— Так всё-таки человек! — с торжеством ловлю её на слове.
— Вот глупый! Я так говорю, потому что ты используешь физическую оболочку человека, и мироощущение под неё, в некотором образе, подстраивается, чтобы легче жить, а на самом деле, твоя душа не человеческой природы. Тело это не критерий для определения какого-то вида, душа является всем. Поэтому учение Дарвина и буксует, они всю эволюцию подстраивают на совершенствование физических тел, но это в высшей степени глупо, эволюционируют только души и не важно, человеческие они или других существ!
— Значит, я оборотень? — от безысходности я едва не всхлипываю.
— Вот рассмешил! Оборотень! Ты дракон, к братству оборотней, поверь, не имеешь ни малейшего отношения, что б они тебе ни говорили. Ты неизмеримо выше их всех, в тебе заключена настоящая стихия, и, если она вырвется на свободу, может произойти нечто ужасное. Вот ты только сплюнул, — она укоризненно покачала головой, — и сжёг вражий флот. А если б ты по-настоящему разозлился? Трудно представить, что может произойти, необходимо научиться контролировать свои чувства и не поить камень кровью. Насколько мне известно, на сегодняшний день, вас осталось всего три дракона, но вы получили силу от всех, кого уничтожили за прошедшие века, да что уж тут скрывать, миллионы лет. Ты должен знать, Кирюша, драконы существовали разные и не все были справедливые как ты. Неизвестно кто победит, если ты будешь поить свой камень кровью, это очень опасно, я бы сказала — преступно. Ты и без него жил и больших неудобств не испытывал, не нужно искушать судьбу, от камней надо избавиться, каста Ассенизаторов сама справится со всеми проблемами. Ты, сынок, являешься оружием, которое рано применять, правильнее, твою находку, уничтожить ... вот и Анатолий Фёдорович Белов настаивает. Необходимо все три камня доставить в заброшенное метро, где тебя ранили. Там есть потайной зал, который нейтрализует действия этих чёрных камней и их можно взять в руки, чтобы использовать против врагов касты Ассенизаторов. В других местах, лишь драконы могут к ним прикасаться, иных — камни мгновенно убивают ... такая вот, на них лежит защита, даже не могу представить, кто смог наложить на них такую мощную магию. Я, так понимаю, ты с Катюшей согласен от них избавиться, но вот генерал — определённо нет, его подчинили драконы-убийцы, в этом однозначно уверен Анатолий Фёдорович Белов, и у меня нет причин в этом сомневаться. Я даже боюсь представить, что в какой-то момент, он догадается напоить камень кровью. Необходимо его изъять, хитростью или силой, это уже вам решать как, — Дарьюшка скорбно сжала губы, приложила к повлажневшим глазам носовой платок, тяжело вздохнула и вопрошающе на меня смотрит.
— Белов Леонид Фёдорович, настаивает, чтоб его убить, — мрачно говорю я и чувствую, как нагревается мой чёрный камень, и я уже знаю, это первый признак надвигающейся опасности. В душе поднимается острое нежелание с ним расставаться, даже в глазах темнеет, а в груди поднимается тепло. С усилием гашу волнение и замыкаюсь в себе, стараясь скрыть чувства и, вроде, Дарьюшка не смогла прочитать мои мысли, так как она совершенно не изменилась в лице.
— Может он и прав, зачем рисковать, — вздыхает старушка, поглаживая урчащего кота. — В любом случае, выбор всегда за тобой, — с болью добавляет она.
— А я смеялся над Катиными фантазиями, — я вспоминаю свою напарницу, её смешливое лицо, слегка курносый носик, золотистые волосы и хрупкие плечи.
— Катюша может быть невероятно опасной, будь всегда начеку! Женщина-дракон — это нечто запредельное!
