Полечу в пропасть

Убей ты в себе эту робость.

И чай завари — полезно.

Ведь когда падаешь в пропасть,

Кричать уже бесполезно.

Алексис Мар

'Меня никогда не отталкивала бедность человека, другое дело, если бедны его душа и помыслы'.

Омар Хайям

ЧАСТЬ 1

1.

Я лечу. А если точнее, то я падаю. И мне абсолютно всё равно. Я падаю и падаю, я падаю в пропасть. Это незабываемое мгновение, когда летишь с такой высоты, что даже дух захватывает. Ты летишь, летишь, летишь, забыв обо всех проблемах и бедах, летишь, понимая, что это твоя судьба, что так всё и должно быть. Что ничего не изменишь.

Еще несколько десятков метров и я разобьюсь об асфальт. Всё. Меня не станет. Как бы прискорбно это не звучало, я уже готова к этому, готова принять свою кончину, какой бы глупой она ни была. Я уже никогда не буду ходить по этой земле, не улыбнусь своим родителям, не увижу ни одной единой души.

Один. Два. Три.

Боль не чувствуется. А может, так и должно быть? Нет. Я до сих пор жива. Я стою. На ногах.

* * *

Я просыпаюсь. Не в холодном поту, как вы могли бы подумать, а с дурацкой улыбкой на лице. Этот сон снился мне давно, когда я была еще совсем маленькой.

Начнем с того, что меня зовут Дженнифер Грин и мне семнадцать лет. У меня обычное имя, обычная семья, обычная школа. Я — скучная и неперспективная личность, кстати, очень депрессивная.

Школа у меня небольшая. Но всех людей, которые там учатся, я ненавижу. Нет, это было чуть громко сказано... скорее всего, не ненавижу, я просто их не понимаю. Общаясь ради связей и других жизненных благ, они не понимают настоящих ценностей, которые есть в нашей жизни. Для меня это неприемлемо, хотя... Не мне их судить.

Все уже давно испортили со мной отношения. Мне плевать на них и им как бы тоже. Есть я, нет меня — всё равно. У меня когда-то была лучшая подруга в школе, мы дружили с ней около десяти лет, но проходили года, и наша дружба помалу забывалась... И вот так случилось, что мы перестали общаться. Она нашла мне замену, а я нет. Это звучит, наверно, довольно просто, но нельзя сказать, что я была столь безразлична к этому. Просто проходило время, и жизнь медленно уходила от меня... и забывался мой прежний кислород, забывались люди, которыми я дышала. Всё прошло.

Я живу в среднестатистической семье в Америке. Если вы раньше думали, что в Америке каждая семья живет в особняке, то я вас разочарую — это совершенно не так. Мы, например, живем в простой трехкомнатной квартире. Сестра, я, папа и мама. Сестра у меня на год старше, она уже в университете. Она очень милая девушка и я люблю её, но между нами нет особо теплых отношений. Мы просто сестры. Как все другие.

Мои родители — хорошие люди, не считая того, что они часто ссорятся. Как только я приду домой — всегда ссоры, отчего мне хочется забиться в углу и рыдать, рыдать, что есть силы. Но со временем это становилось моей обыденностью, и я уже даже перестала обращать на это внимание. Зарабатывают они немного — мама тысячу долларов в месяц, а папа — три. Но этого нам вполне хватает. Конечно, я никогда не была за границей, не делала то, что мои одноклассники называют обыденными вещами. Но я не хочу требовать что-то от родителей. Я понимаю, что им трудно.

Сегодня второй день весны, но в Чикаго уже довольно тепло. Я надела свои любимые джинсы, футболку, позавтракала и побежала в школу.

По дороге в школу я обычно мечтаю.

Солнце освещает мои волосы; они ярко сияют под этим светом. Мне нравится эта атмосфера наивного весеннего уюта. Все краски возвращаются, деревья надевают пышные наряды и, хотя сегодня не очень тепло, но чувствуется этот запах... запах любви.

Раньше я очень любила мечтать. В детстве знала, что дела родителей идут плохо, а ещё я знала, что когда вырасту, буду зарабатывать миллиарды и буду популярной. Наверное, это мечта каждого ребенка. Но, к сожалению, шло время, и я поняла, что должно случиться чудо, чтобы я стала богатой. Ах да, я ещё забыла рассказать очень важную деталь: в США сейчас идут военные действия. В данный момент у нас происходит война с Канадой. Это может звучать довольно странно, две дружные страны, казалось бы, я тоже не могла в это поверить. Там был какой-то конфликт, и из-за этого умерли тысячи людей. Во всем виновата власть. У них там кое-какие разногласия, а люди должны из-за этого умирать.

Если вы подумали, что я уродина, и со мной именно из-за этого никто не дружит, то нет, это не так. Я довольно красива, конечно, я не хочу хвастаться, но уверяю вас, у меня хорошая внешность. Просто кто захочет дружить с девушкой, которая ни разу не устраивала вечеринки и ни разу не ходила на них? Которая ни разу не встречалась с парнем? Которая ни разу не сбегала из дома? Правильно, никто. Я, можно сказать, 'паинька'. Но эти люди плохо меня знают, вот и всё. Они не знают, что творится в моей голове, а уже делают выводы. Но мне... мне как-то всё равно на то, что творится в их головах.

На самом-то деле, я не такая, как все думают. Я долго увлекалась всякими суицидальными вещами, так как считала, что моя жизнь бездарна. Больше всего меня в тот момент бесило то, что в свои шестнадцать лет я ещё ничего не попробовала, ничего не сделала в своей жизни, не оставила свой микроскопический след. Я только сидела дома и читала книги, иногда писала стихи. Я писала стихи о том, как я должна прожить свою жизнь. То есть о том, чего у меня никого не будет... Я всегда держу эту тетрадку около себя, всегда туда что-то записываю. Одноклассники уже миллион раз спрашивали меня о том, для чего эта тетрадь, но я всегда отмахивалась, мол, ничего особенного. Я так и ждала момента, пока у меня её кто-то украдет и прочитает все мои самые сокровенные мысли. Я с ужасом понимаю, что это действительно может когда-то случиться.

И вот, я, к несчастью, дошла до школы. По дороге меня не сбила машина. А жаль.

Я медленно вхожу туда: все о чем-то беседуют, наверно, кто богаче и так далее. Меня никогда не интересовали эти темы. Да, как уже рассказывала, я хотела славы и денег, но ещё больше я хотела влюбиться... По-настоящему, как в книгах. Но я никогда прежде не увлекалась парнями 'слишком', то есть не старалась обратить их внимание на себя и делать прочие вещи, которыми обычно гордятся сверстники. Для меня они — простые люди.

Я ставлю все свои вещи в шкафчик и медленными шагами иду к кабинету физики. Все думают, что я обожаю учиться, ведь как по-другому, я ведь отличница. Но это совершенно не так. Мне, конечно, нравится читать и всё такое, но учить я люблю исключительно некоторые предметы, а не всё подряд. Я с детства увлекалась биологией, а именно анатомией. Всегда любила свой родной английский язык. Но уж точно никогда не любила физику. Просидеть на этом уроке для меня — каторга. Лучше бы меня пытали, чем сидеть и слушать глупые лекции чуть староватой учительницы, которую зовут миссис Робинсон. Вы уж извините, но это ужасная учительница.

Внезапно, как только я подхожу к кабинету, меня обнимает Крисс. Кто это? Первая красавица нашей школы. Ну, не первая, думаю, в нашей школе есть множество барби, похожих на неё, но парни за ней толпами бегают. Не думайте, я не завидую и не пытаюсь убедить вас в том, что она плоха, нет, не так... просто высказываю общеизвестный факт.

Она учится в моем классе, и мы с ней, как ни странно, никогда не были в хороших отношениях. Поначалу мы даже 'враждовали', но я сама вышла из этой игры, потому что поняла, что это детский лепет. Она же, почему-то, продолжает эту игру по сей день, подкалывает меня и обожает ставить меня в нелепые ситуации. Ну, что сказать, просто глупый человек.

А теперь ещё подходит меня и обнимает. Очень странно, вам не кажется?

Секунда, вторая, и я вырываюсь из её объятий, в недоумении смотря на неё. Она начинает громко смеяться, затем смотрит на меня и говорит:

— Привет, Дженн. Как самочувствие? — любезно спросила Крисс, но из голоса сочился яд, а улыбка была жесткой и фальшивой. На её красивом лице это смотрелось ужасно. Не люблю неискренних людей. Просто не понимаю таковых.

— Несколько минут назад было лучше, — чуть саркастично сказала я, общаясь так, как она того стоит. У неё еле не отпала челюсть от моего резкого тона, — А теперь извини, я пройду в кабинет, ладно? — ответила я и мигом прошла в кабинет. Не хотелось мне довольствоваться её обществом дольше.

На мое удивление, Крисс осталась там: что-то обсуждала со своими подругами, а затем вовсе ушла из коридора. Это показалось мне странным. Впрочем, я никогда не понимала её действий. Я прошла к своей парте, поставила вещи и начала ходить по школе. Увидев на часах, что осталось несколько минут до урока и люди начали расходиться по своим классам, я тоже начала идти в направлении кабинета физики. Когда я вошла, ученики о чем-то болтали, ходили между партами. Учителя ещё не было в классе. Эти дискуссии прервало объявление, и я насторожилась, когда услышала коварный голосок Крисс:

'Привет всем, ученики школы! Я, как президент школы, хотела бы сделать небольшое объявление, а точнее, прочитать стих одной из учениц — Дженнифер Грин. Поверьте, вас это сильно рассмешит. Ну что же, слушаем.

И, кажется, я уже не скучаю,

Одинокими вечерами слёзы не вытираю.

Не жду, когда ты уже придешь,

Звезду внутри меня уже не зажжешь.

Надоело мне писать об этом,

Оставлю чувства свои на потом.

Не люблю уже, забудь обо мне,

Я давно потопаю в адском огне.

И, ты знаешь, я немного лгала...

О том, что не держу на тебя зла,

О том, что мне не нравилось с тобой быть,

О том, как легко обо всём забыть.

Лгала я, лгала,

Хочешь верь, хочешь нет,

Уже для меня не наступит рассвет:

Врала я себе, просто не знаю, как спать,

Ведь это сложно —

По тебе всё время скучать.

В кого же наша Дженнифер влюбилась, раз пишет такую романтику?'

Послышался громкий смех Крисс, а в классе все смолкли.

По моим щеках скатываются слёзы. Представляете, вы о чем-то думаете, о чем-то сокровенном, тайном, о том, что должны знать только вы, а кто-то берет, крадет ваши мысли и выставляет их напоказ? Нет, вы не представляете. Это отвратительно. Все теперь явно будут ненавидеть меня. Почему? Да, стих неплох, я его, конечно, писала давно, но он хорош. Но дело совершенно не в этом. Крисс — самая популярная в школе, и если она насмехается надо мной — все насмехаются надо мной. Это закономерность.

Я медленно поднимаюсь со своего стула. Слёзы продолжают катиться по моим щекам, но я не обращаю на это внимание, выбегая из класса. Боль.

Вбежав в уборную, выпускаю все свои эмоции наружу: с меня хватит. Это очень жестоко. Как бы то ни было, я слышу хлопок двери, вероятно, кто-то вошёл. Сквозь пелену слёз, я увидела знакомый силуэт. Это вошла Сэм, я рассказывала о ней вначале, помните, моя лучшая подруга? Ну, так вот, она медленными шагами проходит ко мне и сразу же начинает успокаивать:

— Ну и зачем ты плачешь? Не обращай внимания на Крисс. Ты же знаешь, никто не прислушивается к её мнению, — ну и зачем врать? Почему-то именно в этот момент я понимаю, что Сэм ничем не отличается от Крисс. Она такая же. Они все такие.

Она не способна понять моих чувств, моих переживаний... Сейчас она говорит одно, а потом будет опять ходить со своей свитой. Нет, ну разве это правильно? Сэм врет мне. Все прислушиваются к мнению Крисс и это понятно. Зачем успокаивать меня враньем? Внезапно мой голос срывается на крик, когда я отвечаю:

— Это вообще не твое чертово дело, что и кто обо мне говорит! Ты иди дальше, развлекайся, там с Эмили и с другими своими подругами. Хочешь утешить меня, словно маленького ребенка? Так вот, я тебе сообщу, я уже не маленькая! И мы уже не подруги! Да, представь, мне уже абсолютно всё равно на тебя и на твое мнение, и если ты всё это время, думала, что это не так — ты сильно ошибалась! А теперь, извини, но я не хочу находиться здесь рядом с тобой, так что мне пора идти, — прокричала я и вышла, громко хлопнув дверью. Мне ещё никогда не было так плохо.

А еще хуже то, что мои проблемы только начинались...

Да какого черта? Что я делаю в этой школе? В то время, когда я могу развлекаться, делать всё, что захочу, я нахожусь здесь, в этом аду. Среди этих ужасных людей.

В штанах завибрировал мой телефон. О нет, нет, нет, только не это! Я, не медля, беру его и смотрю на четкое изображение и на подпись под ним: 'Папа'. Скорее всего, им уже успела позвонить учительница и сказать, что я сбежала с урока. И что я ему скажу? Что меня опозорили на всю школу? Он потребует объяснений. А я не жажду ему отвечать на вопросы.

Отключив телефон, сажусь около какого-то кабинета, медленно скатываясь на пол.

В глазах темнеет...

* * *

Я приоткрываю веки. Сразу же узнаю школьный медпункт. Стоп, что я здесь делаю? Я мигом вспоминаю всё, что случилось ранее. Замечаю, что никого нет, наверно, отошли куда-то. Поднимаюсь с койки и иду в каком-то неизвестном мне направлении. Да, вы сейчас наверное подумали, что я за ужасный человек, если даже не знаю, где у меня в школе находится медпункт? Но я действительно не знаю.

Смотрю на часы. Да, уже начался третий урок. Я всё-таки решаюсь уйти из школы, скорее всего, медсестра уже успела предупредить родителей и учительницу о моем состоянии, и мне не стоит беспокоиться. Я иду по длинным коридорам. Наконец-то дохожу до выхода. Секунда — и я уже на улице.

Ох, этот воздух — совсем не такой, как в школе. Я начинаю радостно мчаться в неизвестном мне направлении. Не знаю, возможно, я просто освободилась от всех своих секретов, и этот стих даже помог мне в какой-то мере. Не всё же время мне быть такой тихоней.

Я прохожу какой-то сквер. Всегда любила ходить по таким уединенным местам, где никто тебя ни о чем не спрашивает, никто тебя не нервирует. Тишина и покой. Одиночество...

Вскоре начинается дождь. Я бегу к какому-то магазину, который вижу неподалеку. Мои зубы начинают предательски стучать. Но я не останавливаюсь, а бегу дальше. Наконец-то, смогла укрыться от дождя.

Из магазина выходит какой-то парень, и, увидев меня, снимает свою кожанку и дает мне. Такой необычный жест и такой приятный... посмотрев на него, я невольно подумала, что где-то видела это лицо... зеленые, глубокие глаза...

— Не стоит, — говорю я и отдаю ему его кожанку, но он оказался настойчивее и ещё раз протягивает её мне. — Спасибо, — я беру её, он помогает мне одеться.

— Как ты здесь оказалась? На вид тебе лет 16, разве ты не должна быть в школе? — спрашивает он, а его голос звучит так знакомо...

— Ну, как-то оказалась, — я, конечно, рада, что обо мне позаботились и так далее, но это уже и впрямь не его дело, что я делаю и где! — Спасибо тебе. Отдам при первой возможности, — я улыбаюсь и начинаю бежать.

Он сначала пробует догнать меня, но я скрываюсь за каким-то домом. Щеки медленно краснеют от стыда. Почему-то я захотела громко засмеяться, что в итоге и сделала. Наверно, это самая смешная ситуация за последний год. Или два года. Если честно, смешные ситуации в моей жизни случаются редко, именно поэтому мне так забавно. Но радовалась я недолго.

Внезапно я понимаю, что сейчас приду домой, родители сразу начнут расспрос: что со мной, почему я сбежала с медпункта и, главное, откуда кожанка. А хотя.... Почему я должна им всё это объяснять? В конце концов, я — самостоятельный человек. Нет, нет, нет. Я сама за себя. Всё. Нет никаких родителей.

20 минут я шла домой, размышляя обо всем на свете. О родителях, сестре.... Да, всё, время меняться. Я слишком долго была маленькой и сама того не осознавала. Нужно заявить всем, что я больше не собираюсь делать всё так, как нужно им, а буду делать так, как я хочу. Нужно же начинать жить и лучше поздно, чем никогда. Но тут же появился вопрос, который засел в моей голове: 'зачем?'

Всё. Я на пороге дома. Звонок. Один. Два. Три. Смерть, пожалуйста, не опаздывай ко мне, я этого не люблю.

Открывает папа и жестом показывает мне на гостиную. Я, молча повинуясь, прохожу в комнату. Минуту, и расспрос не заставляет себя долго ждать:

— Где ты была? И вообще, ты же упала в обморок, зачем ты потом сбежала из медпункта? — грозно спросил отец. В ответ я всего лишь ухмыльнулась и ответила:

— Гуляла. Папа, я уже взрослая, не надо контролировать каждый мой шаг, — сказала я, но, увидев, что мужчина метнул в меня злой, непонимающий взгляд, я тут же исправилась: — Пожалуйста.

Такого ответа он явно не ожидал, но я не собиралась ждать его поучений: быстро поплелась в нашу с сестрой комнату. Она уже сидела там и читала какой-то учебник. Как я уже говорила, она в этом году поступила в университет, и теперь она постоянно занята учебой. Кстати, я её еще не представила. Зовут мою сестренку Фиби.

Девушка удивленными глазами посмотрела на меня, потом на часы, а потом на мою кожанку.

— О, Дженн, а почему ты так рано? И откуда такой подарок? Красивая, — сказала она, рассматривая новое приобретение.

— Да так, просто голова заболела, и я отпросилась, — соврала я. Не хватало мне ещё и её расспросов. — А кожанку мне дал парень, на улице дождь.

— Стоп, стоп, стоп, а вот здесь поподробнее. Что за парень? — о Боже! Ну почему все такие любопытные?

— А я откуда знаю, просто увидел, что мне холодно, вот и дал мне её. Ничего особенного.

— Ну, знаешь, если бы ты ему не понравилась, он бы тебе её не дал. Ты хотя бы взяла его номер или ещё что-то? Хотя бы имя спросила?

— Нет...

— Глупая! Видно же, что он в тебя втюрился, — нет. О нет. Только не это.

— Фиби, перестань меня во всем упрекать! Это моя жизнь и я буду делать всё, что захочу. Он всего лишь помог мне, не надо делать из этого целую любовную историю. Мне всего лишь семнадцать, — я поймала непонимающий взгляд сестры, а затем ушла, громко хлопнув дверью.

Сердце просто выскакивало из груди. Да, я не понимала своих действий. Я поссорилась со всеми, причем я же во всем и виновата. Хотя... Может, это и к лучшему? Не всю же жизнь мне прислушиваться к мнению других и быть тихой, послушной девочкой? Это новая страница в моей жизни, наверно.

Но смогу ли я решиться на это? Я слишком слабая...

2.

Когда я открываю глаза, пробуждаясь ото сна, солнечные лучики ударяют мне прямо в лицо. Я натягиваю одеяло, но опять слышу этот назойливый звук будильника. Если бы у меня был выбор, то я бы отдала всё, что у меня есть, чтобы поспать дольше.

Пытаюсь отогнать все плохие мысли из своей головы, стараясь настроиться на хороший день, что мне удается, но с большим трудом. И я уверена, что кто-то в любом случае подпортит мое 'хорошее и позитивное' настроение.

Беру кофту, джинсы и направляюсь в ванную. Вижу перед собой в зеркале унылую девушку. Что я делаю обычно в ванной? Умываюсь, чищу зубы, а затем одеваю одежду. Я редко крашусь. Обычно я делаю это, если считаю, что выгляжу недостаточно красиво, а такое бывает редко. Тем более я пытаюсь не обращать внимания на свою внешность, чтобы не разочаровываться в себе.

Я оделась и пошла готовить завтрак. К моему удивлению, никто ещё не проснулся. Ну и пусть. Я всегда любила, как уже говорила, уединенность, одиночество, тишину... Мне становилось легче, я могла побыть наедине со своими мыслями. Ради этого стоит жить.

Я позавтракала и наконец вышла на улицу. Вдохнув воздух, я странно улыбнулась. Сердце словно выскакивало из груди. Со мной ещё так никогда не было, я почувствовала прилив энергии. Наслаждалась атмосферой, наслаждалась этим миром. Ловила каждую секунду, каждое мгновение.

Но, не прошло и полчаса, как предо мной во всей своей красе предстала школа. Только не это! Я, не спеша направляюсь ко входу, ловлю 'теплые' взгляды людишек, но попросту стараюсь не обращать на это внимание. Так-то.

Я включаю свой плеер, песни заставляют меня забыться хотя бы на несколько минут. Я иду, виляя бедрами, двигаясь под такт музыки. Слушать песни — это ещё один прекрасный способ уединения, но я им пользуюсь очень мало. Люблю писать стихи, поэтому на песни у меня попросту не хватает времени...

Я уже не замечаю окружающих, их колкие взгляды. Вижу выходящую из-за угла выходит Сэм и бросаю в нее победный взгляд, улыбаясь. Мне нравится быть такой. Независимой. Но это даже и неважно... Сейчас я — не я... Это простое притворство, не больше.

Первый урок — биология. Ну, хоть там отдохну. Мы сейчас проходим анатомию, чему я очень рада, мне там даже учить ничего не надо, я всё знаю, что касается человеческого тела. Всегда увлекалась этим, но не думаю, что мои знания когда-то пригодятся. Раньше я хотела стать хирургом или даже патологоанатомом, но сейчас, почему-то, захотела стать писателем и пойти в университет на факультет журналистики. Вдруг у меня получится? Я не могу знать наверняка, но фантазия у меня довольно неплоха. Тем более, я довольно коммуникабельный человек, но не хочу себя расхваливать. Я не разговорчива с детьми в школе — это да, но если со мной будет общаться нормальный человек, то определенно буду знать, о чем можно с ним поговорить.

И вот неожиданно для меня этот громкий, надоедливый звук. Звонок. Я быстро вхожу в кабинет, но, конечно же, остаюсь при своих мыслях. Я всегда думаю о чем-то своем, мне очень важно сосредоточиться на каком-либо задании, потому что мысли из моей жизни всё ещё путешествуют в моей голове. Это ещё одно (из многих) плохое качество моего характера. Раньше, когда я была в седьмом классе, одна учительница химии нам говорила, что голова — это будто компьютер, с которого нужно стирать не нужные нам папки, чтобы не занимать её какими-то ненужными вещами. Но как я не старалась, как долго я не сидела по вечерам, я не могла сделать это. Я никогда не могла управлять собой. Все мои решения, можно сказать, необдуманные. Сначала делаю, а потом думаю, как говорится.

— Грин, вы будете меня слушать? — в реальность меня возвращает голос миссис Робертс. Она довольно приятная учительница, и она меня прямо-таки обожает. Я иду на все олимпиады по биологии, и за это миссис Робертс меня и любит. Но на уроке учительница старается общаться со мной, как и с другими учениками, чтобы не выделять меня. Это я её попросила. Не хочу, чтобы все думали, мол, получаю незаслуженные оценки и так далее. Очень сильно стараюсь, чтобы получить результат, поэтому всё, что я одерживаю в свою награду — абсолютно заслуженно.

— Всё в порядке, просто голова болит. Я слушаю, — продолжала повторять я учительнице на протяжении всего урока. Ну не могу я сосредоточиться на этой лекции, и что с того? Мои мысли сейчас далеко за пределами Вселенной.

Наконец-то этот урок окончился, и началась перемена. Я в прямом смысле слова вылетела с класса, потому что знала, что миссис Робертс начнет расспрашивать, что да как, будет спрашивать, что с родителями и — не дай Бог — им позвонит. Нет уж, я лучше воздержусь.

Когда я вышла с кабинета, на меня сразу же обрушилась гора стыда. Ненавижу это чувство! Когда краснею до кончиков ушей, становиться неприятно и страшно от того, что тебя все осуждают и не считают за нормального человека. Одноклассники усердно обсуждали меня, но до меня доходила лишь небольшая часть их слов. Мне было жутко неприятно, но я понимала, что должна пройти этот период с достоинством. Всё-таки, как-никак, я должна суметь постоять за себя, не всю же мне жизнь прятаться за спинами других? Нет. Я должна быть сильной.

Следующий урок — история. Контрольная... Я всегда очень сильно переживала из-за истории, потому что хотела стать или юристом, или журналистом. Ну, а к тому же, сам предмет мне интересен, но, к сожалению, очень сложный. История для меня всегда была невозможной, для полного изучения, наукой. Если алгебру, например, ты можешь знать идеально, то историю — нет. Все равно найдется дата или событие, которое ты не знаешь. Я стараюсь, стараюсь, стараюсь, но порой не получается. В этот миг я поднимаюсь с колен и иду дальше. Что ж, посмотрим, поможет ли моя психология в этот раз.

Когда я вошла в кабинет, то увидела, как листики с контрольными уже лежат на партах. Мурашки пробежали по коже, я поспешила сесть за парту, чтобы быстрее разузнать о заданиях. Конечно же, половина заданий была о том, что я совершенно не знала. Поэтому, сосредоточившись и насторожившись, пыталась рассуждать логически. Работа заняла у меня много времени, и я была уверена, что написала довольно-таки неплохо. Большую часть я угадывала или же полагалась на собственную интуицию, которая, надеюсь, меня не подвела.

Буду ждать результатов.

Собрав все свои вещи и решив уйти из класса, я о что-то споткнулась и болезненно упала на свою спину. Стыд накрыл меня с головой. И все смеются! Я оборачиваюсь, потому что мне просто необходимо видеть причину моего падения, но всё, что я вижу, так это самодовольную рожу Крисс. Ну да, конечно, а чего ещё от неё следовало ожидать? Да она как маньяк: никогда от меня не отстанет. В такие моменты я хочу ударить её. Не могу сказать, почему, просто хочу и всё.

— Помочь встать, а, Дженн? — с насмешкой спросила Крисс. Это меня ещё больше разозлило, я с яростью посмотрела на неё, а затем окинула тем же взглядом весь класс.

— Нет, спасибо, не стоит, детка, — с ухмылкой ответила я. Одноклассники в недоумении осмотрелись. Обычно я не давала отпор, а сразу признавала свое поражение, то есть, раньше я не сражалась. Но теперь всё будет по-другому. Надеюсь, что всё так будет... — Решила таким образом мне досадить, да? А ничего получше придумать не могла? М-да, Крисс, стареешь, признай это. А вы чего улыбаетесь? М-м-м, наверно, круто наблюдать за тем, как кто-то падает, причем из-за подножки какой-то стервы. И чего же вы не смеетесь? Ах да, я, наверное, всё испортила? Крисс, давай, я ещё раз пройдусь, и ты подставишь мне подножку? Или у меня есть план лучше: давай, возьмем кого-то из одноклассников. Эй, Сэм, ты хочешь? Думаю, хочет. Давай, действуй. А я, извини, не могу. Мне пора. Пока, милая, — сказала напоследок я и вышла из аудитории.

Я поправила свой 'наряд' и прошлась по коридорам школы. Это меня кое-как успокоило. А когда началась перемена, то опять услышала эти крики, увидела бегающих мальчиков. Не школа, а черти что! Как меня нервирует эта атмосфера. Всё, что я сейчас хочу — это бежать, бежать так сильно и быстро, как только могу. На данный момент это — моя мечта, которая вряд ли осуществится. Увы.

* * *

Прошло ещё несколько уроков, меня удивила молчанка со стороны Крисс. Я была уверена, что меня будут унижать или ещё что-то типа того. Но нет, ничего. Очень, очень странно. Скорее всего, придумывает опять какой-то глупый розыгрыш. Ну что же, я с удовольствием приму вызов.

Я пошла в столовую, села за свой обычный одинокий столик. Нет, это не столик так называемых 'лузеров', как вы бы могли подумать. Просто это мое местечко, к которому я уже привыкла. Как только кто-то хочет сесть со мной, я сразу же выгоняю его отсюда. Я люблю быть в одиночестве, как я уже говорила, и терпеть не могу, когда кто-то, особенно за моим ленчем, начинает разговаривать со мной. И так было практически всегда, когда я дружила с Сэм. Обычно она приводила сюда толпы своих подруг, и мы должны были им что-то рассказывать, а они, соответственно, также просвещали нас. Ужасное время. Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Это ещё мягко сказано. Сейчас я вообще не понимаю, как у меня могла быть такая терпеливость?

Я взяла свой небольшой поднос и положила туда крекеры, сок и ещё какой-то диетический салат. Как бы это ни было странно, я никогда не была поклонником еды. Всегда если что-то ела жирное, то в малых количествах, но чаще всего ем всякие салатики. Из-за этого, думаю, я такая худышка. Многие даже советуют мне побольше есть, а то 'ты и так — кожа да кости'. Но проблема в том, что я ненавижу мясо. Не то, чтобы я вегетарианка. Просто мне не нравится его вкус. Все родственники уже тысячу раз пытались заставить меня полюбить мясо, но я ни в какую. И они, вроде бы, наконец-то смирились с этим.

И вот я уже подхожу к своему столику но, чувствую, что кто-то схватил меня за плечо. Медленно оборачиваюсь, догадываясь, кто это мог бы быть. Но, на мое удивление, это Джеймс — самый популярный мальчик в школе. Он, кстати, парень Крисс. Неприятный тип, но безумно красивый. Его прикосновения опаляют кожу, я прямо таю на месте. У него красивые, голубые глаза и черные волосы. Он не может не понравиться. Я понимаю, что ничего доброго из этого не выйдет, наверное, Крисс опять задумала какой-то розыгрыш.

— Привет, Дженн, — говорит он. Сам Джеймс Мэтьюс знает мое имя? Это шутка такая, да? Учимся с ним в одной школе уже столько лет, за это время он ни разу не обращался ко мне, соответственно, я считала, что он не знает меня, а тут такой сюрприз!

— Привет, что надо? Твоя девушка придумала какой-то розыгрыш, и ты решил помочь ей в этом? Ну, давай, говори, не томи, — ехидным голосом сказала я. Он усмехнулся с моей наглости, видимо, думал, что я буду прыгать перед ним на задних лапках. Нет. Эта работа не для меня.

— Да нет, я просто хотел пригласить тебя на вечеринку, — стоп, что? Это правда? Он сказал это или мне послышалось? Мне кажется, я единственная девушка в школе, которая ещё ни разу не была на грандиозных вечеринках Мэтьюса. Об этом позаботилась моя любимая Крисс и, конечно же, я думаю, она упрашивала его, чтобы он меня не звал. Точнее, чтобы меня около его дома и за километр не видели. Но я с этим смирилась и даже не стала возражать. А что мне там делать? У меня нет друзей, не с кем идти. Лишний раз позориться? Нет, спасибо, я уже достаточно натерпелась. — Завтра, в восемь часов, в моем доме. Вот адрес, — он протянул мне бумажку. — Придешь? — и вот тут я засомневалась. Во мне боролись два чувства: решимость и осторожность. Каждое в какой-то степени брало верх. На секунду я впала в ступор, не зная, что выбрать. А затем я подумала: 'Чего я терроризирую себя и свой мозг? Я никогда не ходила на вечеринки'.

— Да, постараюсь прийти, — вежливо ответила я, и мистер Красивая Задница улыбнулся. Он развернулся и ушел, а я же пошла к своему столику. Чувство предвкушения заполонило меня. Что на этот раз задумала Крисс? Я уверена, она будет играть не по правилам, но я готова. В этот раз — да.

Я начала есть свой ленч. Когда подкрепилась, то вышла из столовой, и, конечно же, одноклассники шептались обо мне. Да и не только одноклассники, но это совершенно не важно.

Последний урок. Слава Богу, этот час настал. Я думала, не доживу. Дохожу до класса геометрии, быстро сажусь на свое место и жду звонка. Ученики медленно заходят в класс, и конечно же, кидают на меня свои злобные, фальшивые взгляды. Я уверена, что Крисс уже всех их обработала, и все они будут действовать мне назло.

Просто держи себя в руках, Дженн.

Первые десять минут — вроде бы, всё было нормально, но, к сожалению, это не так. Одноклассники тыкали на меня пальцем, перешептывались о чем-то. Опять же, я старалась не обращать на это внимание, но, понимаете, трудно делать это, когда весь класс пялится на тебя, да ещё и откровенно презирает. Мне-то с этими придурками ещё учиться. Хоть и немного, но учиться.

Уф-ф... Всё. Мое терпение лопнуло. Я встала с места и, кажется чужим голосом, сказала:

— Может, хватит?! — все дети тут же дрогнули, а учительница возмутилась.

— Мисс Грин, садитесь, быстро! Вы что себе позволяете? — завыла она. Меня её мнение сейчас почему-то не очень волновало.

— Если вы думаете что я тупая, то ошибаетесь. Что, вам уже наша любимая Крисс мозги промыла, и все дружно начали операцию 'давай-уничтожим-Дженн-с-лица-Земли'? Так похлопайте себе, у вас получилось! И, знаете, теперь, понимая, насколько вы сгнили, я меньше всего хочу быть в вашем обществе. Вы делаете всё ради нашей богатой девочки, а зачем? Чтобы она вас уважала? Полюбила? О Боже, да вы для неё подстилки, не более, она вами только и делает, что пользуется. А вы и этому рады, — я лукаво усмехнулась и посмотрела на нашу красотку. — А теперь, извините, миссис Бенс, но меня тошнит, я пойду, — я быстро начала сметать все вещи с парты в рюкзак.

Учительница ещё возмущалась по этому поводу, но я на это не обращала внимание. Больше всего сейчас я хочу уйти отсюда.

Я выбегаю из класса, одноклассники замерли, видимо, не ожидали, что я сделаю это. Мне всё равно.

На улице шел дождь, я бы сказала, ливень. Выхожу, наконец, наружу и нахожусь в состоянии эйфории. Да! Я это сделала! Я высказалась!

Молча смотрю в небо, улыбаясь. Капельки стекают по моему лицу, щекоча меня.

Я начинаю бежать, бежать, что есть силы, я уже не думаю про какие-то приоритеты, судьбу, будущее. Я думаю об этом дне. Об этом мгновении. Я бегу, бегу, бегу. Я чувствую её. Я чувствую свободу. Пускай, она будет короткой. Потом я приду домой: опять будут крики, ссоры и другие передряги. Но это будет потом. А для меня главное — сейчас.

Полностью промокнув, я старалась не думать ни о чем, кроме того, что у меня есть сейчас.

Я хочу быть собой. Хочу жить. И мне все равно на других людей, на этот мир или на другие миры. Мне всё равно. Абсолютно на всё.

Сколько всего есть планет? Восемь, девять? А может, и больше. Сколько всего есть миров? Один? Два? Мы никогда этого не узнаем. Есть ли потусторонний мир? Да? Нет?

Зачем жить в ожидании чего-то? Всё, что нам надо для жизни — у нас под носом, просто мы не осознаем это и тратим время впустую.

* * *

Я стою на пороге своего дома. У меня плохое предчувствие и мне даже понятно, с чем оно связано. А может быть, и нет. Я давно разучилась управлять своими чувствами. Конечно, я была бы рада научиться этому вновь. Обычно я не могу себя заставить что-то делать, а если я делаю что-то, то только из-за состояния своей души. Не могу заставить делать себя то, что не в моих принципах. Иногда это освобождает, но чаще — нет.

Я быстро позвонила в дверь, и она тут же открылась. В дверях стоит отец и смотрит на меня презрительным взглядом. Я уже видела этот взгляд множество раз. Сейчас будет ссора. Я прохожу в гостиную, садясь на диван, невольно смотря на свою мокрую одежду.

— Дженнифер Грин! Почему мне звонит ваша учительница геометрии и говорит, что ты сбежала с урока?! — папа зол. Папа очень зол. — Ты же должна понимать, что это твой выпускной класс! У тебя же скоро экзамены! А ещё мне сказали, что моя дочь сначала высказала свое мнение о классе на повышенных тонах, а затем сбежала. Ты понимаешь, что вообще творишь? — стало на секунду грустно, что он не может меня утешить, узнать, почему я это сделала.

— Да, папа понимаю. Была неправа. Извини, -, а что мне сейчас делать? Говорить, что я просто не вытерпела напряжение? Напряжение, которое мне создала Крисс? Он потребует объяснений. Я не хочу с ним это обсуждать. Он подходит ко мне и кладет свои руки мне на плечи.

— Дженни, я же вижу, что-то случилось. Почему ты так усердно скрываешь это? Вчера сбежала, сегодня сбежала. Что с тобой творится? Ты можешь нормально мне объяснить в конце концов, — нет, папа. Не могу.

— Со мной ничего не творится. Я просто устала.

— Устала? От чего? Убегать? Ну да, это же такой непосильный труд, — парировал он. Нет, нет, нет, пап. Тут всё гораздо сложнее. Всё гораздо глубже. Он не поймет. Никто не понимал, и он не поймет. Я не хочу, чтобы он понимал. Я сама не хочу понимать. Не хочу.

— Нет. Я просто устала, пап.

— Ладно, всё понятно с тобой. Домашний арест — неделя. Отдохнешь, — только не это! Зачем? Зачем ему всё это? Он же прекрасно знает, что если я на домашнем аресте, то только и делаю, что смотрю телевизор или сижу в интернете. Он хочет окончательно уничтожить меня?

— Но...

— Никаких 'но'! Я сказал — домашний арест. И это не обсуждается. А сейчас, Дженнифер, ты идешь в свою комнату учить уроки, — я вспыхнула от ярости.

Ну и что? Спорить с моим папой бесполезно, он всегда стоит на своем. Я, едва не плача, бегу в свою комнату. Я не хочу больше здесь находиться. Где-нибудь, мне всё равно где, но только не здесь.

Когда я вошла в комнату, она оказалась пустой. Круто! Ещё и Фиби нет. Она единственная, кто мог бы меня успокоить -, но нет, никого.

Сажусь на свою одинокую кровать и смотрю в потолок.

— Почему? Почему я до сих пор жива? Никудышное существование. Мне плохо. Мне плохо, слышишь? Господи, почему ты так со мной? Ты же видишь, что всё становится только хуже и хуже. Почему бы тебе просто не убить меня? Зачем ты оставляешь меня в живых? Я не могу находиться здесь, мне сложно, ты слышишь, мне сложно! — мой голос сорвался на крик. — Почему? Почему?!

Дожила. Говорю сама с собой. Подхожу к окну и открываю его. Медленно вдыхаю воздух, наслаждаясь этим моментом. Высота приличная, мы живем на восьмом этаже. А что мне терять?

Я вылезаю на подоконник, чувствуя запах свежего воздуха... От смерти меня отдаляет несколько метров.

Нет.

Ещё не время.

Я просто сижу и смотрю вдаль. Во всем виновата только я сама. Что у меня осталось? У меня нет друзей. Родители разочаровались во мне. Я одна. А разве я не этого добивалась?

Я ещё с детства любила одиночество. Любила его, словно это самое прекрасное, что есть в нашем мире. Я писала стихи, книги. Я не ждала советов, да и никто мне их не давал. Если родители замечали, что я что-то пишу, я тут же скрывала это. Я всегда любила покой. Я ненавидела, когда кто-то приставал ко мне со своими расспросами или когда кто-то говорил о себе. Но я сдерживалась. Сейчас же я всех оттолкнула и делаю то, что сама хочу, но опять же мне плохо. Что я делаю не так? Я хочу упасть.

'Еще несколько десятков метров и я разобьюсь об асфальт'.

'Ты летишь, летишь, летишь, забыв обо всех проблемах и бедах, летишь, понимая, что это твоя судьба, что так всё и должно быть'.

'Это конец'.

Я вытираю слёзы на своих щеках. Встаю и прыгаю с подоконника.

'Ты безразлична всем'.

'Всем все равно на тебя'.

'Одиночество'.

Я начинаю глупо улыбаться. Улыбаюсь, что есть силы, улыбаюсь, чтобы заглушить боль. Боль внутри меня. Я ищу что-то острое. Нахожу небольшое зеркальце и разбиваю его рукой. Затем начинаю делать себе порез на руке. Боль физическая сражается с душевной, одна заглушает другую. Я прикусываю губу, и, кажется, до крови. Мне все равно. Я, обессиленная, ложусь на кровать. Мне уже ничего не нужно.

Ничего.

Сажусь на кровать и беру свой блокнот, полностью отдаваясь мыслям.

И вот опять: сижу я одна,

Думаю о проблемах своих допоздна.

И пытаюсь согреться, но это невозможно —

Сидеть на холодной постели так сложно.

А самое главное — я без твоих теплых рук,

Которые спасли бы от этих сладостных мук,

Хотелось бы заглянуть в глубину твоих глаз.

Я мечтаю о том, чтобы не получить на это отказ.

Ведь я всё ещё жду и скучаю,

Без тебя во тьме очень быстро догораю.

3.

'Жизнь обращается с нами по-разному' — это ведь правда? Она ставит нам разные препятствия. А почему ОНА делает это, а не мы? Почему она может унижать нас и вообще делать с нами самое ужасное, а мы только и можем, что плыть в том направлении, в котором судьба нам прикажет это делать. Почему мы не можем плыть против течения? Почему? Разве есть что-то такое, что нам не под силу? Я уверена, нет.

Обычное утро. Я встаю с кровати и смотрю в окно. А ещё вчера я сидела там и думала о том, умереть мне или нет. Странно, почему-то сейчас мне хочется быть сильной, а вчера я была такой слабой, такой глупой, которая из-за некого запрета захотела покончить со своей жизнью? Не могу понять своих собственных поступков и их мотивов, сейчас даже мой характер загадка для меня.

Может быть, мне сбежать? Сбежать далеко, в неизвестном направлении, подальше от этих людей. Но разве можно сбежать от самой себя?

Я замечаю, что все до сих пор спят. Как обычно, я проснулась первая, ибо как я уже объясняла — тишина мне нравится больше, нежели разговоры, звуки шуршания и так далее. Возможно, именно в этом и заключается моя проблема?

Я надеваю привычную для меня одежду. Невзрачную, можно сказать. Меня никто в ней не замечает намеренно, и это просто прекрасно. Хоть в ней я не серая мышь, но и не требую много внимания. Я в ней особенная. Ну, по крайней мере, я так считаю, так как выделяюсь из обыденной массы людей, становясь личностью.

Закрывая двери, я выхожу на улицу, медленно вдыхая свежий воздух. Так даже странно, хотя я понимаю, что иду в школу, но чувствую себя так, будто совершаю побег. Не знаю почему. Опять чувства владеют мною, почему же у них столько власти? Мне не удастся это разгадать. Как по мне, узнать других людей — легко, но проблема в том, что сложно узнать саму себя.

Я осматриваюсь вокруг: мне не нравится. Что бы то ни было — не нравится. Мне не нравятся эти люди, не нравится эта суета. Я словно маленький винтик в этой системе, о котором все напрочь забыли или только притворяются, что он есть. А может быть, я и не винтик? Я что, просто сломанный механизм, который уже не починить? А что, и такое может быть. И с каждым днем я все больше убеждаюсь в этом. Такое чувство, что что-то внутри меня сломалось, уничтожило мои радостные мысли, и остался только тот трагизм, который ничуть не помогает мне.

