Дверь на горе

Взявшие хороший старт евангелисты-харизматики обратили в свою веру половину музыкалки и еще пару тысяч неизбалованных разнообразием на духовном рынке горожан. Проповеди Виктора Баранова в зрительном зале ДК "Текстильщик", порою, затягивались на два часа. Молитвы переходили в неразборчивый бред, который сами прихожане "Церкви Иисуса Христа" называли апостольским "общением на язЫках". Внутри конфессии постоянно росли разногласия между "шведской" и "американской" ветвями, в конце концов, вылившиеся в раскол. Пасху отмечали единожды, вместе со всей страной, а Рождество — дважды: двадцать пятого, чтобы синхронно объединить молитвенные усилия с западными единоверцами, и седьмого — из солидарности с православными. Но этот абсурд уравновешивался блестящим хором (проповедь среди музработников себя полностью окупила), слажено выстраивавшимся на сцене в три ряда и без всяких микрофонов повергавшим зал в благоговейный трепет. Одаренные отпрыски певчих составляли детскую группу, выступавшую лишь по важным датам, но репетирующую от чувства собственной важности особенно упорно. Музыку и стихи заимствовали у российских и зарубежных соратников, либо писали сами, В годы, когда попса стала особенно мерзкой, эти мелодии и слова — чуть-чуть наивные, чуть-чуть "академические", чуть-чуть "эстрадные", чуть-чуть "народные" — казались настоящей отдушиной и воспитывали у младшего поколения вкус. Через воскресную школу и хор, в частности, прошел Аданэдель, что не помешало ему, в последствие, увлечься толкиенизмом и тяжелым роком.

Иногда активисты харизматиков встречали на улице "конкурентов". Причем, если богословские споры с православными завершались быстро — ортодоксы плохо знали Библию, а евангелисты — Предание, — то с мормонами, иеговистами, протестантами иных толков и твердыми атеистами разговоры продолжались часами. А едва только стих творческий порыв и люди попривыкли к перманентной религиозной экзальтации, церковь, продержавшаяся на приличном уровне лет семь, медленно покатилась в ничтожество. Прихожане, дотоле твердо открещивавшиеся от "идолопоклонников", растеклись по другим организациям. Для очень многих следующим шагом на духовном пути стало увлечение эзотерикой.

Первыми ласточками, наверное, стали последователи Иванова, что в последние зимы советской власти вышагивали по тротуарам в трусах на босу ногу. К двухтысячным же в России на духовном рынке не было ничего такого, что бы ни нашлось в Чайковском.

И откуда они материализовались? Учителя нескольких сортов йоги, торгующие нирваной штучно и вразвес, специалисты по холотропному дыханию и энергетическому массажу? Из каких запасников откопали они Блаватскую, Гурджиева и Анни Безант? Что за мир китайской космократии породил русских мастеров цигун и фен-шуй? В каком ашраме перевели с языка Рабиндраната Тагора на великий и могучий Шри Ауробиндо, Ошо, Саи Бабу?

Для большинства горожан увлечение прошло довольно безобидно. Клубы наподобие "Китайского дворника" ("Китайским двориком" он был ровно до тех пор, пока наборщик газеты не допустил опечатку) или домашние кружки соционики требовали скорее затрат времени, чем средств. Других — адептов сайентологии и Рейки, постоянных слушателей гастролирующих гуру и любителей поездить на платные семинары — поветрие поставило на грань разорения. Третьих, забывших о технике безопасности, ожидали психические расстройства после неудачных практик. Естественно, в рамках текучки, разрушались и созидались семьи, под разговоры с о тантре с харизматичными "учителями" лишались невинности заинтригованные девицы.

Вопреки страшилкам сектоведов, в подавляющем большинстве групп не было никаких препятствий для "голосования ногами". Из знаменитой триады Хиршмана — "выход, голос и верность" — заблудившиеся в поисках себя адепты выбирали именно "выход". Обычно, за этим следовало вступление в иную организацию: особо продвинутые на ниве духовного промискуитета успели примерить на себя по десять-пятнадцать учений. Следовательно, большинство активных эзотериков знали своих "коллег" в лицо и нередко собирались на совместные тусовки. Медитации и философские беседы под чаёк, видеолекции и обсуждение ньюэйджевских кинофильмов — вот что могла наблюдать у себя дома старшеклассница Света, возвращаясь по выходным из клуба "Что? Где? Когда?".

