Полечу в пропасть

Я повторяла себе это слово, как молитву.

— Что? — выдохнула она, втянув воздух ртом, с недоверием всматриваясь в мои глаза.

Я чуть ли не задохнулась от желания выйти отсюда и побежать, куда глаза глядят. Такое чувство у меня далеко не впервые, но настолько сильное желание сделать это я ещё не испытывала впредь. Мои глаза начали бегать среди столиков, среди учеников, которые смотрели на нас. Я выпрямилась, почувствовав, что становлюсь сильнее и сильнее. Не знаю, откуда у меня появилось это чувство, но я действительно стала сильной. Вся сила сосредоточилась в словах, в поступках.

Я посмотрела на Крисс, мои глаза остановились.

'Я уже не та девушка, которую ты обижала ранее.

Я сильнее'.

— Извини меня. Я не знаю, в чем провинилась, но извини. Если я когда-либо причинила тебе боль, страдания, горечь — извини. Мне жаль, что я сделала что-то не так, а если и не сделала, всё равно прости меня. Прости за то, что я появилась в твоей жизни. Я не нарочно. Я не хотела ничего портить. Но всё равно извини. Я не старалась делать всё лучше и лучше, поэтому извини. Извини меня за то, что появилась на этот свет, испортив при этом что-либо. Я не хотела. Просто не хотела. Ты же видишь, что я, какой была, такой и останусь, и меня не исправить. Если я когда-то причинила тебе боль, то причиню и ещё, поэтому извини. Я не хотела. И сейчас не хочу, — я перевела дыхание и опять взглянула в эти пустые, голубые глаза. Такие красивые, но ничего нет внутри. Только пустота. Бессмысленная пустота, но такая, такая прекрасная. Уверена, эти глаза таят много тайн, которые мне не суждено узнать. Только есть глупая надежда, что кто-то узнает их вместо меня. Кто-то по-настоящему стоящий. — Мне жаль, Крисс, мне жаль. Возможно, нельзя ничего исправить, но я говорю это искреннее. Я просто не хочу, чтобы ты запомнила меня такой, какой запомнила сейчас. Мне не надо быть лучше. Я не стремилась быть лучше тебя, просто знай это. Ты всегда была лучшей. Довольна? Всегда. Я никогда даже не претендовала на твое место и не хотела на него претендовать. Но если я допустила повод сомневаться во мне, то извини, просто извини. Извини. Я не нарочно. Всё это время я — была не я. И это всё только моя вина, так что извини...

Меня резко взяли за руку, я даже не успела опомниться, только мельком увидела, как Ник уводит меня из кафетерия, яростно расталкивая толпу вокруг.

Я постаралась вырвать свою руку, но ничего не вышло, и я покорно пошла с ним в коридор, желая... увидеть его ещё раз? Услышать? Не знаю. Его глаза были наполнены злостью, нет, даже можно сказать, гневом. Как будто все его чувства собрались воедино и отразились на лице. Прекрасном лице.

— Зачем ты это говоришь? — сказал он, переводя дух.

Я не сразу поняла суть вопроса, мне даже показалось, я ослышалась.

Быстро взяв себя в руки, я спросила, будто не понимала его фразы, а, может быть, я на самом деле не понимала:

— Что?

Я не знала, что он хочет сказать мне своим поведением, и это меня начало напрягать.

— Зачем ты это всё сказала Крисс? — переспросил он. — Зачем? Знаешь, как это звучало? Как слова из предсмертной записки.

Я увидела кое-что на его лице. Его глаза предательски светились, будто он плачет. Ну, нет, не плачет, но я знаю, каково это. Слёзы собираются в уголках глаз. Я тряхнула головой и ещё раз присмотрелась. Он был... таким уязвимым. Будто ему больно.

— Это не так, — прошептала я, мои глаза словно увеличились, я не верила им.

Для меня это было как-то в новинку.

— А как? — он покачал головой. — Она всю жизнь издевалась над тобой, а ты что? Ты извинилась перед ней? Кто должен был извиняться, так это она.

— Она этого не сделает.

— Если она это не сделает, это всё равно не значит, что это должна делать ты.

— Почему?

