К удивлению Талу, Ами затих.
* * *
Примерно через час они достигли Кен-Каро. Однако машина не останавливаясь пропетляла по улицам и вновь помчалась по прямой дороге.
"В Цету, на базу истребительного отряда, — понял Талу. — Надеюсь, Черзмали там. Ведь Эрно может поставить меня к стенке, как предателя!"
При мысли, что его приключения получат столь мрачный финал, Талу задрожал. Его охватил дикий страх, и Философ как-то ощутил это.
— Не бойся, тебе киберимплантация не грозит, — сказал он. — Ты же не повстанец! Они просто отправят тебя в исправительный лагерь. Но ты всё же постарайся попасть в "Золотые сады", — парню с такой мордашкой, как у тебя, в лагере будет очень несладко. А "бывшие" ничего не ощущают, и в самой операции нет ничего ужасного.
"Я знаю! Мне твердили об этом пять лет!" — захотелось заорать Маонею, но он сдержался. Тем не менее, его тронул этот страшный совет.
— Не бойся, мальчик, — сказал Философ. — Всё это когда-нибудь кончится, и Высшим тоже немного осталось, — я это чувствую. Раньше или позже, но им придет конец.
"Скорее раньше, — подумал Талу, сжимая зубы от боли в плече и чувствуя, что ему тоже впору кататься по полу. — Уж одному-то мне точно. Нельзя, нельзя нам так обращаться с врагами, потому, что настоящих врагов у нас очень мало. Всех остальных мы создаем сами, нашим нежеланием понимать, нашей жестокостью. Об этом мне нужно поговорить с Вэру. Я расскажу ему... если мне не всадят пулю в затылок, или не сожгут живьем, как предпочитает Черми Эрно!".
Больше за всю дорогу никто не сказал ни слова.
* * *
Когда фургон остановился и двери открылись, Талу с трудом поднялся на ноги, — его укачало в тряской машине, он отупел от боли. Рук он уже не чувствовал. Он первым неуклюже спрыгнул вниз — и упал. Стоявший рядом солдат поднял его рывком за шиворот, словно щенка.
Щурясь от света, Маоней осмотрелся, узнав знакомые строения цетанской базы. Вокруг стояло множество вооруженных истребителей, — он с ужасом заметил эмблемы восьмого отряда. Чуть поодаль стоял сам Черми Эрно с помощниками. Черзмали Мато и его бойцов нигде видно не было.
Сердце Талу утонуло в ледяной воде, но он вспомнил, что говорил ему Вэру, — он должен быть невозмутимым. Что ж, он постарается. Вот только надолго ли его хватит?..
Маоней пристально смотрел на Эрно, — тот оценивающе разглядывал пленников. Вдруг по лицу Черми скользнуло удивление. Затем он широко улыбнулся, узнав, наконец, Талу, что-то сказал помощникам и дал знак охране. Рослый боец схватил скривившегося от боли Маонея за плечо, и, уперев ему в спину автомат, потащил вперед.
— Отпусти его! — ухмыляясь сказал Эрно. — Ну, иди сюда, гаденыш, — мы подготовили тебе теплый прием!
Талу понуро побрел вперед под смех собравшихся бойцов, — они тоже его узнали. Черми взял его за плечо, надавив на нерв под ключицей. От дикой боли у Маонея задрожали и ослабли ноги, но он не издал ни звука, вонзив в зрачки Черми свой полный ненависти взгляд. Палаческая усмешка вдруг сошла с лица командира. На миг он усилил нажим, но потом всё же отпустил юношу, и, ухмыляясь, затащил его в здание штаба.
— Надеюсь, ты простишь мне это маленькое представление, — сказал он, снимая с Талу наручники. — Я не хочу портить твои отношения с этими, — он показал на окно, за которым бойцы грубо вытаскивали из фургона "беглых". — Вдруг тебе захочется ещё что-нибудь узнать от них об участи предателей! — Он стал умело и сильно растирать обвисшие руки Талу, зная, что это тоже причиняет ему дикую боль. — К тому же, я не сразу тебя и узнал!
