Но десантники были не просто люди — они солдаты, и сейчас они на вражеской территории. Любой неосторожный шум мог навлечь беду, любое слово могло отвлечь внимание. Общение только жестами или короткими командами. Движение только перебежкой от одного угла до другого. Голова постоянно прижата к плечам. Тело напряжено. Ноги полусогнуты.
Колоссальные размеры комплекса обрушиваются с самого верха, вызывая боязнь открытых пространств, что иной раз похлещи клаустрофобии. Ноги вмерзают в землю и отказываются идти. Спина по привычки сгибается. Постоянно ждёшь выстрела из темноты.
Кто же его знает, что скрывает эта тьма?
Незнание обстановки, влечёт за собой неуверенность и смятение. И только плечо товарища, его ободряющий взгляд и дух некоего братства, витающий поблизости, не позволяет ногам бежать, а телу прятаться в какую-нибудь щель и там душе трястись до потери чувств.
Жилые отсеки кое-как пройдены, изучены вдоль и поперёк — ничего конкретного. Личные вещи, фотографии, коллекция фильмов, электронных книг; какие-то объедки, разный мусор, и никого живого. Люди просто испарились, будто исчезли разом, не успев прихватить с собой вещёй. Пусто.
Город призрак на брошенном корабле.
И вскоре азарт пересиливает страх. Найти, найти во чтобы то ни стало, хоть какие-нибудь следы живших здесь людей, но лучше их самих. Отыскать, отрыть хотя бы трупы. Но нет... Всё безрезультатно.
И тогда приходит злость.
Куда же чёрт могли они все подеваться?!
Мыслей по этому поводу вагон и маленькая тележка, но ни одного ответа. И всё чаще начинаешь задумываться уже о собственной участи:
"А что, если тоже самое случиться и с нами, и мы исчезнем не оставив и следа?".
Но гонишь мысль о смерти прочь. Поддашься им и всё — конец. Всепоглощающий страх поглотит без остатка, разрушив разума мосты, и сразу же превратишься: в зверя, что в трусости своей стремится выжить бегством, в одиночку; а может, наоборот, превратишься в безвольную марионетку, что не в силах даже с места сдвинуться, не то что защищаться, жить и выживать.
Да и чего сейчас думать-то о смерти? Рано. Ещё не видно её следов вокруг, её зловонья и тошнотворной "красоты", что она любит оставлять опосля себя. Так что ж звать раньше времени её? Отбросить страх и продолжать искать, не думая ни о чём, вот залог успеха.
За жилыми комплексами начиналась рабочая зона. Здесь в основном находились: исследовательские лаборатории, научные центры обработки информации, технические отделы поддержи и ремонта оборудования. Всё то, что нужно только для работы колонистов.
Рабочая зона начиналась с понижения потолка. Голографическое небо, куполом обрывалось вниз и на последних трёх палубах прерывалось. Получалось так:
Четвёртая палуба — служила фундаментом, как для жилого комплекса, так и для рабочей зоны.
А с пятой по восьмую — выходя в жилой комплекс огромной аркой, размещался вход в рабочую зону.
А дальше всё глухо закрывал небесный купол.
Выходит рабочая зона — служила как бы перешейком меж двух больших открытых пространств: жилым комплексом и центральным парком — конечный пункт назначения поисковой группы.
Посередине рабочей зоны шла просторная центральная дорога, заполненная брошенными картами. От неё ответвлялись улочки, змеились между исследовательскими отсеками, и снова выходили в центр. Так же через центральную улицу были переброшены мосты, платформы и пневмотрубы, для доставки грузов.
Если в общих словах, то это был один такой большой замкнутый муравейник с центральной, горизонтальной шахтой и множеством ответвлений, коридоров, коридорчиков и тупиков, соединенных меж собой нитями мостов.
Но самое поразительно, если жилой комплекс поражал своими размерами, но всё же воспринимался больше, как некий обычный город, то рабочая зона просто повергала в шок. Именно здесь, где не создавалась иллюзия открытого пространства, воочию представали перед людьми поистине циклопические масштабы корабля. И только здесь, впервые люди почувствовали себя муравьями, ничтожными букашками, посреди горного массива.
