Сегодняшний вчерашний день

— Полегчало?

— Ты наводишь мороки? — рявкнул Янат, вскакивая и отступая на шаг назад.

— Я говорила с землей. Если бы меня не изгнали, то стала бы илье, — навья взяла из сумки чашку и набрала воды из озера, затем, снова порылась в бездонных плетенных недрах и насыпала в воду серый порошок, — но земля решила иначе. И я не хочу, чтобы ты действительно стукнул меня по голове камнем.

Аборигенка вылила получившуюся кашицу в миску и стала перемешивать с улитками. Янат сел на каменную плиту, скрестив руки на груди. Он вынужденно признал, что аборигенка в данной ситуации ведет себя умнее, чем он, представитель развитой цивилизации, позволяя ему спустить раздражение, но при этом никому не причинить вреда.

Ян вежливо улыбнулся:

— Задавай вопрос.

— Ты ведь не человек? Слишком уж быстро оправился от яда.

— Как сказать... мои родители, один из них не человек. Поэтому я такой. Илье — ваши жрецы? Они служат земле?

Но навья, похоже, потеряла интерес к разговору, и последние вопросы Яна стойко игнорировала, предложив вместо ответов поесть. Она первая взяла улитку и спокойно отправила ее в рот. Чуть поколебавшись, Янат последовал примеру аборигенки.

Мясо напоминало безвкусное желе, не обладающее сколь-нибудь ярким вкусом, но серая кашица, покрывающая его, давала кислинку. Она же, судя по всему, умертвила улиток до того, как путники приступили к трапезе.

Янат быстро наелся. Он удобно устроился на камнях и смотрел на озеро, любуясь мерцанием грибов и танцующими на стенах пещеры бликами от воды. Навья тщательно вымыла миски и снова спрятала их в сумку. Ян лениво, вполглаза следил за ее действиями и думал о том, что будет дальше:

— Меня зовут Янат, можно Ян, — негромко произнес он.

— Мусса, — ответила аборигенка, — теперь нам нужно поспать. Потом поплывем дальше.

— Я посторожу.

Навья впервые улыбнулась и покачала головой:

— Не имеет смысла. Червя ты не услышишь, а больше здесь никого нет. Спи, человек. Нам будет трудно на новом месте. Там мы снова окажемся каждый сам по себе.

Янат расценил слова девушки как знак доброжелательного отношения и устроился на двух относительно плоских каменных плитах. Мусса скоро уснула, а Ян все ворочался, пытаясь придумать хоть какой-нибудь способ добраться до базы живым.

Ему снился Кэро. Живой и невредимый. Он с виноватым видом о чем-то говорил, но Ян не понимал о чем, его переполняла ненависть. Хотелось схватить камень побольше и с размаху опустить на голову друга. Он не понимал, что с ним твориться, почему его обуяло бешенство вместо искренней радости, видел вблизи черные глаза Кэро, его губы шептавшие: 'Янат сохо' и кричал от боли, разрывающей грудную клетку, выворачивающей его спазмами наизнанку.

Ян сел рывком, прижимая руки к животу. Видимо, желудок, ослабленный ядом не смог переварить грубую пищу, и он теперь мучился острым кишечным расстройством. Улитки не пошли впрок. Несколько часов Ян провел в метаниях по берегу озера, в поисках укромных мест и горьких переживаниях, вкупе с натуральными мучениями.

Измученный, злой и вымотанный он плелся назад к лодке, как вдруг увидел блеклое сияние, исходящее из черной норы в задней стене пещеры. Сперва, в нем проснулось любопытство, которое мгновенно угасло, стоило предположить, что это может быть. Припустив по берегу, подворачивая ноги и спотыкаясь, Ян тихим шепотом звал навью. Как оказалась она уже отвязывала лодку, быстро и сноровисто. Он помог оттолкнуть ее от берега и шустро запрыгнул внутрь, разом забыв обо всех недомоганиях.