— У! — Талу выдернул руки из-под его ладоней. Кровообращение восстанавливалось, и теперь кожа нестерпимо зудела.
— У меня приятная новость. Мато перестал тебя искать, — нашел, как думал, твои останки! К тому же, в такой одежде тебя вряд ли примут за Высшего!
— Да? — осторожно массируя кисти, Талу покосился на себя. Полы слишком большой ему куртки Философа свисали до колен. Она была позорного розового оттенка, и, вдобавок, носила следы ночевок на земле. — Ужас, как я выгляжу! Пойду приведу себя в порядок. Вызови Мато — и скажи, чтобы "беглых" пока не трогали!
В ожидании ответа сердце Маонея замерло. Он сам понимал, что блефует, — причем, блефует от испуга, — но его, личного представителя Найте, уже узнали слишком многие, чтобы он мог просто так вот исчезнуть. Черми дал знак, и охрана вывела Талу из штаба. Но, когда он пошел к своей комнате, его привлек шум на площади. Почувствовав неладное, он побежал туда.
На площади Талу понял, что не ошибся, — там Черми уже обсуждал способ казни пленников. Бойцы живо давали советы, но на Талу никто не обращал внимания, — тут он был попросту никем. К счастью, Черзмали всё же был здесь, на базе, и страх перед его бойцами сильно ограничивал полет палаческой фантазии. Все решили ограничиться простым расстрелом.
"Беглых", не снимая наручников, немедленно отволокли к ближайшей стене. Подручные Черми выстроились напротив них, нетерпеливо щелкая затворами. Сам он встал сбоку, собираясь командовать расправой.
— Прекрати, Черми! Ты нарушаешь приказ! — Талу бросился вперед. — Единый Правитель запретил тебе убивать!
При виде его одежды среди собравшихся бойцов вновь раздался смех. Маоней яростно швырнул в грязь свою розовую куртку.
— Оставь их, Черми! Если ты нарушишь приказ Вэру, — ты станешь предателем!
Вдруг Талу увидел ствол автоматической "Бексы", направленный ему прямо в лицо.
— Ты, сопляк, — процедил Черми. — Ты же даже не военный, а только шпион, — мелкий шпион, погубивший много жизней! Ты послал на смерть полсотни своих соплеменников, — и ещё смеешь защищать их убийц?! Ты сам предатель! Убирайся вон, не то пристрелю!
— Стреляй, — спокойно сказал Талу. — Если осмелишься. — Он встал перед пленными. — Ну!..
Лицо Черми задергалось. Затем он вскинул оружие и прицелился. Талу понял, что сейчас умрет. Почему-то он совсем не испугался. Он выше поднял голову, его глаза сузились. Палец Черми мягко надавил на спуск...
В ту же секунду сразу четыре бойца прошили Эрно автоматными очередями, и он упал замертво.
* * *
Талу, которого чудом не задели предназначенные Черми пули, бросился на землю. Подручные Эрно обернулись, выискивая стрелявших. Заметив их, они немедля открыли огонь, попадая и по остальным. Чтобы отомстить за смерть командира, они были готовы сражаться даже со своими, но против трехсот бойцов у них не было шансов. Через несколько секунд они все легли мертвыми, изрешеченные так, что их с трудом можно было узнать.
Смятение увеличилось, стрельба быстро разрослась, уже нельзя было понять, кто и в кого стреляет. Услышав, как густо вокруг свистят пули, Маоней отчаянно вжался в землю, — запоздавший страх всё же настиг его, и теперь ему отчаянно хотелось жить...
Когда стрельба, наконец, прекратилась, он перевел дыхание и огляделся. Черми лежал в грязи, лицом вниз, вытянув вперед правую руку и выронив оружие. За ним лежали его помощники, превратившиеся в груду черно-красных тел. Дальше на земле валялись россыпи окровавленных тел сотен файа, — раненых или убитых. Пленные "беглые" беспомощно скорчились у стены.
Вокруг царила суматоха, дико кричали раненые, одни бойцы напирали на других. Истребители были взбешены и озверели от потери друзей или от пролитой крови. Те, кто не был занят выяснением отношений, набросились на "беглых" сразу со всех сторон.
