Старик повернул лицо и уставился на Ратмира пустыми глазницами, будто так смог бы выразить удивление. Внезапный приступ сильного кашля заставил согнуться калеку пополам.

— Кузьма... кхе-кхе! — Выдавил из себя старик, превозмогая кашель. — Я крестьянин, а это моя хата... кхе-кхе! А ты, сынок, стоишь... сидишь на земле Чернигово-Северской у ворот в стольный град Чернигов.

Охотник сосредоточенно внимал рассказу старика, терпеливо пережидая моменты, когда тот, измученный постоянным кашлем, в очередной раз прочистит горло.

— Не так давеча, — продолжал Кузьма. — Аккурат два лета назад, подошел ко граду нашему степной пес... кхе-кхе! Хан Менгу со своими шавками. Набежало их видимо-невидимо. Много дней бились мы с ними, не пуская в город, да не выстояли стены. Кхе-кхе!

Старик разразился громким кашлем, отплевывая черные сгустки крови.

— Тучей рванули они в город и многих посекли, замучили, запытали... Кхе-кхе! Церкви пожгли да дома. Грабили, баб насильничали.

Кузьма надолго замолчал.

— Я всех сыновей своих потерял... Кхе-кхе... Четверо их у меня было.

— А как ты живешь? Один? Здесь? — серьезно спросил Ратмир.

— Знамо дело один, — вновь захрипел калека. — Никого не осталось. Живу вот в своей хате.

Охотник оглядел сгоревший дом старика.

— А хлеб насущный где берешь?

— Ах... — Махнул рукой Кузьма. — Что Бог пошлет, или люди добрые подадут, то и ем.

Витязь сидел в задумчивом безмолвии, но спохватившись, ринулся к своей поклаже, достал две монеты, подошел к старику и вложил деньги тому в запачканную кровью ладонь.

— Здрав будь, отче. Бог все видит, — громко произнес Ратмир и, не оборачиваясь, зашагал к городским воротам.

За стенами стояла глухая тишина. Осмотрев свою грязную мокрую одежду и недовольно поморщившись, воин собрался с духом и громко постучал в ворота. Ответа не последовало. Тогда он забарабанил с новой силой, но и тут его ждала неудача. Охотник прошелся взад-вперед по все еще мокрой после вчерашнего ливня дороге, решая, как поступить. Внезапно, он бросился к полуразрушенной стене и ловко вскарабкался на ее вершину.

Внутреннюю сторону стены караулил отряд стражников, факелами освещая свой путь. У ворот воинов также было не мало, но видимо, получив приказ никому не отворять, они даже не откликались на стук. Ратмир рассердился на себя, что не смог уловить их сердцебиения сквозь створки ворот. Списав все на потрясение от рассказа старого Кузьмы, витязь тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения, и сосредоточился на разведке Чернигова.

За стенами глазу воина открылся крупный и некогда богатый город. Множество крепких добротных деревянных домов, вперемежку с мурованными церквями лежали в руинах. Старик не соврал. Орда монгол очень постаралась, чтобы не оставить и камня на камне. Но люди продолжали жить. Кое-где уже успели построить новые избы и починить старые. Возвели церкви и отремонтировали разрушенные стены черниговского детинца, глядящего на город с высокого холма.

Охотник дождался, когда караульный отряд скроется за углом дозорной башни, спрыгнул вниз и растворился в черноте обугленных домов. Необходимо было забраться за стены детинца, где, безусловно, поселились выжившие после бойни черниговцы. Брама² оказалась открытой настежь.

Здесь, за первой и второй линией укрепленных сооружений, на высоком холме некогда кипела жизнь. Территория черниговского детинца оказалась поистине огромной. Множественные каменные соборы, княжеские и боярские терема покрывали немалую часть крепости на холме. Хозяйственные постройки и жилые дома словно стояли друг на друге. Так их было много. Когда-то, проживая в Великом Новгороде, воин младшей княжеской дружины Ратмир искренне верил, что ни один русский город не годился в подметки его родному. А жители соседних земель сильно уступают новгородцам в трудолюбии и ратном труде. Ныне, мировоззрение воина менялось с каждой новой ночью.