Может быть, я, когда-то, лет за сто, найду человека, который сможет починить меня? Который сможет устранить поломку внутри меня? Найдет её и уничтожит? Это, наверное, моя мечта, которой не суждено сбыться. Точнее, одна из многих.

А перед глазами я вижу пропасть. Я вижу, как лечу, распахнув крылья. Я птица. Нет, я не птица. Я человек, который падает. Падает в пропасть. И ничего уже не сможет меня спасти, потому что я не требую спасения. Меня не нужно спасать, я сама выбрала тот путь, который мне суждено пройти...

— Эй, девушка, я, конечно, извиняюсь, но Вы так и будете стоять? Вам плохо? — я оборачиваюсь на голос и вижу человека: на вид ему 30 лет, деловой, в костюме. Я улыбнулась и в то же время кровь прилила к моим щекам, а я чуть сжала кулаки в руках.

— Ах, да, извините, просто задумалась, спасибо, — сказала я и вновь возобновила ходьбу. Шла я медленно-медленно, считая минуты, считая секунды, обдумывая их в своей голове и улыбаясь.

Один... Два...

Три... Четыре...

Для меня этот миг ничего не значит, а, может быть, где-то у кого-то это вопрос жизни и смерти. От этой мысли я вздрогнула и погрустнела. Сейчас, наверное, кто-то сгибается в муках, а кто-то решил свести счеты с жизнью. Кто-то встретил свою любовь, а кто-то уже имеет плод своей любви. А у меня ничего нет. У меня нет ни мук, ни страданий, ни любви — ничего. Я единственная, наверное, кто ничего не чувствует. Никогда и ничего.

Я хочу большой, красочной жизни, и этим самым загнала себя в тупик. Если у меня всё хорошо, а потом что-то идет не по плану, то всё: жизнь — это пустое место.

Я и не заметила, как дошла до школы. Я, не торопясь, вхожу туда и наблюдаю следующую картину: вся элита стоит прямо здесь, около входа. 'Элита' у нас — это Джеймс, Крисс, Энди, Меган и Ник. Я обо всех расскажу по порядку. Как бы я не любила вешать на людей ярлыки, но называть их элитой проще, нежели всех по имени. Потому из-за сплетен, которые рассказывала мне Сэм, сама решила называть их именно так.

Джеймс — это, как я уже говорила, парень Крисс и главный красавчик школы. Он играет в футбольной команде, даже является её капитаном, если я не ошибаюсь, и все девочки школы хотят быть с ним. Но это закономерность, что самый красивый парень школы встречается с самой красивой девочкой школы. Иногда, конечно, бывают исключения, и этот Джеймс жуткий бабник, но Крисс, конечно же, прощает ему всё — ради авторитета. Да и она сама не святоша, но, похоже, что у них свободные отношения. Меня это, в принципе, не касается, но когда я дружила с Сэм, она только и делала, что говорила об этой парочке, поэтому у меня в мозгу до сих пор хранится куча информации о них.

Энди — это парень Меган, он тоже играет в футбольной команде. Меган — лучшая подруга Крисс, именно поэтому они в элите. Энди не очень ладит с Джеймсом, но они уважают друг друга. Он такой же красавчик: у него прекрасные волосы и глубокие серые глаза. Я не хочу расхваливать его, но у него очень накачанное и упругое тело, как и у Джеймса. Да и по характеру, если верить слухам, он вроде бы ничего.

А вот Ник — это лучший друг Джеймса. Он, как вы уже догадались, играет в команде, плюс характер у него жутковатый. У него такое же красивое тело, говорят, что любая девочка у него максимум на два дня. Я его не осуждаю, но и хорошего в этом мало, если принимать во внимание то, что у меня вообще никогда не было парня. Просто, знаете, я всегда интересовалась только учебой и книгами, а устроить личную жизнь мне никак не удавалось.

'Элита' явно приглашала оставшихся людей на вечеринку, я думаю. Они с презрением посмотрели на меня, а я им саркастично улыбнулась, и прошла мимо, задев Крисс. Похоже, это война. Но не я её начала.

Я быстро нашла нужный класс и прошла в аудиторию. На меня по-прежнему обращали внимание одноклассники, но мне было как-то всё равно. Что же во мне такого интересное? Я села за свою парту. Послышался звонок, и оставшиеся ученики также зашли в класс.

— Здесь не занято? — слышу я голос позади меня. Мужской. Я оборачиваюсь и вижу Ника. Да, вы угадали, того самого Ника, который стоял там с этими... мх-м... 'крутыми' ребятами и помогал им приглашать на вечеринку как можно больше народа. Что за черт?

— Извини, я предпочитаю сидеть одна. Вон там есть ещё куча места, можешь идти туда, — заявив это как можно уверенней, чтобы он отстал, я указала пальцем на первые парты в классе. Естественно, он не пойдет туда, но стоило попытаться.

— Красотка, но я бы хотел сесть с тобой, — он сел за мою парту. Меня чуточку возмутил его комментарий по поводу моей внешности, и по инерции я залилась краской, но решила не подавать виду, усердно смотря куда-то мимо него. Главное — это не убить его, а то родители накажут. — Чем занимаешься?

— Пытаюсь сосредоточиться на лекции. А теперь — отвали, — уже более решительно ответила я, заглянув в его глаза, которые с любопытством глядели на меня и открыла тетрадь.

— Эй, детка, давай познакомимся поближе, не надо сразу отталкивать меня, — говорит он и улыбается, такой сияющей улыбкой, словно ребенок, который увидел леденец. Чего ты улыбаешься, придурок?

— Ещё раз назовешь меня деткой — я тебе врежу. Отвали, я ещё раз повторяю, — я пытаюсь не смотреть на него, потому что эти гляделки мне надоели. Чем дольше я смотрю на него, тем больше я хочу продлить с ним общение, что для меня неестественно. Да и чего я им заинтересовалась?

— А мне нравится твоя неприкосновенность, — он сделал акцент на последнем слове, словно хотел скрыть предыдущую часть своей фразы, но я-то расслышала всё чётко. — Что, дала отпор Крисс и уже чувствуешь себя крутой? — спрашивает он, видимо, у него уже проснулась кое-какая хамоватая часть.

'Пожалуйста, уйди отсюда, — умоляет мое подсознание, — Пожалуйста'.

— Я ничего не чувствую. Заткнись и дай мне послушать, о чем говорит учитель, — отвечаю я и пытаюсь сосредоточиться на учебе, но этот идиот не унимается и опять отвлекает меня от всемирной истории.

— Ответ неверный, — говорит он, смотря мне прямо в глаза. Какие же у него красивые глаза... Черт, ты не о том думаешь, Дженн!

— Хорошо, всё, успокоился? — отвечаю я и опять пытаюсь сосредоточить внимание на учителе, доказывая, что не замечаю парня.

— Итак, класс, мы решили, что каждый из вас в парах будет делать проект по истории для повышения ваших годовых оценок и, соответственно, оценок в ваших аттестатах. Проект будет заключаться в том, чтобы вы со своим партнером приготовили эссе на тему эпохи, которая вам попадется. Также вы должны будете разыграть мини-сценку о влиянии этой эпохи на развитие культуры. Вы будете работать, как я уже сказала, в парах с тем человеком, с которым вы сейчас сидите вместе. Есть вопросы? — я раскрываю рот. Я должна работать в паре с этим идиотом? Ну уж нет.

— А можно самой делать сценку и эссе? Или хотя бы не с ним? — с отчаянием произношу я. Ну, скажите, что можно, пожалуйста. Да и лично я не думаю, что Ник горит желанием делать со мной эссе.

— Нет, мисс Грин, нельзя. Я всё уже, кажется, сказала, и не надо меня переспрашивать. Есть еще какие-то вопросы?

— Когда сдавать работы? — выкрикивает кто-то из задних парт.

— В конце месяца у всех они должны быть готовыми. Я думаю, что дала достаточно времени, чтобы сделать столь легкий проект. Если больше вопросов нет, то мы можем возвращаться к уроку... — и дальше учительница опять начала свою лекцию об истории. Но меня волновало не это. Меня волновало то, как я буду с ним делать этот проект? Миссис Эртон что, издевается? Одна бы я сделала нормально, но с ним.... Это уже ни в какие рамки не лезет!

— Ну что, партнер? — спрашивает он. — Готова работать вместе? — я готова расчленить его сейчас же, только дайте мне нож и скальпель, я уже готова.

— Так, ещё раз назовешь меня своим 'партнером', и я тебя убью. И нет, не готова. Сейчас ты пойдешь и скажешь миссис Эртон, что ты отказываешься работать со мной и делаешь всё, чтобы она поменяла партнеров. Сейчас же.

— Э-э, — он чуть растерялся, но тут же пришел в себя, — тебе надо — пожалуйста, можешь идти умолять нашу любимую учительницу. Меня мой партнер устраивает.

— Ты помнишь, что я говорила насчет слова партнер?

— Помню я, помню. Я что, так плох? Почему ты не хочешь быть со мной в паре?

— Потому что... — а действительно, почему я не хочу быть с ним в паре? Из-за слухов? А может быть, всё это неправда, хотя я, конечно, сомневаюсь. Но вдруг он нормальный человек? Я в этом тоже сомневаюсь. Но дать ему шанс — можно. Правда, историей он вряд ли увлекается, но в нашей школе вообще нет тех, кто учит историю. Решено. — Хорошо, я согласна. Но мы партнеры и не больше, понял? Никаких намеков и поддразниваний. У нас совместный проект и больше нас ничего не связывает. Ты меня, я надеюсь, понял?

— Да понял я, понял. А теперь ты мне объясни, что с тобой не так? — этот открытый вопрос несказанно удивил меня, но я попыталась скрыть свои чувства за своей обыкновенной холодной маской.

— А с чего ты решил, что со мной что-то не так? — возмущенно спросила я, глупо уставившись в парту.

— Многие девушки просто мечтают быть в паре со мной, да и вообще мечтают иметь что-то общее со мной, хотя нет, не так, это неважно... — парень усмехнулся из-за своей бестактности, ещё раз заглянув мне в глаза, — просто понимаешь, я уже долгое время наблюдаю за тобой и ты совершенно не похожа на кого-либо другого. Ты постоянно ходишь, спрятав глаза, а когда я вижу их, то они пустые. Почему? — я озадачена этим вопросом и вообще его репликой, мною практически никто не интересовался раньше. Определенно, этот парень не так плох, как кажется. Я уже готова ответить ему правду.

— Привыкла, что меня предают. Зачем показывать свои эмоции, если это никому и так не будет интересно? Зачем раскрывать свою слабость? — даю твердый ответ и жду его реакции. Он сначала улыбается, а потом говорит:

— Ну, тогда я обещаю тебе, что не предам, и со мной ты можешь быть искренней, а то мне так отвратительно смотреть на то, как ты тщательно скрываешь эмоции, — эти слова ещё больше удивили меня. Он? Не предаст? Он меня разыгрывает? Нет, вроде бы, говорит искренне. Может быть, я действительно могу ему доверять? Может быть, стоит попробовать?

— Я не доверяю людям, — говорю я, тяжело дыша.

— Попробуй довериться мне. Иногда я вижу, как вспыхивает огонь в твоих глазах, когда ты говоришь о том, что любишь. И это прекрасно.

— Нет, нет, нет. Я не хочу иметь ничего общего с тобой или с кем-либо. Мне трудно... — я выбираю слова, которых категорически не хватает, чтобы выразить то, что я чувствую в это мгновение.

— Просто доверься мне. Я ничего тебе плохого не сделаю. Пожалуйста, — он берет меня за руку, его прикосновение разжигают пламя во мне, я хочу вырваться наружу, я хочу выплеснуть свой океан. Я не могу поверить в это. Он говорит искренне. Он говорит правду. Глаза начинают предательски щипать, что значит — я сейчас заплачу. Широко раскрыв их, я жду, пока слёзы высохнут. Воспоминание моментально врезаются в меня: предательство, крики, ложь. Так сейчас хочется уткнуться ему в плечо, чтобы он мне сказал: 'Всё будет хорошо'. Меня предавали близкие люди, даже я предала саму себя. А он? А он только что появился в моей жизни и перевернул всё во мне. Я хочу верить ему. Я хочу, хочу, хочу это сделать.

— Я... Хочу верить тебе, — приглушенно говорю я. Он вытирает единственную слезинку с моей щеки, а я улыбаюсь, когда его руки щекочут мою кожу. Не хочу осматриваться вокруг, мы создали какой-то свой мир, свою Вселенную, в которую никто кроме нас войти не может.

Я хочу верить ему.

— Не надо плакать, — уже тише говорит он, понимая, что я не хочу, чтобы кто-то видел это, и продолжает вытирать мою щеку. — Вот так лучше, — он улыбнулся. Самой что ни на есть искренней и беззаботной улыбкой. Я хочу быть слабой рядом с ним. Я хочу плакать, хочу каяться. Хочу рассказывать. Мне просто хорошо сейчас.

— Извини меня, — шепчу я.

— За что?

— За то, что говорю тебе сейчас о вещах, до которых тебе нет дела. Извини. Я не хотела, просто... Просто меня ещё никто не слушал, а мне сложно держать всё в себе.

— Не говори так. Меня это интересует. И не плачь, пожалуйста. Я не могу видеть, как кто-то плачет, тем более девушка. С парнями я пока что такого не наблюдал, — сказал он, и это заставило меня рассмеяться. Мне страшно смотреть вокруг. Слава Богу, что ещё учительница куда-то вышла, но одноклассники...

— На нас кто-то смотрит? — тихо спрашиваю я. Он осматривается.

— Похоже, все, — отвечает он. Осматриваюсь вокруг. Все смотрят на нас, даже Крисс. Только не это, пожалуйста, только не это. — Всё хорошо уже? Готова работать, партнер?

— Готова, — решительно произношу я и опять возвращаюсь к тетради. Я с трудом понимаю, что только что произошло. Я только что открылась Нику Флетчеру, о мой Бог. Что я делаю? Но, возможно, это и к лучшему.

— Ты идешь на вечеринку к Джеймсу? Он вроде говорил, что пригласил тебя, — черт, точно, вечеринка! Домашний арест... ну и что же мне с этим делать? Я говорила, что приду, а отказываться в день вечеринки неудобно... Хотя, кто там вообще заметит мое отсутствие? Кому я вообще там нужна? Я всегда задавалась этим вопросом и поэтому никуда никогда не ходила. Может быть, пора уже начать делать что-то по-другому?

— Э-э-э... Ну, наверное, пойду, но ещё точно сказать не могу. А ты?

— Дженн, что ты спрашиваешь? Логично, что лучший друг не может не прийти, но я бы хотел тебя видеть там тоже, — отвечает он. — Обещаешь прийти?

— Эм, ну, хорошо, — неуверенным голосом отвечаю я. — Когда будем делать проект?

— Ну, я свободен на выходных...

— Отлично, тогда встретимся на выходных, — говорю я и слышу звонок. — О, мне пора. Ещё раз извини.

— Детка, тебе не зачем извиняться.

— Насчет детки я говорила на полном серьезе, — со смехом отвечаю я.

— Пока, встретимся на вечеринке.

— Пока! — выкрикиваю я, уходя из класса.

Мне кажется, или он меня понял? Может быть, я рано разочаровалась в людях? Может быть, остались ещё нормальные индивидуумы, с которыми можно поговорить? Сложно это осознать но, наверное, я ошибалась. Я даже немного расстроена, что не смогла продлить общение с ним. Мне он понравился. Даже странно, почему такой красавчик, как он, сел с такой, как я — никому ненужной. Возможно, это Крисс его подговорила, а возможно — нет. Я хочу верить, что нет. Я верю в это — целиком и полностью.

* * *

Я перемещаюсь из кабинета в кабинет, но Ник не уходит у меня из головы. Я не знаю почему, но я не могу думать об учебе, о своих проблемах, я думаю только о нем. Может быть, это влюбленность? Хочу верить, что нет. Я не хочу сейчас влюбляться. Я когда-то была влюблена, когда ещё была маленькой. И это, можно сказать, был первый и последний раз.

Это было летом. Мне было тогда лет четырнадцать или тринадцать, и у нас был загородный дом, который достался нам по наследству. Мы туда приезжали летом. Я никогда не видела наших соседей — они обычно туда не приезжали, как мне говорила мама. Но в одно прекрасное лето они приехали. И у них в семье был мальчик: очень красивый. Мы с ним играли каждый день, придумывали всякие игры, он играл по моим правилам, а я — по его. Нам было хорошо вдвоем, и вместе мы могли забыться. Он мне рассказывал о себе, а я ему — о себе. У него были красивые, зеленые глаза, которые видели меня насквозь, с ним я не контролировала себя и была полностью и целиком охвачена им. Но в один ужасный день — он уехал. Не попрощавшись. Родители сказали, что у них есть бизнес в другом штате, и что они приехали сюда всего лишь на несколько месяцев, отдохнуть. Я была полностью разочарована.

Именно поэтому я никогда не хотела полюбить вновь. Это для меня словно рана, которая время от времени кровоточит. Я понимаю, что была маленькой, и в этом нет ничего страшного. Но мне было страшно. Мне было больно. Сэм единственная, кто знала об этом, она меня утешала, но, к сожалению, мне было этого мало.

Я быстрым шагом иду в столовую и замечаю Ника, который сидит с Крисс, Джеймсом и Меган. К ним подходит Энди. Ник улыбается и подмигивает мне, я улыбаюсь ему и ухожу брать еду. Я беру всё, как обычно, и сажусь за свой столик. Я смотрю то на Ника, то на Крисс, то на всех вместе. Нужно как-то отвлечься. Он всего лишь друг, всего лишь парень, который может тебя поддержать.

Найдя блокнот в своей сумке, я начинаю записывать стих: то, что накопилось в моей душе.

И нравится твой голос мне,

И нравится пылать в этом ярком огне.

И говорить обо всем на свете —

С тобой забываю о нашей планете.

И нравится мне тебя искать,

Ведь так трудно без тебя дышать.

Без тебя невозможно жить,

Просто с тобою хочется быть.

Когда я, наконец, доела свою еду, то иду в следующую аудиторию. Мы с Ником в разных группах но, как вы поняли, только на истории у нас совместный урок и мы можем встретиться. Черт, ну и почему я опять думаю о нем? Тряхнув головой, сажусь за свою парту и жду окончания урока. Я была бы рада поскорее прийти домой и придумать план побега.

Кстати, что там о побеге? Отец будет дома, это я уж точно знаю. Матери не будет, она сегодня должна идти к какой-то клиентке. Так... Что же мне делать? Ладно, это всё будет зависеть от обстоятельств, может быть, папа куда-то уйдет, но вряд ли мне так повезет...

Урок для меня длился вечность, я только и делала, что думала: то о моем новом знакомстве, то о побеге, то о вечеринке. Наконец-то я вышла из кабинета, а после — на улицу. Ветер врезался мне в лицо, я вдохнула его запах, я попробовала его на вкус.

Сладкий.

Я быстро побежала домой, сбивая всё на своем пути. Мне уже не терпелось поскорее прийти на вечеринку. Я никогда ещё не ходила на такие вечеринки, поэтому для меня это всё в новинку. У меня в первый раз такое хорошее настроение, и меня настораживает то, что Крисс не разделалась со мной в школе. Месть будет на вечеринке.

Я буду готова к этому.

Я увидела свой дом и, отдышавшись, прошла внутрь.

— Я дома, — сказала я и пошла в гостиную.

4.

Когда я вошла в гостиную, то заметила, что папа лежит на диване и смотрит новости по телевизору. Как бы то ни было, мне не нравятся люди, которые тратят время своей жизни, смотря телевизор.

— Привет, пап, — говорю я и мысленно думаю, как бы сбежать отсюда.

— Привет, Дженни, — отвечает папа. — Как дела в школе? — я припоминаю, что могло быть такое в школе, что я бы не постеснялась рассказывать отцу. А таких ситуаций мало, катастрофически мало. Мх-м...

— Э-э-э... — запинаюсь я, чуть помедлив, перекручивая все события сегодняшнего дня в голове, и вдруг вспоминаю: — На всемирной истории у нас новый проект в парах, мы должны сделать эссе на тему об эпохе, которую нам задаст учитель, и разыграть сценку со своим партнером, — выдаю я.

— О, это замечательно, — мой отец всегда обожал историю, что делало для него эту тему довольно интересной. — А кто твой партнер? — это самый глупый вопрос, который я когда-либо слышала. Папа никогда не интересовался моей жизнью, а тем более, моей школьной жизнью.

— Да ты его не знаешь, — говорю я, но отец все же настаивает на своем. — Ник. Николас Флетчер.

— А, понятно, — на другой ответ я и не рассчитывала. — Буду рад с ним познакомиться, — добавляет он. Это действительно он сказал, или мне послышалось? Нужно остановить это, а то ситуация действительно странная.

— Эй, пап, он просто мой партнер по истории, — объясняю я, пытаясь прервать неловкость. — Ты куда-то собираешься сегодня идти?

— Ну да, — легко соглашается отец, а потом, обдумав что-то, добавил: — Сейчас иду на работу, меня срочно вызывают, — я чуть не вздохнула с облегчением, и папа, очевидно заметив это, исправился. — Но я закрою квартиру, даже не надейся. Мамы сегодня не будет, так что ты будешь здесь одна, — договаривает он. Я разочарованно плетусь в комнату, но стараюсь скрыть это под довольно-таки усталой улыбкой.

Я вхожу в комнату и думаю, что же делать? Может, вообще не стоит туда идти? Нет, я уже все решила, пути назад нет. Нужно просто сосредоточиться и обдумать всё от начала и до конца, чтобы потом никто не смог сказать, мол, я ушла из дома. Проколов быть не должно.

Так. Так.

Так как я, наверное, умственно отсталая, я не могла придумать ничего лучше, нежели одеться сейчас, а потом уже думать о побеге. М-да, замечательный план, что ж, я — гений. Ну, хоть что-то, всё-таки, это лучше, чем просто бездельничать.

Я напрочь забываю о том, что папа до сих пор дома. Если мне повезет, то он попрощается, не заходя в комнату, а если нет, то я весь день просижу здесь. Ну что же — была, не была.

Я осматриваю наш с сестрой гардероб, в надежде найти что-то подходящее. Мой взгляд падает на голубое платье: его мама мне купила из-за свадьбы, на которую мне не было что надеть. Оно свободное, можно сказать, воздушное и довольно коротенькое. Мне это платье нравится из-за своей скромности и открытости одновременно. Да, оно определенно мне подходит.

Я стараюсь подобрать хоть какие-то туфли к своему наряду и тут же понимаю, что это для меня огромная проблема. Я не ношу туфли на каблуках, хотя рост у меня небольшой, но я всё равно предпочитаю обувать кроссовки, кеды или же что-то подобное этому. Но вдруг в голове что-то щелкает, наводя на довольно неплохую мысль. Сестра. Точно, Фиби!

— Дженни, я уже ухожу, — слышу я голос папы, который заставляет меня вздрогнуть, я скрещиваю пальцы на руках, моля, чтобы он не вошел в комнату. — Не натвори глупостей! — ох, опять относится ко мне, как к ребенку, но это терпимо, потому что звук открывающейся двери прерывает мои возмущения.

— Пока, папа! — отвечаю и мысленно радуюсь тому, что отец не заглянул в комнату.

Звонить Фиби или нет? Черт, конечно же, звонить! Я, дрожащими от радости руками, набираю ее номер. Сначала никто не берет, но я не прекращаю делать этого. Наконец-то я слышу звук, чуть приглушенный голос Фиби.

— Эй, Дженн, — шепотом говорит сестра. — Ты чего звонишь? У меня пара сейчас, а ты мне изрядно мешаешь.

— У меня некие проблемы, — пытаясь не задерживать Фиби, коротко проговариваю я. — Когда ты освободишься?

— Дженн, какие ещё проблемы? — чуть удивленно спрашивает сестра. Да, обычно вечерами я сижу дома и делаю уроки, с которыми проблем у меня нет.

— Еще раз спрашиваю, когда ты будешь дома? Мне срочно нужна твоя помощь, — продолжаю тянуть свою резину я, не желая разговаривать с ней о вечеринке по телефону.

— Где-то часов так в шесть... — нерешительно выдавливает сестра, задумываясь.

— Отлично! — восклицаю я, обрадовавшись от того, что я точно пойду на вечеринку. — Я буду тебя ждать дома, но, пожалуйста, приди ровно в шесть, — говорю я и отключаю телефон, дабы избежать вопросов.

Затем смотрю на часы: еще ровно час остался. Хм, ну за этот час я обдумаю другие составляющие моего наряда. Всё-таки, я хочу выглядеть более-менее нормально. И даже не из-за Крисс... Я хочу развлечься, испытать что-то новое, что-то прекрасное и изумительное. Надеюсь, что судьба поспособствует мне в этом.

Я быстро бегу к столу сестры, беру голубой лак, который идеально подходит к моему платью и делаю себе какой-никакой, но, я думаю, довольно-таки хороший маникюр.

Двадцать минут и мой лак полностью высох. Я надеваю платье, а затем делаю себе легкий макияж. Волосы я просто немного завила, а на глаза добавила слой туши, накрасила губы ярко-красной помадой и, плюс, одела несколько украшений. Вуаля — мой образ готов! Я всегда думала, что девочки, которые три часа могут одеваться на какое-либо мероприятия — глупые, но сейчас понимаю, как хорошо смотреть на себя в зеркало и видеть такую красоту.

Ожидая ещё около десяти минут, я слышу, как открываются двери и незамедлительно иду к ним, видя сестру, которая смотрит на меня озабоченным, и чуть нервным взглядом. Что-то в духе: 'почему-ты-меня-оторвала-от-важных-дел-я-тебя-ненавижу'.

— Привет, — примирительно говорю я, протягиваю руку вперед, зазывая её в квартиру, и Фиби входит в дом. — Мне нужна твоя помощь, — прошу, зная, что она до сих пор не в курсе тех обстоятельств, которые сложились со мной за последние дни.

— Ну, об этом я уже догадалась, сестренка, — произносит Фиби, подмигивая, и я моментально расслабляюсь, видя её позитивный настрой. — Что стряслось? Выкладывай, — просит она, я ей начинаю рассказывать обо всем: о вечеринке, Крисс, Нике, даже о туфлях. Мой рассказ был необычным и Фиби в недоумении морщиться, но затем понимающе кивает, и я радуюсь, потому что она поняла меня и не станет осуждать. А мне нужна хоть капля поддержки.

— Ну, Джен, ты влипла, — выносит вердикт сестра, но говорит этаким забавным тоном, который значит, что она мне поможет. — Ну, так уж и быть. Туфли я тебе дам и с побегом помогу, прикрою. Но ты мне будешь должна, — подмигивает она, а я смеюсь. Всё-таки, здорово иметь близкого человека, который любит тебя, не смотря ни на что.

— Спасибо, сестренка, — восклицаю я и крепко обнимаю ее. Сестра удивляется после такого выпада, но через мгновение обхватывает меня, обнимая в ответ.

— Эй, давай уже приступим к делу, — говорит она и тащит меня в комнату.

Так как размер ноги у нас с Фиби одинаковый, то выбирать было легко. Я решила обуть туфли на шпильке около восьми сантиметров. Смотрелись они довольно неплохо. Затем я взяла свою кожанку и, попрощавшись с сестрой, пошла на вечеринку.

* * *

Я стою около громадного дома, и мне даже не верится, что кто-то из моих одноклассников может позволить себе такую роскошь. Я никогда не была из тех людей, которые из кожи вон лезли, только бы иметь славу и богатство, но я всегда думала об этом, и мне казалось, что это просто какая-то мечта. А видеть людей, у которых всё это есть — не сказала бы, что неприятно, но даже как-то завидно. Я — эгоистка, думаю, это понятно.

Открывая ворота чуть дрожащими руками, я замечаю огромный бассейн и толпу людей, которые уходят в отрыв и просто наслаждаются музыкой. Я узнала некоторых из них, потому что здесь были мои одноклассники или же просто знакомые из школы, собственно, и они меня, по всей видимости, тоже узнали, потому что их удивлению не было предела, по -крайней мере, мне так показалось. Многие не могли оторвать от меня взгляда, что меня смутило, но я старалась воздержаться от краснеющего лица, нацепив прохладную улыбку. Как всегда. Человек-робот. Ноль чувств.

Я пробираюсь в дом сквозь танцующих людей. Девушки тут одеты чересчур открыто, ну, мне так кажется. Возможно, так принято на вечеринках и я просто отстала от жизни, не отрицаю. Да и судить их я не имею права.

Я ищу хоть каких-то знакомых людей — Ника или кого-нибудь, с кем бы могла поговорить. Но, знаете, трудно это сделать, когда около тебя находятся сотни в стельку пьяных людей, да и еще танцующих. М-да, не очень-то милое зрелище.

— Эй, красотка, — говорит мне какой-то парень и обхватывает мою талию, предательские мурашки страха прошлись по моим плечам, но я тут же забыла о них. — Не хочешь развлечься? — я решаю немного поиграть — наклоняюсь поближе к нему, прямо около уха говоря: 'Извини', и со всей мощи бью парня по лицу, а затем в ногу. Он падает, и сейчас я ему явно не завидую, раньше я занималась кикбоксингом, чтобы выплеснуть злость. Все отвлеклись от танцев, мне даже показалось, что музыка стала тише, а все удивленно посмотрели на меня, из-за чего я была готова сквозь землю провалиться, лишь бы не быть здесь. Ужасное чувство.

— Больная! — выкрикивает парень, пытаясь подняться, но опять падает, и все смеются. Мне даже его жаль. Хочется помочь подняться, ведь он-то пьян, явно не соображал, что делал, а теперь он — посмешище. Но я не решаюсь сделать это и как можно быстрее удаляюсь с места пришествия, чуть потирая запястья. Я смотрю на свою руку; она вся распухла и покраснела. Стараясь не думать о боли, я кусаю губы, присаживаюсь на стул, думая: 'Хорошее начало веселья!'

— Эй, детка, — слышу я: этот тон, этот тембр, это прозвище... я узнаю голос — это Ник. Вижу, как его глаза ярко сверкают, смотря на меня, и я прикрываю глаза, прислушиваясь к учащенному дыханию, пытаясь успокоить его. Ник подходит ближе ко мне, садясь на стул. — Что ты с ним сделала? — он показывает мне рукой парня, который, скорее всего, сейчас встанет на ноги и попытается найти виновницу своих легких травм.

— Эм, да так, — объясняю я ему и удираю с танцпола, прихватывая за руку Ника. Когда мы доходим до какой-то комнаты, по всей видимости, это кухня, потому что здесь куча разных закусок и алкогольных напитков, то замечаю Крисс, которая беседует о чем-то с Джеймсом. Само ее присутствие жутко раздражает меня, но я стараюсь не обращать на нее внимания, что не очень-то и получается, так как она подходит к нам.

— Дженн, — окликает Крисс, при этом смотря на Ника чуть разочарованным взглядом, но тут же её внимание переключается на меня, — нам нужно поговорить, — говорит она, хватая меня за руку и ведя меня за собой. Мне неудобно от того, что такие действия этой девушки — нечто необычное. Что собирается делать со мной эта припадочная? Я ковыляю за ней, и наконец-то мы прибываем в какую-то комнату без малейшего источника света. Крисс несколько минут стоит со мной в темноте и что-то бормочет, но я не могу разобрать ее слов, уже хочу уходить, спрашивая себя: 'Зачем я вообще пошла за ней?', но она опережает меня.

— Подожди меня здесь, Джен, я сейчас включу свет, возьму кое-что и вернусь, — сказала она, поспешно удалившись, а я несколько минут стояла в недоумении, обдумывая в своих мыслях данную ситуацию. Затем подошла к двери, подергала несколько раз за ручку, и, как ни странно, она была заперта. Ну да, конечно, меня кинули! Старый розыгрыш. Я выкрикнула несколько раз какие-то незамысловатые фразы и позвала на помощь, а потом вспомнила, что сейчас идет вечеринка и среди этих пьяных подростков меня, скорее всего, никто не услышит. Я ещё раз прошлась по этой комнате, думая, как выйти, но все мои выводы были абсолютно бесполезными, отчего я всё больше отчаивалась, присев на скромный диванчик.

Было довольно темно, поэтому я включила освещение на своем телефоне и начала рассматривать комнату. Она была небольшой, чем-то похожей на кабинет. Диван посреди нее, куча разных стульчиков и стол. Также я увидела довольно большое количество алкоголя и подумала о том, как было бы здорово сейчас выпить... Так, нет, нужно выкинуть эти мысли из головы... А, в принципе, что мне терять? Я итак проведу здесь свой вечер, и ничего не изменится от того: выпью я или нет.

Я взяла несколько бутылок и, открыв первую и вдохнув воздух в легкие, принялась пить. Очень неприятное ощущение. Возможно, это из-за того, что я никогда раньше не пила, разве что шампанское. Жидкость обжигает мою глотку, пробираясь во внутренности, но мне, как бы, на это все равно. Была не была. Я пью и пью, пью и пью, не в силах остановиться. Сейчас алкоголь для меня — это словно наркотик и я хочу полностью почувствовать его силу. Время идет, идет, тянется, а я сижу здесь, как ни в чем не бывало и пью, и пью, и пью, не останавливаясь. Словно какой-то одинокий алкоголик, но сейчас... сейчас — мне всё равно.

Такое чувство, что я уже не могу ровно стоять или идти, еле сижу на кресле, всё, что я могу — выпивать этот... м-м... коньяк?

Я потерялась во времени, не знаю какой сейчас год, месяц или день, я всего лишь знаю, что существую. Я живу, вопреки всему и вопреки самой себе. Меня тошнит от одной мысли о том, кем я являюсь.

Мне плохо. Я еле сдерживаюсь, чтобы не закричать так сильно и так громко, что, думаю, меня услышат даже параллельные миры. Я хочу обнять свою сестру, чтобы она сказала, что все будет хорошо, но этому не бывать. По крайней мере, сейчас.

— Сэм, я тебя никогда не брошу, слышишь? Не расстраивайся, пожалуйста, я всегда с тобой, — говорю я и обнимаю подругу, утирая слезы, которые ливнем текли из ее глаз. — Он не достоин тебя. Не надо, не плачь, — успокаиваю я ее.

— Нет, Дженн, ни черта ты не понимаешь! — кричит Сэм, вырываясь из объятий. — Ты не знаешь, что такое предательство, ложь, горечь. Тебе на всех наплевать! Я тебя ненавижу! — говорит она и убегает от меня. Мне больно, я хочу уйти, я хочу сделать что-нибудь, чтобы только стереть это из своей памяти.

Весь воздух высосали из моих легких. А я же просто хотела помочь...

— Помнишь, я тебе говорила, что ты бездарность? Так вот, я ошибалась, — объясняет Крисс, посмотрев на меня с обычной ехидной улыбкой. — Ты вообще не заслуживаешь жить. Ты мерзкая. Неудивительно, что с тобой никто не дружит. Видишь, какая ты жалкая? Всем на тебя наплевать, Дженн. Ты никогда не станешь такой, как мы.

Слезы ливнем хлынули из моих глаз. Воспоминания убивают меня изнутри.

Вскоре начинается дождь. Я бегу к какому-то магазину, который вижу неподалеку. Мои зубы начинают предательски стучать. Но я не останавливаюсь, а бегу дальше. Наконец-то, смогла укрыться от дождя.

Из магазина выходит какой-то парень, и, увидев меня, снимает свою кожанку и дает мне. Такой необычный жест и такой приятный... посмотрев на него, я невольно подумала, что где-то видела такое лицо... зеленые, глубокие глаза...

— Не стоит, — говорю я и отдаю ему его кожанку, но он оказался настойчивее и ещё раз протягивает её мне. — Спасибо, — я беру её, он помогает мне одеться.

— Как ты здесь оказалась? На вид тебе лет 17, разве ты не должна быть в школе? — спрашивает он, а его голос кажется мне знакомым...

— Ну, как-то оказалась, — я, конечно, рада, что обо мне позаботились и так далее, но это уже и впрямь не его дело, что я делаю и где! — Спасибо тебе. Отдам при первой возможности, — я улыбаюсь и начинаю бежать.

Он сначала пробует догнать меня, но я скрываюсь за каким-то домом. Щеки медленно краснеют от стыда. Почему-то я захотела громко засмеяться, что в итоге и сделала. Наверно, это самая смешная ситуация за последний год. Или два года. Если честно, смешные ситуации в моей жизни случаются редко, именно поэтому мне так забавно.

Это воспоминание заставляет меня улыбнуться: уголки моего рта приподнимаются. Он мне помог не потому, что так было нужно, и не из-за вежливости, а потому, что сам захотел это сделать. Никто ему это не приказывал и не говорил об этом — он сам так решил. У него был выбор. И он помог мне. Это событие согревает мое сердце, и я уже не плачу.

Чувствуя, что сейчас все выйдет наружу: весь алкоголь и вся дурь, я начинаю искать выход и замечаю небольшое окно. Подхожу и смотрю в него, сейчас я на первом этаже, поэтому расстояние до земли совсем маленькое. Я решаюсь выпрыгнуть из окна, но не успеваю вылезти полностью и падаю вниз.

Мое тело ломит, голова трещит от алкоголя, все суставы и кости ноют от моих прикосновений. Я на второй стороне дома; Крисс сделала все, чтобы меня отсюда никто не услышал. Вечеринка, по-моему, уже закончилась, так как звуков музыки совершенно не слышно... Я даже не знаю, сколько времени просидела в той комнате, да и не хочу знать. Сейчас всё, что я хочу — это теплая постель, поэтому решаюсь на довольно-таки странный поступок.

Я стучусь в дверь, хотя знаю, что мне никто не ответит. Еще раз. Да, это глупо, я знаю. Но телефон у меня разрядился, а мне хотя бы нужно позвонить Фиби, чтобы отвезла домой. Если честно, я сейчас совсем не хочу и не могу думать об отце, о его мнении. Мне абсолютно на это все равно.

— Детка, — голос Ника возвращает меня в реальность, и я вижу, что он стоит в дверях, видимо, ночует у Джеймса. Ох, как я рада, что именно он открыл мне дверь! На миг парень замирает. — Э... Что с тобой? Куда ты пропала? Я искал тебя, — чувствуя, что еле стою на ногах, я хватаюсь за дверь, и Ник, видя это, берет меня на руки. Я вдыхаю его запах, он, скорее всего, не пил, что очень удивляет меня. Мне казалось, что абсолютно все на вечеринках пьют... даже я.

— М-м-м, — бормочу я, выдавливая странные, несвойственные мне фразы, — ты очень вкусно пахнешь, — он испускает небольшой смешок.

— Похоже, ты много выпила, — ухмыляется он, всё ещё придерживая меня. Не отпускай меня, только не отпускай, прошу... — Что с тобой случилось?

— Давай не сейчас, я потом тебе объясню, — сквозь затуманенный рассудок отвечаю я, но меня хватает на то, чтобы задать ещё один вопрос: — Что ты здесь делаешь? Я думала, что вечеринка уже закончилась.

— Ну, обычно я, Меган, Крисс и Энди остаемся здесь после вечеринки, — отвечает он, а я мгновенно отрезвляюсь, слыша имя Крисс.

— Э-э-э... Ну, тогда я поеду домой... Можешь заказать такси, а то у меня телефон сел? — прошу я, но он недоумевающе смотрит на меня.

— В таком состоянии я тебя никуда не отпущу, — говорит он, а я уже готова отказать, но следующие фразы, которые он произносит, убеждают меня остаться, лишь бы он не отпускал меня: — Я сейчас отнесу тебя в одну из комнат, ладно? — я киваю и мы следуем по коридору. Парень вносит меня в какую-то довольно милую комнату и кладет в постель, а я... я не хочу, чтобы он уходил. Я уже хочу попросить: 'Останься, прошу', но он прерывает мои мысли: — В таком виде тебе лучше не ложиться, — говорит он. — Я принесу тебе какую-то из футболок Джеймса, — Ник уходит из комнаты, а я осматриваюсь. Вся комната в черно-белых тонах, здесь очень много пространства. Кровать здесь огромная и очень удобная. И я почему-то уверенна, что это еще не самая большая комната в этом доме. За несколько минут приходит Ник, отдает мне футболку.

— Спасибо, — благодарю я, понимая, что он сейчас уйдет, а я останусь одна... вновь.

— Да не за что, детка, — отвечает он, подмигивая мне. — Сладких снов, — говорит Ник и уходит.

А я, засыпая, до сих пор вспоминаю прикосновения его рук...

ЧАСТЬ 2

5.

Приоткрывая глаза, я чувствую неописуемую боль: все мышцы ноют, тело ломит, и, чувствую, что у меня похмелье, на что указывает сухость во рту. Наверно, я вчера неплохо напилась, что довольно-таки несвойственно для меня и вообще...

— Фиби, — зову я, надеясь услышать объяснение сестры о том, что со мной происходило вчера, но ответа не последовало.

Осматриваясь вокруг, я поражаюсь и, мягко говоря, прихожу в шок. Где я? Я явно что-то не понимаю... потому что сейчас вижу комнату в черно-белых тонах, очень большую и незнакомую мне. Около меня стоит тумбочка, на ней таблетка и вода. Я, не думая, выпиваю ее, всё-таки, надеясь, что она хоть немного поможет мне с этой раскалывающейся головой и, как ни странно, боль помалу утихает. Все, что я помню из вчерашнего дня: вечеринка. Я что, не вернулась домой? Господи, да отец меня убьет!

Я прокручиваю у себя в голове самые худшие сценарии, которые могут произойти, когда я вернусь домой. Что мне делать? Врать? Но как... ах, да о чём я вообще думаю! Я сейчас в незнакомом месте, неизвестно, какое сейчас время, а для меня главное — как на это всё отреагирует мой отец.

Я поднимаюсь с кровати и получаю еще одну порцию боли, но, борясь с ней, я всё-таки побеждаю и становлюсь на ноги. В комнате есть зеркало, поэтому я подхожу к нему и всматриваюсь в свое отражение: волосы спутались, на теле видны несколько синяков и отеков, а футболка еле прикрывает мои ягодицы. Но меня больше интересует другое: во-первых, чей это дом. Хотя, можно сказать, я догадываюсь, потому что если вечеринка была Джеймса, тогда и дом, естественно, его. Во-вторых, откуда у меня столько синяков? И, в-третьих, самое главное: почему на мне чья-то футболка?

Пытаясь успокоить себя и прекратить раздумья, я замечаю около зеркала расческу и пробую привести волосы в порядок.

Наконец-то я решаюсь спуститься вниз, преодолевая неописуемый страх. Я совсем не хотела этого делать и ждала, когда кто-то придет ко мне и объяснит, какого черта здесь творится, но, видимо, этому не суждено случиться, так что нужно действовать самой. Расхаживая по большим и просторным коридорам этого дома, я слышу какие-то звуки снизу и иду туда.

Замечаю, что на первом этаже есть несколько комнат, и звук, очевидно, исходит из кухни. Ну что ж, главное набрать побольше воздуха в лёгкие и войти туда...

