Эвиана. Общий

"Что-нибудь старое, что-нибудь новое, что-нибудь одолженное... Если будет настроение, добавь голубой".

Всё как сказал Корвиан. Всё как в глупом стишке про наряд невесты.

Императора на Турнире по традиции всегда изображает особа королевской крови. Я полагала, что пригласят Хальдера, но принц стоял за раззолоченным троном сестры в скромной одежде придворного целителя. В этом году разыгрывали сценарий, по которому государя одолел некий недуг, разнообразные лекарства от которого наперебой стремятся преподнести верные вассалы.

Почти всё приветственное слово Нимфее посвятила "объединению, новому порядку" и прочей чуши. Вдохновенно-наивной чуши, я бы сказала. Принцесса искренне верила в такие вещи, которые мне уже казались смешными и нелепыми.

Слушая её, я ощущала себе не столь взрослой, сколь старой. Это уязвляло.

Как грустно. Как печально. Но плакать нельзя. Суровый воин-наёмник Киона не рыдает по девичьим пустякам.

— Как тебе противники, мой храбрый рыцарь? Ты должен одолеть их всех, — елейным голосом произнёс Принц-Иантэ. — Жаль, что кузен не верит мне на слово и приходится участвовать в этом фарсе.

— Не надо было пытаться его убить, мой лорд.

— Нечестно указывать на ошибки молодости. То произошло много лет назад, и я сполна поплатился. Жизнь в глуши, на болотах, без единой живой души вокруг кроме дряхлой распутной ведьмы была... одинокой, — Иантэ поморщился и поднёс к лицу надушенный лавандой белоснежный батистовый платок. — Я расстроен и опустошён. Опозоришь меня перед четырьмя напыщенными хлыщами и одним красавчиком — пеняй на себя.

Мы разыгрывали каждый свою роль, и в который раз я с унынием подумала, что облачаясь в наряд Кионы, рассчитывала в глубине души на нечто большее.

Увы, светлый бог не поручал мне дел серьёзнее язвительных реплик в бессмысленных диалогах.

Не доросла.

"Обидно".

— У меня есть карта в рукаве, — ухмыльнулась я. — Знатный козырь, мой лорд.

— Посмотрим, — сухо произнёс Иантэ. — Турнир только начинается.

Он был прав: впереди нас ждали шесть утомительных дней игрища. Открытие на то и открытие, чтобы на деле ничего не стоить.

"Поединки начнутся завтра".

Я запустила руку в карман плаща и, нащупав пузырёк с издевательской подписью, ухмыльнулась под маской. Турнир основывался на проверенных годами правилах, но разве не в природе волшебства разрушение устоявшегося порядка?

На следующий день после дебюта в роли Кионы я отправилась к Ифио. Какими бы игрищами не тешилась Школа, у меня оставались обязательства, которыми нельзя было пренебрегать. К тому же Турнир действовал лишь в учебные дни, в выходные нас по-прежнему предоставляли самим себе.

Навещать больного мне было в не тягость. В отличие от прочих, Ифио требовал от меня немного — толику внимания да вежливое слово. Его болезнь становилась с каждым днём всё сильнее: как юноша однажды признался мне, он пал жертвой проклятья.

— Мой родитель однажды поступил бесчестно и разорил одного хорошего человека. Узнав об этом его жена, всеми уважаемая и достойная мать семейства, убила и детей, и себя. Она слишком хорошо помнила свою юность, омрачённую отцовским проигрышем всего состояния в карты, и предпочла смерть нищете.

Человек, подставленный моим родителем, был хоть и хорошим, но слабым. Он переступил заветы светлого бога и обратился к чёрным колдунам — как и всё слабые люди, он жаждал мести. За заклятье с него потребовали душу, тело и мёртвую плоть жены и детей. Он согласился — как я потом слышал, даже не торгуясь. Впрочем, было бы странно, если бы несчастный просил чародея уступить ручку сынишки или ножку дочки.