Но былая слава стремительно покидала Чернигов. Детинец оказался разрушенным не меньше, чем основная часть города. Только здесь, остатки горожан успели отстроить себе новые избы и починить церкви. При этом улицы были все еще завалены сгоревшими бревнами и битым камнем. Много лет понадобится черниговцам, чтобы восстановить свой родной город.

Витязь медленно брел по одной из улиц детинца, внимательно глядя под ноги и старательно обходя завалы. На земле, среди осколков дерева и камня сновали юркие крысы. Их длинные розовые хвосты мелькали во всех щелях и закутках. Ратмир с отвращением сплюнул.

Он, воин — дружинник князя Господина Великого Новгорода ненавидел крыс. Нет, он их не боялся. Эти маленькие, серые зверьки с гладкими длинными хвостами и злобными глазками-бусинками вызывали у охотника приступ тошноты. Но, конечно, никто не знал о его маленькой слабости. Даже отец и мать.

Вдруг, чуткий нос упыря уловил знакомый запах. Ратмир ни с чем бы его не спутал. Так могла пахнуть только свежая, сладкая человеческая кровь. Желудок свело сильным спазмом, а затем воин почувствовал, будто его сердце оцарапали острым когтем. Согнувшись от боли, он приложил ладонь к груди.

— Мне нужно поесть, — прошептал охотник.

Глаза заволокло туманом, и он отправился на зов крови. Мир вокруг исчез. Больше не было разрушенных домов, грязных улиц, мерзких крыс. Только жертва впереди.

Это была девочка лет десяти. Неухоженные волосы, немытое лицо, рваная рубаха и босые грязные ноги — все свидетельствовало о том, что девчонка — бродяжка. Она сидела на обугленном бревне и, морщась от боли, держалась за левую ногу. Сквозь тонкие худые пальцы сочилась кровь.

— Что с тобой случилось? — Ратмир даже не понял, что заговорил с девочкой.

Бродяжка подняла заплаканное чумазое лицо, перекошенное от боли.

— Я порезалась о камень, — захныкала она.

Охотник видел перед собой пустоту, в центре которой находился небольшой комок плоти. Девочка будто состояла только из сосудов и артерий. По ним, с шумом бурной реки, текла алая, дурманящая жидкость. Упырь подошел ближе и протянул руки к бродяжке.

— Я тебе помогу, — прошептал он.

Клыки вонзились в мягкую плоть, словно нож в масло. Сладкая кровь хлынула Ратмиру в рот и он, опустив веки, принялся рассматривать всплывающие образы.

Перед глазами стоит бородатый мужчина с топором в руках. Говорит, что бояться нечего. Он и другие жители Чернигова не позволят супостату завладеть городом, но ей, Людмиле, все равно нужно сидеть дома и не выходить на улицу. Она и сидит, забившись в дальний от двери угол, и тихонько плачет. За окном слышен шум боя: предсмертные крики людей, брань, лязг оружия и ржание лошадей. Отец все не возвращается.

Вдруг, массивная дверь слетает с петель и в дом заскакивает воин. Его черный кожаный доспех залит кровью, а в узких глазах горит бешеный огонь. Мужчина оглядывает помещение и встречается глазами с Людмилой. Девочка визжит и вскакивает на ноги. Воин бьет ее в лицо, и она падает. В дом врываются еще двое. Раздается громкий смех и разговоры на непонятном языке. Трое захватчиков, с диким ржанием склоняются над Людмилой. Двое держат ее за руки и ноги, а третий рвет на ней одежду...

Резкая боль в правом ухе погасила видение. Ратмир, потеряв равновесие, упал на землю, больно ударившись затылком о камни. Окружающий мир стремительно врывался в сознание охотника. Он напряг глаза и увидел мужчину. Тот стоял в нескольких шагах, злобно глядя на поверженного противника.

— Ты погубить нас хочешь, урод? — прошипел незнакомец.

