Под небом голубым

Рысев кивнул. С нескрываемым интересом смотрел он на случайно встреченного поэта-единомышленника.

— Стихи у тебя, парень, настоящие, да ты и сам об этом знаешь. Если ты не против, мы могли бы продолжить наше знакомство. Костя, ты не теряйся,— попросил Глеб.— Дай-ка я тебе свой телефон запишу.

Почувствовать человека рядом! Тот, для кого набор ничего не значащих слов превратится, однажды, в пережитый опыт,никогда его не забудет, станет дорожить каждым таким мигом, подаренным судьбой.

Артём и Костя уснули. А Глебу не спалось. Ему снова повезло.Приятели, знакомые— их было много. Но между ними и Глебом всегда существовало расстояние непонимания. А тут такая роскошь— единомышленник, человек, звучащий с ним на одной ноте!

Старое кожаное кресло слегка заскрипело под Рысевым, который, не желая спать, решил продолжить, прерванное приходом ребят, чтение.

Из открытой книги на него повеяло Акедонией. "А ведь тебя можно отыскать везде, под любым небом,"— поразила Глеба-Клиния неожиданная мысль и он улыбнулся, удивляясь тому, что не понимал этого раньше, готовясь сбежать из ставшей тягостной ему реальности.

Тем, кто этого хочет, беспредельный мир открыт для постоянного познавания. Живые глаза отличает притаившееся в них удивление, восторженный интерес и дерзкий вызов сложностям и условностям. Настоящие глаза не всегда отыщутся рядом, дорога к ним может оказаться мучительно долгой. Но их обладатели ведь тоже нуждаются в обществе себе подобных. И потому, такие встречи замечательно неизбежны. Глеб Рысев, всё ещё улыбаясь, погрузился в чтение, подумав перед тем, что когда-нибудь обязательно расскажет Костику о своей Акедонии.

Пушистые жёлтые комочки одуванчиков, во множестве разбросанные в траве, сотворили из обычной поляны настоящее весеннее чудо. Босыми ступнями Глеб осторожно ступал по нежному разнотравью.А потом и вовсе улёгся на, стелящийся под ноги, душистый ковёр. Он жевал сочную травинку, смотрел в ярко— синее небо и ни о чём не думал. Весна входила в каждую его клеточку, наполняла непривычной лёгкой радостью. Это ощущение, такое волнующее и сильное, вдруг стало для него непереносимым. Глеб Борисович резко поднялся с земли и...проснулся.

В Акедонии не растут одуванчики. А жаль! Почему только теперь он осознал их простую незатейливую красоту.

-Не жил, скользил! Пропустил мимо всё действительно стоящее и значимое. Мне ведь ни вспомнить, ни пожалеть не о чём. И не о ком!

Лида, я уже почти и не помню тебя! Ты. Я. Каждый сам по себе. Бремя сознаваемого долга,"мы в ответе за тех, кого приручили". Человек не должен приручать человека! Уходит свобода, не рождается радость, погибает любовь.

А без любви так тоскливо. Под тусклым небом серая земля. И мягкие иголочки одуванчиков способны ранить, а не радовать. Как песок сквозь пальцы сочится жизнь. За каким из поворотов ей суждено оборваться ? Моя закончилась в одночасье. Я не успел задуматься и осмыслить. А если б даже и знал и предвидел— сумел бы?

Пелена условностей, как паутина. Из одного, свято чтимого заблуждения, возникает другое. Покров иллюзии прочен, посягать на него сущее кощунство. Это— для чудаков, которые не от мира сего!

Не от мира того и я, нынешний. Ты удивительная, искренняя и чистая, моя бесценная Акедония! И пусть, я, беспутный, ничем не заслужил, дарованной мне милости, но как же чудесно жить осознанно, а не скользя.

Элеонора любовалась быстро взрослеющим сыном. Её мальчик будет хорошим императором для Акедонии. Уже сейчас он проявлял себя, как умный правитель, способный предвидеть последствия, принимаемых им решений. Элеонора умышлено отстранилась от насущных проблем государства, позволяя Клинию приобретать необходимый опыт.Не всегда она была с ним согласна, но не вмешивалась. И советов не давала, если её о них не просили.

