— Это так, — согласился Штерн. — Но им потребуется больше персонала. Предлагаю мобилизовать всех практикующих врачей, у которых нет возможности размещать больных, и распределить их по всем проблемным участкам. Я подготовлю для вас список, если вы не против?
— Готовьте, — кивнул Влад. — Только доктор, прошу об одном: нам нужны все, вообще все. В том числе знахари, костоправы, коновалы...
— Ведьмы...
Влад осёкся и злобно посмотрел на Штерна, однако маленький доктор хоть и с трудом, но выдержал его суровый взгляд.
— Травники, — поправил Влад, умерив гнев. — Доктор, уймите свою брезгливость. Тех, кому нельзя доверять сложную работу, можно отправить работать санитарами, сиделками, да кем угодно! В городе тридцать тысяч жителей, и если мы начнём привередничать, то нам не хватит сил, чтобы сдержать заразу. Поверьте, у меня есть опыт.
Штерн коротко кивнул, и больше они к этому разговору не возвращались.
Влад работал со всей возможной поспешностью, стараясь опередить заразу. Бургомистр выделил ему своих секретарей, Клемм тоже не поскупился, предоставив в распоряжение Де'Сенда целую толпу клерков, счетоводов и прочих сотрудников из правления артели, на плечи которых легли задачи распределения медикаментов, пищи и воды, составление графиков дежурств, патрулирований и врачебных обходов, списки добровольцев, учёт заболевших и умерших.
Помимо этого в городе требовалось поддерживать порядок, не допускать волнений и уж тем более паники. По настоянию Де'Сенда люди Блюгера, переодетые простыми горожанами, проводили время в тавернах, кабаках и прочих подобных заведениях, всячески пресекая любые неуместные разговоры.
Марбург, несмотря на эти меры, гудел, как побеспокоенный улей. Прагматичный Блюгер мобилизовал в помощь стражникам столько горожан, сколько мог, однако их всё равно не хватало, а люди, тем временем, заболевали каждый день: восемь человек за первые сутки, двадцать пять на вторые, сорок два на третьи. Через неделю их число перевалило за полторы сотни, а к середине второй — за три.
К тому моменту стало ясно, что скоро даже госпиталь всех вместить не сможет, и Дмитрий Клемм выделил один из пустующих складов его артели. Там быстро разместили несколько сотен коек, отгородили раздевалки, операционные и склад медикаментов, определили туда несколько врачей и два десятка фельдшеров. Тела складывали в соседнем здании, в подвале, поскольку переносить умерших по улицам Марбурга до городского морга было чревато.
За всё это время Влад почти не сомкнул глаз, подгоняя чиновников, консультируя стражу и дружинников. Во все ближайшие деревеньки он распорядился разослать предупреждения и инструкции для тамошних старост. С просьбой о помощи он обратился к бургомистру Хоффу и Отто фон Вальцу. Первым пришёл ответ от барона, где тот заявил, что сделает всё возможное, однако люди и лекарства прибыли лишь в конце второй недели вместе со страшной новостью: эпидемия добралась и до Вальцберга, сдержать её так и не смогли.
— Больных-то у нас пока поменьше будет, ваше превосходительство, — говорил Владу баронский слуга, следивший за разгрузкой медикаментов на заднем дворе госпиталя. — Да только это пока. Вальцберг, он город-то большой. Объявится какая хворь — мигом разлетается и сотнями народ косит. Это уж дело времени теперь, вот что я скажу.
И Влад, к сожалению, понимал, что мужичок прав.
Также вместе с людьми барона прибыли несколько странных юношей — худощавых, бледных и вообще имевших весьма болезненный вид, — предъявивших грамоту, в которой говорилось о том, что они уполномочены добыть образцы крови и тканей умерших от кровяной лихорадки для лаборатории некоего доктора Айгнера. Кривой почерк составителя грамоты Владу был незнаком, однако резолюция барона Отто и его личная печать в конце документа разрешили дело в их пользу. Если уж в Вальцберге кто-то решил всерьёз взяться за поиски лекарства, то хуже от этого точно не станет. Ют, Штерн и те из их коллег, кого мало беспокоили всевозможные суеверия, касающиеся покойников, только одобрили это решение.