Открывая дверь, я вижу здесь Крисс, Ника, короче, всю элиту в сборе. Какого черта я здесь делаю?

Когда я встречаюсь с ними взглядами, то все становятся удивленными и ошарашенными, мне даже смешно из-за выражений их лиц. Так, Дженнифер, успокойся. Сейчас не время для смеха. Будь серьезной.

— Что она здесь делает? — недоуменно и с необыкновенной злостью спрашивает Крисс. Да я сама узнать хотела бы, девочка! И вдруг ее взгляд падает на мою футболку. — Какого черта? — широко открыв глаза, говорит она и неудовлетворенно смотрит на Джеймса.

— Ник, можно тебя на несколько слов, — как можно серьезнее проговариваю я, не желая здороваться со всеми остальными, и жду, пока он выйдет. Как можно более непринужденно беру его за руку, и мы выходим с кухни.

— Что я здесь делаю? — сразу же набрасываюсь на него, требуя узнать все подробности. — Почему на мне чья-то футболка? — не дожидаясь ответа, задаю новый вопрос. — И почему мы не в школе?! Ник, объясни мне, пожалуйста...

— Так, во-первых, сегодня суббота, — спокойным тоном начинает парень, что меня чуточку успокаивает, но я терпеливо жду продолжения рассказа, — во-вторых, ты изрядно напилась, и отправлять тебя домой было бы не вежливо с моей стороны, детка. В-третьих, футболка Джеймса — твоя одежда была полностью испорчена. Это всё? — спрашивает он, и я молюсь, чтобы Ник не был сильно раздражен моим поведением, потому я, изменив своим принципам, набросилась на него с утра при том, что это он мне помог. Мне ужасно неловко.

Я смотрю в его глаза и пытаюсь вспомнить вчерашний день, разузнать события, но не получается. Ничего не помню. Чертов алкоголь.

— Э-э-э.... А что я делала вчера? — у меня была надежда, что ничего такого страшного я уж точно не вытворила. Хотя, кто его знает...

Родители убьют меня.

— Ну, я увидел тебя уже после вечеринки. Ты была очень пьяной, — это ещё неплохой ответ. Я думала, всё будет гораздо хуже, и... кх-м... я сделала что-то непристойное, но мне уже хорошо от той мысли, что хотя бы Ник не видел меня в таком состоянии.

— А-а-а... Ясно, спасибо. Я, пожалуй, пойду, — как ни странно, я уже хотела идти и собирать вещи, но он схватил мою руку, предотвращая это.

— Не уходи, — попросил он, но я была непреклонна. — Позавтракай с нами.

— Ну уж нет, — недовольным тоном сказала я и уставилась в сторону кухни. — Завтракать? С Крисс и её парнем, да и вообще с этими ребятами... Ты что, смерти моей хочешь? — постаралась произнести в тоне, мол, говорю шутку, но мне было абсолютно не смешно.

— Они довольно неплохие, если узнать их получше. Ну, я о некоторых, — сказал он мне. Я, мягко говоря, не верила в это, но отказывать неудобно, Ник мне помог... и, мне кажется, что я обязана ему отплатить хоть чем-то. — Да и, тем более, у меня твои вещи и я не отдам их, пока ты не поешь с нами, — я сглотнула ком в горле. У меня нет выбора, черт. У меня никогда нету выбора.

— Хорошо, — вдохнув воздух, обдумывая варианты побега, сказала я. — Пошли.

Ник еле заметно улыбнулся, а мне хотелось поскорее убежать отсюда. Я не понимала, как он вообще может дружить с такой, как Крисс. И я себе представить не могла, что могу появиться здесь, в доме Джеймса, да и ещё позавтракать с ними. Это было для меня чем-то непостижимым и нереальным. И я ничуть не хотела, чтобы это стало реальностью. Но вот — это произошло. Сейчас пойдут в ход расспросы и шутки Крисс в мою сторону, но я буду держаться. Ну.... Не знаю.... Постараюсь, хотя бы... Возможно.

Мы вошли на кухню, и ребята опять кинули на нас вопросительные взгляды. Я посмотрела на Ника, тот пожал плечами, мол, ну и что. Постепенно я расслабилась, позабыв о том, что здесь находятся другие люди, но это досадное чувство осталось. Ну и что мне делать? Я не могу так просто врываться к ним на кухню и есть их еду. Что ж, нужно начать беседу.

— Э-э-э... Привет Джеймс, Энди, Крисс, Меган... — Я почувствовала себя какой-то дурой, которая говорит что-то без абсолютного фильтра... или мозгов... Ну почему я не могу провалиться сквозь землю? Ребята с удивлением посмотрели на меня, а я замерла на месте, не зная, как продолжить свою речь.

— Успокойтесь, она со мной, — услышала я голос Ника, эта фраза несколько раз покрутилась у меня в голове, прежде чем до меня дошел смысл. Что же это значит? То есть, в каком смысле он это сказал? Ладно, это ещё хуже, чем я думала. Нужно умывать руки.

— Эм, ребята, я не хочу вас стеснять, поэтому я уйду. Где моя одежда? — спросила я у Ника, и послышался смех Меган и Энди, видимо, они забавно отреагировали на то, что мои вещи сейчас у парня, но я постаралась не обращать на это внимания.

— На втором этаже. Первая комната слева, — ответил он слегка обиженно и рассерженно, но... Я настолько сильно хотела убраться отсюда, что мне было всё равно. Хотелось сказать: 'Извини, я не могу выносить твоих дружков', но я воздержалась.

Быстрым шагом пошла к комнате, о которой мне сказал Ник. Я увидела вещи на кровати, поэтому быстро взяла их и прошагала в ванную. Они были отстиранные и приятно пахли, что меня утешило. Он позаботился об этом. Я почувствовала себя защищенной и уязвимой девочкой, которой нужна поддержка, но это чувство быстро улетучилось. Я отправилась в... м-м... 'свою' комнату.

Включив душ, я заметила, что на моем теле много синяков и царапин, поэтому мой интерес взял верх надо мной. Что же я вчера делала? Наверное, мне не суждено это узнать, потому что чем дольше я думаю над этим, тем меньше есть шансов, что я действительно узнаю, что произошло вчера.

Капли энергично скатывались по моему телу: мне было приятно, так как вся грязь, которая накопилась во мне за прошлый день — исчезла. Я бы могла несколько часов простоять в душе. Но, увы, надо идти, я уже итак здесь довольно долго.

Я быстро одела одежду, захотев уйти как можно поскорее, потому что я... в чужом доме, в чужом месте... с чужими людьми... и мне... мне страшно.

Я опустилась вниз по лестнице и случайно услышала разговор на повышенных тонах. Я подошла поближе и прислонилась к двери кухни, желая узнать, о чем разговор. Сразу же узнала эти приглушенные голоса.

— Почему ты выгораживаешь эту девчонку? — завыла Крисс, с её этим обычным тоном стервы. — Ты что, спятил, Ник? Почему ты вдруг стал так хорошо к ней относиться? Ты же знаешь, что она меня бесит!

— Перестань, Крисс. Мне всё равно на твое мнение, и не сверли мне мозги. Пожалуйста, — пробормотал Ник, и я усмехнулась. Познакомился он всё-таки не из-за Крисс, а по собственному желанию, чему я не могла нарадоваться.

— Да ты... Да ты... Ты же её не знаешь!

— Знаешь, она исчезла сразу после разговора с тобой... — дальше я не слушала, потому что меня довольно-таки заинтересовала данная реплика. И вдруг я вспомнила всё, абсолютно всё.

На меня навалилась лавина, лавина из воспоминаний, и все события вчерашнего вечера предстали предо мной. Всё — от начала до конца. Я ненавижу её... Я ненавижу её сильнее, чем когда-либо. Хлопнув дверью, я вошла в комнату, обвела её взглядом, а затем раздраженно посмотрела на Крисс.

— Знаешь, что? Ты самая жалкая из тех людей, которых я знаю. Я не имею понятия, что я тебе сделала и почему ты ко мне так относишься. Но, знаешь, мне все равно. Мне все равно на тебя и всё равно на твое мнение. Знаешь, что ты сделала вчера? Ты ещё раз доказала, какая ты мерзкая и отвратительная. Когда я смотрю на тебя, то чувствую, что к моему горлу подступает тошнота, — начала я, посмотрев на нее с жалостью и яростью. — Это ты меня не знаешь. Ты не знаешь, что мне пришлось терпеть все эти годы. Черт побери, ты ничего не знаешь! Ты не всемогущая, Крисс, и далеко не идеал. Ты полная стерва. Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу, слышишь?! — я вздохнула и посмотрела на ребят. Они ошарашено смотрели на меня, и я им улыбнулась. Это ещё больше повергло их в шок. — Спасибо Ник, спасибо Джеймс. Пока, — я помахала рукой и удалилась.

Я начала бежать, бежать, смахивая слезы с лица. Не знаю, почему я расплакалась, но это мне помогло. Выпуская эмоции, я старалась не потерять себя, что мне не удалось. Сколько раз Крисс портила мне самооценку и настроение, и я бы хотела отплатить ей тем же, но..., но это не я.

Я не вправе судить людей, какими бы они не были. И Крисс. Я её не знаю... я никого не знаю.

И от этого становилось ещё больнее.

* * *

Я стою перед порогом своего дома. 'Я не трусиха', — говорю я себе, но убеждаюсь в обратном. Я боюсь всего и всегда. А особенно сейчас — войти и объясниться перед родителями.

Я медленно и осторожно открываю дверь, надеясь, что меня никто не увидит, и я спокойно пройду в комнату. Я на корточках. Ф-ух, в гостиной никого нет. Ещё несколько...

— Дженнифер Грин! — раздался голос отца. Сейчас меня будут убивать, я чувствую это. Меня всегда нервирует, когда кто-то называет меня полным именем, а все члены моей семьи частенько меня так называют, когда злятся. А как только я прошу, чтобы они меня так не называли, то идут такого типа вопросы: 'Тебе что, не нравится твое имя?'. Нет, ни в коем случае, мне нравится мое имя, но... Для меня это слишком официально. Тем более с фамилией.

— Пап... — вздохнула я, сглотнула ком в горле и обернулась. Он явно пришел с кухни, черт. У него от ярости раздулись ноздри, и я даже боялась представить, что будет дальше.

— Сядь, — уже более спокойным тоном сказал он, но я по-прежнему дрожала. Мне было страшно. Я села на наш диван, который стоял в гостиной. — Дженнифер, где ты была? Я требую объяснений, — попытавшись успокоиться, ровно проговорил отец. Моя голова взрывалась от мыслей.

Как бы мне соврать?

— Э-э-эм... Я к подруге пошла, — ложь хуже некуда. Но надежда в то, что он поверит, есть.

— К какой подруге? Дженни, объясни мне. Я тебе вроде понятным языком говорил, что ты под домашним арестом и тебе нельзя никуда идти. А сейчас ты сбегаешь из дома. Для тебя это нормально? — спросил он, окончательно разочаровавшись во мне. Я боялась потерять любовь отца, как бы странно это не звучало... и... я просто захотела, чтобы он меня простил.

— Извини, пожалуйста. Я не буду больше. Извини, — одними губами просила я, шепот срывался с моих уст. Мне сейчас хотелось закричать, закричать на всю планету. Я не хочу так. Я хочу ходить туда, куда мне захочется, а не туда, где хочет меня видеть отец. А сейчас я прошу прощение за то, что в кои-то веки пошла на вечеринку, но... так надо. Я нарушила порядок. Это неправильно. Я провинилась и полностью с этим согласна.

— Я тебя прощаю. Но ещё один прокол, и ты два года будешь сидеть дома, ни с кем не общаясь, — грозно сказал он. Теперь я уверена — мой папа тиран. Я всего лишь хотела развлечься, а он это воспринимает так, будто я неделю домой не приходила. Как будто он в молодости не ходил на вечеринки.

— Хорошо, пап. Я пойду, — предупредила я и вышла из комнаты.

Фиби не было дома, обычно она никуда не ходит в субботу, но это не важно. Главное то, что я в одиночестве. Я одна.

И мне так страшно, клянусь. Никогда ещё мне не было так страшно быть в одиночестве.

Это то, чего я хотела? Да. Это оно.

Так хочется человеческого тепла,

Обнять кого-то и не отпускать.

Такое чувство, будто я внутри умерла,

И больше никогда не смогу дышать.

Внутривенно мне необходим человек,

С которым забудусь обо всем я навек.

Мне нужно жить кем-то, мне нужно любить,

С тобою могу обо всем на свете забыть.

Я скучаю так сильно, ты знаешь, скучаю,

В океане любви без тебя потопаю.

Ты мне абсолютно всех дороже...

И... я хочу к тебе.

Ты тоже?

Я падаю в пропасть. Я хватаю руками землю. Я пытаюсь остаться, я пытаюсь не упасть. У меня ничего не получается. Люди не хотят, чтобы я осталась, они топчут меня ногами, они хотят, чтобы я упала. И я падаю.

Падаю в пропасть.

Я падаю далеко отсюда. Я хочу упасть далеко. Я не хочу быть здесь. Они не хотят, чтобы я была здесь.

И я ухожу. Ухожу из этого мира. Я бегу отсюда. Я лечу отсюда. Я падаю отсюда. Я делаю всё, чтобы уйти.

Люди давят меня, люди уходят от меня, люди предают меня. Люди делают всё, чтобы я сгнила, чтобы я умерла, чтобы я осталась брошенной. И у них получилось.

Я умираю. Я гнию в своей же могиле.

* * *

Я уже не знаю, сколько сейчас времени, потому что битый час думаю о своем существовании. Я думаю о существовании без любви, без друзей, без всех радостей жизни. Я думаю просто о жизни. Никудышной жизни.

Услышав, как зазвонил мой телефон, я мгновенно вернулась в реальность. Подняла его с пола и, на свое удивление, увидела неизвестный номер. Обычно я не беру неизвестные номера, но, что мне терять? И так нечего делать.

— Алло, — говорю я охрипшим голосом. Странно.

— Привет, это Ник. Дженн, извини меня. Крисс очень бестактна, и, я думаю, ты это знаешь. Просто мне стыдно за то происшествие, которое произ... — говорит он, но я уже далеко за пределами этой Вселенной и мне не хватает воздуха, чтобы ответить

— Стоп, стоп, стоп. Остановись. Во-первых, маньяк, откуда ты знаешь мой номер? — в недоумении произнесла я, смотря на свои руки, не понимая абсолютно ничего.

— Ну, ты уснула и я позвонил к себе с твоего...

— Ты что, офигел? Ты вообще понимаешь, что сказал? Ты воспользовался моим телефоном, пока я спала? Ты точно маньяк, — проговорила я и ещё не отошла от услышанного. Зачем ему нужен мой номер? Таким, как он, не нужны номера таких, как я. Я же... я — это я... такая наивная и ненужная... никому. Абсолютно никому.

— Извини. Я просто... — начал бормотать он, но я опять перебила его:

— Остановись, я тебе сказала! — прокричала я, уже изрядно нервничая из-за этого странного разговора. — Мне не нужны твои извинения. Мне вообще ничего от тебя не нужно, — понимаю, что лгу, но так будет лучше. Я уверена, так будет лучше. — Я просто хочу побыть одна, ясно? И не надо оправдываться, я всё понимаю, и не надо говорить, что это всё случайность. Я думаю, что Крисс не первый раз обсуждала меня с вами.

— Ты права, не первый, — его голос стал серьезнее.

— И что? Она тебе рассказывала, какая я идиотка? Какая я чокнутая? Да, скорее всего. Поэтому не вижу смысла и пользы тебе общаться со мной. Ещё моего сумасшествия наберешься, и тогда твои дружки кинут тебя. И не надо жалеть меня. Последнее, что мне хотелось услышать от тебя — так это твое сожаление. Я не виновата, что родилась. Я не виновата, что не могу быть вами и не могу оправдать твоих ожиданий и ожиданий Крисс. И мне не наплевать на то, что кто-то меня обижает или унижает. Мне действительно жаль её, потому что я не могу сидеть и помалкивать, в то время, как она издевается надо мной. И мне жаль тебя из-за того, что связался со мной... — мой голос стал дрожать, я почувствовала, что сейчас взорвусь.

Эмоции бурлили во мне: они вырывались наружу. Я не хотела быть внутри, я хотела быть снаружи. Рассказать всё, что меня мучило всё это время, я хотела освободить себя, я хотела быть свободной. Открыться кому-то — это значит навечно унести свои тайны. Унести те тайны, которые ты так усердно оберегал, чтобы никто не узнал их. Я хотела. Я хотела это сделать.

Но.

Я.

Не.

Могу.

Не могу. Не могу, не могу, не могу. Мои тайны — это то, благодаря чему я сейчас жива. Они у меня глубоко в верхней части живота, в моем сердце. А я не хочу, чтобы кто-то воровал мое сердце.

Да, да, да... нет, не хочу... никогда не хотела.

— Я не слушаю слухи о тебе. Я не слушаю то, что говорит Крисс. Я хочу слышать только тебя: здесь и сейчас. И мне плевать, кто и что говорит, мне это совершенно не важно. У меня есть ты. И я хочу слышать только тебя.

— Не говори это, пожалуйста... — слезы полезли наружу, он не должен говорить это, не должен. Я не смогу это вытерпеть.

Я не хочу это терпеть. Я хочу отключить телефон, я хочу сделать что-то, чтобы не слышать этого. Слишком слабая, чтобы узнать, какие чувства он питает ко мне.

Я должна услышать то, что он хочет сказать.

— Пожалуйста, нет, — умолял он, желая высказаться. — Я хочу сказать.

— Мне не надо, чтобы ты что-то говорил! — закричала я. — Я и так всё прекрасно знаю! Не надо мне говорить о том, что тебе не всё равно на меня. Да ты даже мое имя не знал раньше. Ты меня не знаешь. Ты мне никто, и я тебе — никто. Мы никто для друг друга. Никто, — я повторяла это слово, словно молитву, словно единственное, что у меня осталось. Я хотела закричать. Но всё, что я могла это заплакать и ещё раз сказать: 'Никто'.

— Нет. Ты не права. Ты тоже меня не знаешь. Ты не знаешь, что я знал твое имя. Ты не знаешь, что я каждый раз наблюдал за тобой на переменах: я видел, как ты смеешься, и я слышал, как ты плакала в туалете. Ты не знаешь, что я следил за тобой, пока ты бежала домой, и когда стояла и смотрела на небо. Ты не знаешь, каково мне было, когда я увидел тебя, лежащую в коридоре школы, и как я запаниковал, не зная, что делать. Как я взял тебя на руки и полетел в медпункт. Ты не знаешь, — повторил он. Это он только что сказал? Он?

Он разбил мое сердце.

На тысячу мелких кусочков.

Его не починить.

Я сломана.

— Я не знаю, — вторила я. Мои слова были похожи на какой-то звук, а не на фразу. Но я не могла говорить. Я не знала, что говорить. И поэтому я отключилась.

Ушла. Опять. Какая банальность.

Я решила уйти.

Вот так просто, отключив телефон.

Ведь на самом деле, я не знаю, что такое быть нужным. Я не знаю, что такое любить.

Но я чувствую то же, что и он. Я хочу быть нужной. Я хочу улыбаться ему. Я хочу жить.

Но не могу.

Я хочу стать штормом: быстрым, внезапным и разрушительным, ломать свои сны и видения, делая свою реальность.

Я хочу сметать всё на своем пути.

Но не могу.

Я хочу стать смертью.

Я хочу убивать, я хочу рушить отношения.

Но не могу.

Я хочу любить.

Мечтаю быть любимой.

Но..., но это невозможно.

Всё, что я могу — быть собой. Быть одинокой. Жить вместе с этой болью, которая глубоко в моем сердце. Не надо надеяться на то, что никогда не случится. Не надо жить с надеждой, что когда-то будет лучше.

Ничего уже не будет. Нет, нет, нет.

Я вдохнула воздух и дотронулась до своего лба, чтобы не потерять равновесия. Попробовала встать, но все мои попытки были тщетны. Я неудачница.

Чувства нахлынули на меня: я швырнула какую-то коробку в стену, начала громить всё подряд, не оставляя ничего. Я хотела чувствовать боль.

Хотела узнать её вкус.

И узнала.

Я неопытна. Я признаю каждый свой недостаток. Мне никогда не добраться до вершины. Это сжигает меня, как болезнь. Это сжигает меня изнутри. Сжигает дотла. Мне нет спасения.

6.

Апатия и безысходность поглотили меня целиком и полностью. Всё, что я могу — это свернуться калачиком и дышать: жадно вдыхать воздух, обыденно думать, легко умирать.

На большее я не способна.

Я взяла свой блокнот и попробовала что-то написать: стих или же нарисовать что-то. Ничего. Я ничего не могу сделать. Руки словно не слушаются меня — они против меня, не хотят работать в этой слаженной системе, называемой телом человека.

Я дрожу. Покрываюсь мурашками. Моя грудь вздымается и опускается. Я слышу биение собственного сердца.

Я не верю в то, что он мне сказал.

Я не нужна ему. Я не нужна никому. Я уверена в этом, потому что... всю жизнь мне не хватало кого-то, кто бы смог меня понять... и уже мне этого не нужно. Ничего не нужно. И одна справлюсь.

Он просто хочет поиграть с моими чувствами. Конечно, это явно очень интересно. Никто до сих пор не видел, чтобы я встречалась с кем-то, и он просто хочет полностью опозорить меня. Это не всерьез. Всего лишь игра, в которой я, видимо, не главный персонаж.

Рухнув на кровать, я попробовала сомкнуть глаза, но спать не хотелось.

Жалкое существование. Может, он говорит правду. Но это не важно. В конце концов, он меня бросит. И всё, что у меня останется — это разбитое сердце: абсолютно опустошенное и никому ненужное. Я не хочу этого, потому что я всего лишь хочу понравиться кому-то такой, какая я есть. Чтобы этот человек знал, кто я, что я собой представляю, чтобы он знал обо мне всю правду. И чтобы он полюбил меня так сильно, насколько это возможно. Чтобы при прикосновении наших рук я тонула в своих чувствах. Хочу, чтобы он мне снился во снах и обнимал каждое утро.

Это кажется таким нереальным... и мне страшно: что, если я никогда не могу познать это? Я не знаю, что такое отношения, не знаю, что такое любовь.

Всю жизнь, я мечтала написать книгу. О любви, которой у меня не было. Я читала очень много романов в детстве: там рассказывалось о притяжении между людьми, об этом неземном чувстве. О том, что они могли оставить всё, работу, семью, даже изменить самому себе, ради любимого человека. И я много мечтала. Мечтала влюбиться. Так, чтобы когда я буду видеть в человеке самое плохое — я буду считать это преимуществом, а не недостатком. Любовь ослепляет. Когда ты любишь человека, ты не замечаешь ничего вокруг, ты просто рад тому, что он с тобой. Даже если он, вдруг, полюбит другого, тебе будет хорошо только от того, что ты знаешь — он счастлив. А если этот человек не будет счастлив с тобой, то ты тоже будешь несчастным.

Так страшно и плохо от того, что я никогда не испытывала этих ощущений. Разве что в детстве, но это было без обязательств, без клятв, без ничего. Тогда мы были беззаботными, и не чувствовали ответственности за свои слова и поступки. Тогда всё было легко и просто. А сейчас всё изменилось: нет уже того счастья, нет надежды и нет любви.

Кто же тогда я во Вселенной?

Сейчас мы не знаем, как доверять друг другу. Как сделать так, чтобы исцелить мир от боли, бед и несчастий. А всё потому, что мы слишком эгоистичны и действуем только ради самих себя, не думая ни о ком другом. В современном мире уже давно позабыли о самых хороших и приятных чувствах. А мне так хочется, так хочется испытать их. Мое счастье... оно так далеко, так далеко.

Я не говорю, что сейчас всё так ужасно, что нет ещё хороших людей — нет, ни в коем случае. Раньше тоже было не хуже. Но чем дальше мы идем, тем больше разрушаем. Разрушаем самих себя. Мы уничтожаем друг друга, ломаем друг друга, только ради собственной выгоды. Но в этом ничего нет. Мы этим только показываем, насколько ужасен современный мир

У каждого в жизни есть такой период, когда его бросают друзья, или же появляются трудности. Тогда мы считаем, что хуже быть не может, но рано или поздно этот период заканчивается: жизнь возвращается в прежнее русло, и ты снова можешь дышать полной грудью.

Но я чувствую, что у меня этот период не закончится вплоть до самой смерти. И, наверное, я права.

Завтра все будет так, как всегда: я буду лежать на кровати и читать какую-то книгу. Почему ничего не изменится? Возможно, я не хочу этого. Может быть. Может быть, я понимаю, что все мои попытки как-то изменить жизнь были ложными и ничего так и не получилось, но почему же я должна быть уверена, что теперь всё будет лучше? Вот именно. Не должна.

Я медленно проваливаюсь в сон.

Это единственное, что я могу сделать.

— Эй, видишь! — из моих мыслей меня выводит Адам и тычет пальцем небо. Сейчас девять часов, мы вышли погулять. Он затащил меня куда-то, и только сейчас я всматриваюсь, где мы. Вокруг большое поле, где нет ни одной живой души. Я смотрю вверх и вижу черное, усыпанное звездами, безграничное небо. Я ещё никогда не видела такой красоты. Внутри меня всё переворачивается, я смотрю на парня. Он светится от радости, и мы встречаемся взглядами. Адам берет меня за руку, и мы идем вперед, а я всё глазам поверить не могу, протирая их вновь и вновь. Не может быть.

— Тебе нравится? — спрашивает он, смотря на меня своим улыбающимся лицом, на что я не могу не ответить ответной улыбкой.

— Да, очень, — говорю я, не отрывая взгляда от ночного неба. Как красиво. Словно рассыпались миллионы осколков, словно они не хотят быть вместе, а хотят быть отдельно, существовать врознь, хотят быть самостоятельными.

Он ведет меня за собой, и мы ложимся в поле. Он смотрит на меня, а я улыбаюсь. Такие красивые, насыщенные зеленые глаза. Их нельзя сравнить ни с чем. Слишком красивые для сравнений. Я, наконец-то, отворачиваюсь, чтобы это не казалось слишком странным, и продолжаю наблюдать за звездами. Сейчас я верю, что этот мир только наш и ничей больше. Мы единственные, кто может наслаждаться этим видом. Мы никогда не будем пойманы — мы можем делать всё, что хотим. Это наша планета. И мы здесь главные.

— Ты чувствуешь это? — спрашивает Адам, я опять встречаюсь с ним взглядом: он улыбается. Ух, эта улыбка. Она спасет мир, она спасет меня, она спасет этот вечер.

Она спасет время.

Нет, времени нет.

Оно остановилось.

— Что, Адам? — откликаюсь я, не отводя от него взгляд. Его бездонные глаза завораживают, наши пальцы переплетаются.

— Этот мир полностью наш, — говорит он, словно читает мои мысли, а я просто... я сияю, — и ничей больше, — договаривает он, моя улыбка становится шире.

— Да, — отвечаю я, по мне скатывается волна. Волна вдохновения, волна любви. Пламя. Во мне бушует пламя. Я чувствую стук своего сердца: мне кажется, что оно сейчас остановится. Так не должно быть. Оно не должно выпрыгивать.

Это он на меня так действует.

Адам.

— Знаешь, о чем я всегда мечтала? — спрашиваю я. Он поворачивается ко мне, но не открывает глаза. Он чувствует это. Он наслаждается этим. Свобода.

А я упиваюсь им.

— О чем? — уточняет он. Я ему ещё не рассказывала, но друг друга мы знаем очень хорошо.

— Я всегда хотела написать книгу, — говорю я, а дыхание останавливается, я чувствую, чувствую это. — О любви.

— Любви? — переспрашивает он, так, как будто он не знает, что это такое. Я смеюсь и закрываю глаза от смущения, заливаясь краской.

— Знаю, глупо, — сквозь смех выдавливаю я. Но он не смеется. Его лицо серьезное, но уголки губ приподняты.

— Совсем не глупо, — отрицает он, а я не могу скрыть восхищения. — А почему о любви? — я прикусываю губу, чтобы остановить смех. Затем я смотрю на него. Ему совершенно не смешно, но интерес виден в его глазах.

Красивых глазах.

— Потому что много прочитала, — отвечаю я, хотя понимаю, что ему это известно. — И много романтики. Я всегда мечтала влюбиться так, как в книгах. По-настоящему. Но, думаю, этого не будет. А вот придумать историю о любви легче, — на духу выдаю я и жадно вдыхаю воздух. Это мой секрет. А теперь это — наш совместный секрет. Наш секрет.

— А там будет счастливый конец? — интересуется он.

— Не думаю.

— Почему? — глаза у него округлились. Красивые глаза.

— Потому что в реальной жизни не бывает счастливых концов.

— Уверена?

— Ну, да, — с недоумением говорю я.

— Я думаю иначе, — выдает он, я распахиваю глаза.

— Правда? — переспрашиваю я.

— Да. Мне кажется, что конец — всегда счастливый. Когда ты умираешь, например: ты, наверное, начинаешь вспоминать только хорошие моменты, и тебе становится хорошо. Вот он — хороший конец, — я опять начинаю смеяться.

— По-твоему, смерть — хороший конец? — он подхватывает мой смех, и когда я его слышу, всё переворачивается. Такой мелодичный и мужественный, хотя нам только по двенадцать лет. Но все равно, он безумно красивый. Даже идеальный.

— Знаешь, бывают такие моменты, когда смерть — это единственный выход из ситуации, — умно отвечает он.

— Не думаю, что такое случится со мной, — говорю я. — Вместе с тобой мне ничего не страшно.

Он смотрит мне прямо в глаза и от этого взгляда по моей коже пробегают мурашки.

Это наш мир.

Наша Вселенная.

Это наш момент.

Время остановилось.

И только мы одни — здесь и сейчас.

Я просыпаюсь и ещё до сих пор чувствую этот сон. Мне давно не снились подобные сны, разве что, когда он только уехал. Я пыталась справиться с этим, но ничего не получилось.

Я до сих пор помню его прикосновения, которые обжигали мою кожу. Ничего уже не вернуть. Он явно изменился, и я изменилась. Он меня не помнит, но я его помню до каждой мелочи. Я помню, как быстро проглатывала завтрак, только чтобы побыстрее выйти на улицу и уйти с ним к реке.

Я всё помню так, словно это было вчера, потому что у меня такое чувство, будто я оставила ему свою душу.

И эти воспоминания медленно убивают меня.

Ничего не вернешь, но я все помню. До каждой мелочи. Я помню каждую секунду, проведенную вместе. Это глупо звучит. Это было четыре года назад, я изменила свои приоритеты в жизни, да и он тоже. Он, наверное, на другом конце страны и его совсем не заботят мои проблемы. Но он останется в моем сердце навсегда.

Я поднимаюсь с кровати. Сегодня воскресение — ничего особенного. Поем, поищу какую-нибудь книгу, доделаю уроки.

Всё как всегда.

Иду на кухню, ища еду. Переворачиваю весь холодильник, а в итоге — решаю сделать чай. Очень умно. Я всегда прихожу на кухню тогда, когда ничего нет.

Я беру пирожное и иду в гостиную. Когда вышла из комнаты, то сестра спала на кровати, так что сейчас явно будет расспрос. Я ничуть не жалею о вечеринке, хотя я практически не насладилась ею. Но должна же я была пойти? Всё-таки это новые ощущения, которых мне не хватало долгое время. Я сижу напротив стены и внимательно смотрю на нее. Я рассматриваю каждую трещинку, каждый изгиб. Всегда делаю так, когда мне не хватает воздуха для того, чтобы жить. Просто осматриваю здание. Раньше я даже любила ходить по разным заброшенным местам, только из-за того, что мне нечего рассматривать. Я понимаю, это очень глупо, но я вообще нелогичный человек: я могу плакать по всяким пустякам, а когда действительно есть какой-то повод, когда нужно выпустить эмоции наружу — не пророню ни единой слезинки.

В гостиную входит сестра, тоже с чаем. Я осматриваю её. Она безумно красивая. Волосы струятся на её плечах, одета она в свою привычную пижаму — шорты и растянутая майка. Образ так себе, но ей всё равно это очень идет.

— Ну, что, как погуляла? — спрашивает она. — Я хочу подробностей. Почему ты не пришла домой? Я уже раздумывала, как бы соврать, если ты придешь ночью, а тебя всё нет и нет. Так что мне нужно знать всё, — она любопытными глазками смотрит на меня, а я даже не знаю, что отвечать. Правду? Нет, не стоит. Она сейчас скажет перезвонить Нику, и сказать ему, что... я питаю к нему какие-то чувства. Может быть, это так и есть, но зачем мне ему звонить? Я не хочу угробить его жизнь. Он может найти себе кого-нибудь в сто раз лучше, ведь каждая хочет быть с ним.

А я — исключение.

Я не хочу быть с ним по одной простой причине: я не подхожу ему. Просто не подхожу.

— Ничего интересного. Я ни в кого не влюбилась. И ничего не делала. Просто напилась и вызвать такси не смогла. Мне разрешили остаться, — вру я. Сестра с подозрением смотрит на меня: не верит, наверное. Но мне сейчас всё равно. Я не собираюсь говорить правду. Ни в коем случае.

— Э-э-э... — запинается она, чуть помедлив, разбирая данную ситуацию в себя в голове. — Ну, допустим, я тебе поверила. А как же Ник? — я сглатываю ком в горле, не желая говорить об этом.

— Я ему не нужна, — по слогам произношу я, не веря самой себе. Нет, я верю. Я ему не нужна. Совершенно не нужна.

— Понятно... — она не знает, что отвечать на мою реплику, поэтому я, не думая, меняю тему, пока она не опомнилась и начала расспрашивать снова.

— Как вчера погуляла? — спрашиваю я.

— С друзьями в кафе посидели. Сегодня тоже хотим пойти.

— Ты уже кого-нибудь себе нашла? — с усмешкой говорю я. Моя сестра раскрепощенная, я уверена, что именно с такими девушками хотят встречаться парни. Не со мной.

— Пока что нет, но есть кое-кто на примете, — она подмигивает мне. Мы часто говорим с ней на такие темы, но её жизнь в сто раз интереснее моей. Я так думаю.

Я делаю последний глоток чая и отношу стакан на кухню. Затем возвращаюсь в комнату. Садясь за уроки, я еле заметно вздрагиваю, ожидая, что там накопилось куча заданий, которые мне предстоит исполнить.

* * *

Когда, наконец-то, уроки были практически сделаны, я решаюсь отдохнуть. Слышу голос отца, который оповещает о его приходе, и я иду в гостиную.

Я вижу маму и папу: они что-то обсуждают и при виде нас замолкают. Лица у них уже не такие радостные, какие были, когда мы только вошли.

— Привет, — говорю я родителям, целуя маму и папу в щеку.

Вскоре в гостиную проходит Фиби, а я не могу расслабиться от того ощущения, что что-то изменилось. Родители заметно нервничают, а я не могу утаит любопытства.

— Что случилось? — спрашиваю, потерев затылок, понимая, что что-то здесь всё-таки не то.

— Дженни и Фиби, мы с мамой, наверное, уедем в Германию, — произносит папа. Он действительно только что сказал, что уезжает? Нет.. — Через несколько дней, на всё лето, — он умолкает и я с злым лицом смотрю на них. Мой выпускной... Они что, всё пропустят? Мои экзамены?

— Я же оканчиваю школу! — кричу я, думая только о себе... но... я не хочу, чтобы они уезжали. — Вы не можете уехать! Вы же знаете, как это для меня важно, — мама встает сзади меня, её крепкие руки обнимают меня.

Я совершенно не чувствую спокойствия. С каждым днем всё хуже и хуже, хуже и хуже. Они специально это делают? Есть люди, которые отвечают за всё то, что с нами творится? Если есть, то я бы набила этим людям морду.

Сколько раз я убеждалась — нет ничего хуже.

Но каждый раз я ошибалась.

В моей жизни всё всегда меняется. И не в лучшую сторону. Я уверена, что есть миллионы людей, у которых всё гораздо хуже. У которых нет родителей, семьи, дома.

Но я живу здесь и сейчас. И, мне кажется, что моя жизнь — это просто отброс общества. Может быть, где-то там, на небе, Господь определил судьбу каждого из нас, и я у него явно не в любимчиках. Всегда всё идет против меня, против моих планов, против меня самой. Единственные люди, которые хоть иногда, но понимали меня — бросили. Теперь у меня есть только Фиби, но видимся мы и нормально говорим максимум — один раз в неделю. Я понимаю, мои родители не идеальные, но знаете, они всегда были для меня чем-то особенным: лучиками солнца. А сейчас и это ушло от меня. Собралась куча туч, и сейчас всё зальется дождем, а лучиков всё нет и нет. Они не хотят здесь быть.

Да, я согласна, у нас не лучшее денежное положение. Но мне не нужно большего — мне главное, чтобы они были здесь, со мной. Но их не будет.

В мире есть справедливость? Нет. Почему некоторые, совершенно ничего не делая, получают то, за что другим нужно работать и работать?

— Знаю, детка, знаю, — успокаивает мама. — Ты же понимаешь...

— Нет, мама, ничего не понимаю! — я отталкиваю её. — Почему вы бросаете нас? Почему вы бросаете меня? — слёзы стекают по моих щекам, но я не обращаю на это внимание.

— У нас сейчас трудно с деньгами. Извини, Дженни, мы хотели пойти на твой выпускной, но нам предлагают работу в Германии за неплохие деньги, и если мы не согласимся на неё, то нас и с этой работы выгонят, — объясняет отец, смотря на меня со взглядом, полным сожаления. — Нам очень жаль.

— Ничего вам не жаль! — не прекращаю кричать я. — Фиби, почему ты ничего не говоришь? — поражаюсь я от молчания сестры.

— Дженн, я думаю... Родители правы. Нам нужны деньги, — говорит сестра.

Я не верю собственным ушам. Она заступается за них?

Но это же неправильно!

— Не уезжайте, пожалуйста, — я падаю на колени и умоляю родителей остаться. Я не хочу, чтобы они уезжали.

— Мы должны, Дженни. Вы уже не маленькие — справитесь без нас. Мы должны, — говорит мама, повторяя эту ужасную фразу.

Я не хочу в это верить.

Я отказываюсь в это верить.

Я бегу в свою комнату, бегу и вытираю слёзы. Мне больно. Слишком больно. Это не может быть реальностью. Это всё сон, жуткий сон.

Единственное, что я сейчас хочу — это уйти, испариться, исчезнуть. Уйти в свой мир.

В мой с Адамом мир. Где никто нас не потревожит, где существуем только мы. Из которого никто из нас уйти не может. Я чувствую это.

В своем сердце.

Адам здесь. Он дышит. Он до сих пор здесь.

Внутри меня.

Его красивые, идеальные, зеленые глаза, которые видят меня насквозь, которые полностью и целиком захватывают меня, которые испепеляют меня.

И Ник — тот, кто уверен, что я ему нужна. Может, он обманывает сам себя. А может, он говорит правду. Я чувствую какую-то связь между нами.

Мечтать об Адаме — глупо. Он далеко от меня, мы не встретимся больше, а если и встретимся — я изменилась, он изменился. Мы не можем быть вместе.

С Ником мы тоже — небо и земля. Мы слишком разные и никогда не сможем быть парой, такие разные что, порой, мне кажется, будто мы вовсе не знаем друг друга.

Я рыдаю. Слезы льются ливнем из моих глаз. Мне больно. Я не чувствую себя живой.

Двадцать первое столетие — как же смешно,

Люди — не люди, любовь — не любовь.

Все чувства опускаются ниже, на дно,

Никогда уже ты их не испытаешь вновь.

И эта чертова нехватка одного человека,

Который был когда-то для тебя всем.

Самая страшная болезнь этого века —

Неразделенная любовь — не сравниться ни с чем.

7.

Я несколько часов лежала на кровати. Мне пару раз звонили, и, кажется, только что пришло сообщение. В любом случае я ни на что ни планирую отвечать. Сейчас мне необходимы тишина и покой. Одиночество. Я не могла ни с кем говорить, я просто должна была побыть наедине со своими мыслями.

В конце концов, я приняла решение, что в том, что делают родители, нет ничего плохого. Они просто хотят заработать деньги. Сейчас у нас очень плохая денежная ситуация, и этот выбор был не спонтанным, а нужным. Конечно, да, оставлять меня, да ещё и в такое время неправильно, но я уже давно выросла и могу быть самостоятельной. Мне просто нужно время, чтобы осознать это полностью.

Я ещё долго бы могла сидеть на кровати, но кто-то всё слал и слал SMS-ки. Взяв телефон, я увидела десять пропущенных от Ника и три SMS.

'Встретимся сегодня?'

'Мне позвонили, сказали, что нам дали эпоху романтизма'.

'Эй, Дженн, нам нужно кое-что обсудить'.

'Ответь'.

'Делай, что хочешь, но мы должны встретиться. Сегодня около школы, в три'.

Я дрожащими руками начала набирать ответ. Да. Мы встретимся. В любом случае мне нужна разрядка. Нужно хотя бы на пару часов забыть, что со мной произошло. Я выкинула телефон из рук и начала собираться. Потом посмотрела на часы: два часа. Отлично, остался еще час.

На мне был одет плащ, так как почему-то с утра шел дождь, и на дворе было сыро и холодно. Я отпросилась у отца, сказав, что мне нужно побыть одной и подумать, и он меня отпустил. В принципе, врать было незачем, я бы могла сказать, что иду делать проект, но это было бы подозрительно, всё-таки я не на шутку расстроилась, и я бы ни за что в таком состоянии не работала бы над эссе. Звучало бы не правдоподобно. Мне трудно представить, что я скажу Нику, и что он скажет мне. Я чувствую, что после его откровений мы теперь никогда не будем общаться по-прежнему — и это было самое худшее.

Он — мой единственный друг. Это звучит глупо, мы с ним совершенно разные, да и, тем более, знакомы всего-то ничего. Я уже плачу из-за него в сотый раз, и мы пережили потрясение несколько раз. Мне трудно сказать, кто он мне: просто друг или нечто большее. Когда я смотрю в его глаза — мне хочется верить. Верить так, будто меня никогда не предавали, будто я не знаю, что такое ложь. Но это всё глупо. Меня предавали. Меня позорили. Но ему на это всё равно, мне же — нет. Я не понимаю, как он так может? Он — небо, я — земля. Он — человек, я — никто. Зачем я ему? Это не похоже на любовь. На дружбу тоже это не похоже. На что же тогда? Обман? Предательство? Возможно. Я сейчас ни в чем не уверена.