Мусса встревожено смотрела в сторону нор, активно работая веслом. Янат вцепился в бортики лодки и наблюдал, как из круглого хода выползает нечто огромное, молочно белое, рыхлое. Червь весь блестел, как будто его облили густым сахарным сиропом. Тысячами вспышек отражалась от его туши смесь из кристалликов и подтеков слизи, переливалась в сиянии грибов, окружала светлым облаком длинное подвижное тело. Это выглядело бы невероятно красиво, не будь у червя тупого рыла, которое слепо тыкалось по сторонам и маленького ротового отверстия, из которого текла желчь, ядовитая для людей и навий. Но они уже отплыли достаточно далеко, чтобы он мог представлять угрозу, и теперь просто разглядывали монстра, пока течение постепенно сносило их в сторону реки, подхватывая и увлекая вперед.

— Думаю, червь будет разочарован, — пробормотал Ян, снова почувствовав резь в желудке, — его ничего интересного на берегу не ждет.

Аборигенка внимательно посмотрела на него:

— Почему ты не разбудил меня? Я дала бы лекарство. Посиди ты там еще немного, и пришлось бы догонять лодку вплавь. Впереди нет пещер, теперь только река. Но нам не так долго плыть, дотянем как-нибудь...

Ян пожал плечами и проводил взглядом исчезающее с поворотом реки озеро.

20 глава

Янат сидел в лодке, подперев подбородок рукой, и вяло переводил взгляд с одной стены тоннеля на другую. С происшествия на подземном озере прошли примерно сутки, а может уже и двое, он затруднялся сказать точно, поскольку под землей даже время текло как-то иначе. Будь у него хотя бы плохенький коммутатор или миникомп-мобилка, да самый обыкновенный встроенный передатчик или, что там выпендриваться, простые часы, Ян чувствовал бы себя значительно лучше. Не увереннее, но точно уж не таким потерянным в координатах и временных отрезках.

Однако кроме одежды у Яната не было ничего. Все его приборы, передатчик, инструменты и другие полезные штуковины (как любил говаривать Кэро) навьи изъяли надцать дней назад и вероятнее всего выкинули. Что они сделали с телом его напарника, Ян старался не думать. От таких предположений тошно становилось до невозможности. Если к мысли о растерзанной плоти малиновки подброшенной в качестве отвлекающего маневра на берег реки, Янат относился философски, то мертвое лицо Кэро сохо стало для него настоящим кошмаром, который преследовал ночью и днем. Сны с птаирианцем, очень даже живым, постоянно пытающимся передать ему какое-то сообщение, прикосновения, казавшиеся слишком реальными, чтобы быть правдой... Ян совершенно измучился, но не искал выхода. Подозревал, что это Навь играет с его психикой, и старался просто не сдаться. Хотя бы не сдаться.

Планета или ее духи многих свели с ума, а теперь Янат на своей шкуре испытывал прелести клаустрофобии, ночных видений. Он был упрям и зол, за счет чего пока и боролся, но ничьи нервы не выдержат слишком долго на голом энтузиазме.

Зато Мусса стала немного приветливее, пусть затянутых диалогов по-прежнему не поддерживала, вопросы игнорировала и вообще вела какую-то свою тайную жизнь, полную непонятных ритуалов и медитаций на грани ступора. Лодка, их общее жизненное пространство, неслась вперед, не давая никому из них возможности уединиться. Зачастую они вежливо, но напряженно молчали, или нейтрально улыбаясь, думали-думали-думали каждый о своем. К тому же, Мусса могла прочесть мысли Яна, когда хотела, даже если и убеждала его в обратном. Янат на сей счет был настроен весьма скептично. Кто ее знает?

Слова... слова — вода. Она видела его размышления образами, в чем сама пару раз таки призналась. Один коротенький разговор, который дал ему массу информации об аборигенах и снова пробудил манию преследования. Тогда аборигенка и сказала, что сны Яна слишком ярки, назойливы и сами лезут в ее голову.

Янат вроде верил словам девушки, ее заверениям, а вроде и не верил, поэтому ждал, когда вскипит и выплеснется его паранойя. Ему было то страшно, то тоскливо, то невыносимо скучно. Он не мог ничего изменить, ничего сделать, только смотреть бесконечно на темную быструю воду и серые в тусклом свете грибов стены.

