| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вокруг поднялась суета.
— Господин снова потерял сознание! — испугались слуги.
Но это было не так. При падении Хайнэ сильно ударился головой о мраморные плиты, облицовывавшие купальню, и теперь перед глазами было темно, однако он оставался в сознании.
Он попытался встать и не смог — ноги дрожали и отказывались его слушаться.
Хатори обхватил его за пояс и помог подняться.
"Это всё слабость из-за болезни", — растерянно подумал Хайнэ.
— Хочу выйти в сад, — сказал он.
Вцепившись в Хатори, он смог добраться до веранды, сел на каменные ступени и с тоской посмотрел на солнце, которое поднималось всё выше и выше и заливало ярким светом первые весенние цветы, в изобилии распускавшиеся на месте не так давно растаявшего снега.
— Нужно сказать Иннин, чтобы она ехала с Верховной Жрицей во дворец, -проговорил Хайнэ, стараясь придать своему голосу как можно более безразличный тон. — Нельзя упускать такую прекрасную возможность расстаться с ней как минимум на двенадцать лет.
— Она не поедет с нами? — спросил Хатори.
— Нет, она останется в столице, чтобы стать жрицей.
— Жаль.
Хайнэ вздрогнул.
— Она тебе так сильно нравится? — спросил он с наигранным смехом.
— Она мне нравится, — серьёзно подтвердил Хатори.
В груди у Хайнэ заныло от мучительной ревности.
"Это не потому, что с ней интереснее, — подумал он, стараясь себя успокоить. — Может, он влюбился в неё?"
И заметил, как был невзначай:
— Жрица не может иметь ни любовников, ни детей. И развлекаться ей не положено, какая скучная жизнь! Интересно, только если тебе нравится всем приказывать. Впрочем, Иннин как раз такая.
Тут из дома начали выходить прислужницы Верховной Жрицы, чтобы подготовить экипаж к отъезду, и Хайнэ понял, что времени на раздумья у него больше нет.
Он снова вцепился в Хатори.
— Пойдём в столовую комнату, я ужасно голоден!
Было около десяти часов утра, сестра уже должна была спуститься. Дети, не прошедшие церемонию взросления, завтракали и обедали отдельно от взрослых, и поэтому Хайнэ и Иннин, оставаясь на это время безо всякого присмотра, не упускали открывавшихся возможностей и каждый раз устраивали очередное "сражение" не на жизнь, а на смерть, в ходе которого оружием служили и столовые приборы, и блюда, а проигравший был вынужден скрыться в купальне и отмывать пятна "крови", или, точнее, соуса и фруктового сока.
Один раз наставница застала их за этим занятием, и последовал грандиозный скандал. Иннин ругали даже больше: как может она, наследница благороднейшего семейства, подражать в своих играх наиболее грубым простолюдинам, которые любят устраивать шутовские сражения на палках, потому что не обладают более тонкой, более могущественной силой стихий? Она, будущая жрица!
Эти слова произвели на Иннин впечатление, и на какое-то время обеденные битвы прекратились, но потом всё как-то незаметно вернулось на круги своя.
Хайнэ вспомнилось, что те несколько недель, когда сестра вела себя "благоразумно", он почти скучал по всегдашним перепалкам.
Сейчас Иннин сидела одна в большой столовой, где, по случаю солнечной погоды, распахнули огромные окна во всю стену, больше напоминавшие двери, чтобы можно было любоваться расцветающей природой.
Солнечные лучи свободно лились в зал, падая на расстилавшийся по полу подол накидки, которую Иннин не соизволила даже завязать — просто небрежно накинула поверх рубашки и штанов.
Увидев брата, она вздрогнула и как будто оцепенела, но потом чуть подвинулась, освобождая проход.
Хайнэ сел на пол по другую сторону широкого низкого стола, уставленного блюдами. Иннин смотрела неподвижным взглядом на чашу с фруктами, и было странно не слышать привычных язвительных замечаний по поводу выбора того или иного кушанья.
Так прошло несколько минут, в течение которых Хайнэ не мог заставить себя пошевелиться.
А потом он, сделав над собой усилие, протянул руку, схватил кусок порезанной агуалы и что было силы запустил им в сестру, как в прежние времена. Иннин, не ожидав такого, вскочила на ноги и резко потянулась к вазе с фруктами, чтобы отомстить, но так и застыла на месте, подняв руку.