Когда-то рабочая зона была, наверно, полностью освещена. Она плескалась в свете вывесок и прожекторов, и даже сами стены светились мягким светом. Сейчас же ни единый лучик света не проникал сквозь сумеречную тьму. Лишь чуть-чуть светились чёрно-синие стены, создавая призрачное марево вокруг самих себя.
Но размеры зоны настолько были огромны, что не то, что стены, несмотря на их слабую светимость, просто были не различимы во тьме, здесь даже тишина не могла молчать, как не могут молчать и огромные пещеры в отличие от городов покинутых людьми. Сам воздух здесь, циркулируя, гудел зловеще: стонал, как стонут сотни призраков, и плакал, как дитя. Стонали и кристаллические стены вторя ветру, и где-то капала вода, стекая многочисленными ручьями.
В рабочей зоне было так много влаги, что, казалось, сами стены плачут. Дотронешься, и по руке бегут ручьи.
-О Боги, кто мог создать такое?.. — не веря своим глазам, шепчет лейтенант Крапивин, соединяясь с группой Сайлуса. — Как будто и не люди вовсе строили всё это.
Перед солдатами разверзся самый что ни на есть каньон с перекладинами-мостами. И ему не было видно ни конца, ни краю. А чтобы разглядеть его вершину приходилось выгибать не то, что шею, спину!
Чёрно-синий монолит, изъеденный множеством проходов, практически без окон и дверей, покрытый призрачным маревом тумана, поражал масштабами и грозил запутать всех в своих чертогах, кто вдруг с перепугу дерзнёт сунуться в него.
И кто там может прятаться? Кто жить? Известно только Богу.
-Да, попали... — вторил лейтенанту Крапивину, сержант Званцев, не отрывая взгляда от каньона. — Тут точно за год всего не обойдёшь. Сколько бы сюда людей ни нагнать, всё будет мало.
-Ну и что дальше лейтенант? — вслед за сержантом, ища совета у Сайлуса поинтересовался Крапивин. — Ваш человек прав. Это место просто нереально обследовать нашими силами, даже если мы всех задействуем в поисках. Что скажете?
Но вопрос прозвучал слишком рано — Джон ещё не знал: как им быть, — он думал. А пока думал, не к месту поделился своими наблюдениями, водя рукой по мокрой от влаги кристаллической стене:
-Система жизнеобеспечения здесь, похоже, полностью накрылась. В зоне создался внутренний микроклимат не контролируемый "Хароном". Ещё, по всей видимости, где-то должен был быть большой водоём, отсюда и вода. Водоём высох и превратился в пар. Днём корабль нагревается, нагревается и рабочая зона — вода испаряется. Ночью же корабль остывает и тогда влага конденсируется, осаждаясь туманом на стенах. Круговорот воды в природе. В нашем случае на корабле. Как нам быть? — стремительно меняя тему, переспросил он. — Пока не знаю. — И следом: — Капитан, — связавшись со штабом, — вы видите это? — спросил он, имея в виду каньон и всю рабочую зону вместе взятую.
-Вижу, Джон, — откликнулся, незримо присутствующий Ямото
-Впечатляет, неправда ли? — усмехнулся в ответ Сайлус. — И как они только умудрились построить всё это, ума не приложу.
И хотя Джон напрямую не задавал вопроса, "Харон" вдруг, посчитал себя обязанным внести пояснения, подав голос:
-Эта секция искусственно выращивалась, лейтенант Сайлус, единым составным блоком прямо на корабле при его постройке.
-Спасибо "Харон", — хмыкнул Джон, едко подколов "мозг" в конце. — Эта информация очень ценная сейчас для нас.
Но "Харон" не был человеком и, потому просто ответил:
-Пожалуйста, сэр, всегда к вашим услугам. — Чем вызвал к себе раздражение людей.