Я иду и осматриваюсь вокруг. Никто не обращает на меня внимание. Я сейчас стою на шоссе совсем одна. Я не выгляжу слишком брутальной или сильной. Но я и не маленькая, миниатюрная: рост у меня средний, волосы каштановые, лицо бледное. Моя внешность не является чем-то особенным, мама всегда говорила, что я по-своему красива, но не более. Я действительно неплохо выгляжу. У меня никогда не было проблем с внешностью, как это было у многих других. Может быть это из-за того, что я мало с кем общалась, и никто не указывал мне на мои недостатки. Я даже рада, что это так. Я бы не хотела сидеть дома из-за каких-то проблем переходного возраста. Меня не очень-то беспокоило, что обо мне думают люди, но я всё равно старалась одеваться более-менее нормально. Я никогда не носила очень дорогие вещи, да и вообще, я всегда одевала что-то недорогое, но выглядело всё это вполне прилично. Я говорю всё всегда так, как оно и есть. Я никогда не приукрашиваю. И я действительно выгляжу нормально в своей недорогой одежде. Мои родители всегда были вместе со мной, иногда они делали не то, чего бы мне хотелось, многое запрещали, но я их люблю. Мне трудно сказать из-за чего. Они всегда были со мной, вот и всё.

Ещё двести метров и я буду в школе. Я не любила появляться там во время выходных. Я вообще не любила там появляться, но, увы, должна.

'Должна'.

Это слово, наверно, нервирует меня больше всех других. Разве это не мы должны решать, что нам делать? Почему всегда все вешают на нас какие-то обязанности под предлогом: 'Ты должен это сделать'. А если я не хочу? Почему я не могу отказаться от этого, если я просто-напросто не хочу это делать? Я ничего и никому не должна. Я просто хочу быть собой, и делать то, что хочу я и только я, а не кто-либо другой.

Возможно, я когда-то сделаю это.

Но, скорее всего, нет.

Нужно смотреть на вещи трезво. Мне никогда ничего не разрешали. За последние несколько дней в моей жизни произошло больше событий, чем за последний год. Я в первый раз сходила на вечеринку, когда мои одноклассники, наверно, ходят на них каждый день. Если честно, я бы не хотела появляться там снова, потому что этот опыт — худший из всех.

И вот, я уже у школы. Иду ко входу в надежде увидеть Ника там.

Нет.

Нет никакой надежды.

Больше всего я надеюсь, что он наконец-то понял, что я сумасшедшая, или кто-то ещё, и что со мной нельзя связываться, или что-то ещё, что-то такое, чтобы он больше никогда не смог со мной разговаривать. Да — я невыносимая, но я не хочу, чтобы он был со мной. Я не достойна этого. Я не хочу причинить ему боль. Я сломана.

Пришел. Стоит у ворот.

Ник такой красивый. Он замечает меня и начинает улыбаться. На нем сейчас джинсы и кожаная куртка. Такой простой, и такой... У него замечательное лицо, замечательная улыбка, замечательное тело... Теперь у меня небольшой вопрос: зачем ему я? Он издевается? Да любая девушка согласна встречаться с таким красавчиком, а он, почему-то, хочет говорить со мной. Говорит приятные вещи.

Я подхожу к нему и здороваюсь.

— Привет, — радостным тоном говорю я, но моя радость угасает, как только я вспоминаю наш разговор. 'Нет. Ты не права. Ты тоже меня не знаешь. Ты не знаешь, что я знал твое имя. Ты не знаешь, что я каждый раз наблюдал за тобой на переменах, я видел, как ты смеешься, и я слышал, как ты плакала в туалете. Ты не знаешь, что я следил за тобой, пока ты бежала домой, и когда стояла и смотрела в небо. Ты не знаешь, каково мне было, когда я увидел тебя, лежащую в коридоре школы, и как я запаниковал, не зная, что делать'.

Я вспоминаю каждое слово, сказанное им. Он, кажется, уже не улыбается.

Это жалость? Нет. А что это? Почему он так смотрит?

— Привет, Дженн, — сказал он. — Извини за тот разговор. Но я должен был сказать это, — я мысленно умоляю его: 'Не оправдывайся. Ты ни в чем не виноват'. Я прерываю его:

— Давай уйдем отсюда. Мне не нравится быть здесь в выходной день. Давай пойдем в библиотеку, что ли, поработаем над эссе, — предложила я. Он кивнул и взял меня за руку.

Он действительно только что взял меня за руку?!

Да быть этого не может!

Ток прошелся по моему телу, заряд, я не могу отвести глаз. Он переплел наши пальцы.

О Господи!

Мне кажется, что я уже не с ним, а где-то в параллельной Вселенной. Я сейчас тысячу раз умерла и родилась снова.

Он ещё крепче сжал мою руку.

Не думайте, что я там какая-то чокнутая — 'переживать так из-за одного касания! Быть не может!' — подумаете вы. Но для меня это больше, чем просто касание. Это вторжение в какой-то личный мир, во что-то интимное, во что-то, что известно только тебе. Может быть, я переживаю не из-за этого касания, а из-за того, кому принадлежит эта рука. Нику. Тому, кого я знать не знала, а сейчас иду с ним под руку. Это неправильно. Но сейчас не время устраивать сцену, я не хочу быть недотрогой. Но он перевернул всё во мне.

Он изменил саму меня.

И, не думаю, что в хорошую сторону. А может, и да.

Я запуталась. Это он сделал такое со мной.

Ох, что же он делает со мной. Почему именно он? Наверно, я заблуждаюсь. Наверно, я не могу разобраться со своими чувствами и переживаю из-за того, что может показаться здравым людям просто каким-то детским лепетом. Но я живая.

Я чувствую, что живу. Я дышу. Я делаю крошечные вздохи.

— Почему ты молчишь? — я слышу какой-то голос, но, поглощенная мыслями, я не могу разобрать слов. Это как будто толчок, щелчок, который заставил меня вернуться в реальность. Я вижу Ника, который стоит около меня, мы держимся за руки и идем куда-то. Куда мы идем? Ах, в библиотеку. А зачем? ..

— А? — спрашиваю я, и щеки у меня наливаются краской, мне стыдно, что я прослушала его. Он смотрит на меня непонимающим взглядом. Да, соглашусь, я веду себя, как сумасшедшая, но он сам подписался на это.

— Почему ты молчишь? — говорит он недовольным тоном. — Мне так неловко. Говори что-то. Не молчи, пожалуйста, — просит он. Его просьба застает меня врасплох. О том, что мои родители уезжают на другой конец света и пропустят всё, ради чего я так трудилась в школе? Нет. Ну, а о чем тогда ещё? О моей скучной и никому не интересной жизни?

— Давай просто помолчим, — ответила я. — Я люблю тишину, — добавила я. — Очень люблю.

— Почему? — вдруг спрашивает он. — Разве тебе не нравится разговаривать с людьми?

— Не нравится, — прямо сказала я. Я понимала, что этот ответ повлечет за собою большое количество вопросов, но я ответила правду. Я не хочу врать ему. Он не игрушка, а я не кукловод.

— Тогда с кем ты обсуждаешь свои проблемы? — я чувствую, что он идет напролом. Он хочет узнать всё. Я буду отвечать ему на все вопросы, которые он будет задавать. Но это не означает, что я откроюсь ему. Просто буду вежливым собеседником и точка.

— Мой единственный собеседник — мой блокнот, — отрезала я. Но это чистая правда. Разве что, сестра. Но это не в счет. Она знает обо мне то, что положено знать сестре, но чтобы понимать и знать меня полностью — нет.

— Тебе не одиноко?

— Всё, что мне нужно — это одиночество, — я решаюсь изменить тему. — А как вы познакомились с Джеймсом?

— Он мой друг с детства. Ещё в детский сад вместе ходили, — отвечает он. — Почему ты вдруг заинтересовалась?

— Ну... — смутилась я. — Вы полные противоположности.

— В каком смысле?

— Э-э-э, — запинаюсь я. — Ты такой общительный, а он... Ну, я его не очень хорошо знаю, поэтому не могу судить его как человека, но всё же...вы отличаетесь и это заметно. Если бы я вас не знала или не была бы в нашей школе, то я бы не поверила, что вы друзья, — 'кратко' объяснила я.

— Значит, я общительный? — поддразнил он, а я его шутливо ударила в плече. — Эй, детка, полегче.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду, — смущенно ответила я, а мои щеки запылали. Почему я не могу сдерживать эмоции?

— Он не такой, каким кажется, просто авторитет и он должен поддерживать его. Он совершенно другой, если узнать его получше.

— Ради авторитета можно лишиться всего, так? Он так считает?

— Нет, но пока у него есть авторитет — у него есть всё. Ну, по крайней мере, он так думает. Я не могу осуждать его из-за этого.

— А я могу. Я считаю, что нужно показывать свое истинное лицо.

— Ну да... Просто... — он запнулся, явно не зная, что сказать.

Теперь я его вогнала в краску! Может быть, он уже думает, что я сумасшедшая? Возможно.

— А ты?

— Что — я? — не понимая, переспросил он.

— Ну, а ты? Ты же тоже популярен?

— Ну и что?

— Ты считаешь также, как и он? Как ты поддерживаешь авторитет?

— В том-то и дело, я его не поддерживаю, — говорит он. — Я просто являюсь самим собою и всё.

— Ну, знаешь, мне кажется, что я единственная, кто увидел тебе настоящего.

— Я такой и есть.

— Да ну?

— Да, — кратко ответил он.

— Зачем тебе я? — я быстро сменила тему.

— Что? — не расслышав, переспросил он.

— Зачем тебе я? — повторила я.

Этот вопрос был для меня, пожалуй, самым важным. Я этого никогда не понимала. Ещё со дня нашей встречи. Зачем ему я? Я — неуклюжая, с плохим авторитетом, к тому же меня ненавидит полшколы, плюс ещё и девушка его лучшего друга.

— Ты мне нравишься, — признался он. — Очень нравишься.

У меня глаза полезли на лоб. Нет-нет-нет, этого не может быть. 'Он всего лишь лжет тебе' — уверяла я саму себя.

— Нет, это неправда, — твердила я. — Ты врешь.

— Ты мне понравилась ещё давно, ты такая... Ты всегда мне нравилась. Всегда.

'Всегда'.

Ком застрял в горле.

Я, наверное, умираю, обдумывая его слова.

Лицо у меня окаменело. Каждая мышца на теле напряглась. Такое чувство, что я — это море, в котором жуткий шторм. Я — море. Он — шторм.

Нет, он не тот, кто мне нужен. Я всегда так думала и буду думать. У меня нет трагической истории, у меня нет чего-то особенного, но он говорит, что я ему нравлюсь — это не так. Это не так. Не так. Я падаю в пропасть. Я хватаю руками землю. Я пытаюсь остаться, я пытаюсь не упасть. У меня ничего не получается. Люди не хотят...

Я замерла. Я не двигаюсь.

Я уязвима. Я больна.

Я сумасшедшая. Я слабая.

Я странная. Я замкнутая.

А мы всё ещё идем. Идем в библиотеку. Прошло, наверно, минут пять. А за эти пять минут я умерла несколько раз. В моем теле всё перевернулось, а сердце бешено стучит. Я не знаю, что ему ответить. Весь мой мир застыл на месте. Я застыла на месте.

И да, я смотрю ему в глаза. В них плещет искренность — он говорил правду. Но эта правда горькая. Очень горькая. Я обожглась, ожоги покрывают мое тело с головой. Я никогда не буду прежней. Я чувствую вкус металла у себя во рту.

Я прикусила губу. До крови.

Но я не думаю об этом. Я думаю о его словах. О его ужасных словах. О словах, которые меняют меня каждую секунду.

'Ты мне нравилась. Всегда'.

'Я ему не нравлюсь. Он играет со мной'.

Он играет со мной, и он победил в игре. Я готова сдаться.

Нет. Ещё не время.

— Почему я? — вырывается у меня.

— В каком смысле? Я уже тебе ответил, — объяснил он.

— Все девочки хотят быть с тобой, а ты сказал, что я тебе нравлюсь.

— И что?

— Черт подери! — не выдержала я. — Не делай вид, будто не знаешь, о чем я говорю! Все девушки готовы быть твоими, так почему же я?

— Потому что ты — не они, — он подошел ближе ко мне. — Ты не хочешь быть со мной.

— Ты врешь, — я повторяю эти слова, словно молитву, словно это последнее, что у меня осталось.

У меня осталось что-то ещё.

Что у меня осталось?

Тук-тук, ты слышишь меня? Что у меня осталось?

Разбитое сердце.

— Верь мне, — вторит он. — Я говорю правду.

— Нет, я не могу нравиться тебе! Я сумасшедшая, — он рассмеялся. Я готова плакать, а он смеется.

— Доказывай себе это, — говорит он. — Докажи мне. Давай. Докажи, — он подходит ко мне вплотную, я чувствую его дыхание у меня на лице.

Я, в порыве эмоций, беру какой-то осколок, который валяется на земле, и впиваюсь лезвием себе в кожу, чувствуя этот вкус боли, который буквально съедал меня изнутри, но это последнее, на что я обратила внимание. Ник быстро абстрагировался и вырвал осколок у меня из рук, пристально глаза в мои глаза..., а я устала. Устала от всего этого.

— Не надо, — говорю сквозь слёзы я. — Пока. Забудь меня, — говорю я и начинаю бежать, бежать, что есть силы. Он кричит мое имя, но я не слышу его. Я слышу только биение своего сердца.

Ты видишь меня?

Так вот, на секунду замри.

И не люби меня, пожалуйста, больше,

Не люби.

Слушая ложь, мое сердце гниет,

Всю меня в руки твои отдает.

Впредь ничего мне не говори про любовь,

Не хочу я быть обманутой вновь.

Ты видишь меня?

Так вот, секунду в глаза мои посмотри.

Ну, так что? Давай, говори.

Видишь ли, насколько разбита я внутри?

Я лечу. А если точнее — падаю. И мне абсолютно всё равно. Я падаю и падаю, я падаю в пропасть. Это незабываемое мгновение, когда летишь с такой высоты, что даже дух захватывает. Ты летишь, летишь, летишь, забыв обо всех проблемах и бедах, летишь, понимая, что это твоя судьба, что так всё и должно быть. Что ничего не изменишь.

Еще несколько десятков метров и я разобьюсь об асфальт. Всё. Меня не станет. Как бы это прискорбно не звучало, я уже готова к этому: готова принять свою кончину, какой бы глупой она ни была. Я уже никогда не буду ходить по этой земле, не улыбнусь своим родителям, не увижу ни одной единой души.

Один. Два. Три.

Боль не чувствуется. А может, так и должно быть? Нет. Я до сих пор жива. Я стою. На ногах.

8.

Так должно быть? За эти несколько дней моя жизнь изменилась настолько, что трудно описать это. Хотя, что именно изменилось? В ней просто появился человек, который перевернул все с ног на голову. И это так... так необычно. Ведь раньше у меня не было никого, кто бы мне нравился, но самое главное: не было никого, кому бы понравилась я. И Ник... я бы всё отдала, лишь бы прочитать его мысли. Узнать, что он думает на самом деле, потому что неизвестность пугает меня. Такое чувство, что я нахожусь среди двух миров, которые на грани краха и должна решить, жителем какой Вселенной мне быть. Такое же видение у меня сложившейся ситуации. Если я выбираю вариант — дружба с Ником, то у меня может просто-напросто разбиться сердце. Но если я выберу второй, то... ничего. Пустота. Всё будет так же, как и было до этого.

Вот давайте немного подумаем. Ника нет. Не было той вечеринки, после которой я узнала, что я ему небезразлична. Я бы не сказала Крисс всё, что о ней думаю, тем самым не показав свой характер, оставаясь той же самой девочкой, которая никогда не могла за себя постоять. Я бы не напилась до потери сознания. Я просто бы никогда не узнала, что ему нравлюсь. Его не было бы в моей жизни. И всё осталось бы так, как было ранее. Крисс бы издевалась надо мной, я убегала бы домой, исчезла бы куда-то, испарилась. Я сделала бы всё, чтобы не ходить по этой земле, чтобы не слышать собственного 'я'. Но он есть. Ник есть.

Я не могу отрицать, что меня влечет к нему. Но вряд ли это любовь. Хотя, что я вообще знаю о любви?

Я никогда не испытывала этого чувства. Да, читала книги. Там героини встречали всегда единственного и любимого человека, такого, с которым они могли провести вечность. Обычно этот человек не испытывал раньше такого чувства, поэтому для них это было кое-что новое, необычное. Я должна была почувствовать это. Если бы это была любовь, я бы почувствовала. Я это точно знаю.

Нет.

Я ничего не знаю, не понимаю, не думаю, что делаю, и это выводит меня из себя... Настолько слабой я ещё не была никогда.

Я — неправильная, преувеличиваю и из всего делаю проблемы. Но я не могу поступать по-другому. Я — это я. Если бы я делала что-то по-другому, то я бы строила из себя другого человека, у которого нет забот, проблем, которые есть у меня. Да, я перегибаю палку. Да, я делаю проблемы. Да, я совершенно ничего не понимаю. Да, да, да, и ещё раз да.

Мои проблемы — это я. Я не могу вычеркнуть их. Не будет меня — не останется и моих проблем. Я не могу понять, что я делаю правильно, а что нет. Я делаю так, как могу. Меня могут осуждать. Меня могут презирать. Но мои поступки и я — это не одно и то же. Это может понять только Ник. Только он понял меня.

Только он.

Дождь. На меня упали первые холодные капельки. У меня появилось чувство, что все хорошие моменты, которые когда-либо происходили со мной, будут потеряны во времени, как слёзы в дожде.

Нет. Нет, я не захлебываюсь в своих слезах. И нет, я не проклинаю весь мир. Я просто бегу. Убегаю от самой себя. От проблем, от ожиданий, от просьб. От блаженства, надежд, любви. Я просто бегу, не осматриваясь. Бегу, что есть силы.

Все слова будут неуместными. Я всего лишь могу сказать, что это я. Это моя жизнь. Моя ноша. Я не могу изменить то, кем я родилась, кем я должна быть. Я не могу перепрыгнуть в чье-то тело: в тело более удачливой девушки, в тело девушки, у которой никогда не было проблем. Которая не знает, что такое горечь, страдание, предательство. Что такое расставание. Которая ничего не знает о горе, неправде и этой просто до невозможности ужасной, но в то же время прекрасной жизни. Которая может попробовать этот мир на ощупь, не боясь обжечься. Девушка, которая имеет свой собственный рай, и никто не сможет испытать её счастье. И я в их числе.

Моя жизнь настолько ужасна? Тогда почему я ещё живу? Ох, почему же меня не могут обнять... ну хоть кто-нибудь...

Нет, моя жизнь не ужасна, по крайней мере, многие так утверждают. Моя мама или папа, или все мои 'друзья' говорили: 'Почему ты ненавидишь себя и свою жизнь? У кого-то нет родителей, матери, нет денег. Ничего нет. Но они продолжают жить, и в итоге начинают бороться за свою жизнь. А у тебя всё есть, и ты ещё и ходишь такая несчастная. Ты же должна понимать, что есть люди, которым в сто раз хуже тебя, но они живут дальше. А ты? У тебя же всё прекрасно', — говорили они, не зная что, плача по ночам, я мечтаю умереть.

И вот так каждый день. Всё время окружающие мне говорили, что жизнь прекрасна, и тем же втаптывали меня в яму безразличия к ним же самим.

Они просто не могут понять, что у всех разные типы проблем. У кого-то нет родителей, но они уживаются с этим. У кого-то другие проблемы, но они их решают.

Но я — не они.

Я слишком слабая. Я всегда была сломленной, и никто не хотел меня собрать. Ник тоже не хочет.

А может, и да.

А может, и нет.

Я полностью запуталась. Спасите меня кто-нибудь! Помогите мне перевоплотиться в кого-то другого! Но нет. Этого никогда не будет. Мне плохо сейчас, именно в эту секунду, и эта боль намного более чувствительна во мне, нежели счастье, которое я когда-либо испытывала. Возможно, сейчас я приду домой, завалюсь на кровать, и всё будет отлично.

Но мы-то знаем — это не так. Никогда не будет так, как мне хотелось бы.

Нужно продолжать жить.

Продолжать существовать.

Ничего уже никогда не будет иметь значения.

Я бегу, ни о чём не думая.

Но это не правда.

Я не просто бегу. Я убегаю от своих проблем, забот, переживаний. Я убегаю от всего. Я не просто ни о чем не думаю: мои мысли полностью поглощают меня. Такое чувство, что я навсегда застряла здесь и мне не суждено выбраться отсюда.

Толчок. Падение. Я замираю.

Я не хочу открывать глаза. Может быть, я уже умерла. Если да, то я буду только рада. Мне просто хочется забыть обо всем. Я знаю, что сейчас, возможно, меня сбила машина или ещё что-то.

Всё произошло в одно мгновение. В одно мгновение я упала. Я падаю, падаю в пропасть...

Медленно открываю глаза. Не хочу видеть то, что сейчас вокруг меня.

Но я их открыла. И мне понравилось.

Я вижу его глаза, я тону в его глазах. Я чувствую его прикосновение, и электрический ток пронзает меня с ног до головы. И я не хочу уходить от него. Я просто хочу раствориться в его объятиях. Я не забочусь о том, что дождь идет и вода скатывается по щекам. Я просто хочу утопиться в его глазах.

Хочу забыться.

Хочу уйти.

Хочу задохнуться.

Хочу потеряться.

Хочу спастись.

Хочу улыбнуться.

Хочу заплакать.

Хочу прогуляться.

Хочу снять маску.

Хочу стать такой, какая есть.

Хочу освободиться.

А больше всего — я хочу обнять его.

Но я этого не делаю. Я просто смотрю в его глаза.

Мир замер; сейчас здесь мы и только мы.

Я в раю? Я умерла? Надеюсь, что это так.

Мы просто стоим около пяти минут и не говорим ни слова. Мы просто смотрим друг на друга, всматриваясь в лица... и я просто уверена, что видела его раньше.

Только сейчас я понимаю, что произошло: меня сбил велосипедист, а он не дал мне упасть.

Итак. Итак.

Мне нужно что-то сделать, ведь так?

Но у меня такое чувство, словно я не могу ничего сделать. Я просто замерла на месте. Я впала в ступор. Сбоку это выглядит, конечно, странно. Но я об этом не думаю. Я ни о чем не думаю.

С трудом, но выдавливаю три слова:

— Что ты делаешь? — наверно, самая глупая фраза в моей жизни. Он только что спас меня от падения, а я задаю эти чертовы вопросы вместо того, чтобы просто насладиться этим мгновением.

Я поглощена им.

Целиком и полностью.

Мне не важно. Я действительно забыла обо всем, что происходит в моей жизни.

Я забыла о том, от чего несколько минут назад умирала. Он заставляет меня забыть обо всем. Я просто потеряла голову.

Через несколько минут я опять буду бежать домой и опять переживать, размышлять. Но я хочу насладиться этим мгновением. Его запахом. Его глазами.

Я хочу этого. И могу это сделать.

Он ничего не говорит. Он чувствует то же, что и я. Я уверена в этом.

— Я не принесла кожанку, — бормочу я, восстанавливая томное дыхание. Он ничего не отвечает. Он просто смотрит на меня.

И.

Мир.

Остановился.

Всё перестало иметь значение.

Даже я сама.

Так, нужно прекратить это. Я медленно отстраняюсь. Ничего ещё не давалось мне с таким трудом, но я сделала это, сглотнув огромный ком в горле.

— Ничего страшного, — говорит он, не переставая смотреть в мои глаза. А я не перестаю смотреть в его: глубокие, насыщенные.

'Господи' — повторяю я себе.

— Спасибо тебе, ты уже второй раз спасаешь меня, — выдаю я. Дыхание сбилось, сердце выпрыгивает из груди.

— Ты в порядке? — спрашивает он. Определенно не в порядке. Совсем не в порядке.

— Всё хорошо, — тараторю я, смахивая при этом на сумасшедшую, но мне глубоко наплевать на это сейчас. — Извини, что отвлекла от дел.

— Спасать тебя одно удовольствие, — он подмигивает мне, заставляя внутренности перевернуться.

Стоп... Он что, флиртует со мной? Если да, то это самое приятное, что я когда-либо видела. Я просто смущенно и застенчиво улыбаюсь.

А затем улыбается он.

Внутри всё сжимается от этой улыбки. Я не могу отвести глаз от его губ. Это просто... Это просто очень красиво. Я не могу подобрать слов, чтобы описать свои чувства.

— Ещё раз спасибо, — проговариваю я, пытаясь восстановить дыхание. — Пока, — прощаюсь я и убегаю в парк. Мне нужно отвлечься хотя бы на секунду.

Я не хочу думать о нем. Не хочу, не хочу, не хочу.

К счастью, парк не далеко отсюда. Мои мысли вновь впиваются в Ника.

Ник. Ник. Ник.

'Ты мне нужна'.

Слёзы скатываются по моим щекам.

'Ты мне нравилась. Всегда'.

Нож впивается мне в спину. Дыхание становится учащенным.

'Я хочу слышать только тебя, здесь и сейчас. И мне плевать, кто и что говорит — мне это совершенно не важно. У меня есть ты. И я хочу слышать только тебя'.

Я тоже хочу слышать себя. Хочу слышать свое сердце. Хочу слышать...

Музыка. Я слышу музыку. Она доносится из глубины парка, и я просто растворяюсь в ней.

'There is a house built out of stone

Есть дом, построенный из камня:

Wooden floors, walls and window sills

Пол, стены и подоконники деревянные,

Tables and chairs worn by all of the dust

Столы и стулья замело пылью'.

У меня тоже есть дом. Мой родной, такой уютный дом. Мое сердце. И если бы кто-нибудь захотел, я бы могла показать ему, отдать ему всю ту любовь, которая есть во мне.

Но... кому это нужно?..

'This is a place where I don't feel alone

Здесь я не чувствую себя одиноко.

This is a place where I feel at home

Здесь я чувствую себя как дома'.

Мне так хотелось бы, что бы был хоть кто-то с кем я буду чувствовать так, будто он делит со мной свой дом.

'Out in the garden where we planted the seeds

В саду, где мы посеяли семена,

There is a tree as old as me

Есть дерево одних со мной лет.

Branches were sewn by the color of green

Ветви одеты в зелёный цвет,

Ground had arose and passed its knees

Земля дала всходы и преобразилась'.

Адам... Адам, я скучаю...

'By the cracks of the skin I climbed to the top

По разломам коры я взобрался на его вершину,

I climbed the tree to see the world

Я взобрался на дерево, чтобы взглянуть на мир.

When the gusts came around to blow me down

А когда налетели порывы ветра, чтобы сбить меня наземь,

Held on as tightly as you held onto me

Я держался так же крепко, как ты обнимала меня когда-то.

Held on as tightly as you held onto me...

Я держался так же крепко, как ты обнимала меня когда-то...'

И сейчас мне бы хотелось обнять тебя, Адам. Так хотелось вновь почувствовать то тепло, которое я чувствовала когда-то, и, смотря в твои красивые глаза, я видела твое сердце, которое ты подарил мне.

'And now, it's time to leave and turn to dust...

Вот и пришло время уйти, развеявшись прахом...'

Музыка заседает глубоко в моей душе. Слёзы льются ливнем. Я просто не могу сдержать эмоций.

Я опять бегу. Бегу домой. Моя душа разорвалась на куски, и разлетелась по ветру. И сейчас я бегу. Опять. Опять. Опять.

Когда я наконец-то захожу домой, то иду в комнату и падаю на кровать, стараясь забыть обо всем... о своей жизни...

ЧАСТЬ 3

9.

С ужасом понимаю, что сегодня надо пойти в школу. Проснулась я не в лучшем состоянии, скажем так. В душе у меня что-то бурлит, вырывается наружу..., но всё, что я могу — это глухо закричать, уткнувшись в плед. Хуже всего то, что я не понимаю, как мне быть с Ником... Мне он нравится... Но ничего не могу с собой поделать. Это словно какой-то невидимый барьер, который я не могу убрать. Ник — не мой, и никогда не был моим. И вообще, я уверена, он ощущает ко мне просто дружескую симпатию, не больше. Так и есть. Всегда было только так. А я просто выдумала всё. А если и не выдумала? Это всё равно не имеет значения.

Наверняка он понял, какая я на самом деле, и понял, что рассказы Крисс правдивы в каком-то смысле. Но проблема Крисс в том, что она меня совершенно не знает и уже говорит всякие гадости обо мне. С одной точки зрения, мне действительно всё равно на это, но с другой стороны — меня всегда нервировало то, что люди осуждают меня, не зная, какая я на самом деле. Они просто говорят то, что у них на уме, а все другие прислушиваются к этому, и, естественно, тоже не хотят знакомиться с тобой. Это ещё одна причина того, что у меня нет друзей. Люди делают выводы из того, что услышат из уст Крисс или кого-нибудь другого, но точно не из моих. Я понимаю, что всё это пройдет со временем. Люди забудут меня, а я забуду их. Но шрам у меня на сердце останется навсегда. Они даже не подозревают, какую боль доставляют мне с помощью своих слов. Они даже не подозревают, как терзают мою душу их разговоры о том, какая я глупая и нелепая. Я всё могу понять, но мне хочется рыдать от того, что они меня не знают. Совершенно. Никто меня не знает.

Достаточно много времени я дружила с Сэм и была уверена, что мы настоящие друзья. Но у меня такое чувство, будто я была слишком глупа, чтобы понять, что это не так. Сэм и я — всего лишь иллюзия, созданная мною. Наши отношения не были уж такими прекрасными, какими я их считала. Я не рассказывала ей всего, и, соответственно, она не рассказывала многого мне. Это можно как-то отрицать, но я не буду этого делать. Я жила в своем мирке, не желая смотреть, что творится за его пределами, а когда осмотрелась — было поздно. Меня все бросили, и я осталась одна.

Одна.

Одна.

Одна.

Из-за этого слова у меня застрял предательский ком в горле. Я всегда стремилась к одиночеству, хотела, жаждала его. Но сейчас, когда у меня только это и осталось, я хочу, чтобы у меня были друзья. Почему это сейчас творится... почему со мной? Куда делась прежняя Дженни, которая радовалась всему? Которая имела достаточное количество друзей? Которая сидела под звездами и не думала ни о чем? Где она?

Испарилась.

Ушла.

Уничтожена.

Я — совсем другой человек. Когда-то — правда, очень давно — я была счастлива. Я уверена в этом. Я могла радоваться таким пустякам, как мороженое, прогулка с Адамом, разговор с родителем или моему рисунку. Времена изменились. Я не слабая и точно уж не маленькая. И да, я наконец-то поняла это. С той самой минуты, когда я изменилась, я перестала быть слабой. Я это осознала. Только что.

А может быть, несколько секунд назад.

А может быть, минуту назад. Кто знает.

Может, завтра уже никогда не наступит? Может быть, мы всегда живем вчерашним днем? Может быть, завтра мы все погибнем, и всё, что у нас останется — это потерянная вечность? Я этого не знаю.

Никто этого не знает.

Неизвестность пугает меня. Совсем немного, но пугает. Звучит это так странно и в то же время так смешно. Иногда мы плачем, расстраиваемся из-за глупых вещей, а иногда задумываемся — например, как я сейчас — над смыслом жизни.

Некоторые говорят: 'живи сейчас, не откладывай все на потом'. А что значит — сейчас? Сейчас — это несколько минут назад? Когда именно наступит 'сейчас'? Как я могу это узнать? Никак.

Эти люди неправы. А, может быть, я неправа. Откуда мне знать? Я столько всего не знаю. Я не знаю, почему листья меняют свой цвет. Я не знаю, почему идет дождь. Я не знаю, почему я родилась на этот свет.

А также я не знаю, что чувствует человек, когда умирает. Ну, правда, вот что он чувствует? Многие книги говорят, что когда ты умираешь, вся жизнь проносится перед глазами. Что ты вспоминаешь все хорошие и плохие моменты. Возможно, это правда, но кто знает? Лично я думаю, что после смерти мы никуда не уходим. Просто наше тело умерло, а душа осталась. И мы продолжаем бродить по миру, в надежде найти кого-то такого, как ты. Но все попытки ложные. Вряд ли после смерти мы умеем разговаривать, думать или что-то ещё. Мы просто чувствуем то, что ещё кое-какой разум остался при нас, но это всё. Во всем остальном смысле — мы умерли. И это, на самом деле, ужасно. Каково это, когда ты ходишь по земле, но не можешь объясниться с людьми, которые тебе дороги? Ты просто видишь, как они переживают эту потерю, а потом, со временем, начинают забывать тебя. Каково чувствовать такое? Лучше бы из меня вынули душу. Да, знаю, я эгоистка, и я не отрицаю это. Но представьте — человек умер. Его нет. Ты больше никогда не услышишь его смех, его шаги, его голос. Каково это? И ты плачешь. И не важно, кто это для тебя: друг, брат, сестра, или даже простой незнакомец — всё равно, это очень сложно. Ты не хочешь его отпускать. Сначала ты думаешь, что сможешь что-то изменить, обернуть время, исправить свою ошибку, но все попытки тщетны. А затем ты начинаешь осознавать: его нет. Его просто нет. И ты просто рыдаешь. Рыдаешь, потому что потеряла его. Рыдаешь, рвешь глотку, рвешь свою душу, рвешь свое сердце на мелкие кусочки. Рыдаешь, потому что не смогла уберечь. Рыдаешь, потому что хочешь сделать всё, чтобы вернуться в тот момент и сказать, что надо делать. Ты хочешь изменить всё это.

И ты просто рыдаешь.

Даже если все станут тебя поддерживать, говорить, что ничего уже не вернуть, ты не поверишь. Ты будешь и дальше надеяться изменить что-то. И слёзы будут ливнем течь из глаз. Но тебе всё равно. Ты должна его вернуть. И если вы потеряли близкого вам человека, я уверена, именно это вы и почувствуете. Горечь потери. Если бы вы смогли изменить тот миг, вы бы сделали всё, чтобы тот человек остался в живых.

Но его нет.

И слёзы ещё быстрее скатываются по щекам.

А следующая стадия — это осознание. Осознание того, что человека больше не вернуть, того, что он больше не сможет дышать, и этого не изменить. И всё. Вы медленно забываете его, продолжая жить дальше. Ты уже понимаешь и не расстраиваешься из-за его смерти, осознавая, что если это случилось, то так и должно было быть.

Но не для меня. Это ненормально для меня.

Я понимаю, что я хочу, чтобы люди страдали из-за меня. Но я уверена, что все люди в глубине души хотят этого. Разве это не жутко видеть, как прошло несколько месяцев после твоей смерти, а твои родители улыбаются, а у парня есть уже другая девушка, с которой он счастлив? Для меня это хуже некуда. Я тогда убегу за тридевять земель, чтобы этого не видеть. Я не хочу, чтобы люди были счастливы без меня.

Возможно, это моя проблема.

Возможно, это мой диагноз.

Если считать ситуацию с Ником, я отталкиваю его всегда, ведь я просто хочу, чтобы он был счастлив. И я понимаю, что он будет несчастен со мной.

Это исключение.

Это всё ошибка. Наше знакомство — ошибка. Наше общение — ошибка. Наши отношения — ошибка. Всё, всё, всё — ошибка. Достаточно только услышать нашу историю, и это сразу же станет понятно. Мы просто не должны страдать друг с другом, мы должны быть счастливы порознь. Или хотя бы он. Я уверена, что уже никогда не стану счастливой. И все эти люди — Крисс, Джеймс, и даже мои родители — доказательство этому.

Моя жизнь уже никогда не будет нормальной. И сейчас я говорю чистую правду, какой бы ужасной она не была. Кто поспорит со мной — останется в проигрыше.

Я не знаю, когда я умру и как. Я не знаю, упаду ли я с крыши. Я ничего не знаю. Я глупа и всегда была такой. Я ничего никогда не понимала. Это, знаете, словно меня всю жизнь ослепляли фары машины, и я ничего не видела, а сейчас, вдруг, всё поняла. Так неожиданно. И лучше бы я этого не понимала.

Я не хочу умирать. Как ни странно это говорить. Да, да, я не хочу умереть. Когда-то хотела, но так как я говорила, я была глупа. Но и жить я не хочу.

Давайте я спрыгну с девятого этажа?

Давайте я уйду, уеду из этого города, в другую страну, город, перелечу на другой континент?

Давайте, может быть, я смогу доказать, что бессмертна?

Потому что я уверена — это именно так.

Я всегда буду чувствовать эти муки. В мире должен быть такой человек, которому всегда плохо. Я знаю, что не одна такая. Я знаю, что мои предположения могут быть неверными. Я знаю, что я ошибалась и продолжаю ошибаться. Но кое-что я говорю правильно. Я действительно никому не нужна. А если уж нужна, то ему просто так кажется. В конце концов, он сможет жить без меня. И будет жить без меня намного лучше, чем со мной. Это единственное, в чем я не ошибаюсь.

Люди, вы где?

Тук-тук, мир.

Ты слышишь меня?

Я сошла с ума,

и я одна,

и никто мне не поможет.

Дрожь в моем теле усиливается. Сердце выбивает чечетку в груди, я стараюсь встать с кровати. Но у меня не получается. Ноги подкашиваются, словно ватные. Попытка, вторая, и у меня кое-как получается. Ноги не слушаются. Похоже, у меня едет крыша, раз уж я не могу управлять своим мозгом. Слабость. Я чувствую слабость. Голова болит, но что мне следовало ожидать? Я всё время плачу. Я уже не могу сосчитать, сколько раз я плакала в последнее время. Это стало моей единственной эмоцией, которую я просто не могу скрыть. Если честно, слёзы иногда помогают мне, но, всё же, это не позволяет мне выйти полностью наружу. Я чувствую, что где-то там, в глубине моей души, есть второе 'я', которое так глубоко засело во мне что, думаю, оно никогда не выберется оттуда. Страшно думать об этом. Это словно молния среди ясного неба. Молния, которая глубоко во мне. И она ударила в меня.

Ударила. И. Конец.

Смерть. Страшная, горькая, неприятная на вкус смерть.

Я пытаюсь сделать из себя нормальную девушку, с нормальной одеждой и внешностью. Но как я не стараюсь, не получается. Слишком много напряжения в последнее время, слишком много потерь, слишком много мыслей...

Черт!

Кажется, я сейчас взорвусь, если не прекращу это. А я не смогу прекратить это. Никогда. Ужас. Шок.

Я стараюсь что-то сделать с собой, стою около зеркала и бью себя по лицу, думая, что сейчас проснусь, что это на самом деле не я, что проснусь, и вернусь в те дни, когда я была счастлива. Но это не так. Я не вернусь. Это моя реальность. Моя горькая, сущая, истлевшая реальность. Которая всегда будет добивать меня тайным оружием, то есть мною. И мне никуда не уйти от самой себя.

Всё, что я могу делать, это продолжать жить дальше.

Я уже не могу сосчитать, сколько раз я говорила себе эту фразу. И сколько раз я нарушала её смысл.

Нужно уйти отсюда. Я знаю, что родители уезжают сегодня. И они сейчас будут добивать меня своими 'мне жаль', 'мы не хотели, чтобы так получилось'.

Они всё знали.

И да, они хотели.

Я не хочу быть стервой, все понимают, что ситуация в стране не самая лучшая и наша семья в долгах. Я понимаю их решение но, как я говорила, я — эгоистка. В глубине души. Я не буду говорить это всё моей семье, мол, 'я так хочу и вы должны остаться', потому что я не такая как Крисс. Но я была бы не против, если они бы остались. Но ничего уже не изменить. Они уедут. Далеко от меня. Я надеюсь, что они будут счастливы там. Без меня.

Счастлива. Какое глупое слово.

Как можно быть 'счастливым'? В одно мгновение ты рад, а в другое — тебя сбивает машина. Это и есть счастье? Если да, то в каком мире мы живем? В мире, где всё — иллюзия? То же счастье — разве это не вымысел? Просто красивая картинка и мы думаем, что рады, но это не так. Счастья нет. Все мы несчастны.

Я закрываю дверь. Живот предательски урчит, и можно это понять — я уже долгое время не ела. Нет аппетита, что ли, или мне просто не до этого. У меня столько проблем. Столько страданий. Столько неловкостей. И столько дилемм. Я уже еле могу понять, что такое реальность, а что такое мои мысли, мой мир.

Школа. Ужас.

Школа — это единственное место, где ты можешь по-настоящему понять, что такое ад. Раньше я так не думала, но теперь на сто процентов уверена в этом. Сейчас я иду в школу, словно меня там собираются кастрировать. А может быть, это не просто догадка, а предчувствие? Кто знает?

Я начала теряться в собственных мыслях. Такое чувство, что я полностью не могу контролировать себя.

Почему его слова не выходят из моей головы?

'Нет. Ты не права. Ты тоже меня не знаешь. Ты не знаешь, что я знал твое имя. Ты не знаешь, как я каждый раз наблюдал за тобой на переменах, я видел, как ты смеешься, и я слышал, как ты плакала в туалете. Ты не знаешь, что я следил за тобой, пока ты бежала домой, и когда стояла и смотрела в небо. Ты не знаешь, каково мне было, когда я увидел тебя, лежащую в коридоре школы, и как я запаниковал, не зная, что делать. Как я взял тебя на руки и полетел в медпункт. Ты не знаешь'.

Эти слова просто убивают меня изнутри. А что, если это не ложь? А что я об этом знаю? Я не знаю, каково это, когда тебе нравится человек.

Я ничего не знаю. Я совсем ничего не знаю.

Я не понимаю ничего. Я запуталась, я в лабиринте и не могу выбраться оттуда. Я хочу почувствовать, что такое — жить. Жить по моим правилам. Жить так, как живут настоящие люди.

Я хочу жить.

И жить, и жить, и жить, и жить.

Но я не могу.

'Не могу'.

Эти два слова — единственная причина всех моих несчастий.

Я стою у школы. Кто-то смеется. Кто-то рыдает. А я стою в ступоре, не зная, что делать. Что мне делать? Как я могу войти туда? Придется.

Я вхожу в школу, и, начинаю рыдать.

Слёзы застилают мне глаза.

Господи,

пожалуйста,

убей меня.

Я вижу Ника. На лавочке возле кабинета. Он сидит и целует какую-то девушку... Я так хочу, чтобы всё это было ложью. Но это была неправда. А чего я ожидала? Того, что он скажет мне несколько хороших слов и он мой? Ни в коем случае. Он не мой. Я не его. Мы не вместе. Я никто для него. Ровным счетом ничего.

Хочется кричать. Так громко, чтобы каждый услышал, как мне больно.

'Он играет со мной, и он победил в игре. Я готова сдаться'.

'Беги, Дженнифер! Беги!'

'Ты должна быть сильной',

'Ты во всем виновата сама'.

'Ты — никто'.

Слёзы льются ливнем.

Все смотрят на меня.

А я просто погибаю в конвульсиях.

Я упала, упала на пол. На холодную плитку, которая не согреет меня. А я так хочу, чтобы кто-то согрел меня.

Но нет. Этого не будет.

Ты — никому не нужна. Я никому не нужна. Мне никто не нужен.

'Ну да, продолжай убеждать себя в этом'.

Я уже не слышу того, что происходит вокруг. Тьма поглощает меня.

10.

Где я? Наверное, первое, о чём я подумала, проснувшись, было именно это. По ужасным давящим стенам, чувствуя запах разных лечебных препаратов и лекарств, я сразу поняла — больница. Голова жутко болела, я чувствовала, что сердце выпрыгивало из груди, а живот сжимали спазмы, и было ощущение, что... меня сейчас стошнит?