По её бледно-голубой нижней рубахе расплывалось малиново-красное пятно.
— Ха-ха-ха, — засмеялся Хайнэ. — Я испортил сестрице платье, как же она поедет во дворец? Она не успеет переодеться, и придворные дамы будут кривиться: фи-фи-фи, какая неаккуратная, грязная, как простолюдинка! Впрочем, ты можешь надеяться, что дамы тебе ничего не скажут, ведь они слишком воспитаны, чтобы говорить прямо.
Он довольно ухмыльнулся, почти дословно повторив ту фразу, которую сказала ему сестра накануне.
— Я никуда не поеду, — произнесла Иннин, побледнев.
— Как это не поедешь?! — Хайнэ изобразил на лице изумление. — Ты не можешь! Ты же сама сказала ночью, что собираешься во дворец! Я выздоровел от одной только мысли, что больше никогда тебя не увижу!
Иннин впервые на памяти брата заметно растерялась.
"Я победил. Я решаю, как всё будет", — подумал Хайнэ, и эта приятная самолюбию мысль принесла некоторое облегчение.
— Ну уезжай же, ты мне так надоела, — прошипел он. — Или ты согласилась со мной, что дворец некрасив и неинтересен, и больше туда не хочешь?
Он снова засмеялся.
Иннин бледнела всё больше и больше.
— По-моему, ты раздумал умирать, — наконец, проговорила она сквозь силу.
— Даже не сомневайся, — заявил Хайнэ, скрестив на груди руки. — Теперь, когда я больше не увижу рядом твоего лица, желание жить кипит во мне, как огонь — в телах подземных духов.
Иннин вдруг повернулась и посмотрела на Хатори, который всё это время ходил по комнате и с совершенно бесстыдным любопытством изучал детали обстановки — разглядывал узоры на стенах, принюхивался к цветам, вертел в руках статуэтки с алтаря. Больше всего, судя по всему, его заинтересовал кинжал в богато украшенных ножнах — символическое подношение Хатори-Онто, приготовленное для празднования Великой Битвы и неизвестно почему оказавшееся в столовой. Вероятно, Иннин, которая в день праздника вместе с другими старшими дочерями должна была положить дар к статуе демона, чтобы отвратить его гнев от своей семьи, зачем-то принесла кинжал с собой...
— Я должна ехать? — спросила Иннин у Хатори, неизвестно с чего решив, что именно он может дать ответ на этот вопрос.
Тот взял в руки кинжал и повернулся к ней.
— Отвечу, если подаришь, — заявил он.
Хайнэ показалось, что его окатили ледяной водой.
Сестра тоже переменилась в лице. Неудивительно: до этого она считала мальчишку немым, а теперь он заговорил, да ещё как! Вместо того, чтобы порадоваться оказанной ему чести, он попросил, нет, потребовал себе в подарок ценную вещь, приготовленную для церемонии...
В этой ситуации слова наставницы о беспримерном нахальстве уже не казались преувеличением.
В следующую минуту Иннин, справившись со своими чувствами, подошла к Хатори и выхватила кинжал из его рук.
— Нет уж, сначала ответь, а потом я решу, что с тобой делать, — произнесла она таким тоном, что у любого другого человека застыла бы кровь в жилах.
Вероятно, она до сих пор не знала о решении матери и собиралась приказать Хатори высечь, что было бы, по справедливости, заслуженным наказанием.
Однако тот отнюдь не выглядел напуганным или смущённым.
— С твоим братом всё будет хорошо, — уверенно сказал он, глядя Иннин в глаза. — Он не умрёт.
"Да откуда он может знать?" — подумал Хайнэ горько.
Но сестра, очевидно, ждала этого призрачного подтверждения её надежд, потому что на лице её отразилось облегчение. Она подошла к Хатори и отдала ему кинжал.
— Забирай, — сказала она. — Но это не за то, что ты сказал слова, которые мне хотелось услышать, а за то, что принёс моего брата домой. Ты же ждал награду? Она твоя. Этот кинжал мне всё равно не понадобится, потому что никто из нас не сможет присутствовать на церемонии. Взамен этого я буду молиться за мою семью в Храме.