-Если ты такой умный, — скрывая неприязнь, обратился к "Харону" лейтенант Крапивин, — то, может, ответишь, как нам обыскать всё это дикое пространство и не заблудиться при этом самим.
-Я сожалею лейтенант, — начал, было "Харон", и тут вдруг умышленно пропустил фамилию того, к кому обращался. Может, он всё-таки и не так сильно отличался от человека, и всё понимал? — Я сожалею лейтенант, но все мои системы в этой зоне находятся в нерабочем состоянии. Там где вы сейчас находитесь, я могу ориентироваться не лучше вашего.
Ответ был очевиден, и спрашивать не было смысла, учитывая условия, в которых пребывала рабочая зона, но попытка не пытка. Хотя она и не принесла желаемых результатов.
Потекли минуты ожидания и анализа.
Наконец, Ямото, сидящий в здании управления, сверившись со схемой корабля, принял решение:
-Обследуйте центральный тоннель и выходите к конечному пункту. Углубляться в рабочую зону не советую. Этот вопрос мы решим позже. Приступайте.
Первым откликнулся Сайлус:
-Вас понял. — И перешёл на внутреннюю связь. — Всем внимание — порядок прежний. Крапивин по правому борту, я по левому. Дистанция пять метров. Если что заметите, сразу давайте знать. Вперёд!
Десантники, снова разбившись на две группы, осторожно прошла арку, углубляясь в каньон рабочей зоны. Со стороны жилого комплекса могло показаться, что люди не вошли в зону, а как бы нырнули во тьму, в некую осязаемую субстанцию, колыхнувшуюся за их спинами.
Обзор автоматически сузился, выделив перед глазами только центральное пятно серого сумрака, остальное всё тонет во мраке. Ещё слабо светился призрачным светом потолок в ста метрах над головой, но абсолютно не освещал пространство внизу.
Осторожность, медленный шаг, несвойственная напряжённость в движениях; восхищение и одновременно боязнь окружающего пространства; постоянное ожидание чего-то, хотя и сам ещё не знаешь чего. Атмосфера накаляется с каждым проделанным шагом. И не дай Бог чему-то сейчас приключиться, чему-то экстраординарному, чему-то, что заставит людей потерять над собой контроль. Сразу же начнётся безудержная стрельба, которую потом уже не остановишь никакими вразумлениями, пока у солдат не закончится боезапас или не уйдёт страх, вылившись адреналиновой рекой.
Вокруг тебя зловеще гудит воздух, проходя сквозь туннель каньона, как по аэродинамической трубе. Вода капает и журчит где-то там во тьме бесчисленных коридоров, и чудиться, что это и не вода вовсе, а чьи-то тихие, осторожные шаги.
Переходы, переходы, ответвления и коридоры, массивные арки или сплошные гладкие стены некоего горного монолита, и всё это тонет в жуткой тьме.
Сыро, холодно, темно.
Противно, страшно и в то же время интересно. Постоянно почему-то ожидаешь появление не живых людей, а призраков. Видимо потому, что здесь просто не было места живым, настолько здесь было зловеще и неуютно, отталкивающе и нереалистично, что воображение само собой рисовало чудовищ, призраков и вурдалаков, но никак не живых людей.
Бррр...мурашки по коже.
Это страх проникает в тебя по каплям разъедающего разум яда. Потеют руки, во рту пересыхает и язык прилипает к нёбу, а дыхание замирает в глотке. Иной раз даже заставляешь себя дышать. Никакого спокойствия, здесь просто невозможно расслабиться. Это место настолько огромно, просто колоссальное, что разум отказывается верить в его необитаемость. Всё время ощущаешь на себе чей-то зловещий взгляд. Быстро оглядываешься.
Но здесь же ни черта не видно! Верти не верти головой, а всё бестолку.
Тогда сжимаешь посильнее руки на рукояти винтовки и поближе, поближе к своим, чтоб если что, тебя не первым сцапали.
