Максимовна и гуманоиды

— Во! Откуда мне знать, деревенской бабе, что вы, собратья по разуму, вечно жить без кристалла не можете!? Я же не со зла надела это украшение! Не я же у вас капусту воровала, а вы мои кочаны крали и пихали в свою "кастрюлю".

Услышав, что этот кристалл необходим для жизни гуманоида Хо, Максимовна еще пуще заплакала. Кому как не ей была известна цена жизни. Прожив многие годы, она видела своими глазами не одну смерть. Многие друзья уже давно переступили тот рубеж возврата из-за которого уже не было никогда. Да и она, как и все ее подруги несколько лет ждала своего часа, пока случай с кристаллом вновь не вернул ей ту молодость, которая в жизни человека бывает только один раз.

После недолгих минут глубокого раскаяния, Максимовна глубоко вздохнула и, вытерев салфеткой слезы, сказала:

— Я сделаю все, чтобы вернуть камень вашему Хо. Ты скажи мне, что мне нужно делать? — спросила она уже готовая к свершению великих подвигов ради спасения инопланетного разума и всей земной цивилизации.

"Прима", как всегда выглядела обворожительно. Только сегодня это было что-то особенное, ее голос звучал, словно не было у нее этих лет. Он звучал как много лет назад, завораживая поклонников и продюсеров хрустальной чистотой и неповторимым тембром. Уже месяц, как камень молодости был у нее, а в часы одиночества грел ее, возвращая то, что вернуть ни одному хирургу было уже невозможно.

Днем она запирала его в свой домашний сейф на Сторублевке, а по ночам втайне от всех, ложась в кровать, надевала на шею вожделенный кристалл, с которым засыпала до самого утра, словно в ванне с парным молоком. Если бы она носила его постоянно, то процесс омоложения шел бы в несколько раз быстрее. Но этого она допустить не могла. Не хватало, чтобы эта молодая девка Балалайкина из проекта "Академия звезд" уличила ее в подлоге и воровстве. Хотя и этим метаморфозам со своим организмом Пугачева была рада до беспамятства.

За этот месяц она сбросила не только пятнадцать килограммов, но почти пятнадцать-двадцать лет, что было заметно даже невооруженным глазом. СМИ наперебой писали об успехах российской пластической хирургии, которые, сотворив чудо, вернули "приме" шарм и вторую молодость. Гламурные журналы пестрели ее новыми фотографиями, а московский бомонд буквально взахлеб обсуждал второе возрождение некогда бывшего кумира.

С началом новой молодой жизни и внимание мужского пола значительно выросло и теперь "прима" могла позволить себе завести нового, еще более молодого воздыхателя и фаворита, который бы мог не только разделить ее элитную компанию, но и брачное ложе. Ей верилось, что вот наступит тот момент, когда вторая звезда российской эстрады, знаменитый на всю страну Максим Алкин станет ее суженым и этот брак принесет ей не только новую славу, но хорошие дивиденды в виде североамериканских зеленых рублей, ради которых она была готова на все.

Мария Максимовна Балалайкина проникшись к увядающему Хо, не могла в эти тяжелые для него минуты оставаться в стороне. Камень Хо уже подарил ей вторую молодость и теперь она считала своим долгом вернуть этот кристалл его настоящему владельцу.

План Хао был оригинально прост. Его способность перевоплощения творила чудеса, ведь он одновременно вполне мог быть не только самой "примой", но и ее новоявленным фаворитом. Это свойство как раз и давало ему шанс найти кристалл вечной молодости. Зная особенности отношений Алкина и Пугачевой, он решил сыграть на этом.

В один из репетиционных дней "примы" Хао, приняв облик Макса Алкина, стоял за кулисами с огромным букетом белых роз. Его влюбленные флюиды сизым облаком плыли по сцене и "прима", почувствовав своим спинным мозгом его влюбленный всепроницающий взгляд, обернулась. Вид шикарного букета, счастливая улыбка Макса оторвали ее от процесса и она, бросив микрофон, на какое-то мгновение отвлеклась.

