Там, где живёт огонь. Часть 1

— ...видеть твоё унижение, — закончила она совсем тихо.

И вмиг в ладони его оказался кинжал, вытащенный в долю секунды из сапога, и тут же он полоснул им перед собой. Но хитрая дьяволица уже вновь стояла в другом конце комнаты, охваченная высоким пламенем разгоревшегося пожара, который совсем не обжигал её белую кожу, и звонко хохотала. Пара секунд — и она исчезла в клубах дыма.

Астарот оглянулся. Асмодей безразлично смотрел в окно, а Бельфегор, казалось, никак не мог усесться в кресле. Он переваливался с одного подлокотника на другой, то закидывал левую ногу на правую, то наоборот. Самаэль был бесстрастен.

Костяшки пальцев Астарота, сжимающих оружие, побелели. Он смотрел на обыкновенный кинжал, изрисованный завитками и украшенный цветными каменьями, и вспоминал, что когда-то на его месте лежал другой. Более просто выполненный, более старый, но много более мощный. Кинжал, который мог бы убить Лилит на месте.

Это не было первым днём, когда принцесса унижала его, но каждый новый раз она словно била всё глубже. Долго еще в его маленьких близко поставленных глазах будет стоять её стройная фигура, в этом тонком платьице, развевающемся в языках пламени, а в ушах — звучать смех.

Огонь тем временем уже успел славно повеселиться, поглотив и свечу, и фантастический канделябр, и почти весь ковёр. Он уже примеривался к драпированным стенам, когда в дверях появился четвертый мужчина. Прищурившись от едкого дыма, наполнившего комнату, он щелкнул толстыми пальцами и голодная стихия вмиг погасла.

— Что-то у вас тут душновато, многоуважаемые! — улыбнулся он во весь свой широкий рот и одной рукой погладил внушительных размеров пузо. — Прошу прощение за опоздание, торопился, как мог, честное слово! — говорил он, проходя вперёд и размахивая маленькой ладошкой в воздухе. От этого лёгкого движения воздух в помещении пришёл в движение и со свистом вышел из распахнувшихся окон.

Мужчина был весьма внушителен. Хоть рост его и не превышал средний, могучие плечи и довольно большое пузо делали его весьма приметным. Тонкая жилетка из светлой жирафовой кожи была накинута на торс. А большие твёрдые мышцы на чрезвычайно кривых ногах слегка прикрывали пёстрые шаровары на индийский манер. На его толстом запястье болталось маленькое неприметное ожерелье с пятью кулонами — волк, лиса, собака, слон и кот. Его большие весёлые глаза радостно перебегали о одного гостя к другому, ища хоть в одном из них искру задора, которую он мог бы разжечь. Это был Бегемот, принц Второго Тёмного Дома, отец Чревоугодия, пьяница и заправитель пиров.

— Ничего, не обращай внимания, прошу садись, мы уже начали, — поприветствовал вновь прибывшего Самаэль. Протянув руку вперёд, он указал Бегемоту свободное место за столом, и тут же там появилось большое резное кресло. Но новоприбывший принц не спешил садиться.

— Что, так сразу и начали? Кто ж занимается делами на пустой желудок? — воскликнул Бегемот и хлопнул в ладоши. Но ничего не произошло.

— Ох, я забыл, что не у себя дома, — сказал он и плюхнулся в предложенное кресло. — Чёрт, хоть бы медку на стол поставил! — громко бросил он и расхохотался в полнейшей тишине. — Это я не ругаюсь, это я к тебе обращаюсь, хозяин! — продолжал смеяться принц Чревоугодия, глядя на Самаэля, главу Дома, в котором все они находились. — С ума можно сойти, сколько веков этой шутке, а всё еще смешно!

— Мне кажется, Бегемот, принцы не разделяют твоего веселья, — с ленцой ответил Асмодей.

— О, кого я вижу, герцог! Как, ты сюда попал, человечье чадо? — радостно воскликнул новоприбывший.

— Я нынче выступаю от лица матери, она выбрала меня своим представителем, — ответил медленно полудемон, искоса посмотрев на принца своего Дома — Бельфегора. Тот будто бы не обращал на него ни малейшего внимания. В его руках была длинная цепочка от карманных часов, которую он теребил, превращая то в расплавленный кусок золота, то обратно в аккуратно скреплённые звенья.