В его словах было столько лютой ненависти, что Ратмиру на миг показалось, будто изо рта у мужчины вместе со словами вытекает змеиный яд. Незнакомец сделал несколько шагов вперед и навис над охотником. Витязь смекнул — это шанс. Изловчившись, он пнул пяткой соперника под колено. Тот взвыл от боли и резко отпрыгнул назад.

Вскочив на ноги, Ратмир ощупал ноющий затылок и посмотрел на руку, не прекращая следить за неожиданным врагом исподлобья. Ладонь была в крови.

— Ну ничего, — подумал воин. — Сейчас мы поквитаемся.

Он потянулся к рукояти ножа, висевшего на поясе. Незнакомец скользнул взглядом по оружию Ратмира и негромко сказал: "Нельзя убивать смертных. Другие поймут и начнут за нами охотиться".

Витязь застыл на месте, так и не успев вытащить нож. Догадка пронзила мозг.

— Почему он так сказал? Неужели он тоже упырь? Что он знает обо мне? — мысли закружились в гудящей голове, болью отбиваясь в разбитом затылке.

Теперь, когда они стояли лицом к лицу, охотник мог разглядеть незнакомца. Он выглядел довольно молодо. Густые темно-русые волосы кудрями спадали до самых бровей на лбу и были стянуты кожаным шнурком на затылке. Внимательные серые глаза пристально следили за каждым движением соперника. В них не отражалось ни тени страха. На худощавом лице, заросшем аккуратной короткой бородой, выделялся крупный, горбинкой, нос.

Ростом мужчина не отличался. Даже выпрямившись сейчас, он бы оказался ниже Ратмира на пол головы. При том, что сам витязь был среднего роста и никак не походил на великана. Широкая, некогда белая рубаха незнакомца, подпоясанная красным полотняным поясом, грязные льняные штаны и рваные лапти свидетельствовали о том, что мужчина перенес множество лишений, прежде чем столкнулся нос к носу с Ратмиром.

— Да я и сам выгляжу не лучше,— улыбнулся в душе воин.

— Нельзя убивать смертных, — устало повторил незнакомец, поглядывая на лежавшее рядом тело девочки. — Да и рано ей еще помирать.

Охотнику стало стыдно. Ведь он и не хотел убивать несчастную. Точнее это не он хотел ее убить. Во всем виноват тот дикий зверь, сидящий внутри, мучимый лютым голодом. Не спуская глаз с незнакомца, Ратмир присел рядом с телом девушки, взял ее за запястье и нащупал пульс. Бедняжка была жива. Только спала.

— Ну-ка улыбнись и покажи зубы, — поднимаясь во весь рост, скомандовал витязь.

Мужчина расхохотался, обнажая острые, словно иглы клыки.

— Ты все еще не уверен, что встретил такого как ты? — весело воскликнул он. — Али ты не чуешь меня? Слышишь, как бьется мое сердце?

Ратмир мысленно обругал себя за глупость. Ведь он и правда не обратил внимания, что незнакомец совсем не дышит, а сердце его не бьется. Сквозь шум в голове, охотник слышал сердцебиение лежащей рядом девчушки и снова упрекнул себя за то, что полез проверять ее пульс, тем самым насмешив мужика.

— Не... Не слышишь, — продолжал насмехаться незнакомец, лукаво поглядывая на Ратмира. — Больно крепко я тебе к уху приложился. Эй, глухомань!

— Захлопни пасть! — вконец рассердился охотник.

— Меня Микулой зовут. Я из Трубецка.

Ратмир изумленно уставился на мужчину. Только что они готовы были убить друг друга, а теперь незнакомец пытается завязать разговор и даже спрашивает имя.

— Ты можешь называть меня Микула Трубецкий. Меня там каждая собака знает... знала. А у тебя имя есть?

— Есть, да не про твою честь, — огрызнулся Ратмир.

— Ну, не серчай, — улыбнулся мужчина. — Я ведь не со зла тебя того... ударил. Ты ведь пойми, добрый человек. Коли убьешь кого раз-другой, люди-то спохватятся и пойдут тебя искать и найдут, будь уверен. Это ты под луной весь такой сильный и храбрый, а днем, да в худом укрытии ты сам жертва. Да ты уж знаешь, небось. Пей кровь, да не выпивай всю. Али ты не знал?