Талу бросился в самую гущу свалки, действуя языком не менее решительно, чем кулаками, но его усилия вряд ли кто заметил, — юношу просто сбили с ног, едва не затоптав. Поднявшись и отряхнув грязь, Маоней схватил чью-то автоматическую винтовку и стал бить длинными очередями поверх голов озверевших соплеменников. Его могли тут же пристрелить, но вокруг Талу немедля сомкнулось кольцо крепких спин.
Между сторонниками и противниками расправы немедля завязалась драка, готовая в любой миг вновь перейти в перестрелку. Защитники Талу оказались в меньшинстве, — но тут Черзмали, вместе со своими бойцами, всё же ворвался на площадь, пытаясь навести порядок.
Талу обернулся. На лицах пленников не было благодарности. Его обжег взгляд Ами, полный презрения и гнева.
* * *
— ...А теперь подведем итоги, — Черзмали Мато поднялся из-за стола и прошелся по комнате. — Кроме Черми и шести его помощников в стычке погибло ещё 26 бойцов из восьмого отряда, 112 ранены. Согласно приказу мастера-истребителя первого ранга Найте Лая восьмой истребительный отряд распущен и будет переформирован. Все его бойцы пройдут тщательную проверку. Но они лишь выполняли приказы Черми, и поэтому...
— Почему они стреляли? — спросил Талу. Он тоже поднялся.
— Кто?
— Бойцы, которые спасли меня! Они же все погибли! Они же знали, что убийство командира, — тягчайшее преступление, какое только возможно у военных. Они знали, что пощады не будет, — но всё же стреляли, чтобы спасти мальчишку, погубившего их товарищей!
— Я не знаю. Их уже не спросить, а я сам... Впрочем, я видел всё через окно штаба. Это так выглядело...
— Как?
— Ну, ты так выглядел...
Черзмали оглянулся. Маоней стоял у окна, в парадной форме, — другой у него просто не осталось. Черный шелк блестел муаровыми разводами, на плечах сплавлявшимися с блеском серебра. Изящные складки подчеркивали игру отливов. Сегменты черного стального пояса и такая же кобура блестели, как зеркало. Широкие рукава были тщательно подвернуты, — общеизвестная привычка Вэру стала повсеместной модой. На запястье левой руки Талу красовался толстый стальной браслет системы квантовой связи, — неслыханное отличие для файа, не относившегося к числу правителей. На ногах Наблюдателя, — уже не младшего, — были новые сандалии с пёстрыми браслетами-застежками, очень популярным среди товийской молодежи украшением.
— Ну, ты был весь в крови, худой, а лицо... У тебя было такое выражение, словно расстреливали последнего уцелевшего файа. Ну вот и...
Талу нахмурился.
— Короче, им стало меня жалко, — значит, в их смерти виноват я! И в смерти остальных, на дороге, — тоже! В старину файа убивали таких, как я, — тех, кто приносит несчастье!
— В отряде Черми были такие порядки, что просто удивительно, как его не подстрелили раньше. Ты стал последней каплей, переполнившей чашу, — не больше. И в гибели твоей экспедиции виновны "беглые", напавшие на вас, на тех, кто пришел их спасти, — этого достаточно!
Талу отвернулся.
— В общем, это была глупая затея, но её результат очень печален, — кроме 343 "беглых", убито 18 полицейских, 48 бойцов и служащих ЧК, плюс семь перевоспитанных заключенных — раскаявшихся, исправившихся, которых мы уговорили с таким трудом!
— Благодаря тебе нам удалось избавиться от Эрно! — рявкнул Черзмали.
— И ты теперь командуешь всем его отрядом, а не одним батальоном! — Талу насмешливо прищурился. — С чего ты начнешь? За семь лет своей работы Черми убил десять тысяч человек, — большей частью, невинных, ни за что!
Черзмали смутился.
— Такое больше не повторится. Все истребительные отряды проверят, и подобных Черми сделают "бывшими". Вообще, Найте взялся за дело всерьез, — уже арестовано шестнадцать тысяч файа, которые умышленно или неумышленно вредят нам. Правда, теперь дело замедлилось — выяснить, кто друг, а кто враг нелегко!