Второй вопрос, который я задала себе, не медля: что я здесь делаю? Упала я в обморок, ну и что с того? Я окинула взглядом тумбочку возле меня и заметила свой телефон, сразу же беря его в руки, пораженно глядя на время, ошарашено прикрывая глаза. Я была здесь один день! Если честно, я понимаю, что упала в обморок, но чтобы столько пробыть в больнице... при том, я не чувствую, будто бы провалялась без сознания в постели целый день. Припоминая, что со мной случилось, на мои глаза навернулись предательские слёзы, которые я быстро сморгнула, не выдавая собственную слабость. Я ошиблась? Да, я ошиблась. Определенно ошиблась.

Сложно сказать, что я чувствовала, увидев Ника с той девушкой, неизвестной мне... горечь? Определенно. Злость? Да, конечно. Зависть? Ну, есть немного. Но.... Ревную ли я? Я никогда не испытывала ревность, поэтому даже не могу сказать, что это такое. Мне много раз рассказывали об этом. Например, Сэм говорила мне, и я, конечно, знаю, что это — когда ты видишь любимого человека с другой или другим, и внутри всё переворачивается, органы превращаются в одну кучу, а ты трепещешь от гнева и злости. Я не помню, что именно чувствовала в тот момент, когда увидела его, потому что сейчас нахожусь в каком-то состоянии прострации, контролировать которым мне не дано. И жалею об этом. Хотелось быть запомнить этот момент, конечно, возможно, лучше, что это не так, потому что сейчас мне было бы стыдно..., но в будущем я бы вспоминала его, и говорила себе 'ну я и дура'.

Одно я могу сказать точно — я обижена, опустошена, уничтожена. И не потому, что увидела его с другой девушкой или из-за прочих глупостей. Просто он сначала признается, что я нужна ему и что ему нравлюсь, а затем, точнее, через день, я замечаю его целующимся с какой-то девушкой, что не может не расстраивать. Да, знаю, я странная, сначала говорю, что мне нужно отвергать любые его чувства ко мне, а сейчас я жалею о том, что он испытывает их ко мне недостаточно, чтобы полюбить.

Если смотреть на это с другой стороны, то можно заметить, что... что я верила ему. Верила ему целиком.

Как-то странно осознавать это, но я поняла — всё это время я верила ему и только ему. Я даже не знаю: хорошо это или плохо, но для меня это определенный прогресс, ведь раньше я совершенно не могла никому довериться, а сейчас... Я верю. Доверяю.

Только.

Ему.

Всё.

Это.

Чертово.

Время.

Да, в моем мозгу и душе всегда боролись два человека, которые словно подходили ко мне и шептали на ухо: что нужно делать, а что нет. Можно звать их... я не знаю... советчиками? И всегда они говорили по-разному, один — что Нику стоит доверять, другой — что нет. И я действительно согласилась с первым. Может быть, в том, что он сделал, нет ничего плохого? Он же не обязан бегать за мной всё-таки. И я не его девушка. И он не мой парень. И мы никто друг другу.

Ну да, признаюсь, что он в кои-то веки врал мне, и меня это жутко расстроило, нельзя не отрицать. Да, и я до сих пор расстроена, ведь желая выдавить из себя хоть какую-то улыбку, я чувствую, насколько мне больно это сделать. Не то, чтобы я чувствую всю горечь обиды, лжи, неправды, но я расстроена до такой степени, что хочется плакать. Мне просто жаль саму себя из-за того, что он сначала говорит мне, что я ему как бы небезразлична, а затем целуется с другой девушкой.

Так. Всё.

Нужно перестать думать о Нике. Мне кажется, чем больше я думаю о нем, тем больше подвергаю себя страданиям. Я не знаю, почему реагирую на него так, честно, мне бы даже хотелось разузнать причины моих мыслей и поступков. Наверное, это какая-то уже проработанная система 'самозащиты', и если кто-то неожиданно входит в мою жизнь, я сразу же включаю ее, чтобы этот человек не сумел сильно сблизиться со мной. Почему так? Можно сказать, что со мной не происходили такие ужасные вещи, чтобы я делала это, но это заставляет чувствовать меня лучше. Действительно лучше.

Возможно, это мое испытание, пытка, которая как бы должна заставить меня быть сильнее, лучше, эффектнее. Но почему-то я и близко этого не чувствую, а опустошенность, которая у меня внутри, свидетель всему этому. Глубоко во мне что-то бьется, желая вырваться наружу, но я всё продолжаю хранить это в себе, чувствуя полное унижение. В принципе, меня не должно заботить то, что подумали одноклассники о моем обмороке, но я уверена, что Крисс... Начнем с того, что я начала плакать и пристально смотреть на Ника с его девушкой, а потом я упала в обморок у всех на глазах. Это немного странно, правда? И я думаю, что Крисс наплела что-то такое: 'Дженн подумала, что Ник её парень или типа того, и, когда увидела его с другой, упала в обморок'. Это, можно сказать, сокращенная версия того, какие теперь у нас слухи будут в школе. Ну, отчасти вышесказанное правда, но про парня тут и речи не было, а в обморок упала я тоже не из-за того, пусть и не уверена в этом, но, думаю, не из-за него.

А если честно, я вообще не понимаю всего того, что случилось со мною ранее. Последние несколько дней у меня болит голова, взрываясь от довольно-таки странных мыслей, и подташнивает.

И теперь у меня единственный вопрос — почему?

Почему, почему, почему?!

Ещё недавно я была простой девочкой, отличницей, с родителями, которые всегда придут на помощь, с Крисс, которая вечно унижала меня, но я не обращала внимание на это... Почему всё вдруг так изменилось? У меня единственный вопрос — почему? Я что, такая ничтожная? Что же, наверное, это так.

Сердце бешено стучит, пытаясь выставить напоказ все мои чувства. Кажется, я сейчас закричу так сильно, чтобы все вокруг услышали меня, узнали о моих чувствах, но я просто молча пялюсь в потолок. И что мне делать? Лежать здесь, пока опять не потеряю сознание? Или позвать на помощь? Или подождать, пока кто-то сам придет? Черт, как же меня достали эти вопросы. Я просто хочу сделать что-то. А не сидеть здесь и думать над тем: что правильно, а что нет.

Беру блокнот, который, по иронии судьбы, стоит здесь, рядом со мной, и я пишу.

Почему ты по мне не скучаешь?

Почему, приходя домой,

'Где она?' — себя не спрашиваешь,

Думая о ком-то другом?

Почему я должна плакать

Каждый день, каждую ночь?

Прикрывая лицо, учащенно дышать,

Отгоняя тебя из мыслей прочь?

Почему ты меня не любишь,

По ночам не шепчешь теплых слов?

Почему ты обнять не хочешь

И задохнуться от нежности со мной не готов?

И, знаешь, пускай ты не рядом,

Но я ищу тебя каждый день.

И, надеюсь, что, однажды утром,

Я увижу в окне твою

тень.

Глаза слипаются.

Я хочу спать?

Да, я хочу спать.

И медленно проваливаюсь в темноту.

* * *

Я падаю. Я лечу. Я парю в воздухе, раскинув руке в стороне, ощущая невесомую легкость, с помощью которой хочется уйти ото всех.

Пропасть — большая, безмятежная, величественная, огромная и захватывающая, и мне просто необходимо броситься ей в объятия.

Я хожу по краю, совершенно не боясь, храбро глядя вниз. Меня окрыляет что-то, и я даже понимать не хочу, что именно. Возможно, мне не суждено этого понять, но я и не требую — мне не нужно это знать.

Я хочу уйти — это единственное, что волнует меня сейчас. На данный момент. Хочу полететь, словно птица, забыв о всех заботах и переживаниях, забыв о бедах и горечи. Я хочу прыгнуть туда, разогнавшись. Я хочу этого так сильно, что по венам разливается тепло, как только я думаю: а что же будет после? Но важно ли это сейчас? Ведь я — часть вечности.

И я делаю это, стараясь как можно скорее оказаться там, чтобы почувствовать хоть что-то. Я прыгаю, не задумываясь. Отталкиваюсь от земли, словно птица, и я лечу. Лечу, не издавая ни единого звука, боясь нарушить этот величественный момент.

Лечу в пропасть.

Запах воздуха, чувство свободы. Притяжение, которое я чувствую здесь, обволакивает меня. В жизни ничего лучшего я до сих пор не испытывала, и не верю, что испытаю когда-либо впредь. Кажется, всё это сейчас исчезнет, магия улетучится, и я останусь без этого, совершенно одна. Но нет. Не исчезнет.

Ведь вот она — пропасть, от которой идет холодок по телу.

Моя пропасть, которая сейчас дает мне неземное ощущение.

Всё, что сейчас мне нужно, это свобода. Пропасть. Крылья. Желание. Конец. Вращение. Притяжение. Смерть. Жизнь. Воздух. Мечта. Мгновение. Краски. Дыхание. Сердце. Мышцы. Серость. Небо. Земля. Счастье. Надежда. Смелость. Падение.

Падание вдребезги, которое наступит, не замедляясь, ведь я уже приближаюсь к земле, чувствуя свою близкую смерть.

Я до ужаса боюсь разбиться, будто фарфоровый сервиз, словно я такая хрупкая, маленькая и уязвимая, как и моя душа.

Уверяя себя, что я сильная, я забываю о главном. Я падаю. Падаю так быстро, с такой мощью, что меня не остановить. И крыльев нет, которые должны были бы спасти меня, чтобы я упорхнула, словно птица, в небеса.

И странно чувствовать одно... Они здесь, мои крылья, здесь, внутри меня. Глубоко внутри. Они в моем сердце, которое сейчас бешено стучит, буквально выпрыгивая из груди. Мои чувства, желания и эмоции подхватывают меня, поднимая ввысь, и я опять лечу. Я уже не знаю: жива я или нет, ведь это неважно. Я лишь знаю то, что я до сих пор чувствую это, я чувствую, чувствую, чувствую, и буду чувствовать. Что-то окрыляет меня, что-то сильное, от чего бросает то в жар, то в холод. Что? Мне не суждено это узнать, просто не нужно. Это загадка, которая глубоко внутри, в сердце. Загадка, о существовании которой никто, кроме меня, не узнает.

Загадка, к которой не прилагается ответ.

Я до сих пор лечу сквозь время. Я никогда не остановлюсь. Не разобьюсь, уверяю. Я готова летать, летать целую вечность.

И я буду делать это всегда.

Я до сих пор продолжаю это делать, несмотря ни на что.

* * *

— Милая, ты уже проснулась? — слышу, видя перед собою размытый силуэт.

Ласковый голос будит меня; я не хочу просыпаться, но медленно открываю глаза, тем самым давая понять, что не нужно больше слов, я сама могу подняться с кровати. Наблюдаю, осматриваюсь вокруг, замечая, что ничего не изменилось. Я до сих пор в больнице — всё так же, как было. Было глупо надеяться на то, что что-то изменится, ведь это, мягко говоря, нереально.

Вижу перед собою женщину, которая смотрит на меня, и блуждаю по ней взглядом. Насколько я понимаю, она медсестра, скорее всего среднего возраста, в районе около тридцати лет. Русые волосы струятся у неё на плечах, на ней больничный халат, который носят большинство работников больницы, но мне почему-то кажется, что даже это смотрится на ней элегантно, и это странно. Даже не скажешь, что столь красивая женщина работает в больнице, но я рада этому, ведь я тоже хочу помогать людям, помогая им. Её возраст выдают несколько слегка посидевших прядей. Из-за своих мыслей я невольно улыбаюсь и прячусь в кровать, испытывая волнение. Она заражается мелодичным смехом, из-за которого становится легче, и я выдыхаю воздух, всё ещё чуточку переживая.

— Не бойся меня, — уверяет она, а я краснею, потому что хочется сказать: 'Было бы чего бояться', но молчу, как-то странно улыбаясь. — Я ассистент твоего врача, — говорит, и дрожь проносится у меня по телу. Я уверена, что сейчас она будет спрашивать меня различные вопросы, на которые мне явно не захочется отвечать, поэтому мысленно готовлю себя к этому, продолжая мило улыбаться.

— Хорошо, — выдавливаю я хриплым голосом — выходит жалко, но я молчу, пытаясь казаться тактичной.

— Я должна задать тебе несколько вопросов. С этим у нас не будет проблем? — видимо, она уже имела опыт общения с нервными подростками, что радует, потому что я подобна им. Я, конечно, не считаю себя неуравновешенной, но если человек испытывает стресс, то он меняется, и становится совершенно другим, кой я и являюсь сейчас, как ни прискорбно это осознавать.

— Конечно, не будет, — легкомысленно отвечаю я, а в уме твержу себе и умоляю, только бы это поскорее закончилось. Не люблю делиться своими разносторонними мыслями, как вы уже наверно заметили.

— Отлично, — молвит, а я уже хочу спросить: 'Что же здесь отличного?'

Она улыбается, но её лицо не выказывает каких-либо эмоций. Я даже не могу сказать, чем именно вызвана эта улыбка, при том уверена, что она является искренней. В глазах — холод, на лице — спокойствие. Мне даже немного непонятно, как эта женщина может так хорошо контролировать себя? Я, наверное, полная противоположность. Если я что-то чувствую, то сразу же все мои эмоции, жесты, выражение лица — выдают меня. Это иногда очень мне неприятно, но я привыкла к своему характеру. На моем лице всегда отображается только то, о чем я думаю, поэтому врать довольно проблематично, но пока что с этим проблем не было.

— Последним временем ты чувствовала себя нехорошо? То есть, пребывала ли ты в стрессовом состоянии? — спрашивает меня, на что я невольно зажмуриваясь, решая, что ответить на её вопрос.

Я задумываюсь, сразу же находя правильный ответ. Да, перебывала. Стоит ли это скрывать? Думаю, нет, ничего страшного в этом нет. Это же правда, и я действительно была в стрессовом состоянии, да и множество подростков испытывает такое. Много плакала, нервничала и могла вспылить. Короче, да.

— Угу, — бормочу я, уставляясь в пол. Я говорю ей правду и не хочу видеть, как она это воспримет, ведь обычно я не рассказывала о своих чувствах и вообще ни с кем не обсуждала это. Кроме неё, вероятно.

— Хм, — она секунду задумывается, записывая что-то свой блокнот, а затем продолжает расспрос, уже посмотрев на меня. — Какое у тебя было питание последние несколько дней?

Она в чем-то права, решив спросить меня об этом. Я действительно не доедала. Если обычно я ем хотя бы три раза в день, то сейчас я ем один максимум, ну плюс не большой перекус, но не более того, но это было не из-за какой-то глупой диеты, или чем там увлекаются подростки в моем возрасте.

— Последним временем у меня не было аппетита, — говорю я правду. Действительно, последним временем я совершенно не задумывалась о том, что находится у меня в желудке, да и вообще о еде не думала.

— Хорошо.... То есть, ты недоедала? — спрашивает, размышляя над какой-то логической цепочкой в своей голове.

Я неуверенно киваю. Не знаю, что она собирается делать с этой информацией, но мне до жути неудобно. Неудобно от того, что нужно делиться всем этим, будто я подопытный кролик. Странное сравнение, но всё же...

— Понятно, — отвечает она, поразмышляв о чём-то, вероятно, решает каков будет следующий вопрос.

Наступает неловкая тишина. Она, вероятно, обдумывает что-то обо мне, а у меня в голове всплывают разные мысли, от которых мне не по себе.

'Как там Ник?'

'Родители уже уехали?'

'Где Фиби?'

'Что подумают одноклассники?'

Я стараюсь побыстрее отогнать это всё. Хочу избавиться от переживаний, убежать куда-то. Но этого не получится сделать, а жаль, ведь мне действительно больно думать обо всём... Кажется, прошла уже целая вечность с того момента, как я видела их, а я до сих пор лежу здесь и обдумываю свою чертову жизнь.

Почему это всё не сон? Я хочу щелкнуть пальцами и избавиться от воспоминаний, хочу сделать так, чтобы я превратилась не в человека, а во что-то большее.

Хочу быть птицей.

И лететь в пропасть.

Хочу, желая быть собой.

'Мало чего ты хочешь', — звучит голос родителей в голове, голос, преследующий меня всю жизнь.

'Всем на тебя наплевать, Дженн', — голос Крисс, от которого идут мурашки по коже.

Я вздрагиваю.

Боль.

Боль воспоминаний.

Как странно. Сейчас я сижу в комнате, где, возможно, несколько дней назад умер человек. Сейчас я нахожусь в здании, где умирают в сию же секунду многие люди. А мысли у меня совсем о другом. Я думаю о том, как люди относятся ко мне, если их ещё можно назвать людьми. Конечно же, можно. Но это не заставляет меня чувствовать себя лучше, когда я вспоминаю все эти жуткие моменты, связанные со мной.

Моменты, когда я почувствовала себя жалкой.

Моменты, когда я почувствовала себя преданной.

Моменты, когда я не чувствовала себя — собой.

Моменты, которые не сделают мою жизнь лучше. Моменты, которые, как кровь, растекаются по моим венам, и которые будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Я не буду надеяться на то, что начну новую жизнь, и всё будет хорошо, так, как когда-то. Глупо надеяться на это, да и вообще глупо на что-либо надеяться. В моей жизни всё — ложь, горечь, зло. Моя жизнь не самая ужасная, и если я бы утверждала это, то, наверное, лгала бы самой себе. Я же Дженнифер. Отличница, с которой, как взрослым и учителям кажется, все должны брать пример. Но кому хочется брать пример с отличницы, которую презирает весь класс, да что там класс, вся школа? Очевидно, все хотят быть, как Крисс. По крайней мере, внешне. Может быть, есть на свете ещё несколько людей, которые так, как я, считают её характер не то чтобы ужасным, но лично для меня её поступки не очень понятны. Я, конечно, не хочу упрекать в своих бедах её, ведь виновата только я, и я с этим полностью согласна. Она наверняка думает, что делает всё правильно. У меня такое же чувство. Вроде бы делаю всё правильно, а на самом деле, допускаю ужасные ошибки. Конечно, частично она виновата. Жизнь ставит перед нами выбор, и нам самим суждено формировать свой характер, свою дальнейшую судьбу. Ну, я так считаю. Некоторые люди думают, что где-то на небе уже полностью определена наша судьба, и не нам решать: когда умереть, когда признаться в любви. Некоторые люди думают, что за нас уже всё решили. И я не из числа этих людей. Всё меняет случай, и мы сами выбираем, какой именно. Это Ник подсел ко мне за парту. Он выбрал это. И сейчас ему предстоит тащиться с таким грузом, как я. Это Крисс захотела меня унижать. И у неё получилось. Что бы это ни было — выбираем мы, и только мы.

'Ты никому не нужна, Дженн'.

'Я бы давно покончила самоубийством, если была бы тобой'.

'Знаешь что? Мне всё равно. Всё равно, что ты сейчас скажешь. А сейчас, извини, мне надо идти, совершенно не до тебя'.

Воспоминания бьют по моему сердцу. Я стараюсь вдыхать медленно, но всё равно дыхание кажется учащенным, от чего чувствую себя жалкой, словно щенок, брошенный на улицу.

А около меня до сих пор сидит эта женщина, как ни странно. Её задумчивое выражение лица пропадает, и я понимаю, она уже придумала вопрос. Я улыбаюсь, глядя на неё. Она мне кажется немного нелепой, но всё же, она довольно милая. Солнечные лучи осветляют комнату и впиваются мне в глаза. Я невольно прищуриваюсь, и меня так и тянет укрыться одеялом. Медсестра, видя мой дискомфорт, подходит к окну и опускает занавески. Я свободно вздыхаю, наслаждаясь темнотой.

— А ты вообще, как себя чувствуешь? Как настроение? — м-да, очень нетипичный вопрос. Слишком даже.

Вам бы могло показаться это странным. Ну, логика моих рассуждений. Я ещё никогда не сталкивалась с таким. У меня никогда, а если и спрашивали, такие вопросы, как 'как дела?', 'всё в порядке', то очень редко.

Да и вообще, это были родственники или... Ник?

Ну и зачем я о нем вспомнила?

Нужно убрать эти мысли из моей головы, потому что я чувствую, будто убиваю ими себя.

— Мм, — бормочу я, думая над ответом. — Не то, чтобы хорошо, но неплохо. Голова болит, а так — всё нормально, — моя улыбка становится шире. Мне нравится эта женщина, даже очень.

— Эм, ну, если захочешь что-то сказать, то только попроси, я тебя сразу же выслушаю...

— А что насчет меня? Что со мной? — перебиваю я, из-за чего мне становится неловко. Женщина так любезна, а я ещё и со своими расспросами... я совсем не тактична. — Извините, я просто...

— Да ничего, Господи, я не такая уж старая, чтобы иметь кровную месть против тех, кто решил меня о чем-то спросить, — она смеется, её смех искренний, неподдельный. Не знаю почему, но её радость меня словно 'заражает', и я начинаю хихикать. Черт. Никогда до сих пор не хихикала. Что со мной вообще такое? — Ладно, вернемся к твоему вопросу. Обморок может быть вызван усталостью, а может — плохим питанием. Ну, вообще, причины всякие и довольно разные. Но мы должны знать точно, поэтому ты должна пройти обследования и прочие штучки, — она говорит легко, словно я её давний друг и это меня обнадеживает.

'Не все люди настолько плохи, как я думала'.

— Хорошо, — говорю я. Она мило улыбается мне и уже собирается выходит из палаты, но я останавливаю её. — Спасибо, — благодарю, всё-таки решаясь на это. Правда, с трудом, но лучше сейчас, нежели никогда.

— Ох, малышка, не за что, конечно, — она подмигивает мне, задорно даря улыбку. — Кстати, твоя сестра хочет поговорить с тобой. Ты не против, если я впущу её? — всё ещё не отрывая глаз, спрашивает, на что я резко киваю от удивления.

— Окей, — счастливо отвечаю я, отчасти радуясь, что пришла Фиби.

Я уставилась в потолок. Трудно думать о родителях, сестре и о прочих заботах, но не думать о них — невозможно, что жутко давит мне на нервы. Ведь у меня и так болит голова, а от этого всего становится ещё хуже.

Дверь в комнату распахивается, и я вижу обеспокоенную Фиби, которая впопыхах идет к моей кровати, что-то бормоча себе под нос, видимо, злясь на меня. Ну да, конечно. Давайте будем все злы на Дженн. Но чего я уж точно не ожидала, так это того, что она тут же прижмется ко мне, крепко-крепко обнимая. Кажется, у меня вот-вот закончится воздух, но за этим ощущением приходит чувство эйфории от того, что я знаю, что она переживает за меня. Да, в такой ситуации это меня очень-очень радует, потому что мне действительно необходимо, чтобы хоть кто-то поддержал меня. Возможно, это эгоистично, но... мне просто нужно чувствовать себя любимой.

— Почему ты упала в обморок? Я жутко переживала! — воскликнула она, переминаясь с ноги на ногу, но я тут же чуть подвинулась на кровати, показывая этим жестом ей место для того, чтобы она присела. Не стоять же ей, в конце концов.

— И тебе привет, — раздраженно говорю я, расстраиваясь из-за того, что, как бы мне не хотелось узнать ответ на её вопрос, я не знаю. И это, уж поверьте, не успокаивает, а наоборот угнетает. — Я не знаю, почему, — резко отвечаю, прикрывая глаза, успокаивая себя и желая не срываться на ней.

— М-м, — бормочет она. Видимо, не знает, что сказать, потому что мы редко вот так просто сидим и разговариваем... обычно мы кричим друг на друга, но это не так уж и важно сейчас.

— Родители уже уехали? — с ноткой сомнения спрашиваю я, косясь в её сторону, но при том, глядя куда-то перед собой. Фиби неловко смотрит в пол, из-за чего я понимаю, что уже знаю её ответ.

— Да, они уехали, — отрезала она, явно не желая говорить об этом. Не удивительно — я, всё-таки, целый день была в отключке, и они вполне могли уехать. Но противный осадок остался из-за того, что они даже не попрощались.

— Понятно... Мне сказали, что я должна пройти обследование, чтобы врачи убедились, что со мной всё хорошо, — рассказываю ей, считая, что это прекрасный повод сменить тему, и тут же жалею об этом.

— У-у-у, — воскликнула Фиби, громко засмеявшись, а я невольно смутилась, понимая, почему. — Ну, с твоей боязнью врачей, тебе, наверное, не сладко придется.

— Эй, — я в шутку пихнула её в плечо, и засмеялась вместе с ней потому, что мне было необходимо это. И ей это было нужно — уверена.

— Мисс Грин, — послышался чей-то голос со стороны двери, а я попятилась обратно в кровать. — Вам необходимо пройти осмотр.

Сестра усмехнулась, а я поднялась с кровати, чувствуя боль в теле.

Уф, не сладко мне придется.

* * *

Сейчас вечер и скоро, думаю, мне должны сообщить результаты анализов. Я всё так же лежу на кровати, думая обо всем подряд, но сейчас меня, если честно, начинает клонить в сон. Я стараюсь не уснуть, игнорируя слипающиеся глаза, глядя в потолок.

Фиби поехала домой, сказав, что завтра меня выпишут, и я вернусь домой, если всё, конечно, будет в порядке. Я очень сильно не хотела отпускать её, понимая, насколько же меня угнетает это место. Хуже всего то, что я не могу куда-то убежать, а должна быть здесь всё время, что меня слегка нервирует и всё, о чем я могу думать, так это о том, кто сейчас находится у меня за стенкой. Ну, а что? Мне уже порядком надоел этот кашель, который доносится до меня, и я постоянно прикрываю уши руками, пытаясь расслабиться, но это... невозможно.

Двери распахиваются, и я вижу на пороге моего лечащего врача, с которым я, собственно, познакомилась на осмотре. Парень довольно-таки молодой, лет двадцати пяти, что довольно странно, но это гораздо лучше, нежели если моим врачом был бы кто-то другой. Но, честно, я бы никогда не подумала, что он работает в больнице. Держа какие-то папки в руках, он нервно теребит их в руках, от чего я начала волноваться.

— Ну что? — спрашиваю я. Знаю, что это глупо прозвучало, но я уже чертовски устала от ожидания.

Врач замялся и, видимо, испугался чего-то.

— У Вас обнаружена опухоль мозга, — сказал он, а я почувствовала, словно мир уходит у меня из-под ног.

11.

Он только что сказал это? Казалось, всё это просто злая шутка, от которой немеют руки, а тело, будто не подчиняясь мне, всё падает и падает... падает духом. У меня действительно опухоль мозга?

Я встретилась взглядом с врачом. Он говорит правду. В его глазах видна искренность и обеспокоенность, но от этого не легче. Мне было бы гораздо лучше, если бы он попробовал таким способом пошутить или что-то вроде того... Но нет. Конечно, я же самая глупая неудачница, у которой никогда не будет всё так, как у любого другого среднестатистического подростка. Я чувствую себя брошенной. Так, как будто из меня выдернули душу. Так, словно я полностью истощена, и мне осточертело держать это всё в себе.

Почему? Почему я? Разве я ещё недостаточно натерпелась? Видимо, нет. Похоже, кому-то нравится видеть мои муки и страдания. И это жалко, честно. Мое сердце всё ещё бьется и пульсирует в груди, а мысли скатываются ко дну... оставляя жалкую, никому не нужную пустоту.

Я сглотнула и облизала губы, чувствуя, что не смогу произнести ни единого слова. Прекрасно. Просто прекрасно, если можно так выразиться. Хуже этого всего и быть не может.

— Зачем Вы мне говорите это? — мысленно соревнуясь с собой, хоть что-то сказала я. Доктор нервно осмотрел комнату, словно не понимал, о чем я. А возможно, и в самом деле не понимал. Да. Не понимал. Я и сама себя толком не понимала. — Зачем Вы говорите мне, что я умру? — перефразировала я, еле сводя концы с концами, потому что мысленно я действительно умирала, умирала внутри. Ладони вмиг стали влажными, а я просто затрепетала на месте, желая уйти отсюда... уйти далеко-далеко.

Мне просто не верится. Как так? Я жила все эти шестнадцать лет, не подозревая, что у меня может быть такая болезнь, да и вообще не думая, что я когда-либо заболею настолько серьезно. А может быть, моя судьба была решена ещё год назад? А что? Опухоль мозга — значит смерть. Вполне возможная смерть. Ну, да, может быть, кто-то действительно выживает или ещё что-то тому подобное, но я наверняка не буду в числе этих счастливчиков. Я не 'кто-то'. Если судьба дала мне такое наказание, то я уверена, она будет делать всё ради моей смерти. Ну да, я же Дженнифер. Я та, кой никогда не казалось, что кто-то радуется её жизни.

Врач просто стоял, потупив взгляд в пол. На его лице вновь стал царить покой, словно он только что не сказал мне, что у меня обнаружена болезнь, да ещё и такая, от которой выжить даже с помощью операции — шансов мало. Возможно, он говорил это уже многим, и мне в том числе.

Но сейчас-то важно совершенно не это.

— Я не говорил Вам, что Вы умрете, — процедил мужчина сквозь зубы, говоря этим, что я уже его нервирую. Видимо, я окончательно взбесила его вопросом, потому что он волновался. Да, именно...

Хм, ну да, соглашусь, что я раздражаю, но, уверяю, это меньшее, что я могу сейчас делать.

Но как бы вы повели себя, если бы вам сказали, что у вас опухоль мозга?

То-то же.

— Ну, и каковы у меня шансы выжить? — немного поколебавшись, спросила я, глядя пред собою. Мужчина ещё сильнее напрягся, раздумывая.

Возможно, плохие новости? Ну нет, что может быть еще хуже? Думаю, что ему просто нечего сказать... неужели я настолько безнадежна?

— О шансах пока и речи не идет, — объяснил он, а я хотела уже было возмутиться, но он торопливо продолжил: — Ваша болезнь ещё не настолько прогрессировала, чтобы начать лечить её. Возможно, если будут симптомы, то Вам следует сделать операцию, и если Ваш организм будет бороться, то Вы будете жить. Скорее всего, операцию стоит сделать через два месяца, — ну и как это должно было облегчить мне жизнь?

Лучше бы я вообще не знала об этом, не спрашивала. Лучше бы жить в неведении. Лучше не знать даже, что ты болен. Просто жить, как жил всегда.

Каково это — жить так, и понимать, что каждый следующий день может быть последним? Каково жить, понимая, что сейчас ты можешь потерять сознание и всё, ты просто умрешь? Ужасно. Просто ужасно.

— И что же... мне делать? — спросила я, исподтишка посмотрев на него, даже не зная, зачем я сказала данную фразу. Это был, скорее всего, самый неловкий и волнующий вопрос, который я неоднократно задавала себе после его реплики: 'У Вас обнаружена опухоль мозга'.

Что делать?

Ждать, пока умрешь?

Ждать, пока смогут сделать операцию?

Ждать, пока я каким-то образом вылечусь, и жизнь опять будет прекрасна?

Нет.

Это не выход.

— Продолжать жить.

Самый ужасный ответ, который я рассчитывала услышать. То есть, он только что сказал, что я, возможно, умру, а потом вот так просто — 'продолжай жить'. Как он себе это представляет? Ровно через два месяца с половиной у меня выпуск, и когда все будут веселиться, я буду на больничной койке? И он это называет жизнью? У меня-то и до этого дела были в не лучшем состоянии, а сейчас что? Я должна ходить, как мертвец и притворяться, что всё в порядке? И как мне это поможет? В глубине души я же знаю правду. Я знаю, что спасти меня может чудо, вероятно. Ну, если честно, я не знаток этого заболевания, но знаю, что люди из-за него обычно умирают.

— Хм... ну и как? — я знала, что этот врач сейчас будет вешать мне лапшу на уши, там, например, всё будет таким, как прежде, но его ответ меня искренне удивил:

— Живи так, как хочешь только ты, — сказал он, выдав весьма странную фразу, и я задумалась.

Ну и как он прикажет мне это сделать?

Как?

Родители узнают об этом, и, скорее всего, сделают всё ради моего выздоровления, и тогда реальной жизни у меня уже не будет. Будет больница, капельница, уколы и так далее. Но никак не будет того, о чем я мечтала. Прекрасного выпускного, парня, то есть того, что есть в каждой книге... неудачница. Да, неудачница.

Я фыркнула, ещё раз обдумывая это всё в голове.

— Всё, я поняла... Я — безнадежна, ведь так? Рано или поздно я умру? — спросила я, нервно теребя одеяло и всё ещё лежа на той больничной койке, которая уже порядком мне надоела, но я лучше помолчу — это сейчас не так и важно.

— Шансы всегда есть, — ответил он, теперь уже улыбнувшись, что меня искренне удивило. И не знаю почему, но от этой улыбки мне определенно становилось лучше.

Шансы, шансы.... Сколько их у меня? Два к десяти? Я никогда этого не узнаю. Мне всегда казалось, что мы сами выбираем: жить нам или нет. Но теперь я знаю, что иногда выбирают за тебя.

Я просто ничего не ответила, полностью уйдя в свои мысли. Зачем отвечать, если знаешь, что они скажут? Я уверена, у них ну такие случаи заученные тексты и монологи. Зачем вообще что-то объяснять?

Вы, наверное, смеетесь с меня. Ну да, конечно. Я отчаиваюсь, даже не узнав, в чем состоит моя опухоль и что нужно делать для выздоровления. Но проблема не в этом. Проблема в том, что я и не хочу узнать. Пусть всё идет так, как должно быть. Умру — умру, и что с того? Люди всегда умирают. И пускай я буду одной из них — это неважно.

Единственное, что я могу сказать: я никогда не жила по-настоящему, а когда решила наконец-то это сделать, то стало поздно. Слишком поздно.

Мой срок — два месяца.

А в мыслях я уже вижу свою могилу. Аккуратную, пускай и не большую — всё равно. Вижу стоящих возле неё бабушек и дедушек. Отец, мать и сестра, которая рыдает. Но всё равно все забудут обо мне. Рано или поздно этот час наступит. Никто впредь не узнает мое имя, моя могила будет опустошенна, покрыта сорняком, совершенно никому ненужная. А внутри мой труп. Безжизненный скелет и прах.

Что я сделала в этой жизни?

Чем я могу гордиться?

Правильно, ничем.

Врач говорит что-то, но я попросту не смотрю и не слушаю его, потому что не хочу этого делать. Всё остановилось, время ушло. Я просто думаю о том, что это должно было когда-либо случиться. Каждый день тысячи, миллионы людей умирают от болезней. Чем я лучше них? Ничем, я даже хуже. От меня должны были избавиться и, если не сейчас, то позже.

Можно считать, что 'позже' — настало.

Как можно жить, зная, что ты умираешь? Не знаю. И не узнаю. Я никогда не была оптимисткой, поэтому и сейчас не собираюсь присоединяться к этим жизнерадостным людям. А зачем? Мне этого не надо.

Меня выписывают завтра. Завтра я буду полностью уничтожена. Завтра я буду медленно умирать. Послезавтра я пойду в школу. Послезавтра я буду сходить с ума,... но сейчас пора спать и я, прикрыв глаза, провалилась в темноту.

* * *

Проснувшись, я решила просто начать жить новым днем. И пока что эта попытка не увенчалась успехом.

Доктор сказал, что мне пора собирать вещи, ведь скоро приедет Фиби и заберет меня. Но я знаю правду. Я знаю, что я просто ходячий мертвец или стану им. Это случится, уверяю. Фиби уже знает об этом. Сейчас она начнет говорить мне, что у меня достаточно шансов для выздоровления, что всё в порядке и нечего волноваться. И это самое худшее... Меня просто очень нервирует, когда люди так делают. Мне бы стало намного лучше, если бы она просто ничего не сказала, а просто обняла — слова тут не требуются. Зачем что-то говорить, если здесь и так всё понятно? Этим она только ещё раз напомнит, как я безнадежна. Зачем усугублять ситуацию? Но я знаю, что она всё равно это сделает. Людям свойственны такие вещи, как жалость и сочувствие. Я знаю, что ничего не вернуть, события не изменить. Она также это знает. И да, она знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я ненавижу, когда меня жалеют. Но она всё равно будет это делать. Зачем надеяться на то, чего просто-напросто не будет? Не понимаю.

Я просто смотрю на небо, которое утратило все краски. Ни единого облака. Оно чистое и безмерное, как и моя душа.

Я умру. Я умру, и даже ни разу не поцелую кого-то по-настоящему. Это мой выбор. Я просто умру. Меня не станет. Я буду как это небо. Выбор сделали вместо него. Возможно, оно захотело бы упасть, разбиться вдребезги, желая прекратить эти взгляды, которые изучают его каждый день. И оно всё равно держится там, зная, что завтра уже никогда не наступит.

А чего я хочу?

Сколько раз я думала о том, что хочу достаточно много всего, и мои желания не будут исполнены, ведь мне просто не хватит сил, чтобы исполнить это всё. Но теперь я ничего не хочу. Мне этого не надо. Я умру, зачем мне что-то менять?

Не хочу забыться.

Не хочу уйти.

Не хочу задохнуться.

Не хочу потеряться.

Не хочу спастись.

Не хочу улыбнуться.

Не хочу заплакать.

Не хочу прогуляться.

Не хочу снять маску.

Не хочу стать такой, какая есть.

Не хочу освободиться.

Дверь палаты открылась и вошла обеспокоенная Фиби, глядя на меня со взволнованным лицом. Она не стала ничего говорить, а обняла меня, прильнув всем телом, что изрядно удивило меня. Так крепко, что я могла бы умереть в её объятиях. Она была в траурном настроении, что хорошо отображалось на её одежде. Фиби никогда не одевала что-то черное, но сейчас у неё даже маникюр черный. Так странно.

— Мы выкарабкаемся, — говорит она, вытирая свои слёзы. — Всё будет в порядке, Дженн. Доктора сказали, что ты обязательно выживешь, тебе просто нужно в нужный момент сделать операцию. Черт... Я так сожалею, — ну вот, опять. Зачем это говорить? Прекрасно ведь знает, что лучше мне от её жалости не станет.

Но продолжает делать это.

Как я объясняла, людям свойственны такие вещи.

— Ты так говоришь, словно это из-за тебя у меня опухоль м... — я ещё не успела договорить, как она резко перебила меня:

— Не говори это, пожалуйста. Не надо.

— Ладно, но ещё раз повторяю, что ты здесь ни при чем. Это относится только ко мне. И это всего лишь моя забота.

— Хорошо, — качая головой, сказала она, словно не верила в происходящее, — но, Дженн, я ещё не успела сказать родителям. Я им вообще не звонила с того времени, как они улетели, — всхлипнув, произнесла, взяв телефон, видимо, намереваясь звонить. Уф, хотя бы одна хорошая новость.

— Фиби?

— Мм, — пробормотала она, очнувшись от раздумий.

— Можно тебя кое о чем попросить?

— Всё, что угодно для тебя.

— Можешь не говорить родителям?

— О чем?

— О моей болезни, — сестра непонимающе посмотрела на меня, явно думая о мотивах моих слов.

— Эм-м.... Зачем тебе это? Ты же знаешь, что они всё равно узнают и будут в ярости, что мы им сразу не рассказали.

— Они сказали, что до проведения операции ещё около двух месяцев. Зачем родителям напрягаться сейчас?

— Ну хорошо, но знай, я делаю это только ради тебя.

— Отлично. А теперь давай выбираться отсюда, — сказала я, сестра кивнула.

Затем мы упаковали вещи в машину, я попрощалась со своей медсестрой и лечащим врачом, а Фиби подписала кое-какие документы. Я подождала её в холле, и мы вместе вышли из больницы. Когда мы собирались, она мне сказала, что ко мне приходили посетители — многие ребята из школы, но никого не пускали. Я немного удивилась, но сразу вспомнила: это естественно, когда у нас кто-то болеет или когда у кого-то операция, мы всем классом приходим к нему, утешаем, приносим всякие сладости и так далее. А то, что ко мне пришла 'вся школа', как выразилась сестра, то это тоже понятно, я ведь у всех на глазах упала в обморок, так учители заставили их прийти.

Мы приехали домой. Как я и ожидала, ничего не изменилось. Совершенно ничего. И не скажешь, что за один день моя жизнь изменилась во всем. Рутинная комната, рутинная квартира. Ничего нового. Абсолютно.

Обдумав ещё раз то, что хочу сделать, я взяла телефон и дрожащими руками набрала хорошо известный мне номер.

'Соберись, Дженнифер!'

— Привет! — воскликнул Ник взволнованным тоном, меня даже передернуло от волнения в его голосе. — Как ты? Что говорят врачи? — молчание в ответ. — Дженн, ты там? — опять молчание. Ноги подкосились, стали ватными, а язык не слушается меня, я не могу выдавить ни слова. — Дженн... — сказал Ник.

— Ник... привет. Со мной всё в порядке. Я тебе просто хочу кое-что сказать, не перебивай, прошу. Мне нужно высказаться. Наше общение — ошибка. Вообще, наши отношения, если таковы были — ошибка. Мы никто друг для друга. И да, это не из-за той девушки я упала в обморок, а если ты не веришь мне, то не верь — мне как бы всё равно. Знаешь, сначала я думала, что мы всё делаем правильно, но чем больше времени проходило, тем больше я осознавала, что это всё напрасно. Мы не можем быть друзьями, — сказала я, мой голос дрогнул. 'Нет, Дженнифер, не останавливайся' — умоляла я в мыслях. — Мы можем быть знакомыми. Ты понимаешь, что достоин большего? Я всего лишь временное увлечение, если это так. Сейчас я не хочу делать прогнозов, но я почему-то думаю, что это на самом деле так. Верь, не верь, но я люблю тебя. Люблю по-своему. Ты мне безумно помог, с тобой я исправила миллион своих комплексов. Но если я иду на два шага вперед, ты идешь на три шага назад, и мне безумно стыдно перед тобой. Я сколько могла отрицала, что всё в порядке, но ничего не в порядке, — тяжелое дыхание Ника послышалось в трубке. — Я бездарность. Всё, что говорила Крисс — правда. Я, конечно, обычно не слышала, что она обо мне говорила, но уверена, что это правда. Я слабая. У меня нет друзей, как таковых, и общаюсь я только с тобой и своей сестрой. Я не богатая, и мои родители никто по сравнению с твоими, или Джеймса, или Энди, или... да кого-нибудь, из твоих друзей! — в кой-то веки я рассмеялась. Смех был очень нервозным, и я даже спросила себя в мыслях: не сошла ли я с ума? Но мне надо закончить то, что я начала. — Я не хочу угробить твою жизнь. Мне нужен кто-то. Мне нужен тот, кто будет также сломан, как и я, я буду чинить его, а он меня. И это не ты. Ты — это фантастическая личность, у которой всё впереди, — я замолчала. Это всё, что я хотела сказать. Но он молчит. Ничего, кроме громких вздохов.

Да, я знаю, я — ужасная. Я хочу извлечь из своей жизни одного из нескольких людей, которые сумели показать мне, что такое счастье... но так нужно. Я хочу для них чего-то лучшего, нежели я сама.

— Ну, скажи что-то... не молчи, — выдавила я. Тишина угнетала меня, и я просто не знала, что могу ещё сказать. В голове было куча мыслей, но когда дело доходило до того, чтобы сказать что-то, у меня просто не оставалось ничего.

