Экспедиция на юг. Часть 1

— Никифоров, — тоже по фамилии представился я, пожимая руку. — Это профессор Лощинин, Рита и Марина Фоки, это Дим Браги. А спасённую Вами, Стефания, эльфиню зовут Орис Арвен.

Стефания молча кивнула.

— Из-за чего вышел конфликт? — спросил Сорокин.

— Он меня воровкой обозвал, — прохныкала Орис, держась за распухшее ухо. — А я ничего не бра­ла, только смотрела. Деньги-то у Лёши.

— Эти заезжие тугары — чистые звери, — вздохнул штабс-капитан. — Чуть что не по ним, сразу кидаются. Дикий народ. А вы, прошу прощения, в какую слободу направляетесь? Не в Западную ли?

— Совершенно верно, — сказал Лощинин.

— Не откажите в любезности и нас подбросить.

— О чём разговор! Разумеется.

Всю дорогу до гостиницы Сорокин с интересом расспрашивал нас, кто мы и откуда. Я отвечал осторожно, так, чтобы он не понял, насколько отличается наше общество от здешнего. Про полк наш сказал, что он называется Новороссийским, а с чем наименование связано, уточнять не стал. Да и в прочие подробности не вдавался. За всё это время хмурая Стефания не проронила ни единого слова, сидя на подводе, словно манекен. Её чёрный плащ был немного распахнут, и я увидел, что под ним зелёная форменная блуза и узкая юбка с глубокими разрезами. Вдоль погон плаща проходила красная продольная старшинская лента, на воротнике в белой розетке чернел оскаленный профиль хищника — видимо, барс. Такие же эмблемы были прикреплены и на чёрных петлицах самого штабс-капитана.

— Вот здесь мы остановились, — сказал я у ворот "Соловья и розы".

— Знакомое местечко, — кивнул Сорокин. — А наши квартиры чуть дальше к реке, возле Казачь­ей Слободы. Там, где кольцо третьего номера. Заходи в гости.

— Если будет время, непременно.

И тут Сорокин увидел Флориана.

— Кого я вижу! — воскликнул он. — Флири! Ты всё ещё строишь из себя мужика?

Милашка-управляющий покраснел до кончиков ушей. Было похоже, что он вот-вот заплачет.

— Очень грубо и неблагородно, ваше благородие... — голосом, в котором слышались слёзы, про­изнёс он. Повернулся и пошёл прочь, опустив голову.

Штабс-капитан громко заржал.

— Зачем ты так? — спросил я. — Допустим даже, ты не считаешь его настоящим мужчиной, но...

— А оно и есть не мужчина! Ты не гляди на его человеческие уши. Это от отца наследство. А мать его была лесной эльф — ни баба, ни мужик, а чёрт знает что. И оно само такое ж.

— Знаешь, Сорокин, — сказал я, — ты бы полегче насчёт этого. У нас в экспедиции есть лесная эль­финя. И с ней её ухажёр, очень вспыльчивый...

— Да плевал я с высокой колокольни!

— Дело твоё. Когда он снесёт тебе башку, не говори, что не предупреждён.

— Ладно, ладно, учту. Ну, бывайте, господа. Честь имею.

К счастью для штабс-капитана, ни Винаби, ни Дана поблизости не было. Их вообще не было в гости­нице. На мой вопрос Эрик пожал плечами:

— Ушли порознь. Винаби сказала, что вернётся к ужину, а этот вообще не привык кого-либо пред­упреждать. Как бы не пришлось снова его на лошадь навьючивать. Вы, я гляжу, успели свести зна­комство с поручиком Сракиным и Чёрной Стефанией?

— Э-э, вообще-то, Сорокин уже штабс-капитан. А Вы их знаете?

— Знавал. В позапрошлом году приезжали в Нойнберген револьверы закупать.

— Мрачноватая особа эта Стефания.

— Мягко сказано. Для неё перерезать горло — как нам с тобой яблоко сорвать.

Об инциденте на рынке я не стал ничего говорить. Не хватало только, чтобы Эрик отругал малыш­ку, она и так пострадала. Сама Орис, стараясь не поворачиваться к дядюшке больным ухом, про­шмыгнула на конюшню, где Никита обихаживал лошадей.