Талу отвернулся от окна.
— Мне страшно. Что творится с нашим народом, почему... почему мы убиваем друг друга, как скоты? Почему ублюдки, подобные Черми, имеют такую власть? Ведь именно из-за них Низшие нас так ненавидят! Ты представляешь, что стало бы со страной, если бы кто-то, вроде Черми, стал Единым Правителем? Но Анмай один, а таких, как Черми, много. Что с нами станет, если гниют самые основы нашего государства? Ведь я же не мальчик, Черзмали! Я вижу, что происходит, и чем это должно закончиться. Впрочем, и тут можно что-нибудь придумать... — он рассеянно смотрел поверх головы удивленного Мато.
— Ты уезжаешь в Товию? — спросил тот.
— Нет, хотя моя работа здесь окончена, — нам удалось устранить все следы мятежа. Вэру решил поручить мне переговоры с ССГ. В Товию я не вернусь, скорее всего, поеду в Соару, — это рядом, возле западной границы.
— А как ты поступишь со своими "беглыми"?
— Отправлю в Товию, но сначала допрошу, — может, вытяну из них что-нибудь ценное. Впрочем, это не главная задача. Сейчас главное, — договориться с ССГ. Если это удастся, то Проект будет развиваться без помех. Вообще-то, мне уже пора, — взглянув на часы, он пошел к двери. — Надеюсь, мы ещё встретимся!
Черзмали не ответил. Он знал, что Вэру не ошибся, послав на переговоры первого попавшегося мальчишку, — он знал, что от них не стоит ожидать серьезных результатов.
ГЛАВА 7.
О ПРИНУЖДЕНИИ
К МИРУ
Край ты мой, родимый край!
Тюрьмы вместо воли...
Всюду — вой казачьих стай,
недороды в поле...
Гой ты, родина моя!
Произвол могучий,
свист веселый палача
и жандармов тучи!
"Фонарь", 1906, N2.
На девятый день после товийской "ночи паники" Маоней Талу шел по улицам Соары, направляясь в местное управление ЧК. Он никогда прежде не бывал здесь, и потому удивленно вертел головой. Маленький, тридцатитысячный городок был застроен стандартными четырехэтажными зданиями, — типичное военное поселение на захваченной территории, одно из множества построенных после Второй Войны. Все здания здесь были покрашены в грязно-желтый цвет, олицетворявший Солнце, но у Талу это вызвало только тоску. Здесь почти не было его соплеменников, и ему было немного неловко идти по улице. Большинство местных жителей ходило в мешковатой, несуразной одежде, дешевой и отвратительно сшитой. Они сами были какие-то неправильные, — сутулые, слишком худые или слишком толстые. Здесь правили тоска и бедность, и файа не пользовались здесь уважением.
Здания ЧК занимали огражденный трехметровой стеной квартал на северной окраине Соары. Его окружали обширные незастроенные поля. Желтая стандартная коробка главного здания ничем не напоминала Центральное Управление в Товии, состоявшее из множества уступов, пристроек, перемычек, так что никто уже не знал, какой была его исходная форма. Все сходились лишь на том, что построенное полтора века назад здание являлось на редкость мрачным. Это же было просто унылым. Когда Талу вошел внутрь, его впечатление не изменилось.
Как и в каждом таком управлении, полутемные коридоры были уставлены множеством статуй, изображавших героически павших сотрудников местной ЧК. Ряды темных чугунных болванов в старинных длинных шинелях и со старинными огромными пистолетами производили угнетающее впечатление. Его усиливали таблички на пьедесталах, — в каждой бросалось в глаза слово "убит", "отравлен", "замучен"...
Талу быстро проскользнул на второй этаж, в отведенный ему кабинет. Там он прежде всего включил все лампы, потом сбросил куртку и сандалеты и запер дверь. Уютно устроившись за уставленным множеством древних телефонов огромным столом, он принялся с интересом изучать лежавшие на нем бумаги. Истории спасенных им "беглых" оказались весьма занимательными.