Ифио слабо улыбнулся. За подобную шутку другого я упрекнула бы в малодушии, но читать нотации стоящему на пороге смерти правильным не считала. Он уже всё видел под другим, странным и жутким углом.

— Проклятье пало не на моего родителя, а на меня, его единственного наследника. Оно настигло меня перед алтарём, как раз в тот момент, когда милая девушка — в высшей степени хорошая юная особа — готовилась повторить клятву вслед за священником. Когда я упал, корчась от боли, она прервала церемонию. На следующий день её родители разорвали помолвку, но не по собственному желанию — они не подыскали дочери нового мужа — даже будучи калекой, я оставался великолепной партией — а не досчитались её с утра. Моя невеста-жена сбежала из дома, но я не виню её: возиться с умирающим — тяжёлая работа.

— Вы ненавидите ту девушку, милорд?

Ифио не сразу ответил на мой вопрос.

— "Дети расплачиваются по родительским счетам", — процитировал он одного из святых отцов. — Мой отец наделал долгов, но, как хороший сын, я должен радоваться, что хоть немного облегчаю его ношу перед светлым богом.

— Не думаю, что князь так считает.

"Говорят, нет горе горше родительского".

Ифио печально покачал головой. В тот день у него было удивительно меланхолическое настроение.

— На меня возлагали такие надежды... Теперь они все пошли прахом, — юноша с особенной интонацией произнёс последнее слово, будто пробовал его на вкус.

...Когда я пришла к Ифио, он пребывал в странном возбуждении.

— Эвиана, правда ли, что начался Турнир?

— Да, милорд, — после роли Кионы я стала проще относиться к нашей игре в "аристократа и лжеслужанку". Это было всё равно, что носить маску — только не чёрную, а с милыми оборочками, как на одежде прислуги из богатого дома.

— Как славно, — всплеснул руками юноша; мне не понравился яркий румянец, заливший его обычно бледные щёки. — Как славно, что он проходит в этом году.

— Школа блюдёт традиции с достойной лучшего применения ревностью, — несколько сухо заметила я. — Турнир — одна из самых важных. Предсказать его проведение также просто, как и наступление заката солнца.

— Я знаю, Эвиана, — кротко улыбнулся Ифио. — Но именно этот для меня особенный. Ты ведь участвуешь, верно?

Я ограничилась кивком.

— Я увидел это по твоим глазам. Удивительно, сколько о человеке могут рассказать глаза, они...

Юноша оборвал фразу на середине, словно потерял мысль. Я проверила его лоб: он горел. Бедняга бредил.

— Позвать госпожу Олану? — осторожно предложила я, но Ифио поймал мою руку и торопливо прошептал:

— Нет! Не надо, Эвиана. Она даст мне зелье, от которого я усну... Но мне не хочется сейчас спать. Сон — он как маленькая смерть, он проглатывает тебе всего и не отпускает до утра...

Я заверила, что не стану звать целительницу. Боясь моей некомпетентности, она присутствовала в доме во время всех наших сеансов. Мне тщательно рекомендовалось обращаться к ней при малейшем подозрении на ухудшение состояния больного.

Умом я, конечно, понимала, что совершаю очередную ошибку.

— Мне не так уж много осталось, а ты была ко мне так добра, Эвиана, — доверительно обратился ко мне несчастный. — У меня есть одна просьба... Возможно, последняя.

— У вас ещё есть время, — я сказала прежде, чем подумала. "Есть время!" Какая жестокая насмешка над умирающим от смертельного проклятья.

По счастью — вновь неудачное выражение — Ифио не принял мои слова за издевательство.

— Знаю, госпожа Олана и другие мастера Жизни дают мне по крайней мере ещё по меньшей мере пару месяцев, но на деле у меня нет и двух недель.

— Что произошло?!

"Странно. Почему меня так задевает новость о его скорой гибели?"

