Нойнеру новинка понравилась. Даже очень. Тяжеловата, конечно, да и патронов больше таскать приходится, если со старым карабином сравнивать. Зато какая огневая мощь! А то, что патрон укороченный, так оно и к лучшему — все равно на нормальной боевой дистанции разницы никакой, а отдача меньше. Да и вес... всё равно ведь вдвое легче пулемета. К тому же хлюпиков среди его гренадер вроде не наблюдается, так что выдержат.
Не успел еще личный состав, как следует освоить новинку оружейников, как служба снабжения подкинула новую пищу для размышлений — весь корпус переодели в новую камуфляжную форму "образца 43-го года". Собственно ничего необычного тут не было — всё уже давно шло к переходу на обмундирование, полностью пошитому из камуфляжной ткани, ставшей своего рода визитной карточкой ваффен-СС. Странным было другое: новенькие кители, штаны и кепи, а также чехлы на каски и противогазные коробки, вместо привычных рисунков типа "дуб" или "платан", пестрели весьма редкой раскраской "пальма". Нойнер за всю свою долгую и бурную карьеру сталкивался с такой расцветкой лишь пару раз, да и то случайно. Что и неудивительно — камуфляж данного типа был адаптирован под специфическую южную растительность. Этот факт, наряду со специализированным медосмотром, имевшим целью выяснить физическую пригодность личного состава корпуса к действиям в условиях африканского климата, наводил на определенные размышления... Конец этим пересудам положил приказ ОКХ, которым был введен в действие план "Аларих".
Вернувшись с внеочередного совещания старшего комсостава дивизии, Ганс собрал всех офицеров своего батальона на экстренный инструктаж. Уперев кулаки в столешницу, и навалившись на нее своим весом, гауптштурмфюрер окинул взглядом лица сидящих перед ним подчиненных. Внимание непроизвольно зацепилось за, сидящих по левую руку от него, командиров 9-ой и 10-ой рот — найти в рядах СС еще одну пару людей, столь же непохожих друг на друга во всех отношениях, было бы затруднительно.
Оберштурмфюрер Конрад Ульрих фон Равенштайн, возглавлявший 9-ю роту 3-го панцергренадерского батальона, являл собой эталонный образчик старой германской военной аристократии. Высокий, худощавый блондин со светлыми серо-голубыми глазами и несокрушимым чувством собственного превосходства над всем миром, свойственным потомственным дворянам. Этот коренной пруссак, выросший в родовом поместье Равенштайн, вел свой род еще со времен Крестовых походов и мог наизусть перечислить 27 поколений благородных предков. Умный, хорошо образованный, неизменно корректный, сдержанный, спокойный и невозмутимый в любой ситуации он, безусловно, мог рассчитывать на успешную карьеру в Вермахте, где уже служили его отец и двое старших братьев, но, будучи ярым приверженцем нацистской идеологии, предпочел вступить в ряды ваффен-СС. Сидящий же рядом, комроты-10 являл собой его полнейшую противоположность.
Оберштурмфюрер СС с простым именем Макс и не менее простой фамилией Майер мало того, что обладал веселым и бесшабашным характером, так еще и был типичным пролетарием. Его отец работал токарем на оружейном предприятии в берлинском промышленном районе Шпандау, а мать трудилась там же в заводской столовой. Как следствие, Макс, выросший в не слишком чопорном районе отнюдь не консервативной столицы, где к тому же во времена его детства были довольно сильны симпатии к коммунистам, относился к гитлеровской идеологии абсолютно индифферентно. Вступить в СС его подтолкнуло банальное честолюбие — наблюдая стройные колонны, печатающие шаг по улицам столицы в эффектной черной форме в дни государственных и партийных праздников, он, недолго думая, решил приобщиться к новой военной элите. Сказано — сделано! Так что теперь рядом с Конрадом восседал на стуле здоровый, мускулистый, черноволосый бугай, новенькую полевую униформу которого украшали офицерские петлицы и многочисленные боевые награды. И если взгляд Равенштайна был спокойным как у змеи, то в зеленых глазах Майера, казалось, плясал сам дьявол.