Мои глаза тоже начали слезиться. Я не знаю, почему, но меня эта ситуация очень разозлила, будто я сама не поверила собственной глупости. По-моему, я сделала всё правильно. Я так считаю.

— Она не права.

— И что? В чем я провинилась?

— Вот именно — ни в чем. Зачем ты просишь у неё прощения? А главное, почему? Она всю жизнь калечила тебя, издевалась над тобой, можно сказать, сделала тебя в глазах других хуже. А ты ещё и извиняешься перед ней.

— Я уже давно простила её.

— Но она не заслуживает этого, — возразил Ник.

— Все заслуживают быть прощенными. Знаешь, я, возможно, поступила неправильно, но я и не отрицала этого. Я ничего не понимаю. Я не понимаю, какая у меня опухоль, сколько мне осталось жить. Я даже не знаю, хочу ли я этой операции, нужно ли мне это. Лучше уже было бы умереть.

— Не говори этого.

— Разве я сказала не правду? Так и есть.

Секунда — и Ник сжал меня в объятьях. Мне вдруг стало тепло и это тепло уносило меня далеко-далеко... Я забылась, но буквально на минуту, а потом осознала, что делаю. Мне было бы легче без него.

'Без него'.

— Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь.

Я вырвалась из его объятий и побежала, куда глаза глядят. Я бегу, бегу, бегу, не оглядываясь.

'Я начинаю бежать, бежать, что есть силы; я уже не думаю про какие-то приоритеты, судьбу, будущее. Я думаю об этом дне. Об этом мгновении. Я бегу, бегу, бегу. Я чувствую её. Я чувствую свободу. Пускай, она будет короткой. Потом я приду домой: опять будут крики, ссоры и другие передряги. Но это будет потом. А для меня главное — сейчас'.

Воспоминания ударяют мне в голову, но я не перестаю бежать.

Я бегу, бегу, бегу, бегу, не переставая. Так быстро, как только могу, потому что сейчас у меня такое чувство, будто весь воздух высосали у меня из-под легких, и я не могу дышать.

Люди оглядываются, смотря на меня. Но я, не обращая внимания, продолжаю бежать.

Я смотрю на дорогу впереди меня. Какой-то парень переходит её, а со стороны я вижу машину, которая надвигается на него, что говорит о том...

Он умрет.

Всё происходит как в замедленной съемке.

Я бегу. Продолжаю бежать.

— Берегись! — закричала я со всей силой.

Я откинула парня в сторону и мельком увидела машину передо мной. Дальше жгучая боль в голове и звон бьющегося стекла. Как будто я прорвалась в какую-то дыру, огромную, черную дыру, с которой не смогу возвратиться обратно.

'Умираю? Это конец?'

'Да, скорее всего'.

Я лечу. Всё смешалось. Всё вокруг в один миг запылало огнем, а в другой миг я уже лечу. Я просто лечу, не останавливаюсь. Я проваливаюсь во тьму, которая никогда не была пропастью, это просто тьма.

Темнота.

Сознание угасало.

Остался мрак, жуткий, черный мрак и темнота... Это конец.

И лицо Адама прямо передо мной, такое четкое, словно на фотографиях.

А потом я почувствовала вкус смерти.

16.

— Хотела бы ты... спастись? Жить? — сказал незнакомый голос. Я очнулась, открыла глаза.

Помещение было то ли темным, то ли светлым. Или черно-белым. Казалось, я перестала различать цвета и гаммы, всё смешалось, и от этого становилось... страшно? Жутко. Нетерпимо. Я чувствовала беспомощность.

Света больше нет.

Одна тьма.

Но, на свое удивление, я всё видела. Даже во тьме можно разглядеть нечто большее, нежели темноту. Я вижу человека. Руки у неё поцарапанные, избитые. Лицо наполовину перекошенное, около правого виска у неё шрам: большущий, уродливый шрам. Сама она одета в черную, сумрачную одежду, которая облачает её исхудалое тело. Никогда не видела ничего подобного. Взгляд у неё неровный, словно она не видит ничего, но в то же время видит всё; то ли она смотрит на меня, то ли на то, что у меня стоит сзади.