Пессимистический прогноз эльфа, к счастью, не оправдался. Дан явился рано и вместе с Винаби. По всей ви­димости, они вели какой-то серьёзный разговор. И Винаби была отнюдь не в благодушном настроении.

— Неужто ты не понимаешь? — говорила она. — Сейчас не время и не место для твоих геройских игр! Люди занимаются делом, им некогда с тобой нянчиться. Мало того, что ты подставил ме­ня, увя­завшись, как репей за собачьим хвостом. Так ещё и продолжаешь свои обычные фортели.

— По-твоему, я не имею права даже слегка расслабиться? — возражал Дан.

— Ты ещё и не напрягался, чтобы расслабляться! — повысила голос эльфиня. — Короче, так: либо ты в корне меняешь своё поведение, либо собираешь пожитки и проваливаешь на все четыре сторо­ны. Уяснил?

— Да будет тебе! Сказал же, больше так надираться не буду.

— И языком поменьше мели. У людей от тебя, верно, уж голова болит.

Герой промычал что-то неопределённо-утвердительное.

— Винаби! — окликнул я.

— Да?

— Будь так добра, — я подошёл вплотную к ней и Дану, продолжил тихо: — Осмотри Орис.

— Что-то случилось? — забеспокоилась эльфиня.

— Тише, пожалуйста. Ничего особенного, просто ухо болит.

— Хо-ро-шо.

Целительские способности лесной эльфини оказались впечатляющими. Через полчаса, когда Орис садилась за стол, на её ухе не осталось ни малейшего следа от рыночного инцидента.

За ужином Дан Леголас вёл себя тише обычного. Почти не пускался в пространные россказни, после каждой рюмки вина обстоятельно налегал на закуску и был приторно дружелюбен со всеми присут­ствующими. Особенно со мной и с Михелем. Это выглядело настолько неестественно, что оставляло неприятный осадок. Герой явно ждал, что его действия будут одобрены, и понятно, кем именно: мне­ние остальных вряд ли сколько-нибудь его интересовало. Я даже вышел из-за стола рань­ше, чтобы из­бежать улыбочек, подмигиваний и постоянных похлопываний по плечу. Любопытно, надолго ли его хватит?

15

Следующий день начался сборами учёных в гости к Лорну. В качестве сопровождения я отрядил Никиту и обоих бойцов, а Браги оставил на хозяйстве. Сходить же за фоторепродукциями решил сам: после вчерашнего посещения рынка отправлять "барышень", как выразился фавн, мне абсолютно не хотелось. Правда, я был не уверен, что смогу найти его дом без подсказки, но на этот счёт созрел ковар­ный план.

— Винаби, — позвал я эльфиню, подкараулив её в коридоре.

— А?

— Ты ведь знаешь фавна по имени Алакос?

— М, вообще-то, знаю.

— И где он живёт, знаешь?

— Да, бывала у него.

— Будь добра, покажи мне дорогу. Боюсь, сам я не найду. Эти улочки — настоящий лабиринт.

— С одним условием, — сказала Винаби.

— Каким?

— Я тебя снаружи обожду.

— Договорились. Поедем верхом или пройдёмся?

— Пешком лучше. И пойдём прямо сейчас, пока Дан не проснулся. А то ведь увяжется.

Последнего мне не хотелось абсолютно, поэтому, прихватив планшет и экспедиционную папку, я вслед за эльфиней выскользнул из гостиницы. Впервые с момента знакомства мы оказались с ней вот так, наедине. Можно ли было считать это свиданием? Как знать. Сейчас, по прошествии времени, мне кажется, что Винаби тогда хотела поближе со мной познакомиться, побольше узнать обо мне в част­ности и о нас в целом. Она мягко и тактично расспрашивала о моей жизни и вообще обо всём, что ка­салось Беловодска. Я рассудил, что вреда от этого не будет, и рассказывал почти всё, кроме сугубо личных и тонких политических моментов. Параллельно я пытался и её расспросить об эльфах и о ней самой. Винаби тоже отвечала охотно, но менее развёрнуто, изящно переводя беседу вновь на меня. И этот разговор, столь же информативный, сколь и приятный, продолжался бы до самого дома Алакоса, если бы нас не прервали самым бесцеремонным образом.