— Мой мальчик, я знала, нет, я чувствовала, что ты рядом, — сказал Пугачева, подойдя к Алкину, широко разведя руки для лобзаний.

Лже-Макс, улыбаясь, протянул ей букет роз.

— Это мне, мой мальчик!? Но почему все так неожиданно? Ты же сегодня должен быть на гастролях? — спросила она, вздымая свою грудь от волнения.

— Ради тебя, милая! — сказал лже-Алкин. — Я успею, у меня есть еще несколько минут.

— Может сегодня вечером встретимся? — спросила "прима", пожирая глазами своего нового молодого героя-любовника.

— Да, да, несомненно, вечером в "Арлекино", — сказал лже-Макс и, поцеловав счастливой звезде руку, тут же исчез за кулисами.

— Миллион, миллион, миллион белых роз! Из окна из окна видишь ты! — запела "прима" и счастливая закружилась в танце, предчувствуя приятный вечер с любимым молодым человеком.

— Максимовна, наблюдавшая всю эту сцену со стороны, просто давилась от смеха. В эти минуты ей ни чуть не было жаль своего босса по проекту. Ведь она тоже всего месяц назад также воспользовалась ей, и теперь час расплаты неумолимо подходил к развязке. Филигранная артистическая работа гуманоида была по земному настолько убедительна, что Балалайкина в первые секунды сама поверила происходящему. Даже сам Станиславский вряд ли бы смог распознать игру, приняв работу гуманоида за чистую монету.

— Ты, Хао, был неподражаем! — сказала Балалайкина, видя, как умело и уверенно, лунатик завладевает сердцем земной "примы".

— Это, деточка, очень просто, — сказал Хао и мгновенно его лицо превратилось в лицо Пугачевой.

От уведенных трансформаций Машка Балалайкина захлопала в ладоши. Теперь ей был ясен замысел гуманоида, который сегодня вечером разведет влюбленные сердца по разным местам встречи, а сам займет место фаворита. Только сейчас Хао рассказал Максимовне о своих планах, каким способом он проникнет в спальню к Пугачевой и подменит настоящий "кристалл вечной молодости" на ту фальшивку, которую она подсунула когда-то Балалайкиной. План по всем параметрам казался идеальным, но там за стенами останкинской студии разворачивались совсем другие события, которые должны были внести в эти планы свои коррективы.

Как ни прятался Зяма от бормотухинских бандитов, все же банда Монгола разыскала его на бескрайних просторах московских улиц. Ничего не подозревающий Зяма Наппельбаум был до глубины души доволен, что все же сумел всучить фальшивку странной бабе, которая с легкостью меняла свой облик. Десять тысяч долларов, полученные в качестве компенсации, давали ему возможность купить себе новую машину взамен сгоревшего "Запорожца" и по совету своего дяди вернуться домой в Бормотухин. Столичная жизнь была не для него. Зяма до мозга костей не любил городской суеты, которая утомляла его, делая неврастеником.

— Ну, привет, фотоаппаратчик, — сказал за спиной до боли знакомый голос.

Зяма обернулся и увидел нагло улыбающуюся латунными фиксами физиономию Монгола, которая торчала из открытого окна БМВ. В этот миг он почувствовал, как та сумма денег, которая была нажита непосильным трудом может уже через минуту перекочевать в карман Монгола.

От этих мыслей ноги сделались ватные и Зяма почти уже присел, сдаваясь на милость победителю. Но внутренний голос, вырвавшись из оцепенения, проорал ему прямо на ухо:

— Беги, идиот!

Зяма, подпрыгнув на месте, побежал с такой скоростью по Рублевскому шоссе, что люди, дома, деревья и каменные заборы элитных особняков понеслись мимо его глаз, сливаясь в одну сплошную серую стену. Он слышал позади себя визг резины БМВ на крутых поворотах и от этого гадкого и дьявольского звука лишь прибавлял скорость. В какой-то миг казалось, что бандиты идут по пятам. Вот они уже рядом и час расплаты за его самоволие и обман не минуем, как восход и закат солнца.

