Решив поскорее покончить с неприятными водными процедурами, дэр ускорил шаг, шустро перебирая ногами по скользкому, слегка заилившемуся дну, плавно уходящему вниз. Когда обжигающий холод воды укусил его за причинное место, маг только сдавленно охнул и еще быстрее засеменил вперед. Но уже на втором шаге его левая нога запнулась за коварно притаившуюся корягу. А правая, попытавшаяся спасти положение, найдя более устойчивую позу, вопреки ожиданиям волшебника, наоборот ступила в пустоту. Нелепо взмахнув руками, Анкл завалился набок, уйдя под воду с головой. И вместе со всей одеждой. На поверхность он вынырнул спустя минуту, снесенный течением почти на середину речушки. И тут же окрестности огласил его дикий негодующий вопль.
Спустя десяток минут всё же переправившись на другой берег, волшебник с ожесточением швырнул промокшую насквозь одежду себе под ноги, не удостоив её и мимолетного взгляда. Куль со шмотками издал обиженный чавкающий звук, по закону подлости угодив прямиком в центр небольшой прибрежной лужицы, состоявшей по большей части из разжиженной глины вперемешку с тиной и водорослями. Но Анклу, кажись, всё происходящее с ним уже виделось в ярко-фиолетовом цвете. Правда затем судьба над ним смилостивилась, и рюкзак дэр доставил по назначению без приключений. Что впрочем нисколько не улучшило его настроения. А оно застыло на данный момент на отметке крайней мерзопакостности.
Нужно было видеть, с каким выражением лица маг напяливал на себя мокрую и грязную одежду! Движения рук, бравших очередную вещь, прямо так и кричали о безграничной брезгливости. На щеках, успевших покрыться за пять дней блужданий колючей щетиной, перекатывались желваки злости, которую словами выразить невозможно. Посиневшие от холода губы Анкла умудрились быть плотно стиснутыми и в то же самое время пытались вымученно улыбаться. Только улыбка выглядела несколько безумной. Особенно если заглянуть чародею в глаза, в которых ожесточение, а скорее ярость, лихо выплясывала танец с саблями и молниями. Но вот само лицо волшебника застыло бледной неподвижной маской, словно у свежеиспеченного жмурика. А уж своей одержимой решительностью оно наталкивало на мысль, что у покойничка остались какие-то незавершенные дела на этой грешной земле, вот и не лежится ему спокойно в уютненьком склепе. А значит, скоро пожалует к кому-то в гости веселуха...
Но зрителей в этой глухомани не нашлось, чтобы по достоинству оценить первоклассные артистические способности Анкла.
Закинув на плечо рюкзак, он начал карабкаться вверх по крутому склону, который наяву оказался гораздо внушительнее, нежели выглядел издали, с той стороны реки. Передвигаться магу пришлось едва ли не на корачках, цепляясь за одиноко растущие чахлые кустики и для подстраховки втыкая волшебную трость глубоко в землю. Благо, почва своей податливостью напоминала Анклу огромную головку сыра, в которую легче воткнуть нож, чем вытащить его оттуда. При одной только мысли о еде голодный желудок дэра тут же взбунтовался, отозвавшись длинным и протяжным урчанием. За пять дней пути магу всего разок удалось полакомиться горстью каких-то скороспелых ягод. Но даже они в самом начале лета, не успев окончательно созреть, были еще бледно-зелеными, горьковатыми на вкус, жесткими, отвратительными, и ...их всё равно оказалось мало!
Подъем дался тяжело. Но перевалившись за кромку обрыва, Анкл впервые за все дни пути скупо улыбнулся, устало распластавшись на влажной от росы траве. Память и чутье его не подвели, хотя ориентироваться приходилось по звездам, солнцу и полузабытым смутным воспоминаниям об имеющемся в окрестностях Запретного хранилища поселке, в котором он побывал за несколько веков всего-то раза три от силы.