Янат надеялся, ему хватит мужества принять то будущее, что ждало впереди. Он много думал о доме, поскольку изо дня в день разрабатывать неосуществимые планы побега бессмысленно. Вспоминал родных: отца, мать, сестру. Часто задумывался о судьбе Инги и, пожалуй, впервые признался самому себе — ее участь его волнует, но он не верит, что бывшая напарница жива.

Ян ловил себя на попытках произнести вслух фразу: 'Я не вернусь'. Он страстно любил жизнь, и эта мысль казалась ему кощунственной, бесконечно жестокой. Все события, размышления, страхи значили одно — он уже на грани.

Семь лет, какие-то семь лет отделяли его от ловушки собственного предназначения, судьбы или, как там ее, кармы. Мерзкой старухи, называющейся повитухой, той, что внесла его, гордо держа на ладонях, в первую клетку инкубатора. Уникальный младенец с дикой планетки Янус. Жизнь среди врачей, исследователей, аппаратуры, лабораторий — многие годы. Персональная клетка, персональные врачи, персональный мир замкнутого куба. Глаза матери, в которых он видел то вину, то отчаянье, то совершенно непонятную ему гордость. И вот, обрести иллюзию свободы, чтобы по-тупому, иного определения ему не удалось подобрать, просрать ее в приключении, от которого отговаривали все кому не лень. Именно те месяцы пути дали ему почувствовать себя человеком, членом общества. Благодаря Кэро. Если бы не нелепая смерть друга... но, бесполезные мысли. Ян так и не сумел узнать, как и почему погиб Кэро. Личное поражение. Продолжения не будет, если только он не совершит невозможное и вернется. Но Янат собирался сделать куда больше.

Он прекрасно знал, его никогда не выпустили бы из исследовательских центров, в которые он раз за разом попадал, как дорогущий приз, бережно из рук в руки, всю свою жизнь, если бы не известие о его генетической неполноценности. Не сумели найти ключик и решили дать ему временную передышку. Теперь снова возьмутся за мать или Ждану, или ее ребенка. Просто они сдались, чертовы ученые, пытаясь взломать код его ДНК, и начали искать другое решение.

Ян же никогда не сдавался и ненавидел ограничения. Люто.

Сейчас ему больше ничего не оставалось, кроме как предаваться размышлениям. Почему никто из выживших не попытался вернуться на базу? Почему? Ведь были такие, он точно знал. Наверняка среди них находились люди жесткие и смелые, бунтари или просто живчики. Так почему никто не нашел дорогу назад? Там, наверху, он спросит. Нет, потребует ответа. Наверняка, кто-то в курсе, иначе и быть не может.

Когда безумие мыслей, бесконечных рассуждений и агрессия отпускали, Ян начинал рассматривать все подряд, сортируя в мозгу сведения, и раскладывая их по полочкам. Он делал свою работу. Пусть даже вот так, бессистемно и хаотично. Его безупречная память позволяла сохранить даже крупинки информации, а любые находки касаемо Нави бесценны.

Янат узнал, что пещеры и переходы естественных тоннелей тянутся километрами — настоящая сеть подземных путей. Мусса с гордостью рассказывала ему о тоннелях, не многое, но вполне достаточно, чтобы додумать самому и сложить недостающие кусочки мозаики. Вот почему навьи оставались незамеченными и неизученными. Они давным-давно научились выживать в критических условиях. Даже ядерная война, возможно, покалечила их цивилизацию куда меньше, чем считалось ранее. Имея такую кровеносную систему ходов, аборигены легко перемещались на огромные расстояния, а глубина пещер не позволяла отслеживать их радарами или более чувствительными устройствами. При таких масштабах просто нереальное занятие. Капризную природу Нави они тоже научились обходить. Если и поднимались на поверхность, то лишь в определенные периоды. Конечно в подземных реках не слишком разнообразная живность, однако, как Ян успел убедиться, опасность умереть с голоду тут не грозит. Помимо улиток, разных водорослей, рыбы, как однажды обмолвилась Мусса, аборигены разводили каких-то речных животных и даже особый вид насекомых употребляемых в пищу.