Проигнорировав слабые возражения работников госпиталя, Влад позволил молодым людям вскрыть несколько свежих трупов, а сам не поленился написать письмо их начальству, предложив тому посильную помощь. Уехали они весьма довольные собой, а буквально через день явились снова, с точно такой же грамотой и краткой запиской лично для Влада. Получив своё, они поспешили вернуться восвояси, заверив его, что снова прибудут ещё через два дня, но на этот раз так и не явились. Влад, несколько обеспокоенный данным обстоятельством, хотел написать доктору, но руки до этого у него так и не дошли.
В свободные минуты он постоянно переписывал и обновлял свои инструкции по организации карантина. Ют, с которой они часто пересекались в госпитале, немало этому удивлялась.
— И откуда ты всё знаешь? — спросила она его во время одной из этих коротких встреч. — Я думала, твое дело больше бухгалтерия, а ты и докторам распоряжения отдаешь и страже.
— На заре своей карьеры, лет эдак девять назад, я работал секретарём у полковника медицинской службы Эрика Франца. Дело было в Моравском герцогстве. Шёл 1746 год. Ты историю знаешь неплохо, особенно по части эпидемий, так что можешь догадаться, с чем нам пришлось иметь дело.
— Дай-ка подумать, — Ют покопалась в памяти и полминуты спустя выдала: — Холера. В тот год лихорадило весь юго-запад, от побережья до Фойрхельдского хребта.
— Именно. Это было в городе Тоскан, втором по размерам городе герцогства. Полковник был человеком передовых взглядов с пытливым умом и редкой силой воли. Когда в Прато, столице герцогства, отказались следовать его инструкциям, полковник приказал закрыть Тоскан на карантин, игнорировав все прочие распоряжения местных властей.
Мы просидели в изоляции почти два месяца. Франц запретил брать воду из ближайшей реки и из городских колодцев тоже. Когда стало ясно, что имеющихся запасов не хватит, он тайком снарядил несколько экспедиций в отдалённые горные деревушки. Он считал, что только там можно достать чистую воду, и когда узнал, что в одной из деревень заболело несколько человек, велел избавиться от воды, привезённой из того поселения. А ведь стоял июль.
Он казался мне неутомимым и вездесущим. Поверь, этот человек — лучший пример для подражания из всех, кого я знаю. Но даже он не мог успеть всюду, подчинить всех и всё предусмотреть. Люди умирали каждый день десятками, и, когда эпидемия всё-таки пошла на спад, мы не досчитались шестой части населения города. В то время как остальное герцогство за исключением самых дальних и дремучих деревень, практически обезлюдело. В столице умер каждый третий, в поселениях близ реки Моры восемь человек и десяти. Теперь столица герцогства, как ты знаешь, перенесена в Тоскану.
В те дни я работал бок о бок с этим человеком и именно от него перенял опыт борьбы с эпидемией, а это сотни нюансов, больших и малых. И теперь я прилагаю все усилия, чтобы использовать полученные знания здесь, в Марбурге. Надеюсь, старик Франц останется доволен.
— Бесценный опыт, — заметила Ют. — Во время чумного поветрия пять лет назад здесь о таком даже и не помышляли. Дела шли из рук вон плохо, и я до сих пор считаю, что болезнь лишь чудом обошла стороной большую часть округа.
— Если постараемся, то обойдётся и на этот раз, — уверенно произнёс Влад.
Ют его уверенности не разделяла, однако оптимизм Де'Сенда был заразителен и к своим обязанностям она приступила с утроенным рвением.
Фройд негодовал, и было отчего. Уже неделю он торчал в лесу, в компании этого ничтожества Огюстена, а от его нанимателей, будь они неладны, не было ни единой весточки, не говоря уж о том, что выданный аванс начал подходить к концу.