Впервые маг посетил эту забытую богом деревушку, тогда насчитывавшую всего пару десятков домов, в самом начале своей службы Хранителем. И то лишь по той веской причине, что хотелось воочую ознакомиться с прилегающими к охраняемому объекту окрестностями, да заодно пожелав нагнать побольше страху на местных жителей своими рассказами о тех ужасных местах, которые находятся рядом с их жилищами. Анкл наивно предполагал, что необразованные селяне до смерти перепугаются неведомых таинственных монстров и прочей кошмарной жути, да уберутся куда-нибудь подальше отсюда. Но на Нечейных землях чаще всего селились люди далеко не робкого десятка, которым терять особо нечего, так как они не прижились в более благополучных местах Лоскутного мира. И затея мага с треском провалилась в тартарары. Хотя частично он добился успеха: на вверенную ему территорию Хранилища из Шитфлиса, так называлась эта деревушка, забредать от нечего делать всё же не решались. Но зато селение оказалось вблизи отличных охотничьих угодий, ягодного изобилия и на плодородных целинных землях. И маленькая деревня быстро разрослась до размеров скромного поселка из полутора сотен домов. Правда, на этом рост и застопорился. За все последующие столетия поселок так и не вымахал во сколь-нибудь значимый городишко, оставшись местом обитания охотников, лесорубов и крестьян.
Ну и еще пару раз Анкл здесь просто отрывался от души в местной корчме, когда ему надоедала городская суета столицы магов и хотелось побыть поближе к природе, окунувшись с головой в безудержный недельный запой и первозданную простоту отношений между людьми.
Переведя дух и малость отдохнув, дэр поднялся на ноги и вполне уверенно зашагал по пыльной грунтовой дорожке, петляющей вдоль берега. С другого её бока красовались густыми всходами поля-наделы с озимыми. А вдалеке уже виднелись окраинные дома Шитфлиса с крышами, крытыми осиновой дранкой, которая радостно серебрилась под яркими лучами солнца.
Потревоженная дорожная пыль клубилась позади волшебника, медленно оседая вниз, словно символ тщетности жизни и как гарант невозможности изменить прошлое. Но зато впереди замаячил призрак долгожданного отдыха с полноценным сном на нормальной постели, а не на охапке листьев, с возможностью смыть с себя грязь, с вкусной едой и обильной выпивкой, которая после всего случившегося была Анклу жизненно необходима, если он хотел остаться в здравом рассудке. И постирушка на скорую руку не повредит. А вот уж потом, завтра, например, можно будет поразмышлять, как же он будет добираться в Метаф. Причем крайне желательно попасть в город магов по возможности скорее, чтобы совместными усилиями всего Архата решить, как жить-быть дальше. Да и виновных не помешает определить и примерно наказать.
Солнце наконец-то начало входить в силу, пока еще нежно лаская теплыми лучами, но обещая к полудню хорошенько прожарить всё вокруг. Над головой волшебника в лазоревой синеве порхали пташки, гоняясь за вездесущей мошкарой и что-то весело щебеча-чирикая-посвистывая на своем птичьем языке. С окраины поселка донеслось протяжное коровье мычание. На левое плечо Анкла уселась пестрая бабочка, по всем местным приметам сулящая приятную встречу в самое ближайшее время. И хотя он не верил в подобные суеверия, но прогонять её не стал, пусть прокатится немножко, не велика тяжесть. В воздухе витали ароматы пасторальной чистоты и свежести, к которым по мере приближения к поселку постепенно добавлялись запахи жилья. Легкое дуновение ветра донесло до ноздрей мага умопомрачительное благоухание свежеиспеченного хлеба с едва уловимой обонянием примесью дыма.
Идиллия...
Вот только поселуха, в крайнем случае её окраина, выглядела до странности безлюдной, будто все жители покинули свои жилища второпях, даже не озаботившись прикрыть калитки. Удивлённый Анкл неспешно миновал парочку переулков, в которых маленькие и зачастую кривобокие домишки тесно лепились друг к другу, словно, сбившись в стаю, им было проще выдержать грядущие невзгоды от негодницы судьбы, постоянно подкидывающей всё новые и новые подлянки.