Я смотрю на свои руки, пытаясь понять: 'я — это я?'. Да, всё в порядке. Руки у меня целы; кожа была такой же бледной и безжизненной, как и ранее Я стараюсь осмотреть помещение, но не могу двигаться, словно цепи сковывают меня, и я не могу отрегулировать свои движения.

— Не узнаешь меня? — прошипела девушка, закатывая глаза.

Я поймала её взгляд, полный ненависти и злобы, как будто она ненавидит не только меня, но и весь мир вокруг. Да, на миг она показалась мне знакомой, но я всё равно нигде не видела её, потому что... это невозможно. Да и где я могла видеть её? В такой-то одежде?

— Нет, — хрипло выдала я, еле слыша себя и свои слова, потому что я пребывала в какой-то прострации, невесомом состоянии. — Нет, — уже более уверенно произнесла я, но всё во рту начало жечь, словно я глотнула кислоты, яда.

Девушка усмехнулась, будто бы её позабавил мой ответ, а, может, так было и на самом деле. Моя ярость вышла наружу, я просто не могла терпеть этого издевательства, накапливая всё расстройство в себе. Я выпрямилась, оправилась — хотелось казаться то ли сильнее, то ли выше, то ли старше.

— Что тебе от меня нужно? — чуть ли не крича, сказала я, медленно вдыхая и выдыхая. — Что? — уже настойчивее спросила, но девушка продолжала гадко ухмыляться, показывая этим, что ей наплевать на меня.

Ответа я от неё не дождалась. Она то и делала, что ходила взад и вперед, невзначай глядя на меня, будто мой вопрос ничего не значит. Я облизнула пересохшие губы, но во рту всё равно было сухо.

— Где мы? — уже изнемогая от желания уйти отсюда, произнесла я.

Девушка посмотрела мне в глаза, и мне показалось, что в них я увидела отражение себя. Мне на секунду стало жаль её, но это чувство сразу же улетучилось из-за смеси недовольства и гнева.

— Правда, уютно? — опять же начала толковать о своем она, вновь игнорируя меня, чего я не могла терпеть.

Что ей нужно?!

— Ответь мне, — сказала, пытаясь скрыть дрожь ненависти в голосе. — Пожалуйста, — добавила я следом.

— Знаешь, ты довольно глупая, хотя это же я во всем виновата, — пробормотала она. — Мы в твоей голове, Дженн, — словно говоря что-то элементарное, сказала, а я начала расставлять всю эту ситуацию по полочкам в голове, задумчиво глядя на неё.

Я осмотрелась. Если честно, мне показалось это странным. Хотя это, наверное, всем показалось бы странным.

— А ты кто? — продолжала расспрашивать я. — Тем более, что ты забыла в моей голове?

Девушка опять усмехнулась, из-за чего мне стало не по себе.

— Я — твоя душа, — с ненавистью продолжила она, я бы даже сказала, с яростью. — Видишь, что ты со мной сделала?

Я не могла поверить своим глазам.

'Очередной глупый сон?'

— Вот видишь, насколько я изуродована, насколько я побита. И во всем виновата ты, и только ты. Ненавидя людей, знакомых, ты ненавидела и себя. Ты исключала все трудности, не желая проходить их. Ты даже исключила из своей жизни того, кто был искренним с тобою, и при этом ты винила только его.

— Но... почему я ничего не помню? Кто я вообще такая?

— А это, девочка, наказание тебе. Ты — никто. Разве не так было всегда? — с вызовом произнесла она.

'Я — никто'.

'Разве не так было всегда?'

* * *

Жуткая боль охватила мое тело, я не могу даже поднять руку из-за кучи проводов и кучи разных трубочек, которые присоединены к ней. Я быстро оглядываюсь: около меня никого нет, и я не знаю, хорошо это или плохо. В кой-то мере это даже хорошо потому, что никто не сможет увидеть меня такой беспомощной, но и плохо, потому что эта боль отдается в висках, становится трудно дышать. И вот сейчас я сделала наиглупейшее, что только смогла сделать.

— Врач! — закричала я, собрав весь воздух в районе груди.