Увидев дерево, он с невиданной скоростью влез на него, и, словно белка, прыгнув на большую ветвь, перелез через пятиметровый забор на другую сторону. Спрыгнув на другой стороне, он обнаружил, что находится на территории огромного трехэтажного особняка. Его сердце было готово выпрыгнуть из груди, а легкие качали воздух с такой силой, что этим воздушным потоком можно было даже раздувать кузнечный горн. Он изо всех сил старался не дышать, чтобы дыханием не выдать своего присутствия, но гулкое шипение предательски вырывалось из его рта, вводя Зяму в состояние загнанной лошади.

Забившись в самый дальний угол чужого сада, он спрятался за кустами и, поджав под себя ноги, замер, слившись с окружающей средой, словно хамелеон в девственных лесах Мадагаскара.

Зяма слышал, как бандиты бегали за забором в его поисках. Он слышал их разговоры, слышал их проклятия в свой адрес и даже передергивание затворов пистолетов, звук которых наводил на Зяму настоящий ужас. Он понял, что единственным способом выжить в этой ситуации — это оставаться в этих кустах чужого сада до прихода ночи.

Откинувшись на забор, Зяма уснул. Сон змеёй скользнул в его голове и Зяма провалился в черную бездну. Сколько он проспал, фотограф не знал. Холодный, остывший апрельский воздух сквозь одежду добрался до тощего тела Наппельбаума, от чего зубы стали стучать барабанной дробью. Он открыл глаза и в этот миг увидел, как белоснежный лимузин въехал на территорию особняка. Зяма из любопытства раздвинул кусты и, представляя себя солдатом спецназа, выполняющего боевую задачу, пополз к дому, словно удав.

Ему страстно хотелось видеть, кто может жить в таком доме. Этот вопрос праздного любопытства камертоном стучал в голове и Зяма полз. Полз, несмотря на то, что земля еще не покрылась свежей зеленью и местами даже проглядывали прогалины черной земли.

Двери лимузина открылись, и под уличным фонарем показалась счастливая "прима". Она держала в руках букет роз, который страстно прижимала к груди и целовала в бутоны. "Прима" была счастлива! Именно в этот момент Зяма пожалел, что с ним нет рядом его фотоаппарата. Романтическое приключение поп-дивы могло стать для него хорошим приработком. Зяма знал толк в таких фотографиях, и знал их истинную цену для гламурных журнальных издательств, которые на своих страницах любили смаковать частную жизнь звезд.

В этот момент, когда он почти вплотную пробрался к дому, из лимузина вышел молодой и красивый Максим Алкин. Он осторожно взял под локоток утопающую в шелках звезду и, ступая по мрамору ступеней, проводил приму в дом.

Зяма в какой-то миг испытал прилив адреналина и сумасшедшего азарта. Ему страшно хотелось видеть, что произойдет дальше. Ведь не каждый день становишься случайным свидетелем частной и интимной жизни популярной звезды российского шоубизнеса. В эту секунду в нем проснулся настоящий азарт охотника, азарт суперагента и даже супермена.

Зяма, сравнив себя с Джеймсом Бондом, скользнул к окну. Там, за шелком внутри этого дома начинали разворачиваться настоящие романтические приключения, наполненные дикой африканской страстью. Дива бросила букет к потолку так, что розы разлетелись по всему персидскому ковру. Она со страстью бросилась к Алкину и, обхватив его за шею, крепко присосалась к его губам. Так и стояли они, лобызая друг друга посреди комнаты. Свет, который еще секунду назад ярко освещал зал стал, как бы притухать, пока вся комната не наполнилась ярко-красным оттенком. Зяма знал, что красная лампа фотолабораторного света в такие минуты страсти вызывает настоящее, ни с чем не сравнимое возбуждение, которое способно преодолеть все земные преграды. Так случилось и здесь!

Алкин, словно взорвался:

— Подонки! Женщин любить нужно, а не заставлять их шпалы таскать! — кричал он голосом известного российского политика Ширинковского.