— Зачем ты так со мной? — сказал он слегка дрожащим голосом, словно я действительно... действительно ранила его чувства. Это так странно. И так больно, что у меня из глаз полились слёзы, которые были просто необходимыми, чтобы выплеснуть наружу всё... все переживания, обиды.

'Будь сильной'.

'Скажи ему'.

— У меня опухоль мозга, — говорю, нервно смеясь, дабы прекратить плакать, но получается жалко, и я ещё больше плачу, попутно вытирая слёзы. — Мне осталось жить немного. Я не хочу тратить твою жизнь на меня, такую глупую и бессмысленную. И, да, ничего не говори, просто скажи, что отпускаешь меня и больше никогда не заговоришь со мной. Если я хоть что-то для тебя значила, ты должен это сделать. Пожалуйста, — я просто не нашла выхода. Это единственное верное решение, и я хочу услышать эти слова от него. Мне это нужно.

— Я отпускаю тебя, детка, — сказал он, а у меня пошли мурашки по коже от этого сломленного, хриплого голоса. — Но я никогда не забуду тебя, Джен.

И отключился.

Я заплакала. Заплакала потому, что такая глупая. Я с самого начала должна была понять, что наше с ним общение не приведет ни к чему хорошему. И когда я осознала это, было просто поздно. А сейчас мне больно. Чертовски больно от того, что я больше не буду общаться с ним, что он больше не захочет этого.

Несмотря на ту душевную боль, которая буквально убивает меня изнутри, я улыбнулась, чувствуя, что сделала действительно правильный поступок. Зачем мучить его, если это просто лишено смысла?

'Мое существование лишено смысла'.

Это — конец.

Я просто хочу заснуть и не проснуться.

12.

Что же мне сделать? Что сделать, чтобы изменить это? Я хочу просто уйти отсюда, из этого мира, потому что чувствую, что в нём нет места для меня. Что сделать, чтобы завтра в школу я пришла с улыбкой, которой иногда награждают меня люди, желая сделать часы моего существования лучше? Правильно, ничего. Нельзя сделать то, чего нет на самом деле.

Я поднимаюсь с кровати, глупая и обессиленная, думая о том, что же делать дальше, как же мне теперь жить. Горькая правда растекается по моим венам, я вдыхаю воздух, пытаясь надышаться, чтобы обуздать свой гнев и ярость.

Я просто жадно глотаю воздух, желая изменить себя. Сделать то, чего не делала никогда впредь.

Я задыхаюсь, медленно умирая внутри. Я, мягко говоря, уверена, что это конец. Как мне жить дальше? Как? Мне трудно дышать, трудно смотреть на мир, трудно слышать голоса, из-за того, что я узнала. Я просто больше не хочу этого делать. А, возможно, это из-за того, что я уже умерла? Умерла внутри? А откуда мне знать? Откуда мне знать, что я до сих пор жива?

Я этого не узнаю, пока не пойму. Пока не испробую. Все эти дни я не жила. Жизнь — это противоположное слово к тому, что именно я делала, думала, желала когда-либо ранее. Жизнь — это то, чего мне никогда не удастся испытать. А может, Господь предоставит мне этот шанс? Я буду рада. Я просто буду рада.

Или не буду.

Я не знаю, что такое жизнь. В этом вся суть. Как мне быть радой тому, чего я никогда не пробовала? Это словно что-то запретное, непонятное, неправильное. То, что я никогда не осмелилась бы сделать. Я никогда не хотела жить. По-настоящему.

Я сижу перед монитором компьютера, сражаясь с собственными мыслями. Мне начать писать свою книгу? Возможно, стоит попробовать. О чем? Вечная мука: я не знаю, чего хочу, о чем мечтаю. Я знаю, что я всего лишь хочу оставить свой след в этом мире. А как мне это сделать?

Дрожащими руками я набираю текст на клавиатуре, просто выливая свои мысли, не желая думать о том, что будет дальше. Я живу здесь. Сейчас. А всё остальное — неважно.

'Сильные и слабые.

Здоровые и больные.

Поврежденные и исцеленные.

Убрать красивую улыбку, нужно убрать её, убрать как можно скорее, чтобы никто не увидел. Её нужно засунуть в карман, спрятать в сумку и никогда не высовывать. 'Она не идет тебе!' — кричат всё вокруг. 'Они говорят правду', — говорят тебе друзья, родители, знакомые. Говорит мой разум. Говорит весь мир.

Но ты ведь этого не знаешь. Ты не видишь себя, когда ты, мягко улыбаясь, говоришь приятные вещи, а твои глаза сверкают яркими огоньками. В твоем хрупком и уязвимом теле сохраняется тепло, которое согревает тех, ради кого ты улыбаешься.

Это красиво, поверь.

Планы, мои планы. Планы, которые я так строила, когда моя жизнь медленно разрушалась на глазах у всех, погибая в конвульсиях. Планы, которые были утешением, лекарством от бед, но сейчас они ничего не значат. Сейчас уже нет значимых, дорогих вещей, потому что завтра мир поглотит тьма, а люди навеки забудут, как выглядит свет.

В нашем мире нет гарантий, ведь так? В нашем мире нет счастья, уверяю. В нашем мире ничего нет, кроме нас, таких жестоких и неправильных. Кроме вот тех людей, которые обожают насмехаться над

бедными,

глупыми,

странными,

неуклюжими,

больными.

Я никогда не относила себя к кому-то из них. А может, просто не хотела относить,... но откуда я знаю? Возможно, я причинила боль стольким людям, а сейчас о них я не знаю ничего. Что же мне ответить на это?

Кто я? — спросите вы.

В том-то и проблема. Я не знаю, кто я. Возможно, я сейчас теряюсь в догадках, где же потерялось это 'я'. Где же потерялась я сама, скажите, прошу?

Поможете мне узнать, кто я, пожалуйста?

Я та, которая плачет временами — не от счастья.

Я та, которая дрожит всё время — не от холода.

Я та, которая кричит, чтобы никто не слышал — не от боли.

Я та, которая сидит на последней парте — не от скрытности.

Я та, которая сейчас сидит и пишет это — не от радости.

Я та, которая никогда не узнает, что такое любовь...'

— Эй, Дженн, ты чего тут сидишь! — услышала я мелодичный голос Фиби и сразу отвернулась от монитора, мысленно злясь на нее, но в то же время чувствуя благодарность за то, что она отвлекла меня, потому что я слишком углубилась в написание. Нужно отвлечься. — Пора есть, ты же не собираешься здесь весь день просидеть? — спросила, я уже хотела ответить 'да', но, как оказалось, она это спрашивала шуточным тоном. — Давай, пошли! — выкрикивает, в надежде, что я сейчас улыбнусь и исправлю это нелепое выражение моего лица. Я делаю то, что она хочет, в надежде, что это осчастливит её.

— Иду, — со вздохом произнесла я, сохранила текст, который успела написать, и вышла с комнаты.

На кухне покоился огромный завтрак: блинчики, джем, разные фрукты, соки. Обычно я завтракаю яичницей, так что это довольно необычно для меня. Ну, я уже знаю, по какому поводу столько еды. Я же больна. Мне всегда закатывают пир, когда я больна. Это естественное явление.

Мы с сестрой начали поедать свою пищу. Я люблю поесть что-то вроде это, то есть, вкусное. Я никогда особо не увлекалась мясом и другими видами еды, так как мне это не нужно по моей природе. Обычно так обстояли дела, что мы ехали куда-то за город, и там готовили разные блюда с помощью барбекю или что-то вроде того, так вот, меня все уговаривали кушать, а я все так же неподвижно сидела и пила свой сок. Я не знаю, почему, но мне просто невкусно, вот и всё. Вы не поймете меня, думаю, но такова я и есть.

— Что собираешься сегодня делать? — спрашивает Фиби с набитым ртом, попутно выбирая какой-то фрукт из корзины, стоящей посреди стола.

Хм, что же я буду делать? Читать книгу? Домашнее задание? Смотреть фильм? Всё не то. Скорее всего, пойду прогуляюсь. Тоже не то. Я не знаю, что буду делать. Я ничего не знаю. И это, как бы, неправильно.

— Не знаю, Фиби, — говорю и накладываю ещё несколько блинов на тарелку, обмазывая их джемом. Вкуснотища.

— Эй, перестань унывать! — мм, какие очевидные слова. Как будто бы я сейчас могла взять и стереть все воспоминания: о больнице, болезни, Нике. — Хочешь пойти со мной сегодня? В кино, например?

Я вздохнула, тем самым показывая свое нежелание идти куда-либо.

— Фиби, нет. Ты же видишь, я ещё не справилась со всем этим, — произнесла я, но отчасти была рада, что сестра предложила это сделать. Мы редко выбираемся куда-то вместе, но делать это сейчас как-то глупо, не хочу никуда идти. Я не хочу отрицать свою болезнь и делать так, будто её не существует. Хочу скрыть её, одновременно понимая... Она же здесь. Внутри меня. Как я могу это отрицать? Никак.

— Хм... — она на несколько секунд задумалась, а я в то время взяла яблоко и откусила немного, из-за чего у меня жутко разболелся зуб, и я болезненно скривилась. Ещё одна проблема, этого только не хватало! — Ну, тогда я останусь здесь. Будем зажигать, — я рассмеялась из-за её фразы, и это заставило блондинку усмехнуться.

— Это как бы 'систерс-пати' [1]? — выдавила я, смутно представляя, как в таком настроении я могла бы 'зажигать'.

Цирк, не более.

— Ну да, ты же меня знаешь, я умею устраивать такие штучки, — она подмигнула мне. Я подавила свой смех и просто уставилась на неё. — Ей, чего ты так смотришь! Ты что, не помнишь наши вечеринки?

— Ну да, их же было так 'много', — с сарказмом сказала я, припоминая все наши развлечения, которых, уверяю, было довольно-таки мало.

— Эй! Ты чего? — она шутливо толкнула меня в плечо, глядя в глаза. — Ты что, реально не помнишь?

— Да, я помню моё день рождение, которое, кстати, ты организовывала. Ты пригласила всех бабушек...

— Перестань обсуждать мой провал!

— ...которые рассказывали нам про переходной возраст, что нам не стоит общаться с мальчиками и что то, во что мы одеты — позор! — я засмеялась и начала передразнивать: — А что это на вас за тряпки? У меня свитер есть, идёмте в туалет, переоденемся! — Фиби поддержала мой смех, уже не сдерживая себя.

— Ох, Господи, это был ужас. Слава Богу, что это кончилось.

— И не напоминай, — я в конце концов успокоилась и продолжила поедать пищу.

Когда, наконец-то, еды не осталось, мы пошли в нашу комнату, сестра села с планшетом и начала искать фильм для просмотра.

Сказать, что она мне немного подняла настроение, значит ничего не сказать. Она, конечно, бывает невыносимой и иногда ведет себя, как ребенок, но сейчас это как раз кстати. Фиби умеет рассмешить меня и поддержать. Настрой у меня не из лучших, но это хоть что-то. Если бы я хотела перед смертью написать записку, она была бы одной из первых, кого я бы поблагодарила. Мы ссоримся, но я, по крайней мере, знаю, что она любит меня, как никто другой. И этим моя сестра отличается от других, а еще тем, что заботится обо мне. Родители тоже, но Фиби и они — несовместимые вещи. Родителям — думаю, подростки меня поймут — все не расскажешь, а если ты действительно начнешь им все докладывать, то они запрут тебя в комнате или запрограммируют так, что ты даже мира вокруг не будешь видеть. А вот сестра — другое дело. Она никогда меня не осуждает, если я делаю что-то не так, и за это я ей безумно благодарна.

— О чем думаешь? — я вздрогнула, услышав голос Фиби, но быстро оклемалась. Она до сих пор искала фильм.

— Да так, неважно, — пробормотала я и уставилась в планшет. — Эх, никаких комедий! Давай ужастики!

— Ага, да-да, тебе ещё ужастика в своей жизни не хватает... — мне как будто дали пощечину. Она намекает, что моя жизнь — сплошной ужас? Фиби не могла это сказать.... А, в принципе, она сказала правду. Мою жизнь действительно не назовешь лучшей, даже средней. Нужно что-то менять. Ах да. Я забыла. Поздно уже. — Ой, извини, я не это хотела сказать... Блин, Дженн, извини...

— Ради Бога, Фиби, прекрати, ничего такого страшного ты не сказала, всё в порядке, — молвила я, изнемогая от её жалости.

Ненавижу жалость.

Кому хочется, чтобы кто-то подошел к нему и сказал: 'У тебя такая ужасная жизнь, я тебе сочувствую'. Это то же самое, что сказать: 'Извини, но, походу, тебе следует утопиться'. Я, конечно, не против людей, которые сочувствуют кому-то, но я всегда старалась держать это чувство при себе, из-за чего многие называли меня бесчувственной, и я не отрицала этого, но и не подтверждала. Пусть думают, что хотят, мне-то какое дело? Они меня совершенно не знают и не имеют права судить меня.

— Что у вас там с Ником? — спросила она как бы 'невзначай'.

Ну и что мне отвечать? Не было никаких 'нас'. Теперь я поняла это. Я чувствовала к нему только дружбу... по крайней мере, сейчас я не чувствую к нему ничего более. Быть может, ранее, но сейчас нет. Всё в прошлом. Он был плечом, на которое можно было опереться. Возможно, да, это вымысел, но то, что было между мной и Ником — не любовь. Влюбленность, да, возможно, но не любовь.

Сейчас я люблю его, вероятно.

Как друга.

— Всё в порядке, — дабы избежать других вопросов, ответила я.

Сестра, конечно же, изумленно подняла вверх брови, показывая этим, что хочет объяснений. А как же.

Я делюсь с ней всем: от Крисс до опухоли мозга, но об этом даже заикаться не буду. Я не хочу, чтобы кто-то меня учил любить. Все сами понимают, и я должна это понять.

Я взглядом, если так можно сказать, показала ей, что не хочу об этом разговаривать, и она еле заметно кивнула, продолжая искать фильм. И тут у меня вырвалось:

— Как там родители?

— Отлично. Они долетели и сейчас живут в каком-то доме, который арендовала их компания. Короче, всё окей, — она подняла взгляд на меня, и я пожала плечами.

— Ничего страшного. Я рада, что у них всё в порядке, — я еле выдавила из себя улыбку, потому что действительно была рада.

Я хочу, чтобы у них всё было хорошо.

— Почему ты не хочешь, чтобы они знали? Они заслуживают знать, — вставила сестра.

Не надо им рассказывать. Зачем им это знать? Чем они смогут помочь? Опять же, жалостью? Я знаю — они не приедут. По крайней мере, сейчас. Им нужна эта работа, ведь в США всё-таки немного кризисная ситуация. А я кто? Я — никто.

— Просто не хочу их напрягать.

— Ты их не напрягаешь, — возразила Фиби.

— Ну, тогда я не хочу, чтобы они меня напрягали. Неважно. Им просто нельзя этого знать. Пока что.

— Я тебя не понимаю.

— Это и не нужно понимать.

— Но я всё равно не понимаю.

— А я понимаю.

— А я нет.

— А я да... черт, заткнись, — сестра начала смеяться, и я подхватила её смех. Да, она определенно действовала на меня лучше, чем кто-либо.

— Ладно, я нашла какой-то фильм, вроде как... 'Если я останусь'... Посмотрим? Это не ужасы, но и не комедия. Любовные штучки какие-то.

— Эх... — вздохнула я. Мне нельзя смотреть ничего о любви. Не люблю смотреть что-то в этом роде. Читать книги — пожалуйста, но когда смотрю на их счастливые и радостные лица, меня прямо пробирает зависть. — ...включай уже.

Фиби победно завизжала, а я закатила глаза.

Фильм начался. Ну что же... любовь спасет мир.

* * *

Я потерла шею, которая напрочь затекла. Сидеть в одной позе около двух часов мне, как бы, не очень понравилось, но фильм стоит просмотра. Но опять же, зависть. Тупая, чертова, глупая зависть. Я вам покажусь идиоткой, из-за того, что завидую персонажам фильма, но я всё всегда принимаю близко к сердцу. Я даже когда читаю книгу, жутко злюсь на главную героиню и могу что-то разорвать, метать — саму же книгу, телефон и так далее. Иногда я тихоня, но что касается книг — я ужасно вспыльчива.

Фиби тоже встала и радостно воскликнула:

— Это было так круто! А-а-а! Адам такой милый, — она игриво вздохнула. — Ну почему им так везет... Фильм — супер!

— Неплох, — сказала я, пытаясь утаить свое разочарование и зависть.

— И это всё?! Да ты чертов робот!

— Полностью согласна, — произнесла я.

Неожиданно телефон Фиби зазвонил. Я моментально взяла свой и проверила, нет ли пропущенных вызовов. Ничего. Пусто.

Как у меня много друзей!

— Да... Да, не против... Вы уже звонили?... Отлично!... Будем ждать! — сказала Фиби в трубку. Я подняла брови.

Черт, только чтобы не...

— Эй, малышка, к нам наши кузены приезжают! Радуйся, они приезжают и будут здесь до четверга!

— Только не это!

Нет, ну ещё восемнадцатилетнего парня я вытерпеть смогу, но двоих пятилетних близняшек...

Я, если честно, совершенно не умею ладить с детьми. Я даже ненавижу их. Я просто их ненавижу. Никогда бы не завела себе ребенка.

— Да ладно тебе, они сняли квартиру, будут жить этажом ниже.

— О Господи, хуже ничего быть не может.

— С тобой невозможно нормально поговорить! — сказала Фиби, вышла из комнаты, а меня поглотила дневная рутина.

Наступил вечер. День меняется вечером, вечер меняется ночью, а ночь — утром. Такие повседневные вещи, но такие необычные и даже пугающие. Раскрыв блокнот, я начала писать о том, что было у меня на душе.

Города полны пустых людей,

Пускай и проходит множество дней.

Те же люди. Та же пустота.

Где же звезды? Где наша высота?

Где счастье? А где же рассветы?

Где любви вечной длинные обеты?

Я не понимаю. Объясни, пожалуйста.

Где я, скажи? Мне это место не нравится.

Пожалуйста, я хочу отсюда уйти,

Но как же мне не сбиться с пути?

Как понять, где и куда?

Пожалуйста. Я хочу уйти. Навсегда.

'Систерс-пати' [1] (англ.) — вечеринка сестер.

ЧАСТЬ 4

13.

'Живи. Нужно жить. Окружающий мир — это твой разум, твои поступки. И неважно, какой у тебя возраст, рост и так далее. Главное — это твои помыслы и душа'.

Странно, но в один миг всё исчезло. Вокруг глупая, никому ненужная пустота. Свет погас. Ничего нет — меня, Фиби, 'друзей', родителей, общества.

Я не знаю, что я или кто я. Я просто не знаю этого и не смогу узнать.. Не понимаю. Я — всего лишь мысли? Я не вижу ничего, абсолютно ничего вокруг. Я ослепла, или это просто тьма обволакивает меня?

Я Дженнифер? Дженн? Дженна? Кто я? Скажите, пожалуйста.

Я — предмет? Неодушевленный, невидимый?

Я существую? Я дышу, чувствую? Я смогу когда-нибудь понять, что со мной происходит, черт возьми!?

Шоссе. Темно, страшно, сыро. Странно. Неощутимо.

Людей нет. Вокруг никого, совершенно никого. Никто никогда не скажет тебе привет. Никто не рассмеется. Никто не пожмет тебе руку. Никто не поцелует тебя, так вкусно, так терпко, что ты забудешь обо всем, о Вселенной. Никто не обнимет тебя, когда ты, плача, будешь проклинать весь мир, желая, чтобы кто-то прижал к себе, успокоил, прошептал на ухо пару теплых фраз. Никто тебе не скажет приятных слов, от которых тепло будет разливаться по венам.

Никто. Никто. Никто. И никогда.

Ты одна. Единственная. Больше никого нет. Ты навеки останешься одинокой.

Мир, Вселенная — странные понятия. В один момент у тебя есть всё, а в другой — ничего. Кто-то тебе улыбается, обнимает, целует тебя, а на следующий день он умирает. И всё. Конец, вечный конец. Мир остановился, Вселенная прекратила существование.

Кто я?

Кто я?

Кто я?

Никто.

Кто-то.

Тук-тук.

Привет.

Ответишь на один, всего лишь один простой вопрос?

Ответь, кто я. Я разум? Я человек? Я мысль? Я мимолетный прохожий? Предмет? Чувство? Прощение? Конец? Окончание? Кульминация? Завязка? Портрет? Душа? Никому ненужный Мусор? Любовь? Игра?

Я — никто. Я просто воспоминание. Я — не полноценный человек, я всего лишь ржавый механизм, который не будет работать вновь.

Всего-то одна жизнь. Одна попытка что-то изменить, добавить, отменить. Я полностью её пропустила, упустила, уничтожила. Единственное, что я могу сейчас — наблюдать за тем, как всё меняется в то время, как меня нет.

И ничего уже не исправишь.

Попыток не осталось.

Осталась лишь неизвестность.

'Неизвестность пугает меня'.

Меня больше не будет. Я больше никогда не скажу тебе привет. Никогда не рассмеюсь. Не пожму тебе руку. Не поцелую тебя так вкусно, так терпко, что ты забудешь обо всем. Не обниму тебя, когда ты, плача, будешь проклинать весь мир, желая, чтобы кто-то прижал к себе, успокоил, пошептал на ухо теплых фраз. Не скажу тебе приятных слов, от которых тепло будет разливаться по венам. Меня больше не будет. Не будет, не будет, не будет никогда.

Я просто исчезну. Полечу. Упаду.

* * *

Сон перерос в нечто большее.

Проснулась я, скажем так, не в лучшем настроении. Я не буду говорить, что из-за школы или прочего. Просто у меня такое настроение — это никак нельзя опровергнуть. Я не хочу переводить все стрелки на школу, как обычный подросток. У меня жизнь такая, и мне уже просто всё равно, как и что будет дальше. Неважно.

Уроки я не делала уже довольно долго, это, наверное, мой собственный рекорд. Всегда, каждый день, я только и делала уроки, не обращая внимания на людей, гуляющих на улице. Меня всегда заставляли родители, хотя и я сама была не против в большинстве случаев, а если они видели — не дай Бог, — хоть одну плохую оценку, то ужасались, будто это катастрофа или вроде того. Я тоже была от этого не в восторге, ведь стараюсь и хочу иметь соответствующие баллы, но они — другое дело. Я работала, как чернорабочий, ради того, чтобы порадовать своих родителей, не глядя на другие удовольствия в повседневной жизни. Конечно, для меня их радость — это подарок судьбы. Ведь я понимаю, что рано или поздно их не станет, и время, проведенное вместе, станет показателем для меня, были ли мы вместе 'счастливыми'. И я делала всё, чтобы они гордились мной, но когда-то должно было прийти время, когда бы они поняли, что я не такая уж идеальная и что я не могу вечно идти в них на поводу. И это время прошло.

Я по-быстрому одеваюсь, желая поскорей ускользнуть из дому. Я уже давно перестала обновлять свой гардероб, а также смотреть на то, во что я одета. Я не стараюсь выглядеть привлекательно или же наоборот, потому что это бессмысленно, я считаю. Мне просто не надо лишнего внимания. Я — обычная, ничем не отличающаяся от большинства своих сверстников. Я — простая девочка, и я не хочу, чтобы в меня тыкали пальцем или говорили гадости, видя меня и мой внешний вид. Всем неприятно, если кто-то делает это, и я не исключение.

Глядя на соседнюю кровать, я замечаю, что Фиби нет в комнате. Странно, обычно я просыпаюсь первой, тем более, у неё нет сегодня пар.

Идя на кухню, я вижу, что сейчас моя сестра именно там. Она болтает с своей подругой по телефону, а я тем временем делаю себе чай. Я никогда не ем по утрам тяжелой пищи, и действительно не понимаю, как это могут делать другие подростки. Мне лично не нравится идея объедаться с утра, да и, тем более, я довольно маленькая, что мне много и не надо еды. К тому же, спортом я не занимаюсь, хотя раньше усиленно это делала. Я ходила на легкую атлетику, то есть сейчас у меня вполне спортивное тело, которое я не люблю показывать, скрываясь за мешковатыми батниками и кофтами. Да и недавно я ходила на пробежки, но перестала делать это со временем. Ради кого я стараюсь? Для себя? Я никогда не мечтала быть спортивной. Как только я это осознала, то просто прекратила это делать, не обращая на замечания родителей, которые изначально хотели, чтобы я была спортсменкой.

Фиби закончила разговор и с ухмылкой посмотрела на меня. Ой-ой-ой, это не к добру.

— Радуйся! Гости приезжают сегодня днем и вечером зайдут к нам. Я уберусь, а ты иди в школу, малышка, — сказала она, и я окончательно упала духом.

— У-у-уф, — недовольно промычала, а сестра смерила меня странным взглядом, который говорил 'здесь-я-всё-решаю-а-не-ты'.

— Я не понимаю, почему ты так зла из-за того, что они приехали, — она начала махать перед моими глазами пакетиком чая, и я выдернула его из её рук. — Они же всего-навсего наши мелкие кузены, тетя и дядя.

— Ты же знаешь, что я, черт возьми, ненавижу детей! — я сморщила нос в отвращении, а Фиби покачала головой, посмотрев на меня строгим взглядом.

Ну вот, опять я в чем-то провинилась!

— Никаких ругательств, Дженн! Не могу терпеть это, бр-р... — ну да, она нередко напоминала мне об этом, но со временем Фиби привыкала к тому, что я довольно часто чертыхаюсь.

— Давай вернемся к прежней теме. Ты же знаешь, что я ненавижу детей!

— Почему? — уже в сотый раз спрашивает она, заранее зная, какой будет ответ. Ей просто нравится выводить меня из себя, как и многим другим.

— Хм... интересно,... почему же? — я с сарказмом делаю задумчивое лицо, словно обдумывая вопрос. Сестра прыскает со смеху, очевидно, что моя мина была довольно комичной. — Ну, во-первых, они всегда о чем-то талдычат и спрашивают. Во-вторых, они гадят повсюду! Бегают, разбрасывают вещи! В-третьих, они же полные идиоты. Как их может кто-то любить?!

— Но это же дети, Дженна! — да-да, Фиби иногда любила называть меня Дженной. А что? Мне нравится, я не против.

— И что? — спрашиваю, не видя ничего плохого в этом. Думаю, я — не одна такая.

— А то!

— Это, по-твоему, нормальный ответ?!

— Ну уж лучше, чем твой!

— Могу я спросить, чем вызвано ваше недовольство к моей персоне?

— Но ты же тоже была ребенком, черт побери! — резко выдыхает сестра.

— Что я слышу...

— Ответь на мое утверждение.

— И что, что я им была? Это была худшая пора в моей жизни. Я сожалею нашим родителям за то, что они вытерпели со мной.

— Ох, как ты мне противна.

— А то я не знала.

— Всё, заткнись и иди в школу! Давай, давай! — она шутливо пихнула меня в плече. Я усмехнулась из-за нашей 'дискуссии с пристрастиями'.

Я вышла на улицу. Свет сразу же ударил мне в лицо, и я зажмурилась. Будто вампир, попятилась назад в подъезд, но быстро пришла в себя, вернувшись на улицу.

День. Школа. Утро.

Мне определенно не нравились эти слова и всё, что с ними связано, но уж лучше так, чем весь день просидеть дома, ничего не делая. Я вдохнула запах воздуха, стараясь почувствовать его. Неиспорченный, наивный и немного сладкий. Непорочный. Такой живой, страстный и в то же время простой.

'Просто вдохни его'.

'Делай вздохи. Вдох-выдох, вдох-выдох'.

'Если у тебя нет ничего родного в этом мире, слушай воздух и тишину'.

'Видишь? Мир касается нас своими пальцами и передает свою энергию нам с помощью воздуха'.

Слова Адама мелькнули в голове, и я удивилась из-за того, что до меня только сейчас дошел их смысл. Воздух — это не просто наше воображение, атомы и молекулы, кислород и азот. Это что-то большее. То, что у нас никто не отберет, то, чего мы можем коснуться и не почувствовать прикосновения.

Я уже на полпути, что немного раздражает, ведь мне чертовски неловко идти в школу после того, что произошло. Странно.

Многие спрашивали меня ранее, да и сейчас: 'Почему ты идешь в школу пешком?' Я смущалась, отводила взгляд в сторону и никогда не отвечала, что мои родители бедны, чтобы купить себе неплохую машину. Теперь мне это кажется смешным. Я всегда злилась, когда меня стеснялись, умалчивали обо мне, а тут я постеснялась собственных родителей! Полная эгоистка, хотя с недавних пор я не вру, а отвечаю максимально честно. Несмотря на то, что в последнее время со мной не общаются, но это неважно. Рано или поздно мы все меняемся, и я рада, что это явление произошло со мной. Просто жуть. Я раньше — не я, а просто какой-то призрак, вторая сторона, более мерзкая, глупая, что ли.

Когда я вошла в школу, всё было, как всегда. Никто не обращал на меня внимания, но иногда я ловила кое-кого на ехидном перешептывании и тыканье пальцами. Мне это не то, чтобы неприятно, просто меня нервирует то, что люди так легко могут обсуждать чью-то жизнь за глаза, а о своей даже заговорить боятся. Уверена, они тоже прячут много скелетов в шкафу. Больше, чем я.

'Мир — это чертеж, совсем неидеальный и неровный. В нем есть недосказанности и непредсказуемости. И он никогда не станет чем-то таким, чем стоит гордиться или вникать в подробности. Всё, что мы можем делать — это пользоваться тем, что нам было дано, рассчитывая на одну попытку сделать всё в наилучшем виде. Не стоит делать это всё идеальным. Нет ничего идеального. Совсем ничего. Мы — одинокие, но в то же время близкие. Видишь, что нас разъединяет? Ничего. Это просто невидимый глупый барьер, который мы никогда не удосужимся переступить. А всё это из-за чего? А вот это — единственный вопрос, заданный правильно, Дженн. Из-за бесчеловечности. Глупости. Морали. Здесь слишком много ответов, но стоит всего лишь уловить суть сказанного: мы сами решаем. Да, я верю, есть судьба там и всё такое, то есть то, что суждено нам пройти, но в некоторых ситуациях у нас есть выбор... Этот выбор порой бывает сложным и не таким, как нам хотелось бы, но в итоге мы делаем то, что должны. Не всегда получается то, что надо, но нужно стараться. Нет ничего такого, что мы утрачиваем навсегда. Нет ничего такого, чего нельзя было бы испытать вновь...'

— Эй, с тобой всё в порядке? — услышала возле себя, и я повернула голову к незнакомому мне мальчишке. Он выглядел небольшим, так, на класс седьмой-восьмой, но его обеспокоенное лицо говорило о том, что ему не все равно на меня.

Спасибо, Господи, хоть за это!

— Да, всё хорошо, — ответила, проходя дальше, невзирая на любопытные взгляды.

Кому же принадлежали те слова? Они ударили в мою голову, просто появились в ней, и это... странно?

Когда же я, наконец, смогу разобраться в своей голове, а не строить из всего чертову головоломку?

Видимо, никогда.

Жалко вдохнувши воздух, я прошла и остановилась возле своего шкафчика, осматриваясь вокруг. Кстати, я вам о нем ещё не рассказывала!

Шкафчики у нас в школе выставлены в ряд. Изначально мне это не так уж и нравилось, но время проходило, и я вообще забывала об их существовании. У меня здесь есть всё: какие-то выброшенные жвачки, непонятно откуда взявшиеся помятые листы, разные изделия на рисовании, чертежах, технологиях, проще говоря — всякий бред. Я никогда не была чистюлей, да и вообще, у меня всегда и везде беспорядок. Я не ухаживаю за своими вещами, чем всегда отличалась от своей мамы. Она — это просто убирающийся монстр, в хорошем смысле. Если увидит какую-то пылинку — её сразу же надо ликвидировать. Я не говорю, что она помешана на этом, но иногда это действительно выходит за рамки.

В общем, я беру кое-какие тетради и иду на урок. Первый у меня — геометрия. Лично я его не очень люблю, но этот урок мне нравится больше, чем алгебра, поэтому я без всяких вопросов посещаю его. Просто, на мой взгляд, это в кое-чем проще, а в кое-чем сложнее. Да, я умею доступно объяснять. Но мне всё равно этот урок хоть чуточку, но нравится.

Я забегаю в класс прямо перед началом — слава Богу, — ведь этот несносный учитель ненавидит опоздания. Я раскрываю книгу, которую начала читать совсем недавно, но она так увлекла меня, что прочла её буквально всю за несколько часов. Книга о любви и даже называется 'По дороге к любви', но что мне наиболее в ней нравится, так это то, что девушка в ней бежит от всего.

От обид.

От страха.

От переживаний.

От болезней.

От мечты.

От планов.

От ошибок.

От клетки.

От страха.

От фатальностей.

Я открыла её и начала вспоминать, на чем я остановилась, перебегая по строчкам своими глазами...

'Я никогда не жил такой полной жизнью, как в это короткое время, когда ты была со мной. В первый раз в жизни я ощущал эту полноту, меня переполняли радость и ощущение свободы. Ты стала для меня недостающей частичкой моей души, ты была мне воздухом, которым я не мог надышаться, ты была кровью, которая бурлила в моих жилах. Думаю, если справедлива теория переселения душ, то во всех наших прошлых жизнях мы с тобой были вместе. Я знаю тебя совсем недолго, но у меня такое чувство, будто я знал тебя всегда.

Хочу, чтобы ты знала: даже когда я умру, я все равно буду помнить тебя. Я буду вечно любить тебя. Как бы я хотел, чтобы все обернулось по-другому! Столько бессонных ночей я думал о тебе: и в пути, и в мотелях, когда не мог сомкнуть глаз, смотрел в потолок и представлял себе, какой могла бы стать наша с тобой жизнь, если бы мне суждено было...'

— Мисс, могу я узнать, что Вы делаете? — мурашки пробежали по моей коже от услышанных слов, из-за чего я едва не выронила книгу. Кстати, на самом интересном месте прервали! Я невольно вздрогнула, чем и выдала себя. Учитель подошел ко мне и выхватил книгу... мою книгу... вот черт...

Одноклассники начали смеяться, но, почему-то, я больше беспокоилась о книге, а не о этих издевках одноклассников. Учитель что-то недовольно бормочет себе под нос. Кажется, он никогда меня не любил. Надеюсь, что, хотя бы...

— Вы отстранены от занятия, мисс Грин. Поговорим после уроков!

Этот напыщенный идиот только что действительно меня отстранил? Моя успеваемость...

— Но...

— Никаких 'но'! Убирайтесь из этого кабинета, сейчас же!

Из моих глаз непроизвольно хлынули слёзы, поэтому я быстрее убежала, дабы никто не увидел их, уходя в себя, окунаясь в мысли с головой.

Я даже не знаю, из-за чего мне было больше обидно — из-за отстранения или книги, но не в этом суть. Мне просто хотелось поплакать. Это мне необходимо, нужно.

Я забежала в туалет и скатилась по стенке, отдаваясь эмоциям, но относительно быстро пришла в себя и вышла оттуда, умывшись. Ожидая звонка, я решила прогуляться по темным коридорам, дабы...

— Привет, Дженн, — услышала я голос, который заставил меня вздрогнуть и судорожно вздохнуть.

— Ник, — невнятно пробормотала.

И я пропала.

14.

— Как ты? — сказал Ник, подходя ближе. Я закрыла руками лицо, надеясь, что не расплачусь. Хватит. — Мне очень...

— Жаль, — продолжила, желая оборвать его, чтобы он скорее ушел. Я ему никто. Ему будет хорошо без меня. — Я знаю, но мне не нужно твоего сожаления.

Он еле заметно вдохнул воздух и обнял меня, обвивая своими руками.

Я знаю, что должна чувствовать, если бы любила его. Электрический разряд, так говорят? Я его не чувствую. Я чувствую тепло, которое исходит от него. Мне нравится это, именно это.

Я не могу сказать, что мир после его поцелуя остановился. Это были просто ложные надежды на то, что что-то между нами всё-таки будет. Но нет. Никакой искры. Или я этого просто не вижу?

Это не ревность.

Не любовь.

Это просто привязанность.

И ничего больше...

— Ты же знаешь, что ты всегда будешь в моем сердце? — прошептал Ник мне на ухо, от чего я вздрогнула, и он обнял меня сильнее, а я просто тонула... тонула в нем, желая погрузиться полностью. — Я знаю, что ты не хочешь там быть. Но ты — мой друг, и я уважаю тебя, — казалось, что он сказал это слишком... сломлено? Его руки дрожали.

— И я, — откликнулась я и испытала какое-то облегчение, прикрыв ресницы.

Он — мой друг. Бесспорно, друг.

— Помни, я всегда поблизости. Хочешь что-то обсудить — просто позови. Я всегда буду рад тебе, — сказал он и, посмотрев на меня в последний раз, высвободил из объятий.

Я молча кивнула и ушла. Мне хотелось плакать. Но...

Не было слёз рекой.

Не было долгого, мучительного расставания, на которое я рассчитывала.

Мы друзья.

Лучшие друзья.

И это всегда было так.

Обыденные коридоры. Обыденный день. Так всегда. Некоторые вещи никогда не меняются. Но нет, что-то все-таки изменилось. Изменилось всё. Как будто сейчас я вижу вещи другими глазами. Не глазами ученика-отличника, а кого-то совершенно другого, как будто я — не я. А разве я знаю... какая я на самом деле?

Это очень странно. Я действительно смотрю на мир иными глазами.

Не знаю, что именно изменилось. Известие о болезни... Да я о ней толком ничего не знаю. Не знаю, злокачественная опухоль или нет. Я знаю, что Фиби всё рассказали, а я не имею никакого понятия об этом. Да я, в принципе, и не иметь никакого представления насчет этого. Что мне это даст: повод для размышлений или повод кончить жизнь самоубийством?

Я не испытываю жалости. Я не испытываю ничего.

Такое чувство, будто все жизненные соки вытекли из меня, и я больше никогда не буду такой, как раньше: жизнерадостной, любимой, милой Дженнифер. Нет. Никогда более. Сейчас я похожа больше на себя внутреннюю.

Такой, какой я хотела быть.

Но почему тогда я не счастлива?

Я поклялась никогда не предавать себя. Я поклялась быть той, кем я являюсь, не строить каких-либо надежд на что-то лучшее. Я предала себя.

Я не исполнила обещание.

* * *

Мрачное утро сменилось днем. Солнце греет меня, согревает своими лучами. Оно освещает мой путь. Мрачное настроение ушло, испарилось. Я как будто парю в воздухе, мечтая раствориться в нем. На улице нет ни единого человека — я единственная в этом городе, стране, мире, во Вселенной. На всем земном шаре. Я не хочу знать, что такое боль, ожидание, смерть. Я просто знаю то, что есть сейчас, что я чувствую сейчас, что я вижу сейчас, о чем я мечтаю сейчас. И больше мне ничего не надо. Я просто хочу идти. Идти вперед, не назад. Я просто хочу жить. Я больше не чувствую боли в своем теле. И эта назойливая тишина принесла мне мир и покой. Покой, который наступил слишком рано. Тишина... Я чувствую её. Это — необычная тишина. Это нечто больше. Я могу увидеть её. Кажется, что тишина становится слишком громкой; кажется, что тишина вот-вот убьет меня своим кинжалом.

Я чувствую что-то.

Что-то глубоко в моем сердце.

Пропасть.

Огромная пропасть.

Я запуталась. Запуталась в себе, в своих мыслях. В один момент я радуюсь, в другой — я уже еле живу. Не знаю, что со мной. Как будто во мне живут две совершенно разных личности, два разных человека с совершенно иными характерами. Такое чувство, что я не знаю кто я. Вот кто я? Я могу себе ответить на этот вопрос? Я не знаю, кто я. В том-то и дело. Мне сначала надо разобраться в себе, а затем уже идти вперед. Я не могу идти вперед, не зная, кто я.

Я подняла глаза и встретилась взглядом с небом: оно такое чистое и голубое. Нет ни единой тучи, ни единой извилины. Оно идеально. В таком мире, как наш, мы всегда можем полагаться на небо. Оно никогда не упадет. Никогда не предаст. Но оно может унести нас далеко-далеко отсюда, так далеко, насколько мы захотим.

А мы захотим.

Я медленно передвигаю ногами, словно что-то держит меня, не желая отпускать. Я не хочу торопиться; возможно, именно сейчас я хочу не быть первой. Я хочу быть той, кто получает удовольствие даже от такой вещи, как идти домой со школы.

Для многих детей — это не играет роли. Ну и что? Ну, идем мы со школы, нужно идти скорее. Но для меня это — другое. Не знаю почему, но я просто не хочу спешить. Я как будто растягиваю удовольствие, хотя удовольствием это и не назовешь.

'В чем твоя проблема?'

'Я... я и есть проблема'.

Я стою у дома. Сейчас войду, магия испарится. Я приоткрываю дверь и всматриваюсь внутрь: вроде никого. Я быстро бегу в свою комнату, нуждаясь в том, чтобы побыть наедине, но слышу, как меня окликает моя любимая сестра.

— Дженн! — кричит она, я поворачиваюсь на голос, бормоча проклятия себе под нос.

Фиби всегда была красавицей. Сейчас на ней надето красивое летнее платьице, которое подчеркивает её замечательную фигуру. Я никогда не завидовала ей, потому что мой вид мне тоже нравился, но нельзя не заметить, как я отличаюсь. У неё волосы пшеничного цвета, у меня же каштанового. У неё чуть-чуть загорелая кожа, которая идеально сочетается с волосами, а у меня же более бледноватого оттенка. У неё очень длинные ноги, так что Фиби практически никогда не ходит на каблуках, потому что чувствует себя великаном. Не могу отрицать только то, что она действительно большая, но ей идет в любом образе — с каблуками или без. А у меня ноги покороче, но и не совсем маленькие. Что-то среднее между большими и маленькими, и мне это безумно нравится. Красивый нос, у меня тоже неплох, но из-за одного нелепого происшествия мне делали операцию на нем и он, увы, уже никогда не будет столь идеальным, каким был давно.

— Что? — произношу я, стараясь показать свое неудовольствие тем, что мне даже не дали дойти до комнаты после школы, дабы отдохнуть.

Сестра подходит поближе ко мне и показывает пальцем в гостиную, в которую ведет большой коридор. Я просовываю голову, пытаясь увидеть, на что она показывает, и наконец-то замечаю несколько силуэтов.

Они уже здесь?

Черт!

— Они уже здесь? — спрашиваю я, отлично зная ответ.

Я чувствую, что вот-вот упаду на месте. Всё было бы неплохо, если бы я не была такой стеснительной. Дело в том, что в компании родственников или незнакомых мне людей, родители или другие люди найдут всегда причину, по которой можно меня опозорить. Одно неверное движение, неправильно слово — и все сразу же знают об этом. Лично я всегда держу язык за зубами, но всё равно делаю что-то неправильно, и тогда уж я — позор для семьи. Возможно, я даже чуть-чуть социофоб, потому что в кой-то мере боюсь знакомиться с людьми от того, что могу сделать что-то неправильное и они утратят ко мне интерес, или хуже того — станут моими врагами. Примерно это же и случилось с Крисс. Я не знаю, что сделала не так, и из-за чего она меня возненавидела на всю жизнь. Но, если уж это и действительно так — она меня ненавидит — то, значит, я в чем-то провинилась.