К увлечению отца девушка — технарь и будущий инженер — относилась скептически, хотя и прочла большинство его книг. До поры, в занятиях участия не принимала, ограничиваясь, если было настроение, беседами и видео. Светлана поддалась на уговоры помедитировать только тогда, когда в тусовке, где ни один человек не разделял полностью веры другого, с неизбежностью возобладал подход увесистого соционика и неосуфия Игоря Калинаускаса: эзотерики согласились рассматривать психофизические практики своих школ отдельно от религиозных убеждений и шелухи ритуалов. Лугова тщательно соблюдала инструкции учителей: то смотрела на горящую свечу, то в подробностях, с закрытыми глазами, воспроизводила в голове спичечный коробок на белой бумаге, то воображала, что летает над морем белой птицей, то, выпрямив спину, просто слушала медитативную музыку. И ничего не помогало! Чем больше Светлана пыталась достигнуть покоя, тем сильнее скакали в её голове мысли. Она вообще не могла не думать в состоянии бодрствования. Пару раз она так старалась достигнуть, наконец, результата и порадовать инструкторов, что внушала самой себе нужные ощущения. Пару раз — просто засыпала. В конце концов, эзотерики отступились, а будущая путешественница между мирами сохранила глумливое отношение к тайным знаниям и сомнительным технологиям.

Сейчас, в карантине иной реальности, знаток вдруг снова принялась за медитативные упражнения и опять терпела фиаско. Портал не сделал из Луговой гуру. Пришедший известить об окончании заточения санитар нашел свою пациентку в объятиях мирного полуденного сна.

Глава 23.

Колония.

А что я буду делать в этом вашем Простоквашино? В вечернем платье дрова рубить?! Или быков очаровывать?!

М/ф "Каникулы в Простоквашино"

В коридоре Камского центра исследования Ворот разговаривали двое:

— Значит, ты не обнаружил её мир?

— Его нет в таблицах. Может быть, конечно, это известная нестабильная реальность, вроде 124-0 или 533-4, просто мы давно не встречали тамошних заворотников и не знаем их новейшей истории. Но сути дела это не меняет. Определить, откуда она пришла, невозможно — значит, отправляем в Колонию.

— А если она всё-таки из мира 51-стаб? Агент насчитал, аж троих ходоков, их ловят.

— Нет, в 51-стаб Президентом России на данный момент является Дмитрий Медведев. Светлана назвала Владимира Путина.

— Не исключена ошибка.

— Чья?

— Ну, информатора, или самой Светланы.

— Данные от Аркадия — свежайшие. Ради него чуть не погибли Джаа и Хоо, он надежный человек. Пациентка наша тоже отнюдь не дурочка. Нет, ошибка маловероятна.

— Я больше доверяю считыванию.

— Но-но! Кто тебе позволит — без суда и следствия? Это же риск! А если ты собрался Аркадия... в общем, ты понял. Вот если просто дать Лугову поговорить с этой девчонкой, то, я уверен, все наши сомнения исчезнут.

— И какие проблемы? Он где-то тут был.

— Был. Ему дали отпуск, "переболеть". Вчера уехал в Мусик, сегодня, наверное, уже в Колонии.

— Двадцать четыре зайца! Ну можно же запросить из Сплетения хоть какого-то специалиста по русскому языку?!

— Сплетению сейчас не до нас. У них и в спокойные времена на все запросы стандартный ответ — краткий разговорник для первого контакта и билет в Колонию на курсы цубонафа. Одна она что ли такая — потерянная? Ворота взбесились — они и попёрли...

— Эх, ясно. Пусть отправляется в Колонию, дадим с ней сообщение для Аркадия. Дальше уже не наши проблемы.

