Гении места или Занимательная география

Видимо, этот неведомый Асаф — врач. Что ж, у Магомеда есть к нему пара вопросов. За жизнь. Или за смерть.

А разговор у них состоялся не за жизнь. И даже не за смерть. А за кровь. Но сначала Мо пришлось поработать. Асаф Кутдусович оказался довольно молодым, по виду — ровесником Мо, хмурым и нелюбезным брюнетом. Убеждать его пришлось и по-человечески, и по-альфаировски. Магомед совершенно взмок от усилий, чувствуя, как бежит пот между лопаток, как буквально встают от напряжения волосы на затылке. Подчинить доктора, хотя бы минимально и ненадолго своей воле, оказалось гораздо сложнее, чем проделать то же самое с медсестрой. На Асафа Кутдусовича совершенно не действовала фирменная улыбка, да и улыбаться Мо не хотелось. Пришлось действовать грубее, хотя Мо был уже на пределе своих сил. Помогло ему то, что и Асаф Кутдусович выглядел тоже уже порядком уставшим — непростой у него выдался день, видимо.

А потом Мо слушал негромкие слова, перемежающиеся паузами, когда врач заглядывал в историю болезни. Что-то про анемическую кому, распад эритроцитов, нарушение синтеза гемоглобина. Про вероятно наследственное заболевание и переливание крови, к сожалению, не давшее положительного результата. Пока не давшее.

Дальнейшее он потом вспоминал смутно, отрывками. Видимо, он прыгнул выше своего второго уровня. Или близко подошел к собственному пределу возможностей, которого он по-настоящему и не знал. Но он заставил затюканного тяжелым днем и давлением чужой воли доктора произвести прямое переливание крови. Без всяческих анализов на группу, резус и прочее. "Я ее брат", — прямой взгляд в глаза врачу, подкрепленный давлением воли готового идти до конца Альфаира. Это в очередной раз сработало. Всегда Мо это умел? Или только сейчас научился вдруг? Удивляться и анализировать он будет потом.

Вместо положенных трехсот-четырехсот миллилитров Магомед настоял на восьмистах. Когда встал с кровати, его повело. Но был уверен, что сделал все правильно. Теперь у Альки есть шанс перенести путешествие. Лишь бы он сам смог.

Слегка дезориентированный Асаф Кутдусович ушел по своим ночно-дежурным делам, а Мо дал себя под ручку увести медсестре, чаю попить. Чай был очень вкусен — горячий, сладкий. Очень вкусным казалось и крошащееся в непривычно дрожащих пальцах печенье, и подтаявшая шоколадка с изюмом и орехами. Он прихлебывал чай, привалившись затылком к стене, что-то отвечал любопытной девчушке, которая, он был уверен, ранее называла свое имя, но он теперь не мог вспомнить — вот хоть убей. Отвечал преимущественно односложно или кивками, думая о том, что надо, надо собраться с силами. Вот только еще одну кружку выпьет. "Вы пейте, пейте, Магомед Алиевич, — потчует его медсестра. — Вам надо много пить, жидкость потерянную восстанавливать". Он послушно пил. Целых три кружки. А потом под предлогом "сходить в туалет" вернулся в палату к Альке. Пальцы трястись перестали и получилось аккуратно вынуть иглу из руки сестры. Привычно подхватил женское тело на руки, разогнулся. Отнятые восемьсот миллилитров коварно ударили в ноги, подогнули колени, он чудом не упал, привалившись спиной к стене. Нет, только не на самом пороге, когда он почти все сделал! Но нет возможности собраться с силами, да просто самих сил нет, еще чуть-чуть — и он просто разожмет руки. Надо возвращаться сию минуту и будь что будет!

После. Мика, Лина, Фарид, Михаил, София, Тагир, Мо и Алия.

— Портал! — Миша резко садится на топчане.

— Что — портал? — не сразу понимают его. А потом на ноги подскакивает Мика.

— Мо вернулся!

В распадке они увидели две лежащие на земле фигуры, обе без признаков жизни. Выглядело это совсем не оптимистично, а в свете фонаря и занимающейся зари было отчетливо видно, как из-под обшлага куртки с запястья левой руки Мо стекает кровь, обильно капая на черную землю.