С этими словами она развернулась и выбежала из комнаты.
И Хайнэ понял, что добился своей цели, вот только впервые вкус подобной победы был настолько горек.
* * *
Экипаж Верховной Жрицы был уже приготовлен к отъезду, поэтому времени у Иннин почти не оставалось. Всё произошло слишком неожиданно, слишком быстро, и она пребывала в некоторой растерянности из-за того, что в последний момент переменила решение, но именно в эту минуту душевного оцепенения страстное стремление к тому месту, в которое Иннин мечтала попасть с детства, пересилило всё.
"Это моё предназначение, — сдалась она. — Пусть будет так".
Она рывком распахнула двери в покои, в которых ночевала Верховная Жрица, и замерла на пороге.
Гордость мешала ей что-нибудь сказать, но, к счастью, Даран всё поняла без слов.
— Я уже спускаюсь. Опоздаешь сесть со мной в экипаж — будешь ждать перед воротами несколько суток, потому что времени выходить и встречать тебя у меня не будет, а просто так тебя никто не пропустит, — заявила она с лёгкой усмешкой. — Так что собраться и переодеться ты не успеешь, поедешь такой замарашкой, какая есть. Но это только твоя вина, мы могли бы отправиться ещё ночью.
Иннин вспыхнула.
"За что она меня так ненавидит? Что я ей сделала?! — промелькнуло в голове. — Почему ей так нравится унижать меня?!"
Точно так же было и позавчера.
И в то же время Верховная Жрица специально приехала, чтобы забрать её с собой во дворец...
Однако времени на размышления не было.
Иннин стремглав бросилась в свою комнату, чтобы захватить с собой хоть что-то — получается, сейчас она уедет на много лет, и в первые годы не сможет даже выйти за пределы дворца, а ей не дают даже несколько минут для того, чтобы собрать вещи.
Она окинула взглядом комнату, торопливо схватила первую попавшуюся накидку, потом выпустила её из рук. Нет, так даже хуже. Лучше уж не брать с собой ничего.
Не удержавшись, она всё-таки прижала к груди тяжёлую книгу в роскошной, украшенной драгоценными камнями обложке — свой любимый роман о приключениях принцессы Амасты, и выскочила в коридор.
Через раздвинутые на террасу перегородки она увидела, что Верховная Жрица уже садится в экипаж.
"Я даже не успею ни с кем попрощаться, — поняла Иннин, и её охватили горечь и возмущение. — Почему она так со мной поступает?!"
Закусив губу, она выскочила на террасу и, перегнувшись через деревянные перила, посмотрела вниз.
Высота показалась ей не такой уж большой, особенно по сравнению со Срединной Стеной, и Иннин, перебравшись через перила и повиснув на руках, спрыгнула вниз, однако упала как-то неудачно, разбив в кровь колени и локти.
Кто-то из слуг, увидевший это зрелище, вскрикнул, но Иннин только сильнее стиснула зубы, поднялась на ноги и, хромая, бросилась к экипажу.
А Верховная Жрица как будто даже не заметила её.
— Трогайтесь немедленно, — приказала она, усаживаясь внутрь.
Главные ворота были уже распахнуты.
"Ненавижу! — яростно подумала Иннин. Ушибленная нога сильно болела, и по руке струилась кровь, но девочка продолжала бежать. — Ненавижу её!!!"
И вдруг она увидела брата.
Не успев ни о чём подумать, Иннин подскочила к нему, торопливо сунула ему в руки книгу и, задыхаясь, проговорила:
— Держи. Я уезжаю, так что она теперь твоя, и все мои остальные вещи — тоже.
Она хотела бы прибавить что-то ещё, но времени не было.
Запрыгнув в экипаж буквально в последний момент, Иннин рухнула на сиденье, и в это же мгновение лошади тронулись.
Верховная Жрица сидела напротив неё, надменно улыбаясь.
Иннин бросила на неё косой неприязненный взгляд.
— Переживаешь, что всё произошло так быстро, без красивой церемонии, полагающейся в таком случае? — усмехнулась Даран. — О, поверь мне, теперь их в твоей жизни будет очень много, не о чем жалеть.