Не прошло и минуты, как на помощь сразу же примчались медсестры и, конечно же, вошел следом врач, сначала что-то бормоча себе под нос, а потом, наконец, обернувшись ко мне.

— Меня зовут доктор Рик, — представился он, пристально рассматривая мое лицо, словно пытаясь увидеть, о чем я думаю. — Вы что-нибудь помните? — конкретный вопрос задает, а я сначала сочла его совершенно ненужным, но потом задумалась над этим, припоминая всё о себе, о своей жизни.

Ничего. Пустота.

— Нет, — отрицательно покачала головой я, пребывая в состоянии шока, потому что... я даже не помню, кто я. Что я такое?

— Помните аварию? — авария?

Опять даю отрицательный ответ, потому что понятия не имею, о чем он.

— Так вот, как мы успели установить, Вы, Дженнифер Грин, попали в аварию. У Вас практически нет телесных повреждений, но есть серьезное сотрясение мозга. Из-за этого у Вас амнезия, и Вы о себе, как мы и считали, ничего не помните. В карточке я прочел, что у Вас злокачественная опухоль мозга, и написано, что к лечению можно будет приступить за два месяца, если, конечно же, всё не будет потеряно, и ещё будет возможно Вас спасти.

Я сглотнула огромный ком в горле. У меня опухоль мозга? Да, похоже, я настоящая неудачница. Неудачница с большой буквы 'Н'.

— Мы ещё не успели сообщить об аварии вашим родственникам, пытались дозвониться до отца, но всё напрасно. Так что об этом уведомите их Вы сами, я полагаю, — произнес важным тоном.

Я в знак согласия кивнула, но делать этого не собиралась. Зачем? Я не хотела быть проблемой для себя, а главное — для своих родных.

— Вы хотите встретиться с тем человеком, который сбил Вас на машине? Он желает принести извинения.

Я отрицательно покачала головой, так как внезапно меня охватила слабость, и я сразу же провалилась в сон.

* * *

Четыре года — это не так уж много, чтобы забыть тебя.

Эти слова таки прожигали меня, касались моего сердца, я чувствовала их привкус на своих губах. У меня появилось чувство, что они действительно что-то значат, но чтобы то ни было, оно исчезло.

И вот, зеленые глаза.

И вот, такие живые, крепкие руки.

И вот, такое знакомое лицо.

И такая любовь к нему, да и ко всему миру пронизывает меня, что становится трудно дышать.

Мой взгляд впивается в эти черты, но я не могу понять, кто это, где я. Я сплю? Да, скорее всего я сплю. Я живая? Я пробую сдвинуться с места, но что-то удерживает меня, словно я связана, связана путами судьбы.

Пропасть уже намного ближе, чем раньше.

Я лечу. А, если точнее, то я падаю. И мне абсолютно всё равно. Я падаю и падаю, я падаю в пропасть, падаю опять. Это незабываемое мгновение, когда летишь с такой высоты, что даже дух захватывает. Ты летишь, летишь, летишь, забыв обо всех проблемах и бедах; летишь, понимая, что это твоя судьба, что так всё и должно быть. Что ничего не изменишь.

Еще несколько десятков метров и я разобьюсь об асфальт. Всё. Меня не станет. Как бы прискорбно это не звучало, я уже готова к этому; готова принять свою кончину, какой бы глупой она ни была. Я уже никогда не буду ходить по этой земле, не улыбнусь своим родителям, не увижу ни одной единой души.

Один. Два. Три.

Боль не чувствуется. А, может, так и должно быть? Нет. Я до сих пор жива. Я стою. На ногах.

* * *

Изображение растворяется, я просыпаюсь, чувствуя горячее прикосновение чей-то руки. Как только мои глаза открываются, руки разжимаются, и я вижу его, я вскрикиваю:

— Адам! — это имя появляется ниоткуда, просто маячит у меня в голове, на задворках моего сознания, и я напрягаю зрения, дабы рассмотреть его.

Я быстро поднимаюсь с кровати, словно и не было той боли, словно не было тех капельниц и проводов, и обнимаю его. Парень немного ошарашен, а ещё более удивленным выглядит доктор Рик, который, несомненно, наблюдал за этой сценой.