Кукла Советника

— Ф-фу, жарко-то как!

Я потеснила Сибилла у окна, а потом и вовсе распахнула прикрытые ставни. Легкий ветер осушил испарину на лбу, но по спине, из-под мышек ручьями лился пот. Покосившись на брата, начала расстегивать ворот блузы. Какая непослушная пуговица... А, это не пуговка, это жемчужина вышивки. ...А это совсем не пройма...

Я вытерла рукавом пот со лба, щек. Почему темнеет? Туча?.. Я попыталась поднять голову, но вместо этого боднула подоконник, заваливаясь вперед.

— Ти-и-м?.. Что-то мне нехорошо...

Меня перенесли на кушетку, а потом и вовсе в ванну — я узнала ее по прохладе. Обернули влажными простынями, но это не помогло остудить растекающийся внутри жар.

— Л-ле...

— Что? Лира!

— Л-ле...

Распухший язык не ворочался, но умница Тимар догадался.

— Лед! Принесите лед!

Ледяные кубики плавились, лишь раздражая. Не помогали. Да и как они, похрустывая, потрескивая, будто брошенные в стакан с кипятком, находясь снаружи, могли охладить реки и океаны огня внутри моих вен? В ушах стучало, я полностью оглохла от рева крови, туман в глазах то превращался в черноту, то слегка рассеивался, являя мне чье-то лицо, усеянное веснушками. Оно троилось, кружилось хороводом и снова скрывалось в темной пелене. Не могу, не могу больше!

Я чувствовала каждый сосуд, каждый капилляр. Кипящее масло, смола, лава в них расчерчивали мое тело прихотливой картой с центром в грудине. Сердце ухало, колотилось, сжималось, сбиваясь с ритма, я хватала воздух ртом и никак не могла надышаться, и с каждым вздохом его удавалось глотнуть все меньше и меньше...

Горю! Я вся горю!

— А что случилось с третьей женщиной, владеющей флером?

— Ее сожгли. Как шильду.

Темнота. Спасительная темнота.

Грубые пальцы раздвинули веки на левом глазу, в зрачок ударил тонкий луч света.

— Отлично.

Та же экзекуция над правым глазом.

— Чудесно.

Восхительно-холодная ладонь на шее.

— Неплохо. Как я и говорил, она справилась без противоядия. Все, ухожу.

Характерный хлопок сработавшего портала.

— Лира, Лира... Ты меня слышишь?

Я легкая-легкая, как перышко, но шевельнуться, почему-то, нет сил. Даже глаза открыть не получается.

— Если слышишь, моргни.

Напрягшись, я смогла шевельнуть ресницами.

— Слава Светлым!

После первого приема яда я провалялась в отключке почти шесть часов. После второго всего три, и конвульсии уже не были такими сильными. Через месяц я перестала терять сознание, а еще через три орать и корчиться от боли.

А этим летом снова наелась незрелой алычи, глотая ее вместе с косточками, и даже не икнула. Горсть волчьих ягод и два мухомора тоже не причинили вреда, но блевать в кустах мне не понравилось, и эксперименты я остановила.

Тимару пришлось хуже — вся его спина превратилась в одну сплошную гематому. Он бросился на мага с кулаками, требуя дать мне противоядие, когда увидел, что я задыхаюсь, и тот приложил Тима о стену, снеся им зеркало и раковину.

Я терпела свинское отношение Сибилла, даже не помышляя о мести. Он копался в моей голове, и я страдала мигренью и светобоязнью по нескольку дней. Иногда маг уезжал, забывая оставить мазь от ожогов браслета, и мне приходилось довольствоваться облепиховым маслом и пчелиным воском. Я терпела... Но, смазывая спину Тимара бодягой, пообещала себе, что когда-нибудь Змееглазый получит по заслугам.

...А живот ныл, даже не собираясь проходить. И поясницу тянуло. Да еще кололо где-то в боку, но не там, где бывает от долгого бега, а ниже, между лобком и бедренной костью. Еще и браслет жег, не смотря на то, что флер я держала запертым. Научилась за четыре года.

Дурацкий день.

