Эвиана. Общий

И вскричал я в скорби страстной: "Птица ты — иль дух ужасный?"

Эдгар Аллан По, "Ворон".

Я обнаружил странное совпадение символики образа ворона у эльфов и смуглых людей. Оба народа наделяют его способностью свободно путешествовать между мирами живых, мёртвых и демонов, умением предсказывать будущее и управлять им. И те, и другие приписывают сей птице склонность к чудным выходкам, великую мудрость, но и великую же глупость, как ни удивительно.

Я собираюсь продолжить исследования и найти дальнейшие сходства в культурах этих двух таких разных на первый взгляд народов.

Неизвестный учёный-любитель времён Тельсиронской империи

Пролог. Разговор у могилы

Задолго до рождения Эвианы и создания Тельсиронской империи

Возле свежей могилы беседовали двое. Один, невысокий, хрупкий, белокурый и лиловоглазый, казался глубоко опечаленным, другой, темноволосый и мужественный, напротив, торжествовал.

Кожа обоих в медленно сгущающихся сумерках источала слабый серебристый свет.

— Ты сделал его слишком сложным. Чем вещь сложнее, тем её проще сломать, а чем её проще сломать, тем она ненадёжнее, — надменно проговорил брюнет. — Тайнверо, я уважаю тебя как смело мыслящего учёного, но лидер не имеет права рисковать благополучием своего народа. Твоя победа погубила бы всех нас. По счастью, состязание выиграл я.

— Я не присягну тебе, — тихо, но твёрдо сказал блондин. — Сколько бы времени ни прошло, сколько бы разочарований меня не постигло. Ты считаешь себя в праве распоряжаться жизнями людей этой земли, хотя видишь, насколько они близки нам. Я так не могу.

Брюнет презрительно скривил губы.

— Не только твоя игрушка, но и ты сам сломался, Тайнверо.

— Он был мне как сын, — с горечью проговорил "проигравший". — Тебе никогда не понять моих чувств.

"Победитель", поняв, что своего не добьётся, ушёл. "Проигравший" вскоре последовал вслед за ним, но на прощание произнёс, касаясь стоящего в изголовье могилы гладкого чёрного камня:

— Ты вернёшься. Ты обязательно вернёшься, ведь я дал тебе крылья.

Пролог. Непродуманная сделка

После распада Тельсиронской империи, но до рождения Эвианы

— Что, вот и всё? — хрипло спросил он у подступающей тьмы, но та бесстыдно промолчала.

Корвиан Чёрное Крыло не хотел расставаться с жизнью, вот только она неотвратимо прощалась с ним, потому что он был ей больше не нужен.

"Ещё чуть-чуть. Ещё несколько мгновений..."

Он так много не успел, столько дел оставил незавершёнными... Несправедливо, нечестно, неправильно было уходить сейчас.

Неправильно... Нелепое слово. Почему в последние мгновения его переполняет почти детская обида?

Корвиан с горечью подумал о тех, кто верил в него и его дар несмотря ни на что.

"Я подвёл их... Подвёл их всех. Проклятое тело... Всегда считал его темницей, а теперь отдал бы всё, лишь бы не освобождаться"

— Хочешь остаться? — спросил исходящий из глубины тьмы голос, однако ей не принадлежащий. — Я готов заключить сделку. В знак уважения к таланту Тайнверо.

Корвиан не знал кто такой "Тайнверо" и кто предлагал ему помощь, но разве утопающий не хватается и за соломинку?

— Я... согласен.

— Хорошо. Ты не уйдёшь. Но знай: всё имеет свою цену.

"Всё имеет свою цену". Корвиан должен был заподозрить опасность, сокрытую в этой фразе, и взять слово назад, но страсть к ускользающей жизни была слишком сильна, а его невероятный дар — единственный на весь сотворённый светлым богом мир, его гордость — смолчал.

...Голос не солгал: Корвиан Чёрное Крыло не покинул пределы мира живых.

Но и не ожил. А что до его дара... Половину пришлось отдать как плату, но она так и не дошла до "благодетеля", потерявшись где-то в промежутке между мирами мёртвых и тех, кем они когда-то были. Там его однажды и нашёл Создатель, счёл забавным и использовал в одном себе только ведомом замысле.

Пролог. Испытание "пятью камнями"

— Хорошо. Теперь выберете из этих камней тот, что отмечен магией.

Я мрачно посмотрела на пять совершенно одинаковых осколка красного гранита. На первый взгляд, да и на второй, в них не было ничего волшебного. Я не чувствовала ни в одном из них и капельки силы, однако заявить так магу-экзаменатору было нельзя — от ответа всё-таки зависело моё будущее.

Гранит — удивительная порода. Памятник, триумфальная арка или саркофаг из него выйдет достойный, а вот артефакт ни-ни. Очень уж плохо силу отдаёт, зато впитывает — на раз. Хватит даже плохонького заклинания, направленного на крохотный камешек, чтобы он фонил ближайшие лет сто как минимум. Именно поэтому отец не соглашается ни за какие деньги вывозить изделия из гранита — пусть они хоть трижды шедевры — с Мёртвой Земли.

Пять абсолютно одинаковых камней... и один подвергался магическому воздействию... Далхрос! Ну и глупый тест. Его можно пройти, просто удачно ткнув пальцем. Вероятность не так уж и мала — одна пятая...

Но я не имела права на ошибку. Если обычные чувства ничего не могут определить, значит магия упрятана глубоко. Придётся воспользоваться подручными средствами.

— Можно мне достать зеркало?

— Конечно! — благодушно согласился маг. Он разве что не смеялся надо мной. Молодой, самодовольный и, судя по тонкому кольцу на среднем пальце правой руки, из старой знати. Его небрежное снисхождение выводило меня из себя.

Звали экзаменатора Алмор, если верить табличке, приколотой к элегантной мантии.

Из сумочки я достала маленькое зеркальце в серебряной оправе и поднесла его к первому камню. Оно, как и боялась, отразило только осколок красного гранита и ничего больше.

Зеркало являлось не простой девичьей игрушкой, а подарком старшего брата. Он говорил, что оно может отражать скрытую суть вещей, и у меня не было причин ему не верить.

Неужели братец прихвастнул любимой сестре?

Со вторым камнем повторилась та же история, но на третьем... Внутри третьего я заметила яркую искорку. Правда она угасла, стоило мне присмотреться.

"Ага!" — возликовала я и, отложив зеркало, коснулась рукой шершавого скола.

Пусто. Трижды далхрос этих овьенских магов.

К счастью, у меня оставалось ещё пара сильных карт в рукаве.

— Могу ли я воспользоваться кристаллом?

— Пользуйтесь, чем хотите, мне всё равно. Кристаллом, хрустальным шаром, зеркалом, гадальными картами, кофейной гущей, чёрной кошкой... Не стесняйтесь! Только помните: за дверью ждёт ещё много желающих пройти тест.

Этот Алмор даже не считал нужным скрывать издёвку.

На вид спокойная, как золотой карп в дворцовом пруду, а внутри кипящая от негодования, я сняла с шеи кулон с веретенообразным голубым кристаллом минерала, носящего красивое название верониа. Я настроила его с помощью кузины и теперь всем сердцем надеялась, что уж он-то меня точно не подведёт. В умеющих руках кристалл верониа облегчает поиск потерянных вещей.

"Следы магии... Следы магии..." — повторяла я про себя, гладя на мерно раскачивающееся голубое веретено.

Красиво. Умиротворяющее. Но... бесполезно.

Вот овьен. Если так пойдёт и дальше, мне не видать ученичества, как собственных ушей.

Скучающее выражение на ухоженном лице экзаменатора словно бы говорило мне: "Ну и долго ещё ты собираешься трепыхаться?"

Я спрятала не оправдавший надежд кристалл и закрыла глаза, постаравшись забыть и о немилосердно спешащем времени, и о противном маге. Тайное зрение требует большой концентрации от новичка, а научилась я ему всего неделю назад.

"Представьте спокойную водную гладь, а на ней — цветок розовой лилии..."

Когда я открыла глаза, мир стал чёрно-белым с редкими вкраплениями цветного. Насмешливо скалящийся маг сиял изумрудно-зелёным, несколько безделушек в комнате тускло переливались всеми цветами радуги, а мои руки светились серебристо-голубым. Моргнув с непривычки, я перевела взгляд на стол. Сердце забилось сильнее, чем у юной красавицы-аристократки, первый раз выходящей в свет.

От пяти камней исходило слабое маслянисто-жёлтое свечение. У среднего оно было с небольшой примесью алого.

Я вздохнула и вернулась в привычно раскрашенный мир. Пришлось потрудиться, но ответ всё-таки нашёлся.

— Средний.

Алмор снисходительно улыбнулся — о, как я ненавидела его в тот момент! — и сказал:

— Эти камни привезли из Восточной Королевской каменоломни. Ни в одном из их них нет волшебства.

— Что?! Но я видела...

— Правильный ответ: ни одного. Я отметил бы успешное прохождение теста, если бы услышал его после всей возни с зеркалами и кристаллами, но... Впрочем, вы и сами всё понимаете.

Я с ужасом наблюдала, как маг аккуратно вычёркивает моё имя из списка.

— Боюсь, вам стоит подумать о другой карьере. В наше время перед девушками открываются многие двери в жизнь. Не важно, насколько хорошо вы сдали письменные экзамены по истории и точным наукам. Одной любознательности недостаточно. Увы, талант либо есть, либо его нет.

— Постойте!... Я же видела...

Но экзаменатор и слушать меня не хотел.

— Ваше испытание закончено, — ледяным тоном произнёс он, вручая мне мою карточку, перечёркнутую жирным крестом. — Можете идти.

Я бросила на него свирепый взгляд и вышла, громко хлопнув дверью. Группа юношей и девушек, ожидающих своей очереди — многих я знала — с интересом посмотрели на меня. Кое-кто сдавленно хихикнул.

Стиснув зубы и собрав волю в кулак, я покинула здание Высшей Школы. Никогда прежде мне не приходилось переживать подобного унижения.

Меня не захотели видеть в ученической мантии... Не повезло. Бывает.

Но сдаваться я не собиралась.

Был ещё один способ приобщиться к Тайному Искусству — правда, очень ненадёжный и не слишком достойный для уважаемого человека.

Далхрос! Я стану волшебницей.

А семья обязательно поймёт и простит.

Глава 1

Славное королевство Мерония, процветающее под властью короля Деора и его прекрасной супруги, граничит с Мёртвой Землёй. Всяк знает откуда такое зловещее название взялось — ни один человек в тех краях и дня не может прожить без мощной магической защиты. Там ничего не растёт, не бегают звери, не летают птицы, не плещутся рыбы — да что там говорить, даже тараканов, и тех не водится.

Зато нежити разномастной, говорят, много бродит.

Ещё десять лет назад на месте Мёртвой Земли находилось дружественное Меронии королевство Лориниен. Тамошний принц был даже помолвлен с нашей принцессой Нимфеей, если я правильно помню.

За одну ночь Лориниен был уничтожен магическим катаклизмом. Не спасся никто.

Трагедия потрясла весь мир, и прежде всего — Меронию. Король Деор даже учредил специальную комиссию из сильнейших магов для расследования причин катастрофы, но никто так ничего и не обнаружил. Через два года маги официально признались в своей беспомощности, а люди более деловые принялись ломать голову, как извлечь выгоду из случившегося. Катаклизм уничтожил всё живое в Лориниене, но пощадил картины, скульптуры, драгоценности... При надлежащей обработке они могли порадовать новых хозяев.

Мой отец — тогда ещё простой житель Меро Тор, хоть и очень удачливый купец — был из тех, кто поставил всё на сокровища из Мёртвой Земли и не проиграл. Первая же экспедиция не только окупилась, но и удвоила его состояние. Несмотря на заоблачные цены "потерянные навсегда" шедевры разлетались как горячие пирожки.

Два года назад моя семья стала настолько богата, что смогла купить себе дворянство. В этом же году отец набрался смелости — а также наглости, разумеется — и решил избираться в народные защитники.

Я не собиралась отставать от родителя и всерьёз готовилась к поступлению в Высшую Школу. Мне хотелось стать волшебницей, и не простой, а дипломированной, с полностью высвобождённым потенциалом. Кузина и брат кое-что смыслили в магии, но они учились у частных учителей. Меня подобное не устраивало.

Зачем довольствоваться крошками, когда можно получить весь сладкий пирог?

Стоило мне попросить, и папенька нанял самых лучших наставников для подготовки к экзаменам по истории и точным наукам. Дело они своё знали соответственно цене за уроки — когда пришло время, ни один из вопросов не поставил меня в тупик. Промашка вышла с "испытанием пятью камнями"... Этот сокрушительный провал — хотя я упорно не желаю признавать в случившемся свою вину — отрезал для меня зачисление в "клеймор" и "гладиус", два условно-элитных класса Школы. Надеть ученическую мантию я по-прежнему могла... но уже как член "мизекордии".

Правящая династия Меронии милостива. Триста лет назад в Высшей Школе особым приказом был учреждён специальный класс, зачисление в который проходило не через письменные экзамены и одно собеседование, а с помощью единственного испытания. Принять участие в нём мог любой в возрасте от семнадцати до тридцати восьми, без ограничения на сословие. Даже мелким преступникам и членам семей ссыльных позволяется испытать судьбу — при удачи их, разумеется, амнистируют.

На мой взгляд, истинно человеколюбивая традиция.

Среди магов редко встретишь выходцев из простонародья. Но, те, что есть, когда-то учились в "мизерикордии".

Я не урождённая дворянка. Мне не прививали с детства комплекс превосходства над нижними сословиями, хотя гордость у меня имелась, да ещё какая!

Может, моё решение даже не сильно подпортит репутацию отца.

Набор в "мизекордию" проходит через неделю после собеседования для "клеймора" и "гладиуса". За день до этого военные оцепляют Площадь Героев в центре столицы — именно там проходит всё действо — и начинается подготовка к испытанию. Варится специальное зелье, разбиваются шатры, медикусы проверяют запасы лекарств. Каждый год попытать счастье решают около трёх сотен человек. Не все они в ладах с законом, поэтому внутренние войска, призванные поддерживать порядок и охранять магов и лекарей, проходят особый инструктаж.

Поэтому я не рассердилась на офицера, хмуро — и не слишком деликатно — поинтересовавшегося, что приличная девушка забыла на Площади Героев в этот восхитительный пасмурный день.

— Я хочу служить Отечеству, доблестный сэр, — мило улыбнулась я.

Военный тяжело вздохнул, выдал номерок, неопределённо махнув рукой в стороны лиловых шатров и кисло пожелал мне удачи.

Дворяне в Меронии делятся на две категории: старые и новые. То есть на тех, чьи семьи многие поколения культивируют в себе спесь и тех, кто купил это право недавно. Первым неофициальный этикет предписывает носить простое золотое кольцо на среднем пальце правой руки, вторым — шёлковую ленту в волосах. Брат, отец и дядя ненавидят это правило — ради него им приходится отращивать длинные волосы.

Свою ленту я благоразумно не надела.

Скрывать личность, это так... волнующе. И безопасно — семье-то я не сообщила, что собираюсь в "мизерикордию". Пока всё шло как по маслу: никто не заподозрил в скромно одетой светловолосой девушке Эвиану Флорени, дочь будущего народного защитника.

Лагерь на Площади Героев сильно напоминал военный обилием людей в форме и чёткой планировкой. Среди деловито снующих туда-сюда людей преобладали мужчины, что объяснялось просто: для девушки попытка поступить в "мизерикордию" не блажь, а часто жест отчаяния. Не каждая согласится в случае успеха потратить шесть лет на обучение, а потом принести присягу королевской семье и служить в армии. Впрочем, многие из решивших попытать сегодня счастье не подозревали о подобных тонкостях. Они просто хотели стать магами.

По пути к лиловым шатрам я стала невольным свидетелем любопытной сценки.

— У меня есть разрешение, — говорил офицеру красивый белоголовый юноша. Волосы у него были именно белыми, без признаков какого-либо другого цвета.

"Краска? Или последствия магической болезни?"

— Если есть, то покажи, — настаивал военный.

— Неужели вы не верите мне на слово? — с горечью произнёс юноша.

— А разве оно что-то стоит?

Не знаю, до чего бы они договорились, но в разговор вмешался пожилой мужчина — офицер рангом выше неуступчивого.

— С ним всё в порядке, — строго сказал он. — Пропусти его.

— Но...

— Никаких но! Выполняй приказ и не задавай вопросов!

Молодому офицеру пришлось подчиниться.

"Интересно, кто тот белоголовый?"

О, нет! Я не должна засматриваться на здешних красавцев. У половины из них репутация хуже худшего, а у почти всех оставшихся с душком. Приличных людей единицы.

Больше ничего примечательного по пути я не видела.

Аккуратный шатёр из лилового полотна с нужным номером даже искать не пришлось. Достаточно было просто воспользоваться логикой, а меня с ней, слава светлому богу, всё в порядке.

Внутри пахло целебными травам, было светло и просторно. Повсюду валялись мягкие подушки.

— От лица Ордена приветствуем вас на испытании, — произнесла улыбчивая девушка. Официальная фраза у неё прозвучала даже не слишком издевательски.

— Позвольте, я проведу осмотр, — проговорила её товарищ, медикус. Мне пришлось согласиться, но без всякой радости. Не слишком-то приятно проходить проверку здоровья на глазах у чужих людей — как я и опасалась, кроме меня в шатре присутствовали ещё две желающие испытать себя. Хорошо хоть раздеваться не пришлось.

Мои соперницы были абсолютными противоположностями друг другу. Одна, в скромном выцветшем платье, с волосами, целомудренно упрятанными под косынкой, производила впечатление бедной, но честной девушки. Другая же воплощала худшие кошмары моей матушки. Высветленные до белизны волосы, дерзкий макияж, низкое декольте и огромные вульгарные серьги — о, да, теперь я знаю, как выглядит истинно распутная девица.

— Мы должны ещё кого-нибудь ждать? — нервно поёжившись, спросила скромная девушка.

— Нет, — сказала магичка. — Всё в сборе.

— О, когда же начнётся это глупое испытание! — воскликнула гулящая девица.

— Почему же глупое? — удивилась я.

— Потому что бесполезное, — фыркнула распутница. — Я должна стать волшебницей. У меня бабка была ведьмой — вся деревня её боялась.

"Так, наследственность".

— Это ничего не значит, — возразила скромная. — У меня цветы остаются свежими целых две недели, а у других девушек всего несколько дней.

"Ого! Сильный природный магический фон. Серьёзный соперник".

— Цветы, — усмехнулась развратная девица. — Подумаешь! Вот выберут тебя, и что ты сделаешь — все лужайки одуванчиками заполонишь?

— Вовсе нет! — обиделась цветочница. — И тащить в постель магов я тоже не стану.

— Да и я не буду, — хохотнула блудница. — Они небось там все дряхлые старики, а мне молодые по душе. Нет, первым делом я заявлюсь к своему дружку. Он лишь посмеялся, когда я сказала, что отправляюсь на испытание... Ох, какая у него рожа будет!

Она прямо-таки светилась уверенностью. Мне даже стало немного завидно.

Неизвестно, до чего бы они договорились, если бы в центре шатра не возникла иллюзия Высшего мага Таориса в полный рост.

Прежде я видела только его портрет в холле Высшей Школы. Как оказалось, живописец несколько не погрешил против правды: в жизни Таорис был таким же мрачным, как и на картине. Присутствовало всё — и презрительный изгиб бровей, и вечно опущенные уголки рта, и гордый профиль. Он вызывал благоговение, не более и не менее.

— Приветствую тех, кто желает пройти ежегодное испытание Ордена, — произнесла иллюзия. — Всего лишь через несколько часов избранные из вас получат шанс возвыситься. Их будет немного — но остальные не будут забыты. Зелье, что вам дадут, совершенный плод многолетних исследований. Оно вызовет видение. Полученные в нём знаки истолкуют маги. Удачи!

"Милое напутствие, нечего сказать".

Девушка-медикус, о чём-то посоветовавшись с магичкой, достала из сундучка три колбы с тёмно-зелёным зельем и раздала их мне, цветочнице и распутнице. Своё я немедленно выпила. Пол вкусу оно напоминало отвар полыни, смешанный с мёдом — то ещё сочетание.

"И что дальше? Ой..."

Голова вдруг налилась тяжестью, а в глазах потемнело. Как подкошенная я рухнула на подушки.

"Удачно упала", — было моей последней мыслью перед потерей связи с реальностью.

Я поднималась по лестнице, вырубленной прямо в скале; шершавый камень приятно холодил босые ступни. Из одежды на мне была только льняная туника.

На ярко голубом безоблачном небе крупной золотой монетой сияло солнце.

По скале вились растения с жёсткими восковыми листьями и пахучими жёлтыми, белыми и розовыми цветками. Их аромат сводил меня с ума.

Вскоре я достигла вершины. На плоской площадке стояла глубокая каменная чаша с водой и лежала плита, испещрённая странными символами. Мне хотелось пить, и я наклонилась зачерпнуть воды. В чаше отразилось незнакомое лицо — белокурый юноша с тяжёлым взглядом.

Я подошла к камню с письменами и долго стояла перед ним, силясь что-либо разобрать. Откуда-то я знала: нужно прикоснуться к плите, но иррациональный страх не давал мне этого сделать.

"Остановись, пока не поздно", — прогрохотал властный голос с небес.

Я сжала зубы и коснулась камня. В тот же миг острая боль пронзила мою правую руку.

От неё я и проснулась.

...может, позвать кого?

— Как же так произошло? Я всё тщательно проверила: у неё точно не должно было быть реакции на зелье...

Даже не открывая глаз, я поняла — магичка и медикус спорили из-за меня. Видимо, что-то пошло не так. И я была с ними полностью согласна.

Правую руку нестерпимо жгло, словно на неё пролили ведро кипятка. Почему меня заранее не предупредили, что так может выйти? Я готова пострадать немного ради достижения цели, но только немного...

— Воды... — едва слышно простонала я. Жажда, терзавшая меня в видении, перешла и на реальность. Надеюсь, хоть пол не сменился. Трудно было бы объяснить родителям, почему их умница-дочка вдруг обернулась сыном.

— Она пришла в себя! — радостно воскликнула медикус. — Хвала светлому богу!

Мне немедленно поднесли к губам чашу с водой.

О, с каким наслаждением я пила благословенную жидкость!

Вслед за мной начали просыпаться и другие девушки. У обеих вид был до крайности ошарашенный.

— Я видела лес, — растеряно проговорила цветочница. — Каждая травинка, каждая веточка в нём приветствовали меня, будто живые. Это было настолько чудесно, что я не хотела просыпаться, но голос с небес велел мне возвращаться.

Девушка смущённо улыбнулась.

— Тесная связь с природой, — сказала магичка. — Ценный дар, но, увы, для "мизерикордию" не подходит.

— В глубине души я всегда знала, что волшебницей мне не быть... — грустно проговорила цветочница.

Жаль, конечно, девушку. Другой возможности круто изменить жизнь у неё может и не быть.

Ой, жжётся-то как! Украдкой я проверила руку — она жутко распухла и покраснела. Надежда, что всё пройдёт само собой, становилась всё призрачней.

— Я могла бы написать письмо моей наставнице, — предложила медикус. — Она просила дать ей знать, если появится человек с подходящими для целителя способностями.

— О, спасибо! — обрадовалась цветочница. Я понимала её радость. Целительство — искусство тонкое и сложное, но высооплачиваемое. Врачевать болезни лекарствами совсем не тоже самое, что устранять их причину изнутри. На дворянских хворях можно такое состояние сколотить — любой купец обзавидуется!

— А я видела моего мальчика, моего Лёдана, — сказала распутница. Выглядела она какой-то притихшей и печальной. — Он играл в храмовом саду — такой тихий и красивый, ну чисто ангелок. А затем голос с неба сказал, что в будущем ему уготованы великие свершения и я неправильно поступила, когда его оставила.

— Интересно, — сказала магичка. — А кем был его отец?

Блудница покраснела. Я так удивилась, что даже на мгновение забыла о боли в руке.

— У нас был буйный роман, но о себе Рион почти не рассказывал. Помню, как он обмолвился, будто служит в армии, однако сам на солдата мало походил. Ещё я видела у него серебряный медальон с королевским гербом на одной стороне и двурогим драконом на другой.

— Твой возлюбленный однажды исчез и больше не объявлялся? — тихо спросила магичка.

— Да. Оставил меня с ребёнком. Что делать, я не знала. Добрые люди посоветовали отдать сына в храм, а самой попытаться найти хорошего мужа. С тех пор прошло уже пять лет, а я всё ищу... да только одни мерзавцы попадаются.

Девица тяжело вздохнула, и вдруг перестала походит на распутницу.

— Рион погиб, — сказала магичка. — Его отряд, "Белый Дракон", сгинул пять лет назад в Мёртвой Земле. Ни магия, ни меч не смогли их спасти.

— Умом я всегда знала, что его уже нет на свете. Не мог он просто так бросить...

Девушка заплакала.

Большая часть обладающих способностями к магии рано или поздно попадает на королевскую службу. Вероятно, этот Рион был из таких — уж слишком название его отряда подозрительно звучит.

В армии Меронии есть несколько десяткой отрядов, специально составленных только из магов. Силы у них не слишком большие, но этот недостаток они восполняют превосходной выучкой. Часто они выполняют тайные операции и потому связаны обетом молчания.

Кстати, ребёнок наверняка обладает даром. Мать, с ведьмой в роду, и отец, боевой чародей, не могли породить обычного человека.

— Я Эвиана Флорени, — представилась я со всем возможным достоинством. — Может, слышали о моём отце, Аэрте Флорени?

Девушки — и будущий целитель, и мать-одиночка, и даже магичка с медикусом — обомлели. В последнее время имя моей семьи часто производит такое впечатление на неподготовленную публику.

— Госпожа Флорени, зачем вы проходили испытание? — пролепетала медикус.

"Зачем вам вообще учиться?" — вот, что она хотела сказать на самом деле.

Далхрос! Подобное отношение всегда выводило меня из себя.

— Вам лучше не знать мои причины. Но сейчас важно другое. Так уж случилось, что в доме Флорени сейчас не хватает горничных. Подойдёт любая разумная и работящая женщина, даже с ребёнком...

— Я смогу! — воскликнула горемычная девица. — Прошу, возьмите меня!

— Эээ, хорошо. Только сначала приведи себя в порядок, нас в доме весьма строгие правила. Приходи, как уладишь свои дела. Я предупрежу нашу управляющую, что...

Я замялась, поскольку не знала имени девушки.

— Я Карина, Карина Ларо, — с готовностью подсказала она.

-...что Карина Ларо принята мною лично в качестве новой горничной. Если понадобится, тебя обучат всему необходимому.

Если её сыну предназначено великое будущее, пусть он с детства испытывает благодарность к семье Флорени. Как говорится, хочешь пожать богатый урожай — сей вовремя семена.

— Кстати, что было в вашем видении? — спросила меня магичка.

Я задумалась. Камень с письменами, незнакомое лицо, отражённое в чаше, не утихающая боль в руке...

— О своём видении я буду говорить только с Высшим магом Таорисом.

Глава Высшей Школы смотрел на меня с обречённостью агнца, ведомого на заклание.

— Мне докладывали, что однажды вам уже отказали.

— Верно, — согласилась я. — Но в семье Флорени не принято опускать руки после первой неудачи.

Выражение лица Таориса, представителя старой знати, ясно говорило: иного он от дочери "нового аристократа" и не ждал.

— Ну, расскажите, что же было в вашем видении.

Я достаточно подробно рассказала о своём восхождении к плите с письменами, умолчав, правда, об изменённой внешности и предупреждении голоса с небес.

-... и главное, что стало с моей рукой?

— Покажите, — попросил Таорис.

Я с готовностью выполнила его просьбу. Припухлость и краснота уже спали, но зато появился багровый знак в виде стилизованного меча.

— Поздравляю, вы приняты на королевскую службу, — сухо произнёс Высший маг. — Наверное, очень гордитесь собой?

"Цель... достигнута?"

— Ну ещё бы. Быть в чём-то лучшей всегда приятно. А как насчёт моего видения? Как его понимать?

— Понимайте, как хотите. Вы ведь утаили его большую часть, госпожа Флорени?

Я нервно улыбнулась.

"И как это он догадался? Впрочем, Высший маг должен уметь чувствовать фальшь".

— В "мизерикордию" зачисляются те, у кого после принятия зелья появляется клеймо.

— Но ведь о видениях выспрашивают всех без исключения?

— Да. Но они нужны Ордену для сбора информации обо всех со сколь-нибудь значительными способностями к магии.

"Умно придумано, нечего сказать".

— Неужели нельзя было придумать менее болезненный способ отбора?

— Не волнуйтесь, знак скоро пройдёт. А что до боли... Когда разработали процедуру испытания, очень боялись, что среди прошедших найдутся в последний момент передумавшие. Невозможно определить, у кого окажется потенциал выше: у честного человека или мелкого вора.

— Снять боль и убрать знак может только маг из Ордена, — догадалась я.

— Совершенно верно. О вас я уже позаботился.

— Эээ, благодарю.

— За такую мелочь? — Таорис буквально наслаждался моей растерянностью. — Оказать услугу дочери Аэрта Флорени для меня ничего не стоит.

Мы могли бы ещё мило поболтать, но я торопилась домой. Матушка наверняка уже повсюду искала меня.

Мне предстояло долгое и неприятное объяснение. Впрочем, желанной цели я достигла — некая Эвиана всё-таки наденет ученическую мантию Высшей Школы.

Глава 2

"Тик-так", — мерно отсчитывали время напольные часы в гостиной. Когда-то они украшали кабинет одного из знатнейших вельмож Лориниен, а теперь верой и правдой служили купцам-аристократам Флорени.

На меня смотрели четыре пары осуждающих глаз.

— Ты ходячее наказание, — нарушила тягостное молчание Аурелия Флорени, моя достопочтенная матушка.

— Ох, дочка... — покачал головой отец.

— Сестрица... — присоединился к нему брат.

А маленькая Дарьяна так и вовсе расплакалась. Она не слишком понимала, что происходит, но отлично прочувствовала общее настроение.

"Так вот каково приходится благородным барышням, уличённым в порочащих связях..."

— Да что вы на меня ополчились? Я же в конце концов не о беременности объявила!

— Эви! — строго одёрнула меня мама. — Тебе ещё рано даже задумываться о таком.

"Ага, рано. Мне вообще-то двадцать исполнилось на днях".

— Сделанного не воротишь. Она теперь на королевской службе, хотим мы этого или нет, — сказал отец.

— Ты всегда был с ней слишком мягок, Аэрт.

— Согласен, дорогая. Нужно было чаще её пороть и реже пускать ко двору. Идеи принцессы Нимфеи разрушительно действуют на неокрепшие души. Эх, если бы я только знал...

Меня стыдили и укоряли почти два часа, но я не сдалась. Родичи не услышали слов отречения — ни от них, ни от "мизерикордии".

Под конец меня простили и даже благословили, попутно озвучив целый ряд запретов: не крутить романы с подозрительными типами, не ссориться с дворянами и не перечить магам-наставникам. Я обещала подумать.

Спустя неделю я оставила отчий дом, с расчётом, что на ближайшие шесть лет меня приютит Высшая Школа. Именно столько занимает стандартный курс обучения, и я намеревалась прослушать его весь. А после... Кто знает? Возможно, некую Эвиану Флорени отправят служить Родине в какую-нибудь далёкую экзотическую страну на берегу тёплого моря. Такое иногда случается — я слышала.

Здание Высшей Школы спроектировал в Тёмные Века основатель нынешней династии королей Меронии. Времена стояли непростые: эпидемии регулярно прокатывались по стране, не обходя даже столицу, Меро Тор, на границах то и дело вспыхивали конфликты, давний союзник, Лориниен, стоял на грани выхода из договора о дружбе... Если добавить ко всему этому слухи о таинственной кончине последней королевы старой династии, не оставившей детей и завещавшей трон супругу, то мрачноватый дух архитектуры старой части Школы становилась понятной. Тогдашний глава Ордена попросил выделить участок земли для строительства места обучения для будущих волшебников, а король захотел сделать приятное старому другу, который не раз прикрывал его спину в бою. Подавленное состояние монарха отложило отпечаток на проект, но Высший маг менять ничего не стал. Ему пришлись по нраву стрельчатые многоцветные витражные окна, каменная резьба к месту и ни к месту, острые углы повсюду и высокие узкие башни.

Позже старое здание расширили пристройками, но архитектурный стиль сохранили. Люди порой приезжают с окраин Меронии, только чтобы одним глазком взглянуть на "величайший шедевр Кортарина". В записке, присланной мне утром вместе с формой "мизерикордии", указывалась отведённая для меня комната. Она находилась в старинной части здания, чему я сначала очень обрадовалась. Именно с помощью обученных в Высшей Школе магов Меронии удалось к концу Тёмных Веков вернуть потерянное величие. Мне нравилось думать о том, что жить я буду там же, где и прославленные герои старины. Это вызывало чувство сопричастности.

Но, выйдя из экипажа и оставшись одна на один с тёмными дубовыми дверьми, я растерялась. Мои вещи были уложены в дорожный сундук, и весил он немало, хоть уложили в него только самое необходимое и пару милых сердцу вещиц. Встречающих не наблюдалось, хотя пришла я даже раньше указанного в записке времени. Как самостоятельно поднять вещи по крутым лестницам на четвёртый этаж? Поиск ответа на этот вопрос вгонял меня в уныние.

В конце концов я села на злополучный сундук и стала ждать хорошо воспитанного молодого человека, не способного пройти мимо попавшей в беду девушки.

Ждать пришлось долго.

Я успела десять раз отчитать себя за глупую гордость, помешавшую взять слугу из дома или нанять носильщика, и только начала в одиннадцатый раз проклясть глупое упрямство, но увидела подходящего к воротам беловолосого юношу — того самого, с Площади героев. Вблизи он был ещё красивее, чем тогда мне показалось.

— Эй! — окликнула его я, не скрывая радости. — Привет.

— Мы знакомы? — подчёркнуто вежливо спросил он.

"Дворянин? Бастрад? Невинная жертва обстоятельств? Эти синие глаза не могут принадлежать преступнику..."

Как и на мне, на нём была форма "мизерикордии" — чёрная мантия с серебряной застёжкой у ворота.

— Я видела вас перед испытанием.

— О, — только и сказал он и окинул меня взглядом, полным брезгливого интереса. Очарование, вызванное его внешностью сказочного принца, мгновенно испарилось. "Только девушки с дурной репутацией попадают в "мизерикордию"", — говорят в народе. Глупое предубеждение!

— Эвиана, — напустив в голос яду, представилась я, намерено опустив фамилию. Пусть моё происхождение однажды станет для него неприятным сюрпризом.

— Моё имя Лейан, — небрежно заявил он.

— Просто Лейан? — переспросила я. Похоже, не одной мне в голову пришла мысль сыграть в анонимность.

— Просто Лейан.

— Что же, приятно познакомиться, Лейан. Не поможете девушке донести вещи? Как вижу, вы налегке.

Белоголовый вспыхнул, словно я грубо его оскорбила. Впрочем, если Лейан пришёл к воротам Школы с пустыми руками, значит из дома он ничего не взял. Беглец? Или просто нищий?

Далхрос! Как бы не отказал в помощи от обиды.

Слава светлому богу, воспитанность в нём одолела сильнее задетую гордость. Он подхватил сундук и...

...сдавленно охнул.

Хе-хе. Месть никогда не бывает слишком сладкой.

— Куда нести? — процедил сквозь зубы Лейан.

— Не беспокойся, я покажу, — обнадёжила его я. У меня был с собой план старого здания, и если не сразу, то с пятой-шестой попытки мы бы точно нашли мои апартаменты. Собственно, так оно и вышло.

Кровать была без балдахина и узкая, зато не слишком мягкая и не слишком жёсткая — прямо как мне нравится. Это, пожалуй, оказалось самым существенным достоинством предоставленного Школой жилища... это, и ещё отсутствие соседки. Дома я ни с кем комнату не делила, и здесь не собиралась.

Окна выходили во двор-колодец, а не на солнечную сторону, камин, похоже, не топили целую вечность — зимой наверняка возникнут с ним проблемы, сюжеты потёртых гобеленов на стенах представляли сценки из жизни девы Маргареты. Похоже, перед моим вселением помещение тщательно убрали, но было видно, что сделали это впервые за многие годы.

"А не лежит ли на комнате проклятье?" — пришла мне в голову мысль, от которой по спине побежали мурашки. Конечно, с Таориса или завалившего меня на "испытании пятью камнями" Алмора сталось бы поселить меня в месте с дурной репутацией, но даже они не решились бы подвергать мою жизнь опасности. В этом году обучение начинает принцесса Нимфея, скандалы Школе не нужны.

С другой стороны, мелкие пакости — так называемые "бытовые проклятья" — на меня вполне могли навалиться. Справлюсь ли я с ними? Ну... надеюсь, скорее да, чем нет.

Насвистывая весёлую песенку, я принялась разбирать вещи. Платья — праздничное, для походов в храм, и домашние — повесила в шкафу, книги поставила на полку, письменный прибор — на стол, рассовала по углам симпатичные безделушки... Результатом осталась довольна. Комната приобрела чуть более весёлый вид, хоть уюта ей по-прежнему не хватало.

Внезапно раздался стук в дверь, а затем, не дождавшись разрешения от меня, в комнату зашли двое: парень и девушка. На молодом человека была алой мантия с золотой застёжкой на вороте — форма "гладиуса", а его спутница щеголяла в такой же, но белой. В отличие от меня ей удалось пробраться на вершину — в "клеймор".

— По какому, собственно, праву вы ворвались ко мне? — едко осведомилась я.

— По праву членов совета самоуправления Школы, — нагло заявила девушка. Она сразу не понравилась мне. Больше всего в ней раздражали волосы, вернее, их цвет. Надо же было окраситься в такой вздорный оттенок красного!

Кстати, что-то не припомню, чтобы я кого-то выбирала, да ещё в местный орган самоуправление.

— Что вы от меня хотите?

— Мы пришли проверить комнату на наличие запрещённых вещей, — любезно ответила "клеймор".

— Запрещённых вещей? — неприятно удивилась я. — Меня не осведомили... о существовании некого списка.

— Надо же, какая неприятность!

Да она откровенно потешалась надо мной! Меня прямо-таки переполняло негодование.

— Вы хоть знаете, кто я?

— Конечно, — кивнула девушка. — Ты одна из "мизерикордии", а значит, должна во всём подчиняться элите.

Под элитой она, разумеется, подразумевала входящих в "клеймор" и "гладиус".

— Я дочь Аэрта Флорени.

— А я Ульдерика, наследница рода Толанор.

Это имя мне ровным счётом ничего не говорило, о чём я немедленно и сообщила. У девушки аж дыхание перехватило от возмущения, а её спутник так и вовсе зарычал на меня:

— Я Ковин Арекский. Будь ты мужчиной, мне бы пришлось вызвать тебя на поединок чести за оскорбление достоинства истинно благородной дамы!

— Ах, Ковин, оставь! — лукаво воскликнула Ульдерика. — Она из "новых", а они все... выскочки.

Она довершила фразу двусмысленным жестом. Тут уж настала пора свирепеть мне.

— Выскочки не выскочки, а жить за чужой счёт не привыкли.

Судя по прилившей крови к щекам гордой наследницы "рода Толанор", я попала в цель. Многие из старой знати давно растратили свои богатство. Чтобы поддерживать аристократический образ жизни, им приходилось занимать у ростовщиков и выпрашивать подачки у более состоятельных родственников.

Впрочем, триумф мой был недолог. В отместку представители самоуправления перевернули комнату вверх дном. На их горе, я не привезла из дома ни вина, ни "травы иллюзий", ни картинок с непристойностями... Но, оказалось, список запрещённых вещей для членов "мизерикордии" был гораздо шире, чем для остальных.

— Ага! — победно воскликнула Ульдерика, распахивая шкаф. — Предметы роскоши!

Она торопливо сорвала с вешалки выходное платье.

— Эй! Что это значит?

— "Членам "мизерекордии" нельзя держать у себя предметы роскоши, дабы они не отвлекали их от постижения учёных премудростей", — процитировала дворянка.

— Это предмет не роскоши, а необходимости. Оно для посещения храма!

— Храма ли? — глумливо хохотнула Ульдерика.

— На что ты намекаешь? — с нехорошим предчувствием спросила я.

— В Высшей Школе учится цвет Меронии. Некоторые безнравственные особы... стремятся завести знакомства с благородными юношами. Знакомства... определённого рода.

Она назвала меня распутницей! И за что? За красивую одежду в шкафу? Но моё милое белое с лиловыми вставками платье было предельно целомудренным. Принцесса Нимфея носила почти такое же прошлым летом.

Если так судить, то и сама она не невинная овечка. Волосы-то крашеные.

— Что полагается по Уставу за клевету? — холодно спросила я.

Дворянка наградила меня кривой ухмылкой.

— Ковин, запиши — "оскорбление в мягкой форме", — приторно-сладким голосом проговорила она. — Думаю, нам стоит тщательнее обыскать комнату. Некоторые нарушители проявляют удивительную изобретательность в укрывательстве запрещённых вещей.

К концу так называемого "обыска" я лишилась кроме выходного платья серебряного подсвечника, большей части украшений, расшитых речным жемчугом туфелек и нескольких прелестных безделушек.

— Мы ещё вернемся, — пообещала напоследок Ульдерика.

— Чтоб тебе далхросианец повстречался, и не один, а с родственниками, — прошипела я ей вслед.

Тяжёлым взглядом я обвела царящий вокруг хаос. Предстояла поистине грандиозная уборка.

...Спустя около получаса в дверь деликатно постучались. Открыв, я обнаружила на пороге Лейана.

— Ты?! — от удивления я позабыла о правилах приличия. Хотя с ним можно было не церемониться — всё-таки белоголовый тоже принадлежал к "мизерикордии", низшему звену в Школе.

— Меня попросили проверить, почему ты отсутствуешь на церемонии, — не смотря мне в глаза, произнёс юноша.

— Что ещё за церемония?!

— Посвящённая нашему набору... Это что? — он указал на беспорядок за моей спиной.

— Ничего, — довольно резко сказала я. — А ты, раз уж пришёл, то сопроводи меня... на церемонию.

Волей-неволей Лейану вновь пришлось играть роль благородного молодого человека. Я была только рада, что он оказался заложником своего хорошего воспитания. Может, и правда в его жилах течёт хотя бы половина дворянской крови?

А всё-таки Ульдерика со своим "рыцарем" те ещё гады. Чем, интересно, я им насолила? Вернее, ей — похоже, Ковин во всём подчиняется своей подружке.

Церемония проходила в овальном зале с мозаичным полом, изображающем Старой Империи над смуглыми дикарями-язычниками, и яшмовыми колоннами с накладками из золотистой бронзы. "Клеймор", "гладиус" и маги-наставники, стоящие особняком от молодого поколения, не заметили — или сделали вид, что не заметили — моего с Лейаном появления. Впрочем, двое в чёрных мантия с серебряной застёжкой — оставшаяся часть "мизерикордии", оживились и зашептались при нашем появлении. Один из них был миловидный блондин с распущенными волосами, роскошной волной спускавшимися ниже пояса, другой — смуглый брюнет, настороженный, как дикий зверёк.

Девушка и три парня. Невелик улов от испытания оказался в этом году. В "клейморе", например, насчитывалось пятнадцать человек без принцессы Нимфеи, а в "гладиусе" — восемнадцать.

— Ты уже познакомился с ними? — как бы невзначай спросила я Лейана.

— С кем?

— С другими членами "мизерикордии". Они же нам теперь товарищи и всё такое.

— Мне было некогда, — буркнул юноша.

"Ага", — подумала я. — "А время заявиться ко мне у тебя, значит, без проблем нашлось. Лукавишь ты, недодворянчик".

Я схватила Лейана за руку и потащила к блондину и брюнету. Он даже не сопротивлялся от удивления моей смелости — или, вернее сказать, наглости. Приличные девушки ведут себя скромнее... а, меня и так уже сегодня распутницей обозвали. Наверняка ещё и слухи нехорошие пустили, с этой Ульдерики станется.

— Привет, я Эвиана, — доброжелательно сказала я. Мама как-то говорила мне, что впечатление о человеке складывается с первой встречи. Врагов под боком я заводить не собиралась и потому задействовала всё своё очарование.

— Лейан, — коротко бросил мой невольный спутник. Смотрелся он при этом мрачнее тучи.

Неправильный подход, приятель.

— Приятно познакомиться, — очень вежливо проговорил светловолосый. Лицо у него было какое-то странное — вроде и мужское, но очень уж смахивающее на девчачье. — Я Тори.

"Какое забавное имя. Сокращение, скорее всего. Эви тоже звучит не слишком серьёзно".

Однако, представляться коротким именем абсолютно чужим людям очень... наивно. Мне нравилась его открытость — по сравнению с другими двумя он казался истинно ангельским созданием.

Я выжидающе посмотрела на брюнета.

— Гальран я, — словно бы нехотя сказал он.

На вид все мы были примерно одного возраста — ну, может, Лейан выглядел чуть старше, да и то из-за своей постоянной хмурости. Это обнадёживало. Со сверстниками легче наладить контакт, а мне хотелось провести шесть лет в тёплой компании.

Пока шёл наш разговор, Таорис собрался-таки прочесть речь. Роскошная белоснежная мантия, расшитая золотом, жемчугом и драгоценными камнями висела на нём мешком — думаю, она досталась главе Школы от предшественника, известного любителя пышных застолий.

Шикарным взмахом руки призвал новоиспечённых студентов к тишине, Высший маг произнёс:

— Я рад видеть новые лица, хоть и знаю — не всем вам удастся достичь вершины. Честно говоря, и до ритуала Высвобождения дойдут не все, а только самые достойные. Учитесь прилежно, слушайтесь наставников и тогда — кто знает! — спустя несколько лет я буду пожимать вам руки, как равным.

Таорис одарил зал печальной отеческой улыбкой. Я фыркнула. Его игра меня не впечатлила. Ага, рад он. Особенно мне — дочери "нового дворянина", бывшего совсем недавно презренным торгашом.

— Заботиться о вас будет магистр Алмор, — внутри меня всё похолодело от этих слов. Нет, далхрос, нет! Только не он! — Во многом именно от его решения будет зависеть, допускать или нет к ритуалу Высвобождения.

Я чувствовала себя преотвратно. Зависеть от, можно сказать, личного врага... Жестокая насмешка судьбы. Светлый бог, как ты мог так поступить со своей несчастной дочерью?

Алмор выглядел как кот, объевшийся сметаны. Так и хотелось стереть его самодовольную улыбку с холёного лица.

— Я благодарен за оказанную честь, но должен признаться — попросил возглавить курс я сам. Алия, прошу, выйди ко мне.

От "клеймора" отделилась невысокая темноволосая девушка с длинной толстой косой. Она носила очки, но кроме неважного зрения обладала ещё одной особенностью — огромной грудью, прямо-таки натягивающей ткань мантии.

По всему было видно, что девушка хоть и смущена, но крайне счастлива.

— Алия не дворянка. Она простолюдинка, но обладает невероятным талантом, и, вполне вероятно, может стать сильнейшей волшебницей за последние двести лет. Я случайно обнаружил её способности три месяца назад и с тех пор непрерывно занимался их совершенствованием. Алия сдавала экзамены и прошла испытание пятью камнями наравне с вами, без подсказок и поблажек. Прекрасными результатами она заслужила для себя место в "клейморе".

"Это я должна была носить белую мантию! Я, не она!"

Мне хотелось запустить в мага чем-нибудь тяжёлым. Не помогал он ей, конечно. Угу. Так я и поверила. А историю и точные науки для экзаменов она под его чутким руководством выучила. Знаем мы, как такие горе-наставники обучают. Небось заставлял ходить по дому в платье служанки, а потом... Нет, не хочу даже представлять, что между ними случалось потом. Незамужним девушкам нельзя думать о таких грязных вещах.

— Примите её как равную. Как сестру, — вещал Алмор. — Я же обещаю ничем не отличать её от прочих вверенных учеников.

Алия робко улыбалась, подслеповато щурясь за стёклами очков. Как опытная распутница, она прекрасно знала, как расположить к себе мужские сердца. Её расчёт был предельно логичен: среди нашего набора девушек насчитывалось всего шесть — она сама, я, Ульдерика, принцесса и ещё две в "гладиусе".

После Алмора слово взяла Нимфея.

"Хоть один приятный человек!" — с облегчением подумала я.

Наша принцесса настоящая красавица, золотоволосая и голубоглазая. Её популярность в королевстве огромна — пожалуй, она даже больше любима народом, чем брат. Несколько лет назад Нимфея стала выступать против ограничения прав женщин, да так убедительно, что пронимала даже упёртых консерваторов.

Некоторые всерьёз полагают, что она ангел, ниспосланный нам светлым богом.

Принцесса, естественно, поступила в "клеймор". Золотая корона с зубцами в виде листьев клевера вместе с белой мантией делало её похожей на деву Магдален, но только не с гобеленов в моей комнате, а с фрески в храме на площади Победителей.

— Я счастлива поступить в Высшую Школу именно в год, когда наконец-то восторжествовала справедливость и простая девушка добилась права учиться среди дворян...

"Принцесса, как ты могла?!"

У меня не находилось слов. Мой кумир тоже подпал под чары Алии.

Под конец всего этого балагана мы пели гимн Меронии. От расстройства я отчаянно фальшивила, и Лейан, стоявший рядом, постоянно морщился и закатывал глаза. Но его уши — уверена, что не такие уж и нежные — страдали меньше моей гордости.

Церемония откровенно разочаровала меня настолько, что я чувствовала угрызение совести перед моей перевёрнутой вверх дном комнатой. Право, лучше бы я вместо разглядывания счастливых лиц "клеймора" и "гладиуса" да выслушивания всякой чуши занялась уборкой. Только знакомство с другими членами "мизерикордии" хоть как-то оправдывало посещение этой Пафосотории.