Командиры предпочитают не замечать того, что десантники невольно начинают кучковаться, потому как тоже люди, и испытывают те же чувства, что и у остальных. Но идти постоянно в безвестности, каждую секунду ожидая нападения из-за какого-нибудь тёмного угла, тоже нельзя и лейтенант Сайлус решает на свой страх и риск осмотреть хоть один из боковых коридоров, хоть глазком на него взглянуть:
-Ровен, — обратился он к "дельтовцу", несшему на себе ряд всевозможных приспособлений, — ну-ка подсвети. Посмотрим, что там.
Разведчик прошёл чуть вглубь ответвления, активировал два небольших шарика. Шары мелко завибрировали, после чего плавно воспарили над его ладонью. Потом покрылись голубоватой сферой из светящихся частиц и стремительно улетели вперёд, наподобие ведьминого огня, рассыпая искры. Искры, какое-то время плавают в воздухе, создавая два длинных светящихся призрачных следа, а затем медленно дождём или пылью оседали на влажный пол и затухали.
-Ничего, — констатировал Сайлус, мельком оглядев ответвление от центральной улицы. — Совсем ничего. Всё то же самое и ничего нового... Ну, чего застряли? Двигаем дальше. — Поторопил он, направляясь в сторону центрального парка с мыслью — поскорей бы выбраться отсюда.
Вскоре на горизонте забрезжил свет, хотя это и громко сказано. Вообще-то контраст между тьмой и просветлением впереди практически отсутствовал. Так, чуть-чуть, марево мрака растворялось, приобретая уже не целостный характер непробиваемой пелены, а становилось как бы туманно-зернистой, с вкраплением предутреннего сумрака, расчерчивая на выходе из ущелья некую грань.
Вот она с каждым шагом наползает всё ближе и ближе и, десантники, наконец, преодолевают ту самую грань обрамлённую колоссальной аркой. А впереди, аж дух захватывает, невероятных размеров зала с многочисленными террасами, простирающимися, чуть ли не до самого потолка.
-Мать честная, где это мы?, — разинув рот, выдохнул Сайлус, медленно проходя под аркой и попадая в центральный парк, чем-то напоминающий древнегреческий амфитеатр. С одной стороны "сцена" — монолитная стена с балкончиками и окнами, рабочей зоны. А с противоположной будто бы места для зрителей, только вместо ярусов, тут тянулись ступенчатые террасы, каждая с выходом на свою палубу, являя невольным зрителям срез корабля.
На этих терраса некогда произрастали разнообразные деревья, кусты и пальмы; трава стелилась по удобренной почве, и свисали гибкие лианы, достигая в длину иной раз десятка метров, а вьющиеся растения-лозы наоборот тянулись вверх, создавая видимость загадочных джунглей.
Между террас текли ручьи, впадая в импровизированные реки, что, достигнув края одной террасы, свергались водопадом на другую, или преодолевали их все сразу, обрушивая свои воды в бассейн озера, окружённого порослью деревьев и ухоженной травой, в самом центре парка.
Ещё здесь когда-то пели птицы — настоящие, живые, привезённые с Земли, а ещё летали бабочки, и красивые жуки. В озере водилась рыба, а в небольших зарослях — специально созданных и нетронутых эстетикой, бродила живность непугливая. Рассержено цоколи белки и смешно бегали еноты, ещё ежи в траве копались, и зайцы там же прыгали, а за ними шустро бегала лиса. Были животные и покрупнее, такие как, например, карликовые олени и свиньи дикие, тоже карликовые, а так же, были наверно и другие.
Колонисты каждый день приходили в парк, садились у воды, кормили рыб и птиц, или же усаживались в беседках ажурной выделки и там болтали о своём. О чём? Уже и не узнать.
А кто-то, к примеру, желая уединиться, уходил в отдалённые углы, где маленький живой мирок представал перед человеком в первозданном виде. И там люди собирали грибы, ягоды, и орехи; или просто, накрывшись звукоизолирующим полем, лежали на траве и мечтали в приятной тишине вдали от сутолоки мирской.