Я переврала несколько дат, пересказывая Тиму события дипломатических войн между нами, райанами, и королевством Рау, ошиблась в расчетах, и гипотетический камень гипотетического требушета усвистел в гипотетические выси, вместо того, чтобы снести ворота гипотетической крепости. А защитники укрепления, соответственно, умерли от голода, потому что я запасла недостаточно гипотетических баранов и коров.

— Да что с тобой? — раздраженно отбросил бумагу с моими потугами на философские размышления Тимар. — 'Добрым словом и арбалетом...'

— А что не так? — набычилась я.

— Ты лучше спроси, что 'так', — неожиданно успокоился Тим. — Пожалуй, хватит на сегодня.

Я недоверчиво прищурилась.

— Серьезно?

— Угу. — Тимар перебирал донесения, разыскивая что-то. — Куда же оно делось?.. — заметив, что я еще сижу, цыкнул. — Я могу передумать!

— Уже исчезаю! — подскочила я. — Только книгу возьму!

— Что б полезное читала...

Это Тим о романах. Слезовыжимающие истории он терпеть не мог. Хотя, на мой взгляд, ему самому не хватало романтизма. Боги щедро отсыпали брату силы воли, не поскупились на практический склад ума, да и на внешность тоже. А вот романтизма не было. Не считая этого — ну идеальный же. Красивый, храбрый, сильный.

Уши предательски заалели.

В какой-то момент у меня сложился образ идеального мужчины, и он один в один походил на старшего брата. Глаза — чтобы темные, волосы в косе, высокий, чтобы выше меня — я к своим тринадцати вытянулась чуть ли не на три с половиной локтя, манеры чтобы аристократичные, и меня чтобы любил. Примерно так. Подозреваю, всему виной были книжки — о благородных рыцарях, Искусниках, магах, драконьих Всадниках и прекрасных принцессах. Хотя на принцессу я совершенно не тянула — тощая, костистая, одни локти да коленки, как у кузнечика. С другой стороны, на рыцарей я уже насмотрелась — и ни одного благородного на всю казарму не встретила. Мага, как и Искусника, я знала только одного, но ни первый, ни второй восхищения не вызывали. Умели они многое, но как люди — те еще сволочи. Сибилл особенно. Эх...

И даже если предположить, что мне встретится книжно-правильный анахронизм (какое я слово знаю!) с букетом цветов и романическими бреднями, жаждущий лобзаний и объятий — да я сбегу от него раньше! Или убью, если тронет. Что-то сдвинулось у меня в сознании после встречи с мантикорой, после горы трупов, рядом с которой я просидела несколько часов, дожидаясь помощи, и мысль об убийстве перестала вызывать дрожь в руках.

Книги стояли на полках корешок к корешку, тускло поблескивая золотым и серебряным тиснением. Люблю запах бумаги, краски, кожи обложек. Даже запах книжной пыли люблю, хоть и чихаю от нее, как от перца. Новые тома появились в библиотеке в прошлом году, и разительно контрастировали со старыми, с их ломкими порыжевшими страницами и потрепанными переплетами. Граф расщедрился. Галия давно их все перечитала, еще до зимы, у меня же времени на блаженное ничегонеделание было гораздо меньше. Сегодня, например, первый свободный вечер за... Дайте, Светлые памяти... За все лето, кажется.

Я потянулась за книгой на верхней полке и охнула, когда резкое движение отозвалось болью в боку и спине. Если до утра не пройдет, придется идти к лекарю. ...Обещая страшные кары, если он кому проболтается. Раз уж меня после простого отравления заставили вырабатывать иммунитет к ядам, то от боли в животе и разрезать могут, дабы проверить, что не так. Я потерла ноющее место и подтащила к стеллажу приставную лесенку.

Глаза разбегались. Что бы выбрать? О пиратах? О степных варварах? О Рау, где, говорят, чуть ли не каждый первый имеет слабый Дар?

Больше всего было книг о Меотских копях и эльвах — Галия обожала эти истории. Но, несмотря на то, что подборка отвечала ее вкусам, мне нравилось представлять, будто Йарра купил их для меня — тисненые серебром тома заняли места на полках незадолго до моего двенадцатого дня рождения.

