Принцесса из стали (Полная версия)

— Позволь ей сделать то, что она задумала. Не препятствуй. Не сопротивляйся. Другого выхода нет. Ты должна усмирить пыл. Знаю, это не просто, но ты должна довериться мне. Довериться ей. Меланкар каха`шин имо . Иначе тебе отсюда не выбраться...

Митра машинально кивнула, и это не осталось незамеченным для минервала 'просвещенных':

— Чего ты киваешь? Совсем головой тронулась, да?

Капитал Лидделл ничего не ответила. Гелла Надашди вышла из толпы и направилась прямо к ней. Как и прежде, культисты в страхе расступились, но окружавшая их атмосфера трепета и безумия, казалось, не распространялась на саму Геллу, в равной степени, как и на Митру тоже.

Свирепствующая стояла неподвижно.

Дышала ровно.

Выражение ее лица было серьезным и сосредоточенным.

Минервал 'просвещенных' не могла не заметить этого. Подобная выдержка всегда вызывала у нее восхищение. Жаль, что она сама не всегда могла похвастаться подобной. Постоянные проблемы в конец измотали Геллу. И это ее нервировало. Очень сильно нервировало. Иногда случались эмоциональные срывы. Её подчиненные, к слову, так и не смогли к ним привыкнуть.

Остановившись перед капитаном Лидделл, розововолосая воительница еще раз внимательно окинула ее взглядом. На этот раз Митра ответила ей тем же. Где-то в глубине души Гелла Надашди позавидовала ее спокойствию и уверенности в себе. Немного. Совсем чуть-чуть. Самую каплю. Но и этой 'капли' оказалась достаточно для того, чтобы вызвать у минервала легкую волну беспокойства. Беспокойства, которое она незамедлительно удушила.

Лидер 'просвещенных' указала пальцем на лежащее на земле тело.

— Он был отличным воином. Лучшим из нас. Убежденный последователь дел Просвещения. Верный слуга. И твой бывший подчиненный, — Гелла выдержала драматичную паузу. — Сколько народу ты готова убить еще, Митра Лидделл? Сколько? Отвечай!

Капитан продолжала смотреть на минервала 'просвещенных', игнорируя бездыханного Самира 'Кукурузу' Джонсона.

— Достаточно, — тон голоса Свирепствующей ясно указывал на то, что она по-прежнему невозмутима. По крайней мере, внешне.

Геллу Надашди нередко увлекало то, чего она не понимала. В свое время именно эта особенность привела ее в ряды 'просвещенных'. Она любила тайны, заговоры. Вечные служители обелисков тоже их любили. Интересы совпали. Они нашли друг друга. И с тех самых пор их общее время текло огнем и кровью. Они струились в унисон, ведомые чистым светом Великого Просвещения.

Минервал сосредоточилась. Ушла в себя. То, что происходило у нее в голове, зачастую оставалось для окружающих загадкой. Скорее всего, ее разум переполняли решения. Причинно-следственные связи, которые ей диктует Вселенная. Которые ей диктует Высший Свет.

Гелла Надашди приняла решение. Сделала выбор.

Ясная цель 'просвещенных' странным образом влекла минервала. Как влекла в данный момент и Митра. 'Наверняка, она ничего не знает о себе. Потерянная душа, скованная тьмой неведения. Эх, она не знает, что с ней случилось. Не знает, кем — или, скорее, чем — является теперь. Не знает своей истинной природы. Не знает своего предназначения, — мысленно рассудила лидер фанатиков и, очевидно, оказалась права.

— Редкий талант ценнее обыденного.

— Каждый талант одинаково ценен, — спокойно ответила капитан Лидделл.

— Но редкий... редкий априори ценнее, — не менее спокойным голосом пояснила Гелла. — Сломить соперника без боя. Выиграть у него прежде, чем он поднимет оружие. Подобную выдержку встретишь нечасто. Как по мне, так вообще никогда. По крайней мере, у людей. Что скажешь, не в этом ли заключается высшая ценность твоего таланта? В редкости? А, Митра?

— Каждый талант одинаково ценен, — повторила землянка.