Тем временем Самаэль шепнул что-то, и воздухе появился свежий запах заклятья. Сию же секунду комната наполнилась низкорослыми слугами, одетыми в синие ливреи с хромовыми пауками на груди. Они носили напитки и лёгкие закуски, которые должны были помочь гостям принять сегодняшним вечером правильное решение.

— Вот это другой дело! — сказал Бегемот, когда к нему подошла маленькая демоница с тонким пушистым хвостиком, серыми копытцами и верхней половиной тела маленькой девочки. Она несла в руках вяленую ногу коня и штоф свежей крови. Принц хлопнул её по мягкой попе и схватил себе все подносы из её рук, жадно погрузив зубы в сухую конскую плоть.

Наконец-то все члены совета были в сборе — четыре из пяти принцев Ада, правителей Тёмных Домов, четыре падших ангела, повелевающих смертными грехами. Пятым среди них стал Асмодей — вечно юный герцог Третьего Темного Дома, получеловек, полудемон, не имеющий права по закону здесь находится, но неожиданным образом вошедший в совет принцев.

— Итак, на чём вы остановились? — отец Чревоугодия дожевал кусок конины и перешёл, наконец, к делу. — Моё мнение вы знаете, я категорически против использования этой штуковины. Люди совершенно перестанут угождать себе, пить, кутить и материться, как только поймут, что тот парень, что занял всё небо, и правда существует.

— Но ведь мы могли бы оказать нашему господину огромную услугу! Он, несомненно, был бы рад узнать, что у него такие верные слуги! — возмутился Бельфегор. — Мы должны выполнить свой долг, несмотря на вероятные потери!

Самаэль, видимо не был настроен на долгие споры, потому что, не удосужившись ни ответить, ни просто выразить своё мнение, сказал:

— Понятно: Чревоугодие — против, Блуд — за.

Оба принца согласно кивнули.

— Уныние — за? — спросил он Астарота.

— Именно, — ответил принц, дважды качнув головой.

— Алчность против, — сказал Самаэль, обведя глазами всех. Это было его слово.

Два против двух.

— Да что вы говорите, — медленно произнёс Асмодей, смотря как поигрывают блики света в его бокале.

Свечи на столе потрескивали в полной тишине. Он отхлебнул ещё глоток пряного хереса, наслаждаясь моментом. Четыре голоса из пяти высказались. Теперь его слово было решающим.

— Мы должны считаться с мнением этого щенка? — презрительно бросил Астарот, скривив своё изъеденное оспинами лицо, чем изуродовал себя еще больше. Посмотрев на обидчика, Асмодей лишь усмехнулся и устало подпёр рукой щеку.

— Отчего же, давайте послушаем, — возразил Бельфегор, выжидающе сложив руки на столе. Его взгляд, направленный на герцога, был довольно угрожающим, но Асмодей будто и не думал этого замечать. Принц не хотел верить, что его вассал пойдёт против его воли и примет иную сторону. Но, к сожалению, ответ ему уже был известен.

— Господа, — начал Асмодей, встав с кресла. Его искрящийся насмешкой взгляд по очереди остановился на каждом из присутствующих, наслаждаясь ожиданием, написанном на лицах, — как бы мне ни нравилось держать всех вас в таком интересном положении, когда все вы ждёте решения "дрянного полукровки"...

— Он смеет подшучивать над главами Домов?.. — прошипел Астарот, вращая безумными глазами.

— Так вот, — продолжил он мягким голосом, — не волнуйтесь, я спешу закончить ваши терзания. Мой ответ — нет.

Он не спеша допил херес, и поставил уже пустой кубок обратно на стол. В полнейшей тишине раздался глухой стук лазуритовой ножки бокала о блестящее дерево.

Спустя мгновение Астарот вскочил на ноги. Он в ярости ударил кулаком по столу так, что свечи, стоявшие на нём, подпрыгнули, а каменный бокал полудемона упал и разбился, расплескав капли золотистой жидкости.

— Будь ты проклят, Асмодей, — прошипел он, вперив взгляд налитых кровью глаз на герцога.

