— К несчастью, всем заправляет Джано делла Белла... Человек, обладающий многими доблестями, но, к несчастью, слишком уж честолюбивый...
Слова мясника заглушили восторженные вопли: возле лавки аптекаря показалась торжественная процессия.
Сер Эрмино принялся вертеть головой — то глядя в сторону двери, то поворачиваясь лицом к собеседникам.
Видя замешательство аптекаря, Пекора вложил ему в руку монеты и, прошептав на прощание:
— Молитесь, подобно мне, чтобы к власти во Флоренции пришли люди, мечтающие о славе её и величии... — медленно покинул лавку.
Сер Эрмино проводил мясника восторженным взглядом, а затем всё своё внимание обратил на великолепную процессию, которая к тому времени успела уже пройти по главным улицам Флоренции, посетив резиденции цехов, дворцы капитана народа и подесты, крупнейшие церкви и храмы.
К четырём часам пополудни участники торжества вновь вернулись к стенам собора, откуда начался их путь. Площадь к тому времени оказалась укрыта громадным матерчатым балдахином голубого цвета, закреплённым в дюжине метров над землёй.
Ворота баптистерия Сан-Джованни призывно распахнулись — и вскоре под сводами его зазвучали голоса певчих: началась праздничная месса, послушать которую явилось столько людей, что, казалось, лишь воля Господа помогла им уместиться в стенах скромного здания. К чести флорентийцев следует сказать: авторитет Святого Иоанна был столь велик, что даже ожидание скорых увеселений не смогло отвлечь их от богослужения.
Когда долг благочестия был выполнен, настало время забавы, доставлявшей горожанам наибольшее удовольствие: скачки на лошадях, каждая из которых была разряжена живописнее самого богатого рыцаря на королевском турнире. Не менее живописным был и приз, вручавшийся победителю: парчовый тёмно-красный штандарт с серебряной лилией, позолоченной по краям, и красным крестом. Водружался он на повозку, запряжённую двумя белоснежными лошадьми, где сидело несколько прекрасных дам, которым и предстояло одарить героя дня вышеупомянутым знаменем.
Путь молодых людей, сражавшихся друг с другом за победу, начинался от площади перед Старым рынком, чтобы затем, описав по улицам города причудливую петлю, завершиться около рынка Нового. Шум в тот миг, когда украшенные попонами кони, понукаемые разгорячёнными всадниками, проносились под окнами домов и балконов, стоял такой, словно в стенах Флоренции разгорелось кровопролитное сражение. Впрочем, в какой-то степени так и было: каждый юноша готов был пойти на любые ухищрения, чтобы получить заветный приз.
После завершения увлекательных соревнований — победителем стал Баскьера деи Тозинги, молодой человек, недавно посвящённый в рыцари, — флорентийцы, как было издревле заведено, высыпали на городские площади, чтобы вдоволь повеселиться и потанцевать под звуки гитар, виол и цитр. Облачившись в причудливые головные уборы, украсив одежду гирляндами и разноцветными лентами, компании молодёжи принялись разгуливать по улицам, встречаемые одобрительными криками и рукоплесканиями престарелых дам и замужних девиц, которым правила приличия или возраст не позволяли присоединиться к участникам празднества.
Среди компании юношей, расположившейся на площади, где некогда возвышались дома семейства Уберти, а через несколько лет предстояло воздвигнуться главному оплоту народовластия — Палаццо делла Синьория — находились Джованни и Дино, о котором мы совсем позабыли, увлекшись рассказом об избрании Папы и приезде Карла Мартелла. Впрочем, характер юноши нисколько не изменился: он всё так же подчинялся любому настроению толпы. Каждая шутка кого-нибудь из соседей, встречавшаяся одобрением, заставляла его хохотать до упаду; как только раздавались первые слова песни, он подхватывал их с таким жаром, что едва не срывал голос.