И только разок маг заметил признаки жизни в селении: пыльная занавеска неопределенной расцветки, прикрывавшая внутренности одной из халуп от непрошенных любопытных взоров, на несколько секунд сдвинулась в сторону. В темном прогале подслеповатого окна медленно проступили очертания старушечьего лица, приблизившегося вплотную к замызганной до крайности слюдяной пластине. Неприветливым взглядом оценив путника, бабка беззвучно прошамкала что-то себе под крючковатый нос. Затем она скривила бескровные потрескавшиеся губы в ухмылке, выставив напоказ пару зубов, основательно подгнивших, но всё ж пока чудом уцелевших в давно проигранной войне со старостью. Дэру от вида этой карги стало не по себе, он невольно ускорил шаг, держа направление на центр поселка. Да еще разок его лениво облаяла большая лохматая псина, с таким усердием навалившаяся передними лапами на низенький хлиплый заборчик, что он угрожающе затрещал, готовый развалиться по досочкам. Но собака пару раз гавкнула, отрабатывая хозяйские харчи, и потеряв интерес к прохожему, скрылась в будке, прогромыхав на прощание тяжелой цепью.
Причина безлюдности окраин стала постепенно проясняться по мере приближения волшебника к центру Шитфлиса. Застроенный довольно-таки безалаберно, он всё же, как и любое другое человеческое поселение, имел маленькую площадь, главной достопримечательностью которой была, безусловно, корчма "Крысиная нора". Несмотря на свою двухэтажную внушительность, название она вполне оправдывала, в чём Анкл имел возможность убедиться раньше, в прошлые посещения. И вряд ли что-то в этой местной забегаловке с почти всегда пустующими комнатами для редких постояльцев изменилось в лучшую сторону за ту сотню лет, что маг в ней не гостил. А вот в то, что даже бревна лиственницы, почти не подверженные гниению, из которых сложены стены корчмы, успели наполовину превратиться в труху, — верилось запросто. Да и пыли в труднодоступных для лентяев местах наверняка наросло семь холмов и три пригорка.
Голоса, нестройные и невнятно гомонящие, нахлынули монотонным гулом, когда маг еще только ступил на улочку, вплотную примыкающую к "деловому центру". Но чем ближе Анкл приближался к площади, тем звуки становились всё отчетливее. И вскоре они разделились на отдельные составляющие, позволяющие разобрать сперва особо громко выкрикнутые слова, а потом и целые предложения, произнесенные более спокойно, но не менее угрожающе. А когда дэр повернул на очередном перекрестке налево, выйдя на финишную прямую, то он смог вдобавок и лицезреть, правда, только со спины большую толпу местных жителей, запрудившую площадь перед корчмой. Вся эта орава шумела и волновалась подобно штормовому морю, размахивала руками и негодовала, лузгала семечки и лениво почесывалась, втихушку прикладывалась к горлышку фляжек с крепким горлодером и, не скрываясь, отхлебывала из жбанов с темным ячменным пивом, жадно уплетала пирожки с требухой и носилась босоногой мелюзгой промеж взрослых. Но какой бы разношерстной толпа ни казалась, в жажде зрелищ и развлечений она была едина. А кто сказал, что прилюдная казнь не развлечение? Самое что ни на есть!...
Анкл не спешил сокращать дистанцию, приближаясь к площади прогулочным шагом. Теперь торопиться уже некуда: такой желанный отдых, пусть и в гадюшнике "Крысиной норы", накрылся сосновой крышкой. До голодного, не выспавшегося, чумазого, замерзшего после утреннего купания, а потому и крайне обозленного мага никому нет, да и не будет никакого дела, пока представление не закончится.