Ухожу в свои мысли, как всё выглядит неправдоподобно. Хотя, что мы знаем о мироздании, сколько в нём путей и бесчисленное множество существ — Вселенная необъятна. А что такое разум? Разумен ли человек? Разумна ли собака, ценою жизни защищающая хозяина, который, может, не достоин этого? Разумны ли дельфины, когда люди ранят одного из этих животных, затем привязывают к свае, зная, что стадо не покинет раненого сородича, затем всех хладнокровно истребляют? Может, не просто так эту страну под названием — Япония, где практикуются эти варварские методы охоты, постоянно сотрясают землетрясения? Разумно ли растение, атакованное тлёй, посылающее сигналы божьим коровкам, чтоб те пришли на помощь? А вдруг Земля живая и она тоже в состоянии попросить у кого-то защиты от людей? Какая тонкая грань в понимании разума, как легко ею манипулировать и свихнуться тоже!
Дарьюшка не вмешивается в мои размышления, немного посидела за столом, затем и вовсе вышла из кухни, кот, задрав пушистый хвост, моментально помчался за ней.
Чай совсем остыл, я хлебнул холодного, пора. Встаю, захожу в комнату. Дарьюшка сидит в уютном кресле, вяжет, клубок с нитками на полу, чёрный кот лениво гоняет его огромной лапой.
— Спасибо за чай. А Лаура где? — я вспоминаю странную женщину-рептилию.
— С девочками во дворе играет, она ещё совсем малышка, — улыбнулась Дарьюшка и продолжает говорить: — Она такая смышленая и любопытная, всё ей интересно! Недавно голубя поймала и так его искусно распотрошила, моторчик искала, думала, что с его помощью голубь крыльями машет, а вот недавно дворняжке камнем череп разбила, хотела вблизи на её мысли посмотреть. Вот глупенькая, собачка сдохла и никаких мыслей! А вчера подружку привела, хотела узнать, чем она дышит ... славу богу обошлось, я вовремя Лаурочке объяснила, что людей трогать нельзя. Я так думаю, из неё выйдет великолепный хирург, мне будет помогать. Сейчас жизнь меняется в плохую сторону, ожидается много раненых, — в голосе Дарьюшки звякнул металл.
— Да-да, я знаю, — рассеянно киваю я, вспоминая разговор с Вадимом Петровичем. — А упыри, всякие там живые мертвецы, действительно существуют?
— Так же как оборотни и драконы, — усмехнулась старушка.
— Странно как-то всё. А я случайно не сошёл с ума? — со страхом спрашиваю я.
— Для нас это самый лёгкий путь, к несчастью с мозгами у нас всё в порядке. Не забивай голову всякими ненужными мыслями, старайся от жизни получать удовлетворение, поверь, так будет правильней, — строго произносит Дарьюшка, и неожиданно прикрикнула на не в меру расшалившегося кота, затем взгляд вновь потеплел: — Ты иди, сынок, дел у тебя будет невпроворот.
Испытывая настоящее потрясение, медленно выхожу во двор, я так много получил
информации и вся она нестандартная, в логику вещей с трудом входит, но жить надо и с этими знаниями. До одиннадцати необходимо решить с военкоматом, а потом на Графской пристани я встречаюсь с Катей, а дальше ...
Военком, зачем-то долго изучает мои документы, всё же ставит в них отметку, затем, внимательно смотрит на меня: — В КГБ зайдите, у них к вам вопросы.
— Зачем? — невероятно удивляюсь я, по спине пробежал холодок.
— Мне почём знать, — военком жуёт губы и хмурит обрюзгшее лицо, сурово смотрит на меня, словно в чём-то уличает непотребном, — мне приказали, я передал.
Непонятно, чем я заинтересовал эти службы? Как и все обыватели, я с опаской отношусь к этим органам. Много ходят о них слухов, домыслов, при любом раскладе, к ним не стоит попадать, но делать нечего, посетить их придётся.
Бегу на катер, Катя меня уже ждёт, такая худенькая, в своём лёгком пальтишко, совсем ещё девочка.
— Кирилл, катер уже отправляется, бегом, я билеты купила! — торопит она меня, бережно придерживая свою сумочку, в которой, как я догадываюсь, лежит её чёрный камень.
Забегаем на палубу, вовремя, с кнехтов срывают канаты, словно вопль простуженного павлина звучит сирена, плавно отходим от причала и, рассекая волну, устремляемся в море.
— Пойдём на корму! Сейчас хоть и не месяц май, но тут очень душно! — Катя тащит меня за собой.