— Я уже проклят, — пожал плечами полудемон.

— Решение принято, — сказал Самаэль, и было видно, что принц Алчности доволен, — отныне артефакт будет находится здесь.

Словно по волшебству тяжелый массивный стол, за которым сидели гости, исчез вместе с напитками и едой, что, казалось, ужасно расстроило Бегемота, и на его месте из пола вырос кованый пьедестал. На нём лежал меленький белый череп, гладкий и старый. Взгляды всех присутствующих немедленно направились на него. Ключ, способный открыть двери пространства и времени, был перед ними. Предмет, который мог бы вернуть им Землю. Но они отказались от него.

Астарот смотрел на череп и взгляд его горел. Так близко и так далеко. Пусть не один, а с другими принцами, но они могли оказаться на Земле! Он снова мог бы дышать...

— Но боюсь, господа, что на этом наше собрание не закончено, — продолжил Самаэль, опережая желание некоторых членов совета поскорее разойтись. Бегемот уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу, шумно сглатывая слюну. Кажется, недавняя трапеза его совсем не удовлетворила.

Подойдя к ключу от Врат, отец Алчности протянул к нему руку и точно над лобной долей черепа сжал в воздухе сухие длинные пальцы. Сложные завитки красноватой магии брызнули в разные стороны, словно он сдавил в ладони спелый помидор. Когда он убрал руку над черепом остался образ черного паука с красным крестом на спине. Это была чёрная вдова. Она, словно живая, упала на череп, опасно перебирая мохнатыми лапками.

— Печать Престола... — прошептал Астарот, расширив глаза от удивления.

— Прошу вас, — продолжил Самаэль, отойдя от пьедестала и протянув руку в приглашающем жесте.

— Зачем такие серьёзные меры? Разве кто-то может проникнуть за врата дворца Алчности без ведома его хозяина? — неуверенно спросил Астарот, всё еще не веря своим глазам. Печать Престола — символ, который снять сможет только тот, кто его поставил. Высшая магия, исключающая саму мысль о том, что череп кто-то сможет украсть.

— Каждый из нас должен быть уверен, что ни я, ни кто-то другой не сможет воспользоваться ключом, нарушив наш договор. Этот череп способен изменить всё, к чему мы привыкли. Мир никогда уже не станет прежним, если хоть один из нас коснётся его.

Мурашки пробежали по спине Астарота. Ему казалось, что все вокруг думают сейчас о нём. Но ни одна голова не повернулась в его сторону и ни один взгляд не скользнул по его худому испуганному лицу.

— Решением совета было принято, что лишь Владыка Тьмы имеет право распоряжаться артефактом такой силы.

Напряжённое молчание разлилось по комнате. Пока, наконец, с шумным кряхтением поднявшись с мягкого кресла, к черепу не подошел Бегемот. Он тоже хотел, чтобы всё оставалось на своих местах, и потому с радостью готов был запечатать талисман ведьмы. Внезапно он выпучил глаза, глядя в пустоту, и мелкая дрожь охватила его грузное тело. Большой живот смешно дергался, и щеки развевались ему в такт. Через несколько секунд он вытянул вперёд руки и запрокинул назад голову. Его рот широко открылся, и прямо из горла начала вылезать огромная желтоватая змея. Она, не долго думая, ловко проползла по протянутой руке и, в конце-концов, обвилась вокруг белёсого черепа. Вспыхнув напоследок, как молния в майский день, она заползла в одну из глазниц и там замерла, выставив наружу короткий хвост.

Следующим был Бельфегор. На широком лице было написано недовольство, но движения его были твёрдыми. Оказавшись напротив постамента, принц Похоти засунул в рот пальцы левой руки и слегка присвистнул. Тут же вокруг черепа заклубились облака едкого дыма, полностью скрыв его от присутствующих. Затем туман, переливающийся оранжевыми и зелеными цветами, резко впитался в бледную кость, а откуда-то со дна на голый белёсый лоб выполз черный скорпион. Собственно, там он и остался, превратившись вмиг в магическую печать Третьего Тёмного Дома.