— Хрюн, мать твоя — волчица, отдай нам ведьму подобру-поздорову! — мужик, стоявший едва ли не в самом конце толпы и выкрикнувший эту фразу, даже на цыпочки привстал, чтобы его хриплый голос беспрепятственно долетел до адресата. Но потеряв равновесие, субъект, густо заросший колючей щетиной, покачнулся и возможно завалился бы на спину, не ухватись он за плечо стоявшего по соседству лесоруба с топором, деловито заткнутым за пояс, который тут же брезгливо сделал шаг в сторону. — А иначе всю твою корчму... ик... спалим к рокасам собачьим.
Немногочисленный, но восторженный рев голосов подтвердил, что угроза для корчмаря вполне реальная. Несколько желающих запустить ему в дом красных зайцев-плясунов найдутся точно, а для древнего, основательно иссушенного годами здания и одного огненного попрыгунчика вполне достаточно, чтоб полыхнуть погребальным костром.
— А Хрюн то тебе чем не угодил, Квасий? — хриплым басом поинтересовался у крикуна лесоруб, презрительно скривившись. — Лишнюю чарку задарма на серебряном подавальнике не преподнёс?
— Какой ты проницательный, Лёх, аж страшно иногда становится, — угрюмо буркнул в ответ выпивоха и обиженно шмыгнул носом. — Я эту красномордую паскуду вчера как путного человека попросил дать полумерку "Жадинки" взаём. Так он в ответ кривулю свою разлыбил и пальцем на дверь указал. А вдогонку еще промычал, что, дескать, мне уже и так хватает, накачан, мол, по самые брови. Был бы накачан, так и не помнил бы такого прилюдного унижения пред всем честным народом... Сжечь ведьму! Громи корчму! — вновь громко проорал мужик, распалившись от неприятных воспоминаний, и штопором ввинтился в толпу, пробираясь поближе к крыльцу.
— Так он тебе правильно сказал, — констатировал рослый лесоруб и, грустно вздохнув, обреченно махнул рукой. — До сих пор не просох, а правёж учинять намылился.
— Не твоё лешачье дело! — мужичок, успевший немного протиснуться вперед, оглянулся и полыхнул злобным взглядом, недобро ощерившись. — Не нравится — иди дремучку косить, а то может быть у нас поленьев не хватит. Она ж ведьма! А они, знающие люди говорили, плохо горят, медленно. Особенно ежели их поджаривать с утра... Ну чего глазеете на бесовку как несмышлёные сосунки на вымя? Хватай её, да на костёр!
Со всех сторон вновь загомонили. Сперва нестройно. Но потом, входя в раж, всё более увереннее, настойчивей и фанатичней:
— Спалить...
— На кострище...
— К столбу ведьмачку!
— Тоже мне видунья гургулова выискалась...
— Ишь как зыркает!
— Хрюн, сам отдай, а не то!...
— Да я её вот этими своими собственными руками готова...
Анкл, остановившись шагах в пяти позади с каждым выкриком всё более обезумевающей толпы, посмотрел на крыльцо корчмы. Находящимся там сейчас не позавидуешь.
Сам корчмарь, невысокий мужчина лет сорока, затравленно озирался, скользя взглядом по продолжающим всё теснее смыкаться односельчанам. Его пальцы мертвой хваткой впились в худенькие плечи девчонки-подростка, лицо которой побелело словно горный снег. Вид у неё был крайне болезненный, если не сказать, изможденный. Казалось, еще чуть-чуть и девушка наверняка грохнется на землю в беспамятстве. А чуть в стороне от хозяина заведения и поближе к двери застыла манекеном, высокомерно уперев руки в бока, черноволосая женщина с хищными чертами лица. Оно могло бы показаться даже красивым, если б миловидность не портили гневно сверкающие глаза, презрительная ухмылка густо напомаженных губ, видимо привычных именно к такому положению, и чуть искривленный носик, скорее похожий на клюв ястреба. Да еще из приоткрытой двери корчмы торчала голова мальчонки, с испугом наблюдавшего за происходящим на улице глазами, из которых, того и гляди, хлынут бурные потоки слёз.