Когда все начали расходиться, Тори внезапно предложил, невинно хлопая длинными ресницами:

— Может, выпьем?

— Я не против. Вот только где?

Мысль упиться до поросячьего визга в компании таких же неудачников вдруг показалась мне очень привлекательной. Главное, чтобы нас никто не застукал.

— Мне дали ключ от нашей учебной комнаты, — радостно объявил зачинатель вечеринки.

— Учебной комнаты? — приятно удивилась я. — Она нам полагается?

Место, где можно прятаться от докучливых дворян и их новой подружки... Ммм, я хотела увидеть его своими глазами.

— Ну... это не совсем учебная комната... Вернее, она скоро ею снова станет. Её вообще-то долго не использовали, — замялся Тори. — Но не беспокойтесь, я немного прибрался, так что пыли там нет... почти.

Я сомневалась, что такое нежное создание как он смогло хотя бы разогнать всех пауков, но альтернативы никто предложить не потрудился. С молчаливого согласия Лейана и Гальрана мы отправились пьянствовать в нашу будущую — ха-ха — учебную комнату.

Вопреки моим подозрением, в "учебной комнате" было не так уж и плохо. Да, идеального порядка там было далеко, но и того ужаса, что творился у меня после обыска "самоуправления", не наблюдалось.

А вот напиться нам не удалось. Под "выпьем" Тори подразумевал распитие пузатой бутыли эльфийского нектара — напитка ароматного, дорогого и абсолютно нехмельного. И как у него только оказалось это сокровище?

Я пила маленькими глотками, чтобы в полной мере насладиться тонким вкусом, Лейан пребывал в прострации, словно — и, скорее всего, так оно и было — в первый раз пробовал экзотический шедевр, Гальран же — из невежества или безразличия — без колебаний опрокинул в себя весь бокал.

— Думаю, настала пора раскрыть мой секрет, — внезапно сказал Тори, откидывая волосы. — Я полуэльф!

Его заострённое ухо выступало неопровержимым доказательством радостного возгласа.

Полуэльфы встречаются редко. Вернее, они почти никогда не встречаются, потому что люди и эльфы предпочитают не крутить друг с другом романы.

— Я вам не нравлюсь, — тяжело вздохнул Тори, огорчённый повисшим молчанием. — Тётя сказала, что, выпив, люди спокойнее отнесутся к моей тайне, но видимо она ошибалась.

Он чуть не плакал.

Эльфы — прекрасный и гордый народ. Их отвага граничит с безумием, слово крепче алмаза, а эмоции скрываются под маской безразличия. Редко у кого появляется желание пожалеть эльфа, даже если тот попал в беду.

Но Тори... Моё сердце дрогнуло, когда обвёл нас печальным взглядом больших зелёных глаз. За всю жизнь я не видело ничего более трогательного.

— Эээ, нам нужно немного времени, чтобы привыкнуть. Правда, ребята?

Мне пришлось пнуть парней под столом, чтобы они закивали.

— Понимаешь, мы ведь ничего не знаем друг о друге...

Лицо полуэльфа вмиг посветлело, словно с души у него свалился камень.

— А ведь и правда! — воскликнул он. — Давайте расскажем немного о себе.

"Далхрос, я не хочу сболтнуть лишнего".

— Я люблю петь старинные песни и готовить блюда из эльфийской кухни.

"И?..."

— Теперь ваша очередь, — довольно объявил Тори. Мда, лаконичность — истинно эльфийская черта.

Я решила вызваться первой.

— В свободное время я читаю классические романы и вышиваю крестиком. Ненавижу, когда меня пытаются поставить на место. В конце недели обязательно посещаю храм.

— Ой, я тоже! — обрадовался полуэльф. — Может, сходим как-нибудь вместе?

Я вяло согласилась. Интересно, что скажет мама, если увидит нас вместе?

— Я родился на дальнем севере, — сказал Лейан. — И до последнего времени жил... тоже там.

Все выжидающе уставились на него, но белоголовый словно воды в рот набрал.

— Остался только я один, — хмуро проговорил Гальран. Вместе с Лейаном они составлял "тёмный дуэт" в противовес нашей с Тори условно-светлой паре. — Скажу прямо: мне не слишком по душе учёба, однако я намерён продержаться здесь все шесть лет, а после построить великолепную карьеру.

"Значит, готов идти по головам? Не хотелось бы мне становиться на твоём пути, дружок".

Чудная компания собралась в "мизерикордии". Чудная... вот только Тори она полностью устраивала.

— Знаете, я рад, что нас свела судьба, — всплеснув руками, заявил он. — Думаю, скоро мы станем настоящими друзьями!

Мои же запросы были гораздо скромнее. Если не перегрызёмся, как пауки в банке — и на том спасибо.

Глава 3

Всю ночь я спала как убитая и проснулась в прескверном расположении духа. Виной моего дурного настроения стала далхросовая уборка в моих — как изысканно выражаются дворяне — "апартаментах", хотя простолюдинское "каморка" вернее характеризовала щедро выделенные мне Школой четыре стены, пол и потолок. У меня не хватило сил даже прочесть Устав — закончив устранять причинённый Ульдерикой и её приятелем хаос, я честно открыта добытый в библиотеке увесистый том, но сон сморил меня на первом же десятке страниц.

Тяжёлым и злым взглядом я окинула комнату, в ближайшие шесть лет будущую мне и спальней, и гостиной, и кабинетом. Блёклые гобелены на стенах не стали за ночь ярче, пол пушистым ковром тоже не покрылся, а окно не обернулось изящным витражом. На письменном столе громоздились учебники; будь их гора раз эдак в тысячу больше, даже опытный скалолаз трижды подумал бы, прежде чем бросать ей вызов; дверь платяного шкафа стыдливо приоткрывалась...

Стоп. Внезапно я вспомнила, что наводя порядок в шкафу, нашла полоску пергамента — по виду, очень старую. На ней было несколько слов, написанных на неизвестном мне языке. Впрочем, хитрый шифр я тоже не исключала.

"Потом разберусь с запиской. Сейчас главное не опоздать на занятие".

Я заглянула в свой ежедневник — маленькую книжечку в бархатной обложке — и с негодованием обнаружила, что мой путь к диплому волшебницы начинается с урока треклятого демона в человеческом облике.

"Алмор, Основания магии" — было выведено аккуратным округлым почерком Тори. Полуэльф поступил очень мило, когда выдал нам всем копии расписания. Рядом с предметом и преподавателем значился номер аудитории.

Я взглянула на изящные наручные часы — подарок папеньки, и с удовлетворением обнаружила — время привести себя в порядок и морально подготовиться к встрече с личным врагом есть. Настроение мгновенно поднялось.

— Всё только начинается, — промурлыкала я, натягивая мантию. — Всё только начинается.

Основания магии читались в небольшой аудитории, устроенной амфитеатром. Только переступив порог, я увидела шестерых парней в белых мантиях и Тори, грустившего на первом ряду. Присутствие "клейморы" объяснялось просто: ради четырёх человек отдельную лекцию читать расточительно, вот нас и совместили с "благороднейшими".

Завидев меня, полуэльф радостно помахал рукой. Я решила сесть рядом с ним — и чтобы сделать приятное товарищу, и чтобы эффективнее мозолить глаза Алмору.

Тори тут же начал о чём-то мне восторженно рассказывать, я же слушала его краем уха и следила за подтягивающимися учениками. Меня интересовали прежде всего Нимфея, Ульдерика и Алия. Принцесса — потому что я всегда ей восхищалась, рыжая нахалка — поскольку она посмела бросить мне вызов, а подозрительная девица, проскочившая из пешек в королевы... Что же, подобные личности всегда привлекают внимание. Я намеривалась вызнать её слабое место, и потом, дождавшись подходящего момента, нанести сокрушительный удар.

Увы, моим коварным замыслам не суждено было осуществиться. Как оказалась, Ульдерика входила в свиту принцессы, и, похоже, занимала в ней не последнее место. Алия же явилась в сопровождении группы молодых людей, от которых прямо-таки веяло любовью и обожанием.

Думаю, их привлекло в ней то, что на образном языке поэзии зовётся "упругими холмами, разделёнными глубокой долиной".

Лейан сначала долго топтался у входа в аудиторию, словно что-то решая для себя, и только после окрика Тори сел позади нас. Мы обменялись приветствиями — без всякой радости с его стороны, надо заметить.

С Гальраном, последним членом "мизерикордии", вообще вышла неприятная история. Когда до начала занятия оставалось совсем ничего, на пороге появился наш смуглый друг. Даже не посмотрев в нашу сторону, он направился к Алии.

"Изменник! Да как он может так поступать со мной, нет, со всеми нами? Овьенов предатель!", — пронеслось у меня в голове.

— Эви, тебе нехорошо? — испуганно спросил полуэльф. В минуту благодушия я разрешила ему называть себя коротким именем. — Твоё лицо... оно побагровело!

Волевым усилием я взяла себя в руки. Мда, надо учиться обуздывать свой гнев, если хочу удержаться в Школе.

Жаль, но совместное распитие вкуснейшего эльфийского нектара не создало между нами, новоиспечёнными членами "мизерикордии", особых братских — или сёстринских — уз, о которых я так много читала. Даже простой лояльности, и той не появилось.

Впрочем, я не была уверена, что из вчерашней туманной речи, которую я выдала, хоть кто-то догадался о моём конфликте с Алмором и о моей же личной неприязни к его протеже — иногда я становлюсь слишком косноязычной. Только это и удерживало Гальрана от окончательного падения в моих глазах.

Стоило юноше опуститься на место рядом с Алией и — о, светлый бог! — приветливо ей улыбнуться, как им тут же заинтересовались.

— Отсядь, — довольно грубо сказал ему один аристократов, входящих в свиту "самородка". Был он высок, красив лицом, белокур, а сложением напоминал героя из древних легенд. Я знала его — приходилось пару раз сталкиваться при дворе. Звали красавца Эадвин Лорнавельский, и происходил он из семьи "старой" аристократии. Слышала, будто его отец хотел отдать сына в кавалерию, но мать, гордящаяся родичами-магами — от неё, кстати, Эадвин и унаследовал дар — настояла на Высшей Школе. Так юноша избежал шинели, но облачился в мантию.

— Почему я должен уходить? Мне и здесь хорошо.

Гальран храбрился — наверное, хотел показать свою удаль перед протеже Алмора. Между тем Эадвин превосходил его и ростом, и силой.

— Алия теперь одна из нас. Её ждёт блестящее будущее в отличие от...

— От кого? — с совсем уж откровенным вызовом спросил горе-герой-любовник.

Всё шло к потасовке. Сыновей в благородных домах Меронии воспитывают в строгости, но с детства внушать, что на оскорбление делом иногда не зазорно ответить делом. Гальран не принадлежал к дворянам, а значит, находился намного ступеней ниже по социальной лестнице, чем Эадвин. В стенах Школы номинально равны все: и простолюдины, и дворяне. Таковы правила Ордена. К несчастью для Гальрана, высшее сословие склонно решать конфликты в поединках.

— Прошу, не надо ссориться! — вмешалась Алия — по сути, виновница противостояния. — Я... я не хочу становиться причиной разногласий! Мы все будущие члены Ордена, хоть и не кровные, но братья и сёстры...

"Ладно говорит, будто по писанному. Долго тренировалась, значит", — мрачно подумала я. — "Актёрка далхросова".

Чтобы я не думала, но речь Алии возымела действие. Смутьяны присмирели и ограничились бросанием свирепых взглядов. Правда, Гальрану пришлось всё-таки отсесть от девушки. С высоко поднятой головой он гордо прошествовал в оккупированный нашей маленькой компанией угол. Лейан подвинулся, освобождая для товарища место, парни обменялись молчаливым рукопожатием.

Похоже, они успели спеться — на почве брутальности, не иначе.

Ровно в назначенное время — ни минутой позже, ни раньше (я проверяла) — объявился Алмор, наш многомудрый и справедливый наставник. Его светлые волосы сдерживал драгоценный обруч, мантия небесно-голубого цвета красиво ниспадала, и даже большой медальон на золотой цепи с крупными звеньями не казался признанием в дурновкусии владельца. Улыбка мага была белозуба и широка. Она могла бы освещать ночные улицы или слепить врагов, но — увы, увы! — Алмор расходовал её на студентов, в большинстве своём слишком эгоистичных, чтобы оценить благородный порыв его души.

С первого ряда я посылала ему лучи испепеляющей ненависти. Светлый бог не одобряет подобного, но наверняка простит свою униженную, оскорблённую и жаждущую отмщения дочь.

Когда маг-наставник заметил меня, его на мгновение перекосило. Ещё бы! Он лихо записал меня в бездари, но Испытание восстановило справедливость, я надела мантию. И только по его вине её цвет оказался не белый, а чёрный.

Скрип-скрип. Именно такой звук издавали металлические перья, водимые по белой плотной бумаге. Студенты — все как один — аккуратно записывали лекцию. И я была в их числе.

Когда светлый бог задумывал наш мир, он тщательно продумал всё в нём до мельчайших деталей. В плане не было ни единого недостатка, но когда Владыка приступил к творению, вмешались дееры — бестолковые создания, в самой природе которых заложено стремление переворачивать всё с ног на голову. Их породили сновидения, привидевшиеся Создателю до начала времён, и, по сути, они такие же божественные чада, как и люди. Впрочем, я не чувствую никаких родственных чувств к суетливым любопытным тварюшкам, вечно оттирающимся поблизости от человеческих жилищ. Однажды я краем глаза видела деру — она походила на небольшую мохнатую белку и косилась на меня лиловым глазом.

Из-за вмешательство деер божественный план был нарушен и сейчас мы имеем то, что имеем. Ни один из задуманных закон не работает абсолютно верно, а часть из них и вовсе никогда не выполняется. Светлый бог, кстати, не стал ничего исправлять — жрецы говорят, потому что он с самого начала всё знал. Я склонна им верить.

Благодаря прорехам в ткани мироздания и возможна магия. Вернее, некоторые люди — в большей или меньшей степени — способны с дозволения светлого бога использовать эти изъяны для совершения с точки зрения обычного человека невозможных вещей. С древних времён их называют магами.

Но чтобы стать могущественным чародеем, не достаточно просто иметь дар. Нужно уметь его правильно применять, а для этого необходимо знать, какие законы мироздания повреждены и насколько. Алмор читал нам чистую теорию, без практики. Впрочем, у тех, кто будет допущен до ритуала Высвобождения, возможности применить знания в жизни будет предостаточно. Остальным тоже найдётся дело, но лучше всё-таки не попадать в их число.

С раннего детства я знала — мне предназначена великая судьба. Светлый бог хотел, чтобы я стала волшебницей — моё зачисление в "мизерикордию" прямо об этом говорит.

После оснований магии у нас должно было быть занятие по медитации. По счастью, хоть его нам не пришлось ни с кем делить.

В круглом зале стоял полумрак и пахло благовониями, как в храме. Мне нравился этот аромат. Повсюду лежали шёлковые пурпурные подушки, отделанные золотым шнуром — на них предполагалось удобно расположиться. Мягкие и большие, они сразу заслужили мои любовь и обожание.

— "Мизерикордия", — торжественно произнесла преподавательница, молодая магесса в мантии, больше напоминающей платье. Её длинные каштановые косы были перевиты нитями жемчуга. — Я, леди Катрин, научу вас расслаблять и настраивать ум и тело. С помощью моих наставлений вы познаете истинное умиротворение.

"Умиротворение"... Мда, с этим у меня проблемы. Пока что обучение в Высшей Школе частенько вызывает у меня приступы гнева. Это удручает. Хороший маг должен уметь сохранять невозмутимость даже в невыносимых условиях.

Украдкой я окинула взглядом одногруппников. Гальран заметно нервничал: его лицо несмотря на смуглоту казалось неестественно бледным — столкновение с Эадвином всё-таки не прошло для него; Лейан угрюмо разглядывал узоры на паркете перед собой — впрочем, иного я от него и не ожидала. И только Тори был свеж и жизнерадостен, словно подснежник, пробившийся к солнцу сквозь корочку льда.

Кстати, полуэльф уж довольно долго тянул руку, стараясь привлечь внимание леди Катрин.

— Тори? — с почти материнской нежностью обратилась к нему магесса (нас заставили приколоть к груди таблички с именами). — Ты хочешь задать вопрос?

— Да, — полукровка встал, аккуратно расправил складки на мантии и только потом проговорил:

— Вы придерживаетесь человеческого или эльфийского стиля?

— Я — последовательница ильонской школы, — гордо заявила учитель. — Мы основываемся на традициях магов древних королевств людей.

— Значит, песен не будет? — расстроено и немного капризно протянул Тори. На его лице отобразилось безграничное разочарование. — Я так и знал.

"Далхрос! И ты туда же?"

Я как могла боролась с унынием, но общее настроение в конце концов передалось и мне. Грандиозные планы перестали казаться такими уж грандиозными, да и в осуществимости их появились сомнения. Иначе говоря, жизнь стала не в радость.

Поэтому когда Тори после окончания занятия по медитации — тянувшегося мучительно долго — предложил выпить по чашечке чая, я без раздумья согласилась. В нашей семье любят пить этот бодрящий напиток, не делая особых различий между чёрным, цветочным или зелёным. Впрочем, одно условие всё же соблюдается всегда: на стол к Флорени попадает продукт только высшего сорта.

— Я не стану это пить, — презрительно заявил Гальран, принюхавшись к густой тёмной жидкости в чашке.

— Почему? — удивилась я. Как по мне, напиток был вполне на уровне.

— Это не "чёрный императорский", а жалкая подделка. Я бы назвал его "чёрный плебейский" или "чёрный-для-бедных-но-с-претезиями".

И действительно, как следует распробовав, я обнаружила-таки дефект: одну из дорогих добавок заменили гораздо более дешёвой. Вкус чая при этом пострадал меньше, чем моя гордость. Не разобрать с первого глотка фальшивку! Какой позор.

— Фу, — присоединилась я к негодованию товарища. Но если на возмущение у меня было полное право — Флорени очень богатая и уважаемая семья — то, причины его недовольства оставались для меня тайной за семью печатями. Гальран ну никак не тянул на аристократа и даже на аристократа-в-немилости-у-властей. Слишком простой и наглый — и этим всё было сказано.

— Я страшно извиняюсь, — поспешил замять неловкую ситуацию полуэльф. — Мне дали чай на кухне... Видимо, ошиблись.

— Не ошиблись, — мрачно проговорил Гальран, отодвигая чашку и вставая из-за стола. — Привыкайте, что здесь нас не считают за равных. Для дворян мы навсегда останемся людьми второго сорта.

Когда он вышел, громко хлопнув дверью, Тори с надеждой спросил:

— Может, хотите эльфийского?

— Это ещё какого? — настороженно произнёс Лейан. Его пустая чашка недвусмысленно намекала на непривередливость хозяина.

"Из какой же затерянной северной деревни надо было вылезти, чтобы спрашивать такое?"

— С кусочками фруктов, семенами, душистыми травками... — с готовностью начал перечислить полуэльф, но беловолосый прервал его:

— Не интересуюсь.

Он ушёл вслед за Гальраном. Дверью не хлопнул — и на том спасибо.

В "учебной" мы остались одни.

— Наверно, я в чём-то виноват, — грустно признался полуэльф — Они же на самом деле хорошие...

Его безграничная вера в людей заставила меня с горечью осознавать собственное несовершенство. И что такое мерзкое эгоистичное существо могло сказать этому светлому созданию?

— Ммм, а у тебя есть печеньки?

— Конечно! Какие хочешь: медовые или с изюмом?

Алхимия — неблагодарная наука. Так обычно говорят её адепты, оправдывая неудачи.

Конечно же, они... как бы сказать помягче... искажают действительность. Она не женщина, чтобы принимать ухаживания в обмен на благосклонность. И не жена или возлюбленная, чтобы хранить верность однажды добившемуся успеха.

Милый мастер Райно часто захаживал к нам в дом. Его главной страстью после алхимии — а алхимиком он был очень и очень хорошим — являлась история Тельсиронской империи, государства-прародителя Меронии, Лориниена, а также ещё нескольких стран. Он постоянно собирал какие-то экспедиции, писал монографии, читал лекции в королевском Университете. Всё это требовало значительных затрат, но откуда у скромного мага богатства? Вот и приходилось мастеру Райно искать покровителей где только возможно. Когда отец разбогател, он и к нему пришёл.

Не знаю, чем руководствовался Орден, но наставлять молодых магов в алхимии поручили именно мастеру Райно. Слегка сутулый, неряшливый, рассеянный и ужасно патлатый — он ничуть не изменился с нашей последней встречи. Первое, что он сделал, войдя в аудиторию, это написал на доске одно-единственное слово: "Взращивание". А затем как ни в чём не бывало представился и начал пространную лекцию о системе символов в культуре Тельсиронской империи. Под конец занятия половина аудитории крепко спала, а остальные держали со сном неравный бой.

И лишь "мизерикордия" держалась стойко, как солдат в почётном карауле.

Когда колокол пробил окончание двухчасья, Райно прервался на полуслове, жизнерадостно объявил тему домашнего сочинения — символика насекомых в классической литературе, а затем, преисполненный чувства собственного достоинства, удалился.

Даже не попрощавшись.

Как вскоре выяснилось, больше всего он пришёлся по душе Тори.

— Какой хороший человек! — восхищённо заявил он. — Хочет, чтобы мы развивались не только профессионально, но и духовно. Я всегда мечтал быть всесторонне образованным!

— Ненавижу классиков, — скривившись, проговорил Гальран. — Почему мы должны забивать себе голову бреднями мертвецов? "Мудрость" не спасла их от смерти, да и нам мало поможет.

Лейан вообще промолчал. После алхимии он стал ещё мрачнее — чем меня изрядно удивил. Казалось, вслед за ним следует небольшое облако изначальной тьмы, убивающее вблизи себя свет и радость.

Полагаю, в его захолустье и слыхать не слыхивали о классических авторах вроде Аурелия или Светониана. На севере жизнь сурова — даже слишком. Люди там заняты выживанием, на работу над собой у них вряд ли остаётся много времени. Даже если семья Лейана и принадлежит к лишённым милости аристократам, он родился уже в изгнании, а значит, не мог получить достойного образования.

Я же выросла в столице. С ранней юности классическая литература развлекала и наставляла меня.

В расписании алхимия значилась у первого курса последним занятием. Впрочем, как оказалось, для "мизерикордии" сделали исключение.

— Вы должны стать подобающими окружению, — заявила Ульдерика, сморщив носик. Ужасная девица. Неужели она думает, будто благородное происхождение перекрывает её безнадёжную провинцальность?

— В смысле? — глядя на девушку исподлобья, спросил Гальран.

— Вот направления на дополнительные занятия по точным и изящным наукам, — Ульдерика протянула три небольших прямоугольных карточки с золотым тиснением. — Учтите, Совет будет пристально следить за вами. Согласно Уставу, за неуспевание по любому предмету полагается исключение.

— Эй! Что за ерунда? Я никогда о подобном не слышала!

Да что это за далхросовый совет самоуправления такой?!

Хм... Может, всё-таки стоит прочесть их Устав...

— Тебя это не касается, — довольно грубо — и фамильярно! — проговорила Ульдерика. — К сожалению, ты считаешься человеком нашего круга.

Я едва сдержала грязное ругательство. Лишь природная скромность и страх уронить себя в глазах товарищей помешали мне сорваться.

Ну вот, теперь они точно знают, что я не совсем чужая дворянам — впрочем, подозреваю, было бы трудно не заметить этого ранее.

Нужно постараться сохранить тайну хоты бы имени семьи — во всяком случае, пока.

Молодые люди — и полуэльф — отправились на дополнительные занятия, а я занялась своими делами. Остаток дня растворился в уборке, скучной и очень одинокой трапезе в полупустой столовой зале, попытках набросать костяк сочинения для мастера Райно и попытках же прочесть Устав.

Сон мой был подобен омуту.

— Проснись, Эвиана! — приказал властный голос.

Открыв глаза, я увидела, что мою постель обступили одетые в чёрные балахоны люди. Лица их скрывали маски воронов, на навершиях длинных узловатых посохов лихо отплясывали яркие "болотные огоньки".

— Кто вы? — спросила я. Отчего-то странные гости не вызвали страха, только интерес.

— Мы те, кто проведёт тебя тайным путём, Эвиана, дочь Аэрта. Только после этого ты получишь право называть себя частью Ордена.

— Ведите. Я готова.

Люди-вороны сняли один из гобеленов со сценами из жития девы Маргареты — самый блёклый во всех смыслах, за ним оказался пыльный неосвящённый проход с ведущими вниз ступенями.

"И как это я его раньше не заметила? Вот растяпа!"

Меня повели по запутанной сети потайных ходов в стенах Высшей Школы. За всё время пути мои таинственные проводники не проронили ни слова, а сама я не смела завести разговор. Наконец очередная дверь с кованым символом Ордена отворилась, и мы вошли в помещение, разительно отличающееся от прочих. Во-первых, оно не выглядело заброшенным, а во-вторых...

...из центра тонущей в полумраке комнаты высотой в пять человеческих ростов бил, словно вода под сильным напором, яркий чуть голубоватый свет. Он формировался в аккуратную колонну и не выходил за её границы. В этой колонне парило существо всем, кроме нескольких малых отличий, напоминающее болезненного изнеженного человеческого ребёнка — то ли девочку, то ли мальчика. У него были длинные светлые волосы и заострённые, как у эльфа, уши. Из-под долгополого одеяния, скрывавшего почти всё тело, торчали босые ступни.

Глаза существа были закрыты.

"Неужели гомункул?"

— Кто это? — спросила я у людей-воронов. — Или что?

— Оно определило твою судьбу, Эвиана. Больше тебе пока не следует знать, — был ответ. Он совершенно не устроил меня. Я прошла через трудности поступления в Высшую школу не для того, чтобы довольствоваться объяснениями-отмазками. Мне надо знать, как работают все те чудесные вещи, которые окружают меня.

Существо передо мной было удивительным. Оно не вызывало ничего, кроме восхищения. Не знала, что наша технология способна породить подобное.

Не взирая не предупредительный окрик, я подбежала к сияющей колонне и коснулась парящего в ней создания. Свет оказался холодным и плотным на ощупь, а кожа гомункула — тёплой, как у человека. Я уж было разочаровалась, но... внезапно создание открыло глаза — ярко-синие, без зрачков и белков — и сказало голосом, памятным мне по Испытанию:

— Тебе здесь не место.

Я в ужасе отшатнулась и...

...проснулась, стоя посреди спальни в ночной рубашке. В правой руке у меня почему-то была зажата записка, найденная при разборе шкафа.

"Далхрос! Если я начала ходить во сне уже после второго дня, что же будет через месяц? Взлететь на метле попытаюсь?"

Я положила бумажку на стол и залезла под одеяло, рассчитывая на нормальный здоровый сон до утра.

Хвала светлому богу, мои надежды оправдались.

Глава 4

Историей движут войны. Кто выходит из них победителем, тот и исторически прав.

Выпускники Высшей школы (и даже те, кто так и не сумел её закончить) служат государству. Иногда — на поле боя, но я знала, на что шла.

Использовать магию против неприятеля не только соблазнительно, но и целесообразно. Чем больше солдат противника скосят заклинания, тем меньше останется на долю простых воинов. Правда, у врага зачастую тоже есть волшебники...

В Высшей Школе изучают историю, но не обычную, доступную всем и до смерти надоевшую всем же стараниями учителей, а другую.

Эту историю на протяжении тысячелетий писали и победители, и побеждённые. В ней они не очерняли друг друга, не преувеличивали, не преуменьшали.

Только факты, только беспристрастный анализ.

...С интересом и трепетом я внимала каждому слову мастера Убертина. Он не был похож на мага: одежда самая обычная, на шее — ни одного амулета, даже самого простенького, седые волосы коротко подстрижены. Правый глаз закрыт чёрной повязкой, из-под которой виднелся край шрама от ожога.

В отличии Таориса или Алмора, благородное происхождение которых любой мог определить с первого взгляда, Убертин не казался дворянином. Высокий, худощавый — даже сухощавый, смуглый (как и Гальран, мастер принадлежал к потомкам исконных обитателей земель Тельсиронской империи), он сошёл бы за выходца из простого народа, однако золотое кольцо на среднем пальце правой руки ясно указывала на его статус. Убертин являлся представителем знати, причём старой, а не новой. Десятки поколений его предков верой и правдой служили Меронии.

Мастер Правдец — так я решила называть про себя Убертина — не утаивал от нас, юных магов, "грязных" страниц истории королевства. В большой политике для достижения желанной цели не стесняются в средствах, на войне — тем более. Впрочем, в его изложении даже самые неприглядные приёмы казались оправданными при определённых обстоятельствах. Я припомнила давний разговор с дядей: мне, воспитанной на классических романах, казалось неприличным источник обогащения нашей семьи.

— Чем мы отличаемся от мародёров?

— Понимаешь, Эви, — тяжело вздохнув, сказал Виор Флорени. — Это как со шпионами и разведчиками. Одних мы презираем, другими гордимся, потому что они на нашей стороне.

Поскольку лекция была вводная, в конце мастер историк расщедрился на жест дружелюбия:

— Кто желает сыграть в "битву королевств"?

Я встрепенулась. Выигрыш у мастера — а Убертин, несомненно, был им — мог поднять мой авторитет у однокурсников. С другой стороны...

— Я согласен.

Далхрос! Мой кусок славы дерзнул украсть Гальран.

"Битва королевств" — старинная стратегическая игра. Стороны в ней символизируют страны, доска — поле брани, а фишки — силы противника.

— Выбирайте государство, — предложил учитель моему одногруппнику, когда принесли набор для игры.

— Мерония, — без колебаний сказал Гальран.

— Достойно.

— Я знаю.

Сам Убертин выбрал Фандерру, нашего восточного соседа. В "битве королевств" его особенностью являлась хорошо развитая медицина и правитель, при вступлении на трон наделяемый ослепительной красотой и даром убеждения. У Меронии же был Орден.

Затаив дыхание, всё аудитория наблюдала за ходом сражения. Из принципа я болела за мастера.

Гальран играл жёстко. Не щадя людей, он быстро продвигался по территории противника. Казалось, победа будет за ним, но в решающем бою половина его войск переметнулась к Убертину, а большинство из оставшихся солдат и магов не могли сражаться из-за поразившего армию недуга.

"Так тебе и надо", — с удовлетворением подумала я.

— Не могли бы вы объяснить, — сдержанно попросил юноша, тупо уставившись на доску с разгромленной Фандеррой Меронией.

— Охотно. Вы, молодой человек...

— Гальран.

— ...вы, молодой человек, весьма умны, — как ни в чём не бывало продолжил мастер историк. — Но ум без хитрости в военном деле бесполезен. От насланного поветрия можно было спастись, взяв на службу пленных медикусов, а что до перебежников... Вы обращались со своими людьми как тиран, и потому они отвернулись от вас.

— Ясно, — глухо сказал "мизерикордия".

— Если смирите гордость, станете хорошим командиром, — ободрил его Убертин, и произнёс, обращаясь к аудитории: — Любовь людей великая сила. Запомните это.

— Страх сильнее любви, — бесстрастно заметил Гальран.

— Верно, — кивнул учитель и сдвинул повязку.

"О, светлый бог..."

Вокруг правой глазницы у мастера был отвратительный шрам, а на месте самого ока — багровый пульсирующий шар.

— Ненависть сильнее страха, — спокойно проговорил маг. — Один мерзавец так опротивел мне, что хоронили его потом в ма-а-аленькой урне.

На законный перерыв я уходила в приподнятом настроении. Не то что бы во мне взыграло злорадство...

— Мастер Убертин кажется хорошим человеком, — сказал Тори, аккуратно счищая кожуру с яблока. Выдался погожий день, и мы решили перекусить во внутреннем дворе Школы.

— Ага. Знает, как ставить на место наглецов. Мне по нраву его подход.

— Эви! Гальран вовсе не так плох, как ты думаешь, — укорил меня полуэльф.

"Он много хуже. С людьми иначе не бывает".

Над убранством внутреннего двора Кортарин работал много позже и в гораздо лучшем настроении, чем над основными корпусами Высшей Школы. Здесь были и деревья, и статуи, и пруд с большими бело-рыжими рыбами... Впрочем, тёмновековый монарх не до конца изменил себе. Деревья были представлены елями и кипарисами, статуи — памятниками погибшим в бою героям Ордена, а про рыб ходил слух, будто бы им несколько сот лет, и они на самом деле нарушившие цеховые законы маги.

Я и Тори сидели на лужайке, поросшей колдовской травой с крохотными фиолетовыми цветочками и мирно вкушали скромную пищу, ниспосланную нам светлым богом (через школьную столовую). Птички нежно щебетали, в воздухе витали приятные ароматы, а компанию мне составлял милый — во всех отношениях — полуэльф. Мир и благодать царили в моей душе. Даже стремительное приближение к месту нашего пикника некой рыже-красноволосой особы не могло изгнать их.

— Мы ведь не нарушаем какое-нибудь глупое правило из Устава? — лениво спросила я приятеля.

— Нет, — тут же ответил Тори. — Нельзя сидеть на обычной траве, а здесь волшебная.

Я хмыкнула. Вот уж не подозревала, что тепло подумаю о магах-недоучках, создавших давным-давно по ошибке сорняки вместо заказанного медикусами нового сорта лечебных трав. У колдун-травы всего одна слабость — она растёт лишь в местах, где часто и помногу волшбят. Без магии она умирает, но зато с территории Высшей Школы её ничем не выжить.

— Немедленно утихомирьте своего!..

Лицо Ульдерики пылало гневом.

— Своего чего? — с любезной улыбкой спросила я.

— Своего кого, — отпарировала наглая девица.

"Уела". Моё хорошее настроение безнадёжно скисло.

— Что случилось?

— Один из ваших затеял ссору с Ковином и Эадвином возле памятнику первому Великому Магистру. Это запрещено Уставом!

— Почему же ты их не разняла?

— Я пыталась, — процедила дворянка, буравя меня взглядом. — Они и слушать меня не пожелали.

— Вот как? Знаешь, мы ведь тоже можем потерпеть неудачу.

— Договоритесь, — заверила меня наследница рода Толанор. — Про "мизерикордию" говорят, вы друг друга стоите.

Стиснув зубы, я подхватила Тори и направилась к месту "разборок". Злость мешала рассуждать здраво, и потому мне пришло в голову спросить имя зачинщика беспорядка. Им оказался... Лейан.

Возле памятника Ильгару Холодному Огню, основателю Ордена и его первому главе, двое молодых мужчин теснили одного, белоголового. В руках у всех троих были мечи — не деревянные ученические, а самые настоящие.

"Далхросианец бы побрал дворянскую спесь!"

И Эадвин, и Ковин, и даже Лейан сняли мантии: долгополые одеяния не мешали бы вести бой. Без ученических облачений юноши ничем не отличались от своих не обладающих даром сверстников — драчливых сверстников.

— Эй! Что вы творите?

— Не мешай, Эвиана, — огрызнулся "мизерикордия". — Я защищаю свою честь.

Я повернулась к Ульдерике.

— Видишь, он не стал меня слушать.

— Ты плохо старалась, — прошипела "благородная"

— Лейан сказал, что защищает свою честь. Может, тебе стоит утихомирить любовника?

— Ковин мне не любовник!

— Ну-ну...

Тем временем Лейан холодно проговорил:

— Решайте, кто первый. Впрочем, можете нападать и вместе — мне всё равно.

Белоголовый северянин говорил как герой из легенды и даже выглядел как он: красивый, презирающий смерть. Даже простая одежда — белая рубашка и чёрные штаны — работали на образ.

Эадвин и Ковин переглянулись и перешли в наступление.

Аристократы сражались хорошо, но Лейан превосходил их. Хотя его техника оставляла временами желать лучшего, недостаток умения он с лихвой возмещал исступлением. Ни первая, ни вторая, ни третья рана не остановили "мизерикордию".

— Они убьют его! — в ужасе воскликнула Ульдерика. Увы, она беспокоилась не за жизнь моего одногруппника, а за Ковина. Её любовничку не сошло бы с рук участие в душегубстве.

— Я попытаюсь их остановить, — отважно заявил Тори.

— Нет, — покачала я головой. — Это слишком опасно.

— Всё в порядке, я же мужчина.

Полуэльф храбро бросился к сражающимся и... попал им по горячую руку.

— Уберите его, — раздражённо прокричал Эадвин. — Он не при чём.

"Ах, Тори, Тори..."

Они прервали бой, чтобы дать нам забрать раненого. Лейан тяжело дышал, на белой ткани его рубашки расплывались кровавые пятна; дворяне выглядели не намного лучше.

Я внезапно отчётливо поняла, что если не предпринять ничего, северянину действительно не жить. Вокруг памятника стали собираться студенты. Может, зрители помешают свершить чёрное дело?

"Вряд ли. Далхрос! Дело хуже некуда".

Я оглядела толпу. Ни одного полноценного мага — все сплошь первокурсники. Значит, надеяться на отрезвляющее волшебное вмешательство не стоит.

— Эви, — едва слышно прошептал полуэльф. — Я выиграл хоть немного времени?

— Выиграл, выиграл.

— Хорошо, — сказал он и с блаженной улыбкой потерял сознание.

"Экий нежный".

Его рана была неглубокой. Я перевязала её полосой ткани, оторванной от нижней юбки, и на том закончила оказание первой помощи. О целительстве, к сожалению, я почти ничего не знала. Забавно, но именно оно стояло у нас в расписании после военной истории.

Аэрт Флорени готовится стать народным защитником. Не испытать ли его дочери удачу в переговорах?

— Вы оба из благородных родов. Разве заведомо нечестный поединок не пятнает вашу честь?

— Убийство бешеной собаки не считается за преступление, — отозвался Ковин. — Подобным ему не место в одних стенах с принцессой.

После этих слов Лейан набросился на приятеля Ульдерики с удвоенной яростью. Всё шло к трагической развязке.

"Кто-нибудь! Кто-нибудь..."

Краем уха я уловила звук хлопанья крыльев взлетающей птицы. Большой птицы, не одной из пичужек, ещё недавно щебетаньем услаждавший мой слух. Окружающий мир плывёт перед глазами...

Могущественная чародейка ступает по полю боя, а вслед за ней идёт смерть. Лицо её обезображено шрамами, в светлые волосы вплетены костяные амулеты. Плащ женщины расшит чёрными перьями. На навершии высокого узловатого посоха из серебристого дерева пляшет холодное голубое пламя.

Видение исторгло меня также неожиданно, как и поглотило.

"Что за...?! А, далхрос!"

От гнева у меня сводило скулы. С одной стороны — драка, с другой — некие послания. Не такой я представляла учёбу в Высшей Школы.

— Эй! А ну сложите немедленно оружие! — заорала я что было мочи. — Кто не бросит меч, тому лично рожу начищу!

От неожиданности молодые люди замерли и потрясённо уставились на меня — все трое. Конечно, я не могла осуществить свою угрозу... но цели всё-таки достигла.

— Не огорчайте девушку и выполните её вежливую просьбу, — проговорил человек в чёрной мантии. Четыре серебряные полосы на его рукаве обозначали курс.

"Мизерикордия". Мой — как это называют? — сорнбэ. Старший товарищ.

— Это поединок чести, — запальчиво произнёс Лейан. — Его нельзя прерывать.

— Устав говорит, можно, — спокойно заявил четверокурсник.

Он выглядел странно. Всю правую сторону его лица закрывали волосы — чёрные, как смоль. Кожа пугала нездоровой бледностью, будто юноша ("мизерикордия" был молод) всё свободное время поводил в подземельях. Также сорнбэ носил белые перчатки, и они, пожалуй, являлись самой удивительной деталью его облика.

— И как ты собираешься нас остановить? — издевательским тоном поинтересовался Эадвин.

Маг улыбнулся и взмахнул рукой. Тотчас же на площадь перед памятником первому Великому Магистру пала тьма.

"А он неплох. Совсем неплох".

Ритуал Высвобождения проходят в конце первого года обучения. До него учеников Высшей Школы едва ли можно назвать магами... Зато потом! Ох, как мне вдруг захотелось сотворить по-настоящему сильное волшебство!

"Контроль", — строго напомнила я себе. — "Без него не пройти отсев".

Не все доходят до ритуала.

— Если ничего не видишь, много не навоюешь, — насмешливо проговорил "мизерикордия". — Конечно, мастерам слепого боя мой фокус не был бы помехой... Но ведь здесь их нет, не так ли?

Мрак. Настолько глубокий, что, казалось, ещё немного, и он поглотит мою душу.

— Иантэ, довольно.

Покров мрака рассеялся, и я увидела белокурого юношу в белой мантии. На плече у него было четыре золотых полоски.

"Ангел, спустившийся с небес".

Насколько "мизерикордия" казался порождением тени, настолько же "клеймор" — созданием света.

— Милорд Андиан, — низко поклонился сорнбэ. — Прошу простить меня. Я всего лишь хотел... навести порядок.

— Ты мог просто взять с них клятвы и не пускать в ход магию.

— Полагаю, мог бы. Но не стал.

Долго, очень долго маги смотрели друг на друга.

— Оставляю дальнейшее на вас, милорд, — смиренно проговорил Иантэ. — Не наказывайте их слишком строго. Они почти дети.

Сказав это, он развернулся и ушёл.

На занятии по целительству из всего первого курса "мизерикордии" присутствовали только я и Гальран. И Лейан, и Тори из-за ран были отправлены в лазарет. Эадвину и Ковину пришлось к ним присоединиться.

— Взгляните на партнёра. Прочувствуйте его.

Мастером целителем — или всё же целительницей? — был человек размытого пола. Роскошная мантия глубокого зелёного цвета скрывало его фигуру, а, хм, изобретательный макияж — лицо. Распущенные волосы цвета красного золота тоже не добавляли определённости.

Его манеры смущали.

"Прочувствуйте партнёра". Звучит очень... интимно.

— Ты гордец.

— А ты зловредная.

Мне в пару попался Гальран, ощетинившийся иглами недоверия, как сердитый ёж.

— Я тебя насквозь вижу.

— Аналогично.

Занятие мастера Ловаэна проходили не в обычной аудитории. Пол абсолютно круглого зала был выложен тёмновекой мозаикой, изображающей пляшущих вместе со скелетами разлагающимися трупами юношей и девушек. Стены украшали фрески со сценами явления призраков жён мужьям, а мужей — жёнам, оплакивание мертвецов родственниками, "наказание" жертвой убийцы и тому подобное. Особо старательно была выписана Славная ночь: в роскошном храме жрец читал Слово напутствия облачённым в парадные одежды в прямом смысле закостенелым прихожанам.

С потолка на всё безобразие грозно взирал светлый бог.

Мастер целитель стоял на небольшом возвышении в центре зала. По правую руку от него высилась фигура пропорционально сложенного обнажённого мужчины. Его прозрачные кожа, кости и плоть не мешали разглядывать внутренние органы. По левую руку от Ловаэна находилась точно такая же женщина.

— Возьмите партнёра за руку, — велел учитель.

Я поморщилась и выполнила команду. На лице Гальрана не отразилось ничего.

— Сломайте ему палец.

"Вот так дела!"

Считанные мгновение царила тишина, затем послышались вскрики.

Сощурившись, я посмотрела на смуглого недружелюбца.

— Если ты не будешь этого делать, я тоже не стану.

— Справедливо.

Я не хотела пострадать ни за что. Это выглядело неправильным.

— Решил?

— Да, — абсолютно спокойно сказал Гальран. — Я не трону тебя.

— Ты точно карьерист?

— Именно поэтому и не буду ничего делать, — самодовольно ухмыльнулся одногруппник. — В задании кроется подвох.

Я подивилась его изощрённой логике и осмотрелась. Лица большинства студентов напоминали рожи каменных истуканов. Дворянам с детства прививают, что они должны быть лучшими во всём — вот бедняги и силились не показывать боль. Увечий избежали разве что такие же хитрецы, как Гальран, принцесса (на неё у "клеймора"-партнёра просто не поднялась рука, а вот у Нимфеи на него — напротив), да те, кому в пару попался то ли слабые, то ли мягкосердечные. Алия с гордостью прижимала к груди изувеченный палец, стоящая перед ней на коленях совершенно невредимая "гладиус" рыдала.

"Ну прямо дева Маргарета!"

— Закончили? — явно разочарованно осведомился Ловаэн.

Нестройное "да" было ему ответом.

— Пары, в которых пострадал хотя бы один, получают неуд.

Я уважительно посмотрела на товарища.

— Ты оказался прав.

— Слова мастера Убертина заставили меня задуматься. Ещё я служил у человека, кое-что понимающего в целительстве, — загадочно проговорил юноша.

Последняя фраза недолго ставила меня в тупик.

— Что мы сделали не так? — обижено спросила Ульдерика.

Ловаэн картинно поправил выбившуюся прядь и сказал:

— Главное правило целителя — "не навреди без причины". Моё задание было прихотью. Его нельзя считать за достаточное основание для увечия товарища, человека, с которым вы только что устанавливали особую связь. Тот, кто не образумил, также виновен, как и тот, кто поднял руку. Целители лечат магией, а она дана людям волей светлого бога. Подумайте на досуге над этим.

По "аудитории" пробежала волна тягостных вздохов.

— Не всё так плохо, — утешил несчастных мастер целитель. — Вас подлечит мой гость.

Двери, украшенные изображением скелета-пастуха и скелета-пастушки на фоне цветущего луга, растворились. В зал вошёл невысокий молодой человек с гривой золотистых волос, собранных в воинский хвост. Одежда его была скромной по покрою, но из дорогой материи, черты лица — приятными, глаза — голубыми...

— Брат?! — воскликнула принцесса, позабыв должную особе королевской крови сдержанность.

К мастеру Ловаэну пришёл принц Хальдер. Я пожалела, что Гальран оказался настолько хитрым.

Как вскоре выяснилось, у наследника престола недавно проявился талант, который в народе носил название "руки доброго короля". Иначе говоря, он мог лечить касанием.

Хотя традиционно старшим принцам запрещалось обучаться в Высшей Школе, для Хальдера сделали небольшое послабление — будущий правитель всей Меронии мог посещать занятия мастера целителя вместе с сестрой. Эксцентричный Ловаэн просто решил сделать сюрприз и не объявлять об этом заранее.

Принца любили. Немного меньше, чем сестру — Хальдер проводил за книгами почти всё время и потому редко показывался на публике, его непубличность некоторые считали серьёзным недостатком для будущего монарха.

Один раз мне довелось повстречать Хальдера при дворе: он был очень мил и похвалил моё платье. От радости я едва смогла достойно поблагодарить за комплимент.

Когда исцеление страждущих закончилось, я, страшно волнуюсь, подошла к принцу и спросила:

— Милорд, вы помните меня?

Наследник нахмурился. Моё сердце упало.

— Простите, мы знакомы?

Я торопливо извинилась и убежала. Слёзы не боли, но унижения текли ручьём по моим полыхающим от стыда щёкам.

"Короля делает свита. А дочку богатого купца в глазах принца — платье".

О, как я ненавидела в те мгновения свою чёрную мантию!

В лазарете стояла тишина и пахло лечебными травами. В просторной светлой палате на соседних койках лежали Тори и Лейан. Когда я вошла, полуэльф помахал мне рукой, беловолосый же псевдоаристократ даже не потрудился отвернуться от стенки.

— Эви! Как славно, что ты пришла!

— Ага, — хмыкнула я. — И не с пустыми руками.

Из дома мне прислали корзинку с разными вкусняшками, но после встречи с принцем у меня кусок в горло не лез.

— О, да ты нас балуешь, — хихикнул Тори, принюхавшись. В который раз я подивилась его обострённым чувствах.

Спина Лейана одарила меня красноречивым молчанием.

— Ты слишком гордый или слишком сытый?

— Нас неплохо здесь кормят, — последовал сдержанный ответ.

Не обращая больше на него внимания, я принялась распаковывать деликатесы. Вскоре помещение наполнилось аппетитными запахами, шуршанием и похрумкиванием. Под их штурмом пала бы любая крепость, но бастион "Лейан" продолжал вздыматься несокрушимой громадой. Я почувствовала себя уязвлённой.

— Неужели тебе не хочется попробовать эти восхитительные мясные рулеты? Они, между прочим, не отравлены.

— Может, и хотел бы. Если бы мог пошевелиться.

— Что?!

Я бросилась к юноше и сдёрнула с него одеяло. Увиденное повергло меня в шок: по бледной кожи спины вились, образуя причудливый узор, отвратительно набухшие тёмные выступы. Я легонько коснулась одного из них, и он лопнул, исторгнув вонючий гной.

— Мечи были отравлены? — спросила я, стараясь говорить спокойно.

— Нет. Они достойные сыны Меронии... просто меня ненавидят.

"Горькая усмешка. Она наверняка играет на его губах".

— Эви, это не яд, — подал голос полуэльф.

— Если не яд, то что?

Тори сотворил охраняющий от зла знак и испуганно прошептал:

— Проклятье. Его прокляли.

"Далхрос". Будь я менее воспитанной, именно это слово сорвалось бы с моих губ.

— Чёрные колдуны в стенах Высшей Школы? Немыслимо!

— Скажи это моей спине. У меня под кожей будто жуки ползают.

Если проклятье смертельное, Лейану осталось жить считанные дни или даже часы. Снять тёмное заклятье не так-то просто.

— Что ты помнишь последним?

— Меня принесли сюда и заставили выпить какую-ту мерзость. Всё.

Значит, злые чары мог наложить любой — хоть студент, хоть медикус, хоть мастер. Хорошенький разброс.

— Сколько ещё мне?..

Голос юноши дрогнул. Его показушная бравада наконец дала трещину.

"Бедняга. Мне жаль, что..."

Женщина в чёрном мужском костюме идёт по утонувшему во тьме коридору. Её седые волосы искрятся от переизбытка защитных заклинаний, с обнажённого меча стекает кровь. Дорогу ей освещает сгусток холодного огня.