Охотник сердито поглядел в задорные глаза нового знакомого.

— Ба! Не знал... Микула хлопнул в ладоши, удивленно глядя на Ратмира. — Тебе, стало быть, науку не передавали? Ну, мать али тятя твой?

Воин резко дернул головой.

— Экий ты странный, парень. Ты как родился-то? Не из утробы конечно. Как ты стал таким... каким стал?

— Упырем? — пробурчал Ратмир.

— Ну, коли хочешь, упырем. Тебя ж кто-то покусал, да обряд провел. Они-то твои мать либо отец. Они тебя науке обучить должны были. Ты же, как птенец поначалу, покуда все азы не поймешь.

Перед глазами охотника возник страшный образ бледного незнакомца с длинными клыками.

— У меня один отец и он — добрый человек. И мать у меня одна. И других не будет.

— Знаю, знаю, — отмахнулся Микула. — Но ведь кто-то же тебя таким сделал. Ну да воля твоя. Хочешь, говори, а хочешь, не говори. Но я бы убрался отсюда подобру-поздорову. Не хватало, чтобы стражники нас тут нашли подле бедолажки. Она хоть и спит, да много крови потеряла. Может и не проснуться.

— Ее Людмилой звать. Я не дам ей помереть! — воскликнул Ратмир и бережно взял на руки тело девочки. — Есть ли тут окрест постоялый двор?

— А я почем знаю? Я тут первую ночь. Пойдем искать.

Витязь недоверчиво посмотрел на нового знакомого и медленно двинулся вперед. Микула зашагал следом.

— Слышь, тебя звать-то как?

— Ратмир, — оборвал воин.

— Ну вот и познакомились, брат Ратмир.

Спустя час они сидели за столом в широкой светлице постоялого двора. Места вокруг пустовали. То ли час был слишком поздний, то ли черниговцам хватало других забот. И только за столом у выхода спали двое выпивох, обложенные пустыми кружками и кувшинами из-под браги. Девочку сдали жене хозяина. Та, не теряя времени, уложила спать бедняжку наверху в одной из теплых, уютных комнат и обещала постоянно справляться о здоровье ребенка.

Ратмир задумчиво вертел в руках полную кружку жутко воняющей браги и думал о своей жизни: отце, матери, братишках и сестренках, девочке-бродяжке, бледном упыре и новом знакомом. Витязю так хотелось найти себе подобных и узнать больше о своей природе, но, сейчас, почему-то голова была пуста. Не хотелось думать ни о чем. Радовало только то, что боль прошла, а рана на затылке чудным образом перестала беспокоить и только липкие от крови волосы вызывали раздражение.

— Ты ее пить пробовал? — Кивая на кружку браги, спросил Микула. — После обращения, имею ввиду...

Воин угрюмо кивнул и поднял глаза.

— Обращения?

— Ну, это когда тебя превратили в... ну ты уразумел... Эх, я тоже как-то попробовал. Давеча я любил пропустить кружечку с мужиками. А однажды как-то захотел вспомнить былое — чуть не околел... второй раз, — Микула захихикал. — Ты откуда, Ратмир?

— Из Новгорода, — охотник продолжил вертеть кружку в руках.

— Далече тебя занесло, брат. Так, значит, не обучал тебя никто?

Ратмир пожал плечами.

— Нелегко это, заново рождаться на свет, — протянул Трубецкий.— А сюда ты как попал?

— Долго сказывать...

— Долгая ночь, — не унимался Микула, вопросительно глядя на витязя.

Охотник молчал.

— Ну как знаешь. Я вот мастеровым был. Кому дверь да стол сколотить, баньку али избу срубить. Все умел... да и сейчас смогу. Незачем только. Так вот жил я — не тужил, по кабакам таскался, баб топтал, аки курей. В почете был. Ладный мастер везде нужен. А, однажды, к нам прибыла баба. Одна была, без мужика. Нашла меня посреди ночи и говорит: "Хочу, чтобы ты мне избу срубил, да поболе." Ну я отказываться не стал. Она ведь золотом дала.