24

— Ты глубоко дышать, — в сто двадцать пятый, наверное, раз начал Учитель Рох. — Медленно. Вот так, да. Дышать и видеть океан. Чувствовать прохлада, слышать прибой. Зачерпнуть в ладонь. Вода принимает любая форма, тело — сосуд.

Раскоряченный до невозможности.

— Ты опять отвлекаться!

Бах!

Чашку на голове я удержала, лишь зло сощурила глаза. Дышу... Честно пытаюсь представить никогда не виданный мною океан. Крики чаек, соль на губах, пенные барашки волн. Тонущее в воде небо, необъятное, багряно-алое от купающего в закате солнца. Облака кроваво-красные, будто объятые пламенем. Горячие на вид, они переливаются по краям золотом и пеплом, как угли в камине.

Бах!

— Не так! — взъярился, чуть ли не затопал ногами Рох. — Не так!

Тренирующиеся солдаты удивленно поглядывали на ругающегося старика. Недоуменно поднял бровь капитан десятки. Порскнули в стороны оруженосцы, в свободное время пытающиеся меня копировать. Рох, понятное дело, с ними не занимался, но и не прогонял. Ухмылялся в редкие усы, наблюдая за их потугами.

— Не так! Злая обезьяна!

Я еле увернулась от брошенной в меня палки. Да что с ним?!

— Сидеть!

Сняв пиалу, я хлопнулась в пыль, приняв позу почтения — задница на пятках, ладони на бедрах.

— Ты не встать, пока не livanjo вода! — Рох даже слова мешать начал, перейдя на островное наречие. — Не gromys!

И что значила последняя фраза?

— 'Не шевелись', — одними губами перевел мне оруженосец-полукровка.

Я благодарно прикрыла ресницы.

Не тренировки, а сплошное мучение и издевательство. Я искренне не понимала, чего добивается Рох. 'Остров покоя, вокруг вода, видеть вода, быть вода', — приговаривал он изо дня в день. Воды на сухом плацу я не видела, не нюхала, не слышала. И представить себя океаном тоже не получалось. Да каким там океаном, даже лужей!

Едва сдержалась, чтобы не поерзать. К лекарю я так и не пошла, а боль из поясницы прочно переселилась в низ живота. Ноет, ноет, ноет... Покалывает иногда. Но, представив осмотр — наверняка, штаны снимать придется! — я обошлась горячей грелкой и отваром ивовой коры. Гадость — фе-е!

По утрам я чувствовала себя сносно, но в течение дня нарастала тяжесть, а вечером мне хотелось лишь одного — лечь, и чтоб никто не трогал. И грелку на живот.

Но 'никто не трогал' — недостижимая мечта. После вечера отдыха, подаренного мне Тимом, занятия продолжились в том же безумном темпе. Такое чувство, что из меня Советника сделать пытаются, не меньше. Что-то мне подсказывает, тринадцатилетние леди ведут совсем другую жизнь, не зарываясь в учебники и не потея на солнцепеке.

Рох, кстати, добился своего. Спустя пару часов на жаре все мои мысли были о глотке воды.

Интересно, а что будет, если сейчас просто встану и уйду? Выпороть меня Тим не позволит, это исключительно его привилегия, на хлеб и воду тоже никто не посадит — сбегу. Замки я научилась взламывать в два счета — а как иначе я бы читала почту графа? Дозволение просмотреть его письмо было редкой удачей, и потому читала я корреспонденцию без спроса. А однажды, не заметив печати связи, активировала вызов. Испугалась — ужас как. Но ничего страшного не произошло — Йарра похмыкал и позволил вызывать его в случае необходимости. За два года разрешением я воспользовалась лишь однажды — попросив разрешения окончательно переселить пантеру в свои комнаты. Знаете, очень странное было тогда ощущение — я, кухонная девчонка, вот так запросто вызываю графа, Лорда-Адмирала и одного из Совета Четырех. Льстило очень, да.