Видение. Второе за день.

Слышала, будто первое время у студентов в Высшей Школе происходит привыкание высоким ежедневным дозам магии. Мой организм слегка меняется. Только и всего.

Если нельзя довериться никому внутри Ордена, возможно, помощь придёт извне?

— Тори, в Меро Тор есть...

Пока я раздумывала, полуэльф взял инициативу в свои руки. На кусочке оберточной бумаги он что-то написал (кровью!), а затем сжёг записку в волшебном огне.

— Готово, — довольно объявил полукровка. — Скоро прибудет подмога.

— Кто прибудет? — с недоумением переспросила я. Действия товарища поставили меня в тупик.

— Пречистые. Эви, что с тобой? Ты как-то побледнела...

Пречистые. Эльфийская тайная служба.

Очень тайная.

"Тори-Тори, а ты не простой полуэльф".

Спустя полчаса в палате появилось два странных типа: пухлый блондин и костлявый брюнет с крючковатым носом. Они выглядели как обычные медикусы, но в том-то и дело, что только выглядели.

— Кто она? — холодно спросил крючконосец.

— Эвиана, моя одногруппница, — ответил Тори.

— Полное имя.

Полуэльф озадаченно посмотрел на меня.

"Далхрос! Всё-таки придётся открыться".

— Эвиана Флорени.

— Дочь Аэрта Флорени, купца?

— Да, — гордо сказала я. — Старшая дочь.

— Ясно.

Мои страхи оказались беспочвенны. Лейан находился без сознания, а полуэльфу, чистой душе, моя фамилия ничего не сказала. Я напомнила себе попросить его не упоминать её пока при членах "мизерикордии".

Бегло осмотрев юношу, эльфы пришли к тому же выводу, что и Тори.

— Нужно срочное очищение. Промедление убьёт его, — проговорил тот, что притворялся добрячком-толстячком.

— Вы можете его спасти?

"Почему мне важно?.."

— Да. Но ритуал нельзя проводить здесь. Это место... грязное, — в голосе эльфа сквозило отвращение.

Посовещавшись (на эльфише), фальшивые медикусы принялись делать непонятные мне приготовления. Один из что-то нашёптывал трём бумажным человечках, которых достал из кармана, другой через короткую серебристую трубку с кислой миной осматривал помещение. Закончили они одновременно.

— Эвиана Флорени, ты пройдёшь с нами, — сказал "трубочник". — Скверна коснулась тебя.

Не надо было мне трогать его спину. Ох, не надо было...

— Я тоже пойду, — храбро заявил Тори.

— Именно за вами мы и пришли. Этих берём заодно.

"Эльфы такие эльфы".

Нажав камень на кольце, эльфиец-угрюмец открыл сияющее окно посреди палаты. Его товарищ взвалил на плечо бесчувственного Лейана и шагнул в портал. Следующей пошла я. Ни одно дурное предчувствие не послал мне светлый бог — наказал за сквернословие, наверное.

А опасаться было чего.

Глава 5

Злые языки поговаривают: за эльфийскую косметику меронийские придворные дамы готовы душу продать. Если так, хотелось бы мне видеть лица гадких красоток, узнай они, чем наполнили для меня огромный глубокий бассейн.

Вода пахла... божественно. Нежные ароматы сплетались, образовывая неповторимый букет.

"Если ангелы моются, то только так".

Увы, моё омовение длилось недолго.

— Скоро начнётся церемония, — проговорила неслышно появившаяся в купальне суровая эльфийская дева. — Наденьте это.

Она оставила стопку белой одежды и удалилась. Я даже не успела её поблагодарить.

Вскоре за мной пришли.

Середину узкого длинного зала, вырубленного в скале, занимал бассейн — не так изящно отделанный и не такой глубокий, как в купальне, в которой я только что блаженствовала, заполненный прозрачной жидкостью, пахнущей миррой, но ею, конечно, не являющейся. Закреплённые на стенах факелы горели ярко и ровно, будто зачарованные.

Тори, я, два эльфа-близнеца (явившиеся в Высшую Школу под личинами двух совершенно разных людей) и статная эльфийка, все в белом, приготовились освобождать Лейана от проклятья. С несчастного сняли одежду; каждый клочок его кожи, исключая кисти рук и лицо, покрывали тёмные бугры заразы.

Пречистые осторожно опустили Лейана в бассейн. Я с содроганием наблюдала, как он медленно уходил на выложенное светлыми плитами дно.

"Боже, не дай ему очнуться сейчас".

Под слоем прозрачной жидкости лицо северянина, обрамлённое прядями белоснежных волос, выглядело почти беззащитно.

— Ты тоже должна зайти, — велел один из близнецов.

— Я?

— На тебе печать скверны, дитя, — подтвердила эльфийка. Её облачение, гораздо более роскошное, чем у меня, и тяжёлая золотая корона, указывали на высокое положение. Она могла быть жрицей — у эльфов устами светлого бога говорили не только мужчины.

Я не стала спорить.

Жидкость доходила мне до середины груди. Она не была ни холодной, ни горячей — нормальной. Пребывание в ней расслабляло.

— Расслабься и ничего не бойся, — шепнул мне стоящий у бортика Тори. — Тётя сделает всё как надо.

— Она твоя тётя?

Полукровка не успел ответить. Эльфы запели.

"Заливается, как остроухий в лесу", — говорят не слишком тактичные и образованные горожане, услышав соловья.

Эльфийской песне вторила каждая частица моего тела. От неё на душе становилось так хорошо, что хотелось плакать.

"Будто ангелы на небесах славят светлого бога".

Сквозь подступившие слёзы я разглядела, как из тела Лейана выходит жидкая тьма и сбивается к дальнему от поющих эльфов краю бассейна. Отражение огня факелов дрожало на её колышущейся маслянистой поверхности. Она будто бы была живым существом, а не проявлённым колдовством.

Эльфы связали проклятье звуками песни.

Глядя на чёрную массу, я боялась даже подумать, сколько её вышло из меня.

Когда с кожи юноши исчезли последние следы чёрного заклятья, один из близнецов-пречистых снял со стены факел и поджёг тьму. Зал наполнился истошным визгом.

Так и не пришедшего в сознание Лейана вытащили из бассейна, уложили на плоский серый камень и накрыли куском белой материи.

— Всё кончено? — спросила я, дрожа от холода. Жидкость очень быстро испарялась с кожи и одежды.

— Он скоро проснётся, — сказала жрица-тётя Тори. — Побудешь с ним? Мне нужно кое-что обсудить с племянником.

Я кивнула. Просьба не казалась обременительной.

Девушки из приличных семей не должны видеть обнажённое мужское тело до свадьбы.

Стыд и позор мне!

Вернее был бы, не изучай я анатомию задолго до поступления в Высшую Школу. Отец хотел отдать меня в Университет, да вот только мне совсем не хотелось становиться образованной невестой.

Вдоволь нахихикавшись над подробными иллюстрациями в учебниках, я утратила пылкий девичий интерес к "тому самому", и потому вид чресел Лейана меня не сразил, хотя ещё каких-то два года назад...

Его правая рука — вот, что всецело завладело моим вниманием. Точнее, тонкий след на её среднем пальце.

Мужчины старой знати носят кольца, новой — ленты в волосах. Таковы правила королевства Мерония.

— Какие тайны ты скрываешь? — тихо спросила я у бесчувственного. Разумеется, он мне ничего не ответил.

— Ого! Да я не вовремя!

Игривый возглас заставил меня подпрыгнуть на месте. Оглянувшись, я увидела молодого мужчину с растрёпанной гривой белокурых волос. От его кожи исходило слабое серебристое сияние.

— Кто вы? — испуганно спросила я.

— Я? — недоумённо переспросил странный незнакомец. Ненадолго задумавшись, он горестно выдал:

— Ты видишь перед собой бесконечно несчастное существо, дева. Я утратил всё, что имел, и даже больше... Моя жизнь бесцельна и уныла.

— Эээ, сочувствую.

Глаза у мужчины были большие, лиловые и... насквозь пьяные, хотя вином от него не несло.

— Красивый парень, — проговорило "существо", указывая на лежащего на камне Лейана. — Ты тоже ничего. Впрочем, я так и задумывал.

— Спасибо.

Я не знала, как относиться к подобному комплименту.

— Возьми его за руку, — мягко попросил незнакомец.

— Послушайте, я не думаю, что...

— Возьми. Его. За. Руку, — властно приказал сияющий мужчина.

Я с ужасом увидела, как моя ладонь ложится на ладонь Лейана.

— Живите в мире и радости, невинные дети этого мира. Наполняйте землю чудесными отпрысками. Моё слово благословляет ваш брак.

— Что... Что это значит?

— Свадьбу, — "пояснил" лиловоглазый пьянчуга и, озорно подмигнув мне, исчез в вихре серебряных искр.

Я медленно осела на пол. В таком состоянии меня и обнаружил Тори.

— Эви, здесь ведь не появлялся белокурый странно говорящий человек? — с робкой надеждой спросил он.

— Появлялся, — одними губами прошептала я.

— Он ничего тебе не сделал?

— Он выдал меня замуж. За Лейана. Вот что мне сделали!

— О, Эви...

Полуэльф заплакал. Его слёзы шли от сердца, а из моих глаз не вытекло и капли. Они были сухи, как песок в сердце пустыни.

— По кому справляем поминки?

"Муженёк проснулся".

— Что ты слышал? — холодно осведомилась я.

— А что вы видели?

"Ничего он не знает. Славно".

Я вытерла слёзы и скривила губы в глумливой ухмылке.

— Я лично не собираюсь посыпать голову пеплом из-за случайного лицезрения твоего достоинства — или ты предпочитаешь другой эфмеризм для той штучки внизу?

Презрительное хмыканье было мне ответом.

— Тебя совсем не смущает...

— Мне нечего там стыдиться.

Я чуть не задохнулась от возмущения.

С детства мне внушали: брак длится до смерти одного из супругов. Для своего несносного нрава Лейан был чересчур здоров.

До Школы мы добрались нормальным путём, а не через портал. Как объяснил Тори, это из-за стоящей на комплексе магической защиты: выйти можно, а зайти нельзя.

Когда я переступила порог своей комнаты, то обомлела. На кровати сидела... я.

— Пока-пока, — сказала лже-Эвиана, помахала рукой и превратилась в бумажного человечка.

Я вложила фигурку в ежедневник и рухнула на кровать. Снились мне свадебные дары и Лейан, настойчиво требующий исполнить супружеский долг.

Кроме магических наук и околовоенных, в Высшей Школе уделяли много внимания культуре соседних и не очень стран.

Аудитория мастера Дизаэля находилась в новом корпусе. Светлая, просторная, увешанная картами, с примыкающими гардеробными...

— Эви, — испуганно прошептал полуэльф, прижимая к груди ворох одежды. — Я не могу это надеть.

Я мигом поняла, в чём дело. Нам дали задание одеться под заронийских дворян, а там мужчины носили волосы зачёсанными назад.

"Так заострённые уши не спрятать".

— Придётся меняться.

Ещё вчера у меня не хватило бы духа выставить себя на посмешище, но неожиданное замужество здорово перетряхнуло мне мозги. На руку невинному обману играли наш почти одинаковый рост и моя, хм, плосковатость.

— Спасибо, Эви, — радостно прощебетал полукровка и побежал облачаться в платье.

Я мрачно встряхнула отдёланный кружевом чёрный камзол с серебряными пуговицами.

"Замужняя дама не должна одеваться соблазнительно".

В "битве королевств" сильной стороной Заронии считается железная дисциплина в армии и на флоте. Тамошние дворяне никогда не расстаются с оружием. Никогда раньше я не держала в руках меча. Ощущать тяжесть клинка на боку было... необычно. Волнительно.

— Что-то новенькое? — ехидно осведомился Гальран. — Изображаешь мальчика-девочку или девочку-мальчика?

— Предъявите претензии моему мечу, приятель, — холодно отпарировала я.

Улыбка смуглеца мигом увяла. Как я и подозревала, фехтовать он не умел.

— Милорды, кому из вас обещать первый танец? — жеманно произнёс выпорхнувший из-за ширмы Тори.

Платье — моё платье — сидело на полуэльфе великолепно. Пышная юбка, корсет, длинные рукава... Эх. Поверх воткнутого в причёску гребня был накинут кружевной шарф-шлейф, надёжно скрывающий ушки.

— Боже, дай мне это развидеть, — простонал Лейан, закрывая ладонью лицо. В одежде заронийского дворянина он выглядел настоящим аристократом... которым, к слову, и вероятно являлся по рождению.

— Предложи лучшее решение ушастой проблемы, — строго сказала я, держа ладонь на рукояти клинка. — Не можешь? Тогда молчи.

Пока мы препирались, другие первокурсники закончили переодеваться. "Клейморы" облачились в белое, "гладиосы" — в красное, и только "мизерикордии" достался траурно-чёрный.

"Покойся с миром, моё девичество".

Мастер Дизаэль происходил из старинного благородного рода и потому не стал размениваться по мелочам. Перешагнувший далеко за "дцать" маг нарядился Озарианом, юным королём Заронии. Его лицу пресыщенного сибарита шло выражение царской надменности.

— Дорогие подданные, — с чувством обратился учитель к нам, студентам. — Вы бездарности.

— Простите? — подала покрасневшая голос Алия. Её огромная вздымающаяся грудь прямо-таки распирала лиф платья.

— Парадная одежда сродни доспехам. Она истинная броня дворянина в мирное время, также как его манеры и остроумие — оружие. Я, подобно монарху, провожу смотр войск, и что вижу? Неряшливость. Неженственность. Немужественность. Нескромность. Единственная нормальная пара, и та из "мизерикордии".

Мастер указал на меня и Тори. Полуэльф мило хихикнул и прикрылся веером, я приосанилась.

— Но это же девушка одетая парнем и парень одетый девушкой! — возмутился кто-то из "гладиуса".

— В этом и вся прелесть, — с какой-то странной мечтательной улыбкой произнёс Дизаэль. Кто-то шепнул: "Извращенец". Остальные молча с ним согласились.

— Переходим к теории. И да, я всё слышал.

С занятия мастера Изящного Негодяя я вышла подавленной. О культуре и нравах южного королевства нам рассказали даже то, что честным гражданам Меронии не следует знать.

Полуэльф предложил выпить по чашечке эльфийского, и я с благодарностью согласилась. В учебно-гостиной на такой случай хранились подходящие припасы. Собственно, только для этого она пока и служила.

— Не думаю, что буду перечитывать конспект, — пожаловался Тори, наливая мне чай из симпатичного голубого чайника. — Дворянкам Заронии нелёгко жить. Особенно красивым.

Я вяло кивнула.

— Говорят, криптография завязана на математике, а я в ней не силён. Мне боязно.

— Ага.

— На дополнительных занятиях много задают.

— Печально.

— Тётя обещала по ушам надавать, если получу плохие оценки.

— Жестоко.

— Оказывается, платья очень удобные.

— Не замечала.

— Какая-то ты сонная сегодня, — укоризненно проговорил друг и хитро добавил: — За Лейана беспокоишься?

Я чуть не поперхнулась чаем.

— С чего бы мне думать о беловолосом синеглазом хорошо сложенном нахале?

— Его хотели убить!

Замечание Тори заставило меня задуматься. Что, если в следующий раз неизвестные достигнут цели?

Дряхлая женщина восседает на железном троне. На коленях у неё лежит обнажённый клинок, на плече сидит ворон. Правое запястье её украшает браслет, сплетённый из белых волос. Властительница слепа.

...Эви!

— А?

— Слава светлому богу, ты очнулась!

— Извини. Я... не выспалась.

"Ещё оно видение".

— Тори... Тот человек... Он точно поженил нас?

— Боюсь, да, — грустно сказал полуэльф.

Вот как.

— Кто он?

— Ах, Эви, как бы тебе проще объяснить, — замялся Тори. — Понимаешь, если бы богов было много и они ходили бы по земле, то... Коротко говоря, у него есть сила связывать человеческие судьбы.

Связывать человеческие судьбы. Мои худшие подозрения подтвердились.

— По крайней мере, со стороны дворян-драчунов ему ничего не грозит.

— Хотя Эадвин и Ковин поклялись больше не задирать Лейана, они могут пересечься на Турнире.

— Турнире?

— Ты ведь так и не прочла Устав? — огорчился полуэльф.

Я досадливо поморщилась. Разве свод глупых правил так важен?

— У меня не было лишнего времени.

Тори вздохнул и с видом прилежного ученика проговорил:

— Турнир это соревнование фехтовальщиков, проводящееся с одобрения Совета. Он создан, чтобы выявлять лучших...

— Его хотя бы раз выигрывал представитель "мизерикордии"?

Юноша задумался.

— Кажется, лет сто назад был один, но я не уверен...

"Так я и думала".

— И "гладиус", и "клеймор" состоят из дворян. В благородных семьях юношей с детства обучают обращаться с оружием. Ты, например, умеешь сражаться на мечах?

Тори отрицательно мотнул головой, но гордо заявил:

— Я разбираюсь в ядах и умею стрелять из духовой трубки.

— Ничего себе!

— Меня воспитывали в эльфийской традиции, — пожал плечами друг.

"Правильно говорят: в тихом омуте бесы водятся".

— Я не умею фехтовать, ты не умеешь, Гальран не знает с какой стороны за меч браться, Лейану лучше в сражения не вступать, долгие годы никто из "мизерикордии" не выигрывал Турнир. По мне, вывод очевиден.

— Какой вывод, Эви? — удивился полуэльф.

— Я попрошу главу Школы разрешить не участвовать "мизерикордии" в Турнире. Пусть дворяне тычат друг в друга железками.

План казался идеальным...

— Нет.

Ответ Таориса не подразумевал возражений, но я всё-таки спросила:

— Почему же?

Высший маг нахмурился. На столе перед ним возвышалась стопка документов, и довольно высокая. Я заявилась в кабинет главы Высшей Школы в неподходящее время, однако проигнорировать дочь Аэрта Флорени он не мог.

— Правила Турнира нельзя менять. Это славная старинная традиция.

— Это избиение младенцев.

— С вашей стороны один малыш не против в ней поучаствовать, — Таорис выудил из-под груды бумаг листок, исписанный размашистым почерком, и придвинул его ко мне. — Сами поглядите.

Я мельком просмотрела его.

"Ах ты!"

— Допускать Лейана до дополнительных занятий по фехтованию не самое мудрое решение.

— Вы указываете мне, как управлять Школой, Эвиана Флорени? — подчёркнуто вежливо осведомился Таорис. — И да, я в курсе вчерашнего инцидента. Не волнуйтесь, он полностью улажен.

— Совсем-совсем улажен? — спокойный тон мага насторожил меня. Учитывая присутствие в стенах Высшей Школы особы королевской крови, любые драки должны вызывать у ректора головную боль.

— Принцесса Нимфея лично просила за всех трёх. Она добрая душа. Вам следует перенять хотя бы часть её благонравия.

Я стиснула зубы и проглотила скрытое оскорбление. Положение отца позволяло мне проявлять в общении с главой Школы некоторую вольность, но оно же и ограничивало меня. Девушка из "новой" знати не может хамить уважаемому представителю "старой".

Вызванная разговором с Таорисом злость мешала мне адекватно воспринимать лекцию по криптографии. Слова мастера Элизии влетали в одно моё ухо и вылетали через другое, не задерживаясь в голове.

"Перепишу конспект у Тори", — подумала я, ожесточённо грызя карандаш. — "На него-то уж точно можно положиться".

Выходка Лейана взбесила меня. Если северянин действительно стал частью моей жизни, почему бы ему быть хотя бы предсказуемым? Разве я многого прошу?

— Эви, мне не очень понятна последняя формула, — робко прошептал Тори. — Ты не могла бы объяснить...

— Не отвлекайся и переписывай с доски. Вечером разберёмся.

Полуэльф вздохнул и послушно заскрипел пером.

Я едва дождалась конца занятия. В заявлении муженёк просил выделить ему наставника для оттачивания навыков владения мечом. Время предполагаемых упражнений в фехтовании совпадало с завершением учебного дня.

"Секреты решил завести, далхросианец самодовольный".

Я следовала за белоголовым северянином будто тень. Он бы ни за что не разоблачил меня... Жаль, гад ни разу не обернулся. Моя гордость стонала и кровоточила.

Лейан пересёк внутренний двор и направился в маленький Сад Четырёх Времён Года, примыкающий к купальням. Название своё он получил за скульптуры-аллегории, изображающие лето, очень, зиму и весну в виде женщин. Стояли они в углах квадратной ровной квадратной площадки, окружённой высокими деревьями, скрывающими всё на неё происходящее. Идеальное место для тайных свиданий или тренировок.

Вжавшись в ствол старого дуба, я наблюдала за встречей Лейана и его наставника, оказавшегося не незнакомой мне персоной. Натаскивать юношу согласился Андиан, "клеймор"-четверокурсник.

— У тебя хороший вкус, — произнес кто-то вверху. Я подняла голову и увидела сидящего в развилке Иантэ. Часть его лица закрывали волосы, на руках были белые перчатки. Обращался сорнбэ ко мне с дружелюбной улыбкой.

— Я не очень понимаю.

— Это дерево моё любимое. С него открывается чудесный вид, — маг небрежно указал на площадку.

— Если вы подумали...

— Я зачаровал этот дуб два года назад, чтобы следить за важным для меня человеком. Он, знаешь ли, любит приводить сюда пассий.

— Вы действительно хотите поговорить со мной об этом?

— Поговорить? — удивился "мизерикордия". — Разделяющие увлечение не говорят. Они делятся сокровенным.

"Вот овьен".

— Один раз не делает меня преследовательницей.

— А ты сможешь остановиться на одном разе? — насмешливо спросил сорнбэ.

Бледная женщина с тревогой всматривается в ночь. К её юбке жмутся заплаканные белоголовые дети.

— Постараюсь, иначе ничего хорошего меня в будущем не ждёт, — подавлено проговорила я.

— Ну-ну. Желаю удачи.

Оставив Иантэ на дереве, я поспешила прочь из Сада Четырёх Времён Года. Мне следовало переделать кучу дел до встречи с Тори... как странно, что их неотложность вылетела из головы после разговора с Таорисом.

"Я должна учиться — всему и помногу. Лейан же пусть распоряжается своей жизнью, как хочет. В конце концов, настоящие браки заключает только светлый бог".

Вечером выяснилось две вещи: во-первых, полуэльф вёл конспект гораздо аккуратнее меня, во-вторых, он действительно плохо разбирался в математике. За пределы арифметики он осмеливался делать вылазки лишь с поводырём. Им, разумеется, выступала я. На все сказанные в раздражении замечания Тори печально вздыхал и виновато хлопал длинными ресницами.

— Разве ты не знал, какое внимание уделяется в Высшей Школе божественной науке? — в сердцах сказала я, когда обнаружился очередное белое пятно в познаниях товарища.

— Прости. Тетя считала меня слишком юным для изучения математики всерьёз...

"Вот бы знать, сколько тебе на самом деле лет".

Немного подумав, я нашла способ одолеть стоглавого дракона невежества полуэльфа. Для поступления в "клеймор" или "гладуиус" недостаточно иметь способности к магии. Нужно сдать экзамены по истории и точным наукам. И хоть мне высокие результаты не помогли исполнить мечту, конспекты, накопившиеся за два года напряжённых занятий с частными учителями, я прихватила с собой в Высшую Школу. Предчувствие меня не обмануло: толстые тетради всё-таки нашли своего читателя.

— Здесь уютно, — рассеянно заметил Тори, вертя в руках фарфоровую статуэтку девушки-танцовщицы — одну из немногих безделушек, уцелевших после набега Ульдерики и её приятеля.

— Спасибо.

Девушке не полагается принимать у себя молодого человека, но про замужнюю даму и полуэльфа правила молчали.

— Вот, — плюхнула я перед другом стопку тетрадей. — Наслаждайся.

— Ой, там и правда так интересно написано?

Святая наивность!

— А это что? — Тори указал на полоску старого пергамента, лежащую на столе.

— Я нашла её в шкафу. Должно быть, её оставил тот, кто занимал эту комнату раньше.

— Интересно, что он написал? — задумчиво произнёс Тори, внимательно изучая записку. — Или она...

Несколько слов на таинственном языке поставили в тупик и полуэльфа. Вернее, мне показалось, что они поставили его в тупик.

— Это же "поросячий тельси"!

— Поросячий?

— Эви, разве ты в детстве не писала тайных посланий?

— Нет. Когда мне становилось скучно, я донимала брата.

— Повезло тебе, — вздохнул Тори. — У меня нет ни братьев, ни сестёр.

— Тиану так не казалось, — хмыкнула я. — Так что там с запиской?

— Здесь всё просто, смотри: "Оворо нечем-от ооп оохожа наип ись емены ныйос тол". Если слить все слова в одно и оставить только каждую вторую гласную, получится: "Ворончем-топохожнаписьменныйстол", то есть "Ворон чем-то похож на письменный стол".

— Глупый шифр какой-то. И фраза ему подстать.

— "Поросячий тельси" детский язык, но довольно забавный, — "выгородил" неизвестного студента полукровка. — Как-то целый год я только на нём и разговаривал.

— Верю на слово, — мои слова прозвучали сухо — может, даже слишком сухо. Из-за тяжёлого нрава ровесницы меня сторонились, а кровные родственники из-за разницы в возрасте тоже не баловали вниманием. — Вернёмся к нашим баранам. Рекомендую начать с...

Вскоре мы и думать забыли о записке.

Глава 6

В конце недели я посещала храм, и, поступив в Высшую Школу, не собиралась менять привычку. Настроение портило отсутствие подходящего платья — моё выходное забрала Ульдерика, когда заявилась с "проверкой". Пришлось одеть простое, которое самоуправление милостиво разрешило мне держать у себя.

— Храм в Нижнем Городе? — растеряно переспросил Тори. — Эви, я не знаю ни одного там. Раньше я ходил в эльфийский.

И эльфы, и люди исповедают веру в светлого бога, но, чтобы не смущать "краткоживущих", остроухие предпочитают собираться для молитв отдельно. Говорят, их храм в Высоком Городе намного превосходит убранством кафедральный собор.

Без подходящего платья я не решалась показаться в благородной части столицы. Мой простоватый вид мог дать пищу злым языкам: дескать, семья Флорени вовсе не так успешна, как хочет показать её глава.

"Ещё я не готова представлять родителям Тори. Если мы случайно пересечёмся, мама непременно засыплет меня вопросами. Знала бы она, что у неё уже есть зять".

Комплекс Школы находился на границе Нижнего и Высокого Города. Я не боялась отправиться в кварталы простонародья — трущобы, дно Меро Тор, отделяла от приличных районов река Тихая. Без специального разрешения запрещено пересекать её — как по мосту, так и на лодке. Жестоко, но создаёт хотя бы иллюзию безопасности.

По одежде ни я, ни Тори не отличались от обычных молодых жителей Нижнего Города. Мы могли бы быть... например, белошвейкой и подмастерьем золотых дел мастера. "Спасибо" ограничениям Устава на предметы роскоши для "мизерикордии". Плохо, что мы оба выросли в дворянской части столицы (отец выкупил право жить в Высоком Городе ещё до моего рождения, ещё будучи просто богатым купцом; благородность же эльфов ни у кого не вызывала сомнений).

Спросить у местных как пройти к храму — хоть какому-нибудь — мы не решались. Мало ли кого они могли в нас заподозрить.

Спустя добрых два часа усталые ноги вывели нас на рыночную площадь. Чего здесь только не было! Фрукты, овощи, рыба, мясо, посуда — глиняная и стеклянная, — ткани, украшения, оружие... Одни бойко торговались, другие зазывали попробовать сласти; кто-то нахваливал свой товар, кто-то — поносил соседский. От бьющего по ушам гвалта я даже немного растерялась.

— Как здесь живо! — воскликнул Тори. — Мне нравится!

На всякий случай я регулярно проверяла кошель, поскольку слышала, что в подобных местах нельзя расслабляться.

Семья Флорени уже два поколения занималась торговлей предметами роскоши. Наши клиенты никогда не торговались, не жаловались на качество покупок и не грозились "пожаловаться властям". Если их что-то не устраивало, они не говорили об этом, а просто больше не приходили.

Как-то незаметно мы оказались перед сидящими рядом под общим навесом двумя предсказателями судьбы.

Светлый бог наделяет своих чад порою самыми удивительными талантами. Одни сильны, другие умные, третьи владеют магией, четвёртые люди искусства, пятым же дано видеть прошлое, настоящее и будущее. Прорицание не самый надёжный из даров. Выловить нужный образ сложно, проще обмануть доверчивого простака, желающего заглянуть в завтрашний день. Если предсказание сойдётся — хорошо, нет — всегда можно сослаться на божественное вмешательство или неверно принятое решение, ведь всякий знает — судьба человека не определена от начала до конца.

Предсказательница судьбы справа была спокойной женщиной средних лет в скромной одежде осенних тонов, с невзрачными чертами лица. Её бледной кожи будто никогда не касались лучи солнца. С печальной отрешённостью прорицательница наблюдала за рыночной суетой. Надпись на выставленной перед ней дощечке гласила: "Госпожа Виара".

Предсказатель судьбы слева, напротив, был смуглым молодым мужчиной. Его сине-зелёный наряд, затейливой формы серьги, обилие массивных колец и яркая головная повязка словно бросали вызов "благопристойному" миру жителей Нижнего Города, к которому они, впрочем, остались глухи. На его чувственных полных губах играла дерзкая ухмылка, а каждую девушку он провожал паскудным взглядом.

"Какой неприятный тип".

На общее занятие и женщины, и мужчины указывали небольшие медные медальоны со стилизованным изображением глаза.

— Почему вы сидите рядом? — спросила я из любопытства.

— Потому что один из нас шарлатан, — оскаблившись, заявил смуглый прорицатель.

Его ответ поставил меня в тупик. С каких пор истинно видящие терпят соседство обманщиков?

— И кто же кто?

— Сама решай.

Я задумалась. Мне бросили вызов, но как не осрамиться?

— Расскажите про меня, — обратилась я к госпоже Виаре. — Всё, что сможете.

Женщина прикрыла глаза.

— Ты не та, за кого себя выдаёшь.

Нахмурившись, я перевела взгляд на её соседа.

— Мне нечего добавить, — пожал тот плечами.

"Нетрудно заметить, что я вовсе не девушка-белошвейка".

— Кто он? — я указала на Тори.

— Правильнее спрашивать, кто его отец, — сказала женщина.

— Ещё вернее — кто дед, — ухмыльнулся мужчина. — Но не советую.

— Эви, остановись, — прошептал заметно занервничавший полуэльф. — Это опасные люди.

"Тори прав. Они становятся... пугающими".

— Последний вопрос. Чем ворон похож на письменный стол?

Предсказательница звонко рассмеялась. Её смех напоминал перезвон стеклянных колокольчиков.

— У них обоих есть ножки.

"Логично".

— У них много общего, — хмуро буркнул второй знаток судеб. Наглую улыбку с его губ будто ветром сдуло. — Загадка в том, что именно ты выберешь.

— Пойдём отсюда, — потянул меня за рукав друг. — Нам нечего больше здесь делать.

Я была с ним полностью согласна.

— Нет-нет, вы не можете просто уйти, — мягко остановила нас госпожа Виара. — Нужно заплатить.

— Заплатить? — опешила я. — За что?

— За будущее, Эвиана Флорени. Ты должна сделать выбор.

Мне не так давно исполнилось двадцать, но за мной уже тянулся шлейф ошибок. Выбор в испытании "пятью камнями", данное эльфийской жрице обещание побыть с Лейаном, пока он не проснётся, решение посетить во что бы то ни стало храм в Нижнем Городе... Это только последние.

Порождённый загадочной фразой с клочка старого пергамента вопрос сам сорвался у меня с губ. Воистину: язык мой — враг мой.

— Мне обязательно выбирать? Разве нельзя заплатить обоим?

— Увы, нет, — покачала головой женщина. — Как сказал мой брат, один из нас — шарлатан. Ты должна выбрать, кто. Лишь одно из двух будущих истинно. Оба не могут сбыться.

У меня закружилась голова. Чтобы не упасть, мне даже пришлось опереться о Тори.

Развилка, на которую нельзя вернуться...

— Что мне делать? — прошептала я. Сердце колотилось в груди, ноги подкашивались. — Как не ошибиться?

— Я не знаю, Эви. Не знаю... — голос полуэльфа дрожал.

"Далхрос! Вот плакса".

Вот бы в будущем рядом со мной не было бы Лейана...

Светловолосая девушка рыдает на пепелище, усеянном мертвецами. Грохочет. С багрового неба льётся кровавый дождь. Тяжёлые капли бьют по беззащитно раскинувшим руки телам.

— Нет!

Мигнуло.

Поцелуй под луной. Тихий вздох. Шуршание одежд.

Жгучая, безумная ревность.

"Жаль, что меньшее зло всё же зло".

Я не глядя вытащила из кошеля несколько монет и бросила их тому, кто предрекал мне участь обманутой жены.

— Благодарим, — хором пропели предсказатели и обернулись грубо раскрашенными деревянными куклами.

Забыв о Тори, я грязно выругалась.

— Теперь нам точно следует посетить храм, — безжизненно проговорил полукровка.

Я не могла не согласиться со здравым предложением.

К службе мы опоздали.

— Прошу, охрани нас от дурных помыслов и происков злобных сущностей, — проговорила я, смиренно преклоняя колени перед статуей светлого бога.

Меня всё ещё передёргивало от воспоминаний о встрече с предсказателями-обманками, но первоначальная ярость ушла. С тех пор, как я поступила в Высшую Школу, мир будто начал сходить с ума, однако мне удалось приучить себя к мысли, что это нормально. В конце концов, магия возможна из-за изъянов в мироздании. Не будь их...

...как я могла бы чувствовать себя особенной?

Храм в районе оружейников был посвящён Кротости — добродетели, которая мне отчаянно не давалась.

— Мы пришли сюда неспроста, — прошептал Тори.

"Он будто читает мои мысли".

— Нам нужно заказать клинки, — пояснил полуэльф. На полном серьёзе.

— Клинки? Разве Устав не запрещает студентам иметь оружие?

— Нет. Его лишь запрещено пускать в ход без достойного повода.

В словах друга чувствовалась горькая уверенность в том, что повод вскоре найдётся. Как и мне, ему было очень неуютно в стенах Высшей Школе. После случая с Лейаном наши иллюзии рассыпались в пыль.

Магов не бросают в бой подобно простым солдатам, но это не значит, будто они не участвуют в войнах. В армии Меронии есть несколько отрядов, полностью состоящих из волшебников малой и средней силы. Их используют, когда хотят действовать тонко... или когда понимают, что честный металл бесполезен.

Прошедшие ритуал Высвобождения маги в разы могущественнее товарищей по дару. Они занимают особое место в Ордене — не столько из-за почти поголовного дворянского происхождения, сколько из-за силы. Их берегут, ими гордятся. Называют элитой.

Породистые государевы псы.

Гав-гав.

— Знать бы, какой подходит...

От обилия всевозможных клинков разбегались глаза. Я понимала растерянность Тори. Мы заскочили в первую попавшуюся лавку, просто проверить, что и почём продают, однако оказались не готовы к разнообразию колюще-режещего товара. На стенах, в витринах под стеклом, на стойках... мечи заполняли всё свободное пространство магазинчика. Несмотря на различия в форме, все они имели некую схожесть — должно быть, все они вышли из-под рук (вернее, молота) одного мастера и его подмастерьев с учениками.

— Вам помочь? — хмуро осведомился стоящий за прилавком хозяин. Он был высок ростом и широк в плечах; сломанный нос и несколько шрамов не прибавляло ему красоты. Холодные серо-стальные глаза недобро смотрели на нас.

"Полагаю, покупатель для него редко когда прав".

— Нам нужно оружие.

— Кроме заимодавцев, оно нужно всем приходящим сюда.

— Ещё бы не помешала капелька вежливости. Попробуйте добавить её в следующую фразу. Для вкуса.

Оружейник уставился на меня полным безграничного презрения взглядом. Будь он чародеем, я бы превратилась в червя. Смертельно проклятого червя, в случае чёрного колдуна.

— Я вежлив с теми, кто этого заслуживает. Наглая девица и её подружка в штанах в их число не входят. Оружие не игрушка. Им убивают.

От обиды у меня потемнело в глазах. Ещё один приверженец теории "мужские игрушки только для мужчин". Ладно я, но зачем оскорблять и Тори? Неужели милое личико лишает права на пол?

— Между прочим, мы студенты Высшей Школы, — ядовито проговорила я. — Неужели вы отказываете магам в желании защитить себя? У нас много завистников.

— Волшебники? О, прошу тогда меня простить. Для вас у меня припасено кое-что особенное, — оружейник достал из-под прилавка меч в утончённо расписанных золотом ножнах. С рукояти его свисали шёлковые кисти — чёрная и белая. — Один на двоих, уж не обессудьте, господа маги.

Он ловко вынул клинок из ножен, и я увидела, что...

— Вы, верно, шутите?

— Мастер Горенталь никогда не шутит с такими важными покупателями, госпожа-великая-волшебница. Это самый что ни на есть колдовской клинок.

Будь я мужчиной, меня бы остановила разница в комплекциях.

— Эви, давай уйдём, — нервно прошептал полуэльф.

Я не могла оторвать взгляд от лежащего передо мной деревянного меча. Оружейник посмел предложить мне роскошную обманку... Как теперь не потерять лицо?

— Сколько?

— Что? — удивился Горенталь.

— Сколько я должна заплатить, чтобы получить сей дивный меч?

Мужчина с диким недоумением уставился на меня, захохотал, а отсмеявшись — я терпеливо дождалась этого — назвал цену.

Я сглотнула. Примерно столько мне выдали дома на целый год.

На прилавок полетел кошель.

— Сдачу оставьте себе.

— Конечно, оставлю, — хмыкнул оружейник. — Благородствовать не обучен.

"Оно и видно, мерзкий далхросианец".

У меня закончились деньги, Тори же сказал, что попытает удачу с "традиционно эльфийским" оружием, и потому мы направились в Школу. Я могла бы навестить родных, но от мысли, что придётся описывать студенческую жизнь, мне становилось худо.

Моё возвращение омрачилось зрелищем выходящей из изящного экипажа с гербом князей Арекских Ульдерики в изъятом у меня платье и туфельках. Её сопровождал Ковин; выглядели они самодовольно и счастливо.

"Ездили к родителям, а бедняжке было нечего надеть. Ох уж эти нищие дворяне из провинции".

Заметив меня, "клеймор" на мгновение изменилась в лице, но и только. Я стиснула зубы и отправилась к себе — заниматься и выпускать пар сквернословием.

Меч я зашвырнула под кровать.

Ночью мне приснился сон.

На крошечном острове посреди моря тьмы стояла ажурная беседка, увитая белыми и золотыми цветами. В ней сидел красивый смуглый юноша с длинными волосами двух цветов: чёрного и белого. Его светлые одежды походили на странное платье.

— Кто ты? — спросила я.

— Я Властитель сего места, — ответил он с улыбкой.

— Невелики же ты твои владения.

— Может и так, — пожал плечами юноша. К трём лунам на небосводе добавилась четвёртая. — Но в их пределах я повелевая всем и вся.

В его изумрудно-зелёных глазах промелькнула грусть.

— Тебе одиноко?

— Немного, — с неохотой признался Властитель. — Но я держусь. Память о крови не даёт мне утратить волю к жизни и исчезнуть.

— Исчезнуть? Ты дух?

Юноша склонил голову набок.

— Как думаешь?

Я коснулась его руки. Она была едва тёплой.

— Не всё ли равно, что происходит во сне?

— В твоём или моём? — лукаво спросил таинственный незнакомец. — А может, в кошачьем? Только представь: милый пушистый зверёк спит и видит, как мы разговариваем. Вдруг он разгадает мой секрет? Кошки очень умны.

В глубине окружающей островок тьмы что-то заворчало. Что-то большое и очень голодное.

Лицо юноши исказил страх.

— Уходи! — крикнул он. — Тебя не должны найти!

Я открыла рот, чтобы спросить, в чём опасность, и...

...проснулась.

На часах было восемь. Мой очередной учебный день уже начался.

— Зря объелась перед сном, — пробормотала я и накрылась с головой одеялом, желая отсрочить наказание хотя бы ещё на четверть часа.

Не тут-то было.

— Мяу!

"Послышалось".

— Мяу?

Я откинула одеяла и посмотрела вниз. У кровати сидел симпатичный чёрно-белый котик, совсем ещё молодой.

— Мяу! — победно объявил он, прыгнул ко мне и принялся ласкаться.

Я покосилась на дверь — закрытую дверь.

"Чья-то шутка".

— Кто твой хозяин, господин Белые Лапки? — строго спросила я кота.

Как и следовало ожидать, он ответил мне красноречивым мурлыканьем.

Мельком просмотрев Устав и не увидев в нём запрета на содержание мелких животных, я без опаски отправилась на занятия. Котик "хвостиком" последовал за мной.

В расписании у первого курса значилась "боевая подготовка", но когда я пришла на ристалище во внутреннем дворе, то увидела толпу растерянных студентов. На песке была аккуратно выведена фраза: "Простите, дела. Мастер Тайриан".

— Вовсе не любая мужская одежда тебе идёт больше, чем мантия, — сказал Гальран, окинув меня снисходительно-насмешливым взглядом.

Я притворилась, что пропустила его замечание мимо ушей. С каких пор практичная одежда стала поводом для насмешек?

— Разве сейчас прилично сочетать такие... — юноша осекся и замолк; я обернулась и увидела Алию. Как всегда, "клеймора" неприятно поразила меня непристойной пышноформостью.

— Какая прелесть!

Девушка показывала на кота. Моего кота.

Животное испуганно шмыгнуло мне за спину.

— Нервный, — сухо пояснила я. — Боится незнакомых людей.

— Жалко, — огорчённо вздохнула любимица Алмора. — Он миленький.

"Даже очень симпатичные и пушистые создания способны постоять за себя".

— Кстати, — лицо "клейморы" посветлело. — Ты ведь Эвиана из "мизерикордии"?

Я кивнула. Отпираться не было смысла.

— А я Гальран, её одногруппник, — внезапно подал голос мой едкий товарищ.

— Ой, я помню тебя! — всплеснула руками девица и смущённо добавила: — Прости Эадвина. Он бывает таким грубым.

"Разумеется, она его помнила. Не так уж много в нашем наборе смуглых людей".

— Я всё понимаю.

"Беее. Так сладко, что липко".

От утопания в сахарном сиропе меня спасло чудо. На плечо легла рука в белой перчатке, и приятный голос произнёс:

— Извините, юная леди, но я похищу этих людей.

"Сорнбэ".

Я готова была расцеловать его.

В небольшой комнате в старой части Школы за круглым столом сидели два поколения "мизерикордии": "новички" и "бывалый".

— Зачем ты нас собрал здесь? — презрев этикет, спросил Лейан.

Иантэ вскинул тонкую бровь.

— Ты что-то сказал, сердитый северный волчонок?

— Кто велел тебе нас собрать?

— Прости, слышу только тявканье. Надо подлечить уши у целителей.

Услышав такое опасное для себя слово, Тори поёжился.

Вот уже больше часа сорнбэ не раскрывал причину, по которой собрал нас. Он только и делал, что чесал кота за ухом (предатель запрыгнул к нему на колени) и рассматривал из-под длинных полуопущенных ресниц меня и парней. Время шло. Обстановка накалялась.

— В Ордене вами недовольны. — наконец абсолютно ровным голосом произнёс он. — Они считают, в этом году испытание провалилось. Если будете и дальше делать глупости, отчисления не миновать.

Лейан покраснел, но промолчал.

— Драчун, ловелас, полукровка и... Эвиана, думаю, ты сама знаешь о своих недостатках.

"Преследовательница, гневливица и сквернословица".

— Меня вынудили начать поединок, — глухо сказал северянин. — Если бы отказался...

— То прослыл бы трусом? — закончил Иантэ.

— Да. Была задета моя честь.

— Дурак! С момента согласия на прохождение испытания Ордена у тебя нет чести.

— Я знал, — выдавил из себя Лейан. — Но...

— Никаких больше "но", — отмахнулся от него сорнбэ. — Привыкай смирять в себе гордыню. Очень полезный навык в этих стенах.

Северянин опустил голову. Его лицо пылало как утренняя заря.

— Почему ты назвал меня ловеласом? — спросил Гальран. Его сложенные на груди руки словно бы говорили: "Ха!".

— Выберешь правильную юбку, повышу до героя-любовника. Не засматривайся на девушку из "клейморы": она наверху, а ты в самом низу.

"А ведь это больше, чем просто совет".

— Когда успели запретить любовь?

Иантэ закрыл ладонью лицо.

— Эта твоя Алия протеже магистра Алмора, человека, от которого напрямую зависит, допустить или нет вас к ритуалу Высвобождения. Говорят, у него на неё есть виды — и не только как к ученице.

— Фу, какая гадость, — пробормотала я.

— Если я буду идеально учиться, он не сможет мне навредить, — самоуверенно заявил смуглец. — Таорис не дурак. Он потребует доказательства.

— Глава-то не дурак, но к нему в кабинет может совершенно случайно заглянуть в гости один уважаемый член Ордена. Мне напомнить его имя?

— Нет! — крикнул вмиг побледневший Гальран. — Я всё понял.

Я присвистнула. Оказывается, у нахала есть тёмный секрет. Эдакий изъян в его совершенной броне.

— Скажи мне, милое дитя, — ласково обратился Иантэ к Тори, с каждой обличительной речью вжимавшегося в стул. — Сколько тебе лет?

— Дв... двадцать, — тихо и словно бы стыдясь проговорил полукровка. — Исполнится через месяц.

— Совсем ещё ребёнок, — обречённо вздохнул четверокурсник. — Не удивительно, что тебя потянуло на приключения.

— Я достаточно взрослый, чтобы распоряжаться своей жизнью.

— Ушки не забывай прятать, мужчина, — хмыкнул Иантэ. — В столице объявились чёрные колдуны. Некоторые из них не прочь опробовать в заклятьях ценный реагент — кровь полуэльфа.

Я слишком хорошо помнила проклятье, расползающееся по спине Лейана.

"Чернокнижники уже проникли в Высшую Школу".

Лишь осторожность мешала мне всё рассказать сорнбэ.

— Не выходите за рамки, и вас не постигнет судьба большинства наборов "мизерикордии". Вопросов нет?

— Есть, — подал голос успокоившийся Гальран. — Почему Эвиана не получила свою долю наставлений?

"Далхрос!"

— Не-не, — игриво погрозил ему пальцем в белой перчатке молодой маг. — Нехорошо тянуть ручонки к девичьим тайнам, мой друг-сластолюбец. С Эвианой мы на днях поговорили, и она обещала быть паинькой.

— Зачем тогда она здесь сидела?

— Я её предостерёг, — с холодной улыбкой проговорил Иантэ. — Заодно и котика приласкал. Не скрежещи зубами — животное напугаешь.

А ещё он дал мне возможность прикоснуться к чужим секретам. Небольшой подарок сестре по несчастью.

"Мы состоим в дубовом братстве?"

— У меня тоже есть вопрос. Почему наш набор считают в Ордене неудачным?

С начала учебного года прошло всего несколько дней. Разве возможно на их основе определить чью-либо негодность?

— Никто из вас не раскрыл своё видение до конца. Это считается дурным знаком.

Когда Иантэ ушёл, Гальран произнёс:

— Сказанное в этой комнате остаётся в этой комнате. Все согласны?

Последовало три кивка.

— Гляньте, какой большой паук, — неожиданно сказал Тори, показывая на потолок.

Жирное насекомое и правда сидело в центре обширной паутины, раскинутой в точности над нашим столом.

— Вот гадость, — вырвалось у меня. Словно разделяя моё отвращение, кот прижал уши и зашипел.

Не сговариваясь, мы выскочили за дверь. Каждый догадывался: тот паук вовсе не был простым ловцом мух.

Глава 7

Магия. Слово, наполненное силой. Дар к ней либо есть, либо нет.

Не все с этим согласны.

Тех, кто решается исправить "ошибку" светлого бога своими силами, называют чёрными колдунами. Страстное желание быть избранными толкает их на ужасные поступки.

Семя волшебника есть в каждом человеке от рождения. В ком-то оно прорастает, в ком-то спит, в остальных же — мертво. Все чернокнижники из последних. Пользуясь запретными алхимическими знаниями, они самостоятельно творят "зерно мага".

Спустя какое-то время становится неважно, благие или дурные помыслы толкнули человека на вмешательство в свою природу. Порочность деяния отравляет их и превращает в чудовищ. Для них не существует вещей слишком грязных: убийства, проклятья, сделки с демонами, создание помесей человека и зверя — вот лишь малая часть преступлений чернокнижников. Много столетий Орден борется с ними, но безрезультатно, да и не только Меронии это беда. Щупальцами морского гада мерзкая организация охватила весь мир. Как у дракона из легенды, на месте срубленной головы вырастает три.

Отличить "сотворённого" мага от природного почти невозможно.

Вечером, спустя несколько дней после случая с пауком, в дверь моей комнаты постучался Лейан.

— Мне сказали, ты хорошо разбираешься в точных науках, — прямо с порога заявил он.

"Тори проболтался", — догадалась я.

— Правильно сказали. Но что с того?

Юноша отвёл в сторону взгляд и тихо сказал:

— Позанимайся со мной. Пожалуйста.

От неожиданно вежливой просьбы я чуть не потеряла дар речи. Наши отношения развивались странно: тело во всём голом бесстыдстве мне довелось оценить у него раньше, чем "тонкие" душевные качества.

"Видно, совсем несладко ему приходится на дополнительных занятиях".

— Ладно, — кивнула я. — Проходи.

"Хорошая жена во всём опора мужу".