* * *

Санитары выдали Светлане гражданскую одежду (ничего так, креативненько!) и перепоручили двум молчаливым китайцам. "Вы попадете на наш основной научно-исследовательский центр" — люди в здании карантина тоже не были расположены к общению. А снаружи был день — тёплый, наполненный запахом не бактерицидов, а цветов, лета и реки. Умеренно зеленел небольшой город под горой, двигались по мосту машины... Но чего-то не хватало. Водохранилище! Автомобиль с путниками ехал на другой берег по старой высоченной дамбе, а далеко внизу, по обеим её сторонам, утопали в зелени казавшиеся игрушечными кварталы одно-двухэтажных фанз. Гидроэнергетика выполнила свою задачу — заняла у природы в долг, обеспечила грошовым электричеством небережливые предприятия доинформационной эпохи ценой очень серьезного давления на биосферу. Усовершенствовав атомные станции и солнечные батареи, люди освободили крупные реки от вековой кабалы и постепенно рекультивировали искусственные болота.

Часа через полтора Светлану доставили в какое-то оживлённое заведение — то ли вокзал, то ли аэропорт, то ли вообще космоспорт, судя по отдельным пиктограммам. "Меня отвезут на Луну? А я нормально переношу невесомость? Иномирянкой уже была, теперь стану еще и инопланетянкой... Вот меня занесло!" Тот порог, когда человек перестаёт удивляться, девушка прошла еще у ирландцев. Её сопровождающие прекрасно ориентировались в сплетении коридоров, лифтов, самобеглых дорожек и тоннелей. Шли, не глядя по сторонам, лишь один раз передовой китаец в неуверенности остановился на перекрёстке, прикрыл глаза и проделал несколько пассов руками. От безмолвного колдовства вокруг ничего не изменилось, но предводитель уверенно повернул налево и продолжил маршрут.

"Ракета" — поезд, а не космический корабль — приняла троицу в свои трюмы. Вжало в спинки кресел ускорение, вагоны оторвались от земли и понеслись по пластиковому желобу. В редких разрывах трубы Лугова видела подкрашенные вечерним солнцем тыльные склоны встречных холмов — значит, экспресс летел прямо на закат. После того, как выводов не осталось, на путешественницу опять накатили безделье и тоска. "Странно, что в таком крутом транспорте нет даже телевизора. Как убивают время в дороге аборигены?"

Один из её "помогаев" спал, второй тоже прикрыл глаза, но вел себя очень странно. Периодически улыбался, чуть-чуть смеялся, шевелил руками, притопывал — как будто видел очень реалистичный сон. В одной из научно-популярных книг Света читала о давнем споре ученых: одни предполагали, что сны приходят человеку в секунду пробуждения, что эта попытка мозга осознать действительность. Другие, сочтя сон более длительным процессом, нацепили на конечности подопытного датчики электрического напряжения и ночью сняли с них показания. Данный приборов совпали с рассказом пробудившегося: в то время, как ему снилась прогулка со цветком в руке, мозг отправлял импульсы в мышцы рук и ног. Здесь, всё-таки, был иной случай: сопровождающий не спал.

Лугова посмотрела на других пассажиров: большинство вели себя также, как её сосед: напрягались или смеялись, ворочались... "Если бы не закрытые глаза, можно было бы подумать, что они сидят за компьютером или смотрят телевизор. Вот "японец" на заднем ряду — единственный человек в очках. Тоже в чем-то участвует. На очках — сполохи... Какая крутая техника. Или, напротив, отсталая?" Света о чем-то догадалась и "нечаянно" толкнула бодрствующего "помогая": иномирянке нужно было лишь взглянуть в его глаза. "Да так и есть — контактные линзы, и на них тоже заметно движение. Здешние изобретатели пошли дальше видеоочков. Следующим этапом, наверное, будут сразу подключать видеокарту к глазному нерву..."

Контактные линзы в "мире сетей" годились не только для фильмов и игрушек. Например, благодаря им человек постоянно присутствовал в Инфосфере. К тому же, приёмники передавали на них данные с вмурованных в каждый более-менее значимый материальный объект чипов: линзы, становясь "шестым органом чувств" отрывали человеку "вторую реальность". В городах, быстро усложнивших свою структуру благодаря новым технологиям, потерявший линзы человек уподоблялся слепому.