Собственно, в таком контрасте не было чего-то экстраординарного — в СС служили разные люди, попадавшие туда разными путями. Странно было другое — эти двое оберштурмфюреров были друзьями, что называется, не разлей вода. Как они находили общий язык, было абсолютно непонятно, но факт, тем не менее, оставался фактом.
Еще раз подивившись в душе такому странному выверту судьбы, Ганс хмыкнул и решительно приступил к делу:
— Стремясь поддержать в трудную минуту наших верных союзников, в соответствии с ранее достигнутыми договоренностями, наше высшее командование, по воле фюрера, отдало приказ... Короче: послезавтра начинаем грузиться в эшелоны. Пункт погрузки — Монтобан, место назначения — Италия, точнее пока не скажу, потому что сам не знаю. Порядок выдвижения и погрузки — стандартный. Вопросы?
Макс пихнул локтем в бок, сидящего рядом Конрада:
— Ну что, "барон", разомнемся? А то я уже начал уставать от безделья...
Фон Равенштайн отреагировал только бледной улыбкой, слегка искривившей его тонкие губы, зато в диалог вмешался Нойнер, который счел нужным внести некоторый конструктив:
— Еще как разомнетесь! Но перед этим проследите, чтобы личный состав спорол с полевой формы всё лишнее — никаких наград и прочих нашивок на камуфляже во время боевых действий. Советую каждому начать с себя. Если перед отправкой замечу что-то кроме петлиц и нарукавного орла, провинившегося, вместе с командиром подразделения назначу в помощь саперам — мины на нейтралке перед атакой снимать. Всё понятно?
Эрих Вебер, старый знакомый Ганса еще по Сталинградским боям, блеснул белозубой улыбкой:
— Не переживай, командир, еще сегодня всё отдерем.
Нойнер в ответ одарил подчиненных добродушной ухмылкой белой акулы:
— Ну, раз все такие понятливые, тогда начинаем паковать вещи. Да! Проследите, чтобы весь личный состав был подстрижен покороче — неизвестно, когда еще выдастся спокойное времечко.
* * *
Как показали дальнейшие события, с предположением об отсутствии свободного времени Ганс несколько поторопился. "Союзники" действовали методично и неторопливо, тщательно готовя каждый свой следующий шаг, а Нойнер сотоварищи тем временем изнывал от безделья в ожидании грядущих сражений. Переброска танкового корпуса СС из Лангедока на Апеннины прошла спокойно и как-то рутинно — несколько сотен тяжело груженных эшелонов проследовали по дорогам южной Франции, через альпийские перевалы и затянутую туманом долину реки По в залитую весенним солнцем Тоскану. Далее огромные автоколонны, растянувшись на многие километры, двинулись своим ходом по неплохим итальянским шоссе дальше на юг — к утопающим в зелени берегам Неаполитанского залива. С тех пор прошло уже больше недели, в течение которых ничего существенного не происходило, а настроение Ганса понемногу ухудшалось.
Во-первых, осмотревшись, Нойнер пришел к неутешительному выводу о том, что Италия является бледной копией ставшей уже привычной ему Франции — победнее, погрязнее, вино похуже, бабы пострашнее... да и сами итальянцы вызывали в нем какое-то глухое раздражение своей говорливостью, неистребимым запахом лука и привычкой размахивать руками не по делу. Во-вторых, фашистская Италия с ее вождем-дуче, партийной гвардией чернорубашечников и прочими подобными красивостями казалась ему неудачной пародией на его собственную страну. В этой бракованной копии всё, чем Ганс привык гордиться, принимало какие-то карикатурно-гротескные формы. Смотреть на такое было бы смешно, если бы только это не были союзники Германии. Особняком среди негативных впечатлений Нойнера об Италии стояло знакомство с представителями местных вооруженных сил. Ганс, конечно, и раньше не питал никаких особых иллюзий на счет их боеспособности, но действительность превзошла все ожидания. После посещения одного из гарнизонных городков и беглой встречи с итальянской воинской колонной, не успевшей вовремя убраться с дороги, прущей по шоссе, эсэсовской армады, отношение Нойнера к итальянским войскам сменилось с высокомерно-пренебрежительного на брезгливо-сочувственное. Нечто подобное испытывает здоровый и сытый человек, глядя на оборванного и грязного калеку-попрошайку. Единственным событием, которое с некоторой натяжкой можно было бы охарактеризовать как положительное и даже неординарное, стал визит в расположение корпуса СС итальянского кронпринца Умберто, для которого вояки из "Лейбштандарта" провели своеобразные показательные выступления. Однако Нойнер, как и все прочие чины дивизии "Тотенкопф", в этом культурно-патриотическом мероприятии не участвовал.