Мои страхи, что Лейан окажется таким же невежей, как и Тори, не оправдались. У него имелась база, и довольно неплохая, которую следовал лишь отточить и немного расширить. На похвалу северянин с гордостью сказал: "Меня учил отец". Подробностей я добиться не смогла, сколько не пыталась.

Не только благоверный решил заглянуть ко мне тем вечером.

— Эви! — воскликнула маленькая девочка и бросилась меня обнимать. Пришедший вместе с ней высокий юноша покосился на сидящего за столом Лейана — небольшая комната просматривалась с порога.

Нас троих объединяли светлые волосы, серо-зелёные глаза и черты лица.

— Дарьяна заявила, что не ляжет спать, пока не увидит тебя, — несколько сухо сказал брат. — Мы не помешали?

— Это мой товарищ по группе. Мы занимались.

— О, — многозначительно выдал Ванден Флорени.

"Старше меня на четыре года, а ведёт себя как старушка-дуэнья. Между прочим, я могу с Лейаном даже..."

Некстати представшая перед глазами картина того, что позволено проделывать с красавцем-муженьком вогнала меня в краску до кончиков ушей. Брат не упустил этого из виду и наградил спину северянина свирепым взглядом.

— Милая, — ласково обратилась я к Дарьяне, — иди, поиграй с котиком. Нам с братцем нужно поговорить на скучные взрослые темы.

Сестра радостно убежала тискать животное, я же предельно спокойно сказала братцу:

— Учёба в Высшей Школе очень сложна, особенно для членов "мизерикордии". Меня попросили помочь, вот я и помогаю. Тебе ничего не говорит одинаковый цвет наших мантий?

— Делать мне нечего, как разбираться в видах волшебников, — проворчал Ванден. Как и все в семье Флорени, он обладал магическим даром, но совсем слабым. Любой намёк на это — или то, что казалось ему намёком — ранил его честолюбие. — В следующий раз выбирай в ученики кого-нибудь менее...

— Симпатичного? — съехидничала я.

— Подозрительного, — сурово закончил мысль Ванден. — Не возражаешь, если я поговорю с ним?

— По-мужски?

— За кого ты меня принимаешь, сестрица? Я просто хочу знать, кто он.

"Ага. Я тоже не прочь. Жаль, но скелеты Лейана покоятся в опечатанной гробнице".

Северянину Ванден тоже не пришёлся по нраву. И тёмно-зелёная шёлковая лента, стягивающая длинные волосы в хвост, и дорогая красивая одежда указывали на принадлежность брата к дворянам. Я прекрасно понимала настороженность юноши — у членов "мизерикордии" были все основания не доверять знати.

Плохо, что теперь он будет видеть и во мне аристократку.

— Лейан.

— Ванден.

Обменявшись именами, мужчины слегка расслабились. Я решила не мешать им и отправилась готовить чай — Тори подарил мне немного эльфийского.

Дарьяна играла с котом, я кипятила воду огонь-камнем, брат и супруг беседовали. Чисто семейный вечер. Идиллия.

Она просто не могла продлиться долго.

— Что за собрание? — строго спросила Ульдерика.

— Чайпитие с семьёй и товарищем, — с любезной улыбкой ответила я. — Тебе налить?

"Клеймора" наведывалась ко мне регулярно — наверное, не оставляла надежды раздобыть новое платье. Увы, в моём шкафу, как и в кармане, гулял ветер.

— Уставом запрещено... — начала привычную песнь дворянка, но я оборвала её:

— Туфельки не жмут?

Девица вспыхнула. Я не хотела пускать в ход напоминание об отобранных у меня вещах, но пришлось.

— Эви, кто пришёл? — крикнул брат.

— Представлять тебя или сама уйдёшь?

Ульдерика сделала правильный выбор.

— Кто это был? — сварливо поинтересовался Ванден, когда я начала разливать чай.

— Так, знакомая одна. Ничего особенного.

Остаток вечера омрачался лишь холодностью между братом и Лейаном. Первый подозревал второго в непозволительных, по его мнению, намерениях, а "соблазнитель" откровенно сторонился странного аристократа.

Я вспомнила след от кольца на пальце беловолосого северянина. Неужели болезнь презрения к "новым" дворянам не миновала и его?

Родственники не могли оставаться до ночи, и потому вскоре оставили нас одних. Ванден сопроводил прощальные слова тайным напутствием, Дарьяна — поцелуем. Ей очень хотелось забрать кота с собой, но я мягко-настойчиво попросила этого не делать. Милая животина здорово скрашивала унылость моих серых будней.

— У тебя хорошая семья, — сказал Лейан спустя какое-то время после их ухода. — Любит, несмотря на происхождение.

Я сделала вид, будто ничего не понимаю.

— Ты ведь незаконная дочь, Эвиана?

Я хотела разразиться отрицаниями, однако опомнилась и смолчала. Сама судьба давала мне шанс не уронить себя в глазах одногруппников — по крайней мере, пока не завоюю их уважение.

"Небольшая ложь во спасение. Она не повредит мне..."

Случайное прикосновение, смущённый взгляд...

"Маменька, папенька, простите".

— Никому не рассказывай. Прошу.

Взгляд в пол, тихий голос. Классика совращения благородных юных душ.

— Я не стану, — пылко произнёс Лейан и не ограничился словами, поймав и сжав мою руку. Его прикосновение... оно всколыхнуло меня.

"Осторожность. Нельзя о ней забывать".

— До завтра, — холодно сказала я.

Общий лже-секрет невольно сблизил нас. Учитывая обстоятельства, я и радовалась, и огорчалась этому.

Мне приснился странный сон. Я была вовсе и не я, а угрюмый белокурый мальчик, живущий в хижине высоко в горах и держащий у себя двух воронов с именами Мысль и Память, любящими его и прилетавшими по первому зову. В лунные ночи я выходила из дома и купалась в водах ледяного озера. От моей кожи исходило слабое серебристое сияние, когда на неё падал отражённый свет.

Заботился обо мне смуглый старик. После его тихой смерти во сне я ушла из нашего ветхого дома. Сопровождали в пути меня вороны.

Когда кончились припасы, я их съела. Удивительно, но птицы не сопротивлялись, когда им сворачивали шею.

"Что за вздор!" — подумала я, проснувшись. Встала с постели... и обомлела.

На полу лежало длинное чёрное перо.

Некоторым людям светлый бог даровал способность творить волшебство, некоторым — говорить с мёртвыми.

Самые талантливые медиумы уже многие столетия рождались в княжестве Кагаро, стране слишком маленькой и незначительной, чтобы даже теоретически бороться за право называться наследницей Тельсиронской империи. В "битве королевств" она считалась не стороной, а ресурсом. Официально Кагаро сохраняло нейтралитет со всеми государствами региона, фактически всем было на него наплевать. Единственной существенной статьёй его дохода являлась "торговля" способными беседовать с духами гражданами.

После превращения Лориниена в Мёртвую Землю король Деор вызвал двадцать лучших медиумов из Кагаро, но, увы, наш государь только зря потратил деньги из казны. "У них запечатаны уста", — вот, что сказали иностранные "специалисты". Под ними подразумевались жители погибшего королевства.

Несмотря на громкую неудачу, слава кагарских говорящих-с-той-стороной в Меронии не померкла. Их по-прежнему нанимали для лекций в Высшей Школе.

Госпожа Исабель на первый взгляд казалась моложавой зрелой женщиной, на второй — рано постаревшей девушкой. Сколько ей лет на самом деле, я не решалась предположить. Пепельные волосы она укладывала в высокую причёску, поддерживаемую многочисленными серебряными заколками, большие серые глаза густо выделяла чёрным. Её элегантное платье подчёркивало стройность фигуры, а нитка жемчуга — изящность шеи.

Выражалась госпожа Исабель томно и витиевато, что не облегчало нам, будущим членам Ордена, приобщения к тайнам потустороннего мира.

— Ежели вам повстречается разгневанный дух убиенной девы, умилостивите его священным вином, настоянном на бутонах белой розы. Щедрость приличествует гостям, а предусмотрительность — магам. Угасшую юность символизируют нераскрытые цветки, невинность — белизна, вино же основа, соединяющая их воедино; его сладость смягчает самый буйных нрав. Лучшего дара не найти для этого вида неупокоенных душ.

И так далее, и тому подобное.

Я сомневалась, что повстречаю когда-нибудь привидение, но прилежно конспектировала разглагольствования медиума. Госпожа Исабель считалась сильнейшей в Кагуро. Её не могли увенчать просто за красивые глаза...

Умному волшебнику долженствует учиться у всех наставников.

"Тьфу! Заразилась".

— Нашёлся ли способ поговорить с человеком из Лориниена? — спросила принцесса Нимфея. Она волновалась — должно быть, думала о принце, с которым её помолвили в детстве.

Загадочная полуулыбка промелькнула на тонких губах кагарийки.

— Светлый бог даровал мне силу рассечь полог мрака. Если миледи не против, я продемонстрирую искусство... но не всем. Лишь несколько дев узрят таинство.

Принцесса пылко уверила, что совсем не против спиритического сеанса.

Получив согласие, госпожа Исабель медлить не стала и выбрала ассистентов-свидетелей прямо из аудитории. Ими стали принцесса, Алия, две девушки из "гладиуса" (все девушки этой группы), а также я... и Тори.

— Он же мужчина! — возмущённо крикнул кто-то с задних рядов.

— Он подходит, — невозмутимо сказала медиум.

Больше возражений не последовало.

Комнату для проведения мистического ритуала выбрали небольшую и без окон. Её окурили благовонными травами, заполнили ароматными свечами и установили в центре круглый стол.

— Мне здесь нехорошо, — шёпотом пожаловался Тори. — Запах как на похоронах стоит.

В очередной раз по-эльфийски обострённые чувства обернулись против моего друга. Я подбодрила его несколькими ласковыми словами, хотя и сама ощущала себя не в своей тарелке. Как дочери семьи Флорени, сделавшей основную часть состояния на торговле вывезенными из Мёртвой Земли сокровищами, мне было известно и о нежити, наводняющей погибшее королевство, и о кое-чем похуже.

Гораздо хуже.

Наёмники, обладающие духовной чувствительностью (отец и дядя специально включали таких в каждый отряд), утверждали все как один: жители Лориниен... выпиты. Их души съели.

Я не верила, что госпожа Исабель и в самом деле вызовет духа, но на всякий случай готовилась к худшему: читала про себя цикл охранных молитв.

— Как зовут несчастную душу? — спросила медиум у принцессы; она сидела на похожем на трон стуле с высокой спинкой, Нимфея, как и все остальные — на обычных.

— Шиориен, — сказала, чуть замявшись, Её Высочество. — Принц Шиориен.

"Как я и думала".

Какая девушка не помнила бы о несостоявшемся женихе?

Когда погибло королевство Лориниен, Нимфее было десять, а её суженому — тринадцать. Говорят, он обещал превзойти красотой короля Фандерры (а его прекрасная внешность гарантировалась волшебством)...

Исабель подозвала помощницу-кагарийку, что-то шепнула ей, и вскоре девушка принесла бутыль из тёмно-синего стекла и небольшую низкую чашу из тончайшего фарфора.

— Приношение духу, — пояснила медиум. — Живой огонь, смягчённый сладостью.

Она налила жидкость в чашу, немного отпила и передала принцессе, та — Алии, и так далее. Напиток, обжигающий и приторный, полностью соответствовал описанию. Я едва заставила себя его проглотить, хотя сделала совсем небольшой глоток, Тори же и вовсе зашёлся в кашле.

Когда чаша сделала полный круг, её поместили в центр стола.

— Возьмитесь за руки, — велела Исабель.

Я не удивилась на первый взгляд странной просьбе. Медиум собиралась подпитываться от нас во время сеанса — призывание духов невозможно без прикосновения к "той" стороне, а оно иссушает.

Слева от меня сидел Тори, справа — Верания, одна из двух "гладиусов". Кольцо ясно указывало на происхождения девушки из "старой" знати, но при дворе я точно не встречала её. Относительно короткие — до плеч — тёмные волосы и едва заметный шрам на щеке тоже не играли на образ "благопристойной" молодой дворянки.

Её одногруппница, Адельфина, ничем особенным не выделялась. Обычная курносая девушка с веснушками из "новых". Её семья разбогатела на торговле пряностями и тканями.

— Взываю к Шиориену Лориниенскому, — низким, отличным от своего обычного голосом произнесла Исабель. — Если слышишь — дай знак.

По комнате будто бы пронесся порыв ветра. Часть свечей погасла, огонь оставшихся изменил цвет на голубоватый. Резко похолодало.

"Неужели... у неё получилось?"

Ладонь Тори стала горячей и влажной. Если происходящее пугало толстокожую меня, то что творилось в душе нежного полуэльфа?

— Ты здесь, Шиориен? — властно спросила медиум.

Послышалось тихое-тихое "да".

Алия ахнула и закатила глаза.

— Не разжимайте руки! — предупредила кагарийка. Она побледнела, на лбу появились бисеринки пота.

Я почувствовала, как у меня леденеют кончики пальцев. Госпоже Исабель перестало хватать её сил, и она начала заимствовать наши.

— Покажись, Шиориен!

В самом тёмном углу комнаты стала проявляться мерцающая фигура. Проявляющийся был мальчиком лет тринадцати, красивый, черноволосый, одетый по последней (как ни странно звучало) лориниенской моде.

— Задавайте вопросы, Ваше Величество. Но спешите — боюсь, я не смогу долго удерживать его в мире живых.

Принцесса кивнула. Как и все мы, она нервничала, но из-за происхождения не могла позволить себе показать слабость.

— Шио... Ты помнишь меня?

— Ты Нимфея, моя невеста, — сказал бледный призрак. Его голос звучал не громче дыхания спящего.

— Что случилось с тобой и всеми в Лориниене?

— На нас пала тьма.

"Ожидаемый ответ".

— Какова её природа?

— Голод.

— Голод? — оторопела принцесса.

— Нас пожрали. Никого не осталось. Лишь я...

Призрак не договорил. Алия страшно закричала, забилась в судорогах, Адельфина не сдержала её... Круг разорвался. Шиориен пропал.

— Нет! — закричала Нимфея, но что она уже могла сделать?

— Сеанс окончен, — с явным разочарованием, но и с облегчением произнесла госпожа Исабель. Её, профессионала до мозга костей, можно было понять — сорвалось, возможно, одно из самых великих деяний в её карьере. Великих... и опасных. Одна-единственная ошибка могла отправить её в место много хуже мира мёртвых.

Я разделяла её чувства. С одной стороны, вряд ли принц откликнется на повторный призыв, с другими же и пытаться не стоит, ведь всех их, как сказал Шиориен, поглотила тьма.

"Голодная тьма".

Как бы сильно не волновала меня загадка Мёртвой Земли, бросать вызов такому я бы поостереглась.

— Я всё испортила? — растеряно спросила очнувшаяся Алия.

Никто не сказал ей, что так оно и было.

Посреди ночи меня разбудило ледяное прикосновение.

— Кто?..

— Тише, Эви. Это я, — прошептал Тори. Судя по голосу, он страшно нервничал.

"Появиться в спальне девушки... Как возмутительно!"

— У тебя должны быть веские причины, чтобы потревожить меня. Потрудись их озвучить!

Холодная формальность. Ею истинная леди потчует незваных гостей.

— На мне проклятье. Пришёл к тебе, чтобы проверить, не пострадала ли и ты.

"Вот далхрос!"

Я активировала лампу со свет-камнем. Выглядел полуэльф неважно: растрёпанный, бледный, поминутно вздрагивающий. Длинные распущенные волосы и долгополая белая ночная рубашка делали его похожим на девушку.

"У нас будто девичьи посиделки. Жаль, повод страшный".

— Взгляни, — прошептал он, закатывая рукав до предплечья.

По нежной коже вились уродливые угольно-чёрные знаки.

Я проверила свои руки — по счастью, они были чисты.

"Слава светлому богу!"

— Ты связался с пречистыми?

Эльфы помогли Лейану, когда на того наслали проклятье. Уж в чём-чём, а в очищении они разбираются.

— Да. Меня скоро заберут.

Я почувствовала облегчение.

— Как ты умудрился разгневать чёрных колдунов?

— Я не привлекал их внимание... По крайней мере, больше обычного, — покачал головой Тори. — Думаю, это произошло на сеансе.

— На сеансе?

Если друг не ошибался...

— Не бойся: у тебя признаков нет. Пострадал лишь я.

Больше полуэльф ничего мне не сказал, только попросил предупредить всех, что будет отсутствовать по "семейным делам". Пришлось согласиться: не могла же я объявить о плетущихся в стенах Высшей Школы кознях. Кому охота прослыть сумасшедшим?

Три дня пролетело как дурной сон. Утром четвёртого полукровка появился на занятиях.

— Тебя полностью вылечили? — спросила я его на обеденном перерыве, когда мы как всегда сидели в нашей маленькой гостиной-учебной. — Проблем не возникло?

Проклятья — профессиональный риск волшебников, но риск редкий. Я не думала что столкнусь с ними ещё будучи студенткой... Как говориться, никогда не строй планы на будущее, если не хочешь насмешить светлого бога.

"Скоро я ко всему начну относиться слишком спокойно. Плохо. Магия не любит чёрствых людей".

— Спасибо. Всё прошло нормально, но... — Тори остановился, словно не зная, делиться или нет со мной.

— Что "но"?

— Я ошибся. Это не было проклятьем.

Обычно жизнерадостный полуэльф казался грустным, задумчивым и... виноватым. Я хорошо помнила страшные символы на его коже. Кроме проклятья, что могло их вызвать? Письмена на теле Лейана были точно такими же...

Нет. Знаки с руки Тори лишь напоминали покрывшие тело Лейана. Они даже не принадлежали к одному алфавиту.

Как и друг, я стала жертвой заблуждения.

— Что с тобой произошло на самом деле?

Юноша тяжело вздохнул и признался:

— Эви, я болел.

— Никогда не слышала о такой болезни.

Я немного разбиралась в медицине — спасибо потраченным на подготовку к Университету годам. Недуги поражают органы, но письмена на коже от них не проступают.

— Ты права, — кивнул товарищ. — Люди не подобным не болеют. И эльфы — тоже.

"Этих хоть что-нибудь берёт, интересно?"

— Помнишь человека, выдавшего тебя за Лейана?

— Такого не забудешь, — скривилась я.

Белокурый лиловоглазый пьяница с серебристо сияющей кожей до конца дней будет являться мне в кошмарах. При одной мысли о нём меня переполнял гнев.

— Эви, это мой дед.

Подобного откровения я от друга никак не ожидала.

Глава 8

Выбирают друзей, но не родителей.

"Мне нельзя сердиться на него".

Почему сердцу так сложно внять разуму?

— Вот как? Да ты даже больший нелюдь, чем я думала.

Я сразу же пожалела о жестоких словах, но дело было сделано.

— Верно, — безжизненно проговорил Тори. — В моих жилах течёт проклятая кровь. Было ошибкой надеяться... Прости за всё.

Он встал из-за стола и, не оглядываясь, вышёл из комнаты. Я хотела окликнуть его, но от стыда потеряла дар речи.

Предательство доверия — ненавистнейший людьми и светлым богом грех. Эвиана Флорени пала на самое дно.

На лекции полуэльф не появился. Я смотрела на пустое место рядом с собой и едва сдерживала рыдания.

"Я же не плохой человек. Почему же эти слова сорвались у меня с языка?"

— Прекратите вздыхать, Эвиана, — сделала мне замечание мастер Элизия, маленькая сухонькая старушка. — Если скучно, выйди.

Мои извинения прозвучали вяло и неубедительно.

На следующий день я не пошла в храм и провалялась в постели до вечера. Даже кот (так и оставшийся безымянным), и тот сбежал от меня. Несколько раз в дверь стучали, но у меня не было ни сил, ни желания подняться и открыть.

Противно ощущать себя ничтожеством.

Я предавалась самоненависти, тупо уставившись на стоящий напротив кровати стол. Книги, тетради, принадлежности для письма — всё пребывало в весёлом, почти художественном беспорядке. Порядок не любил меня, а я — его. Так сложилось с детства.

Среди бумаг лежало чёрное перо.

— Ворон чем-то похож на письменный стол.

То ли вслух, то ли про себя я произнесла фразу-загадку.

Мигнуло.

На стене висел гобелен со сценкой из жития девы Маргареты, мебель стояла на тех же местах, но за столом сидел человек в чёрной мантии и что-то писал. Закончив, он обернулся и посмотрел мне прямо в глаза.

— Перо. Ты подумала о нём. Это ответ, который меня устраивает.

Незнакомец не был красавцем: длинный крючковатый нос, острый подбородок, неухоженные тёмные волосы, нездорового оттенка кожа и совершенно безумный взгляд карих глаз.

— Ты видишь меня?

Я понимала — нас разделяло не меньше сотни лет (фасон мантии подсказал мне это), однако не могла не спросить. Слишком уж видение казалось... реальным.

Человек кивнул.

— На этот раз у нас мало времени. Запомни: не принимай второго дара, но не отказывайся от первого и третьего.

"На этот раз". Неужели нам суждено встретиться вновь?

— Кто ты?

— Больше, чем друг, — уклончиво ответил человек; я с неожиданной ясностью поняла, что ему не больше двадцати пяти и он не так мудр, как хочет казаться. — До встречи!

Яркая вспышка предварила моё возвращение в настоящее.

"Больше, чем друг?"

— Не узнать его будет сложно, — пробормотала я и отправилась в самое сокровенное место Высшей Школы — картинную галерею.

Людей со способностями к магии в Меронии не так уж и мало. Увы, не каждый из них способен стать могущественным чародеем. Печальная правда в том, что мои соотечественники-волшебники слабы, хоть и многочисленны. То ли земля, то наследие предков делает нас такими.

Лишь прошедшие ритуал Высвобождения получают шанс пробиться к вершине. Его проводят каждый год, но число участников строго ограничено. Выпускники первого курса Высшей Школы входят в число счастливчиков.

Три матово-золотистых экрана висели на стене небольшого помещения, отделанного панелями из полированного дерева и янтарём. Школа выпустила из своих стен слишком много магов, чтобы выставлять портреты всех в реальной галерее — подобной чести удостоились самые прославленные сыны и дочери Ордена. Лица прочих же хранил для вечности и потомков особый артефакт, единый в трёх лицах.

Три класса, три вида чародеев. "Мизерикордия", "гладиус", "клеймор".

Я назвала даты для поиска, обращаясь к крайнему левому экрану. Он засветился, подтвердив приём команды, и вскоре принялся поочерёдно показывать портреты людей в чёрных мантиях. Их было немного — до конца первого курса "доживало" не больше четырёх "мизерикордий" за раз. Этому правилу не изменяли никогда.

— Остановись!

Человек-из-моей-комнаты на портрете был года на три моложе, чем в видении. "Корвиан Чёрное Крыло", так он значился в каталоге. Подлинное имя или нет — неизвестно. Учитывая специфику набора в "мизерикордию", он мог быть кем угодно по рождению, начиная от безродного бродяжки и кончая потомком впавшего в немилость знатного рода.

На просьбу показать подробные данные артефакт ответил отказом. У меня, видите ли, не хватало прав доступа.

"Далхрос! Треклятая секретность!"

Почему искажающую мою жизнь магию останавливают какие-то глупые запреты? Бедняга Корвиан давно умер. Его тайны уже никому кроме меня не интересны...

...или нет?

"Лучше оставить всё как есть. Я не в том положении, чтобы бросать вызов Ордену".

— Эвиана? Вот так сюрприз.

Иантэ. Мой тёмный ангел.

— Вы следили за мной?

— Мне пришлось. Человек, которого я бесконечно уважаю, просил не дать ни одному из вас наделать глупостей, — поморщившись, сказал сорнбэ. — За одним я уже не уследил.

"Тори". Утихшая, казалось бы, боль, вспыхнула с новой силой.

— Это я виновата. Мои слова заставили его уйти.

Ах, если бы я держала в узде свой поганый язык...

— Не знаю, что между вами произошло, — раздражённо проговорил Иантэ. — Виноваты оба. Неужели трудно понять — согласившись участвовать в испытании, вы отказались от личной свободы. И ты, и он, и даже я принадлежим Ордену, а через него — государству.

"Я знала, на что шла".

— Воля пса ограничена цепью. Кто-то должен вернуть Тори.

— Ты уловила мою мысль.

Легко сказать, но сложно сделать.

— Он у эльфов. Вряд ли они выдадут собрата.

— Верно, — с неожиданной лёгкостью согласился маг. — У них это не принято. Мальчишка должен вернуться по доброй воле.

Но как загладить нанесённое нежному полукровке оскорбление? Не просить же о встречи с ним гордых эльфов.

— Возьми, — Иантэ вложил мне в руку флакон из тёмного стекла. — Распорядись им мудро.

"Первый дар".

— Что это?

— Настой "травы иллюзий". Здесь немного, но хватит, чтобы ненадолго оказаться по ту сторону жизни.

Я отшатнулась от сорнбэ.

— Вы предлагаете мне яд?

— Да. Проблемы?

Иантэ был абсолютно спокоен, словно предлагал не отравиться, а отведать пирога. Часть его невозмутимости передалась и мне.

"Что же, первый дар мне велели принять".

— Спасибо.

— Не торопись меня благодарить, Эвиана.

— Почему? — только очень скромные люди на моей памяти отказывались выслушивать похвалу; Иантэ к ним явно не относился.

— Смерть — это всегда нелегко.

Иногда яд бывает лекарством, а лекарство — ядом. Всё зависит от дозы.

Так в умных книгах о медицине.

Кривясь от горечи, я осушила флакон до дна, и вскоре обнаружила себя стоящей на узком металлическом мосту, соединяющем высокие берега широкой реки. В её тёмных зловонных водах барахтались закованные в цепи люди. Они кричали и топили друг друга, но выбраться на сушу не могли.

— Любо ль тебе зрелище сиё? — спросил у меня страшный человек, неслышно подошедший сзади. Его кожа, волосы, глаза и рифлёный доспех — всё было чёрным. Лишь белки нарушали единообразие цвета.

"Он как огромный жук".

— Они страдают.

— За дела им воздаётся.

— Когда же прекратятся их мучения?

— Неведомо мне. Там лишь знают, — чёрный человек многозначительно вскинул палец верх, указывая на багровое небо.

— Ты демон. Верно?

— Страж я, — возразил незнакомец. — Не по чину мне заключать сделки со смертными.

"Простой трудяга? Логично. Не всем же обольщать готовых к соблазнению".

— Следуй за мной, — велел "страж". — Тебя желают видеть господа мои.

Оскверняет ли душу только лишь присутствие в преисподней? Хороший вопрос. От священников светлого бога я не слышала на него ответ, но, сказать по правде, вряд ли им когда-нибудь задавали. Истинно здоровый и телесно, и духовно человек остерегается даже задумываться о демонах.

Под затянутым белёсыми облаками небосводом одиноко возвышалась заснеженная скала. На её вершине стояло три "трона" — три жутких сидения из плоти вмёрзших в лёд грешников. Восседали на них чудовища, повелевающие чёрным стражем: золотые сросшиеся близнецы, двуликий красный гигант и беловолосая желтоглазая женщина и с пестрыми крыльями совы вместо рук.

— Здравствуй, Эвиана Флорени, — хором поприветствовали они меня.

"А вам захворать".

— Почему вы желали видеть меня?

— Не спеши, — ласково проговорили близнецы.

— Угостись, отдохни, — добавила женщина-сова, указывая на ломящийся от яств стол.

— Облачись, — закончил гигант, по знаку которого три уродливых карлика в шутовских нарядах вынесли плащ, отделанный чёрными перьями и костяную корону.

"Не принимай второго дара", — велел мне Корвиан.

— Я отказываюсь.

Демоны зашипели, завращали жутко глазами, оскалились. Не по нраву им пришёлся мой ответ.

— В кузню её! — прогнусил красный гигант.

— В кузню! В кузню! — с улюлюканьем поддакнули ему "товарищи".

Подскочили низкорослые патлатые воины в шипастых доспехах, подхватили меня под руки и потащили прочь со "светлых очей владык". Но я не сомневалась, что сделала правильный выбор.

В кузне — большой, пышущей не искусственным, сотворённым людьми жаром, а природным жаром — рослый полуобнажённый мужчина бил молотом по раскалённой заготовке клинка. Не сразу я узнала в нём мастера Горенталя, оружейника, выманившего у меня все деньги.

— А, волшебница, — со злой радостью обратился он ко мне. — Тоже за долги расплачиваться пришла?

— В каком-то смысле, — пробормотала я.

— Поставь ей клеймо! — пролаял самый крупный из лохматых воинов. Его "братья" поддержали вожака гвалтом.

Мужчина нахмурился.

— Она живая. Я не клеймю до смерти.

— Ты осмеливаешься перечить приказам повелителей, Горенталь Задолжавший?

Оружейник расхохотался.

— Больно смелые шавки в преисподней развелись. Вызов решил мне бросить? Давай, нападай! Сам знаешь, каков я в гневе!

Он замахнулся молотом, и низкорослые солдаты визжа попятились.

— Прочь! — громоподобно прокричал Горенталь. — Чтобы и духу я вашего не чуял!

Бросив меня, карлики бежали.

— Ну и влипла же ты в историю, волшебница, — хмыкнул мастер-оружейник. — И как тебя только угораздило?

— Благодарю за спасение, но я не намерена обсуждать свои ошибки.

— Понимаю, — кивнул Горенталь. — Мне тоже неохота пускаться в откровенность. Ищешь кого?

Я быстро огляделась. Вокруг кузницы простиралась снежная пустыня.

"Смогу ли я отыскать Тори? И вообще, здесь ли он?"

— Где найти человека, настолько одинокого и несчастного, что у него больше нет сил плакать?

Мой спаситель махнул в сторону севера.

— Иди прямо. Не перепутаешь.

— Спасибо.

— Может, меч возьмёшь? — неожиданно предложил мастер. — Всякое по дороге может произойти.

Я взглянула на кучу сваленных в углу иссиня-чёрных клинков.

Может ли дитя светлого бога взять в руки оружие демонов?

Кровь, стекающая с идеально острого лезвия. Катящаяся по полированному полу отрубленная беловолосая голова...

"Нет Я не приму третий дар".

— Боюсь, мне не совладать с таким клинком.

— И то верно, — согласился Горенталь. — Не каждому удаётся их подчинить.

Вот беда — я не могу совладать с гневом. Для владельца меча демонов это недопустимо.

— Иди, волшебница, ищи своего приятеля. Главное — ничего не бойся, — напутствовал меня оружейник. — Это место не терпит страха.

Три дара мне предназначались. Один я приняла, от двух отказалась. Не совсем так просил меня поступить Корвиан, но разве человек не хозяин своей жизни?

Землю под моими ногами испещряли глубокие норы с отвесными стенами, закрытые плотно пригнанными толстыми пластинами из прозрачного льда. На дне колодцев сидели люди — по одному в каждой. Из-за неподвижности они казались мертвецами, но телесной смерти в преисподней не существовало.

Отчаявшиеся. Среди них я искала Тори.

По печальной равнине гуляло несколько смерчей высотой в человеческий рост. Ближайший ко мне обернулся суровым воином в рогатом шлеме и отделанном мехом плаще.

— Кто ты? — спросил он гулким голосом. — И зачем пришла на пустошь Падших?

"Отчаяние — грех, наказание за который несёшь при жизни. Подтолкнувший к нему грешен вдвойне".

— Я хочу спасти друга. Ты помешаешь мне?

На мгновение я пожалела, что отказалась от клинка, хоть и не умела обращаться с оружием. Гордые и наглые слова разбиваются о лезвие меча... или топора, как у стража этого места.

— Я позволю тебе увидеть его, но дам лишь одну попытку освободить. Не сможешь — останешься здесь.

— Как узница?

— Как стражница, — воин не шутил — его суровость противоречила самой идее шутки; я сглотнула. — Согласна?

Резкий кивок скрепил соглашение.

"Платить по долгам не так-то легко".

Страж превратился в вихрь, подхватил, закружил меня... Я зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела Тори. Обхватив колени, бедняга, белый как мел, сидел на дне колодца с гладкими перламутровыми стенами. Его длинные золотистые волосы и чудесные эльфийские зелёные, "звёздные" глаза потускнели. Бесформенное серое одеяние завершало образ тяжелобольного.

— Тори... — тихо позвала я, но полукровка будто не слышал и не видел меня.

Я испугалась, что не смогу растопить сковавший его лёд. Бледный свет проникал в узилище сквозь прозрачную "крышу", но душа моего друга — моего преданного друга — пребывала во мраке. Я села рядом с ним и попыталась взять за руку, но его пальцы были крепко сцеплены в замок. Что хрупкая девушка — и силач не смог бы их разжать!

— Тори, очнись! — взмолила я.

Тщетно. Мои чувства были искренними, но они не достигали несчастного.

"Может мне и правда предназначено стать стражем этой печальной равнины?"

Нет. Нельзя сдаваться.

Но что остаётся девушке, когда слова и жесты бессильны?

Только...

Капля за каплей горячие слёзы падали на прохладную кожу Тори.

— Прости... Пожалуйста...

Спустя вечность я услышала тихое:

— Спасибо.

В тот же миг преисподняя исторгла меня.

— Эвиана!

Сильные руки сжимали мои плечи, и сжимали сильно. Белые волосы, встревоженный взгляд синих глаз...

Выломанная дверь.

"Вот уж не думала, что он так беспокоился обо мне".

— Лейан? Почему ты здесь?

— Ты чуть не умерла, — сдержанно проговорил северянин. — Даже в запретных удовольствиях нужно соблюдать меру. Запомни это, если в следующий раз...

— Следующего раза не будет, — довольно грубо оборвала я "лектора". — И всё не так, как тебе кажется.

— Не так, говоришь? — Лейан сунул мне под нос пустой флакон из тёмного стекла. — А это тогда что?

Его лицо пылало праведным гневом.

"Траву иллюзий", настой которой я выпила, используют для ухода от проблем в мир грёз. Пристрастившиеся к ней постепенно теряли волю к жизни. Рано или поздно наступало утро, когда они не открывают глаза, потому что не хотят возвращаться в реальность из фантазий. Разбудить их удаётся очень редко.

Я понимала, как ситуация выглядела глазами Лейана, но объяснить, зачем приняла "сладкий яд разума", ему не могла.

Моё сошествие в преисподнюю сильно напоминало вызванное снадобьем видение, однако я чувствовало — оно было не обманом, а реальностью.

"Пуститься в оправдания или оставить всё как есть?"

Молодая женщина, рыдающая над письмом.

Белоголовый мужчина, стоящий в цепях перед королевой-чародейкой. Его полный ненависти взгляд разбивался о доспех её величия.

— Извини. Я чувствовала себя виноватой из-за ухода Тори. Мы немного повздорили...

Я смущённо улыбнулась.

— Утешение в грёзах ищут только слабые люди, — строго сказала Лейан. — Я не считал тебя такой.

Меня захлестнула обида. В который раз у пилюли спасительной лжи оказался горький привкус. Ах, если бы я могла открыть правду!

"Ага. Тогда мы бы точно не смогли смотреть друг другу в глаза".

Пришлось оставить дорогого супруга при его фантазиях.

В расстроенных чувствах я легла спать. Ни одно сновидение не посетило меня.

Утром в Высшую Школу вернулся Тори.

Полуэльф был, как и всегда, мил и приветлив со всеми. Желающим (такие нашлись) он рассказывал о неожиданном визите дальних родственников, который он никак — совсем никак — не мог проигнорировать. Ему охотно верили.

Настоящую причину его отсутствия знали только мы двое.

Мастер Тайриан, не объявившийся на прошлой неделе, расправился с делами и явился на занятие. Он оказался молод, высок и не принадлежащим ни к знати "старой", ни к "новой", что изрядно меня удивило. Кому же надо было перейти дорогу в Ордене, чтобы окончить Школу, заслужить право преподавать и при этом остаться без титула?

Без мантии и отличительных признаков дворянина мастер походил не на мага, а на воина-наёмника. Вернее, на несущего траур по товарищу наёмника, судя по узорам на его обнажённых руках.

"Он ездил на похороны".

Заветы светлого бога предписывали во что бы то ни стала отдавать последнюю дань мёртвым. Тайрин был хорошим другом. Или сыном. Или братом.

Преимущество мага в бою с обычным человеком заключается не в физической силе или скорости реакции, но в особых способностях, атакующих и защитных. Они не одинаковы для всех обладающих даром. Кто-то разит врага огненным мечом, а кто-то — подчиняет противника взглядом.

Гражданских "боевой магии" не обучают. Это возбраняется одним из первых указов Кортарина, родоначальника нынешней династии Меронии.

Студенты Высшей Школы, естественно, под запрет не попадают. Проблема в том, что у большинства не прошедших ритуал Высвобождения волшебников с даром странные отношения: ты чувствуешь магию и в тоже время — нет. Где уж там ставить воздушные щиты и лихо швыряться молниями!

"Я и свечу зажечь не могу".

— Страх — отрава. Он убивает разум, — проговорил мастер Тайриан. — Но в малых дозах бывает полезен даже яд.

— Он становится лекарством? — радостно спросила Алия. — Верно?

От её отчаянного желания выслужиться меня коробило.

— Да, — кивнул учитель. — Начальный уровень боевого волшебства примитивен и заложен в вас на уровне инстинктов. Кому доводилось оказываться на волосок от смерти?

Несколько человек подняли руки. Среди них были Лейан и... Верания, "гладиус".

— Происходило ли что-нибудь необычное?

"Везунчики" замешкались. Никому не хотелось делиться неприятными воспоминаниями.

"Вряд ли..."

— У напавшего на меня вскипела кровь. Иными словами, он сварился заживо.

Голос девушки-"гладиуса" поражал спокойствием. Она будто не в убийстве признавалась, а говорила о каких-то совершенно обыденных вещах — например, отвечала на ни к чему не обязывающий придворный комплимент.

"Ещё во время сеанса я приметила... её странность".

— Хороший пример, — сказал Тайриан. — Обычно в первый раз боевое волшебство проявляется слабо, но тебе повезло.

— Можно и так сказать, — безмятежно произнесла Верания. — После смерти главаря разбойники разбежались. Только пятки сверкали!

Она рассмеялась.

У меня в голове не укладывалось, как дворянка могла наткнуться на лихоимцев. Знатных девушек в путешествиях сопровождает охрана — достаточная, чтобы с ней не рисковали связываться разумные грабители. Дураки же на большой дороге долго не живут.

— Высокое волшебство управляется мыслью, — проговорил мастер. — За последние дни вам не раз и не два говорили об этом. Однако низшая боевая магия иной природы. Она должна стоять над разумом, ибо реакция тела опережает сознание.

— И как вы собираетесь этого добиться? — нахмурившись, спросила принцесса. Ни для кого не являлось секретом её восхищение теорией магии. Подход же боевого мага противоречил лекциям в уютных аудиториях.

— Страхом, — спокойно ответил Тайриан. — Ведь только он убивает разум.

Слава светлому богу, начало "пугания" мастер решил отложить до следующей недели. Он попросил пройти медицинское обследование тех, кто сомневался в крепости нервов и сердца. Ордену требовались здоровые солдаты больше, нежели возможно неодолимые в ближнем бою.

Но прежде чем первый курс Высшей Школы разбрёлся по своим делам, кое-что произошло. Тори обнял меня.

При всех.

— Ты вырвала меня из тьмы, светлый ангел, — с благодарной нежностью прошептал он. — Я никогда не забуду твоей доброты.

На нас бросали разные взгляды: возмущённые, любопытные, презрительные. Но мне было всё равно.

"Как хорошо, что отношения между мужчиной и женщиной не всегда сводятся к страсти. Иногда мы можем просто дружить".

Глава 9

Из высокого окна старинного стекла светло-голубого оттенка открывался чудесный вид... на Дом Невинных, жуткий памятник Тёмных Веков. В разгар Третьей Великой эпидемии в это здание свезли всех больных в Меро Тор и запечатали. По преданию, крики о помощи умирающих несколько дней разносились по округе.

Страшное деяние не спасло столицу от болезни. В то лето умер каждый десятый.

— Его хотят распечатать следующей зимой. Вы знали?

— Лучше поздно, чем никогда, — пробормотала я.

Мне не нравилась ни просторная плохо освещённая комната, ни её бледный хозяин, возлежащий на огромной кровати под балдахином из тёмного бархата.

— Подойдите ближе. Я не покушусь на вашу честь, — лёгкий смешок, — даже если захочу.

— Как скажите, милорд Ифио.

"Нелегко играть роль служанки".

Нет. Я соглашалась не прислуживать, а составлять компанию. Большая разница.

— Вы ведь составите мне компанию в прогулке по кладбищу на следующей неделе?

— Разумеется.

"Госпожа Олана сказала, он не вставал с постели уже три года. Никакого риска".

Ифио был странным, но с его причудами меня мирили две вещи: золото и его смертельная болезнь. Впрочем, не первое, а второе — ах, девичья жалостливость! — толкнуло меня подписать контракт компаньонки.

Так уж выходило, что на неделе у первого курса Высшей Школы выдавалось два свободных дня кроме отведённого для посещения храма. Их предлагалось посвящать самообразованию, и кто-то, вероятно, так и поступал.

Я же отправлялась исследовать Нижний Город.

В разгаре одной из таких вылазок меня окликнули со спины:

— Эвиана!

Оглянувшись, я увидела девушку в одежде подмастерья медикуса, которую не узнала с первого взгляда, зато со второго вспомнила и обстоятельства знакомства, и имя.

— Розалина?

Спустя меньше месяца после испытания Ордена мой и бывшей цветочницы пути вновь пересеклись.

Мы зашли в небольшую уютную чайную, выпили по чашечке и поговорили по душам. Я пожаловалась на школьный Устав, она — на строгую наставницу, госпожу Олану. Незаметно пролетел час, другой... Разницу в нашем происхождении и образовании сглаживала общая тайна испытания.

Когда чай был допит, Розалина набралась храбрости и пригласила меня в гости. Я подумала... и согласилась.

В прошлом цветочница, а ныне ученица медикуса жила вместе с учителем в большом каменном доме, увитом плющом. Он находился в самом респектабельном районе Нижнего Города, хотя, безусловно, специалист уровня госпожи Оланы (не только врачевательницы, но и целительницы средней руки) мог поселиться даже в Высоком. Исторически в Меронии особо ценились не чуждые медицине люди.

Комната Розалины тонула в цветах. Они были повсюду: в вазах, в горшках и даже на маленькой вышивке в овальной рамке. Девушка определённо любила прежнее занятие.

После высказывания положенной для хорошего гостя порции комплиментов обстановке, я получила следующее предложение, произнесённое заговорщицким шёпотом:

— Хочешь посмотреть на проклятого?

Я была несколько ошарашена вопросом, поскольку за последние дни успела наглядеться на жертв чёрных колдунов лет на десять вперёд, однако Розалина истолковала моё молчание за согласие. Сделав знак соблюдать тишину, она выскользнула в коридор. Мне оставалось лишь последовать за ней.

"Будьте проще, и люди к вам потянутся", — вспомнила я одно из наставлений, данных отцу. Он готовился стать народным защитником, одним из членов Большого Совета короля Деора. В Малый, гораздо более влиятельный, увы, брали только представителей "старой" знати.

"Наш семейный медикус лет через пятнадцать уйдёт на покой. Будет неплохо, если Розалина выучится и заменит его. Всегда хотела лечиться у женщины".

Мы поднялись на второй этаж, убранный гораздо вычурнее и дороже, нежели первый (приятельница со вздохом пояснила, что там располагались покои её наставницы), и остановились у отмеченной резными розами двери.

— Взгляни, — указала на замочную скважину моя проводница.

Я наклонилась и...

Раскрашенная всеми оттенками серого комната с редкими цветными пятнами. На кровати — бесформенная алая тварь, пожирающая человека. Лишь его лицо - молодое, болезненно прекрасное, оставалось свободным от её щупалец.

Пришлось мотнуть головой, чтобы зрение, неожиданно сбившееся на тайное, вернулось в норму.

Проклятый был едва ли на пять лет старше меня. В реальности он оказался гораздо менее красивым, чем я увидела его в первый раз. Бледный блондин с острыми чертами лица — обычный представитель старых благородных семей Меронии. Единственным, что делало его особенным, была печать некой одухотворённости.

"Он будто уже не принадлежит этому миру".

— Милорда Ифио прокляли четыре года назад, — торопливо прошептала Розалина. — Раз в месяц он проходит у госпожи Оланы процедуру очищения, но это лишь отодвигает неизбежный конец. Ему осталось не больше года.

Я подивилась не слишком хм... здоровому интересу девушки к больному.

"Профессиональное?"

Жертва смертельного проклятья ценный объект для изучения. Но наблюдать месяц за месяцем как несчастного пожирает потусторонняя тварь... Брр, у мастеров Жизни, должно быть, железные сердца.

Внезапно Ифио повернул голову и посмотрел на меня.

— Ай! — выдохнула я и отшатнулась от замочной скважины.

Взгляд проклятого обжигал. Вернее, мне на мгновение показалось, что он настолько горяч.

— Эвиана, ты...

Розалина не успела расспросить меня.

— Ученица, кажется ты обещала больше не подглядывать за нашим гостем.

Госпожа Олана, затянутая в корсет дама очень средних лет, неодобрительно смотрела на нас поверх очков.

— Простите, — пискнула бывшая цветочница, смиренно опустив голову.

— А это кто? Твоя подруга?

Чтобы не подставлять Розалину ещё больше, я решила представиться:

— Я Эвиана, студентка первого курса Высшей Школы. Приятно познакомиться.

Целительница нахмурилась. Многие маги средней руки втайне завидуют тем, кто имеет шанс достичь могущества, однако согласно негласным правилам, не могут выказывать неприязнь открыто.

Поэтому меня предельно вежливо попросили уйти.

На следующий день мне прислали письмо с предложением, на которое я не могла не согласиться: за крупное вознаграждение нужно было проводить три часа один раз в неделю время с Ифио Тариским в его особняке. Поскольку мне требовались деньги, да и забота о немощных входила в обязанности добродетельной девицы (я не потеряла надежды ею считаться), буквально через полчаса госпоже Олане отправилась записка с моим согласием на сделку.

— Прочесть вам что-нибудь? — осторожно предложила я.

В спальне (и кабинете заодно) моего подопечного стоял огромный книжный шкаф. Почти все полки в нём занимали томики поэзии.

— Только не стихи.

— Почему же?

— Я теперь и сам поэт...пишу о любви и смерти. Творения других больше не трогают меня. Они кажутся такими... надуманными.

Ифио хрипло рассмеялся.

— А прозу? — мой взгляд упал на пухлый том в багряной коже с тиснёной золотом надписью: "Жизнь Кортарина, властителя Меронии". — Историческую?

— Давайте, — милостиво согласился проклятый. — Должен же я знать, с кем вскоре буду беседовать по душам.

"Я никогда не привыкну к его шуткам".

Основатель нынешней династии, Кортарин Великий, пробился наверх с самых низов. Он не знал своих родителей, в пятнадцать записался в армию и там познакомился с молодым магом Варосом. Их восхождение шло параллельно и завершилось через двадцать лет для одного троном Меронии, а для другого — креслом главы Ордена.

К власти Кортарин пришёл в тяжёлую пору для моей родины. Последняя Великая Эпидемия унесла жизнь каждого шестого меронийца, но из королевской семьи осталась только принцесса Амелия, слишком молодая и подавленная гибель родных для трона. Не удивительно, что она пала жертвой чар красавца-героя войны.

Спустя пять лет Смуглая Королева (так в народе прозвали Амелию) заболела и умерла, не оставив детей. С ней оборвалась старая династия. Через три года Кортарин взял в жёны юную дочь князя Лорнавельского. У них родилось трое сыновей.

Потомком среднего из них является король Деор.

— Вы знаете, почему Амелию называли Смуглой Королевой?

Вопрос Ифио поставил меня в тупик. Народ не настолько хитроумен, чтобы давать подобные прозвища монархам без очевидных причин.

— Из-за цвета кожи, полагаю.

— Угадали, — юноша слабо улыбнулся. — Её отец и братья были голубоглазыми блондинами, как и я, но Амелия... она родилась особенной. Вам знакома её история?

Я покачала головой. Проклятый вздохнул.

— Не удивительно. Почти везде она упоминается только как жена Кортарина. Но перед смертью... О, не делайте такие глаза! Мне осталось недолго, и я не питаю иллюзий. Моя жизнь уныла и бессмысленна. Её остаток следовало бы посвятить размышлению о божественном, но загадка Амелии привлекает меня больше духовных поисков.

Меня тронула речь Ифио. Люди в его положении обычно поглощены жалостью к себе. В последнюю очередь их волнует судьба мёртвых и забытых королев.

— Вы придёте и на следующей неделе?

— Конечно, милорд. Мне за это платят.

Подработка нисколько не мешала моей учёбе. Напротив, общение с беднягой Ифио развивало мои терпение и смирение — важнейшие из добродетелей на пути постижения тайн магии. Выручали они и на практике: после того, как Тори при всех обнял меня, про нас пошли слухи. Не раз и не два Таорис делал мне выговор за "недостойное поведение". Моим словам о том, что "между нами ничего такого нет" глава Школы не верил.

На роман Ульдерики и Ковина смотрели сквозь пальцы, но они оба были дворянами.

Полуэльф, истинно чистая душа, косых взглядов и перешёптываний не замечал. Я не спешила открывать ему глаза: несмотря на полученное прощение, меня тяготила вина. Паренёк едва с ума не сошёл из-за моих неосторожных слов.

"Несложно проявить чуток жертвенности".

Всё, что происходит в стенах Школы, остаётся в Школе. Таково важнейшее правило в Уставе. До семьи не дойдут слухи.

"Пусть уж страдаю только я".

Однако я оказалась не столь стойкой, как думала. Мою уверенность в себе поколебала беседа с Алмором. Он вызвал меня в кабинет где-то спустя две недели после начала хождения слухов.

— Сядьте, — сухо произнёс магистр, указывая на жёсткий стул с высокой спинкой.