Первыми к Мо и Алие подоспели Лина, Мика и старший из братьев Куркиных. Тагир споро подхватил на руки лежащую на холодной земле в одной тонкой рубашке девушку. Лина, упав на колени, приподняла голову Мо, Мика стащила с его левого плеча куртку. Выругались сестры синхронно, синхронно же посмотрели на безвольно висящие руки Алии.

— Он отдал ей свою кровь! — пальцы Лины ложатся на кровоточащий внутренний сгиб локтя Магомеда.

— Вот он не мог без этого!.. — шипит Мика. — Пижон! Выпендрежник!

— Что за манера, — негромко произносит Мо, приоткрывая один глаз, — говорить о человеке гадости за глаза?

— Как ты?!

— Бывало и лучше, — он морщится, потом переводит взгляд на Мику. — Кажется, я говорил тебе никогда больше ко мне не прикасаться?

Мика так резко убирает свои пальцы с его руки, будто та раскалилась. И на ноги встает так же резко.

— Нам нужно домой!

— Мо, ты сможешь дойти до села? — Михаил пытается сгладить резкость слов Мо.

Магомед отвечает утвердительно, однако его ноги, при попытке встать, наглядно демонстрируют несогласие с таким ответом. Вертикальное положение Мо удается удерживать только с посторонней помощью. Совершенно очевидно, что максимум, куда Мо сможет дойти — это их недавно обретенный форпост. Несмотря на то, что им там будет весьма тесно уже теперь ввосьмером, до школы они сейчас просто не дойдут. Точнее, не дойдет Мо, а вести или, того хуже, нести себя он просто не даст, это очевидно всем. Согласился, чтобы его довели до заимки — и на том спасибо.

Когда дошли и разместились, командование приняла на себя Лина. Все понимали, что сейчас должно произойти. Алию уложили на топчан, а остальные сгрудились вокруг. Дежа вю. Неужели только сутки назад они вот так же стояли вокруг Тагира? Что происходит со временем? Будто уплотнилось оно, невероятно уплотнилось, и не двадцать четыре часа в сутках, а больше.

Лина переводит взгляд с одного лица на другое. Михаил отрицательно качает головой и смущенно отворачивается. Что ж, у него есть право — она все же его напугала тогда, в первый раз. Мо и Фарид — сразу нет, парни едва живы. Тагир? Он без слов понимает ее взгляд, делает шаг навстречу. Одно легкое прикосновение пальцев ко лбу, и теперь она отрицательно качает головой. Нет, Тагир еще слишком слаб, совсем недавно он сам был в таком же положении, как и Алия. Значит, остаются девочки — София и Мика. А потом становится ясно, что и Соня пока не в той форме, чтобы служить энергетическим донором. И, кроме Доминики, некому.

— Ты же не боишься? — Лина внимательно смотрит в глаза сестре.

— Когда это я чего-то боялась? — Мика демонстративно бравирует. — Тем более, ты уже опытный... хирург. Приступайте, доктор. И можно без анестезии. Если я начну вырываться, не давай этому, — резкий кивок головы в сторону Мо, — ко мне прикасаться. Пусть Тагир держит. Он, может быть, и справится, сил хватит.

— Можешь не сомневаться, — Тагир серьезен. — Удержу.

— Мика, послушай, я был неправ... — голос Мо нерешительный и смущенный.

— Заткнись! Линка, начинай!

И Лина начинает. Поначалу кажется, что во второй раз все получится быстрее и не столь драматично. Но потом что-то идет не так, Мику удается удержать только вдвоем Тагиру и Михаилу — девушку бьет как в эпилептическом припадке. И снова потеки слез и крови на лице Лины. Снова. Все повторяется снова. Только вот сознание сестры не теряют.

— Воды... — хрипит Лина, разомкнув контакт. Пьет жадно из поданного ей котелка, обливаясь. — Еще!

Мика сидит, привалившись к бревенчатой стене, и даже отсветы пламени из печки не согревают неживую бледность ее щек.

— Лина, получилось? — осторожно спрашивает Михаил.

— Да.

— Но что-то пошло не так?

— Я думала, — Лина подползает к сестре, прижимается плечом, переплетает пальцы, — что с Микой будет проще. Потому что мы сестры и близнецы.

— А получилось не проще?