Вдобавок ко всему у Ганса ни с того, ни с сего стали резаться зубы мудрости — гудела вся челюсть, что само собой тоже не добавляло настроения. И вот теперь, сидя на штабеле снарядных ящиков под стеной казармы, занятой солдатами его батальона, вертя в руках штык-нож и глядя на безоблачное голубое небо Кампаньи, он был внутренне готов получить новую порцию неприятностей. Перед Нойнером стоял навытяжку Гюнтер Феттель — румяный жизнерадостный здоровяк, бывший до войны помощником колбасника, а ныне исполняющий обязанности батальонного повара.
— Обед будет готов через полчаса, гауптштурмфюрер. Суп со спагетти на мясном бульоне с вареной говядиной. На ужин — спагетти с тушеной свининой и мясной подливкой.
Ганс оторвал свой взгляд от небесной лазури, глянул на круглое лицо Гюнтера и, продолжая бездумно крутить в руках нож, лениво уточнил:
— А завтра?
— На обед — суп с мясом и спагетти, на ужин — жареная свинина с кетчупом и...
— И спагетти. — Мрачно закончил Нойнер.
Феттель кивнул, как-то неуверенно косясь на тусклое лезвие из золингенской стали, которое, будто живое, скользило между пальцев гауптштурмфюрера — создавалось впечатление, что клинок изгибается, ласкаясь к человеческим рукам, словно небольшая смертоносная змейка.
— Две недели, donnerwetter — это уже начинает немного напрягать. Как думаешь, итальянцы специально нас так снабжают, чтобы мы злее были, или это саботаж, организованный английской агентурой?
Повар только беспомощно пожал плечами, искоса посматривая на рукоятку командирского ножа со старыми, потемневшими от времени, деревянными накладками, одну из которых украшали четыре аккуратные зарубки. Сам Гюнтер не очень-то страдал от такой диеты, он вообще был рад возможности получше изучить особенности иностранной кухни, мечтая после войны открыть собственный ресторан, где будут подаваться всякие экзотические для немецкого обывателя блюда. Но многие солдаты и офицеры батальона, во главе с командиром, хоть и сжирали всё, что он готовил подчистую, в последние дни все громче роптали, с тоской вспоминая тушеную капусту и баварские сосиски.
Тут Нойнер, прервав поток невысказанных сомнений подчиненного, неожиданно сменил тему разговора, затронув куда более приятную сторону солдатского быта:
— Слушай, Гюнтер, ты случайно в отпуск не хочешь?
— Так точно, гауптштурмфюрер!
— Так вот: если сможешь добыть на ужин хоть что-то, кроме этих чертовых макаронов, получишь двухнедельный отпуск домой. Мне плевать, как ты это сделаешь, главное — результат. Понял?
— Jawohl!
— Ну, раз понял, то свободен.
Глядя вслед удаляющемуся бодрой рысью повару, Ганс подавил тяжелый вздох и отправил свой штык в ножны.
— Скорей бы в бой, может, хоть трофейных бобов поедим?
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
* "Томми" — неофициальное прозвище британских военнослужащих.