— Да, — молвила Фиби и посмотрела на мое лицо, выражающее странные эмоции. — Господи, Дженна, мы знаем их всю жизнь, а ты до сих пор стесняешься! Они же наша семья! Так, иди быстро приведи себя в порядок, мы поужинаем, ты можешь присоединиться, — я всё ещё стояла в ступоре, пытаясь как-то оправдать себя. — Не стой, как столб! Иди быстро, ты должна успеть хотя бы поздороваться с ними.

Я прошмыгнула в комнату, недовольная и злая. Не то, чтобы я так уже ненавидела общаться с людьми, ведь иногда это действительно приносит удовольствие, как, например, общение с Фиби. Но там будут дети.

Дети.

Для меня это ужасно. Я никогда не любила детей и никогда не могла найти с ними общий язык. Но близняшки.... Это — самое худшее несчастье: они приставучие, глупые, а ещё и жутко любопытные! Это.... Это... Я очень завидую тем людям, которые умеют нормально разговаривать с детьми, потому что у меня это не очень выходит. Может, во мне что-то не так, но я их даже в какой-то мере боюсь. Именно — боюсь.

Я выбираю одежду, желая быть более-менее нормальной в их обществе. Одежды у меня мало, потому что я не особо разбираюсь в ней, да и, тем более, не особо нуждаюсь. Мне нравятся хорошо одетые люди, но я никогда таковой не являлась, хотя многие в этом сомневаются. Я люблю также естественную красоту, которую не надо подчеркивать чем-либо.

Я беру какую-то белую футболку с непонятными инициалами на ней и, не торопясь, одеваю. Затем джинсы.

Ну, не могла бы сказать, что я чем-то отличаюсь видом от своего обычного, но в этом что-то есть, потому что я надела неплохой кулон, который отлично сочетается с надписью.

На время я забыла об опухоли мозга. Это мне даже нравится. Не думаю, что от этого что-то изменится но, если же я могу хотя бы на время забыть об этом, значит, это важно.

Я просто живу.

Существую.

Вдыхаю воздух.

Мечтаю.

Надеюсь.

Не знаю, всё ли я делаю из этого. Но что-то точно. Мне трудно сказать, что моя жизнь хороша. Я практически ничего не попробовала, и сейчас, наверное, многие бы начали писать список, типа, 'что сделать перед смертью'. Я никогда не была на стороне таких вещей. Во-первых, по-моему, всё должно идти своим чередом. Во-вторых, слишком поздно. В-третьих, зачем что-то менять, что-то делать, если знаешь, что смерти не избежать? Зачем делать то, что заставит тебя полюбить жизнь, и тут бац — ты умираешь. Зачем создавать лишние проблемы? Не знаю.

Я ничего не понимаю.

Я выхожу из комнаты и замечаю наших гостей: Сара, она же миссис Уилсон, мистер Уилсон, маленькие близняшки — Кэйт и Мэри, и старший брат — Джейк. Мне всегда нравился Джейк, во-первых, тем, что он так же, как и я, ненавидит все эти штуки, типа семейных обедов. Во-вторых, он старше, и его не надо развлекать. А в-третьих, тем, что, когда мы общаемся с ним, я чувствую себя лучше.

— Здравствуйте! — пробормотала я, и сразу же очутилась в объятиях миссис Уилсон. Она — сестра моей мамы.

— Привет, милая! Как школа? — первое, что спросила она.

М-да. Школа.

— Неплохо, — сказала я и села рядом с Джейком на диван, тот поднес руку к своему к виску, и, будто пистолетом, выстрелил себе в голову.

Я тихо захихикала.

— Дженни! — услышала я вопль, и сразу же обернулась на голос. Конечно же, кто бы сомневался, что это близняшки. — Поиграй с нами!

Господи, только не это.

— У меня что-то голова болит...

— Дети! Не приставайте к Дженнифер! — упрекнул мистер Уилсон, я вздрогнула, услышав свое полное имя, но была благодарна, что он избавил меня от этих двух назойливых девчонок.

— Дженни, у тебя уже есть парень? Что-то ты витаешь в облаках, — провозгласила Сара, и я поперхнулась собственной слюной.

Джейк рядом со мной засмеялся.

Сукин сын.

— Нет, конечно же, нет, — промямлила я, и шутливо пихнула Джейка.

— Как у такой красивой девушки не может быть парня? — искренне, казалось, поразилась Сара, задумчиво глядя на меня.

— Ну, вот как-то так... — еле слышно пробормотала, а затем сверкнула натянутой улыбкой. Я могу быть приветливой, если захочу.

— Действительно, как дела в школе? — переспросил парень, от чего я вздрогнула. Не стоит заводить эту тему.

— Всё как всегда...

— Что-то не так, правда? — этой фразой он удивил ещё больше, и я задумчиво склонила голову набок.

— Откуда ты знаешь? — подавленно сказала. Надо же. Меня так легко разоблачить.

— Знаешь, — произнес, глядя в пустоту, — мне кажется, что ты впервые ведешь себя... как человек.

* * *

Следующие несколько часов прошли как в тумане, а сейчас я просто смотрела в пустоту; странные мысли лезли мне в голову.

И я словно почувствовала то, чего у меня никогда не было.

'Семья'.

Я никогда ещё не чувствовала этого потому, что никто не давал мне этого... да, конечно, у нас были разные счастливые моменты, но всё это казалось таким мимолетным, а сейчас всё было по-другому. Я никогда не верила в то, что могу действительно насладиться ужином с двумя надоедливыми детьми и их родителями. Но мне понравилось. Да, понравилось. Они не ставили меня в неудобное положение и никогда не говорили о том, о чем мне бы не хотелось говорить. Я села за стул, и, раскрыв блокнот, начала сочинять стих.

Звезды покинули небеса,

Улицы пусты, я иду одна,

Откинув надежду на все чудеса,

Я уже практически около дна.

Кричать, когда никто не слышит,

Бежать, не зная, от кого.

И рядом с тобою дышит

Кто-то... где-то... далеко.

В такие ночи пишут бывшим, сходят с ума,

Шагают в "никуда" через "ничего".

Похоже, что у меня какая-то псевдочума

И не пойму когда, куда и чего.

Ампутировать, забыть, из памяти стереть...

По-моему, без тебя будет легче... умереть.

Я рухнула на кровать, устав от этого дня.

Как жаль, что именно сейчас моя жизнь начала рушиться...

15.

Что же изменилось? Я не могу определенно ответить на этот вопрос. Мой характер? Нет, не уверена. А что же тогда? Что смогло поменять меня настолько, что я понимаю, что моя смерть не за горами, но мне практически всё равно на это? Всё равно на собственную жизнь? Ух...

Я поднимаюсь с кровати, не сразу осознавая, что мне нужно в школу. А как только поняла это, я громко застонала от безысходности. От этого звука проснулась Фиби, чему я очень удивилась. Обычно она спит, совсем не обращая внимания на всё вокруг, и это иногда меня очень бесит, потому что если мне что-то от нее надо — она спит, а сейчас же наоборот.

— Ты чего? — спросила она, посмотрев на меня.

Я повернула голову в её сторону. У Фиби бардак на голове, но даже в этом что-то есть. Она такая красива, хотя и сама этого не осознает.

— Да так, ничего, — протянула я. — Просто школа...

— Не повезло тебе, сестренка. В университете не лучше, но тебе я бы тоже не позавидовала.

Лично для меня школа всегда была наихудшим кошмаром. Дело в том, что если ты учишься в университете, ты можешь сам выбирать, кем ты хочешь стать. А в школе мы учим всё подряд, независимо от того, хотим мы этого или нет. Я всегда мечтала вырасти и выбрать то, что я хочу знать, а все другие, ненужные знания отбросить в сторону. Но, если я умру, мне не суждено это сделать... Возможно, это и к лучшему: не будет никаких обязательств, не нужно ничего решать.

— Эй, ты чего застыла? Одевайся, иди, тебе в школу пора, — сказала сестра.

Я моментально вернулась в реальность, быстро поднялась с кровати и пошла в душ, на несколько минут забыв обо всем, хотя даже сейчас не верю, что об этом можно забыть.

Одеваться я решила как всегда — не броско. Простые, обыденные джинсы и немного вызывающая майка с номером '17'. Не помню, когда и почему я купила её, но она мне безумно нравится. Подчеркнула глаза с помощью туши и всё, с меня хватит. Я практически никогда не крашусь. Мне нравится так.

Я вошла в кухню, на которой уже вовсю хозяйничала Фиби, взяв на себя ответственность за готовку.

— Что будешь есть? — спросила она.

Я пожала плечами, сказав этим, что мне всё равно.

— У нас ещё осталась лазанья, будешь?

Я кивнула, хотя и не очень любила лазанью, но это тоже сойдет. Сестра начала делать завтрак, а я тем временем принялась пялиться в одну точку. Я так часто делаю, когда нечем заняться.

'Ты не убежишь от самой себя'.

'Жить так — это то, чего ты хотела?'

'Никто не застрахован от смерти'.

Я тряхнула головой, пытаясь избавиться от этих глупых мыслей, которые только и делали, что лезли в мой безумный мозг, но всё равно ничего не вышло.

— Что-то ты сегодня не очень разговорчива, — сказала сестра, а я громко засмеялась. Она посмотрела на меня недоуменными глазками. — Что?

— А когда это я была разговорчива?

— Ну да, в этом ты права, — отрезала она, недовольно зыркнув глазами в мою сторону, и вернулась к готовке.

Я всегда удивлялась своей сестре. Она то говорит без умолку, то может перекинуться несколькими фразами, не объясняя причины расстройства, что меня очень нервирует.

Лазанья уже разогрелась, и мы молча, в гнетущей тишине, начали уплетать еду, иногда перекидываясь бессмысленными фразами. Я не была бы против поговорить, но мне и так хорошо. Если некоторые люди испытывают потребность в общении, то я в любом случае не из их числа. Я люблю слушать тишину, каждый звук, но иногда мне кажется, что тишина слишком громкая. Я не знаю, как это объяснить. Возможно, этому и нет объяснения.

Я встала со своего места, взяла исхудалый портфель и вышла на улицу. Солнце ударило мне в лицо и я, будто вампир, попятилась назад. Мне потребовалось пять секунд для того, чтобы привыкнуть к его свету — обычная акклиматизация, которая мне просто необходима. Я прохожу свой дом и смотрю на небо.

Безоблачное.

Знаете, я всегда думала: 'Наслаждайся своей молодостью. Ты никогда не сможешь быть моложе, чем сейчас'. А что я имею сейчас? Болезнь, от которой люди лишь в некоторых случаях, при желании, выживают? Разбитое сердце, точнее, нет, потому что я вообще не уверена, что у меня есть сердце. Куча врагов? Самую худшую в мире школу? Родителей, которые сейчас на другом конце земли?

Как можно этим наслаждаться? Да никак.

Я никогда бы не пожелала такой жизни кому-то другому, но, если бы был шанс, что моя боль перейдет кому-то другому, я бы не упустила его. Я бы передала свою боль кому-то другому без лишних слов и рассуждений. Возможно, я слишком глупа и слишком эгоистична, но я так бы и сделала. Даже если бы пришлось убить кого-то, я бы всё равно это сделала.

'Странная'.

Да знаю я, знаю.

* * *

Я вошла в кафетерий. Прошел уже практически весь учебный день, осталась только алгебра и всё — свобода. На всех уроках учителя даже не спрашивали меня, будто знали, что не стоит этого делать. Я не переживала, но осадок того, что меня может кто-то спросить о чем-то, а я не готовилась, определенно, был.

Взяла я простенькую еду, так как и всегда: диетическую колу, яблоко, которое я уже приготовила дома, и легкий салат. Я не знаю, почему у меня именно такой рацион выработался, но я всегда ела только такую еду. Не помню, чтобы я когда-то брала гамбургер или что-то вроде того. Некоторые девушки вырабатывают всякие диеты, а у меня, можно сказать, такие диеты каждый день. Действительно, странная.

Что-то щелкнуло в моей голове, не знаю, что, но я начала направляться к 'элитному' столику, который стоял посреди столовой. Почему его так назвали мне неизвестно, может быть, из-за того, кто там сидит, но, по-моему, все столики одинаковы.

'Ты сможешь сделать это'.

Меня встретили удивленные лица, но я постаралась скрыть свое неудовольствие этим за типичным безразличием.

— Привет, — уверенно, с приподнятой головой сказала я вполне даже естественно. Я смотрела только на Крисс, которая только что обернула голову.

Кажется, она вскрикнула или издала стон возмущения, я не совсем поняла этого, потому что ранее таких странных звуков не слышала.

— Что ты тут делаешь? — прошипела она, яростным взглядом меча в меня.

Крисс оглянулась по сторонам, словно подумала, что сейчас кто-то выйдет и нападет на неё, проделав что-то с её безупречной внешностью. Я усмехнулась, подумав об этом, но быстро сделала естественное выражение лица, как ни в чем не бывало.

У Крисс красивые белокурые волосы. Макияж у неё для меня слишком броский, но в этом тоже есть что-то особенное. Не знаю, может быть, её внешность всё решает. Она не то, чтобы слишком высока, но ноги у неё достаточно длинные, так что она выше меня. Сейчас я её практически догнала в росте, но мне всё равно неудобно стоять рядом с Крисс. На ней красивый топ и джинсы, которые полностью облегают её фантастическое тело. Нельзя сказать, что она распутно одета, но и скромно — тоже нет. Я, если сравнивать с ней, одета скромно... очень даже. Мне всегда нравились красивые, независимые внешности, только не так, чтобы сама внешность излучала изящность, но и чтобы сам характер был настолько сильным, чтобы я могла это почувствовать. У Крисс это не так. Да, у неё красивые волосы; да, у неё модная одежда; да, у неё неприятный, но в какой-то мере актуальный макияж; да, у неё идеальная внешность. Но её характер всё портит. Я не могу судить её, я ещё недостаточно знаю, чтобы говорить такое о ней; но я достаточно знаю о ней того, чтобы сказать, что она ничего хорошего в этой жизни не сделала.

Я сделала глубокий, успокаивающий вдох.

'Скажи ей'.

— Крисс, извини меня, — девушка поджала губы, словно совсем не ожидала такого исхода событий. Я и сама не ожидала, но останавливаться было поздно.

Мне казалось, что это выглядит нормально, но мне всего лишь казалось. Ник удивленно вытаращил глаза, глядя на меня с изумлением.

'Сможешь'.

Я повторяла себе это слово, как молитву.

— Что? — выдохнула она, втянув воздух ртом, с недоверием всматриваясь в мои глаза.

Я чуть ли не задохнулась от желания выйти отсюда и побежать, куда глаза глядят. Такое чувство у меня далеко не впервые, но настолько сильное желание сделать это я ещё не испытывала впредь. Мои глаза начали бегать среди столиков, среди учеников, которые смотрели на нас. Я выпрямилась, почувствовав, что становлюсь сильнее и сильнее. Не знаю, откуда у меня появилось это чувство, но я действительно стала сильной. Вся сила сосредоточилась в словах, в поступках.

Я посмотрела на Крисс, мои глаза остановились.

'Я уже не та девушка, которую ты обижала ранее.

Я сильнее'.

— Извини меня. Я не знаю, в чем провинилась, но извини. Если я когда-либо причинила тебе боль, страдания, горечь — извини. Мне жаль, что я сделала что-то не так, а если и не сделала, всё равно прости меня. Прости за то, что я появилась в твоей жизни. Я не нарочно. Я не хотела ничего портить. Но всё равно извини. Я не старалась делать всё лучше и лучше, поэтому извини. Извини меня за то, что появилась на этот свет, испортив при этом что-либо. Я не хотела. Просто не хотела. Ты же видишь, что я, какой была, такой и останусь, и меня не исправить. Если я когда-то причинила тебе боль, то причиню и ещё, поэтому извини. Я не хотела. И сейчас не хочу, — я перевела дыхание и опять взглянула в эти пустые, голубые глаза. Такие красивые, но ничего нет внутри. Только пустота. Бессмысленная пустота, но такая, такая прекрасная. Уверена, эти глаза таят много тайн, которые мне не суждено узнать. Только есть глупая надежда, что кто-то узнает их вместо меня. Кто-то по-настоящему стоящий. — Мне жаль, Крисс, мне жаль. Возможно, нельзя ничего исправить, но я говорю это искреннее. Я просто не хочу, чтобы ты запомнила меня такой, какой запомнила сейчас. Мне не надо быть лучше. Я не стремилась быть лучше тебя, просто знай это. Ты всегда была лучшей. Довольна? Всегда. Я никогда даже не претендовала на твое место и не хотела на него претендовать. Но если я допустила повод сомневаться во мне, то извини, просто извини. Извини. Я не нарочно. Всё это время я — была не я. И это всё только моя вина, так что извини...

Меня резко взяли за руку, я даже не успела опомниться, только мельком увидела, как Ник уводит меня из кафетерия, яростно расталкивая толпу вокруг.

Я постаралась вырвать свою руку, но ничего не вышло, и я покорно пошла с ним в коридор, желая... увидеть его ещё раз? Услышать? Не знаю. Его глаза были наполнены злостью, нет, даже можно сказать, гневом. Как будто все его чувства собрались воедино и отразились на лице. Прекрасном лице.

— Зачем ты это говоришь? — сказал он, переводя дух.

Я не сразу поняла суть вопроса, мне даже показалось, я ослышалась.

Быстро взяв себя в руки, я спросила, будто не понимала его фразы, а, может быть, я на самом деле не понимала:

— Что?

Я не знала, что он хочет сказать мне своим поведением, и это меня начало напрягать.

— Зачем ты это всё сказала Крисс? — переспросил он. — Зачем? Знаешь, как это звучало? Как слова из предсмертной записки.

Я увидела кое-что на его лице. Его глаза предательски светились, будто он плачет. Ну, нет, не плачет, но я знаю, каково это. Слёзы собираются в уголках глаз. Я тряхнула головой и ещё раз присмотрелась. Он был... таким уязвимым. Будто ему больно.

— Это не так, — прошептала я, мои глаза словно увеличились, я не верила им.

Для меня это было как-то в новинку.

— А как? — он покачал головой. — Она всю жизнь издевалась над тобой, а ты что? Ты извинилась перед ней? Кто должен был извиняться, так это она.

— Она этого не сделает.

— Если она это не сделает, это всё равно не значит, что это должна делать ты.

— Почему?

Мои глаза тоже начали слезиться. Я не знаю, почему, но меня эта ситуация очень разозлила, будто я сама не поверила собственной глупости. По-моему, я сделала всё правильно. Я так считаю.

— Она не права.

— И что? В чем я провинилась?

— Вот именно — ни в чем. Зачем ты просишь у неё прощения? А главное, почему? Она всю жизнь калечила тебя, издевалась над тобой, можно сказать, сделала тебя в глазах других хуже. А ты ещё и извиняешься перед ней.

— Я уже давно простила её.

— Но она не заслуживает этого, — возразил Ник.

— Все заслуживают быть прощенными. Знаешь, я, возможно, поступила неправильно, но я и не отрицала этого. Я ничего не понимаю. Я не понимаю, какая у меня опухоль, сколько мне осталось жить. Я даже не знаю, хочу ли я этой операции, нужно ли мне это. Лучше уже было бы умереть.

— Не говори этого.

— Разве я сказала не правду? Так и есть.

Секунда — и Ник сжал меня в объятьях. Мне вдруг стало тепло и это тепло уносило меня далеко-далеко... Я забылась, но буквально на минуту, а потом осознала, что делаю. Мне было бы легче без него.

'Без него'.

— Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь.

Я вырвалась из его объятий и побежала, куда глаза глядят. Я бегу, бегу, бегу, не оглядываясь.

'Я начинаю бежать, бежать, что есть силы; я уже не думаю про какие-то приоритеты, судьбу, будущее. Я думаю об этом дне. Об этом мгновении. Я бегу, бегу, бегу. Я чувствую её. Я чувствую свободу. Пускай, она будет короткой. Потом я приду домой: опять будут крики, ссоры и другие передряги. Но это будет потом. А для меня главное — сейчас'.

Воспоминания ударяют мне в голову, но я не перестаю бежать.

Я бегу, бегу, бегу, бегу, не переставая. Так быстро, как только могу, потому что сейчас у меня такое чувство, будто весь воздух высосали у меня из-под легких, и я не могу дышать.

Люди оглядываются, смотря на меня. Но я, не обращая внимания, продолжаю бежать.

Я смотрю на дорогу впереди меня. Какой-то парень переходит её, а со стороны я вижу машину, которая надвигается на него, что говорит о том...

Он умрет.

Всё происходит как в замедленной съемке.

Я бегу. Продолжаю бежать.

— Берегись! — закричала я со всей силой.

Я откинула парня в сторону и мельком увидела машину передо мной. Дальше жгучая боль в голове и звон бьющегося стекла. Как будто я прорвалась в какую-то дыру, огромную, черную дыру, с которой не смогу возвратиться обратно.

'Умираю? Это конец?'

'Да, скорее всего'.

Я лечу. Всё смешалось. Всё вокруг в один миг запылало огнем, а в другой миг я уже лечу. Я просто лечу, не останавливаюсь. Я проваливаюсь во тьму, которая никогда не была пропастью, это просто тьма.

Темнота.

Сознание угасало.

Остался мрак, жуткий, черный мрак и темнота... Это конец.

И лицо Адама прямо передо мной, такое четкое, словно на фотографиях.

А потом я почувствовала вкус смерти.

16.

— Хотела бы ты... спастись? Жить? — сказал незнакомый голос. Я очнулась, открыла глаза.

Помещение было то ли темным, то ли светлым. Или черно-белым. Казалось, я перестала различать цвета и гаммы, всё смешалось, и от этого становилось... страшно? Жутко. Нетерпимо. Я чувствовала беспомощность.

Света больше нет.

Одна тьма.

Но, на свое удивление, я всё видела. Даже во тьме можно разглядеть нечто большее, нежели темноту. Я вижу человека. Руки у неё поцарапанные, избитые. Лицо наполовину перекошенное, около правого виска у неё шрам: большущий, уродливый шрам. Сама она одета в черную, сумрачную одежду, которая облачает её исхудалое тело. Никогда не видела ничего подобного. Взгляд у неё неровный, словно она не видит ничего, но в то же время видит всё; то ли она смотрит на меня, то ли на то, что у меня стоит сзади.

Я смотрю на свои руки, пытаясь понять: 'я — это я?'. Да, всё в порядке. Руки у меня целы; кожа была такой же бледной и безжизненной, как и ранее Я стараюсь осмотреть помещение, но не могу двигаться, словно цепи сковывают меня, и я не могу отрегулировать свои движения.

— Не узнаешь меня? — прошипела девушка, закатывая глаза.

Я поймала её взгляд, полный ненависти и злобы, как будто она ненавидит не только меня, но и весь мир вокруг. Да, на миг она показалась мне знакомой, но я всё равно нигде не видела её, потому что... это невозможно. Да и где я могла видеть её? В такой-то одежде?

— Нет, — хрипло выдала я, еле слыша себя и свои слова, потому что я пребывала в какой-то прострации, невесомом состоянии. — Нет, — уже более уверенно произнесла я, но всё во рту начало жечь, словно я глотнула кислоты, яда.

Девушка усмехнулась, будто бы её позабавил мой ответ, а, может, так было и на самом деле. Моя ярость вышла наружу, я просто не могла терпеть этого издевательства, накапливая всё расстройство в себе. Я выпрямилась, оправилась — хотелось казаться то ли сильнее, то ли выше, то ли старше.

— Что тебе от меня нужно? — чуть ли не крича, сказала я, медленно вдыхая и выдыхая. — Что? — уже настойчивее спросила, но девушка продолжала гадко ухмыляться, показывая этим, что ей наплевать на меня.

Ответа я от неё не дождалась. Она то и делала, что ходила взад и вперед, невзначай глядя на меня, будто мой вопрос ничего не значит. Я облизнула пересохшие губы, но во рту всё равно было сухо.

— Где мы? — уже изнемогая от желания уйти отсюда, произнесла я.

Девушка посмотрела мне в глаза, и мне показалось, что в них я увидела отражение себя. Мне на секунду стало жаль её, но это чувство сразу же улетучилось из-за смеси недовольства и гнева.

— Правда, уютно? — опять же начала толковать о своем она, вновь игнорируя меня, чего я не могла терпеть.

Что ей нужно?!

— Ответь мне, — сказала, пытаясь скрыть дрожь ненависти в голосе. — Пожалуйста, — добавила я следом.

— Знаешь, ты довольно глупая, хотя это же я во всем виновата, — пробормотала она. — Мы в твоей голове, Дженн, — словно говоря что-то элементарное, сказала, а я начала расставлять всю эту ситуацию по полочкам в голове, задумчиво глядя на неё.

Я осмотрелась. Если честно, мне показалось это странным. Хотя это, наверное, всем показалось бы странным.

— А ты кто? — продолжала расспрашивать я. — Тем более, что ты забыла в моей голове?

Девушка опять усмехнулась, из-за чего мне стало не по себе.

— Я — твоя душа, — с ненавистью продолжила она, я бы даже сказала, с яростью. — Видишь, что ты со мной сделала?

Я не могла поверить своим глазам.

'Очередной глупый сон?'

— Вот видишь, насколько я изуродована, насколько я побита. И во всем виновата ты, и только ты. Ненавидя людей, знакомых, ты ненавидела и себя. Ты исключала все трудности, не желая проходить их. Ты даже исключила из своей жизни того, кто был искренним с тобою, и при этом ты винила только его.

— Но... почему я ничего не помню? Кто я вообще такая?

— А это, девочка, наказание тебе. Ты — никто. Разве не так было всегда? — с вызовом произнесла она.

'Я — никто'.

'Разве не так было всегда?'

* * *

Жуткая боль охватила мое тело, я не могу даже поднять руку из-за кучи проводов и кучи разных трубочек, которые присоединены к ней. Я быстро оглядываюсь: около меня никого нет, и я не знаю, хорошо это или плохо. В кой-то мере это даже хорошо потому, что никто не сможет увидеть меня такой беспомощной, но и плохо, потому что эта боль отдается в висках, становится трудно дышать. И вот сейчас я сделала наиглупейшее, что только смогла сделать.

— Врач! — закричала я, собрав весь воздух в районе груди.

Не прошло и минуты, как на помощь сразу же примчались медсестры и, конечно же, вошел следом врач, сначала что-то бормоча себе под нос, а потом, наконец, обернувшись ко мне.

— Меня зовут доктор Рик, — представился он, пристально рассматривая мое лицо, словно пытаясь увидеть, о чем я думаю. — Вы что-нибудь помните? — конкретный вопрос задает, а я сначала сочла его совершенно ненужным, но потом задумалась над этим, припоминая всё о себе, о своей жизни.

Ничего. Пустота.

— Нет, — отрицательно покачала головой я, пребывая в состоянии шока, потому что... я даже не помню, кто я. Что я такое?

— Помните аварию? — авария?

Опять даю отрицательный ответ, потому что понятия не имею, о чем он.

— Так вот, как мы успели установить, Вы, Дженнифер Грин, попали в аварию. У Вас практически нет телесных повреждений, но есть серьезное сотрясение мозга. Из-за этого у Вас амнезия, и Вы о себе, как мы и считали, ничего не помните. В карточке я прочел, что у Вас злокачественная опухоль мозга, и написано, что к лечению можно будет приступить за два месяца, если, конечно же, всё не будет потеряно, и ещё будет возможно Вас спасти.

Я сглотнула огромный ком в горле. У меня опухоль мозга? Да, похоже, я настоящая неудачница. Неудачница с большой буквы 'Н'.

— Мы ещё не успели сообщить об аварии вашим родственникам, пытались дозвониться до отца, но всё напрасно. Так что об этом уведомите их Вы сами, я полагаю, — произнес важным тоном.

Я в знак согласия кивнула, но делать этого не собиралась. Зачем? Я не хотела быть проблемой для себя, а главное — для своих родных.

— Вы хотите встретиться с тем человеком, который сбил Вас на машине? Он желает принести извинения.

Я отрицательно покачала головой, так как внезапно меня охватила слабость, и я сразу же провалилась в сон.

* * *

Четыре года — это не так уж много, чтобы забыть тебя.

Эти слова таки прожигали меня, касались моего сердца, я чувствовала их привкус на своих губах. У меня появилось чувство, что они действительно что-то значат, но чтобы то ни было, оно исчезло.

И вот, зеленые глаза.

И вот, такие живые, крепкие руки.

И вот, такое знакомое лицо.

И такая любовь к нему, да и ко всему миру пронизывает меня, что становится трудно дышать.

Мой взгляд впивается в эти черты, но я не могу понять, кто это, где я. Я сплю? Да, скорее всего я сплю. Я живая? Я пробую сдвинуться с места, но что-то удерживает меня, словно я связана, связана путами судьбы.

Пропасть уже намного ближе, чем раньше.

Я лечу. А, если точнее, то я падаю. И мне абсолютно всё равно. Я падаю и падаю, я падаю в пропасть, падаю опять. Это незабываемое мгновение, когда летишь с такой высоты, что даже дух захватывает. Ты летишь, летишь, летишь, забыв обо всех проблемах и бедах; летишь, понимая, что это твоя судьба, что так всё и должно быть. Что ничего не изменишь.

Еще несколько десятков метров и я разобьюсь об асфальт. Всё. Меня не станет. Как бы прискорбно это не звучало, я уже готова к этому; готова принять свою кончину, какой бы глупой она ни была. Я уже никогда не буду ходить по этой земле, не улыбнусь своим родителям, не увижу ни одной единой души.

Один. Два. Три.

Боль не чувствуется. А, может, так и должно быть? Нет. Я до сих пор жива. Я стою. На ногах.

* * *

Изображение растворяется, я просыпаюсь, чувствуя горячее прикосновение чей-то руки. Как только мои глаза открываются, руки разжимаются, и я вижу его, я вскрикиваю:

— Адам! — это имя появляется ниоткуда, просто маячит у меня в голове, на задворках моего сознания, и я напрягаю зрения, дабы рассмотреть его.

Я быстро поднимаюсь с кровати, словно и не было той боли, словно не было тех капельниц и проводов, и обнимаю его. Парень немного ошарашен, а ещё более удивленным выглядит доктор Рик, который, несомненно, наблюдал за этой сценой.

— Вы... Вы помните его? — не веря собственным глазам, спрашивает доктор, который явно был в шоке от происходящего.

И только сейчас я понимаю, что делаю. Я обнимаю человека, которого вижу то ли впервые, но я чувствую, что нас определенно что-то связывает.

Это такое чувство, которое не возникает из ничего и не пропадает бесследно.

Глаза Адама засветились.

— Да, — произношу я твердым голосом, но после секунды раздумий моя уверенность исчезает, и я съеживаюсь в своей кровати. — Ты... ты же Адам? — уже с сомнением спрашиваю, до боли закусывая губу... сама не понимаю, почему такое волнение пронизывает меня при виде его, но это не случайно... знаю, не случайно.

— Адам, — хриплым голосом ответил парень, и я вновь почувствовала желание лечь спать. Тяжесть накрыла меня, поэтому прикрыла глаза, но 'незнакомец' быстро вернул меня к жизни, торкнувшись своей рукой.

Мой взгляд застыл на его зеленых глазах.

— Но это невозможно, — произносит врач.

Мне немного становится смешно от того тона, с которым он это произнес, но я стараюсь сдерживать свой смех, чтобы не показаться странной.

— Так... — доктор Рик немного отошел от своего удивления, и все-таки смог взять себя в руки. — Я пойду, наведу кое-какие справки, а вы можете пока что пообщаться.

Я смотрю на него: такого красивого, неземного, знакомого, даже родного, и даже не знаю, что сказать. Он тоже, видимо, не может произнести ни слова.

— Знаешь, а я думал, что мне показалось, — усмехнулся он, я не сразу сообразила, о чем он говорит. — Когда я увидел тебя там, около магазина, я уверен, ты не помнишь, я тебе одолжил кожаную куртку, потому что шел дождь. Я одолжил её незнакомой девушке, по крайней мере, я так думал. Но когда увидел тебя ещё раз, я понял, кто ты. Мы не виделись четыре года, но я верил, что мы встретимся. И вот, так и есть.

'Четыре года — это не так уж много, чтобы забыть тебя'.

— Почему ты ушел из моей жизни, не попрощавшись? — сказала я дрогнувшим голосом, не понимая, почему... это так... странно... словно мое тело, душа помнит его, а разум забыл... — Почему бросил меня, не объяснив ничего?

— Ты помнишь, — с ноткой надежды в голосе сказал он. — Я тогда был мелким и очень глупым. И я любил тебя.

'И я любил тебя'.

Сказав это, он коснулся моей руки, а мое сердце упало, бросилось вскачь, и я подумала, что люди от слов способны умирать, а от прикосновений они могут парить в воздухе, в их душах цветут крылья.

— Когда родители сказали, что нам необходимо уехать, — продолжил он, улыбаясь, сам того не понимая, — я был в ярости. Да, возможно, из-за того, что я ничего не понимал, и мне было трудно, но я же в начале лета знал, что мы всё равно уедем. Но... попрощаться с тобой я не мог. Я просто не мог. Я не хотел будить хоть немного зажившие раны и, да, я ошибся. Я не смог забыть тебя. Я до сих пор не смог забыть тебя.

'Я до сих пор не смог забыть тебя'.

Я не знала, что сказать, слов не было, только сердце, которое изнывает от потребности ответить на прикосновение.

— Хоть в чем-то мы похожи, — сморозила первую глупость, что пришла в голову... но я не жалела. Мне было всё равно. Всё, что меня волновало сейчас, — это он. Адам.

И, знаете, теперь, глядя ему в глаза, мне показалось, что он никогда не был так красив... откуда мне это знать?

— Давай уедем, — прошептала я, скрепив наши пальцы, — далеко-далеко.

ЧАСТЬ 5.

17.

Не было гнусных, долгих прощаний.

Я не плакала за сестрой, которая даже не подозревала о том, что я уезжаю.

'А куда я еду?' — спросите меня вы.

На что я отвечу: 'Не знаю'.

За день до этого.

— Давай уедем, — прошептала я, скрепив наши пальцы, — далеко-далеко.

— Что? — спросил парень, недоуменно открыв глаза.

Его взгляд прожигал меня насквозь; я не знала, куда бежать, что делать. Разве он не должен быть рад? Внезапно меня осенило приятное чувство, и я как будто очнулась. Передо мной стоял незнакомый человек, да что там греха таить, знакома я была с ним довольно хорошо.... Но это было целых четыре года назад. Стоит ли доверять человеку, с которым ты не виделась четыре года?

Всю свою жизнь я делала только обдуманные поступки, и вот — сейчас я хочу уйти ото всех обязательств и уехать, куда глаза глядят?

'Это будет правильным?'

— Ох, извини, — я спрятала глаза, невольно смущаясь из-за своей просьбы.

Парень же наоборот быстро взял себя в руки, оправился, можно сказать.

— Нет, нет, нет, я не это имел в виду, — сказал парень, но я остановила его, прижав палец к губам.

— Я... я просто сказала не то, что хотела, — попыталась оправдаться я, но голос предательски задрожал, будто мне страшно, но страха не было. Пустота. — Я не знаю, как это вырвалось.

Не понимаю, почему, но именно с ним у меня никогда не получалось скрывать свои чувства. Как в раннем возрасте, думаю, так и сейчас.

— А мне кажется, что ты сказала именно то, что хотела, — произнес Адам, читая мои мысли. Я отвела взгляд, посмотрев в окно, не решаясь заглянуть в его прекрасные, зеленые глаза, взгляд которых мог заставить снег растаять; сделать так, чтобы мои любимые лилии начали расти в уголках моей души. — И я бы хотел этого.

Он сжал мою ладонь, и я окончательно расслабилась под его влиянием.

— Посмотри на меня, — сказал он, и я нехотя посмотрела в его глаза.

На его лице отражались разные эмоции: и страх, и надежда, и ласка. Я не знаю, каково это, испытать столько разных чувств в одночасье, да и не хочу испытывать.

— Я же знаю, что ты хочешь, — утвердил парень, — я знаю, что ты хочешь быть со мной, — я ценю его искренность, но то, что он говорил, действительно было страшной правдой, которую мне сейчас же, сию минуту требовалось оправдать, скрыть, запрятать в глубины моего подсознания, чтобы ни один из людей не мог узнать мои настоящие мысли. — Я ведь прав, Дженн, — продолжил он, но я упрямо старалась не отвечать. — Скажи, что я прав.

Я отрицательно пошатала головой, мне не хотелось скрывать правду, и давалось это с трудом, но я должна была.

'Должна была, потому что я не достойна быть с ним в свои, возможно, последние дни жизни'.

— Понимаешь... Всё гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Я не отрицаю того, что, возможно, я бы и захотела этого, но это не имеет смысла, — я ещё раз тряхнула головой, будто пыталась убедить себя, что если я буду прятаться от своей судьбы с Адамом, то я никогда не узнаю, каково это — быть настоящей. Быть собой.

— Так давай упростим задачу, — сказал он, и по его голосу было понятно, что он настроен решительно. — Ты уедешь со мной.

— Что? — я отчаянно завертела головой, не веря, что он сам может попросить об этом. — Нет... Я не могу... Я не должна, — пыталась оправдаться я, но слишком поздно поняла, что я утратила контроль над ситуацией.

Парень посмотрел на меня, усмехнувшись, сильнее сжав мою ладонь.

— Что? Что такое? — не поняв причину смеха, спросила я.

— Знаешь, ты такая... Такая смешная, когда пытаешься отрицать правду, — сказал парень, и уже не смог воздержаться от смеха.

Я, окончательно разозлившись, процедила сквозь зубы:

— Ты... Ты ещё и смеешься! — прошипела я от гнева, который бурлил во мне, затем выдала обреченный вздох.

Парень, наконец, успокоился.

— Ты очень забавная, — произнес он.

— Так я ещё и забавная! — теперь уже с неприкрытой презрительностью воскликнула я, потому что... я хотела быть серьезной, а вышло всё наперекосяк.

— Это был комплимент, вообще-то, мисс, — для Адама всё это было смешным, но мне сейчас же захотелось убрать любым способом эту ухмыляющуюся физиономию с его лица.

— Зачем я нужна тебе? — решив сменить тему, спросила на полном серьезе. — Я не верю в этакие штучки, которые обычно говорят девушкам.

Он посмотрел на меня исподлобья, и мне уже хотелось выкрикнуть: 'Да, я уже не маленькая девчонка'.

— Ты осталась такой же, какой была в детстве, — задумчиво произнес парень, опровергая мои мысли, у меня едва не отвалилась челюсть от его слов. Он намекает, что я маленькая? — Ты до сих пор умеешь постоять за себя.

— Ну, извини, какая есть, — сказала я, стараясь не обращать внимания на его завораживающие, зеленые глаза и на тепло, разливавшееся по венам.

— Зачем? Можно задать тебя встречный вопрос? — спросил парень, и я полностью потеряла дар речи. Ещё несколько секунд я смотрела на него в упор и пыталась придумать ответ, который был бы самым убедительным в этой ситуации.

— Я... Я... — неведомая волна захлестнула меня; ранее я всегда умела контролировать себя вне зависимости от обстоятельств, но, похоже, это было исключением.

Адам уставился на меня, ожидая ответа.

— Я не говорила, что ты мне нужен.

Он хмыкнул.

— Ты же меня вспомнила, — сказал парень, но я сначала не поняла, что он имел в виду. С этими обстоятельствами я совершенно забыла и об амнезии, и об аварии. Память будто вновь покидала меня.

— Ты прав, — вздохнула я. — Ты всегда был прав. Я действительно скрываю свои чувства. Ты действительно мне нужен.

Адам был ошарашен этим признанием.

— Ты прав, — повторила я, — я хочу уехать с тобой.

* * *

Сейчас мы едем вперед. Я не спрашиваю куда, мне это совершенно неважно. Адам сидит за рулем, а я, тем временем, рассматриваю его. Сейчас только он в моем поле зрения и мои мысли крутятся только вокруг него — этого достаточно.

Каждый раз, когда я смотрю на него в свете солнца, мне кажется, что он ещё никогда не был так красив. Его глаза завораживают, а его сосредоточенное лицо тем более.

Что-то я отвлеклась.

— Я чувствую твой взгляд, — сказал он, из-за чего я невольно прыснула со смеху.

И, знаете, я не скучаю. Ни по родителям, ни по сестре, ни по своей школе, мне абсолютно всё равно.

Я вижу перед собой Адама, и мне достаточно этого, чтобы понять, что я не одна. Что у меня есть опора. Что у меня есть мой любимый человек, которого я не устану ждать вечность, которого я не устану ждать всю свою последующую жизнь.

От того, что он со мной, мне сразу становится хорошо. Я будто освобождаюсь, опускаю свои барьеры, и то, что ограничивало меня всё это время, исчезает, и я, наконец-таки, могу вздохнуть полной грудью, не боясь при этом, что не смогу скрыть свои чувства от окружающих.

Я хочу жить, потому что знаю, что он

и

есть

моя

жизнь.

— Почему ты ничего не спрашиваешь? — прерывает он наше молчание.

— А что я должна спрашивать? — недоуменно спросила я.

— Ну, например, куда мы едем.... А вдруг я маньяк и хочу украсть тебя? — я рассмеялась с его предположения, но затем он на полном серьезе добавил, — у меня есть одно местечко, — сказал он.

— Местечко? — я игриво повела бровями.

— Знаю, звучит глупо, — покачал головой Адам. — Но я уверен, тебе понравится.

— Ты со мной, — обняв его, подумала вслух я, — что может быть лучше?

Он притянул меня к себе, но не отворачивался от дороги. Не хотелось его отвлекать, да мне этого и не надо. Смотреть на его сосредоточенное лицо — это уже подарок. В нем всё идеально. Его русые, красивые волосы, мягкая кожа, алые губы, сильное телосложение. Такое чувство, что передо мной всё ещё тот двенадцатилетний мальчик, которого я полюбила.

Я побежала. Мне страшно. Почему же всё так сложно?

Рухнув на землю, я заплакала. Так хочется закричать, так сильно, чтобы весь мир услышал мою боль..

— Дженн, это ты? — окликнул меня такой знакомый голос, от которого мурашки шли по коже, а сердце прекращало биться в груди.

Мне хотелось почувствовать себя в его объятиях, но я пронзительно закричала:

— Оставь меня!

Мне хотелось одиночества. Я должна быть в одиночестве. Не надо рассказывать ему о моих проблемах. Во всем виновата только я, не нужно, чтобы ещё и он знал об этом.

— Дженн, — Адам подошёл ближе, я вытянула руки вперед, тем самым показывая, чтобы он не подходил. Но он ослушался, как и следовало ожидать.

— Что случилось? — спросил он. В его голосе было сострадание и надежда на то, что я всё-таки расскажу ему.

— Адам, всё в порядке, — еле слышно всхлипнув, сказала я, — просто хотелось побыть одной, — продолжала отмахиваться.

— Ты плачешь, — он не спрашивал, он всего лишь утвердил это.

