противоречила тому, что слышал Коул.

— Всё просто. Великий хотел добиться сосуществования людей и воплощений, — ответил Роше.

— А-а?

Коул сам не понял, у него вырвался этот возглас или у Миюри.

— Но это в идеале. "Сосуществование" — это звучит хорошо, а по сути оно означает просить людей уступить часть занятой ими территории нам. А кроме того, для людей не так просто различать бессловесных лесных жителей и нас, высших. Сожрали кур, которых люди старательно растили — людская обида. Нашли в глубине леса кости девочки, собиравшей орехи, — ещё обида. Все эти обиды навешивались на нас. Ну-у, не знаю, насколько невинными были и мы сами.

На последних словах Роше посмотрел на Миюри, вероятно, это было злой самоиронией, однако кровь в её жилах была наполовину волчьей.

— Как бы то ни было, этот огромный медведь, преисполненный стремлением к справедливости, вмешался, стараясь уладить противостояние нас и людей. Думаю, он считал это своим долгом как самого сильного существа на земле, — Роше глубоко вздохнул и покачал головой. — Но как вы думаете, что в таком случае могло произойти? С позиции людей, медведь выглядел занимавшим сторону животных, а с нашей — он казался на стороне людей. Этот доброй души медведь пытался утихомирить вражду... проявляя уважение к обеим сторонам.

Медведь-Лунобивец был так силе, что лишь его сила сохранилась в легендах, о том, каким он был сам, не осталось ничего. Видели его и выжили только те, кто сумел сбежать от него, оставив его позади, словно луну, не убывающую в размерах.

Тем не менее, уничтожив всех своих врагов, медведь вдруг исчез, даже не возвестив о своей победе. Почему он причинил столько бед, а потом вдруг исчез из истории?

Какова же была его цель?

Возможно, сами сражения были тем, чего он не хотел.

— Юг уже тогда был территорией, которой завладели люди, север с его суровой природой им было трудно заселять. Но если люди что-то решают сделать, они всегда этого добиваются. Вот почему Великий всегда был настолько против прокладывания здесь пути.

Коул мысленно перенёс далёкое прошлое в настоящее. Представил себе медведя, положившего лапы на окружавшее Убан горное кольцо и нависшего над горным краем. Его глаза увидели это, вероятно, заставив его задуматься.

Коул и сам был удивлён близостью юга, увидев его с вершины скалы.

— Потому что север и юг будут связаны?

Роше пожал плечами.

Пока они втроём шли по тёмной ночной улице, Коула стало одолевать сомнение, во сне это происходило или наяву? Чувствуя себя сбитым с толку, он обернулся к Миюри, втайне желая, чтобы она залаяла. Ведь известно, что когда духи леса сбивают с пути охотника, ему всегда приходит на помощь охотничья собака.

— Если смешать прозрачную воду с мутной, пути к прежней воде уже нет. Хотя у мутной воды обычно бывают преимущества, верно?

— Мутная вода — это люди?

— Благородная речная рыба и сом, вопрос в том, кто из них крепче.

Люди способны жить где угодно. Даже на обледенелых островах в море, изолированные от остального мира, в условиях, которые назвать суровыми было бы слишком мягко.

— Этот упорный медведь пытался хотя бы затормозить продвижение людей на север. Может быть, он надеялся выиграть время, за которое сможет договориться с обеими сторонами. Однако никто не понял его мотивов, в итоге он остался в одиночестве посреди вражды. И потому навлёк на себя гнев обеих сторон.

Слабая улыбка Роше, вероятно, отражала его тёплое чувство к невинной глупости медведя, охотившегося на луну. Словно к далёкому воспоминанию или к сладкой горечи былого.

— Итак, я и ты, — сказал Роше и, остановившись, посмотрел на Коула.

Его появление было таким подозрительным, а чувства — поддельными. Но всё это выглядело настолько поддельным, что сама поддельность казалась искусственной.

Могло ли отрицание отрицания быть утверждением? Над этим ломают головы учёные в глубинах монастырей. Может быть, это служило доспехами самому Роше.

Он решил стать инквизитором, чтобы собирать сведения о не-людях по всему свету и следить за перемещениями сил Церкви. Наверное, это могло многим помочь, но чтобы этим заниматься, сам Роше должен был постоянно лгать. Лгать тем, с которыми работал, лгать подчинённым, лгать своим противникам.