* В реальности этот образец стрелкового вооружения производился под обозначением МП-43 (во многом из-за внутриведомственных трений), и только в 44г название было изменено на StG-44 (штурмовая винтовка — 44).
* Wunderwaffe (нем.) — буквально "чудо-оружие".
Глава 8 "По следам вандалов и готов"
Иногда мечты сбываются. Буквально на следующий день после того как Нойнером было озвучено желание поскорее вступить в бой ради благородной цели разнообразить свой рацион, "союзники" наконец-то начали действовать. Направление главного удара сил вторжения было ожидаемым и довольно легко предсказуемым, но, тем не менее, англосаксам нашлось, чем удивить своих противников. Впрочем, это произошло далеко не сразу — наступление "союзников" развивалось постепенно и первой целью операции "Husky" был остров Сицилия.
Стремясь установить контроль над этим крупнейшим в Средиземном море куском суши, совместное англо-американское командование не пожалело сил. На остров десантировались сразу две армии: 8-я британская, под командованием О'Коннора, и 7-я американская во главе с Паттоном. Общее командование всеми силами "союзников" осуществлял генерал Эйзенхауэр, непосредственное руководство, высадившимися на Сицилии войсками, объединенными в 15-ю группу армий, было поручено британскому генералу Александеру. Параллельно с высадкой морского десанта, впервые в истории, на Сицилию было выброшено целых три воздушно-десантных дивизии — 82-я и 101-я американские и 6-я английская. Размах начавшегося вторжения был беспрецедентным — только в первые три дня с моря и воздуха было высажено 160 000 солдат, 600 танков и огромное количество вооружения и воинских грузов, общее же количество войск, входивших в состав группы армий Александера, достигало 470 000 человек. Союзное командование было уверено, что силы "оси" не смогут противостоять столь массированной атаке.
Собственно говоря, с формальной точки зрения, численность итало-немецких войск, находящихся на острове, была впечатляющей — без малого четыреста тысяч солдат и офицеров. Но было одно очень важное "но" — большая часть этих войск приходилась на 12 итальянских дивизий, уже неоднократно демонстрировавших свою беспомощность в бою с современными, хорошо оснащенными армиями. Более того, две трети этих дивизий являлись частями береговой обороны, сформированными из местных уроженцев. Вооружение и подготовка этих полуополченческих соединений считались абсолютно недостаточными даже по меркам итальянской армии, а близость родного дома служила для местных воинов дополнительным стимулом к дезертирству, снижая стойкость частей береговой обороны до запредельно малой величины.
Надо сказать, что немецкое командование не строило никаких иллюзий по поводу боеспособности своих союзников, поэтому планы ОКХ предусматривали переброску на остров целой немецкой армии, в составе не менее десяти дивизий с соответствующими частями усиления. В случае выполнения этого замысла, англо-американские десантники встретили бы весьма достойный отпор, но, как это часто случается на войне, в расчеты генералов вмешались политики. Высшее руководство "союзников" возлагало на разворачивающиеся операции в Средиземноморье огромные надежды и потому не ограничивало себя лишь военными методами — были предприняты немалые усилия на дипломатическом фронте, с целью внесения раскола в тщательно выстраиваемую немцами систему континентальных союзов. Причем в Италии, уставшей от тяжелой и неудачной войны, подавленной постоянными поражениями, экономическими трудностями и потерей всех заморских территорий, резиденты Англии и США нашли весьма благодатную почву для реализации своих планов. Многие представители итальянской военной, политической и экономической элиты были готовы пойти на сепаратный мир. К этому их подталкивали как личные интересы, вроде желания избежать персональной ответственности за катастрофические поражения в Африке, так и отличное от официального понимание государственных интересов страны. Проще говоря, многие представители военно-политической верхушки полагали более выгодным, как для Италии, так и для себя лично, стать сателлитом относительно далеких и демократичных англосаксов, а не куда более близких тевтонов, все более бесцеремонно вмешивающихся в последнее время во внутренние дела итальянцев. Причем позиции "капитулянтов" были довольно сильны.