Четвёртым встал Астарот. Его тощая высокая фигура неохотно двинулась к ключу. Он тяжело дышал, видя перед собой маленький магический череп, столь долго занимавший все его мысли. Как долго он мечтал, что завладеет им! И вот теперь он был для него потерян. Это было не честно.

Скрипнув зубами, принц Уныния в очередной раз проклял половину своих братьев, проголосовавших за опечатывание ключа, послал самые чудовищные пожелания в адрес Асмодея и его гнусной мамаши, и принялся за колдовство.

На миг всё в зале словно замерло. Неестественная тишина окутала присутствующих, все шорохи и скрипы прекратились и исчезли. Свечи перестали потрескивать, а старые кости принцев — скрипеть. Астарот стоял неподвижно пока вокруг них сам воздух не потемнел. Тогда он выпрямил пальцы на левой руке, и стало видно, как черные ногти на ней неестественно удлинились, сделавшись похожими на маленькие стилеты. Глубоко вздохнув, он воткнул их под свою грудную клетку и вынул дымящееся багровое сердце. Оно билось в бледной ладони, изливая на пол тёмную демоническую кровь. И, незаметно для окружающих, его слабые сокращения изменились, что-то мокрое зашевелилось в руке принца, и на месте сердца кровавая летучая мышь развернула свои крылья. Взмахнув ими несколько раз, она взлетела с ладони и, сделав несколько кругов вокруг ключа, отбрасывая на мраморный пол рубиновые капли, села на зачарованный череп, став ещё одной печатью Престола.

— Ну так что, это всё? — спросил Астарот, довольный сложностью своей магии.

— Боюсь, что еще нет, — сказал Самаэль, и ни капли восхищения не вспыхнуло в его глазах. — Надеюсь вы не забыли, что нам не хватает пятой печати, — и он многозначительно посмотрел на Асмодея, до того мирно восседавшего в нише большого полукруглого окна. Он приканчивал бутылку хереса, мечтательно глядя сквозь витражи, ничуть не замечая, казалось, происходящего рядом представления.

— Нет, ну это уже ни в какие ворота... — сказал истерично Астарот, не успев даже отойти от пьедестала.

Асмодей же словно впервые заметил, что в комнате он, оказывается, находится не один. Он оглядел всех присутствующих, и губы его тронула едва уловимая улыбка. Бельфегор хмурился, Астарот дико вращал глазами, Самаэль стоял в напряженном ожидании, а Бегемот миролюбиво поглаживал свой животик.

— Герцог Асмодей, твоя печать по воле княгини Хаоса Лилит в отсутствии принца Аваддона, имеет силу пятой печати Престолов. Я, принц Четвертого Тёмного Дома, прошу исполнить тебя свой долг, — Самаэль говорил твёрдо и чётко. Герцог-полудемон не мог услышать в его голосе даже тень сомнения или неуважения. Стоило отдать должное отцу Алчности — даже если он и видел в сыне Лилит лишь жалкого недодемона, он это тщательно скрывал.

Но Асмодей не сказал ничего. Он лишь опустил голову на секунду, словно задумавшись, а когда поднял, каждый из присутствующих увидел, что сама материя вокруг него завибрировала. Чёрные глаза стали огненно-жёлтыми, когда он поднёс ладонь ко рту и прикоснулся пальцами к ярким губам. Оторвав руку, он, осторожно и не торопясь, направил её в сторону маленького черепа. Крошечный поцелуй сорвался с его ладони и тут же полетел в сторону постамента. Ни капли магии не пролилось мимо в этом идеальном заклятии. Ни один глаз не мог уловить цепь скрепляющих его символов, ни один язык не чувствовал его демонического вкуса. Внезапно в воздухе контур поцелуя начал изменять форму, засиял всеми красками золота, и, сделав оборот вокруг своей оси, превратился в огненного Феникса. С крыльев, перьев, хвоста и клюва полилась сила, наполняющая помещение золотым светом. Сотни заклятий ударили в голову наблюдающим принцам, так чтобы сбить их с толку, не давая разобрать деталей заклинания. И никто из них так и не смог узреть среди всех этих красок сердцевину — заклятие сотворения живого Феникса. Птица села на гладкое темя черепушки, расправила крылья, и, издав пронзительный крик, испустила тысячу золотых искр, наконец, затихнув.