Маг был очень, очень зол. Пожалуй, он сердился на меня сильнее, чем когда-либо я на него.

"Далхрос! Да он меня сожрать готов".

На стенах висели портреты в вызолоченных рамах суровых дам в платьях с кружевными рукавами и глубокими вырезами и болезненно-хрупких кавалеров в парадных магисторских мантиях. На массивном письменном столе в идеальном порядке были разложены бумаги, отдельной стопкой лежали книги. Ни одного артефакта, даже самого слабенького, Алмор в кабинете не держал.

"Он уважает предков. Ожидаемо".

— Эвиана Флорени, будь моя воля, я бы исключил вас прямо сейчас.

— Вот как?

Не могла сказать, что слова магистра удивили меня. Всё-таки моё присутствие в Школе являлось неопровержимым свидетельством его ошибки.

"Увы, талант либо есть, либо его нет", — так он мне сказал на собеседовании.

— Ваши отношения с...

— ...порочны? Также, как и роман ученицы и наставника?

Алмор смерил меня взглядом, преисполненным ледяного презрения.

— Угрозы вам не помогут.

— А вам?

Играть в "испорченную репутацию" могут двое.

— Зачем вы вообще пришли в Школу, Эвиана? Хотели стать могущественной волшебницей? Взгляните правде в глаза: ваш природный дар ничтожен. Его не хватило даже чтобы пройти простое испытание на собеседовании.

— Я не нарушаю правил, — мой голос дрогнул; от Алмора не в последнюю очередь зависело, допускать или нет меня к ритуалу Высвобождения. — Нет никаких прямых доказательств моей... связи.

Я чувствовала, как запутываюсь всё больше и больше в полулжи. Это не должно было привести ни к чему хорошему — как ни к чему хорошему не приводит муху попадание в сети паука.

Опасную игру следовало бы закончить... вот только я не знала, как.

Однажды, когда я ужинала в одиночестве в школьной столовой (по иронии, Тори с радостью составил бы мне компанию, но занимался дополнительно вместе с Гальраном и Лейаном), ко мне подсел Андиан, четверокурсник-"клеймор", а по совместительству — учитель фехтования моего сурового супруга-северянина.

— Люди бывают жестоки.

— Я заметила.

— Со временем они всё поймут и примут, — моя грубость не оскорбила Андиана. — Каждый имеет право на любовь.

— Эээ, спасибо.

Очень долго после ухода старшекурсника я не могла понять, в чём же заключалась неправильность нашего короткого разговора (кроме самого его факта). И только потом до меня дошло: "клеймор" не знал о том, что не произносилось вслух, но было известно всем аристократам в Высшей Школе.

Андиан даже не подозревал, кто я на самом деле. Негодование у "общественности" вызывала не сама связь, а её качество. Больше всего на свете благородные ненавидят мезальянсы.

Вместе с первым курсом занятия мастера Ловаэна посещал и принц Хальдер. Его присутствие скрашивало нелёгкое постижение искусства целительства — ремесла боли, жалости и крови, как его с улыбкой называл наш экстравагантный наставник.

Жаль, но милый принц так и не вспомнил меня.

— Тебе пора сойти с алтаря, — высокомерно проговорил Гальран, глядя мне прямо в глаза. Как-то вышло, что мы остались в паре. В глубине души я радовалась этому — порой мастер Ловаэн поручал нам творить друг с другом весьма неприятные вещи. На Тори или даже Лейана у меня рука бы не поднялась.

— Ты видишь выход?

— Да, — не раздумывая сказал смуглый наглец. — И даже несколько. Когда надоест притворяться, обращайся.

Я фыркнула. Не будь Гальран таким хитрым, его считали бы самоуверенным глупцом.

"Мне удастся всё уладить. Без посторонней помощи".

Мы выполняли задание мастера Ловаэна: изучали потоки жизненной силы внутри тел друг друга. Не знаю, что видел мой "партнёр", но картина внутри него сильно отличалась от описываемого нам в теории. Больше серебряного, чем голубого, масса завихрений против часовой стрелки, огромный алый водоворот в сердце. Эльфом Гальран разумеется не был, но и типичным человеком — тоже.

Устройство его внутренних потоков казалось несколько... противоестественным.

— Ты похожа на карту Илдооры.

Сравнение с полупустынным королевством не польстило мне.

— По крайней мере, я не смахиваю на механизм.

Смуглец хмыкнул.

— Мы уже перешли на стадию комплиментов?

Я чуть не задохнулась от возмущения. Как он мог даже просто предположить...

— Зачем нам рассматривать потоки друг друга? — спросила Нимфея. — Только сильнейшие целители работают с ними.

Принцесса не желала выполнять задания без понимания того, что за ними крылось. Иногда это создавало проблемы.

— Ваше Величество, проявите хоть каплю бескорыстного любопытства, — мягко пожурил знатную ученицу Ловаэн. — Любое знание может рано или поздно пригодиться — например, на поле боя. Или на вечеринке — для увеселения приятелей.

Иногда наш наставник-целитель бывал возмутительно нелояльным.

— Простите сестру, мастер, — смущённо произнёс Хальдер. — Ей пока не хватает опыта доверять чужой мудрости.

Нимфея покраснела и тихо пробормотала извинения. Она выглядела скорее пристыженной, чем раскаивающейся.

За несколько проведённых в Школе недель я успела подрастерять иллюзии. Принцесса, некогда вдохновившая меня на бунт, оказалась амбициозной особой с ощутимым налётом занудства. При дворе она вела себя иначе.

Внезапно Тори вскрикнул и потерял сознание. Лейан, бывший с ним в паре, едва успел его подхватить.

— Переутомился, — констатировал после беглого осмотра Ловаэн. — Ничего страшного.

— Я помогу ему, — участливо предложил принц.

"Ему или так нравится лечить, или..."

Тори обладал почти девичьей красотой. При желании, добрый жест Хальдера можно было истолковать превратно.

"Я становлюсь извращённой. Печально".

Принц коснулся висков находящегося без чувств полукровки мягко светящимися белым пальцами. "Руки доброго короля", талант наследника, работал при прямом контакте. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем...

— Вы... спасли меня, — с восхитительной томностью проговорил мой друг, глядя из-под полуопущенных ресниц прямо в глаза склонившегося над ним принца.

— Ничего такого... — наследник был явно смущён.

— Простите, но я должен отблагодарить вас, — с придыханием произнёс Тори и прильнул к губам "спасителя".

Некоторое время никто не мог вымолвить и слова.

— Мне приятны все формы народной любви, — отстраняясь, подавленно выдал Хальдер.

— Простите, — пролепетал полуэльф и выбежал из зала, закрыв лицо ладонями.

Только когда мастер Ловаэн как ни в чём не бывало продолжил лекцию, я поняла, что именно сделал друг. Его странный поступок причудливо связывал меня с принцем, а сплетни подобного рода о наследнике в стенах Школы запрещались Уставом. Моим недоброжелателям придётся замолчать, хотя косые взгляды останутся надолго. Впрочем, их пережить легче, чем лживые слова.

Лейана я подстерегла возле купален. Усталый, но довольный, он возвращался после занятий с Андианом.

Встреча со мной не обрадовала юношу. Северянин, конечно, не распускал обо мне слухов, однако я ясно видела — он верил им.

— Эвиана, что ты здесь делаешь? — смущённо проговорил Лейан. — Уже поздно...

"Он чувствует вину? Прелестно..."

Мы стояли в круге света от паркового фонаря — они стояли вдоль вымощённой камнем дорожки. За её пределами, во тьме, холодно сияли синим, лиловым и сиреневым звёздочки-цветки колдун-травы.

— Хочу тебе кое-что дать.

Я протянула северянину обёрнутый в подарочную бумагу свёрток. Он молча взял его, развернул.

— Книга?

— Не просто книга. Задачник. Очень хороший, — я не стала добавлять "и очень дорогой".

Лейан любовно погладил томик по тиснёной обложке.

— Спасибо.

Он слишком легко принял подарок. Это насторожило меня.

— Как твои занятия?

— Занятия? — непонимающе переспросил северянин.

— Фехтование, — пояснила я.

— А, — протянул Лейан. — Неплохо.

Он казался рассеянным. Сама не зная почему, я спросила:

— Не проводишь меня?

Дождь. Прячущаяся под раскидистым деревом молодая пара. Девушка о чём-то спросила своего белоголового спутника, а тот обнял её и рассмеялся.

— ...Впрочем, не надо.

Уже когда я уходила, Лейана спросил:

— Как ты узнала, что у меня сегодня день рождения? Я никому не говорил.

Я не стала оборачиваться, чтобы юноша не увидёл расплывшуюся на моём лице глупую улыбку. Книга предназначалась Тори, но из-за его сегодняшнего поступка мне захотелось сделать ему более... хм... сердечный подарок. Лейан просто — ах, просто ли? — подвернулся под руку.

"Как странно и забавно всё складывается".

Придя домой (вернее, в комнату, отведённую мне Школой) я обнаружила незваного гостя. Гальран сидел за моим столом, на моём стуле и рассматривал мои книги.

— Объяснение есть? — напустив в голос льда, спросила я.

— Я не намерен с тобой объясняться, — ухмыльнулся юноша. — Ты не в моём вкусе.

— Зачем пришёл тогда?

— Хочу кое-что сказать. Не для чужих ушей.

Я присела. Предложение Гальрана слегка напугало и заинтриговало меня.

— Говори. Я вся во внимании.

— Знаешь, почему по всей территории бывшей Тельсиронской Империи живут смуглые люди?

Вопрос застал врасплох. Зачем спрашивать общеизвестные вещи?

— Они потомки истинных детей этой земли. Тех, кто жил здесь до прихода имперцев.

— Верно, — кивнул юноша. — Тех, чьих богов вышвырнули из храмов светлокожие варвары.

— У тебя из них только отец, которого ты к тому же наверняка не знал.

Судя по кислому выражению его лица, с предположением я попала в точку.

— Будь осторожна, разгадывая тайну Смуглой Королевы. Очень многие не желали бы её огласки.

"Откуда он..."

— Что ты знаешь о ней?

— Немного, — поморщился Гальран; ему пришёлся не по нраву мой напор. — Просто нашёл в твоих бумагах договор и решил остаться предупредить. Ни для кого не секрет, на чём повёрнут наследник князя Таримского.

— Ты копался в моих вещах?!

Меня переполняло... нет, не негодование. Отвращение.

— Ничего личного, Эвиана Флорени, — холодно проговорил "товарищ". — Как и ты, я просто хочу стать достойным членом Ордена. Ни для кого не секрет, чем им приходится заниматься, если поступает приказ от Великого Магистра.

Женщина в плаще с застёжкой в виде ворона преклоняет колено перед троном. Восседающий на нём увенчанный короной человек повелительно взмахивает рукой, и женщина начинает говорить...

— Закончил?

— Так ты отплачиваешь за доброту? — вскинул бровь одногрупник. — Грубостью?

— Могу сказать "спасибо".

— Не за что, дорогуша. Не за что.

Только когда Гальран ушёл, я поняла, что это он подсказал Тори поцеловать принца. Смуглый наглец воспользовался наивностью полукровки, и бедняга идеально отыграл роль в поставленной интриганом пьесе.

— Ты видишь выход?

— Да. И даже несколько. Когда надоест притворяться, обращайся.

Гальран решил проявить "великодушие" за чужой счёт. Он не стал дожидаться, пока я образумлюсь и разрубил узел.

"В будущем мне стоит держаться с ним осторожнее... Или навязать свои правила".

Глава 10

Лишь избранные разделяют трапезу с членами семьи Флорени. Когда родители прислали мне письмо с просьбой представить им какого-нибудь приличного из моих товарищей (не знаю уж, что им наплёл Ванден), я не колебалась в выборе кандидата.

Кандидат! Что за неприятное слово. От него так и веет... политикой. Если так пойдёт и дальше, мне начнут настоятельно советовать посещать благотворительные вечера или развлекать милыми фокусами жён богачей, и, как добропорядочная дочь, я не пойду вопреки указанию. В борьбе за место народного защитника может сыграть решающую роль любая мелочь — даже показное послушание уже взрослого ребёнка.

Светлый бог учит заботиться о родителях больше, чем, как мы думаем, они заботятся о нас. Правда жена о супруге должна радеть ещё рьянее, так что формально мне следует делить с Лейаном кров, еду и (упаси!) постель.

Взвесив все против, я выбрала для себя роль скромной, хоть и временами блудноватой (но не блудоватой) дочери.

— Эви, мне неловко, — шепнул мне на ухо Тори, когда чопорный слуга в чёрной с золотом ливрее распахну перед нами дверь. — Что, если я не понравлюсь твоим родичам?

— Понравишься, понравишься.

— Ну, если ты так думаешь...

Полукровка смущённо улыбнулся. Предстоящий опыт и пугал, и радовал его. Бедняга вырос среди эльфов, а у них приняты совсем другие правила общения, нежели у людей (в любом из государств настоящего и прошлого).

"Тори наполовину эльф, но наполовину и человек. В теории он знаком с правилами поведения в нормальном обществе. Сюрпризов не будет".

Я твердила себе это так уверенно, что в конце концов поверила, и потому, когда мы перешагнули порог родового гнезда Флорени, ни одна тревожная дума не омрачала моё чело.

Элегантная дама сошла к нам с беломраморной лестницы.

"Хорошая хозяйка даже к товарищу дочери выйдет, как к важному партнёру супруга".

— Вас зовут Тори, верно? Я Аурелия, мать Эвианы.

Роскошные золотые локоны мама уложила в обманчиво простую, а на деле сложнейшую прическу, удерживаемую от рассыпания драгоценной заколкой в лориниенском стиле. Над её пышным платьем трудились не меньше пяти вышивальщиц в течение бесконечно изнурительной бессонной недели.

Я с лёгким сожалением оправила чёрную мантию "мизерикордии". Раньше мне не приходилось отказывать себе в роскошных нарядах.

Тори вежливо представился и даже поцеловал руку госпоже Флорени. Я с удовлетворением отметила, что пока ему удавалось безукоризненно соблюдать правила игры.

"Едва заметно улыбнулась. Хороший знак".

Успехам полукровки я радовалась как своим.

— Эви!

По ступеням сбежала Дарьяна. Ради гостя её нарядили в обильно отделанное кружевом платье, и оттого сестричка казалась не маленькой девочкой, а дорогой куклой, в которую на манер голема вдохнули жизнь.

Она окинула быстрым взглядом Тори и с лёгким разочарованием спросила:

— А где прекрасный принц?

Не сразу я догадалась, что малышка имела в виду вовсе не Хальдера, а Лейана.

— Остался дома. Вёл себя больно плохо.

"Будь мой непутёвый супруг хоть капельку приличнее, не пришлось бы изворачиваться".

— Мне пришлось его наказать, — сказала я, и тут же пожалела о вырвавшихся словах. Слишком опасно они прозвучали.

— Охотно верю, — заметил подошедший брат. — У него глаза лиходея.

И вновь последовал обмен любезностями и именами.

— И всё-таки жаль, что принц не пришёл, — тяжело вздохнула сестра. — Он совсем как рыцарь на картинке!

Дарьяна говорила об иллюстрации к любимой старинной легенде: благородный воин, прелестная дева, похищение, чудовище и счастливый конец.

Художники во все времена стремились угодить покровителям, выводя их в героями. Один из предков Лейана (если он действительно принадлежал к "старой" знати) мог невольно (или вольно) послужить прообразом для отважного воина, так восхищавшего Дарьяну.

Коротая время до прихода отца, я провела для Тори небольшую экскурсию по дому. Показала библиотеку, комнату "трофеев" (не со всеми сокровищами из Лориниена у Аэрта и его брата Виора находились силы расстаться), зимний сад. Сопровождали нас брат и сестра — мама сослалась на необходимость отдать последние распоряжения слугам, хотя я знала, что она просто решила "предоставить молодёжь самим себе". Ей нравилось показывать свою "современность".

Не обошлось и без... кхм, неприятных разговоров.

— Тори настоящее имя? — угрюмо спросил Ванден. Сложенные руки на груди показывали серьёзность его намерений.

— Это часть моего настоящего имени, — сдержанно ответил мой друг. — Полностью его мне пока запрещено открывать.

Брат нахмурился. Он не доверял чужакам.

— Ты иностранец?

— Почти, — уклонился от прямого ответа полуэльф.

Ванден не стал допытываться, и мы в относительном спокойствии закончили осмотр статуй, книг и картин.

Все мои друзья (скорее хорошие знакомые) получали сначала одобрение родителей. Когда брат подрос достаточно, чтобы заиметь собственное мнение, он тоже начал пытаться указывать мне, с кем общаться, а с кем — нет.

Они желали для меня только добра, но от этого их объятия не становились менее удушающими.

Приглашение на семейный ужин Тори не являлось бунтом. Я не собиралась причинять им боль.

За столом всё шло отлично... Пока не подали вино.

Ароматное, красивого глубокого цвета, оно создавалось и выдерживалось, чтобы радовать вкус, а не дурманить голову. После его двух и даже трёх бокалов человек не пьянеет.

Человек. Не полукровка.

— Другие товарищи Эви тоже столь умны и воспитаны? — спросил папа, пребывавший в невероятно благодушном настроении. Как шепнула мне мама, ему наконец-то удалось заключить контракт с Зараином, самым отчаянным и везучим наёмником из всех до сих пор ходящих по земле. Пожалуй, его отряд мог бы даже проникнуть во дворец короля Лориниена, что отчаялись сделать даже лучшие из людей нашего государя. — О "мизерикордии" ходит много слухов, и я, признаться честно, немного опасался... присутствия недостойных особ.

— Я не очень хорошо знаю Гальрана и Лейана, но они не кажутся плохими людьми.

— Они хорошие люди или хорошие будущие госслужащие? — вмешалась мама. — Насколько мне известно, разница существенна. Эвиана должна построить блестящую карьеру, а она невозможна без связей.

— С нами учиться принцесса Нимфея... — робко проговорил Тори. По всему было видно, что он не готовился к обороне.

— Боюсь, принцесса даже не подозревает о существовании нашей Эви, — съязвил Ванден. — Кстати, как и принц.

При упоминании Хальдера Тори жутко покраснел и залпом осушил почти полный бокал вина.

— Среди наших сокурсников много анаеслед иникоов азнат ыныхаф аими илий, — выпалил он. — Мы с ними как абрая тьяи иёс ёстыры!

Брат наклонился (он сидел по левую руку от меня) и раздражённо прошептал:

— Что он несёт?

"Далхрос! Поросячий тельси!"

— Это такой язык. Когда волнуется, Тори иногда на него переходит.

— Нести в гостях чушь на своей тарабарщине настоящая дикость, — проворчал Ванден. Он настороженно относился к тому, чего не понимал. Особенно его бесила речь на незнакомых языках.

— Оког ада-иниуб удьымыо проаслаив имо Оре ден... — тут полуэльф наконец понял, что говорит, мягко говоря, запутанно, и прикрыл ладонью рот.

Повисло неловкое молчание.

— Извините, — дрожащим голосом проговорил Тори, неловко встал из-за стола и на негнущихся ногах вышёл из комнаты.

Повисло тягостное молчание.

— Нынешняя молодёжь совсем не умеет пить, — сказал отец и тяжело вздохнул.

Мне повезло. Семья сочла моего друга всего лишь немного странным.

В Школу я и Тори возвращались в наёмном экипаже — в превосходной нетряской карете. Но мягкие сидения и приятные ароматы не могли подарить покой полуэльфу. Бедняжка полностью протрезвел и не смел смотреть мне в глаза.

— Я вёл себя как дурак.

— Как шут, — сухо поправила я. — Мы ведь были на официальном приёме.

Меня переполняла досада. Почему... почему я не предусмотрела такого поворота? Можно ведь было подготовиться...

Эх! Сделанного не воротишь.

Юноша печально вздохнул.

— Невелика разница.

Я вяло кивнула, хотя отличие — пусть и только в моих глазах — несомненно было.

— Я напишу письмо с объяснениями...

— Не стоит.

Тори поставил меня в неловкое положение, но меньше всего на свете мне хотелось, чтобы он унижался, выдумывая оправдания своей выходке. Пусть уж семья считает его с "приветом". Для волшебника это почти нормально.

Почти.

Для магов вообще многое не зазорно. Например, выбирать спутника жизни без оглядки на его происхождение и положение...

Посеребрённые лунным светом белые волосы, прохлада металла кольца...

"Ах, Эви, Эви... Вечно тебя не туда заносит. Даже думать о нём не смей. Сама понимаешь, до добра подобное не доведёт".

Тори прервал мои невесёлые думы. Резким движением он сдёрнул с шеи цепочку с каким-то украшением и вложил мне её в руку.

— Надеюсь, это загладит мою вину, — храбро произнёс он, но впечатление от широкого жеста смазалось из-за предательски дрогнувшего голоса.

"Он совсем ещё дитя", — думала я, разглядывая серебряную фигурку крылатой девушки. — "Милый, добрый мальчик".

Слишком нежный для этого жестокого мира.

— Родители не говорили тебе, что чрезмерная щедрость губит?

Полукровка вздрогнул и тихо сказал:

— Меня воспитала тетя.

Я отругала себя. Пора бы запомнить, что неосторожные слова, увы, запросто причиняют боль — и хорошим людям больше, нежели плохим.

— Ты сирота? Прости, я не знала.

— Всё в порядке, просто... — Тори уставился в пол и с явной неохотой произнёс: — Мама отказалась от меня, а отец... Его обязанности не позволяют надолго покидать Альвелию.

Я внимательней присмотрелась к фигурке. Крылья у изящной девушки были не птичьи, а как у бабочки, ажурные, хрупкие, глаза ей заменяли крохотные голубые камешки — кристаллы верониа, минерала, выращиваемого эльфами на подземных фермах. Впрочем, я сильно сомневалась, что украшение вышло из-под рук остроухих мастеров. И причёска, и одежда девушки — вернее, её отсутствие — были безнадёжно не в эльфийском стиле.

— Не думала, что тебе нравится такое.

— Это подарок, — поспешно заявил Тори. — Дар, который я не могу принять. Не бойся: для тебя он будет лишь милой безделушкой.

"Бегство от ответственности. Очаровательно инфантильно!"

Хмыкнув, я аккуратно вложила кулон в ладонь друга.

— Я не демон какой, чтобы умасливать меня приношениями, и не сундук в чулане, чтобы выбросить в меня вещь и забыть о ней навсегда. Придётся тебе и дальше стыдиться и терзаться сомнениями. Это не так уж и плохо: слышала, страдания делают из отроков мужей.

На глазах у Тори навернулись слёзы, но мой друг твёрдо сказал:

— Ты права, Эви. Вновь права. Пора принимать бой.

Я многозначительно кивнула, хоть и понятие не имела, о чём он говорил.

Некоторые люди растят в себе демона, некоторые — ангела. День за днём в Высшей Школе я замарывала внутреннего простеца, дабы из его праха вознесся маг. Впрочем, большую часть времени мне приходилось работать над — увы! — экспериментами материальной, а не духовной алхимией.

Мастер Райно проводил с нами не только теоретические занятия в аудитории, но и практические, в подземной лаборатории Школы. По слухам, она состояла из сотни помещений на разных уровнях, однако пускали первокурсников только в пару верхних.

В коридорах лаборатории, хорошо освещённых белыми алхимическими светильниками, царила прохлада и постоянно странно пахло.

— Наше тело несовершенно, — вдохновенно вещал милейший мастер Райно. — Оно слабо и подвержено болезням, величайшая из которых — смерть. Но светлый бог даровал нам знание, как исправить часть пороков. Испив правильно смешанное зелье, хилый обернётся силачом, трус — храбрецом. Обострятся чувства, безлунная ночь для глаз обернётся ясным днём...

Я пыталась слышать учителя внимательно, однако "товарищ" Гальран не давал мне сосредоточиться. Вместо того, чтобы внимать словам мастера, он методично (и довольно шумно) переставлял на столе ёмкости с реактивами по одному ему известному закону.

— Что ты творишь, изверг? — прошипела я, позаботившись, однако, чтобы ни Тори, ни Лейан, сидящие рядом и спокойно записывающие лекцию, меня не услышали.

— Гармония в голове зависит от гармонии в вещах. Такова природа мироздания, — с глумливой улыбкой ответил смуглец. — Тебе не понять.

— Да? — мрачно протянула я, силясь сочинить колкость такого же класса. — Что ж мешает-то? Скажи прямо, я не осерчаю.

Вместо честного ответа Гальран высокомерно фыркнул. Впрочем, я и не ждала от проклятого далхросианеца иного. Пришлось прибегнуть к последнему оружию честной девушки — гневному взгляду.

— Девице твоего происхождения должно готовить себя к роли добродетельной супруги, которой не стыдно украсить гостиную, а не силиться играть в мужские игры. Слышал, от излишних умствований барышни с ума сходят... Хотя тебе это не грозит, сама понимаешь. И не таращься на меня — слухи пойдут.

"В блестящем будущем чародейки Эвианы Флорени нет места разговорам с подобными мерзавцами".

Усилием воли я абстрагировалась от сидящего рядом Гальрана и лекция вновь стали увлекательной и приятной, а уж когда дело дошло до смешивания зелья, вернее, жгуч-эликсира, применяющегося для обработки ран (огненные сущности входящих в него веществ, как пояснил мастер Райно, "выжигают" любую заразу), настроение у меня и вовсе стало лучше некуда. Я даже начала напевать под нос:

Прощай, мой милый муженёк, не свидимся мы боле...

Мне нравилось толочь, растирать, нарезать и отмерять. Простая работа, чёткий рецепт — это успокаивало. Никаких неприятных сюрпризов, никаких особых требований. Вплоть до последнего этапа с приготовление "жгучки" справился бы и человек, столь же далёкий от магии, как я — от просветлённого смирения.

Внезапно Тори ойкнул и засунул палец в рот.

— Поранился? Очень болит?

Полуэльф был милым. Всегда. Во всём. О нём хотелось заботиться.

— Ничего страшного, Эви, — уверил меня друг. — Просто небольшой порез.

— Давай опробуем бальзам! Не пропадать же добру...

— Нельзя, — испуганно прошептал Тори, касаясь скрытых под волосами ушей.

"Далхрос! Ну я и дура!"

Эльфы, хоть и верят в светлого бога, чужаки в нашем мире. В этом они признались моим предкам сами, и не были осуждены. В конце концов основатели Тельсиронской империи покорили земли смуглого народа из-за того, что их дом-остров в Северном Море ушёл под воду.

Один беглец не осудит другого.

Спустя тысячелетия, и я, и Тори оба имели полное право называть себя "плотью от плоти, кровью от крови" Меронии. С другой стороны, несмотря на духовную близость, эльфы и люди различаются физически. А если вспомнить, что мой очаровательный остроухий друг на четверть вообще не пойми кто...

— И много тебе?..

В книгах не говорилось, что именно нельзя эльфам, и я не удержалась от вопроса.

— Все, в основе которых — огонь, — грустно сказал Тори. — Моя кровь слишком "холодна". Чёрные колдуны называют её "жидким льдом". Поэтичное название, не правда ли?

Я прикусила язык. Отступники не гнушаются использовать в своих ритуалах кровь эльфов — иногда всю, что течёт в жертве. "Жидким льдом" её прозвали не из-за температуры (по ней она ничем не отличается от человеческой), а из-за алхимических свойств. В глазах чернокнижником наверняка каждый остроухий выглядит как эдакий ходячий сосуд с ценным реагентом. Не самое приятное знание — для эльфов, разумеется.

Мой эликсир вышёл совершенно классическим: густым, оранжевым и с одуряющее-резким запахом, от которого на глазах выступали слёзы. Впрочем, особой радости это мне не принесло, ведь с заданием справились почти все, а принадлежность к большинству не тешит гордость.

— Учитель, взгляните! — взволнованно вскричала Алия. За поспешившим на её зов Райно увязались половина "клеймор". Из-за "трогательной" истории девушки-самородка девица постоянно пребывала в центре внимания.

"Ошиблась! Точно ошиблась!"

Скрывая злорадную усмешку, я поспешила подтвердить догадку.

Эликсир Алии мягко говоря, не соответствовал стандартам. Слабо светящееся зеленоватое вещество с сильным, но приятным травяным запахом и близко не походил на нормальную "жгучку". Будь я на месте раненого, предпочла бы риск заражения крови пользованию такого лекарства.

Однако...

— Изменила рецепт? — восхищённо спросила принцесса. — А пропорции? Ты записала их?

Глаза Нимфеи горели огнём самой пристойной из всех страстей — страсти исследователя. Королевская дочь, хоть и редко сама решалась на эксперименты, не могла побороть искушения изучить результат чужой смелость или ошибки.

От расплывшихся в улыбках умиления лиц студентов настроение у меня окончательно скисло. Конечно, светлый бог учит радоваться успехам других... да только я не верила в случайность или гениальное озарение.

— Я просто добавляла то, что казалось правильным, — с растерянной улыбкой проговорила юная-надежда-Ордена. — Жгуч-эликсир хорош, но разве гуманно причинять ещё больше боли раненому?

Студенты и даже мастер Райно невольно кивнули, поддакивая ловкой игре Алии. Все знали: "жгучка" хоть и эффективное, но крайне неприятное средство.

— Я добавила кое-что, чтобы смягчить снадобье, — гордо объявила любимица Алмора. — Мы должны стараться приносить в мир как можно меньше боли. Я правильно сделала, Учитель?

Мастер Райно замешкался. Орден свято чтил традиции, и как его полноправный представитель, алхимик не мог просто так одобрить их нарушения. С другой стороны, преподавательский долг требовал от него поощрить талантливую студентку.

Я понимала, но не разделала колебаний милейшего алхимика.

"Фи! Солдат должен уметь терпеть боль, иначе какой же из него тогда боец?"

"Жгучку" в основном используют в армии. Не хотелось бы мне, чтобы защитники Родины превратились в хнычущих от крохотной царапины слабаков.

— А не повредили ли изменения состава свойствам препарата? — спросила Ульдерика. Я с удовлетворением отметила, что стан поклонников Алии не столь и густ.

— Верно, — с явным облегчением проговорил мастер Райно. — Нужно провести испытания. Я позабочусь об их начале.

Алия тяжело вздохнула. Её очередной триумф откладывался, вот незадача!

— Я понимаю, — с необвиняющей грустью сказала она. — Всё понимаю. Нельзя так просто... творение первокурсницы...

Казалось, ещё немного, и она разрыдается.

"Ну, милочка, сколько не строй коровьи глазки, не проведёшь".

Кому как ни купеческой дочери подвластно отличить фальшивку от подлинника?

Увы, хрустальный кубок моего торжества как всегда вдребезги разбил Гальран.

— Для испытания на людях требуется согласие подопытного, — аристократически-холодно проговорил он и полоснул по ладони лабораторным ножом (моим, между прочим). — Так вот: я согласен.

Девочка-находка просияла.

— О, спасибо!

К горю Гальрана, ему недолго довелось наслаждаться ощущениями самца, заполучившего лучшую самку в стаде. Почти сразу после того, как варево Алии попало на рану, смуглец изменился в лице, охнул и с глупой гримасой рухнул на пол.

— Что с ним? — испуганно спросила горе-алхимик, когда мастер Райно закончил осмотр. — Ничего серьёзного?

— Насколько я вижу, да, — подавленно проговорил учитель. — Что именно ты добавила в эликсир?

— Немного этого растения, — Алия указала на лежащие на столе несколько стебельков колдун-травы. — Оно растёт здесь повсюду, но всегда казалось мне особенным...

— Вот как? — рассеянно произнёс Райно. — Интересно, интересно.

Затем он погрузился в размышления, будто позабыл о валяющемся на полу Гальране.

Так продолжалось некоторое время, пока Лейан не выдержал и не испросил разрешения "позаботиться о товарище".

— А? — очнулся милейший алхимик. — Да-да, унесите его отсюда. Молодой человек и Эвиана, вы справитесь вдвоём?

Мастер Райно часто захаживал в наш дом и, разумеется, знал меня в лицо.

"Неужели за обходительные манеры я назначена ангелом милосердия? Если так, то бедняга дарлхрос как плохо разбирается в людях. Не удивительно, что он до сих пор холост".

Такими рассуждениями я утешала себя, сопровождая несущего бесчувственного смуглеца супруга. Со стороны они походили на двух приятелей: вдрызг упившегося и мрачно-трезвого. Я же... Что же, иногда девушка бывает третьей лишней.

— Тебе не обязательно идти со мной, — словно читая мои мысли, сказал северянин.

"Хорошая жена должна во всём слушаться мужа".

Какая жалость, что наш брак с самого начала не заладился.

— Ты заговорил со мной. Я польщена.

Милорд-скрытое-прошлое остановился и одарил меня сине-неодобрительным взглядом:

— Откуда в тебе столько злости?

В залитой полуденным солнцем зале покрытая шрамами светловолосая женщина и мужчина одних с ней лет проводят тренировочный поединок. Их движения столь же изящны и выверены, как и шутливые оскорбления. За действом наблюдают рыжая красавица в пышном платье и дети-подростки, мальчик и девочка, такие же белоголовые и синеглазые, как и их отец...

"Ты действительно хочешь знать?"

Демонический смешок.

— Ну прости, такой уж я человек.

Лейан нахмурился и до самого лазарета не проронил больше ни слова.

Глава 11

Приходить в себя Гальран не торопился.

А пока он прохлаждался, я решила занять Лейана светской беседой. В конце концов, не зря же папенька тратился на учителей.

— Как тебе "Белое пламя" Новендиса?

Молчание.

— Мне он тоже никогда особо не нравился. Люблю, знаешь ли, более вычурный стиль.

— Не сомневаюсь.

Мне не понравился тон северянина.

"Показалось, или он... осуждает меня?!"

— По-твоему, в любви к богатой образности есть что-то плохое?

— Мне не нравятся излишества, — чётко произнёс Лейан, глядя мне прямо в глаза. — Любые излишества.

"Не показалось".

— Да чему вас только на дополнительных занятиях учат? Пресыщенность — основа нашей культуры. Теряющий сознание от голода работник бесполезен. Истощённый ум многого не породит. Это аксиомы.

— Чревоугодие уже вычеркнули из смертных грехов?

Я почувствовала себя уязвлённой. В сознании низших классов излишество тесно связано с дворянами, и Лейан, как один из нас (пусть и лишённый королевской благосклонности), не мог этого не знать. Возможно, он ещё не догадывался, кто я именно, однако наверняка понимал, что высшему свету некая Эвиана не совсем чужая.

Но надо отдать муженьку должное — последнее слово на этот раз осталось за ним.

— Тебе не обязательно сидеть с ним.

— Когда ты и Тори попали в лазарет, я так и думала. Ничем хорошим это не закончилось.

В прошлый раз на помощь пришлось звать эльфов.

"Даже Гальран не заслуживает проклятья. По крайней мере, пока".

— Есть люди, которым омерзительно само моё существование, — с каменным лицом сказал Лейан. — У него таких нет.

— Вот как? Ненавистью теперь гордятся?

— Отвращением, — невозмутимо поправил северянин. — И я не горжусь им, а принимаю, потому что на него есть причины. То, что знают обо мне те люди, и их природа не позволяют им испытывать ко мне ничего кроме презрения. Нужно время, чтобы развеять их предубеждения.

"Какие странные речи".

— От нового приятеля нахватался?

— Как ловко ты перевела разговор с меня на Андиана.

Я хмыкнула.

— Он ведь тебя не только фехтованию учит?

"Не рано ли ты обзавёлся духовным наставником, синеглазый красавчик?"

— Ты знала, что Андиан поступил в Школу как "мизерикордия", но уже после ритуала Высвобождения его перевели в "клеймору". Теперь он один из них.

"О, надо не забыть разузнать эту историю. Хотя... неужели сорнбэ был его одногруппником? Что же за отношения их связывают?"

— Вот уж не думала, что тебя привлекает карьерный рост.

— Неважно, что мне нравится или не нравится. Благополучие моей семьи зависит от того, преуспею я или нет. Они...

Он осёкся, будто поняв, что сболтнул лишнего малознакомой девице.

"С чего он вообще приобнажил передо мной душу?"

— Ха. Ха. Ха.

Гальран был как всегда едок. Впрочем, я бы немного разочаровалась, поступи он иначе.

— Ты давно очнулся?

— Не так давно, как хотелось, — скривился смуглец. — Я бредил?

Я и Лейан покачали головами. Наш "товарищ" глубо вздохнул.

— Отлично.

Его спокойствию позавидовали бы морские глубины.

— Ты не хочешь узнать, отчего грохнулся в обморок?

— Я не, как изящно выразилась, Эвиана, "грохнулся в обморок". Меня поглотил океан грёз. Пожрал пламень страсти. Раздробил валун удовольствия. Иначе говоря, мой мозг боролся с галлюциногенной отравой. Но, хвала светлому богу, сейчас у меня в мыслях вновь ясность и порядок.

Мне стала понятна реакция мастера Райно. Он почти сразу понял причину потери сознания Гальрана и лишь из деликатности не стал её озвучивать.

— Выходит, Алия приготовила дурман? Далеко девушка пойдёт.

— Дорогая Эвиана, не суди всех по себе, — процедил смуглец, яростно дырявя меня взглядом. — Если на то пошло, из рук Алии я принял бы даже смертельный яд. Она сошедший во плоти на нашу грешную землю ангел и не ведает зла. Я пострадал лишь из-за печальных стечений обстоятельств.

Я не стала препираться с ним. Любовь слепа, глуха и глупа.

Поскольку Гальран был уже в состоянии сам о себе позаботиться, мы собрались уйти из лазарета, однако когда Лейан помогал смуглецу подняться с постели, дверь отворилась и порог перешагнула смуглая девушка в длинном лазоревом платье. Её золотые серьги-колокольчики мелодично позванивали при каждом движении.

— Я Санриа, — смущенно проговорила она, склоняя в вежливом поклоне голову. — Меня пристал мастер Убертин.

"Динь-динь".

— Оставьте нас, — сказал вмиг помрачневший Гальран. — Это дела моего народа.

Как и мой высокомерный одногруппник, мастер Убертин принадлежал к потомкам исконных жителей земель Тельсиронской империи. В Меронии, да и других странах, их совсем немного.

Должно быть, они дорожат даже самым непутёвым членом общины.

— Пойдём, Эвиана, — произнёс Лейан, беря меня за руку. — Не будем им мешать.

Он не боялся, нет. Просто... кто разберёт, что на уме у смуглых людей? Они же все чудные, просто одни ловко скрывают придурь, а другие не утруждают себя маскировкой.

Вскоре мы узнали, что "открытие" любимицы нашего дорогого наставника Алмора аккуратно замяли. Больше на эксперименты она не решалась (во всяком случае, на виду у всех).

О чём Санриа говорила с Гальраном, нам тоже не открыли, однако на следующий день смуглец явился на занятия весь какой-то задумчивый и помятый. На все расспросы он лишь вяло огрызался.

Несколько дней прошли тихо и мирно.

А затем случился Турнир.

Будучи истинным порождением Ордена, Высшая Школа ценила традиции. Одной из них являлось избиение друг друга первогодками на глазах у зрителей. Поскольку до прохождения ритуала Высвобождения дар у почти всех студентов скажем так, не блещет, в турнирных поединках (проводящихся по столь строгим и странным правилам, что кажутся нездоровыми ритуалами) полагаются только на физическую силу, ловкость и выносливость.

Ну и на мастерство фехтовальщика.

Получив приглашение на открытие турнира, я вытащила из-под кровати клинок, некогда купленный у таинственного оружейника Горенталя, долго его изучала при свете алхимической лампы. Лезвие было тщательно отполировано; на светлом дереве виднелись следы тщательно вычищенных бурых пятен.

"Кровь?"

Но кого можно убить деревянным мечом?

— Зря ты отказалась от третьего дара, — раздалось у меня за спиной. Мне не пришлось оборачиваться, чтобы понять, кто почтил меня обращением: голос крючконосого гостя из прошлого трудно было не узнать. — У этого клинка характер скверней во сто крат.

— Мне не понравился даритель.

— Однажды ты пожалеешь о своей привередливости.

— "Однажды" может никогда и не наступить.

Корвиан рассмеялся. Его смех отдалённо напоминал карканье простуженного ворона.

— Ты так самонадеянна! Совсем как я когда-то... буду.

— Сочту за комплимент.

В прошлый раз человек-из-прошлого явился дать мне советы — часть из них и правда пригодилась. Но сейчас меня нечего не беспокоило...

Нет.

Жестокие правила Турнира...

Слова Лейана о том, что есть люди, которым противно одно его существование...

"Неужто я... боюсь за его жизнь?"

Но если я беспокоюсь о северянине, почему бы не спросить мертвеца? Из могилы он никому не проболтается о моей слабости.

— Я должна кое-что узнать. Вы честно ответите мне?

И вновь — хриплый смех.

— Мы связаны так тесно, Эвиана, что я не могу тебе лгать. Когда-нибудь ты смиришься с этим.

Я развернулась, чтобы видеть глаза собеседника. Они были очень тёмные и очень неглупые, а главное — в них не таилось и следа лжи.

На мгновение я забыла о Лейане.

— Корвиан, за что вам дали имя Чёрное Крыло?

— Два гордых крыла цвета ночи носят меня во мраке... после битвы на Алой Равнине останется лишь одно. Людям не привыкать давать прозвища за недостатки. Ещё вопрос, Эвиана?

Он уже второй раз говорил о себе в будущем времени, словно обладал неким сокровенным знанием о грядущем.

"Тяжело наверно смотреть на свою жизнь со стороны и не иметь силы что-либо изменить".

— Завтра вечером открытие Турнира. Как мне защитить человека, по дурости втянувшего себя в это жертвоприношение нелепым традициям?

— Есть два пути, — хмыкнул Корвиан. — Первый — соблазнить героя и не выпускать его из постели во время состязаний, а второй тебе не понравится.

Могу ли я совратить беловолосого северянина? Это даже не будет считаться распутством, ведь мы уже женаты.

"Далхрос! Я же не такая".

— Не хочу играть чужими чувствами.

— Моё дело показать возможность выбора, — пожал плечами гость-из-прошлого. — Делаешь его ты.

"Верно".

— Так что я могу...

— Если не хочешь действовать лаской, останови его силой, — оборвал меня Корвиан. — Проигравший выбывает из турнира. Меч у тебя уже есть, дело только за маскировкой. Что-нибудь старое, что-нибудь новое, что-нибудь одолженное... Если будет настроение, добавь голубой.

Я прикусила губу от негодования. За кого он меня принимает, интересно? Даже если удастся остаться неузнанной (иначе Лейан меня не простит даже за попытку вмешаться), слабой девушке не одолеть мужчину.

Говорят, некоторые клинки думают за хозяев. Это могло бы стать выходом... но моя изящная игрушка способна научить лишь как красиво висеть на стене.

Ни данных, ни меча. Только огромное желание.

Великолепно!

— Издеваешься? Кто же выходит с деревом против металла? Меня засмеют раньше, чем начнётся бой, и после первого же обмена ударами освистают повторно.

— Не торопись списывать свой клинок в хлам: давным-давно им пронзили сердце одного принца, — невозмутимо проговорил Корвиан. — С тех пор он стал горд и обидчив. Дерзай, Эвиана!

Мигнуло, и недопризрак исчез.

Магия — это использование изъянов законов мироздания. В некотором смысле все волшебники — обманщики, но в отличие от "честных" жуликов, на нас не изливается народное презрение. Напротив, многие искренне восхищаются и гордятся нами и той ролью в защите Меронии, которую мы играем.

Забавно. Странно. Жизненно.

Правила Турнира, несмотря на всю свою абсурдность, прошли испытание временем. Я была бы никчёмной волшебницей, если бы не попыталась найти в них лазейку.

Увы, в одиночку против системы идут только гении, дураки и храбрецы.

— Эвиана, ты такая Эвиана. Хочешь всего и сразу. Уважаю, — сказал Иантэ, выслушав мою речь — о, я не поскупилась на пылкие слова и железные доводы.

— Я могу рассчитывать на помощь?

Найти сорнбэ было не просто, а очень просто. В те вечера, когда Андиан и Лейан тренировались, "мизерикордия" сидел на дереве и наблюдал за ними. Пару раз — вопреки данному себе слову — я присоединялась к нему.

Накануне открытия Турнира наставник давал ученику последние наставления. Со стороны казалось, будто они кружатся в замысловатом танце.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, Эвиана? Помощь бывает разного рода.

Я задумалась. Действительно, что мне требовалось конкретно?

Турнир по сути спектакль, даваемый одними скучающими студентами для других. Опасный спектакль, правда, — с настоящим оружием, ранами и десятком смертей в прошлом.

Разыгрывается каждый год с небольшими вариациями один и тот же сюжет: ко двору Императора по некой причине съезжаются со всех уголков страны лорды. Рыцари из их свит сражаются за право своих покровителей преподнести дар верховному владыке. Церемонией вручения Турнир и завершается.

Кроме Императора, лордов и рыцарей есть ещё зрители и несколько особых ролей вроде Герольда или Святого Юдора. Все персонажи, даже второстепенные, тщательно прописаны. Их количество исчисляется сотнями, но ролей в "представлении" гораздо меньше. Желающее отыграть на Турнире лорда, рыцаря или же простого наблюдателя заранее выбирают героя, тщательно изучают связанные с ним правила, которые строго запрещено нарушать.

Небольшие вольности допускаются только во внешности.

"Своё видение". Так это называют.

Иантэ тихонько рассмеялся.

"Мои проблемы его только забавляют. Овьен!"

— В этом году мне предложили стать лордом. Я колебался между властителем крепости Одинокое Сердце и Князем-в-Изумрудном-Венце, но теперь, когда ты обратилась ко мне с такой пламенной речью... — сорнбэ сделал драматическую паузу (видно, уже начинал готовиться к отыгрышу роли), — Мне придётся поменять планы и стать Принцем с Западных Болот.

— Принцем откуда?

Конечно, я не была столь самонадеянна, чтобы утверждать, будто знаю наизусть весь список турнирных персонажей (просмотрела только начало), но принцы там вряд ли числились. Титул указывал на связь с Императором, однако почему о подобной важной птице не упомянуто на первых страницах?

Моё смущение не осталось незамеченным.

— Я чувствую недоумение в твоём голосе, Эвиана. Читала лишь новую редакцию, да?

— А есть и другая?

Иантэ вздохнул (вновь театрально).

— Есть. Но старую никто не отменял. Принца с Западных Болот, также известного как Бледного Волшебника, внёс в список член королевской семьи сто пятьдесят лет назад. Он же его и отыгрывал, и это был единственный раз, когда этот герой участвовал в Турнире. Не слишком симпатичный персонаж, если честно. Болезненно-гордый, язвительный, коварный... Мне придётся ради тебя им стать.

— Зачем?

— В его свите есть подходящий рыцарь, — с таинственной улыбкой произнёс Иантэ. — По правде говоря, он единственный, кто присягнул Принцу. Некий мрачный тип в чёрной маске (под ней тебя никто не узнает), перьями ворона в шляпе и деревянным мечом. Думаю, с него пора стряхнуть пыль.

"Деревянный меч".

Я даже не удивилась.

Хотя следовало бы.

— У меня нет роскоши выбора. Вы предоставите... необходимые данные?

— Ты найдёшь послание с подробными инструкциями на столе, когда вернёшься в свою келью надеяться, строить планы и скрываться от суровой реальности в мире девичьих грёз.

Я низко поклонилась: меня только что приняли на службу, а рыцарю должно выражать почтение и благодарность господину.

"Из волшебниц в актёрки. Далеко пойдёшь, Эвиана".

Сорнбэ не обманул.

Прямо с порога своей спальни-кабинета я бросилась к письменному столу и обнаружила на нём благоухающий лавандой лиловый конверт. Внутри находился сложенный вчетверо лист тонкой шелковистой бумаги, сплошь исписанный мелким неровным почерком. Я рухнула на ковать и с "энтузиазмом" приступила к чтению.

Моего героя звали оригинально: Киона-Одно-Слово. Столь странному имени персонаж был обязан правилу, разрешающему ему раскрывать рот единственный раз за бой.

"Уж не сам ли светлый бог даёт мне знак: не болтай лишнего, Эви?"

Говорят, немногословность — признак настоящего бойца, а похвальба — неумехи. Но игра в загадочного молчуна вряд ли наделяла меня фехтованию. Она была лишь деталью образа — такой же насквозь фальшивой, как и сам герой — да и весь Турнир по большому счёту.

Что толку изображать мастера-молчуна, если внутри я останусь всё той же Эвианой Флорени?

Шляпа с высокой тульей и вороньим пером, иссиня-чёрный парик с длинными романтическими локонами, маска, плащ до пят... Из оружия — деревянный меч (любой формы).

"Ха. Ха. Ха", — как сказал бы Гальран.

Впрочем, нелепость клинка скрашивало редкое для турнира разрешение на использование магии. Эдакая сладкая оболочка горького лекарства.

Увы, природный дар большинства прирождённых (не хочу даже в мыслях ставить себя в один ряд с чёрным колдунами) волшебников государств-наследников Тельсиронской империи невелик. Конечно, каким бы крошечным не был талант, он всё равно неизмеримо больше ничего.

В детстве у меня долго не проявлялся талант, но в двенадцатый день рождения всё изменилось: я увидела дееру. Она походила на небольшую белку с большими лиловыми глазами — глупого озорного зверька, только и ищущую, где бы раздобыть, а потом припрятать орехи. Чем больше я на неё смотрела, тем шире расплывалась моя улыбка.

Творить неподвластное другим... Каждый в глубине души мечтает о подобном!

Моя радость увяла, лишь когда обнаружилось, что мой дар очень и очень невелик. Пришлось смириться.

"Разрешено обращение к личным талантам", — перечитала я. Под "личными талантами" в Высшей Школе, да и вообще в Ордене подразумевали то, что отличало одного мага от другого. Наиболее ярким проявление этих особенностей являлось "боевое волшебство" — то, которому пока безуспешно пытался обучить меня мастер Тайриан.