— Это несправедливо! — не выдержала Иннин. — Теперь я много лет не увижу никого из моей семьи, а я даже не смогла с ними попрощаться!
— Они больше не твоя семья, — хладнокровно возразила Верховная Жрица. — У тебя не будет ни семьи, ни любовников, ни детей. Это — только первая жертва на том пути, который тебя ждёт. Не готова? Тогда возвращайся.
Она положила руку, унизанную перстнями, на деревянную дверь, как бы предлагая Иннин открыть её прямо сейчас и выпрыгнуть из экипажа на полном ходу.
Иннин стиснула зубы и, резко откинув в сторону тяжёлую шёлковую занавесь, высунулась из заднего окна экипажа.
Ворота ещё не закрыли, и она успела напоследок увидеть брата, который стоял, прислонившись к рыжеволосому мальчишке.
Вся злость вдруг куда-то улетучилась, уступив место тоске.
— Я вижу, ты уже жалеешь, — усмехнулась Даран. — Или представила себе, какая жизнь тебя ждёт? Никаких любовных похождений...
Верховная Жрица разговаривала с ней так, как будто она была глупой кокетливой девицей, помешанной только на том, как бы пополнить список своих любовных побед ещё одним разбитым сердцем.
Неужели теперь придётся терпеть это отношение до конца жизни?!
— Неправда, — возразила Иннин, с трудом сдерживая слёзы обиды. — Я прекрасно об этом знала! Мне не нужны любовные похождения!
— Не о чем жалеть, — повторила Даран, и на этот раз в её тоне впервые не прозвучало насмешки. — Однажды все принесённые жертвы окупятся многократно.
Иннин молчала, хмуро глядя на свои испачканные землёй и кровью рукава.
— Впрочем, нет, — вдруг добавила Верховная Жрица. — Это утешение для тех, кто слаб духом. А тебе я скажу по-другому. Однажды ты поймёшь, что для тебя просто не было другого пути. Не было, нет и не будет.
Иннин медленно подняла взгляд.
Верховная Жрица сидела, чуть отвернув лицо и устремив задумчивый взгляд куда-то вдаль. На её губах играла лёгкая улыбка, гордая и чуть печальная одновременно.
Придвинувшись ближе к другому окну, боковому, Иннин отодвинула занавесь и выглянула наружу. Золотые крыши дворцовых павильонов в верхнем ярусе города ослепительно сверкали в лучах солнечного света, и кони — самые быстрые кони в столице — стремительно несли экипаж к Великим Воротам.
* * *
"Ну, вот и всё", — подумал Хайнэ, когда экипаж Верховной Жрицы скрылся вдали.
Во дворе, тем временем, полным ходом шли приготовления к другому отъезду.
— Как же так? — рыдала Рису, только что узнавшая о произошедшем. — Уехала навсегда, ни слова на прощание не сказала...
— Не стоит печалиться, — мягко сказала Ниси, которая вышла во двор, чтобы отдать слугам последние распоряжения. — Так должно было случиться.
Хайнэ прижимал к груди оставленную сестрой книгу.
Он вдруг вспомнил одну из упомянутых в ней легенд: во время своих странствий в волшебном лесу, принцесса Амаста узнала историю брата и сестры, древесных духов. Они были рождены от одних родителей в один и тот же день и так сильно любили друг друга, что хотели прожить рядом не сто, а тысячу лет. Великая Богиня удовлетворила это желание, превратив их обоих в деревья с самими прекрасными в мире цветами, которые дети сестры посадили рядом в саду. Но вскоре после этого слухи о деревьях невиданной красоты дошли до правительницы провинции, и она непременно захотела, чтобы они росли в её саду. Дочь сестры была вынуждена подчиниться, однако она никак не могла расстаться с памятью о матери, и поэтому отдала правительнице лишь одно из деревьев. Первое время правительница не могла налюбоваться его прекрасными цветами, однако потом её изъела зависть: она никак не могла забыть о том, что где-то растёт второе такое же дерево, не менее красивое, чем у неё. Ей хотелось быть единственной обладательницей такого чуда, поэтому она послала своего слугу, чтобы он тайно срубил второе дерево. Однако в тот момент, когда это произошло, все цветы с первого дерева опали, и оно в одно мгновение засохло...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