На корме народа мало, в основном курильщики, и то, пытаются скорее докурить и спрятаться от холодного ветра.
Резко похолодало, с севера пронизывающе задуло, в то же время на небе ни единой тучки, ярко сияет солнце, для Крыма нормальное явление, это не как под Москвой, едва осень и серое, в низких тучах, небо, и так до самой весны, терпишь-терпишь, когда наконец-то потеплеет, а всё так же холодно и не уютно. Не дожидаясь тёплых дней, офицеры выгоняют солдат на улицы скалывать лёд с дорог, это называется: "делать весну". Что удивительно, а ведь и вправду, через пару месяцев она приходит, всё тает, в лесах мокнут сугробы, проваливаются между стволами и под каждой берёзой устанавливают бутылочки, консервные банки — собирают берёзовый сок, в принципе, своя прелесть есть.
Бултыхает конкретно. Будоража катер, волны с силой шмякают о борт, хотя построен мол, который должен защищать от штормов, отдельные тяжёлые валы перекатываются через него и, с беспощадной наглостью, сотрясают тихую бухту. Удивляюсь, как это ещё рейсы не запретили.
Катер, при развороте, хорошо пошвыряло, пассажиры заохали, хватаясь за поручни и за сидения, затем он вышел носом на волну, стало меньше качать, но пена всё равно большими хлопьями шлёпает на корму. С трудом нашли место в закутке, держимся за поручни, с восхищением смотрим на вздымающиеся в пенных завитках гребни.
— Вы бы прошли в помещение, — беспокоится вахтенный матрос, долговязый парень в потёртой штормовке.
— Да-да, сейчас, — отзываюсь я, но как зачарованный продолжаю стоять, любуясь непогодой. Матрос потоптался-потоптался, наверное, вошёл в наше состояние, улыбнулся, и решил нас не дёргать, оставив одних на корме.
— Мне такой классный сон снился, правда, в конце едва не расплакалась, — откровенно говорит Катя, — вроде я побывала в стране драконов. И знаешь, там был ты, в бронзовой чешуе, такой сильный и добрый. Мы летели в свой город, но нас туда почему-то не пустили, — она, нахмурившись, смотрит на меня, ждёт, что я скептически заулыбаюсь, буду шутить по этому поводу.
— А у тебя была ярко медная чешуя и острые когти на лапах, — я пристально смотрю её в глаза, — её зрачки внезапно расширились и, неожиданно сузились, как у кошки.
— Так значит, это была правда?
— Правда.
— Я всегда ощущала себя драконом, — повела острыми плечиками девушка. Она плотнее закрыла платком тоненькую шейку, холодные брызги вздумали нас заливать сверху.
— Однако, нас скоро смоет за борт, — тревожусь я, пятясь к двери.
— Нет, сейчас выйдем в речку, там спокойнее, — Катя совсем не хочет уходить с кормы.
С трудом швартуемся у причала Голландии. Экипаж помогает пассажирам покинуть борт, катер сильно бьётся об привязанные шины. Скрип от трения, напоминает визг рассерженной свиньи и, едва последний человек высаживается, катер сразу отваливает. Вероятно, это последний рейс, бухту точно закроют, придётся добираться обратно на автобусе, а они практически никогда не ходят.
Едва вышли из бухты и направились к устью реки, как волны, словно их посадили на поводок, успокаиваются, лишь изредка, под порывами ветра, нервно дёргаются.
— Мы в Инкермане с тобой познакомились, — уверенно говорит Катя. — Точно, я вспоминаю! Ты на работы пришёл устраиваться, а я уже была взрослой женщиной, — восклицает она, — какой кошмар!!!
— И всё было при тебе! — не удержавшись, хмыкаю я.
Она с прищуром смотрит на меня, — не зарывайся, напарник!
О, как мне знаком этот взгляд, я искренне улыбаюсь: — Узнаю тебя, напарница.
Она неожиданно весело смеётся, ласково смотрит в глаза: — А знаешь, ты мне тогда так не понравился, типичный надутый индюк!
— А ты меня, буквально до кипения доводила, — вторю ей: "Кирилл, я начальник, ты — подчиненный".