Я подозревала, что мои видения как-то связаны с "личными талантами". Предупреждения, так сказать. Одни видят сны про саламандр и драконов и повелевают огнём, другие часами готовы наблюдать за проплывающими по небу облаками и спустя какое-то время обнаруживают в себе способность заставить любого поверить в сколь угодно причудливые фантазии. Тело реагирует на магию, а когда вокруг сплошная магия, реакция идёт стремительно. Волшебники отличаются от обычных людей. С этим ничего не поделать.

"Личные таланты". Ну, в чём же ты уникальна, Эвиана?

Я крепко — очень крепко — задумалась.

Магия сильная карта в Турнире.

"Разрешено обращение к личным талантам". Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Эви-Эви, где здесь кроется подвох? — пробормотала я, пробегая глазами остаток письма. У лордов в этой игре огромная власть и не меньшая ответственность: один из них просто не мог вложить мне в руки "серебряный клинок".

С другой стороны, Иантэ скорее всего не открыл мне всего. У меня не было ни времени, ни возможности искать старую редакцию правил Турнира, и полагаться я могла лишь на то, что мне соизволили открыть. Если на персонажа накладывались дополнительные ограничения, в письме сорнбэ о них умолчал.

То есть, он знал, что я им удовлетворяю.

Магия — разрешённый светлым богом обман. Чтобы сохранить честность поединка, против вооружённого лишь клинком её нужно использовать очень осторожно. Но Иантэ знает — я не из тех, кто с лёгкостью удерживает себя в рамках.

"Если только он не считает, что я... слишком слабая?!"

От обиды у меня слёзы подступила к глазам. Невыносимо ощущать себя бездарностью в чужих глазах, особенно в глазах своего сорнбэ, увлечённость которого однокурсником-"клейморой" Андианом носила явно не невинный характер. Я считала себя современной девушкой с широкими взглядами, однако не могла отбросить до конца воспитание. В семье Флорени одобряли только традиционные отношения.

"Я докажу тебе, самодовольный далхросианец!"

В Высшей Школе студентов учили многому, но из всех "премудростей" мне на ум пришёл только совет леди Катрин, нашего мастера медитации: "Хотите стать сильнее — загляните сначала внутрь себя".

Я вытащила из-под кровати деревянный клинок, положила его на колени (меч и воин едины) и, закрыв глаза, попыталась унять переполнявшую меня злость.

Над бескрайней розово-перламутровой равниной медленно гаснет златоалый шар солнца.

Я остаюсь наедине с опустившейся тьмой.

Вспыхивают звёзды: сначала поодиночке, затем группами. Вскоре на небо стало невозможно смотреть — таким ярким оно стало.

А затем я снова оказалась в темноте.

Но одна ли?

— Эвиана...

Смутно знакомый голос позвал меня по имени. Приятный молодой мужской голос.

Нужно было ответить.

— Кто ты?

— Прости, что не представился в первый раз: я Сарьлиан.

Внезапно я обнаружила, что сижу в увитой цветами беседе, стоящей на островке в океане тьмы, а напротив меня сидит красивый смуглый юноша с чёрно-белыми волосами.

— В прошлый раз ты назвался Властителем, — хмыкнула я. — Что-то изменилось?

Сарьлиан смущённо — и очень мило — улыбнулся.

— Я давно ни с кем не разговаривал и мог показаться хвастливым. Конечно, мой титул гораздо ниже... Можешь звать меня Принцем-Правителем.

"Угусь, как же".

Сарьлиан взмахнул рукой, и нас окружил рой светлячков. Щёлкнул пальцами — на небосводе засияла жёлтая луна. Кое-какая власть в этом месте у "Принца" действительно была.

Но вот только я хотела стать сильнее через изучение себя, а не навещать неизвестно кого. Подсознание или что иное (а может кто?) сыграло со мной дурную шутку.

Впрочем, попытаться стоило.

— Что ты знаешь о личных талантах?

Мой неожиданный вопрос не поставил в тупик "аристократа" с чёрно-белыми волосами.

— Хочешь больше узнать о своих?

"Что там говорят о любителях отвечать вопросом на вопрос?"

— Я волшебница. Мне важно знать о себе всё.

Сарьлиан хлопнул в ладоши и рассмеялся.

— Я совсем отстал от жизни. Теперь прекрасные дамы сами хотят защищать благородных рыцарей. Он красив, умён, благороден и отважен — верно, Эви? Ты не из тех женщин, что рыдают о демонах.

Забранные витражами стрельчатые окна. Люди с суровыми лицами смотрят на девушку, вдохновенно произносящую речь. Она выступает сразу в трёх ролях: обвинителя, защитника и судьи.

Решается судьба беловолосого мужчины.

Я мотнула головой, чтобы прогнать видение и сказала:

— Разве плохо беречь других от ошибок?

— Нет, — согласился "Принц". — Но защищая его, не подставляешь ли ты под удар себя?

"Жертвенность. Привилегия святых и очарованных дур".

На меня нахлынуло раздражение: почему меня все так и стремятся поучить жизни? Сама как-нибудь разберусь.

— Так тебе есть что предложить?

Сарьлиан кивнул. Печаль в его изумрудно-зелёных глазах не предвещала ничего хорошего, но я отмела все страхи и сомнения.

"Постоянно ощущать свою слабость так... постыдно".

— Отлично! Действуй.

Юноша вздохнул.

— Эвиана, всё не так просто...

— А я готова к трудностям.

И я, и он знали: отговаривать меня бесполезно.

Сарьлиан провёл рукой по моим волосам, прошептал: "Прости" и нежно поцеловал в лоб. В тот же миг в глазах у меня потемнело, сердце ёкнуло, а затем...

...я увидела себя со стороны.

В одной легенде говорилось: одна девушка слишком часто вертелась перед зеркалом, и однажды её затянуло на ту сторону. В детстве меня настолько впечатлила эта история, что навсегда отвратила от самолюбования — как и хотели родители, подсовывая мне книжку. С тех пор я редко видела своё отражение — тем страннее было наблюдать себя извне.

Худенькая светловолосая девушка в чёрной мантии с серебряной застёжкой под горлом. Кожа бледная, лицо не ослепительно красивое, но симпатичное.

Я с интересом наблюдала, как моё тело отложило в сторону деревянный меч, встало и направилось в алхимическую лабораторию: ещё далеко не позднее (хоть и глубоко вечернее) время позволяло воспользоваться правом студентов на проведение изысканий, так что меня пропустили без вопросов.

Тело резало, смешивало, подогревало — в общем, совершало те же манипуляции, что и я на занятиях мастера Райно... Хотя, зачем лгать? У него выходило гораздо сноровистей.

За работой оно тихонько напевало: что-то о запертой супругом в высокой башне леди. Незатейливую песенку переполняла её тоска по возлюбленному и детям, которых отобрал жестокий муж. Она боялась больше с ними никогда не увидеться.

Никогда прежде я не слышала этой песни.

Когда снадобье было готово, тело аккуратно перелило его в пузырёк, запечатало горлышко восковой печатью и прицепило к нему клочок бумаги, на котором до этого сделало какую-то надпись.

— Распорядись им с умом, — сказало оно и хлопнуло в ладоши.

Несколько мгновений головокружительной тошноты, и я вновь стала себе хозяйкой — от макушки и до пяток.

— "Выпей меня, дорогуша", — прочитала я послание, оставленное на склянке с зельем неизвестным "доброжелателем".

"Шутник далхросов".

— Мяу! — послышалось снизу. Я взглянула и увидела чёрно-белого котика, с важным видом сидящего у моих ног.

Шкодливое животное вернулось, когда его уже перестали ждать.

Глава 12

Ристалище блистало.

На открытие Турнира собралась отборная публика: дамы в роскошных экзотических нарядах (большую часть из них, по правде, нельзя было отнести к женскому полу из-за отсутствия одних и присутствия других важных анатомических деталей), кавалеры, не отстающие от "спутниц" ни в безумии расцветки одежд, ни в достоинстве, с которым они их носили; держащиеся особняком особые гости: Летописец, Леди-Слабая-Улыбка и Безответно Влюблённый; на вызолоченном троне восседал Император.

Рыцари держались своих лордов.

— Лаорин Зловещий Взор! — выкрикнул Герольд, и на поклон к правителю вышел человек в чёрно-зелёном охотничьем костюме. Его правый газ закрывала повязка с удивительно искусно вышитым раскрытым оком.

Он был уже четвёртым из решившихся в этом году преподнести дар государю. Его два рыцаря (один объективно сильнее, другой слабее, но приходящийся ему племянником) воткнули в песок арены мечи и склонили головы перед троном.

Лаорин произнёс устоявшуюся годами формулу приветствия.

— Мы в восхищении, — бесстрастно прозвучало в ответ из монарших уст.

— Эдерик Отважный! — прокричал Герольд; Лаорин отступил в сторону, и вслед за ним оба его рыцаря, пропуская на поклон к Императору молодого лорда — красивого, светловолосого, с ног до головы бело-золотого. Казалось, от него исходило едва заметное сияние.

— Служу и повинуюсь, — чарующе-мужественным голосом проговорил старинную фразу приветствия Эдерик. Его беловолосый рыцарь неловко опустился на одно колено позади господина.

— Мы в восхищении, — прекрасного лорда Император одарил тем же церемониальным равнодушием, что и Лаорина.

— Принц с Западных Болот! — объявил Герольд, и как только это имя разнеслось над ристалищем, приглушённый праздничный гул стих. Все — дамы, кавалеры, особые гости, лорды и их свиты — как один уставились на худого бледного брюнета, под их пристальными взглядами величественно хромающего к подножию трона.

— Я в восхищении, кузен, — не склоняясь в поклоне, сказал Принц. На его тонких губах играла наглая ухмылка. — Тебе удалось собрать поистине блестящее общество. Мои бедные провинциальные глаза режет отражённый их драгоценностями свет.

— Мы старались, дорогой брат.

Несмотря на увечье, Принц грациозно поклонился — не как слуга господину, а как равный равному. Его мрачный рыцарь в чёрной маске отдал дань традиции, приподняв высокую шляпу с вороньим пером.

Это был последний лорд из отозвавшихся в этом году на призыв Турнира. Шестой, если считать по порядку.

Шесть лордов и двенадцать рыцарей. Хорошие числа.

Лаорин отбросил мысли о Принце — тот ему не понравился с первого взгляда — и приготовился слушать открывающее слово Императора. Правила нужно было соблюсти до конца.

...Речи не удавались принцессе Нимфее с удручающим постоянством.

Перо пришлось поискать, с остальным было проще: плащ я "позаимствовала" в гардеробной класса мастера Дизаэля — клятвенно пообещав себе, что не навсегда, парик принадлежал мне и чудом пережил налёт Ульдерики несколько недель назад, а восхитительные голубые линзы из чистейшего венриа — моё "новшество" — раздобыл по моей просьбе Тори. Недостающими частями костюма (в том числе и маску) милостиво обеспечил меня Иантэ.

"Что-нибудь старое, что-нибудь новое, что-нибудь одолженное... Если будет настроение, добавь голубой".

Всё как сказал Корвиан. Всё как в глупом стишке про наряд невесты.

Императора на Турнире по традиции всегда изображает особа королевской крови. Я полагала, что пригласят Хальдера, но принц стоял за раззолоченным троном сестры в скромной одежде придворного целителя. В этом году разыгрывали сценарий, по которому государя одолел некий недуг, разнообразные лекарства от которого наперебой стремятся преподнести верные вассалы.

Почти всё приветственное слово Нимфее посвятила "объединению, новому порядку" и прочей чуши. Вдохновенно-наивной чуши, я бы сказала. Принцесса искренне верила в такие вещи, которые мне уже казались смешными и нелепыми.

Слушая её, я ощущала себе не столь взрослой, сколь старой. Это уязвляло.

Как грустно. Как печально. Но плакать нельзя. Суровый воин-наёмник Киона не рыдает по девичьим пустякам.

— Как тебе противники, мой храбрый рыцарь? Ты должен одолеть их всех, — елейным голосом произнёс Принц-Иантэ. — Жаль, что кузен не верит мне на слово и приходится участвовать в этом фарсе.

— Не надо было пытаться его убить, мой лорд.

— Нечестно указывать на ошибки молодости. То произошло много лет назад, и я сполна поплатился. Жизнь в глуши, на болотах, без единой живой души вокруг кроме дряхлой распутной ведьмы была... одинокой, — Иантэ поморщился и поднёс к лицу надушенный лавандой белоснежный батистовый платок. — Я расстроен и опустошён. Опозоришь меня перед четырьмя напыщенными хлыщами и одним красавчиком — пеняй на себя.

Мы разыгрывали каждый свою роль, и в который раз я с унынием подумала, что облачаясь в наряд Кионы, рассчитывала в глубине души на нечто большее.

Увы, светлый бог не поручал мне дел серьёзнее язвительных реплик в бессмысленных диалогах.

Не доросла.

"Обидно".

— У меня есть карта в рукаве, — ухмыльнулась я. — Знатный козырь, мой лорд.

— Посмотрим, — сухо произнёс Иантэ. — Турнир только начинается.

Он был прав: впереди нас ждали шесть утомительных дней игрища. Открытие на то и открытие, чтобы на деле ничего не стоить.

"Поединки начнутся завтра".

Я запустила руку в карман плаща и, нащупав пузырёк с издевательской подписью, ухмыльнулась под маской. Турнир основывался на проверенных годами правилах, но разве не в природе волшебства разрушение устоявшегося порядка?

На следующий день после дебюта в роли Кионы я отправилась к Ифио. Какими бы игрищами не тешилась Школа, у меня оставались обязательства, которыми нельзя было пренебрегать. К тому же Турнир действовал лишь в учебные дни, в выходные нас по-прежнему предоставляли самим себе.

Навещать больного мне было в не тягость. В отличие от прочих, Ифио требовал от меня немного — толику внимания да вежливое слово. Его болезнь становилась с каждым днём всё сильнее: как юноша однажды признался мне, он пал жертвой проклятья.

— Мой родитель однажды поступил бесчестно и разорил одного хорошего человека. Узнав об этом его жена, всеми уважаемая и достойная мать семейства, убила и детей, и себя. Она слишком хорошо помнила свою юность, омрачённую отцовским проигрышем всего состояния в карты, и предпочла смерть нищете.

Человек, подставленный моим родителем, был хоть и хорошим, но слабым. Он переступил заветы светлого бога и обратился к чёрным колдунам — как и всё слабые люди, он жаждал мести. За заклятье с него потребовали душу, тело и мёртвую плоть жены и детей. Он согласился — как я потом слышал, даже не торгуясь. Впрочем, было бы странно, если бы несчастный просил чародея уступить ручку сынишки или ножку дочки.

Ифио слабо улыбнулся. За подобную шутку другого я упрекнула бы в малодушии, но читать нотации стоящему на пороге смерти правильным не считала. Он уже всё видел под другим, странным и жутким углом.

— Проклятье пало не на моего родителя, а на меня, его единственного наследника. Оно настигло меня перед алтарём, как раз в тот момент, когда милая девушка — в высшей степени хорошая юная особа — готовилась повторить клятву вслед за священником. Когда я упал, корчась от боли, она прервала церемонию. На следующий день её родители разорвали помолвку, но не по собственному желанию — они не подыскали дочери нового мужа — даже будучи калекой, я оставался великолепной партией — а не досчитались её с утра. Моя невеста-жена сбежала из дома, но я не виню её: возиться с умирающим — тяжёлая работа.

— Вы ненавидите ту девушку, милорд?

Ифио не сразу ответил на мой вопрос.

— "Дети расплачиваются по родительским счетам", — процитировал он одного из святых отцов. — Мой отец наделал долгов, но, как хороший сын, я должен радоваться, что хоть немного облегчаю его ношу перед светлым богом.

— Не думаю, что князь так считает.

"Говорят, нет горе горше родительского".

Ифио печально покачал головой. В тот день у него было удивительно меланхолическое настроение.

— На меня возлагали такие надежды... Теперь они все пошли прахом, — юноша с особенной интонацией произнёс последнее слово, будто пробовал его на вкус.

...Когда я пришла к Ифио, он пребывал в странном возбуждении.

— Эвиана, правда ли, что начался Турнир?

— Да, милорд, — после роли Кионы я стала проще относиться к нашей игре в "аристократа и лжеслужанку". Это было всё равно, что носить маску — только не чёрную, а с милыми оборочками, как на одежде прислуги из богатого дома.

— Как славно, — всплеснул руками юноша; мне не понравился яркий румянец, заливший его обычно бледные щёки. — Как славно, что он проходит в этом году.

— Школа блюдёт традиции с достойной лучшего применения ревностью, — несколько сухо заметила я. — Турнир — одна из самых важных. Предсказать его проведение также просто, как и наступление заката солнца.

— Я знаю, Эвиана, — кротко улыбнулся Ифио. — Но именно этот для меня особенный. Ты ведь участвуешь, верно?

Я ограничилась кивком.

— Я увидел это по твоим глазам. Удивительно, сколько о человеке могут рассказать глаза, они...

Юноша оборвал фразу на середине, словно потерял мысль. Я проверила его лоб: он горел. Бедняга бредил.

— Позвать госпожу Олану? — осторожно предложила я, но Ифио поймал мою руку и торопливо прошептал:

— Нет! Не надо, Эвиана. Она даст мне зелье, от которого я усну... Но мне не хочется сейчас спать. Сон — он как маленькая смерть, он проглатывает тебе всего и не отпускает до утра...

Я заверила, что не стану звать целительницу. Боясь моей некомпетентности, она присутствовала в доме во время всех наших сеансов. Мне тщательно рекомендовалось обращаться к ней при малейшем подозрении на ухудшение состояния больного.

Умом я, конечно, понимала, что совершаю очередную ошибку.

— Мне не так уж много осталось, а ты была ко мне так добра, Эвиана, — доверительно обратился ко мне несчастный. — У меня есть одна просьба... Возможно, последняя.

— У вас ещё есть время, — я сказала прежде, чем подумала. "Есть время!" Какая жестокая насмешка над умирающим от смертельного проклятья.

По счастью — вновь неудачное выражение — Ифио не принял мои слова за издевательство.

— Знаю, госпожа Олана и другие мастера Жизни дают мне по крайней мере ещё по меньшей мере пару месяцев, но на деле у меня нет и двух недель.

— Что произошло?!

"Странно. Почему меня так задевает новость о его скорой гибели?"

— Отец устал бороться, — с горечью произнёс юноша. — Он обратился к чёрному колдуну — боюсь, тому же самому, что и проклял меня. Чернокнижник предложил ему сделку на разумных условиях: золото за нормального наследника. Очень много золота.

— Князь решил взять молодую жену? — как я знала, отец Ифио овдовел десять лет назад. Но так поступают многие и достигают желаемого результата без привлечения нечестивой магии.

— После одного случая на охоте зачать нового сына ему не помог бы и десяток юных жён, — едко заметил мой подопечный. — Я должен был продолжить наш род. Именно поэтому отец так настаивал на моей ранней свадьбе: он хотел как можно скорее увидеть внуков.

— Но как тогда... — я искренне не понимала, что же предложил колдун князю Таримскому, но пребывать в невинности неведения мне оставалось недолго.

— В моём теле ещё достаточно жизненных соков, чтобы после определённого ритуала возлечь с женщиной и посеять жизнь в её лоне. Наутро я умру, но спустя девять месяцев родится здоровый наследник династии. Быть может, его даже назовут в честь меня.

О любых случаях обращения к чёрным колдунам (и о попытках тоже) доброму меронийцу следует докладывать в Орден. Мне только что сообщили об одном из них...

"И как же ты поступишь, Эвиана? Побежишь к начальству или промолчишь? Ифио жалко, но князь Таримский влиятельный вельможа. Он сидит и выше, и крепче, чем твой отец".

Студенты Высшей Школы почти полноправные члены Ордена. В речи на предваряющей начало занятий церемонии назвала нас "надеждой Меронии". Она искренне верила в эти слова...

Как же ты поступишь, Эвиана, дочь Аэрта?

Вопрос не из тех, что решается подбрасыванием монетки.

"Я просто прислушаюсь к сердцу. Оно не голова, душе не солжёт".

— Тебя нужно спрятать. Можно в Ордене, но лучше у эльфов — на них князь точно надавить не сумеет. У меня есть кое-какие связи среди них, — я сглотнула, вспомнив, чем окончился мой прошлый визит в тайный храм славного народа, — да, связи.

"Стыдно просить одолжение у тёти Тори, но я должна..."

— Слишком поздно, — с пугающим спокойствием проговорил Ифио. — Первую дозу зелья меня заставили принять вчера. Процесс уже запущен, Эвиана. Его не остановить. А что до моего отца... Я всё ещё люблю его, как это ни странно.

Я обняла беднягу. Одинокая слезинка скатилась по моей щеке.

"Если бы мой дар был могуч и неукротим, как горный поток..."

— Я могу хоть что-то для тебя сделать?

Было глупо и дальше обращаться к Ифио на "вы". Перед ликом смерти условности этикета теряют своё "сакральное" значение.

— Об одном лишь прошу: проведи меня на Турнир. Только во время него Высшая Школа открыта для посторонних, и это мой единственный шанс в последний раз увидеть... — его голос дрогнул, словно обращался юноша к самым ужасным воспоминаниям в своей жизни, — увидеть её — девушку, так не ставшую мне женой. Недавно мне рассказали — она рыцарь и будет сражаться наравне с мужчинами.

Юноша хрипло рассмеялся и с болью добавил:

— Она всегда любила сражаться.

Я поклялась, что жизнь положу, но исполню его желание, но одновременно дала столь же пламенное обещание светлому богу и самой себе никогда не забывать имя той, кто оставила жениха в беде. Ибо кроме меня, рыцаря тайного, в Турнире как воин участвовала только одна девушка.

Её звали Верания, она носила алую мантию "гладиуса" и как-то без тени смущения — перед всеми! — призналась в убийстве.

Если магия — разрешённый обман, отчего бы и её празднику не быть маскарадом? Впрочем, волшебство всё-таки глубже вульгарного надувательства, и потому Турнир (как я поняла позже) был скорее мистерией, чем пустой забавой. Самой своей природой он подразумевал жертвы и жертвенность.

По возвращению в Высшей Школе план у меня сложился в голове дерзкий, и, (вроде бы) надёжный план, но, увы, одна я не могла осуществить задуманное. Мне — в который раз за последние дни! — пришлось искать помощи.

В дни Турнира провести в Школу чужака (то есть не члена Ордена и не приходящегося близким родственником учащегося) достаточно просто: требуется лишь соответствие образа гостя правилам спектакля и подписанное одним из "лордов" приглашение. Я не сомневалась — выслушав историю Ифио, сорнбэ без колебаний поставит свою подпись. Что же до костюма... Персонажей третьего плана в Турнире насчитывается несколько тысяч, в то время как реальных "зрителей" набирается не больше трёх сотен. В овальной зале с яшмовыми колоннами и мозаичным полом — той самой, где проводилась приветственная церемония — на старинной резной подставке, будто изготовленной для священной книги или драгоценного трактата по Тайному Искусству, уже пару недель лежал безупречно отпечатанный перечень турнирных ролей. Около каждой записи наборщик оставил место для пометки, занят или нет персонаж.

Без малого три часа у меня ушло на поиск подходящего прикрытия для Ифио. Проклятье истощило беднягу настолько, что он давно уже не мог ходить, и чтобы не привлечь лишнего внимания, я искала особу со слабым здоровьем, нуждающуюся в постоянном присутствии помощника-сиделки. В конце концов такая нашлась — юная княжна Оливия, непоправимо повредившая себе позвоночник при падении с лошади.

"Повсюду её сопровождает слуга", — говорилось в описании. — "Он оберегает княжну, как мать — первенца".

Прочитав эти строки, я задумалась. Бедняжка Оливия подходила идеально: хоть ей и не полагалось маска, однако пышное платье и вуаль на шляпке мешали разглядеть лицо и фигуру. К тому же на Турнире, как и во время Славной Ночи, люди не боялись казаться странными или даже смешными. Мужчины одевались женщинами, женщины — мужчинами. Несоответствие пола никого бы не смутило и не вызвало бы вопросов.

Что же до узнавания... Последние годы Ифио жил как затворник, и свет, как водится, про него забыл. Имя ещё могли припомнить, но лицо — нет. В женской одежде и гриме его не узнал бы и (ха!) родной отец.

Дело оставалось за малый — то есть, за бойким малым. Иначе говоря, за слугой.

Тори, единственный, кому я могла полностью довериться в Школе, стать им никак не мог: он изображал меня, отыгрывающую Милую-Барышню-в-Голубом. Делать ему следовало две вещи: прятать лицо за раскрытым веером, и глупо хихикать, если к нему обращались. С обоими действиями полукровка справлялся куда искуснее любой моей знакомой придворной кокетки.

"Кого же ещё я могу посвятить в свой план?"

Я не имела права рисковать: князь Таримский опасный враг. Если он решил пожертвовать родным сыном, то с девицей-первокурсницей, будь она даже дочерью самого Аэрта Флорени, церемониться не стал бы. Хуже того, он мог навредить моей семье.

Даже если бы я сдала отца Ифио за связь с чёрным колдуном, у князя хватило бы времени и связей отомстить. Меня ещё не приняли в Орден как полноправного члена, так что пока жалобу приняли бы, пока рассмотрели бы... К тому же произошедшее с Лейаном открыло мне глаза на то, чего на самом деле стоила хвалёная бдительность орденских магов. У них под носом на ученика наложили проклятье, и если бы не эльфы, так и осталась бы загадка беловолосого северянина благополучно неразгаданной (возможно, к моему счастью).

Нет, с князем мне нельзя пока связываться.

"Пока. Только пока".

Когда-нибудь я стану могущественной чародейкой, суровой и беспощадной к нарушителям установленных светлых богом законов. От одного лишь моего взгляда будет бросать в дрожь надменных столичных аристократов, осквернённых прикосновением к Тьме.

"Когда-нибудь. Обязательно. А сейчас...".

Как говорится, если хочешь жить, бей змею в голову или вообще не трожь.

"Прости, поэт. Скоро ты встретишь Смуглую Королеву, которой так восхищаешься, и наконец узнаешь её секрет, но перед этим повидаешь ту, что некогда оставила тебя у алтаря. Это я обещаю".

Тори хороший — слишком хороший — и потому я не открыла ему до конца историю Ифио. Пусть прольёт слезу над трогательной сказочкой о тайно влюблённой в принцессу жертве проклятья, чем ужаснётся правде.

"Мой полноправный сообщник должен быть жёстким — прежде всего, ради нас обоих".

Увы, у меня не было друзей, обладающих таким качеством.

...но что, если посмотреть на проблему с другой стороны? Ифио платил мне, и платил прилично и исправно. Тратить в стенах Школы было особо не на что, и потому...

"Кто заключит со мной сделку?"

Тот, кто равно презирает как чёрных колдунов, так и аристократов, и даже (очень возможно) сам Орден. Тот, кто дерзок, циничен и самоуверен до предела.

Так уж получилось, что я знала подобного человека и не сомневалась — в обмен на достаточную сумму и при особом подходе он станет мне верным союзником.

— Двести.

— Нет.

— Двести тридцать.

— Ты смеёшься надо мной, противная женщина. Я не намерен рисковать своей карьерой ради исполнения чьей-либо прихоти.

— Он умирает!

— Сочувствую, но я видел достаточно смертей, чтобы уяснить: в них нет ничего особенного. Когда-нибудь всем нам придётся покинуть этот мир и предстать перед ликом светлого бога. Иного выхода нет даже для меня, ведь Владык моих предков имперцы выкинули из храмов и тем безвозвратно исказили их высокую природу. Тебе следовало бы помолиться за безболезненное упокоение несчастного, а не заниматься ерундой.

Я бросила на невозмутимого Гальрана испепеляющий взгляд и процедила сквозь стиснутые зубы:

— Триста, и не медяком больше.

— Триста? — глумливо усмехнулся смуглец. — Он тебе так дорог? Знатным девушкам, выходит, теперь хворые по нраву?

"Спокойно, Эвиана. Если не научишься управлять гневом, тебя не допустят до ритуала Высвобождения. Ослеплённый яростью маг равно опасен как для врагов, так и для союзников".

Вдох. Выдох. Вдох.

"Теперь всё в порядке".

— Триста, — со сладчайшей улыбкой (номер три из "дворцового" набора) проговорила я. — Триста, и я никогда не расскажу Алии, чем же именно обернулся для тебя её маленький эксперимент.

— А вот это подло, — буркнул мгновенно помрачневший Гальран. — Подло и низко. Она не хотела мне зла.

— Сам знаешь, чем вымощена дорога в преисподнюю. Не маленький.

Как я и думала, деньги он у меня всё равно взял.

Глава 13

Легко ли похитить человека из стоящего в сердце Меро Тор особняка?

Просто. Очень просто.

Я не верила в это, пока сама не попыталась.

В благородном преступлении нам помогали ночь, дерзость и эльфийская магия.

— Ты очень смелая, — проговорил Тори, выслушав мой план. — И столь же безрассудная.

— Я знаю. Но ты ведь...

— Да, я помогу тебе, — мой милый друг давно догадался об отведённой для себя роли.

Эльфы — мастера иллюзий. Никогда не забуду, как, вернувшись в Школу после очищения от проклятья, я обнаружила свою точную копию, обернувшуюся сложенной из бумаги фигуркой. Если заклятье не обнаружили в цитадели магии Меронии, то и в доме аристократа его не заметят.

Я догадывалась, что Тори не простой носитель эльфийской крови, а много больше — принц или, возможно, некий Избранный, призванный в будущем повести за собой весь остроухий народ. Но всё же, хотя судьба через видения раз за разом сулила мне удручающе разнообразные картины, однако я твёрдо знала — во всём мире кроме моей семьи есть хотя бы один человек, чьё сердце будет болеть и радоваться за меня, как бы далеко не развели нас люди, обстоятельства или даже сам светлый бог.

Я поцеловала его в щеку — то есть совершила невинный, но слишком шальной для дочери благородной семьи поступок. Брат бы пришёл в ярость, узнай бы о моём "падении".

— Мне потребуется некоторое время, — смущённо проговорил Тори. Он был хорошим мальчиком, не привыкшим к женским "игривостям". Я же и сама не знала, что на меня нашло.

"Должно быть, жизнь в Школе меняет меня. Или... просто становлюсь старше".

На мгновение я задумалась, как могла бы отблагодарить Лейана — если бы он дал мне повод, разумеется.

...поцелуем? О, вряд ли...

Холодно-прекрасная леди в чёрном платье безупречного покроя встречается взглядом с беловолосым мужчиной, брошенным к её ногам. Он пленён, но не сломлен. Ещё мгновение, и между ними вспыхнет....

Как всегда, видение застало меня врасплох. Но видение ли? Что, если это я грежу наяву и все странные — иногда даже жуткие — картины плоды моего воспалённого от соприкосновения с магией разума?

"Нет. Такого быть не может".

— Эви? — встревожено спросил полуэльф. — Ты словно призрака увидела.

"Ты прав, мой друг. Меня посещал Дух Будущего. Дурной, искажённый Дух".

— Ничего такого, — рассмеялась я. — Просто мне предстоит тяжёлая ночка, вот я и... растерялась.

"Растерялась". Не лучшее, но подходящее слово.

Тори сделал вид, что поверил мне, и я была ему за это благодарна.

Где-то спустя час у меня в кармане лежала аккуратно сложенный бумажный человечек. Именно этому небольшому и невзрачному на вид артефакту предстояло сыграть ключевую роль в дерзком плане.

"Есть человек — нет проблемы", как говорят в Фандерре. Ифио — вернее то, что слуги примут за молодого хозяина — будет утром лежать в постели, неизлечимо больной и утончённо-печальный. Никто не заподозрит подмену.

В конце концов, кому на самом деле есть дело до стоящего одной ногой в могиле?

...и конечно, прежде чем переступить через закон (трижды невесёлое "ха"), мне пришлось заручиться поддержкой сорнбэ — просто потому, что без его согласия всё теряло смысл.

Ему я рассказа всё без утайки.

— Не тот ли это юноша, что пытается разгадать тайну Смуглой Королевы? — спросил Иантэ, когда я закончила.

Я опешила.

"Его заинтересовало только это?!"

— Да, но как...

Сорнбэ приложил палец к губам, давая понять, что мне стоит оставить своё мнение при себе. Я поняла намек и вовремя умолкла.

— Делай, что посчитаешь нужным, Эви. Ни о чём не беспокойся, — он самодовольно усмехнулся, — ни князь Таримский, ни кто иной — ну разве что наш государь — тут Иантэ совсем не патриотично скривился, — не осмелится преследовать ни тебя, ни твою семью, ни твоих товарищей. Не смотри на мою чёрную мантию — мои связи много обширнее и глубже, чем у носящих белое и алое. Даже многие известные и уважаемые члены Ордена и те... мне обязаны.

Моему изумлению не было границ.

"Вот уж не думала, что заполучу в покровители столь важную персону. Но как ему удалось поднялся на вершину в столь молодом возрасте? Он едва ли на пять лет меня старше".

Видимо, мои мысли читались по лицу, поскольку сорнбэ насмешливо заметил:

— Нас связывает древний секрет. Увы, по договору я обязан молчать, но ты, моя дорогая Эвиана, можешь попытаться его разгадать. Если хочешь, конечно... и не боишься узнать, что сокрыто под толщей многовекового молчания.

Он вновь рассмеялся: громко, жутко, но как-то... наигранно.

"Будто хочет не столько напугать, сколько заинтересовать".

Я поспешила поблагодарить Иантэ за поддержку и удалилась, но даже спустя часы после нашего разговора меня не оставляло тревожное чувство, природа которого лежала где-то между сомнением, страхом и любопытством. Посеянные сорнбэ семена укрепились и дали всходы: к терзавшим меня загадкам присоединилась ещё одна.

Особняк Ифио стоял в красивом тихом уголке района "благородных фамилий". Окна на северной его стороне выходили на небольшой парк в "естественном" заронийском стиле, из южных же открывался вид на печальный памятник Тёмных Веков, Дом Невинных.

Как ни странно, окна спальни Ифио выходили именно на юг.

— Твой парень большой чудак, — пренебрежительно заметил Гальран, а затем, чуть помедлив, добавил: — Но скорее больной.

— Он проклятый, — машинально поправила я. — Несчастная, измученная душа.

— Мой народ верит — ничто не даётся просто так. Ты ведь совсем не знаешь его...

Его тон был настолько неприкрыто-издевательским, а пауза такой двусмысленной, что я не выдержала и прошипела:

— Действительно так думаешь или просто хочешь меня позлить?

— Второе, — хмыкнул смуглец. — Не забывай: я работаю на тебя, но не с тобой.

Мило беседовали мы прямо под окнами спальни Ифио. В них горел свет: уже несколько лет единственным развлечением сына князя Таримского было глубоко заполуночное чтение. Ему, да ещё сочинительству — его стихи могли бы снискать популярность, не будь столь замысловатыми, — Ифио предавался с нерастраченной на девиц, пирушки и азартные игры страстью молодого наследника знатного рода.

"Но этой ночью не только слова мертвецов занимают его мысли. Он ждёт меня. Он надеется на меня".

— Не пора ли нам проникнуть в дом, моя наивная госпожа? — глумливо осведомился смуглец. — Принцы, как и принцессы, ценят действие, а не томные взгляды.

Я искренне пожалела — в которой раз за ночь! — что моего дара не хватает, чтобы сомкнуть скверные уста Гальрана хотя бы на час. С его языка срывались лживые, но от этого не менее обидные слова, а доспех моей души был мягок и нежен, как панцирь краба после линьки. Мне оставалось лишь играть в невозмутимость, но, увы, светлый бог обделил меня при рождении талантом лицедея.

"Гнев — животное. Будь человеком. Отринь Зверя".

Этой нехитрой формуле меня научила леди Катрин, наставница "мизерикордии" в медитации. Удивительно, но она и правда помогала.

"Раз — улыбка. Два — остроумный ответ. Три — удовлетворение от превосходного хода".

Три шага к успокоению лично от меня — столь же эффективные.

— Мы войдём через парадную дверь, как благородные люди. Хотя, право, откуда тебе знать, где он находится?

Я не слышала, однако хорошо представила зубовный скрежет, изданный Гальраном. Ни в манерах, ни во внешности его подлое происхождение не проявлялось, но сей факт вовсе не означал, что гордого смуглеца оно не уязвляло.

Кстати, я не лукавила: план включал в себя проникновение в особняк самым простым и дурацким для похитителей способом. Но через что войти и как войти — две большие разницы.

— Что стоишь? Одевайся, — велела я Гальрану. Тот лишь фыркнул:

— О нет, неужели ты действительно хочешь... — он осёкся и возмущённо зашипел: — Это же бред! Полнейший!

Но я не шутила, а была убийственно серьёзна.

...мозаика плана окончательно сложилась у меня в музее. Плоть от плоти Ордена, Высшая Школа кичилась своими традициями и историями, а как лучше их показать, если не через выставленные за стеклом и аккуратно подписанные вещи-свидетели смены эпох?

Мне нравилось бродить в полумраке меж витрин, рассматривать экспонаты, читать про них и размышлять о вечном. Отчего-то в тишине школьного музея мне думалось необычайно плодотворно и легко, но из-за банальной лени я и редко туда наведывалась. К чести для меня, мало кто из студентов хотя бы раз год забредал приобщиться к славным страницам истории организации, которой собирался посвятить остаток жизни.

Озарение подарили мне костюмы медикусов времён Великих Эпидемий Тёмных Веков. Чёрные плащи в пол, тёмные же перчатки, крючковатый посох и самое жуткое — птицеклювые маски с отверстиями для глаз, забранными зеркальным стеклом.

"Лекарь Чума" — так называли эти одежды в книгах, написанных много лет спустя после того, как последняя эпидемия превратилась в страшное воспоминание. В фольклор же они вошли гораздо раньше под ещё менее благозвучным именем — "Ворон Преисподней". В дни, когда смерть витала в воздухе, люди падали в обморок, только заслышав стук посоха доброго доктора. Они не думали о благой цели, с которой врач совершает обход — вестник сливался в их сознании с тем, что он возвещает.

Целители, имея немного иной (мягко говоря) взгляд на человеческое тело и его болезни, нежели медикусы, выходили на улицы вместе с неодарёнными собратьями по ремеслу. В память об их самоотверженности — ибо магия была далеко не всегда сильнее чумы — в музее хранились жуткие одежды.

— Поверить не могу, что сделал это, — проговорил Гальран. Из-под маски его голос звучал ещё сварливее.

Мои губы расплылись в улыбке.

"Мило. Очень мило".

— Просто доверься мне, смиреннейший из слуг.

— Не смей. Никогда. Звать. Меня. Слугой!

Я отметила его ярость, но комментировать её вспышку никак не стала. Месть — блюдо, которое следует подавать холодным. Всегда.

Конечно, мне не хватило наглость взять те самые костюмы из школьного музея, но, слава светлому богу, "Лекарь Чума" давно стал персонажем маскарада. В необъятной гардеробной мастера Дизаэля нашлась пара подходящих облачений, а в неразберихе Турнира, даже обнаружив пропажу, никто бы не стал поднимать шум.

Пригодились мне и уроки алхимии. Те немногие усилия, что я приложила для изготовления порошка с поэтическим названием "пыльца светлячка", окупились сторицей, ибо вряд ли иным простым немагическим способом (то есть без привлечения сложных иллюзий) студентке-первокурснице вроде меня удалось бы придать маскарадным костюмам потусторонность.

Всем известно — человек наиболее уязвим для нечистой силы в полнолуние. Светлый бог велик, но поскольку из-за вмешательства в Его замысел деер мир родился несовершенным, вместе с людьми на свет появились демоны, истинный источник всех бед, терзающих смертных.

Огромная полная бледно-жёлтая луна низко висела над землёй. В её свете Дом Невинных казался ещё более печальным и пугающим. Во время Третьей Эпидемии туда свезли всех больных и запечатали, не оставив несчастным даже надежды. Их крики разносились по округе несколько дней, а затем... просто прекратились.

Бывая в особняке Ифио, я не раз слышала обрывки разговоров слуг. Их пугала близость дома-кладбища, но алчность этих людей была даже больше суеверия, а князь Таримский не скупился, когда дело касалось капризов его сына. По косвенным признакам — лёгкой рассеянности, томным вздохам невпопад, притуплённым взглядам, — я догадалась, что прислуга борется со страхом перед сверхъестественным настоем "травы иллюзий", сильно разбавленным вином. В такой форме наркотик долго не вызывает привыкания, но и удовольствия от него так не получишь, только ощущение расслабленности и умиротворения — обманчивых спокойствия и умиротворения, однако об этом знают немногие. Столкнувшись с потаённым страхом под смесью настоя "травы иллюзий" и вина, человек цепенеет и выпадает из реальности по меньшей мере на четверть часа.

Дурные привычки — зло, однако и они иногда служат для благого дела.

— Ты ведь знаешь поверье: тех, на кого наложено смертельное проклятье, приходят забирать на ту сторону призраки. Сегодня полнолуние, к тому же срок Ифио подходит, и слуги знают об этом. Они внутренне уже готовы встретиться с нежитью... и они увидят её.

— Кар-кар, — язвительно произнёс Гальран. — Сейчас я скорее птица, чем призрак.

"Ты больше дикий гусь, чем ворон, как ни рядись".

Да, такая птица как раз по нему — столь же вредная, злобная и надменная.

— Тук-постук, идёт недуг, — пробормотала я и три раза — один за другим — ударила посохом в дверь.

...несмотря на жадность и суеверие, на Ифио работали неплохие люди. Наш вид, как я и предполагала, ввёл их в ступор, однако очнувшись, ни один из них и впоследствии так и не вспомнил, что же вызвало выпадение из реальности, даже больше — они не почувствовали произошедшего с ними странного. Человеческое сознание — тонкая и сложная штука. Оно умеет защищать себя.

Я была рада, что не причиняю никому вреда.

— Мне следовало взять с тебя больше, — ворчал смуглец, поднимаясь по лестнице, и, как я, оставляя мерцающие следы. "Пыльца светлячка", благодаря которой от нас исходило слабое, "призрачное" свечение, понемногу осыпалась с маскарадных одежд при каждом шаге. Но я не беспокоилась о возможных уликах: на воздухе это алхимическое вещество быстро распадалось.

Гальран не ограничился одним замечанием. О, он поразил меня до глубины души, выдав при минимуме слов максимум желчи.

"Определённо, я вдохновляю его".

Перед дверью в спальню Ифир смуглец остановился.

— Странно, — тихо сказал он. — Там будто тварь из преисподней сидит.

"Алое чудовище. Он тоже ощущает его присутствие".

— Боишься проклятья?

— Я не столь малодушен, — высокомерно заявил Гальран и распахнул посохом дверь.

Увиденное в спальне поразило даже меня, готовую ко всякому.

Комнату заливал багровый свет. Алая тварь, пожирающая Ифио, расползлась с ложа по всему помещению: её щупальца омерзительно колыхались и ласкали с нежно-порочной страстью лицо юноши, казавшееся ещё прекрасней, нежели когда я впервые увидела княжича. Красота, кротость, мягкое сияние — всё это делало Ифио не человеком, умирающим от проклятья, но небесным созданием, коварно пойманным в ловушку обитателем преисподней.

Видение длилось считанные мгновение. Ифио лежал на кровати и, судя по отложенной книге, до нашего появления посвящал себя чтению.

— Лекарь ты иль дух зловещий? — со слабой улыбкой произнёс княжич. С нашей последней встречи он стал ещё бледнее, ещё... одухотворённее.

"Будто увядающий цветок".

— Шутка. Ха-ха, — сказал Гальран и снял маску. Я последовала его примеру.

— О, смуглый человек! — оживился княжич. — Я понимаю, что не время, но у меня есть несколько вопросов...

Гальран напрягся. В Школе не придавали особого значения его цвету кожи: прошло достаточно веков с тех пор, как мои бледнолицые предки, спасаясь с гибнущей родины, пришли на земли будущей Тельсиронской империи и захватили власть над аборигенами. Смуглые люди тогда делились на две касты: низшую и высшую. У первых вскоре по неизвестным причинам перестали рождаться дети, и они постепенно исчезли. "Аристократы" же не только отличались от собратьев красотой, умом и высокой одарённостью различными талантами, но и не страдали бесплодием как в связях друг с другом, так и с завоевателями. Из-за особенности происхождение всех ныне живущих смуглых людей в нашем обществе к ним относились без предосуждения, хотя старались и лишних раз не вмешиваться в их внутренние дела.

В Высшей Школе Гальран вызывал у многих раздражение, но не из-за необычной внешности, а из-за премерзкого характера. Это его вполне устраивало.

Мой товарищ по "мизерикордии" происходил из рода жрецов, воинов и знати, правда, как я подозревала, только с одной стороны. В современной иерархии до поступления в Школу Гальран занимал далеко не завидное место, и это, вкупе с его истинно королевской гордостью было здоровенной брешью в доспехах господина язвы-карьериста. В любых обстоятельствах он видел в себе субъекта, но никак не объекта.

Ифио, разумеется, об этом не догадывался.

— Вы не по состоянию болтливы, господин, — холодно проговорил смуглец. — Именно из-за того, что у нас мало времени, я не стану вам уподобляться и предаваться бессмысленному словоблудию.

Княжич смущённо извинился.

Поскольку сам идти Ифио не мог, Гальран взял его на руки, как жених — невесту. Моя роль была не столь романтичной: перед уходом я оставила на постели бумажную куклу, которую сделал для меня Тори. Через мгновение на кровати полулежал-полусидел бледный юноша с острыми чертами лица, обрамлённого длинными светлыми волосами.

— Как странно видеть себя со стороны, — рассмеялся Ифио. — Я уже год не смотрелся в зеркала. Говорят, они похищают души, а моя уже обещана.

Фальшивка фыркнула и закрылась от нас книгой.

"Не знаю, насколько эльфийские иллюзии разумны, но с чувством юмора у них точно всё в порядке".

Почти к вратам Школы нас доставил экипаж, найденный благодаря сомнительным связям Гальрана. Вместе с золотом возница проглотил приторную историю о причудливых брачных традициях смуглых людей и не стал задавать лишних вопросов. Одежды "лекарей" мы спрятали в тайник, откуда их и достали перед самым "похищением" и переоделись в менее шокирующее. Ифио, правда, пришлось стать изнеженной аристократкой: в этом помогли нам платье, парик и закрытая маска.

"Дворянка, решившаяся связать судьбу с человеком не своего вида. Мило. Очень мило".

Не я придумала легенду: от начала и до конца она была плодом фантазии смуглеца. Если бы...

...но не всё ли равно?

Дело-то уже сделано.

Турнир лишь на первый взгляд выглядел как эксцентрическое состязание воинов. Даже для составления расписания поединков Император и лорды использовали систему.

— Печально, Киона, но сегодня тебе не выпала честь защищать моё славное имя, — со скорбным видом заявил мне Иантэ, временно известный, как Принц с Западных Болот. — Мы бросили кости, и я выиграл.

— Вы сжульничали, мой лорд?

— Рыцарь, я слышу в твоём голосе сомнение, — нахмурился сорнбэ. — Ты разочаровываешь меня. Разумеется, я не мог позволить им одержать победу. Это было бы... воз-му-ти-тель-но.

Я задумалась, правда ли Иантэ заставляет себя играть скверного во всех смыслах кузена Императора. Слишком уж натурально у него выходило.

— Сегодня я точно только наблюдаю?

— Может да, а может и нет, — произнёс с загадочной улыбкой Принц. — Как карта ляжет.

Я, в соответствии с образом, медленно кивнула, изображая суровое смирение.

"Если удача любит сюзерена, вассалу стоит держать ухо востро".

Пока шла подготовка к первому поединку, я удостоверилась, что все участники спектакля в сборе. Тори игриво прятал лицо за кружевным веером, Ифио-Оливию на верхнем ярусе трибун опекал Гальран. Ливрея сидела на смуглеце превосходно — будто он долгие годы прослужил в богатом доме. Впрочем, как я подозревала, так оно и было.

"Всё в порядке. Отлично".

Утром мне пришлось оставить маскарад княжича на язвительного коллегу, поскольку опасалась опоздать со своим собственным. К тому же я проспала...

Ах да, сон...

Я в длинном светлом платье, простоволосая и босая, шла по дворцу, словно высеченному из куска белоснежной скалы. Гладкий камень приятно холодил кожу ступней, диковинные ароматы щекотали ноздри, сердце моё трепетало в предвкушение чего-то... чудесного, желанного и невероятного.

ОНО ждало меня там, впереди — за этим или следующим поворотом. Ещё немного, и...

...нет!

Я стояла на равнине алого песка. По спине стекала кровь — моя кровь; в глазах темнело. От боли и отчаяния хотелось кричать. За мной уже шли... оставалось недолго. Я вскинула руки к свинцовым небесам и охрипшим голосом прокричала мольбу — с последним звуком, вырвавшимся из горла, нечто большое и чёрное показалось на горизонте.

Я с облегчением пала на колени; слёзы текли по моим щекам и впитывались в алый песок.

Всё было... кончено?

Нет.

Я сидела за столом в идеально круглой комнате с прозрачными стенами, за которыми плавали большие полосатые рыбы. Передо мной лежала огромная книга: её листы покрывали плотные строчки знаков, похожих на насекомых. Они наводили на меня смертельную скуку.

Но уйти я не могла. За мной следил страж-мучитель, высокий мужчина с белокурыми волосами и лиловыми глазами. О его кожи, как и от моей, исходило слабое серебристое сияние.

Он хотел, чтобы я поняла и запомнила каждое слово в книге. Каждое!

От этого зависела не только моя судьба.

Странный какой-то сон. Непонятный.

"Почему его послали мне?"

В первой части я была сама собой, но в двух других — мужчиной — вернее, двумя разными мужчинами.

— Между кем будет поединок, мой лорд? — подчёркнуто-равнодушно спросила я. Киона был е из любопытных, но мне нужно было чем-то занять мысли.