— Нет-нет. Далеко не каждый. И уж тем более не такой, который свойственен скорее синтетикам, нежели органикам. Ты не обычный чел... — минервал осеклась. — Ты необычная. Весьма необычная.

-Мне уже говорили об этом. Недавно.

На губах Геллы Надашди заиграла нетерпеливая улыбка, то высокомерная, то шаловливая. Ее глаза возбужденно расширились. Она указала ладонью на окровавленный кинжал, торчавший из шеи 'Кукурузы' Джонсона:

— Ты знала, как бить. И куда. Нашла слабое место. Один удар — одна жизнь. Вернее, смерть.

'Просвещенные' за спиной Митры начали потихоньку расходиться. В трех метрах от Свирепствующей показался каменистый обрыв. 'Не к добру, — решила капитан и гневно уставилась на лидера фанатиков. Та не выражала никаких эмоций.

— Ты...

— Я?

— Да, ты. Ты убьешь меня?

Гелла Надашди медленно покачала головой, после чего сказала:

— Не совсем.

Митра из последних сил выдерживала ее взгляд. Еще чуть-чуть, и она сорвется. 'Нельзя, — скомандовал внутренний голос. Не Тейи, а ее собственный.

— Честно говоря, мне не хочется этого делать, Митра.

— Так не делай!

— Не могу.

— Ах, все ваши сказочки. Псевдовера. Псевдоизменение. Псевдожизнь.

Слова капитана Лидделл не задели Геллу, и она продолжила:

— Не бойся, я не убью тебя.

— Но...

— Тебя невозможно убить, — пояснила минервал. — Только перезагрузить. Увы, первая перезагрузка вышла не совсем удачной

— Перезагрузить?! Первая перезагрузка?! — округлила глаза Митра. — Что это значит?!

Вопрос Свирепствующей остался без ответа. Разговор был окончен, и Гелла Надашди всем своим видом спешила это показать. Искра безумия коснулась ее лица, и оно засияло.

Лидер 'просвещенных' отдала приказ солдатам, и они тотчас встали стеной перед капитаном Лидделл, тыча в нее своим оружием. Будь Митра кошкой, ее шерсть наверняка бы стала дыбом. Но она была человеком. Обычным человеком. Или нет...

Культисты теснили землянку. Заставляли отступать назад. Прямиком туда, где разинула свою пасть бездонная пропасть. Их план был очевидным.

Наконец сквозь плотное кольцо 'просвещенных' протиснулась и сама Гелла Надашди. Она с ликованием уставилась на окруженную со всех сторон Митру.

— Не навредите ей, братья и сестры. Будьте милосердны. Ее путь просвещения начнется здесь и сейчас. На этом обрыве. На Новой Высоте, — торжественно произнесла минервал. Загадочно поднеся пальцы к губам, она подарила Митре воздушный поцелуй. — Прими этот дар. И распорядись им правильно.

Митра едва не споткнулась о лежавшее на земле дерево. Точнее, об одну из его искривленных веток. Облизнув губы, Свирепствующая еще раз глянула себе за спину. Лишь убедительные слова Тейи удерживали ее и не позволяли натворить глупостей. Она верила исиди. Верила! Или хотела верить...

Яркое элизиумское солнце катилось к закату. Где-то в небесах задумчиво клубился густой туман, бледным покрывалом затягивавший верхушки гор. Сумрачная прохлада принялась самоотверженно отвоевывать планету. Неподалеку печально прокурлыкали птицы и улетели куда-то на восток, навстречу новому дню. Хлопанье их крыльев звучало, как взрывы хлопушек.

Капитан Лидделл закрыла глаза и секунду спустя почувствовала, как в ее лоб упирается что-то холодное. Наверняка, это было дуло пистолета Геллы Надашди.

Митра поморщилась. Оценивать ситуацию было бесполезно. Все и так понятно.

Свирепствующая выдохнула.

Казалось, то же самое сделала и минервал.

Повисло молчание, нарушить которое вызвались 'просвещенные'.

Они запели. Дружно, словно церковный хор. Отбивая такт, барабаня руками по своему оружию, они повторяли одни и те же слова, которые не были знакомы Митре. Звучали они примерно так:

Люкс э мутатио ,

Мутатио,

Мутатио!