— Энергетика разная, — морщится Лина. — С Тагиром и Мишей было гораздо легче — они оба Альфаиры, мне почти ничего делать не надо было. А тут... Альфаир и Мандра. А между ними я — Лейф. Пришлось трансформировать на ходу. Я слишком поздно поняла, и было трудно. Ты как, родная?

— Жрать хочу, — произносит Мика, не открывая глаз.

— Как только доберемся до села, я тебе куплю самый большой торт, — Мо переводит взгляд с лица сестры на Мику. — Честное слово. Обещаю.

— Засунь его себе в задницу, — голос у Мики абсолютно бесцветный.

Сейчас он готов ей простить даже эту грубость. Он вообще готов ей простить все за то, что эта вредная и поперечная девчонка сделала для его сестры.

— Лина, а когда Аля придет в себя?

— Не знаю, Мо. Возможно, скоро. Возможно, через несколько часов. Давайте спать, а? С ног падаю от усталости.

— Ты и так на полу сидишь, — усмехается Миша.

— Вот сейчас на полу и засну.

— Нет уж, давайте-ка на топчаны, — Миша протягивает обе руки сестрам. — А на полу мы с парнями устроимся. Мика, печка долго еще будет гореть, как думаешь?

— Пару часов, — зевает Доминика, вставая за рукой Михаила. — Кирпичами бы обложить, чтобы остывала медленнее. Надо будет принести, я в школе видела.

— Ой, а где это я?.. — раздается мелодичный и удивленный голос. Все дружно оборачиваются. Алия не стала долго томить их неизвестностью и быстро пришла в себя. А вот дальше начались сюрпризы.

До. Ахмед.

— А кто он такой?

— Романцов-то? Инспектор рыбоохраны.

— Вы издеваетесь?! Зачем нам инспектор рыбоохраны? У нас палеонтологические изыскания запланированы! Ископаемые останки ихтиозавров будем изучать! Вы, что, разницы между рыбами и древними ихтиозаврами не понимаете?!

— Отчего же? — собеседник моложавого руководителя группы палеонтологов невозмутимо откидывается на спинку кресла. — Прекрасно понимаю. Рыба — это хариус или сиг. А еще там щука водится, и налим. Семга на нерест туда не заходит — чего нет, того нет. Но хариусок — исключительный! А ихтиозавры эти ваши — какой с них прок?

— Все-таки издеваетесь... — вздыхает ученый. — Неужели так трудно порекомендовать проводника?

— А я вам и рекомендую.

— Вы же сказали, что он инспектор рыбоохраны?

— Точно так. А еще он по образованию ихтиолог, вроде бы. Но самое главное — никто лучше Романцова эти места не знает. Всем проводникам проводник.

— Ну, раз вы так говорите... Мы согласны, — с видом глубочайшего снисхождения кивает палеонтолог.

— Согласны они, — хмыкает его собеседник. — Не факт еще, что Ахмед Валерьевич согласится.

— Кто?!

— Романцов Ахмед Валерьевич. Ваш проводник — если вам повезет, и он согласится.

— Чудное у него фамилия-имя-отчество. Откуда такое?

— Вот у него и спросите, — протягивая руководителю экспедиции клочок бумаги с телефонным номером. — Он страсть как любит такие вопросы.

Оставшись в одиночестве, хозяин кабинета смотрит в окно, щурясь на почти весеннее солнце, и хитро ухмыляется себе в усы.

______

— Если он еще раз откроет рот и скажет что-нибудь в таком же тоне, я на него кинусь!

— Инна, не заводись! И, ради всего святого, не спорь с ним!

— Да кто он такой?! И что о себе возомнил?! Мы, между прочим, ученые! А он просто рыбный инспектор!

— Не вздумай так ему сказать! Он — инспектор рыбоохраны. И не задавай ему дурацких вопросов, если не хочешь получать ответы, которые тебе не нравятся.

Женщина-ученый обиженно поджимает губы, но молчит.

_____

— Ахмед Валерьевич, вы вообще устаете?

— Нет.

— А вот мы устали. Мы, знаете ли, не привыкли так много ходить.

— Вы должны были знать, во что ввязываетесь.

— Но мы же не кросс бежим! Куда так торопимся?!

— До заимки дойти надо. Или вы хотите в палатках ночевать?

Руководитель палеонтологов вздыхает.

— А долго еще?