— Опять приходится вас догонять! — заорали сзади на всю улицу. Конечно, это был ни кто иной, как Дан Леголас. Верхом на своём олене. Он спешился и, бесцеремонно меня отпихнув, вклинился между Винаби и мной.

— Чо ж вы не сказали, что к Алакосу намылились! — воскликнул он. — Я б сразу с вами похилял. Я этого хрена хрен знает сколько не видел... О! Каламбур! — Дан загоготал.

В общем, разговор был испорчен. Я шёл по улице рядом с героем, а его олень, которого он вёл в поводу, почти тыкался мордой мне в плечо и сопел, как мне казалось, сочувственно.

Остаться на улице у фавнова крыльца у Винаби тоже не получилось. Дан шлёпнул её своей лапищей по спине и буквально втолкнул в лавку.

— Здоро?во, шайтан! — гаркнул он. — Смотрю, всё цветёшь! Опять в кутузке побывал, что ль? Ни­чо, хайр уже отрастает, скоро совсем заметно не будет, — герой бесцеремонно потрепал короткие курча­вые волосы на темени фавна.

Пока я убирал в папку фотокопии и распла­чивался, Винаби поманила героя пальцем и произнесла:

— Поди-ка на два слова.

Такая возможность! Я наклонился через прилавок и тихо, чтобы не услышали через приоткрытую дверь эльфы, попросил:

— Милостивый государь, продайте мне её портрет. Умоляю.

Фавн задумчиво на меня посмотрел, почесал бородку. Пояснять, чей именно портрет я хочу купить, ему не потребовалось, он и так всё понял.

— Кхе, — сказал он. — Вообще-то, не люблю иметь дело с людьми, но за "милостивого государя" сделаю исключение. Интерес, как я вижу, не праздный. Червонец вас не стеснит?

— Нисколько.

— Держите.

На улицу я вышел как раз в тот момент, когда Дан, ворча, садился на оленя:

— Совсем у тя, Вин, чувства юмора нет! Да пожалуйста, уеду! Воркуйте тут себе.

— Весь день испоганил, — недовольно сказала Винаби. — Нашёл, чем шутить! Алакос, когда с каторги возвратился, больше года страдал чёрной меланхолией. А этот...

— Не обращай ты внимания, — попытался успокоить её я. — Он просто не думает, что делает и говорит.

— Окружающим от этого не спокойней.

— К Лорну пойдём?

— Не хотелось бы. С меня на сегодня довольно.

— Ладно, давай не пойдём. Да, а есть здесь другой рынок, кроме того, что у северного въезда? Орис апельсинов хотела.

— Есть, конечно. Я покажу.

Рынок, на который привела меня Винаби, имел более российский облик, чем предыдущий. Торгов­цев-тугар тут было меньше, чем обыкновенных крестьян или романцев. Овощи и ягоды продавали морфы, похожие на белок (Эрик назвал их векшами) и ещё одна разновидность — длинноухие кролы с короткими хвостиками, не оставляющими сомнений в их заячьем прототипе. Винаби отыскала лавоч­ку, в которой сидел старичок совсем азиатской наружности, долго перебирала благовония, отобрала несколько, а ещё купила красивый китайский веер.

— Моя страсть, — улыбнулась она. Было похоже, что к ней потихоньку начинает возвращаться доброе расположение духа.

Неожиданно я почувствовал лёгкое, едва ощутимое прикосновение. Качнулся в сторону, резко раз­вернулся вправо. Рядом стоял невысокий, ростом с нашего гноббита, человечек. Был он ещё более щуп­лым, чем Михель, безусым и безбородым, но тоже, кажется, вполне взрослым. Тёмные, словно мас­лины, глазки его смотрели заинтересованно и хитровато.

— Чего тебе, парень? — спросил я.

— А чего-нибудь, — ухмыльнулся человечек.