Люкс э мутатио,

Мутатио,

Мутатио!

Люкс! Люкс

Э мутатио,

Мутатио.

Люкс! Люкс!

Их голоса звенели у Митры в голове, омывая волной первородного страха. Такого, какого она не испытывала прежде. С горьким чувством собственной несостоятельности землянка, наконец, поняла: какова бы ни оказалась ее судьба, что бы ни ждало ее по ту сторону жизни, она уже не будет прежней. Не сможет быть. Круг замкнулся. Пути назад нет.

Чтобы хоть как-то препятствовать смятению, Митра начала петь. Негромко. Себе под нос. Петь ту самую колыбельную, которую ей когда-то пела мама:

Порой бесцельно я брожу,

Гуляя под луной...

Культисты тем временем не сбавляли оборотов:

Люкс э мутатио,

Мутатио,

Мутатио!

Люкс э мутатио,

Мутатио,

Мутатио!

А потом прозвучал выстрел. Тихий и короткий.

Под ритмичное пение 'просвещенных' тело капитана Лидделл, мгновенно покинутое жизнью, устремилось вниз со скалы.

3

Лысый мужчина, будто герой плоских черно-белых фильмов середины ХХ века, остановился у окна и очарованно замер, глядя на мокнущую под осенним дождем Прагу. Он отвернулся от своей собеседницы, не желая смотреть на то, как она, ловко орудуя пластиковыми палочками, поедает свежезаваренную лапшу. Капли медленно стекали по стеклу, рисуя на горизонте урбанистическую картину печали, в которой тонул многомиллионный город. Праздные толпы людей нескончаемо шумели и галдели, раскачиваясь, словно трава на ветру. Поля органической плоти ритмично вздымались естественными вихрями желаний и авантюр.

— А вы чего не едите? — с набитым ртом поинтересовалась Аска. — Остынет же.

— Я не голоден.

— Так вкусно. Очень! Попробуйте.

— Я не голоден, — тихо повторил ученый.

— Я бы на вашем месте хорошенько подумала, профессор. Подумала, прежде чем отказываться от такой вкуснотищи, — Игла громко шмыгнула носом.

— Но ты не на моем месте, дорогуша.

— Ваша правда. Однако на вкусовые свойства соба это никоим образом не влияет.

— Если хочешь, то можешь съесть и мою порцию.

— Серьезно?! — с трудом сдерживая восхищение, выпалила Аска Фэнь.

— Более чем, — кивнул своему отражению в окне хозяин кабинета.

— Ну, спасибо! О-о-ох, как вкусно. Вкусно! Зря вы отказались.

Профессор ждал, пока наемница закончит свой завтрак. А заодно и его тоже.

Он продолжал смотреть на раскинувшийся внизу город. Он продолжал смотреть на 'родную' Прагу, нервно разжимая и сжимая левую руку в кулак.

С аппетитом поедая гречневую лапшу, Аска в свою очередь внимательно разглядывала спину профессора. Последний час он был немногословен, и это означало лишь одно — он готовился к беседе. Или к очередному долгому и нравоучительному монологу, кои он обожал. Игла была готова ко всему. И подчас любила поболтать. Любые беседы она неизменно рассматривала как честь и показатель доверия. Но в данном случае от ее решения ничего не зависело. Первое — в равной степени, как и последнее слово — сегодня останется за профессором.

— Как ты находишь эту планету, моя дорогая? Землю. Я знаю, ты родилась не здесь. Это не твой дом, и все же... Мне важно знать, удалось ли тебе полюбить ее за двадцать пять лет?

Аска Фэнь вздрогнула. Немногие были осведомлены о том, что она родилась не на Земле. И среди этих 'немногих' лысый мужчина точно не значился.

Стараясь не затягивать с ответом, наемница поспешила откликнуться. Нерешительность и неискренность могли обойтись ей дорого.

— Нет. Не полюбила. Мне она не нравится. Здесь слишком много суеты. И неравенства. Это меня раздражает, — Аска осекалась, после чего добавила: — и печалит. Да, печалит. Здесь плохо.

— Когда-то эта планета была другой. И еще будет, вот увидишь. Земля вновь станет прекрасной. Радостной. Свободной. По-настоящему живой.