А молодой император, хотя и относился к матери с должным почтением, за советом шёл к своей Эльдаре.

Нет, Элеонора не ревновала, но тревожилась, замечая, нарождающееся между императором и ведуньей запретное чувство. Никогда не позволит им Файена любить друг друга! Нужно спешить, пока ещё не поздно. Пусть укажет Просветлённая, кому суждено стать новой императрицей. Пришло время стать Клинию мужем и полновластным правителем.

С утра до заката Глеб-Клиний старательно занимался множеством, может не таких уж и важных, но неотложных дел. Глеб всегда любил работать. А сейчас ему было так интересно и так хотелось сделать всё наилучшим образом, что Эльдаре с трудом удавалось уговорить его немного побездельничать и просто прогуляться.

— Эй, оглянись вокруг,— требовала ведунья,— ты рискуешь из человека превратиться в машину, плодящую указы.

-Но я занят !

-А как приятно пройтись босяком по пляжу, песок ещё не остыл и вода такая тёплая.

— Искушаешь?

— Просто предлагаю искупаться.

— Вот сейчас закончу...

— Дела способны подождать до завтра. А одна рассерженная колдунья превратит тебя сейчас в самописное перо!

-В шариковую ручку, что ли?

-А что это такое?

-Ох, Эльдара, ты сильнее моих обстоятельств. Так уж и быть, веди меня за собой.

-Ну, уж нет, император! Погаси сожаленье на лике своём!

-Плутовка, вот я тебя сейчас поймаю!

-Ой, ли!

-Ага, попалась... Какие у тебя душистые волосы! Такие мягкие...Эльдара...

Теплые губы подрагивали, но не ускользали. Огромные глаза широко распахнулись ему навстречу. Глеб осторожно отстранился, недоверчиво разглядывая её улыбающееся лицо. А потом бережно и очень нежно обнял свою Эльдару. Они ничего больше не сказали друг другу. Сердце не говорит словами. Они ему не нужны.

Взявшись за руки, Глеб и Эльдара молча шли берегом моря, слушая вечную мудрую песню, стремящихся к берегу волн. В который уже раз они становились свидетелями удивительного таинства, когда, устав за день, солнце клонится к морю, чтобы в его объятиях отдохнуть и набраться сил для трудов грядущего дня.

От воды повеяло прохладой, и Глеб обнял девушку, согревая её озябшие плечи. Уходить не хотелось. Как-то внезапно в памяти всплыли слова полузабытой песни, из той, такой нереальной теперь жизни:

"Под небом голубым,

Есть город золотой

С прозрачными воротами

И яркою звездой."

Эльдара встрепенулась, взволновано потребовала : "Ну, что же ты замолчал, продолжай! ".

Выслушав всю песню, укорила Глеба: "Как ты мог таить от меня подобное?"

-Да это и пришло-то совсем случайно,— растерянно улыбался Глеб, не понимая скорее то, отчего вспомнилось, а не почему не вспоминалось раньше.

— "Под небом голубым..."-Эльдара осторожно произносила слова, простые, волнующие.

— Научи меня этой песне,— попросила она. -И другим, похожим. Ты ведь знаешь не только её?

-Наверное, знаю. Песни и стихи. Я никогда не задумывался о сокрытой в них силе. Сейчас почувствовал. Странно как-то. Всего несколько слов, а сказано так много и ёмко.

-Ты мечтатель, который плохо осознаёт в себе этот удивительный дар. Но как же меня радует, император, что тебе не грозит опасность быть превращённым в ту самую "шариковую ручку",о которой ты так мне ещё и не рассказал!

Третью ночь горел Живой Огонь в Храме Судеб. Просветлённая три ночи подряд взывала к Богам — но не было ей ответа.Или она не хотела и оттого не сумела его понять?

Файена наконец сдалась и послала за Эльдарой.

— Клиний должен занять престол правителей Акедонии. И я хочу тебе поручить обратиться к Богам, чтобы узнать, кого они пожелают дать императору в жены.

Эльдара молчала. Опустив голову она набиралась храбрости. Файена смотрела на девушку, всё более хмурясь.