— Боец Отважного выйдет против рыцаря Расчётливого, — быстро ответил Иантэ. — Зрелище обещает быть увлекательным.

Под именем лорда Эдерика Отважного скрывался Андиан. Его единственным воином являлся Лейан, человек, ради которого я и ввязалась в спектакль с Турниром. Его участие в первом же поединке стало для меня неприятным сюрпризом.

В свиту лорда Проницательный Взгляд — лорда Расчётливого в системе Иантэ — входило два рыцаря. До последнего момента я не знала, кто из них станет противником Лейана.

До последнего момента... То есть до того, когда в очерченный круг не вошла высокая девушка в удивительных доспехах с кованными крыльями небесного стража.

— Фиара Дева Войны! — объявил Герольд.

Я знала имя, скрывающееся за красивым псевдонимом.

"Верания".

Та, что предала.

Глава 14

Человек способен бесконечно наблюдать за тремя вещами: огнём, водой и чужой работой. Это ни для кого не секрет — даже больше, над этим считается хорошим тоном подшучивать в кругу семьи и друзей.

Но мало кто готов признаться хотя бы самому себе, что при особых обстоятельствах людей — обычных людей! — привлекает наблюдение за убийством...

...или за игрой в него.

Под аплодисменты блистательной публики Верания — то есть Фиара — демонстрировала своё воинское искусство с двумя клинками-близнецами. Она была хороша, очень хороша. Если бы наш мир не сотворил светлый бог, её бы называли "богиней битвы".

"Такой уровень мастерства у дворянки... Необычно. Неожиданно. Подозрительно".

С другой стороны, совсем недавно "гладиус" призналась в убийстве магией человека. Это, её шрамы, короткие волосы и само решение принять участие в Турнире наводило на мысли, что годы, проведённые невестой Ифио в бегах (она покинула Меро Тор, когда мой сентиментальный подопечный потерял сознание у алтаря) были весьма и весьма бурными.

— Другое её имя Мятежница, — лениво проговорил Иантэ. — Хочешь знать её историю, мой амбициозный рыцарь?

"О да".

— Возможно.

— Больше всего на свете она любила брата. Когда его убили, девушка решила отомстить, но сам понимаешь, её родители были против. Они желали для дочери удачного брака и ничего кроме него. Но будущая Дева Войны не стала мириться с предначертанным и сбежала со свадьбы. По древнему закону если дворянский брак не осуществляется в течении трёх лет, все договорённости теряют силу. Девушка вернулась в семью спустя именно этот срок — ни днём раньше, ни днём позже. Догадываешься, почему?

"Разумеется".

— Она изменилась. Никто больше не мог ей приказывать: ни отец, ни мать.

Мой голос был твёрд и спокоен. Поступая в Школу, я тоже хотела независимости... но такую цену платить не стала бы.

— Ты догадлив, — хмыкнул Иантэ. — Мне следовало нанять тебя советником, а не воином.

Я приподняла шляпу в ироническом жесте. Принц не ценил в своём рыцаре слепого подчинения.

— По положению мужчина, но телом женщина. Какое бесстыдство! — восхищённо произнёс сорнбэ. — Легенда противника в сравнении с её кажется воплощением унылости.

— Почему же, мой лорд? — я не смогла сдержать досаду. Лейан занимал в моём сердце особое место, и любая насмешка над ним — вольная или невольная — пребольно меня задевала.

— Он хочет через службу прославленному герою вернуть доброе имя роду. Некогда его дед пошёл против Императорского дома и за это был изгнан вместе с семьёй. Их лишили всего, однако мой кузен милостив, — Иантэ скривился — Принц не одобрял мягкость Императора. — Изгнаннику разрешили вернуться. До тех пор, пока он не искупит грех предка, его называют Ветер.

— Просто Ветер? — растеряно спросила я.

— Просто, — усмехнулся сорнбэ.

Вслед за Веранией Лейан продемонстрировал публике несколько приёмов из своего арсенала. Он хорошо управлялся с мечом; был быстр как... ветер?

"Имя выбирает человека или человек имя?"

Мой белоголовый северянин мало говорил о семье, хотя, несомненно, имел череду благородных предков. Он был либо изгнанником, либо бастардом, но узнав легенду его героя, мне хотелось верить в первое.

"Если он очистит имя рода, то станет равным мне", — промелькнула шальная мысль, но я сразу загнала её в дальний угол сознания, где уже пылились размышлениям о нарядах и слезливые фантазии о запретном романе с принцем Хальдером.

— Какие ограничение наложены на них?

У каждого из рыцарей-участников Турнира есть некий набор запрещённого (а у некоторых, ещё и разрешённого, как у меня). Считается, так поединки проходят интереснее для публики. За соблюдением правил тщательно следит Герольд. Любое нарушение грозит исключением из действа и несмываемым пятном позора на репутацию как рыцаря, так и его лорда.

В будущем мне пригодится знание о слабых сторонах обоих.

— Мятежница должна сдаться, если теряет хотя бы один из кликов, Ветер — если срывают повязку с его руки.

"Повязку с его руки".

Как и моё, облачение Лейана было весьма далеко от того, что люди привыкли называть "рыцарскими доспехами". Простая чёрная кожаная одежда, оставляющая руки полностью обнажённой, белая повязка на правом предплечье. Волосы были собраны в высокий хвост.

Никаких украшений, никаких следов фамильной геральдики.

"Просто Ветер. Просто Лейан".

Его меч тоже не походил на работу мастера.

"Оружейник Горенталь рассмеялся бы, взглянув на эту железяку".

— У кого из них больше шансов на победу?

Если Верания выбудет из соревнования, мне придётся искать другой способ поквитаться с ней. Если проиграет Лейан, не придётся беспокоиться за его жизнь.

"Два минуса. Два плюса".

С фактами не поспоришь, но отчего я всем сердцем болею за северянина?

— Тебе решать, мой верный рыцарь, — загадочно проговорил Принц. — Только тебе.

Поединки несли в себе дух Турнир. Сильный сходился лицом к лицу с сильным, и это было прекрасно, но Лаорин Зловещий Взор, лорд Императора, не мог принять дуэль, один из участников которой принадлежал по рождению к "слабому" полу. Ему казалось нелепым подобное... равноправие.

С другой стороны, разве изменник достоин иного противника?

— Если Фиара проиграет, я брошу вызов Ветру, — тихо, но с явной ненавистью проговорил Рогриан, приходившийся Лаорину племянником и по сценарию, и в жизни.

— Это против правил, — нахмурился лорд, хотя в глубине души одобрял порыв юноши.

— Ветер силён, — тихо проговорил Сириан, второй и сильнейший рыцарь лорда Зловещего Взора. — Если удача отвернётся и от брата моего по мечу, клянусь, я сражу белоголового.

— Это против правил, — вновь предостерёг Лаорин, однако его голос прозвучал уже не столь строго. За пределами ристалища красивый молодой воин, прозванный Ангельская Слеза, входил в число любимых учеников лорда Императора. Белые одежды этого рыцаря украшал затейливый голубой орнамент, на правой щеке, под глазом, красовалось изображение капли. Меч Сириана был с большим вкусом отделан серебром.

Повсюду о нём шла слава как о человеке справедливом, верном слову и мужественном.

Воистину, Ангельская Слеза был настоящим благородным воителем из куртуазных романов.

Ветер и Фиара Дева Войны поклонились друг другу и обменялись первыми ударами. Трибуны возбуждённо загудели, лорд Лаорин же и оба его рыцаря встретили начало поединка напряжённым молчанием. Как посвящённые, они не могли отдаться бездумному созерцанию действа, как простые зрители.

Лязг-лязг.

Ветер и Мятежница создавали не мелодию кровавой жатвы, но гимн самого Турнира — пафосный и слегка фальшивый, однако народ — хотя можно ли назвать магов, аристократов и магов-аристократов народом в чернеобразном смысле этого слова? — был от него в восторге, да и я, по правде сказать, находила в его аккордах особую прелесть.

Глядя на Веранию, я гадала, что ощущает смотрящий на неверную невесту-жену с трибун Ифио. Флорени не прощают предательства, и, как истинная дочь своего отца, я не разделяла взглядов на жизнь умирающего поэта, однако любопытство, постыдное любопытство, рождённое чопорно-дерзкой атмосферой Школы, вдохновляло меня на эксперимент.

"Я стою одной ногой в могиле и знаю: надежды на выздоровление нет. Женщина же, которая должна была разделить со мной и горе, и радость, напротив, здорова. Она не отдана другому и не будет уже никогда принадлежать ни одному мужчине кроме того, кого изберёт сама. Я мягкий и печальный человек, не заслуживающий уготованной участи. Должно ли счастье возлюбленной скрасить мои последние дни?"

Сияющие в солнечных лучах крылья на доспехах Верании придавали ей грозный и победный вид. Будь она мужчиной, девушки бросали бы к её ногам цветы и посылали томные взгляды, однако природа сыграла с Мятежницей злую — или добрую, смотря как посмотреть — шутку. Ей восхищались, но не желали.

Впрочем, возможно ли, что Ифио?.. Говорят, даже самые утончённые мужчины в глубине души...

Я мотнула головой, загоняя неуместные догадки в предназначенный для подобного угол подсознания. Мысленный эксперимент предназначался для анализа эмоций, а не инстинктов моего подопечного.

"Я страдаю, однако светла ли моя боль?"

Увы, на этот вопрос ответить мог лишь сам Ифио.

"Если любовь приносит мучения, является ли она не благословением, а проклятием?"

Бедный юноша сгорал в огне двух лихорадок: вызванной заклятием чёрного колдуна и любовной, и я не бралась судить, какая именно сведёт его в могилу.

Наблюдая за Лейаном, сражающимся без грации противницы, но с пылом Севера, я радовалась, что маска скрывала моё лицо, ибо слишком явно по нему читались чувства, не предназначенные для чужих глаз.

— Кому бы ты отдала победу, леди Эви? — спросил сорнбэ, разрушая настоящим именем магию Турнира, но я была слишком погружена в себя, чтобы обратить внимание на грубое нарушение правил.

"Действительно, кому?"

Верания была сильной женщиной, не зависящей в решениях ни от чьей воли — словом, воплощала в себе тот идеал, к которому я стремилась сначала тайно, а затем открыто. А ещё она предала хорошего человека.

Лейан... Увы, здраво судить о нём я не могла, ведь мне дали хорошее домашнее воспитание, а... Как хорошая жена может не желать супругу овеять имя славой?

"Выбор между разумом и сердцем никогда не приводит к добру".

Я ощутила острый приступ отвращения к себе: грёзы о светлом будущем ничего не стоят, если настоящее завязло в тёмном прошлом.

"Если закрыть глаза, не придётся мучиться выбором. Путь свершится предначертанное. От меня всё равно ничего не зависит".

По спине пробежал холодок. Я внутренне сжалась, испугавшись озарения, рассёкшего мой уютный унылый мирок подобно острейшему мечу.

"А что... А что, если зависит?"

Заснеженный лес. Светловолосая женщина возлагает алые цветы на одинокую могилу. Под отделанным мехом плащом у неё одежды мага высокого ранга, но лицо мрачное, усталое. Вот уже двадцать лет, как она не улыбается...

Мигнуло.

Кладбище Заката. На мраморных ступенях, ведущих к отмеченному знаком угасшего рода склепу, сидит грустная девушка в чёрном.

"И так, и так быть мне вдовой".

— Не из чего выбирать, мой Принц, — зло проговорила я. — Оба исхода худы.

Иантэ рассмеялся.

— Если их всего два, можно бросить монетку, — в подтверждении своих слов он выудил из кошеля золотой. — Корона — Ветер, герб — Фиара.

Он подбросил монету, и пока она вертелась в воздухе, я приняла решение.

Лорд Лаорин Зловещий Взор не мог поверить глазам: на песок ристалища друг за другом пали и один из серебристых клинков Мятежницы, и белый лоскут повязки Ветра. Ограничения обоих оказались нарушены, а значит, победителя быть не могло.

— Ничья, — торжественно провозгласил Герольд. — Никто не выбывает.

Лорды Эдерик Отважный и Проницательный Взгляд, наблюдавшие за поединком своих рыцарей с особой трибуны, поднялись и отсалютовали Императору. Ни один из них не казался разочарованным, хотя улыбка господина Фиары была скорее наигранной, чем искренней.

— В следующий раз он не избежит возмездия, — пообещал Лаорин едва сдерживающим гнев Сириану и Рогриану. — Клянусь честь.

— Милорд, не тревожьтесь, — пылко проговорил Ангельская Слеза. — Оставьте всё мне и моему брату по мечу.

Юноши синхронно кивнули. В который раз Лаорин с грустью подумал, что не заслуживает столь сильной преданности.

— Хорошая работа, — сказал сорнбэ, но его похвала прозвучала как скрытая издёвка.

— Всего лишь случайность, мой Принц, — поцедила я сквозь зубы.

— Случайность? — хмыкнул Иантэ. — Изящно выражаешься, рыцарь. И скромно.

Монета встала на ребро.

Встала.

На ребро.

Поединок закончился ничьёй.

Есть ли связь между этими двумя событиями?

"Ага".

В любом случае, я не нарушила правила: Кионе, моему персонажу, разрешалось обращение к "личным талантам".

Разочарование публики скрасила рана Лейана, которую нанесла при рассечении повязки Верания... Неглубокая, но очень кровавая рана.

Я поймала себя на мысли, что хочу её вылечить.

"После представления непременно разыщу дражайшую половину. Мастер Ловаэн преподаёт мне теорию целительства, так почему бы не применить его уроки на практике?"

Что северянин в состоянии позаботиться о себе, я не рассматривала.

— Он не так хорош, если дал себя ранить, — насмешливо проговорил Иантэ. — Жаль. Я был лучшего мнения о подопечном Андиана.

Я предпочла смолчать: не к лицу рыцаря оспаривать мнение своего лорда.

После завершения второго дня Турнира наёмник Киона благополучно исчез, и Эвиана смогла спокойно заняться делами Эвианы — иначе говоря, я отправилась на поиски Лейана.

"Я не преследую его... Не преследую..."

Говорят, ложь, повторённая сотни раз, становится очень похожей на правду.

На окраине комплекса Школы есть пруд с карпами и заросшими колдун-травой берегами. На него открывается чудный вид с невысокого холма, отмеченного древним вязом и меланхолическим настроением. Из всех уединённых уголков Высшей Школы этот пользовался наименьшей популярностью.

Северянин сидел, прислонившись к морщинистому стволу. Он не переоделся после Турнира и казался гораздо бледнее, чем обычно. Его рана была неуклюже перевязана, но это не удивило меня: помощь Лейану вряд ли кто предложил, попросить ему не позволила гордость, а Андиан, как насмешливо поведал мне Иантэ, иногда бывает слишком далёк от земных дел, и потому мог просто не догадаться вылечить своего рыцаря, если тот промолчал.

Глаза у Лейана были закрыты.

"Спящий он милее, чем бодрствующий. Такой спокойный..."

Я села рядом и осторожно коснулась руки Лейана: увы, неопытным целителям вроде меня невозможно работать без телесного контакта.

Красный. Белый.

Красный.

Чёрный. Снова белый.

И так далее, насколько видел глаз — долгая-долгая нить из разноцветных жемчужин. Но вот беда — не везде порядок соответствовал Узору. Как целитель, я должна была — и могла! — исправить ошибки.

Красный. Белый. Красный. Красный.

Белый.

И так далее, и тому подобное.

Безупречная работа.

— Что ты делаешь? — хрипло спросил Лейан. Его холодно-синий взгляд не сулил той горячей благодарности, которой я втайне вожделела.

— Всего лишь оказываю небольшую дружескую услугу, — досада придала моим словам незапланированную едкость.

— Разве мы друзья?

"Нет. Далхрос! Кто в этом виноват?"

— А ты не желаешь принимать от меня помощь ни под каким предлогом? Если я так тебе противна, поступи благородно и скажи об этом прямо. Хватит с меня игр!

Слеза обиды скатилась по моей щеке.

"Надеюсь, она порадует его ледяное северное сердце".

— Прости.

Лейан смутился. Должно быть, ещё не привык доводить девушек до крайней черты.

— Одно "прости"? Даже "спасибо" не скажешь?

— Эвиана, чего ты хочешь от меня? — устало спросил мой тайный супруг. — Ты благородного происхождения, но выбрала путь "мизерикордии". Не отрицай — это означает только одно.

— Ты считаешь меня искушённой жизнью женщиной?

"Иначе говоря, он видит во мне распутную девку".

Лейан отвёл взгляд.

— Я не осуждаю тебя.

"Зачем мне твоя жалость?!"

У меня серьёзные проблемы с управлением гневом. Медитация, конечно, помогает, но для неё времени не было.

Я наклонилась и прошептала кое-что Лейану прямо в ухо. Кое-что бесчестное, но уместное.

— За какие грехи расплачивается твоя семья, изгнанник?

Дальше всё пошло очень быстро. До конца мы (слава светлому богу!) не дошли, но в глазах Лейана я утратила остатки порядочности.

Что остановило его?

Нежелание пользоваться чужой порочностью, полагаю. Благородная кровь такая благородная.

Что образумило меня?

Гордость. Только она.

Всё, что происходит под старым вязом, остаётся под старым вязом.

С Гальраном мы условились встретиться в тайном "клубе" "мизерикордии", и когда я пришла туда, то обнаружила смуглеца — но только его.

— Где Ифио? И что с тобой?

Мой острый на язык соучастник выглядел ужасно: растрёпанный, бледный, взмокший. Потухший. Сломанный. Краше, как говорят, в гроб кладут. На столе стояла пузатая бутыль с чем-то хмельным и смердящим, время от времени Гальран из неё отхлёбывал.

"Устал играть в сноба и дал волю истиной сущности?"

— Я видел её, — зловеще-отстранённо проговорил Гальран; я заглянула ему в глаза — они ничего не выражали, будто принадлежали не живому человеку, а мертвецу. — Она узнала меня, но не сочла подходящим. Демон в облике ангела, Красная ведьма. Скоро она распустит крылья, но не для меня. Хвала... светлому богу...

Смуглец нервно рассмеялся, а затем зарыдал, как напуганный ребёнок.

"Никогда не видела его таким жалким. Придя в себя, возненавидит ли он меня? О, несомненно".

— Она не уйдёт, пока не получит желаемого. Красные крылья в ночи... Песнь наслаждения, песнь из преисподней... — продолжал бредить Гальран. Против воли мне стало за него страшно.

— Позвать Санриа? — смуглые люди живут по свои правилам. Когда Гальран выпил приготовленное Алией зелье и отравился — вернее, "утонул в океане грёз" — мастер Убертин прислал к нему эту девушку. Я не знала, как и где её искать, но была готова попробовать.

Смуглец неожиданно спокойно произнёс:

— За мной придут. Скоро. Тебе лучше ничего не знать, Эвиана. Уходи.

"Не так быстро".

— Где Ифио?

— Поищи в логове своего покровителя, — процедил Гальран, и, срываясь на крик, добавил: — Иди же!

И я ушла.

Глубоко на дне Океана, в кромешной тьме, покоятся руины великих городов моей прародины. Не ветер, но слепые обитатели моря бродят по их улицам, и кто знает, чьи щупальца ласкают статуи прославленных родителей и героев?

Это часть прошлого, которая принадлежит только прошлому. Никому — ни чёрному колдуну, ни медиуму из Кагаро — не под силу проникнуть в её тайны.

По сравнению с проблемами историков мои затруднения просто-напросто смехотворны — но только для постороннего.

"Где же искать Иантэ?"

Отношения с сорнбэ у меня были чисто деловые, и потому мне оставалось лишь гадать, куда он уволок Ифио, а главное — с какой целью (ведь у любых, даже самых странных поступков, есть причины). Впрочем, я чувствовала: вряд ли им двигало бескорыстное желание спасти юношу от страшной смерти.

"Интерес исследователя? Нет, это было бы слишком аморально. Даже для Иантэ".

Я сидела на кровати в своей комнате и придавалась невесёлым мыслям. Положение у меня, мягко говоря, не располагало к оптимизму. Но вдруг...

...послышалось мяуканье. Я повернула голову и увидела чёрно-белого кота — несносное животное, которое по каким-то причинам избрало меня в хозяйки.

— Есть хочешь? — разговаривать с бессловесными тварюшками бесполезно, однако я никак не могла избавиться от этой привычки.

— Мяу!

— Кто не работает, тот сидит голодный, — пробормотала я и отчётливо и громко проговорила: — Приведёшь меня к Иантэ, получишь вкусную рыбку.

Конечно, кошки не лучшие ищейки, но выбирать мне было не из кого.

— Мяу?

"Мда. И чем я только занимаюсь..."

— Помнишь бледного типа в чёрном? У него ещё чёлка закрывала половину лица... Эй, куда ты?

Животное спрыгнуло с постели, деловито подбежало к двери, боднуло её головой и проскользнуло в образовавшуюся щёлку.

"Следуй за чёрно-белым котом, Эвиана. Будь девочкой из сказки".

Что же, не самое глупое моё решение.

Коридор. Поворот направо.

Дубовая дверь с резным орнаментом в виде листьев и ягод. Вперёд, вперёд, вперёд.

Узкая крутая лестница.

Направо. Чёрно-синий плиточный пол.

Налево.

Арочный проход.

Вниз, вниз, вниз.

Запах подземелья. Алхимические лампы в нишах.

"Я где-то глубоко под Школой. Очень глубоко".

Кот остановился перед металлической дверью с выгравированной лилией — королевской лилией.

— Мяу!

— Вижу, ты очень горд собой, — пробормотала я.

Животное уселось перед дверью и выжидающе посмотрело на меня.

— Мяу?

Последнее дело, когда кошка сомневается в смелости хозяйки.

Я фыркнула и постучалась.

Сначала ничего не происходило, а затем, в полной тишине, дверь плавно отворилась. На меня пахнуло благоуханным дымом — некто жёг самые ароматные травы и смолы королевств бывшей Тельсиронской империи, и наверняка не ради собственного удовольствия.

"Готовится ритуал. Но какой?"

Я перешагнула порог и оказалась в небольшом помещении с чистыми белами стенами и мозаичным полом.

"И снова лилии".

Проём на дальней стене закрывала невесомая ткань. За ней двигались смутные фигуры, в которых едва угадывались люди.

— Коли пришла, заходи, — произнёс насмешливый голос.

"Иантэ".

Глубоким вздохом я усмирила подступивший было гнев и откинула завесь.

В глаза мне сразу бросились "алтарь" и "трон". На первом, плоском светлом камне, лежал Ифио. Юношу облачили в короткую тунику; на свободной от одежды коже с каждым мгновением всё отчётливее проступали причудливые алые узоры. Глаза проклятого были закрыты — сам или с чьей-либо помощью, но он погрузился в забытьё.

Рядом с "алтарём" стояли госпожа Исабель, знаменитый медиум из Кагаро, и Тори, мой эльфийский друг, который, между прочим, ничем не давал мне понять, что вовлечён в игры Иантэ. Оба выглядели очень напряжёнными и занятыми, словно заканчивали последние приготовления к чему-то невероятно важному.

К счастью для полукровки, у меня не было ни времени, ни желания требовать объяснений, ведь на "троне"...

...на каменном грубом сидении с высокой спинкой и широкими подлокотниками, подпирая правой рукой подбородок, а левой поигрывая изящным серебряным жезлом, расположился Иантэ, и его облик, мягко говоря, ставил в тупик.

Босой, в длинном чёрном платье без рукавов и с глубоким вырезом, с тщательно уложенными в сложную причёску волосами, увенчанный сверкающей тиарой... Меньше всего он походил на сорнбэ, которым может гордиться первокурсница.

"Или первокурсник. Особенно первокурсник".

— Поражена моей красотой, Эвиана? Понимаю и не осуждаю.

Одна половина тела Иантэ была совершенна, а другую, включая лицо, покрывали ужасные шрамы от ожогов.

"Перчатки, закрытая одежда, странная чёлка — всё это было уловками, чтобы скрыть уродство".

— Я впечатлена.

— О, — протянул мой эксцентричный покровитель. — Как и думал, ты не из робкого десятка. Не желаешь присоединиться к нашей маленькой вечеринке?

"Нет. Но разве у меня есть выбор?"

Глава 15

Мне доводилось принимать участие лишь в одном ритуале очищения от проклятья. Его провела тётя Тори, эльфийская жрица, и то, что она тогда сделала, спасло Лейану и, возможно, мне жизнь. Я видела собственными глазами, как нечто вышло из наших тел, и оно было воистину ужасно.

Стиль Иантэ отличался от эльфийского. Он не предполагал ни погружения в воду, ни пения.

Госпожа Исабель вручила мне два серебряных браслета, испещрённые охранными символами. Её слова: "Это защитит тебя, дорогая" не прибавили мне ни спокойствия, ни уверенности в том, что сорнбэ отдаёт себе отчёт, за задачу какой сложности берётся.

Насылаемые чёрными колдунами проклятья делятся на два вида: инициированные злой волей заклинателя (правильнее говорить доброй, но даже в мыслях я не могу признать за чернокнижниками право на "светлые" слова") и сращенные с душой.

Давно известно, внутри нас сокрыт мощнейший источник энергии. Это то, что делает нас теми, кто мы есть — мыслящими чувствующими созданиями, способными принимать непредсказуемые решения. Такова людская природа, и эльфийская во многом тоже (хоть они и чужаки в нашем мире, но если их принял светлый бог, то различия изнутри не столь велики). Обладающим Талантом строго-настрого запрещено использовать энергию души, но чёрные колдуны презирают законы.

Алая тварь, пожирающая Ифио, имела имя, друзей, семью... иными словами, была человеком. А однажды он сам или тот, кому он доверял — это важное условие! — заключил сделку с чернокнижником.

Основанные на душах проклятья почти невозможно снять.

Так я и сказала Иантэ.

— Когда ты стала знатоком тёмных дел, Эвиана? — раздражённо проговорил сорнбэ. — Благородных девушек вроде тебя тщательно оберегают от подобного.

— Я много читала.

— Лучше бы ты чаще посещала храм. Отставь тьму тем, кто в ней живёт. Если долго всматриваться в бездну...

Он оборвал фразу, но я знала окончание.

"...однажды она заглянет в тебя".

— К тому же здесь использована не простая человеческая душа, — холодно продолжил Иантэ. — Что ты знаешь о случившемся в Лориниене, ныне зовущемся Мёртвой Землёй?

"Там толпы нежити и произведений искусства на миллионы".

— Нечто убило всех жителей за одну ночь.

— Правильно. А что стало с их душами?

"Их выпили. Так говорят люди моего отца".

— Не интересовалась, — что-то мешало мне произнести вслух страшное предположение.

Иантэ посмотрел на меня ледяным и острым как отточенное лезвие взглядом. Он будто чувствовал мою ложь... и наверняка так оно и было.

— Этих людей лишили не только жизни, но и саму их сущность. Остались лишь пустые оболочки, едва помнящие, кем и для чего они были сотворены.

"На нас пала тьма", — так сказал Шиориен, мёртвый жених нашей принцессы.

"Тьма, чья природа голод".

— Я видела одного из них, — осторожно проговорила я. — Госпожа Исабель вызвала принца для Нимфеи. Он помнил её и казался весьма... разумным.

— Шиориен особенный, — кагарийка на мгновение отвлеклась от приготовлений и присоединилась к нашей беседе. — Его связь с миром живых очень сильна, гораздо сильнее, чем обычно бывает у мёртвых. Об этом давно известно, и только в надежде разгадать Загадку Принца — так мы её называем — я решилась на сеанс.

Под "мы" госпожа Исабель, разумеется, подразумевала медиумов из её родного княжества. В Кагаро их организация также влиятельна, как и Орден в Меронии.

Я не могла винить её в некотором цинизме. Рано или поздно, но профессия накладывает на человека отпечаток. Истинные знатоки своего дела вообще кажутся посторонним чудаками.

"Интересно, какой стану я лет через двадцать?"

Хотя этот вопрос будет иметь смысл, только если мне дадут стать той, кем стремлюсь.

— Как связано наложенное на Ифио смертельное проклятье и судьба несчастных из Лориниена? — я спросила, потому что одно дело рассуждать о магической катастрофе века, а другое — спасать жизнь невинной жертве чёрного колдуна.

Иантэ приставил свой красивый серебряный жезл мне к горлу. Его навершие было холодным и очень острым.

"Если он надавит хоть ещё чуть-чуть, потечёт кровь".

— Тысячи человеческих душ... Опустошённых, но всё ещё ценных, — тень злой улыбки проскользнула на губах сорнбэ. — Мёртвая Земля сокровищница не только для твоей семьи, Эвиана.

"Всё-таки он опасный человек. Но не из тех, кто убивает без причины".

Алая тварь действительно некогда была человеком, и его судьба оказалась ещё более печальной, чем я думала вначале. Тело обратилось в богопротивное существо, движущиеся лишь благодаря энергии своей смерти, а выпитая до дна душа попала в лапы чёрного колдуна, став материалов в чудовищных экспериментах.

И всё это произошло без всякой видимой причины.

— Что, если мы ошибёмся?

У Ифио оставалось в запасе несколько дней. Далхрос, я даже не знала, дал ли он согласие на попытку очищения! Если ритуал не увенчается успехом, бедняга может даже не проснуться.

Иантэ усмехнулся. Из-за шрамов это выглядело по-настоящему жутко.

— Раз ты сказала мы, значит, уже приняла свою долю ответственности.

Как я и думала, поддержку у "тёмного" покровителя искать было бесполезно.

"Но мне нужно хоть что-то... Что-то оправдывающее".

Мой растерянный взгляд остановился на Тори.

— Эви, он знал о риске. Иантэ предложил ему выбор, и Ифио согласился на очищение, — горячо заверил меня полукровка. — Даже слабая надежда лучше, чем ничего.

Теперь я была спокойна. Когда дело касается чужой жизни, мой друг, чистая душа, не способен поступить неправильно.

На чёрном рынке Меро Тор кровь эльфов продают дороже бриллиантов чистейшей воды, ибо соплеменники Тори плоть от плоти не нашего мира, а другого, хоть и сходного с сотворённым светлым богом. Многие готовы пойти на преступление, лишь бы заполучить этот драгоценный реагент, но у эльфов долгая память и длинные руки.

Я давно догадалась, зачем Иантэ включил моего друга-полукровку в число исполнителей ритуала.

— Кровь для отворения пути, — торжественно произнесла Исабель и серебряным кинжалом полоснула смиренно подставленную руку Тори. На светлой тунике Ифио расплылось алое пятно — прямо над сердцем.

Иантэ встал с "трона" и подошёл к "алтарю". Своим изящным жезлом он начертал на коже проклятого несколько знаков, значение и даже форма которых мне были абсолютно неизвестны. Как только сорнбэ закончил, узоры, покрывающие кожу несчастного, начали меняться. Они больше не походили на татуировки; они вспухли, они зашевелились; Ифио будто облепили отвратительные тёмно-красные насекомые.

"Раздавить бы их всех".

— Делайте должное, госпожа медиум, — холодно произнёс Иантэ.

Случилось то, чего я не ожидала, но боялась. Кинжал, которым взрезала Тори, Исабель вонзила в сердце лежащего на каменном "алтаре" юноши.

Кровь из раны не полилась, но по серебру вверх стала подниматься красная мерзость.

"Тварь рвётся на волю. В мертвеце ей нечего делать".

Сорнбэ не стал дожидаться, пока щупальца доберутся до рукояти, и медленно вытянул кинжал из тела — а вместе с ним и проклятье.

— По нраву ли тебе, Эвиана, порождение чёрного колдовства? — с издёвкой спросил мой покровитель. — В своём роде, оно совершенно.

— Не по нраву, — выдавила я, отводя взгляд от тёмно-кровавой субстанции, оплывающей на пол с ритуального кинжала.

— И правильно. Мы, природные маги, стоим несравнимо выше жалких подделок, — в голосе Иантэ слышалось глубокое отвращение, но не ненависть. — В наших глазах любые их дела достойны лишь презрения.

"Он словно постоянно проверяет меня".

Пусть мой талант и невелик, но ни за что на свете я не решусь увеличить его, переступив через запреты.

Из любопытства — и тщеславия тоже — я переключилась на особое зрение. Пусть оно и подвело меня на вступительном испытании в Школу, однако верить в его полную несостоятельность мне не верилось.

Алая тварь обвивала человека невиданной красоты. Его чудесные глаза смотрели на меня без осуждения, но с печальной кротостью.

То был Ифио, почти поглощённый своим проклятьем.

Исабель сияла небесно-голубым, Тори — приятным оттенком зелёного с небольшими вкраплениями золотого. Мои руки светились серебристым (очень бледно, увы), браслеты на них слепили белым, а Иантэ...

Я не могла определить его цвет.

"С кем же я связалась?"

Тем временем ритуал проходил не без осложнений.

— Поторопитесь, — обеспокоено проговорила Исабель. — Никому, даже Вам, не под силу долго удерживать душу вне тела.

Она обращалась к Иантэ, хотя причины её почтительности я не понимала. Так или иначе, но он принял её совет к сведению и властно воскликнул:

— Именем своим повелеваю, разделитесь!

Существо не подчинилось, однако неудача не расстроила моего покровителя.

— Как и думал, малой кровью здесь не отделаешься, — спокойно проговорил он. — По счастью, среди нас есть всё ещё дева Эвиана, поэтому надежда на спасения для бедного юноши не полностью потеряна.

Я сделала вид, что не расслышала нескромный намёк, хотя в душе порадовалась своей гордости, сегодня очень вовремя напомнившей о себе.

"И хвала светлому богу, Лейан не был настойчив".

...Всё закончилось просто и скучно. Иантэ направил жезл на красный студень, с навершия сорвалось золотое пламя, раздался истошный вопль... Спустя несколько мгновений на полу лежала кучка пепла, а посреди неё — сияющий полупрозрачно-белый шар размером с крупную жемчужину.

— Я займусь похоронами, — очень тихо и печально проговорила кагарийка.

У меня похолодело внутри.

"Неужели ничего не вышло?"

— Займитесь, госпожа медиум, — равнодушно произнёс сорнбэ. — Возможно, при жизни он был неплохим человеком. Я предпочитаю так думать обо всех лориниенийцах.

— Значит... значит Ифио жив?!

— Наполовину, — Иантэ нагнулся и подобрал с кучи пепла "жемчужину"; в его руках она засияла ещё сильнее. — И наполовину же — мёртв.

По щеке скатилась слеза, за ней — ещё одна.

— Успокойся, Эвиана. Я хотел поручить последний шаг полукровке, но раз ты здесь, будет даже легче. Держи.

С этими словами сорнбэ протянул мне "жемчужину". Я приняла её с благодарностью.

"Красивая. И греет, но не обжигает".

— Что я должна с ней сделать?

— С ним, — поправил меня покровитель. — Конечно, мне под силу сменить пол, но вряд ли мальчик этому обрадуется.

— Что я должна с ним сделать?

Держать в руках чужую душу было приятно и боязно — я не могла отделаться от страха, что сияющая "жемчужина" погаснет, и жизнь успевшего стать дорогим для меня человека оборвётся навсегда.

— Вложи её в рану и запечатай малой печатью — знаю, вас ей уже обучали. Остальную работу сделают природа и мои заклинания.

— Это всё? — с тщательно скрытым разочарованием спросила я. "Моя роль так мала?"

— Можешь придумать ему имя, — пожал плечами Иантэ. — Как-никак, ты теперь его новая мать.

...Конечно, сорнбэ не имел в виду, что я по-настоящему обзавелась сыном, причем на несколько лет старше себя. Как мне позже объяснили, проведённый нами ритуал очищения включал временную смерть — как ни странно это звучало, — а возвращать к жизни жертву проклятья должен был, в противоположность рождению, невинный. Кроме меня, подходил Тори, а вот госпожа Исабель и Иантэ — нет.

И всё равно я чуть не закричала от радости, когда юноша открыл глаза.

— Взгляд осмысленный, спокойный, — прокомментировал сорнбэ. — Он не поглупел и не сошёл с ума. Хорошая работа, Эвиана.

Упоминание о таких возможных последствиях несколько шокировали меня. С другой стороны, всё обошлось, а о не случившемся переживать — только себя мучить.

— Знаю, мне никогда не расплатиться с вами, но умоляю, если возможно, сделайте ещё кое-что...

Юноша очень осторожно подбирал слова, но я сразу догадалась, что за ними скрывалось.

"Мне предложили дать Ифио новое имя, но он захотел другое лицо".

Этого я, слабый, необученный и не прошедший Высвобождение маг дать бедняге не могла.

Зато мог Иантэ.

Кто-то недоволен формой носа, кто-то — изгибом бровей, подбородком или грудью. Недостатки такого, не опасного для жизни рода, устраняют с неохотой медикусы и ещё с большей неохотой — целители. Те, кому реальное изменение не по карману, но по тщеславию, довольствуются иллюзией (по возможности, эльфийской).

Что поделать! В нашем обществе встречают по внешности и по нему же провожают, ибо красивому человеку прощают грубость, глупость и ложь, а очень красивому человеку сойдёт с рук даже преступление.

Однако Ифио хотел новое лицо не ради других, а ради себя. Избавившись от проклятья, от наказания за грех, не им совершённый, он решил порвать связь с главным в своей жизни — с семьёй, ибо любой старинный род Меронии гордится двумя вещами: славной историей и породой — тем, что делает живых неотличимыми от ушедших, тем, что связывает поколения. Для воспитанного в традициях старой аристократии человека это был смелый и болезненный поступок, ведь отсекая себя от фамильного древа, Ифио терял всё и не получал ничего взамен. Но...

"Если не можешь ненавидеть, забудь", — писал один добрый человек, советам которого я никогда не смогу следовать.

Смотрясь в зеркало, юноша каждый раз узнавал бы в себе не прадеда, не деда, и даже не троюродного кузена, а отца.

Когда хочешь забыть, неправильно оставлять постоянное напоминание.

Иантэ подал Ифио стеклянную чашу, до краёв заполненную ядовито-голубой жидкостью, и велел выпить до дна. Единственный наследник (пока что) князя Таримского безропотно подчинился, хотя, судя по его страдальческой гримасе, вкус напитка был подстать цвету.

— Это обезболивающее? — как я знала, работа целителей и медикусов редко доставляет пациентам удовольствие, а жидкость очень походила на алхимическое зелье.

— Это жидкий верониа. Отрава, конечно, но для того, кого несколько лет чем только не лечили, почти безвреден. Светлый бог, чему вас теперь только учат?

Никогда прежде я не задумывалась, как получают мои любимые кристаллы. Знала лишь, что их технологию их выращивания эльфы передали Меронии и ещё нескольким государствам, а в чём она заключается, не имела ни малейшего понятия.

"Мой кулон, и линзы, которые надеваю, перевоплощаясь в Киону... Ядовиты?"

От Иантэ не скрылось моё замешательство.

— В твёрдом состоянии верониа безопасен, однако если ты намерена серьёзно заниматься магией, учись использовать жидкий. Он значительно облегчает работу с живыми объектами.

— А Орден одобряет его использование?

— Орден — нет, — ухмыльнулся сорнбэ. — Я — да.

"Облегчает работу с живыми? Как это понимать?", — подумала я и переключилась на особое зрение.

Тело Ифио стремительно окрашивалось в ярко-голубой.

Это походило на то, как художник готовит холст для письма маслом. Когда верониа полностью пропитал юношу, Иантэ приступил к волшебству. Под его ловкими пальцами плоть, подобно глине в руках скульптора, принимала новую форму; мне оставалось только догадываться, какие узоры он сплетал и к каким основаниям обращался, но чутьё подсказывало, что подберусь я к ним очень и очень нескоро.

Мне не нравилось чувствовать себя наблюдающим за работой мастера учеником, однако работа сорнбэ того стоила.

"Когда-нибудь я сравняюсь с ним. Обязательно".

Есть множество примеров того, как слабый дар после Высвобождения становится...

— Всё, — удовлётворённо объявил Иантэ. — Лучше уже не сделаю.

Неизменными остались лишь печальные голубые глаза. Остальное...

Я так увлеклась наблюдением за процессом, что упустила из вида результат.

Ифио осторожно коснулся кончика носа и тут же со вскриком отдёрнул руку.

— Болеть будет долго? — спросил он хрипло.

— Долго, — пообещал сорнбэ. — Так долго, что ты успеешь сто раз пожалеть о своём решении.

— Ничего, — хмыканье, — я как-нибудь справлюсь. Но можно хотя бы посмотреть?..

— Эвиана, что стоишь, будто изваяние девы Маргареты? Подай ему зеркало!

Стараясь не смотреть на лицо Ифио, я выполнила приказ.

Уже-не-сын-князя-Таримского долго изучал нового себя.

— Я ожидал нечто более... скромное.

— Не умею делать "скромное", — самодовольно заявил Иантэ. — "Великолепное", "ослепительное"... но не "скромное".

Ифио стал неотличим от человека, которого я видела, обращая на него особое зрение до избавления от проклятья. Вот только волосы стали снежно-белыми, совсем как у Лейана. Я не удержалась и спросила, почему они изменили цвет.

— Побочный эффект жидкого верониа, — охотно пояснил Иантэ и насмешливо добавил: — Хочешь знать больше, спроси у своего драчливого дружка.

"Вряд ли он хотя бы ещё раз заговорит со мной. Но я попытаюсь".

Вскоре Ифио решился принять новое имя. Его дала я; с тельси оно переводилось как "свет" и было также прекрасно, как и его душа.

Чёрный колдун Арезаль любил носить красивую одежду, есть с золота и развлекаться с дорогими женщинами. Его ремесло позволяло делать первое, второе и третьей, причём — не в ущерб друг другу.

Ненавидел он всего две вещи: природных магов и провалы. Первые были повинны в своём существовании, вторые служили напоминанием о его, Арезаля, ограниченности и заставляли задуматься, не продешевил ли он, заключая сделку с демонами.

А ещё они означали скандалы с клиентами.

Вот и сейчас в его небольшой уютный кабинет бесцеремонно вломился седовласый мужчина, для визита к колдуну одевшийся скромно, но не потрудившийся снять золотое кольцо аристократа.

— Мой сын пропал, — заявил он таким тоном, будто чернокнижник лично выкрал мальчишку.

— Я не занимаюсь поиском пропавших животных и детей. Не мой профиль, знаете ли.

— Вот что нашли в его спальне, — дворянин бросил на стол бумажную фигурку-человечка.

"Эльфы", — с тоской подумал Арезаль.

С остроухими чернокнижник связываться не желал, хотя от пары-тройки бутылей эльфийской крови не отказался бы. Слишком уж свирепы пречистые, эльфячая то ли тайная служба, то ли священная стража, на дух не переносящая чёрных колдунов и их слуг.

— Нет у вас больше сына, — спокойно сказал чернокнижник. — Примите это.

— Но... если всё откроется... — растерянно пробормотал аристократ. — И наследник... скандал...

— Эльфы проклятье не снимут — это я вам как автор говорю, — да и не любители они шум поднимать. Самое большее, не пригласят на бал в Славную Ночь, ну так вы и раньше с послом не особо ладили, верно?

— А кому я всё оставлю?! — горестно вскричал мужчина. — У меня больше нет детей!

Арезаль поморщился. Его всегда раздражала помешательство дворян на "крови". Своих родных он не видел уже лет двадцать и предпочитал не вспоминать об их существовании.

— Объявите о смерти сына, устройте пышные похороны, а затем, после предписанного традицией траура, усыновите какого-нибудь юного дальнего родственника.

— Неприемлемо! Я не передам титул во младшую ветвь!

— А вы объявите, что это на самом деле ваш сын, — с лучезарной улыбкой проговорил Арезаль. — Что пока был жив наследник, вы не могли, щадя его чувства, признать незаконного ребёнка, а теперь стремитесь искупить вину.

— А как же королевская проверка... — попытался возразить аристократ, но чернокнижник видел: крепость уже сдана.

— Я всё улажу. Ни о чём не беспокойтесь. Идите же!

Когда хотел, чёрный колдун бывал очень убедительным.

Выпроводив успокоившегося князя Таримского, Арезаль устало опустился в кресло и прикрыл глаза.

Он знал, что занимается грязными делами, но не видел в этом ничего дурного, поскольку наслаждался не ими, а благами, которые выменивал на золото клиентов.

"Их, а не меня должны называть злом".

— Ты Арезаль? — от звуков исполненного льда преисподней голоса колдуна прошиб пот. Он распахнул глаза и уставился на незнакомца, без приглашения заявившегося в его кабинет.

Чёрный. Чёрный. Чёрный.

Голодный.

Не демон. Страшнее.

Для взгляда обычного человека — темноволосый бледный тип с неприятным острым лицом.

— Кто... ты? — язык плохо повиновался колдуну, но он не мог не спросить. — Зачем... пришёл?

— Ты кое-чем владеешь не по праву, — скаля снежно-белые зубы, произнёс жуткий гость. — Кое-чем из Мёртвой Земли. Кое-чем моим.

"Он говорит о душах из Лориниена?!"

— Я лишь купил их, не крал...

— Не важно. Ты оскорбил меня, а тем, кто меня оскорбляет, воздаётся.

Понимание грядущей участи кузнечным молотом обрушилось на Арезаля.

Всё произошло быстро.

Он даже не успел закричать.

Глава 16

В переводе с тельси Эвиана значит "упрямая", и этим качеством светлый бог наградил меня в полной мере. Мне бы радоваться, но ослик тоже упрямый, а на нём мельник зерно возит.

Мне удалось уговорить Иантэ стать моим лордом на Турнире. Мне удалось остаться в игре до последнего дня (ни разу не обнажив меча).

Я оступилась в шаге от вожделенной цели.

Далхрос. Далхрос. Далхрос.

И дважды овьен моего сорнбэ.

Среди блистательной турнирной публики Адельфина Боэта чувствовала себя как золотая рыбка в чаше мраморного фонтана. Рождённая в семье "нового" дворянина, Сальзара Боэта, купца, неприлично разбогатевшего на торговле иноземными пряностями и тканями и на радостях купившего титул, она с раннего детства твёрдо знала: люди делятся на хороших и чернь. Первые обитали в мире радости, света и нескончаемых балов, вторые влачили существование в грязи и нечистотах, перебиваясь с капусты на репу; за доброту они отплачивают чёрной неблагодарностью.

Когда отец велел ей поступить в Высшую Школу, Адельфина и не подумала возражать. И "клеймор", и "гладиус" набирались из представителей благородных фамилий, а "мизерикордия"... При встречах с носителями чёрной мантии она решила закрывать глаза и думать о Меронии. Юноши-аристократы терпят их, значит, и у неё всё получится. А уж какой пример она подаст юным дворянкам...

Как восторженная последовательница идей принцессы Нимфеи, Адельфина готова была принести себя в жертву на алтаре равноправия (но только если не найдёт достойного супруга и папа будет не против). Столетиями Высшая Школа неохотно принимала женщин, но принцесса сломила замшелый обычай. В сладких предрассветных грёзах дочь Сальзара Боэта видела себя испепеляющей орды супостатов, отдающей приказы отважным рыцарям или спасающей от убийц прекрасного иноземного принца, — вполне реальные сцены из жизни мага Ордена.

Последний сон — из-за запретного продолжения — девушке особенно нравился.

— Финал Императорского Турнира объявляется открытым! — провозгласил герольд, и Адельфина прикрыла зевок кружевным веером. Её персонаж был прелестной юной девой, гордой, неприступной, но очень ранимой и несущей бремя родового проклятья, снять которое мог лишь поцелуй непорочного удальца. На Турнир она пришла в надежде отыскать избавителя...

Адельфине нравилось студенчество, но от созерцания поединков её клонило в сон. Заявку на участие в действе она подала только потому, что все подали, а образ выбрала из-за премиленького платья, ему предписываемого. Лишь однажды её сердце забилось чаще — когда Мятежница бросила к ногам Рогриана, рыцаря лорда Лаорина, оба своих серебристых клинка. Дельфи побаивалась и восхищалась Веранией, и потому не могла не взглянуть по-иному на поразившего суровую одногруппницу юношу (и увиденное ей очень даже понравилось). Увы, на следующий день он выбыл из соревнования.

"Интересно, кто станет королевой?"

Как и любой светский, Турнир Ордена предполагал избрание победителем "королевы" из присутствующих на трибунах дам. Адельфина прекрасно понимала, что не входит в число первых красавиц, но это её нисколько не смущало. На Турнире всё было немного не так, как в повседневной жизни: внешность являлась одним из, а не главным достоинством.

Впрочем, из троих претендентов она согласилась бы принять венок лишь у одного.

"Киона странный, Ветер — "мизерикордия". Победить должен сэр Сириан Ангельская Слеза. Он красив, силён, куртуазен и брат по мечу милого сэра Рогриана".

Губы девушки расплылись в мечтательной улыбке. Отец отправил её в Высшую Школу, желая укрепить влияние семьи Боэта, но выбор пути — "мужского" или "женского" — он целиком оставил на вкус дочери.

В финал Турнира вышли трое: я, Лейан и Эадвин Лорнавельский, "клеймор".

— Киона-Одно-Слово и Ветер! — объявил Герольд, и сердце моё наполнилось смесью страха и ликования.

— Пришёл твой звёздный час, мой отважный рыцарь, — напыщенно произнёс Принц. — Готов сразить зрителей красотой и мощью своей техники?

— Разумеется, милорд.

Я играла Киону, наёмника, который ни разу в жизни в себе не усомнился.

Но... Ключевое слово — играла. В реальности я была не лихим наёмником, а слабой девушкой, отчаянно надеющейся на свои сомнительные таланты.

Иантэ об этом не забывал ни на мгновение. Перед тем, как я переступила очерченный для поединка круг, он наклонился и прошептал мне в ухо:

— Ты не воин, Эвиана, но если подведёшь меня — пожалеешь.

Его слова не звучали как угроза, но, несомненно, ею являлись.