Джованни, между тем, оказался окружён толпой знакомых молодых людей, отвечая с улыбкой на каждую реплику, обращённую к нему. На любую остроту он отпускал свою собственную, не оставил без внимания ни один вопрос, когда разговор вдруг из шутливого превращался в серьёзный. Казалось, все эти юноши из различных семейств — магнаты и купцы — считают Моцци лучшим своим другом. Но стоило приглядеться получше, чтобы заметить, с какой тщательностью Джованни подбирает слова, сколь осторожно отвечает на шутки, чтобы ненароком не оскорбить собеседников, некоторым из которых достаточно было крошечного повода, чтобы затеять ссору.
К счастью, Моцци с честью выдержал испытание, да и настроение юношей в этот день оказалось миролюбивым.
Наступил вечер. Молодые люди, устав топтаться на одном месте, двинулись по охваченным яркими огнями улицам. Возле дома Вьери деи Черки случилось событие, вызвавшее воодушевление: им повстречалась компания девушек, которые танцевали вокруг костра.
Раздались весёлые крики и смех. Плясуньи принялись осыпать нежданных гостей насмешками. Молодые люди в долгу не остались, и завязалась шутливая перепалка.
Дино, который не был знаком ни с кем из острых на язык красавиц, решил не ввязываться в обмен "любезностями" и начал украдкой их разглядывать.
Вскоре внимание юноши привлекла девушка в венке из полевых цветов, стоявшая чуть в стороне от своих подруг. Глаза незнакомки блестели в свете костра, зубы изумляли белизной, когда алые губы её расплывались в улыбке; чёрные, словно вороново крыло, волосы были стянуты в толстые косы.
Неожиданно Дино почувствовал слабость в коленях. Сердце забилось сильнее, взгляд заволокло пеленой, и юноша машинально приложил руку к груди.
— Что с тобой? — заметив смятение друга, встревожился Джованни.
— Пустяки, — ответил Мортинери.
— Вид у тебя такой, будто ты заболел...
— Не думаю, — пожал плечами Дино и через силу улыбнулся.
"Быть может, спросить у Джованни, кто это?.. — вновь посмотрел он в сторону незнакомки. — Впрочем, нет! Сразу со всех сторон посыплются насмешки..."
Моцци ткнул приятеля в бок, оторвав от раздумий:
— Взгляни-ка! — и указал куда-то в сторону.
Мортинери сощурился и различил, что подле одного из домов стоят двое мужчин, беседа между которыми едва ли могла считаться мирной. Одним из них был Корсо Донати, другим же — какой-то внушительного роста господин, одетый в роскошный кафтан. Юноше показалось даже, будто в свете факелов, которые держали слуги, сверкают драгоценные камни.
Собеседники отчаянно размахивали руками, наступая один на другого, словно это могло решить исход спора. Казалось, будь они вооружены, земля вокруг давно обагрилась бы кровью.
Наконец, противник мессера Корсо в ярости топнул ногой и, резко развернувшись, направился к тому месту, где стояла приглянувшаяся Дино незнакомка. Подойдя к ней, мужчина шепнул несколько слов и решительно зашагал прочь.
Девушка состроила разочарованную гримасу, но послушно последовала за ним.
Озарённый внезапной мыслью, Мортинери обратился к приятелю:
— Кто этот вспыльчивый господин?
Джованни рассмеялся:
— Попробовал бы ты сохранить спокойствие во время разговора с Корсо Донати! Особенно когда являешься его родственником!
— Как?! Человек этот — родич мессера Корсо?
— Да, — кивнул Моцци. — Симоне Галастроне.
— А девушка, с которой он беседовал...
— ...его дочь Эмилия.
— Что ж, спасибо, — пробормотал молодой человек, не заметив лукавого огонька, сверкнувшего в глазах друга.
Глава 2
Раздор
Теперь я предлагаю вернуться на несколько часов назад, чтобы выяснить, отчего произошла ссора между мессером Корсо и его родственником, которой суждено сыграть немаловажную роль в последующих событиях нашей повести.