Не было более нужды тревожить Богов! Их воля, как бы не ранила она Просветлённую, стала для неё очевидной.

-Эльдара!

Ни вины, ни сожаления не чувствовала глупая девчонка!

— Я вижу, сейчас тебя не мучат сомненья, -рассердилась Файена,— а что, если, однажды, ты ужаснёшься содеянному ? Могу ли я благословить свою жрицу на подобное безумие?! Ты приносишь ему в жертву свой дар!

Эльдара подняла на Файену глаза.

-А ведь мне её не убедить!— поняла Просветлённая.

Непоколебимая уверенность юной ведуньи, отчего-то, смутила Верховную Жрицу и она, невольно, задумалась.

Просветлённая верила тому, что говорила. Когда-то верила. Но сейчас, была ли в ней жива прежняя уверенность?

-Будь по-твоему! — наконец решилась Файена. Но я, всё же, хочу испытать его.

Эльдара улыбнулась, соглашаясь. Главное сражение осталось позади. В Клинии она не сомневалась.

А ведь Элеонора предвидела нечто подобное! Сердце сжалось от спокойного, но непреклонного ответа сына.Её мальчик посмел ответить "нет"!

-Боги явили мне свою волю. Согласен ли император, проявить послушание, и взять в жены ту, что нынче будет указана мной?— следуя сложившемуся ритуалу, спросила Просветлённая.

И услышала в ответ от Клиния : "Нет".

Элеонора вздрогнула и со страхом взглянула на Алькадо. Глаза Хранителя улыбались. Ничего не понимая, императрица не посмела вмешиваться, она молча всматривалась в гневное лицо Верховной Жрицы, удивляясь способности своего сына перечить Файене.

-Нет?— переспросила Просветлённая, вложив в свой вопрос необходимую долю недоумения и негодования.

Выдержать взгляд, устремлённых на него глаз Верховной Жрицы Храма Судеб, Глеб-Клиний смог с трудом. На огонь следовало ответить огнём. И он призвал на помощь всё, что горело и трепетало в нём, а когда почувствовал, что способен говорить, обратился к Просветлённой и Хранителю Акедонии со словами: "Когда-то Тихий остров преподнёс мальчику-императору неоценимый дар— верную подругу-ведунью. Сегодня император Акедонии просит её себе в жёны."

— Отдаёт ли себе отчёт император, о чём он просит?— Сверкнув глазами, возмутилась Файена.

Клиний не дрогнул. Он готов был стоять на своём до конца. И тогда Просветлённая попыталась вразумить его, как мать— неразумного ребёнка.

— Пойми, негоже императору свои желания и капризы ставить превыше интересов государства, — ласковым, но настойчивым голосом заговорила она.

— Чем может повредить Акедонии наш с Эльдарой союз?— спросил Клиний.

— Дар Эльдары— достояние и опора Акедонии. Ты же, взяв в жены жрицу, лишишь её волшебной силы.

-Почему должно случиться так?

-Муж, пусть неосознанно, но подавляет волю своей жены, и она теряет способность служить Богам и слышать их зов.

— Я не стремлюсь к обладанию ни Акедонией ни Эльдарой. По праву любви я принадлежу им, как и они принадлежат мне. А любовь свободна и щедра. "Ты" и " я", ставши, однажды, "мы",образуют гармонию целого. Как же возможно, чтобы одна часть целого, подавляла и угнетала другую? Позволь не согласиться с тобой, жрица. "Мы" многократно сильнее, разобщённых начал.

Файена опустила голову.Ей вновь предстоял выбор. Но теперь за её плечами было выстраданное понимание. Ёе собственная жизнь давно уже подвела жрицу к осознанию этой истины. Упорствовать было не только бессмысленно, но и преступно. Разрушив чужие жизни, она, всё равно, не сможет оправдать свою.

Повисшее в Храме молчание никто, кроме неё, не посмеет нарушить.Файена посмотрела на Алькадо, на Клиния, почувствовала присутствие взволнованной Эльдары, и приняла неизбежное.