— Полтора часа. Нет. Два, — поправляет себя. — Вы плететесь как улитки.

Руководитель группы приноравливает свой шаг к шагу этого странного инспектора обманчивой наружности. Среднего роста, сухощавый, но рюкзак прет здоровенный, и выносливый как вол.

— А вы действительно ихтиолог?

— Кто вам сказал?

— Иван Матвеевич.

Романцов молчит какое-то время.

— Нет, неправда. Я на биологическом факультете учился. Три курса. Потом бросил.

— Почему?

— Надоело.

Сказано таким тоном, что расспросы продолжать никакого желания нет.

Не объяснишь людям, что это такое — когда тебя зовет Обитель. Да и кому нужно это высшее образование? Томалу точно не нужно. Ахмед поправляет лямки рюкзака. Вот эти, например, его нынешние подопечные, с высшим образованием, с учеными степенями. Неразумные и беспомощные — как дети.

— А скажите мне, — Романцов неожиданно сам продолжает разговор. — За каким чертом вас в такое время понесло в экспедицию? Копать же не будете — в снегу еще все.

— Мы на разведку, Ахмед Валерьевич. Обстановку оценить, прикинуть — как и что. А летом уже приедем в полном составе. Когда у вас тут снег сходит?

-Только через пару недель подтаивать начнет. А окончательно сойдет через пару месяцев.

________

— Толя, как ты думаешь, сколько ему лет?

— Не знаю. Не двадцать точно, — руководитель группы пытается шутить.

— И не тридцать, — задумчиво отвечает Инна. — У него такая внешность — может быть и сорок, и пятьдесят, и шестьдесят. Непонятно. Знаешь, мне его даже жалко. Одинокий немолодой мужик. Он поэтому такой на язык злой.

— А с чего вы взяли, что я одинокий?

Беседующие ученые вздрагивают. Их проводник подошел неслышно, как обычно. Совершенно звериная у него поступь — легкая, быстрая. И вообще, есть в нем что-то... что-то даже не странное. Необъяснимое. Начиная с имени — не может абсолютно нордического типа блондин с яркими голубыми глазами называться Ахмедом. Пусть и Валерьевичем. И Романцовым. И эти пижонские длинные светлые волосы, собранные в конский хвост. И ядовито-язвительная, как клубок гадюк, манера разговаривать. Странный, очень странный.

— Обручального кольца нет на пальце.

— Это ничего не значит, — он подходит к костру, ворошит палкой угли.

— Значит, у вас есть семья? — Инна в последнее время осмелела и снова пристает к проводнику с вопросами. Причем Анатолий уверен, что за этими вопросами стоит теперь уже именно женский интерес.

— Две девочки.

— О, у вас все-таки гарем, Ахмед? — Инна нарывается, точно! Или кокетничает?

Косой взгляд светло-голубых глаз, тонкие губы трогает усмешка.

— Дочки. Доминика и Ангелина. И жена. Алла. Аллочка.

Тут он прижимает ладонь правой руки к губам, словно заставляя себя замолчать. И действительно — так непривычно это ласковое имя в устах вредного, ехидного и достававшего их порой до тошноты инспектора рыбоохраны Романцова, что сидящие у костра умолкают. Но Инна сегодня неугомонна.

— Сколько девочкам, Ахмед?

— Взрослые уже, — он отвечает хмуро, словно смущенный своей внезапной откровенностью.

— Улетели из родительского гнезда?

— Вроде того.

— А скажите, Ахмед, все-таки — почему вас так назвали? — вот, сейчас Инка получит по полной программе — а то в последнее время их проводник на диво дипломатичен.

За всю его полувековую жизнь ему этот вопрос задавали так часто, что... слишком часто. И ответов у него было немало. В честь османского султана. Для смеху. А можно еще правду сказать — что имя Хранителю дает Квинтум. Что имя Хранителя должно находиться в определенном фонетическом созвучии с именем Обители. А еще — что имена Хранителей должны быть по возможности уникальны. Особенно это важно для Альфаиров, но в целом это правило работает для всех. Квинтум старается учитывать национальные и языковые особенности семьи, но получается не всегда. Ну, назвали Ахмедом — что ж теперь? Нормальное имя, он привык. Могли Абубакаром назвать, или Авессаломом — при его-то везении.