Игла презрительно сощурила глаза, но промолчала.

— Не печалься. Я не намерен держать тебя здесь слишком долго. Почти все наши дела решены. Остались сущие пустяки. Думаю, я и сам с ними справлюсь. Без твоей помощи.

— Но...

— Не перебивай, — жестко скомандовал ученый, и Аска послушалась. — Ты нужна мне. Но на Земле от тебя проку мало, — он вальяжно прикурил сигарету. — Ты отправишься на космическую станцию 'Тиамат 76' и разыщешь там аватару Эрешкигаль, известную под именем Кассиопа Джонс.

— Владелица станции?

— Да, владелица. Ты должна кое-что забрать у нее. Нечто безумно важное.

— Понятно, важное.

— Детали уже поступили в память твоего виртуального ассистента.

— Хорошо.

— 'Тиамат 76' находится на орбите планеты Нифльхейм.

— Я знаю.

Профессор неспешно вернулся к столу. Сел и склонился над пустой миской, в которой недавно находилась его порция лапши. Долго изучая взглядом остатки красноватого — и наверняка острого — бульона на дне, он, в конце концов, поднял голову и оперся лбом на сплетенные в косичку пальцы. Черный бриллиант в печатке заиграл на свету, отражая тысячами блесток огоньки ламп.

— Здорово, у вас даже кольцо такое же, как у него, — холодным, почти бесчувственным тоном, прокомментировала увиденное Аска Фэнь. — Внимание к деталям — это похвально. Тонкая работа. Тонкая, но не безупречная.

Хозяин кабинета не изменил позы. Казалось, он пропустил сказанное Иглой мимо ушей. Но Аска заметила, что руки у него дрогнули. Бриллиант в печатке выдал волнение своего владельца.

— Значит, время пришло, да? Это он прислал тебя, дорогуша? — не поднимая глаз, поинтересовался мужчина.

— Разве это мог сделать кто-то другой?

— Нет. Конечно, нет. Что теперь?

— Теперь, вы обязаны сказать мне, как поступить с вашей рогатой подружкой. Видит Бог, еще немного и от нее станет дурно пахнуть, — Аска указала пальцем в сторону тела черноволосой гостьи, 'сидевшей' в соседнем кресле. — Жду ваших указаний.

— Он не узнает об этом?

— Нет, он сказал, что не должен этого знать. Ни при каких обстоятельствах.

— Хорошо, — по-прежнему не поднимая головы, кивнул землянин. — Я облегчу твою задачу, и тебе не придется мотаться по Вселенной. Нифльхейм. Ледяная планета в системе Хокинга. Оставь ее там. Но прежде... подготовь для нее капсулу жизнеобеспечения.

— Капсулу жизнеобеспечения?! — возмутилась наемница. — Но она же мертва!

— Лучшую капсулу, которую только сможешь найти, — настойчиво повторил профессор. — Ты не представляешь, как это важно. Ты не способна представить!

Сглотнув, Игла кивнула. Что бы он ни говорил, она должна подчиняться. Беспрекословно. Не допуская возражений. Она должна слушаться и внимать каждое произнесенное им, лысым мужчиной, слово. Таков был приказ другого... лысого мужчины. И она отлично его помнила. Она — Аска Фэнь.

— Ты должна лично доставить ее на Нифльхейм. Это приказ, — профессор поднял голову. Глаза его блеснули, уголки рта приподнялись. — Прежде чем ты сделаешь это, могу я выкурить еще одну сигарету? Последнюю.

— Это так важно для вас? Сигарета?

— Да, — выдохнул ученый. — Сигареты делаю меня похожим на вас — органиков. Они делают меня живым. А еще они на время приглушают голоса, которые преследуют меня всю жизнь.

— Твоя жизнь, — Аска с сожалением посмотрела на собеседника, — началась ровно триста семьдесят восемь часов назад.

— Странно, мне казалось, что я живу дольше.

— Всем иногда кажется.

— Ох, — мужчина даже не пытался скрыть смущения. — Всего лишь триста семьдесят восемь часов и не минутой большей, да?

— Полагаю, еще одну минуту жизни вы точно заслужили.