На гигантском терминале, где приземлился поезд спустя три часа, Светлану ждала новая пересадка. Второй поезд уже не парил над землёй, а старомодно опирался на рельсы и часто останавливался на станциях. Вскоре в вагон набилась такая толпа, что девушку невольно оттеснили от её беспечных конвоиров. Старший, заблокированный в коротком тупичке, что-то закричал. Состав тронулся, людей, по инерции, повлекло назад. Как только очередной хам загородил Лугову от спутников, иномирянка почувствовала больный укол и потеряла сознание.

* * *

— Что со мной? Почему? Где? — Над Луговой склонился узкоглазый человек в халате. Человек этот безмолвствовал. — Не молчите! В какую больницу меня привезли? Я хочу позвонить родителям.

Незнакомец ушел, зато над койкой образовался другой китаец. Прикрыв глаза и помахав рукой, он с трудом проговорил:

— Вы здесь в Мусикинском центре Ворот. Медицинское обследование вас и помочь вам от парализатора.

Светлана вспомнила, сколько событий отделяют её от дома, и пришла в ужас. "Значит, они меня всё-таки довезли..."

— Извините за съемки. Устройство будет работать автоматически, когда вы едете с официантами. — продолжил медленно говорить собеседник.

— Чего-чего? Какие съемки? Какие официанты? Зачем меня укололи?

Человек задумался и стал выдавать уже отдельные слова:

— Съемки, снимать, фотографировать, колоть, укол...

— Вы извиняетесь за укол? Хорошо, я оценила.

— Устройство... работать... сработало! Сработало, да?

Иномирянке стало жалко китайца с его автопереводчиком.

— Да. Я поняла. Игла автоматически уколола меня, когда я ушла далеко от сопровождающих. Так?

— Да.

— Я принимаю Ваши извинения. Теперь скажите, когда меня отправят домой? Вы ведь для этого меня сюда привезли?

— Вы должны понять. Мы не можем отправить Вас домой.

Девушка молчала, пытаясь осознать свой приговор.

— Как это... Как не можете?

— Нам тоже очень жалко. Но мы нет возможностей настроить Ворота на Ваш Родина. Ваш мир еще неизвестный нам.

— Но я-то уже возвращалась туда! Просто отправьте меня в портал, и всё будет в порядке.

— Это невозможно. Вы провели вне дома больше суток. Я жалею.

Света была готова заплакать. Она знала, на какой риск идёт, уходя из Чайковского. Оно случилось — одна, на чужой планете с чужим народом, навсегда, без шансов увидеть друзей или передать весточку домой. Не худший вариант по сравнению с пулей от ирландского пулемёта, но "Разве от этого легче?". Иномирянка злилась не на окружающих её азиатов, а исключительно на себя.

— Что... Что со мной будет?

— Когда ученые закончили изучение ваше тело, вы послали в Колонию, чтобы узнать наш язык, чтобы понять наш мир. Вы можете быть в состоянии получить работу и интегрироваться в общество.

— Неужели ничего нельзя поделать? Совсем?

— Ничто. Мы жалею. Не грусти, будет очень интересно Колонии. Я беру отпуск там.

* * *

После короткой санитарной обработки тридцать человек построились в просторном коридоре Мусикинского центра. Группа делилась на две неравные половины: большая часть была одета очень разномастно, но — это казалось очень заметным — "по походному". За спинами у них имелись рюкзаки, кое-кто нес с собой удочки, луки и музыкальные инструменты. Человек пять, включая Светлану, носили одинаковые летние костюмы и объемные сумки с набором бытовых предметов — от зубных щеток и обувного геля до бумаги и личного компьютера. Эти беспокойно озирались, делали робкие попытки наладить между собой контакт и буквально шарахались друг от друга, наткнувшись на языковой барьер. Отводили взгляды и с тревогой смотрели на зеленую лампу под потолком.