— Отец устал бороться, — с горечью произнёс юноша. — Он обратился к чёрному колдуну — боюсь, тому же самому, что и проклял меня. Чернокнижник предложил ему сделку на разумных условиях: золото за нормального наследника. Очень много золота.

— Князь решил взять молодую жену? — как я знала, отец Ифио овдовел десять лет назад. Но так поступают многие и достигают желаемого результата без привлечения нечестивой магии.

— После одного случая на охоте зачать нового сына ему не помог бы и десяток юных жён, — едко заметил мой подопечный. — Я должен был продолжить наш род. Именно поэтому отец так настаивал на моей ранней свадьбе: он хотел как можно скорее увидеть внуков.

— Но как тогда... — я искренне не понимала, что же предложил колдун князю Таримскому, но пребывать в невинности неведения мне оставалось недолго.

— В моём теле ещё достаточно жизненных соков, чтобы после определённого ритуала возлечь с женщиной и посеять жизнь в её лоне. Наутро я умру, но спустя девять месяцев родится здоровый наследник династии. Быть может, его даже назовут в честь меня.

О любых случаях обращения к чёрным колдунам (и о попытках тоже) доброму меронийцу следует докладывать в Орден. Мне только что сообщили об одном из них...

"И как же ты поступишь, Эвиана? Побежишь к начальству или промолчишь? Ифио жалко, но князь Таримский влиятельный вельможа. Он сидит и выше, и крепче, чем твой отец".

Студенты Высшей Школы почти полноправные члены Ордена. В речи на предваряющей начало занятий церемонии назвала нас "надеждой Меронии". Она искренне верила в эти слова...

Как же ты поступишь, Эвиана, дочь Аэрта?

Вопрос не из тех, что решается подбрасыванием монетки.

"Я просто прислушаюсь к сердцу. Оно не голова, душе не солжёт".

— Тебя нужно спрятать. Можно в Ордене, но лучше у эльфов — на них князь точно надавить не сумеет. У меня есть кое-какие связи среди них, — я сглотнула, вспомнив, чем окончился мой прошлый визит в тайный храм славного народа, — да, связи.

"Стыдно просить одолжение у тёти Тори, но я должна..."

— Слишком поздно, — с пугающим спокойствием проговорил Ифио. — Первую дозу зелья меня заставили принять вчера. Процесс уже запущен, Эвиана. Его не остановить. А что до моего отца... Я всё ещё люблю его, как это ни странно.

Я обняла беднягу. Одинокая слезинка скатилась по моей щеке.

"Если бы мой дар был могуч и неукротим, как горный поток..."

— Я могу хоть что-то для тебя сделать?

Было глупо и дальше обращаться к Ифио на "вы". Перед ликом смерти условности этикета теряют своё "сакральное" значение.

— Об одном лишь прошу: проведи меня на Турнир. Только во время него Высшая Школа открыта для посторонних, и это мой единственный шанс в последний раз увидеть... — его голос дрогнул, словно обращался юноша к самым ужасным воспоминаниям в своей жизни, — увидеть её — девушку, так не ставшую мне женой. Недавно мне рассказали — она рыцарь и будет сражаться наравне с мужчинами.

Юноша хрипло рассмеялся и с болью добавил:

— Она всегда любила сражаться.

Я поклялась, что жизнь положу, но исполню его желание, но одновременно дала столь же пламенное обещание светлому богу и самой себе никогда не забывать имя той, кто оставила жениха в беде. Ибо кроме меня, рыцаря тайного, в Турнире как воин участвовала только одна девушка.

Её звали Верания, она носила алую мантию "гладиуса" и как-то без тени смущения — перед всеми! — призналась в убийстве.

Если магия — разрешённый обман, отчего бы и её празднику не быть маскарадом? Впрочем, волшебство всё-таки глубже вульгарного надувательства, и потому Турнир (как я поняла позже) был скорее мистерией, чем пустой забавой. Самой своей природой он подразумевал жертвы и жертвенность.