"Знаю, что колоть нужно острым концом. Ещё у меня неплохо выходит ловить кошек. Слышала, этого достаточно".

Я успокаивала себя как могла, но...

...Лейан был крупнее любого кота, а моим клинком не поранился бы и ребёнок. Я бы проиграла — я бы точно проиграла, — если бы вовремя не вспомнила о пузырьке с издевательской этикеткой "Выпей меня, дорогуша".

Зелье со вкусом леса до предела обострило все мои чувства. Сильнее я не стала, но быстрее — точно.

Прыжок. Уворот.

Усмешка.

Проскользнуть за спину. Нырнуть под занесённую для удара руку.

И так далее, пока не наступит подходящий момент.

— Дерись как мужчина, — прорычал взбешённый северянин.

"Я не мужчина, милый. Я женщина".

Маска скрывает почти всё моё лицо, но он видит улыбку... видит, и разъяряется ещё больше.

"Поймай меня, если сможешь".

Ни Киона, ни Ветер не видели, как их лорды — порочный Принц и отважный Герой — заключили некую сделку.

Я вижу наперёд каждое движение Лейана. Это забавно, но в конце концов надоедает.

Киона имеет право на одно слово, и когда я произношу его, глаза северянина расширяются от удивления, он теряет контроль...

...деревянное лезвие, сверкнув на солнце сталью, рассекает белую ткань.

"Я... обогнала ветер?"

— Принц с Западных Болот дарит победу лорду Эдерику Отважному! — объявил Герольд, и в глазах у меня потемнело от гнева.

"Почему?"

Теперь между Лейаном и победой стоял только Эадвин — то есть Сириан Ангельская Слеза.

"Один из тех, кто напал на него. Один из тех, кто знает его секрет".

Я хотела лишь защитить супруга-северянина, но меня, мои надежды, мечты и гордость бросили в грязь и растоптали.

— Утри слёзы, Эвиана. Не будь ты столь хороша, Андиан не согласился бы на мои условия.

— Как мог воплощённая добродетель купить победу? Чего теперь стоит его честь?

— Она по-прежнему бесценна, — жёстко проговорил мигом помрачневший сорнбэ. — Андиан заключил со мной сделку не из тщеславия, а ради твоего беловолосого дружка. Из благих побуждений хорошие люди легко приносят себя в жертву.

"Демон. Мой покровитель — истинный демон во плоти".

— Ты мной воспользовался, не так ли?

Больно и гадко. Я звалась рыцарем, а на деле оказалась рабыней. Меня, купеческую дочь, продали — надеюсь, хоть за хорошую цену.

— Эвиана, прости, но так и было,— с печальной нежностью произнёс Иантэ. — Знаешь же, чего только не сделаешь ради любви!

Ковин пожертвовал бы всем, лишь бы оказаться на месте Эадвина. Всем — даже обожаемой невестой.

"Дворянин должен чтить светлого бога, короля и семью", — учил сына граф Адерикский, и, когда принцесса Нимфея объявила о желании поступить в Высшую Школу, Ковин тоже подал заявление, хотя до этого не задумывался о карьере в Ордене — не из-за сомнений в Даре, а из-за опасений прослыть протеже родного дяди.

Он успешно прошёл испытания и надел алую мантию... только ради того, чтобы обнаружить среди студентов преступника — преступника, в любой момент способного поднять руку на принцессу. Его следовало остановить...

...Турнир — опасная забава. Иногда на нём убивают.

"Что для меня игра, для вас — реальность", — сказала с ухмылкой Верания, бросая ему под ноги клинки. — "Наслаждайся победой, отважный герой".

Он молча проглотил унижение. А на следующий день проиграл.

— Решающая дуэль! Ветер и Сириан Ангельская Слеза! — объявил Герольд, и Ковин вознёс горячую молитву светлому богу за справедливый исход поединка.

Будь Лейан простолюдином, "гладиус" первым бы осудил его преследователей, однако с имени дворянина некоторые грехи можно смыть только кровью.

Выход Ветра зрители приветствовали сдержанными аплодисментами, Сириана — цветами.

"Глупцы и дуры", — думал Гальран, сидя в одиночестве на верхнем ряду. — "Не понимают, кого чествуют".

Он презирал невежество — в особенности невежество тех, кого ставили ему в пример. Из-за недворянского происхождения ему приходилось ходить на дополнительные занятия по не относящимся прямо к магии и военному делу, но важным по мнению Ордена наукам и искусствам. Одной из них была история...

...как будто он её не знал лучше всех "благородных" неучей!

Посвящённый светлому богу при рождении, Гальран презирал созданный им порядок. Не приди из-за моря варвары, не выкинь они из храмов Владык, аньерото — так, а не "смуглыми людьми", следовало называть его предков, — и дальше бы жили в мире и процветании. Он, Гальран, стоял бы на вершине...

В реальности в наследство ему досталась лишь холодная кровь жрецов, правителей и героев.

Лишь она, а не их короны и мечи.

Лишь кровь, несущая в себе знание о том, кто он есть на самом деле, а не кем его видят окружающие — чем его видят окружающие, ведь в течение многих лет ему приходилось жить в полурабстве у заносчивого старика, всё достоинство которого заключалось в громком имени семьи и членстве в Ордене.

Турнир — большой спектакль, но Гальран привело на него не пошлое стремление развеять скуку. Он должен был доказать самому себе, что выдержит кошмар, видение которого чуть не свело его с ума несколько дней назад.

Зрители скандировали имя противника Лейана.

"Слёзы ангелов смывают даже тяжкие грехи. Это поверье толкнуло третьего властителя Тельсиронской империи дать красивое имя самой низкой в мире работе..."

Приветствовали ли Сириана люди с тем же пылом, если бы знали правду?

"Нет. Толпа любит рыцарей, а не палачей".

— Какие ограничения наложены на Эадвина? — выйдя из борьбы, я не считала более нужным использовать "сценические" имена вместо реальных.

— Он скован лишь своим благоразумием, — довольно равнодушно произнёс Иантэ. — Это не очень хорошо: смерть в финале Турнира предвещает раннюю зиму, а я терпеть не могу холода.

— Смерть?!

— Молодые дворяне горячие, — с притворной скорбью вздохнул сорнбэ. — Если что вобьют себе в голову, то не отступятся.

— Лейан не должен умереть!

— Беловолосый выживет — с такой-то неистовой защитницей... А вот за жизнь его противника я не поручусь.

Иногда на Турнире убивают. Это жестокая игра.

— Он не опустится до убийства, — сказала я, отчаянно желая верить в свои слова. — Кто угодно, но только не он.

— Верно, — неожиданно легко согласился со мной Иантэ. — Лейан, хвала светлому богу, слишком благороден. Однако другой мальчишка мнит себя героем и не остановится, пока не загубит себя и твоего обожаемого дружка вместе с собой.

— Что же делать? — я с мольбой посмотрела на сорнбэ. Как покровитель, он показал себя не с лучшей стороны, но его власть и сила внушали уважение.

"Иантэ поможет, если сочтёт выгодным. А у меня есть, что предложить?"

— Ах, Эвиана, я чувствую себя демоном-искусителем под такими взглядами. Право, ты ошибаешься: во мне больше хорошего, чем плохого. Успокойся. Никто сегодня не умрёт.

— Правда? — я не могла сдержать радости.

— Мне придётся поступиться принципами и обратиться к кое-кому. Пусть это останется на твоей совести, мой одурманенной страстью рыцарь.

Странно, но я нисколько не раскаивалась.

Его звали Эадвин Лорнавельский. Он знал наизусть имена тридцати глав отцовского рода и двадцати пяти — материнского.

Ради спасения принцессы сей благородный юноша не только стал бы палачом, но и проехался бы на телеге — как сэр Ланселот из романа.

С самого начала Турнира Императора терзал недуг, исцелить который не мог даже придворный целитель. Страшная болезнь звалась скукой.

"Лучше бы я сражалась, а брат и остальные наблюдали. Сижу на треклятом раззолоченном стуле, задыхаюсь в маскарадном костюме...Да на один лишь грим час каждый раз уходит! И всё из-за того, что Хальдеру захотелось играть придворного целителя... Стоит теперь за моей спиной, довольный, как сытый кот".

— Последний поединок, сестра. Потерпи.

Нимфея едва удержалась от совсем неимператорского фырканья. Один поединок! Ещё один поединок!

Эадвин из "клеймор" яростно набрасывался на того самого из "мизерикордии", но беловолосый всякий раз каким-то чудом уходил из-под удара.

"Будто его хранит сам светлый бог или другая благая сила", — вяло подумала принцесса. Она была религиозна, но в меру.

— Сестра, нам подают знаки, — с благоговением прошептал Хальдер.

— Кто? Неужели... — Нимфея не назвала имени, испугавшись жестоко ошибиться.

— Да. Это он.

Если бы принцесса была хоть немного хуже воспитана, то гости и участники Турнира неприятно поразились бы королевско-некоролевским радостным визгом. К счастью для правящей фамилии, Нимфея почти всегда внимательно слушала преподавателей этикета.

С того самого момента, как отец поведал им о тёмной и от этого невероятно притягательной стороне истории их семьи, принцесса и принц мечтали встретиться с ним — человеком-который-есть-и-нет-одновременно. Много позже, когда Нимфея поступила в Высшую Школу, брата и сестру постигло жестокое разочарование: живая легенда не горела желанием с ними знакомиться и тем более общаться.

Настоящим потрясением стало его появление на Турнире — но, увы, за ярким образом королевские отпрыски не сумели разглядеть самого носителя крови той-что-оболгали. И вот он просил их о помощи! Сам! Тайными знаками на виду у всех!

У Нимфеи дух перехватило от оказанной чести. Под конец Турнира светлый бог даровал ей — и брату, конечно — настоящее приключение.

Раздосадованный ловкостью и хитростью противника, постоянно избегающего или блокирующего его удары, Эадвин допустил ошибку — и в тот же миг поплатился раной в руку.

— Сдаёшься? — хрипло спросил преступник.

— Ни за что, — процедил молодой дворянин и, не взирая на боль, с ещё большим неистовством набросился на "мизерикоррдию".

"Я не имею право на поражение".

...Поединок всё же пришлось прервать.

— Именем Императора, остановитесь! — зычно провозгласил Герольд. — Милорд Придворный целитель желает слово молвить.

Эадвин опустился на одно колено. Это было отступление от сценария, но к человеку, играющему государева врачевателя, юноша относился с огромным уважением.

— Император совсем ослаб от болезни. Преступно медлить! — пылко проговорил принц Хальдер. — Доблестный сэр Сириан, раз ваша кровь пролилась, молю, сложите оружие. Ваша честь не будет уязвлена.

Сын князя Лорнавельского колебался недолго. Превыше всего, даже собственных принципов, он ставил волю короля — или будущего короля.

Эадвин, пунцовый от смущения, отступил под сень своего одноглазого лорда, а я спросила у так называемого Принца с Западных болот:

— Каким надо быть чудовищем, чтобы шантажировать королевскую семью?

Сорнбэ одарил меня высокомерным взглядом.

— Их род ничем не лучше прочих в Меронии. Я не понимаю, чем, кроме традиции, вызвана к нему слепая народная любовь. И ты ошибаешься: они помогли мне не вынужденно, а добровольно. Принц и принцесса любят меня... но я не желаю разделять их чувства.

Иантэ был убедителен, но я всё равно оставила своё мнение при себе.

Под красивую торжественную мелодию Андиан преподнёс Императору в дар чашу, отделанную рогом морского единорога, затем Лейану вручили венок из белых лилий.

"Теперь он должен выбрать королеву. А я сейчас в образе Кионы и даже не могу надеяться..."

Впрочем, как мне недавно жестоко напомнили, принадлежность к "мизерикордии" лишает меня права считать себя достойной чего-либо приличного девушкой.

"Надеюсь, он догадается вручить венок дочери знатного дома. Влиятельные друзья ещё никому не мешали".

Красный. Красный. Красный.

Резкая боль пронзила каждый крохотный кусочек моего тела. Я едва удержалась но ногах — и не только я.

— Ты тоже это почувствовала? — с трудом выговорил Иантэ; его бледное лицо стало ещё бледнее, а дыхание вырывалось со свистом. — Хорошо. Очень хорошо.

Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы понять: никто на ристалище ничего похожего на настигший нас приступ не испытал.

Я хотела потребовать от сорнбэ объяснений, но слова застряли у меня в горле: на арену спустилась она.

"Демон в облике ангела, Красная ведьма. Скоро она распустит крылья, но не для меня", — я приняла слова Гальрана за бред, а зря.

Длинноволосая нежная блондинка, будто сошедшая с романтической гравюры.

Жуткая женщина-бабочка с кроваво-красными крыльями.

Два образа, красавица и чудовище. Первый — для всех, второй — тайный.

Оба — истинны.

— Не смотри на неё, — велел Иантэ. — Не показывай, что видишь больше других.

Она взяла венок из рук Лейана и чарующе — и зловеще — проговорила:

— Отважный герой, позволишь быть твоей королевой?

"Нет! Не соглашайся! Она выпьет тебя, она проглотит тебя... Не совершай ошибки..."

...Я боялась, я страдала, я заходилась в беззвучном крике, но как же поступил мой милый супруг-северянин? Что он ответил Красной ведьме?

— С радостью присягну вам, прекрасная леди.

"Больно. Слишком больно, чтобы терпеть".

Я закрыла глаза и упала во тьму, оставив Лейана на съедение демону, которому он вручил себя сам.

Чёрный. Теперь всегда только чёрный.

— Попробуй, — Сарьлиан придвинул ко мне изящную чашечку с тёмным ароматным напитком. — Горячий, сладкий, бодрящий. Мой шедевр!

— Не хочется.

Белые столбы беседки обвивали золотые цветы, крохотный островок окружало море из тьмы, а Принцем-Правителем — то есть моим гостеприимным хозяином — по-прежнему был смуглый юноша с двуцветными волосами.

— Жаль, — Сарьлиан, одарив меня укоризненным взглядом, щёлкнул пальцами и чашка исчезла. — Между прочим, я долго работал над букетом.

— Может, в другой раз?

— Другого раза может и не быть, — с почти детской обидой проговорил Правитель. — Кто знает, попадёшь ли ты вновь в беду?

— Разве я в беде? — хмыкнула я, а затем вспомнила.

"Турнир. Лейан. Красавица-чудовище".

— Всё-таки выпьешь чашечку? — участливо предложил Сарьлиан.

— Наливай.

Глава 17

— Кто есть Красная ведьма?

У меня было лишь названное Гальраном имя — имя, и ничего кроме него.

Хотелось знать намного больше.

— Что тебе известно о человеческих преобразованиях? — вкрадчиво произнёс Сарьлиан.

"Какая у него раздражающе-любопытная манера отвечать вопросом на вопрос".

В странном месте я попыталась расспросить странного человека (и человека ли?) о не менее странных вещах, а вместо честного ответа он усомнился в моей профпригодности.

Каждый маг — будь он уважаемый член Ордена или самоучка — свято блюдёт правило не проведения экспериментов над собой или себе подобными, поскольку слишком велик риск однажды непоправимо ошибиться и потерять душу — то, что делает нас людьми.

— Человеческими преобразованиями занимаются лишь чёрные колдуны. Разве я похожа на одного из них?

— Прости, — без тени раскаяния произнёс чёрно-беловолосый Правитель. — Не хотел задеть твою гордость.

"Не хотел, но задел", — с досадой подумала я, и вдруг с кристальной ясностью поняла, как должна задать вопрос, чтобы получить нормальный ответ.

— Что есть Красная ведьма?

Сарьлиан широко улыбнулся — совсем как Исчезающий Кот.

— Правильный вопрос, заслуживающий правильного ответа. Но, боюсь, другой мой гость сможет рассказать тебе намного больше меня.

Он хлопнул в ладоши и в беседке появился... очень хмурый Гальран.

— Привет, — сказала я. — Давно не виделись, подельник.

— Где ты только таких слов нахваталась, хотел бы я знать? — проворчал смуглец.

"Лучше ты так и останешься в неведении, приятель", — с удовлетворением подумала я. Моё чтение не всегда составляли — и составляют — классические романы, так мне удавалось относительно безболезненно (страдало лишь моё чувство прекрасного) восполнять пробелы в жизненном опыте.

— Ты знаешь, где мы? — реальность происходящего была весьма сомнительной, поэтому я сочла нужным уточнить, на самом ли деле рядом со мной сидит настоящий Гальран.

— В моём худшем кошмаре. И ты чересчур назойлива даже для себя-воображаемой, женщина.

"О, значит всё на самом деле".

Я ощущала себя двойственно: с одной стороны, меня успокаивало присутствие другого человека в сем невероятно странном месте, с другой — от этого оно не становилось менее чудным.

— Я ль во сне или же сон во мне? — лукаво сощурясь, проговорил Принц-Правитель — или кто он был на самом деле. — Каждое мгновение я надеюсь на второе, но, увы, постоянно убеждаюсь в первом.

"О чём это он?"

— Терпеть не могу загадки. Раз уж мы в моём сне, то выражайтесь прямо, — надменно проговорил Гальран.

— Не любишь тайны? — ухмыльнулся Сарьлиан. — Почему же тогда сам ими опутан?

Смуглец фыркнул — мол, врёшь ты всё непонятно-какой-господин, — но его нервозность от меня не утаилась. Вспомнились слова Иантэ о том, что каждый из нас четверых (то есть "мизерикордии") скрыл от магов Ордена видения с испытания. У меня хватало на то причин, язык Тори связывала эльфийская кровь — и не только эльфийская, как потом выяснилось, Лейан же мог увидеть такое, о чём врагам его семьи было лучше не знать. Оставался лишь Гальран, не имеющий никаких явных причин для молчания.

Ключевое слов — "видимых".

— А ведь и правда, ты тот ещё скрытень, — заметила я.

— Тебе интересен я или Красная ведьма? — ядовито поинтересовался смуглец, посчитав по-видимому бессмысленным игнорировать достоверность происходящего. — Либо в моих секретах копайся, либо спасай своего северянина. На оба дела времени не хватит.

Я закусила губу. "А что если... Что если дать Лейану умереть? Он же отверг меня..."

— Не слушай его, Эвиана, — спокойно проговорил смуглый хозяин. — Он боится, а в страхе люди часто говорят жестокие вещи. Будь сильной — или хотя бы будь сильнее его.

Гальран смерил Сарьлиана злым взглядом.

— Ты Незаконный Принц, сын королевы Амелии и её таинственного любовника. Ты мёртв уже несколько сотен лет, так почему же лезешь в дела живых?

"Всё-таки принц. Кто бы мог подумать?" Мне следовало издать сдавленный вскрик или ещё как-нибудь выразить крайнюю степень удивления, но я лишь тупо пялилась на смуглеца. От прошлого, которое принадлежало только прошлому, мне было мало толку, однако с настоящим дела обстояли намного веселее.

Да и таинственными призраками меня было уже давно не поразить.

— От скуки, полагаю, — пожал плечами двуцветоволосый юноша. — В нормальном посмертии мне ведь отказано. Чтож, коли ты рассказал мою историю, не против услышать от меня свою?

Гальран сделал глубокий вдох и спрятал за ладонью лицо.

— Нет. Я сам.

Когда матери исполнилось шестнадцать, мой фандерриский дед проиграл её спьяну в карты. Наутро он протрезвел и попытался откупиться, но его удачливый партнёр по игре оказался магом из Меронии, и, как все маги Ордена, заключал он сделки только на своих условиях. В одночасье привычный мир мамы разрушился. Ей пришлось покинуть семью, друзей, даже родину, и начать жизнь с чистого листа на чужбине. К чести отчима, в Меронии она считалась женой, а не любовницей, но не даром говорят, что золотая клетка сначала клетка, а потом уже золотая.

Два года они прожили вместе, а затем Орден отправил мага на какое-то задание за море, где тот и сгинул. Прошёл год, потом второй, третий... Вестей не было, и мама решила считать себя вдовой. На четвёртый она встретила моего отца, одного из тех, кого в Меронии зовут "смуглыми людьми". Они полюбили друг друга и тайно поженились. Родился я, через пять лет — мои сёстры, а спустя год папаша попал в очень неприятную историю: был убит его старший брат, важная фигура в общине. По стечению нелепых обстоятельств отец оказался главным подозреваемым. Он решил бежать из Меронии и хотел взять нас с собой, но мои сёстры тяжело болели и могли не перенести путешествия. Чтобы обезопасить семью от гнева соплеменников, ему пришлось уничтожить документы, по которым моя мать была его женой, а я и сёстры — законными детьми и наследниками.

Месть общины обошла нас стороной, но спустя всего пару месяцев в наш дом пришла иная беда. Из странствий вернулся первый муж матери. Все эти годы он собирал информацию для Ордена в каком-то жутком месте с непроизносимым названием и, вернувшись домой, был совсем не рад обнаружить у красавицы-жены троих смуглых детей. Сестёр он, слава светлому богу, пощадил, а на мне поставил клеймо, будто на скотине, и подарил своему учителю — вернее, заключил строго по закону кабальный контракт от моего имени — Мерония же просвещённое королевство, не одобряющее рабство!

Шестнадцать долгих лет я, забыв о гордости, прислуживал вредному старикашке. Меня унижали, мной помыкали, на меня кричали — я терпел, тайком читал книги из библиотеки, подсматривал за хозяином в лаборатории. У меня был всего один шанс отомстить — стать частью Ордена, и я не собирался его упускать.

— Постой, а твой отчим и его учитель знали о твоём даре? — я не удержалась и прервала рассказ Гальрана.

— Да. Перед сделкой провели полную проверку, чтобы оценить товар, — мрачно проговорил смуглец. — Навсегда запомню боль от клейма и мерзкие шуточки, которые они отпускали, рассматривая моё голое тело.

— Извини.

— Ты не знаешь жизни, Эвиана Флорени, — процедил смуглец. — Что бы ты о себе не думала. Я продолжу?

В Орден можно попасть двумя путями. Первый, "благородный", лежит через Высшую Школу и подходит лишь аристократам и немногим счастливчикам из низов, попадающим в "мизерикордию". Второй — записаться в армию, вступить там в один из отрядов для обладающих даром и дослужиться в нём до офицера. Долгий, но доступный всем способ стать частью элиты Меронии.

Высшую Школу я отбросил сразу: отбор в "мизерикордию", единственный мой шанс пробиться туда, был слишком ненадёжен, к тому же о попытке пройти испытание стало бы известно хозяину, и в случае неудаче мне пришлось бы туго. В армии он меня бы не достал: государство ревностно следит за своей собственностью.

Я решил завербоваться.

— Из-за ошибки экзаменатора меня не приняли в "клеймору". Тебе попался непрофессиональный вербовщик?

— Ты дашь мне закончить или нет?

Армейские контракты подписывают осенью и весной. В этом году хозяина пригласили на Срединоосенний Совет — я чуть с ума не сошёл от радости, когда узнал об этом. Мне казалось, удача наконец мне улыбнулась... Целый месяц ходил как дурак счастливый, даже придирки старика и его приятелей не раздражали. А затем меня обвинила Кальдана.

— Кто тебя обвинил?

— Дочь одного из магов-друзей хозяина. Истинная дочь "старого" аристократа: гордая, самовлюблённая и помешанная на идеях принцессы Нимфеи. Одна из тех девиц, что возомнили себя свободными от долга перед семьёй — ты понимаешь, о чём я.

— Но-но! Не записывай в злодейки всех благородных девушек, нежелающих выходить замуж по расчёту.

— Как будто от вас есть ещё какой-то прок, — фыркнул Гальран и как ни в чём не бывало продолжил рассказ.

...обвинила Кальдана. Она явилась к хозяину и заявила, что я её соблазнил, хотя до того дня мы едва ли встречались взглядами. Меня не стали слушать, заковали в цепи, спеленали заклятьями, посадили под замок и пообещали утром, как только придёт судия, вынести и привести приговор в исполнение. Вариант моей невиновности даже не рассматривался. Да и кто в здравом уме может помыслить, что знатная девица оговаривает жалкого прислужника?

Я вспомнила, что наказание для слуги, посмевшего возжелать незамужнюю аристократку — и тем более добившегося в сём успеха — оскопление. Сумел ли Гальран спасти достоинства? Скорее да, чем нет, если судить по его дурному характеру.

— Им не удалось осуществить задуманное, — сухо произнёс смуглец. Должно быть, он заметил мои сомнения и истолковал их в малость непристойно, но единственно верно.

Надо было спасать лицо.

— Я ничего такого не подумала.

— А я ничего такого и не сказал, женщина.

Где-то в полночь, когда я впал в отчаяние и готов был забыться во сне, Кальдана пришла ко мне...

Гальран резко оборвал рассказ.

— И почему я не начал с этого места? — растеряно проговорил он. — Эвиана же хотела узнать только про Красную ведьму.

Сарьлиан хихикнул.

— Может, ты просто хотел, чтобы тебя пожалели. Тебе его жаль, Эви?

— Немного, — честно призналась я.

— А может, — продолжил мысль странный юноша, — ты начал рассказ издалека, чтобы развлечь меня, твоего Принца. Кто знает?

— Да идите вы!

Она вошла в комнату — прекрасная, босая, белокурая — подошла вплотную ко мне и принялась изучать, как хозяйка — кусок мяса в лавке мясника.

Я далеко не сразу догадался, что с неё не так.

Если аристократы решают прибегнуть к услугам чёрных колдунов, то выбирают лучших — тех, чья работа, коли того желает заказчик, надёжно упрятана от чужих глаз.

Только тогда, когда она страстно прошептала мне в ухо: "Хочешь меня, мальчик-слуга?", я понял: нет больше Кальданы-дворянки, нет романтичной гордячки и надменной дуры. Вместо неё в роскошном породистом теле поселилась созданная чернокнижником тварь.

— Убирайся, — в отчаянии прохрипел я. — Я отрицаю тебя.

А она лишь бесстыже рассмеялась, сжала мою голову ладонями и повелела:

— Смотри мне в глаза, мальчик-слуга. Не смей отводить взгляд.

Её очи были красными, как свежепролитая кровь. Красными — и одновременно голубыми.

На дне их таился голод.

Я с безразличием почувствовал, что не хочу бороться.

"Если хочет меня пожрать — пусть жрёт".

Красной ведьмой, вот кем стала Кальдана. Чудовищной женщиной-бабочкой, алым хохотом в ночи. Монстром, пожирающим души.

— Но тебя она не съела, — заметила я. — Почему?

— Превращение не добавило Кальдане ума, — со странной смесью самодовольства и раздражения проговорил Гальран. — Она не догадалась, что аньерото устроены иначе, чем вы, бледные варвары.

— Аньерото? Так вы себя называете?

"Мизерикордия"-с-тяжёлой-судьбой состроил мне страшные глаза.

— Это очень старое слово, — пояснил Сарьлиан, — переводится как "люди божьи". Как ты знаешь, народ моей матери изначально не принадлежал светлому богу. До прихода тельсиронцев ими правили Владыки, о чём некоторые предпочитают не забывать и по сей день.

Новость об отличии смуглых людей от нормальных не стала для меня такой уж неожиданностью. На занятиях мастера Ловаэна я работала в паре с Гальраном, и из-за специфики целительства успела немного изучить его "изнутри". При первом магическом приближении внутренность обычного человека напоминает подробную карту — из тех, что и похожи больше не на рисунок, а на вид с высоты птичьего полёта, у смуглых же людей она похожа на схему невероятно сложного механизма: всё у них симметрично, прямо, где надо — аккуратно закруглено.

— Кальдана не смогла вытянуть из меня душу и сбежала, — сухо проговорил Гальран. — Перед этим чуть не свела с ума, но, по счастью, разорвала магические путы, а с цепями я и сам справился. Два дня прятался в трущобах, а на третий меня поймали при облаве, обнаружили при осмотре символ непогашенного контракта и предложили простой выбор: либо я пробуюсь в "мизерикордию", либо меня немедленно возвращают хозяину. Остальное не тайна.

Сарьлиан поблагодарил Гальрана за откровенный рассказ, и пока мой одногруппник шипел и дерзил, а Принц отшучивался, я размышляла над услышанным.

Большинство сотворённых чёрным колдовством тварей подчиняются определённым правилам — можно сказать, они лишены свободы воли. Благодаря "дорогому товарищу" я сумела выделить несколько: во-первых, Красная ведьма охотится на мужчин, причём мужчин молодых и магически одарённых; во-вторых, пожирает она их ночью, ближе к полуночи; в-третьих, использует она энергию низменных желаний плоти.

А ещё ей не хватает мастерства, как ни странно такое говорить про чудовище.

"Вот так-то".

— Лейан не даст себя съесть, — твёрдо сказала я. — Его не соблазнить, он принципиальный.

— Если тебе не удалось уложить северянина в постель, это вовсе не значит, что он особенный, — надменно проговорил смуглец. — Красная ведьма его в два счёта расколет, уж поверь мне.

Его уверенность покоробила меня. Воспоминания о том, что так и не случилось под старым вязом, были ещё слишком свежи.

"Свежи... и болезненны".

— Нет, не расколет. Я остановлю её.

— У тебя ничего не выйдет, — покачал головой Гальран. — Если она меня скрутила, то что говорить о тебе? Эвиана, да ты даже приёмами боевой магии не владеешь!

"Он беспокоится обо мне? Мило".

— Ты сомневаешься в моей ориентации? По-моему, мы уже сошлись, что предмет моего любовного томления беловолос, синеглаз и неопровержимо мужского пола.

Левая бровь смуглеца задёргалась, что означало крайнюю степень нервного возбуждения.

— Просто. Обратись. К. Мастерам. Или. Иантэ. Глупая. Женщина! — грозно таращясь на меня, выдавил он из себя.

Я оценила по достоинству неожиданное проявление заботы.

"Почти как братик. Сейчас слезу умиления смахну".

— Мало времени — это раз. На ристалище её вторую личину видели только я, Иантэ и ты — это два. Лейан дворянин-изгнанник с массой врагов внутри Ордена — это три. Мой так называемый "покровитель" мог бы помочь, но обращаться к нему я не буду — это четыре.

— Последнее весьма разумно, — с неуместно-игривыми интонациями проговорил Сарьлиан.— Иантэ испепелит на месте любого, кто попробует встать между ним и его драгоценным выигрышем.

Мне вспомнилась сделка, заключённая сегодня между сорнбэ и Андианом...

"Фу. И зачем я только их представила?! Развидеть! Распомнить!"

— Лейан неплохой человек и — допустим! — огого какой кавалер, но готова ли ты пожертвовать ради него жизнью? — не унимался Гальран. — По праву выжившего после встречи с Красной ведьмой я в последний раз прошу тебя одуматься.

Я одарила товарища обворожительной улыбкой.

— Милый, я понимаю: братские узы "мизерикордии" и воспоминания о нашем небольшом приключении заставляют сейчас твоё сердце биться чаще, но не опускайся до ревности. Ты принадлежишь Алии, я — Лейану. Сойдёмся на этом.

Гальран приводил слишком разумные доводы. Мне пришлось сорваться на шутовство.

На смуглеца моё остроумие подействовало самым благотворным — для меня — образом. Иначе говоря, бросить Лейана он уже не предлагал (прямо, по крайней мере).

— И как ты найдёшь их? До полуночи всего несколько часов, а Кальдана могла увести его куда угодно.

— Скажем так, между мной и Лейаном есть связь. Односторонняя, но крепкая.

— Связь? — недоверчиво протянул Гальран. — Это ты так своё помешательство на нём зовёшь?

— Это она так соединяющую их золотую нить называет, — благодушно сообщил Сарьлиан. — Подданный, хватит навязывать свой страх другим. Ты боишься Красной ведьмы, Эвиана — нет. Она сильнее. Смирись. Не бесись.

— Ага, советов от мертвецов мне как раз не хватало, — пробормотал Гальран.

Принц то ли сделал вид, то ли действительно его не расслышал.

Цветные грёзы наяву Кальданы Рицера, Красной ведьмы

Время тянется медленно и сладко, как клубничный сироп.

Белые волосы и бездонные синие глаза... Она думала, такое сочетание встречается лишь в романах, но вот — он сидит рядом, смотрит на неё, и во взгляде его любовь.

И разве важно, что чувства ненастоящие?

— Ты прекрасна, моя Королева.

Его устами говорит чёрное колдовство, но не всё ли равно? С губ того, о котором она мечтает, признание никогда не сорвётся.

— Поцелуй меня, Герой, — томно произносит она, и он послушно исполняет приказ.

Кальдана разочарована.

Немного.

"Я стану синеокой красавицей", — утешает она себя. — "Гордой волшебницей, разбивающей мужские сердца, но никого не впускающей в своё собственное".

Мальчика-слугу она выбрала за принадлежность к таинственному народу. Ей хотелось родиться загадочной и смуглой, чтобы все хотели, но не могли разгадать её улыбку, её танец (она непременно научилась бы танцевать!), её жесты, её мысли. Она носила бы только воздушный шёлк и массивные золотые украшения с крупными тёмными камнями. Она курила бы дурманящие травы и пила сладкое терпкое вино, коротая время между визитами любовников и желающих узнать судьбу — ведь она была бы предсказательницей, самой искусной в Меро Тор.

Все бы завидовали ей, а она — никому.

Обмануть отца было несложно, как Кальдана и думала. Старик Танрод тоже не усомнился в рассказе "малышки Даны". Мальчика-слугу связали и посадили под замок, пообещав ей, что "он поплатиться за всё, и никто ничего не узнает". Опустив взгляд в пол, она лишь кивала и шептала слова стыдливой благодарности. Да, она всё понимает... Да, подождёт...

Ночью Кальдана пришла к мальчишке. С силой Красной ведьмы было легко обойти стражу и запоры — как магические, так и обычные.

Он пах отчаянием и страхом.

На мгновение её сердце дрогнуло.

"Так уж ли я права, обрекая его на смерть?" — спросила она себя, и тут же ответила, — "Если не я, то он сам вскоре покончит с собой. Слова назад забрать нельзя — я ведь и правда уже не невинна, так что наказания ему не избежать. Оно несправедливо и позорно, но разве мир идеален? Чтобы жили одни, другие должны умирать".

Наутро, найдя холодное тело, все вздохнут с облегчением...

Она рассчитала всё, кроме одного: жертва не подошла.

— Ты грустишь? — спрашивает синеглазый герой, и на сердце у Кальданы вмиг теплеет. После неудачи со смуглым слугой почтенного Танрода она долго не решалась на вторую попытку: боялась вновь ошибиться, а то и разоблачиться, однако несколько дней назад ей пришло письмо с приглашением на Турнир в Высшей Школе и подробным описанием некого юноши. Её в нём подкупили три вещи: Дар, чистокровность и принадлежность к опальной семье. Первые два качества жертвы пришлись по нраву Красную ведьму, последнее же — самой Кальдане Рицера, не желающей попасться в лапы Тайной королевской службы.

Синие глаза... Они шли ему, но ещё больше пойдут ей.

"С ним непременно всё получится".

— Скажи, кто я для тебя?

— Единственная, — с придыханием произносит он, и ей не важно, что разум его заполнен алым туманом.

Она улыбается и на мгновение забывает, от кого хотела услышать это слово.

От кого хотела, того больше нет...

Тик-так. Тик-так.

Красный. Красный. Красный.

Красный.

Ещё один неумелый поцелуй. Она смеётся и взъерошивает его странные белые волосы.

Медленно, но неотвратимо приближается полночь, время срывание масок, превращение карет в тыквы, а красавиц — в чудовищ.

— Это типичная тварь-инструмент, — мрачно проговорил Гальран. — Я специально наводил справки. По контракту с чернокнижником, желающая стать Красной ведьмой кроме обговоренной платы золотом должна спуститься в преисподнюю и провести там, всячески прислуживая его обитателям, один день и одну ночь...

— Столь малого срока достаточно для полного падения? — искренне поразилась я, вспомнив, как в поисках Тори сама бродила по миру демонов.

— Скорее, этого хватает, чтобы опробовать все искушения, — заметил Сарьлиан. — Я не особо силён в нравах сей братии, но знаю, что они никого грубо не принуждают. Для них всё удовольствие в развращении, а не в разврате.

— ...вернувшись, женщина получает власть над людскими чувствами и нарекается Красной ведьмой, — хмуро продолжил смуглец (похоже, наши постоянные перебивания его весьма раздражали). — Однако сила ей нужна не для возвышения, а для одурманивания мужчины-мага и зачатия от него обладающего даром ребёнка. Догадываетесь, что происходит потом?

Я догадывалась.

— Ещё во время, хм, акта, ведьма начинает вытягивать из любовника душу, а закончив, пожирает. Далее начинается внутренняя реакция: женское начало ведьмы вступает с поглощённым мужским, одолевает его, как более сильное. Красная ведьма перестаёт быть Красной ведьмой, через девять месяцев рождает девочку с "искрой" мага, затем умирает — то есть не совсем умирает, а скорее, вылезает из куколки, поскольку ребёнок с рождения обладает всеми воспоминаниями и личностью заключившей договор с чёрным колдуном женщины. Верно?

— Верно, — коротко кивнул товарищ. — Точно не знала всё с самого начала?

"Он настолько плохого мнения о моих логических способностях? Печально".

— Мои алхимические познания ты в расчёт не принимаешь?

— О, алхимия, — поморщился Гальран. — Наука, объясняющая всё на свете. Действительно, как я мог о ней забыть?

— Не обижай Эвиану, подданный, — вступился за меня Сарьлиан. — Ей ещё предстоит склевать скверное насекомое.

— Склевать? — опешила я. — С чего бы?

— Ой, ты же ещё не знаешь, — будто бы опомнился Принц и ловко щёлкнул пальцами. Передо мной мгновенно появилось большое зеркало в изящной серебряной раме. Волей-неволей я увидела в нём себя... и обомлела, увидев за спиной красиво сложенные иссиня-чёрные крылья.

Позади послышался громкий издевательский смех.

— Птичка-птичка, каркни "никогда"!

— Не дождёшься, — с истинно дворянским достоинством проговорила я и показала угорающему отражению Гальрана известную комбинацию из трёх пальцев.

Глава 18

В недрах эльфийского посольства очнулся от тревожного забытия мужчина с источающей слабый серебристый свет кожей.

— Целлери, — тихо позвал он, близоруко всматриваясь в темноту спальни.

— Что тебе, Тайнверо? — строго спросила выступившая из мрака Вторая Жрица, госпожа посол Альвелии в Меронии. — Дурной сон?

— Ты же знаешь, мне не снятся сны.

— У тебя было видение? — эльфийка присела на край постели, готовясь к долгому и обстоятельному разговору.

— Не совсем, — покачал головой мужчина. — Я видел не полную картину будущего, а лишь малый кусочек.

— Расскажи мне, — мягко попросила жрица. — Облегчи душу.

Тайнверо печально улыбнулся.

— Ты всё больше походишь на мать. Та тоже думала, будто у меня есть эта хитрая штука.

— Если бы не было, ты бы её изобрёл.

— И то верно, — хохотнул мужчина. — Как пить дать изобрёл бы.

Затем он задумался, и Целлери поняла — это надолго.

Ждать непонятно сколько (и непонятно чего, по опыту) ей не улыбалось.

— Ты совсем ничего не разобрал?

Тайнверо нахмурился.

— Сейчас узнаем. Где Викктори?

— В Школе.

— Его отец?

— Вместе с Первой и Третьей проводит церемонию в столице.

— Ясно. Значит, остаётся только та девушка... Далхрос! Я тогда так напился, что даже не запомнил её лица.

Я увидела красное платье ещё не перевоплотившейся Кальданы — с пышной юбкой и глубоким декольте, отороченное кружевом и украшенное искуснейшей вышивкой розовым жемчугом, затем в глаза мне бросились блаженная улыбка Лейана, покоящегося у неё на коленях, его растрёпанные волосы и полуприкрытые пышными ресницами глаза, и только в конце моё внимание привлекли насквозь пропылённые декорации школьного театра, намертво заколоченного лет двадцать назад.

"Пасторальный пейзаж с полями и рекой на заднем плане, дерево с золотыми листьями, освещение под лунную ночь... Третий акт, сцена пятая "Хлои и Хлориана"".

В полном соответствии с духом пьесы о первой любви на сцене обнимашки-целовашки не переходили ни к свадебным паучьим игрищам, ни к бордельным "шалостям". То ли Кальдана не желала шокировать целомудренного партнёра подсмотренными у демонов приёмчиками, то ли, что гораздо вероятнее, Сарьлиан переместил меня задолго до начала трапезы.

Устроившись поудобнее на балке в тёмном углу под потолком, я принялась ждать.

Последний день Турнира выдался на редкость некровавым: в лазарет принесли всего одну жертву, да и та пострадала не в поединке, а "от нервов", как определил дежурный медикус. Неизвестно, правда, на что больше полагался при постановке диагноза специалист — на свой опыт и симптомы или же на пол больной.

Девушку положили на койку и предоставили её выздоровление целительной сил покоя.

Прошёл час, два, три... Несчастная продолжала пребывать где угодно, но только не "здесь и сейчас".

Когда стрелки больших напольных часов указали на девять, навестить больную пришёл товарищ. Будь дежурный медикус в тот момент на месте, а не на празднике, юноша не избежал бы принудительного принятия успокоительного, поскольку ни один нормальный молодой человек не стал бы устраивать у постели упавшей в обморок девицы спектакль со слезами и самообвинениями.

— Это я, это я во всём виноват, — убивался бедняга, роняя крупные слёзы на ковёр, хлюпая носом и дёргая себя за волосы. — Ах, если бы догадался тогда предупредить о манерах дедушки, она бы не позволила ему связать себя с Лейаном. И теперь...

Всякий раз, доходя до этого места в монологе Тори — а это был именно он — окончательно терял над собой контроль и ревел как маленький только что осиротевший мальчик.

В таком состоянии его и застал заглянувший в лазарет по пути на посвящённый окончанию Турнира праздник мастер Ловаэн — обладатель роскошной гривы золотисто-рыжих волос и неясной половой принадлежности.

— Тори? — весело спросил маг. — Почему не на пирушке?

— Я не могу, — всхлипнул полукровка. — Эвиана... так и не очнулась...

— Да? — заинтересовался Ловаэн. — Надо взглянуть.

Под взволнованными взглядами Тори мастер целитель привычно и ловко осмотрел девушку.

— Тут замешаны сильные нежные чувства. Не скажешь, к кому? Это могло бы помочь.

— Она любит Лейана, — наивно сдал подругу полуэльф. — Очень-очень сильно!

— Победителя Турнира? — удивился маг. — Давно?

— Давно, — вздохнул Тори.

— Чувства, хм, взаимны?

— Нет. Он девушками не интересуется.

— Совсем? — оживился мастер целитель. — Ну и молодёжь пошла! А с виду-то и не скажешь.

— Ой, вы не так поняли! — поспешил развеять иллюзии мага-наставника полуэльф. — Лейану нравятся девушки, но он говорит, что пока не закончит обучение, ни с кем заводить отношения не станет.

— Распространённое заблуждение, — заметил Ловаэн. — Разве сердцу запретишь любить? Впрочем, думаю, молодой человек уже понял свою ошибку, раз ушёл с ристалища с Королевой Турнира. Очаровательная вышла пара, надо сказать.

— Их видела Эвиана, — убито проговорил Тори.

Целитель победно щёлкнул пальцами.

— При осмотре я обнаружил следы неизвестного стимулянта. Побочные действия препарата с одной стороны и измена возлюбленного с другой вызвали искусственный сон. Скорее всего, с ней ничего серьёзного, но мне придётся связаться с семьёй, чтобы уточнить историю болезни.

— Только не говорите им про Лейана, — горячо попросил полуэльф. — Это секрет!

— Никому не скажу, — не моргнув глазом солгал рыжий целитель.

Кальдана Рицера, Красная ведьма, за мгновения до исполнения желания

...Полночь. С грустью она понимает, что не готова.

— Ты сбежишь со мной?

— Да, моя Королева.

В его словах слишком много приторно-сладкого яда чёрного колдовства. Она заглядывает в его чудесные синие глаза... и находит в их глубине лишь покорность агнца, ведомого на заклание.

"Все мосты сожжены. Отступать некуда".

Кальдана смахивает подступившую слезу и начинает превращение.

— Не смей!

Гневный возглас из-под потолка ломает планы ведьмы. Она задирает голову и видит висящую в воздухе светловолосую девушку. Её лицо пылает праведным гневом, глаза мечут молнии, а за спиной раскинуты чёрные, под цвет короткой туники, крылья.

"Ангелица, явившаяся покарать демона. Какая безвкусица!"

От кожи девушки исходил бледно-серебристый свет.

Красная ведьма грубо отстраняет любовника, тот ударяется головой о ствол дерева-декорации и теряет сознание.

Алое платье рвётся в клочья, плоть плавится и застывает в новой форме.

— Кто ты? — шипит Кальдана-чудовище.

— Я — богиня-из-машины!

А что? Раз уж я в театре, то и действовать должна по-театральному.

— Богиня? — расхохоталась злодейка. — Не много ли на себя берёшь?

Я плавно спланировала на сцену, в который раз оценив преимущества нового — и хорошо бы временного — облика.

— Коли беру, значит дюжу. А вот ты себе не по желудку добычу выбрала.

— Ты о нём? — насмешливо спросила ведьма, указывая когтистым пальцем на лежащего без сознания Лейана.

— О нём, — невозмутимо ответила я.

Красная ведьма облизнула губы.

— Ещё немного, и он отдался бы мне. Сама посуди, нужен тебе такой мужчина или нет.

Ярость горячей чёрной волной накрыла меня с головой.

"Порождённой ли чёрным колдовством твари судить, на что годен мой супруг-северянин?"

Взмах крыльев, замысловатый пасс, и вот - в моих руках прекраснейший клинок, скованный из отрезка лунного луча.

Красное колдовство не властно над лишённой плоти.

Череда ударов, быстрых и точных...

Женщина-бабочка наколота на сияющую иглу.

Осквернённая плоть Красной ведьмы сгорела в холодном голубом пламени. Остриём меча я пошарила в пепле и нашла надтреснутый будто бы стеклянный шарик грязно-кровавого цвета.

"Мило. Мой первый трофей".

Шарик почти ничего не весил, а когда я подбросила его на ладони, исчез. Однако у меня тут же возникло чувство, что так просто от него не избавиться.

При беглом осмотре ничего страшного к моему облегчению у Лейана не обнаружилось. Более того — по пробуждении он даже не будет ничего помнить из произошедшего после Турнира, так удачно наложились друг на друга чары Кальданы и удар по голове.

Расставаться — возможно навсегда — с могущественной формой было трудно, но я не собиралась становиться духом или чем-то наподобие. Без плоти магичить, конечно, сподручнее, но как-то неправильно, не по-человечески.

"Лучше уж я по старинке".

В конце концов, изначально слабый дар ещё никому не мешал стать искусным и уважаемым магом. Нужно лишь продержаться в Школе до ритуала Высвобождения.

Я в последний раз взмахнула крыльями, погладила эфес лучистого клинка, насмотрелась на бессильного Лейана, — словом, сделала всё, что могла и хотела перед полным слиянием с материальным миром.

Однако внезапно...

— То есть как это я не могу вернуться?!

Эпилог. Предсказуемое решение

Беловолосый юноша, ещё недавно звавшийся Ифио Таримским, осторожно постучал в деревянную дверь, украшенную резьбой в виде лилий и чертополоха.

В первый раз его проигнорировали.

И во второй.

В третий же...

— Надеюсь, у тебя очень важные вести, — холодно проговорил Иантэ.

— Простите, — юноша стыдливо отвёл взгляд: из одежды на "мизерикордии" был лишь распахнутый шёлковый халат.

— Экий нежный. От жены своей в постели тоже бы отворачивался?

Уже-не-Ифио смолчал. Он давно подозревал об истинной природе своенравного мага, но только сейчас получил шокирующее и недвусмысленное доказательство.

— Эвиана заболела. Семья только что забрала её из Школы.

— Зря. Каким бы искусным не был их целитель, происходящего с ней он не поймёт и лишь сделает хуже. Не хотела бы оказаться на месте бедняжки в ближайшие недели две.

— Вы предпримете меры?

— Зачем? — искренне удивилась Иантэ. — Само образуется.

Эпилог. Под тремя лунами

Меня много кто приходит навестить.

Принцесса Нимфея в сопровождении Алии и Ульдерики.

Карина и Розалина, девушки, с которыми я проходила отбор в "мизерикордию".

Иантэ — два раза, зато каких!

Тори — каждый день. Иногда вместе с Гальраном.

Однажды соизволил появиться Лейан. Сидел у моей постели, пока брат не прогнал его.

Я же сама...

...убиваю день за днём за чаепитием в беседке, построенной на крошечном островке в море тьмы. Компанию мне составляют Сарьлиан (смуглый тип с чёрно-белыми волосами, сын древней королевы и вообще-то давно мёртвый) и личность, имеющая ещё меньше прав досаждать живым.

— Корвиан, передай сахар.

— С удовольствием, Принц.

— Как в вас только влезает, — привычно ворчу я.

— Пять часов — время пить чай, — то в шутку, то ли всерьёз говорит Сарьлиан.

Проблема в том, что в этом месте с некоторых пор всегда пять часов.

"Угораздило же нашему семейному целителю наложить на моё тело печать. Жди теперь, пока она не истончится".

Когда заявляется таинственный страж Принца, мне и Корвиану приходится прятаться в какой-то тёмной и тесной норе. Очень неприятный и бесполезный опыт, признаюсь.

Но — так надо.

В перерывах между прятками мы любуемся тремя лунами, пьём чай и ведём очаровательные светские разговоры. Сказывается разница в годах рождения, однако общие темы худо-бедно удаётся находить.

Иногда Корвиан учит меня жизни и вообще.

— Твои видения и крылья две стороны одной медали. Я знаю это, потому что у меня похожий дар.

— Ну и как, принёс он тебе счастье?

Он удивлённо смотрит на меня, хмыкает и честно признаётся:

— Нет.

А я говорю (не без оснований!):

— Значит, плохо старался.