— М-м... — я не могла этого отрицать, но мне всё равно не хотелось, чтобы он считал меня слабой. — Это просто эмоции, — я махнула рукой, словно плакать для меня — сущий пустяк.

Но он знал меня намного лучше, нежели бы мне хотелось. Он знал о моих принципах, приоритетах, о моей мечте. А также Адам знал, что я никогда не плачу. Точнее, не плакала.

— Ты же знаешь, что это не так, — заметил он, — родители опять поссорились?

Я безмолвно ответила: 'да', разрыдавшись ещё больше. Парень вздохнул и, сев рядом со мной, обнял меня.

Адам знал, что я не хочу слушать его слова о сочувствии и о том, как он сожалеет. Он знал, что я просто хочу успокоиться. А его объятие — это единственное, что мне было нужно. Во всем мире, Вселенной, ещё не придумали лучшего успокоительного, нежели его объятия.

Я посмотрела на него сквозь пелену слёз. В его глазах не было ни жалости по отношению ко мне, ни сочувствия. Я увидела там любовь и ласку.

Он прижал меня покрепче к себе.

— Я боюсь, что они разведутся, — рассказала о своих догадках я, не удержавшись от очередного всхлипа, — это так сложно. Я люблю их обоих.

Ещё несколько секунд, и я готова опять заплакать, но он, словно предчувствуя это, поцеловал меня в лоб. Его губы избавили меня от боли, забрав её вместе с собой.

— Не бойся, Дженн, — успокаивал он, — ничего не бойся, — он убрал слезу с моей щеки, и я улыбнулась, почувствовав его прикосновения.

Увидев мою улыбку, он не смог сдержать свою.

— Когда тебе страшно, просто посмотри на небо, — посоветовал он, — раньше мы не были знакомы. И считай, что всё, что нас объединяло, это небо. Так что теперь, даже когда меня не будет рядом, а у тебя всё будет плохо — просто посмотри на небо, хорошо? И знай, что я тоже, пускай и не с тобой, но смотрю на небо.

На миг я себе представила, каково мне будет без него. Не было достаточно красок, чтобы описать эту картину. Не было достаточно слов. Я не хочу быть без него, не хочу существовать без Адама. Я хочу узнавать мир вместе с ним; я хочу, чтобы он обнимал меня точно так же, как и сейчас, когда мне будет больно или страшно. Он мне стал родным, он стал для меня всем.

На миг я себе представила, каково мне будет без него. У него такое красивое лицо и зеленые глаза. При виде солнца он жмурится, а когда идет гроза, он выходит из дома, и мы оба, словно сумасшедшие, прыгаем по лужам, наслаждаясь этим днем. Мне нравится видеть то, как он смеется и то, как он хмурится. Мне нравится видеть его любым. Нравится видеть его в чуть старой одежде, в которой он обычно бегает по лесу. Нравится видеть его злым, когда я могу нечаянно ударить его или сказать что-то не то. Нравится видеть его с милыми ямочками на щеках, когда он улыбается.

На миг я себе представила, каково мне будет без него. И сразу же поняла, что не представлю эту картину вновь.

— Ты ведь не уйдешь от меня, правда? — спросила я. — Никогда?

На его лице исказилась боль, но он быстро заменил это обыкновенной улыбкой.

Улыбкой, ради которой я бы продала душу дьяволу, лишь бы увидеть её вновь.

— Никогда, — слишком быстро сказал он, Адам всегда так делал, когда волновался.

— Никогда, — повторила я, веря в это, — и я всегда буду рядом, Адам, — пообещала я, прижав его к себе.

Я улыбнулась воспоминаниям, которые внезапно просочились в мой разум. Это было ровно за день до того, как Адам уехал. Кажется, тогда я не плакала. Я просто посмотрела на небо. И я почувствовала его улыбку. Мне не было страшно. Да, я грустила и переживала, но не за себя, а исключительно за Адама.

— Ты рад? — спросила я.

— Что? — не понял он.

— Ты рад, что так всё сложилось? — я посмотрела на него, не хотелось его отвлекать, но так трудно не спросить об этом. — Рад, что я сейчас с тобой?

— Я не просто рад, Дженн, — ответил он, — я вне себя от счастья. Я и мечтать не мог, что увижу тебя опять. Но я так рад сейчас, что могу просто обнять тебя.

Вот и всё, что мне нужно было услышать.

— Я тоже счастлива, Адам, — сказала я, впервые за всю жизнь, наверное, — ты... со мной. Разве это не прекрасно?

Его улыбка стала шире.

— Что? — непонимающе спросила я.

— Ничего, — быстро оправился он, — я просто счастлив.

Я улыбнулась и легла ему на плечо.

Я полностью забыла обо всем, что случилось со мной в последние дни, недели. Вычеркнула все из памяти.

Я вижу его, и этого мне достаточно. Мне просто хочется быть с ним, рядом именно с ним, а не с кем-либо другим.

Мои мысли улетучились, я поняла, что хочу спать. Как только мои веки опустились, я почувствовала, что Адам поцеловал меня в висок.

И уже тогда я поняла, что люблю его.

18.

Проснулась я оттого, что почувствовала прикосновение на своем плече и голос Адама:

— Просыпайся, — любезно сказал он, а мне не хотелось думать о том, что всё это сон. Или это всё же реальность? — Просыпайся, — настойчивее повторил голос.

Я повиновалась. Открыв глаза, я увидела Адама — пожалуй, мне этого будет всегда мало. Один взгляд на него, и я уже готова признать, что весь мир утратил значение.

Возможно, мне ничего неважно, кроме него только из-за того, что я практически ничего не помню из своей жизни. Но я уверена, что дело именно в нем.

Я люблю его. Разве это так? Что такое вообще любовь? У меня были влюбленности. Я признаю, что влюбилась в Ника. Мне кажется, я вспоминаю, смутно вспоминаю всё произошедшее со мной, включая него. Но любила ли я его? Всегда думала, что влюбленностей и симпатий может быть тысячи и миллионы, а любовь одна-единственная. Я думаю, что моя одна-единственная любовь — Адам. Возможно, я свихнулась, но что, если это так? Что, если я люблю его и только его одного? И всегда буду любить?

А что вообще значит это 'всегда' для меня? Я не знаю. Когда наступит моя смерть, когда с моей вечностью будет покончено? Не знаю. Что моя смерть будет значит для Адама? Какие у него чувства ко мне? Опять же, мне даже это неизвестно.

Единственное, что я понимаю, так это то, что я люблю его. Всегда буду любить. Возможно, это мое наказание, а возможно, моя пытка. Но эта пытка так сладка.

— Адам, это ты? — спросила я, ведь мне всё ещё не верилось, что он здесь, со мной, — я всё ещё сплю?

Парень усмехнулся — видимо, решил, что я разыгрываю его. Но это действительно так: я не верю, что он остался со мной, не ушел.

— Это я, Дженни, — обычно он называл меня Дженни в детстве, как и родители. Тогда это меня очень нервировало, но сейчас услышать свое имя из его уст было чем-то неописуемо прекрасным.

Мне просто хотелось растянуть этот миг, познать, что такое счастье.

Машина стояла на месте, я посмотрела на улицу сквозь стекло. Было темно, видимо, сейчас вечер. В кромешной тьме был виден свет фонарей и какой-то комплекс неподалеку.

— Который час? — задала я вопрос, потянувшись, глядя в его прекрасные, зеленые глаза. Мне всегда будет его мало.

— Уже девять, — ответил Адам, убрав руки с моего плеча. Мне уже хотелось попросить парня вновь обнять меня, но я вовремя сдержалась. Я не хочу навязываться, не хочу терять его. Хочу, чтобы он всегда был рядом.

— Так поздно? — спросила я, всё ещё хриплым ото сна голосом.

Я потерла руками глаза.

— Да, ты проспала около пяти часов, — сказал парень, потерев переносчицу, — понятия не имею, как ты уснула, — добавил он, — был такой шум на дорогах, да ещё и не уверен, было ли тебе удобно...

— Эй, Адам, не переживай, — успокоила я его, — мне хорошо спалось. Ты ведь был всё это время со мной, — я взяла его руку в свою, — я люблю тебя, — прошептала я, зная, что он не услышит.

Да, я настоящая трусиха. Я боюсь признаться ему в своих чувствах. Я просто боюсь. Такое чувство, что всё время меня преследовало непонимание, страдание, горечь, боль, а сейчас я могу запросто признаться в своей любви Адаму. Но разве это будет правильно? А что, если он отвергнет мои чувства?

А, может быть, я никогда не расскажу ему. Может, он никогда-никогда он не узнает о том, насколько я сильно и бесповоротно люблю его.

Захочет ли он узнать это?

— Почему мы остановились? — уже следом спросила я.

Адам отрицательно покачал головой.

— Это сюрприз, — утвердил он, отчего мне стало ещё любопытнее, и я с нетерпением сжала свои кулачки, — пойдем, — позвал он, и я встала с сидения, вышла на улицу.

Он указал пальцем куда-то вдаль, там виднелись праздничные огоньки.

— Давай, — подначивал он, — как в старые времена. Кто первый, тот загадывает желание, — не успела я опомниться, как он уже сорвался с места, не дав даже возразить его идее, хотя, кажись, она не такая уж и плохая.

Усмехнувшись, я мигом рванула за ним, явно не собираясь проигрывать. Видя, что он уменьшает темп, я быстро вырвалась вперед, но он, видимо, не захотел так просто сдаваться. В сравнении с ним, я догоняла его вечность, а ему понадобилось всего несколько секунд. Я выдохлась и, упершись руками о свои колени, проклинала себя за то, что хандрила в школе на физической подготовке.

— Что, Дженн, уже всё, умираешь? — прокричал он, уже подбегая к пункту назначения.

— Не дождешься! — изо всех сил завопила я, хотя понимала, что мне уже ничем не поможешь.

Как и ожидалось, он пришел первым. Из-за нашей 'эстафеты' я даже не заметила, куда мы пришли. Это был огромный парк развлечений. Было видно различные аттракционы: от американских горок до чертового колеса. Я стояла так и смотрела на эту красоту, будучи без сил оторвать глаз от такого зрелища.

В детстве я редко ходила на разные ярмарки и карусели, потому что мои родители не могли себе позволить это, да и я сама полжизни прожила в Чикаго, но не знаю свой город совершенно. Не то чтобы я не была любопытным ребенком, просто не хотелось давить на родителей. Я понимала, что с бюджетом у нас всё плохо и их расстраивать лишний раз не стоит.

А вот сейчас я могла воплотить свою детскую мечту, и всё благодаря Адаму. Я готова прыгать от счастья.

Смотря на все эти огоньки, на всех этих счастливых людей, которые веселятся вдоволь, я не удержалась и посмотрела на Адама. На его лице играла усмешка, а в глазах плясали насмешливые искорки. Я сама не смогла сдержать свою улыбку, глядя на парня.

Затем я вновь перевела взгляд на действие вокруг меня — это было ни что иное, как праздник моей души. Я так давно мечтала развлечься, но не так, как это делают другие подростки, с помощью алкоголя и других вещей, а так, как обычный ребенок. Как я.

Огни ночного города освещают людям путь, всё это похоже на сказку, в которую так трудно поверить. Может быть, я уже в коме или что-то вроде того? И это всё действительно не по-настоящему? Так хочется верить в то, что этот момент будет длиться вечность; хочется верить в то, что я действительно здесь, с ним, и мне хорошо.

Мне хорошо, я рада, я счастлива.

— Пойдем? — спросил Адам, протянув мне руку.

Я всё ещё не могла опомниться, на моем лице играла глупая улыбка, но мне, если честно, всё равно. Сейчас я счастлива. А всё, что будет потом, меня просто-напросто не волнует, ведь у меня есть только этот момент, только этот миг.

Я повернулась к нему, улыбаясь.

— Конечно, — ответила я, взяв его ладонь в свою.

Этот момент, когда наши пальцы соприкоснулось, нельзя было сравнить ни с чем. Между нами прошел электрический разряд, я это почувствовала всем своим телом. На его прикосновения трудно реагировать по-другому, потому что я люблю его, душой и телом. Люблю всем сердцем.

Так трудно выговаривать это, но да, это действительно так. Отрицать это ещё труднее — невозможно, я бы сказала.

— Пошли, — вперемешку с радостным смехом сказала я.

Он улыбнулся, и в этот момент, клянусь, могла бы отдать всё, только чтобы увидеть эту улыбку ещё раз.

Я бы хотела, чтобы Адам любил меня. Чтобы скучал по мне, чтобы переживал за меня.

'Многого хочешь', — ехидно провозгласило подсознание.

Уставившись на гирлянды и разные фонари, которые светились над нами словно звезды, я не могла сдержать восторга.

Всегда мечтала об этом.

Всегда.

Он воплотил в жизнь мою самую желанную мечту, и я была так рада, что мне аж тошно становилось от своего хорошего настроения.

— Тебе нравится? — спросил Адам, видимо, недоумевая из-за такой странной реакции. Не знаю, как я сейчас выгляжу.

Наверное, как настоящая сумасшедшая.

— Как это может не понравиться? — вопросом ответила я ему. — Но почему парк развлечений? — захотела уточнить я.

Опять усмешка заиграла на его лице.

— Узнаешь, — загадочно проронил он.

Я принимаю игру.

— Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — начала умолять я, смотря на него кошачьими глазками.

Парень театрально вздохнул.

— Помнишь, у меня есть желание?

Я утвердительно кивнула.

— Так вот, мое желание: давай подождем до конца вечера, и я тебе расскажу, хорошо? — я закатила глаза, но желание есть желание.

— Хорошо, — проговорила я.

— А сейчас пошли развлекаться, — он взял меня за руку, и, клянусь, в этот момент я была готова отдать ему свою собственную жизнь.

* * *

Наверное, мы катались на каруселях вечность. Я пыталась сосчитать, сколько раз я играла в дротики и в другие забавные игры, но, боюсь, я не смогу назвать точное число.

Мне просто хотелось, чтобы это не заканчивалось.

Сейчас Адам впервые попробовал кидать дротики. Заключалась игра в том, чтобы попасть в необходимое количество шариков и забрать свой выигрыш.

Видимо, это мне сегодня не везет, но я попадала максимум в два шарика за одну игру, когда нужно было попасть во все или около того.

Я с насмешкой посмотрела на парня.

— Выиграешь для меня что-нибудь? — спросила я, не скрывая ухмылки. — Если, конечно, у тебя получится.

— Не бойся, Дженн, я дам тебе игрушку, — сказал он, — если тебе это так надо, то выиграю, обязательно.

— А я посмотрю на это.

Сев, я наблюдала за Адамом и его действиями. Заплатив несколько долларов, он взялся метать дротики, а я смотрела на его сосредоточенное и такое красивое лицо.

Резко метнув, он попал в цель.

Потом опять.

И опять.

Вновь попал.

И ещё раз.

Стоп, он сейчас серьезно сбил все шарики? Я думала, это невозможно.

— Эй, подожди! — крикнула я. — Ты жульничал.

— Это я для тебя выиграл, вообще-то, — заметил он, вручая мне плюшевого медведя.

Я немного разозлилась, всё-таки, я играла в эту игру практически полчаса, потратила кучу денег, ну как, кучу, но довольно много для меня. А он просто так взял и выиграл? Да ну, в этом должен быть какой-то подвох.

— Как? — всё ещё не скрывая своего изумления, удивилась я.

Мы соприкоснулись руками.

— Хочешь, научу? — спросил он, на что я кивнула.

Ну а что? Меткость у меня неплоха, но вот сейчас у меня категорически ничего не выходит.

Полная катастрофа.

Он подошел к человеку в будке, оплатив ещё одну игру, и вернулся ко мне.

— Вместе?

— Да, идем, — сказал он.

Подойдя поближе к будке, он взял дротик и отдал его мне. Затем, встав сзади, он обнял мою талию и прикоснулся к моей руке. Его дыхание опаляло мою кожу, а тело горело от прикосновений.

— Оу, а это обязательно? — возмутилась я, а мысленно просила, чтобы он не уходил от меня, чтобы продолжал обнимать меня.

— Это плата учителю, — ухмыльнулся он.

Ловко управляя моими движениями, мы попали во все шарики и опять же были вознаграждены. Признаюсь, чего я не ожидала, так это того, что всё действительно так просто, стоит всего лишь постараться.

— Который час? — спросила я Адама. Казалось, мы здесь уже целую вечность, но мне так, так не хотелось уходить!

— Скоро полночь, — сказал парень.

— Но мы же останемся здесь ещё немного, да? — попросила я.

Адам посмотрел на меня и на миг наши взгляды встретились. Я оцепенела. Господи, ну почему я так реагирую на него?

— У меня есть ещё одно незавершенное дельце.

Он подошел ко мне ближе и вынул из своего кармана маленькую коробочку.

— Что это? — изумилась я, не находя больше слов.

— Это — подарок на день рождение, — провозгласил он, а я была всё ещё в шоке. День рождение? У. Меня. Сегодня. День. Рождение? — С днем рождения, Дженни, — добавил он следом.

Я, не говоря ни слова, потянулась за коробкой. Увиденное заставило меня удивиться ещё больше: небольшой кулон из белого золота держала я в руках. Золото сверкало из-за света гирлянд, а я сияла от счастья.

Моему счастью не было предела.

— Ты не забыл, — утвердила я, — ты не забыл! — повторила я ещё громче.

Это так странно. Он помнит о моем дне рождении, когда я сама забыла о нем.

— Как же я мог забыть? — спросил Адам.

Я подняла глаза на него, я была готова сделать всё, чтобы отблагодарить его.

Счастлива. Радость искрилась вокруг меня, я просто не могла поверить в это. Не могла поверить в то, что это я, что это всё происходит со мной. Мне не верится, мне просто не верится.

Это правда? Это всё правда? Просто нереально, фантастически, невероятно. Я сама себе не верю.

Это всё не со мной, это всё не может быть со мной.

В благодарность я решила поцеловать его в щеку, но в тот миг, когда мои губы коснулись его кожи, я невольно отпрянула, понимая, что сейчас делаю.

Адам, видимо, был удивлен не меньше, чем я, но за несколько секунд произошло то, чего я так долго ждала.

Он накрыл мои губы своими, и я подалась ему навстречу.

Я млею в его руках, Адам продолжает целовать и целовать меня. Ноги дрожат, а дыхание сбивается, словно воздух густеет.

По моей коже табуном бегут мурашки. Необычно. Незнакомо. Наш поцелуй становится всё нежнее, ласковые ладони гладят меня по спине. Всё это медленно сводит с ума, заставляя все мысли вылететь из головы.

Но поцелуй внезапно становятся настойчивее, жарче. Он опускает руки мне на талию, впиваясь пальцами, притягивая меня к себе ещё ближе, чтобы между нами не осталось больше ни миллиметра пустоты. Нежность. Близость. Тепло.

В тот момент, когда наши губы разъединяются, я могу сказать только одно:

— Я люблю тебя.

19.

Мы едем уже несколько часов подряд. Воспоминания из вчерашнего дня заставляют меня улыбаться, такое чувство, что сейчас я — это часть вечности, часть чего-то большего. Что я не простая, не обычная девушка, которая всего лишь больна и решила исправить свою неинтересную жизнь, дабы почувствовать, узнать, что такое 'любить', 'надеяться', 'верить'.

Я же никогда не пыталась изменить свою жизнь в лучшую сторону даже после того, когда узнала, что больна. Мне казалось, что жизнь должна идти своим чередом, что не стоит вмешиваться. И когда я встретила Адама, то поняла, что он — моя жизнь. Он — тот, ради кого я преодолею все диагнозы и все препятствия на своем пути, лишь бы он был со мной.

Мне неважно, честно, мне совершенно неважно, что будет завтра. Будет ли оно совсем. Мне просто нравится то, что я могу прикоснуться к нему, могу обнять, поцеловать, держать за руку. Что он здесь, и мы вместе. Это то, что действительно, действительно важно для меня. Это то, ради чего я готова идти дальше.

Ради чего я готова жить, а не выживать.

Положив голову на плечо Адама, который был сосредоточен на дороге во время нашей поездки, я спросила:

— Ещё долго ехать? — заныла я от нетерпения.

Мне, если честно, было безразлично насколько быстро мы приедем, как говорил Адам: 'в загородный дом отца', я была рада, что мы сейчас вместе.

И никто не мог этого изменить.

— Ну, не то чтобы долго, — не отрывая взгляда от дороги, проговорил парень, — дорога займет еще некоторое время, но, думаю, мы к вечеру будем на месте.

Я улыбнулась и почувствовала, как улыбнулся он.

— Адам, как ты относишься ко всему этому? — спросила я, сама до конца не понимая своего же вопроса.

— То есть? — из любопытства поинтересовался он, на секунду оторвавшись от дороги, чтобы посмотреть в мои глаза.

Вновь я почувствовала то странное чувство, которое заставляло меня любить его ещё больше. С ним я чувствовала совершенно иное, нежели с другими, знакомыми мне людьми. Мне хотелось, чтобы он смотрел на меня, хотелось, чтобы он обнимал меня, мне просто хотелось, чтобы он был со мной. И больше мне ничего никогда не понадобится, лишь бы он был рядом.

— Ну, знаешь, — продолжила я, — как ты относишься к нашей стране, к обществу? Стоит ли что-нибудь поменять в нем? Мне просто хочется узнать твою точку зрения, — попросила я, ожидая его реакции.

Он выдавил усмешку.

— Помнишь, о чем я тебе говорил? — уточнил он.

Я рассмеялась.

— У меня амнезия, забыл? — проронила я. — Я уже вспоминаю некоторых людей, правда знакомых. Возможно, и это вспомню. Давай, говори уже, — попросила я.

Гримаса задумчивости появилась на его лице, а потом он начал говорить:

— Мир — это чертеж, совсем неидеальный и неровный. В нем есть недосказанности и непредсказуемости. И он никогда не станет чем-то таким, чем стоит гордиться или вникать в подробности. Всё, что мы можем делать — это пользоваться тем, что нам было дано, рассчитывая на одну попытку сделать всё в наилучшем виде. Не стоит делать это всё идеальным. Нет ничего идеального. Совсем ничего. Мы — одинокие, но в то же время очень близкие. Видишь, что нас разъединяет? Ничего. Это просто невидимый, глупый барьер, который мы никогда не удосужимся переступить...

— ... А всё это из-за чего? — продолжила я, окончательно вспомнив его слова. Казалось, я знаю Адама лучше, нежели себя.

— А вот это единственный вопрос, заданный правильно, Дженн. Из-за бесчеловечности. Глупости. Морали. Здесь слишком много ответов, но стоит всего лишь уловить суть сказанного: мы сами решаем. Да, я верю, есть судьба там и всё такое, то есть то, что суждено нам пройти, но в некоторых ситуациях у нас есть выбор... Этот выбор порой бывает сложным и не таким, как нам хотелось бы, но в итоге мы делаем то, что должны. Не всегда получается то, что надо, но нужно стараться. Нет ничего такого, что мы утрачиваем навсегда. Нет ничего такого, чего нельзя было бы испытать вновь.

Вновь усмешка заиграла на его лице.

— Видишь? Ты вспомнила, — заметил он.

— Это было нетрудно, — я взяла его ладонь в свою, — всё, что касается тебя, я отлично помню, — продолжала я, — потому что я всегда верила, что ты будешь моим. Не знаю, возможно, я была наивна, думая об этом, но вот видишь, как сложилось? Ты — со мной, а большего мне и не надо.

Адам, казалось, поражен моими словами.

— Мм, — пробормотал он, — тебе так нравится меня смущать? — я рассмеялась, он также не смог сдержать улыбки, — я тоже всегда любил тебя. И всегда знал, что мы встретимся вновь, что ты будешь моей.

Он любит меня. Я верю ему, верю каждому слову. Такое чувство, что он вернул меня в мир живых, вытянул из ада, из мира мертвых, и я вновь могу вздохнуть полной грудью, не боясь при этом обжечься.

Я хочу любить. Я хочу дарить ему каждое мгновение, хочу всегда видеть его счастливым. Жаль, что это счастье будет недолгим, но я готова бороться за него. Последние минуты, часы, дни, я хочу провести именно с ним, разделить свое горе, свой крах, свое существование. Я хочу отдаться ему целиком и полностью, чтобы он понял, как сильно я люблю его. Мне хочется кричать об этом, я не буду ничего скрывать.

Любовь поразила меня. Ещё никогда не думала, что буду так счастлива; никогда не думала, что могу утонуть в одном человеке; могу забыть, просто забыть о своих проблемах, обо всем, обо всем, что меня окружает.

Я хочу жить. Хочу дышать, хочу знать, что всё это не напрасно. Любить.

— Адам, — пробормотала я, — я очень сильно люблю тебя, — на выдохе произнесла я, прижавшись к его телу так, чтобы нас разделяли считанные миллиметры воздуха; так, чтобы не осталось пустоты между нами; так, чтобы я смогла быть ближе к нему; так, чтобы я смогла рассказать о своей любви ему, не отрывая взгляда от его зеленых, таких любимых, неповторимых глаз.

Трудно сказать, что именно мне в нем нравится. Я люблю его полностью, люблю его счастливым, люблю его в ярости, люблю совершенно необузданного, но смысл единственный — я просто люблю его.

И сейчас, именно сейчас, мы творим свою судьбу. Мы творим свою жизнь, мы творим свою любовь. Никто не сможет отнять у меня это, никогда, слышите? Никто не сможет забрать его у меня, никто не узнает, как это волшебно — полюбить его, потому что он только мой. И я хочу только его.

— Чёрт, Дженн, — произнес Адам, вдыхая воздух, — как мне сделать тебя счастливой? Милая, я просто хочу, чтобы ты была счастлива, — сказал он, а я таяла, медленно-медленно таяла от его слов.

Мне хотелось, чтобы он не беспокоился обо мне, хотелось попросить, чтобы он отпустил меня, но узнать, что кто-то по-настоящему заботится о тебе — это нечто неземное, это просто кое-что сверхъестественное. Уверить его, что я счастлива, счастлива настолько, что мне можно рассказывать об этом часами, будет недостаточно. Мне хотелось показать всю полноту своих чувств к нему, но я не смогу этого сделать своими словами, поступками, действиями.

Он никогда не узнает, насколько сильно и безвозвратно я влюблена в него.

— Ты делаешь меня счастливой, — я поцеловала его в висок, чувства переполняли меня. — Больше мне ничего кроме тебя не надо, — подтвердила я для него, чтобы он отбросил все сомнения и наслаждался этими секундами, которые мы проведем вместе.

Адам посмотрел на меня так, словно я была для него музой, а не непосильной ношей, которой, уверена, я была для многих людей. Он видел меня с совершенно иной стороны, я не была для него обузой. Готова поклясться, что Адам любил меня. В этот момент. Эту жизнь.

Он любил меня.

А я любила его. И никто не мог отнять у нас это.

* * *

— Мы приехали, Дженни, просыпайся.

Я почувствовала горячее дыхание на своей щеке и медленно раскрыла глаза. Мне не хотелось, чтобы это было сном, в чем я до сих пор не была уверена. Но, открыв глаза, я убедилась в том, что он всё ещё со мной.

— Да? — улыбнулась я, увидев его лицо перед собою. — Так скоро? — спросила я.

Адам рассмеялся, и, услышав его мелодичный смех, я улыбнулась. Даже смех у него идеальный. Ну и зачем ему я?

— Мне казалось, что ты наоборот хотела приехать пораньше, — высказался он, а я отрицательно пошатала головой.

— Адам, — начала я, — если я еду с тобой, то мне всё равно сколько, шесть дней или хотя бы три года, для меня всегда будешь существовать только ты, а расстояние и время — неважны, — уверила его я.

Его глаза озорно сияли, а я поняла, что именно этот момент — моя вечность. Он — моя вечность, моя любовь, мой единственный луч света в этом мире. И я не позволю его никому отобрать, только себе самой.

Я — своя беда, свое несчастье, своя единственная проблема, с которой, увы, мне нельзя справиться земными способами.

— Действительно? — спросил он, не веря в мои слова.

— Действительно, — подтвердила я, — ну, а сейчас показывай, где мы будем жить! — радостно завопила я.

И вновь я увидела его улыбку, и вновь мне захотелось жить, хотя на самом деле, я была давно мертва. Не осознавая того, Адам вытаскивает меня из мира мертвых, и моя душа живет. Не хочется рушить это, но понимаю, что рано или поздно всему приходит конец.

Он вложил мою ладонь в свою. Его кожа был шершавой, но, клянусь, это прикосновение давало мне веру в лучшее, веру в завтрашний день, которого у меня может и не быть.

— Пошли, — протянул он, а я одобрительно улыбнулась.

Когда я вышла из машины, то втянула воздух, позабыв о времени и прочих проблемах. Он — единственное, что меня беспокоит и, думаю, даже собственная жизнь для меня не так важна, как его.

— Идем, — кивнула я.

Небольшой домик окружал туман, из-за чего я не смогла увидеть местность. Мне было достаточно и этого. Мне было достаточно знать, что он рядом; мне было хорошо от мысли, что он не исчезнет, не испарится, не уйдет. Я хочу видеть его, слушать его, чувствовать его рядом. Хочу быть с ним.

Когда мы вошли в дом, я увидела то, чего мне так не хватало: запах жизни, запах дерева и мяты, который проникал в легкие с каждым вдохом. Я сжалась и замялась, не зная, что делать дальше, на секунду подумав, что я маленькая глупая девочка, которая ничего не видела и не слышала в жизни.

А может, я и всегда являлась таковой?

— Не бойся, — прошептал Адам мне в ухо, из-за чего мурашки пробежались по телу, — я с тобой, — добавил он, а за эти слова я была готова его расцеловать.

Опять улыбнувшись, я прошла за ним. Атмосфера уюта — вот, что я чувствовала в этот момент. Я чувствовала то, что не чувствовала никогда. Уют. Комфорт. Счастье. Тишина. Вечность.

— Тебе нравится? — спросил парень, когда мы очутились в большой комнате, которая, скорее всего, была гостиной.

Я кивнула. Говорить я не могла, потому что чувствовала, что вот-вот расплачусь. Мне не хотелось, чтобы Адам видел мои слёзы.

Я хочу быть счастливой, счастливой для него. Для него единственного. Пусть он знает, что на данный момент я счастлива, и ничто не сможет причинить мне боль. Ничто не сможет стереть это.

— Что случилось? — обеспокоенный тон пробрал меня до глубины души. 'Он любит меня', — напомнила я себе. Это словосочетание успокаивало и действовало словно бальзам на сердце; словно он исцелил меня и делал это вновь и вновь, опять и опять.

Подняв глаза на него, я выдавила улыбку, хотя так хотелось плакать.

'Нет, — повторила для себя, — я должна улыбаться для него'.

— Всё отлично, Адам, — в моем голосе были слышны всхлипы, которые мне так бы не хотелось показывать, хотелось сдержать. — Всё замечательно.

Он подошел и обнял меня.

Не нужно было слов, не нужно объяснений. Он знал, что я в этом не нуждаюсь, поэтому он просто обнял меня. Я влюблялась в него всё больше и больше каждый миг, каждую секунду, и мне так страшно, клянусь, так страшно становилось от этого! Я представила, что могу потерять его, что могу потерять, и, просто...

Рыдания вышли наружу, я не могла уже сдерживать себя. Но это были слёзы счастья. Определенно, счастья.

По-другому и быть не могло.

— Я в объятиях своей любви, — продолжала я, — своей первой и единственной любви. Он привез меня на край света, лишь бы я поняла, что на самом деле любима, чтобы я смогла улыбнуться тебе. Как я могу грустить? — смех вырвался из моей груди. — Я люблю тебя, Адам. Люблю настолько сильно, насколько только может любить человек. И больше мне ничего не надо, слышишь? Мне просто хочется быть рядом, как сейчас. Обнимать тебя. Это единственное, что мне...

Он впился своими губами в мои, заставив замолчать.

Этот поцелуй был совсем не таким, как тот другой, на ярмарке. Этот был нежным, изучающим, мы попытались внести в него как можно больше чувственности и как можно больше любви. Тот же был страстным, нетерпеливым.

Как только наши губы и сердца разъединились, он произнес:

— Я тоже люблю тебя, Дженн, — он положил мою руку на свою грудь, в то место, где должно быть сердце. — Слышишь, как оно стучит? — его сердце выбивало чечетку в груди, задавая бешеный ритм. — Это делаешь ты со мной.

Он нехотя отстранился, чтобы это не зашло слишком далеко, я нехотя отпустила его, понимая, что должна это сделать. Он, поцеловав меня в макушку, безмолвно попросил разрешение пойти забрать вещи, и я, конечно же, согласилась.

Присев у окна, я посмотрела, как спадает пелена тумана с этого места.

И я увидела её.

Пропасть.

* * *

Написав Адаму письмо, в которое мне хотелось вложить, как можно больше чувственности и любви, я скатилась с кровати. Он всё ещё раскладывал вещи, а я страдала от любви к нему. Мне не хотелось потерять его.

Так почему же мне не потеряться самой?

Я не хочу видеть, чтобы он видел, как я умираю. Не хочу, чтобы было так поздно.

Так почему же не сделать это сейчас, не откладывая на потом?

Я не хочу видеть, как он испытывает боль.

Так почему же мне не испытать её самой?

Когда я вышла на улицу, то подошла к краю пропасти, которая была слишком, слишком большой, чтобы упасть туда и выжить.

Но что, если... что, если я полечу?

Что, если... у меня есть крылья?

Присев на край, я задалась вопросом: 'что, если это тот самый момент?'.

Возможно.

Поднявшись, я раскинула руки в стороны и подняла глаза, посмотрев в небо. И я вспомнила Адама. Я знала, что он улыбается.

И не смогла не ответить ему улыбкой.

Позади себя я услышала шорох, а затем, словно во сне, голос Адама:

— Дженн, что ты... — начал он, но осекся. — Нет, не делай этого! — вскрикнул он, и я услышала шаги позади себя.

Пора.

— Я люблю тебя, — мои слова доносились к сознанию эхом. Для меня существовал только Адам...

На моем лице заиграла улыбка.

В моем сердце была любовь.

Моя душа освободилась.

А затем я прыгнула.

И, клянусь, что, летя вниз, я увидела крылья у себя за спиной.

20.

Адам стоял на своем месте, и, будучи не в силах пошевелиться, замер. Весь мир утратил значение, перед собой он видел только пропасть и Дженн, которая ещё несколько секунд назад стояла здесь же.

Ему не верилось. Ему просто не верилось.

Ещё час назад она говорила с ним, улыбалась, признавалась в любви. Сейчас её уже нет. Он никогда не увидит её радости, он никогда не увидит её, любимую, самую лучшую, его собственную Вселенную.

Он хотел вернуть. Он хотел повернуть время вспять, понять, почему всё сложилось именно так. Он хотел... но не мог.

Не мог. Какое странное словосочетание. Он хочет, но не может. И так всегда, всегда так было в жизни. Мы не можем, и руки опускаются, а тело дрожит от горя.

Парень не плакал. Нет, он не плакал. Он не мог плакать. Все его чувства ушли на второстепенный план, для него имела значения только она.

Адам рухнул на землю, боясь произнести что-то. 'Что испытывала она?' — задался вопросом парень. Покой? Умиротворение?

Руки начали непроизвольно дрожать, словно тело билось в конвульсиях. Но что он мог сделать с этим? Ничего. Ему было абсолютно всё равно. Главное для него — Дженн. Он знал, что без нее он не уедет отсюда, не уйдет.

Он не верил. Он всё ещё не верил.

Он не верил в то, что её больше нет и никогда не будет. Адам не мог этого осознать. Тяжесть реальности обрушилась на него в один миг, и он не мог ничего сопоставить этому проклятию.

Ему страшно. Впервые за жизнь ему было действительно страшно.

Парень посмотрел вперед, туда, где стояла Дженни. Она... просто не могла сделать такое. Она не могла так поступить с ним, зная, что это принесет ему нечеловеческую боль. У Адама было такое чувство, будто душа отделилась от тела, и у него нет ни мыслей, ни морали, ни совести.

У него действительно ничего не было. Даже Дженн.

Дженн, его маленькая Дженни. Все секунды, все минуты, проведенные вместе всплыли в голове, словно этим хотели показать, насколько тяжела утрата, насколько он бесполезен, потому что не может уже ничего изменить.

— Адам, смотри! — прошептала Дженн, смотря куда-то вдаль.

Когда парень подошел к ней, он сначала не поверил собственным глазам, поэтому для достоверности протер их.

— Это что... — начал он, — ... парк аттракционов?

— Похоже на то, — улыбнулась Дженни своей милой и самой что ни на есть наивной улыбкой, — как ты думаешь, родители позволят пойти нам туда?

Адаму не хотелось её расстраивать, но и обнадеживать тоже.

— Я не знаю, милая, — произнес он, — но в будущем мы обязательно окажемся в таком месте. Обещаю, — последнее слово парень сказал шепотом.

На берегу океана в этот день было холодно. Смертельно холодно.

Адам и Дженни сидели около прибоя, смотря, как волны ударяются о песок.

Парень посмотрел на нее, увидев больше, нежели простую девушку. Он увидел в ней то, что не смог бы увидеть любой другой человек, кроме него. И это было волшебно.

Адам увидел в ней свою любовь. Единственную любовь.

— Дженн, подойди сюда, — сказал он, подойдя ближе к океану. Волны омывали его ноги.

— Ты что, сумасшедший?! — завизжала она, улыбаясь. — Холодно, — чтобы придать больше драматичности этому слову, она демонстративно застучала зубами.

— Что, трусишь? — съязвил парень. — Иди сюда.

Миниатюрная девушка встала с бетона и подошла поближе к Адаму, чтобы показать, что она не боится.

Первые волны начали биться о её ноги.

— Ну вот, видишь? — спросил парень. — Так намного лучше.

А потом он взял руку Дженни в свою и потянул на себя, прижав к дрожащему телу.

Она упала на Адама, и они оказались в холодном океане.

— Дурак! — пробормотала девушка. — Что ты наделал? — добавила она, выходя из воды.

Парень просто смеялся. Он и без слов понимал, что любит её. Влюблен в неё. Только в неё.

Воспоминания взяли вверх над Адамом, он вошел в дом, дабы только посмотреть на её вещи. Ему катастрофически не хватало её, словно это была нехватка воздуха, и он не мог дышать.

Когда он подошел к кровати, то увидел сложенный лист бумаги, и, не терпя, развернул его.

Адам, это Дженни, твоя Дженн, твоя подруга.

Подруга ли? Я не знаю, Адам, кто я. Я действительно не знаю этого.

Люблю ли я тебя? Люблю тебя. Больше жизни, больше своей единственной жизни с которой, как видишь, я уже рассталась. Доказала я тебе, насколько моя любовь большая своим поступком? Не знаю. Я уже ничего не знаю.

Но я уверена, что ты спас меня. И готова сказать тебе то же самое — ты спас меня. Потому что все топили меня, уничтожали, ломали, а ты был тем единственным, кто придавал мне веру в жизнь, кто давал мне надежду, а главное — ты давал мне свою любовь, такую искреннюю и сильную, что никакие оскорбления и унижения не могли противостоять этому.

А я? А что я? Я — больная опухолью мозга. Со мной ты никогда не смог бы быть счастливым, понимаешь? Я не знаю, сколько мне осталось. Возможно, уже через несколько дней я начну падать в обмороки, ну, делать то, что делают другие, такие же, как и я. Я не хочу такой судьбы для тебя. Никогда не хотела.

Сейчас у тебя есть всё. Пожалуйста, уезжай отсюда. Ищи для себя лучшее будущее. Без меня. Найди себе семью, жену, которая полюбит тебя настолько сильно, как полюбила я. И ты люби её, пожалуйста, только забудь, забудь, забудь обо мне! Никогда не вспоминай! Не надо меня помнить. Я не заслуживаю этого.

Я люблю тебя. Не хочу, чтобы ты страдал, не хочу, чтобы ты жил в предчувствии моей смерти.

Поэтому и решила свести счеты с жизнью. И это самое подходящее место и время, и я верю, что ты не будешь меня осуждать из-за моего выбора.

А я ни в коем случае не буду осуждать твой.

Просто хочется знать, что ты счастлив, что ты прошел это. Я уверена, ты ещё поблагодаришь меня за то, что тебе не пришлось терпеть все эти муки, которые я должна была бы пройти с тобой. Я знаю это. Знаю наверняка.

Я всегда любила тебя. Буду любить даже после смерти и намного дольше. Буду любить тебя безоговорочно. Ты — единственный, ради кого я преодолею все барьеры и преграды, только чтобы быть с тобой.

Я твоя.

Теперь у нас есть вечность.

Вечность — это гораздо больше, нежели земная жизнь.

Я люблю тебя.

Люблю тебя.

Только тебя.

А ты любишь меня, Адам?

Я знаю, что любишь.

Я любима. Я единственная. Я твоя.

И знаю, что ты никогда меня не бросишь.

У нее есть крылья.

Она говорит с тобой

И летает в небесах, ангел настоящий.

У нее есть крылья.

Она прекрасна душой,

От неё исходит такой запах пьянящий.

У нее есть крылья.

Она жила так, будто нет

Для неё места во всей Вселенной.

У нее есть крылья.

Она излучала свет,

Такой чистый и такой драгоценный.

У нее есть крылья.

Ты подарил их ей,

Стал навсегда для неё ты всем.

У нее есть крылья.

В её жизни было много людей,

Но ты полюбил её.

Зачем?

Парень пытался унять боль. Горечь, которую он испытал от прочтения, заняла все его мысли, мир ушел из-под ног, и не осталось сил, чтобы сделать ещё что-то.

Хотелось быть с Дженн. Хотелось, чтобы она помогла, утешила. И он знал, как сделать это.

Решительно он подошел к краю пропасти, стараясь не смотреть вниз.

Он делает это ради нее.

Он делает это только ради нее.

'Ради неё', — твердил себе парень.

И он сделал шаг вперед. Сделал шаг вперед, ради нее.

Ради её любви.

И ничто уже не имело значения.

Их любовь была неземной.

Они чувствовали это. Они чувствовали то, что не чувствовал ни один человек. Любовь подарила им крылья.

Способность летать. Они летали и любили друг друга вечность.

Целую вечность.

От автора.

Дженнифер искалечила много жизней. Своей смертью она практически уничтожила сестру, родителей, родственников и Адама... она посеяла в их душах сырость и холод.

Этого уже не изменить. Она никогда больше не сможет дышать, чувствовать. Она летает. Всю жизнь будет летать... как там говорилось, ну, в моём рассказе? '... мое сердце упало, бросилось вскачь, и я подумала, что люди от слов способны умирать, а от прикосновений они могут парить в воздухе, в их душах цветут крылья'.

Ничего уже не вернуть. Нам не вернуть её улыбок, не вернуть присутствие, которое освещало чей-то день. Эти последствия нельзя отбросить, их нужно принять в своих мятежных сердцах.

Возможно, всё полетело к чертям, возможно, в чем-то я была не права. В этот рассказ я поместила всё: все переживания, все ожидания, все беды — всё, что я посчитала нужным.

Мне очень жаль.

Продолжайте жить. Забудьте. Ничего не изменилось... только Дженнифер и Адама с нами нет. И никогда не будет.

Всегда Ваша, С. Коллинз.