По завершении торжественного богослужения в Баптистерии, Донати не стал, как полагалось благонравному и честному хозяину семьи, возвращаться домой, предоставив право веселиться юным сыновьям. Напротив, он, окружённый десятком слуг, принялся с важным видом разгуливать по Флоренции, пока, наконец, не очутился возле дома своего заклятого врага Вьери деи Черки. Тут в душе мессера Корсо проснулось вполне понятное желание покрасоваться статью и величием, чтобы "деревенщина Вьери" задохнулся от зависти, и он без промедления взялся за исполнение этого намерения.
Трудно сказать, заметил потуги противника мессер Вьери, краснощёкое лицо которого несколько раз появилось в окне, или оставил их без внимания. Зато мессера Корсо внезапно увидел Симоне Галастроне, чей краткий портрет мы уже нарисовали в прошлой главе.
Подойдя к Донати, он с улыбкой произнёс:
— Здравствуй, дорогой родич!
— А... — протянул Корсо. — Рад тебя видеть, Симоне.
— Я тоже, — ответил мужчина. — Жаль, что в последние два года встречи наши стали столь же редки, как и праздник Святого Иоанна.
— Да, — покачал головой Донати. — Виной всему проклятые законы Джано делла Белла. Из-за них теперь нет желания даже покидать дом: какое удовольствие можно получить, передвигаясь по улицам, точно монашка? Даже взгляд поднять нельзя, чтобы кто-нибудь через минуту не донёс подесте, будто ты оскорбил пополана!
— Не спорю! — засмеялся Галастроне. Корсо заметил, что он нервно потирает ладони. — "Установления справедливости" поначалу доставляли немалое беспокойство. Сейчас, кажется, все привыкли к ним.
Донати что-то чуть слышно проворчал.
Галастроне, не зная, что делать с непослушными руками, сплёл пальцы и сложил их на животе. Широкая улыбка словно приклеилась к губам мужчины.
— Вид твой, Корсо, — сказал он, — так внушителен, что никому и в голову не придёт, будто ты чего-либо страшишься. Скорее наоборот. — Донати передёрнул плечами. — Скажу больше: ты похож на человека, довольного жизнью.
— Я бы так не сказал. — Вздох, вырвавшийся из груди мужчины, был искренним.
— Ты шутишь, Корсо! Или просто не хочешь признать очевидных вещей. Но я-то — твой родич — прекрасно всё вижу.
— Хорошо, пусть будет по-твоему, — согласился Донати.
— И я... Я тоже счастлив! — воскликнул Галастроне.
— Неужели?!
— Да!
— В твоей семье случилось какое-нибудь радостное событие? — не удержался от вопроса Корсо. — Что-то, о чём я не знаю?
— Ещё нет. Но вскоре моя старшая дочь выйдет замуж... — Донати побледнел — и зачем только он проявил любопытство? — Я хочу устроить празднество, о котором будет вспоминать вся Флоренция!
Мессер Корсо промолчал. Не дождавшись ответа, Галастроне с грустью — пусть губы его по-прежнему кривила улыбка — сказал:
— Думаю, ты понимаешь, дорогой мой родич, сколько денег потребует исполнение такого замысла.
— Ещё бы! — проворчал Донати. — Не лучше ли проявить скромность? Когда сундуки пусты, она более уместна, чем бессмысленное расточительство.
— Я удивлён, Корсо! — стал, наконец, серьёзным Симоне. — Неужели, женись твой сын на какой-нибудь знатной девице, ты поскупился бы...
— Мой сын! — поднял вверх указательный палец мужчина. — Ты верно заметил! Будущий рыцарь, а не какая-нибудь девчонка...
— Не смей так говорить!
— Я говорю откровенно — всё, что считаю нужным сказать!
Галастроне повернулся к собеседнику спиной, точно собираясь уйти, но внезапно изменил свои намерения и сказал:
— Не будем ссориться в такой день, Корсо. Я ведь хотел обратиться к тебе с просьбой.
— Говори, Симоне, — прорычал Донати и сжал зубы.
— Некоторое время назад, когда дела твои шли не слишком хорошо и нужно было выплатить крупный штраф подесте, я пришёл на выручку и одолжил тебе несколько сотен флоринов. С тех пор прошло немало времени, и вот сейчас я вспомнил...