Порой накатывало желание рассказать ему о своих успехах — без лишней скромности могу сказать, что училась я лучше всех мальчишек-сверстников, вместе взятых. В силе я проигрывала, зато там, где требовались ловкость и скорость, они глотали пыль. Но каждый раз я останавливалась. Во-первых, стеснялась. Во-вторых, боялась нарваться на Сибилла. И, наконец, что бы случилось, застань меня Тимар? Или, Светые упаси, Галия? Графская любовница до сих злилась на меня из-за тех редких вызовов в кабинет Йарры. То, что за следующие два года мы с ним виделись всего раз восемь, не считая его прыжка ко мне с противоядием, роли не играло.

Но сейчас, чем дольше я сидела на уже занемевших ногах, тем сильнее крепло желание пожаловаться ему и умолить избавить от Роха и хотя бы части уроков. Ну их, эти Искусства! В гробу я их видала, в белом саване. И геометрию туда же, в погребальную урну. В идеале — вместе с теорией инженерно дела...

Нет, все-таки граф — это последняя инстанция. А пока попробую просто побунтовать. Или не попробую — в окне мелькнуло желтокожее морщинистое лицо. Следит, чтобы я сидела. Небось, каждую складку на моей рубашке запомнил. Чтоб его подагрой разбило...

Пришел Тим, принес поесть и буристу.

— Извини, освободить тебя не могу. Если бы не яд, — понизил он голос, — Рох бы оставил тебя без крошки еды на весь день. Чем ты его так разозлила? — Тим поднес к моим губам хлеб с ломтем мяса. Я с жадностью отгрызла кусок, прожевала.

— Не знаю.

— Врешь?

— Честно. Дай попить. — Пилюля привычно обожгла желудок.

Забавное, наверное, зрелище — длинноногий парень что-то заталкивает пинцетом в рот сидящей перед ним девчонке. Я бы посмеялась, если бы затекшие ноги так не ныли.

И голову напекло.

И в боку снова укололо — я едва сдержала стон.

Не-на-ви-жу.

Глоток воды, принесенной Тимом, лишь раздразнил.

Тщетно попытавшись вызвать образ океана, я от скуки переключилась на новобранцев, бегущих по полосе препятствий. Или ползущих — у кого на что сил хватало.

Первой препоной была насыпь в два моих роста, а за ней ров с зацветшей водой, через который нужно прыгать. Или форсировать, если не долетишь до другого края. Причем, дно и 'стенки' скользкие, глиняные, так просто наверх не выбраться. А песчинки в часах сыпятся... Не будешь справляться — переведут в училище регулярной армии. Там и препятствия проще, и смертники всегда нужны.

Справлялся, примерно, один из тридцати.

Сразу за рвом — четыре ряда частокола, каждый выше предыдущего. Последний еще и острыми шипами сверху украшен. Потом тесный тоннель — я как-то сунулась в него, проползла локтей тридцать, и поняла что задыхаюсь. А до конца было еще далеко... Гладкое бревно-стойка, на которое нужно взобраться, хлипкий дощатый мостик в две стопы шириной на высоте второго этажа, канат, чтобы спуститься всего на четыре локтя, а потом — прыгай. И снова ползи, пригибаясь под колючей проволокой, беги по кочкам; короткий отрезок по прямой, еще насыпь, и канат надо рвом — нужно пересечь его, перебирая руками. И вот он, казалось бы, финиш, но на тебя летят мешки с песком, которые ты можешь либо отбить палкой, либо попытаться увернуться.

Ах, да. Палка. Я забыла сказать, что все это время с вами древко копья весом чуть ли не в стоун.

Из десятки, проходившей полосу, за отведенное время до финиша не дошел никто. И вообще ни один до финиша не добрался.

Старый сержант, обматерив парней, отправил их к лекарю. Могу поспорить, не раньше, чем через месяц, все они окажутся либо на окраинах Леса, либо на прибрежных островах Рассветного океана — там одно за другим вспыхивали восстания. Неудивительно, если в гарнизонах такие увальни.

Я облизнула сухие, покрывшиеся корочками, губы. С завистью посмотрела на сержанта, с хлюпаньем опустошавшего фляжку. На зубах хрустел песок.