Ему удалось опередить стражу буквально на полшага и увести Огюстена через задний ход в его жалкой халупе. Зачем так мучиться, если можно было пустить его в расход, как того идиота-пекаря? Нет, не то чтобы Фройд собирался оспаривать решение заказчика, но должен же быть во всём этом здравый смысл! Похитить человека, особенно когда все легавые в округе стоят на ушах, это вам не ножом по горлу провести! А для чего понадобилось похищать, да ещё и без членовредительства, такую пропащую паскуду, как Ги Огюстен, Фройд никак не мог взять в толк.
Худой, тщедушный пьянчуга, этот Ги, в своём видавшем виды модном колете, замызганной рубахе, изодранных щёгольских лосинах и охотничьих сапожках, на которые в понимании Фройда позариться могла только дамочка, был просто несносен. Он ныл, жаловался, постоянно искал выпивку, уничтожал запасы табака и корня ласса, из которого делал свою дурманящую вытяжку. Лично Фройд, хоть и жевал корень, сок его всегда сплёвывал, а дурь и вовсе презирал, предпочитая просто напиваться.
Ги, с чьей головы не должен был упасть ни один волос, порядком надоел уже всем обитателям маленького лесного становища. Парни Фройда ведь были люди лихие, и потому нытиков на дух не переносили. Денежки, полученные за работу, были единственным, что удерживало их от попыток открутить Огюстену его пустую голову.
Фройд, покуривая папиросу, сидел под деревом и исподлобья наблюдал за играющими в карты разбойниками. Он привёз парням из города две новых колоды, и счастью висельников просто не было предела. Более того, раз главарь теперь сидел в лесу вместе с ними, это означало, что и нормальную еду, и выпивку они теперь будут видеть чаще, чем два раза в месяц. Довольны этим были все, кроме самого Фройда. Он, конечно, мог перетерпеть любые условия, но очень уж удобно ему было в Марбурге, и покидал насиженное место он с большой неохотой.
— Гюнтер, — позвал он громилу в кожаной безрукавке поверх драной шахтёрской робы, — нацеди-ка мне бражки.
Гюнтер, нехотя оторвавшись от созерцания очередного кона в козла, поднялся и побрёл к припрятанной в кустарнике бочке, откуда вернулся с полной кружкой тёмного пенного напитка. Фройд принял её и небрежно отослал громилу прочь.
Глоток холодной браги его немного успокоил. Полкружки развеяли дурные мысли, а остатки и вовсе привели в превосходное расположение духа, и Гюнтеру пришлось прогуляться до бочки ещё раз.
Быть может, думалось Фройду, в его временном изгнании и нет ничего плохого? Все эти патрули, нервные дружинники, помешавшиеся на карантине горожане — от них и впрямь лучше держаться подальше. Да и подхватить заразу в лесу куда сложнее. Даже Ги в этом свете стал представляться не более чем досадной помехой. Скоро его наниматели объявятся, заберут мерзавца, а Фройд таки получит причитающиеся ему денежки.
Довольный таким ходом рассуждений, главарь висельников бодро крякнул, осушил вторую кружку браги и собрался, было, проверить своей старый кремневый мушкет, когда его умиротворение нарушил Доркли — пронырливый и зоркий тип, которого частенько выставляли часовым.
Выбежав на поляну, тот заозирался. Разбойник судорожно втягивал воздух, кадык его ходил ходуном, худющее тело блестело от пота, ласину покрывала испарина — было видно, что Доркли добирался до стоянки бегом. Отыскав под деревом Фройда, он опрометью бросился к нему, расталкивая по дороге всех зазевавшихся.
— Проблемы, босс, у нас проблемы! — затараторил Доркли, шлёпнувшись в пыль возле своего главаря.
— Конкретней, — потребовал Фройд; он терпеть не мог всякой истеричной болтовни, которой с перепуга разразился его подручный.