— А я ни черта не могу вспомнить! — вдруг перебил собеседника Корсо. Взгляд его был вызывающим.
Галастроне растерялся:
— Ничего не понимаю.
— Что за штраф?! Какие флорины? — продолжил Донати. — Ты шутишь? Или нарочно придумал всё это в надежде досадить мне?
— Вот как? Выходит, ты позабыл о своём долге?
— Я не могу забыть о том, чего никогда не было!
— Какой же ты подлец, Корсо... — выдавил Симоне. — Видит Господь, я надеялся решить всё мирно, но поведение твоё... — Мужчина схватился за голову. — Это просто омерзительно!.. Завтра же я подам жалобу подесте.
— Ублюдок! — взревел Донати. — Что же выходит? Из-за долга в несколько паршивых флоринов, о котором я ничего не знал, ты готов пожаловаться на меня — своего родича! — властям? Возьми тебя чума, чёртово отродье!
— Погляди на себя! — возразил Симоне. — Ты не сдержал обещание, взялся лгать — бессовестно, словно какой-нибудь ростовщик, для которого деньги важнее чести. Разве такой поступок достоин рыцаря?
— Не тебе рассуждать об этом, Симоне.
— Поэтому я обращусь к подесте — пусть он решит, кто из нас прав.
С этими словами Галастроне, как уже было рассказано ранее, покинул празднество.
Корсо также отправился домой, скрежеща зубами от бессильной ярости: зная характер родича, мужчина не сомневался, что тот не скоро успокоится и обещание своё непременно сдержит.
"Зря ты повёл себя так с этим ублюдком, — думал Донати. — Лучше бы швырнул ему в рожу сотню-другую лир... Хотя — чёрт возьми! — такими деньгами не разбрасываются... Но и оскорблять мерзавца не стоило. Хорошенькое дело: знатнейший человек Флоренции вынужден будет отвечать на вопросы какого-нибудь проходимца, шесть лет шатавшегося по кабакам учёной Болоньи, а теперь напялившего на себя судейскую мантию. Лучше уж издохнуть, чем смириться с подобным унижением!"
Мессер Корсо, понятное дело, вовсе не собирался лишать себя жизни. Поворчав ещё немного, он начал искать способ, который позволил бы с честью выйти из трудного положения. К несчастью, любые идеи — даже самые великолепные — разбивались вдребезги об одно существенное обстоятельство: у Галастроне непременно должна была сохраниться расписка Корсо.
— Тварь... — шептал Донати, свирепо поглядывая на слуг. — "Ах, любезный мой родич, не сочтите поведение моё оскорбительным: я поступаю так, лишь следуя глупым формальностям. Подпишите эту бумажонку — думаю, вскоре я забуду, куда её спрятал..." Забыл, как же! Должно быть, завтра потащит расписку в Барджелло.... Убить бы мерзавца!
Последняя мысль так понравилась мессеру Корсо, что ночью, проваливаясь в очередное сновидение, он всякий раз видел перед собой окровавленное тело Симоне, вонзал в него кинжалы и копья, отрубал голову мечом...
Пробудившись утром, мужчина несколько секунд чувствовал себя счастливым: только что Симоне по его повелению был приговорён к сожжению на костре. Осознав, что происшедшее минуту назад — всего лишь плод воображения, он разочарованно вздохнул.
На смену вчерашней ярости пришло опустошение: Донати не хотелось даже вставать с кровати. К чёрту завтрак! К дьяволу утреннюю молитву! Пусть женщины ползают в храме на коленях, если им так хочется — он никуда не пойдёт.
Впрочем, кто знает? В церкви можно встретить кого-нибудь, кто дал бы полезный совет: человека, знакомого с причудами судей. Скажем, Джери Спини...
— Чёрт возьми! — вскочил Корсо на ноги. — Вот кто поможет мне! Мессер Джери — этот денежный мешок — должен неплохо разбираться в подобного рода тяжбах.