Прима хохотали от его импровизаций, и ее шелковые одежды стали покидать диву, пока она не осталась в ажурном нижнем белье. Толщина стекол и вакуумные виниловые рамы не пропускали наружу ни одного звука. Для Зямы все сейчас было, как в немом кино. Звезда играючи побежала по лестнице на второй этаж, маня за собой Макса. Тот так же играючи ринулся следом, и они переместились на второй этаж, где и была заветная спальня.

Зяма Наппельбаум, оставшись в одиночестве, пережить этого никак не мог. Еще не было ни одной эротической сцены, которую бы он не видел своими глазами. Он не мог смириться с тем, что не увидит то, что было скрыто покровом их тайны и это еще больше раззадоривало фотографа.

Зяма, осмотревшись по сторонам, полез. Он лез по стене, словно японский ниндзя, цепляясь руками за каменные выступы. Его путь лежал на второй этаж, где там, стоя на карнизе, он мог не только созерцать сцену любви между пожилой, но омолодившейся дивой и молодой звездой российской эстрады.

К великому его разочарованию, пока он полз по стене, словно таракан и, достиг заветной цели, сцена, которую он так мечтал видеть, увы, окончилась.

"Прима", словно картина Рубенса "Даная" из Эрмитажа, лежала на огромной кровати, раскинув по подушке свои рыжие волосы. В одной руке она держала бокал с вином и что-то говорила Максу, который расхаживал по спальне в одних трусах, держа, также как и она в руке бокал с вином, а другой начатую бутылку "Мартини". Он декламировал:

— Спасибо моим родителям за то, что они дали миру меня!!! — кричал Алкин.

Зяма видел, как "прима", отхлебнув вина, как-то странно закрыла свои бархатные глазки и погрузилась в глубокий и девственный сон. Тем временем Максим оделся и, подойдя тихо, словно гепард, к висящей на стене картине, отодвинул ее. Там в стене, как и во всех дорогих домах "Рублевской республики" был вмонтирован сейф. Увиденное потрясло Зяму так, что он чуть не свалился с карниза от удивления. Алкин поднес руку к дверце и кнопки шифра сами стали вдавливаться панель под действием неизвестной и неведомой ему силы.

— 2, 84, 14, 36, — повторил он про себя тот порядок, в котором открывался сейф. — Два, восемьдесят четыре, четырнадцать, тридцать шесть, — еще раз повторил Зяма.

Дверка сейфа открылась, и в этот миг Зяма увидел, как известный ему артист оригинального жанра точно также оригинально положил амулет в сейф, за которым он, Зяма Наппельбаум ведет охоту уже два месяца. Да, несомненно, это был именно тот камень, который все эти дни будоражил внутренние струны его души. В благодарность господу за эту случайность, Зяма хотел было даже помолиться своему богу, но, почувствовав, как его тело может упасть со второго этажа на кусты роз, растущих внизу под окнами замка поп-дивы, тут же отказался от этой идеи, попросив про себя прощение у своего господа.

Наппельбаум впивался глазами в происходящее, стараясь запомнить своим еврейским мозгом все до самых мелочей. Зачем это было ему нужно, он пока еще не знал, но знал лишь одно, что, обладая такой информацией, он уже был "на коне", и господь теперь сполна воздаст ему за все его еврейские страдания.

Кулон Максимовны перед его глазами мелькнул голубой искрой и исчез в бронированном ящике швейцарской фирмы "ZUG".

Зяма, стоя на карнизе, сквозь щель в шторе не видел саму подмену амулетов и поэтому считал, что искать настоящий бриллиант нужно именно в апартаментах дивы.

Цепляясь за камни, он спустился вниз и на корточках подкрался к стоящему во дворе лимузину. Осторожно Зяма открыл просторный багажник машины и, осмотревшись по сторонам, влез в него, устроившись, словно на полке купейного вагона. В ту минуту его сердце билось от нарастающего напряжения с такой силой, что ему казалось этот стук было слышно даже в родном Бормотухине.