— Ага, на тебя как залезешь, так и слезешь, быстро меня на место поставил.
В груди потеплело, словно родственную душу встретил, амнезия растворилась как туман под палящим солнцем, и старый мир связал нас крепче брачных уз.
Вдыхаем солёный воздух, двигатели мерно гудят, неназойливо, порывами, доносит запах дизтоплива, мимо проплывают берега, у причальных стенок стоят военные корабли, между ними затесался плавучий док, вдали просматриваются контуры морских кранов. Иной раз, мимо проходят катера, пыхтят буксиры, на нефтебазе заправляется топливом МПК.
Катя порылась в сумочке, вытащила свежий батон: — Будешь? — протягивает половину.
Отрицательно повёл головой. Тогда она нащипала крошек и кидает в воздух. Глазастые чайки мигом узрели лакомство, с ржавыми криками спланировали вниз, щёлкают клювами. Одна из них, даже садится на леера, вытягивает шею в сторону рыжеволосой девушки, боязливо перебирает лапами.
Катя вытягивает ладонь с кусочком булочки, птица подскакивает, ударяет жёстким клювом по пальцам и, довольная взмывает вверх. Катя смеётся, потирает ладони друг о дружку: — Чуть пальцы мне не отхватила, зараза!
Вскоре выходим к устью Чёрной речке. Здесь небольшая бухточка, справа — Малый Инкерман, слева — Большой Инкерман. Швартуемся, ловко заброшены на кнехты канаты, матросы помогают пассажирам выйти. Оказываемся на берегу, рядом гремит состав, мелькают вагоны и сквозь шторки выглядывают любопытные лица, Москва— Севастополь.
Идём вдоль путей, народа мало, все или на работе, или уже сели на катер. Впереди мост, он разграничивает море с речкой. По бокам уже виднеется камыш, у самой поверхности носятся стрижи. Неужели ещё мошки остались, вроде как, холодно уже?
Входим во владения Пещерного монастыря, в пустынном тоннеле гулко стучат шаги, такое ощущение, что заходишь из одного мира, а появляешься — в другом. Это почти правда, стоит нам только выйти с противоположной стороны, как окружает тишина, мрачные скалы высятся над головой и два орла планируют на огромной высоте.
Пещерный монастырь заброшен, людей нет, повсюду сплошные развалины, наверху угадываются контура круглых башен — нам к ним. Сейчас можно идти не в обход, а через крутые лестницы монастыря и подняться прямо к ним.
Как здесь тихо, мы абсолютно одни, идём к темнеющему ходу, становимся на высеченные в скале ступени, всюду царит полумрак, на душе неспокойно, Катя вздрагивает, жмётся ко мне. Вроде чего бояться, мы часто бывали здесь, но на этот раз, всё иначе. Кто-то или что-то, здесь обитает. Мы чувствуем на себе пристальное внимание, словно призраки покинули свои захоронения и неодобрительно взирают из пустоты. Вспоминаю нишу, заполненную человеческими черепами. В будущем, монахи сложат их в одной из пещерок, выставив на всеобщее обозрение. Странный поступок, хотя, мотивировать его пытались, вроде как мудрой, надписью: "Мы были такими же, как вы, — вы будете такими же, как мы". Но зачем к этому привлекать души умёрших, покоились бы они не потревоженные светом под толщей земли. А сейчас их выволокли на божий свет, и появилась острая враждебность к человеку.
На пути встречаются многочисленные ответвления, пустые залы, зияют следы кострищ, стены изрисованы, а из уродливых окон струится свет и моментально гаснет в мрачных залах.
В своё время я иначе воспринимал свои путешествия по лабиринтам Пещерного монастыря, сейчас же закрадывается мысль, что стоило бы его обойти со стороны кладбища. Но, невзирая на подкрадывающийся к сердцу страх, карабкаемся по крутым ступеням, и, внезапно упираемся в завал, в недоумении отпрянули, осматриваемся по сторонам, замечаем круглый лаз, вероятно, это обходной путь. Лихорадочно туда лезем и оказываемся в незнакомом тоннеле, мы переглянулись. Катя, прижимаясь ко мне, неуверенно произносит: — Вроде как с поверхности тянет?