— Драгуны! Наших парней за рекой прищучили!
— Много их там?
— Десятка четыре!
— Весь взвод пригнали, чтоб им пусто было! Гюнтер, туши костёр!
— Так ведь на конях-то они сюда не сунутся, — возразил, было, Доркли, однако, перехватив грозный взгляд Фройда, прикусил язык.
Главарь висельников уже стоял на ногах и продевал в петли на штанах перевязь для шпаги.
— Они не полезут — другие полезут, — сердито пробурчал он, а потом, выйдя на середину поляны, объявил: — Ребятки, у нас тут объявились серьёзные гости! Так что всё тут на хрен тушите, тащите барахло подальше в лес и сидите тише воды ниже травы, усекли?
Два раза ему повторять не пришлось, ибо попасть в руки к солдатам для любого из присутствовавших означало верную смерть. Фройд же решил времени зря не терять.
— Доркли, Уве, Салем! — позвал он, а когда его люди явились на зов, сказал: — Нужно пойти и проследить за этими марбургскими солдатиками, а то как бы их в нашу сторону не занесло, так что вооружайтесь и дуйте за мной.
Он выбрал самых осторожных и пронырливых парней, поскольку рисковать не хотел. О тех, кого прищучили у разъезда, точно можно было забыть, но Фройд предпочёл бы знать, скольких драгуны взяли живьём, что они видели и куда поехали. Немного подумав, он решил шпагу не брать и ограничился абордажным топориком, который получил в подарок от одного знакомца из Ольсмута. Штука надёжная, крепкая.
Тем временем Ги Огюстен страшно запаниковал, что драгуны явились именно по его душу. Не желая тратить время на разборки с этим нытиком, Фройд отвесил ему звонкую затрещину и велел Гюнтеру глаз с него не спускать, после чего вместе со своими людьми скрылся в чаще.
Доркли шёл впереди, показывая дорогу, Фройд отставал от него буквально на два-три шага. За ним грациозно шёл высокий мулат Салем, который в любом лесу чувствовал себя как дома, а замыкал шествие нервный, осторожный Уве.
Шли быстро и предельно тихо. Кому-то все эти предосторожности могли показаться лишними, но только не Фройду. Ведь драгуны могли быть не одни, и даже зоркому Доркли не уследить за каждой собакой в Тарквальде.
Хвойный лес, тёмный и дремучий, надёжно скрывал свои тропы в мягком буром подлеске. Доркли вёл одним из кратчайших путей к Марбургскому тракту. В прошлом военный следопыт из Бернхольдских егерей, он лично разметил все самые удобные лесные тропы, так что даже всадника, если тот не нёсся во весь опор, при желании можно было легко перехватить. За это его и ценили в шайке, поскольку приговорённым к петле разбойникам натыкаться на стражу или солдат было совсем нежелательно.
Фройд подобрал его в одной глухой деревеньке на полпути из Ольсмута в Марбург, где беглый егерь прятался от трибунала и целой своры кредиторов. И Фройд, по себе знавший, что человек служивый куда полезней, чем обычный головорез, сделал Доркли предложение, от которого невозможно было отказаться. Он вообще старался привлекать на свою сторону полезных и толковых людей. Практика показывала, что дуболомов в шайке не должно быть много, иначе властям становилось слишком просто вычислить и накрыть тупое стадо, где никто не способен понять, почему нельзя разводить костёр в сырую погоду, спать, не выставив часовых или садиться пьянствовать в доме, который только что ограбил.
Фройд подозревал, что тупицы у разъезда, понадеявшись на изгиб дороги и своё численное превосходство, попробовали навалиться гуртом на разведчиков передового звена. Обычно их двое или трое. И закончился этот наскок тем, что через минуту подвалили остальные конные и своих товарищей отбили, а потом погнали оборванцев через холмы к реке. Другого объяснения Фройд не видел, хотя с трудом представлял, как можно было засечь разведчиков, но проморгать основной отряд.