Да, они не стали высокоразвитой цивилизацией, но в условиях постапокалипсиса устроились очень и очень неплохо. У них были защищенные от внешних агрессивных факторов дома, хорошая пища, материалы для изготовления посуды и одежды. Навьи не нуждались в огне, умели лечиться травами и широко использовали яды. Кроме того, они являлись расой телепатов, и использовали свои способности на полную катушку. Их предки, как подозревал Ян, наверное, умели гораздо больше, но часть знаний во время войны была, видимо, безвозвратно утеряна. Возможно, в далеком прошлом возник изначальный конфликт, который развел навий и людей по разные стороны баррикад. Янату очень хотелось раскопать этот секрет, достать его из-под земли и пролить свет на некоторые из загадок Нави. Он даже неосторожно предположил, что война шла между расами людей и аборигенов, и задумался о том, была ли выигравшая сторона. Ян уверил себя, что большинство странностей, происходящих на планете, вполне могли стать отголосками неких утерянных либо неуправляемых технологий, и догадки, которые он пока ничем не мог подтвердить, просто сводили с ума.

А еще Янат рассматривал своды, подмечая как активна, оказывается, жизнь в безжизненных на первый взгляд камнях. Стоило внимательнее приглядеться, и вот открывался совершенно удивительный мир, совершенно не похожий на солнечный, но тоже по-своему привлекательный. В пещерах обитали маленькие жучки, черви, мотыльки и какие-то неизвестные ему насекомые побольше. Почти все они слабо фосфоресцировали, скорее всего, вырабатывали особые ферменты. Окрашенные во все цвета радуги, от бледно голубого до ярко оранжевого, они необычайно красиво смотрелись в полутьме. Но если пугались, то свечение тускнело, и жучки становились серыми или коричневатыми. Янат считал, что свечение играло в жизни этих существ роль дополнительной идентификации, как у животных и насекомых на поверхности играл бы запах.

Наблюдения помогали Яну отвлечься, подбадривали в периоды тоски. Увлекшись, он забывал все на свете и мог часами рассматривать метровых многоножек, что изящными зигзагами пробегали по отвесной скале. Удивительные твари, раскрашенные бледно-желтыми кольцами, круглыми пятнышками оранжевого по бокам и крапинками фиолетового на спинах, напоминали ему экзотические растения исторической родины.

Как ни странно, в воде живность так ярко не светилась. Янат пару раз увидел бледно сиреневую рыбу, от которой исходило слабое мерцание и все.

Мусса старалась не подпускать Яна близко, но ее добродушие и стеснительность вскоре стали ему очевидны. Напускная суровость иногда исчезала, и Ян с удивлением замечал нечто ему хорошо знакомое и человечное: страх одиночества, робость и тщательно скрываемое любопытство. Янат не спешил, хотя порой ему и хотелось надавить. Показывал свое дружелюбие мягко, ненавязчиво. Навья не верила, но на вопросы отвечала чаще. Между ними установился контакт, подобие мирового соглашения. Шаткий, хрупкий, раскачиваемый как лодка, то психозом Яната, то пугливостью аборигенки, однако он возник и креп. Они вцепились друг в друга мертвой хваткой, хотя в глаза сей факт отрицали.

В тот день Янат был подавлен и хмур. Улиток он больше не ел, а водоросли отвратительно пахли, и по вкусу напоминали пластиковую тарелку. Голод, уныние, раздражение заставляли Яна искать себе хоть какое-нибудь развлечение. Он совершенно потерял ориентацию во времени и пространстве. Попытался было сосчитать, как долго они находятся в пути, неразборчиво бурча под нос, но вскоре с досадой признал, что занятие это гиблое. Однообразие медленно превращалось в пытку. В тоннеле, по которому они плыли, его любимцев многоножек не стало, камни оказались блеклыми и безжизненными. Даже величественные башни, спирали и конусы сталактитов набили оскомину.