-Во имя Акедонии, да будет так, ты можешь назвать Эльдару императрицей! Я благословляю ваш союз,— торжественно произнесла Верховная Жрица и протянула руки к священному пламени, которое ярко вспыхнуло при этом.

Эльдара возникла из полумрака храма. Она коснулась руки своего избранника, и будущая императорская чета склонились перед Файеной.

-Возможно, вы сейчас более мудры, чем я некогда, -сказала Просветлённая, соединив руки императора и ведуньи над пламенем священного огня.

-Права ли я, позволив жрице свернуть с предназначенного ей пути?— тихо прошептала Файена, обращаясь к Алькадо.

-Как никогда ранее,-так же тихо ответил её сын.

Затаив дыхание следила Элеонора за всем происходящим.Она вспоминала Клиния Проклятого, который мог бы сейчас гордиться своим наследником. Она и сама гордилась своим мальчиком, так незаметно для неё ставшим мужчиной и императором.

Подхватив на руки смеющуюся Эльдару, Клиний III вынес её из Храма Судеб, на встречу тем, кто ожидал у его порога свою будущую императрицу.

Олег, в очередной раз выслушивая Викушины нотации, миролюбиво улыбался, чем злил жену ещё больше.

-Ты совсем сошёл с ума, Шутов! Ты соображаешь который час? Вот и ночевал бы на своём Майдане, если ноги тебя сами туда несут.

-Вика, да я у Глеба был. Не веришь— спроси у него сама. Ну, не сердись. Ему понадобилась, срочно, моя помощь. Не мог же я отказать другу!

— Шутов, завтра или вовремя, или вообще не приходи! Понял?

— Викусь, завтра ж суббота!

— Вот и хорошо, у меня на тебя грандиозные планы имеются.

— Сдаюсь на вашу милость, мадам! А в чём заключается моя трудовая повинность?

— Ой, Шутов, ты поверь, я с тобой в полной мере рассчитаюсь!

— Иди ко мне, солнышко. Ночь долгая, вдруг, мне повезёт, и ты к утру подобреешь!

Вика рассмеялась не способная долго противиться обаянию бесшабашного мужа.

-Я бы, на твоём месте, не особенно на это надеялась,— заметила она, прильнув к, подхватившему её на руки, Олегу.

Весь следующий день Шутов посвятил семье. Он и вправду чувствовал себя виноватым. В начале ноября у них с Викой родился сын. И, хотя, покуда особых проблем с Тошкой не было, да и бабушка Аня с радостью возилась с долгожданным внуком, но то, что он не уделял жене и сыну должного внимания, было стопроцентным свинством.

Ближе к вечеру Олег стал рассеянным, его так очевидно влекло на улицу, что Вика сжалилась и предложила оставить Антона с мамой, а самим прогуляться. Ей стало любопытно, что за притягательная сила витает над Майданом, отчего загораются глаза её знакомых, побывавших там.

В свете фонарей и витрин припорошенный снегом город выглядел торжественно-праздничным. Усиливало впечатление праздничности обилие вышедших из домов людей.Они двигались преимущественно в одном направлении, узнавая друг друга, с удовольствием общались, смеялись. На Майдане звучала музыка.

Вике, неожиданно, пришлось по вкусу ночное гулянье. Напитанное дружелюбием пространство в считанные минуты втягивало в свой круг новоприбывших. Ощущение своей силы, значимости, важности происходящего проникало в человека, приподнимая его немножко над самим собой. Вика сумела это почувствовать.Ей стало понятно неуёмное стремление мужа проводить на Майдане каждый вечер.

Олег разыскал Артёма и Костю и познакомил с ними жену.

-Костя, как и Глеб, пишет стихи.Классые. Он тебе почитает. Кость, давай то, вчерашнее, про толпу и людей.

Парень неуверенно взглянул на Вику. К месту ли? Но девушка только поощрительно рассмеялась.

-Стихи у нас— дело почти семейное. Рысев нас всех приобщил. Как долго его не слышим, так, вроде, и не хватает чего-то. Вам бы с ним познакомиться.

-Познакомились уже. Вчера.

-Ясно. Так скажи мне, Шутов, вы Глебу помощь коллективно оказывали?!