— Брысь, попрошайка! — хотел я прогнать коротышку. Но Винаби ловким движением ухватила его за шиворот и начала ощупывать многочисленные кармашки и сумочки, которыми изобиловали куртка, пояс и широкий ремень через плечо человечка.

— По-моему, это твоё, — заметила она, протягивая мне... пистолетный магазин! Я схватился за оружие — точно! Паршивец выдернул запасной магазин из моей кобуры, а я даже не заметил!

— Ах ты, гадёныш... — зарычал я, но коротышка уже выскользнул из руки эльфини, отпрыгнул на десяток метров и насмешливо крикнул:

— Клювом не щёлкай, стоеросина!

— Ворюга, — сказал я, запихивая магазин в карман брюк и передвигая кобуру вперёд, чтобы всё время контролировать её локтем.

— Это шустрик, — объяснила Винаби. — Самое любопытное и вороватое племя во всей округе. В город их официально не допускают, но они всё равно как-то просачиваются. Так что, не зевай. Давай-ка зайдём ещё вот сюда, — она указала на неприметную обшарпанную лавочку в глубине бокового ряда. Я пожал плечами: надо, так зайдём, почему нет?

Лавочка оказалась непростой. Здесь продавали всё для магии, колдовства и ворожбы. Я даже по­дивился, насколько интерьер лавки повторял расхожие киноштампы: по всем углам развешаны пучки трав и кореньев, полки заставлены баночками со снадобьями, какими-то древнего вида книгами, а ещё более древнего вида свитки разложены на специальных кронштейнах рядом. Сбоку выставлены всевоз­можные резные посохи, прозрачные шары на подставках, за стеклом прилавка лежат многочис­ленные амулеты. Хозяин — невысокий светловолосый эльф в роговых очках — поприветствовал Вина­би корот­ким кивком, а меня словно вообще не заметил. Эльфиня внимательным взглядом окинула полки, назвала по-квенийски несколько товаров. Расплатилась.

— Гляди, — сказала она, — казацкая гривна.

И протянула мне монету, на аверсе которой было выбито "1 гривна", а на реверсе портрет борода­то­го человека в шапке, обрамлённый надписью "Ермакъ Тимофеевичъ".

— Это, что же, у казаков собственная валюта? — удивился я.

— Не совсем. У них только серебро по-другому называется, да мелкие меньше копейки. А по весу и достоинству — то же самое. Ну, всё, пойдём.

— Неужели ты во всё это веришь? — удивлённо спросил я на улице.

— Во что?

— Да в магию эту.

— Я не просто верю, я её делаю.

— В самом деле? — скептически прищурился я.

— Не веришь? Смотри внимательно.

Она легонько подпрыгнула и... повисла в воздухе сантиметрах в двадцати от мостовой. Медлен­но-медленно, будто в плотной воде, Винаби опускалась вниз, и лишь через полминуты ноги её вновь кос­нулись кам­ня. Проходившая мимо старушка, увидав это, выругалась:

— Тьфу, бесовское отродье, прости меня, Господи! — и перекрестилась.

— Ничего бесовского, — возразила Винаби. — Этим способом ваши святые ходили по воде. — И повернулась ко мне: — Убедила?

— Да уж. В средневековой Европе тебя бы за такое на костре спалили.

— А нас чуть было всех и не пожгли. Поэтому мы оттуда и переселились... Направо, здесь можно срезать угол.

Я послушно свернул вслед за ней во дворы. А Винаби продолжала:

— В сказках возможности магии сильно преувеличены. Реальность более прозаична. Слышал ког­да-нибудь про зажигателей? Они способны поджечь предмет простым прикосновением, а некоторые — даже издали.

— У нас это называют пирокинезом. Научно это явление не доказано, но после того, что ты сейчас сделала, я готов поверить, что и это правда.

— Чистая правда. Сколько раз бывало, что по заказу торговцев жгли лабазы их конкурентов. И не сосчитать. Одного за это повесили вместе с зажигателем, которого он нанял.

— Как же такое можно доказать?

— Один про?зор заметил, как он это делал. Ну, такой человек, который может видеть живую эмана­цию. Он и свидетельствовал. А потом уж отыскали тех, кто слышал, как зажигатель с купцом сгова­ривался.