По возвращению в Высшей Школе план у меня сложился в голове дерзкий, и, (вроде бы) надёжный план, но, увы, одна я не могла осуществить задуманное. Мне — в который раз за последние дни! — пришлось искать помощи.

В дни Турнира провести в Школу чужака (то есть не члена Ордена и не приходящегося близким родственником учащегося) достаточно просто: требуется лишь соответствие образа гостя правилам спектакля и подписанное одним из "лордов" приглашение. Я не сомневалась — выслушав историю Ифио, сорнбэ без колебаний поставит свою подпись. Что же до костюма... Персонажей третьего плана в Турнире насчитывается несколько тысяч, в то время как реальных "зрителей" набирается не больше трёх сотен. В овальной зале с яшмовыми колоннами и мозаичным полом — той самой, где проводилась приветственная церемония — на старинной резной подставке, будто изготовленной для священной книги или драгоценного трактата по Тайному Искусству, уже пару недель лежал безупречно отпечатанный перечень турнирных ролей. Около каждой записи наборщик оставил место для пометки, занят или нет персонаж.

Без малого три часа у меня ушло на поиск подходящего прикрытия для Ифио. Проклятье истощило беднягу настолько, что он давно уже не мог ходить, и чтобы не привлечь лишнего внимания, я искала особу со слабым здоровьем, нуждающуюся в постоянном присутствии помощника-сиделки. В конце концов такая нашлась — юная княжна Оливия, непоправимо повредившая себе позвоночник при падении с лошади.

"Повсюду её сопровождает слуга", — говорилось в описании. — "Он оберегает княжну, как мать — первенца".

Прочитав эти строки, я задумалась. Бедняжка Оливия подходила идеально: хоть ей и не полагалось маска, однако пышное платье и вуаль на шляпке мешали разглядеть лицо и фигуру. К тому же на Турнире, как и во время Славной Ночи, люди не боялись казаться странными или даже смешными. Мужчины одевались женщинами, женщины — мужчинами. Несоответствие пола никого бы не смутило и не вызвало бы вопросов.

Что же до узнавания... Последние годы Ифио жил как затворник, и свет, как водится, про него забыл. Имя ещё могли припомнить, но лицо — нет. В женской одежде и гриме его не узнал бы и (ха!) родной отец.

Дело оставалось за малый — то есть, за бойким малым. Иначе говоря, за слугой.

Тори, единственный, кому я могла полностью довериться в Школе, стать им никак не мог: он изображал меня, отыгрывающую Милую-Барышню-в-Голубом. Делать ему следовало две вещи: прятать лицо за раскрытым веером, и глупо хихикать, если к нему обращались. С обоими действиями полукровка справлялся куда искуснее любой моей знакомой придворной кокетки.

"Кого же ещё я могу посвятить в свой план?"

Я не имела права рисковать: князь Таримский опасный враг. Если он решил пожертвовать родным сыном, то с девицей-первокурсницей, будь она даже дочерью самого Аэрта Флорени, церемониться не стал бы. Хуже того, он мог навредить моей семье.

Даже если бы я сдала отца Ифио за связь с чёрным колдуном, у князя хватило бы времени и связей отомстить. Меня ещё не приняли в Орден как полноправного члена, так что пока жалобу приняли бы, пока рассмотрели бы... К тому же произошедшее с Лейаном открыло мне глаза на то, чего на самом деле стоила хвалёная бдительность орденских магов. У них под носом на ученика наложили проклятье, и если бы не эльфы, так и осталась бы загадка беловолосого северянина благополучно неразгаданной (возможно, к моему счастью).

Нет, с князем мне нельзя пока связываться.

"Пока. Только пока".

Когда-нибудь я стану могущественной чародейкой, суровой и беспощадной к нарушителям установленных светлых богом законов. От одного лишь моего взгляда будет бросать в дрожь надменных столичных аристократов, осквернённых прикосновением к Тьме.

"Когда-нибудь. Обязательно. А сейчас...".

Как говорится, если хочешь жить, бей змею в голову или вообще не трожь.